Читать книгу Король воска - Дмитрий Александрович Сладков - Страница 1

Трость с ритмичным постукиванием ударялась о разбитые плиты дорог. Она поднималась, передвигалась куда-то вперёд – а на её место неизменно вставала правая нога владельца. Левая же конечность неестественно грузно опускалась на дорогу секундой поздней – и тут же раздавался новый стук.

Полат брёл по улице города Дарес и, прикрываясь свободной рукой от обжигающе ярких утренних лучей солнца, пытался разглядеть вокруг себя хоть что-нибудь примечательное. Но большая часть того, что он наблюдал каждый день, ему противила: слишком всё уродливо и примитивно. Впрочем, как известно, мы не любим в других то, что чуем в себе: этот сорокалетний мужчина и сам выглядел не так опрятно, как ему хотелось бы. Льняная рубашка была запятнана в некоторых местах воском и жиром, а ботинки из кожи морского змея совершенно точно нуждались в полировке. И, конечно, шляпа, из-под которой проглядывали чистые светлые волосы.

Полат очень любил шляпы: не только потому что они скрывали совсем небольшую лысину на макушке, но и из-за того, что в этом городе они были чертовски редки, и непременно приковывали к себе взгляды толпы.

А внимание людей значило для него многое.

Этот калека будто бы изо всех сил старался казаться лучшей версией самого себя: трость обита серебром, шляпа сделана из тончайшего бархата, накидка выкроена из багровой ткани, а запонки рубашки ярко блестят на солнце, привлекая внимание редким материалом.

Но это парадоксальное сочетание замызганности и дороговизны уже никого не могло смутить: каждый в Даресе знал, что Полат стремится к красоте – и если уж не внутренней, то хотя бы внешней. Мог ли он её достичь? Это уже совершенно другой вопрос.

Трость ритмичным постукиванием по мостовой отмечала шаги. Один, другой, третий. Полат не торопился, внимательно разглядывал окружающие его постройки и палатки. Лето выдалось весьма жарким – и потому двери и ставни были открыты настежь, зазывая случайных путников внутрь прохладных помещений.

Первым в глаза бросился бордель и стоящая на его пороге милая владелица Лора. Она была ненамного старше Полата – и на редкость привлекательна с её длинными белыми прядями, спадающих на ягодицы, кокетливым взглядом и точёной фигуркой. Впрочем, прочие девушки в её заведении не были столь же хороши собой – и потому Полат причислял бордель к списку уродливых построек в этом городе. Хоть и со своеобразной прелестностью.

Другим не менее – а может даже и во сто крат более – уродливым зданием был банк. Сам дом можно было без преувеличения назвать прекрасным:

каменные колонны, гранитные полы и золотые колокольчики над дверью. Но Полату совершенно не нравился принцип банков: отбирать деньги у тех, у кого их и так нет. Нет. Пусть лучше несут нажитое сами, без принуждения!

Полат прошёлся ещё дальше, изредка кивая узнающим его прохожим. Так он дошёл до рынка. Пока что здесь было немноголюдно. Редкие лавочники угрюмо раскладывали товар на грубо отшлифованных деревянных прилавках, а между ними ходили заспанные стражники в одних камзолах. Они лениво окидывали взглядом товары в поисках запрещённых предметов из списка – но едва ли что-то видели.

И вдруг Полат услышал крики, шум, острую возню! Калека кинул быстрый взгляд в сторону одной из лавок – какой-то рыжий парень лет двадцати пяти брыкался, стараясь вырваться из рук стражников! Это не было красиво, не было уродливо. Здесь подошло бы другое слово.

Интересно.

Полат подобрался ближе. Стражники услышали властный стук трости и почтительно наклонили головы перед тем, кого они привыкли опасаться. Парень – по всей видимости, купец – приближения калеки не заметил. Он яростно скинул с плеча руку одного из блюстителей порядка, закричал:

– Четырнадцать месяцев я собирал это добро! Четырнадцать! Хотите у меня всё это отнять – идите в суд! Слышите? Я требую справедливого суда!

