Читать книгу Невысоклики. Морская пена - Дмитрий Вернидуб - Страница 1

Глава 1. Привидение на борту!

Во дворце было тихо. Сквозь витражи узких окон, достающих почти до свода парадной залы, пробивались цветные солнечные зайчики. Они беззвучно суетились на полу из полированного камня, временами то исчезая, то появляясь снова.

Олли Виндибур задумчиво прохаживался взад-вперед, почему-то стараясь не наступать на блики. Мысли были не слишком веселые, как, впрочем, и воспоминания. После того, как погиб старый Брю, прошло почти полгода, а боль от этой потери все не хотела затихать.

Олли вновь и вновь вспоминал тот тяжелый день, когда, выйдя на "Мечте Кашалота" в открытое море, ее команда развеяла пепел капитана над водой. Грохнули пушки, взметнулся флаг. Невысоклики зарыдали. Теплый ветер, подхватив с ладони пепел, понес его в сторону материка. "Ветер все знает, – подумал тогда Виндибур, грустно смотря вслед. – Прощай, Брю! Обещаю, Олли тебя не подведет".

После штурма Ласиоты дел у него было невпроворот. Целыми днями к воротам дворца стекались местные жители в надежде получить от "добрых чародеев" те или иные блага. Они часто просили прислать в их деревню доброго уклиста или возобновить работы по добыче и переработке усмариловой руды. Таких сразу брали в оборот помощники Дерга, объясняя, что теперь можно жить по-иному. Но после пятисот лет оболванивания, полгода – ничто. Верить в безусмариловую жизнь не хотели, но, опять же из-за страха, соглашались попробовать.

Вожди повстанцев организовали перепись всех желающих чем-нибудь заниматься и обучаться различным ремеслам. Вместе с Нури, Питом и Олли Громовержцем – Главным чародеем Эль-Бурегаса, они готовили новый свод законов, собираясь устроить выборы будущего правителя. Бывший правитель, он же Верховный консул Мазлус Горх, исчез. Вернее, сбежал, а было это так.

***

Когда отряд Нури, преодолев за ночь леса и склоны центральной части острова Бурегаса, выходил к столице хойбов, он не встретил в северном пригороде ни одного солдата. Только редкие насмерть перепуганные жители попадались на пути. Но на подходах ко дворцу разведчики обнаружили уклистов. Небольшие отряды перекрывали ближние к резиденции Горха улицы.

– Немного, – сказал Дерг, – наверное, остальные в замке или на береговых укреплениях.

В этот момент на плечо Нури села канарейка.

– Что делает здесь этот яичный желток? – удивился стоявший рядом Хрюкл.

– То, что не делает твой непутевый пеликан – ответила вместо гнома его обезъянка и скорчила Болто рожу.

Нури шикнул на нее:

– Тише, бессовестная!

И, повернувшись к остальным, объяснил:

– Канарейку прислал Олли, чтобы связаться с нами. Они готовы начать. Кена, лети обратно и передай, что мы атакуем с первыми залпами.

Тинина любимица вспорхнула и желтой стрелкой понеслась над крышами домов в сторону моря.

Проглот, пеликан Хрюкла, хотел что-то гагакнуть вслед, но предусмотрительно перевязанный хозяином клюв не раскрывался. Зеленое недоразумение и теперь следовало за Болто неотступно, озадаченно вращая глазами.

Рассредоточившись по углам и дворам, повстанцы томились ожиданием. Жителей, направляющихся к морю, отлавливали и запихивали в одно из строений. "Так надо, а то сдадут нас первому же уклисту", – пояснил Дерг.

Наконец со стороны пролива донеслись звуки пушечной канонады.

– Пора, – спокойно произнес гном, перехватывая нетеряемую алебарду. – Готовь заклинание, Болто.

Хрюкл, и без того неустанно повторявший про себя нужные фразы, забормотал вслух и достал синюю колбу. Восставшие с громкими криками устремились по переулкам.

Уклисты ожидали всего чего угодно, только не дружной атаки пяти-сотенного отряда на дворец Верховного консула. Члены Ордена опасались солдатского бунта, а также того, что идущих со стороны моря победителей Зарклоха поддержит население острова. Поэтому часть ордена еще вчера отправилась на береговые укрепления и корабли, а другая часть, большая, осталась охранять Горха.

Передовые кордоны были смяты атакующими одним махом. Когда же на стенах нижнего замка появилось остальное войско во главе с верхушкой Ордена, Болто запустил заклинание. "Пыхнув", искристое синее облачко превратилось в голубой туман, растекшийся над дворцовыми строениями. Уровень за уровнем он поглощал пространство, сея неразбериху и панику. Когда ветер, наконец, разметал остатки, взорам удивленных повстанцев предстали сдающиеся уклисты, выходящие через распахнутые ворота с поднятыми руками. Многие придерживали штаны – "железное" заклинание уничтожило даже пряжки ремней.

– Эй, теперь можете выпускать этих тупоголовых бездельников, – приказал вождь "большеухих" своим бойцам, имея в виду жителей, – пусть посмотрят!

Нури и Болто, распихав пленных, уже бежали по дворцовым лестницам и коридорам. Несколько "синих ящериц" еле поспевали за ними. Гном и невысоклик искали Горха, но дворец оказался пуст. В руки друзей попался только камердинер Верховного консула, прятавшийся в камине одной из комнат. Пока его волокли за собой, он цеплялся за все, что подворачивалось под руки, и визжал, умоляя не делать его студнем.

– Где твой хозяин? – зарычал на него Нури, замахнувшись алебардой.

– Говори, моллюск брюхоногий! – топнул Хрюкл, сунув хойбу под нос колбу с черным усмарилом.

Увидев усмарил, камердинер судорожно заикал, показал рукой куда-то вбок и рухнул как подкошенный.

Проследив за его жестом, Нури подошел к гобелену с изображениями неведомых морских страшилищ и сорвал его. Гобелен скрывал потайной ход.

Болто еле поспевал за гномом. Тот все время куда-то поворачивал, оставляя за спиной все новые и новые ответвления тоннеля. Преодолев под землей довольно большое расстояние, друзья выскочили у искусственного канала, ведущего к морю. Первое, что они увидели – как какое-то плавучее сооружение без мачт и парусов движется в направлении пролива. Высокая прямая фигура в багровой мантии стояла у люка, собираясь спуститься в трюм. На палубе суетились несколько уклистов – они перетаскивали какие-то бочки. Один из них заметил преследователей и что-то сказал. Фигура в мантии обернулась и уставилась на Нури и Болто. Даже на расстоянии чувствовался тяжелый взгляд недобрых, близко посаженных глаз. Невысоклик вздрогнул. Еще немого посмотрев в их сторону, Мазлус Горх, а это был именно он, отвернулся и скрылся в люке. Сооружение дернулось, люк задраили, и корабль низложенного правителя стал погружаться под воду.

От удивления Болто открыл рот.

– Ух, ты! Эти хитрецы ныряют вместе с лодкой! Горх уходит!

– Возвращаемся! – уверенно произнес Нури. – Надо предупредить дельфов. Хотя, погоди-ка…

Он раскрутил над головой свою алебарду и что есть сил метнул ее вслед подводной лодке. Оружие со свистом рассекло воздух и проломило борт.

– Это вам на память! – выдохнул гном, дважды щелкая пальцами. Через мгновенье нетеряемая алебарда оказалась в руке хозяина.

***

Вести, с которыми спустя несколько дней вернулись дельфы, совсем не утешали.

Флог и девять его товарищей бросились в погоню за удирающим магом далеко не сразу. Морских эльфов остановила у острова Осиный неизвестно откуда пришедшая стая морских мамонтов с четырьмя касатками во главе. Ни тех, ни других в этих водах не видывали уже давно. Дельфам пришлось тогда очень тяжело.

Воспользовавшись тем, что подводные силы повстанцев связаны, а надводные и сухопутные штурмуют Ласиоту, Горх, подняв за собой сильнейший шторм, ушел в неизвестном направлении. И если бы не нанесенное алебардой Нури повреждение, из-за которого подводное судно вынуждено было на время остановиться, его след был бы потерян.

В море после гибели Зарклоха царил полный хаос. Всюду шныряли стаи ошалевших от крови акул, а всякие чудища повылезали из нор на мелководье, пытаясь сожрать друг друга, а заодно как можно больше других морских обитателей. Каждый старался занять место другого, словно необъятное море грозило вскоре превратиться в грязную лужу.

Около островов-Близнецов дельфы наткнулись на Обжору Глока. Монстр как раз дожевывал огромного морского змея, с невозмутимым упорством двигая жерновами-челюстями.

"Глядите-ка, – удивлялись разведчики, – старина Глок жив и невредим, и так же голоден, как всегда. Может, подскажем ему дорогу к морским мамонтам?"

Вот уж кого Обжора Глок не мог съесть ни под каким соусом, так это морского эльфа. Когда-то дельфы сообща устроили ему такую "промывку" того, что он считал своими мозгами, что при виде даже одного из них, соможабого начинало тошнить. Увидев перед собой сразу десятерых, Глок перестал жевать и возмущенно выпучился. Через секунду он начал судорожно сглатывать.

Флог и его друзья изготовились и хором начали внушать: "Мы знаем, где пасется огромное стадо морских мамонтов. Выбирай – или ты отправляешься на пир, или мы остаемся с тобой, и у тебя больше никогда не будет аппетита".

Обжора Глок подскочил, как будто его ужалили, и, мучимый рвотными позывами, торопливо загремел ластами по дну, отправившись к Бурегасу. "Надо наших предупредить, чтобы не портили союзнику трапезу!" – усмехнулся Флог и отослал пару дельфов к Илогеону.

