Читать книгу День Святой Милы - Дмитрий Казаков - Страница 1

Проснувшись, Алекс понял – сегодня будет удачный день.

За окном шуршал дождь, а всем известно, что если небо льет слезы в праздник, приходящийся на самое начало осени, то успех ждет тех, кого жребий на этот год избрал в Охотники…

Жена, как обычно, громыхала горшками у печки, и при мысли о ней Алекс испытал привычное острое раздражение – выпало же ему жить с такой дурой, не понимающей, кто ей милостью Господа достался в мужья, а кроме того, Инга в последнее время что-то раздалась, точно хавронья на сносях.

– Ты проснулся? – тихо спросила жена, угадавшая, как обычно, момент пробуждения супруга.

– Нет, и вижу кошмарный сон, – буркнул Алекс.

Жена вздохнула и отвернулась.

Ладно бы хоть детей рожала нормальных, так ведь нет, принесла мальчишку, но такого тихого и робкого, что лучше бы он родился девчонкой… Что будет, когда Макс вырастет и отправится на первую для себя праздничную Охоту?

Стыд и позор для родителей, воспитавших труса? Похоже на то…

Алекс выругался, но негромко, чтобы не услышал начавший уже возиться на полатях сын, и вылез из-под одеяла. Пока одевался, вспомнил, как оно все было пять лет назад – сбор, молебен, и затем сама Охота, возможность показать односельчанам, что ты настоящий мужчина и что благодать святой Милы по-прежнему с тобой, а значит, и с ними, со всеми оставшимися в этом мире людьми.

Он и сегодня это покажет, обязательно.

Выбравшись из избы, Алекс столкнулся с соседом, кривым и чернобородым Робом – тот с самого утра был под хмельком, а это значит, что ближе к вечеру поколотит жену, с воплями и визгом на всю деревню, со сломанной о макушку благоверного скалкой и разбитой вдребезги посудой.

Соседу на Охоту не идти, так он свою устроит, почище настоящей.

– Ты сегодня, да? – прошамкал Роб, лишившийся к своим сорока пяти большей части зубов.

– Да, – ответил Алекс, думая, что этого типа он пристрелил бы с таким же удовольствием, как и какого-нибудь зоба, такого же вонючего и тупого, разве что бессловесного, способного издавать лишь бессвязные восклицания.

Хотя чем речь соседа лучше?

Роб ухмыльнулся и заковылял прочь, хоть и зигзагами, но направляясь в сторону церкви, туда, где вскоре соберутся все жители деревни, ну кроме разве что тех, кто по старости или болезни ходить не может, вроде Глухого Стаса, вот уже лет пять лежавшего пластом, но при этом прожорливого и капризного.

Алекс сам слышал, что сыновья старика поговаривали о том, что неплохо бы просто перестать его кормить. Отправится прямиком в рай, хотя, учитывая его склочность… туда, куда определят его Господь и Святая Дева.

Отец Иржи тогда их едва отговорил, сказал, что грех и что испытания посланы свыше.

Обычное бла-бла-бла, в которое можно было бы поверить, если бы сам священник хоть в какой-то мере мог служить образцом благочестия, смирения и прочих добродетелей. Все знают, что он при живой жене шляется к вдове Ляшке, а из всей Библии растолковать может только то, чего никто не понимает – про всяких древних еврейских царей, про пророков и прочую мутятину.

Спроси его про ту же святую Милу, что он ответит?

Зашевелит важно белесыми бровями да примется нести всякую чушь про небесное предопределение.

– Эх! – И Алекс от раздражения аж сплюнул.

Ладно, ругай не ругай отца Иржи, но он священник, а другого нет, молодого Петера, что ходит в послушниках, еще учить и учить.

– Ты где? Время уже, – сказала выглянувшая из избы жена, и тут же ударил колокол на церкви.

Один раз – знак общего сбора.

Алекс выругался и метнулся обратно в дом – мешок собран с вечера, но в повседневной одежде и обуви не пойдешь на Охоту. Можно, конечно, никто и ничто не запретит, но будет неудобно, а малейшая задержка или промашка, и все, ты сам станешь дичью, а потом мясом для зобов.

Если уж на обычного медведя снаряжаешься всерьез, то что говорить о походе в Каменный Лес?

– Все, готов, – сказал он, во второй раз выходя из избы.

Высокие сапоги и куртка из прочной кожи, заплечный мешок с едой и водой, лямки подогнаны, на поясе аж два ножа, но зато верный лук и стрелы остались дома, сегодня их заменит священное оружие.

– Ты такой смелый, папа, – сказал сын, глядя в землю.

– И ты, Макс, должен быть таким, – Алекс, подавляя раздражение, потрепал мальчишку по макушке. – Рано или поздно тебе тоже предстоит встретиться с зобами, хватит их и на твой век, и на твоих детей с внуками.

– Пойдем, неудобно опаздывать, – вмешалась в разговор жена.

Алекс хотел было сказать, что сегодня его день и что в праздник Святой Милы односельчане подождут одного из трех Охотников, но смолчал – баба глупа, и объяснять ей что-то бесполезно, только зря слова потратишь.

– Да, идем, – сказал он, и они зашагали туда, где над домами торчала колокольня.

С этой стороны от храма четыре десятка изб, и с другой, ближе к реке, столько же, вот и вся деревня, на востоке прямо за околицей лес, с запада поля, большей частью уже убранные, и луга, где выпасают скот.

На площади перед церковью колыхалась толпа, а двери пока были закрыты.

– Ты где-ка? Давай-ка! – крикнул стоявший на крыльце Сиволапый, увидев Алекса, и замахал руками.

