Читать книгу Книга-диалог - Егор Михайлович Коротков - Страница 1

Оглавление

Предисловие


С: Ну что? Напишем книгу?


Я: Книгу надо писать для издателя.


С: Давай, для себя? Никто не опубликует, никто не прочитает. Просто для себя и Господа Бога. Денег не принесет. Скорее, наоборот, отнимет времени от работы. Но, возможно, даст тебе какую-то свободу.


Я: Нет. Надо писать для воображаемого читателя. Для воображаемого человечества.


С: Ок. Поясняю для воображаемого человечества – я мысленный собеседник Егора. Егор – автор, который пишет от имени Я. То есть, мое я не совпадает с я Егора, хотя я и живу внутри его я. Этот текст – книга наших с ним диалогов. Егор не надеется, что это будет кому-то интересно. Точнее надеется, но… У него в голове как бы две позиции – романтик, который надеется, и реалист, который не особо надеется.


Я: Ну и пусть текст будет неудобочитаемый! Пишешь для них удобочитаемые – они все равно не читают потом. К тому же, в конце концов, писать мне тоже неудобно. Мне, например, через 20 минут уже надо заканчивать и ехать по делам. На работу устроюсь – вообще писать будет некогда. Так что это, в первую очередь, неудобописуемый и уже потом, как следствие, неудобочитаемый текст. В процессе его написания мне почти всегда будет некогда, я почти всегда буду издерган и устал. Да что говорить – сам мир не удобен для жизни!


С: Нужно все же определиться со структурой. О чем вообще будет книга? Это будет твоя автобиография, твои философские мысли, твои житейские наблюдения, еще что-то? Просто болтовня, экспериментальная муть, «Черный квадрат» и «4 с половиной минуты тишины» только в литературе?


Я: Ну, экспериментальная муть – это в любом случае. Хотя бы из-за формы диалога.


С: Ты как Джойс. Он тоже писал нечитабельную хрень, имел проблемы с глазами и любил выпить. И жена у него была необразованная и не интересовалась его творчеством. Только вот у него хватило мужества порвать с христианством… Короче, о чем книга? Какая задача?


Я: Самовыразиться. Оставить такой сгусток информации, чтобы если бы я потом умер, то, в принципе, и не жалко.


С: Давай тогда совсем формально подойдем. Просто будешь регулярно медитировать на таком диалоге столько времени, сколько тебе захочется или сколько будет свободного, до тех пор, пока не наберется объем в 300 страниц. А оно само пускай там складывается в истории, в смыслы и т.д. А то, что это просто графомания… Психоанализ тогда просто болтовня – пришли, засекли время, поболтали обо всем на свете, без четко определенных целей и, как следствие, результатов… А денежки стригут – дай Бог каждому!


Я: Ну ты сейчас сознательно утрируешь. Просто формулируешь мнение о психоанализе людей, которые ничего в нем не смыслят.


С: Говорить, что твой текст – графомания – тоже значит ничего в нем не смыслить.


Я: Ну ок. Рад, что пишу, наконец-то, настоящую книгу. Получается, я настоящий писатель! Волшебное ощущение творческой свободы и значимости того, что делаешь… Как будто возносишься над временем и суетой… До тех пор пока не получишь 20 писем из издательств «к сожалению, ваша рукопись нам не подходит»… а еще 30 издательств просто не ответят. И тогда понимаешь, что ухнул год жизни в трубу!


С: Поэтому и не нацеливайся сразу на деньги и успех. Пишем для себя, как и дОлжно, кстати, настоящему писателю. Ты давно вообще писал для себя? Или, по крайней мере, не для денег, для одного-трех читателей? Зато это очень уважительный подход – наколбасить 300 страниц для трех человек. Получается, ты очень уважаешь читателя – ведь, даже если он будет один, ты все равно готов писать эти 300 страниц, только для него. А не как поп-звезды, знаешь, обращаясь к стадиону, не видя даже лиц – «Я вас всех люблю!!!» Так люблю, что кордоном из ОМОНа от вас закрываюсь, а на телефон секретарь отвечает… А ты обращаешься к одному человеку. От всего сердца…


Я: Может, тогда четко определить этого одного человека – например, пишу для сына, или для мамы, или для бывшей жены, для друга, подруги… Для издателя, наверное, умнее всего?


С: Пусть будет неизвестный читатель. Просто положим, что в мире есть один единственный человек, которому твоя книга действительно нужна, который прочитает ее запоем, которого она, в хорошее смысле, перевернет, который будет читать ее не потому, что он твой сын, мама или друг, а потому что ему действительно интересно… При этом, сверху себя не ограничиваешь. Миллион человек прочтет – хорошо. Но готов честно подарить все свое богатство и одному единственному человеку.


Я: Язык у меня говно! Вот проблема. Разговорно-канцелярский.


С: Язык у тебя четкий. Ты всегда просто, четко и ясно выражаешь то, что хочешь сказать. Любую мысль, эмоцию. Без красивостей, но четко. А это много. Когда мастер-плотник делает стул, его движения красивы, потому что точны, хотя это не танец. У тебя – то же самое.


Я: Штампов у меня много, мусора корпоративной переписки.


С: А в каких, извините, условиях тебе приходится писать? Большая часть этой книги будет написана урывками между выматывающей, бездушной работой. Если ты весь день сидишь в офисе, не удивительно, что от твоих слов потом воняет офисом. Но, в плане смысла, ты всегда попадаешь в цель.


Я: Мне уже пора заканчивать на сегодня. Это что у нас будет? Первая глава? Предисловие?


С: Не знаю… Ну пусть будет предисловие.


Глава 1


С: И о чем будет глава 1?


Я: Ну мы же решили просто набирать объем слов без сюжета.


С: Тогда зачем главы?


Я: Просто если кто-то читает, например, в метро, то ему проще читать кусками, чем 200 страниц целиком.


С: В метро люди читают, чтобы убежать от реальности, а ты их, наоборот, в нее вбиваешь.


Я: Давай ролями поменяемся? Ты будешь верить в проект, а я буду унывать? Потому что, если ты решил доказать, что задумка – лажа, тебе это удастся очень быстро. Так что, давай, лучше я спрашиваю, о чем будет глава, ты выдаешь варианты, а я критикую. Итак, о чем будет глава?


С: Просто набираем объем текста – о чем напишется.


Я: Ну ок – вот объем текста.


С: Ай да текст! Ай да объем!


Я: Досюда дочитают только близкие родственники и женщины, которые надеются меня поиметь.


С: Я даже знаю этих женщин…


Я: К моменту, как у нас пойдет содержательный текст, отвалятся даже и они.


С: А может, содержательный текст и вовсе не пойдет…


Я: Всегда можно написать следующую фразу. Бери пример с Джойса!


С: Мне брать пример с Джойса?


Я: Опять мы запутались в ролях. Если даже мы путаемся, каково читателю?


С: Давай, может, сразу о главном – о духовных практиках? Какова твоя духовная практика?


Я: Я мысленно повторяю мантру собственного сочинения «ада нет», плюс я молюсь нормальными православными молитвами, плюс я практикую медитацию наблюдения за дыханием, плюс я общаюсь с тобой, плюс я хожу на психоаналитическую терапию два раза в неделю – на групповую и на индивидуальную.


С: Смотри, если по православию, то повторять «ада нет» – не правильно. Ад есть. По православию.


Я: Я верю в православный ад, но верю так же, что оттуда будет избавление. Так что православный ад – это такой не адский ад. И я так и не нашел ни одного убедительного аргумента в пользу того, почему такая трактовка догматики не может считаться допустимой.


С: Ориген, вроде, что-то такое уже говорил, про спасение из ада, и был предан анафеме… Вроде…


Я: Ориген, вроде, говорил про вечное возвращение, что творение повторится, и все повторится… не просто спасение из ада, а такой вечный круговорот… Его, вроде как, за это анафеме и предали… Насколько я помню из роликов в ютьюбе на эту тему. Самого Оригена и, тем более, постановлений анафематствовавшего его Собора не читал… Но профессор Осипов примерно так говорил. Что можно верить в конечность адских мучений. И ад вечный не в смысле бесконечности, а в смысле вечности как состояния после земной смерти. То есть, после земной смерти все попадут в вечность. Кто-то попадет в рай вечности и там будет сразу наслаждаться, а кто-то попадет в ад вечности и там пострадает до очищения души и потом будет наслаждаться. И, если верить профессору Осипову, многие отцы Церкви тоже так верили.


С: Получается, вера, что и сатана в итоге очистится и спасется, совместима с православием?


Я: С моим православием – совместима. Насчет того, одобрил ли бы это Вселенский Собор – не знаю. Но, может быть, специально все так сделано, что по некоторым вопросам вселенские соборы не собираются, а нужно решать самому?


С: Я так и не понял, ты веришь в ад или нет?


Я: И да и нет. В ад, как место невыносимых, нескончаемых и, самое главное, бессмысленных страданий – не верю. В ад, как место осмысленного искупления и исправления – верю. Говоря «ада нет», я лишь утверждаю, что базовым принципом жизни является любовь, что бесконечное, бессмысленное торжество зла невозможно. Что бы ни случилось с человеком, это не лишит его жизнь полноты, не сделает ее такой, про которую говорят, что лучше было бы и не рождаться. То есть, может, он так и скажет в какой-то момент, но потом настанет светлая полоса, которая оправдает и наполнит смыслом бывшую до нее черную.


С: Где гарантия, что так будет?


Я: Это в моей природе. Я не могу бесконечно страдать. Даже если я попаду в пламя, то я либо перестану страдать, потому что умру, либо, если не умру, оно перестанет меня жечь и, либо потухнет, либо начнет доставлять удовольствие. Я просто чувствую, что это так, вижу, что это так. Не существует бесконечной боли, как не существует бесконечной тьмы. Если бы была только тьма, то не было бы тьмы, потому что понятие тьмы существует только в паре с понятием свет. Боль и радость – это две части одного целого, и притягивают друг друга с неотвратимостью.


С: То есть, радость тоже притягивает боль?


Я: Нет. Скажем так, не существует ни боли, ни радости. Существует только лишь радость, которая то усиливается, то ослабляется, такими пульсирующими движениями, но в целом, в перспективе вечной жизни – все время усиливается. Хотя периоды, когда она ослабляется, мы можем называть болью.


С: Да уж, это не для поста в соцсетях… Хотя, с другой стороны, ты сейчас не сказал ничего, кроме набора туманно выраженных спорных банальностей. Для восприятия сложно, а философской ценности никакой.


Я: Ценность в том, что это мой опыт. Я это прожил.


С: Возвращаясь к метафоре с нежгущим пламенем… Получается, дело не в том, что Бог добрый и не отправит тебя в ад, а в том, что даже если Он тебя туда отправит, то тебе там в какой-то момент станет не больно, и ты силой своей внутренней природы преобразуешь ад в рай, либо просто станешь воспринимать его как рай? Если же Бога просто нет, то твоя природа создаст Его из небытия? Получается, истинный Бог, или источник Бога, место Его рождения – твоя внутренняя природа?


Я: Может быть, Бог – создатель моей внутренней природы? Просто Он создал меня таким, чтобы мои предельные мечтания совпадали с Его волей? Точнее как-то грубо предвосхищали Его волю? Если так думать, то ереси, вроде, особой нет…


С: Досюда уже не дочитает вообще ни кто. А четкости все равно как-то нет. Ощущение, что мямлим, без четкости, без строгости… Если же будем наводить резкость на формулировки, то это будут повторы, повторы и повторы нудного текста и сомнительного качества мыслей.


Я: Ты веришь – я унываю. Не наоборот! Забыл?


С: Так или иначе, тебя уже клонит в сон, и четче сформулировать свои взгляды сегодня не получится. Переключаться же на ерунду, чтобы читателю было не скучно, кажется унизительным. Поэтому предлагаю на сегодня закончить.


Я: Конец первой главы?


С: Конец первой главы.


Глава 2


С: Давай сегодня все-таки еще и вторую главу напишем. Философствовать ты устал, но какую-нибудь ерундистику – можно. Просто о впечатлениях. Зафигачим еще 4 страницы, что бы это ни получилось.


Я: Сложность в том, что есть вещи, которые я не готов писать, потому что это личное.


С: Тогда лей воду. 4 страницы воды.


Я: Кому нужна эта вода? В чем ее польза?


С: Раздражает, что мама в соседней комнате разговаривает по скайпу долго?


Я: Да, меня это бесит! Был как-то случай давно, когда мы с мамой гуляли, мне было лет 14, она встретила какого-то мужика с работы и остановилась с ним поболтать, и болтала, наверное, минут 30, а я молча слонялся метрах в 10-20 и не знал, куда себя деть. Не то, чтобы у мамы с этим мужиком были какие-то предосудительные отношения, но я воспринял ситуацию, как нарушение моих прав и чувствовал ревность. Нехорошо, гуляя с кем-то и встретив кого-то третьего, уйти в разговор с этим третьим и на полчаса, забыв о том, с кем гуляешь.


С: Сейчас ты тоже ревнуешь? Фантазируешь, что мама разговаривает в соседней комнате с мужчиной, что у нее есть любовник или, возможно, это мужчина, про которого она хотела бы, чтобы он был ее любовником? Фантазируешь, что она изменяет папа или хочет изменить папе? Это при том, что твоей маме 60 лет и, даже если бы у нее кто-то был, она бы сроду не стала разговаривать с ним, сидя с тобой в соседних комнатах. Возможно, лет 20 назад, такое могло быть возможно… Разговаривала же она с тем мужиком полчаса… Хотя, это точно был не ее любовник… Но сама ситуация была вопиюще-бестактной по отношению к тебе… Сейчас-то ты научился отстаивать свои права в таких ситуациях.


Я: Сейчас у меня, возможно, уже даже не ревность, а зависть. Что она в принципе может так часто и по многу разговаривать в скайпе с подругами… Что у нее так много подруг… И есть друзья мужчины… У меня же нет ни друзей ни подруг! И уж точно не с кем поговорить в скайпе. Скайп для меня – целое мероприятие. Я не могу походя, спонтанно, незапланированно кому-то позвонить. Не могу разговаривать по скайпу с тремя человеками за день просто так, ни о чем, без дела и причины. В принципе не могу долго разговаривать по скайпу, или телефону. По крайней мере, надо к этому морально готовиться.

В детстве, когда я долго разговаривал с девочками по телефону, папа на меня ругался, под предлогом, что я занимаю линию соседям (у нас был сдвоенный телефон, тогда мобильными и не пахло). Дело, конечно, было не в соседях. Папа тоже, наверное, чему-то завидовал. Что вот я разговариваю с девочками, а он уже навсегда женат… Хотя не буду даже анализировать, что так раздражало моего папу. Факт остается фактом – он отбил у меня способность непринужденно болтать по телефону ни о чем. И сейчас я завидую и раздражаюсь, если кто-то рядом так делает. Учитывая, что я собрался идти работать в телефонные продажи, есть страх, что я просто даже и не выживу – надо же целый день звонить! А для меня каждый звонок – стресс и большое событие, требующее длительной подготовки и долгого переваривания. Боюсь выгореть за месяц или просто не справиться.


С: Но и надеешься приучить себя к звонкам, развить общительность и уверенность в себе. И с документами работать тоже уже не хочешь.


Я: Текст получается неинтересный. Все равно пишем?


С: Пока не допишешь, не разошлешь и не получишь отзывы, до конца не ясно, какой получился текст. Это творческий эксперимент и его надо закончить.


Я: Что же я предыдущий не закончил? 100 запощенных в соцсетях мини-диалогов?


С: Штук 70 ты запостил. Стало ясно, что будет дальше. К тому же, в постах на полторы страницы на тему отсутствия ада всерьез не порассуждаешь. Остальные темы ты в полуторастраничном формате тоже исчерпал. То есть, не то, чтобы тебе было нечего сказать, но тебе больше не интересно говорить в объеме полутора страниц.


Я: Касательно отсутствия ада – может, не будем, правда, говорить «ада нет»? Так-то, вроде, все четко и логично… Но, ведь, все святые отцы предупреждают, что ум нас обманывает и что дьявол использует логику, как инструмент внушения ложных мыслей. Может, просто будем молиться и дышать носом? Так спокойнее будет? И, вроде как, самое главное, если я в нормальном православии, то я и графоманом конченным не могу быть, а все, что я делаю, пусть даже сомнительное и странное, оно будет под присмотром Бога и, если не по Его воле, то хотя бы с Его ведома?


С: Вот что я думаю. Может, нам надо не по главам текст разбивать, а просто ставить звездочки между отрывками? Потому что глава – это что-то цельное, законченное и встроенное в историю, подистория большой истории, которая и сама как бы история и при этом органичная часть большой истории. А у нас что? Медитации… Диалоги… У нас просто диалоги. Ну и давай обозначать – Диалог 1, Диалог 2 и т.д.


Я: Может, как-то называть их? Платон свои диалоги называл.


С: Тогда нужно писать о чем-то одном. На законченную тему. Давай просто пока нумеровать. А если будут какие-то отдельные, яркие и цельные диалоги – их назовем.


Я: Ок.


Диалог 1


С: Предлагаю посмотреть порно и помастурбировать.


Я: Мы таким дешевым способом будем будить читателя? Чтобы он не задремал?


С: Нет, я серьезно.


Я: Если серьезно, то зачем эти вещи выносить на люди?


С: Ну ты же пишешь о себе. У тебя творчество такое – о себе.


Я: Не настолько же интимно!


С: А что такого? Даже православные священники мастурбируют.


Я: Может быть, не все? Точной статистики нет.


С: Знаю, что думаешь – перечитав первые две главы, возникло ощущение, что текст скучный.


Я: И жалко тратить еще пару месяцев на дописывание до 200 страниц.


С: А если читать это со сцены на два голоса, двум людям, то, может, будет и не скучно…


Я: Это надо человека найти, который бы согласился со мной все это читать. Единственного, кто в свое время согласился, я же сам и оттолкнул, и обидел.


С: Не хочешь мастурбировать, пошли, наоборот, в монахи! Молись три раза в день. Но тогда прекрати повторять свое «ада нет».


Я: Может, вернуться к формату постов в соцсетях? Добить до сотни?


С: Давай, я буду задавать вопросы, а ты будешь на них честно и развернуто отвечать?


Я: Давай.


С: Сколько тебе лет?


Я: 35.


С: Какой у тебя размер члена?


Я: Удовлетворительный.


С: Не скромничай!


Я: Задавай нормальные вопросы!


С: Я не знаю, что спрашивать.


Я: Походу реально не получается книга (((


С: И что делать?


Я: Нэ знаю.


С: Может, реально попробуем в православие пойти? Бог и управит?


