Читать книгу Междумирье - Дмитрий Леонидович Федорович - Страница 1

Часть 1. Энроф

– Рыцарь! – позвал из-за двери детский голос. – Уже светает. Пора подниматься. Тебя ждут. Последние двое братьев приехали сегодня ночью. Поспеши, все уже собрались в трапезной!

Памва вздохнул. Уже давно его так никто не называл – рыцарь.

– Не рыцарь, Шио… Просто Памва. Или брат Памва, если тебе так привычнее. Скажи владыке, что я уже иду.

Шио чему-то засмеялся и убежал, звонко шлёпая босыми ногами по прохладным после ночи каменным плитам. Впрочем, в его возрасте всегда найдётся, чему радоваться.

Так. Значит, синклит уже собрался.

Эту ночь Памва провёл почти без сна, обдумывая, как будет построен обряд на этот раз. Он лежал не раздеваясь, прикрыв бесполезные в кромешной тьме кельи глаза, и в тысячный раз представлял, как предстанет перед собранием магистров ордена, которые раз в год – и только один раз – собираются на Великий совет.

Монастырь жил по однажды и навсегда утверждённому уставу. Пускай за стенами его бушевали пожары междоусобиц, пускай бесчисленные отряды Герцога текли по ущельям, возникая из ниоткуда и уходя только им ведомыми путями – здесь, в обители Ордена, казалось, застыло само время. Невозможно было представить, чтобы брат Вил не появился утром в общем коридоре, звуками старого колокольчика поднимая спящих на труды нового дня, или брат Лев со своей бочкой не успел подвезти свежей воды с тающих ледников для умывания.

Памва наскоро натянул сапоги – единственное, что у него осталось от былого рыцарства – и, стерев ладонью с лица остатки сна, решительно вышел в коридор.

Монастырь просыпался. Молодые послушники, болтая и смеясь, окатывали водою шершавые каменные полы. Лица их раскраснелись, подолы ряс были подоткнуты под верёвочные пояса, открывая крепкие мускулистые ноги. Прошёл, уворачиваясь от брызг, хмурый, вечно куда-то торопящийся ключарь Кастул – но не утерпел, остановился и назидательно выговорил что-то долговязому служке с только-только начинающими пробиваться усиками. Тот покаянно склонил голову, но, стоило брату Кастулу двинуться дальше, тут же скорчил рожу и показал язык удаляющейся спине.

Памва усмехнулся и упругим шагом, который даётся долгими физическими упражнениями, двинулся к трапезной – обширному мрачному помещению с монументальными стенами, сложенными в незапамятные времена из неподъёмных грубо обтёсанных блоков. Располагалась трапезная в самой сердцевине замка.

Собственно, замком монастырь назвать можно было лишь с большой натяжкой – слишком скромно и непритязательно выглядела группа строений на вершине утёса. Большинство помещений – ну не подходило к ним никак наименование «постройки» – были втиснуты, буквально вцарапаны, в тело горы. Или, наоборот, выложены из добытого тяжким трудом камня. Страшно подумать, сколько на это ушло терпения и надсадной монашеской работы. Говорили, что отдельные пещеры выходили к самому подножию, но это вряд ли – смысла в сооружении ходов туда, куда поверху добраться гораздо проще, не было никакого.

Тем не менее, монастырь являлся укреплением основательным. Окружал его глубокий ров, хотя и без воды – неоткуда было брать для этого воду – с опущенным сейчас мостом. Дно моста скреплялось толстыми железными пластинами, и когда с помощью тяжёлых цепей мост подымался, то плотно закрывал проём входных ворот, превращая обитель в неприступную твердыню. Стены же, сложенные из исполинских глыб дикого камня, при одном взгляде отбивали охоту брать их приступом. Правда, за всю длинную историю существования монастыря никто и не пытался его штурмовать. По крайней мере, в местных летописях об этом факте не упоминалось. И то сказать, поживы завоеватели здесь бы не нашли никакой.

В трапезной царил полумрак. На этот раз факелы никто не зажигал, и свет давали лишь несколько свечей в тяжёлых напольных канделябрах. Вдоль стен неподвижным строем застыли монахи, невозмутимые и бесстрастные. Ни один не шевельнулся и не повернул головы, чтобы взглянуть на вошедшего. Некоторые братья были ему незнакомы, поношенные рясы кое у кого носили следы дальних дорог, но у каждого на грудь свисал медальон магистра. Два-три места пустовали: видимо, кое-кто – немыслимо! – не сумел прибыть вовремя.

– Меня призвали, я пришёл и жду, – произнёс Памва традиционную формулу, с которой принято было обращаться к высшим иерархам.

Владыка Флавиан высохшей рукой указал место, на которое ему надлежало встать.

– Рыцарь Памва ар Болла, по прозвищу Золотой Клинок, ведомо ли тебе, с какой целью ты призван синклитом?

– Лишь великий Иал знает всё, – так же по обряду ответил Памва, – и я узнаю в своё время, если будет на то его воля.

Владыка торжественно кивнул головой:

– Воистину так, – он помолчал ровно столько, сколько необходимо, чтобы мысленно воззвать к небу, и продолжал. – Два года назад синклит именем милосердного Иала совершил для тебя чудо. Ныне вновь пришло это время …

Памва слушал рассеянно. Вернее, не мог сосредоточиться из-за нахлынувших потоком мыслей. Да, действительно, два года назад он был свидетелем проявления соборной силы синклита – вернее, силы Иала, как мягко поправил его в своё время Флавиан. Магия Иала, как бы ни относился к ней Памва, работала – но именно это и заставляло рыцаря держаться настороже. Она, эта магия, касалась не только того, на кого или на что бывала направлена – Памва чувствовал, как каждый раз меняется и сам. Пусть на чуточку, на совсем небольшой и незаметный шажок, но всякий раз что-то неощутимое скрытно вползало в душу, заставляя по-иному глядеть на мир.

А потом начались сновидения.

Откуда, из какого угла подсознания они извлекли его давно забытую, детскую любовь? Даже и не любовь, а робкую влюблённость, когда вершиной блаженства кажется просто находиться рядом и смотреть? И почему – именно сейчас, когда всё былое настолько изгладилось из памяти?

Каждый раз она бывала другой. То есть, это не был один и тот же образ – сформировавшийся образ идеала. Но каждый раз он проявлялся так, что тянуло упасть к её ногам и поклоняться. Что он и делал – не буквально, конечно, а в душе. Если во сне может быть душа. И это не было поклонением холодному божеству, Памва чувствовал, знал, что его тоже любят – любят со всеми его недостатками, комплексами и странностями, более того – не могут мыслить себя без него. И тем страшнее обрывали сон пробуждения с ощущением безвозвратной потери. Собственно, это и были безвозвратные потери. Каждый раз.

Что хотел от него этот чуждый мир, заставлявший его страдать? Ставились ли над ним некие психологические опыты (чьи? зачем?), или Энроф просто пытался, как умел, приспособить чужака под себя? И где, в таком случае, лежал предел изменению, дальше которого человек ступить откажется, боясь перестать быть человеком? И есть ли он, этот предел?

Энроф считался миром магии. Что, в общем-то, выглядело странным, учитывая, что любое магическое действие сопровождалось непомерными усилиями и трудностями. Тем не менее, в каждом, самом захудалом селении имелся шаман или волшебник, фактически определяющий весь уклад тамошней жизни. В больших же городах свой маг имелся у каждой улицы. И, конечно, средоточием высшего волшебства слыли монастыри. Хотя магией называть их силу было не принято, но Памва всё же про себя относил её к особому виду магии. Магии веры. У попов свои секреты? Ну что ж, так тому и быть.

В своё время Памва – правда, звали его тогда иначе – обратился в монастырь как к последней инстанции. Он перепробовал всё – и безрезультатно. Оставалось просить помощи у служителей Иала – а одно это уже вызывало у людей мирских суеверный страх. Правда, у Памвы не оставалось другого выхода.

Благородный рыцарь Памва ар Болла попал в этот мир извне. Само по себе это ещё ничего не значило – мало ли на свете миров и пришельцев! – но этот мир, Энроф, имел особенность. Из него не существовало выхода. И когда рыцарь с женой и дочерью случайно очутился здесь, выяснилось, что назад им дороги нет.

Тысячи чужаков (не только людей) коротали жизнь в Энрофе, смирившись – или не смирившись – со своим положением. Всего лишь тысячи – потому что решались на вход в Энроф либо по незнанию, либо тогда, когда действительно не оставалось выбора. Мало кто способен сделать такой шаг, если заранее известно, что отыграть назад уже не получится.

Единственным способом покинуть Энроф было чудо Иала. Правом на чудо обладал каждый монастырь один раз в год. Счастливчиков, удостоенных такой награды, можно называть наперечёт – монастырей было не так уж много. Просили далеко не всегда выхода – просили разного: богатства, исцеления, иногда – воскрешения умершего, да мало ли чего ещё. И лишь иногда просили исхода из Энрофа. Памва тоже хотел воспользоваться этой призрачной возможностью.

