Читать книгу Макет моего дома - Егор Олин - Страница 1

Оглавление

1. Первый полет

Маленькая мастерская началась с бумажного самолетика.

Мы с папой возвращались домой в деревню «Сычи» с небольшого летнего путешествия. Старенький Рено завернул на заправочную станцию. Отсюда до дома оставалось пару часов и эти километры пролетали незаметно, если в руках у меня были стаканчик чая и теплый сэндвич с заправки.

– А ты купишь мне сэндвич? – спросила я, наклонившись вперед и обняв переднее сиденье.

– Конечно, – улыбнулся папа, – пойдем, выберешь, какой тебе понравится.

Я отстегнула ремень и выбежала из машины. Папа опускал пистолет в бензобак и щурился от яркого солнца. Солнце висело низко, касаясь длинными лучами макушек деревьев. Лес вокруг казался золотисто-зеленым.

– Надеюсь, сегодня смена у Димы, – сказал папа и похлопал меня по плечу, отвлекая от разглядывания желтых макушек деревьев.

– Я тоже.

Дима очень добрый и вежливый, да и корка у сэндвичей у него никогда не подгорает. Виталик на заправке новенький, а ведет себя так, будто уже тут начальник – даже глаз от телефона не поднимет, когда кто-то с ним разговаривает. Если у кассы нас встречает Виталик, мы с папой представляем, как разочарованно едем в машине без сэндвичей. Это все равно лучше, чем хрустеть горелым хлебом.

Папа обшарил карманы своей куртки, а потом побежал в машину.

– Кошелек забыл, – крикнул он мне, захлопнув дверцу и помахав серым потертым бумажником.

Сегодня удача была на нашей стороне. У кассы стоял Дима.

– Здравствуйте, Николай Петрович, – Дима кивнул моему папе. – Привет, Алиса, – улыбнулся он мне.

Пока они говорили, я разглядывала крохотные таблички, на которых нарисованы разные сэндвичи. Дима хорошо знал папу и обычно они долго что-то обсуждали, поэтому времени на принятие решения у меня было предостаточно. Иногда они вместе ездят на рыбалку. Как-то раз папа даже помогал Диме строить баню, и мы несколько дней гостили у него на даче.

Разглядывать пейзаж за окном, держа в руке сэндвич, куда приятнее. В детских воспоминаниях хорошо сохранился запах – смесь бензина, теплого сэндвича и аромата свежего кофе, который пил папа. Наверное, из таких мимолетных радостей и складывается счастливое детство. Не могу сказать, что в нем не было печалей, но со всей своей легкостью и наивностью, мягкой иронией и душевностью, оно было счастливым.

– Готова завтра идти в школу? – спросил папа.

– Немного грустно, что лето кончилось.

Папа допил кофе и выезжал с заправки на дорогу. Он вел машину очень плавно, и я могла спокойно есть сэндвич прямо в пути.

– Ты, наверное, соскучилась по друзьям, – подбодрил он меня.

– Да, но по маме еще больше…

Я знала, что папа не любит об этом говорить, но не смогла сдержаться. В детстве ты не осторожен со своими мыслями – сразу говоришь то, что думаешь.

– Я тоже скучаю по ней, Алиса, но ничего не могу поделать, – папа попытался улыбнуться.

Раньше я не до конца понимала, почему он становился таким грустным, стоило только упомянуть маму в разговоре. Сейчас мне кажется, что все дело в бессилии. Когда я прошу купить сэндвич, он может его купить. Папа может все, кроме одного… Я хочу увидеть маму, он тоже хочет, но это невозможно. Папа сидел с ней рядом в больничной палате и говорил: все будет хорошо. Зная, что не будет. Чувство бессилия подтачивало его. Он наблюдал равнодушие природы, которая сохранит свою естественность, даже когда умрет мама.

– Она сейчас в лучшем мире, – говорил он и смотрел на безоблачное небо и солнце, расплывающееся по нему желтым пятном.

– Мама видит нас? Она видит какой вкусный сэндвич ты мне купил?

– Конечно…

Папа, проехав указатель, свернул в сторону деревни. Дорога здесь была неровная, и я подскакивала на каждой яме.

В небе пролетел самолет, оставляя за собой белый пушистый след.

– Если бы мы построили самый мощный самолет, мы бы долетели до мамы? – спросила я, не отрывая взгляда от завораживающей белой полосы на небе.

– Знаешь, Алиса, думаю, что да. Так что дело за малым, – папа снова улыбался и крутил руль из стороны в сторону, стараясь объезжать крупные ямы. – А чтобы не терять время, мы начнем учиться уже сейчас.

Папа остановил машину, взял одну салфетку из пачки, которую нам вместе с сэндвичем вручили на заправке, и парой ловких движений превратил ее в маленький самолет.

– Теперь твоя очередь. Повторяй за мной, – папа взял еще две салфетки и одну передал мне.

Я как раз доела свой сэндвич и была готова конструировать.

– Так… загибаешь здесь… расправляешь пальцами…

Мой первый салфетный самолет получился не очень ровным, он косил на правое крыло.

– Думаю полетит, – папа дал высокую оценку моему искусству конструирования.

