Читать книгу Театр про любовь (сборник) - Эдвард Радзинский - Страница 1

Голоса в затемнении.

Женский. Мама… мама…

Мужской. Катастрофа… катастрофа…

Женский. Мама… мама… катастрофа… Катастрофа… Мужской. Прекрасно… прекрасно… мама… мама… Третий голос. Это дикторы радио разминают голоса перед выходом в эфир.

Команда. Выход в эфир.

Мужской…передаем последние известия… Женский…вести с полей.

Мужской…тысяч тракторов выехали сегодня на поля.

Звук радио выключается. Освещается купе поезда. Это спальный вагон на двоих. В купе входит Женщина и выключает радио. Она стоит посреди купе и молча смотрит перед собой.

Она (в зал). И долго вы будете меня разглядывать?.. Ну, женщина, руки, ноги. (Со сдержанной яростью.) Вот вы такая милая, молодая. Вам бы в парке с любимым юношей целоваться… А вы, почтенный отец семейства, весь в помыслах о завтрашнем футболе. Вам бы храповецкого сейчас, а вы здесь подыхаете с тоски по повелению супруги. (Усмехнулась.) А совсем неплохо было так начать… а уж потом им прочесть лекцию о морском дне… Я привыкаю разговаривать вслух. (Включила радио)

Мужской…Два – один. С таким счетом динамовцы Москвы на своем поле нанесли сегодня поражение столичному «Торпедо».

Женщина садится и молча слушает радио.

Женский. По родной стране. Сегодня в посольстве Швеции состоялось вручение премии Нордстона за исследования в области…

Радиодиктор поезда (прерывая передачу). Граждане пассажиры, до отправления нашего поезда остается три минуты. Просьба к провожающим выйти из вагона, а отъезжающим занять свои места.

Женщина. Они заняли.

Радиодиктор. Граждане провожающие, не забудьте передать билеты отъезжающим.

Женщина. Они не забыли.

Женский голос по радио (продолжает читать последние известия). В заключение был устроен обед в честь нового лауреата.

Мужской. Погода.

Женский. Тепло и сухо было сегодня на Черноморском побережье Кавказа, в Крыму…

Женщина выключила радио. Дверь купе открывается, и входит Пассажир Это человек лет тридцати.

Пассажир Можно?

Женщина. Что поделаешь…

Молчание.

Пассажир. Чуть не опоздал. Не беспокойтесь, я уже попросил проводницу, меня переведут в мужское купе.

Она. Спасибо.

Молчание.

Пассажир Курите?

Она. Сейчас не хочу.

Пассажир. А я, пожалуй, пойду подымить… Или нет, потом пойду. (Засмеялся.) Нерешителен в мелочах.

Она (насмешливо). Вероятно, в крупном…

Пассажир. В крупном тоже нерешителен. (Включил радио)

Радиодиктор поезда. Граждане пассажиры, в нашем поезде имеется вагон-ресторан. Он расположен в шестом вагоне…

Женщина сделала рукой движение, обозначающее просьбу выключить радио. Пассажир понял, кивнул, выключил.

Пассажир Вы жили в этом городе?

Она. Почему?

Пассажир. Когда приезжаешь в город, где жил прежде, всегда много надежд. Поиски пошлого. Надеешься встретить кого-то… Надеешься… Но все оказывается не так, и оттого уезжаешь вот в таком дурном настроении.

Она. У меня просьба. Устройтесь побыстрее. Я устала. Я хочу спать.

Пассажир. Вы счастливая. Я плохо сплю в поездах.

Она. Я тоже. Но я надеюсь…

Пассажир. А я жил в этом городе. Мы с вами даже учились в одном университете и даже жили в одном общежитии…

Она. Я вас не помню.

Пассажир. Я так и думал. Я всегда был незаметным… Хотел быть заметным, но не сложилось. Однажды я стоял в коридоре и дымил, а вы проходили мимо. Вы спросили у меня пробочник открыть шампанское. Вы были вся в белом. В тот день вы выходили замуж…

Она. Я вас не помню.

Пассажир. Я никогда не ездил в таких вагонах. Дороговато. Но других билетов не было. (Берет со стола листок, который положила Женщина. Прочел.) «Праздничная анкета». Позволите посмотреть?

Она. Вы уже смотрите.

Пассажир. Страна увлекается анкетами. Есть все виды анкет, даже, оказывается, праздничные есть. (Читает) «Имя-отчество».

Она. Вы собираетесь отвечать?

Пассажир. Да. В ожидании проводницы. Отвечая на анкету, всегда хочется быть остроумным. А это исключает правду. Поэтому за себя я никогда не решился бы отвечать, а вот за вас…

Она. Вы много говорите.

Пассажир. Это у меня с детства. Итак, анкета: семейное положение… конечно, разведены.

Она. А это почему?

Пассажир. А это – у вас в глазах. Но даже не глядя в глаза, я бы все равно так подумал. Потому что вы вышли замуж за сверстника, даже хуже – за однокурсника. Эти браки непродолжительны… Но, вероятно, вы хотели встретить его в этом городе…

Она. Отчего же мне хотеть его встретить, если я с ним развелась, как вы говорите?

Пассажир. А это оттого, что без него вам не живется лучше… Но вы его не встретили и печальны.

Она. Вы ничего не знаете! Вы ничего… (Успокоилась. Насмешливо.) Я не могла хотеть его встретить хотя бы оттого, что он не знал, что я сюда приезжала.

Пассажир. Мало что он не знал… Он должен был почувствовать. Это потрясающая женская логика.

Она. Вы упоенно болтаете. И при этом с таким восхищением слушаете самого себя… Он не мог почувствовать это, потому что он живет на маленькой станции Клин. И я хочу спать.

Пассажир. Я будто слышу ваши семейные сцены. Это не предусмотрено в анкете, но я вам о них тоже расскажу.

Она (яростно). Вы не боитесь, что я вас возненавижу чуть раньше, чем вы уйдете в новое купе?

Пассажир. Что поделаешь?.. Я по натуре – просветитель. Мне полагается терпеть. Дикие племена, например, обожали кушать своих просветителей. Интеллигентные люди поступают, конечно, иначе. Но тоже, знаете, не сахар… Позвольте мне рассказать про вас. Вы знаете, я не буду ждать проводницу, я сам удалюсь в поисках купе, как только ошибусь. В любом пункте. Вы позволите мне рассказать про вас? Это для меня важно. Итак…

Она. Хорошо, что вы сами просите и сами себе разрешаете.

Пассажир. Итак, брак однокурсников. Нет отношений мужчины и женщины, потому что нет тайны. Есть два приятеля: какой-нибудь Петя и какая-нибудь Валя. Они все знают друг о друге. Более того, они все время соревнуются. Они все время считаются, как положено сверстникам. И никто не хочет уступать. Это больше похоже на совместный турпоход, чем на брак. Кроме того, они молоды, и им кажется, что все это – временно, что самое прекрасное и самое главное у них еще впереди. И они полны ощущения несерьезности этого брака, и они не боятся его разрушать. Они – смелы.

Она. Вам придется уйти. Все это не так! Главное – это когда после его восторгов, после его жажды встреч она вдруг понимает, что он уже не рад ей. Она сидит, беременная, с глупым животом, и видит, что ему с ней скучно. Ему, который летел, который бросал все, чтобы быть с ней. И вот он с нею и не рад. И притом она все время чувствует, что он врет. И поэтому говорит с ней каким-то новым, льстивым, омерзительно ласковым голосом…

Пассажир. Вы даже сейчас считаетесь. А как же ему не врать. Его зовут приятели, или, наконец, ему просто нужно побыть одному. Это иногда необходимо – побыть одному. А нельзя, потому что он все время натыкается на ее обиженный взгляд: «А может быть, ты хочешь уйти? Ну конечно, уходи. Ведь ты свободен». И дальше идут скандалы, и, чтобы уйти без скандалов, он врет ей, что уходит на работу. На работе он врет на случай, если она туда позвонит. Далее он врет… Он весь опутан этим враньем. И он все время попадается. И умирает от унизительности этой лжи, а она сходит с ума от подозрений. А дальше – быт. Быт, где все преувеличено. Где все пахнет шекспировской драмой. Кухонной шекспировской драмой. Он всегда покупает не ту колбасу и забывает принести сыр. И когда она узнает об этом преступлении, она кричит в восторге обиды: «Единственно, что мне осталось в жизни, – это сыр. И ты, конечно, забыл его купить. Потому что ты помнишь только о себе…»

Она. Вы давно развелись?

