Реклама. ООО «ЛитРес», ИНН: 7719571260.
Слова и предметы
Решение о поездке в санаторий
Все устаканивается
Вокзал – голова Серафима Саровского
Неудачная поездка
Таль требует извинений
Рассказ Иеремии Курицыной
Водворение в комнате
Черненко и обрезанная комната
Оговорки Таля
Злоключения Таля с обходным листом
Отказ от отказа от питания
Таль нервничает
Гостья с пятачком
Новое препятствие и упражнения Германа Осиповича в рыбной ловле
Мусорный контейнер – ботик Петра I
Сложные расчеты
Предметы в форме конских голов
Разговоры в буфете
Маленький господинчик
Рассказ Таля
Рассказ Сидора Израилевича
Рассказ Семена Соломоновича
Перемены в судьбе Иеремии Курицыной
Последствия трюка Таля
Совет «четверки»
Компостная куча – захоронение
Способы использования тыкв
Пьяницы с тыквами на головах
Дерзкая затея
Повышение градуса
Водка-суп
Возвращение к тыквам
Приезд и первые впечатления Лисинского
Разговор с Лисинским
Объяснение Таля с Русаком и Слониной
Обвинения
Перемена освещения
Новые подробности
Часовня-планетарий и санаторий-террариум
«Когда мы говорим, в тексте наши слова заключаются в кавычки, – сказал Марк Таль, положив ногу на ногу и покачивая верхней из них, словно маятником. – То есть, если представить, что наша жизнь – это повествование, которое фиксируется письменно, то наши слова образовали бы в нем свое, отдельное пространство». «И что же?» – спросил Владислав Лисинский. – «Меня давно преследует мысль о том, что в моей жизни это отдельное пространство слов становится более значимым, нежели другое – которое вне кавычек». «Не понимаю, в чем суть твоей идеи», – сказал Лисинский. «Внешнее пространство – это оболочка, – сказал Таль, для наглядности образуя руками круг, но не переставая при этом раскачивать ногой. – Вокруг нас что-то происходит, и в определенные моменты жизни именно внешние предметы и события наиболее важны для нас. Но в момент разговора наше внимание сосредотачиваются на словах, на мыслях и эмоциях, связанных с общением, и это время как бы отделяется от остального, когда мы предоставлены самим себе. Слова обретают вещественность». «Ты бестолково объясняешь», – поморщился Лисинский. «Суть дела в том, что для меня объективное пространство как бы сосредотачивается в общении, – нетерпеливо сказал Таль. – А предметы вокруг меня становятся, напротив, чем-то условным, и ход событий перестает подчиняться привычной логике. По мере того, как слова обретают вещественность, а предметы теряют ее, все вокруг меня плывет и искажается, и в конце концов можно будет ожидать самого невероятного. Связи теряются; только силой моих слов – взывая к здравому смыслу, постоянно напоминая о том, что все должно быть так, а не иначе – я могу сохранить их. Это требует от меня все больших усилий, тем более, что и мои представления о правильном порядке вещей расплываются, а мне не с кем посоветоваться, чтобы сохранить объективность». «Мне кажется, все это оттого, что ты ведешь затворнический образ жизни», – сказал Лисинский.
Лисинский – черноволосый молодой человек с острым носом и бегающими глазами – не мог усидеть на месте; поднявшись, отодвинув штору, он принялся крутить оконную ручку то вправо, то вниз. Беспокойное движение его, однако, выглядело более естественным, чем у Таля: оно было лишь проявлением неусидчивости, желания двигаться.
.....
Ненужный контрабас
«Зачем тебе идти?» – спрашивал Таль, но Лисинский, не объясняя, отправился на следующее утро проводить его. Белая, костистая голова Лисинского торчала из черного кружевного воротничка: он любил экстравагантно одеваться. Что касается головы Таля, то она была ровно до середины закрыта жестким, как доска, воротником пальто, который царапал молодому человеку щеки.
.....