Читать книгу Южная сторона - Екатерина Алексеевна Ростовцева - Страница 1

[31.01.2002]

Время уже подходило к вечеру, а я так и не смог выбраться из леса. Хоть он и был вблизи города, его масштабы поражали. Наш город немаленький, но по сравнению с этим лесом он казался крошечной песчинкой, затерявшейся в пустыне. Да, лес был огромен. Наверное, поэтому родители всегда нам говорили, чтобы мы и близко к нему не подходили. Если там потеряешься, тебя не найдут. Даже если задействуют вертолёты, собак и волонтёров, нет никакой гарантии на спасение. Если тебе очень повезёт, ты выйдешь на единственную дорогу, которая тонким лезвием прорезает путь сквозь этот природный лабиринт. Но ещё никому не везло. Если кто-то там терялся, его никогда не находили. По подсчётам местных жителей, в этом лесу уже по меньшей мере лежит десяток трупов. Все эти люди пошли просто погулять и остались там навсегда. Их тела пытались искать, каждый раз организовывали поисковую операцию, по несколько суток искали пропавших. Единственный случай, когда такая вылазка дала хоть что-то, был двумя годами ранее. Люди пошли искать девочку, которая пропала, а нашли скелет взрослого человека. Судя по его состоянию, пролежал он там долго. Такой вот страшный лес. В детстве мы, конечно же, больше всего любили там играть, и страшилки, которые про него рассказывали взрослые, только подогревали наш интерес.

Спустя четыре часа скитаний по холодному лесу я сел отдохнуть. У меня тряслись руки и стучали зубы. Я уже не понимал, в каком направлении иду. Мне было очень страшно. В тот момент я осознал, что всё, что рассказывали взрослые – правда. Здесь на самом деле можно умереть. Идти с этими двумя было очень глупо. У них и правда получилось меня убить.

Просидел я так под деревом какое-то время, а потом не заметил, как уснул. Я уже понял, что стану одним из тех, кто навсегда остался в этом лесу, но судьба решила по-другому.

Не знаю точно, сколько времени прошло, но проснулся я, когда уже совсем стемнело. Сквозь сон я почувствовал, как кто-то меня треплет за плечо, трясёт, что-то говорит. Когда я пришёл в себя, то понял, что мне жутко холодно и страшно. А потом я увидел, что около меня стоит мальчик. Он был примерно моего возраста, с большими карими глазами и достаточно длинными для мальчика тёмными волосами, которые доставали до плеч. Как только я начал подавать признаки жизни, он стал суетиться и попытался меня поднять. Я встал и понял, что он чуть ли не на голову ниже меня. Я никак не мог понять, что он делает один в этом лесу.

–Привет. Ты тоже заблудился? – спросил я у него. Он удивлённо посмотрел на меня.

–Нет, я искал тебя. И ты в точности такой, каким тебя описывали: белоснежные волосы, прямо как этот снег – мальчик взял немного снега в одну руку, – ты намного выше меня и у тебя красные глаза, как у вампира. Но я тебя не испугался. Мне нравятся твои глаза, они как в мультиках, – вот что он мне тогда сказал. Я понял, что впервые в жизни кто-то сказал, что ему нравятся мои глаза, да ещё и сравнил их с чем-то, помимо вампиров.

–Я пошёл тебя искать, потому что взрослые пошли, -продолжил он, – они мне сказали сидеть дома и ждать, но я тоже хотел помочь. Твоя мама очень за тебя волнуется. Она стоит на краю леса и просит всех прохожих помочь ей тебя найти. Кстати, полиция тоже уже ищет.

Я не знал, что ему ответить. Более того, я никак не мог подумать, что меня кто-то найдёт. Да даже если и нашёл бы, то кто-нибудь взрослый. Тогда, как и сейчас, мне всё это казалось очень странным, самым странным из всего, что со мной происходило. Моя мама за меня беспокоится? Никогда не поверю в это.

–Ты удивлён? – спросил мальчик.

–Ага – всё, что я тогда смог сказать.

–Ладно, тебя же Хидэте зовут?

–Ага… – он знал моё имя. Наверное, услышал от взрослых.