Правда, подтвердить, что исчезающие из Энрофа люди попадают туда, куда хотели, не мог никто…

– …деялись, что этот момент никогда не наступит, – вещал владыка, – но Иал посылает нам новое испытание. Поэтому синклит обращается с просьбой к тебе, рыцарю Памве Ар Болле, исполнить возлагаемый на тебя долг.

Вот. Кажется, пришло время платить по счетам. Ну что ж, платить – значит платить.

– Что именно угодно синклиту возложить на меня?

Флавиан впервые проявил признаки волнения:

– Не следует думать, что судьбы Энрофа ничего не значат для служителей Иала, – слегка напрягшись, проговорил он. – Наступили тревожные и смутные времена. Ждать больше нельзя. Ни единого дня. Орды Герцога несут смерть и рабство, и остановить его может только Избавитель. Для того, чтобы уцелеть, придётся напрячь все силы. И слуги Иала не будут стоять в стороне. Но силы наши пока слабы.

Вот как! Оказывается, Избавитель – это не легенда?!

Памва слегка поднял брови, но ничего не сказал.

– Знаешь ли ты, рыцарь, что такое Избавитель?

– Я слышал многое, но не уверен, что всё из того, что слышал – правда.

– Избавитель – имя магического жезла святого Авды. Он был создан в глубокой древности для битвы с Облаком Драконов. После победы наиболее достойные храмы Иала получили по частице этой святыни, чтобы, если страшная опасность вновь будет грозить всему Энрофу, в нужный час собрать их воедино и воссоздать Избавитель. Волшебный жезл будет вручён герою, который поведёт народ к победе. Так гласит пророчество.

– Неужели Герцог так силён?

– Сегодня ещё нет. Но мы сумели заглянуть в будущее.

Словно сам воздух колыхнулся над столом при этих словах, и пламя свечей качнулось – и выровнялось вновь. Что ж, подумал Памва, монахи назначили свою цену. Это справедливо.

– Моя рука всегда готова служить правому делу, – негромко сказал он.

– Великий синклит не сомневался в этом. Для Иала твоё сердце – открытая книга. Его выбор пал на тебя. Нужно доставить нашу часть Избавителя в Лучезарный Чертог.

– Это великая честь. Но я всего лишь гость обители. Я не монах. Я даже не энрофец. И я не знаю, что такое Лучезарный Чертог и где он находится.

– Иал осведомлён о твоём неведении. – усмехнулся Флавиан. – Пусть это не смущает тебя… Когда ты вернёшься, синклит подарит тебе чудо.

Магистры разъехались в тот же день. Уже к полудню в обители не осталось ни одного чужака – за исключением самого Памвы. За все годы, которые он прожил при монастыре – сперва с женой и дочерью, а теперь вот в одиночку – бывший рыцарь привык считать себя кем-то вроде временного служителя, и не ожидал, что синклит столь открыто подчеркнёт его отстранённость от того безоговорочного доверия, которым пользовались все братья.

Тем больнее кольнуло его решение Флавиана: в качестве сопровождающего и хранителя ковчега с монастырской частицей Избавителя послать ни кого иного, как мальчишку Шио. Конечно, Шио был послушником и, как следствие, посвящённым, в отличие от самого Памвы, и поэтому, видимо, знал дорогу к тайному храму, который Флавиан называл Лучезарным Чертогом. Но сам Памва предпочёл бы в спутники кого-то более взрослого и, что там говорить, более крепкого. Не вязался как-то выбор владыки с важностью поставленной задачи. Впрочем, оборвал он себя, у духовных наверняка имелись свои соображения – взять хотя бы то, что округа кишит шпионами Герцога, а настоящий монах в рясе наверняка привлечёт ненужное внимание. Носить же нецерковное одеяние братьям запрещалось.

Что ж, Шио так Шио. Тем более, что в придачу к Шио Флавиан выделил двух крепких монастырских лошадок. И, спустившись по каменистой тропинке к подножию монастыря, Памва решительно повернул своего коня налево – как раз по дороге, прямиком уходившей в лес.

– Постой, рыцарь, нам не туда! – похоже, Шио был настроен по-боевому. Он неподвижно замер в седле, развернувшись вполоборота вправо, и значительно смотрел на Памву.

Памва, сдержав коня, вернулся, наклонился к спутнику и негромко, но твёрдо сказал:

– Давай договоримся раз и навсегда. Первое. Если мне нужно будет узнать направление, я спрошу. А сейчас мы поедем туда, куда указываю я. Это не обсуждается. Если не согласен – прямо сейчас катись к настоятелю, пусть даёт мне в спутники кого-нибудь более сговорчивого. Второе. С этого момента никаких «рыцарь» и «брат». Для всех я обычный воин-наёмник, а ты мой слуга, которого я кормлю из милости или по каким-то своим соображениям. Называй меня «хозяин». Даже если никого вокруг нет. Ясно?

Шио сверкнул на новоявленного «хозяина» глазами и угрюмо кивнул. Памва усмехнулся.

– Прекрасно. И успокойся: Иал наверняка знал, что делал, когда отправлял на это задание именно нас с тобой.

Последний довод убедил мальчишку более, чем что-либо иное. Он снова кивнул, на этот раз гораздо увереннее, и даже улыбнулся. Великое дело – привычка к церковному послушанию! Чуть что, сошлись на бога, и дело в шляпе: господь-то не ошибается… Сам же Памва, к сожалению, насчёт непогрешимости выбора Иала имел большие сомнения.

Дорога выглядела пустынной, насколько позволял видеть глаз. Вековые чёрно-зелёные ели, которыми поросли отроги Гномьих гор, у далёкого их подножия окутывались синеватой глубиной воздушной перспективы. Редкие в этих местах птицы перепархивали тронутую молодой травой колею чуть ли не над самой землёй и снова скрывались в густых кустах, обрамлявших дорогу.

Собственно, дорогой назвать её было мудрено. За целый день много, если c десяток телег и всадников проезжали по ней мимо монастыря, направляясь из Кореллы в Тарс или обратно. И только в дни церковных праздников паломников бывало столько, что братии приходилось ставить под стенами дополнительные полотняные навесы.

Памва задумался, покачиваясь в седле в такт лошадиной поступи. Бесконечная дорога тянулась вдоль только-только набирающих силу лесов, редких нищих деревень и безымянных могил, обросших прошлогодней сухой полынью. Века за веками пролетали над Энрофом, верша свою историю, конец которой не был известен никому. Восставали царства, и рушились царства, и восставали вновь – и теперь ему, рыцарю Памве ар Болла по прозвищу Золотой Клинок, предстояло внести свою лепту и войти в анналы этого мира. Судя по всему, дело на него возложили не маленькое, а с другой стороны – не он, так кто-то другой, сие для местных богов совершенно безразлично. Всё равно этот мир столетие за столетием будет идти тем путём, который ему предназначен. Мало ли появлялось герцогов, королей и прочих честолюбивых правителей, называемых современниками великими – и где они сейчас? Где те великие империи, о которых ныне повествуют лишь руины да чудом сохранившиеся древние свитки на мёртвых языках? Их нет! Их больше нет! Поистине, всё вокруг суета сует и всяческая суета… Удивительно, как сочетается эта унылая мудрость с весёлым послушником Шио, так непосредственно радующимся всему сущему! Никак не должна бы, а вот поди ж ты – вполне сочетается…

– Ты кем был – ну, там, в твоём мире?

Памва ответил не сразу. Как объяснить юному варвару (да, именно варвару – этот мир ещё не дорос ни до пороха, ни до парового двигателя) – как объяснить Шио, что такое агентство охраны планеты? Когда на службу призван весь интеллект, вся невообразимая здесь технология человечества?

– Я служил стражником, – помолчав, ответил он. – Одним из тех, кто должен защищать любого, кому это потребуется.

– Как это – любого? И преступника тоже?

– Я имел в виду – и богатого, и бедного… И преступников, кстати, тоже – опасности, знаешь ли, бывают такими, что приходится защищать человека просто потому, что он – человек.

– Ты был праведным стражем! – восхищённо воскликнул Шио. – Флавиан знал, кого послать!

– Шио! Никаких имён, кроме наших.

– Слушаюсь, хозяин! – юный монашек даже хлопнул себя по губам. – Но ты расскажешь о своём мире?

Памва горько усмехнулся. Вот самый простой вопрос – и как на него ответить?

Прошлое осталось далеко позади. И даже стало немного рельефнее – словно рисунок в детской книжке-раскраске, обведённый по контуру жирной чертой. И так же, как этот рисунок, вызывало странное чувство: закрашено, закончено – и что? Там, в том далёком утраченном мире, Памва оставил всё. А здесь потерял и любовь… Нет, нет, дальше перечислять не надо – одного этого достаточно. И кто знает – здесь, в Энрофе, были ли настоящими его жена и дочь? Или это тоже дьявольское порождение фантазии того, кто сослал его сюда?