Расспрашивая по пути тюленей и морских котиков, дельфы-разведчики, наконец, напали на след Мазлуса Горха. Его запряженная шестью гигантскими чудищами "подводная колесница" останавливалась ненадолго у левого Близнеца. Остров – собрат того, на котором ранее высаживался экипаж "Мечты Кашалота", явно что-то таил от посторонних глаз. На это намекали и словоохотливые тюлени. Оказалось, "подводную колесницу" они видели не в первый раз.

Побыв немного у острова, Горх и его уклисты уже на трех подводных кораблях отправились на Север, в сторону "большой суши". Вот это-то и было самой тревожной вестью.

***

Гул шагов в коридоре становился все ближе. Стража доложила о прибытии членов Временного Совета, и Виндибур, до этого игравший в шахматы с Хрюклом, встал и направился навстречу друзьям.

Тяжелые двери с шумом распахнулись. В тронный зал вошли капитан "Чертополоха" Пит Репейник, новоиспеченный воевода – гном Нури Орбуж и Дерг – временный губернатор Эль-Бурегаса. Болто Хрюкл занимал скромную должность управляющего делами Главного чародея и членом Совета не являлся, так же как и сестры Уткинс. Тина и Пина занимались текущей работой и отсутствовали по делам, вместе с единственным министром – министром здоровья Четырбоком.

Совет собрался во дворце по случаю возвращения "Чертополоха" из плавания к Близнецам. Попытка внимательно осмотреть левый из них уже предпринималась. "Мечта Кашалота" под командованием Хрюкла ходила к островам, но, в основном, для того, чтобы пополнить запасы бодрянки и сон-воды. Прошлые поиски ничего не дали.

Репейник только недавно сошел на берег, и его еще покачивало. Выглядел Пит сурово, как и подобает заправскому морскому волку. Вместо любимого меча на боку висела абордажная сабля, а голову теперь украшала лихая кожаная шляпа, надетая поверх красного платка. Увидев Олли, бравый моряк по-детски счастливо улыбнулся и приобнял друга.

Дело обстояло следующим образом. Когда Пит и его команда сошли на берег, они облазили весь остров, до самых верхушек скал. Но ничего подозрительного на глаза не попадалось. Наступил вечер, и часть экипажа во главе с капитаном решила переночевать на суше. Ночью караульные увидели неподалеку, в одной из небольших бухт, странные отсветы. Как будто под водой, у берега, кто-то зажигал факелы. Сначала предположили, что это могут быть светящиеся рыбы, только очень крупные, но вскоре, при ближайшем рассмотрении, выяснилось – свет идет в воду из-под скал.

Нечто похожее Питти уже видел на острове Синей Ящерицы. Прикинув, что тем, кто под землей, надо чем-то дышать, Репейник приказал искать вентиляционные шахты. На склоне, среди кустарника, удалось отыскать только одну – но зато довольно широкую. Из нее доносились звуки как из кузни.

– Я уж подумал, что под островом завелись гномы, – хитро посмотрев на Нури, произнес Пит. И продолжил рассказ.

Отогнав "Чертополох" к выходу из бухты, Репейник и его «морские псы» по канатам проникли в шахту. Внизу оказался заводик по производству усмарила. Десятка два каторжников, скованных цепями, работали под наблюдением пятерых уклистов. "Синие сутаны" педантично контролировали процесс производства, ревностно следя, чтобы не пропал ни один кусочек ценной руды. Неожиданное нападение нисколько не смутило членов Ордена, и они, выхватив обоюдоострые мечи, бросились в схватку. Бой был короткий, но жестокий. Если бы не численный перевес и неуязвимость Пита, дело могло кончиться иначе. Уклисты дрались с неиссякаемой энергией и странной пустотой в холодных глазах. Под конец, сообразив, что их освобождают, на своих мучителей навалились еще и каторжники.

В помещении около подводного выхода в бухту нападавшие обнаружили множество бочек с усмарилами разных цветов, готовых к погрузке. Еще удалось узнать, что бочки оттуда вывозили регулярно, на подводной лодке. Вот только куда?

– Пора бы, наконец, разговорить пленных, – решительно начал Дерг. Он давно порывался навязать Совету решение о передаче сдавшихся уклистов в руки "синих ящериц". – Среди них есть пара очень важных птиц. Сколько можно тянуть?

Олли сдвинул брови.

– Я знаю, ваши соплеменники не станут с ними церемониться, однако мы против пыток.

– Вы и понятия не имеете, что такое пытки, – все больше раздражался Дерг. – Откуда вам, чужестранцам, об этом знать?

– Спокойнее, уважаемый губернатор, – Нури положил руку на плечо вождю "синих ящериц". – Все можно сделать тоньше.

***

Уже на следующий день гному удалось разговорить парочку высокопоставленных уклистов. А помогли сделать их словоохотливыми две вещи. Первое: он предложил "синим сутанам" устроить соревнование – каждому в присутствии другого рассказать свою версию того, где и что собирается теперь делать Горх. Второе: хойба, чей рассказ получит наибольшее и быстрейшее подтверждение, он освободит от пожизненной повинности высаживать клумбы на улицах Ласиоты под чутким руководством своей обезьянки.

– Думаю, что работа на свежем воздухе поможет пробудить ваши воспоминания, – усмехнулся Нури. И как всегда оказался прав.

После первого же допроса Олли пришел в ужас. Высокопоставленные члены Ордена говорили о том, что бывший Верховный консул собирался прихватить солидный запас усмарила и отправиться на материк, дабы найти общий язык с морками. "Я дам этим жадным тварям все, что они хотят, и даже больше! – в бешенстве кричал он после поражения у Синей Ящерицы. – Они сделают то, чего не можете вы! Я не только не отдам Кронлерону Бурегас, но и весь материк будет мой! Вся суша и весь океан!"

После ковыряния лопатами в сухой и твердой земле под надзором дотошной Фиры, привязывавшей иерархов Ордена вместе с осликом к дереву, уклисты еще кое-что вспомнили.

Они наперебой рассказывали, что однажды несколько суток Горх не выходил из замка. Остроконечные башни днем погружались в чернильную клубящуюся тьму, а ночью оттуда хлестали во все стороны молнии. Колдовство набирало силу. В конце концов, огромное, черное, плотное как каменная глыба образование, раскручиваясь вокруг своей оси, унеслось на север. Рев, потрясший Ласиоту, был такой силы, что и без того замученное население на полдня оглохло.

– Видно, это был тот самый ураган с потопом, – важно заметил Пит.

– Интересно, – съязвил Болто, – а как ты догадался?

Репейник даже бровью не повел. С некоторых пор капитан реагировал только на серьезные замечания.

Олли подошел к окну и замер. Окинув взором скучные серые крыши Ласиоты, он перевел взгляд на синеющую вдалеке бухту Прибытия.

– Пора собираться домой, – наконец негромко, но твердо заявил он.

– Ну почему вот так надо все брать и бросать? – возразил Питти. – Да если б не мы, этим хойбам ни в жисть не победить Горха. Пойми, им нельзя давать право распоряжаться здесь бесконтрольно. К тому же, надо успеть принять еще несколько законов, сдерживающих единовластие.

– Но мы не можем быть надсмотрщиками в чужой стране, в то время когда угроза висит над нашей Родиной! – не соглашался Виндибур. – Нам надо спешить. Я каждый день просыпаюсь с этой мыслью. И каждый день местные проблемы виснут на моих ногах как кандалы каторжника… Все равно правителем выберут Дерга. Или тебе самому хочется стать всемогущим властителем?

– Мне ни к чему, а вот если бы ты попытался… Ну скажи, кто был Олли Виндибур в Расшире, а кто сейчас? Ты, фактически, диктуешь им условия.

– Ни за что! Хватит с меня уже!

– Как знаешь, Олли. Но я не хочу начинать заново, когда у меня уже все есть. К тому же, я так думаю не один. Многие вожди боятся нашего ухода. Нельзя покидать острова, по крайней мере, в ближайшее время.

Олли понимал, что в словах Пита заключена большая доля правды. И все-таки горячее сердечное упрямство – черта, заставляющая действовать интуитивно, вопреки холодному расчету, брала верх. Олли с детства трудно давалась наука говорить "нет", перешагивая через собственное отношение к другому. Но в этот раз он почувствовал облегчение от того, что принял жесткое и бесповоротное решение – он настоит на своем.

***

Время, оставшееся до дня выборов Правителя Эль-Бурегаса, Олли, Нури, Болто и возвратившаяся Тина проводили в подготовке к отплытию. Пит, Пина и Четырбок решили остаться.

Капитан "Чертополоха" – он же теперь адмирал, возглавляющий морские силы архипелага, считал, что без него все здесь рухнет, а новый правитель узурпирует власть.

Пина не захотела оставлять Эль-Бурегас, потому что тут она стала признанной чародейкой. Обретенные навыки, давали ей право поправлять Пита и заниматься волшебным производством всякой всячины. Четырбок также отказался покинуть архипелаг. Доктор с головой ушел в организацию сети медицинских пунктов и завел учеников. Последние события сильно повлияли на здоровье самого эскулапа. Доктор стал равнодушен к спиртному и более или менее вменяем.

***

Олли показалось, что две недели не пролетели, а проползли. Душой он был уже далеко отсюда, но, стараясь соблюсти приличия, крепился, дожидаясь результатов голосования.

Свободное от обязанностей Главного чародея время Олли старался проводить с Тиной. Девочка-невысоклик менялась на глазах, превращаясь в очаровательную девушку. Ответственность, с которой Тина относилась к поручаемым ей делам, радовала сердце Громовержца, а ее лучезарная улыбка наполняла скучное дворцовое пространство теплом и уютом.

– Как хочется домой! – однажды сказала она, смотря в окно и вытирая пробежавшую по щеке слезинку.

С тех пор возвращение в Расшир стало для Виндибура неизбежным, а день выборов – днем немедленного отплытия. Отъезд Главного чародея был подан членам Совета как временная необходимость. Поначалу они даже растерялись, но быстро успокоились, услышав, что это «ненадолго» для общего блага, тем более что Пит, Пина и Четырбок остаются.