Полат подошёл совсем близко. Рыжий наконец заметил его и запнулся на полуслове.

– Мастер Полат… – обратился к калеке один из стражников. От него непривычно резко несло луком и сыром. – Этого человека приказано… Ну, в тюрьму, значится. Это легко, это мы мигом. А вот что со всем этим добром делать? Церкви отдать или, ну… Того? Надыть что-то решать.

– И вам доброе утро, господа. – калека приподнял шляпу, обводя взглядом троих мужчин. На рыжем его взгляд задержался, он рассматривал его, словно музейный экспонат: с напором и интересом.

– По поводу товара приказа, я так понимаю, не поступало? – добавил Полат поспешно. Он всегда говорил очень быстро: боялся, что мысль не поспеет за словом.

– Ничего-с. Только что этого… – стражник крепкими пальцами сдавил плечо рыжего. – В темницу. На пятнадцать годков.

– На пятнадцать! – удивился Полат. – Это за что же? Обычный ведь купец, только взгляните на него!

Второй стражник неприятно засмеялся. Выглядел он ухожено, даже молодо, а голос его был куда ниже, чем у первого:

– Он такой же, мать его трахал, купец, как и я! Ворьё поганое! Гляньте-к, мастер Полат. Эвона сколько накрадовал! Тут и часы чьи-то, и подсвешники из церкви…

– Из церкви? – недоверчиво переспросил увечный.

Полат приподнял трость, сделал несколько шагов к прилавку. Подсвечники были серебряными, с отличительным клеймом на ножке: никаких сомнений не оставалось.

Калека в пол—оборота повернулся к рыжему, снова окинул его оценивающим взглядом. Он был упрям и потому смотрел вызывающе то на стражников, то на самого Полата, скрестив руки на груди.

– Всегда знал, что ты сумасшедший, Суини. – быстро проговорил увечный. – Но красть у отца Майкла…

Полат неодобрительно зацокал языком. Юноша вжал голову в плечи, но взгляда с Полата не сводить не спешил. Он был донельзя горд – и потому не умел так просто принять поражение.

– Прошу… У меня семья… Жена, дочка. – проговорил он, стараясь оставаться спокойным. – Передайте им эти вещи! Церкви они ни к чему, а…

– А те словов не давали, подонок! – рявкнул второй стражник. Но калека остановил его жестом.

– Продолжай. – строго приказал Полат вору.

Но Суини молчал. Может, оно и к лучшему: что ещё такого он мог сказать?

Полат же подумывал о том, чтобы передать часть этих вещей семье несчастного. Как—никак, он неплохо знал его жену Иду – по долгу службы, разумеется. И хотя он слабо понимал чувства Суини к ней, слабо понимал, что вообще такое любовь, он не мог не ценить эту странную привязанность. Этой женщине ещё можно было помочь – в отличие от вора. Но перед этим следовало кое—что уточнить.

– А кто отдал приказ? – обратился Полат к стражникам.

Те торопливо прислонили руки к сердцам и пробормотали:

– Святой отец Майкл Дэви Крист.

Суини побледнел. И не без причины.

Он, как и Полат, прекрасно знал, что отец Майкл – глава церкви, а значит, и всего города – был непреклонен в своих решениях. Например, однажды он велел заточить одну распутную девку в тюрьму за ересь – а когда грязь с её лица протёрли и выяснилось, что это его собственная жена, Дэви Крист своего решения не изменил. В тюрьме она и умерла. При родах.

В высшей степени справедливый и непредвзятый человек. Именно такие, как он, способны движением твёрдой руки разрушать города, а на их месте воздвигать новые, прекрасней и величественней вдвойне.