– Мой мир похож на твой, – наконец сказал он. – Очень похож. Только представь, что здесь прошло много-много времени…

– Сто лет?

– Больше, Шио. Но земля осталась землёй, небо – небом. Так же в свою пору наступает весна и лето. Потом так же падает снег. На холмы, на горы. И так же люди встречаются и расстаются. Так же любят друг друга и так же ненавидят.

– Тогда в чём же разница?

– Ну, наверное, по большому счёту – ни в чём. Правда, здесь встречаются, например, гномы, кобольды и прочий странный народец, а у нас про них уже давным-давно забыли… И магии в нашем мире нет. Или почти нет.

– А как же вы тогда летаете? Ты когда-то говорил, я слышал.

– Для этого магия не нужна. Мы умеем делать это по-другому.

– Значит, у вас просто другая магия!

– Называй так, если хочешь. Наверное, мы с вами просто думаем немного по-разному.

– Да, думать – это трудно. Особенно по-своему.

– Что значит «по-своему»?

– Когда вдумываешься – открываешь что-то своё, не такое, как у других. Если один, вдумываясь в дерево, видит дрова, то другой – доски для забора. А если думать сразу о целом мире? Представляешь, какая разница получается?!

– Представляю.

– Вот! Что ты можешь сказать, например, о солнце? – лукаво улыбаясь, спросил мальчик.

– Сейчас солнце ласковое. Если, как ты говоришь, вдуматься в эту скалу, то можно представить, как ей, наверно, приятно нежиться после холодов. Я бы ещё сказал, что лучи плещут на склон, растекаясь по камню тоненькой тёплой корочкой… О солнце – да и вообще обо всём – много чего можно сказать, но ведь это глубоко моё, личное. Это приобретается с прожитыми годами. И у каждого оно, ты сам понимаешь, разное. Я, например, помню, что солнце может быть и злым. Безжалостным. Только об этом что-то вспоминать не хочется.

– Правильно, – кивнул Шио. – Надо запоминать только самое хорошее. Крепко-накрепко. Это не только моя задача, а всехняя…

– Правильно говорить не «всехняя», а, например, «всеобщая».

– Ну да, ну да… Если я всё крепко запомню, мне легче будет выполнять моё предназначение.

– А в чём твое предназначение, если не секрет?

– После смерти людям нужна помощь. Люди боятся смерти, им надо помочь прийти в себя. Души должны успокоиться. А я стану создателем покоя.

– Ничего не понял. Ты, Шио, мог бы растолковать поподробнее?

– Ну, – мальчик наморщил нос, – там, в мире духов, всё создаётся силой мысли. Подумал – и готово! Надо только представлять всё, что ты хочешь, очень старательно – и за себя, и за других… А так, за других, думать очень трудно. Владыка сказал, когда я вырасту и умру, то стану смотрителем – ну, такого самого места, в котором умершие будут привыкать к своему новому состоянию. А место это я должен буду создать сам. Поэтому, наверное, настоятель и послал с тобой именно меня. Мне надо набираться впечатлений, а с тобой, рыц… хозяин, это безопасно и интересно. Это правильное и хорошее решение.

– Да, только есть одно небольшое замечание, – отозвался Памва, дивясь странным вывертам логики маленького послушника. Впрочем, не таким уж странным, если принять во внимание, где и кем он воспитывался.

– Какое замечание?

– Во-первых, мы уже договорились: никаких «владыка» или «настоятель». Во-вторых – всё это отлично, насчёт воображения. Создать что-то вроде приюта… А скажи, мне, теоретик, можно ли воображением создать и гостей для этого приюта? В смысле – людские души?

– Не знаю. Наверно, нет.

– Почему нет?

– Потому, что души и так уже есть.

– Ну хотя бы одну, дополнительно?

– Я не знаю, – озадаченно признался юный послушник. – Надо будет спросить у вла… То есть, кое у кого спросить. Я никогда об этом не думал.

– Вот-вот, спроси при случае. Потому что если окажется, что душу создать можно, то в этом ты становишься равным богу. И тогда бог попросту становится лишним. А если нет – то почему нет, если всё остальное – да? И где граница между тем, что можно создать, и что нельзя? Растение? Собака?

– Растение – можно. Это я точно знаю. И горы, и лес, и небо. Именно поэтому я должен увидеть и запомнить всё самое прекрасное – вот это!

Шио раскинул руки, словно собираясь обнять весь мир до горизонта – и нежно-голубой воздух, и весеннюю лесную чащу, проснувшуюся и вошедшую в зелёную юную силу.

Поздняя весна вокруг была полна света и ветра – Памва любил это крепкое юное время, когда деревья одеты свежей, ещё не опалённой летним жаром листвой, а сверкающее в лужах солнце заставляет невольно жмуриться.

Он взглянул туда, куда в порыве восторга указывал мальчик. Действительно, вид открывался редкой красоты: под ярким синим небом с ослепительными снежными облаками торжественно застыли устремлённые ввысь бронзовые стволы сосен – безмолвная лесная стража – окаймляя ущелье, по которому вилась дорога. Она то поднималась к невысоким перевалам между холмами, то ныряла в очередной распадок.

Шио прав, подумал Памва. Впечатлений будет масса. Только вот насчёт безопасности он крепко сомневался: если Герцог хоть немного смыслит в тактике – а он смыслит, не зря его армии захватывают один город за другим! – если так, то вся фронтовая разведка, или как она там у него называется, должна сейчас вылавливать пробирающихся по самым глухим тропам гонцов Ордена. Так что нужно держать ухо востро.

Тем более, что переложить доверенную им часть Избавителя из довольно-таки заметного ковчежца во что-то не столь привлекающее внимание Шио отказался наотрез, и теперь шкатулка становилась лакомой приманкой, стоило лишь нарваться на патруль и подвергнуться обыску.

Ну, да ничего, даст Иал удачу – никакой патруль до вечера им не встретится, а дальше…

Впрочем, что будет дальше, Памва загадывать не стал.

Иал удачи не дал.

Нахмурившийся Памва, прервав беспечно болтавшего Шио, повелительным жестом указал в лес. Но надежды скрыться почти не было: уж слишком отчётливы следы на дороге. Оставался, правда, шанс, что приближается не разъезд герцогских войск, а обычный караван, но рассчитывать на это не стоило: внутреннее чувство тревоги настойчиво подсказывало рыцарю, что это не так. Он тихонько сказал Шио:

– Говорить буду я. Твоё дело молчать и ни во что не вмешиваться, что бы ни случилось. Понял? Что бы ни случилось!

Посерьёзневший мальчик кивнул и сложил два пальца крестом: клятва именем Иала, понял Памва. Теперь Шио будет нем и не двинется с места без разрешения. Это хорошо.

– Остановимся здесь.

Перед ними открылась поляна с располагавшимися на ней полукругом старинными дольменами. Похоже, какой-то древний могильник. Впрочем, выбирать уже не было времени.

Они соскочили на землю и особым образом взяли лошадей за морды. Памва с удовлетворением отметил, что маленький монах знает специальную точку возле глаза: сжимая её, можно быть уверенным, что лошадь случайно не заржёт и не выдаст таким образом их местоположение. Он кивнул и, поглаживая своего коня по мягкому носу, прислушался.

Все их предосторожности не дали результата. Те, кто двигались дорогой, видимо, специально присматривали за следами: слышно было, как остановились, спешились – и двинулись по кустам. Памва с досадой дёрнул щекой, показал глазами: имитируем привал, разводи, Шио, костёр, а сам снял вьюки с коней, бросил под куст. Ничего особенного: господин и слуга отдыхают, благо время обеденное.

– Кто такие?! – грубо рявкнул первым вынырнувший из леса солдат, быстро обшаривая глазами поляну, лошадей, поклажу и неподвижно стоявших людей. Он громко свистнул, призывая остальных на место находки.

Памва молчал, давая понять, что будет разговаривать только с командиром, а отнюдь не с простолюдином. Воин нахмурился.

– Я сказал… – начал было он, но тут на поляну высыпало не менее двух десятков солдат. Предводительствовал ими, это чувствовалось сразу, широкоплечий офицер в чёрном плаще, не имевший, впрочем, никаких знаков отличия. Но то, что он здесь главный, бросалось в глаза – об этом свидетельствовали породистая лошадь, позолоченные шпоры и ещё несколько красноречивых мелочей.

– Кто вы и что здесь делаете? – спросил он глухим низким голосом.

Памва отметил, что солдаты вышколены отлично: мгновенно, не дожидаясь команды, они окружили путников, которые теперь находились внутри кольца, ощерившегося остриями коротких пик.

– Мы мирные люди, – сдержанно ответил он. И, испытующе взглянув в глаза чёрному офицеру, добавил. – Соблюдающие законы.

Офицер не обратил внимания на эти слова.

– Обыскать, – негромко скомандовал он. – Если найдётся предосудительное – повесить.

