Читать книгу Апприатур терра, эт герминет Ксан - Дмитрий Кононов - Страница 1

Оглавление

1.

В северной части города имелось сразу два кладбища – старое и новое. В народе их так и называли, хотя официально во всех документах они значились как "городское кладбище номер один" и "городское кладбище номер шесть". Старое располагалось в сердце заброшенной лесопарковой зоны с петляющими дорожками из раскрошившихся бетонных плит и c мостиками над темной водой, лениво текущей по неширокому безымянному каналу. Благодаря такому окружению кладбище заросло карагачами и ивами и спрятавшиеся от городской суеты за высоким кирпичным забором могилы во время знойного лета укрывала прохладная тень. Тут царили покой, тишина и сумрак. Сама вечность раскинула над памятниками с крестами, полумесяцами и красными звездами свой саван. Она объединила погребенных здесь людей, не обращая внимания ни на их веру, ни на цвет кожи или разрез глаз, и сделала бессмысленными их прижизненные попытки разделиться на группы, партии или стада.

Однако хоронить на этом кладбище уже лет двадцать как закончили. Так что, если в ближайшее время вы готовились умереть, вам придется довольствоваться новым, с его редкой сухой травой и твердой спекшейся почвой. Выжженное знойным солнцем оно занимало все склоны холма между оптовой базой – последним строением в городской черте – и виноградниками фермерского хозяйства раньше называвшегося винсовхозом имени Ленина. Между могил не было бетонных дорожек, а посаженные по краям центрального кладбищенского проезда деревья быстро зачахли и превратились в торчащие из земли, обглоданные суховеями, палки.

На южном склоне холма, в десятом ряду, находилась могила с просевшим надгробием из красного мрамора. На нем можно было различить надпись “любимой дочери” и анфас девушки со смеющимися глазами.

Этот памятник поставили три месяца назад, и он еще давал усадку. В обязанности кладбищенских работников входило поправлять надгробные плиты, подбрасывая под них новую землю, но эту могилу они обходили стороной. Они сами не отдавали себе отчета в том, что сторонятся ее. Вполне возможно, некоторые из них слышали какие-то слухи о похороненной здесь девушке, но, считая себя вполне разумными и просвещенными людьми, не придавали им большого значения.

Смеющиеся глаза. Им было не место на кладбище.

Под памятником, скрытая пластмассовым венком, находилась паучья нора не больше мизинца в диаметре. Она появилась тут совсем недавно, но живущий в норе паук уже успел оплести своей паутиной часть венка и основание памятника.

2.

Николай, сложив диван, принялся наводить порядок в квартире.

Жил он один и, как положено холостяку, к внеочередной уборке испытывал крайне неприязненное отношение, считая ее лишней тратой драгоценного времени. С годами у каждого одинокого мужчины вырабатывается свой стиль жизни. И чем больше он живет один, тем крепче этот стиль прикипает к его естеству.

Закоренелые холостяки и те, кому довелось испытать радость семейного очага и напиться на собственной свадьбе, – все со временем обрастают бытом. Однако при этом их повседневные потребности превращаются в некий ритуал. Например, чем не ритуал – каждое воскресное утро отправляться по супермаркетам для того, чтобы закупить продукты на следующую неделю, хотя полки в холодильнике ломятся под тяжестью заплесневелой колбасы и прокисшего молока? Или чем не ритуал – регулярная покупка однотипных костюмов, туфлей и шариковых ручек? Получается своего рода симбиоз человека и окружающей его обстановки, который потом оказывается трудно разрушить.

К слову сказать, каждая встречаемая бабенка непременно попробует это сделать. Но, конечно, у нее ничего не получится. Чем закоренелей холостяк, тем сложнее заставить его отойти от раз заведенного им распорядка.

Наступает момент, когда мужчина понимает, что ему больше не нужен никто, что ему удобней всего – быть с самим собой… ну и может еще иногда со своей правой рукой…

Николай считал, что до правой руки ему еще очень далеко. Он мог бы стать примерным семьянином, любить своих детей и будущую жену. Просто до сих пор ему с этим малость не везло.

С Натальей он встречался уже два месяца. Она была тихой молодой женщиной с острыми как у мышки чертами лица. От предыдущего брака, продлившегося чуть более одного года, у нее осталась дочь – маленький ангел по имени Настя со светлыми кудряшками и большими синими глазами. Девочка с детской непосредственностью называла его “Колей” и любила сидеть у него на коленях.

Этим вечером, впервые за все то время, что они были знакомы, Наталья собиралась остаться у него на ночь. Дочку она на выходные отдала родителям, и Николай в тайне надеялся, что дело не ограничится лишь одной ночью.

Когда он достал из-за кресла пылесос мысли о предстоящей близости медленно трансформировались в воспоминания, а те понеслись перед ним как кино на отматываемой в обратную сторону видеокассете. Вся его жизнь прокручивалась перед ним и чем дальше он опускался в прошлое, тем темнее и беспросветнее становилось вокруг. В обступающей, стискивающей его тьме все ярче и ярче вспыхивали моменты, о существовании которых он старался забыть. Мгновения складывались в часы, часы в годы, годы в юность, состоящую исключительно из страхов и обид, а юность в худого очкарика с кривыми ногами и лицом постоянно покрытым огромными багровыми угрями.