Папа первым произвел запуск. Ветер подхватил его самолет и после нескольких виражей бросил в сухую траву у дороги. Мой самолетик резко взмыл в небо, а потом также стремительно полетел вниз и уткнулся бумажным носом в землю.

Такое незначительное событие как полет первого бумажного самолетика, стало вдруг для меня значительным. В этой легкой модельке, разрезавшей крыльями воздух и на миг поднявшейся в небо, я видела символ исполнения мечты. Конечно, раньше я смотрела на все наивно-детским взглядом, но именно это укрепило во мне веру в то, что папа всегда поддержит и поможет достичь недостижимого.

На следующий день в школе я всем рассказала про бумажные самолетики. Оказалось, что их умеет делать не только папа. Многие из друзей похвастались таким же искусством превращения листа бумаги в воздушного аса.

В прошлом году у меня не сложились дела с математикой. Данное себе обещание заниматься летом, я благополучно не выполнила. Решение проблемы нашлось само собой. Аккуратно вырвав тетрадный листок, я произвела с ним под партой все необходимые махинации. Как только Наталья Михайловна дописала на доске последний пример и повернулась к нам, я пустила самолетик в свободный полет. Все начали смеяться, а Наталья Михайловна смотрела на меня сердито, иногда переводя взгляд на круживший перед ней самолет. Так мои ожидания столкнулись с суровой реальностью, где талант мастерить и запускать бумажный самолетик во время урока не предмет восхищения, а нарушение дисциплины.


2. Макет моего дома


Я оборудовала мастерскую в арендованном здании. В нашей тесной квартире не нашлось места ни для хранения инструментов и материалов, ни уж тем более для готовых макетов.

Мастерская встречает меня покосившейся вывеской «Здесь живет искусство». Надпись выгравировал папа, еще когда я была в пятом классе, и мы только начинали наше совместное хобби по строительству бумажных самолетов. В моей маленькой обители моделирования один этаж, заставленный пятью столами. На трех из них ютятся готовые макеты, еще один предназначен для хранения материалов, а последний я использую для работы.

Готовые макеты домов аккуратно стоят на столах, придвинутых к стене. Среди них здания из красного и белого кирпича, многоэтажные дома, постройки, в окнах которых уже мерцает свет, и даже дачные домики с миниатюрным садом. Некоторые клиенты просят обустроить комнаты. Заглядывая в окошко с хмурым свечением, можно приметить крошечный диван или холодильник размером с мизинец.

У меня нет машины, а ездить на автобусах или трамваях не люблю, поэтому купила себе велосипед. Крутя педали, я развожу макеты клиентам. Если смотреть по сторонам, то увидишь, как в Перми целые улицы, кварталы с современной инфраструктурой перемежаются районами, где стоят тусклые деревянные домики, словно специально завезенные сюда из наших «Сычей».

Я сама мастерю все макеты. Пара моих университетских подружек как-то раз вызвались помочь, но, разнервничавшись после первого промаха, сдались. Иногда в мастерскую заглядывают клиенты. Мы обсуждаем с ними план работы и результат, которого они ждут. Самым необычным опытом было моделирование коровника с загонами для скота. Клиент настоял на том, чтобы я отразила все атрибуты коровьего быта, в том числе брошенные охапки сена и отходы жизнедеятельности.

В мастерской есть скромное треснувшее зеркало. Временами я смотрю в него и не верю в отражение. В какой момент моя ветреность, вспыльчивость и детская улыбка стали ответственностью, уверенностью и упорством? Ощущение того, что на меня смотрит та самая маленькая девочка еще не ушло, но оно уже призрачно, едва осязаемо. Я предпочитаю кроссовки каблукам, а джинсы коротким юбкам. Теперь я не противлюсь носить очки, отбросив всякое стеснение. Точку в моей взрослой свободе ставят распущенные кудрявые волосы и скромная татуировка самолетика на плече.

− Зачем тебе эта татуировка? − говорил мне папа по телефону, − для кожи это вредно.

Я обижалась на него, говорила, что очень хочу ее сделать и жаловалась, что он до сих пор не дает мне самой принимать решения.

Сейчас в мастерской я бываю редко, все больше времени провожу с папой. После инсульта ему стало хуже, и теперь он как никогда нуждается в моей помощи. Если мне все-таки удается уйти поработать, папа остается с сиделкой. Он этого не любит и часто ворчит.

− Нина Кирилловна, конечно, женщина хорошая, − говорит он. – Ну не хочу я перед ней вот в таком состоянии показываться, вроде как беспомощный какой-то.

− Нужно потерпеть, пап, переждать… мы пока не можем иначе.

− Я так перестану себя уважать.

В Пермь я переехала сразу, как поступила в университет. Полгода назад я уговорила и папу переехать ко мне, потому что он не справлялся с хозяйством, а я не могла ему помочь из-за учебы. Я сильно переживала, потому что он далеко и меня может не быть рядом, если что-нибудь случится. Папе был нужен постоянный уход, и он согласился. Помню, уже в дороге он говорил, что передумал.

Окончив в университете курс журналистики, я поняла, что это не мое. Обидно, но в жизни часто приходится тратить время на то, чтобы понять, что движешься в ошибочном направлении.

Макет моего дома

Подняться наверх