Как и предполагал Олли, на выборах победил Дерг. В качестве символа власти и в память знаменательной победы Главный чародей вручил ему талисман старого Брю. Правда, рассказывать о магических свойствах талисмана не стал. Что-то останавливало Виндибура. Однако, посоветовавшись с друзьями, он решил-таки передать защитный медальон Дергу – чтобы уберечь законного правителя от возможных заговоров недобитых уклистов.

Новоиспеченный правитель взял слово и разразился обличающей речью. Он говорил о том, что многовековое усмариловое рабство парализовало сознание его народа.

– Народу нужно указать путь к спасению, – утверждал он, – а спасение в мудром и справедливом властителе. Раньше я слыл бескомпромиссным борцом с самой возможностью использования волшебства. Но теперь, увидев, насколько беспомощны порабощенные Горхом хойбы, я заявляю, что нельзя так резко обрывать их представления об окружающем мире. Я – за справедливое распределение. И пусть волшебство поможет созиданию!

– Теперь, наконец, дела у хойбов пойдут побыстрей, – прогнозировал Хрюкл, поднимаясь на борт "Мечты" под грохот орудий. – Хотя, реформировать государство – это вам не бамбук отрицать.

Подняв паруса, "Мечта Кашалота" вышла из бухты Прибытия под крики благодарной толпы, собравшейся на берегу, и грандиозный салют эскадры Репейника. Сам главнокомандующий морскими силами Эль-Бурегаса шел параллельным курсом на "Чертополохе" вместе с Пиной и доктором. Проводив "Мечту" до выхода из пролива, флагман отсалютовал и лег на обратный курс.

"Мечту Кашалота" нагнали дельфы. Это был прощальный разговор. Флог и его собратья еще раз хотели поблагодарить невысокликов от имени короля Илогеона и договориться на будущее. Связь решили держать через выдр, во множестве обитавших в бассейне Дидуина.

"С разрешения Илогеона, я дам тебе ключ к их языку, – произнес Флог. – Выдры – народ общительный, и сложностей возникнуть не должно. Ты будешь понимать мысли не хуже нас, только не торопи их, если хочешь чего-нибудь добиться. У берегов материка, там, где большая река впадает в море, будут периодически дежурить мои разведчики".

Объяснив, как надо держать связь, Флог добавил, что дельфы проводят "Мечту" еще какое-то время. Олли обрадовался. Он успел привязаться к Флогу. Казалось, что без советов мудрого и веселого морского эльфа уже не обойтись.

***

"Вот и опять каждый из нас один на один с бескрайним морем, – размышлял Виндибур, стоя за штурвалом. – А иначе не бывает. Морская стихия никогда не отпускает тебя для других. Она в одиночку забирает твои мысли и сердце, заставляя думать о таком, о чем маленькому сухопутному существу порой и помыслить страшно. Но море нам не враг – нет, хотя порою жестоко и коварно. Такой уж у него характер. Жизненная сила, которой море питает все земное, неистребима, как и вера крошечного невысоклика в благополучный исход происходящего".

Олли мог бы еще долго "говорить" с лижущими ватерлинию волнами, но его отвлек Болто.

– Как самочувствие чародея? Говорят, ты вчера вечером сильно кашлял. Простыл что ли?

Олли действительно вчера вечером не здоровилось. Холодный ветер прохватил невысоклика, и Тина отпаивала друга чаем с травами.

– Да нет, мне уже получше, – отмахнулся Виндибур, поправляя подаренный Тиной шарф. – Только горло немного болит.

– Ну ладно, – Хрюкл озабоченно посмотрел на солнце. – Обед скоро, пойду "стряпать".

"Молодец", – хотел похвалить Олли. В последнее время ему особенно нравилась обстоятельность, с которой Болто подходил к каждому делу. Хотя долго тот не раздумывал, но работа при этом спорилась.

Но вместо этого Виндибур попросил передать Нури, чтобы тот приспустил паруса. Ветер начинал нагонять волну.

Гном и его Сапфира здорово справлялись с морской работой, даже в отсутствии остальных. Уроки, преподанные старым Брю, не прошли даром. Конечно, Олли, прибегая к волшебству, мог и один заставить двигаться корабельные снасти, но предпочитал производить это естественным образом.

Сам Нури без колебаний покинул Эль-Бурегас, с полным безразличием отнесясь к своему высокому положению на архипелаге. Карьера воеводы его совсем не волновала. Он желал только быть с друзьями и хотел вернуться домой. А дом у любого гнома – там, где его сородичи.

Когда не было работы (а на корабле, сами понимаете, это случается редко), Нури обычно болтал с Фирой. Он учил ее тому, что знал сам и тому, чему научился от Олли. Гном не очень-то жаловал всякие волшебные штуки, но все-таки обучил обезьянку паре фокусов. Сапфира доставала из воздуха изумруды и кексы. "Первые, чтобы при случае поражать подземный народ, а вторые для удовольствия маленького народца, – смеялся Нори. – Потому что невысоклики мне теперь вроде как родня".

Налетевший ветер, разыгравшись, хлопал парусами и постанывал, путаясь в оснастке. Шустрый и беспардонный как малец-беспризорник, он, постепенно набираясь наглости, крепчал, переходя в шквал.

Капитан призывно свистнул. Через минуту появились Нури и Болто.

– Паруса убрать, концы закрепить. Штормовая готовность. Пусть Тина заберет всех зверей в кают-компанию. Похоже, нас ждет крупная передряга!

Командуя, Олли почему-то совсем не испытывал страха. Он только крепче взялся за штурвал, окинул взглядом свинцовый небосвод и, сжав зубы, процедил:

– Ну, что ж, посмотрим, раз так…

– А чего тут смотреть, парень? Разве ж это шквал? Так, сквозняк, протухни его селедка! – раздался за спиной хриплый баритон.

Вот теперь Виндибур точно испугался.

– Кто здесь? – резко обернулся он.

– А как ты думаешь, сто медуз тебе в склеп?!

На мостике, как ни в чем не бывало, стоял старый Брю, только белый, и сквозь него было видно поручень. Под мышкой паромщик держал ядро.

– А это зачем? – ошалело спросил Олли.

– Что б не сдуло, – хихикнуло привидение. – У нас каждый что-нибудь таскает, а то с этими ветрами хлопот не оберешься: так и будешь бороздить небесные просторы.

Невысоклик не верил ни глазам, ни ушам. Старый Брю, пепел которого он самолично развеял над волнами Бурегасского пролива, стоял на мостике и привычно бранился, только с каким-то новым, загробным оттенком.

– Так ты не умер? Вот ужас!

– Что значит не умер? Еще как умер, провалиться мне в трюм. Только там, – Брю ткнул пальцем куда-то вдаль, – жуткая скукотища, и моря нет. И музыка ихняя, хор ежей им на похороны, вот уже где!

Произнеся это, Брю просочился сквозь рубку и вышел из ее угла на палубу, нос к носу столкнувшись с Хрюклом. Истошный крик означал, что бывший юнга узнал своего наставника. Даже ветер не смог скомкать зычного вопля. А когда привидение еще и заявило, что, мол, матросу полагается не орать, а выполнять команды капитана судна, выплюнь его могила, впечатлительный Болто удрал на камбуз.

Даже флегматичный Нури, вскрикнув, выхватил нож, застыв в нерешительности, пока Олли не объяснил, что опасаться нечего.

А вот Тина не испугалась нисколько. Увидев воскресшего Брю, она охнула и, всплеснув руками, залепетала:

– Милый, дорогой дядюшка Брю, ты вернулся к нам?!

От такой беспримерной нежности загробный Брю выронил ядро и, даже не ругнувшись, унесся с порывом ветра. Но недалеко. Олли послал Хрюрю, и та буквально принесла призрака на хвосте. Уцепившись за пушистый «кренделек» собачки, привидение вернулось на «Мечту кашалота».

***

Шторм, словно испугавшись покойницкой брани усопшего, сошел на нет, открыв в небе лазоревые лагуны, в которых плескалось солнце. Ветер стал попутным и усердно дул в паруса, торопя и без того приближающиеся события.

– Тысяча акульих смертей! – негодовал старый Брю, высовываясь из пеликаньего клюва и пытаясь определить направление ветра. Призраку ничего не стоило сжаться до размеров яблока и залезть куда-нибудь подальше на время отдыха. Не увидев поблизости своего любимого ядра, загробный паромщик приказал Проглоту:

– А ну, гамак с ластами, хорони тебя лещ, напра-а-во! Ать-два, ать-два!

Привидение полюбило отдыхать в подклювном мешке пеликана. Брю с самого начала показалось, что на этом свете ему зябковато. А тут такая удобная кровать, да еще с грелкой. После операции по устранению пушечного заряда, в желудке Проглота тлел странный жар, не причиняя вреда самой птице. Правда, серой немного воняло, но для призрака это даже подходяще. Должно же быть соответствующее оформление!

Скользнув к лежащему у борта ядру, Брю вырос до нужного размера и пошел проверять судно.

***

Утренний бриз при хорошей погоде, на палубе парусника, может воскресить кого угодно, а не только привидение, специально собравшееся заняться делами на этом свете. Во-первых, паромщик очень переживал за своих друзей, и так хотел им помочь, что сбежал с того света, как только представилась возможность. Во-вторых, Брю надеялся выполнить поручение Стратуса Кронлерона, которого встретил после смерти. Впрочем, поручение это пока должно было оставаться в тайне.

Убиенный сразу узнал мага, хотя никогда и нигде не мог его видеть. Похоже, что тот даже поджидал паромщика, откуда-то узнав о его смерти. Но морской волк до того был потрясен продолжением собственного бытия, что больше ничему уже не мог удивляться.

– Проглоти меня кит, если я хоть что-нибудь в этом понимаю, – развел руками загробный Брю. – Но только вы, ваша милость, раз уж все про нас знаете, не дайте моих ребяток в обиду, подскажите мне, как и чего. А уж я им все передам в точности.

