Дневник. 1873–1882. Том 1
Описание книги
Граф Дмитрий Алексеевич Милютин (1816–1912) – военный министр, член Государственного совета, почетный член Академии наук и всевозможных военных академий; один из самых прогрессивных и просвещенных государственных деятелей своего времени. В историю граф Милютин вошел как сподвижник Александра II, во время правления которого в течение двадцати лет возглавлял Военное министерство и провел реформы, кардинально изменившие русскую армию. Была отменена всеобщая воинская повинность для всех классов, сокращен общий срок службы с 25 до 16 лет, упразднены тяжелые телесные наказания, созданы кадетские гимназии, Военно-юридическая академия, специальные программы обучения для военных заведений, женские врачебные курсы, проведена военно-судебная реформа и т. д.
Многие годы граф Милютин вел дневник, который, согласно его завещанию, был передан в Императорскую академию Генерального штаба. Дневник охватывает период с 1873 по 1900 год и не раз подвергался авторской переработке; при этом оказались вычеркнуты, по соображениям дипломатичности, а иногда и несущественности, детали (слова, предложения, а порой и целые абзацы). В 1947 году Отдел рукописей Государственной библиотеки СССР выпустил академическое издание «Дневника» – с 1873 по 1882 год, – поместив в сноски всё вычеркнутое автором. В настоящем издании сноски (за исключением явных повторов) размещены в квадратных скобках в самом тексте для удобства чтения. Курсивом напечатаны слова, дважды подчеркнутые автором.
Отрывок из книги
8 апреля. Воскресенье. Петербург. Принимаюсь вести свой дневник только теперь, на 57 году жизни, побуждаемый к тому пережитыми в первые три месяца текущего года непрерывными неприятностями и душевными волнениями. Всё происходившее в этот тяжелый для меня период постараюсь при первой возможности рассказать подробно, в особой записке, совершенно объективно, ничего не скрывая, никого не щадя, на основании сохранившихся у меня заметок и официальных документов. Исполнить эту работу я должен для ограждения собственной своей нравственной ответственности перед судом истории. В тех же видах буду и впредь заносить в свой дневник все последующие факты, могущие со временем пригодиться будущему историку для разъяснения закулисной стороны нашей общественной жизни.
Злополучные совещания, мною же задуманные для обсуждения основных вопросов будущего нашего военного устройства, обратились в арену личной против меня интриги и борьбы, а потому и не могли привести к предполагавшейся цели. Не решили они тех серьезных задач, которые имелось в виду решить с помощью самых крупных наших авторитетов в делах государственных и военных; не открыли они нам пути к широкому развитию военной силы и грозному напряжению сил наших соседей. И, несмотря на такой отрицательный результат бывших печальных совещаний, все-таки я должен радоваться тому, что удалось по крайней мере отстоять нашу военную организацию от угрожавшей ей бессмысленной ломки. И то хорошо, что окончательные решения государя, устранив разные нелепые затеи, открывают возможность хотя бы в некоторой степени расширить и упрочить наши военные силы. Теперь Военное министерство может со спокойным духом снова приняться за работу.
.....
23 августа. Четверг. В числе бумаг, присланных от государя из Батурина, возвращена и поданная мною 15-го числа объяснительная записка по поводу отчета государственного контролера. На записке нет никакой собственноручной пометки, а приложена только записка графа Адлерберга, в которой он сообщает, что государь не изволит находить нужным давать этому делу дальнейший ход, потому что отчеты государственного контролера имеют цель именно вызывать подобные объяснения.
Таким образом, его величество, прочитав настоящее объяснение Военного министерства, признает дело законченным… Вот и результат всей многолетней полемики! Стало быть, государственному контролеру предоставлено взводить в его всеподданнейших отчетах всякие напраслины на любое министерство, не отвечая за то, что подносит на высочайшее усмотрение; нарекания эти на министерство дают повод к обидной высочайшей резолюции; затем министерство это представляет объяснение – и тем дело кончается. Можно бы заключить из этого, что слишком много досуга и у государственного контролера, пишущего напраслину, и у министров, обязанных сочинять длинные возражения, и у самого императора, читающего оба сочинения!.. Какое же значение может иметь положенная первоначально на отчете государственного контролера высочайшая резолюция?..
.....