Я: Там секс вообще нельзя. Что за жизнь без секса? Бояться всего… Я не против длительного воздержания, как духовной практики. Я против адских ужасов по мелочам, когда боишься говорить, думать…


С: Мастурбировать…


Я: А с женщинами как встречаться? Как я женюсь второй раз, если мастурбировать нельзя? Например, начну я встречаться с молоденькой девочкой и будет у нас период, когда целоваться уже можно, а секс еще нельзя, и что? И как тут быть? Воздержание до свадьбы?


С: По-сути, все твои темы сводятся к теме «православный онанизм». Об этом на 300 страниц рассуждать собрался? А может, тебе и не стоит жениться? А жить монахом до конца своих дней? Побыл уже женатым тем более… Зато будешь в гармонии с Церковью жить. Нафига тебе вторая жена?


Я: Ну, хоть, сексом позаниматься… Жениться не обязательно. Но развестись и не воспользоваться свободой – тоже как-то обидно.


С: У тебя жизнь просто не интересная. Поэтому не интересно про нее и писать. А ты вот поезжай на Камчатку автостопом… А может тебе в буддизм перейти? Сиди, дыши носом и радуйся…


Я: Чем тебе мой вариант православности не нравится?


С: Слишком замудренная конструкция в голове. И явная прелесть, исходя из традиции.


Я: В общем, если писать книгу, то нормальной прозой от первого лица.


С: Попробуй так.


***


Попробую писать нормальную прозу. Такой поток слов, без сюжета, просто на объем. Что-то вроде публичного дневника из которого, надеюсь, вырастет мой портрет и история…


***


С: Сдулся?


Я: Да, что-то дальше не пишется…


С: Слушай, а может, просто порвем с православием? Зачем оно тебе сдалось, если ада все равно нет? Ну попадешь в православный ад. Сам же говоришь, что потом пламя жечь перестанет.


Я: Я когда повторяю «ада нет», мне потом молиться хочется. Нет ада и в том, чтобы молиться Христу…


С: Знаешь, что? Я так понял тебе ничего не остается, как еще раз рассказать свою историю.


Я: Я это уже делал. Зачем еще раз?


С: А может, к блогу вернемся?


Я: Наша духовная практика в том, чтобы дышать носом и нанизывать эти фразы.


С: Короче, книга не получается…


Я: Не может же быть на все 300 страниц воды!


С: Давай попробуем изложить твои философские взгляды?


Я: У меня нет никаких философских взглядов.


С: Ну давай честно лить воду. Давай честно нальем страниц 20 и посмотрим, что из этого получится?


Я: Мы уже налили шесть страниц на тему, что давай нальем.


С: Короче, давай ты будешь честно православным?


Я: Но если ада нет?


С: Дыхание и молитва – вот твоя опора.


Я: Возвращаемся к постам в соцсетях?


С: Давай наедине поговорим?


Я: Говорим наедине, да мы да говорим, да наедине…


С: Давай, будешь нормальным православным?


Я: В смысле молится три раза в день, в остальное время дышать носом, соблюдать все посты, регулярно причащаться, не повторять «ада нет» и не мастурбировать?


С: И не ругаться матом. И фиг с ним с сексом! Проживешь в целибате до конца дней – и ладно. Зато спокойно и безопасно. Помучаешься лет сорок, а потом красота!


Я: Сам же говорил, что ада нет.


С: А теперь уже не знаю.


Я: Ну ада же реально – нет!


Егор: Может и есть. Может, Собеседник – и правда бес?


Я: И что теперь? Мне только с тобой, то есть совсем уж с самим собой общаться? И в книге и в блоге? Потому что любой другой персонаж – потенциально бес? А если мне захочется написать классический роман? Называть персонажей Егор 1, Егор 2, Егор 3…?


С: Кстати, о блоге. Может, правда вернемся к этой форме и продолжим выкладывать наши мини-диалоги в соцсетях?


Я: Денег за это нет.


С: А деньги на работе будешь зарабатывать.


Я: Давай все-таки добьем до 200 страниц, что бы это ни вышло?


С: Давай, чтобы хоть как-то объяснить читателю, что происходит, и вообще, просто выразить к нему минимальное уважение, постараемся хоть как-то структурировать текст. Расскажи свою историю совсем кратко.


Я: Меня зовут Егор, мне 35 лет…


С: Вот! Вот! Я придумал! Нужно писать текст не интересный, но ПОНЯТНЫЙ! Хрен с ней с интересностью! Это нам не дается. Да и субъективно это. Кому что интерсено. А понятность – это такой критерий… более обще-человеческий. Вот и давай напишем такой текст, чтобы если кто-то все-таки заставил себя его до конца прочитать, то он бы все понял. То есть, это значит, что пишем не на совсем уж нашем, понятном только нам двоим с полуслова, языке, а так, чтобы и чужой человек точно все понял. Занудтствовать не бойся и, что будет не интересно, не бойся. Чем меньше этого боишься, тем больше шансов, что будет хоть немного интересно. А теперь рассказывай!


Я: Меня зовут Егор. Мне 35 лет. Рост 182. Вес 85. Сложение в прошлом атлетическое, сейчас не спортивное. Не то, чтобы толстый… Но и спортсменом не назовешь… Раз 8 на турнике подтягиваюсь, и человека в нокаут с одного удара смогу уложить, но животик есть… Окончил Литературный институт. В разводе. Сын – 6 лет. До Литинстиута пытался учиться в МИФИ и МФТИ. Поступил в оба вуза, но оба бросил, не дойдя до первой сессии, по причине тяжелого невроза навязчивых страхов.


С: В смысле «невроза навязчивых страхов»?


Я: Ну это психическое расстройство такое, когда, например, боишься умереть от разрыва сердца, испугавшись умереть от разрыва сердца. То есть, логика возникновения страха такая: «1) Человек, если сильно испугается, может умереть от разрыва сердца. 2) Я сейчас уже начал думать о разрыве сердца и, начав об этом думать, я начал это представлять, и, если представлю досточно четко, могу испугаться. 3) Если я испугаюсь сильно, я могу реально умереть. 4) Вывод: О ужас! Я реально могу прямо сейчас умереть от разрыва сердца!


С: Ты боялся умереть от разрыва сердца?


Я: В том числе.


С: Еще чего ты боялся?


Я: Мне надо в туалет.


С: Сходи и продолжим.


***


Я: Вернулся. Ты уверен, что стоит рассказывать, чего я еще боялся?


С: Да уж все и так знают!


Я: Боялся, что у меня будет непроизвольный оргазм. С этого у меня, в общем-то, все и началось. В 10-м классе я сидел на олимпиаде по математике и очень волновался, что плохо готов и не смогу решить, и что все вокруг готовы, решают и решат, а я буду последним. Тем более, что там нужно было не просто решить – нужно было стать первым. А я понимал, что ни первым, ни вторым, ни третьим я не стану. А нужно было стать обязательно! Иначе жизнь становилась, как бы, неполноценной, я, как бы, оказывался вне границ счастья… Товарищи вокруг решали задачи, выглядели уверенными и знающими и, как бы, выдавливали меня за границы полноценной жизни… Как в фильме ужасов – человек внутри бетонного коридора, с одного конца которого ворота в огненную печь, а с другого – надвигающаяся стена, которая неумолимо его в эту печь толкает. Он в ужасе, в ледяном поту, пытается толкать стену обратно, цепляться ногтями за пол и другие стены, предательски гладкие… вот его уже жжет пламя, вот он уже начинает кричать, сначала неуверенно, но потом боль захлестывает его с головой, заслоняет все, он перестает что-то соображать, как бы, мгновенно сходит с ума и на несколько секунда превращается в сгусток вопящей невыносимой боли… И тут, если он описается, обкакается или накончает в шатны, это будет, в принципе, все равно – так ужасна сама ситуация. Со мной на той олимпиаде произошло то же самое. Только не физически, а психологически. Неумолимая, бездушная сила выдавила меня за пределы приемлемой жизни, и организм среагировал через оргазм. То есть, у меня случился оргазм от страха, что все всё решат, а я не смогу ничего решить. Говорят, у повешенных, в последние мгновения тоже случается непроизвольный оргазм. Возможно, тело и психика, таким образом защищаются от невыносимо ужасной ситуации.


С: То, что ты боялся потерпеть неудачу, это понятно, но чего страшного в оргазме? Это же приятно! Наоборот должно было как-то скрасить.


Я: Это очень стыдно. Тем более, что я был юным девственником. Я боялся, что кто-то увидит, что у меня штаны запачканы спермой.


С: Кто-то увидел?


Я: Нет. Я сослался на сильную головную боль, сказал, что ничего не могу решить, и отпросился домой. Никто ничего не заметил. Учительница решив, что я просто испугался сложности задач, еще уговаривала меня «остаться и побороться, не сдаваться сразу». Это было отвратительно!


С: Но ты, ведь, реально испугался сложности!


Я: Да. Но до какой степени! И я не мог ответить: «Извините, я только что кончил в штаны и не могу решать задачи», а просто мямлил, что «я вижу, что не могу решить», а она меня уговаривала. Потом все-таки отпустила.

Еще раза два это повторялось на контрольных и олимпиадах. Ни разу никто ничего не заметил, но я каждый раз был вынужден раньше уходить и не мог ничего решить, потому что сразу же думал не столько о задачах, сколько об ужасе подступающего оргазма, который потом еще и реально случался и меня окончательно добивал… Вот такие вот у меня непростые отношения с сексуальностью и социумом…

Слушай, мы так и будем эту гадкую историю всю жизнь мусолить? Пока не издадут? Я ведь уже и в повести об этом писал, на группе психоанализа рассказывал, и даже на фестивале психоактивистов со сцены перед аудиторией в 200 человек! А уж сколько раз рассказывал это тет а тет психологам и близким людям – вообще не счесть! В общем, человек 500 уже про мои непроизвольные оргазмы знает. Важно, чтобы узнало все человечество? Чтобы я этим запомнился? Может, мне уже нужно лечиться от потребности рассказывать это?


С: Будешь рассказывать до тех пор, пока это не перестанет быть чем-то из ряда вон выходящим, пока не перестанет быть страшно, что, рассказав, ты совершишь социальное самоубийство, равносильное тому, как если бы этот оргазм с тобой опять реально случился. До тех пор, пока вопросы «сколько можно? всю жизнь теперь?» не потеряют смысл.


Я: А если никогда не потеряют?


С: Может, так всю жизнь и будешь рассказывать.


Я: Давай, паузы внутри цельных по смыслу диалогов обозначать через звездочки? Просто я сейчас хочу сделать перерыв на обед. Хочется обозначить как-то эту паузу в тексте. При этом, ясно, что разговор не окончен, и тема не исчерпана.


С: Почему тебе просто не прерваться, не поесть и не продолжить текст с того момента, где ты остановился? Зачем тебе нужно, чтобы читатель знал, что ты сходил в туалет, пообедал и т.д.?


Я: Потому что, если мне перехочется за время перерыва и дальше говорить на начатую тему, мне это будет проще сделать, если я этот перерыв как-то обозначу. Или, возможно, мне захочется сказать как-то более кратко, как-то резюмировать. После паузы перестраивание с одной манеры изложения на другую будет органичнее.


С: Ок.


***


Я: Вернулся.


С: Дорасскажешь про страхи? Чего еще боялся, кроме оргазмов?


Я: После того, как со мной эти оргазмы несколько раз случились, я стал бояться любых контрольных, олимпиад, экзаменов, публичных выступлений – любых ситуаций, где непроизвольный оргазм не уместен и нельзя мгновенно отойти в туалет. Постепенно к страху публичного оргазма добавились и другие. Например, боялся описаться в штаны. По аналогии, что человек может же, теоретически, описаться от страха, и, если я буду об этом думать, живо это представлю и испугаюсь, то это со мной произойдет. Не бойся собаку, а то она почувствует и укусит! Не думай о белой обезьяне, потому что если будешь думать, она придет за тобой и утащит в ад.


С: То есть, ты еще и писался в штаны на людях?


Я: Нет. Только боялся. В отличие от оргазмов, этот страх ни разу не воплотился. Хотя, какое-то время был основным страхом, мешавшим мне социально функционировать. Например, мне сложно было ходить на свидания с девушками, потому что я буквально боялся описаться от страха, испугавшись страха описаться от страха, прямо на свидании. На вступительных экзаменах в вузы, школьных контрольных и олимпиадах только 20 % процентов ума решали задачу из задания, а 80% решали задачу, как бы не описаться и что делать, если это все-таки произойдет. Чтобы преодолеть этот страх, я даже несколько раз пробовал инсценировать ситуацию искусственно…


С: В смысле?


Я: Я брал с собой сменные штаны, ехал в другой город, приходил на людную остановку, писался в штаны так, чтобы окружающие люди это заметили, и убегал во двор, где быстро менял штаны и ехал домой. И так пять раз. В последний раз усложнил задачу и описался в кафе. Сказал официанткам, что я наркоман и у меня гепатит и, мол, извините. Чтобы решиться на это, мне пришлось выпить 20 таблеток феназепама. Привычки выпивать для смелости алкоголь у меня тогда еще не было…


С: Ну и как, помогли тебе эти твои эксперименты? И как, кстати, люди реагировали? Что сказали официантки?


Я: Ну там тетка такая была… уже не молодая, буфетчица совкового типа. Она сказала, что ничего страшного, что она все понимает, что у нее племянник тоже гепатитный наркоман… Разрешили мне зайти в подсобку и переодеться… В целом, конечно, было стыдно и тошно. И им и мне. Хотя, вообще, очень смутно все помню – давно было, и выпитые для смелости 20 феназепамов – не шутки.


С: После такой дозы можно и не проснуться.


Я: Молодой был, крепкий. Вообще, конечно, много мерзких историй было с этим страхом обмочиться. Например, хотел так же специально описаться еще в буфете в нашей городской поликлинике. Неделю ходил каждый день туда пить чай и все никак не мог решиться. В конце концов, буфетчица подошла ко мне и спросила, все ли у меня нормально, может, мне нужна какая-то помощь. Видимо, у меня был жалкий и неадекватный вид. К тому же я ходил посреди рабочего дня, народа было мало, я часто сидел один в зале…


С: И что ты ей ответил?


Я: Что все нормально, помощь не нужна. И больше не приходил.


С: Родители знали о твоих экспериментах?


Я: Да. И психотерапевт знал. Он мне и дал феназепам, чтобы я смог решиться на кафе. Наорал на меня, что я херней маюсь и девушку мне надо найти. Но феназепам все же дал. Без рецепта его не продавали тогда, а рецепта у меня не было. Получается, я специально ездил из Сарова в Нижний Новгород, чтобы выпросить у бессильного меня вылечить психотерапевта феназепам, на то, чтобы решиться описаться в штаны в кафе, чтобы избавиться от страха описаться на людях.


С: Помогло?


Я: На какое-то время. Но, в целом нет. Вступительный экзамен в МИФИ пришлось сдавать в презервативе, примотанном к члену пластырем. Я специально дома в ванной экспериментировал – если надеть презерватив, примотать его пластырем, а потом надеть штаны и так пописать, то ничего наружу не вытекает и ничего не видно. Тем более уж ничего не будет видно, при непроизвольном оргазме. Так мне удалось обмануть свой страх на время экзамена. Сдал на четыре.


С: Но учиться не смог?


Я: Не смог. Не будешь же на каждый зачет в презервативе ходить!


С: Как-то стремно… Я не ожидал, что тебе опять понадобится так подробно все рассказывать. Как будто больше рассказать не о чем! Нудный текст, сомнительный формат – еще и такие признания…


Я: Помни: ты должен меня ободрять – не наоборот!


С: Если ты собрался рассказывать всю свою жизнь с момента, как писался в кафе, по сегодняшний день, на это все 200 страниц и уйдет…


Я: Может, заново начать? Без этих подробностей? Рассказать свою историю с момента, например, прихода в «Прозак» до сегодня? Или, вообще, может, на здесь и сейчас переключимся? Мне в любой момент могут позвонить со словами «выходите на работу», а я тут книгу взялся писать. Как я буду и работать, и писать книгу? И, может быть, мне не стоит в продажах работать? И как мне оформить в тексте такие переходы? Вот мы рассказывали давние истории моей жизни и вот уже обсуждаем насущные дела? Может, тоже звездочки ставить?


С: Давай, в следующий раз ставь звездочки. Здесь уж не поставил, и оставь так.


Я: Завтра ехать на собеседование – вакансия «менеджер по продажам пиар-услуг в рекламное агентство». А я теперь, как начал книгу писать, не уверен, что хочу работать в продажах. Грубая, агрессивная среда, оклад маленький. Постоянная расшатка нервов на телефоне, обман, нахлобучивание… Помнить, что где сколько стоит, рассчитывать клиентам стоимость вероятного заказа, который потом еще и не возьмут… Тоска! Лучше уж пиарщиком опять. Там, хоть, отношение как к человеку и з.п. повыше.


С: Ты будешь свою историю рассказывать, или обсуждать, куда пойти работать?


Я: Я бы хотел, чтобы ты вел меня, как Господь Бог, и говорил, что делать.


С: В общем, я думаю, если позвонят – соглашайся. И завтра на собеседование – иди. Попробуй продажи. Вдруг, правда, лучше, чем пиар, пойдет? Главное, эта работа менее публичная – больше свободы в личной сфере.


Я: И книгу не бросаем? И ничего, что опять потянуло все позорное рассказать?


С: В чем позор-то? Ты что, хотел, чтобы это с тобой произошло?


Я: Прокаженные тоже не виноваты в том, что они прокаженные, а люди шарахаются!


С: Но притворяться здоровым, чтобы не шарахались – еще хуже.


Я: Так в том-то и дело, что я здоров!


С: Давай, вернемся к твоей истории. Бросил ты МИФИ. Дальше что?


Я: Я в МИФИ начал мысленно про себя практиковать молитву Богу с просьбой научить меня выполнять Его волю. Мысленно постоянно повторял «Господи, помоги мне выполнять Твою волю». И мысли, которые мне приходили, в процессе такой молитвы считал вложенными от Бога. Так мне, например, пришла идея поступать в Литературный институт… Короче, это, реально, долгая история… Родители были против Литературного и уговорили меня не бросать МИФИ, а взять академ…


С: Академ ты, по-моему, не в МИФИ, а в МФТИ брал. Нет?


Я: По-моему, я брал его и там, и там. Но первый был в МИФИ. Взяв его, я поступил в МФТИ и забрал документы из МИФИ.


С: А почему не в Литературный?