Пассажир. Как и вы… тогда же.

Она. Зачем вы жили с ней, если все так плохо вспоминать?

Пассажир. Вспоминать об этом мне прекрасно. Как и вам. Есть прекрасная грусть в близко придвинутом прошлом.

Она. Я не так спросила. Зачем же вы жили с ней, если вам было так плохо?

Пассажир. Как и вы. Я ее любил.

Она. А что вы называете любить?

Пассажир. Это когда все время хочется плакать. Это очень страшно. Вот в мире существуют беды, огорчения, обиды и т. д. И вот все эти «неприятности» можно представить в виде одной равнодействующей – в виде одного длинного лезвия, направленного острием против нас. Люди нормальные обычно к нему боком стоят, чтобы обойти свои беды, не напороться. А вот она… та, которую любишь, к этому лезвию всем телом стоит. Глупая и нелепая. Во всяком случае, так тебе всегда кажется. Потому что когда человека любишь, кажется, что он не такой, как все, что он совсем беспомощный, что ему все время грозит опасность, и оттого вечером, после работы, всегда бежишь домой, и все время страх, что с ним что-то, что у тебя его отнимут… И однажды этот страх проходит. Это значит, что все кончилось. (Шепотом) Я, наверно, скоро буду бояться за вас.

Она. Вы идите.

Пассажир. Я очень скоро буду бояться за вас.

Она. Ну идите, идите.

Пассажир. Я уйду, а потом буду бежать по вагонам обратно. Я потеряю вас сегодня, я обязательно вас потеряю.

Скрип тормозов. Остановка поезда.

Она. Почему остановились?

Пассажир. Это маленькая станция Клин.

Она. Я не знала, что тут останавливается…

Пассажир. Знали. Вы так ждали эту маленькую станцию… Поднимите занавеску. Он там стоит. Он пришел. Он вас ждет. Он там! Он там! Клянусь! Он там!

Она вскакивает, поднимает занавеску и молча стоит у окна. Ее плечи вздрагивают.

Она…Не надо было так…

Пассажир положил руки ей на плечи.

(Жутко монотонно) Не трогайте меня. Я вас прошу… не надо… Я вас прошу. (Зло, почти кричит) Прошу!

Он убрал руки. Молчание. Поезд тронулся.

(Повернулась и засмеялась. Спокойно) Все, что вы рассказали, – это слишком просто. На самом деле все иначе.

Пассажир. А как?

Она. А вот этого я вам не скажу. Вы не поймете. А сейчас идите.

Пассажир. Куда?

Она. Я не знаю. Вы потом вернетесь. А пока идите. Пассажир. Мне с вами проститься?

Она молчит. Он уходит. Входит Проводница.

Проводница. Чай пить будем?

Она. Нет. Здесь едет товарищ, который просил его перевести в другое купе.

Проводница. Меня никто не просил.

Она. Значит, хотел попросить.

Проводница (вдруг заулыбалась). А я вас узнала. Я для вас кого хочешь переведу. А вы сейчас в каком кино снимаетесь?

Она. Название не придумали.

Проводница. А конец хороший? Я не люблю с плохим концом.

Она. Я тоже. Конец хороший. Спокойной ночи!

Проводница забирает вещи пассажир а, уходит.

Так… Теперь я все равно не засну. Раз, два, три, четыре… Сто белых слонов… Надо что-то придумать. (Берет анкету. Читает) «Самый страшный случай, произошедший с вами в детстве, в молодости, в зрелые годы»… Как стыдливо… «в зрелые годы». Самый страшный… Это когда меня привели в детский сад, и я увидела, что там все одинаково – тумбочки, кровати и дети. И тогда я впервые поняла, что такое «не дома». Я стала бунтовать.

Стук в дверь. Она молча сидит и смотрит перед собой. Снова сильный стук. Голос проводницы: «Чего расстучались? Люди отдыхать легли…» Голос пассажира: «Но я здесь нахожусь». Голос проводницы: «На четырнадцатом месте теперь находитесь… Люди нагулялись, уже спать легли, а вы все…» Голоса удаляются.

Он говорил неправду. Я забыла все плохое. Я помню только, что был рай. Это были ссоры – в раю. Мой первый, мой милый, мой мужчина, мой муж. Как все просто – во всем мире был человек, который был мой. А сейчас нет, вот и все… (С усмешкой). Не трогайте первых браков. Это браки детей. Их легко уничтожить. Дети все преувеличивают. Взрослые умеют прощать. Они знают, что все в мире объяснимо. И измены тоже. А для детей – это конец. Как правило – конец. Будьте милосердны! Не трогайте первых браков!

Когда ты ушел… У них у всех был чужой голос. Они были чужие. И я никак не могла понять, как можешь ты, если у нее чужой голос. Теперь я научилась. Я тоже теперь могу. Я стала взрослой. Я не заметила этих лет, потому что я все время ждала. Ждала, когда ты вернешься, когда все закончится. И я ложилась спать и верила, что проснусь – и все будет как прежде.

Тихий стук в дверь. Снова стук.

Не надо стучать… Не надо стучать…

Голос проводницы: «Вам просили передать снотворное. Сказали, что без этого вы не заснете».

Затемнение.

Ее квартира. Она в халате. На полулежат чемоданы – она только что приехала. Звонок телефона. Во время разговоров по телефону ее собеседники могут быть видны, а могут быть просто слышны их голоса.

Она (взяла трубку). Да!

Мужской голос. С приездом! Я хотел подъехать на вокзал. Встретить. Но…

Она. Ага…

Мужчина. Как ты доехала? Что ты молчишь?

Она. Я не молчу.

Мужчина. Ты будешь сегодня на работе?

Она. Да, зайду на полчасика.

Мужчина. Значит, я тебя жду. До свиданья!

Она повесила трубку, подошла к зеркалу. Молча смотрит в зеркало. Снова звонок телефона.

Она. Это наверняка на целый час. (Взяла трубку.) Алло!

Голос подруги. Приехала?

Она. Да. (Усаживается поудобней.)

Подруга. Как ты жила?

Она. Жила.

Подруга. А вообще?

Она. Жила. Опять меня приняли за эту актрису. Подруга. Ты стала похожа на нее до неприличия. Она. Это разнообразит мою жизнь. Все-таки актриса, в кино снималась, а не какой-то там ученый. Ну, а как ты?

Подруга. Я бы сказала хорошо, но сегодня не первое апреля. Медаль-то носить можно?

Она. Она несколько похожа на консервную банку.

Подруга. А чего – на большой цепи.

Она. Как собачка с выставки.

Подруга. А я вчера вещала о тебе в «Последних известиях». Надо же, так странно… Шмотки-то какие-нибудь привезла?

Она. Да, зонт я тебе купила.

Подруга. Я не поэтому… Видала?

Она. Кого?

Подруга. Ну, хорошо, хорошо…

Она. Нет, не видала.

Подруга. А зонт кружевной?

Она. Да.

Подруга. Что ты молчишь?

Она. Обдумываю. Хорошо бы сейчас выспаться, но нет смысла – через два часа на работу. Хорошо бы сходить в магазин, но опять же нет смысла. Потому что как только я зайду в магазин, в нем, согласно моему везенью, окажется очередь в полтора километра. И я пойду в другой магазин. Но там очередь будет в два и семь десятых километра. Тогда я вернусь в первый магазин. Но там уже ничего не будет. Тогда я разозлюсь на себя…

Подруга. Поскули, поскули, старая калоша! Портнихе звонила?

Она. Никто не подходит. Это значит – портниха отбыла на дачу, и я сижу без платья до сентября.