–А меня – Тай. Несмотря на то, что я такой маленький, мне, как и тебе, девять лет – конечно, тоже информация от старших, – Пойдём отсюда. Я приведу тебя к маме.

Мне было странно осознавать, что хочу я не к маме попасть, а просто выбраться от сюда. Интересно, она сильно переживает сейчас? Хотя с чего ей…

Тай улыбнулся мне, и мы побрели к городу. Спустя полчаса моя надежда на то, что мы выберемся, начала угасать. Но Тай шёл быстро и уверенно, поэтому я решил просто положиться на него. Примерно через час вдалеке прояснилось. Мы увидели проблеск в бесконечной пустыне из деревьев. Они заканчивались, и начинался город.

–Смотри, смотри! Мы дошли! – я вдруг радостно воскликнул, неожиданно для самого себя.

Тай повернулся ко мне и широко улыбнулся. На его лице читалась уверенность. Мы прибавили шаг и вскоре вышли из леса. Я увидел, как около него стоит моя мама, вся встревоженная, около неё разбит небольшой лагерь из трёх палаток. Там можно было передохнуть и налить себе горячего чая. Мне становилось смешно от того, что меня нашёл какой-то паренёк, который ко всему прочему ниже меня и выглядит лет на семь. В это время кто-то из стоящих около палаток людей заметил меня и сказал об этом моей маме.

Она, уставшая, вымотанная, тут же бросилась ко мне. Она подбежала, упала на колени и обняла меня. При этом она начала громко кричать мне прямо в ухо:

–Как ты мог пойти за этими двумя мерзавцами? Ты же знаешь, что они вечно ищут повод подразнить тебя. Не подходи к ним больше никогда, и в этот лес больше никогда не заходи.

Я потерял дар речи от её поведения. Никогда прежде она не беспокоилась за меня, не вкладывала хоть какие-то эмоции в общение со мной. Обычно это были рядовые фразы наподобие «еда готова» или «собирайся в школу». Да ещё и про этих двух задир, Маки и Диба, знает.

Но я помню, что был очень благодарен маме и Таю. Они те, кто спас меня.

Мама ещё долго не хотела выпускать меня из своих объятий. Обычно безразличная, она всем сердцем переживала за меня. Когда она встала, то спросила, как же я выбрался. Я только показал на Тая. Мама посмотрела на нас как на сумасшедших. Я ей рассказал, как всё произошло, после чего она уже подошла к Таю и спросила, где его родители.

На фоне нашего трогательного воссоединения с мамой, люди увидели, что я нашёлся, и начали сворачивать спасательную операцию, расходиться по домам. Родителям Тая сообщили по рации, что их сын нашёл меня, и вскоре они уже подбегали к нам.

Его мама была маленького роста. Тогда мне стало понятно, в кого Тай такой. Папа у него был достаточно высоким и худым. У обоих родителей волосы были такими же, как и у Тая, он взял что-то от каждого из родителей, в отличие от меня. Почему я родился альбиносом, для всех было загадкой, ведь мои родители имели тёмные, почти чёрные волосы и такие же глаза.

Когда мама Тая подбежала к нам, она строго посмотрела на своего сына, ничего при этом не сказав. Видимо, этот парень часто вытворял что-то подобное. Но тут в их безмолвную беседу вмешалась моя мама.

–Я, конечно, понимаю, что вы волновались за своего сына, и что сейчас вы сердитесь на него, но ваш сын спас моего. Если бы не он, Хидэте бы, он бы… – мама еле сдерживалась, чтобы не заплакать. На неё это было не похоже. Первый раз в жизни я увидел доказательство того, что я ей не безразличен.

–Ох, Тай постоянно ищет себе приключения. Этот лес они вместе с отцом исследовали вдоль и поперёк, но один он никогда ещё далеко не заходил. Я сильно за него волновалась – после она немного помолчала и продолжила – меня зовут Эла́я, рада знакомству – она протянула руку моей маме.

–Я Шора́ки, приятно познакомиться – моя мама пожала протянутую ей руку – мы вам очень обязаны, что мы можем для вас сделать? Кстати, кажется, я вас уже где-то видела – тут мама ненадолго задумалась. Я прервал это непродолжительное молчание.