Я: Отец устроил страшный скандал, угрожал чуть ли ни из дома выгнать, если уйду из физиков. Мне ничего не оставалось, как подумать, что, может, мне в МИФИ не училось не потому, что психика противится физики в принципе, а потому, что там условия более раздолбайские, и что, может, в МФТИ, где все заточено только под учебу, мне будет легче… Но там оказалось только тяжелее. Туда я даже на бесплатное поступить не смог. Родители, правда, были готовы платить, в надежде, что я нагоню и переведусь на бесплатное. Много, мол, таких случаев… Но там невроз начался еще быстрее.


С: В МФТИ вступительные экзамены тоже в презервативе сдавал?


Я: Нет. Туда без презерватива. Там у меня уже была мантра-оберег «Я ни с кем не соревнуюсь!», или даже, как вариант, «Я ничтожество!».


С: Поясни.


Я: Мысль была в том, что я не настраиваюсь быть первым и всех порвать, а настраиваюсь просто поступить в нормальный вуз, получить нормальное образование, не претендуя ни на чье место под солнцем. Отказ от враждебной соревновательности в пользу гармоничной соборности. Это мне реально помогало. Когда накатывал страх оргазма или обмочиться, я начинал лихорадочно повторять про себя «Я ни с кем не соревнуюсь!» или «Я ничтожество!», и страх отступал. «Я ничтожество» означало, что я не только ни с кем не соревнуюсь, но готов даже занять и последнее место. Лишь бы это было все-таки место в приемлемой жизни, которая выражалась для меня на тот момент в мире МФТИ.


С: Откуда мантры? Ты же, вроде, молитвы читал?


Я: Когда отец запретил мне поступать в Литературный, передо мной, как бы, захлопнули дверь в мечту. При этом, если я молился, по-прежнему было ощущение, что Бог хочет, чтобы я поступал в Литинститут. А это было нельзя. И я перестал молиться, чтобы зря не дразнить и не мучить себя. На несколько месяцев стал атеистом. И заменил молитвы мантрами. Когда же началась сама учеба в МФТИ, страхи возобновились, и мантры перестали помогать. Точнее, помогали, но не полностью. Отец был далеко, а страхи близко, и я снова стал молиться Богу о том, чтобы Он дал мне понять, что Он от меня хочет и зачем так мучает.


С: Бог никого не мучает.


Я: Мысль ясна. Что придираешься? У меня тогда не было всех этих православных загонов – Бог попускает страдания, а не причиняет страдания и т.д. Я проще смотрел.


С: Ну ок.


Я: Ну и вот, я начал молиться и снова возникло ощущение, что надо бросать институт. Теперь уже МФТИ.


С: И поступать в Литературный?


Я: Я уже устал рассказывать. Может, на сегодня закончим? Ясно уже, что всю мою историю в диалог одного дня не вместить, а она разрастется на всю книгу. Поэтому можно остановиться и здесь.


С: Может, тебе заново начать? Убрать эту воду про то, что, вот, не знаем, что писать, и кому это будет интересно, про оргазмы, про то, как писался в штаны в кафе? Или все-таки полная свобода слова и самовыражения, даже в ущерб успешности и читабельности?


Я: Опять украл у меня мой вопрос!


С: Ок. Ничего не убираем. Полная свобода. Единственное – не затягивай написание на год. Если уж очередная неудача, то пусть хоть побыстрее все закончится!


Текст №1


Ада нет.


С: Всё, теперь, можешь снова со мной разговаривать.


Я: Нужно объяснять, почему не Диалог 2, а текст №1. И почему начинается с «Ада нет».


С: Ты снова испугался, что общение со мной – форма одержимости бесом, и решил для безопасности писать дневникообразный поток сознания от первого лица, исходя из того, что сам-то ты точно не бес. Но первое, что у тебя написалось – ада нет. Если же ада нет, то разговаривать со мной можно, пусть я и бес.


Я: Продолжим рассказывать мою историю? Как я бросил МФТИ? Или что?


С: Да, давай. Ты снова решил молиться Богу и почувствовал, что надо бросать МФТИ. И что собирался делать потом? Снова идти в Литинститут?


Я: Я уж не помню. Давно было. Но, по-моему, меня в Литинститут не тянуло, а я домолился до того, что хотел вообще создавать свою религию. Мне казалось, что Бог меня к этому ведет. Маме рассказал – мама напугалась. Я даже, по-моему, насколько помню, вообще никуда поступать не хотел. А думал, типа, просто буду проповедовать, как Христос. Мама убедила меня все-таки куда-нибудь поступать. Но про Литинстиут я тогда как-то забыл, а выбирал между журфаком и философским факультетом МГУ. Сейчас, думаю, может, и зря, что не поступал на философский в МГУ на религиоведение. Был бы хоть с образованием.


С: Не обесценивай свой Литинтситутский бэкграунд! Надо уважать свое прошлое.


Я: В общем, я поселился в общежитии МГУ и устроился на платные подготовительные курсы (там в те годы, если платишь за курсы, предоставлялось общежитие). Оплатили, естественно, родители. И прожил я в МГУ-шной общаге целый год. Первые полгода родители оплатили, а потом я жил нелегально и на занятия уже не ходил. Поглядев на студентов журфака и философского, поступать в МГУ передумал, а снова решил поступать в Лит. Отдал повесть на творческий конкурс, и она, неожиданно, прошла. Правда, это еще через год было… То есть, получается, я в МГУ-шной общаге два года жил…


С: Кому интересно сухое изложение твоей биографии? Если только сын твой лет в 40-50, когда ты уже умрешь, будет это читать…


Я: Может, я еще не умру к тому времени… Но, мы же договорились, что пишем без учета интересности, а только чтобы высказать все, что хочется, так, чтобы это было понятно чужому человеку. Мне интересно. Какой-то большой текст полился изнутри меня, и я не испытаю облегчения, пока он весь не выльется.


С: Короче, ты прошел творческий конкурс и поступал в Лит. Тут как сдавал экзамены? Опять презерватив пластырем приматывал? Или мантру «я ни с кем не соревнуюсь повторял»? Или как? Или у тебя уже прошли твои страхи к тому времени?


Я: Страхи полностью не прошли. Чтобы преодолеть их, я молился. На этот раз уже каноническими православными молитвами. Молитвой Иисусовой, молитвой Богородице… За время жизни в общежитии МГУ я научился заходить в храм и выучил несколько молитв.


С: Получается, ты молился Богородице, чтобы не описаться и не накончать в штаны на вступительном экзамене? Это ведь были твои основные страхи.


Я: Получается – так. Правда у меня еще были страхи сойти с ума, умереть от разрыва сердца, покончить с собой, убить или изнасиловать кого-то из близких… возможно что-то забыл… Но да, в ситуации экзамена основной страх был описаться, или накончать в штаны. И когда он подкатывал, я начинал лихорадочно повторять молитву Иисусову, например, и страх отступал.


С: Трэш!


Я: Это не трэш, это моя жизнь. Думаю, имею право это рассказывать, потому что я это прожил. И это не разовый случай, а годы. Лучшие годы моей жизни! Самая свежая молодость!


С: Ну и что, сдал ты экзамен?


Я: Да, написал творческое задание на 4 и ЕГЭ по русскому на 5, чему сам удивился. Устный экзамен по литературе тоже сдал. Ну и, как уже говорил, прошел, еще до того, творческий конкурс – 150 человек на место.


С: Ты будешь только про страхи рассказывать? И про свои религиозные упражнения? Может, про секс что-нибудь расскажешь? Как девственность потерял?


Я: Опять пытаешься развлекать читателя?


С: А тебе нужно обязательно морально-философское обоснование всему, что говоришь? Ок, давай не так пошло сформулируем – расскажи про свою личную жизнь в тот период.


Я: Все равно переживаю, что как-то не художественно излагаю. Комкаю факты… Смакую только самое гадкое.


С: Добежишь историей до времени, на котором закончилась твоя прошлая повесть, и оттуда начнешь подробно и в красках. А по два раза об одном чего долго рассказывать? Пусть даже и новым людям.


Я: С личной жизнью у меня в тот период было все нездорОво.


С: А сейчас здорОво?


Я: Сейчас ближе к норме. А тогда моя личная жизнь… Короче, я был 8 лет влюблен по переписке в девушку из Москвы, с которой так в итоге и не встретился, и которая вначале, в виде игры, отвечала мне платонической взаимностью, а потом не знала, как от меня отвязаться. А я боготворил ее, как Дон Кихот Дульсинею. Кончилось все плохо – я стал требовать встречи, приехал к ней домой. Приехал спонтанно, неожиданно даже для себя, ночью и пьяный. Вышел ее отец и меня прогнал… Но это уже было не на первом году учебы в Литинституте…

Девственность же я потерял в 22 года. С некрасивой девушкой старше себя, с которой познакомился и прямым текстом договорился обо всем в интернете. Банальная история… Самый небанальный момент в ней, наверное, то, что перед тем, как пойти к ней, я молился Богу, и, вдруг, на икону, перед которой я молился, заполз таракан! Я протянул руку, чтобы его согнать, но он забился в щель под рамку иконы… Это был явный знак. Правда, трактовать его можно как угодно – в конце концов, таракан, пусть и неприятное, но живое существо… Девственность я потом потерял успешно, и до сих пор с этой девушкой в нормальных отношениях. Дружим в соцсетях…

В общем, если кратко, в Литинституте я лишал себя личной жизни, потому что хранил верность своей дульсинее из интернета. Сексом занимался редко. Обычно по сильной пьянке. В разовом режиме. С некрасивыми и доступными девушками, которых не нужно было добиваться, а скорее просто не сопротивляться происходящему. Протрезвев, сразу их отшивал. Мои страхи полностью не прошли, и я просто боялся нормальных отношений. Так, наверное… Хотя это объяснение, конечно, тоже все банализирует…


С: Ок, давай еще несколько лет перемотаем.


Я: Про твое появление, думаю, надо рассказать?


С: Расскажи про мое появление.


Я: В первые два года в Литературном институте я дошел до экзальтированной православности. Научился исповедоваться и причащаться. И причащался раз в недели две – месяц. (Причем, чтобы решиться на первую исповедь, пришлось сходить к православному психологу – стеснялся каяться в рукоблудии и ему подобных вещах. При этом, хотелось каяться обязательно подробно). Мысленно, про себя читал молитву Иисусову все время. Постился и честно воздерживался в половом отношении. При том, что мне было 22 года, а в общежитии жили в основном девушки, воздержание давалось тяжело. В какой-то момент пришло уже знакомое ощущение – надо бросать учебу и в Лите. Чтобы на этот раз поступать уже в православный вуз – на священника.

Родители, особенно отец, опять были против. К тому же, когда я уже практически бросил Лит (уехал в Саров и намеревался вернуться только, чтобы забрать документы), в один из вечеров у меня неожиданно случился спонтанный секс с незнакомой девушкой из интернета. Я воспринял это как знак, что в священники мне рано. И, как со мной уже бывало раньше, когда было ощущение, что религиозность мешает «нормальной жизни» – стал лечиться от этой самой религиозности. То есть, просто заставлял себя не молиться. До того момента я мысленно молился все время, а тут заставлял себя мысленно молчать, не произносить про себя никаких слов. Начал пробовать буддистскую медитацию, которую осваивал по книжкам Ошо. В конце концов практически перестал молиться совсем. Разрешил себе курить, выпивать и периодически мастурбировать, что помогло легче переносить условия студенческого общежития. Литинститут в итоге не бросил.


С: Как справлялся со страхами на экзаменах, если не молился?


Я: Молчал. В смысле, просто концентрировал внимание на мысленном молчании, прятался в него как в домик. Когда накатывал страх, просто лихорадочно молчал про себя, так же, как раньше лихорадочно мысленно тараторил короткую молитву. По принципу, что бы ни случилось – молчи! Пусть хоть десять раз описаешься и двадцать раз обкончаешься – молчи! Что бы ни случилось, ты не виноват, ты просто плывешь как листок по реке жизни, ты не можешь никуда убежать от происходящего, точнее, вот, убежав от всего, отказавшись ото всех соревнований и самоутверждений, ты оказался вот здесь, перед этим жизненным шагом, и это, как бы, не ты пришел к этой ситуации и что-то от нее хочешь, а это ситуация пришла к тебе и что-то хочет от тебя, а ты просто на нее реагируешь и озабочен только тем, чтобы мысленно молчать.


С: Как молчать? Ты что, на экзаменах не отвечал разве?


Я: Речь о мысленном молчании. Примерно как монахи могу вести беседу и мысленно повторять молитву Иисусову, либо кто-то может в какой-то жизненной ситуации мысленно повторять формулу аутотренинга. А тут вместо молитвы и слов аутотренинга – молчание. Домик, куда можно убегать вниманием в состоянии ужаса, дело, которое остается, когда не понятно, что еще делать, и сделать ничего нельзя.


С: Давай, уже про мое появление.


Я: Ну и вот. Где-то в этот период мне попалась книжка Нила Дональда Уолша «Беседа с Богом». И я решил написать свою собственную беседу с Богом… Где-то на 70-й странице стало окончательно ясно, что Бог не может совершить чудо, не может предсказать будущее, не знает ничего, чего не знаю я, в общем, что я беседую не с Богом, а просто с неким мысленным собеседником. Я его так и назвал – Собеседник.


С: Почему не знает ничего, чего не знаешь ты? Я знаю, что ада нет.


Я: Думаю, это мое собственное глубинное знание.


С: Расскажи, кстати, в чем фишка с этим «ада нет»?


Я: Может, проще показать?


С: Ну покажи.


…


Я: Слушай, а если ты не Бог и не мой мысленный собеседник, а самый настоящий бес?


С: Ну да. Я всегда это тебе говорил. Будешь со мной разговаривать – попадешь в ад.


Я: Я не верю. Ада нет. То есть, может, и есть там какой-то ад, но это не такой адский ад, из которого совсем не будет избавления.


…


Я: Вот примерно такой диалог состоялся у меня с тобой много лет назад. И потом, если я хотел совершить желанный, но сомнительный, с точки зрения безопасности, поступок, ты убеждал меня словами, что ада нет и, значит, в принципе, можно делать все, что угодно. Либо, ты, наоборот, как-то нарочито пугал меня адом, а я возражал тебе, что ада нет. Так или иначе, та мысль освободила меня от невротической религиозности. Начиная с какого-то времени, я стал мысленно повторять «ада нет» как мантру.


С: То есть, сейчас в ситуации, аналогичной экзамену, чтобы не накончать в штаны, ты мысленно повторяешь «ада нет»?


Я: Да. Правда, могу и концентрироваться на дыхании или молиться.


С: Давай, сделаем перерыв до завтра. Просто нужно рассказать про концепцию двух адов, а это лучше на свежую голову.


Я: Ок.


***


(На следующий день)


Я: Что-то мне как-то уже и влом рассказывать про эту концепцию двух адов… Тысячу раз уже рассказывал. Видео даже пытался снимать в соцсетях. Нафиг никому не надо! Скучно, говорят! А для себя я и так понимаю.


С: Давай, представим, прям, такого заинтересованного читателя, который, прям, ловит каждое твое слово и хочет разобраться?


Я: Нет такого читателя.


С: Есть все равно какая-то потребность четко и подробно все изложить. Разжевать, пусть даже с занудством и повторами.


Я: Ну концепция двух адов в том, что православный ад есть, а буквального ада нет. То есть, из православного ада тоже будет избавление, и страдания там будут осмысленными и приемлемыми, не перечеркивающими будущее навсегда, не лишающими всей полноты рая и Божественности в будущем. Даже тот, кто находится на дне ада, станет в итоге так же счастлив, как Бог. Даже сатана. Вместо православного ада можно подставить любые «реальные» пугающие обстоятельства – болезнь, инвалидность, нищета, нереализованность, преждевременная смерть, несчастный брак, ошибка в выборе жизненного пути и т.д., и т.п.

То есть, вариант фатальной ошибки не реализуем. Все, что нас не убивает, делает нас сильнее, а нас не убивает ни что. Если я умер – есть жизнь после смерти. Если я духовно умер – попал в ад, есть жизнь и после второй, духовной смерти. И, даже если я стал инвалидом, прожил никчемную жизнь, умер в мучениях, и попал в ад, потом он все равно закончится, и я буду с Богом, и станет очевидно, что мои страдания были наполнены глубочайшим смыслом, любовью ко мне и всему живому, были творчески созидательны, радостны, красивы и необходимы для того, чтобы мне сейчас быть в гармонии и счастье. Рай заложен в аде, как хэппи энд заложен в первой тревожной сцене американского боевика, когда герой впервые сталкивается со злом, которое ему в кульминации предстоит победить. И это предвкушение полноты жизни в вечном будущем можно чувствовать или хотя бы осознавать уже сейчас. «Ада нет» это констатация факта обреченности на абсолютное спасение, выводимой из милосердия Бога и просто даже из моей внутренней природы. Я воспринимаю мир, как все нарастающую радость и могущество, и даже если Бога и вечной жизни нет, моя внутренняя природа их породит… Но можно думать, что трансцендентный Бог дал мне именно такую внутреннюю природу, которая утверждает «ада нет». И это вполне православно, насколько я знаю православную догматику. А мое душевное расстройство, мучения моих навязчивых страхов стали пламенем, которое выжгло все наносное в сознании, вплоть даже да экзотерической религиозности, чтобы обнажить золотой самородок утверждения «ада нет».


С: Есть ощущение, что и еще более четко можно сказать.


Я: Вопрос, будет ли хоть это читабельно…


С: Но ты говорил, что какой-то ад все же есть?


Я: Православный. К нему можно относиться как к потере здоровья или физической смерти – вещь страшная, но страх не абсолютный, не то, чего избегаешь любой ценой. Есть вещи, ради которых можно потерять здоровье и даже жизнь, еще больше вещей ради которых можно РИСКНУТЬ (с той или иной вероятностью благополучного исхода) потерять здоровье и жизнь. Например, курение. Все знают, что оно вредно, но люди идут на это ради каких-то ценных вещей – общения, психологического расслабления, создания собственного образа, социального статуса мужественности и т.д. То же и в отношении ада. Риск попадания туда становится допустим ради какой-то цели. Не нужно больше тратить всю свою энергию на борьбу с грехом, потому что ад – это не что-то абсолютно кошмарное.


С: Возьмем, например, твою любимую мастурбацию…


Я: Ты, хоть, уточни, что имеется ввиду, что любима не мастурбация, а пример с мастурбацией. Потому что на ней действительно все очень наглядно. Если буквально соблюдать полный запрет на мастурбацию, как это предписывает православная мораль, такое воздержание мешает социальной жизни. Например, сложно работать в женском коллективе. Вместо того, чтобы выполнять какую-то работу, все силы будут уходить на борьбу с блудным грехом, ограждение себя от различных помыслов, впечатлений, контроль питания и т.д. и т.п.