Но сейчас его непреклонность на руку не играла никому. Полату искренне хотелось помочь рыжему парню. Пятнадцать лет за воровство… Это, конечно, ничто: обычно вору отрубали руку, а то и две. Но что тут думать: раз так решил отец Майкл, значит, так тому и быть. Он, конечно, никак не мог отдать все эти вещи семье вора: страшился последствий.

– Оставьте добро здесь. Пусть тот, у кого это украли, заберёт своё. Рыжего – в тюрьму.

Услышав приговор, парень взвыл, повалился на колени и обеими руками обнял трость Полата.

– Нет, нет, пожалуйста! Я верну, я всё верну, только не дайте моим…

– Хватит. – Почувствовав за собой власть, Полат с силой ударил тростью о каменную плиту, задев пальцы рыжего. Тот коротко вскрикнул и отполз подальше, испуганно смотря на калеку. – Не смей давить на мою жалость, щенок! Если бы ты в самом деле заботился о своей семье, ты бы трижды подумал, прежде чем воровать у церкви!

Полат отвернулся. Всё это начинало ему надоедать, а значит – раздражать. Кроме того, он не хотел, чтобы стражники увидели тень сомнений на его лице: это разрушило бы тот образ, который он создавал долгие годы.

И калека щёлкнул пальцами:

– Увести. – сухо проговорил он.

Рыжий что-то кричал, пока его вели под руки в сторону тюрьмы. Но Полат его не слышал: он уходил в противоположном направлении, к городской площади и колокольни.

Чувства были смешанные. Он, конечно, сделал всё правильно: краденное – пострадавшим, вора – в тюрьму. Но что-то наполняло смутной тяжестью грудь…

Полат редко принимал по-настоящему значимые решения. Но в те редкие дни, когда это случалось, он будто бы выпадал из образа властного горожанина, становился мягок и открыт ко всему новому. Он становился уязвимым – и уже давно устал проклинать себя за эту слабость.

Полат встряхнул головой, прогоняя мрачные мысли. Площадь была уже близка: виден шпиль колокольни, увенчанный длинным металлическим шестом, и небольшая гора из сломанных телег прямо посередине. Становились слышны возбуждённые крики людей – но громче всех звучал баритонный голос самого отца Майкла.

Полат подошёл ещё ближе, растолкал толпу тростью и оказался в первых рядах зевак. Представление уже подходило к завершению.

– И низвергнуты в пучину Ада, кишащего чертями и бесами, будут те, чья душа не окажется на небесах! Те, кто отринут от себя ученье божье!

Дэви Крист стоял на перевёрнутой телеге и призывно смотрел на людей, столпившихся внизу. Возле его его ног лежала какая-то голая женщина, окружённая восковыми свечами.

– И каждый… – отец Майкл вытянул руку в указующем жесте. – Каждый из вас знает, как не дать своей душе кануть в небытие! Так подумайте, что лучше – цепляться за медяк, сберегая его для утоления земного порока или же отдать его церкви во имя спасения вечной и светлой души? Выбирайте! Выбирайте же!

Майкл Дэви Крист спрыгнул с телеги и, представ перед толпой, раскинул руки в стороны. Это был чисто выбритый жилистый мужчина среднего роста с пронизанными сединой чёрными волосами. Брови словно вороново крыло, а губы – бледны и тонки. Его руки постоянно двигались, вторя громким и напористым словам. Но куда сильнее слов был взгляд – пылкий и полный веры в свои убеждения. Впрочем, даже такой человек одевался менее броско, чем Полат – что не могло не радовать последнего.

– А теперь, – продолжил отец Майкл, понизив голос. – Настал час прощания.

Толпа притихла. Из колокольни раздался одинокий и протяжный звон.

