Читать книгу Царская руна. Том 1 - Дмитрий Анатолиевич Емельянов - Страница 1

От автора.

События моего романа, если сравнивать его с земной историей, приходится на раннее средневековье. В его мире есть три противоположных центра притяжения. Три совершенно разных мировоззрения, три центра, которые еще даже не знают друг о друге, но рано или поздно столкнутся в борьбе за власть.

Еще одна особенность, это множество сюжетных линий. Десятки героев, судьбы которых переплетаются между собой. Действующие лица, использующие в свое борьбе не только железо, но и колдовство. Потусторонний мир очень близок и не брезгует вмешивается в судьбы земных героев.

Эпическое фэнтези всегда опирается на собственный яркий, придуманный мир. Если это не космический эпос, то чаще всего фундаментом этого мира служит западноевропейское средневековье. Задумывая свой роман, я решил отказаться от этой распространенной практики. Мир, в котором живут герои моей книги, стоит на совсем другом фундаменте. Три его краеугольных камня: византийская империя, скандинаво-славянский мир и хазаро-тюркские степные просторы. Три источника, из которых моя фантазия черпает героев, характеры и взаимоотношения. Я ни в коем случае не претендую на историческую идентичность. В первую очередь это фэнтези. Абсолютно придуманный мир, в котором мистика и реальность переплетаются. В котором оружие и сила духа такое же средство для достижения цели, как и колдовство или ментальные способности. В моем романе нет драконов, орков и прочих любимых эпических персонажей, нет лубочных картинок в стиле «а-ля рюс» с простыми и понятными героями. Скорее это длинная, запутанная история о борьбе за власть, о борьбе за право на жизнь и любовь, о страстях, несущих бедствия и страдания.

В этой книге не будет штампов, не будет традиционной для эпического фэнтези борьбы добра со злом. Не будет одной правды на всех. У каждого из героев свои цели, своя правда, свои понятия о добре и пределе зла.

Глава 1. Иоанн

Неповоротливая повозка в окружении вооруженных всадников с огромным трудом ползла по дороге к перевалу. Пешие слуги, упершись босыми пятками в каменистую землю, изо всех сил помогали четверке лошадей втащить колымагу наверх. Последние шаги давались особенно нелегко, люди и животные выжимали из себя последние силы. Но вот, наконец, повозка выползла на перевал и лошади, невзирая на щелканье кнута, остановились в изнеможении, а люди попадали на землю у колес, которые они только что толкали.

Деревянная дверь кареты, отделанная позолоченной резьбой, резко распахнулась, и на дорогу спрыгнул высокий моложавый мужчина. Длинные, давно не мытые волосы черными паклями обрамляли худое лицо с породистым орлиным носом. Одежда, несмотря на грязь и засаленность от долгого путешествия, все еще выглядела очень дорогой и подчеркивала высокий статус путешественника. Он сделал несколько неуверенных шагов, разминая затекшие ноги, а затем решительно зашагал к краю дороги. Там, за густыми деревьями, чувствовалась еще не видимая бездна ущелья. Вслед за ним из кареты с кряхтением вывалился толстый, практически лысый коротышка и, поправляя на ходу сбившийся мятый талар, поплелся следом.

Командир всадников поднял руку в кольчужной перчатке, останавливая конвой. Задержав на мгновение взгляд на долговязой фигуре, взбирающейся на край обрыва, он перекинул ногу через седло и соскользнул на землю. Бросив поводья подбежавшему слуге, комит с неохотой двинулся вслед своим подопечным, остановившимся на самом краю обрыва. Лука Велий тянул солдатскую лямку с самого детства и честно дослужился до чина комита схолы, расплатившись за него десятком шрамов по всему телу. Многие из них, если бы не его звериное чутье, наверняка стоили бы ему жизни, но милость богов хранила и вела Велия от зеленого юнца до матерого волкодава. Честная служба на границе империи приносит много проблем и мало денег, а маленькие гарнизоны в забытых богом песках или на продуваемых всеми ветрами перевалах навевают лишь тоску и безысходность. Поэтому, когда пять лет назад двоюродный дядя Эстерий Велий, служащий писарем в имперской канцелярии, предложил ему место сотника охраны Иоанна, он тут же согласился. Поскольку дядюшка старался не бесплатно, он собрал все, что удалось скопить за годы службы и, не мешкая отправился в столицу, бросив опостылевший ему пыльный городишко на границе с Сардией.

Цезарь провинции Северия, троюродный племянник императора Константина II Иоанн Страви, считался при столичном дворе немного не от мира сего. Да и кто будет воспринимать серьезно человека, променявшего пышность дворцовых приемов и азарт императорской охоты на пыль и убогость архивных подвалов. Никто, кроме великого логофета императорской канцелярии всемогущего Варсания Сцинариона. По его приказу Иоанна вытащили из библиотеки, причесали, приодели и отправили от греха подальше наместником в далёкую Северию. Авось когда-нибудь пригодится, царская кровь все-таки. Для двора отъезд племянника прошел так же незаметно, как и вся его предыдущая жизнь, а те, кто что-то слышал, понимали, что назначение Иоанна цезарем крошечной горной провинции всего лишь почетная, но малодоходная ссылка. Совсем другое дело Лука Велий, для него, выходца из когда-то родовитой, но давно обедневшей семьи, уже было большой удачей командовать гвардейской схолой племянника императора. Теперь же, в свои неполные сорок лет, вместе с титулом комита кавалерийской сотни охраны цезаря, он получал должность стратилата всех вооруженных сил провинции.

Комит быстро догнал пыхтящего сановника и помог тому взобраться на каменную гряду, как широкий парапет окаймляющую площадку перевала. По тому, как почтительно он это сделал, было заметно, что бравый вояка если и не побаивается, то уж точно уважает этого несуразного толстяка с маленькими поросячьими глазками на жирном лице. И было из-за чего, ведь патрикий Прокопий Авл был не только логофетом двора, ближайшим другом и наставником цезаря Иоанна, но также его глазами и ушами.

Они подошли к стоящему к ним спиной Иоанну. Перед ними открывался вид на узкую долину с голубой извилистой лентой реки, сжатой с обеих сторон скалистыми горами. С десяток деревень по склонам долины уже догорали и чернели мрачными пепелищами. Единственная дорога, тянущаяся вдоль реки, забитая войсками и обозом, упиралась в огромный табор военного лагеря. Этот многотысячный бурлящий людской муравейник с трех сторон окружал стены города, каменной преградой вставшие между захватчиками и добычей. Древний город Ур, выдержавший за свою историю немало осад, уверенно смотрел бойницами своих мощных башен на очередную орду завоевателей. Кварталы города лепились к склону горы и ползли по нему вверх, замыкаясь на грозную цитадель царского дворца. Город, словно грозный страж, закрывал собой восточный выход, запирая императорскую армию в долине. Отсюда, с заоблачной высоты, лагерь осаждающей армии выглядел гигантским, бесформенным серо-бурым пятном, растекшимся вокруг городского рва. В этом царстве хаоса тысяч шатров и всевозможных повозок союзной конницы и ополчения, ровным белым прямоугольником выделялись лишь стройные ряды палаток имперской пехоты, окруженные рвом и невысоким частоколом.

Шумно дыша, тучный патрикий подергал носом, принюхиваясь в сторону тянущихся к небу черных полос дыма на противоположном конце долины:

– Армия потрудилась на славу, гарью воняет даже здесь.

Лука Велий неприметно поморщился, как всякого военного, его раздражала лицемерная щепетильность гражданских шпаков.

Иоанн, не обратив внимания на слова логофета, обернулся к комиту.

– Почему эти люди сопротивляются? Сардийская армия разбита. Царь Хозрой с теми, кто еще ему верен, бежит на восток. Помощи ждать неоткуда. Надежды нет. Что это, героизм отчаяния?

– Горцы, мой цезарь. – Лука пожал плечами. – Когда-то они с такой же тупой одержимостью сопротивлялись сардам, а потом, приняв их, остаются верны им до конца. Они как дети: либо враги, либо друзья, середины для них не существует.

– Значит, город ждет штурм, грабеж и резня. – Иоанн скривился.

– Грабеж и резня ждали город в любом случае – вмешался Прокопий. – После тяжелой битвы армия ждет заслуженной награды, и горожане это отлично понимают.