– Постараюсь, паромщик, постараюсь, – грустно улыбнулся дух мага. – Только смертным до поры до времени ничего не говори. Пусть заблуждаются. Их заблуждения – их спасение.

– Но ведь они в опасности! – удивился Брю.

– Ты рассуждаешь как смертный, – ответил Кронлерон и побрел в облаках, заложив руки за спину.

– Смертный – не смертный… – бурчал призрак. – Как все любят все усложнять! Ну помер ты на несколько веков раньше чем другие, так помоги советом! Эх, понять бы что полезней для моих ребятишек, так я бы и у последней дохлой пиявки совета спросил, скелет ей на камбуз.

– Не сердись на него, – сказал Мурс, и здесь сопровождавший своего учителя. – Он невыносимо страдает оттого, что не сумел удержаться в этом мире до появления своего приемника, такого, например, как ваш Виндибур. Стратус доверяет Олли. И Стратус все еще великий маг!

Нельзя сказать, чтобы у загробного Брю закончились все вопросы, но он мудро решил приберечь их на потом. Паромщик только спросил Мурса:

– А почему Кронлерон сам не может посетить землю?

– К сожалению, – отвечал Мурс, – дорожку обратно может протоптать только тот, кто оставил внизу свое сердце, и только в течение первого года. Ни справедливый гнев, ни кровная месть, ни благие намерения не открывают эти двери.

– Хрястни мое весло! – воскликнул Брю. – А кто выдает разрешение на выход?

– Никто не выдает, просто идешь, и все. Если у тебя уважительная причина, тебя выпустят.

– Еще какая уважительная, выплюнь меня могила! Как же мои ребятки там без меня? – сказал паромщик и почувствовал, как сердце, которого не было, тревожно екнуло.

Глава 2. Новая армия Мазлуса Горха

Местность, что была расположена между реками Серой и Из, там, где они некогда впадали в море, представляла собой невысокое, ровное как стол плато. Но этого хватило, чтобы здешние земли осталась незатопленными, и приютили сбежавшуюся отовсюду живность.

Однажды лисы и шакалы греясь на весеннем солнышке после сытного набега на гнездовья береговых птиц, могли наблюдать следующую картину. В толще прибрежных вод замаячили три странных силуэта. Но это были не киты, как представилось сначала, а ни на что не похожие сооружения, которые в упряжках волокли огромные соможабые существа.

У берега подводные колесницы всплыли. Усталые чудища сразу же погрузились в подобие спячки, застыв на одном месте и лишь изредка перебирая плавниками. Люки на кораблях распахнулись, и из них вышли похожие на людей существа. Одетые в синие сутаны пришельцы суетились и выгружали на берег какие-то бочки и тюки. Один из них, царственного вида в малиновой мантии, стоял особняком и внимательно осматривался. Наконец, заметив что-то, взмахнул рукой, и двое "синесутанников" побежали в указанном направлении.

На скале был выбит замысловатый знак, похожий на падающую вниз птицу. Мазлус Горх, а это был он, послал уклистов проверить, цел ли тайник, который устроила в этом месте предыдущая экспедиция. В тайнике находился усмарил. В этот раз доставили новый запас.

Мазлус понимал, что его новой армии понадобится много волшебного зелья, и заранее побеспокоился о тайных хранилищах на материке. Предварительные переговоры с морками прошли успешно, и теперь предстояла личная встреча с их ханами. "Я вернусь в свой дворец позже, – твердил деспот, – только у меня будет гораздо больше земли. Время есть. Пусть эти выскочки думают, что победили, но вскоре они убедятся в обратном".

На этот раз бывший ученик Кронлерона приблизился к созданию заклинания для точной работы с силами природы. Горх клял себя за то, что упускал время, ежедневно занимаясь только укреплением своей власти. Ну, ничего, скоро он тоже сможет прицельно метать молнии и запускать смерчи. Но и это было не самое главное. Мазлус умудрился добраться до святая святых – он экспериментировал с чувствами, и у него кое-что получалось. Пусть пока только с животными. Только пока…

Встреча с верховными ханами черного народа намечалась к северо-востоку от этих мест. Предполагалось, что часть орды будет стоять у Гарденхалла, держа крепость в осаде с начала зимы.

Морочьих ханов теперь осталось четверо: Мохрок, Глут, Туркан и Зруюк. Все они приходились друг другу братьями, и каждый отвечал за свою часть Орды. Старшим ханом считался Мохрок. Его голос был решающим. Но братья не всегда подчинялись ему, особенно Зруюк – самый младший. Иногда они совсем не могли договориться, и в ход шли кулаки и мечи их воинов. Раньше линию старшего хана всегда держал пятый брат – Карх. Но с тех пор, как его укокошил какой-то гном, согласия в ханском стане стало еще меньше.

После урагана, посланного Горхом на земли морков и прорыва Худанбарского тоннеля, Орда устремилась на юг. Разграбив окрестности затонувшего Города-на-сваях, морки перешли через перевалы Сизогорья и разорили все, что не уничтожило наводнение. Потеряв в районе горы Верченой Карха, предводители Орды решили осадить Гарденхалл, думая, что гномы из Подземного города укрылись за его стенами вместе с людьми.

Ни о каких невысокликах ханы даже не вспоминали, поскольку невысоклики со своим Расширом за столетия морочьей изоляции стали казаться черному народу чем-то нереальным и пустым. Дескать, "всего этого и на один зуб не хватит".

Гарденхалл поначалу держался. Так бы и торчали морки под его стенами, если бы вновь не появились посланцы от Заморского колдуна. Вскоре состоялись главные переговоры.

Горх пообещал Орде оружия столько, сколько будет нужно, а еды столько, сколько она съест.

– Чего ты хочешь от нас? – спрашивали ханы.

– Хочу, чтобы у меня было лучшее войско на этой земле, – отвечал Горх.

– Зачем?

– Чтобы это был мой мир.

– Хорошо, – согласились ханы. – Нам мир не нужен – нам нужен хапос (добыча). Мы служим тебе, пока ты выполняешь обещания.

– Есть условие, – добавил Мазлус. – Свою добычу я выбираю сам. Ваше – остальное.

– Хорошо, – согласились ханы. На этот раз они были подозрительно единодушны.

Самым необходимым для Горха в этой игре оказался красный усмарил – его требовалось больше всего. Отряды вечно голодных морков не могли быстро передвигаться и вести разведку, думая только о еде. Ведь оленя надо сперва выследить, а затем еще таскать с собой его мясо. Пришлось научить морков производить плоть из усмарила. Флягой с волшебным составом распоряжались десятники. Мясо получалось, не ахти какое вкусное, но питательное. Морки набивали им желудок и были довольны.

Ничего нет хуже, чем хорошо организованные морки. Тысячелетний опыт набегов и грабежей выработал у них неутомимость и нюх на поживу. Вскоре Заморский чародей стал вызывать уважение и страх у черного народа. Даже спесивые ханы стали прислушиваться к его советам и пожеланиям. А в конце зимы пал Гарденхалл.

Уклисты атаковали крепость круглым огнем, а сам Горх устроил землетрясение. Неприступные стены треснули, и сквозь разломы три четверти Орды устремилось на штурм. Четвертую Зруюк накануне увел к Верченой.

Младший из ханов имел собственную договоренность с Горхом. Он смекнул, что раз могущественный чародей ищет каких-то невысокликов, значит, это сулит не меньшую выгоду, чем пожива в Гарденхалле, который надо еще взять, а после делиться с братьями. Горх оценил желание Зруюка избавиться от родственничков: "Такой при случае, не задумываясь, перережет остальным глотки, а иметь дело с одним гораздо проще, чем с четырьмя".

"Этот черный народ – великая дикая сила, – размышлял маг. – Они одного замеса с акулами: уничтожение – их основная потребность. Такую силу стоит уважать, чтобы подчинить. Почему бы мне ни стать ханом? Просвещенный хан-чародей куда лучше глодающего мослы вонючего чудовища, не умеющего насладиться властью.

Нет, впредь он будет умнее. Из обычного хойба какой солдат? Мозги покалеченные усмарилом используют любую возможность не бороться. Если не брать во внимание уклистов, которых особым образом воспитывают чуть не с самого детства, то о прочем островном быдле и говорить нечего. Без усмарила они все равно подохнут. Справедливое у них распределение или несправедливое, а повстанцы кончатся тогда, когда исчезнет внешняя поддержка. Разбегутся по островам как мыши по норам, когда он вернется. Да и пусть, а то если сразу всех перебить, потом скучно станет.

А морки… Эти твари подходят для выполнения его плана лучше всего. Есть у них усмарил или нет – без разницы. В их мозгу только первобытная хищность. Им бы только мясо рвать зубами. Хаос да хапос. Вот и хорошо. А думать за них будет он ".

***

Один из отрядов Зруюка отправился на поиски невысокого народца. Обыскав все пространство к северо-западу от бывшего Расшира, два десятка отборных головорезов повернули на юг, в направлении Черед-Бегаса. Морки бежали налегке двумя цепями. Основной задачей было поймать хоть кого-нибудь, кто хоть что-нибудь знал о невысокликах.

Напоровшись на пограничников Бьорга и потеряв в короткой стычке вожака и еще двоих, враг отошел. Встретить в этих краях суровых защитников Худанбара не ожидал никто. И говорило это об одном: там, где люди Бьорга, могут быть и гномы. А гномы – это завидная добыча, вместе со всем их имуществом.

О стычке сразу доложили Горху. Про людей он не знал почти ничего, но, исходя из недавнего опыта, рассудил: от гномов недалеко и до невысокликов.