–Мы учимся в одной школе, но в разных классах. Я несколько раз видел Тая в коридоре. Возможно, вы могли там и столкнуться.

После этого обе женщины посмотрели на меня, потом друг на друга и, кажется, что-то вспомнили.

–Краска – сказала моя мама.

–Точно, тот случай с краской, это были вы! – мама Тая чуть ли не прокричала это.

Мне стало интересно, что за загадочная краска такая, и я спросил у них об этом. Они рассказали мне: как-то в школе назначили собрание одновременно у всех классов в нашей параллели. Около сотни взрослых сидят в актовом зале, слушают речь зам. директора, и тут в помещение вбегает мальчишка лет пяти с большой банкой краски. В это время в школе делали ремонт нескольких помещений. Странно было уже то, что он смог её поднять, не то, что бегать с ней. Так вот, банка была без крышки, а мелкий бежал вдоль первого ряда сидений, который ближе всех ко входу. И краска, что была в банке, через несколько секунд оказалась на родителях. Мама Тая как раз сидела на первом ряду, а моя – на втором, но до неё тоже немного долетело.

Родители поймали этого мальчишку, нашли его родителей, и все, кто пострадал, пошли отмываться в школьные душевые. Там-то наши мамы и познакомились, помогая друг другу отмывать краску.

–Ах, да, так и как нам отплатить вам? Я безмерно благодарна вам и вашему сыну. Не ругайте его, пожалуйста – в голосе моей мамы чувствовалось неподдельное уважение. Я старался запоминать все интонации, выражения её чувств, ведь это такая редкость. Оказывается, она может быть и такой.

–Ммм, даже не знаю. Это ведь Тай, а не я нашла вашего сына – справедливо, что сказать – думаю, что его и надо спрашивать – очень, очень справедливо. Если честно, меня тогда это не особо удивило, ведь, и правда, это он меня спас. Но сейчас я понимаю, как честно тогда поступила Элая. Вместо того чтобы забрать все лавры себе, она сразу дала понять, что ей самой ничего не надо, ведь её заслуги в моём спасении нет. Ну, разве что она плохо следила за Таем в тот вечер.

Моя мама подошла к Таю. Он был очень низким, поэтому ей пришлось встать коленками на снег и полностью сесть на них, чтобы быть с ним на одном уровне. Она взяла его за плечи, посмотрела в глаза и спросила о том же, о чём и Элаю. Тай немного подумал и сказал:

–Хочу, чтобы Хидэте дружил со мной! – он говорил это весело и искренне, так что я просто не мог не согласиться, да и причин отказываться у меня не было. Тай выжидающе смотрел на меня, но его волнения были напрасны. Я сказал ему: «Я согласен» и улыбнулся. После этих слов он подбежал ко мне и протянул руку, широко при этом улыбаясь. Я протянул руку в ответ. После нашего рукопожатия Тай заявил:

–Официально объявляю нас друзьями!

Я только и мог, что согласиться.

Наши мамы в это время наблюдали за всем происходящим, а отец Тая стоял поодаль от нас, ожидая, когда мы закончим говорить. На удивление, такая безвыходная ситуация разрешилась достаточно странно и закончилась она не менее странно. Так мне теперь кажется. Я сейчас даже не могу жалеть о том, что согласился стать его другом, ведь это была плата за моё спасение. У меня не было выбора. Я, конечно, мог бы отказаться, но тогда моя мама прямо там бы сгорела со стыда.

После нашего обещания стать друзьями мы все пошли по домам. В тот вечер мама вела себя гораздо мягче, чем обычно. Она на меня больше не ругалась, совсем не злилась. Возможно, тогда она ещё не отошла от шока. Мысли о том, что я мог в тот день умереть, наверное, сводили её с ума. Только сейчас я могу сказать, что понимаю, что она чувствовала, примерно. Папа же в тот день вернулся домой за полночь.

[01.02.2002]

На следующее утро я как обычно пошёл в школу. Там были эти два придурка, Маки и Диб. Они совсем не волновались о том, что вчера со мной сделали, и, как обычно, доставали всех подряд. Я отчётливо помню, что поклялся в тот день себе никогда больше с ними не общаться. Но у них на меня были другие планы. Как только я появился в их поле зрения, они решительным шагом направились ко мне.