Очень сложно будет завязывать отношения с девушкой. Ведь даже самый целомудренный вариант, когда первый секс происходит после свадьбы, по негласной житейской морали, подразумевает, что люди до свадьбы целуются, обжимаются, а потом, приходя домой, фантазируют о сексе друг с другом и мастурбируют. Такое «целомудрие» дается, в общем, легко. Если же мастурбировать нельзя, то проще свести общение с противоположным полом к минимуму и уединенно жить в целибате. А исходя из представления о бесконечном аде, целибат вообще разумнее. Потому что семейное счастье – вещь сомнительная и преходящая, а вот из ада, в который вполне вероятно попасть за рукоблудие, избавления не будет.

Буквальное следование христианскому идеалу половой этики возможно, только если тебя женят лет в 14. Если же ты честно не мастурбировал лет до 20, то жениться, скорее всего, уже не сможешь. И даже не потому, что со здоровьем будет что-то не так. А потому, что у тебя сформируется монашеское сознание, чутко отслеживающее любое эротическое движение психики и пресекающее его на корню.

Сказанное о мастурбации можно отнести и к другим грехам – нарушение поста, гнев, сквернословие, пьянство, курение, общение с сомнительными людьми, чтение сомнительных книг. Например, если ад буквален и бесконечен, то какого-нибудь Ницше (да что Ницше! – Ромео и Джульетту, и добрую половину античной классики!) лучше не читать. Ницше говорит, что Бог умер, Ромео и Джульетта заразительно блудят, а античные классики и вовсе поголовно мужеложники и содомиты. Если ад буквален, то на 90% работ лучше не работать, потому что будешь соприкасаться с человеческой подлостью, участвовать в погоне за наживой, поневоле заражаться всем этим. Если ад буквален, логичнее уйти в монастырь и не заниматься ничем, кроме отражения греховных помыслов.


С: Ну так и уходи в монастырь! Кто сказал, что обязательно жениться, заниматься бизнесом, творчески реализовываться, получать светское образование?


Я: Дело даже не в приоритетности одного образа жизни над другим, а в том, что мое сознание просто не приемлет представление о буквальном аде. Утверждение, что ада нет – это моя природа, как дыхание. Начать думать, что ад есть, так же невозможно, как перестать дышать.


С: Если ада нет, то все дозволено?


Я: Но не все приятно и полезно. Относительный-то ад все же есть. Есть болезни, есть смерть, беды, нищета, нереализованность и все неприятные вещи, как в этой жизни, так и на том свете. И тут уже нужно выбирать, на какой риск ты готов пойти.

Например, у тебя очень важный разговор с очень важным человеком, не важно – личный, или бизнес, – разговор в ресторане, под коньячок, и очевидно, что если ты не будешь выпивать, то разговор не получится. И тут уже выбираешь, что тебе важнее – трезвость или разговор. Выбирая разговор, ты точно знаешь, что навредишь здоровью, выбирая трезвость – вредишь разговору.

То же и с грехами. Плотская любовь до брака – грех, но, если буквального ада нет – можно рискнуть. Возможно, и из отношений ничего не выйдет, а потом еще и в ад попадешь. Но из него все же будет избавление. А может, начнете встречаться, потом женитесь, обвенчаетесь, покаетесь в грехах и то, что началось с блуда, закончится совместным вхождением в рай рука об руку.

К тому же, думаю, и ад бывает разной степени тяжести. Ад за рукоблудие не должен быть равен аду за убийство. Если же ад вечный, то он весь одинаково неприемлем. Ведь, если вдуматься, не важно, вечно гореть в огне, или вечно бродить под дождем по каким-то унылым полям, зная, что кто-то наслаждается в раю. В какой-то момент сама зависть, что кто-то в раю, с Богом, а ты навечно исключен, станет жечь как огонь. То есть, я считаю, что все ады конечные, но одни дольше и тяжелее, другие легче и быстрее исчерпываются. Если же человек был ни плох и ни хорош, то, скорее всего, и на том свете ему будет так же ни плохо и ни хорошо, пока он не достигнет святости. И даже один и тот же грех может быть разной степени тяжести. Например, если женщина спит с оккупантами, чтобы они не убивали ее детей, кто ее за это осудит?


С: Это все – про вечную жизнь, про ад и рай, про Бога – твои фантазии. А по факту ты не знаешь, как оно на самом деле. Может, ты умрешь, и все просто выключится? А слова «я знаю это, потому что это записано в глубине моего сердца», «знаю просто потому, что знаю», мягко говоря, не убедительны.


Я: Почему? Если я вижу перед собой компьютер, я же не доказываю, что он есть. Я его просто вижу. Отсутствие буквального ада, отсутствие возможности прерывания вечного потока любви и радости я тоже вижу. Только каким-то другим зрением.


С: Все равно какой-то четкости нет…


Я: Давай, завтра попробуем еще раз все еще более четко изложить? Сегодня, вроде как, устал уже.


С: Две страницы написал и уже устал? Не рановато? Воды полить еще можешь, но философский потенциал на сегодня исчерпан? Сделай перерыв и еще попиши. Да и не устал ты еще… Писать по две страницы в день – это роскошь, которую ты не можешь себе позволить. Это ты сейчас устал. А представь, работать начнешь? Вообще времени не будет! Или ты собрался полгода не работать, жить за мамин счет и не спеша писать по 2 страницы в день, а в остальное время ходить, мечтать, размышлять, вынашивать и набираться творческий впечатлений? Нет уж! К концу следующей недели надо хотя бы вчерне все закончить… Пока на работу не устроился, надо как можно больше написать. Давай сегодня наколбасим 10 страниц! Да, ты устал думать, да, ты не готов – вот и посмотрим, что будет говориться. Зато будет спонтанное письмо.


Я: Не знаю… не идет. Чего воду-то лить совсем-то уж? Мы взялись писать, потому что есть потребность высказаться. А если потребности нет, зачем из себя вытаскивать?


С: Потому что тебе нужно научиться писать много и быстро. Особенно, если ты собираешься продвигать такой сомнительный жанр как диалог со мной. Если уж писать говно-книгу, то пусть, что это говно, станет ясно уже через месяц, а не года через полтора.


Я: Может еще 2 страницы? Почему десять?


С: Потому что сегодня выходной. Ты весь день дома. Быть весь день дома, зная, что завтра уже придется делать другие дела, и написать всего две страницы – это безответственно.


Я: То есть, типа, такой режим, что по выходным я пишу 10 страниц, а в рабочие дни – две три?


С: Как-то так.


Я: Может писать меньший объем более качественного текста?


С: Я не знаю… А ты считаешь, что нет художественной ценности у наших с тобой этих рассуждений? Механика творческого процесса показана, вроде… Это не ценно? К тому же есть надежда, что если просто себя отпустить и заставить говорить, не думая, текст, текст и текст, то в итоге ты, как за леску, вытащишь за цепочку из слов Рыбу Смысла откуда-то из глубины себя… При этом сказанное будет не от ума, потому что ум устал и отключился, и ты честно не знаешь, что скажешь в следующий момент…


Я: Получается, я так и не научился писать ((( Не нашел за эти годы свою форму, свой жанр, свой режим…


С: Ты был женат, и тебе было не до этого.


Я: Ну ок – 10 страниц, так 10 страниц. Но о чем говорить? Концепцию двух адов, я, вроде, изложил. Насколько понятно и вообще интересно – это было бы ясно, если бы был читатель, но так как читателя нет, то и не понятно, надо больше и четче сказать, или и этого уже лишков.


С: Давай, пока отложим концепцию двух адов.


Я: И что? Продолжим перематывать годы моей жизни до момента, когда я закончил свою предыдущую повесть? Так и не решили, что структурирует мой рассказ – история моей жизни, мои религиозно-философские взгляды?


С: Давай – просто объем. 200 страниц. И посмотрим, что напишется.


Я: Я могу просто зажать одну букву иииииииииииииииииииииииииииииииииииииииииииииииииииииииииииииииииииииииииииииииииииииииииииииииииииииииииииииииииииииииииииииииииииииииииииииииииииииииииииииииииииииииииииииииииииии так проехать все 200 страниц, и сказать, что это такое современное искусство. У Джойса такой возможности не было (не было компа со скроллом) – у меня есть.


С: Нет, давай все-таки оставим требование писать связные предложения.


Я: Просто связные? Не обязательно умные или красивые? То есть можно и усталым писать?


С: Да. Сколько угодно усталым.


Я: Так это я тогда сегодня все 200 страниц допишу!


С: Ну и допиши сегодня, и гора с плеч!


Я: А о чем писать?


С: О чем хочешь.


Я: Но так, чтобы было понятно читателю? Такому даже, который со мной не знаком?


С: Да.


Я: Дорасскажу историю своей жизни до момента обрыва прошлой повести. А там видно. Итак, я начал общаться с вымышленным Собеседником и мысленно повторять «ада нет». Вначале, достаточно долго, еще до концепции двух адов, я понимал «ада нет», как вседозволенность. Полностью прекратил молиться и ходить в храм. Моя «духовная практика» свелась к медитации «просто сидения», мысленному повторянию «ада нет» и диалогам с Собеседником (с тобой, то есть). На пятом курсе Литинститута познакомился с будущей женой. По окончании учебы – женился. Потом родился сын… Через 7 лет развелись. То есть, получается, не так давно развелись…


С: Ты что, не помнишь, родился у тебя сын через год брака или через 2 года?


Я: Через год, вроде… А может, и через два… Женились в октябре… А родился он в мае… Чуть меньше, чем через два года… Получается, жена забеременела где-то летом, чуть меньше, чем через год… Честно сказать, не хочу ни про бывшую жену, ни про сына. Боюсь читательского дурного глаза. Мой развод, в том числе, из-за этой свободы слова случился. Да и писал я уже подробно про свои отношения с женой.


С: Про сына не писал.


Я: И не хочу пока.


С: А почему развелись?


Я: Не хочу рассказывать.


С: Ну расскажи свою историю с момента развода.


Я: Ну так развод был буквально пару месяцев назад… То есть, нужно прям про сегодняшний день рассказывать.


С: Ну и рассказывай!


Я: Рассказывать особо нечего… Работу ищу.


С: С личной жизнью как?


Я: Работы нет, живу с мамой, пишу роман из диалогов не понятно с кем, где в 1000-ный раз рассказываю, как писался в штаны и молился, чтобы не кончить на экзаменах… Какие тут девушки?!


С: Ну есть, ведь, какие-то девушки все равно.


Я: Квартиру куплю – тогда, может… А щас уж как-нибудь так… Сексом последний раз занимался – с женой, почти год назад. Если не считать мастурбацию и пару случаев вирта по скайпу.


С: Расскажи про вирт!


Я: Да что там рассказывать… Не хочу опускаться до таких дешевых способов привлечения внимания.


С: Квартиру на какие деньги покупать собираешься?


Я: Вот издам этот роман и заработаю миллион долларов!


С: А серьезно?


Я: Серьезно. Буду писать такие книги-диалоги до тех пор, пока жанр не выработается и не издадут.


С: А если 10 книг напишешь, а все равно не издадут?


Я: Какой-то выхлоп все равно будет. Исходя из него – буду думать.


С: Может, тебе смириться и попробовать себя в продажах? Либо забить на концепцию двух адов, честно не мастурбировать, вообще жить в нормальном православии, и – как Бог управит? Может, и творчество нормальное, в итоге, вымолишь? А в промежутках между молитвами – просто дышать носом? Просто сидеть и дышать носом еще ни кто не запрещал. Если сидишь не в позе лотоса.


Я: А в позе лотоса – уже грех?


С: Как-то уже сомнительно… Зачем тебе этот лотос? Чтобы что-то сделать со своим умом? А что сделать? Успокоить? Отключить? Мало ли… так успокоишь… что и Бога забудешь!


Я: Насчет позы лотоса – не знаю, но вот в этих диалогах точно применима техника осознания дыхания. То есть, вот я сейчас пишу эту фразу и одновременно наблюдаю за своим дыханием. И дыхание как бы диктует мне, что писать дальше, вообще, что дальше делать – пока диктует писать – пишу, продиктует замолчать – замолчу.


С: Получается, твои взгляды – это православный сатанизм с примесью дзен-буддизма?


Я: Получается, как-то так…


С: Может, на сегодня уже прервешься и попробуешь найти кого-то на сайте знакомств и заняться виртуальным сексом по ватсапу?


Я: Смысл? За творчество, если найти свой жанр и голос, могут деньги заплатить. За виртуальный секс кто что заплатит? Надо сначала встать на ноги, а потом уж женщину искать.


Егор: Давай попробуем поговорить со мной!


Я: Давай с тобой.


Егор: Помолись только сначала.


***


Я: Ну ок – помолился. Теперь сегодня виртуального секса точно не будет (((


Егор: И не надо. Грех это.


Я: Ну так это же допустимый грех. Концепция двух адов, и все такое…


Егор: Прелесть эта твоя концепция двух адов! Прелесть в святоотческом сымсле – бесовская тонкая ложь.


Я: Поясню читателю, что сейчас Собеседник перестал мне отвечать, и я общаюсь совсем уже с собой. Егор это совсем уже я.


***


С: С Егором разговор все равно не получится. Хочешь предложить той девушке вирт-секс и стесняешься писать об этом в публичном тексте? (Параллельно с написанием этого текста Егор переписывается на сайте знакомств) Давай, не стесняйся! Потом, если что, не покажешь никому. Напиши ей!


Я: А 10 страниц?


С: Да она тебе еще 10 раз не ответит, и будешь спокойно писать свои 10 страниц! Либо потом допишешь. Либо, в конце концов, и поменьше напишешь – ничего страшного.


Я: Мне кажется, она уже не хочет со мной сегодня еще раз разговаривать.


С: Предложи еще кому-нибудь.


Я: Никого онлайн нет – все гуляют. Выходной, вечер, погода хорошая. Я один в инете сижу.


***


Егор: Давай, со мной разговаривать.


С: Давай, с тобой.


Егор: Не с тобой, а со мной.


Я: Ок. Вот он я.


Егор: Я это совсем ты, значит, разговаривать со мной – это точно не безумие и не одержимость.


Я: Да, кстати, забыл сказать (тебе, читатель), что священники, к кому я ходил на исповедь, видели в моем Собеседнике форму одержимости бесом. Подозревали, по крайней мере.


Егор: А я – не одержимость.


Я: И что? Зато у тебя не может быть ни мнения, ни позиции, которые ты бы мог мне сообщить, потому что ты совсем уж я. С тобой даже не поспоришь нормально! Будучи мной, ты не можешь ни на чем настаивать против моего мнения. Вот, например, ты точно знаешь, что Собеседник бес?


Егор: Не знаю, но похоже на то.


Я: Ад есть, или ада нет?


Егор: Православный есть.


Я: А буквальный?


Егор: Православный и есть буквальный.


Я: То есть, за онанизм будут вечно жечь в печах?


Егор: Возможно, вечность это не бесконечность, и, возможно, жечь не будут.


Я: То есть, все-таки, буквального ада нет?


Егор: Возможно, утверждение «ада нет» содержит примесь некой истины, но неправильно сформулировано, и поэтому приводит к греховным, безумным поступкам.


Я: Собрался всю оставшуюся жизнь прожить в целибате? Получается, зря я разводился? И сына будем стращать, что онанизм – это грех? Монаха воспитывать? Раз в месяц звонить жене и спрашивать: «Как он там? Не рукоблудствует?!»


Егор: Я не знаю… Но утверждение «ада нет» сомнительно, приводит к сомнительным поступкам, и сам Собеседник тоже сомнителен…


Я: Мастурбация, желание секса и денег – это сомнительные поступки?


Егор: Может, это и естественно, но само естество греховно.


Я: Да откуда ты знаешь, что мы с тобой просто не сошли с ума на почве религии и не лишаем себя на ровном месте простых радостей жизни?


Егор: Религия – не безумие, а форма мышления.


Я: Но зачем нам такая уж, прям, честная и буквальная религия? Можно молиться Богу в свое удовольствие, можно даже и попоститься, и пожить годик в воздержании, почувствовать себя чистым и духовным, подняться над плотью… Но глупо бояться вздохнуть! Глупо бояться, что если я сейчас подрочу, то меня утащат черти! Глупо 35-летнему мужику с высшим образованием, привлекательной внешностью и нормальной потенцией после развода навсегда уйти в целибат! Или предлагаешь совмещать активный поиск девушки с полным половым воздержанием? Получается, развод был кошмарной ошибкой? Я просто был обманут бесом, наломал дров, сломал жизнь себе и бывшей жене? Может, нам тогда обратно сойтись? Она сейчас одна, вроде, и у нее тоже чувства ко мне сохранились… Ребенок точно будет рад. В конце концов, жизнь с ней, конечно, не сахар, но легче, чем полное воздержание. И, кстати, получается, с бывшей женой мне теперь тоже спать нельзя, пока назад не поженимся?


Егор: Ты прекрасно понимаешь, что я точно так же ничего не знаю, потому что я это ты.


Я: Я сегодня уже один раз мастурбировал. Очень уж сильно секса сейчас не хочется. Воздержание не будет мучительно до конца дня. Поэтому пишется диалог с православным Егором, а не с бесом-Собеседником. А как быть, когда сперма снова накопится, и будут приходить импульсы писать реплики не от имени Егора, а от имени Собеседника? Который, в отличие от Егора, знает, что ада нет? Он, ведь, опять отменит буквальную православность и введет человеческую нормальность и «ада нет». Сейчас он отступил без какой-то духовной борьбы с моей стороны (я не молился, ничего такого – просто дышал носом). Значит, может так же легко вернуться… Я уж не говорю, что этот текст, может, и любопытен, как психологическое явление, но позорище выносить его на люди, да и скучен он, думаю, ужасно…


Егор: Если Собеседник – бес, и Бог снова попустит тебе быть им побежденным, ты тут ничего не сделаешь.


Я: О какой победе ты говоришь? Я не боролся с ним, он сам отступил! И точно так же просто приступит, когда мне снова захочется помастурбировать. И я при этом не буду чувствовать какого-то смятения, тревоги или чего-то такого. Все будет сопровождаться ощущением покоя, безопасности и чистой совести. Когда тебе приходят импульсы к желаемому и легко осуществимому действию, и они не сопряжены с ощущением тревоги и страха, то противостоять им невозможно.


Егор: Можно побеждать насилием, а можно побеждать обманом. Может быть, когда так происходит, бес побеждает тебя обманом?


Я: Ты так говоришь, как будто ты ангел и что-то знаешь, но ты точно так же ни хрена не знаешь, потому что ты это полностью я! Нет у тебя никакого внутреннего видения горних сфер! Потому что его нет у меня.


Егор: Тогда ты не знаешь, и что ада нет.


