Оглавление
Эжени Маркезинис. Андрей Синявский: герой своего времени?
Слова благодарности
Предисловие
Введение
Биографическая справка
Война
Оттепель
После суда. Лагеря и эмиграция
Искусство и диссидентство
Писатель
Глава I
Университетские годы. Эволюция метода
Горький и Маяковский
Критик и писатель
Биография как зрелище. Биография как проживаемая жизнь
Писатель – фокусник и вор
Писатель как медиум
«Любимов»
Глава II
«Мертвые воскресают. Вперед – к истокам!»
Писатель
Читатель
Искусство
Преображение и возрождение
Фантастическая литературная критика
Художник как самозванец
Пастернак и Маяковский
Смерть – не-смерть
Глава III
«Синтаксис»
Писатель как враг
Синявский и Терц: читатель и писатель
Фантастическая автобиография
«Спокойной ночи»
Глава 1: «Перевертыш»
Глава 2. «Дом свиданий»[193]
Глава 3: «Отец»
Глава 4: «Опасные связи»[204]
Глава 5. «Во чреве китовом»
Глава IV
«Путешествие на Черную речку»
«Кошкин дом». Роман дальнего следования
«Кошкин дом»
«Золотой шнурок»
Заключение
Библиография
Отрывок из книги
Без любви, поддержки и терпения моей семьи мне бы не удалось написать эту книгу. Я в неоплатном долгу у вас всех за то, что верили в меня сильнее, чем я сама в себя верила; за ваше многолетнее долготерпение, пока я занималась своей работой; за вашу щедрость, которая позволила мне полностью отдаться писательскому труду.
Также моя сердечная благодарность Джейн Грейсон за то, что она первой открыла мне творчество Синявского, согласилась руководить моими исследованиями и все это время оставалась для меня бесценным источником просвещения, вдохновения и дружбы. Без нее мой труд никогда бы не был начат, тем более – завершен.
.....
Синявский также не оправдал ожидания, что он выступит живым свидетельством репрессий и страданий, которым подвергают людей в России. Сам факт, что ему удалось в лагерях собрать материал не на одну, а на три книги, дал основание кое- кому из коллег-эмигрантов высказаться в том смысле, что он вообще не отбывал срок в лагере или, в самом крайнем случае, пользовался содействием КГБ[12]. Никто из лагерников, по разумению этих критиков, не имел бы возможности, необходимых средств, да просто сил писать вообще, тем более так много. Публикация трех томов писем из лагерей его женой Марьей Васильевной в 2004 году разбила эти доводы.
Но даже работы, написанные позднее на Западе, в особенности «фантастическая автобиография» «Спокойной ночи» (1984), опубликованная в тот момент, когда из печати вышла целая лавина лагерной литературы, содержат лишь косвенные упоминания о лагерях, делая вместо этого упор на проблемах искусства. Об этом пишет исследовательница из числа русских эмигрантов Л. Токер. Признавая, что Синявский «свидетельствует на свой особый манер», она указывает на запоздалый характер как его опыта, так и его признаний: «Убежденный одиночка, Синявский мог позволить себе отказаться писать о Гулаге так, как это было принято: главные свидетельства уже были сделаны другими». Высказав это, она заключает, что его «отказ следовать этим нормам стал возможен не благодаря отваге творческой личности, а просто благодаря удачно сложившимся обстоятельствам» [Toker 2000: 239, 240]. Можно было бы согласиться, если бы Синявский ограничился только этим.
.....