Подруга. За что я тебя люблю? За оптимизм… Серьезно, мне не нравится твое настроение. Я к тебе заскочу. Может быть, даже сегодня вечером. Ты куда-нибудь вечером…

Она. Никуда.

Подруга. А то мой чудесный, мой распрекрасный, кажется, выматывается в очередную командировку. И я от него отдохну неделю. В общем, при всех обстоятельствах – у меня в воскресенье выходной. Устроим девичник, без треклятых мужчин. Посплетничаем. Покурим. А ну их всех…

Она. Я люблю, когда ты ругаешься. (Вдруг) Пожалей меня.

Подруга. Пожалела.

Она (засмеялась). Ну вот и получше стало. А то я все сама себя жалею. Можешь еще пожалеть?

Подруга. Еще пожалела.

Она. Ну вот и совсем хорошо. Подожди… (Закурила)

Подруга. Закурила! Сволочь! Закурила! Мало хрипишь, старая рваная калоша!.. Ну, рассказывай, рассказывай, чем ты занималась в столице?

Она. Ну, сначала я читала лекцию в Политехническом. Слушали о морском дне, прямо скажем, невнимательно. Дремали. Потом был прием в посольстве. Ну, это отдельный рассказ. Навесили на меня эту медаль. Потом подошел ко мне милый человечек. Он оказался из Дома ученых, проводил Праздничную анкету

Подруга. Красивый?

Она. Кто? А, нет, приятный…

Подруга. Симпатичный.

Она. Вот-вот. А анкета глупая до трогательности… Ну, например, ваш любимый герой. Оказывается, у меня сейчас такового нет. Вот кто твой любимый герой?

Подруга. Василий Теркин. И еще Садко – богатый гость.

Она. «Какие качества вы больше всего цените в людях?» Опять не могу ответить. Это кошмар какой-то. И так ни на один вопрос. Потом я ехала в поезде и все думала: «Ну это же черт знает что такое!» Ведь раньше у меня были любимые герои: Айвенго, например, Пиквик. Раньше я задумывалась… А сейчас, весь этот последний год… Он как-то совершенно меня выбил. Ты пожалела меня?

Подруга. Пожалела, пожалела.

Она. Ты только успевай жалеть.

Подруга. Хорошо, хорошо. Я за этим слежу.

Она. Понимаешь, я поглупела с возрастом. Годы идут, и абсолютно нет никакого ощущения повзросления. Внутри мне по-прежнему десять лет. Но если бы это все на морде было видно. Был бы в этом какой-то толк. А то выглядишь на все свои, а внутри – дитя. Это ужас какой-то!

Подруга. И что же было в поезде дальше?

Она (засмеялась). Встретила очень забавного человека. Чудный, великолепный человек.

Подруга. Я так и знала. Голос у тебя нехорошо вибрирует. Ну и что же?! Что?!

Она. А вот этого я тебе не скажу. (Засмеялась.) Ничего!..

Подруга. Мне бы твой темперамент. Я бы горя не знала. Калоша, ты – романтик! Но влюбляться тебе не надо. Ты – не модная женщина. В этом году в моде женщина-подросток, с узкими бедрами, хилой спиной и маленькой грудью… Я тебя за это тоже пожалела. (Вдруг закричала.) Старая, рваная, глупая калоша! Я на днях читала на радио статью «Женщина на работе и дома». Это двое мужчин, которым нечего делать, провели исследование: один – в Ленинграде, другой – в Польше. И там разные любопытные цифирки…

Она. Это ты к моему приезду готовила?

Подруга. Отстань. Главный вопрос к бедным женщинам: «С чем вы связываете свое участие в общественном труде?» Тринадцать процентов ответили просто: «Хотим быть в коллективе». Это значит – просто хотят болтать на работе. Это – я. Семнадцать процентов хотят иметь материальную независимость от мужа. Это тоже я. Потом еще какие-то там разные проценты. А вот любят работу как таковую – менее одного процента. И вот ты, которая любишь работу как таковую. Ты, счастливая калоша, гневишь Бога плохим настроением. Да плюнь ты на все: «Медаль, квартира, морда в порядке». Если бы у меня была своя квартира, я никогда бы не вышла замуж, жила бы одна. Посуду мыть не надо…

Она. Одной жить трудно. Когда живешь с матерью или с мужем, есть кого обвинять в своих неудачах. Это большое преимущество, поверь. Ну, ладно, я уже радостная. Пока!..

Подруга. Да! Что я тебе звоню? Совсем забыла. Продаются чудесные австрийские сапожки: две пары. Ты богатая, лауреат. Купи себе, если захочешь.

Она. Я не захочу. Мне в деревню надо деньги посылать. Я письмо получила: венцы хотят к осени сменить, племянник в первый класс идет. Затем Евдокия замуж собралась – зубы починить надо. Они мне такое прекрасное письмо написали: «Слыхали, что вы уезжаете по заграницу». Это как по воду.

Подруга. Жаль. Таких сапог больше не будет.

Она. Сколько тебе нужно денег, я могу заложить песца.

Подруга. При чем тут я? Я объеду всех знакомых – соберу как-нибудь. Я хотела для тебя к осени.

Она. А! Ну ладно, я опаздываю на работу.

Подруга. Значит, договариваемся на девичник в воскресенье… Позови Галку, Жанку… Часиков на шесть?

Она. Только не надо никаких часиков. Я хочу хотя бы в воскресенье никуда не спешить. (Вешает трубку) Начнем становиться красивой. (Усаживается у зеркала)

Звонок.

Да.

Мужской голос. Слушай, мы как-то плохо поговорили.

Она. Почему?

Мужчина. Не знаю. Ну ладно. Ты когда придешь на работу?

Она. К двенадцати.

Мужчина. Только не опаздывай. А то ты все время опаздываешь. (Шутливо) Почему ты так опаздываешь?

Она. Это, наверно, потому, что мне не так хочется тебя видеть.

Мужчина. Ну хорошо, хорошо… Поговорим.

Гудки в трубке.

Она. Он предпочел это не услышать. Поразительно. Я не хочу с ним видеться, потому что чувствую, что он со мной не так уж хочет видеться. Но он звонит, а я иду… Или вот сейчас, мне не хотелось с ней разговаривать. Мне отвратительно, когда она называет меня «старой калошей». Мне не хочется устраивать девичник. Но я это сделаю. Это все оттого, что я не так живу. Раньше я была свободной и дерзкой, я начинала. От меня никто не ждал свершений, радость дебютантки. Теперь от меня ждут. Страх ответственности. Я уже не думаю о работе. Я думаю только о том, что обо мне скажут в связи с этой работой. Я не свободна… Я все переменю. Я клянусь! Все переменю. Боже, до чего потолстела! Все худею, худею и опять потолстела. Так… Попрыгаем… Попрыгаем… (Начинает делать гимнастику?) Попрыгаем… попрыгаем… (Бьют часы. Она останавливается. После паузы) Чудовищно. Прошел целый час в этой глупой трескотне по телефону. В этих идиотских мыслях – прошел целый час. И вот все эти пустяки, болтовня и есть течение моей жизни. Единственной и невозвратной жизни, которой больше не будет. (Вдруг протяжно) Так не-ль-зя!..

Затемнение.

Ее работа. Кабинет. В кабинете Мужчина, с которым она говорила по телефону. Это ее начальник, у него в кабинете сидит его Друг.

Входит Она.

Мужчина. А, садитесь, Ирина Николаевна. Присаживайтесь. (Другу) Знакомься. Это – наша гордость, наш лауреат. Шведская академия. Премия Нордстона. Без поллитры не выговоришь. А это мой дружок с Крайнего Севера. Учились вместе. Зовут Димитрий. Именно Димитрий, потому что мягок и женолюбив… (Другу) Прости, прости! Итак, Димитрий и просто Ирина. Мы еще можем себе это позволить.

Она смеется.

Да, Димитрий, вот такие дела!.. Премии за исследование морского дна получаем, а морепродуктами, или, по-народному, рыбой… страну обеспечить все не можем. Наука… сложная жидкость.