Я: Я знаю, что мне хочется произносить «ада нет» и что мне спокойно, безопасно и честно, когда я это произношу. Да, бывает сомнительно и муторно, но это бывает и при молитве. Да, точка после слов «Ада нет» все равно содержит в себе вопросительный знак. Но, ведь, и молитва содержит вопросительный знак! «Господи, помилуй» – это не обращение к Богу, Которого я знаю, это на самом деле «А что будет, и будет ли вообще что-нибудь, если я произнесу «Господи, помилуй»? Истинная точка стоит только после бессловесного утверждения «вдох-выдох».


Егор: Но со мной тебе спокойней и честнее, чем с Собеседником. Просто ты боишься не выдержать воздержания. Боишься, что Собеседник придет и разрушит карточный домик нашей с тобой православности. Боишься изуродовать нездоровым примером психику сыну, боишься иметь проблемы с работой из-за чрезмерной неотмирности…


С: Повторяй «ада нет» 30 минут. И ясность придет.


Я: И кого мне слушать?


С: Заметь, это и Егор сейчас спрашивает, потому что он это абсолютный ты. Так что отвечу вам обоим – слушай меня.


Егор: Слушай меня!


Я: Ты только что спрашивал, кого тебе слушать, а сейчас так уверенно предлагаешь слушать тебя?


Егор: Я же не говорю, что это правильно. Я лишь предлагаю.


Я: Текст вообще не читабельный получается!


Егор: Потом перечитаем и поясним, где надо.


Я: Ничего, что ты про нас говоришь «мы», если твоя я это и мое я?


Егор: Ну есть же ощущение «мы» интуитивное. Просто это тот случай, когда мы=я=ты.


Я: Написали сегодня уже почти 7 страниц. Пришли к ощущению логической завершенности и какому-то внутреннему промежуточному мини-катарсису. Может, на этом, на сегодня, закончим?


Егор: Ок. Сегодня до конца дня не повторяй «ада нет» и не молись, а только дыши носом. А перед сном – помолись как следует. Ну и вообще – будь до конца дня православен, не мастурбируй сегодня больше.


Я: Ну а если придет свободный и однозначный импульс помастурбировать, или поговорить с Собеседником, или поповторять «ада нет», и этот импульс будет сопровождаться ощущением безопасности, то как я смогу устоять?


Егор: Тогда не устоишь.


Я: Ну а если я просто дышу и отстраненно наблюдаю, что со мной происходит, и происходишь то ты, то «ада нет», то Собеседник? Где же тут нормальная христианская борьба? Получается, и победа над грехом, и падение это то, что просто происходит, а я лишь наблюдатель.


Егор: Может, тут нет противоречия, как нет его между мной и тобой? Ты и я противопоставлены, но одновременно мы одно. Может, ты одновременно и наблюдаешь и действуешь, одновременно субъект и объект? Одновременно обладаешь свободой выбора и претерпеваешь некий процесс из единственных детерминированных мини-событий. И в том измерении, где у тебя выбор, борьба и свобода, ты получаешь вознаграждение или наказание, там же, где все детерминировано, просто претерпеваешь и плывешь в потоке Жизни.


Я: То есть, мне не идти в продажи, а идти в церковные сторожа? Ну, или в какие-нибудь пресс-секретари, корреспонденты, или аналитики, потому что продажи – это что-то инфернальное, и у человека, регулярно молящегося, живущего в воздержании и верящего в буквальный ад, они просто не будут получаться? Например, выполнять мне или нет тестовое задание, которое мне выслали после моего последнего собеседования? Завтра воскресенье. Мне в храм идти? Если сейчас девчонка позвонит, трубку не брать? Взять и вежливо ее отшить? Она, кстати, не отвечает мне на мои сообщения. Сама вежливо отшивает, походу. Нахрена было говорить, что, может, еще позвоню?! Обидно! Лживая вежливость при отказе порой ранит больше прямой грубости.


Егор: Я не могу сейчас ответить на все твои вопросы. Давай, сделаем перерыв. Дыши носом, и пусть в голову приходит то, что приходит.


Я: А если я сейчас «ада нет» начну повторять? Если я напишу «ада нет»? Вот я дышу носом, и мне приходит импульс написать «ада нет»… Ада нет. Ада нет. Ада нет.


Егор: Ну ты же не знаешь, насколько это правильно…


Я: Ада нет. Вдох-выдох. Вдох-выдох. Вдох-выдох. Вдох-выдох… А… вдох-выдох… д… вдох-выдох… а… вдох-выдох… н… вдох-выдох… е… вдох-выдох… т… Ада нет, ада нет, ада нет, ада нет, ада нет, ада нет, ада нет, ада нет, ада нет…


С: Вот и молодец! И перерыв на этом.


***


Егор: Я не знаю, есть ад или нет ада. Не знаю, верно ли утверждение «ада нет». Даже если я буду ставить после «ада нет» точку, будет подразумеваться вопрос. «Ада нет» будет значить «Ведь ада же нет же?». При этом я знаю, что я это ты. И знаю, что Бог есть и православие истинно.


Я: Тут врешь! Про православие я не знаю, а значит, и ты не знаешь.


Егор: Я знаю, что путь буквального православия – самый спокойный путь, с самой чистой совестью.


Я: И, кстати, когда ты говоришь «я не знаю, что ада нет», это на самом деле тоже вопрос «я ведь не знаю, что ада нет?»


***


С: Изложи свои сомнения мне.


Я: Ты знаешь, что ада нет?


С: Я знаю.


Я: А я не знаю! И ты это свое знание мне в голову не переложишь!


С: Ты знаешь, что хочешь, чтобы ада не было. Чтобы было так, что, даже если окажется, что утверждение «ада нет» ошибочно, тебя бы на том свете наказали, но потом простили. Если же не простят, будешь повторять «ада нет» назло. Бог, который не прощает, не Бог.


Я: И что ты предлагаешь?


С: Проведи следующую медитацию – выпей чайник хорошего крепкого чая, повторяя мысленно «ада нет», и возвращайся.


Егор: Я сомневаюсь…


С: Считаешь, что буквальный ад есть? Что возможна ситуация, когда страдания не прекратятся?


Егор: Может, возможна ситуация, когда страдания продолжат быть страданиями по метафизическому смыслу, но перестанут быть таковыми по ощущению.


С: Кого колышет метафизический смысл? Важны лишь ощущения!


Егор: Ок. Ада нет.


С: Ты это знаешь?


Егор: Получается, что да. Я не знаю, как оно на самом деле, но знаю, что для меня приемлемо, только если это так. Бог, который будет убеждать меня в том, что есть буквальный бесконечный ад, это не Бог.


С: Теперь иди пей чай и повторяй ада нет.


Егор: Объяснить как-то читателю, почему реплики от "Я" заменились репликами от "Егор"?


С: Ну это очевидно. Я и Егор – разные подписи одного человека. Егор перешел от подписи Я к подписи Егор, потому что под этой подписью у него выражались какие-то сомнения насчет меня. То есть, с одной стороны, ясно, что Я ни чем не отличается от Егора, с другой стороны, Егор, подписанный Егором спорил с Егором, подписанным Я, выражая более осторожную и радикально-православную позицию. И чтобы окончательно эти сомнения довыразить, ты задал вопросы мне от имени Егор, а не от имени Я. Хотя ясно, что это один человек. И Егор не православнее Я.


Егор: Но ведь и ты всего лишь еще одна из форм моей подписи? Или хочешь сказать, ты отдельное от меня существо?


С: Я твой персонаж. Когда ты пишешь реплики от моего имени, ты как бы абстрагируешься от своего я. Я портрет Собеседника, написанный тобой. Егор – портрет тебя, написанный тобой. «Я:» – тоже портрет тебя, написанный тобой же, но с другого ракурса.


Егор: Речь же о словесных портретах. Какие тут ракурсы?


С: Это образное выражение. Не думаю, что интересно тут, прям, разжевывать, что оно значит.


Я: Ладно, пойду попью чаю и поповторяю «ада нет»…


Егор: Нет, ад все-таки есть.


С: Буквальные бесконечные страдания?


Егор: Буквальных бесконечных страданий нет, но есть место, которого надо избегать как буквальных бесконечных страданий.


С: Все равно это не ад!


Егор: Ну ок. Ада нет. Но если я не хочу пить чай?


С: Просто полчаса сиди и повторяй мысленно «ада нет». Чай при этом можешь не пить.


***


(Примерно через час)


Я: Ну поповторял.


С: Тебе нужно найти такую форму творчества, которая была бы совместима с работой.


Я: Может, просто писать после работы и по выходным?


С: Если мы хотим, чтобы нас издали, можно не дописывать до 200 страниц, а разослать по издательствам уже то, что есть, со словами, что это может быть дописано до любого требуемого объема.


Я: То есть, мне сказать нечего, хочу просто, чтобы издали и заплатили, и готов лить воду?


С: Давай, ты устроишься в продажи и всю жизнь будешь зарабатывать продажами, а писать будешь по остаточному принципу?


Я: То есть, вообще не писать?


С: Ну давай, напишем честно 100 страниц, а потом будем искать работу?


Я: Надо 200 страниц. Получается, мне еще месяц дом сидеть?


С: Давай, ты устроишься в продажи, будешь писать по остаточному принципу и будешь готов к тому, что тебя никогда не издадут, и что ты творчески так и не реализуешься? И эту книгу будешь дописывать до честных 100 страниц, уже работая в продажах?


Я: Может, правда не дописывать до конца, а рассылать неоконченную? Все равно, ведь, ни в одном издательстве до конца не дочитают!


С: Чтобы написать синопсис, тебе нужно понять, что это будет, а чтобы понять, что это будет, нужно дописать.


Я: Получается, я это допишу уже после того, как устроюсь на работу? Уже месяц где-то работая в продажах? А то и через дольше? Но, ведь, уже сейчас очевидно, что выходит ерунда!


С: Выбора нет. Работать надо. А рассылать везде сомнительный неоконченный формат – это ну совсем уж глухой номер. Формат сомнительный. Но пусть, хоть, будет оконченный. А к оконченному произведение уже добавишь слова, что за пару месяцев еще 200 страниц в таком же духе могу написать, о чем скажете.


Я: И о чем я буду писать 200 страниц? Я уже 1000 раз спрашивал, но вот снова возник вопрос. Историю своей жизни я перемотал до сегодняшнего дня, остановившись подробно только на самых неприглядных моментах.


Егор: Давай, ты посвятишь свою жизнь служению Богу? И тогда можно начать жить уже сегодня. А не когда издадут. Даже если никогда не издадут…


С: Давай, просто напишем еще 5 страниц, что бы там ни написалось, а потом будешь делать свои дела?


Я: Это можно. Это мне понятно. Итак, дописываем до 200 страниц?


С: Ну да.


Я: Только в туалет схожу.


С: Конечно, сходи.


***


(через пару минут)


С: Ну что, погнали?


Я: Это 23-я страница (в ворде). Сегодня надо дописать до конца 27-й.


С: Давай еще 7 страниц?


Я: Тогда до конца 29-й.


С: До конца 30-й, чтобы до круглого.


Я: Получается, 8 страниц за день. Ок.


С: Пишем.


Я: Пишем-пишем.


С: По-сути, это медитация – дышишь носом и нанизываешь текст. Только не по времени, а по объему. Строчка за строчкой.


Я: Самоповторы, самоповторы, самоповторы. Графомания… Скука!


С: На то она и медитация! Медитации – это всегда одновременно и одно и то же, и новое.


Я: Создаем новую религию – медитативный диалогизм?


С: Это будет мини-течение внутри православия.


Я: Егорианская ересь. Число последователей – 1 человек. То есть, я сам.


С: Реально вообще не знаю, что говорить… Обо всем уже сказали… Историю свою ты рассказывал… Мысли о жизни? Тоже, вроде, рассказывал…


Егор: Давай со мной поговорим?


Я: Мне все равно. Главное, чтобы текст интересный получался.


С: Давай, ты будешь описывать текущие дни. Например, что ты делал вчера?


Я: Написал 7 страниц этого текста.


С: Там у тебя вчера, вроде, речь шла о виртуальном сексе с девушкой с сайта знакомств… Получилось в итоге?


Я: Нет. Но, может, и к лучшему. Так просто поболтали.


С: Девушка не особо понравилась?


Я: Да, ничего особенного. Не красавица и, по разговору, посредственность.


С: А ты красавец и оригинал?


Я: Я необычный. Ну и не урод.


С: Не факт, что твоя необычность в плюс.


Я: Она и в плюс, и в минус. Насчет же той девушки – девушка с таким уровнем внешней привлекательности, как у нее, либо должна меня сильно заинтересовать как человек, либо годится только для разового секса на безрыбье.


С: Не очень православно рассуждаешь.


Я: Вот такая вот я противоречивая личность.


С: А виртуальный секс почему не получился, если она годится?


Я: Она просто вечером уже не в онлайне была. Утром мы с ней познакомились на сайте, поболтали по ватсапу, а вечером, когда я дозрел решимостью до вирта, связаться уже не удалось…


Егор: Давай со мной поговорим!


Я: Ок.


Егор: Вдруг, Собеседник это все-таки бес?


Я: Что ты предлагаешь?


Егор: Разговаривать со мной, а не с ним.


Я: Ты же сам признаешь, что ада нет. А если это так, то можно разговаривать с Собеседником.


Егор: Вдруг, это тот все-таки случай, когда мысль с виду логична, но в ней есть какой-то бесовский подвох?


Я: И на самом деле бесконечный бессмысленный кошмарный ад есть?


Егор: Может, и в таких риторических вопросах есть подвох? Религия выше ума. Вера выше ума. Есть вещи непостижимые. А концепция двух адов, при всей стройности – попытка подогнать Бога под механическую простую систему, чтобы выговорить себе разрешение на онанизм.


Я: Что ты предлагаешь?


Егор: Дышать носом. До тех пор, пока желание писать реплики от Собеседника и повторять «ада нет» не пройдет, и не возникнет желание писать реплики от Егора и молиться.


Я: Как я устал!!! Вот и как тут искать работу, когда такие тараканы в голове?! Как строить личную жизнь?!…


С: Давай, я попробую поговорить…


Егор: Нет, я попробую поговорить! Вот смотри… Ты запутался. У тебя проблемы с творчеством, с работой, развалилась семья… Как дальше жить не понятно… Возможно, одержим бесом… Но и это тоже не факт… А самое главное – как этому противостоять, тоже не понятно… Предлагаю универсальный христианский рецепт – исповедь и причастие. И не один раз, а много. Год регулярных исповедей и причастий!


С: Слушай, а может просто пойдешь в продажи, и хрен с ним, с творчеством? Не будешь ни где публиковаться и даже рассылать, и пытаться, а попробуешь стать обычным продавцом? Чтобы з.п. тыщ 150 руб.? И все? И по фигу?


Егор: А мне кажется, тебе вообще в продажи не надо. Не твое это.


Я: А что мое?


С: Он не знает.


Я: А ты знаешь?


С: Предлагаю попробовать продажи. А сейчас дорасскажи про виртуальный секс. Как ты хотел сделать?


Я: Я хотел с ней созвониться, типа еще раз просто поболтать, а сам снять трусы и, когда включится видео-звонок, уже сидеть перед камерой без трусов. При этом, можно было камеру сначала только на лицо навести, и остаться в майке, чтобы было не видно, что я без трусов. То есть, типа просто жарко, и я дома в майке, и ничего такого… И так разговаривать с ней, как ни в чем не бывало. А потом просто, как бы невзначай, телефон установить так, чтобы стало видно, что я без трусов. И продолжать говорить о каких-то невинных вещах, как если бы ничего не произошло… И посмотреть реакцию.


С: Возможно, просто бы отключилась.


Я: Может, и так. В любом случае, она вечером уже не вышла в онлайн. Точнее потом вышла, когда у меня уже мама пришла, и разговаривать было неудобно. Особенно без трусов. Мы с ней по смс договорились в другой раз созвониться. Но, вероятно, другого раза не будет. Сегодня мама дома весь день. А для серьезного общения, а не для таких приколов, эта девушка не подходит. По крайней мере, интереса не возникло. Да я и, в принципе, сейчас больше нацелен на приколы, чем на серьезное общение. Сейчас, например, целенаправленно ищу на сайте знакомств тетку между 35 и 40 с большими сиськами. Хочу кудрявую тетку с по-настоящему большими сиськами, чтобы драть ее раком, и сиськи чтобы ходуном ходили, болтались вперед-назад, как сетки с арбузами… И чтобы орала басом…


С: Оригинальное желание.


Я: Как говорил Михалков по поводу наличия у себя фарфорового завода и того, как наличие собственного завода и миллионов сочетается с духовностью и православностью – «Не наказуемо!». Ну вот и теток с большими сиськами драть – тоже не наказуемо.

Грех, конечно, теоретически. Но ада же нет. Может, я женюсь на этой тетке потом… Ну и да, примечательно, что тетку такую я увидал сегодня по дороге из храма. Сегодня воскресенье, и я ездил в храм. Опоздал, правда, пришел к концу… Но при причастии поприсутствовать успел. Свечки поставил, помолился за близких. Погрустил о потерянной семье. Поностальгировал, как мы с женой вместе в храм ходили, молились, верили… А на обратном пути из храма мне навстречу попалась кудрявая сочная тетка лет 38, с большими сиськами, в тонкой желтой маечке, такой, что в принципе, сиськи напоказ… Она куда-то торопилась… В парк, вроде бы… Может, у нее там встреча какая-нибудь с друзьями – шашлык выходного дня, или пробежка, или еще какие-то дела… В общем, я, конечно, к ней подходить знакомиться не стал. Тем более, что после храма только. Да и много таких теток в Москве. Конкретно эту упустить не страшно… Но подумал, а хорошо, вот, такую тетку драть раком! Чтобы сиськи тряслись, и чтобы орала скотским басом… Ну или, наоборот, чтоб пищала тонюсеньки голоском – жопа толстая, вымя ходуном ходит, а голосок как у цветочной феи – ах-ах-ах!, ой-ой-ой!, ой, какой кошмар!, ой, что же ты, черт проклятый, со мной делаешь!…


С: Сам с собой, что ли виртуальным сексом решил заняться?


Я: Просто набираю объем до 30-й страницы. О чем писать не скучно.


С: И это такие мысли после храма у тебя?


Я: Ну я же ПОСЛЕ ХРАМА сиськи увидал! Увидал бы в храме, может, и в храме бы такие мысли появились. Я же живой человек!


С: Ну а высокое-то что-то, хоть, почувствовал?


Я: Вот нагуляюсь, найду себе девушку, женюсь, обвенчаюсь, и будет высокое.


С: А если умрешь раньше?


Я: Тогда вся надежда на то, что буквального ада нет.


С: А целибат тебя чем не устраивает?