Памва безучастно наблюдал, как дюжие руки копаются в тюках. Протестовать было бесполезно, оставалось только смотреть. Он чувствовал, как напрягся Шио, и предостерёг того жёстким взглядом. Мальчик нахмурился и чуть заметно кивнул, что не укрылось от чёрного офицера.

– Милорд, не желаете ли взглянуть? – торжество на откормленной роже солдата читалось так явно, словно он прокричал об этом вслух. Солдат протягивал офицеру украшенный самоцветными камнями ковчег.

Шио рванулся и схватил офицера за руку, но в то же мгновение полетел наземь от увесистого тумака Памвы. Стальная рука рыцаря ухватила мальчишку за шею и согнула в позе покорности. Уж кто-кто, а Памва ар Болла знал, как следует обращаться со слугами. На теле человека тоже имеются некие точки, воздействуя на которые можно добиться полной недвижимости.

Чёрный офицер не моргнул глазом.

– Что в ларце?

– Ничего, – холодно ответил Памва. – Я понимаю, что эмблемы монастыря могут казаться вам подозрительными. Но ларец достался мне именно в таком виде.

– Открой.

Солдат откинул крышку. Ларец был пуст. Рыцарь почувствовал, как напрягся и потом расслабился Шио, и чуть ослабил хватку. Пусть приходит в себя. Теперь он уже не полезет на рожон.

– У тебя дела с монахами? Какие?

– Монахи имеют обыкновение платить, – уронил Памва. – Что же касается того, за что – это сугубо моё дело. Ларец дорог, и этого для меня достаточно. В ближайшем городе я обменяю его на золото.

Чёрный офицер кивнул – то ли соглашаясь с таким доводом, то ли просто принимая к сведению.

– У тебя не нашли ничего подозрительного, – сказал он. – В противном случае тебя бы ждала смерть. Ты свободен, – он перевёл взгляд на Шио и нахмурился. – Твой слуга за оскорбление дворянина умрёт. Прощай.

Офицер повернулся к строю.

– Убить, – негромко скомандовал он.

Из-за спины Памвы свистнул клинок – но тут уж сам Памва вступил в игру: на середине взмаха рука солдата оказалась намертво зажата его правой кистью. Лёгкий поворот – и сабля, звеня, упала на каменную плиту. Тут же строй вновь ощетинился пиками – у самого горла, даже царапая кожу – и рыцарь оказался обездвиженным из-за десятка вцепившихся чужих рук.

– Согласно дворянскому Уложению, – высокомерно уронил Памва, – только хозяин вправе наказывать своего слугу. Я требую соблюдения правила.

– Хорошо, – поджав губы, согласился офицер. – Хотя при тебе нет оружия, я поверю, что ты дворянин и рыцарь. Согласно тому же Уложению, ты обязан принять поступок слуги на себя. И ты знаешь, чему подвергается лорд, лакей которого не приучен сдерживать свои руки!

Вновь мелькнула сабля, и правая кисть Памвы отлетела в сторону. Хлынула кровь.

– Жаль, – уронил офицер. Он был уже снова в седле. – Мне бы доставило удовольствие помериться с тобой силами на турнире.

Он вскинул руку в насмешливом салюте и махнул солдатам – уходить.

Поляна опустела.

– Где Избавитель?! – прыгающими губами спросил Шио, как только к нему вернулась способность говорить.

– В надёжном месте, – отрезал Памва. – Ещё одно упоминание – и некто Флавиан будет подыскивать мне нового спутника, а болтливый послушник Шио всю жизнь будет чистить монастырские уборные. Если я взялся за дело – значит, всё, что мне поручено, в безопасности.

Памва сосредоточился. Кисть уже приросла, следовало восстановить кровоснабжение и иннервацию. Некоторое количество крови, конечно, он потерял, но такие незначительные травмы умел восстанавливать довольно легко.

Шио возбуждённо сопел, раздираемый противоречивыми чувствами. Судьба Избавителя значила слишком много, но раз уж артефакт, по словам Памвы, в безопасности… И ведь именно из-за его, Шио, несдержанности рыцарь лишился руки! Что теперь делать?! И что он делает, этот странный человек – неужели в самом деле надеется приживить отрубленную кисть?!

Памва завершил мысленное сращение ауры и, чуть отвлёкшись, негромко заговорил:

– В том, моём, мире я был инструктором боевых искусств. Существовал – да и сейчас существует, конечно – специальный отряд, задачей которого является безопасность нашего мира. И однажды на нас напали враги. Их называли зеркальники. Они были непобедимы, потому что каждый из них мог в точности копировать все способности того, кто выходил с ним на бой. И умел всё, что умели предыдущие воины, с которыми он сражался и победил. Что становилось известным одному – тут же становилось достоянием всех. Так что даже самые лучшие наши бойцы ничего не могли сделать. И всё же мы их одолели.

– Как?

– Добротой. Один из нас вышел на бой без оружия, без желания причинить вред. И они скопировали это поведение.

– Иал говорил – доброта побеждает всегда.

– Не буду спорить, – усмехнулся Памва. – Сейчас наши расы смешались и живут в мирном соседстве. Мы многому друг друга научили. В том числе и восстановлению отрубленных рук – это я говорю в применении к нынешней ситуации. Думаю, через час мы поедем дальше. Но, замечу, только в том случае, если мне никто не будет мешать. А завтра Избавитель снова будет у нас.

Шио кивнул, поверив сразу. Глаза его сияли.

Памва не пользовался волшебством, из-за этого местные специфические условия не оказывали на него никакого воздействия – ни ускоряющего, ни сдерживающего. Конечно, если бы он вернулся в свой мир, где к его услугам были совершенные медицинские восстановители… Но Энроф, конечно, ещё не знал подобных аппаратов, поэтому провозиться пришлось до вечера: оказалась задета кость. Шио терпеливо ждал, скорчившись в какой-то немыслимой позе. Всё это время он не отрывал глаз от рыцаря, который, разминая кисть, вооружился сухим сучком и старался добиться прежней идеальности фехтовальных движений.

– Слегка побаливает, но до завтра пройдёт, – заключил, наконец, Памва, бросая палку. – А сейчас, делать нечего, придётся заночевать прямо здесь. Разводи костёр, Шио, я проголодался. Этакое кустарное лечение, знаешь ли, требует немало сил… Да и ты тоже, небось, есть хочешь.

– Ещё как!

Глухой еловый лес, казалось, поднимался от земли до неба. Ветер в вершинах совершенно стих. В сумерках тишина становилась гнетущей. Костёр дотлевал, изредка потрескивая и вспыхивая слабыми синими языками; от этого темнота становилась всё более непроницаемой, скрывая грубые каменные мегалиты и вросший в землю алтарь в середине их полукруга. Вдруг на древнем камне появилось слабое сияние, сгустившееся в некое подобие человеческой фигуры.

– Благодарю тебя, доблестный рыцарь! – глухо произнёс призрак.

Шио непроизвольно отреагировал защитным жестом, Памва же так и остался в прежней позе, лишь с интересом скосив глаза к привидению. Он прекрасно знал, что привидения Энрофа – ни добрые, ни злые – не в состоянии никому нанести ни малейшего материального урона. Как, впрочем, и наоборот – не в силах облагодетельствовать кого-нибудь из пребывающих в телесности. Так что опасности не существовало. А если ночной гость будет слишком уж надоедлив, Шио прогонит его соответствующей молитвой.

– За что ты благодаришь меня?

– За кровь, пролитую тобой на мою могилу.

– Тут твоя могила? Извини, не знал.

Призрак вздохнул.

– Как бы там ни было, твоя кровь дала мне новую силу и новую жизнь. Я благодарен и стану служить тебе год и один день.

– Спасибо, не надо. Я не колдун, тем более не некромант, поэтому твоё общество будет привлекать ненужное внимание. А мне это ни к чему. К тому же – как ты собираешься исполнять свою службу? Ты развоплощён. Покойся с миром.

– Ага, конечно, – иронически протянул призрак. – И ты, естественно, ни при чём… Гляди!

Он нагнулся и подцепил из костра тлеющую головешку. Уголёк лежал на его ладони, не причиняя никакого вреда.

– Твоя кровь – особая, – торжествующе пояснил дух. – Ты сам недавно рассказывал мальчишке, что многому научился от существ иного мира… Поэтому теперь я могу касаться вещей. Конечно, снова взять в руки копьё и щит у меня вряд ли получится, но кое-что я сумею. И сохраню это до смерти хозяина крови – да живёшь ты вечно! А днём я не буду иметь образа.

– Но нам не нужны спутники? – вопросительно сказал Шио, взглянув на Памву.

Призрак не отреагировал, лишь неприязненно покосился на мальчика – ждал, что скажет Памва.

– Как тебя зовут? – поинтересовался рыцарь, обдумывая ситуацию. Действительно, с одной стороны, в их компании третий – лишний, но с другой – кто знает, как повернётся дело, а невидимый разведчик не помешал бы в любом случае.