У этого могучего, но не особо ловкого парня было имя, но все знали его по прозвищу.

В этом году он попал в число Охотников, как и Томаш, приземистый и усатый, недавно разменявший сорок лет.

– Иду-иду, – произнес Алекс, после чего повернулся к жене и поцеловал ее.

Всхлипнувшему сыну подмигнул и, развернувшись, начал протискиваться через толпу – перед ним расступались, женщины улыбались, мужчины одобрительно хмыкали, а кое-кто и хлопал по плечу.

Все знали, чего он стоит – две Охоты, обе успешные.

– А то мы уж заждались тебя, – сказал Томаш тихо, как обычно, в густые свои пепельные усы.

– Торопиться потом будем, – ответил ему Алекс и постучал в двери церкви.

Внутри зашаркали, скрежетнул отодвинутый засов, и створки медленно пошли в стороны, обнажая внутренности храма – полутемного, точно пещера, заполненного огоньками свечей, запахом горячего воска и старого дерева.

– Заходите же, христиане! – объявил отец Иржи, даже в праздничном облачении выглядевший жалко.

Алекс отогнал желание сплюнуть и переступил порог.

Петер стоял, как ему положено, у алтаря, со стены скорбно смотрел распятый на кресте Спаситель, прятались в тенях иконы с ликами второстепенных святых. Справа в углу угадывались очертания статуи, изображавшей Святую Деву Марию, а слева из сумрака выступала фигура Святой Девы Милы.

Два божественных начала, на которых держится мироздание – Любовь и Сила.

Одна создала Вселенную и позволила ей существовать долгое время, другая спасла положение в тот момент, когда Зло едва не взяло верх и Дьявол чуть не стал истинным господином мира сего.

Охотники встали перед Святой Милой, чей праздник сегодня, и преклонили колени. Прочие жители деревни остались снаружи – им следить за службой оттуда, да и внутрь всем никак не поместиться.

– Помолимся же, братья и сестры, – затянул отец Иржи, и Петер начал повторять за ним гнусавым голосом.

Забормотал что-то Сиволапый, Томаш благочестиво уставился в пол.

Алекс же не отрывал глаз от Святой Милы – одетая как все Охотники, с решительным, но очень красивым лицом, она держала в одной руке крест, а в другой сжимала святое оружие, что пускают в ход только против зобов. Рассказы о той, кто когда-то была просто человеком, а затем сумела стать много большим, уже века передавали в деревне от отца к сыну.

Если бы не эта женщина и павшее на нее благословение Спасителя, то человечество погибло бы в тот момент, когда мир наполнился зобами. А так Святая Мила помогла их селению уцелеть, сохранить не только жизни, но и веру, и за это она и стала одной из тех, кто стоит у престола Господа.

– …Аминь! – возгласил отец Иржи, давая понять, что короткая праздничная служба окончена.

Основная «служба» будет немного позже, в Каменном Лесу…

– Аминь! – с некоторым облегчением повторил Алекс и поднялся на ноги.

Священник подал знак послушнику, и тот исчез за алтарем.

Когда вернулся, то на вытянутых вперед его руках лежали три святых оружия, и смотрел Петер на них с благоговением.

Еще бы, это чуть ли не самые ценные вещи во всей деревне, и в обязанности отца Иржи входит ухаживать за ними, а до него смазывал и чистил оружия отец Иван и все-все священники до них, начиная со времен Святой Милы.

– Да пусть водит твоей рукой сам Господь, – сказал священник, вручая одно из оружий Алексу.

– Аминь, – отозвался тот.

Так, ремень повесить на плечо, чтобы ствол смотрел вниз, а кожаную сумочку, набитую патронами, на пояс.

Стрелы для священного оружия не годились, делать патроны в деревне не умели, и Алекс иногда с ужасом думал о том дне, когда их запас, пусть пока еще достаточно большой, закончится. Как тогда ходить на Охоту, уничтожать зобов, не с помощью же луков и топоров?

Остается надеяться, что велико человеколюбие Святой Милы, что поможет она людям, не оставит в беде…

– Идите же, дети мои, и возвращайтесь, – и отец Иржи разом перекрестил всех троих.

Алекс вышел на крыльцо и почти услышал, как мальчишки в толпе затаили дыхание – еще бы, единственный день в году, когда можно увидеть священное оружие, настоящее, то самое…

– Ну что-ка, пошли? – сказал Сиволапый, гордо расправляя и так широкие плечи.

Томаш кивнул:

– Пошли.

Толпа расступилась перед Охотниками, ни единого звука не прозвучало вслед – дурная примета. Вот околица, а вот и чащоба, сквозь которую надо пройти, чтобы оказаться на тропе, что ведет в Каменный Лес.

Тропа это не простая, она в чем-то сродни обиталищу зобов, под ногами тут частенько попадаются «льдины» серого ноздреватого камня, что легко крошится и распадается на куски. Если верить сказкам, его когда-то делали люди, чтобы двигаться на каких-то дивно быстрых повозках.

Алекс в этом, откровенно говоря, сомневался.

Вот в зобов, Воинство Зла на земле и Святую Милу он веровал крепко.

– Ну что-ка, как? – спросил Сиволапый, когда деревья сомкнулись за их спинами.

– Как обычно, – отозвался Томаш. – Если ты дурить не будешь.

Здоровяк обидчиво крякнул – на прошлой своей Охоте четыре года назад он «отличился», приволок в деревню не голову, как обычно, а добрый кусок зоба, шею, одно плечо и целую руку. Посмотреть на эдакую диковину сбежалась толпа народу, а мертвец возьми, да и оживи прямо на площади перед церковью.