Я: Меня не устраивает не целибат как таковой, а целибат, основанный на страхе буквального ада. Целибат же, как способ очищения души, при том, что я все-таки не считаю, что за онанизм или секс до брака будут бесконечные мучения, вполне приемлем. Я даже хочу к этому придти через какое-то время. Исповеди, причастия, целибат – то, к чему я хочу придти. Может даже перестать повторять «ада нет», или как-то ограничить себя в этом. В общем, примерно, как Егор говорит.


С: А ты не Егор?


Я: Ну, значит, примерно как я говорю. Когда начинаю бояться разговаривать с тобой и вместо тебя разговариваю с собой, высказывая самому себе свои собственные сомнения насчет тебя от имени Егора.


С: Давай еще небольшой перерыв. Проверь, не написали ли тебе на сайте знакомств сисястые тетки!


Я: Ок.


***


(через полчаса)


Я: Все! Надоело! На этих сайтах залипаешь только.


С: Ели ты хочешь жить в чистоте, без цинизма, можно жить в чистоте. Если даже ада нет, это еще не значит, что нужно рассуждать об отношениях на языке «теток» и «сисек». Сегодня, тем более, в храме был. Давай уже на сегодня все «знакомства» приостановим. И закончим день православно.


Я: Мне еще презентацию надо сделать. Тестовое задание мне прислали после последнего собеседования по поводу работы.


С: Может, завтра?


Я: Завтра я ее сделаю часам к 12, а то и позже. Будет ясно, что только начал делать в последний день.


С: Ну и ладно! Тебе с текстом надо разобраться сначала.


Я: То есть, все-таки не ищем работу, пока не допишем?


С: Я не знаю. Сейчас какое-то ощущение, что этот текст – нечто, что требует твоей полной отдачи.


Я: Авторский лист – это сколько?


С: Ну один авторский лист ты уже накатал.


Я: Давай остановимся на 100 страницах и попробуем разослать по издательствам?


С: В «Эксмо» требование – 7 авторских листов. Можно ориентироваться на него. Это примерно 200 страниц.


Я: То есть, не ищу работу, пока не допишу 200 страниц? Получается, еще дней 20, минимум? А то и вовсе месяц?


С: Нет, ищи. Мы же решили, что ты идешь в продажи. Была же у тебя концепция сочетания работы и творчества – творчество, как драйвер работы, а работа, как драйвер творчества. Давай из нее и исходить.


Я: И как это сделать?


С: Пиши про то, как работаешь, а на работе рассказывай про то, что пишешь. И работу ищи такую, про которую писать интересно.


Я: Я уже пробовал так на последней работе – писал в соцсетях блог из наших с тобой диалогов на полторы страницы, в которых описывал, что происходит со мной на работе, как я испытываю дискомфорт, несвободу, страх перед начальством и заданиями. В итоге просто уволили. В последние недели работы просто перестал что-то писать. Пришел к тому, что на рабочем месте мне писать неудобно, а после работы уже слишком уставал. Максимум, что-то писал по выходным. Но это было не серьезно.


С: Давай, целью этого текста поставим не литературный успех, а чтобы у тебя была хорошая работа? С которой бы тебя не увольняли? Которая бы у тебя получалась? Была бы хорошо оплачиваема, не тошнотворна и совместима с творчеством? Так, чтобы можно было что-то писать, расслылать по издательствам, ждать отзывов? Чтобы это не мешало, а помогало основной работе? В общем, чтобы к моменту, когда ты поставишь точку в последнем предложении, у тебя была работа мечты, в той или иной её форме?


Я: Идея хорошая. Но как это сделать? И как мне быть с конкретной презентацией, которую нужно сделать к завтрашнему дню?


С: Думаю, этот шанс нужно просто упустить. Ты не готов сейчас выходить на работу.


Я: А жрать я сейчас готов?


С: 2-3 дня погоды не сделают. Хедхантер никуда не денется. Тебе, посредством написания этого текста, нужно разогнать какой-то внутренний механизм, который потом сообщит тебе необходимый импульс для выхода на работу и удерживания на ней.


Я: То есть, это будет текст про поиск работы? Про деньги? Не про секс, не про любовь, не про духовные смыслы – про деньги?


С: Про деньги и творчество, их конфликт и гармонизацию, про работу мечты.


Я: И это структурирует текст? То есть, понятно теперь, до чего дописываться? Но раньше двухсот страниц это наступить не может, потому что таковы требования по объему в издательствах?


С: Что-то вроде того.


Я: Смотри – катарсис на сегодня есть. Может, закончим? Или, прям, обязательно до 30-й страницы?


С: А сколько уже сегодня написали?


Я: Где-то 6 страниц. Чуть меньше.


С: Ну ок. Давай закончим, чтобы переутомления не было.


Диалог 2


(На следующий день)


С: Выпей две чашки чая, не спеша, молча, в качестве медитации. И начнем.


Я: Это минут на 30 медитация. Не хочу. Меня уже совесть мучает, что я и не пишу, и работу не ищу, а дурью маюсь. Даже не занимаюсь духовными практиками! Только что целый час сидел на сайте знакомств и отсеивал баб по принципу, чтобы была фотка с большими сиськами. Утро писателя называется! Час целый! Вместо творчества и поиска работы!


С: Личная жизнь – тоже важно.


Я: Вчера одну спросил, какой у нее размер груди, а она в ответ спросила, какой у меня размер члена. Я ей полу в шутку предложил фото члена прислать. Она сказала «шли». Но я сам же застеснялся. Кто ее знает, может там мужик-извращенец, вообще, на другом конце провода? Сегодня хочу с ней попробовать по видеозвонку созвониться. Может, так прям, по видео член ей покажу…


С: К чему ты это рассказываешь?


Я: Ну писатель же должен быть порочным и с яркой личной жизнью…


С: Яркость на уровне 10-классника! И вообще, истинная яркость – в духовности.


Я: Если говорить о духовности, то я вчера той тетеньке фото члена не прислал еще и потому, что я вчера ходил в храм, а она замужем и как-то уж совсем – утром сходить в храм, а вечером рассылать замужним женщинам фото члена.


С: Духовен, нечего сказать! А сегодня в храм не ходил, так можно и по вебкамере член показать?


Я: Как пойдет… Не переживай – я еще приду к воздержанию. Если не навсегда, то надолго. Если только раньше женщина не появится. Но пока хочу пожить в свободе… У меня почти год секса не было, в конце концов!


С: Давай, уж лучше про работу.


Я: Да, я тоже хотел, как раз, спросить. Получается, я не стал делать тестовое задание, которое мне выслали после собеседования. Еще, в принципе не поздно. Если сегодня до обеда сделать и выслать…


С: Нет, забей. И даже если позвонят – откажись.


Я: А когда искать-то буду? И какую работу искать?


Егор: Давай со мной поговорим? Дело не в том даже, что я как-то более православен, чем ты. Я не против рассылания фоток члена, в принципе. Просто разговаривать со мной – более нормально. Собеседник это все равно что-то вроде переписки с вымышленным Богом. Полная трезвость ума – это, все-таки, не переписка с Собеседником, а переписка со мной. Ты начинал с диалогов с Богом, а потом понял, что, как это ни грустно, Бог, за которого ты пишешь реплики – это вымышленный персонаж, который всемогущ только в мире твоих фантазий. И для удобства, чтобы не пыжиться, оправдываясь, почему не можешь совершить чуда или предсказать будущее, перешел от разговоров с Богом к разговорам с просто Собеседником…

Но, на самом деле, и Собеседник – это тоже фантастический персонаж! Точно так же, якобы, что-то знает, чего не знаешь ты, обладает какой-то большей свободой… Как будто ты входишь в какое-то измененное состояние сознания, когда с ним разговариваешь, или как будто выходишь на контакт с каким-то демоном, который тебя куда-то ведет… По факту же – опять пыжишься и пытаешься сочинять себе могущественного друга.

Не буду прибегать к аргументу, что это, возможно, и правда демон, с которым лучше не общаться, потому что такой аргумент только повысит его привлекательность… Но вот довод, что это просто выдумка, вымысел, сказочный персонаж, в которого ты играешь, а значит, самообман, попытка высосать из пальца какую-то демоничность, мистичность, сверх-знание и сверх-способности (возьмем, для примера, хоть ту же сомнительную «истину» – «ада нет», которую он «знает», а ты не знаешь), – вот этот довод кажется убедительным.

То есть, общение с Собеседником – это не объективное видение реальности, а попытка жить иллюзией, по-сути, форма нетяжелого безумие и, да, в принципе, форма прелести, в духовном смысле. Придумать себе человечка и всерьез верить, что он знает какие-то законы, которых не знаешь ты – опасный самообман. Это в мире фантазий ты Бог. А в реальном мире Бог реальный и законы такие, какие есть, а не какие ты выдумал.


Я: То есть, сегодня той тётеньке член не показываем?


Егор: Можешь и показать. Я щас не о том.


Я: Но, если не правда, что ада нет?…


С: Давай, я поговорю. Ты просто дыши носом, а я буду говорить. Я, значит, боишься, что вымышленный персонаж? Но в чем моя вымышленность? Где нарушение объективности? Я Собеседник… Но, ведь, я правда с тобой беседую! Утверждаю я, что я демон? Нет! Я утверждаю, что ада нет, но ведь и ты не можешь с этим не согласиться. Утверждаю я, что, общаясь со мной, ты входишь в измененное состояние сознания? Тоже, в принципе, нет. Вся измененность – в абстрагировании от своего я. В точности так же, как, когда писатели пишут в романах реплики от вымышленных персонажей – Достоевскому и Толстому нужно было перевоплотиться в своих персонажей на время написания текста, чтобы изречь те глубокие, остроумные, подчас страшные мысли, которые их персонажи изрекают. Но в этом нет безумия. Не факт, что Достоевский смог бы придти к тем же мыслям, которые у него говорят Карамазовы, если бы просто писал публицистическую статью, и не факт, что Толстой смог бы сформулировать то, что у него говорит Пьер Безухов, если бы писал обычный дневник. Со мной то же самое. Где тут безумие? Где необъективность?


Я: Как с работой быть, умник? Презентацию не сделал! Два собеседования впустую!


С: Думаю, тебе, все-таки, надо идти в продажи. Там денег и движухи больше всего. И с документами весь день не надо сидеть.


Я: Смысл тогда эти вакансии было просирать, на которые уже сходил на собеседования?


С: Чтобы пописать этот текст, разобраться во внутреннем мире…


Я: Написал Клавдии (той тётеньке) по поводу созвона.


С: И переживаешь, что это грех? Потому что она замужем? Ну не показывай ей член – просто поболтай. Или вообще откажись. Да она еще, может, не ответит…


Я: Проблема в том, что продажи, как любая другая работа, будут жрать все время. И все силы. И писать уже ничего не получится. Единственный способ – это дописать этот роман, а потом только устроиться, а где-то через полгода увольняться и снова писать.


С: Может, тебе тогда какую-нибудь удаленку поискать? Или полставки? Чтобы писать можно было?


Я: Какую удаленку? Копирайтинг? Там столько же времени тратить придется, а платить будут тысяч 20 в месяц.


С: Может, тогда поискать что-то спокойное? Где когти рвать не надо?


Я: А такое есть?


С: Тогда ищи продажи, но обговори себе строгий восьмичасовой рабочий день, или даже семичасовой.


Я: Четырех-часовой! 4 дня в неделю! Никто такого умника не возьмет… Клавдия ответила. Спросил ее: «Ну что, сегодня созваниваемся?» – она пишет: «Позже». Я спрашиваю: «Во сколько?» – отвечает: «Сообщу»… И сиди теперь как на иголках! В любой момент «сообщит» по смс, что можно ей звонить, и готовь член к показу!


С: Грязь одна – весь этот текст твой!


Я: Не текст такой – жизнь такая.


С: Не жизнь такая – человек такой!


Я: Чего уж такого предосудительного, что я хочу показать женщине член? Тем более, что она хочет посмотреть?


С: Предосудительно заставлять кого-то читать об этом. К тому же предосудительно, что ты этой фигней страдаешь вместо поиска работы, когда твоя пожилая мама каждый день за тебя пашет, кормит тебя, козла, психоанализ тебе оплачивает и еще твоей бывшей жене деньги высылает!


Я: Писательство – в долгосрочной перспективе тоже может стать источником дохода. Я сейчас ПИШУ. Все эти истории с членами книгу скучнее не делают. Касательно же работы – это же основная тема текста!


С: Посмотри, хоть, что там есть, в плане фриланса и полставки на хендхантере!


***


(Через час)


Я: Посмотрел. Отправил резюме мест в 5, где график по 4-6 часов в день, или возможность удаленной работы.


С: Вот и попробуй в такое место устроиться, и как оно у тебя пойдет. Семьи у тебя сейчас нет. А там, может, с писательства какие-то деньги пойдут.


Я: А если не пойдут?


С: Если так будешь рассуждать – точно не пойдут.


Я: Получается, вопрос с работой решен? Искать, чтобы была половина ставки? А может, все-таки искать полную ставку и писать урывками?


С: Нет, ищи половину.


Я: Получается, роман наш на этом и заканчивать можно? Совместимый с творчеством режим найден?


С: Давай опять как вчера – 7 страниц просто набираем текст, о чем напишется.


Я: Значит, заканчиваем на 35-й, потому что это 28-я? (это у меня в ворде, как там в книге будет, если издадут – не знаю).


С: Не переживай – не издадут.


Я: То-то и оно, что не издадут. А время тратим. От работы отъедаем…


С: Издать не издадут, но будет яркое явление в литературном мире. Ты, главное, на нужных людей выйди!


Я: Романтика какая-то у нас с тобой… беспонтовая! Настоящие писатели не такие. Во-первых, настоящие писатели на шее у мамы не сидят. Во-вторых, не имеют комплексов по поводу своей бедности, мешающих им нравиться женщинам. В третьих – пишут нормальную прозу.


С: Дай, я попробую найти тему! Вот ты сидишь, немного на взводе от того, что может в любой момент прийти смс от Клавдии, что, мол, звони и придется ей звонить по видеозвонку в ватсапе и показывать член. Мандражируешь слегка, потому что, все-таки, не каждый день показываешь член незнакомым женщинам. Во-вторых, ты подавлен…

Хотел написать, что ты подавлен тем, что не работаешь, а маешься дурью, тем, что у тебя сильная близорукость, проблемы с внутренним миром и творчеством – какой-то сомнительный Собеседник вместо нормальных текстов, полный ноль в личной жизни… Но вот тебе только что позвонили и пригласили на собеседование. Вроде бы, как раз на одну из тех вакансий, где не надо работать полный день. И сразу стало как-то повеселее. Посмотри, приглашение с адресом на почту не пришло?


***


Я: Нет. Не пришло пока. Но мандраж уже пошел. Писать нормально сегодня, наверное, уже не получится. Надо съездить на собеседование, потом уже писать по итогам. Завтра, может быть. Сказала, более чем подходите, ласковая такая, значит, наверное, говно вакансия. Шарага какая-нибудь с з.п. в 15 тыщь… Пришло, вроде. Звук смс. Или Клавдия пишет. Щас посмотрю…


***


Я: Ну точно, какая-то шарага! Ни сайта, ни описания вакансии, и телефон мобильный указан, а не стационарный. Может, конечно, условия будут подходящие в плане неполного дня. Так чисто для встряски съезжу. Потом напишу, как прошло.


***


(Часа через 4)


Я: Короче, только зря катался! Шарага и есть. Шестидневная неделя, продажи медицинских услуг би ту си. То есть, в каком-то платном медцентре в холле стоять и посетителям все процедуры и анализы впаривать, и те, что нужны и те, что не нужны. Фиксированная ставка – 20 000 руб. Но «потолка нет»! Теоретически, можно и миллиард заработать! В реальности же, хорошо, если тысяч 40 будет выходить… Самое главное, конечно, напрягла шестидневка. На пятидневку переход подразумевается, если «хорошо зарекомендуешь» себя. То есть, читай, никогда. В общем, отказался.


С: Может, и зря. В конце концов, в школе тоже шесть дней учился. А здесь с девяти до двух, как в школе. Успевал бы писать. В школе ты, вон, и домашнее задание делать успевал, и на секцию рукопашного боя ходить, и с собакой по часу в день гулять.


Я: В школе 2 часа в день на дорогу на работу – с работы в метро не уходило.


С: Все равно. Считай, это у тебя была бы школа без всяких секций и домашек. Пусть даже с метро.


Я: Ну что теперь перезванивать, говорить, я передумал, хочу у вас работать? Продажи это, может, и весело… Но, если это нормальные продажи: би ту би, с нормальными деньгами, а не как лох в какой-то платной клинике ненужные анализы впаривать! С необразованными дебилами наравне. Да еще и в бойкости этим дебилам уступать! Сегодня, вон, в «Пятерочке» парень кавказской национальности на кассе стоял… Ну такой бойкий! Убежать просто от него хотелось! Напродовал мне на 60 рублей больше, чем я планировал купить, да еще улыбаться своим шуткам заставил! Теткам такие нравятся. Меня напрягают. Я таким завидую. Сам-то я всегда был унылым говном. С другой стороны, если я даже по сравнению с продавцом из «Пятерочки» унылое говно, как я буду крупные би ту би сделки заключать?


С: Это разные вещи. Ты не унылое говно. Просто ты тактичный. Без агрессивного животного напора. Зато у тебя речь грамотная, лицо интеллигентное. В крупных сделках это, может, важнее даже. Эмоциональный напор хорош при впаривании банки с консервированным горошком в довесок к хлебу и колбасе, а не при би ту би сделках на 500 тысяч рублей.


Я: Вакансию, где были такие сделки, я тоже просрал. Презентацию вчера не сделал. Сделал бы, может, и взяли бы… А в медцентре этом какая-то уж совсем работа для дебилов. Из серии «пусть идет, в переходе листовки раздает».


С: Настоящий мужик не должен бояться никакой работы!


Я: Я уже давно смирился с мыслью, что я не настоящий мужик.


С: Тогда и бабы тебя любить не будут.


Я: Хорош буровить, а?


С: Короче, забей! Просрал и просрал. Устроишься еще. Вакансий менеджеров по продажам – как грязи…


Я: Мы до 35-й страницы хотели писать…


С: Давай, в итоге, решим, как поступишь – неделю или две изо всех сил пишешь и не ищешь, а потом быстро устраиваешься на полную ставку, или пишешь и параллельно ищешь полставки?


Я: На полставки всегда какое-нибудь говно.


С: То есть, тебе, чтобы чувствовать себя человеком, а не хитрецом, который «хорошо устроился» и «сидит на шее», нужно все-таки работать полный день?


Я: Получается, так.


С: Но писать же будет практически невозможно!