Она опять смеется. Наступает молчание. Молчание становится неловким.

Друг Димитрий. Да… А я хотел тебя спросить, где же сейчас Копылов?

Мужчина. Копылов у Сергеева.

Друг Димитрий. Главным?

Мужчина. Главным.

Снова молчание. Пауза.

Друг Димитрий. А Фролкин?

Мужчина. Фролкин у Сапожникова.

Друг Димитрий. Замом?

Мужчина. Замом.

Друг Димитрий. Ну так. Я, пожалуй, пойду.

Мужчина. Что ты, еще посиди. (Быстро, не дожидаясь ответа.) Значит, до завтра! Все, как договорились, в семь на площади Пушкина, у остановки.

Друг Димитрий. Железно!

Мужчина. Может, все-таки еще посидишь? (Нажал кнопку.) Ты в какие края?

Вошла Секретарша.

Пусть отвезут товарища. Ну бывай!

Друг уходит. Секретарша – за ним. Пауза. Секретарша возвращается.

(Секретарше, стараясь весело.) Мы здесь с Ириной Николаевной разговоры будем разговаривать. Они у нас не такие уж важные. Так что, если кто ко мне по делу, милости прошу.

Секретарша уходит. Молчание.

Мы как-то нехорошо говорили по телефону. Я так рад тебя видеть. Ты чудно выглядишь.

Она. Ты говоришь об этом так удивленно, будто мне семьдесят лет.

Секретарша (входит, с удовольствием). К вам насчет майского КВН Троянкин пришел.

Мужчина. Конечно, конечно…

Троянкин (входя). Здрасьте, Кирилл Палыч! Значит, такая задумка. Я подойду к Гаврилину и молча отрежу у него волосы. После этого задам вопрос команде Люберец: «Названию какой оперы соответствует данная сцена?»

Мужчина. Ну?

Троянкин. «Самсон и Далила».

Мужчина. А Гаврилин даст тебе волосы отрезать?

Троянкин. А ему все равно на лето стричься. И еще другая задумка. В каком произведении в наличии одно убийство и три покушения? В детской сказке «Колобок». Там Колобка хотят съесть…

Мужчина. Не сразу, Троянкин. Я над волосами Гаврилина сначала подумаю. Мы с вами завтра подробнее встретимся.

Троянкин уходит.

Должны выиграть у Люберец. Это важно морально.

Она хохочет.

Не говори, неделю в этом кабинете сижу, такой жлобяра стал. Ору, грублю, кричу – производственник!

Она покатывается от смеха.

Перестань! Я теперь тихой наукой, наверно, заниматься больше не смогу. Привык к деятельности. Телефон даже дома не затихает. Привыкаешь к ощущению постоянной нужности. Азарт!

Она. Как тебе нравится играть в эту игру. Как все нерешительные люди, ты обожаешь ощущение власти.

Секретарша (входя). Извините, пожалуйста. (Кладет бумаги)

Мужчина. Ничего, ничего. У нас никакого особенного разговора нету. (Подписывает)

Секретарша уходит.

Здесь мы все равно не поговорим. Я позвоню тебе сегодня ровно в семь. И мы встретимся…

Она. Скажи, тебе хоть самому все это смешно?

Мужчина. Ты о чем?

Она. Ну, ну, ну…

Мужчина (достал бумагу). Я сейчас тебе прочту Это из Дагестана. «Начальнику управления от фельдшера Турсункулова анонимка». Смешно, да? Фельдшер Турсункулов решил, что анонимка – это разновидность документа, вроде заявления. Простодушные люди в Дагестане. А у нас здесь куда менее. Но порой той же разновидностью балуются, только без подписи… Так вот, пока я не очутился в этом кабинете, всем было до лампочки, что со мной происходит. А теперь сто глаз со всех сторон на меня смотрят. Пить нельзя. С тобой встречаться не следует. Это не нужно. То не рекомендуется. Я весь запрещен. Прометей передо мной – мальчик. Его клевал один орел. А меня тут с десяток. Притом разве это орлы, это – вороны! Сегодня на летучке мне вдруг ни с того ни с сего рассказали про какого-то икрянщика Бравикова. Старику за восемьдесят, и он не хотел передать свой опыт, как получает икру. Испугались, что так и умрет без передачи опыта, и приставили к нему девушку-помощницу подсматривать. Через месяц он бросил свою старуху и женился на девке. И вышло у меня моральное разложение. Вот этот анекдотец мне со значением рассказали. Дескать, не угодно ль этот финик вам принять. Что ты молчишь? Вчера секретарша вошла ко мне с книгой. Спрашиваю, что читаете. «Анну Каренину», говорит, и добавляет: «А в том обществе свое рацзерно было, которое и нам перенять следует: я имею в виду единодушное осуждение порока». И все тоже со значением.

Она хохочет.

Перестань так смеяться! Я рассказываю это тебе!

Она (сухо и спокойно). Не надо мне это рассказывать. Я уезжаю завтра.

Мужчина. Куда?

Она. На Каспий. Мне следует переменить обстановку. Ты оформишь командировку. Там есть наше судно…

Мужчина. А чем ты будешь там заниматься?

Она. Все тем же – морским дном.

Мужчина. Послушай, я все оформлю и помогу добраться. Но… (Вдруг) А может, в этом есть сермяжная правда. Я как раз освоюсь с новым местом. Ты за это время…

Она. Молодец! Я знала, что ты это скажешь. (Засмеялась.) Ты будешь то-ско-вать… Ах, как ты будешь… тосковать!

Мужчина. Я…

Она. Мы не будем сначала.

Мужчина. Да… (Стараясь задумчиво.) Как же тебе добраться туда?..

Она. Как ты торопишься.

Мужчина. Но ты ведь сама просила.

Она. Да. Это я сама.

Вошла Секретарша.

Мужчина. Соедините по срочному с Махачкалой. Узнайте, где летчик Тарелкин. (Подписывает бумагу.) Горный орел Тарелкин. Садится в горах на любую площадку в четыреста метров. Доставит куда угодно. Завидую вам – Каспийские острова. Я родился в Москве. Большие города не могут быть родиной. На Каспийских островах я прожил год после распределения. Там – моя настоящая родина. (Подписывает бумаги.) Старухи по вечерам на крышах стоят. Высматривают лодочки своих стариков. Табун одичалых лошадей в камышах. Ночью – их брачные пляски. Идиллия! Не так живем. Придется в старости, как англичанки, от всей этой суеты сесть в лодку и уехать, через океан. И наконец спокойно подумать, впервые за всю жизнь.

Она хохочет, жутко хохочет. Секретарша выходит.

Перестань так смеяться. Я уже просил. Я говорю ужасные слова. Я знаю. Просто я не могу здесь с тобой разговаривать.

Пауза.

Секретарша (входит) Была утром радиограмма. Тарелкин должен доставить на остров Чечень директора рыбзавода. Но там плохая видимость, и он третьи сутки не может сесть. Все летает над островом вместе с директором. (Уходит)

Она. Странно. С моим везением я должна быть там, в кабине с Тарелкиным и с директором.

Мужчина. Мы отложим все дела. Значит, сегодня в семь.

Она. Ну-ну-ну. Ты отлично знаешь – ни сегодня в семь, и никогда больше…

Мужчина. Ты…

Входит Секретарша.

(Секретарше, грубо) В чем дело?

Секретарша (насмешливо). Простите, но вы сказали…

Мужчина. Да, да, конечно.

Секретарша. Там товарищи приехали с рыбзавода Турали.

Она. До свидания!

Секретарша (словоохотливо). В командировку собрались, на Каспий? Это хорошо. А я в этом году без отпуска. Завидую вам, море. Вы уж покупайтесь хорошенько. (Вслед, зло) Только смотрите не утоните.

Она (обернулась в дверях). Там нельзя утонуть. Там море мелкое. В том-то вся и беда, что даже утонуть нельзя, такое оно мелкое.

Затемнение.