– Вчера наш мир покинула знаменитая благодетельница Мария. Её доброта поистине…

Полат перестал слушать отца Майкла и посмотрел на женщину. Она не была красива – скорее, даже уродлива. Она была худа – пожалуй, даже слишком худа: можно было пересчитать все десять пар рёбер, выступающих через тонкую кожу. Сама кожа на вид казалась какой-то водянистой, на лице с заметно выступающим вперёд подбородком застыла гримаса предсмертного удивления, а бледные груди неприглядно свисали с боков.

Калека поморщился. И не только от вида женщины. Полат знал, что то, что собираются сделать с Марией, будет ничуть не менее отвратительно, чем она сама.

Сожжение.

У религии, основанной Майклом Дэви Кристом, был весьма занятный ритуал провождения человека в иной мир. Они не хоронили умерших – о таком этот город даже не слышал! Они предавали их огню.

Но отнюдь не каждый сожжённый мог попасть в Царство Небесное. Чтобы после смерти оказаться в лучшем мире, человек должен всю свою жизнь платить церкви дань. Тогда – и только тогда! – отец Майкл проведёт этот… Ритуал.

Полат не мог сказать однозначно, как он относился к этому действу. Считал он его красивым или же уродливым? Всего понемногу. Наверное, если б не знал того, как в самом деле совершается ритуал, он счёл бы его поистине прекрасным, возвышенным. Ведь он даёт людям надежду на жизнь после смерти, надежду на хоть какой-то смысл!

Но он знал. Не мог не знать. Ведь он – первый и единственный ученик Майкла Дэви Криста. Тот, кто унаследует эту власть и этот город.

– Полат! – раздался властный голос учителя. – Пора.

Калека кивнул и сделал шаг к телеге. Отец Майкл протянул ему руку – и, опершись на неё, Полат взгромоздился на мажару, не без труда поднялся на ноги и встал прямо над трупом.

Один выверенный, даже грациозный удар трости – и все свечи вокруг падают прямо на женщину и телегу!

Тело загорается быстро. Слишком быстро.

Полат спешно спрыгнул с телеги, поддерживаемый крепкой рукой учителя. Сзади начинал полыхать трупный факел.

Толпа ликовала. Они знали, что произойдёт дальше. Знал и Полат – и внутренне содрогался от последствий этого ритуала. Майкл Дэви Крист вновь устремил к людям руки:

– Да примет Господь её душу во владения свои! Да простит все прегрешения!

Майкл Дэви Крист вдруг прислонил палец к губам и наклонил голову, прислушиваясь. Из трупа раздавалось странное бульканье. И, только лишь выловив этот звук из шума толпы, отец воздел руки к небу.

– Господь! – хрипло прокричал он. – Эта душа – твоя! Так забирай её! Забирай сейчас!

С булькающим хрипением изо рта и носа женщины вдруг вырвалась длинная струя белого, словно снег, пара – и поднялась к небу, возвышаясь над красно—рыжим пламенем. Разномастная толпа провожала его взглядом – и, когда он окончательно растворился, взорвалась неорганизованными воплями. Дэви Кристу удалось перекричать их всех:

– Смотрите! Смотри же, Дарес! Бог взял Марию в свои владения!

Отец Майкл театрально поднёс ладонь к губам, поцеловал её и направил к небесам.

– Прощай, Мария! Да обретёшь ты вечный покой! Как и всякий, кто не жаден до злата!

Полат неодобрительно покачал головой. Всё это всё было чересчур.

Наконец, действо кончилось. Труп Марии догорал, треща и разбрызгивая пылающий жир. Толпа начала медленно расходиться, и Полат был уверен, что каждый из них задавался лишь одним вопросом: сколько получится отдать церкви до следующей зимы?

Пока Полат заворожённо смотрел на то, что осталось от женщины, к нему незаметно подошёл отец Майкл.

– Ты опоздал. Что-то случилось? – хорошо поставленным голосом спросил он.

Полат отвернулся, посмотрел прямо на учителя. Теперь его лицо не было фанатично—восхищённым – на нём виднелись лишь усталость и извращённая жизненная мудрость.