Я: Писал же я блог параллельно с работой!


С: В основном, по выходным.


Я: Так или иначе, мне удавалось что-то параллельно с работой писать.


С: Я точно так же не знаю, как правильно – идти тебе на полную ставку или на полставки. Но шесть дней в неделю это как-то жопно… Можно поискать полставки с пятидневкой. Сегодня тебе еще пришло приглашение. Тоже не полный день, вроде. Правда, там такой разнообразный функционал, что не понятно, как они хотят, чтобы человек все это делал за неполный день… Может, конечно, из пальца высосано, а по факту не так много чего надо делать… А может, речь не о неполном дне, а о гибком графике, подразумевающем, наоборот, регулярные переработки… и даже удаленно, дома тебя так могут задергать, что не дай Бог каждому… Если работаешь из дома, то они считают, что могу звонить тебе в любое время, включая поздний вечер, раннее утро и выходные… Но на собеседование съездить можно. Можешь завтра позвонить, договориться. Хотя, там такой функционал, что не факт, что возьмут… Но попробовать можно…


***


(Через час)


Я: Начальница с бывшей работы сдернула по ватсапу с просьбой написать одному мужику и ее представить. Есть же такие люди, которые умудряются тобой руководить, даже после того, как собственноручно тебя уволили! Это вот как?! Я всех своих начальниц боялся и после увольнения. Кто знает, они плохой отзыв, например, дадут, когда будешь на новое место устраиваться, или еще как-то навредят, или не помогут, когда будет очень нужно… Память о тотальной зависимости остается надолго, если не навсегда. Недавно спьяну написал тут неприличное одной из своих бывших начальниц, с одной из прошлых работ… Так до сих пор боюсь, что она меня как-то накажет! Не понятно даже как…


С: А что написал?


Я: Да так, в принципе, ничего особенного. На ты с ней перешел. Написал ей, что моя правая ладонь помнит ее левую грудь…


С: То есть, ладонь помнит, а на ты ты только щас перешел? И то спьяну и в соцсетях?


Я: «Ладонь помнит» это чистый пшик… Был на работе ее день рождения. Вручали подарок. Говорили речь. Мне доверили вручать цветы. И когда она подходила принять эти цветы и целовала меня в щеку (абсолютно официально, она там всех так перецеловала), я как-то машинально вперед ладонь выставил, и она на секунду ей на грудь легла… Случайно вышло. Но я запомнил. Не факт, что она даже это заметила. Об этом-то я ей спьяну и написал, что «моя ладонь помнит твою грудь».


С: Извинился потом?


Я: Да. Но, опять же, письменно. Отправил испуганно-виноватую строчку «Простите, пожалуйста, больше не повторится».


С: А она что?


Я: Молчит.


С: Еще раз напиши!


Я: Может, и напишу… Слушай, у нас уже не повествование, а отрывки бреда…


С: Поток сознания, как у Джойса.


Я: Джойс от имени вымышленных персонажей писал. Даже от имени женщины. И у него все же какой-то сюжет был.


С: И у тебя сюжет – ты ищешь работу. Завтра позвони туда, откуда пришло приглашение, и договорись на послезавтра приехать к ним на собеседование. Выясни там на предмет неполного дня.


Я: Ок. Сделаю так… Еще 4 страницы о чем будем писать? О том, как здорово, что мы решили искать работу на полставки? Или опять об интернет-сиськах каких-нибудь?


С: Снова дыши носом. А я поговорю… Хочешь, можно о Боге порассуждать? Или даже о Высшем Смысле?


Я: Чем Высший Смысл отличается от Бога?


С: Бог это то, про что тебе рассказали, и ты не уверен, правда ли это, и как к этому относиться. Тебе говорят, что это что-то главное и хорошее, но это кто-то внешний говорит. А Высший Смысл это то, что ты прожил сам, то, в чем тебе свободно, что безусловно принимает тебя, то, насчет чего ты не сомневаешься. Бог тоже может стать Высшим Смыслом, после опыта живого общения с Ним.


Я: К чему это?


С: Просто сидишь и дышишь носом, а текст сам пишется… Слушай, а я ведь, и правда, воспринимаюсь тобой не как внутренняя фантазия, а как внешнее существо, которому ты дал понабирать буквы твоей рукой. Как если бы телевизор работал, а ты бы его просто смотрел…

В чем смысл твоей жизни? В конечном итоге, чтобы просто жить, дышать носом и ставить каждую следующую букву на этот лист… Дышать носом и бить пальцами по клавишам – вот смысл твоего существования сейчас. Для чего это? Можно назвать кучу целей, но одновременно оно просто происходит. Для чего ты дышишь? Чтобы получать кислород. Но ты начал дышать намного раньше, чем узнал слово кислород. И не сможешь перестать дышать, решив, например, что кислород получать неправильно, аморально. По крайней мере, покончить с собой, задержав дыхание, точно не получится – потом все равно вдохнешь. В крайнем случае – потеряешь сознание и вдохнешь бессознательно… То же самое и с жизнью – не жить просто нельзя. Покончишь с собой – но там жизнь после смерти. Это поток, из которого не выпрыгнуть! Все, что остается – вечно его претерпевать. Бог не может умереть, закончиться. Может умереть лишь определенное представление о Боге…

Маленький пухлый мальчик во дворе пронзительно кричит своему другу: «Максим! Максим, ты куда? В магазин?»… Пусть у него все будет хорошо! Пусть он вырастет хорошим человеком и проживет насыщенную счастливую жизнь, а потом попадет в рай… Но, в конечном итоге, мы ведь, все туда попадем, все воссоединимся с Богом… Теория обожения…

По восточным религиям – человек это Бог, который ради собственного развлечения забыл, что он Бог, и обречен на долгое вспоминание в течение многих реинкарнаций. Или человек это Бог, который для развлечения уснул кошмарным сном о том, что он человек, живущий в мире, и обречен на то, чтобы постепенно просыпаться и однажды проснуться полностью… По православию же и Бог реален, и человек реален, и мир реален. Бог сотворил мир и человека из ничего, создал их отдельными от Себя, чтобы потом сделать частью Себя или равными Себе, как бы втянуть их в Себя, втворить в Себя обратно… Только не обратно, потому что Он творил их не из Себя, а из ничего. Получается, ничто становится Богом, или его частью…


Я: Лучше бы уж ты про члены и сиськи говорил! В этом мы, хоть, понимаем.


С: Давай, лучше подумаем еще раз, что все-таки значит «ада нет»? Вот есть какая-то световая точка в центре тебя, из которой изливается волнами радость жизни… Вдруг, тьма и страх извне сковывают и сдавливают этот поток, разрушают его, могу разрушить даже твое физическое тело, прервать твою жизнь… Но, на самом деле, и тьма, и страх, и физическое тело, и весь мир – это, всего лишь, тот же самый Поток… Как дым и огонь – одно… Дым не может потушить огонь, передняя часть потока не может остановить заднюю часть потока…


Я: Это не философия, это муть!


С: Ада нет… Что значит ад?


Я: Место, где черти жарят грешников на сковородке.


С: Ад – это прерывание радости навсегда. Как будто точка твоего существа, которая изливает радость и точка, которая эту радость испытывает – две разные точки… Или давай возьмем метафору мочеиспускания и эякуляции. Не зря они были твоими основными невротическими страхами – это очень символичные процессы. Оргазм и мочеиспускание можно сравнить с ощущением радости. Какой-то внутренний свет, какая-то энергия выплескивается из глубины твоего существа, как моча или сперма, но сама эта энергия не есть радость, как сперма, сама по себе, не есть оргазм и моча не есть удовольствие от мочеиспускания. Удовольствие же испытываешь ты от того, что эта энергия из тебя выходит, как будто есть какой-то тонкий душевный сосуд, похожий на сосуд тела, на стенки которого так же давит изнутри световая энергия, как моча давит на мочевой пузырь, а сперма на яйца…


Я: Сперма не особо давит. Это моча копится, пока не лопнешь, а сперма в какой-то момент перестает дальше накапливаться…


С: Это уже детали… И вот, если этот душевный свет выплескивается, то этот перепад от высокого давления изнутри к низкому приятен стенкам душевного светового сосуда твоего существа, как приятно излияние мочи стенкам мочевого пузыря и еще приятнее излияние спермы…


Я: Оргазм – не просто осязательное ощущение.


С: Опять же – детали. Если же световая энергия не выплескивается, то и радости нет, а она как бы давит на сосуд твоего существа изнутри все сильнее, и ты страдаешь, как если не можешь сходить в туалет, или кончить. Ад – это когда световая энергия продолжает генерироваться в твоем Центре, а выплеснуться ей нельзя… Как если бы человеку заткнули мочевой канал, и моча все копилась бы в пузыре, он все сильнее и сильнее хотел бы писать, и при этом мочевой пузырь был бы бесконечно прочным, не мог лопнуть, а только становилось бы все больнее и больнее… Только все это не на физиологическом, а на душевном, психологическом, духовном, в общем, на каком-то том, последнем и главном уровне. И вот это ад.

Но, в отличие от мочевого канала тела, канал излияния радостотворного света из глубин твоего существа заткнуть нельзя. Мыслить это можно, осуществить на практике – нет. Точнее, думаю, тут и в мышлении какая-то логическая ошибка. Понятие ада, по-видимому, содержит в себе логическое противоречие. Мучение должно, по определению, подразумевать приемлемость и конечность. Если я мучаюсь, значит, я внутри этого состояния, значит, оно есть, значит, оно наполнено смыслом и приемлемо, значит, Бог чувствует его вместе со мной, причем Ему не не больно… И нет такого, что Он знает что-то, чего не знаю я, и от чего Ему не больно. Нет, опыт бессилия, ограниченности, незнания так же проживается Им во всей полноте. Просто, парадоксальным образом, для Него одновременно открыт и опыт полноты и всеведения, неуязвимости и всемогущества. Бог не блаженствует в центре ада. Бог мучается в центре ада вместе с сатаной и одновременно блаженствует в центре Себя. Если ты чувствуешь страдание и смятение, то и Бог чувствует это страдание и смятение, и, значит, в нем есть смысл и свет, и, значит, стардание не только приемлемо и осмысленно, но и конечно. Страдание – это тень блаженства, это дым огня блаженства. Страдание – это сигнальный маяк, что, вот, блаженство грядет. Страдания – гром, блаженство – молния. Нет грома без молнии. Все наше бытие – это электрический разряд блаженства. Просто перепады между разными степенями блаженства на низших уровнях сознания могут восприниматься как боль.


Я: Даже я не понимаю толком, что ты говоришь. Это какой-то туманный бред, да еще испачканный мочой и спермой. И этот текст – пик моего творчества! Возможно, лучшее, что я вообще когда-либо напишу! Кто-то пишет «Критику Чистого разума» и «Феноменологию Духа», а кто-то ссытся в штаны и бредит… Очевидно, что я не философ. И, судя по всему, даже и не писатель. Просто сумасшедший. Безобидный. Не тяжелый. Графоман. Ну и проживу умеренно-жалкую жизнь! Не сгину в психбольнице, но и не добьюсь ничего – так, тихо истлею годам к 60. К пенсии.


С: Очередной страх ада. Ада нет. В том числе и такого.


Я: Осталось написать сегодня еще три страницы.


С: Давай, дорассуждаем про «ада нет»? Ад худо-бедно, если не определили, то хоть описали. Но вот что значит «нет»? Что световая энергия из глубины существа все равно выйдет, и это будет ощущаться как радость? И световую энергию не остановить, потому что сосуд существа, сами твердые стенки сосуда, это, на самом деле, та же световая энергия, и ее не остановить, как не остановить свободу фантазии? Нельзя представить вечный ад образно. А значит, его и нет, потому что язык образов ближе к истине, чем язык слов. Сказать ад – можно. Представить – нет. Говорить неправильные вещи можно, представлять нет. Нельзя пережить опыт того, что нельзя представить. Если что-то нельзя представить, то для этого просто нет органа восприятия. Не только в этой психике, но и в неуничтожимой, вечной психике души и духа.


Я: В чем разница между психикой, душой и духом?


С: Психика – это понятно что. Душа это более тонкий, полупрозрачный, не видимый смертному глазу, эвфемерный, голубоватого цвета Егор, который вылетит из моего тела, когда я умру. А дух это какой-то сгусток света, опять же голубоватого, уже не имеющий форму моего тела, а скорее просто сгустка пламени, умещающегося в грудной клетке моей души, в области сердца, и относящийся к душе примерно так же, как душа к телу.


Я: Это и есть мои философские глубины! Печально, но факт. Вот, во что превращается внутренний мир, если его годами не вытаскивать на свет разума! Причем, у большинства людей все еще хуже. Не понятно, как они умудряются социально функционировать эффективнее меня, если у них в голове каша, похуже моей?


С: Хоть ты устал и уже буровишь невесть что (ведь это ты сочиняешь мои реплики и, получается, когда я буровлю, это, на самом деле, ты буровишь), предлагаю все-таки дописать до 35 страницы. И посмотреть, что будет… Кстати, я могу быть и вполне православным… Не утверждать, что ада нет, а призывать тебя только молиться и дышать носом… Ну и смирение, пост, полове воздержание… Могу так себя вести, пока ты этого хочешь, и даже какое-то время, когда не хочешь. И только, когда уж совсем сильно не захочешь – подчинюсь. Чтобы световая энергия вылилась.


Я: Давай, остановимся. То, что я (точнее ты) сейчас говорил про мочу и ад, может, и бред, но ощущение, что, возможно, какой-то значимый бред. Если не для человечества, то для меня лично. А сейчас уже высасывание из пальца пойдет.


С: У Даниила Андреева, по-моему, есть страшный образ. Обезумевший и ослепший писатель перед смертью запирается в комнате, чтобы написать книгу всей своей жизни. Каждый день требует у прислуги, чтобы она приносила ему чистые листы и свеже-отточенные перья, и пишет, пишет, пишет… Исписывает сотни листов… Наконец, ставит точку и, счастливый и просветленный, умирает… Утром, слуга находит его бездыханным… А вокруг все в листах, измаранных бессмысленными каракулями. Вся его гениальная книга жизни – сотни листов ни чего не значащих каракулей!


Я: Это ты у меня реплику украл. Это мой страх, что наш текст – каракули безумца, позорный и жалкий бред. А ты должен убеждать, что это не так, или что, даже если это отчасти так, то это не адски так, что это очередной страх ада… В общем, что-то вроде этого… Мне надо прерваться – встретить маму от метро.


***


(На следующий день)


С: Ну что, кстати, забыл спросить, Клавдии, в итоге, член показал?


Я: Нет. Написал ей, что «ты замужем, и поэтому не буду с тобой общаться», что, мол, первый брак от Бога, и попробуй, мол, реанимировать любовь, но, что «даже если твоему браку суждено развалиться, пусть, хоть, я тут буду ни при чем». После развода я как-то решил, что не буду связываться с замужними женщинами. Нет ничего хуже, чем шакалить на чужой умирающей любви.


С: Свою личную историю приводить не будешь?


Я: Нет…


С: Предлагаю тебе причаститься в эти выходные.


Егор: Дай, все-таки я поговорю! Я все равно против Собеседника. Причаститься в эти выходные – это я согласен. Но «ада нет» повторять не будешь. Нездоровое это что-то. А про Собеседника и ада неты свои расскажи на исповеди.


Я: Ну и прессанут меня опять! Что, мол, с бесом общаешься. Чтобы я потом боялся к чистому листу подходить, потому что, вдруг, диалог напишется? А мне работу искать надо, а не чертей гонять… «Ада нет», говоришь, сомнительно. А ты сможешь принять концепцию буквального ада?


Егор: Может и смогу. Другие же как-то могут!


Я: Те, кто об этом не думает. Любому священнику этот вопрос задай и он, одно из двух, либо начнет говорить что-то туманное и уходить от ответа, а потом сошлется на занятость и прервет разговор, либо признается, что и сам верит, что, в итоге, спасутся все…


С: Дай, я поговорю? А ты, как обычно, просто дыши носом…

Боишься, что я бес потому, что я про член спросил? Хочешь чистой духовной жизни? Еще на сайт знакомств сегодня залез, а там девки такие фотки выкладывают, в купальниках, с выпяченной попой, с губами нарощенными, как у проституток… а некоторые и есть проститутки… И ты сидел и опять минут тридцать отсеивал девчонок по принципу, чтобы до 25 лет, и чтобы были большие сиськи… И опять возбуждение пошло от просмотра десятков анкет и фотографий… Понимаешь, что опять будешь мастурбировать, что на самых красивых и сексуальных у тебя денег нет, и с работой у тебя все глухо… А еще, на контрасте, для духовности, посмотрел сегодня на ютубе рассуждение двух батюшек о конце света… Ну и напугался, что, вот, конец света не за горами, последние времена вовсю идут, умереть можно в любой момент, а ты вместо духовной жизни или хотя бы даже вместо того, чтобы искать работу, или просто хотя бы дома помыть пол, сидишь тут и всё утро недоступные сиськи лайкаешь…. Да еще я тут со своим аданетством, ерничанием и с рассуждениями про радостотворную световую энергию, которая изливается из сосуда души, как сперма из яиц и моча из мочевого пузыря? И стало тошно и страшно?


Я: Тоскливо и тревожно, скорее.


С: Мама твоя в состоянии тоскливой тревожности всю жизнь живет. Тебе просто по наследству передалось.


Я: Мама не против моего сидения на сайтах знакомств и других бездуховных вещей.


С: У мамы чувство вины за то, что она не парижский психоаналитик, или из тебя не воспитала парижского психоаналитика. У тебя – за то, что ты не воцерковлен, творчески не реализован и не работаешь…


Я: Хватит уже маму дурой выставлять!


С: Ну ясно же, что это и ирония.


Я: Только что договорился поговорить по ватсапу… С другой уже девушкой… Незамужней. 35 лет. Программист. Не москвичка. И, походу, квартиры нет. Ищет мужчину для серьезных отношений. Внешне, вроде, ничего. Правда, если 35 лет, с нормальной внешностью и профессией, и не была замужем, значит что-то не то…


С: Просто, может, на самом деле ей не нужны серьезные отношения. Но, ведь, и тебе не нужны…


Я: Программист – навряд ли мое. Я, все-таки, писатель. Там, скорее всего, расчетливость, прагматизм и высокие требования, в сочетании с низкой степенью эмпатии и узостью кругозора.


С: Программист значит, хоть, не дура. У тебя мама программист.


Я: Ну я же эту девушку не в мамы себе рассматриваю! Да и сиськи у неё маловаты… Слушай, мне как-то опять тоскливо… Давай, в конце-то концов, уже определимся с приоритетами – мы духовной жизнью живем (тогда удобнее вообще целибат)? Женщину всерьез ищем? Ищем просто сиськи для наминания? Или вообще откладываем все это в сторону и ищем работу?