В затемнении голоса:

Мужской. Резиновая… Зина… Разиня…

Женский. Лодка… весло… любовь…

Мужской. Разиня… разиня…

Женский. Любовь… любовь…

Мужской. Разиня… Зина…

Женский. Любовь… любовь…

Третий голос. Выход в эфир.

Свет на сцене. Снова ее квартира. В квартире Она одна. Говорит радио.

Женский голос по радио. Факты…факты…факты… Мужской. Три миллиарда девяносто четыре миллиона двести восемьдесят тысяч семьдесят девять. Таковы были цифры на табло, находившемся в Монреале на «ЭКСПО-67». Это было число жителей земли. Хвост этого числа непрерывно растет. Ведь каждую секунду население планеты увеличивается на два человека, и пока мы передаем это сообщение, земля отяжелела еще на сто человек.

Женский голос (игриво). Рекордная глубина. Мужской. Операция «Ихтиандр»…

Звонок в квартире. Она выходит и возвращается с Подругой.

Женский голос. На Каспийском море находится судно-разведка экспедиции ВНИРО. Идут последние работы по организации погружения «Ихтиандра». На рекордную глубину будет опущен подводный дом.

Хрип радио, неясные слова. Потом снова отчетливо.

Как сообщили нашему корреспонденту, ожидается, что в рекордном спуске примет участие лауреат премии Нордстона…

Она выключила радио.

Подруга (усмехнулась). Почему ты выключила? Она. Так.

Подруга. Это Калинина.

Она. Кто?

Подруга. Диктор Калинина. Потрясающая артикуляция. Мой уехал… (Швыряет сумку на кровать)

Она. Все уезжают. Я тоже уезжаю послезавтра. Подруга. Сейчас все расскажешь. Понимаешь, у меня внизу такси. Слушай, я ужасная женщина. Я взяла такси – поехала по знакомым одалживать деньги. Объехала двадцать четыре километра знакомых, и все попусту. А на счетчике…

Она молча дает деньги Подруге.

Я чувствую себя последней… (Уходит)

Звонок телефона.

Она. Да.

Голос мужчины. Почему ты не подходишь к телефону?

Она. Не хочу.

Голос мужчины. Я жду тебя ровно в семь.

Гудки в трубке. Возвращается Подруга.

Подруга. Значит, уезжаешь. Жаль, девичник сгорел…

Молчание.

Я – кошмарное существо. Нету денег, а я на такси езжу. Но я думаю так: не езжу я на такси – у меня нет денег, езжу – тоже нету. Так лучше уж ездить. (Взяла зонт, стоящий в углу. Раскрыла) Чудный! Спасибо! (Целует Ирину в щеку) Ты не представляешь: кто кооператив строит, кто с юга приехал. Не могу же я у них брать деньги себе на сапоги.

Она. Ты ведь мне их хотела купить.

Подруга. Да. Тебе и себе. Там ведь две пары. А у меня как раз такой тулупчик есть. Специально к этому делу. Когда ты у меня будешь богатая?

Молчание.

Что-нибудь произошло?

Она. Ничего.

Подруга. А я чувствую, что ты куда-то торопишься.

Она. Да. Меня, кажется, должны сегодня бросить в семь часов.

Подруга. Ну куда же с такой головой «бросаться»? Для такого дела надо быть в порядке.

Она. Это не тот случай. И вообще я не хочу. Я решила не идти. Все.

Звонок.

Меня нету.

Подруга (взяла трубку). Алло!

Другой мужской голос. Это фабрика-кухня? Подруга. Не туда. (Повесила) Если ты все-таки перерешишь, я позвоню Бетти. Только решай быстрее. Она до шести.

Она. Пожалуйста, позвони… на всякий случай. Подруга (засмеялась). В этом – все. Противно. Звони сама. 299-3141, Бетти Ивановну.

Ирина набирает номер.

Она. Бетти Ивановну.

Подруга (подсказывает). Из дамского.

Она. Из дамского.

Подруга, усмехаясь, глядит на Ирину, той неловко.

У пожилых парикмахерш невозможные имена. У меня была парикмахерша Клеопатра Сергеевна. Все ее звали Клепа.

Голос Бетти. Алло!

Она. Здравствуйте. Это… это… (Остановилась.) Голос Бетти (сразу недовольный). Кто «это»?

Ирина умоляюще глядит на Подругу, та молча усмехается.

Она. Это… Ирина Николаевна.

Голос Бетти (сурово). Вы что-то перепутали, дама. Я не знаю никакой Ирины Николаевны.

Гудки в трубке.

Подруга. Ты даже по телефону разговаривать не умеешь. Как ты живешь? Как тебя до сих пор волки не съели на улице? (Набрала номер)

Голос Бетти (не без яросты). Да!

Подруга. Бетти, родненькая, солнышко мое. Это Мариша звонит с радио. Здесь к тебе зайдет одна моя знакомая…

Голос Бетти. Не надо слов, я до шести!

Подруга положила трубку. Тут же звонок.

Мужской голос. Эторыбкомбинат?

Подруга. Какой рыбкомбинат?! (Вешает трубку.) Нуты идешь к Бетти или ты не идешь?

Она (насмешливо). Знаешь, почему я такая безвольная? Я из крестьянской семьи. Что ты от меня хочешь?

Всего сто лет назад мои предки жили при крепостном праве.

Снова звонок.

Подруга. Да!

Мужской голос. Это завод «Гигант»?

Подруга. Вам делать нечего! (Швыряет трубку.) «Я себя советским чувствую заводом»…

Она. Странно. Это впервые.

Подруга. Может быть, это тот, который хочет тебя бросить?

Она. Не-ет!

Подруга. Но кто же это, старая романтическая калоша! И почему у тебя так вибрирует голос?

Она (смеется). Клянусь, не знаю. (Помолчав) А знаешь, я никуда не пойду. Пора перестать быть тряпкой, ты права. Бетти – к черту. Объяснение – к дьяволу. Сейчас мы с тобой поставим кофе… и – выпьем.

Подруга. Вот это разговор.

Они засуетились. Ирина вынимает бутылки.

Она. Что же у нас есть?

Подруга. Как всегда, у нас много красивых бутылочек, и в каждой – по одной капле вина.

Она. Мне просто жаль их выбрасывать. Они красивые, особенно когда стоят вместе. Так, мы сейчас выпьем, и все будет кончено. Я ведь не пойду к нему пьяная.

Подруга. Ты? Не пойдешь.

Она (налила). Ну, за что выпьем?

Подруга. За… Выпьем, кто за что хочет.

Она. Даже пить не за что.

Подруга. Я, когда вышла замуж, ужасно любила ходить к матери. Будто снова детство. Никаких обязанностей. Утром проснешься, и все готово. И можно улечься на кровати как хочешь. Простор! У тебя я всегда вспоминаю о маме.

Она. А где Артемка?

Подруга. Артемка – организованный, в пионерлагере.

Она. Еще налить?

Подруга. Еще. Мы с тобой знакомы с детства. Это не забывается.

Ирина наливает.

Вот сейчас ты намешаешь, и будем мы хороши.

Она. Напьемся. Хочу напиться.

Подруга. Да, зачем я к тебе приехала? Совсем забыла. Я ведь собаку тебе устроила.

Она. Что ты говоришь?

Подруга. Поехала в общество охотников. Спрашиваю болонку.

Она. Чтобы не росла.

Подруга. Для малогабаритной квартиры. Именно. Говорят, у них там очередь за болонками. Но я на этого начальника – взгляд. И – порядок. Болонка у тебя через неделю. Готовь ошейник.

Она. Собака, собака, приходи к нам быстрее. Подруга. И такая невинная собака, ей всего месяц. Невинная до безумия.

Пьют.

Она (восторженно). Один месяц.

Подруга. Всего месяц, месяц на свете.

Она. Такая невинная? Ничего не успела? Никаких ошибок? Никаких переживаний?

Подруга. Невинная.

Она. Выпьем за собаку! Я уже пьяная! Я тебе сейчас расскажу. Это было в поезде сегодня. Я проснулась утром.