– Боюсь, эту награду получить будет ой как нелегко. – Велий иронично усмехнулся, – И цена будет очень высокая. Я прослужил здесь, на границе, много лет и знаю этих гребаных горцев. Все жители, включая женщин и детей, будут биться до последнего.

– Я думаю, император не будет рисковать своей армией, посылая ее на штурм. – Патрикий поежился от пронизывающего ветра. – Город возьмут в осаду, а голод и жажда сделают остальное.

– И сколько мы здесь, тогда проторчим? – Иоанн вопросительно посмотрел на комита. – Неделю, месяц…?

– Я думаю намного больше. Горожане наверняка подготовились, а вот подготовилась ли армия? – Лука прищурившись, смотрел на город. – Время – единственный союзник и надежда осажденных. Удача– дама капризная. Посмотрите на долину, она как каменный мешок, стоит лишь кому-нибудь занять этот перевал, и все мгновенно поменяется, императорская армия сама окажется в западне.

– Велий, если ты хочешь, чтобы твоя мать вновь увидела своего сына живым, то ему надо поменьше болтать. Хочу кое-кому напомнить, сомневаться в правильности решений Базилевса – есть государственная измена. – На лице Логофета по-прежнему висела ироничная улыбка, но маленькие глазки отдавали таким беспощадным холодом, что комит тут же заткнулся и отступил на шаг назад.

Грохоча сплошными деревянными колесами, карета аккуратно спускалась в долину. Безжалостная тряска вновь продолжила выбивать жизнь из тела Прокопия, он обложился горой подушек, но ничего не помогало. Охая и проклиная весь мир на каждом. ухабе, патрикий с завистью поглядывал на своего воспитанника, Иоанн сидел на голой доске сидения так, как будто это кресло в его гостиной.

– Господи! Ваше Высочество, как вам это удается, неужели вы действительно не страдаете, мне ужасно стыдно, но я не в состоянии больше выносить эту дорогу. Поклянитесь всеми святыми больше никогда не брать меня в путешествие, может быть, это придаст мне силы. – Иоанн поднял на логофета тяжелый взгляд

– Зачем он вызвал меня…?

– Кто? – Прокопий попытался сделать вид, что не понимает.

– Зачем император вызывает меня? – В голосе цезаря звенели истерические нотки. – Я был еще совсем ребенком, когда видел своего отца последний раз, он уезжал во дворец по вызову императора. Он уехал, и больше его уже никто не видел, а через пару месяцев письмо из столицы известило мою мать, что ее муж внезапно заболел горячкой и умер. Заболел и умер, вот так просто. Тот год, говорят, вообще был несчастливым для родственников Константина, многие умерли в тот год от болезни или погибли на охоте. Случайности, в которые никто не верит. Константин завистлив и подозрителен до паранойи, ему всюду мерещатся заговоры и мятежи. Весь двор знает – моего отца отравили, он был слишком популярен в народе. Может и меня…?

– Вот именно, популярен, это и была его ошибка, я имею в виду вашего отца, цена за популярность бывает очень высока. – Патрикий мягко, по-отечески взглянул на цезаря. – Мы с вашей матерью постарались этой ошибки избежать. Вы столько лет, Ваше высочество, провели в подвалах библиотек, вдали от армии, от народа, что о вашем существовании знает лишь несколько человек из царской канцелярии. Ваш дядя уж точно про вас не помнит, у него сейчас и без вас забот хватает. Я уже говорил, и повторю еще раз, скорее всего, наше приглашение лишь издержки дворцового этикета. Ближайшие родственники обязаны присутствовать при триумфе императора, вот Варсаний и позаботился заблаговременно. Цезарь, вы же знаете, я самый осторожный человек на свете, и сейчас я не чувствую опасности. Вы можете не волноваться.

– Спасибо, Прокопий. Извини меня. – Иоанн выдохнул, стараясь успокоиться. – Иногда на меня накатывает, но сейчас уже лучше. И знаешь, ты прав. Незачем мучиться и трястись на этих ужасных ухабах. Остановимся на ночлег прямо здесь, куда нам торопиться. Завтра с утра тронемся и к обеду доберемся до лагеря.

– Ну, слава богу. – Логофет вздохнул с облегчением. – Я уже и не надеялся услышать эти слова. Думал, вы до ночи будете мучать старика.

И тут же не по-стариковски бодро извернулся и высунулся в окно:

– Эй, Лука! Ищите место для стоянки. Будем ночевать здесь.

Место как раз подходило. Авангард выехал на небольшую, почти треугольную долину, одна вершина этого треугольника упирались в дорогу на перевал, по которой караван и спускался, вторая вела вниз к реке и городу, а третья указывала на склон, покрытый густым сосновым лесом, где скрытая от глаз тропа вела высоко в горы к еще одному перевалу. Комит уже скомандовал остановку, как вдруг его взгляд приковало какое-то движение у лесного склона. Через секунду уже можно было различить выезжающих в долину всадников. Велий знаком подозвал своего ординарца.

– Метнись-ка поближе. Посмотри, но не приближайся, как сможешь различить кто это, так сразу назад.

Всадник с места пустил свою лошадь в галоп, и понесся навстречу чужакам. Пройдя примерно, половину пути разведчик вдруг резко развернулся и помчался обратно. Холодная волна дурного предчувствия прокатилась по телу комита. Он уже и сам мог различить остроконечные шлемы и яркие плащи сардов. Лука, щуря один глаз, считал чужаков, а из леса выкатывались все новые и новые.

– Почти сотня. – Лука лихорадочно соображал в полном замешательстве. – Откуда здесь сардийцы? Да еще целая сотня. У меня всего лишь два десятка совсем зеленых юнцов, скорее для острастки, чем для реального дела.

– Конвой ко мне! В одну шеренгу! Копья к бою! Саблю в ножны! Болван! – Комит на автомате разбрасывал отрывистые команды, обдумывая как быть с цезарем.

– Сарды! Сарды! – Донесся, наконец, голос несущегося, во весь опор обратно ординарца. Велий резко крутанул жеребца, пройдя перед строем, остановился у единственного ветерана в отряде:

– Возьмешь этого крикуна. – Он кивнул на подлетающего всадника. – И разворачивайте карету и телеги, перекрывайте дорогу. Своих лошадей отдайте мне. – Он подхватил под уздцы двух кобыл и заорал на застывших слуг и обозников: – Чего встали! Разворачивай телеги! Вооружайтесь, чем можете, и за баррикаду. Бежать даже не думайте. Пешим от кавалерии не уйти.

Народ начал суетится, бросившись к возам и разворачивая их поперек дороги, попутно вытаскивая припасенные на всякий случай тесаки и топоры. Лука подвел двух лошадей к карете. Из распахнутой двери вывешивался патрикий, Иоанн уже стоял на земле.

– Что? Что случилось? Какие сарды? Откуда? – Вопросы сыпались из Прокопия, как из рога изобилия.

Комит, проигнорировав их все, всучил поводья цезарю.

–Уходите верхом. Немедленно. Обратно к перевалу. Мы задержим их, сколько сможем. – И не дождавшись ответа, рванул обратно к своим всадникам. Молодежь трясло так, что поджилки дрожали даже у топтавшихся под ними лошадей. Лука встал на правом фланге неровной ходящей ходуном шеренги. Видя, что его бравое воинство в любой момент может броситься в разные стороны, он со звериным ревом, бешено вращая глазами, прогнал коня перед строем.

– Каждого, кто двинется без команды, сам зарублю на месте! Копья вниз! Острие на уровне глаз! Выровнять строй! – И уже спокойней, видя, как выравнивается шеренга и успокаиваются лошади, добавил, занимая свое место на правом фланге.

– Не боись, братцы. Помереть не страшно, опозориться страшнее. – А про себя, с холодной рассудительностью обреченного – Ничего. Вот сейчас они притормозят на подъеме, тут-то мы и вдарим. В последний раз.

Сардийцы развернулись лавой и стремительно приближались с совершенно жутким, почти настоящим волчьим воем. Луку вдруг пробило, этот вой он уже когда-то слышал. Сердце бешено колотилось, мешая сосредоточиться, но в голове уже всплыла картинка.

