Оглавление
Дмитрий Леонидович Спивак. Метафизика Петербурга. Историко-культурологические очерки
Введение
Глава I. Северная столица
Финская почва
Город у финской границы
«Пригородные финны»
Голос болот
Голос камней
Шведские корни
Город у шведской границы
Петербургские шведы
«Шведская система» в масонстве
«Путь на север»
Шведский текст в облике Петербурга
Византийское наследие
Петербург и Стамбул
Православная столица
Византийские образы
Храмовое зодчество
Глава 2. Немецкий дух
Век первый. От «ливонской пленницы» – до принцессы из Ангальт-Цербста
«Великое посольство»
Северная война
Петербург – новая прибалтийская столица
Прусская политика Елизаветы и Екатерины II
Немцы раннего Петербурга
Немцы на петербургском троне
Немецкие администраторы и военачальники
Петербургские немцы при Анне и Елизавете
Петербурско-немецкие академики
Немецкие колонисты
Пиетизм и алхимия
Масонство и розенкрейцерство
Ломоносов и петербургско-немецкие одописцы
Державин и немецкая поэзия
Архитектурный текст Петербурга XVIII века
Век второй. От короля Фридриха Вильгельма III – до кайзера Вильгельма II
Священный союз Австрии, Пруссии и России
Эпоха Бисмарка
Немецкие чиновники
Немцы-декабристы
Петербургско-немецкие предприниматели в пореформенную эпоху
Шеллинг и Гегель
Фейербах и Маркс
Пушкин
Остзейский текст петербургской литературы
Гоголь
Гончаров
Достоевский
Архитектурный текст Петербурга первой половины XIX века
Архитектурный текст Петербурга второй половины XIX века
Век третий. В эпоху великих российско-германских войн
Первая мировая война
Мировая революция
На пути к новой войне
Нацистская метафизика Ленинграда
Советская метафизика Ленинграда
Метафизика блокады
Берлин и Ленинград
«Ленинградское дело»
Петербургские немцы в начале XX века
Ленинградские немцы
Фрейдизм
Андрей Белый
Штейнер и Блаватская
Блок
Вагинов
Набоков
Ахматова
«Ленинградский текст»
Немецкая классическая музыка
Архитектурный текст Петербурга начала XX века
Архитектурный текст Ленинграда
Глава 3. Французская цивилизация
Век первый. От короля Людовика XV – до гражданина Луи Капета
Французская политика от Петра I до Елизаветы Петровны
Французские мифы о Петре Великом
Русско-французские отношения в екатерининскую эпоху
«Французская слобода» раннего Петербурга
Масонство и мартинизм
Граф де Местр
Ломоносов и Тредиаковский
Радищев и Карамзин
Французский балет в Петербурге XVIII века
Леблон и Валлен-Деламот
Фальконе
Век второй. От императора Наполеона I – до президента Фора
«Дух Петербурга» в наполеоновских войнах
Маркиз де Кюстин
Крымская война
Русско-французская военная конвенция
Французская колония в Петербурге XIX века
Пушкин
Тургенев
Чернышевский
Достоевский
Балетный текст Петербурга XIX столетия
Архитектурный и монументальный текст первой половины XIX века
Архитектурный текст Петербурга второй половины XIX века
Век третий. В эпоху версальского и ялтинского миропорядков
Первая мировая война
Французская интервенция
От «санитарного кордона» – к «странной войне»
«Ялтинская система»
Атлантизм – европеизм – урализм
Петербургские французы в ХХ веке
Масонство ХХ века
Блок
Андрей Белый
Маяковский
Форш и Тынянов
Алданов
Эренбург и Битов
Балетный текст ХХ века
Французский акцент в архитектурном тексте Петербурга ХХ века
Заключение
Отрывок из книги
В годы Северной войны театр военных действий распространялся и на Финляндию. Видя ее стратегическое значение для Петербурга, Петр I не считал оккупацию страны первоочередной задачей. «Хотя она (Финляндия – Д.С.) нам не нужна вовсе, удерживать ради причин главнейших: первое, было бы что при мире уступить», – писал царь в известном послании к своему генерал-адмиралу Ф.М.Апраксину, – «другое, ежели Бог допустит летом до Абова, то шведская шея легче гнуться станет». Письмо было писано и принято к сведению в 1713 году. Как выяснилось вскоре, Бог до Абова допустил, и «шведская шея» действительно стала легче гнуться. Абовом у нас называли главный город Финляндии Або, в шведском произношенни Обу (Åbo), теперь более известный под финским именем Турку. Находясь на юго-западе страны, он был ближе других к Стокгольму и в известном смысле слова «представлял» его – так же, как в следующем веке Гельсингфорс стал «финляндским дублером» Петербурга. Согласно Ништадтскому миру 1721 года, занятая территория Финляндии была возвращена шведам. По сути, им они получили грозное предупреждение, но особого действия оно не возымело: страну скорее эксплуатировали, чем развивали. В ходе войны 1741–1743 годов российские войска загнали шведскую армию на территорию нынешнего Хельсинки, некоторых поубивали, а большинство взяли в плен. Императрица Елизавета Петровна издала манифест, где обещала финляндцам вольности. То был хорошо рассчитанный шаг: все больше взглядов стало обращаться к Петербургу. По Абоскому мирному договору 1743 года, к России отошла еще полоса территории севернее Выборга.