– Я встретил вора. Того, которого вы обрекли на пятнадцать лет тюрьмы.

– У меня было хорошее настроение. – усмехнулся Дэви Крист.

– Я догадался, – Полат снова кинул взгляд на догорающие останки. – И решил помочь несчастному, но узнав, что это вы отдали приказ, лишь оставил вещи тем, у кого они…

Ученик прервался, когда понял, что его речь превращается в неразборчивое звуковое месиво. Он глубоко вздохнул, поправил шляпу – и продолжил:

– Я думал, мы даём этим людям надежду. Мы ведь постоянно твердим, что вознестись может каждый – но те, кто погибают в тюрьме, этой почести лишены! Отец Майкл, зачем же мы лжём этим доверчивым людям?

– Разве ты ещё не принял необходимость обмана? За долгие годы ты, как и я, давно должен был понять одну вещь: надежда и боязнь её потерять – вот наши орудия, вот то, что держит народ в узде!

– Но ведь разве надежда не должна быть самой целью? Учитель…

Ученик прервался, когда учитель положил ему руку на плечо и посмотрел прямо в глаза. Взгляд его был на удивление тёплым.

– Полат, Полат… – отец Майкл грустно улыбнулся. – Не повторяй ошибок моей молодости. Ты пытаешься помочь всем – и неважно, достоин этот человек помощи или нет. Поверь мне: этот путь ведёт лишь к горю и разрушению.

– Но ведь вы так же спасли меня четырнадцать лет назад. Я не вижу в этом ничего плохого.

– Как не видел и я тогда. – вздохнул Дэви Крист.

– Неужели вы жалеете о том, что взяли меня на обучение?

Полат перешёл на крик, и оставшиеся на площади люди стали на него оглядываться. Надо бы держать себя в руках.

– Об этом – нет. – раздражённо ответил отец Майкл, также повысив голос. – Послушай меня наконец, Полат! Я говорил уже не раз: смотри в будущее, не забывая уроки прошлого!

– Это прошлое научило меня лишь прятать истинную сущность. – с горечью произнёс калека.

– Верно. Таков был твой урок – и на редкость жестокий, если ты спросишь меня.

Дэви Крист отошёл от Полата и взглядом указал на его трость.

– Но о том, какой мне урок преподнесла жизнь, я тебе не рассказывал.

Полат покачал головой и приготовился слушать. Отец Майкл крайне неохотно делился подробностями своей жизни – а ученик в душу своего учителя не лез. Он как никто другой знал: если человек что-то скрывает, на то есть веские причины.

Дэви Крист прокашлялся – и начал рассказ:

– Много лет назад я ещё веровал в силу своей доброты. Как и ты, я верил, что исправить можно любого.

Отец Майкл горько ухмыльнулся.

– Я был тогда горд. Пытался спасти всякого на своём пути – и каждый раз горько об этом жалел. Все, все они уходили, предав меня!

Учитель некоторое время помолчал, собираясь с мыслями. Было видно, что он старательно выбирает слова. Наконец он продолжил:

– И тогда я понял: спасение заблудших – это путь величайшей гордыни. Думать, что именно ты, и никто иной, способен повлиять на зло и направить его к свету… – отец Майкл поморщился. – Одна мысль об этом мне теперь противит. Нет! Зло всегда остаётся злом – и потому его надо уничтожать на корню!

Глаза Дэви Криста вновь загорелись огнём идеи; Полат лишь покачал головой и закатил глаза.

– Вы, отец, снова переигрываете.

– Снова? Не замечал за собой подобного. – он сложил вытянутые руки на животе.

– Как и я. До сегодняшнего дня. Но этот жест с поцелуем ладони… Я бы так делать точно не стал.

Полат снова покачал головой. Майкл Дэви Крист лишь усмехнулся.