***

Вопреки опасениям переселенцев зима выдалась не очень холодной. И если б не трудности с пропитанием, то можно было сказать, что в целом Новый Хойбилон перезимовал совсем не плохо. Правда, снега нападало очень много – часто наваливало выше роста невысоклика. Но снег быстро таял, временами перемежаясь с дождями и превращаясь в стылую хлябь и привычную грязь.

Крепкий лед на залитых наводнением пространствах появлялся всего лишь пару раз, и не держался больше полутора недель. Морки на подступах к Черед-Бегасу не появлялись. Только однажды пограничники столкнулись с небольшим отрядом на дальнем выходе, когда лед стоял дольше всего, но враг, потеряв убитыми троих, предпочел отступить. У морков при себе не было ни награбленного добра, ни пленных, ни еды. Только у одного нашлась какая-то склянка с красной жидкостью без запаха. Когда склянку разбили, состав, превратившись в розовое облачко, испарился. Этому большого значения не придали, решив, что это снадобье, а все, что морку на пользу, другому – смерть.

Черед-Бегасская крепость, по крайней мере, основные ее укрепления, была почти достроена и представляла собой грозную цитадель, заслонявшую проход в долину. Строители-невысоклики гордились своей работой и говорили, что если бы не "зажимающий" провизию Грейзмогл, то достроить можно было все, а так – где сил набраться. Но размер ежедневного пайка все равно бы никогда не устроил ни одного жителя Норного поселка. Поэтому ни индивидуальные, ни коллективные жалобы не рассматривались. Пожалеть можно было лишь друг друга или Уткинса.

"Бедный, бедный папаша Уткинс", – качали головой невысоклики, наблюдая, как старик иногда обессилено присаживается и, не замечая ничего вокруг, горестно глядит куда-то вдаль, понемногу раскачиваясь.

Ни напряженная работа на строительстве крепости, ни дружеские вечерние посиделки вскладчину "у огонька" – ничто не могло притупить боли в разбитом разлукою сердце. Неизвестность была хуже всего. "Где же вы, мои лапоньки?" – удрученно вздыхал несчастный отец, не находя себе места от дурных предчувствий. Он то и дело встречал пограничников, возвращавшихся с дальних выходов. Но они, видя его вопрошающие, полные надежды глаза, отводили взгляды и молча качали головой.

Рыжий Эрл пробовал утешать его, дескать, раз никаких следов, значит, не так все плохо. Хуже было бы найти что-нибудь говорящее о том, о чем нельзя и подумать. "Возможно, они ушли куда-нибудь вместе с кем-нибудь из других пропавших, а теперь не могут или боятся вернуться, – говорил Эрл. – Раз больше нет дурных вестей -значит, хорошие не за горами".

В один из бесконечных пасмурных дней папаша Уткинс совсем свалился. Гном-врачеватель, провозившийся у его постели все утро, ничем порадовать сопереживающих не смог. "Черная немощь, она и у невысокликов, и у гномов, да и у людей – одна и та же. Только причины разные. Плох ваш Уткинс".

Но видно есть на этом свете какая-то связь между событиями самыми мрачными и самыми светлыми. Система противовесов, существующая в мире, редко дает сбой, хотя и это, конечно, случается.

***

Стоя на крепостной стене, Мэд Виндибур удивленно вскрикнул и чуть не уронил себе на ноги здоровенный камень. Бросив случайный взгляд в сторону Норного поселка, младший дядюшка Олли увидел пожилого невысоклика, в припляс идущего по крепостной дороге.

– Гляньте, гляньте! Да это же Уткинс чуть не кубарем катится сюда! Во дает, папаша!

Годо, и другие строители мигом взобрались наверх, чтобы посмотреть на эту картину.

– Опять ты со своими шуточками, Мэд! Дурацкие шутки! – ругался снизу старый Модл. – Бедняга Уткинс от горя помереть собрался, а ты, обормот, имя его по ветру треплешь!

– Га-га-га! – рассмеялись на стене. – Наверное, это он с того света в таком настроении возвращается!

Озадаченному старику пришлось тоже карабкаться.

Умирающий папаша Уткинс выделывал ногами кренделя и размахивал каким-то свитком, целуя его время от времени.

– Нашлись! Они нашлись! Малютки мои!

– Что он говорит? Что он нашел? Ась? – удивлялся папаша Модл.

Но все уже неслись вниз, навстречу чудесно исцеленному. Общей радости не было предела.

Оказывается, когда несчастному отцу стало совсем плохо, и он перестал чувствовать свои ноги, в его комнату через дверь влетела здоровенная пестрая птица и как-то странно и непонятно закричала:

– Авр-р-р-ал! Все наверх! Пакет Уткинсу, забодай его кальмар!

Трясущимися руками невысоклик приблизил к глазам бережно упакованный свиток и обомлел. На нем значилось: "От Тины и Пины".

Брюгай, а чудесным посланцем был именно он, летел три дня, время от времени, присаживаясь для коротких передышек на спины дельфов, заблаговременно высланных Флогом. Получилось подобие эстафеты, в которой по знакомству участвовал даже один кашалот. Неизвестно, была ли у него заветная мечта, но он выполнял роль плавучего острова с явным удовольствием.

***

Сестренки Уткинс очень скучали по своему родителю. Прав оказался Рыжий Эрл: удрав от родственников, они сначала испугались своего поступка, а затем просто не знали, как быть. Быстро повзрослев в путешествии (а чтобы повзрослеть, иногда совсем не обязательно становиться намного старше), Тина и Пина вместе со своими друзьями стали искать способ известить горюющего отца.

Но письмо было адресовано не только Уткинсу.

Олли решил предупредить Алебаса Кротла о грозящей переселенцам опасности. Виндибур, конечно же, не мог знать попадет ли послание куда надо, поэтому ограничился лишь короткими сухими фразами. Олли сообщал магистру Невысокликов о том, что в далекой земле обрел тайное знание и собирается прибыть для помощи своим соотечественникам. Еще Олли писал о колдуне по имени Мазлус Горх, которого всем народам Коалиции должно опасаться, так как он виновник всех несчастий обрушившихся на их головы. Именно этот долговязый почти невысоклик и его прихвостни якшаются с вождями морков.

Бирюзовый попугай с фиолетовыми бакенбардами гостил у папаши Уткинса. Старик кормил его и не чаял души в птице, возродившей его к жизни. Разве что ругался Брюгай какими-то непонятными для невысоклика словами, но это только смешило окружающих.

В Норном поселке быстро смекнули, что это за птица. "Без старого Брю здесь явно не обошлось, – соглашались знавшие паромщика. – Видно, он и сам где-то рядом бродит". Надо сказать, что говорившие так были недалеки от истины. Мир полон неожиданностей и необъяснимых явлений. И в этом всем еще не раз предстояло убедиться.

***

Случай с письмом дочурок Уткинса и приписка Олли Виндибура, так же неожиданно нашедшегося, вызвали в Черед-Бегасе форменный переполох.

Для начала срочно созванному Совету была предъявлена таинственная говорящая птица, которая не преминула сразу же представиться:

– Суши весла! Брюгай-флибустьер, провалиться мне в трюм!

– Ого, – поразился Алебас Кротл, – ему палец в клюв не клади!

– Раз ты умеешь говорить, – обратился к попугаю вождь скотоводов Клейт, – то поведай, откуда прилетел.

Брюгай хитро наклонил голову и брякнул:

– "Чер-р-тополох" – корабль хоть куда! Капитан Репейник – гр-роза морей!

– Вот и еще один невысоклик обнаружился, не так ли, уважаемый Алебас Кротл? – кланяясь, выступил из угла Грейзмогл. – Не хватает только вашего эскулапа и паромщика.

– Ты еще одного позабыл, посланник, – с непрекрытой брезгливостью ответил магистр Невысокликов. Грейзмогла он терпеть не мог. – Парня по имени Болто Хрюкл.

Но Гуго, гордившийся правом высказываться на Совете, продолжал:

– Что-то не похоже на то, чтобы вся эта компания сильно стремилась вернуться к своим соотечественникам, испытывающим лишения. Да и что это за "тайное знание"? Все очень подозрительно.

Тут заговорил магистр Гномов Будинрев.

– Насколько я знаю, невысоклики ничего не смыслят в мореплавании. Вполне возможно, что упомянутый птицей капитан Репейник – совсем не тот, за кого пытается себя выдать, а все остальные – его пленники.

– А как же сообщение Виндибура? – развел руками Алебас Кротл. -Он ведь предупреждает нас об опасности! Я требую уважения к моим согражданам!

– Успокойтесь, дорогой друг, – ровным тоном произнес Амид Будинрев. – Возможно, это просто уловка, и таким образом вас пытаются запугать.

– Почему нас? А вас? – раскрасневшись, запыхтел магистр Невысокликов.

– А нас – бесполезно, – ответил магистр Гномов, и взгляд его сверкнул холодным огнем.

Гуго довольно ухмыльнулся, прикрывшись рукавом: неприязненные нотки в разговоре правителей – это как раз то, чего он добивался.

Перебранка грозила перерасти в скандал. Но Клейт, вождь скотоводов, попросил уважения к месту проведения Совета. Мудрый старик не принял ничью сторону, но как всегда выделил главное.

– Надо смотреть в корень, – он провел ладонью по длинной седой бороде. – Раз говорится, что кто-то очень таинственный и недобрый общается с морками, значит, опасность реальна, кто бы и с какой целью об этом не писал. Поэтому патрули, совершающие дальние выходы, надо усилить, а птицу посадить под арест, до поры до времени.

Увидев, что возражений не предвидится, Грейзмогл с молчаливого кивка магистра Будинрева поспешил исполнить последнее. Но сцапать Брюгая посланнику не удалось. Пока члены Совета говорили, попугай переклевал кожаный ремешок, которым его за лапу предусмотрительно пристегнул папаша Уткинс. Как только Гуго протянул руки, птица заорала:

– Полундр-р-ра! На абордаж!