С: Надеюсь, что это все можно совместить. И ты еще забыл упомянуть творческую реализацию (чем прямо сейчас, кстати, и занимаешься).


Я: Конкретно с этой Натальей, которая мне сейчас написала, всего совместить уже не получится – сисек там практически нет…


С: И кто из нас после этого циник? Тогда тебе надо деньги зарабатывать. В наше время интернета и соцсетей все нормальные сиськи, так или иначе, коммерциализированны.


Я: Ну не все же красивые девушки с большой грудью становятся проститутками.


С: Нет, конечно. Самые красивые, с самой большой грудью, становятся высоконравственными личностями – выходят замуж за миллионера, хранят ему верность, растят детей и практикуют йогу, ЗОЖ и семейные традиции… где-нибудь на Гоа… А то еще и больным детям помогают. Благотворительные фонды устраивают…


Я: То есть, хочешь сказать, что в Москве нельзя найти красивую девушку с большой грудью, которая бы даже не подозревала о том, что красива, была бы простой и скромной, жила бы обычной жизнью?


С: Если только она не умеет пользоваться соцсетями и не выходит из дома. В противном случае – обязательно оприходуют. И самец будет пожирнее, позлее и поматерее тебя.


Я: Даже у 20-летних?


С: Поматерее – не значит, постарше, а значит, лишь, твердо стоящий на ногах, уверенный в себе… ну и все такое…


Я: Кто-то с рождения твердо на ногах стоит, потому что родители богатые.


С: Когда ты ищешь девушку с большими сиськами, разве тебя волнует, являются ли ее сиськи плодом напряженной духовной работы, ее личной нравственной заслугой, или они у нее просто от природы такие?


Я: Хочешь сказать, справедливости нет?


С: Уж точно не в половых вопросах.


Я: И что делать?


С: Деньги зарабатывать. Самые лучшие сиськи, в принципе, стоят тысячь 20 на всю ночь. Вполне достижимо. А про Канта с Джойсом с тобой и забесплатно поговорят. Кто-нибудь другой.


Я: А нельзя так, чтобы и сиськи и разговоры про Канта в одном лице? И все забесплатно? Чтобы не надо было зарабатывать, а уже сегодня можно было начать?


С: Ну знаешь, надо все-таки определиться с приоритетами – либо сиськи, либо Кант. А то абсурд получается: обвенчаюсь с женщиной, чтобы строить православную семью, как малую Церковь, помогать друг другу в деле спасения души… но чтоб грудь не меньше пятого размера! Одно уж из двух – либо душу спасаешь, либо сиськи мнешь.


Я: Но ведь можно же, в принципе, обвенчаться с молодой, с большими сиськами и потом честно жить с ней в православном браке, молиться, ходить в храм, быть верными друг другу? И при этом регулярно наминать ей арбузы на вполне законном основании? Молодухе с дойками 5-го размера и верность хранить приятнее! А если она еще и образованная, и поговорить может…


С: То это уже не 20 тысяч стоит. А все два миллиона. Желательно долларов. То есть, буквально, конечно, контракт в таких случаях не подписывают… По крайней мере, в нашей стране… пока еще… вроде бы… Формально речь всегда идет про любовь, про брак, про духовность. Просто эти возвышенные разговоры начинаются только при наличии двух миллионов. Называется это «ищу мужчину, твердо стоящего на ногах, реализованного, харизматичного, уверенного в себе, умеющего заботиться о женщине…» Ну и, в принципе, ее можно понять – она и молодая, и красивая, и умная. И если она может все это продать за два миллиона, то с чего бы отдавать за бесплатно? Ты же тоже хочешь высокодуховных отношений с 20-летней грудью пятого размера, а не с 40-летней первого. Ну а грудь пятого размера хочет духовных отношений с двумя миллионами баксов.


Я: Но ведь те, у кого есть два миллиона, обычно ничего не умеют и не знают, кроме как эти миллионы зарабатывать.


С: Так ничего больше и не надо! Наоборот, чем тупее он будет, тем лучше – она будет его духовно просвещать. Он такой брутальный и неотесанный, а она вся такая… утонченный искусствовед. Она выберет дворец в готическом стиле, а он тупо купит. А потом она будет этот дворец картинами фламандских мастеров украшать, а он будет все оплачивать.


Я: Просто я злюсь, что бабы не дают. Вот и вся социальная сатира…


С: И все же, думаю, стоит тебе попробовать заработать миллионы. А потом будешь заниматься духовностью.


Я: Я бы хотел все-таки как-то совместить… Найти гармоничное сочетание меркантильной витальности и высокой духовности.


С: 10 миллионов долларов – потолок по деньгам. Остальную энергию потратишь на духовность.


Я: То есть, от православия отказываемся?


С: А что, разве православие запрещает хотеть заработать 10 миллионов?


Я: Грех, когда цель заработать 10 миллионов подменяет цель спасения души.


С: Это если подменяет. Если же ты понимаешь, что Бог важнее миллионов, то все ок. И женщин любить тоже не запрещено. По крайней мере, к запрету на секс до брака точно всерьез ни кто не относится. И вообще, я бы на твоем месте на духовность не налегал. А то, вон, уже работать не можешь. Продажи – грех… Пиар – грех… Давай хотя бы поставим целью не 10 миллионов, а построить жить так, чтобы деньги зарабатывались с удовольствием?


Я: Не знаю, насколько это достижимо… Разве только мне будут за эти диалоги платить…


С: А чтобы за них заплатили, нужно их писать и предлагать в издательства! Снова и снова! И на это нужно время. Потому и предлагаю искать работу на полставки.

Прямо сейчас позвони и договорись на завтра на собеседование по тому приглашению, что тебе пришло. Уточни только, у них речь, скорее, про свободный график, или про неполный день.


Я: Ну ок. Щас позвоню.


(Через час)


***


С: Позвонил?


Я: Нет.


С: Почему?


Я: Я еще раз функционал посмотрел… Там какая-то контекстная реклама, какие-то директы, ключевые слова, кабинеты, спайвордз, эдвордз, анализ конкурентов…


С: Сложно?


Я: Нет. Просто я хочу с живыми людьми общаться, а не с компьютером. Да и в плане творчества – о чем я писать буду? Как я директ настраивал?


С: Да уж нашлось бы, о чем писать-то! Зато неполный день.


Я: Боюсь, там всей этой аналитикой так башка загрузиться, что на писательство места не останется.


С: А может наоборот – один раз наладил, и потом оно само работает.


Я: С компьютером, со всякими системами и онлайн-кабинетами работать не хочу… Изучать всю эту муть… Хочу живой контакт! Бокс мне ближе, чем шахматы… Моя интуиция сейчас говорит, что я не готов грузиться всей этой хренью! Вот если, например, пойду менеджером по продажам и буду продавать рекламу… Общаться с людьми, ездить на встречи, выступать с презентациями… Политики, в конце концов, тоже в директах не сидят, а денег зарабатывают много… И актеры… Я как актеры и политки! Да, есть олигархи от интернета, у которых директ вместо души, но я не такой!


С: Съездил бы, хоть, на собеседование. Узнал бы, хотя бы, что там вообще такое.


Я: Это тогда сейчас опять нужно видео про этот директ смотреть. Опять не попишу толком…


С: Можешь завтра видео посмотреть, или сегодня вечером.


Я: А отдыхать когда?


С: То есть, ты не хочешь ничего делать, а хочешь только писать, пока не допишешь все 200 страниц? Месяц еще где-то? А мама все это время работать будет? Ты можешь отсрочить начало поиска работы на неделю, возможно, даже на две. Но это ведь ничего не изменит! Нужен месяц. В идеале – два. Их у тебя нет.


Я: Что ты предлагаешь?


С: Я не знаю… Позвони на ту вакансию, скажи что ты ничего не умеешь из того, что там у них перечисляется, но готов научиться. Но тебе нужен неполный день.


Я: Может, просто удалить эту вакансию из почты, чтобы она нервы не мотала?


С: Ну сделай так. Адской ошибкой это не будет.


Я: Возвращаешься к старой аданетной логике?


С: Похоже, что да. И посмотрим, что из этого получится. Щас предлагаю перерыв на обед.


***


(Часа через 4)


Я: Надо было все-таки договориться на собеседование на этого рекламщика… Зря удалил!


С: Ты поясни, хоть, читателю, что у тебя пауза в 4 часа вышла не потому, что ты так долго обедал, а потому что ездил к психотерапевту.


Я: Поездка какая-то получилась… ни туда, ни сюда…


С: В смысле ни туда, ни сюда?


Я: Ни книгу не пописал, ни работу не поискал. Всего час разговора, а полдня минус – из-за времени на на дорогу туда, да обратно. И две тыщи – вынь да положь. И это еще очень дешево за такие услуги! А психоаналитик за меня зарабатывать не начнет. И уже сколько страниц исписали с тобой, а так и не определились – идти мне на полную ставку на нормальную работу, или на полставки на работу для дебилов?


С: Исходя из концепции «творчествои + работа = творчество», ты можешь, попробовать работать на работе для дебилов и как-то весело об этом писать. Можешь попробовать устроиться на нормальную работу на полный день, а писать, например, по две страницы в день. Две страницы в день это не мало. И вполне реально совмещать с полным рабочим днем. Не каждый день, возможно, но пару раз в неделю точно. Да еще страниц 6 за выходные. Получается, 10 страниц в неделю. 200 страниц за 20 недель. Роман за полгода. Неплохой темп. К 40 годам можно написать 10 романов-диалогов.


Я: То есть, все-таки, окончательно решили, что устраиваемся менеджером по продажам на полный день? Не боимся полноценной работы? Не боимся жизни? И, если это ошибка, то она будет не адская? И устраиваемся именно менеджером по продажам, потому что это веселее? Получается, зря я сегодня еще одно резюме на неполную ставку отправил?


С: Получается, зря. Если пойдешь на неполную ставку и будет у тебя 30-40 тысяч, будешь как бы мудаком все равно, потому что мама, будучи на пенсии, пашет полный день, чтобы купить твоему сыну ипотеку и чтобы ты, козлик, мог романы писать.


Я: А если, все-таки, я романами быстрее заработаю? На ту же самую ипотеку? А себя содержать я и на полставке буду. На шее сидеть не буду ни у кого.


С: Мама, тоже хочет, например, учиться на психоаналитика, но не идет на полставки, чтобы совмещать с учебой. И это при том, что она вообще уже на пенсии и имеет право не работать. И все потому, что не работаешь ты! То у тебя духовный кризис, то то, то сё…


Я: Предлагаешь мне, как мама, всю жизнь проработать на нелюбимой работе, и не то, что не воплотить – даже не сформулировать никакую свою мечту?


С: Смотри – текст все равно говно получается. А так у тебя хоть отмазка будет, что ты полный день работал и поэтому нормально написать не смог. Ну и продавцом работать, в принципе, весело. А если на полставки, то это либо работа для дебилов, либо смм, или копирайтинг, то есть скука и насилие ума.


Я: Боюсь, если пойду в продажи на полный день, то так продавцом всю жизнь и проработаю, а творчество останется на уровне самодеятельности.


С: Лучше быть чмом, которое сидит на шее родителей и которому девчонки не дают?


Я: Не известно, для чего нужно больше смелости – быть мужиком или не быть мужиком. Буковски тоже, вон, нормально не работал, а ничего – давали ему. И Генри Миллер был раздолбай еще тот. И Джек Керуак. Всем как-то давали!


С: Короче, я так же, как и ты, не знаю, как правильно… Не знаешь, как правильно – смотри, как православно. Полный день выглядит явно православнее. Послушание, смирение, все такое… Послушание отцу, хотя бы. Папа уж точно за полный день. Хочешь нравиться женщинам – понравься папе! Это же элементарно! Женщины смотрят на тебя глазами отца. И Бог, отчасти, тоже.


Я: Думаю, тут нужно пояснить, что значит, что женщины смотрят на меня глазами отца. А не матери, что, на первый взгляд, логичнее.


С: Элементарно! Мать любит безусловно и балует. Отец требует достижений. У матери ты хороший всегда. Отец хвалит за успехи и ругает за неудачи. Женщина точно так же требует достижений и силы. Она не хочет тебя нянчить и баловать, как маленького, а хочет, чтобы ты был сильным, смелым, богатым. То есть, того же, чего отец.


Я: А если отец толкает к гибели, ставя непреподъемные цели, которых все равно не достигнуть, а только надорвешься?


С: Значит, погибни с чистой совестью! Все лучше, чем до ста лет просидеть под маминой юбкой!


Я: Есть и другая логика – если тратить на дело меньше времени, то оно продвигается медленнее, и получается хуже, если же тратить больше времени, то дело получается быстрее и лучше. Если писать больше по времени, то больше шансов, что быстрее издадут и заплатят деньги.


С: Но, до этого момента ты не будешь мужиком! А так ты становишься мужиком за секунду! Как только ты начинаешь слушаться отца во всем, так сразу ты становишься мужиком и начинаешь нравиться женщинам!


Я: Я слушался отца во всем, и у меня случился оргазм на олимпиаде. Я честно пришел на олимпиаду по физике, как он мне сказал… и кончил в штаны от ужаса! А когда рассказал отцу об этом, он офигел и не знал, что делать! И я мучился неврозом несколько лет!


С: Возможно тревога, выплеснувшаяся в оргазме, была заложена не отцом, а мамой. Посыл от нее, что вот ты такой нежный, не для того ты цвел, а тут чужие мальчики и девочки сейчас будут тебя рвать на части и теснить плечами, унизят тебя, одержав над тобой победу, ну и плюнь на них, дураков, не соревнуйся с ними, и вообще, может, тебе лучше быть кем-то творческим, чтобы ничего не делать и все за это иметь – художником, писателем…


Я: Короче, этот психоанализ тут можно до бесконечности…


С: В общем, спокойнее и комфортнее тебе будет, если ты устроишься на полный день. А не на полставки.


Я: Ну и всю жизнь проработаю на этом сраном полном дне!


С: Ну и проработаешь. Не ад это будет. Если сдохнешь от перегрузок, ни кто тебя не осудит…


Я: Наталье еще с сайта знакомств позвонить после 20 часов обещал… Щас уже после 20 часов. А настроения звонить нет…


С: Ну и не звони. Грудь у нее маленькая и срочно замуж хочет. Тебе разве этого надо?


Я: Так мне на полставки идти, или на целую?


***


(Через день)


С: Что? Не доехал на собеседование? Все-таки решил идти на полставки?


Я: Думаю, надо попробовать.


С: Родители буду напрягаться. Мама уже ипотеку брать прицелилась, а ты все сливаешь.


Я: Ипотеку брать, как жениться, надо, когда уже стану писателем. То есть, либо буду зарабатывать творчеством, либо буду иметь такой режим, чтобы оставались силы свободно заниматься творчеством после работы. В общем, должен я попробовать полставки. Если будут печатать роман за романом, а платить все равно не будут, тогда, может, все брошу и уйду в продажи.


С: Так не будет. Если будут печатать роман за романом, даже если не будут платить, тебя все равно куда-нибудь пригласят, как человека, чьи романы печатают – преподавать, в телевизор, еще что-то в этом роде. Да и что-то за романы платить все равно будут. Плюс, перевести на английский можно. За границей денег больше. Но надо заниматься этим в полную силу. Ты и так много лет потратил на попытки тянуть лямку нормального человека. В итоге, и лямку не вытянул, и в творчестве не реализовался. Моложе ты не становишься. Дальше будет не легче… В конце концов, даже если будешь зарабатывать тысяч 30-40, будешь независим. А дальше уже твое дело, как ты живешь…


Я: А как же алименты жене? А родителям помогать?


С: Жене тоже будет лучше, если ты, в итоге, реализуешься в творчестве. И денег тут шанс заработать, в долгосрочной перспективе, больше.


Я: Денег тут шанс заработать, в долгосрочной перспективе, больше… Говоришь, думай, тоже, наверно, как, что ты, да?


С: Сказал, понял ты, я же, так и так, ведь, хорош!


Я: Сегодня здесь до старого страницы конца числа тыак и будем?


С: Тыак и будем дла!


Я: Все. Ты победил! «Тыак и будем дла» меня добило )))


***


(после небольшого перерыва)


Я: Ну и? С работой вопрос решили – ищешь на полставки. Теперь что?


С: С работой вопрос решится, когда ты с мамой еще все обсудишь и переболеешь ее негативом. Никуда тут не деться – страх и негатив будут, и придется это все принять на себя и перетерпеть. Ты принимаешь на себя боль ответственности за решения, на которые в свое время не отважились твои родители…


Я: О чем писать будем?


С: Я не знаю.


Я: Я думаю, план такой – сегодня вечером говорим о решении идти на полставки с мамой. Принимаем негатив. Потом устраиваемся в этот центр кредитования со сменным графиком, два на два – людям кредиты оформлять… Беспонтовая работа для студентов и тупых, которая, кстати, не факт еще, что у тебя и получится… Работая там, пишешь книгу и подыскиваешь работу, опять же на полставки, но пооплачиваемее и поинтеллигентнее. Дописав книгу – рассылаешь по издательствам, получаешь отказы и отзывы и пишешь следующую. Так и живешь!


С: Ты меня с собой не перепутал?


Я: Ну да, это твоя реплика была. Почему-то сказал ее я… Получается, все-таки, ты это просто я?


С: Нет. Я это я.


Я: А почему я сейчас говорил так, как ты?


С: Видимо, до конца не перестроился.


Я: То есть, это ты говорил, просто подписано Я?


С: Нет. Это ты говорил.


Я: Я просто к тому, что, может, мне, и правда, все-таки, лучше с Егором разговаривать? Тогда бы ошибки не было.


С: Боишься, что я буду говорить тебе что-то, что Егор не знает, и это будет ложью? Например, что ада нет?


Я: Что-то вроде того.


С: Я не знаю, как тебя успокоить. Наверное, ты говорил как я, потому что твое сознание уже формально вошло в режим идентификации со своим я, но функционально продолжало идентифицироваться с моим я. То есть, внутри моего и твоего я есть еще какие-то степени приближения к твоему и моему я. Можно находиться умом внутри моего я и при этом быть ближе или дальше от твоего я, и наоборот. Переход осуществляется не щелчком: вот я – щелк – и сразу ты, а постепенно. То есть, щелчок в диалоге происходит, когда говорящий переходит от состояния, когда он на 50,1% процент я и на 49,9% ты, к состоянию, когда он на 49,9% я и на 50,1% ты. А не сразу от на 100% я и на 0% ты – к на 100% ты и на 0% я.

Книга-диалог

Подняться наверх