Отрывок из книги
Утро тридцатого декабря две тысячи N-го года в уездном городе Z только занималось где-то на востоке сухими, пронизанными морозным безмолвием лучами, которые освещали верхушки сосен розовато-голубоватым цветом. Солнце ещё не взошло, и лучи, свободно преломляясь в атмосфере, находили красоту, не будучи подавленными прямотой сверкающего небесного начальника. Сосны, признанные ответственными лицами пока благонадёжными, в связи с чем уцелели после вырубки и распродажи, в нынешнем году ещё могли окружать город. Их ветви играли радостными, неповторимыми оттенками снежинок, которые, по-зимнему переливаясь, сбивались в плотный, но лёгкий покров, производивший поэтическое впечатление. На земле этот покров, на ощупь казавшийся более плотным и густым, скрывал от праздного взора разбросанные в беспорядке пни, оставшиеся от уже вырубленных неблагонадёжных сосен. Устремляющиеся ввысь деревья соблюдали стойку «смирно» с таким старанием, будто предчувствовали, что отклонись они хоть на чуть от мёртвой вертикали строительного отвеса, и переведут их в неблагонадёжные, и украсится оголившаяся земля новыми пнями.
В сухом неподвижном воздухе то здесь, то там раздавалось тихое, ласкающее слух таинственное потрескивание, наводящее на мысль об изрядном морозе. Окна в расположенной здесь же больнице, до асфиксии забранные в непроницаемые стеклопакеты, делали мороз совершенно бессильным изобразить на них хотя бы самые простые, радующие глаз узоры, которые в детстве позволяли продышать в них отверстие, а окружающий мир тотчас превращался в сказку. Зато, имея представление, что «палка о двух концах», можно взглянуть на стеклопакеты изнутри душных палат. И предстанет пред нами героическая борьба уцелевших от увольнения санитарок с распространяющимися из потайных уголков зеленоватыми узорами подлой, любящей смрадную влажность плесени. Словом, зарождающееся утро – лучшее время появления всего неоднозначного, сомнительного и таинственного.
.....
Панораму врачебных ошибок он, Свинцов, начал познавать на себе буквально с первых минут жизни. Потницу, которую когда-то очень давно педиатры и дерматологи ухитрились спутать с красным плоским лишаём, что вылилось для его родителей в километры лишней беготни по врачам и стоило кучи потраченных нервов маме. Затем пришло время проявить себя хирургам, и они долго принимали врождённую пахово-мошоночную грыжу за водянку яичка. Мама, когда рассказывала про это, очень сердилась. Причём центральный эпизод в её рассказе занимала словесная перепалка двух хирургов, один из которых твёрдо стоял на стороне пахово-мошоночной грыжи. Сердцу его оппонента, несомненно, была ближе водянка яичка. Так они и спорили довольно долго, пока не произошло ущемление грыжи, положившее конец благородной дискуссии и объединившее усилия почтенных хирургов в блестяще проведённой операции.
И потом, будучи студентом на юрфаке, когда фельдшер сделал прививку и не объяснил толком от чего. Он что-то говорил, только будущий юрист медицинского языка не понял. Затем в юной юридической голове будущего государственного мужа зародилось примерно три десятка вопросов, на которые фельдшер, не имевший в сутках лишних двадцать четыре часа свободного времени, не стал отвечать.
.....