Его первый год в Северии. Набег варваров. Венды переправились через Великую реку, минуя кордоны. Вырвались на оперативный простор и принялись за грабеж беззащитной провинции. Он встретил их в долине Невер. Три тысячи озлобленного ополчения в центре, слева когорта тяжелой пехоты из резерва цезаря, справа за холмом его сотня панцирной кавалерии. И вот тогда точно с таким же диким волчьим воем от леса катилась навстречу его бойцам орда вендов. Бойня была что надо. Теперь-то уж варвары никогда не забудут, что такое фланговый удар катафрактов.

– Венды! Откуда здесь? Наемники! Имперские наемники! – Мысли как удары бились в голове комита. И вот он уже орет в полный голос. – Знамя! Ариан меня забери, где, мать вашу, имперское знамя. Сюда, ко мне! Быстрее!

Вот уже древко с белым полотнищем и черным императорским орлом на нем взметнулось в руках кого-то на баррикаде. От страха, в суете про него совсем забыли, и оно лежало на дне телеги, а мальчишка, знаменосец, стоял в общем строю с белым как мел лицом. Он сразу все вспомнил, как флаг мешал ему отстегнуть копье, и как он положил его на телегу, и как, забыв про него, помчался на крик командира. Зыркнув бешеным взглядом на знаменосца, Лука выхватил знамя из рук подбежавшего ординарца и пустил лошадь галопом, чтобы ветер наполнил и развернул имперский стяг.

Разглядев цвета флага, идущая на них конная лава сбросила ход и постепенно остановилась, буквально в сотне шагов от Велия. От варваров отделились два всадника и поскакали навстречу.

Они стояли друг против друга и мерили противника взглядом, с одной стороны два варвара, с другой комит империи. Наконец венд, что постарше, со странными косичками за правым ухом, представился:

– Командир вспомогательной кавалерийской сотни, третьего императорского легиона, Лава Быстрый.

– Комит схолы охраны цезаря Северии. – привычно отчеканил в ответ Лука.

– Что-то далеко забрался твой цезарь от своей провинции. – Лава оценивающе перевел взгляд с комита на всадников за его спиной и дальше на забаррикадировавшийся обоз.

– Не я спрашиваю у цезаря, цезарь приказывает мне. – Велий спокойно встретил пронизывающий взгляд варвара. – А вот почему венды вырядились как сардийцы, это мне интересно.

– А ведь я тебя знаю! – Вдруг взвился второй. Огромный рыжий детина неприятно ощерился. – Помнишь, Лава, я тебе рассказывал про Невер… Много, ох много вендской крови на тебе, комит.

Велий тоже вспомнил громилу:

– Его катафракты врезались в левый фланг варваров, как сверкающий стальной нож в горбушку черняги. Огромные, в белых войлочных попонах, лошади, сверкающие, закованные в броню всадники. Варвары не устояли и минуты. Этот рыжий, один из немногих, кто отступал лицом к противнику. Размахивая огромной секирой, он отбивался от десятка ополченцев, те, правда сказать, особо на рожон не лезли, стараясь достать варвара длинными копьями, но тот отбивал все удары, вращая своей секирой, как ветряная мельница крыльями. Лука бросил коня в эту свалку, пехота охотно расступилась, варвар, несмотря на габариты, ловко ушел от столкновения, нырнув под левую безоружную руку всадника, и нанес удар. Комит ждал этого и принял удар на щит, удар был очень силен, несмотря на то, что били снизу-вверх, и наездник похуже наверняка не удержался бы в седле. Велий удержался, лезвие секиры застряло в кромке щита, оставалось лишь рубануть по рыжим космам, но жеребец вдруг захрапев, заупрямился, непослушно рванулся влево, сбивая варвара с ног, и понесся галопом вслед убегающим дикарям. А, пехота добьет, подумал тогда Лука и, пожалев своего жеребца, отпустил поводья.

– Выжил-таки. Везунчик. – Комит, улыбнувшись, помотал головой, словно удивляясь, бывает же такое. – А крови на мне много разной, не только вендов. Я служу императору, его враги – мои враги, его друзья – мои друзья. Я так понимаю, сегодня, мы на одной стороне.

– Ты прав, имперец, сегодня мы все на службе у Базилевса. – Старший из варваров поднял руку, останавливая попытавшегося было продолжить разборки рыжего. – Что было, то было, и быльем поросло. – Он с усмешкой покосился на своего спутника. – Сейчас не время, и не место выяснять чья правда правдивей. Так ведь Кот? Ты меня услышал? – Он вновь посмотрел на верзилу, и было в его взгляде нечто такое, что огромный мужик только что рвущийся в драку, сразу как-то сник и успокаивающе, хоть и немного раздраженно, пробурчал.

– Да понял я. Понял. Чего уж непонятного то.

Лава вновь, уже с интересом посмотрел на комита:

– И чтобы у наших друзей не оставалось вопросов, скажу. Идем мы издалека, из тех мест, где такая одежда вызывает меньше вопросов. – Легким касанием колен варвар развернул своего коня. – На выходе из долины есть родник. Мы остановимся там на ночевку. Если захотите, присоединяйтесь. – И не собираясь дожидаться ответа, пришпорил своего коня.

Лука проводил взглядом варваров, отметив как слаженно сотня, повинуясь лишь взмаху руки, перестроилась и уже неторопливо тронулась к выходу из долины. Чудовищное напряжение потихонечку отпускало.

– Ну и, слава богу, что не сегодня. Поживем еще. – Прошептал он, наконец, повернувшись, и взглянув на своих бойцов, те уже весело ржали над знаменосцем, счастливые от своего неожиданного спасения. Возчики начали растаскивать баррикаду, а дальше, чуть выше, стояли два всадника, Иоанн и патрикий.

– Не уехали значит, остались со всеми. Достойно. – Подумал комит, пуская своего жеребца шагом навстречу выстраивающемуся каравану.

Глава 2. Братство

Еще совсем недавно богатый и знаменитый город Саргоса ныне пребывал в запустении. Цветущие сады и парки скрашивали вид с окрестных холмов, но стоило вступить на улицы города, как разруха сразу же бросалась в глаза. Последняя гражданская война оставила незаживающие раны, самая известная и прославленная библиотека мира лежала в руинах, а жители еще помнили, как на площадях горели бесценные пергаменты. Император помиловал жителей города, но не его славу. Храм Астарты, притягивавший сотни тысяч паломников сравняли с землей, и только гранитные гигантские колонны, не поддавшиеся огню, торчали из развалин, как скелет доисторического чудовища. Кое-где вместо храмов поднялись неказистые церкви нового бога, и люди, нуждающиеся в вере и утешении не меньше чем в хлебе насущном, потянулись теперь сюда, с ужасом и надеждой взирая на лик огнерожденного. Единственное место, которое, казалось, не затронула минувшая война, это центральный базар, он по-прежнему кишел народом и оставался главной торговой площадкой восточной Фессалии. Банкиры Саргосы, выплатив базилевсу огромную контрибуцию и выторговав себе прощение, теперь с удвоенным рвением возвращали потерянное.

Загородная вилла Нуклеоса Парастидиса, одного из богатейших купцов Саргосы, расположилась в уютной долине между двух холмов, закрывающих ее от знойного дыхания пустыни. Сам дом больше походил на крепость, чем на шикарную резиденцию. Ров по периметру, двойной ряд стен и особняк с глухими стенами, плоской крышей и внутренним двором, куда выходили все окна и двери дома. Охрана виллы могла совершенно не опасаться шайки грабителей или налета кочевников, такие укрепления были не по зубам даже армейской когорте. Сам хозяин редко и очень неохотно бывал в этом доме, и его можно было понять, эти стены скрывали тайну, которая могла стоить ему головы. Здесь частенько останавливался глава некогда могущественнейшей организации – братства Астарты. В минувшей гражданской войне братство выбрало не ту сторону, и этого победители ему не простили. Инквизиция объявила настоящую охоту, за каждого члена братства была объявлена награда, в застенки тащили по любому доносу, не спасало ни богатство, ни положение. За четверть века, прошедших с окончания войны, братство потеряло практически все, и только жесточайшая конспирация спасла верхушку ордена от уничтожения. Выискивая своего заклятого врага, паутина инквизиции протянулась до самых дальних уголков империи, страх перед ее трибуналами, как парализующий яд, проник в самую сущность подданных императора. Жители империи писали доносы на своих соседей и родственников в страхе, что опоздают, и те напишут на них раньше. Этот нескончаемый поток арестов, пыток и казней захлестнул и саму инквизицию, превращая ее в бюрократическую, коррумпированную машину. Верхушка священного трибунала озолотилась, прибирая к рукам имущество своих жертв, а комиссии на местах стремились не отставать от высокого начальства. Шли годы, о братстве уже давно мало кто помнил, прошлых яростных фанатиков инквизиции сменило новое поколение, опьяневшее от вседозволенности, и смотревшее на веру и службу, только как на возможность набить свой карман. Братство Астарты, находящееся в глубоком подполье и многие годы думающее только о выживании, стало понемногу адаптироваться к новым условиям, появилась надежда на возвращение.