Было рано-рано. За окном был лес. И в солнце березы были белые-белые. Ты меня понимаешь? Всюду было что-то тайное… Какое-то возникновение. И мне надо было рассказать кому-то обо всем этом… утреннем мире, чудном мире… И тут я поняла, что мне некому будет рассказать. Ни сейчас, ни потом, потому что я – одна. Ты понимаешь? Я впервые страшно поняла, что «одна» – это мое название. (Кричит) Собака, собака, приходи к нам быстрей!

Звонок по телефону.

Алло!

Мужской голос. Это булочная?

Подруга (вырвав трубку). Хулиган! Ненормальный! (Бросила трубку.)

Она. Я – одна… Мне просто жалко Кирилла. Вот он живет с этой женой… Ну, не надо. Он – мягкий и ничтожный. У меня нет детей. Я, наверно, отношусь к нему, как к ребенку. Мне жалко его все время.

Подруга. Да, тебе всегда их сначала жалко. Заметь. Сначала они в тебя влюбляются «безумно», и тебе тотчас делается их жалко. И тогда они садятся тебе на шею.

Она. Хватит!

Подруга. Ну зачем же? Тебе их жалко, и ты начинаешь тратить на них все деньги под девизом: «Чтобы не быть обязанной». И каждая твоя новая любовь заключается в том, что шуба из песца отправляется в ломбард!

Она. Оставь в покое моего песца.

Подруга. А они не понимают этого. Если женщина о них заботится, значит, с ней все в порядке. А раз в порядке, можно на нее плевать. Им становится скучно, и наступает пора, когда тебе следует их удерживать. Но ты ведь гордая, ты не хочешь – удерживать. Ты даже мужа, которого любила, не удерживала.

Она (кричит). Хватит обо мне! Мы говорили о моей собаке, о моей будущей собаке…

Подруга (не слушая). Ты не знаешь, что такое удерживать. Вот я люблю Борьку, я люблю его и, главное, ревную все время. Знаешь, я прихожу к нему в редакцию. Они там все сидят и спорят о гражданском пафосе. У них там все делятся, которые обладают и которые не обладают этим самым пафосом. И вот те, которые обладают и которые не обладают, сразу забывают о пафосе, как только я вхожу. Они мне на ноги смотрят, презрев пафос. И я возвращаюсь домой и думаю: «А если вхожу не я?» Значит, они также смотрят? И он смотрит. И я умираю от ревности. И, главное, он может уехать куда хочет. По профессии может. У него дивная улыбка и чудный загар. Обаяшка! И я его ревную безумно, потому что я его люблю. И уже давно не живу с ним, а удерживаю. Ты можешь быть гордой и не удерживать, потому что у тебя в жизни есть работа. А у меня без него – ничего нет. Я просто женщина. «Отдых воина»! И все… Перестань плакать. Я ненавижу, когда ты молча плачешь.

Она. А хочешь? Хочешь… Мы сейчас их всех разгоним к дьяволу. (Лихорадочно) Давай! Давай!

Подруга. Я сейчас ему позвоню. Правда, я обещала, что не буду звонить. Но ничего. Я позвоню и пошлю его… (Взяла трубку. Набрала) Стол заказов Риги.

Она. Собака! Собака!

Подруга. Девочки! Девочки! Нелля Китаева сегодня работает? Это ее подруга говорит, Мариша. Приветик! Мне по-быстрому гостиницу «Ригу», двадцатый номер. Китаева? (Ирине) Сейчас выругаюсь и освобожусь.

Она. Ты права. Мне тоже надо освободиться. Сейчас я пойду к нему, вот в этом виде, и все ему скажу.

Подруга. Правильно! Освободимся!

Она. А потом возьмем невинную собаку. Собака!.. Собака! Приходи к нам быстрее!

Звонок междугородной.

Подруга. Алло!

Она (хохочет). Освободилась! Эта не хотела звонить мужу и звонит. А эта, клуша, поклялась не идти и идет. Освободились! (Хохочет)

Подруга. Тише! (В трубку) Алло! Ты в номере? Странно… Один? Что же ты делаешь сейчас в номере один? Читаешь? Прекрасно. А почему у тебя голос такой? Ненормальный? Я звоню, чтобы тебе сказать, что я… что… мне без тебя хо-ро-шо… прекрасно! Я пью без тебя! Пьяная я! (Вешает трубку. Помолчав) Теперь быстро приедет. (Ирине) Поплелась?

Она. Я иду рас-ста-ваться, расставаться, и все! Подруга. В чем дело? Вот я в порядке. Можно сказать, я красивая! Нужно сказать. Но в тебя – влюбляются (поправившиеъ), вначале влюбляются, а в меня – никогда не влюблялись… по-настоящему, чтобы «безумно». А? Ну почему? Что замолчала, калоша?

Она. Бывают желанные и нежеланные. Ты красивая, но ты – нежеланная.

Пауза.

Подруга. Посмотрим, какая ты вернешься, желанная!

Она. Прости. Я…

Подруга. Ничего. Злы мы с тобой, мать.

Молчание.

Что ты уселась?

Она. Перед дорогой. Ты не сердись. Вырвалось. Чепуха все это! (Пошла к двери)

Подруга. Стой! Скажи что-нибудь, не уходи так!

Она. В детстве я думала, что у меня на небе есть ангел. Большой такой ангел, с прекрасными крыльями. И еще есть у меня бесенок. Маленький и злой. И пока мой прекрасный ангел поворачивается со своими большими крыльями, бесенок этот раз-раз – и успевает мне натворить много гадостей. И вот я всегда просила моего ангела: «Ну, поворачивайся, только поворачивайся быстрее! Ты такой прекрасный, такой белый!» И сейчас я его тоже прошу.

Звонок по телефону. Подруга взяла трубку.

Мужской голос. Это зоопарк?

Подруга. Да. (Швыряет трубку.) Ну что за болван!

Она. А может быть, это мой ангел поворачивается?

Подруга. Глупая калоша, готовь песца…

Она. Ты сиди тихо. А я на дорожку стихи почитаю. Какие-нибудь хорошие стихи. А ты тихонечко их повторяй за мной, про себя. (Нежно)…И мы очистимся. Мы от всего очистимся!

Она читает стихи. Подруга молча слушает.

Затемнение.

Встреча Ирины и Кирилла на улице.

Он. Мы можем погулять.

Она. Мы все можем.

Он. Даже лучше сесть в такси и поехать до Химок. И обратно.

Она. Ты забыл прибавить – до наших Химок. Так ты их раньше называл. Правда, обратно мы не ездили… Хочешь поймать такси?

Он. Да.

Она. Лови.

Он (бросаясь). Такси! Такси!

Она. Как ты заторопился.

Он. Но ведь ты сама сказала.

Она. Да, да, конечно. Это я. Это я сама. Я просто забыла. В последнее время ты заботишься о моем транспорте.

Он (кричит). Такси! Такси!

Она. До чего смешон! Бедняжка, ты решил объясниться в такси. Так быстрее? Да? Иначе боишься потерять решительность? Ты не потеряешь.

Он. Ты пьяная.

Она. А хочешь, я сейчас крикну милиционера, скажу, что ты ко мне пристаешь. (Кричит) Товарищ милиционер!

Он. Я прошу тебя…

Она. Испугался. (Хохочет) Не бойся, не крикну. Прости, что я пьяная. У меня торжество. Мне приносят щенка. Маленький щен. Ему – месяц один. И такой невинный! Я поменяю тебя на собачку. Около меня будет снова человеческая, то есть нет, уже собачья… жизнь… Собачка, собачка!

Он. Ты совсем пьяна!

Она. Какой ужас в глазах! Да! Пьяная! А ты ведь благовоспитанный в душе. Хотя, говорят, теперь уж начал ругаться матом на работе. Но это ты для восполнения мужественности. А на самом деле ты тихий человечек. И оттого сейчас у тебя в душе все ужасается. Да? Как она пала! На панель пойдет скоро! Дурак! Я – пьяная, но все равно все видят, что я порядочная женщина. Вот не веришь? Вот хочешь, я спрошу у того толстячка. Товарищ толстячок! (Кричит) Товарищ толстячок! Я порядочная или я…

Он. Я прошу тебя…

Она. Опять боишься! И тебе не надоело всех бояться: жены, милиционера, секретарши, толстячка, меня, себя?