Маки, тот, что побольше, пёр прямо на меня не сбавляя темп. Тогда мне захотелось ему врезать со всей силы, но разум вовремя вернулся в моё тело. Я охватил взглядом весь коридор, и поняв, куда лучше бежать, дал дёру. Эти двое отморозков ринулись вслед за мной. Я добежал до конца коридора, завернул за угол, и тут же врезался в кого-то. Мы вместе упали на пол. Когда я открыл глаза, то понял, что это Тай. Какое совпадение, сейчас они и его начнут доставать. Я не должен был показывать этим идиотам, что знаю Тая. Я быстро поднялся, хотел было продолжить свой побег, но было поздно. Как только я встал, Маки взял меня за шиворот, улыбнулся своей дебильной улыбкой, и, не выпуская мою футболку из рук, поволок меня в обратном направлении со словами «не уйдёшь, красноглазый». Тогда я услышал громкий вопль: «тут дракаааа!!». Это был Тай. Он спрятался так, что Маки его не видел, и изо всех сил прокричал это. Маки тут же отпустил меня и направился искать источник крика. Но безрезультатно. Тай был уже далеко. Сразу после он смылся в другой коридор.

Я воспользовался ситуацией. Эти двое замешкались, и я умотал в класс. Там находился учитель, поэтому я был в безопасности. Эти двое не показывали свой гадкий характер перед взрослыми. Тай снова меня спас. Второй раз за два дня. Тогда я может и не осознавал этого в полной мере, но мне с ним повезло. Сильно. Я был для него чужим человеком, а он уже сделал столько, сколько некоторые люди не сделают за всю жизнь.

В нашей параллели было три класса, и я, естественно, знал, в каких кабинетах они чаще всего занимаются. После уроков я пошёл искать в одном из них Тая, правда, я не знал, в каком именно классе он учился. Надо было мне его спросить. Но мы с ним снова столкнулись в коридоре. Оказалось, он тоже решил найти меня после занятий. На этот раз двое придурков за мной не увязались, поэтому мы наконец-то могли спокойно поговорить.

–Спасибо, ещё раз. Повезло, что они тебя не нашли, иначе тоже стали бы приставать – сказал я.

–Так они тебя постоянно достают?

–Да, это из-за них я тогда потерялся. Они завели меня в лес, а потом убежали. Они пришли ко мне домой и наврали моей маме чего-то. Видимо, испугались, что я могу умереть там, вот и рассказали ей, где меня искать. Конечно же, себя они не стали выдавать, а сделали виноватым меня. А сегодня получили от директора, что мало повлияло на их поведение. Даже наоборот, они стали ко всем цепляться больше обычного.

–Ну, хорошо хоть, что у этих хулиганов хватило ума маме твоей рассказать, иначе бы, и правда, ты там и остался… навсегда… – тут Тай сделал такое грустное выражение лица, что мне захотелось его обнять.

Он говорил это с опущенными глазами, и, когда поднял их на меня, у него накатывались слёзы. Тут у меня случился мини-шок. Он был сентиментальным, даже слишком. Его выражение лица добило меня, и я не смог сдержаться. Я подошёл и крепко-крепко обхватил его руками. Тогда в полной мере ощутил, какой же он тощий и низкий, ниже почти всех девочек в нашем классе.