– Вот поэтому, друг мой, именно я веду эту толпу за собой. Ты ещё не готов взять на себя эту ношу. Пока что не готов. Тебе не хватает некой… Артистичности.

Учитель сложил пальцы замком, выставив указательные вперёд.

– К слову, о ней. Я сейчас подумываю о том, чтобы сделать обращение к Господу во время великой мессы рифмованным – для большей убедительности. Что думаешь?

Полат лишь поморщился.

– Не стоит. Мне кажется, это лишит нас некой… Реалистичности. Кроме того, не нравится мне вся эта вычурность.

– Полат, слышать от тебя про вычурность… – отец Майкл холодно улыбнулся.

– Вы лучше всех понимаете, от чего она произошла. – возразил Полат.

– Верно. Понимаю. И всё же это не даёт тебе никакого права прерывать своего учителя. – сухо сказал священник.

Полат вжал голову в плечи: слова Дэви Криста ударили по самолюбию больнее хлыста.

– Вы правы, отец. Простите меня. – прошептал калека, полный раскаяния и страха перед властным учителем.

– Так-то лучше. – медленно проговорил отец Майкл.

Мария уже тлела. Кожа сгорела почти полностью, под ней виднелись обожжённые до гари рёберные кости – а за ними целые (и даже блестящие от жирной влаги!) внутренние органы. Всё дымилось.

Полата передёрнуло.

– Что ж, поговорили – теперь следует и делом заняться. – продолжил отец Майкл. – Полат, уродину в реку. Там же отстираешься – смотреть на тебя тошно!

Полат почтительно кивнул. Он давно ждал случая привести себя в порядок – но из-за количества работы такой возможности никак не представлялось.

– А эта женщина не из Десяти? Вы ведь говорили, она была из благодетельниц. – спросил ученик.

В ответ отец Майкл лишь презрительно усмехнулся.

– Она была из шлюх, притом из самых обыкновенных. О чём ты говоришь?

Полат в который раз покачал головой. Чем дольше он жил в этом городе, тем больше ему противило… Всё это. Он видел уродство повсюду: начиная с неказистых зданий, расставленных безо всякого порядка, и заканчивая собственным учителем и его ритуалами.

Но где же тогда найти настоящую красоту?

– После того, – добавил отец Майкл, – как вымоешься и избавишься от трупа, обратно в церковь. У нас кончаются свечи, надо делать новые и взять у охотников бочки с жиром – работы непочатый край! Великая месса уже близко – нам нельзя терять ни минуты!

* * *

Солнце зашло за тучи. Город Дарес, теперь не освещённый небесным светилом, казался не столько мрачным, сколько грязным и избитым. Как, впрочем, и сам Полат.

Он шёл по задворкам, волоча за собой полегчавшие останки Марии. Идти к реке по тракту долго и весьма чревато: в основном из-за нищих, заполонивших дороги. Тюрьмы когда-то были забиты такими битком – и для того, чтобы поддерживать в городе иллюзию благополучия, отец Майкл велел выставить всех погорельцев за стены города. Не сказать, чтобы Полат одобрял такое решение – но что теперь можно поделать.

Впрочем, и задворки не были самым безопасным местом для посещения: тёмные и злачные улицы полнились самыми разными личностями: от отвергаемых гениев до местных сумасшедших. Оно и неудивительно: цена на проживание в этом районе была чертовски низкой.

Полат надеялся проскочить быстро – как, впрочем, и обычно. Чтобы не привлекать лишнего внимания, калека снял шляпу. Как бы ему не хотелось выделиться из толпы, безопасность была важнее всего: в этой части города многие не любили отца Майкла. А значит, и его верного ученика.

Но без трости он идти не мог – тем более, с трупом наперевес. Поэтому каждый шаг калеки обозначался слышимым стуком металла о камень. Из окон выглядывали люди, но Полат сомневался, что кто—либо из них мог его узнать: пасмурная погода играла ему на руку.