И атаковала гнома, клюнув его в мясистый нос. Грузный Гуго позорно хлопнулся на зад, а Брюгай с ехидным криком:

– Гр-рейзмогл – р-рак болотный! Нури Орбуж тебе не чета! – вылетел из пещеры.

За ним, призывно крича и маша руками, бросился папаша Уткинс. Но птица, ярким пятном мелькнув в пасмурном небе, скрылась за верхушками сосен.

Можно догадаться, какое впечатление произвели на гномов последние слова попугая. Значит, алебардщик Нури тоже жив, и по какому-то непонятному стечению обстоятельств находится там же, где и остальные! Следовательно, у него должны быть веские причины, чтобы не вернуться к своим – так уж воспитаны гномы. К тому же, не надо быть семи пядей во лбу, чтобы понять, кто теперь стал главным врагом Гуго Грейзмогла.

***

С весной воды на затонувших равнинах меньше не стало. Дожди хоть и стали идти реже, но земля, напившаяся "под завязку", отказывалась впитывать влагу. Бесконечное болото жило в ожидании эры гадов и земноводных, коих такое беспросветное положение вещей весьма устраивало. Хотя и последней гадюке иногда хочется погреться на солнышке, ощущая брюхом тепло нагретых камней.

В Норном поселке изредка пробивающимся сквозь тучи солнечным лучам радовались как праздничному фейерверку. Голопузые невысоклики дружно выбегали на улицу и, зачастую стоя по колено в грязи, подставляли льющейся сверху благодати исхудавшие за зиму тела.

Гномы удивленно таращились на эти выкрутасы, решительно не понимая, как может прийти в голову почтенным отцам семейств разгуливать голышом на глазах у всех, и при этом оживленно беседовать, например, о забое скота.

Папаша Уткинс целыми днями всех убеждал, что вот-вот, уже скоро, к нему приплывут его дочурки, и он сможет их обнять. Подавалось это так, как будто он получал от них письма чуть не каждый день.

Скорое возвращение двойняшек обрастало все новыми подробностями. Так что соседи вскоре начали шептаться, мол, невиданная говорящая птица прилетает к Уткинсу по ночам. Но все, даже те, кто в это не верил, кивали, дескать: "конечно", "а как же", "иначе и быть не может", и даже приносили для попугая крошки и зернышки со своего стола. Благодарный отец принимал подношения, а затем ходил в ближайший сосняк кормить с руки лесных птиц, надеясь, что Брюгай вдруг появится с криком: "Авр-рал! Пакет Уткинсу!"

***

Вероятно, тайные посещения потому и зовутся тайными, что делаются ночью, скрытно и почти всегда неожиданно.

Все началось с того, что над верхушками елей, на фоне сумрачного вечернего неба мелькнул странный силуэт. Птица, похожая на филина, стремительно опустилась из поднебесья, неся за хвостом нечто похожее на дымный шлейф. Вскоре образование отделилось и поплыло между деревьями тускло светящимся облачком. Это был загробный Брю. Призрак направился к Норному поселку и почти незамеченным скользнул в одну из улочек. Почти, потому что Кривой Кид его видел.

Помощник Гуго Грейзмогла тоже крался в одиночку, заглядывая в редкие освещенные оконца. Шпионить за припозднившимися согражданами было его любимым развлечением и работой одновременно. Согласитесь, большая редкость, когда и то, и другое совпадает.

Кид был холост (да и кому захочется жить с таким, в полном смысле этого слова, нелицеприятным субъектом), поэтому времени у него было – хоть отбавляй. У невысокликов ходила байка, будто бы бабка Кривого Кида согрешила с лешим, а сам Кид может навести порчу на кур и поросят.

Соглядатай нервничал весь вечер. Наутро Грейзмогл потребовал от своих подручных представить отчет за неделю, а провинившихся, как назло, никак не удавалось выявить. Переселенцы словно сговорились вести себя прилично и "не нарушать". А тут такая удача!

Пересилив страх, весь липкий от пота Кид двинулся за приведением, бормочущим себе под нос какие-то странные ругательства.

Загробный Брю на чем тот и этот свет стоят костерил бестолковых обитателей Норного поселка, вешающих где попало, на чем попало и совсем не вешающих табличек с именами проживающих в норах-домах. Брюгай же, знавший где живет Уткинс, выбился из сил и едва не падал с елки от усталости.

– Чтоб мне в кружке утонуть, проглоти ее сом! – громче обычного возмутился Брю, останавливаясь у очередной таблички.

На привязанной к палке старой разделочной доске было выжжено: "Пока живу здесь, но надеюсь, что перееду. А еще я пою. Дальний Бибус".

– Я и ближнего-то никакого не знал, хорони его лещ! – негодовал призрак. – А его родственнички уже тут как тут – новыми хойбилонцами заделались. Надеюсь, Уткинс, протухни его селедка, не подался в плясуны. Тьфу!

Брю забыв, что он нематериален, попытался сплюнуть, но тщетно. Только маленькое облачко, похожее на трубочное колечко, отскочило от головы и растворилось в воздухе.

"Чтоб меня! – зажмурил единственный глаз Кривой Кид, но поборов страх, на цыпочках, зашагал дальше. – Уткинс, значит… Так вот с кем водит знакомство любитель экзотических птиц!"

Пройдя улочку почти до конца, то и дело останавливаясь и чертыхаясь, покойный паромщик добрался до норы с кучей надписей прямо на двери. Среди прочих образцов хозяйской фантазии типа: "Все Дрыглы здесь" или "К глухому Тэду не стучать" значилось: "Уткинс. Прошу покорнейше. Третья направо, с окном". Отыскав указанное окошко, Брю просочился в форточку. К хождению сквозь стены паромщик никак не мог привыкнуть.

Папаша Уткинс еще не спал. Проводив недавно гостя, одного из дальних родственников, он собирался "глотнуть чайку". Каждый раз перед сном пожилой невысоклик перечитывал заветное письмо от дочурок, пил чай, вздыхал и, надеясь на лучшее, засыпал. Только-только чайник стал издавать призывные звуки, как в нагретой комнате враз похолодало. Недоуменно пожав плечами, Уткинс хотел идти за дровами, как за спиной кто-то хрипло хихикнул.

– Что, старичина, приморозило? Иди – иди, подкинь дровишек-то, рак-отшельник.

На кровати сидел его давний, еще с детских лет, приятель – Брю Квакл.

Вот только вид у него был весьма необычный. Скорее вида никакого и не было, только одна светящаяся прозрачность, как будто Брю вылепили из лунного света.

– Куда же ты подевался? – воскликнул папаша Уткинс, прежде чем удивиться или испугаться.

– У-умер я! – загробным голосом торжественно взвыло привидение.

Уткинс, открыв рот, опасливо отступил в дальний угол.

Брю все больше и больше нравилось пугать смертных, и с этим он ничего не мог поделать. "Издержки состояния, – как-то пояснил ему призрак человека, зарезавшего своего брата из-за наследства. – Это не лечится".

Насладившись впечатлением, паромщик успокоил старого друга:

– Да все в порядке, не дрейфь, салага! Убили меня в морской баталии, закопай ее морж. Я теперь, понимаешь, дух, три венка мне на шею. Да, кстати, тебе привет от твоих девчонок.

Услышав эти слова, Уткинс в момент забыл, что говорит с привидением, и попытался броситься в пляс.

– Мои доченьки, мои лапоньки! – восклицал он.

– Да тише ты, танцор ракушечный, – шикнул Брю, – соседей разбудишь! Вы тут прямо рехнулись все. Дальний Бибус поет, а ближний Уткинс пляшет. Цирк, да и только!

Паромщик бросил взгляд на открытую форточку, и она тут же захлопнулась.

Кривой Кид под окном только хрустнул зубами с досады. Но и того, что он уже увидел и услышал, хватило бы для приговора к пожизненной маршировке на плацу десяти Уткинсов.

Тем временем Брю продолжал:

– Я явился с того света не для того, чтобы приятелей вразумлять. У меня важное сообщение для вашего Совета, трап ему под ноги, только вот как его сообщить – не знаю. То ли самому на Совет явиться, то ли тебя послать доложить магистру Невысокликов.

При этих словах паромщик поправил ранец, в котором лежало убившее его ядро. Ранец придумала Тина, и покойный был бесконечно признателен ей за это. Ядро появлялось в ранце по желанию, когда он собирался передвигаться без посторонней помощи.

***

Накануне Брю и Брюгай совершили целое путешествие, облетев для начала Южное побережье от Дидуина до реки Из. И не зря. На плато у моря они обнаружили то, что искали – лагерь уклистов. Пронесясь у "синих сутан" над головами, разведчики высмотрели самое главное – Горха среди них не было, а значит, его надо было искать у морков.

– Полунд-р-р-а, воры! – закричал Брюгай, подлетая к Гарденхаллу. На его еще дымящихся руинах во множестве копошились черные фигурки. В стороне от поверженной крепости виднелось стойбище Орды и шатры ханов. Снизившись, попугай приземлился в ближайшем перелеске.

Теперь требовалось проникнуть во вражеский стан. Вызвав ядро в ранец, загробный Брю осторожно двинулся к лагерю морков. Надо сказать, что чугунный снаряд, которым пользовался паромщик, Тина тоже сделала невидимым, так как он имел усмариловое происхождение. Но легче ядро от этого не стало. К тому же, так получалось, что пользоваться Брю мог только предметом, который его и угробил, другие он даже приподнять не мог.

Призрак двинул прямиком к ханским шатрам. Опасаться было нечего: еще только начинало смеркаться. Да и чего опасаться привидению среди живущих, пусть даже они и морки? Тем не менее, паромщик осторожничал: «А вдруг заметят?»

Морки жрали мясо. Сырые волокнистые куски они рвали черными, острыми как бритва зубами. Икая и чавкая, тысячи жутких созданий поглощали новые и новые порции. Мясо раздавали десятники. Брю поразило, что при таком огромном количестве съедаемого не было видно следов забоя животных. Шкур, копыт и костей вокруг явно не страдающих опрятностью морков не наблюдалось.