– Когда-то я носил имя Гийом Айтер, – торжественно произнёс призрак. – И это имя звучало славно среди лордов! Смею думать, род Айтеров до сих пор гордится мною.

Итак, выходец из могилы в своё время принадлежал к сословию знати. А слово «честь» для лорда Энрофа значило многое, если не всё. Так что элементарное предательство исключалось: если служба обещана, она будет исполнена. К тому же даже лучше, чтобы невольный свидетель (хотя свидетель чего?) находился под присмотром.

– Хорошо, – решился Памва. – Твои услуги принимаются. Станешь нашими глазами и ушами.

– Мы будем звать тебя Гийом Безобразный, – вставил Шио.

– Моя внешность так уродлива? – оскорбился призрак.

– Нет, – возразил Шио. – Не безобрАзный, а безОбразный. Важна вера, и имя будет ещё одним подтверждением твоей невидимости.

– Да. Есть вера – сила, которая создаёт; есть неверие – сила, которая уничтожает, – откликнулся Гийом. – Это можно использовать как оружие. Хорошо, что ты понимаешь это, отрок.

Шио, широко раскрыв глаза, смотрел на привидение.

– Я об этом даже не думал, – наконец, пробормотал он. – Владыка Флавиан (Памва поморщился: опять!) всегда говорил только о вере. А безверие…

– Не безверие, – строго поправил призрак. – Безверие пассивно, им ничего не добьёшься. А вот неверием можно значительно ослабить противника. Говорили, в старину существовали мастера, которые одним только неверием уничтожали врагов.

– Но это не путь Иала!

– Конечно. Это путь Гура. Путь Иала – вера, путь Гура – неверие. А ты, как я понимаю, служка в монастыре?

– Я служу богу, причём только одному богу! И не надо произносить имя того, второго!

– Ну, конечно, конечно… Однако в жизни иногда приходится ходить разными путями. Не так ли, милорд? – обратился Гийом к Памве.

– Я предпочитаю свои, – уклончиво ответил тот. – А сейчас, между прочим, нам бы желательно поспать. Ты, конечно, предупредишь, если кто-то окажется поблизости?

– Безусловно, милорд. Нам, духам, отдых не требуется. На рассвете я разбужу вас, а потом вынужден буду исчезнуть. Я с трудом переношу свет.

– Хорошо. Да, – вспомнил Памва, – завтра утром мы покинем это место. Ты как, сможешь следовать за нами? Или ты путешествуешь только по ночам?

– Не волнуйся, милорд, – усмехнулся призрак. – Когда понадобится, я окажусь поблизости.

На заре Памва проснулся от лёгкого прикосновения. Гийом, убедившись, что рыцарь открыл глаза, молча указал на поднимающееся солнце и исчез.

Утро выдалось прохладным. Выпала обильная роса. Холодные капли отягощали траву и кусты, и Памва, занимаясь утренней разминкой, недовольно морщился. Рука больше не болела, только чуть заметный шрам напоминал о том, насколько серьёзно она была повреждена.

Шио, с трудом разведя костёр (сырой хворост загораться не хотел), вскипятил чай – собственно, это был не чай, а невзрачное растеньице-сорняк, росшее практически повсюду, но молодые листья его имели превосходный вкус и тонизирующие свойства, поэтому Памва (а вслед за ним и Шио) стали называть его чаем. Наскоро перекусив, они отправились в путь.

Встающее солнце съедало остатки ночного тумана. Утренняя свежесть заползала за воротник, заставляя поёживаться. День обещал быть замечательно прекрасным.

– В такое утро всякая тварь славит Создателя, – убеждённо сказал Шио.

Памва усмехнулся и ничего не ответил.

Ехали они быстро и никого на своём пути не встречали. Никак не проявлял себя и Гийом.

– Осталось совсем немного, – сказал, наконец, Памва. – Видишь вон тот приметный утёс?

– Похожий на сломанный клык?

– Да. Хотя отсюда не заметно, но у подножия есть маленький грот, скорее даже, расщелина. Нам туда.

Однако прошло довольно продолжительное время, прежде чем они добрались до нужного места. Узкие выступы скалы в незапамятные времена образовали здесь нечто подобное на поставленные ребром ладони, между которыми лежал большой, тронутый свежим зелёным мхом обломок гранита.

– И где грот? – полюбопытствовал Шио.

– Нужно отвалить вот этот камень.

– Ого! А как мы это сделаем?

– Придётся поупираться. Я бы не положил его здесь, если бы не рассчитывал в своё время убрать.

– Положил? Как? Это под силу только великану!

– Нет, всё не так уж сложно: просто свалил с вершины. Кстати, видишь – перед камнем водой вымыло яму? Если вооружиться рычагом, вполне можно его туда сдвинуть.

Памва вырубил две подходящие лесины и вбил концы между камнем и скалой. Затем налёг со всей силой. Шио помогал с другой стороны, и Памва с удивлением отметил, что парнишка, оказывается, крепок не по годам.

Как и предполагалось, камень после нескольких попыток съехал в углубление. Открылась щель, из которой Памва, засунув руку по плечо, достал длинный свёрток.

– Что это?

– То, что очень поможет нам в пути, – ответил Памва. – Оружие. Я спрятал его здесь перед приходом в монастырь. Видишь, здесь два меча: большой и малый. Для обеих рук.

Он вытащил длинный меч. Лезвие сверкнуло на солнце.

– Такой тоненький?! – удивился Шио. – И что таким можно сделать?

Вместо ответа Памва резко взмахнул рукой. Молодая осинка, росшая рядом, ещё несколько мгновений стояла неподвижно, а затем, начиная клониться всё быстрее, с шумом рухнула. Срез был гладкий и чистый.

– Не думаю, что на Энрофе где-нибудь ещё может встретиться сталь такого качества, – довольно сказал Памва. – Поэтому клинку не обязательно быть толстым. На, возьми короткий меч, он подходит тебе по размеру. Я покажу основы техники, будешь тренироваться.

Шио восхищённо любовался гладким синеватым лезвием. Он несколько раз взмахнул мечом, и тот тоненько пропел в воздухе.

– Осторожно, он острый, – предупредил Памва. – Ну вот, теперь мы можем вернуться, взять спрятанный мной… Взять то, что спрятано, и направляться туда, куда ты укажешь.

– В Тарс! – выпалил Шио. – Сначала в Тарс, а потом я скажу, куда дальше.

– В Тарс так в Тарс, – пожал плечами Памва. – Я так и подумал, когда в самом начале ты сказал «направо»… Что ж, навестим там кое-кого из моих знакомых. Ну, раз так, поворачиваем обратно. Но вначале мы сделаем вот что…

Он, подмигнув мальчику, положил на плоский камень две новенькие серебряные монеты.

– За работу нужно платить, – пояснил он недоумевающему Шио. – Зато я всё это время пребывал в уверенности, что за оружием хорошо присматривают.

– Кто присматривает?

– Не будем зря называть имён, они этого не любят. Взгляни-ка! Видишь?

Шио изумлённо разинул рот. На камне не осталось и следа монет.

Блестящие зелёно-золотые цветочные мухи то стремительно носились вокруг, то неподвижно зависали в воздухе. Крылья их вибрировали так стремительно, что виделись по бокам туловища размытыми контурами. Солнце сверкало весело и беззаботно. В сочных, мясистых купинах клевера тихо гудели жирные бархатные шмели. Ветер гнал кружащие голову ароматы разнотравья, рвал и разбрасывал в стороны запахи устоявшейся весны.

Памва тронул коня шенкелями и подъехал к толстому старому вязу. Мощный корявый ствол, весь в буграх и наростах, на уровне поднятой руки седока, привставшего на стременах, скрывал дупло. Оно располагалось в развилке ветвей так, что с дороги увидеть его было невозможно. Оттуда-то и достал Памва тряпичный свёрток с частицей Избавителя, который тут же накрепко прикрутил бечёвкой к длинным ножнам. В дупло же бросил монету платы – точно так же, как поступил ранее: среди дриад и троллей следовало поддерживать репутацию человека, честно платящего за работу.

– Рыцарь никогда никому не даст дотронуться до своего меча, – наставительно сказал он. – Это первое, а второе – если что-то прячешь, лучше всего прятать на виду. Согласен? Мало ли какие соображения могут быть у рыцаря, чего только не привязывают к ножнам – начиная от платочка прекрасной дамы и кончая заговоренными деревенской знахаркой корешками.

– А ковчег?

– От него нужно избавиться при первом же удобном случае, – решил Памва. – Я бы его выбросил, да нельзя: деньги-то нам непременно понадобятся. Поэтому продадим. А до этого придётся рискнуть: сам видел, они к пустому-то не очень придираются. Да и, с другой стороны, если даже опять обыщут, так наоборот, ковчег-то их на себя и отвлечёт.

Шио, лукаво улыбаясь, кивнул:

– Да, хозяин.