Он. Тебе очень хочется меня оскорблять?

Она. Невероятно. Я только слов не могу найти. Понимаешь, мне обидно. Я давно хотела сделать одну вещь и не решалась. И вот пока я не решалась, ты сам ее делаешь.

Он. Какую вещь?

Она. Ну-ну! Вся моя беда в том, что я все понимаю. Не хочу понимать, но понимаю. Да… о чем мы? О Химках. Так мы не поедем туда, потому что там мы сядем на пароходик, и пароходик будет тоскливо гудеть, а в репродукторе, как всегда, будут петь песенку «Женщины, моряки, неприятности», и твоя решительность угаснет, и ты возьмешь ключ от каюты. И все у нас опять потянется зачем-то. Мы не поедем в Химки. Мы лучше споем с тобой хором сами про женщин, про моряков и про неприятности. Или погудим дружно, как пароход.

Он. Перестань!

Она. Перестань! – это я буду говорить своей собаке. Песику, которому месяц и который еще не ездил воровски в каютах и который…

Он. Что с тобой происходит?

Она. А вот этого ты не поймешь.

Он (вдруг бешено). Куда уж мне! Мне надоело! Я всю жизнь слышу, что я не пойму чего-то! Невероятно тонкого, важного, таинственно женского! И всегда вот это произносилось также, потрясающе загадочно! Я слышал это от всех, начиная с жены.

Она. Кончая женой. Так будет лучше! Какие одинаковые женщины тебе попадались. И как ты заводишь себя, чтобы быть решительнее. Ну хорошо, я тебе скажу. Женщина должна любить или быть любимой, хотя бы одно из двух. Иначе она чувствует себя старухой. Но я всегда где-то внутри знала, что этого ты боишься… Ты боялся, что я (засмеялась) тебя полюблю… и что все станет серьезно и тяжело. Но что же делать – я не умею шастать по каютам легко и весело. Мне худо, когда легко и весело. Видно, возраст не тот: и все у нас – кончилось. Только я не решалась сказать тебе это. Но ты решился раньше. Я благодарна тебе. Молодец! Мы – расстаемся!

Он. Ты что?

Она. Но что ж ты не радуешься? Ты ведь решил это сделать перед моим приездом. Тебе ведь объяснили, что в твоем новом положении ты не имеешь права даже так, даже легко и весело. Ты ведь рас-ста-ва-ть-ся сюда пришел. Дурак! До чего банально. Нельзя было так банально! Ну – «повернулась и пошла».

Он. Подожди.

Она. Убери руки!

Он. Ты никуда не пойдешь!

Она. Убери свои мерзкие руки!

Он. Ты никуда не пойдешь!

Она. Ай-яй-яй. Конечно, предавать меня было легче, когда ты меня не видел. А сейчас ты не так уж меня боишься? Да? А завтра ты совсем не будешь меня бояться? Ты будешь бояться остаться без меня. Да? А послезавтра ты будешь тосковать. Сильно тосковать. Ничего, это пройдет. Это – привычка! Все-таки больше года вместе. Но запомни: я тебе клянусь, никогда, ничего больше не будет. Я уезжаю. Все!

Он. Как хочешь.

Она. Ну вот и хорошо! Прощай!

Он. Я устал от всего этого! Я не жил все это время. Это было как сумасшедший дом!

Она. Видишь, как все было плохо. Теперь отдохнешь. (Дотронулась до его лица почти нежно) И я отдохну. Был тяжелый год! Я завишу от солнца. Есть люди, которые зависят от луны – лунатики. А я – от солнца. Я – солнечник. В этом году большая солнечная активность. Наверно, поэтому все так. (Засмеялась.) Ну, иди, иди!

Он взглянул на нее, помолчал, а потом решительно пошел прочь.

Пошел… (Смеется) Молодец! (Вдруг нежно) Кирилл… Кириллушка!

Он тотчас оборачивается и с ожиданием глядит на нее.

(Вдруг улыбнулась, протяжно). Да пропади ты пропадом, Кириллушка! (Убегает)

Затемнение.

В квартире Ирины. Подруга одна. Потом входит Ирина.

Подруга (Ирине). Как там было?

Она. Было.

Подруга. Отрезвела? Можно еще.

Она. Нет, после этого мне плохо. Я не умею пить. (Увидела карты в руках подруги.) Гадала?

Подруга. Гадала.

Ирина молча ставит пластинку. Музыка.

Ты чего?

Она. Потанцуем.

Подруга. С кем?

Она. А с кем хочешь. Вообрази и танцуй.

Они танцуют поодиночке.

С кем ты сейчас танцуешь?

Подруга. Не скажу. А ты?

Она. Не знаю. По-моему, сама с собой.

Подруга. А что он сказал?

Она. Что он сказал, что она сказала… Сказала-мазала. Хватит!

Подруга. Ну, дай Бог!

Она. Шумно летом. Зимой здесь тихо, и слышно, как падает снег с веток, если открыть окно. (Помолчала) И решила, и ладно!

Продолжают танцевать. Звонок телефона.

Алло!

Мужской голос. Это водокачка?

Она. Да.

Мужской голос. А может, это корабельная верфь?

Она. И это вероятно.

Мужской голос. Я звоню вам целый день, почему вы меня не узнали?

Она. Не хотела.

Мужской голос. Почему вы меня узнали сейчас?

Она. Воскресенье кончилось, а завтра я уезжаю. Теперь можно, пассажир!

Пассажир. Ну что ж, до свиданья?

Она. До свиданья!

Пассажир. А если я еще разок позвоню, это можно?

Она. Это можно.

Пассажир. Только я немного подумаю, о чем звонить. Это можно?

Она. Это можно. (Повесила трубку. Подруге.) Мне должны звонить. Пойди в другую комнату.

Подруга. Как это звонить? Час ночи. Ты очумела?

Она. Я запрещаю тебе вмешиваться в мою жизнь.

Подруга. Я не буду вмешиваться в твою жизнь. Только потом ты снова будешь рыдать. Все твои дела кончаются одинаково. Готовься закладывать песца.

Она. Иди в ту комнату!

Подруга. Неужели ты не видишь, что это какой-то авантюрист. Разве порядочный человек будет звонить в час ночи и спрашивать про завод «Гигант»? Подойдешь к телефону, – я уйду!

Она. Я подойду к телефону.

Подруга. Ну и черт с тобой! Только не проси потом жалеть тебя! Калоша! (Уходит)

Снова звонок.

Она. Да.

Молчание.

Пассажир У вас есть луна?

Она. Да.

Пассажир. У меня тоже. Ау вас где она?

Она. Слева.

Пассажир. Очень жалко, а у меня справа. Я расскажу вам сказку. Раньше люди ходили на четырех ногах, у них было четыре руки. Потом Господь разрезал их на две части. С тех пор каждый ищет свою половинку. Это у Платона. Это я рассказываю, когда хочу понравиться. Мне показалось, что я вам недостаточно понравился в поезде.

Она. А где вы сейчас?

Пассажир. На улице. Меня сейчас выставили из гостиницы. Моим соседям по номеру почему-то захотелось спать в первом часу. Странно!

Она. А почему бы вам…

Пассажир. Мне нельзя последовать их примеру. Один из них трубач. Вы представляете, как храпит трубач… А какой ваш адрес?

Она. Вы знаете.

Пассажир. А почему вы так решили?

Она. Но если вы узнали телефон, наверно, узнали и адрес. Вы оказались прытким.

Пассажир. Спокойной ночи, это было вступление!

Она. Спокойной ночи! (Положила трубку, взяла карты)

Тут же звонок.

Пассажир. Я звоню вам из следующего автомата. Я миновал две улицы.

Она. Не быстро ли?

Пассажир. Я проехал немного на троллейбусе. Последний троллейбус, случайный… Я движусь неотвратимо, как явление природы. Вам сказать, куда я движусь?

Она. Послушайте!