"Провалиться мне в трюм, если тут обошлось без волшебства", – подумал убиенный и вдруг увидел, как один из десятников капнул из фляги красной жидкости и что-то пролаял. Перед ним из воздуха появился внушительный кус красной бескостной мякоти, который он сразу же стал полосовать кривым мечом. "Да эти черти кривоногие во всю закусывают усмарилом! – ужаснулся Брю. – Судя по всему, Горх здесь должен пользоваться авторитетом. Чему еще он научит этих тварей, колоти их тунец? И кстати, где его беглое величество?"

Подойдя к самому большому по размерам шатру – обиталищу Мохрока, призрак просунул голову сквозь сшитое из шкур сооружение. Хорошо, что Брю не различал запахов, а то точно бы умер во второй раз. Зловоние было катастрофическим.

Все ханы, кроме Зруюка, сидели здесь. Между ними стоял котел, в котором что-то булькало. Мохрок, Туркан и Глут, поджав под себя ноги, сидели на полу и глодали кости, явно человеческого происхождения. В руке у Мохрока был дымящийся череп, из которого он кривым когтистым пальцем выковыривал вареный глаз.

За трапезой братья похвалялись захваченной добычей и потешались над Зруюком, оставшимся, по их мнению, "с носом". "Заморский чародей ищет то, чего нет, – гоготали ханы, – а Зруюк лижет ему пятки, плавая вокруг Верченой". Горха в шатре не было.

Исходя из услышанного, Брю заключил, что "Заморский чародей" находится там же, где и Зруюк.

Покойный совсем забыл, что в полумраке шатра его станет видно. Туркан первым заметил выросшую из стены светящуюся голову Брю. Подавившись на полуслове, он тупо уставился на привидение. Глут с гневным воплем выхватил меч, а Мохрок, не долго думая, запустил в паромщика черепом. Брю в ужасе выдернул голову и бросился наутек.

Поднялась невообразимая суматоха. Морки метались как очумелые и искали "белого гнома". Само слово "гном", брошенное Мохроком, заставляло их глаза гореть яростным желтым огнем. Мало того, что обнаглевшего лазутчика требовалось изловить, его потом еще разрешалось съесть, естественно, после допроса, преподнеся ханам лучшие куски. Гномье мясо для морка, как известно, деликатес.

Ветер дул как раз в сторону перелеска. Брю, не долго думая, "облегчил" ранец и, подхваченный воздушным потоком, взмыл над землей. Когда призрак поравнялся с верхушками сосен, его подобрал Брюгай, взяв курс на север.

***

Пока папаша Уткинс, открыв рот, слушал рассказ потустороннего гостя, Кривой Кид бросился на поиски второго подручного Грейзмогла – своего напарника Боба Горшечника. Тот как всегда спал на складе провианта, который, как считалось, он сторожил. В этот раз Боб его сторожил вместе с архивариусом Клюклом, любимым делом которого было наведываться на склад "для проверки наличия". Пью Клюкл никогда не уточнял, наличие чего ему приспичило поверять, но после того, как он окончательно излечился от "водного недомогания", случившегося у него после осеннего купания в водопаде, резерв вина на складе перестал быть величиной постоянной. Та же история происходила и с ветчиной.

Когда Кривой Кид растормошил ревнителей наведения порядка в умах, те сами чуть не приняли его за привидение. Весь перемазанный грязью, с единственным вытаращенным от возбуждения глазом и всклокоченными редкими волосами, выглядел он не лучшим образом. Недолго думая, схватив пустой мешок и веревку, два невысоклика и человек бросились на улицу.

Брю как раз перешел к тому, как и где они с Брюгаем обнаружили Горха, но тут в комнатенку папаши Уткинса влетел красноносый архивариус и взвизгнул: "Хватайте меня!" При этом, указав на хозяина. Его спутники оторопело переглянулись. Поняв, что сморозил что-то не то, Клюкл попытался исправиться: "Нас! Да не меня, олухи – них! Тьфу! Это самое…" И ткнул пальцем в хохочущего паромщика.

– Хрясни твой гроб, Клюкл, – веселился Брю, наблюдая, как Кривой Кид подступает к нему с мешком, – в конце-концов, еще есть слова: "вас", "мы", "всех"…

Архивариус мелко затрясся и замахал руками, сбив с комода подсвечник.

В свалке, которая происходила в полной темноте, никто не заметил, как папаша Уткинс по-молодецки юркнул под кровать, а архивариус оказался в мешке с жабой во рту. С какой стати Клюклу понадобилось глотать жабу – загадка. Только в невысокликовских норах эти обитатели не редкость: бывает, и поквакивает какая-нибудь в дальнем уголке.

– Тащите его скорее к Грейзмоглу – крикнул хозяин дома, подражая голосу архивариуса. – А я пока Уткинса арестую!

Горшечник и Кид потащили брыкающегося и мычащего "призрака" на улицу.

– Ловко ты их, медуза тебе под мышку! – похвалил старого приятеля паромщик, выныривая из-под подушки.

Уткинс шепотом запричитал:

– Теперь мне крышка. Грейзмогл меня со свету сживет, и я никогда не увижу своих дочурок!

– Рано в панику впадаешь, папаша, – Брю сдвинул брови. – Этим полипам нас не сожрать, не будь я Брю Квакл, залягай меня баклан! Теперь надо найти кого-то, кому члены Совета доверяют не меньше чем себе.

– Я знаю, знаю! – Уткинс хлопнул себя по лысине. – Это Рыжий Эрл.

Покинув жилище через окно, приятели направились в крепость.

– Ты иди, – сказал вдруг покойный Квакл, – а я догоню. Подую на Клюкла для верности.

Нехитрому привиденческому приему паромщика обучил Мурс, дав вдобавок несколько ценных советов.

Подкараулив подручных Гуго в придорожных кустах, загробный Брю дунул на мешок. Мешок засверкал морозными искорками и заскулил. "То-то, Клюкл, рак болотный, – удовлетворенно хмыкнуло привидение, – это тебе не чернила изводить, скелет тебе на камбуз".

Грейзмогл аж вспотел от злости, когда Кривой Кид и Боб Горшечник вытряхнули из мешка замороженного архивариуса. Скукоженный, покрытый инеем Пью Клюкл, с торчащими изо рта жабьими лапами, как полено повалился на пол.

– Свиньи! Остолопы! – кричал Гуго на ничего не понимающих ловцов привидений. – С каких пор этот бумажный червь возомнил себя призраком?!

Одноглазый невысоклик и тщедушный губастый человечек только ошалело переглядывались и разводили руками.

– А где Уткинс, сбежал? – топал Грейзмогл. – Поймать негодяя! Стоять! Сначала этого растопите!

***

Стража разбудила рыжебородого ратника на самом интересном месте. Ему снилось, что он удит рыбу в небольшой речушке. Клева почему-то долго не было, и тут так дернуло, что удилище чуть не сломалось. Эрл, зайдя по колено в воду, начал подводить улов к берегу, как вдруг из реки высунулся медведь. Пограничник попытался выхватить меч. В ответ медведь возмущенно покрутил лапой у виска и, превратившись в странную рыбину с остроконечным кожаным плавником, весело заверещал и уплыл.

– Ну кого там еще принесло, – забурчал Эрл, поднимаясь с кровати все еще под впечатлением ото сна.

– Там невысоклик по фамилии Уткинс, ну, тот самый, у которого дочки… И какой-то прозрачный тип, говорит, что с того света!

– Этого еще не хватало! – вздохнул пограничник, на всякий случай, беря меч. – То медведи на удочку, то призраки…

Рыжий Эрл вышел к воротам и увидел перед собой папашу Уткинса в весьма возбужденном состоянии и нечто, явно кого-то напоминающее.

– Здорово, Уткинс! Птица твоя больше не прилетала? А кого ты в этот раз приволок?

Папаша Уткинс поспешил объяснить.

– Это Брю Квакл, только он уже умер. А птица – его.

– Вот так встреча! – ратник изумился еще больше. – Да это же хойбилонский паромщик! Как там на том свете, хоть поспать-то дают?

– Кхе! – кашлянул Брю, и из его рта вылетело маленькое облачко. – Это, смотря где… Я там одного ростовщика встретил, едят его рыбы. На нем уже триста лет воду возят. Так он последний раз спал, когда помирал. Грехи не дают, заноза им в пятку. А другим воля: спи – не хочу, да только от безделья сбрендить можно. Одно слово – тот еще свет!

– Да… – протянул пожилой стражник, – невеселая перспектива.

Тут захлопали крылья, и с криком "Суши весла!" под ноги Уткинсу шлепнулся Брюгай.

– Никак не привыкнет: хотел опять мне на плечо сесть, забодай его кальмар, – хихикнул Брю.

– Катастр-р-рофа! – подтвердил попугай и принялся за свои перья.

– Мы того-этого… – начал папаша Уткинс.

Рыжий Эрл усмехнулся.

– Вот и мне сдается, чтобы бродить по ночам с говорящей птицей и привидением, нужны веские причины. Пошли ко мне. А вы, – он посмотрел на стражников, – никого не видели. Ясно?

Но пограничникам можно было и не говорить. Хоть и изумленные увиденным до крайности, они знали цену молчанию.

***

Вкратце обрисовав ситуацию, загробный Брю почти ничего не рассказал об Олли и приключениях его команды. Зато поведал то, что не успел рассказать папаше Уткинсу.

Брю и Брюгай подлетели к Верченой уже в сумерках. Чтобы покойный не отсвечивал в темноте, попугаю пришлось его проглотить. Желудок летящей птицы – не самое уютное место на свете, поэтому, когда паромщик покинул свое убежище, ему показалось, что затхлый болотистый воздух пьянит его. Хотя он, в принципе, не мог этого ощущать.