Дорога до Тарса должна была вновь привести к монастырю, и Шио предвкушал, как братия встретит их вкусным обедом: сегодня день памяти святого Авды, поэтому скудная обычно трапеза должна сместиться в сторону обилия и разнообразия. Однако случилось по-иному. Видно, кто-то где-то отдал соответствующий приказ…

Монастырь оказался пуст. В казавшихся несокрушимыми стенах зияли проломы, чернели полосы копоти. Проваленная крыша трапезной ещё курилась сизым дымом. Несло гарью.

– Трупов нет. Следов крови нет – бегло оглядев пепелище, отметил Памва. – Думаю, все успели уйти. Надеюсь.

Он нарочно встал так, чтобы Шио не увидел широкую бурую полосу. Кровь, судя по всему, лилась щедро – видимо, далеко не все монастырские обитатели пережили вчерашнюю ночь.

– Ладно, пошли, нечего здесь задерживаться, – подтолкнул он Шио.

Маленький монах скорбно смотрел на разор обители. На глазах у него стояли слёзы.

– Скорее всего, это случилось из-за того предмета, что мы унесли с собой, – ответил Памва на невысказанный вопрос мальчика. – Но, кем бы они ни были, они опоздали. Запомни это.

Похоже, что игра началась всерьёз, и теперь ставками становились даже не их собственные жизни – как, впрочем, и жизни курьеров иных монастырей – но, как бы пафосно это ни звучало, судьба Избавителя. Теперь, если бы у них нашли церковный ковчег, даже пустой, скорее всего только обыском дело бы не кончилось. Следовало как можно быстрее – и незаметнее – избавиться от ларца. Правда, даже сам факт продажи тоже мог навести на след… Выхода нет, подумал Памва: придётся поскорее спустить вещицу задёшево и тут же исчезнуть. Это, конечно, опасно, но и деньги им тоже необходимы. Удобнее всего сбыть драгоценность в большом городе, хоть в том же Тарсе.

– Поехали, Шио, – негромко сказал Памва. – Тут нам делать нечего. Всё наше с нами, это сейчас главное.

Над Энрофом царила ночь. Взмывшая высоко над землёй, она плыла в беззвучном шёпоте серебряных облаков мерцании холодных звёзд. Ночь струилась, милосердно смежая глаза воинам и монахам, ремесленникам и усталым трудникам. Она дарила забвение уснувшим и порождала призрачных чудовищ в растревоженном воображении тех, кто ещё не спал. Раскинув крылья от горизонта до горизонта, ночь накрыла мир чёрным покрывалом с мутным пятном луны.

На террасу занятого Герцогом дворца – ещё недавно владения какого-то именитого сановника – поднялся крепкий человек в чёрной, сливающейся с мраком форме.

Факелы давали слишком мало света, поэтому лицо прибывшего разглядеть было нельзя, и ему пришлось откинуть капюшон плаща, давая возможность выступившей навстречу охране узнать себя. Молча отсалютовав, стража так же бесшумно исчезла, а чёрный человек решительно направился внутрь. Судя по всему, он хорошо ориентировался в темноте и прекрасно знал, куда идёт.

– Приветствую тебя, ар Верк. Ты, как всегда, исполнителен и точен, – произнёс герцог.

– Приветствую, повелитель, – чёрный человек опустился на одно колено перед собеседником.

Врали, врали кочующие в народе толки, представлявшие Герцога звероподобным, громадным и ужасным! Ничего ужасного не наблюдалось в невысоком, сухом человечке, глаза которого в свете многочисленных здесь светильников глядели цепко и внимательно. И всё же по спине ар Верка пробежал холодок.

– Встань – и присаживайся, если хочешь. Какие ты принёс новости?

– Армия продвигается без задержек. Сопротивления практически нет. Орден святого Авды искореняется согласно плану.

– Ну-ну, так уж согласно плану, – поднял брови Герцог. – А жезл?! В двух местах гонцов упустили. Ещё в четырёх ситуация неясна. У нас в руках пока только одна частица. Всего одна, Верк! Я ждал большего.

– Откуда такие сведения у повелителя?

– Это известно, и сказанного для тебя достаточно.

– Но даже без одной-единственной частицы их посох не будет иметь силы!

– Кто говорит о черноризцах? Все части должны оказаться в наших руках! Все, и как можно скорее. И – открою тебе секрет – даже одна-единственная частица отнюдь не бесполезна.

– Принимаются все меры…

– Эти меры недостаточны! Я не понимаю, почему попы медлят, на их месте я бы давно уже нанёс ответный удар… Да, мы всячески перетягиваем на свою сторону колдунов, но нельзя поручиться, что такой численный перевес решит исход битвы – конечно, вовсе не той, которой занята армия. Главные события вот-вот развернутся в магической плоскости, и ты прекрасно знаешь, что это так.

– Знаю, повелитель.

– Ты также знаешь, что орден слишком близко подошёл к Овладению. Ещё немного – и они станут равными богам. Такую силу нельзя оставлять в руках людей. Рано или поздно она их погубит.

– Но посох…

– Должен быть уничтожен! Любой ценой. Отныне ни ты, ни твои люди не будут иметь ни единой свободной минуты. Весь отдых – потом. Я требую службы на пределе возможностей и за пределами тоже. Награда будет велика, но и наказание в случае неуспеха – тоже. Ты слышал. А теперь – иди.

Ар Верк вскинул кулак в салюте, наклонил голову, чётко повернулся и направился туда, откуда пришёл. Вскоре темнота скрыла его от взоров герцога, его личной охраны и караула внешней сторожевой цепи.

Человек в чёрном не был глупцом – иначе не смог бы занять пост одного из двенадцати Принципов тайной стражи. И всё же ар Верк не понимал, с чем связан сегодняшний срочный вызов. Ведь ничего особо важного Герцог так и не сказал! Однако он не сомневался, что и все остальные Принципы получили точно такие же указания.

А в том, что у повелителя были основания поступить именно таким образом, он знал. Уже не раз странные, порой не поддающиеся логике, приказы Герцога обретали смысл лишь впоследствии.

В Тарсе, казалось, жизнь шла по-прежнему. Так же шумел базар – всеми мыслимыми языками; так же были распахнуты лавки ремесленников, так же назойливо кричали водоносы и продавцы сладостей. Базар сочился тысячами присущих людской скученности запахов: застарелых нечистот, подгнивших фруктов, тонких пряностей, немытых человеческих тел, перегара, кожи, печного угля, конского пота… Всё как всегда. Однако появилось в прохожих что-то опасливое: люди поспешно отводили глаза при встрече с чужим взглядом. И ещё – нигде не было видно ни одного попа. Впрочем, один был: труп болтался на наспех сколоченной виселице прямо посреди площади. Тут же топтался герольд – явно приставленный к этому занятию из первых попавшихся пол руку горожан – и надорванным, усталым голосом пояснял, что так будет с каждым, кто не признает власть богоподобного Герцога. Было заметно, что глашатай устал возвещать одно и то же и тяготится своим занятием, но боится покинуть свой пост. Горожане, если путь их лежал мимо, не поднимая глаз, поспешно обходили зловещее сооружение стороной, словно соблюдая некую незримую границу.

Все городские скиты были пусты – двери нараспашку. Улицы патрулировались отрядами солдат герцога в чёрной форме.

Вот и очередная смена власти, подумал Памва. Теперь, очевидно, реальная сила уже не за монастырями, а за вчера ещё никому не известным выскочкой-диктатором. И ведь чем-то же увлёкшим двинувшиеся за ним массы! Чем-то таким, чего не в силах дать даже бог.

Новый порядок.

Как же, как же, очередной виток истории, прогресс, так сказать…

Памва вздохнул и потянулся в седле. Ох, уж все эти местные божества… Эй, боги, как вас там – Иал, Гур? Послушайте, всевышние, что за бардак творится в вашем подшефном хозяйстве? Богам по статусу положено насаждать разумное, доброе, вечное. Сиречь добрый виноград вкупе с колосьями тучными. Ну, в самом уж крайнем случае – указанные злаки пополам с терниями, чтобы жизнь мёдом не казалась. А у вас, как поглядишь, сплошь тернии да волчцы… Что за дурацкая агротехника? Вы не хотите что-нибудь объяснить? Почему для того, чтобы прогресс сделал мало-мальский, совсем малюсенький шажок, необходимо, чтобы при этом уйма народищу обрекалась на страдания? И скажите мне, стоит ли этих страданий каждый такой шаг? Эти виселицы… Если вы проводите эксперимент, то не чересчур ли он бесчеловечен? И достойны ли вы в таком случае называться богами этого несчастного народа?

Можете не отвечать. Да знаю я, сам прекрасно знаю – во все века во всех мирах дорога к будущему выстроена на костях и на крови. Здесь вы не оригинальны, нет, не оригинальны, боги. Но почему так? Неужели вы, такие всемогущие, не можете сделать, чтобы раз – и готово, чтобы все и сразу стали счастливы? Вы скажете – счастье надо заслужить, надо быть внутренне готовым к нему, потому что посели быдло в раю – и через день от рая не останется и следа… Всё так, но скажите – вы пробовали? Пробовали, спрашиваю, так делать? Так откуда же вы знаете, что всё именно так и случится?