Глава высшего совета братства, великий магистр Эрторий Данациус стоял у небольшого бассейна во внутреннем дворе виллы, чистое небо и круглый диск луны позволяли обходиться без светильников и факелов. Он ждал двух других членов высшего совета. Их осталось всего трое из двенадцати, и их встреча в одном месте была серьезным нарушением основ конспирации. Эрторий, конечно же, понимал всю опасность такой встречи, ведь в случае провала братство будет обезглавлено, но риск, по его мнению, был оправдан. Наступил момент, упустить который было бы непозволительной глупостью.

Великий магистр обернулся на звук знакомых шагов. В дверях стоял Алкмен, его многолетний и верный помощник.

– Они пришли.

– Проводи наших друзей сюда. – Эрторий не видел своих ближайших соратников уже больше десяти лет, каждый из них практически руководил своей независимой организацией в разных концах империи, и то, что они пришли, проделав долгий и опасный путь, уже очень много значило.

Из темноты арки в сопровождении Алкмена появились две фигуры в длинных, серых плащах с накинутыми капюшонами. Великий магистр остался у бассейна, позволив гостям самим подойти к нему. В трех шагах они строго по регламенту остановились и, обнажив голову, приветствовали главу братства глубоким поклоном.

– Время никого не щадит. – Данациус отметил постаревший, горбоносый профиль Тироса Иберийского, и совершенно седую бороду Камола из Афры.

– Я рад вас видеть друзья мои и очень ценю, что, несмотря на опасность и тяготы пути, вы все же смогли принять мое предложение.

Гости еще раз склонили головы.

– Может быть, вы хотите отдохнуть несколько часов после тяжелой дороги. Это место абсолютно безопасно, вы можете не волноваться.

– Неужели мы выглядим настолько постаревшими и немощными. – Тирос улыбнулся старому другу. – Не будем злоупотреблять милостью всевышних богов. Из двенадцати нас осталось только трое, разве это не доказывает, что абсолютно безопасных мест не бывает.

– Наши спутники остались за городом, ночуют под открытым небом, сюда мы с Тиросом не решились взять никого. – С горечью добавил Камол. – Когда соблазн слишком велик, предают даже самые близкие.

– Это хуже всего. Сомнения и измена точат нас изнутри, и это для братства пострашней любой инквизиции. – Огорченно согласился Данациус.

Какое-то мгновение они постояли молча, словно отдавая дань памяти погибшим и вспоминая свои провалы, но пауза продлилась недолго. Эрторий, первым вернувшись из прошлого, широко улыбнулся и по-дружески приобнял своих гостей.

– Раз уж мы решили обойтись без отдыха, тогда прошу вас вон туда, под навес. Там накрыт стол, где вы сможете выпить по бокалу вина с дороги.

Все трое расположились за столом в маленькой беседке в углу двора, и если хозяин позволил себе расслабиться и откинуться на спинку плетеного кресла, то гостей не покидало напряжение. Они сидели, собранные как пружина и готовые к немедленному действию. После того как Алкмен разлил вино по бронзовым кубкам, Эрторий, пригубив первым, жестом предложил гостям последовать за ним.

– Мне самому не по себе от того груза ответственности, что я взял на себя, пригласив вас сюда, но повторюсь, ситуация требует немедленных действий и мне нужна ваша помощь. Ситуация настолько печальна, что на сегодняшний день, я могу полностью доверять только вам двоим. – Великий магистр пристально смотрел в глаза своим друзьям. – Наступил момент, который поможет нам снова вернуться в игру.

– Давай без лишних расшаркиваний, мы все прекрасно понимаем, иначе нас бы здесь не было. – Тирос как всегда был прямолинеен.

– Ты позвал, мы пришли, по-другому и быть не могло, но нам не совсем понятно, о чем ты говоришь. – Камол огладил рукой свою седую бороду. – Ситуация для братства, прямо скажем, не лучшая. Была надежда, что война с Сардией затянется, это ослабило бы врага, и дало нам возможность восстановить силы, но сарды разгромлены. Увы. Если раньше можно было на что-то надеяться, то сейчас остается уповать лишь на помощь всевышних богов.

– Да, это только вопрос времени, как только Константин покончит с Хозроем, он вновь примется за нас, и боюсь, новой волны зачистки нам уже не пережить.

– И это говорит легендарный Тирос Иберийский, никто бы не поверил. Ты сейчас выглядишь как воробей, преградивший путь кошке. Бесстрашный и жалкий одновременно. – Взгляд великого магистра стал ледяным. – Не забывайте, мы братство Астарты, это они нас боятся, это им мы являемся в кошмарных снах, и никогда не будет наоборот.

– Хорошо сказано, хотя местами и обидно. – Тирос улыбнулся. – Ну тогда, может быть, ты расскажешь нам что-то, чего мы не знаем?

Эрторий еле заметно утвердительно кивнул и сделал знак рукой Алкмену, тот быстро скользнул к столу и расстелил перед гостями пергамент с красиво вычерченной картой.

– Взгляните вот сюда. – Палец Данациуса ткнул в узкую долину Ура. – Что это вам напоминает?

Гости с интересом взглянули на карту. Желтый кружок города, рядом белые палатки – лагерь императорской армии и зеленая долина в кольце темно-коричневых гор.

– Очень напоминает мешок. – Камол поднял глаза на великого магистра.

– Точно. Обратите внимание, из долины всего два выхода. Один, самый короткий путь на просторы Сардии, закрывают стены Ура, другой ведет в восточную Фесалию и к побережью, и это единственный путь снабжения и связи императорской армии со столицей. Судьба двух царств решается под стенами этого города. – Эрторий поднял вверх указательный палец, призывая к вниманию. – Теперь главный вопрос. Кто может закрыть пока еще свободный выход из долины, и запереть императорскую армию в котле?

Тирос с сомнением покачал головой.

– После разгрома Хозроя сила, способная на такое, есть только у султана Ибера Муслима III, но я сильно сомневаюсь, что он рискнет всем, особенно после столь убедительной победы императорской армии.

– Рискнет, если цель будет реальной, а приз вожделенным. – Данациус иронично скривил губы. – В жизни Муслима есть один черный момент, заставляющий его до сих пор скрипеть зубами по ночам.

– Ты имеешь в виду его брачное посольство к царице Халидада Вирсании?

– Именно. – Согласился Великий магистр. – Муслим III хотел прибрать к рукам богатейший город востока, женившись на его юной царице. Послы султана прибыли не одни, а с солидным аргументом в виде двух тысяч всадников, поэтому вели себя в вольном городе Халидаде, скорее, как хозяева чем просители. Горожане не дали в обиду свою любимицу и как-то ночью перебили воинов султана, а послов с побоями и позором изгнали обратно в Ибер. Муслим, говорят, почернел аж от бешенства и повелел стереть город с лица земли, а Вирсанию притащить в цепях. Так бы оно и случилось, но юная царица проявила не по годам тонкий расчет и политическую прозорливость. Посовещавшись с верхушкой города и убедив их выбрать меньшее из зол, она отправилась в Сардогад к Хозрою. Что она пообещала царю неизвестно, но, видимо, немало, раз вернулась с сардийским войском и договором о протекторате Сардии над Халидадом, подтверждающим все древние права и вольности города. Воевать с Сардией Муслим тогда все-таки не решился, так погромили окрестности Халидада и убрались восвояси, но ненависть за позор все эти годы в душе султана не угасала ни на миг!

– Не пойму, как это нам поможет. – Камол в сомнении перебирал камешки четок.

Эрторий оглядел своих соратников и сделал эффектную паузу.