После этой войны шведы принялись за строительство крепости Свеаборг на островах, прикрывающих Гельсингфорс со стороны залива. Работы были поставлены на широкую ногу: в непосредственной близости от границы России год за годом рос «северный Гибралтар», как тогда любили называть крепость (окрестные финны превратили Свеаборг в «Виапори»). Тем не менее собственно Гельсингфорс, то есть город, где под защитой крепостных пушек должны были развиваться промышленность и торговля, рос очень медленно. В 1760 году он состоял всего из 4 кварталов деревянной застройки, население которых не превышало двух тысяч человек. Создавалось впечатление, что шведы не усвоили урока утраченного навсегда Ниеншанца. В следующей большой войне 1808–1809 годов они окончательно потеряли Финляндию. Война велась в годы Тильзитского мира, и соответствовала заложенной в нем концепции европейского баланса сил. Светская молва свела дело к анекдоту. Во время одного из обедов в Тильзите разговор зашел о том, что во время последней русско-шведской войны (1788–1790) одно из сражений велось так близко к Петербургу, что канонада была в нем отчетливо слышна, и многие дамы перетрусили. Рассказ взволновал Наполеона. Он озабоченно сказал, что война войною, но пугать петербургских дам – это совсем не дело. В крайнем случае, надобно занять Финляндию и прекратить это. Александр I задумчиво посмотрел на него своими прекрасными глазами – и согласился. Участь Финляндии была решена.
.....
Итак, поэт мог смотреть на финскую магическую традицию как на исконную для окрестностей Петербурга и в общих чертах знакомую с детства, по крайней мере понаслышке. При этом она оставалась замкнутой в «делах давно минувших дней, преданьях старины глубокой». Этому не противоречило присутствие финского волшебства при переходе от старины к современности, то есть при заложении города. Мысль такого рода могла быть Пушкину не чуждой. На нее наводит сходство «пустынных рыбарей» из речи Финна с такими выражениями из Вступления к «Медному всаднику» как «пустынные волны» и «финские рыболовы»… Впрочем, не будем вычитывать из текста «Медного всадника» того, чего в нем нет. Создавая «петербургский текст», Пушкин с самого начала исключил из него участие финской магии в основании Петербурга. Принимать это решение или нет, никогда не было вопросом для русской культуры. Вместе с тем, ощущение некоторой неполноты подспудно оставалось. Оно было разрешено в вышедшей в 1841 году повести В.Ф.Одоевского «Саламандра».
Действие повести приурочено к первой половине XVIII столетия. Легенда об основании Петербурга вложена в уста одного из героев – природного финна, уроженца Иматры и адепта древних тайн своего народа. Соперничество за устье Невы объясняется тем, что здесь зарыта приносящая счастье волшебная мельница Сампо. Петр I не может так просто построить свой город, поскольку его тут же засосало бы болото. Царю приходится сковать город на воздухе, и уже готовым опустить на топкие невские берега. Умирив стихии, царь возлагает на себя венец и золотит благодарную Финляндию. Современные исследователи склоняются к мысли о литературном происхождении этой легенды. «Приведенный рассказ, конечно, характеризует не финский фольклор, а концепцию Петербурга в том кругу близких к Пушкину петербургских литераторов 1830-х годов, к которым принадлежал и Одоевский», – решительно заметил Ю.М.Лотман. Признавая влияние литературной традиции, нужно напомнить, что среди местных рунопевцев времен Одоевского нередким было убеждение, что волшебная мельница Сампо либо хранится до времени в земле (или в болоте), либо она уже слилась с почвой. Как верно отметил В.Г.Базанов, с таким толкованием встретился сам Элиас Лённрот и сочувственно процитировал его в одном из своих писем 1849 года. По его мнению, финское название Финляндии – «Suomi» (а следовательно, и болота как такового – «suo») содержит тот же корень, что и слово «Сампо».
.....