Нахохленные прохожие, сгорбившись, обтекали Памву и Шио, торопясь по своим делам. Похоже, что ошеломление недавней резни постепенно сменялось повседневными заботами о насущных нуждах. Там и тут возникали разговоры, хоть с оглядкой и вполголоса. Жить-то надо при любой власти. Больше одной шкуры ведь не сдерут, хотя и меньше, гм, тоже… А ведь самое страшное, подумал Памва, когда такое человеку становится привычным.

Он настойчиво пробирался вперёд, не обращая ни на кого внимания. Так требовала роль, которую он взялся играть: что благородному рыцарю до волнений черни? Очередной переворот, подумаешь, мало ли их случалось за всю историю, и сколько ещё случится! Сейчас, если опасаться да озираться, как раз и привлечёшь к себе ненужное внимание. Поэтому Памва старался вести себя безразлично и непринуждённо, в то же время внимательно прислушиваясь, о чём толковали люди.

– …Да, да, почтенный! Появляются целыми толпами, накидываются и грызут!

– Что вы говорите?!

– Да, да! Это же мертвецы! Им всё равно – человек, собака или там лошадь. До чего могут дотянуться – всё грызут!

– Не выдумывайте, ар. Как вам не стыдно! Это сплетни, не более.

– Да? Посмотрим, как вы запоёте, когда к вам в дом вломится такая сплетня! И никакой герцог не поможет.

– А при чём тут герцог?

– А что? Я уж подумываю, не его ли это затея…

– Тс-с-с…

– Р-разойдись! Эй, вы там!

– Так вы полагаете, досточтимый ар, в ближайшие дни дождя не будет?

– Ох, грехи наши…

– Тс-с-с!

Всё как всегда. Чем невероятнее слух, тем охотнее в него верят. Какая-то извращённая фантазия у этих обывателей. Кто, интересно, придумывает подобные небылицы? Или это делается специально, и кому-то это нужно?

Памва натянул поводья и решительно повернул коня к лавке, ничем не выделявшейся среди ряда себе подобных. Лошадей они оставили у коновязи. Пригнувшись, Памва шагнул в сумрак помещения и остановился, привыкая к полутьме. Шио, как тень, следовал за ним.

За прилавком было пусто. Полки оказались заставлены всевозможной рухлядью: рдяно взблескивающими медными кувшинами с блестящими боками и затейливой чеканкой, пыльными чучелами диковинных птиц, древними фолиантами из библиотеки чуть ли не самого Кенсорина Мыслителя, изваяниями неведомых богов и так далее до бесконечности.

– Турвон! – позвал Памва.

Послышались шаркающие шаги. Из подсобной каморки появился хозяин, державший в тощей руке масляный светильник. Он походил на плохо воскресшего мертвеца, только на сморщенном коричневом личике остро и живо поблескивали хищные глазки.

– О-о, кого я вижу! – прокаркал он. – Гр-р-кх! Достославный ар решил вспомнить про недостойного торговца. Какое дело привело ко мне столь блистательного господина?

– Мне нужны деньги, – решительно взял быка за рога Памва. Он выложил на тёмный от старости прилавок ковчег и развернул тряпицу, в которую тот был замотан. – Взгляни на камни. Они стоят три сотни, я же возьму одну, но быстро.

Шио отступил к дверям и встал настороже, чтобы никто не вошёл. Молодец парень, подумал Памва, сообразил мгновенно.

– Рыцарь, должно быть, шутит, – проскрипел, блеснув маленькими глазками, Турвон. – Ар-р-р-кх! Тяжёлые времена пришли в Тарс. Стоит кому-то увидеть эту вещь, и бедный лавочник будет болтаться в петле. Я не хочу быть замешанным в таком опасном деле! Сорок.

– Сто, и немедленно, – повторил Памва. – Иначе бедный лавочник действительно будет болтаться в петле, но бесплатно. Ты меня знаешь.

– Святой Авда! Это слишком опасно. Кто сегодня рискнёт связываться с церковной утварью? Нет, нет, доблестный рыцарь, поскорее забирай её – и старый Турвон ничего не видел. Шестьдесят.

– Сто, я сказал. Иначе стражники догадаются, где искать ожерелье супруги главного судьи. И узнают много других интересующих их подробностей. Ну?

– Кр-р-р-х! Не могу отказать сиятельному ару, – прохрипел Турвон. – У меня слишком мягкое сердце. Теперь я стану посмешищем всей гильдии, ибо клянусь, я делаю это себе в убыток!

Мгновенно свёрток с ковчежцем исчез, а вместо него на прилавке появился тяжело звякнувший кошель. Памва, не считая, сунул его в карман.

– Незачем, – ответил он на вопросительный взгляд Шио. – В счёте Турвон не обманет. В торге надуть может, это да…

Они выбрались наружу.

Теперь у нас есть деньги, – сказал Памва. – Сейчас мы должны поесть, дать отдохнуть лошадям, а потом можем отправляться в дальнейший путь. Не стоит здесь надолго задерживаться. Куда мы должны следовать дальше, Шио?

– В Тер-Темир.

– Это, кажется, где-то за Пустошью?

– Да. И нужно торопиться. Я вот что думаю, хозяин: придётся через горы, по-другому не получится, двигаться в обход нет времени.

– Хм, через горы… Ничего себе. Да ты эту дорогу хоть представляешь?!

– Не совсем, да это и не нужно. Всё равно придётся брать колдуна-проводника.

– Это ещё зачем? Сам понимаешь, нам такое крайне нежелательно.

– Все берут.

– И всё равно многие не доходят…

Памва, как и все, много чего слышал про эту легендарную Пустошь. Какая-то древняя битва, какое-то проклятие – не то богов, не то страшной силы магов, окруживших этот опасный район непроходимыми горными хребтами. Ну, это они так думали – непроходимыми, однако с течением времени предприимчивые людишки и к горам приспособились, и к опасностям. Появились заповедные тропы, а может, и само колдовство как-нибудь ослабло от старости. Дело заключалось в том, что за этими неприступными хребтами, в самом сердце Пустоши, находились каменные копи – именно там добывали самоцветы (оттуда, кстати, были и вправленные в ковчег), которые столь высоко ценились и по ту, и по эту сторону гор.

Однако, пробиваться через Пустошь караваны мог заставить лишь фактор неодолимой силы. Например, людская алчность. Или обстоятельства вроде тех, в каких сейчас они и очутились.

– Значит, нужно было продать и лошадей… – крякнул Памва. – С лошадьми через Чёртову щель не полезешь. Ладно, вот постоялый двор, отдохнём немного, а потом придётся вернуться к ару Турвону.

– И ещё одно, –  почти прошептал Шио. –  Колдуна потом придётся убить.

– Что?!

– Наша задача важнее.

– Ишь ты какой… безжалостный! Монастырь нанял меня только для того, чтобы я доставил тебя в целости туда, куда ты укажешь. И свёрток этот ваш тоже. Но никто не говорил, что я должен для этого убивать.

– Ты отказываешься?!

– Нет. Я дал слово и сдержу его. Если понадобится – убью. Но только в самом крайнем случае. Спасая наши жизни. А иначе – не жди ничего подобного.

– Ты хочешь избежать греха. Я тоже. Но Иал учит, что иногда надо жертвовать всем, что у тебя есть! Честью, гордостью… Жалость может обернуться слабостью.

– Да, может. Однако давай не будем слишком упирать на жертвенность. Ваш синклит потребовал от меня платы – что ж, я не отказываюсь. Я дал слово и сделаю всё, что в моих силах, чтобы доставить тебя и Избавитель в нужное место. Хотя и не знаю, что это за место и где оно находится. Но когда я это сделаю – да, я предъявлю счёт. Всё честно. Но требовать от меня, чтобы я стал частью вашего мира – не слишком ли высокая цена? Это не моя война, Шио. Я только наёмник и честно служу нанимателю. И хватит об этом!

Обычно Памва гнал мысли о своей роли в отношении Энрофа. В самом деле, твердил он себе, какое ему дело до судеб этих чужих ему, в общем-то, людей? Да и что может он, пусть и наделённый невероятными, с точки зрения местного жителя, умениями? Никогда человек в одиночку не делал истории. Надо, чтобы сошлись благоприятные обстоятельства. Надо, в конце концов, чтобы человек этот не только умел эти обстоятельства использовать, но и чтобы хотел этого, да так хотел, что жизни своей не мог представить иначе. Ведь и то надо принять в расчёт, что в здешней ситуации и в расстановке сил смыслит он немного. Сами, сами энрофцы должны вершить свою судьбу. Энрофу – энрофово.

Шио долго молчал. Потом обернулся.

– Ты, Памва, наверное, не совсем человек?