Он уже приближался к выходу из города, как вдруг услышал голоса. Калека, конечно, прошёл бы мимо – но в разговоре проскочило знакомое имя.

– …за Дэви Кристом, всё это бесполезно!

Полат навострил уши – и подошёл к закоулку, из глубин которого раздавались мужские голоса. Прекрасно понимая, что в случае опасности он не сможет убежать, Полат прижался к стене и прислушался:

– Аверет, послушай…

– Нет, это ты послушай, Ланзо! С этим делом медлить нельзя! Как крысы, загнанные в подполье, мы ждём своего часа – но когда же он наступит? И наступит ли вообще? Такая роскошь, как время, нам недоступна!

Голос дрогнул. Раздался глухой стук.

– И, ко всему прочему, Ланзо… – вкрадчиво продолжил тот, кого назвали Аверетом. – Ты хочешь убрать старика? Пожалуйста! Вот только ты полный глупец, если считаешь, что это изменит хоть что-нибудь. За ним придёт другой, слабее духом. И тогда городом станет править не один человек – его разорвут на куски кучка зажравшихся богачей, которых Дэви Крист сейчас сдерживает! Впрочем, кому и что я объясняю…

Голос показался Полату разочарованным. На несколько секунд повисла гнетущая тишина, которую разрезало лишь сиплое дыхание того, кого назвали Ланзо:

– Но что же тогда предлагаешь ты, Аверет?

– Мне представляется… Что Дэви Криста надо использовать нам во благо. Сам того не подозревая, этот еретик станет ключом к истинной вере! Люди отвернутся от него – и тогда им понадобится новый пастырь! Что ж… Так и быть. Я займу его место. Во имя Добра.

– Во имя Добра. – растерянно вторил ему Лазо. – Но послушай… В этом плане больше изъянов, чем дырок в сыре! Толпа боготворит Дэви Криста и его ересь – они ни за что от него не отринутся! Нет, кинжал… Или яд куда как надёжней.

– Да. Ты прав. – сухо произнёс Аверет после небольшой паузы.

– Прав?

– Конечно. Кинжал в самом деле надёжней. Бекки?

В полной тишине, прерываемой лишь тяжёлым дыханием говорящих, раздался звук осторожных шагов. С металлическим лязгом из ножен выскользнул клинок.

– Нет, нет… Прошу… Я могу быть полезен! – закричал Ланзо.

– Поздно. – сухо раздалось в ответ.

Звук глухого удара тела о стену, треск черепной кости, быстрый вскрик – и спор разрешён.

Полат сглотнул накопившуюся слюну и решился выглянуть из-за своего укрытия. Он искренне волновался за этого Ланзо – и потому чувство страха отошло на второй план.

В переулке остались стоять лишь двое: Аверет, высокий мужчина тридцати лет с манерно вытянутым лицом, неухоженной бородой на одном лишь подбородке и длинными коричневыми волосами, спадающими на плечи, и, видимо, его сообщница Бекки: совсем молодая девушка с бледной кожей, впалыми щеками и тонкими запястьями, на которые она неосознанно наматывала русые волосы. Труп Ланзо сполз по стене дома, оставив на ней заметную кровавую полосу – и теперь лежал на земле так, что его сложно было отличить от уснувшего пьяницы. Короткий меч, принесший смерть идейному противнику, уже скрылся в ножнах.

Аверет вдруг повернул голову в сторону Полата – и тот быстро скрылся за углом, тщетно пытаясь угомонить колотящееся сердце. Ученик подхватил трость, поднял с земли останки – и так быстро, как ему позволяла искалеченная нога, продолжил идти в сторону реки, судорожно оглядываясь.

Стук. Стук.

Полат почти не видел, куда бредёт. Всё плыло в какой-то белесой пелене, а голова кружилась от волнения и сотен вопросов без ответа.

Стук, стук.

Кто эти люди, что они хотят сделать с Учителем? Надо предупредить его, он должен знать об этом зле, зле во плоти!