– Отдадим ему Халидад, – он не удивился, увидев помрачневшие лица.

Тирос все понял, и это ему явно не нравилось, но его заинтересовали подробности.

– Он не решится. Напасть на Халидад сейчас означает пойти не только против Хозроя, но и против Империи. Уверен, Константин уже смотрит на город, как на свою собственность. Как мы это сделаем?

– Мы предложим Хозрою отдать в жены султану свою дочь, а с ней, как приданое, и протекторат над Халидадом, а Муслиму защитить свою новую родню и имущество, то есть вступить в войну против империи. – Магистр жестко сжал губы. – За такой куш Муслим будет драться с кем угодно. Восстановить репутацию и растоптать своих врагов одновременно – это дорогого стоит.

– Хозрой никогда не отдаст свою любимую дочь в лапы старому извращенцу и изуверу. – Камол вскочил от волнения.

– Царь сейчас не в том положении, чтобы выбирать. – Эрторий поморщился, ему не понравилась импульсивность брата из Афры. – Хозрой – царь только до тех пор, пока не пали стены Ура. Потом незавидная судьба ждет не только его дочь, но и его сыновей, его самого, да и всю Сардию. Как вы думаете, что он выберет?

– А тебе не жалко Халидад? Султан не пощадит город, да и Вирсанию, помню хорошая была девочка, умненькая. – Тирос задумчиво смотрел в темный угол сада.

– Все в воле всевышних богов. Мы – лишь орудие в их руках. – Данациус бросил рассерженный взгляд на Тироса. – И цену за победу они возьмут немалую.

– Согласен. Цена будет велика, и мы все поклялись ее заплатить без тени сомнения. – Тирос встретил яростный взгляд друга. – Что мы должны сделать?

Великий магистр успокоился, но все еще был недоволен щепетильностью брата Тироса.

– Наш гостеприимный хозяин Нуклеос Парастидис недавно вернулся из Сардогада. Хозрой готов принять нашего посланника, его будет ждать на границе отряд сардийских всадников, они проводят его к царю. Я посылаю свою лучшую ученицу.

– Женщину? Разумно ли это. – Камол на мгновение оторвался от четок. – К тому же двор царя – это настоящая помойка, никому доверять нельзя, эту новость уже наверняка продали Варсанию.

Эрторий удовлетворенно кивнул.

– Я подумал также. Поэтому Зара поедет как прикрытие, с настоящей миссией я посылаю Алкмена. Он пойдет тайно, даже я не знаю каким маршрутом.

– Зара. Помню, помню. Выросла уже, говоришь. – Тирос задумчиво шевелил губами.

Данациус вновь с неудовольствием посмотрел на брата из Ибера.

– Тирос, что с тобой? Я не узнаю прежнего бойца. Зара сможет постоять за себя, не волнуйся.

– Я не волнуюсь, брат Эрторий. Просто немного устал. Слишком много смертей в последние годы во славу божию. – Тирос устало прикрыл глаза. – Ну хорошо, допустим, мы всех уговорим, но ведь все это требует времени – посольства, свадьба, сбор армии, это не останется незамеченным. Варсаний немедленно обо всем узнает, и потом на пути армии султана встанет восточная Фесалия с укрепленными городами и гарнизонами. Император будет иметь достаточно времени для того, чтобы вывести армию из котла или хотя бы занять и укрепить перевал, а может быть к тому времени падет Ур, тогда вообще все будет напрасно.

– Все это правильно, но… – Эрторий немного помолчал, собираясь с мыслями. – Для этого я вас и позвал. Не будет никаких пышных посольств и пустых договоров. Мы, братство Астарты, и лично мы выступим гарантом исполнения договора. Ни одного лишнего человека, только Хозрой, Муслим и Верховный совет братства в лице наших представителей.

Оба магистра постепенно проникались глобальностью замысла, но все еще были полны сомнений, первым решился озвучить их Камол из Афры.

– В Сардогаде и в Ибере знают о нашем бедственном положении, достаточно ли будет им наших гарантий, учитывая, что оба правителя люто ненавидят и не доверяют друг другу?

В глазах Великого магистра заплясали искорки смеха.

– Наши враги, сами того не подозревая, являются залогом нашей силы и возможностей. Вы думаете, Хозрой не знает какую ментальную стражу постоянно держит вокруг себя император Константин, или может быть Муслим сомневается, от кого призван защищать орден огнерожденного Митры? Они не имеют таких возможностей защиты, поэтому пока жив хотя бы один из нас, наше слово будет весомее любой стали.

– Армия Ибера многочисленна, но плохо вооружена, немобильна и неспособна брать укрепленные города. – Начал свои сомнения Тирос. – Как она пройдет незамеченной через Фесалию?

Данациус вновь стал серьезен.

– Чтобы занять перевал не нужна вся армия. Гвардия султана – это почти десять тысяч первоклассных всадников. Они, как нож сквозь масло, пройдут через восточную Фесалию, не останавливаясь на осаду городов, и достигнут перевала недели за три, примерно, в то же время, когда весть о вторжении достигнет ставки императора. Много бы я дал, чтобы посмотреть в этот момент на лицо Варсания Сцинариона.

– Пока все выглядит убедительно. – Камол отложил четки. – Насколько я понимаю, ты хочешь, чтобы мы взяли на себя согласие Хозроя и Муслима соответственно?

– Не совсем так. Самым слабым местом нашего плана остается Ур, если город падет, все лишается смысла. – Эрторий посмотрел на Тироса. – Я хочу, чтобы ты, брат, проник в осажденный город и не позволил ему сдаться. Город должен продержаться как минимум три месяца, за этот срок я надеюсь втянуть султана в войну.

Не получив ответа от Тироса, Великий Магистр не стал давить на него, дав время подумать, и вновь перевел свое внимание на Камола.

– Султана возьмешь на себя ты, брат Камол из Афры, если вдруг мой прогноз не сбудется, и этот бешеный пес затеет свою игру и откажется, обрати внимание на его старшего сына. Мне кажется, он слишком переживает, что засиделся в наследниках.

– Ситуация в Ибере для меня прозрачна. – Камол вновь вернулся к четкам. – Думаю, излишне давить не придется, план султану понравится. Унизить Сардию и разгромить империю одновременно, такое даже в самых сладких снах ему не могло присниться. Двинусь в путь утром и через три, максимум четыре недели ты получишь ответ Муслима. Посредником для твоего вхождения будет, как и прежде, мой помощник Никос.

Эрторий одобрительно кивнул на слова Камола и вновь повернулся к Тиросу.

– Что ты ответишь, брат Тирос, есть мысли, как удержать город?

– Я не был в Уре почти десять лет, сейчас могу сказать только то, что город хорошо укреплен, а жители его не сговорчивы, с остальным разберусь по прибытию. Обещаю, Константин обломает зубы под стенами Ура.

– Хорошо, с утра отправляйтесь в путь. Брат Тирос, кого ты возьмешь посредником для контакта со мной?

– Это сложно. Мой старый испытанный друг Фарго перед самым отъездом из Царского города был схвачен инквизицией. Кто-то донес, и это ест меня поедом, не давая покоя. Где-то вокруг меня ползает крыса. Сейчас со мной его сын Илларион, он хороший мальчик, но еще не испытан в настоящем деле. Придется использовать его, другой кандидатуры быстро не найти. – Тирос грустно улыбнулся.

– Пусть будет Илларион. – Согласился Великий магистр. – Через три недели подготовьте мое вхождение, скоординируем наши действия.

Солнце уже скрылось за пиками гор, но было еще достаточно светло. Небольшая деревушка, не больше двух десятков дворов, казалось, специально прижалась к склону горы, чтобы пропустить широкий тракт, ведущий к торговому городу Уру. Несмотря на еще не поздний час, тишину не нарушали ни голоса людей, ни лай собак. Деревня была пуста. В долину Ура надвигалась война. Жители деревни, забрав все, что можно было увезти с собой, ушли под защиту городских стен. Армия базилевса еще не перешла перевал, но в долине уже было небезопасно, повсюду рыскали шайки мародеров и передовые отряды имперской вспомогательной кавалерии. Город закрылся готовый к осаде, отдав свое главное богатство, плодородную долину, на разграбление врагу.

Тирос Иберийский рассматривал деревню, прячась за большим валуном, рядом лежал Илларион, парень совершенно выбился из сил, переход был не из легких.