– Отчего же? Хотя, может, ты и прав… С твоей точки зрения, наверно, всё так и выглядит. Но правильнее будет сказать – не только человек.

– Ты ненавидишь наш мир?

– Нет, Шио. Всё гораздо банальнее: он мне безразличен. Ну, не то, чтобы так уж совсем… Но, понимаешь, всё-таки этот мир для меня чужой. А где-то там, далеко – даже не могу сказать, где – но есть мой мир. Пусть неимоверно далеко, но он есть, и забыть его я никогда не смогу, да и не хочу. Потому-то, наверно, я, несмотря ни на что, человек…

Шио как-то по-взрослому вздохнул, глядя на Памву, а затем совсем другим голосом сказал:

– Ладно, нам пора искать себе волшебника.

Когда они, обескураженные безрезультатными поисками, поднялись после ужина в свою гостиничную каморку, снятую впопыхах на одну ночь, уже темнело. Найти мага-провожатого оказалось делом совершенно невыполнимым. Почему-то, как только разговор заходил о Пустоши, у всех оказывались неотложные дела в городе. Никто не хотел связываться с путешествием, хотя Памва и предлагал поистине королевскую плату за, в общем то, абсолютно рядовую работу.

– Их кто-то или что-то напугало, – пробормотал рыцарь, открывая дверь. – Знать бы, что…

Ещё до того, как он зажёг свечу, Памва почувствовал чужое присутствие в комнате. Мгновенно подобравшись, он толкнул Шио в сторону и резко обернулся. Меч словно сам собой порхнул в позицию ваки-но.

На табурете за столом сидела девушка. Она не шевельнулась ни одним мускулом, лишь неотрывно смотрела на них неподвижным тяжёлым взглядом. И через секунду Памве, ощутившему всю неловкость создавшегося положения, пришлось убрать меч в ножны.

Девушка выглядела ладной – стройная, хотя и невысокого роста, огненно-рыжая, с легкомысленными веснушками на носу. Однако глаза её, тёмные, как бездонные колодцы, смотрели строго и холодно. Ощущалось какое-то странное несоответствие между её мягким грудным голосом и требовательной интонацией. Сразу делалось понятно, что она умеет добиваться своего.

– Вам нужно в Пустошь. Я колдунья. Можете звать меня Моико. Предлагаю заключить контракт.

– Я Памва ар Болла, а это мой слуга и воспитанник Шио, – в свою очередь представился рыцарь. – Моико – прекрасное имя, – добавил он согласно этикету. – Это имя у тебя недавно?

– Да.

– Почему ты сменила имя, ты конечно, не скажешь?

– Не скажу.

– Ты член Гильдии? – поинтересовался Памва.

– Да.

– Какой?

– Свободной ассоциации.

Памва удивлённо присвистнул. Ничего себе, в её-то годы!

– Как ты узнала, что нам нужен колдун? – подозрительно спросил Шио.

Моико даже не удосужилась ответить, только хмыкнула, скривив губу. Действительно, кто спрашивает колдунью, откуда она знает то или это!

Шио покраснел, а Памва, прищурившись, задал более осмысленный вопрос:

– Зачем тебе идти с нами? – со скрытым подтекстом: а не соглядатай ли ты, голубушка, что-то уж больно к месту ты нарисовалась, да с твоей-то квалификацией только намекни – любой цех, любая улица за честь почтёт…

На сей раз колдунья чуть задумалась, сдвинув брови. Несколько секунд она размышляла – о чём-то неприятном, видимо, потому что лицо её омрачилось. Словно лёгкая тучка набежала – такое пришло Памве на ум сравнение. Затем нехотя она произнесла:

– У меня свои причины покинуть Тарс. Какие – вам знать необязательно. В принципе, мне всё равно куда и с кем идти, лишь бы подальше да поменьше народу об этом знало. – Помолчав, она добавила: – Законов я не нарушала. Так что, контракт?

Памва, в свою очередь, сделал паузу. Что ж, если перед законом она чиста (а колдуны при найме всегда говорят правду), то причины, по которым девушка желает исчезнуть, могут быть самые разные. Скажем, интриги коллег или несчастная любовь. К тому же, её собственное желание покинуть Тарс – это значительное снижение цены… А колдун им необходим позарез. Помимо того, что проход через Пустошь без колдуна просто немыслим, легко могут возникнуть ненужные подозрения, если они пустятся в путь без колдовского сопровождения.

– Контракт! – решительно произнёс он, скосив глаз на Шио. Шио, довольно улыбнувшись, чуть заметно кивнул.

Вообще, Памва был уверен, что Шио в уме уже точно так же оценил обстоятельства. Да, не детский ум у парнишки… Он перевёл взгляд на колдунью. Та в упор смотрела на Шио, что-то соображая, затем усмехнулась.

– Мертвеца в контракт включать не обязательно, – уронила она. – Я всё равно ничем не смогу ему помочь.

Памва и Шио озадаченно переглянулись.

– Какого ещё мертвеца? – насупился Шио. – Ты на что это намекаешь?

– Вам лучше знать, какого, – отрезала Моико. – И лучше бы вы сразу сказали. Если отряд не доверяет своей волшебнице – толку будет мало.

– Хорошо, – пожал плечами Памва. – Только мы действительно не знаем, о каком мертвеце ты говоришь. Есть у нас один призрак, но он только ночью появляется. А где он сейчас обретается, неизвестно.

– Так уж неизвестно?

– Честное слово! – подтвердил Шио.

Моико язвительно наморщила носик.

– Тогда узнайте, несведущие, что на день он вселяется в одного из вас. Конкретно – в тебя, – палец колдуньи упёрся в грудь Шио.

– Что?!

– То, что слышал.

– А почему я тогда ничего не чувствую? – обеспокоился тот.

– А чего ты хотел? Чтобы тебя всего перекорёжило? Нет уж, духу от этого хуже, чем тебе, придётся. Он, наоборот, станет всячески оберегать того, в кого вселился. Так что не волнуйся, – заключила Моико, скользнув насмешливым взглядом по встревоженному такой новостью Шио. – Вселение ещё не значит одержание. Да и я присмотрю.

Шио замолчал, растерянно глядя на колдунью. По нему было видно, что он пытается понять, что для него опаснее: то ли приблудившийся дух, хоть и из благородных, то ли эта девица-волшебница, запросто видящая его насквозь. В любом случае, его совершенно не вдохновляла такая возможность контроля.

– Хорошо, – решительно сказал Памва. – Раз так, отправляемся не мешкая. Ты готова, волшебница?

– Я готова всегда. Всё необходимое у меня с собой.

Моико встала, всем своим видом выражая готовность двигаться немедленно. Фигурка у неё казалась крепкой, без капли лишнего жира, и Памва прикинул, что как пеший ходок их новая подруга, пожалуй, не уступит никому. О том же говорила и тщательно подогнанная одежда и обувь: не совсем новая, но крепкая, чуть обношенная для привычности.

– Выходим! – скомандовал Памва. – Нам ещё только в одно место заскочить надо. Лошадок пристроить.

Лавка Турвона была разграблена, а тело хозяина, уронив голову на грудь, висело на перекладине ворот. Верёвка врезалась в шею, худые ноги бессильно болтались, почти касаясь земли. В лучах последнего закатного света торговец ещё больше походил на так и не воскресшего мертвеца. Памва, Шио и Моико не рискнули приближаться – так и проехали мимо, и скоро сумерки и дорожная пыль разлучили их с затихающим и укладывающимся спать в тревожном ожидании грядущего дня Тарсом.

Моико знала своё дело. Стражники у ворот не обратили на выезжающих путников никакого внимания, с увлечением обсуждая меж собой пышные стати какой-то местной шлюхи.

– Они не вспомнят о нас до утра, – проронила волшебница. – И потом тоже, если не будут допрошены с помощью магии.

Памва промолчал, хотя на языке у него вертелась куча вопросов: кем допрошены? Из-за чего? И что они смогут рассказать, если их как следует прижмут эти кто-то? Он представил себе методику допросов и невольно поёжился. Лучше всего, если сейчас их группа навсегда потеряется среди таких же, как они, безликих путников. Правда, особо рассчитывать на это не приходится: в Тарсе волшебников хватает, причём самой высокой квалификации. Для них в случае нужды распутать такой свежий след, как вчерашний, ничего не стоит: бывали случаи, когда сроки исчислялись неделями. Вопрос в том, привлёк ли их отряд к себе достаточное внимание… Чьё? Герцога? Или в дело вступила какая-то новая, неизвестная сила?

Подождите, подумал Памва, вы ещё изобретёте учёт и паспортную систему. И перепись населения, и визы, и всевозможные запреты. Что-что, а такие вещи люди придумывают с изощрённым упорством, просто таки неимоверным. И с каким-то садистским удовольствием. В паспортах появятся фотографии – сначала чёрно-белые, потом цветные и стерео – затем биометрические данные, отпечатки пальцев и сетчатки глаз. А там уж и до вживлённых чипов недалеко. Так сказать, на чело и на правую руку…