Ботан, книжная моль, девственная плева, урод, дебил – вот лишь некоторые из презрительных кличек, которыми его награждали одноклассники. На момент окончания школы самым главным критерием при выборе университета для Коли стало максимально возможное расстояние до родного города. Лишь сбежав из того ада, что окружал его в детстве и юности, он смог начать строить свою жизнь заново. Медленно и робко, кирпичик за кирпичиком. Он несколько лет создавал нового себя, закончив строительство только после того, как расстался с Мариной.

Ему было двадцать. Ей шестнадцать. Они встретились в городской библиотеке, где Николай готовил курсовую работу по истории русского парламентаризма, а Марина искала книги с выдержками и переводами средневековых трактатов о колдовстве и черной магии. Это была странная девочка. Ее худоба граничила с анорексией. Николай впервые встретил кого-то, кто казался еще более тощим, чем он. Спустя месяцы он считал это смешным, но тогда, впервые увидев ее, он назвал ее “воздушной”.

Марина двигалась между книжных стеллажей невесомая как фея из сказочного средиземья. Сев напротив него за соседним столом и, сосредоточено читая большую старую книгу в потемневшем переплете, девушка делала записи в маленьком девчоночьем блокноте. Какое-то время он незаметно (по крайней мере ему так казалось) и с интересом заглядывал в него поверх ее руки, пытаясь разобрать, что в нем написано. Но слова, которые ему удалось разглядеть больше напоминали витиеватый полный мелких деталей орнамент. Они сливались в узор из крошечных букв, вытекающих из ее ручки – ручки, с которой и началось их знакомство.

Он часто ронял свои. Шариковые, перьевые, гелиевые – его пальцы не были способны удержать ни одну из них. Легкие, тяжелые, круглые или квадратные – пальцам было всё равно. Родители говорили – это происходит потому, что «он витает в облаках» и «ему ничего нельзя доверить». Одноклассники уверяли – это из-за того, что его кривые руки растут прямо из задницы. Для первых упавшая ручка была сигналом к началу нового раунда в состязании, называвшемся «Унизь этого бестолкового сына», для последних – в состязании «Пни ботана пока он ползает под партой».

Даже поступив в университет, он продолжал постоянно ронять их. Он смахивал их со стола, застигнутый врасплох вопросом преподавателя, они вываливались изо рта, когда он грыз их колпачки, выскальзывали пока крутил в руке. И до сих пор, всякий раз, когда очередная ручка с громким стуком падала на пол, он сжимался как в детстве, ожидая либо пинка и злобного хихиканья одноклассника, либо громогласные упреки отца.

Поэтому, как только что-то упало рядом Николай, не раздумывая, наклонился, и лишь затем, уже сдвинувшись на самый край стула, сообразил, что таких странных ручек как эта, украшенная черепами и розами, никогда не существовало в его арсенале. Длинные тонкие пальцы, с ногтями выкрашенными черным лаком протянулись к ручке с противоположной стороны. Его взгляд пробежал вверх по бледному запястью и голому предплечью девушки.

Надо о чем-нибудь спросить, надо как-то завязать разговор.

Он принялся подбирать слова, силясь вспомнить фразы, которые использовали брутальные альфа-самцы из голливудских кинофильмов, когда хотели очаровать очередную супермодель, и в этот момент их головы столкнулись.

– Черт!

Уши заполнил далекий гул. Перед глазами поплыло. Николай понял, что падает и попытался схватиться за ножку стола, но та неожиданно телепортировалась на несколько сантиметров левее и он повалился прямо в объятия Марины.

– Елы-палы, – донесся до него ее голос. – Какое безумно романтичное знакомство.

– Извините, – промямлил Николай, высвобождаясь из ее рук и чувствуя себя последним идиотом. Щеки пылали, сгорая со стыда.

– Со мной так еще никто не знакомился, – глаза девушки смеялись, хотя внешне она казалась абсолютно серьезной.

Николай встал, рассыпаясь в нечленораздельных извинениях.

– Ну, так ты поможешь мне подняться? Нет, ты, конечно, можешь сесть на пол напротив меня, но я – девушка строгих моральных принципов, – и не способна начинать половую жизнь, до тех пор, пока не узнаю хотя бы имени своего парня.

3.

Дневная жара спадала вместе с наступлением сумерек. Из норы под надгробием выполз большой красный паук. Какое-то время он неподвижно сидел под венком рядом со своей паутиной, но потом стремительно взобрался на верхушку памятника, лишь на секунду задержавшись возле портрета похороненной тут девушки, и снова замер, словно к чему-то прислушиваясь.

Оранжевый шар солнца, мохнатый и огромный, сам похожий на паука, прячущегося в норе, скрывался за холмами. Последний тусклый рассеянный свет озарил памятник, вспыхнув на странных словах, высеченных у самого основания на его обратной стороне, – У чвах Ксан, Ча лелеа впрос ут

Апприатур терра, эт герминет Ксан

Подняться наверх