– В город пойдем ночью, сейчас слишком светло, чтобы выходить на открытое пространство, напоремся еще на кого-нибудь. – Магистр оглянулся на своего спутника, оценив его состояние, он принял решение. – Хорошо. Зайдем в деревню, передохнем несколько часов и обсохнем. Ночью будет холодно, недолго и лихорадку подхватить.

Илларион благодарно кивнул головой, на большее выражение признательности у него не хватило сил. Они шли тайными тропами через перевал уже несколько дней, последнюю ночь провели на снегу под открытым небом. Сырые сапоги жутко натерли ноги, парень терпел, пока они двигались, но стоило остановиться, как сразу стало ясно, встать и идти дальше, он уже не сможет. Решение магистра остановиться на ночлег, стало настоящим спасением.

Тирос в упор посмотрел на юношу.

– Ты так похож на своего отца, что я иногда забываюсь, и мне кажется, что это мы с ним, с твоим отцом, только двадцать лет назад. Столько лет прошло, а все как вчера. Наверное, я слишком долго живу, человеческий мозг не способен вместить столько воспоминаний. Ладно, не обращай внимание, старики всегда ворчат.

Тирос еще некоторое время оставался неподвижен, прислушиваясь к тишине и контролируя каждое движение в деревне, но птицы, по-прежнему беспечно сидели на деревьях и не один подозрительный звук не нарушал гнетущего безмолвия. Наконец он решился и, сделав знак следовать за ним, стал спускаться к крайнему дому с широкой плоской крышей. Илларион, прихрамывая, потащился следом. Дойдя до невысокого забора, магистр еще раз осмотрел двор и не найдя никаких признаков присутствия других людей, перешагнул через сложенные, полуметровой стеной, камни.

С наступлением темноты, когда уже не виден идущий из трубы дым, путники разожгли в очаге огонь, нужно было высушить одежду и обувь перед ночным переходом. В помещении сразу стало теплее, исчезла промозглая сырость нежилого дома, Тирос сидел у огня и следил за развешенной одеждой, а его спутник спал, зарывшись, в принесенную кем-то до них, охапку старой соломы. Магистр размышлял над тем, что в город ночью их наверняка не пустят, но и засветло идти по открытому пространству небезопасно. Оставался единственный путь, подойти к стене ночью, схорониться и ждать до утра, когда рассветет, и городская стража сможет их рассмотреть. Этот вариант показался ему наиболее безопасным, но чувство тревоги не покидало, точнее, чувство тревоги не оставляло его ни на мгновение с того самого дня как они покинули Саргосу. Поэтому, когда дверь, запертая на засов, вылетела от мощного удара, и в дом ворвались трое, он даже не удивился. Тирос ждал чего-то подобного, и скорее он был ближе к тому, чтобы спросить – Где же вы были так долго, – чем удивиться или испугаться. Трое мужчин в длинных рясах из грубой некрашеной шерсти, с прямыми мечами в руках, расходились веером от двери, дабы максимально расширить линию атаки. Стремительно ворвавшись в дом, теперь они не торопились и действовали очень внимательно и осторожно, из-под надвинутых капюшонов три пары глаз отслеживали каждое движение магистра.

– Три рыцаря огнерожденного Митры в поисках смерти. – Тирос неспешно поднялся. – Вижу, вы знаете, кто я такой, даю вам последнюю возможность уйти.

Несмотря на излучаемую уверенность, магистра одолевали сомнения, что-то с этой троицей было не так. Они явно знали, с кем имеют дело и все равно нападали. Напасть на магистра братства пятого уровня равносильно самоубийству и, тем не менее, они здесь. Они опасаются, но не боятся, не бросаются разом стремясь достать его сталью, а словно чего-то ждут. Страшная догадка ожгла магистра. Тирос бросил взгляд на охапку соломы, где только что лежал Илларион, она была пуста, и тут же вспышка боли пронзила его правый бок. Мутная пелена опускалась на глаза магистра, он все видел, как в тумане: ручку ножа, торчащую из его тела, текущую кровь, безумные глаза своего спутника.

– Как ты… Твой отец просил… – Больше ему не удалось ничего прошептать.

Илларион исступленно наносил удары кинжалом, один за другим, по уже мертвому телу до тех пор, пока один из рыцарей грубо не отшвырнул его, выбивая клинок из рук.

– Ты что делаешь, ублюдок! Угомонись. – Затем рыцарь взглянул в мертвые, остекленевшие глаза магистра. – Да, это Тирос Иберийский. Мертв

Второй подошел ближе.

– Подумать только, человек, с которым не справился бы десяток лучших бойцов ордена, зарезан таким ничтожеством как это. – Он взглянул на лежащего на полу Иллариона, затем снова на магистра и, развернувшись, врезал со всей силы ногой в живот всхлипывающего юноши. Тело парня отлетело в угол и замычало от боли.

– Аккуратней, не убей его. Прокуратор приказал этого привести живым. – Третий, явно старший, повысил голос.

– Да плевать мне на инквизитора и всех канцелярских крыс разом. – Рыцарь, пнувший Иллариона, убрал меч в ножны и поднял с пола увесистую ножку сломанного стола. – Меч марать не буду, но и жить такая мразь не должна.

– Не порти себе жизнь, Аполинар. Исидор – редкостная гнида, он не простит. А этот, – Старший сплюнул на пол. – Все равно не жилец, либо в канцелярии замордуют, либо свои рано или поздно прирежут.

Аполинар остановился, постукивая дубиной по открытой ладони левой руки, словно раздумывая, стоит ли удовольствие размозжить голову мрази будущих неприятностей. Благоразумие и орденская дисциплина взяли верх, бросив презрительный взгляд на стонущего парня, он развернулся к командиру.

– Что делаем дальше, Камол?

– Дай мне мешок старика, там должен быть кристалл. – Камол пристально посмотрел на Иллариона. – Ведь он там, надеюсь?

Аполинар поднял заплечный мешок магистра и высыпал его содержимое у ног командира. Серебряные динары звякнули об пол и свернулись небольшой кучкой, рядом упала деревянная резная шкатулка. Камол присел на корточки и протянул руку к шкатулке, но взять ее он не успел.

– Ну-ка прочь руки, воронье поганое, это добыча воина. – В дверях стояли три варвара гавелина из конной разведки императорской армии. Командир сотни с волчьей шкурой на плечах спутал серые рясы рыцарей ордена с одеждой бродячих монахов.

Комит ордена отдернул руку и оглянулся, увидев только троих, поначалу обрадовался, но его чуткое ухо тут же огорчило, уловив приближающийся топот конских копыт.

– Как мы их пропустили? Сколько их? По звуку явно немало. – Камол был зол и раздосадован задержкой, но выбор для себя он уже сделал. – Придется договариваться.

– Комит ордена огнерожденного Митры. – Камол поднялся на ноги и приветствовал варваров легким наклоном головы. – Этот мертвый старик – опаснейший враг императора и церкви. Колдун. Вещи его прокляты и должны быть переданы святой инквизиции для очищения огнем и сожжения вместе с телом.

Монахам не повезло, может, нарвись они на другой варварский отряд, все закончилось бы иначе, но про жадность гавелинов в армии ходили легенды.

Командир варваров и не подумал представляться.

– Что ты там лопочешь, монах? Забирай своего дохлого колдуна, он мне не нужен, но деньги, малец и все, что там лежит – это наша добыча. – Гавелин в волчьей шкуре что-то гаркнул в открытую дверь, и в дом вошли еще два варвара с обнаженными мечами.

– Хорошо. Деньги, пленник и вещи твои, мы возьмем только шкатулку. – Камол уже понял, что миром дело не закончится, но решился на еще одну попытку. – В шкатулке священная реликвия, она заколдована и принесет непосвященному большое несчастье.

– Я хочу видеть, если там кости ваших старцев, как ты говоришь, тогда забирайте. – Варвар сказал что-то своим, и те заржали в ответ. – Мои воины не претендуют на кости, их и так валяется вокруг предостаточно.

Показывать дикарю содержимое шкатулки совершенно не входило в планы орденского комита. Он сделал едва заметный знак своим людям.

– Конечно. Вот она лежит, возьми и посмотри. – Как не старался Камол произнести эти слова как можно мягче, все равно фраза прозвучала как угроза.