Пассажир. Не надо обсуждать. Явление природы не обсуждают. Гёте говорил, глядя на горы: «Это так!» В связи с этим я решил познакомить вас со своей биографией. Итак, этот телефон-автомат мы посвятим моему детству. Можно?

Она. Можно.

Пассажир. Кстати, в детстве вы не любили играть в казаки-разбойники или, на худой конец, в колдунчики?

Она. Нет.

Пассажир. Жаль. Это были мои любимые игры. Я, знаете ли, в детстве быстро бегал. Быстрее всех. Но однажды мы – всем нашим дружным четвертым «А» классом – решили избить ученика восьмого «Б» Носова Виталия. Мы должны были отомстить Носову Виталию за что-то. Я заметил его первым, и с криком: «Нос во дворе!» – мы все побежали. Я бежал быстро и вдруг почувствовал, что бегу уже один. И тут я увидел, что упомянутый «Нос» стоял вместе со своими друзьями. Я приближался к ним тихими стопами. А он ждал. Потом он ударил меня. Потом я сидел на земле, приложив пятак к глазу, а мои коллеги по классу, окружив меня, говорили укоризненно: «Что жты так быстро бегаешь?» С тех пор я стал бегать медленнее. Все стало на свои места. Я это рассказываю, чтобы вы не удивлялись некоторым странностям, – что делать, у меня необычное прошлое.

Она. Вы очень славный. Я даже с вами сейчас потанцую, а то я никак не могла придумать, с кем бы мне потанцевать.

Пассажир. Спасибо. Но, может быть, для этого вы хотя бы меня подождете? Я скоро приду.

Она. Вы не придете, я вам не открою.

Пассажир. Хорошо, что я к вам приду, правда?

Она. Чудесно, что я вам не открою.

Пассажир. Великолепно, что я к вам приду. До свиданья!

Она положила трубку, танцует одна. Звонок.

Она. Я уже потанцевала с вами. Это было чудесно. Спасибо!

Пассажир. Я проехал метро «Новослободская». На чем мы остановились?

Она. Вы перестали быстро бегать.

Пассажир. И поступил в университет. Я обрадовал своих родителей. Дело в том, что я всегда был маменькиным сынком и заботился, чтобы их радовать. И вообще, я очень похож на свою мать и на своего отца. Я унаследовал все их привычки. Мне это очень нравится. Мой отец, например, ужасно любил все повторять. Он все повторял до тех пор, пока собеседник не забывал, о чем он просил. Я тоже полюбил повторять. Поэтому я вам повторю: «Хорошо, что я к вам приду, правда?»

Она. Хорошо, что я вам не открою. Да?..

Пассажир. Я ужасно боюсь к вам идти. Я к вам привяжусь. Я буду прибегать к вам днем и вечером, потому что мне будет все время казаться, что с вами что-то случилось. Я буду врываться к вам в дом с безумными глазами и очень вам надоем.

Она. Это вы уже говорили в поезде.

Пассажир. Я похож на отца. Очень хорошо, что вы меня все время осуждаете. Мне, знаете, всю жизнь твердили, что я несовершенен. И когда я долго не слышу об этом, я начинаю тосковать. В юности, например, мне объясняли, что Лермонтов и Эварист Галуа в мои годы сделали то-то и то-то. Теперь я стал старше Лермонтова, и, очевидно, скоро мне начнут объяснять, что Рамзее Первый в возрасте ста десяти лет стал великим полководцем. Жаль, что вы не смеетесь… Она. Я больше, наверно, не буду подходить к телефону… Пассажир. Будете. Очень хорошо, что вы будете подходить к телефону…

Молчание.

Она. Что вы там… молчите?.. Меня бросили сегодня. С меня уже достаточно.

Пассажир. Это вы нарочно, чтобы мне было неприятно. Послушайте, я стою у самого вашего дома. Но почему-то не вижу никакой луны. (Повторил) Я стою у вашего дома.

Она. Вы врете? (Потушила свет)

Пассажир. Вы потушили свет… Я поднимаюсь.

Она. Прощайте!

Пассажир. До свиданья… Я поднимаюсь.

Она положила трубку, снова взяла карты. Звонок в дверь. Она не двигается. Снова звонок. Она вынимает из колоды карты одну за другой. Звонок… Еще звонок… Снова звонок. Бесконечный звонок… Звонок затихает. Она продолжает вынимать карты. Звонок телефона.

Она (сняла трубку). Ну и как?

Пассажир. Почему вы не открыли?

Она. Наверно, у меня просто не хватило женственности, чтобы открыть. Вот так, сломя голову…

Пассажир (тихо). Что вы наделали?!

Она. Я тоже жалею. Но ничего не поделаешь. Работаешь, как мужчина. Сама себя кормишь, как мужчина. Постепенно превращаешься в мужчину, и тут от тебя требуют женственности.

Пассажир. Вы откроете?

Она. Можете считать, что все уже было…

Пассажир…Что было?

Она. Можете считать, что я уже открыла. Вообразите, что это произошло летом. Жаркий день. Город. В душном городе мы с вами встретились. Городской роман. А вот у нас и крестовая семерка.

Пассажир. Какая семерка?

Она. Это так… Это я гадаю… Это значит, что наш роман протекает среди наших с вами рабочих будней… А вот уже я открыла вам дверь, и идут встречи, чудные червовые встречи, легкие и необязательные. Потом вы уезжаете. Перрон. Я провожаю вас среди пьяных командировочных. И чувствую, что всеми мыслями вы уже в своем городе. Но вы держитесь молодцом. Заботливо. Но от этой заботливости мне почему-то хочется удавиться. А дальше пики-пики-пики… Вы понимаете?

Пассажир. Нет!

Она. Ясно. Можно другой вариант. Попробуем. (Вытаскивает другую карту) Дальняя дорога… Это значит – вариант романтический. Мы оба отправляемся с вами на Каспий. Нас везеттуда горный орел Тарелкин. Потом чудесная неделя на острове среди диких лошадей, песка… Идиллия… (Замолчала,)

Пассажир. Вы плачете?

Она. Еще рано… еще идут сплошные черви. А потом вы уезжаете, но только не на поезде, а на фелюге. Это рыбачье судно с мотором в сто двадцать лошадиных сил… Но почему-то один и тот же конец! Один и тот же! Один и тот же! Бросили!

Пассажир. Я все равно буду стоять у вашего дома…

Она (не слушая). Впрочем, понятно. Это просто статистика. Наибольшее количество одиноких женщин приходится на возраст двадцать семь лет, с высшим образованием. Слишком много лет и слишком много запросов… Прощайте!..

Пассажир. Я буду стоять здесь до утра.

Она. Будьте умницей. С луной сегодня очень плохо. Вы правы – не видно луны. Идите!

Пассажир. Я буду ждать вас. Все равно. Завтра на вокзале.

Она. Вот видите, а то говорили, будете стоять до утра. Да-да, конечно, на вокзале, так, конечно, цивилизованнее.

Пассажир. Я буду ждать вас на вокзале. Я не уеду без вас.

Она. Уедете! Уже светает. Спокойной ночи! Пассажир. Я буду ждать вас на вокзале! Спокойной ночи!

Ирина повесила трубку. Вошла Подруга. Ирина бросила карты.

Она (бешено). Я никуда не пойду, не бойся!

Подруга (удивленно). Что ты кричишь? Куда ты должна идти? Что с тобой?

Она (усмехнулась). Он сказал, что все равно будет меня ждать.

Подруга. Кто он?

Она. Тот, кто звонил. Ты что, спала?

Подруга. Нет, я читала…

Она. Ты ничего не слышала?

Подруга. А что? (Помолчала.) Я, наверно, заснула… Она (после паузы). Да… Уже утро. Давай спать! (Гасит свет)

В темноте.

Подруга. Спокойной ночи!

Молчание.

Я сплю на новом месте. На новом месте всегда можно загадать желание. Что мне пожелать?

Она. Спи…

Подруга. Тогда я сама себе пожелаю. «Пусть на новом месте приснится жених невесте»…

Затемнение.