В стане Зруюка царило оживление. Десятники под присмотром нескольких уклистов раздавали усмариловое мясо. Те, кто набивал свое брюхо, принимались лакать какое-то пойло, шатаясь и горланя на черном наречии что-то невообразимое. Это можно было бы назвать праздником, но морки не знают праздников и не в состоянии что-нибудь отмечать. У них такое называется по-другому – предхапосный жор.

Собираясь в серьезный набег, черное племя сжирает и выпивает все что можно, таким образом справляя по себе поминки. На этот раз обычай "подкармливал" Мазлус Горх, дав орде младшего хана пойла больше, чем нужно, хотя представить окончательно насытившегося морка невозможно.

Ханский шатер стоял на Южном склоне, чуть ниже верхней точки Верченой, а чуть поодаль, врастая тыльной стеной в скалу, возвышался небольшой замок, построенный по всем правилам крепостного сооружения. "Усмариловый, разлюби его минога", – сообразил Брю, в очередной раз выпрыгивая из попугайского желудка и влезая в фонарь идущего к воротам уклиста. Синесутанник прошел мимо охраны и стал подниматься по винтовой лестнице. Войдя в трапезную, где сидели двое, уклист, не гася, повесил фонарь и поклонился.

В зале за длинным столом друг напротив друга сидели Горх и Зруюк. Младший из ханов, собрав к переносице и без того косившие черные глаза, рвал зубами внушительный кусок жареной оленины, слизывая фиолетовым языком текущий по рукам жир. Мазлус, брезгливо наблюдая за косматым и вонючим морком, жестом показал вошедшему на свой кубок и опустошенную чашу хана размером с небольшое ведро. Уклист молча взял черпак и направился к деревянной бочке с вином. Вино, похоже, нравилось Зруюку. Делая чудовищные гулкие глотки, он отдувался и смачно порыгивал.

– Завтра выступаем, – наконец сказал хан, и глухой лающий голос отразился эхом под сводом залы. – Ты обещал новое оружие. Много.

– Я дам столько, сколько воинов сможет его носить, – в тон ему ответил Горх. – Сколько туда ходу?

– Два дня по воде. Плыть быстро. Потом земля и хапос.

Хапосом морки обычно называют заключительную часть набега – захват добычи. Но Горху не нужен был переводчик, он понимал любую речь.

– Мы договорились, что все маломерки мои. Твои – остальные. А до хапоса надо еще крепость взять.

Зруюк заржал, вывернув губы и обнажив жуткие кривые клыки.

– Это Гарденхалл был крепостью!

Морк, наконец, захмелел. Похлопав себя по отвратительно раздувшемуся животу, слегка покачиваясь и косолапя, хан направился к выходу.

Горх что-то тихо приказал уклисту. Тот, взяв фонарь, последовал за Зруюком.

Загробный Брю, улучив момент, вытек из фонаря и змеей скользнул в высокую траву, слившись с ночным туманом.

Глава 3. Возвращение блудных чародеев

– Ну вот и Родина! – медленно, почти по слогам произнес Болто, вглядываясь в очертания береговой линии, над которой нависли свинцовые облака. Тучи плотно цеплялись за зубья удаленных пиков, скрывая их от глаз. "Мечта кашалота" держала курс на скалистую бухту, немного южнее выхода к Долине ветров.

Тина взглянула на тучи и вздохнула:

– Когда только они перестанут душить наши края? Как отменить колдовство проклятого Горха?

– Я над этим сейчас работаю, – с чрезвычайно важным видом ответил Олли. – Чужие заклинания, да еще такие мощные – это проблема.

– Ура! А вон и Брюгай возвращается! – указав на точку под облаками, вдруг воскликнула девочка. – Славно как!

– И главное – вовремя, – поддакнул Хрюкл и подтолкнул к борту возбужденно перебирающую лапами крылатую собаку. – А ну-ка, лети, встречай!

Хрюря радостно тявкнула и устремилась в небо.

Брюгай летел тяжело. Видимо, этот последний перелет дался ему с трудом. Он сразу же уселся на подставленную собакой спину и сложил крылья.

– Х-хе! Лихо мы присобачились! – крякнул призрак паромщика, выглянув из попугайского клюва. – Я уж думал: не ровен час, в воду свалимся, замути ее карась.

– Эй, детишки! – гаркнул он, приземлившись. – А вот и ваш дядюшка Брю, три венка ему на шею. Теперь дело пойдет! Со всем разберемся!

– Он, наверное, имеет в виду заход в бухту, – заулыбался Болто. – Тут кругом подводные скалы. Эй, призрачный капитан, не подскажете, куда править?

– Держи курс вон на то одинокое дерево, матрос Хрюкл. Право руля!

Ориентируясь на одинокий, раскроенный молнией дуб, "Мечта кашалота" осторожно вошла в бухту.

***

Пограничники, посланные Рыжим Эрлом навстречу путешественникам, прибыли только через день после высадки экипажа на земную твердь. Их было четверо. Следопыты во все глаза глядели на "Мечту кашалота" и ее команду.

– Так ты и есть тот самый Олли Виндибур, который знаком с волшебством? – улыбаясь, протянул руку старший. – Ну и устроил ты переполох! В Черед-Бегасе о тебе наслышаны. Даже те, кому и вовсе не нужно было. Но об этом после. Собирайтесь потихоньку.

– Минутку, – Олли поднял ладонь, – я должен прибраться за собой. Мы ведь не можем бросить корабль. Его придется "свернуть".

Он очертил рукою круг, забормотал, а затем словно выдернул что-то из воздуха. Вмиг от "Мечты кашалота" остался только старый хойбилонский паром.

Стражники немного постояли молча. Затем старший, которого звали Ройни, спросил:

– Интересно, а волшебники едят? У нас с собой хлеб, лук, сыр, ветчина… Пастухи снабдили.

– Настоящий лук! Вот здорово! – глотая слюнки, засуетился Болто. – А то у нас, кроме рыбы, все усмариловое.

– Чего? – не поняли пограничники.

Тина строго посмотрела на Хрюкла.

– Да я это… Хотел сказать, что рыбу уже видеть не могу, чтоб ей в кружке утонуть. Правда, рыжуха?

Крылатая собачка утвердительно тявкнула и сказала:

– Я ее тоже ненавижу.

Ратники так и открыли рты. Собачьи крылья их, конечно, тоже впечатлили, но не до такой степени, как произнесенная фраза.

– А твоя обезьянка тоже умеет говорить? – спросил один из пограничников у Нури.

Гном хитро прищурился. Ему очень нравилось, когда обращали внимание на его подопечную.

– Звери-помощники все-все говорящие-переговорящие, – охотно затараторила Сапфира, – и очень полезные. Только один у нас умом недопрыгнутый. Эй, Проглот, рыбу любишь?

– Ка-га-га! – услышав заветное слово, откликнулся пеликан.

Суровые воины смеялись как дети. А общение с загробным Брю вызвало у них просто бурю восторга. Однако лица их потемнели, когда речь зашла о морках.

– Спешить нам надо. Видимо, штурма не миновать, – заторопил старший. – Так вы сможете нам помочь?

– Для того мы и здесь, – веско заявил Олли. – Без нас вам Горха не одолеть.

– Вот уж чистая правда, подавись ею скат! – кивнул паромщик с таким видом, будто ему было известно то, чего другие не знали.

***

Удивительно, как быстро обживаются на новом месте пострадавшие от каких-нибудь катаклизмов. Слово двойная сила питает их души, заставляя вопреки всему налаживать свой быт и стремительно пускать корни в непривычной для себя обстановке.

Несмотря на то, что пограничники по пути довольно подробно и образно рассказывали друзьям о Норном поселке и Черед-Бегасской крепости, путешественники от неожиданности охнули, увидев мощные укрепления в долине.

Все переселенцы сбежались смотреть на чудесное прибытие Олли Виндибура и компании. Любопытства было, хоть отбавляй, но вот открытой радости – нет. Как-то уж очень нехорошо все совпало. И возвращение блудных чародеев, и угроза со стороны морков, и слухи о потусторонних связях папаши Уткинса, которого, кстати говоря, к великому огорчению Тины, нигде не было.

Только Годо и Мэд Виндибуры искренне радовались чудесному обретению непутевого племяша, не переставая хлопать его и приговаривать: "Ну, ты и вымахал! Поздравляем!" Да еще детвора, вездесущая и легкомысленная, шумно восторгалась героическим облачением Олли и Болто.

То, что не состоялось принародного обретения папашей Уткинсом своих чад, расстроило многих обитателей поселка, кроме, может быть, бывших Тининых подружек, умиравших от желания оказаться на ее месте. Они шептались, что у нее, дескать, было хоть и настоящее, но очень "подозрительное" приключение, а, мол, ее сестра Пина "даже не соизволила появиться". Но мнение толпы есть мнение толпы, а с праздных зевак что возьмешь – они ведь не обязаны докапываться до истины.

Объединенный Совет решили не откладывать ни на час, и усталые путники, в сопровождении сразу посуровевших и ставших молчаливыми пограничников, проследовали в пастушью пещеру-святилище.

***

Все-таки правильно, что загробный Брю и папаша Уткинс обратились к Рыжему Эрлу. Старый ратник, а ныне еще и главный наставник по военному делу, вместе с командиром пограничников Бьоргом обошли членов Совета, предварительно рассказав каждому неправдоподобную историю о призраке-шпионе – бывшем хойбилонском паромщике и его друзьях, спешащих на помощь переселенцам. Зная характер Эрла и его послужной список, трудно было предположить, что он на старости лет взял да и сбрендил, ни с того ни с сего, а уж Бьоргу подобного не решился бы сказать ни один властитель. К тому же сведений о передвижении морков уже накопилось достаточно. Аргумент Бьорга был настолько весом, насколько и прост: "Если у нас всего два дня до войны, то лучше поверить в доброго призрака, нежели пренебречь собственными жизнями".