Стук. Стук, стук, стук.

Калека шёл всё быстрее и быстрее, уже не оглядываясь. Что-то гнало его вперёд, пугало до дрожи.

Трость вдруг попала в трещину между плитами, застряла там – и вылетела из дрожащих пальцев Полата! Она быстро покатилась по плитам, подскакивая, и остановилась лишь тогда, когда её прижал ботинок.

Чужой ботинок. Из грубой телячьей кожи.

Полат поднял взгляд – перед ним стоял тот самый мужчина из переулка! Он с силой толкнул Полата в грудь – и калека упал на землю, больно поцарапав ладонь о камень плит. Отполз подальше, попытался встать на ноги – но без опоры на трость лишь бессильно рухнул на колени.

Он просчитался.

– Ты всё слышал. – холодно произнёс Аверет, наклоняясь.

Он поднял трость с земли, завертел ею в сухих руках, с интересом разглядел. Его вытянутое лицо при этом не выражало никаких эмоций.

– Хорошая трость. – вынес он безучастный вердикт…

И вдруг с силой ударил ею о колено! Но дерево выдержало – и Полат облегчённо выдохнул.

– И на удивление крепкая. Так просто это сборище излишеств не уничтожить.

Аверет перехватил трость и её концом приподнял голову Полата. Калека уже знал, что его ждёт. В лучшем случае – быстрое и безболезненное избавление от свидетеля. Но если они узнают, кому он служит…

Полат, затаив дыхание, положил шляпу под рубашку. В это время Аверет обследовал останки Марии, и был так этим поглощён, что не замечал ничего вокруг. Чуть поодаль, за поворотом, ведущим в темноту, стояла та девушка, которую он назвал Бекки. Теперь, на скупом свету тёмных улиц, она казалась ещё тоньше – и ещё болезненней. Полат только всмотрелся в её исхудавшее ромбовидное лицо и опущенные тонкие веки, как тут же получил своей же тростью по рёбрам.

Калека согнулся от боли и выругался.

– Любуешься моей ученицей? – послышался голос ненавистного Аверета откуда-то слева. Потом спереди: он ходил вокруг калеки кругами. – Хотел бы я, чтобы её дух был так же красив, как и тело.

Полат распрямился, стиснув зубы. Взгляд необычайно прояснился: он вдруг увидел каждую песчинку на дороге, увидел взгляд девушки – и трость, направленную ему прямо в лицо! В последний момент он успел её перехватить – но тут же был отброшен ударом ноги обратно на землю! Шляпа выскользнула из-под рубахи, упала на треснутую дорогу.

Аверет поднял головной убор, посмотрел на забрызганный грязью бархат – а через секунду и на распростёртого на земле Полата. Шляпа аккуратно спикировала ему на грудь, а мужчина сделал шаг вперёд.

– Я знаю, кто ты такой, увечный. Так скажи мне вот что: когда ты оказался в учениках у святого отца Майкла Дэви Криста, – Аверет явно издевался над именем Учителя, – ты боялся его так же, как Бекки боится меня? Боялся ли ты вливать в трупы животный жир, смешанный с водой, пока они не начнут раздуваться, как утопленные свиньи? Боялся ли собирать то, что осталось от них и тащить это…

Носком ступни Аверет приподнял то, что осталось от руки Марии.

– …к реке, оскверняя её и отравляя тех, кого ты с твоим дражайшим учителем изгнал? Ну же, отвечай!

Полат лишь сплюнул на землю. Не презрительно – устало и униженно. Он ждал конца и проклинал себя за слабость.

Аверет же разочарованно бросил трость на землю. Та отскочила куда-то в сторону и упала в щель между плитами. И в ту же секунду сердце калеки ёкнуло, он застыл в неком параличе: он наконец понял, что без трости он всего лишь слабый калека, лишённый сил и какой—либо власти.