Реклама. ООО «ЛитРес», ИНН: 7719571260.
Предисловие
Дом творчества «Болшево» и его обитатели
Меркурий и Коррупция
Две жизни, две смерти Исаака Иткинда
Двое на Севере
Кремлевский пленник[1] Документальный роман
Джаз, кино и судьба
Христос, аспирантка Литинститута, Юрий Гагарин, или Алаверды Ираклию Квирикадзе
Первый гонорар
Четыре Пети в Сумгаите
Аспирантка и дурак
Длинноногое чудо ВГИКа
Письмо профессора Парамоновой
Шендрикова, Теличкина, Русланова, Удовиченко
Как я стал «Крестным отцом» семнадцати Юриев
Папины сапоги и «Стеклышки»
Деруны на слезах
Проверка на стихи
Школа и собака
Реплика и судьба
Полтавские битвы
На таран! Или «Убийство на улице Данте»
Белоснежка, семь гномов и лично товарищ Уолт Дисней
Отари и Белла
Камин Исаака Бабеля
Повесть о настоящем. Очерк
«Известия, 20 марта 2009»
Плюс Ростропович, минус Солженицын
Зловредный Генри Киссинджер
«Самовар», как зеркало русской эмиграции
В пору моей журналистской юности я оказался в Мирном, в Якутии, на алмазной фабрике. Она охранялась почище секретной ядерной базы – специально тренированной охраной, бетонным забором с колючей проволокой и КПП, на котором после каждой смены всех работников фабрики раздевали догола и так, голяком, из одной раздевалки переводили в другую, где была их цивильная одежда. То есть, и муха не могла пролететь на эту фабрику или вылететь из нее без специального допуска и пристального досмотра. Но я приехал, вооруженный командировочным удостоверением «Комсомольской правды», а в то время такая «ксива» открывала любые двери – в ней от имени ЦК КПСС было обозначено, что все государственные и партийные органы обязаны оказывать помощь собкору газеты.
Так я получил доступ в алмазные закрома страны, и водил меня по этой фабрике сам начальник охраны или, как теперь говорят, службы безопасности. Вокруг был грохот «грохото́в» – гигантских барабанов, в которых дробилась тундровая порода, окаменевшая в вечной мерзлоте и привезенная на фабрику сорокатонными «Уралами» из алмазоносного карьера – трубки «Удачная». Дробленая порода пересыпалась из одного «грохота́» в другой, всё мельчая и мельчая, а затем – уже в виде порошка и пыли – текла по резиновой ленте конвейера к огромным дрожащим ситам, через которые уходила пыль, оставляя на поверхности сита невзрачные серые рисинки – алмазы.
.....
Он молча повернулся и ушел, не сказав ни слова, а потом отвечал на мои «С добрым утром» только сдержанным наклоном головы. А я стал открыто привозить Нину в своем «жигуленке», заказывать ей завтраки и ужины и демонстративно – она же взрослая! – приводить в столовую. При этом Нина действительно выглядела Дюймовочкой – блондинка в коротенькой юбочке, с походкой балерино-гимнастки, голубенькими глазками и острыми грудками, от которых старики с трудом отрывали взгляды, а их жены ревниво егозили на стульях. Больше всех этому потешался Юлик Гусман, а когда Нина, садясь в мою машину, говорила «Эдик, ехай!», он на заднем сиденье просто сползал на пол от хохота. А потом – за обедом и за ужином – сам возглашал на всю столовую: «Эдик, ехай!». (Несколько лет спустя Ниночка с этой фразой попала в мой роман «Красная площадь», а не так давно и в российский телесериал по этому роману.)
Но вернемся в Болшево. Сев вместе с Утесовым и Райкиным в мою машину, Юлий Яковлевич тем самым снял с меня свою обструкцию.
.....