Вождь гавелинов с прищуром посмотрел на монахов.

– Я вижу под рясами кольчуги и мечи, но там за дверью почти сотня всадников. Уходите, пока я не передумал.

Аполинар по знаку старшего поднял шкатулку и протянул руку навстречу варварам.

– Можете взглянуть, и мы уходим, как договорились. – Все трое сделали несколько шагов к двери.

На расстоянии вытянутой руки рыцари ордена остановились, гавелин, стоявший рядом с вождем, потянулся к шкатулке, но дотронуться до нее не успел. Оружие появилось в руках монахов со скоростью, никак не вязавшейся с их внешностью. Два варвара упали на пол, захлебываясь кровью, но Волчья шкура как будто ждал чего-то подобного и увернулся от разящего удара Камола. Трое оставшихся гавелинов сомкнули щиты и, выставив мечи, закрыли собой дверь, тогда как их предводитель, выскользнув во двор, гортанными воплями собирал им подмогу. Гавелины, привыкшие больше рубить убегающего врага или осыпать стрелами стоящего в пятидесяти шагах противника, не выстояли против лихих орденских рубак и минуты, они стояли втроем, но каждый защищал только себя. Монахи, казалось, даже не замедлили шаг, они атаковали и всегда оказывались вдвоем против одного, варвар закрывался щитом от удара слева, а получал смертельный удар справа, три рыцаря-монаха действовали как одна шестирукая машина, но, к сожалению, в дверь машина целиком не проходила. Камол шагнул за дверь первым, и тут же в кольчугу ударило копье, еще два он отбил мечом, четвертое распороло кожу на ноге, больше он ждать не стал и рванул обратно, хлопнув за собой дверью. Вслед за ним в дверь застучало еще несколько копейных ударов.

– Кажись трындец нам, ребята, не выйдем. Их там не меньше сотни.

По крыше затопали шаги и застучали удары.

– Крышу разбирают, хотят нас сверху стрелами забросать. – Камол лихорадочно заводил глазами в поисках выхода. – А где парнишка?

– Видать, ушел через крышу. – Аполинар указал на приставленную лестницу. – Пока мы в дверь ломились, и серебро ведь успел прихватить, гаденыш. Зря ты не дал мне его добить.

– Не время болтать! Хватай столешницу и в угол, накроемся ею, сейчас стрелы посыпятся.

Три воина-монаха сидели спиной к очагу, накрывшись столешницей. В нее время от времени ударяла стрела: били прицельно с крыши. Рядом лежал труп Тироса и его мешок с пресловутой шкатулкой.

– Вот скажи, комит, ты в такие мгновение не начинаешь сомневаться в боге? – Аполинар перехватил столешницу поудобнее. – Вот мы всю жизнь свою ему посвятили, а скоро здесь сдохнем не за грош, вон лежит легенда целого поколения, а умер, как собака, без покаяния. Я к тому, что не понимаю, почему нас, своих верных слуг, он бросил, а мозгляку и предателю позволил уйти.

– Незачем тебе понимать божий замысел, держи вон лучше столешницу выше, а то в башке тебе сейчас еще одну дырку сделают, чтобы лучше думалось, наверное. – Камол скептически хмыкнул. – Мы должны были сегодня погибнуть в честном бою с Тиросом Иберийским, но решили схитрить, пойти по кривой дорожке. Ну и как получилось? Нет. А что касается парня, то у него уже душа черная, и руки в крови. Нет для него спасения на небе, а вот грязное дело на земле еще, видать, есть.

Прервав разговор, с крыши на землю упал факел, следом еще несколько, от двери и стен потянуло дымом. Варвары, потеряв терпение и отчаявшись достать своих врагов, решили сжечь их, наплевав на добычу.

Глава 3. Акциний Наксос

Акциния Наксоса вся армия знала по кличке Акси Добряк, хотя добрым его постеснялась бы назвать и собственная мать. Впрочем, мать свою он никогда не видел, и что она могла бы сказать о своем сыне, ему было совершенно неинтересно. Он не был ни добрым, ни злым, никто бы не смог с уверенностью сказать, что когда-нибудь слышал его громкий смех или видел вспышку его ярости. Он был бесстрастен, абсолютно бесстрастен и рационален. На его малоподвижном лице навсегда застыла маска скрытого раздражения человека, которому осточертел окружающий его мир. Если надо было быть жестким, отрезать кому-то ухо, чтобы вернуть долг, его люди отрезали, если калечить не было необходимости, то обходились простым мордобоем, но в любом случае перед экзекуцией, он, смотря прямо в глаза, монотонно и едва слышно долго внушал жертве о первородности добра и недопустимости зла, тайных происках алчности и стяжательства.

Акси шел впереди своего небольшого каравана, два больших фургона, с десяток вьючных лошадей, погонщики, слуги и пара его верных бойцов, Клешня и Мера. Вокруг догорали остатки деревни, сновали какие-то варвары, растаскивая все, что не разграбили до них. Наксос морщил нос от запаха гари, раздумывая о том, что армия, наконец-то остановилась и, судя по высоте стен осажденного города, надолго. Значит надо подыскивать место для заведения и желательно что-нибудь понадежнее, поскольку, как подсказывал опыт, полотнище шатра никогда не рассматривалось пьяной солдатней, как серьезное препятствие. Вино, шлюхи, гашиш – Акси имел лицензию имперской канцелярии на все виды разрешенных в армии развлечений, и, надо сказать, лицензия эта стоила ему немало. Приходилось платить чиновникам в столице, наместникам в провинции, военным из штаба стратилата, ну и, конечно же, форс-мажор, неизменно сопутствующий в его деле.

Они уже выходили из деревни, когда Клешня толкнул Наксоса, указывая на каким-то чудом уцелевшую конюшню. Стены из колотого гранита, пара стрельчатых окон на самом верху и даже почти полностью уцелевшая соломенная крыша. На фоне бушующего огня, черных пожарищ и стелющегося серого дыма этот огромный незатронутый войной сарай смотрелся как чудо, как мираж, наведенный чьей-то колдовской рукой.

– Надо брать, хозяин. – Простоватый Клешня нетерпеливо теребил пострадавшую от правосудия Царского города левую руку. Акциний и сам понимал, что этот сарай настоящий подарок. Лучше и быть не могло, но это-то и останавливало. Он медлил, не любил он сюрпризы и подарки, справедливо полагая, что за все рано или поздно придется платить, да и внутренний голос надрывался от крика: “Не ходи! Не ходи! Не ходи!” А своей интуиции он привык доверять как никому, потому-то и был жив до сих пор. Пауза затягивалась, но все терпеливо замерли в ожидании, и только лошади, позвякивая сбруей, вытягивали шеи, пытаясь дотянуться до придорожной травы.

– Ладно, берем. – Наксос шагнул вперед, и весь караван, уставший от бесконечных переходов, вздохнув с облегчением, последовал за ним.

Они уже подходили к зданию, когда из-за развалин сгоревшего дома выскочил полуголый варвар с безумно-счастливым выражением на перепачканном сажей лице. В руке он держал пылающий факел, и его желание зашвырнуть его вовнутрь сарая ни у кого не вызывало сомнений. Акциний остановил рванувшегося было Клешню:

– Убери нож. Это же гавелины, тронешь одного, их тут же примчится с полсотни, чтобы выпустить тебе кишки. Да и нам заодно. – И уже обращаясь к пробегающему мимо них дикарю:

– Эй, милейший. Не продашь ли ты мне свой факел? – Акси не знал ни одного языка, кроме общепринятого в империи туринского, но его язык жестов понимали буквально все. Вот и сейчас гавелин остановился, уставившись безумным взглядом на серебряный динар, блеснувший в руке Наксоса. Потом они еще некоторое время размахивали руками, обмениваясь мнениями и разговаривая при этом каждый на своем языке. Наконец варвар сунул факел в руки Акциния, схватил динар и, развернувшись, отправился туда, откуда он только что прибежал.

– Если подумать, что к этой горящей палке прилагается еще вполне пригодный сарай, то получается не так уж и дорого. – После этой глубокомысленной фразы, которую Акси, задумавшись, произнес вслух, весь караван взорвался. Гоготали погонщики и слуги, Клешня и Мера давились от хохота. Шлюхи в фургоне вытирали заплаканные от смеха глаза, смеялись все, естественно кроме Акциния, тот продолжал невозмутимо рассматривать свою покупку.

