Реклама. ООО «ЛитРес», ИНН: 7719571260.
Два универсума1
Христианство и наука17
Христианство и либерализм
Христианство и смысл жизни
Христианство и платонизм
Наш апокалипсис71
Есть обыденное и есть фактическое. Обыденное не есть простое, определенное, лежащее на поверхности. Обыденное – это то, что обладает глубиной и может быть сакрализовано. То, что не может быть сакрализовано, не есть обыденное. Не может быть сакрализовано несоотносимое с целым – фактическое. Напротив, обыденность тотально устремлена к целому и не может быть отстранена от целого. Она порождает целое как единство всего. Устойчивость и самодостаточность континуума обыденности обеспечивается со стороны смысла – диалектической логикой абстрактного, рационального мышления, а со стороны ценности – установкой освящения, сакрального санкционирования и закрепления тех или иных явлений, вещей. Где есть диалектическое, там есть сакральное, и наоборот. Сакральное есть собственно религиозное, не отделимое от обыденного как диалектического. Лишенное сакрального, диалектическое превращается в идеалистическое – вечно тоскующее по утраченному религиозному (или, напротив, вечно отрицающее религию, ограниченную сакральным). Диалектическая логика не может стать формальной логикой смысла, ибо она определяется «действительным», конкретным и строится на основе разрушения простого, конечного смысла. Установка освящения не знает ценности, отличной от смысла, ибо ценное здесь возникает на основе разрушения ценности – отвлечения от уникальных черт, особенностей и представляет собой всеобщее, трансцендирующее за рамки абстрактного. Здесь истина как действительное, как должное в отличие от наличного есть ценность, а ценность есть должное, т.е. та же онтологическая истина. Универсум обыденности образует дискурс одномерного мышления2. Одномерность в силу фундаментального для себя тождества ценности и смысла все противоположности содержит в самой себе – диалектическая логика не есть научная логика и отрицает науку, установка освящения не нуждается в Божественном откровении и отрицает последнее в качестве религии.
Во-первых, единственный источник современности – Божественное откровение – ни в каком смысле не является историческим и не может быть выведен из предшествующей истории – современность беспредпосылочна и аисторична по своим основаниям, т.е. ценна вне и по ту сторону любого возможного смысла3. Ценность, отличная от смысла – трансцендентная (по отношению к смыслу) ценность, рождается из христианского мистического опыта непосредственного переживания ценности (опыта Богообщения), а не из одномерного и универсалистского представления о должном состоянии вещи.
.....
Между тем, христианство переживает историю не как позитивное задание, а как препятствие, как ту негативную длительность, которая должна «прейти». Именно отсюда впервые и возникает само видение истории – природное, языческое сознание в полноте жизненной наивности ее просто «не замечало». Переживание истории, как оно дано в христианском духовном опыте, осталось во многом за пределами философского понимания и осмысления. Философское мышление, ориентированное на классические греко-римские образцы, ни в какой рациональной метафизической форме не смогло вместить подлинно христианского учения о конце и недостаточности истории. Поставив на место актуальной бесконечности христианского сознания (данной в опыте, в переживании) умозрительно-спекулятивную «дурную бесконечность» прогресса в истории (т.е. предвзятую мысль, сокрытую в себе и из себя извлекающую априорные смыслы), одномерное мышление окончательно разрешило для себя проблему христианской эсхатологии. История в перспективе конца и смертности, невыносимая с человеческой точки зрения, естественным образом заменялась историей «коллективного бессмертия»: умирая, индивид продолжает жить «в роде» – уже не сам по себе, не как личность, а как «человек вообще». Спасение в безличии, в «едином» – таков дословный приговор мира человеку, приговор, против которого восстает христианское сознание. В этом смысле христианство совсем не исторично – оно «против» истории. Утверждая бесконечную ценность каждой человеческой личности, оно тем самым продуцирует новую, современную метафизику истории, в которой главенствующее место занимают такие понятия, как «прерывность» (беспричинность) и «провидение» (личное провидение), прямо указывающие на «нерелевантную» сущность христианства.
Во-вторых, фундируемая опытом непосредственного переживания трансцендентной ценности современность состоит не в изменении исходного универсума обыденности и какой-либо эволюции дискурса одномерного мышления, а в их недиалектическом (не историческом!) «снятии» и окончательном вытеснении. Из столкновения двух крайностей архаического мышления, представленных в греческой, «софийной» (от смысла к отрицанию смысла) и иудейской, «хохмической» (от отрицания смысла к смыслу) установках мысли, рождается не взаимовосполняющий синтез «цельности» одномерного мышления, а христианское сознание неонтологичности истины (неподвластности ей ценности) и утверждение «премудрости» в качестве всего лишь одного из атрибутов, «сотериологических предикатов» Иисуса Христа (наряду с «праведностью», «освящением» и «искуплением» (1 Кор. 1, 30.)).
.....