Конюшня и теперь уже прилегающий к ней сгоревший дом потихоньку обживались. Люди занимались привычным делом, разгребали завалы, выносили мусор, чистили и скребли. Нужно было оборудовать питейную залу, комнату для игры в кости и еще много чего, но большинство ходило с Добряком уже не один год и знало свое дело. Сам Акси сидел на своем походном стуле перед домом и посасывал короткую трубку. Со стороны казалось, что он полностью погружен в свои мысли, и все происходящее вокруг его мало волнует. Но впечатление было обманчивым. Хотя в голове его действительно роилось немало важных мыслей, это не мешало ему замечать любую мелочь, были ли то разборки между девочками, болтовня погонщиков или нерадивость слуг. Ничего не ускользало. Стоило лишь где-то возникнуть неразберихе, как немедленно появлялся там один из стражей Акциния и тумаками или криком восстанавливал порядок. Вот и сейчас Клешня орал на замешкавшихся погонщиков, а Мера стоял за стулом своего хозяина и что-то нашептывал тому на ухо. Неожиданно привычную суету нарушил грохот лошадиных копыт и бряцание оружия. Наксос напрягся. Он предпочитал работать с простыми легионерами или варварами, а тут, судя по тому, как дрожала земля, явно шел отряд тяжелой кавалерии. “Либо высокое начальство пожаловало, либо вельможные детки из катафрактов,” – подумал Акси. И тем, и другим он был совершенно не рад.

Через мгновение из-за поворота в деревню ворвалась кавалькада всадников. Подняв столб пыли, они осадили коней на площади перед конюшней. Из пыльного облака раздался могучий бас:

– Ба, знакомая рожа. Акциний, твою ли воровскую харю я вижу?

– Мою, господин легат, мою. – Акси тяжело поднялся со стула, бурча про себя. – Принесла же нелегкая. Вот как чувствовал, не будет мне здесь покоя.

– Давно не виделись, я-то думал, тебя уже давно вздернули на виселице. – Командир первого варварского, или как его называли в армии дикого легиона – Серторий Михаил Вар наехал на Наксоса грудью своего коня.

– Хвала огнерожденному Митре, жив еще пока. Да и за что, мой господин? – Акциний отступил от храпящей морды жеребца. – Я торгую честно, плачу вовремя, никто не в обиде.

– За что! – Загрохотал Серторий. – Да за то, чтобы такие как ты небо не коптили, не спаивали и не обирали моих солдат.

– Да побойтесь бога, мой господин. Кто кого обирает! – Акси попытался изобразить искреннее возмущение. – Я лишь тружусь в поте лица своего на благо Базилевса и великой армии. Должны же солдатики где-то выпустить пар после трудов ратных. У меня здесь и накормят, и напоят, и приласкают…

Легат резко прервал излияния Наксоса.

– Хватит. Я не собираюсь выслушивать эту чушь. Ты ставишь свой притон на земле, где стоит мой легион. – Михаил Вар слыл в армии человеком не только очень жестоким, но и патологически жадным. – Вот что-то не помню, чтобы ты спрашивал у меня разрешения на свой вертеп.

– Так ведь не сном же, не духом. Так это ваша земля, мой господин. – Пустился в знакомую игру Акциний. – Эти дикари все одинаковые, откуда же мне знать, что они ваши.

В голосе торгаша легат уже слышал ласкающее ухо позвякивание серебра, и это настраивало его на благодушный лад.

– Не надо держать меня за дурака. Все знают, здесь квартирует первый дикий, а ты хочешь, чтобы я поверил, что такой проныра, как Акси Добряк, об этом не слышал. Нет. Ты просто пытаешься меня надуть, а это тянет на двойную таксу. – Серторий издевался и был очень доволен собой.

– Да за что, мой господин, вы взъелись на бедного старика? – Ситуация требовала, и Акси изобразил в голосе всю жалостливость на какую был способен. – Я разве против заплатить хорошему господину. Да никогда. Вы же меня знаете, я всегда исправно плачу, что полагается.

Акциний, делая особый упор на фразу «что полагается», подошел к легату. Увесистый мешочек серебра, мелькнув на мгновение в руке Акси, исчез в могучей длани Сертория Вара. Тот чуть подержал его в ладони, прикидывая вес, затем бросил его своему адьютанту.

– Смотри, Добряк, чтобы такое было в последний раз. Больше не спущу. – Легат грозно нахмурил брови, вздыбливая коня.

– Да что вы, что вы. Никогда больше. – Замахал руками Акциний, изображая испуг.

Страх Акциния так же, как и гнев Сертория был скорее спектаклем, частью заведенного ритуала, поскольку взятка в империи с легкой руки всемогущего Варсания Сцинариона давно уже была поставлена на государственную основу. Кто, сколько и кому платит, какая часть должна быть отдана вышестоящему. Все было жестко регламентировано, хотя и нигде не записано. Затребовать больше, было таким же преступлением, как и не заплатить вовремя. Сцинарион очень высоко ценил порядок и абсолютно не выносил своеволия, поэтому под его неусыпным контролем сотни тысяч тоненьких ручейков по всей империи сливались в один мощный, денежный поток, который наполнял казну императора, не забывая, конечно, и карман главы имперской канцелярии.

Всадники умчались, оставив после себя лишь кучи навоза и изрытую копытами землю. Акси посмотрел им вслед, потом перевел взгляд на оставленное ими наследство и, сплюнув, повернулся к своему телохранителю.

– Вот помяни мое слово, Мера, не будет нам здесь покоя.

– Смотри, накаркаешь. Хорошее место, все лучше, чем в голом поле, в палатках. – Мера хотел еще что-то добавить, но забыв что, махнул рукой и пошел к двери заведения. Акциний вернулся на свое место и возобновил попытки раскурить потухшую трубку.

К вечеру кабак наполнился солдатней, по большей части герулами и гавелинами из легиона Сертория Вара. Заведение еще не было готово и на половину, но уже открылось, и шла обычная рутинная работа. Наемники накачивались вином и орали свои дикие песни, девки визжали, слуги сновали с кувшинами и мисками. Все шло, как и всегда, Наксос уже хотел было подняться наверх, в оборудованную для него под самой крышей каморку, но в этот момент в заведение вошли трое монахов. Они, не привлекая излишнего внимания, направились к свободному столу в углу зала. Акцинию одного взгляда на эту троицу хватило, чтобы изменить решение. Он остановился и знаком подозвал Клешню.

– Видишь тех троих за дальним столом.

– Монахов что ли? – Клешня прищурился, всматриваясь в полумрак помещения.

– Ох, Клешня, когда ты хоть чему-нибудь научишься! – Наксос вздохнул. – Это такие же простые монахи, как я туринский патрикий. Смотри. У двоих под рясой кольчуги и мечи на поясе, а третий… Уж больно чистый, ряса дорогая и волосы мытые. Ты когда-нибудь таких странствующих монахов видел?

– А ведь точно, и как ты в этой темноте умудрился их разглядеть. – Клешня взялся за рукоятку ножа.

– Нет, это не разбойники, это другого полета птицы, но для нас, пожалуй, похуже бандитов будут. – Акси задумался. Будто вспоминая что-то. – Уж больно они нас, фесалийцев, не жалуют. Пойди, проследи, чтобы обслужили их быстро, и не мешал им никто. Может, и пронесет.

– Да кто они такие, скажи ты толком? – Клешня был сбит с толку.

– Святую инквизицию нашей матери, церкви огнерожденного Митры, каждый фесалиец должен нутром чуять. – Акциний толкнул помощника. – Давай, давай. Не стой. Я сам тоже сейчас подойду. Надо представиться «дорогим» гостям.

Наксос подошел к монахам, когда те уже заканчивали с цыплятами и хлебом.

– Рад приветствовать у себя таких дорогих и почетных гостей.

Все трое подняли на него глаза, а он, выдавив из себя самую елейную улыбку, продолжал.

– Такая честь, такая честь, не каждый день у нас останавливаются эмиссары святой инквизиции.

Жующие рты остановились, и три пары глаз уставились на Акциния. В глубоко посаженных глазах старшего из троицы застыло удивленное раздражение.