В этот момент я вспомнил про Джесса и Рею. Решил, что можно его с ними познакомить, и дружить всем вчетвером. Проклинаю ли я себя за это решение? Безусловно. Я сожалею о многих вещах. Если бы я поступил иначе хоть раз, мы бы все были счастливы сейчас. А самое грустное то, что это бессмысленно. Нет смысла о чём-то сожалеть, ведь это ничего не изменит, и вдобавок будет разрушать тебя изнутри. Но я всё равно жалею, ведь больше мне ничего не остаётся. Лучше я буду заниматься саморазрушением, чем пытаться как-то поднять себе настроение, ведь я не имею права на это. Мне должно быть плохо, и тогда мне станет легче от осознания того, что я заслуженно страдаю. Но в этой схеме есть изъян. «мне станет легче» – это тут ни к чему. Надо что-то придумать, чтобы мне не становилось легче, наоборот, я должен испытывать боль беспрерывно, постоянно. Она должна поглощать меня полностью, должна охватывать мои конечности, разливаться по ним вверх к животу и груди, сковывать сердце, и со всей силы бить в голову, чтобы в ней не осталось ни капли рассудка, чтобы она перестала соображать и утратила способность мыслить. Я так хочу избавиться от этих мыслей. А раз мне станет от этого лучше, то я не буду этого делать, я продолжу думать о том, что мне сделать, чтобы боль никогда не прекращалась. И снова меня охватило уныние от того, что мне полегчало, ведь я нашёл решение. Это замкнутый круг, где мне запрещено чувствовать себя хорошо. Сложнее, чем кажется на первый взгляд. Я запутался, я не знал, что теперь делать. Откуда мне брать боль? Ответ пришёл достаточно быстро. Изнутри. Боль внутри, её во мне целый океан. Сколько из него воды ни бери, меньше не становится. Я решил вспомнить самое больное. Я взял прочную подводную лодку и стал погружаться на самое дно своей Марианской впадины. Там меня кое-кто ждал. Человек, причинивший мне наибольшее количество страданий, годы депрессии, человек, который дал мне миллионы поводов для саморазрушения, который оставил открытую рану, не способную затянуться хоть немного.

Моё сердце принадлежало нескольким людям на протяжении жизни, но первый человек всегда особенный. Я заплыл в самую глубокую пещеру, и в самом тёмном углу стоял он как всегда, улыбаясь и светясь от счастья. Но он не видела меня, а только стоял и смотрел в пустоту, куда-то вдаль. И сколько бы я ни звал его, не кричал, не молил посмотреть на меня хоть на долю секунды, он меня не замечал. Я прекрасно понимал, что он мне ничего не должен, что у всех людей есть свобода, что он может даже как-нибудь на меня разозлиться и никогда не простить. Всё возможно, но я не хотел думать о подобном. Само существование мысли о том, что мы можем больше никогда не увидеться, сдавливало мою грудь настолько, что я мог задохнуться. Я не хотел верить, что однажды наступит наша последняя встреча. Знаю, что сам виноват во всём, что со мной происходит. Я допустил то, чего боялся больше смерти. Ну не идиот, а?

Сначала я почувствовал, как меня расплющивает под многотонным прессом, моя голова вот-вот лопнет, а сердце разорвётся. Это не физическая боль. Я знаю, где у человека, во всяком случае у меня, находится душа. Она на одном уровне с сердцем, по центру. Она часто болела, поэтому я ясно осознаю, где она расположена. Мою душу давил, резал, душил, топтал, выворачивал, разрывал лишь один его вид.

Я понял, что верно нашёл источник своей боли. Теперь она меня точно не покинет. Знаете, бывает так одиноко, что боль становится приятным компаньоном. С ней можно поговорить, её можно почувствовать, ощутить, как в самом себе, так и рядом. Она обволакивает меня с кончиков пальцев на ногах до макушки. Наконец-то я что-то чувствую. Боль – отнюдь не худшее, что может чувствовать человек. Есть гораздо более страшные вещи. Одна их них – безысходность. Хотя к ней я уже привык. Она мне заменила мать, а боль – как младшая сестрёнка, с ней никогда не бывает скучно.

-Со мной всё хорошо! – неожиданно задорно сказал Тай после того, как я его обнял, – Я учусь в 231 кабинете, если что. А ты?

–Я в 213. О, круто! Тридцать один, а наоборот – тринадцать – ответил я.

–Они достаточно далеко друг от друга, но это не проблема. У нас большая перемена после четвёртого урока, и мы можем на ней встречаться в коридоре. Кстати, ты в порядке? Не простыл?

–Нет, со мной всё хорошо, вообще не чувствую никакой боли. Хотя обычно мне легко заболеть, а особенно простудиться. Кстати, у меня есть два лучших друга, но они учатся в другой школе. Хочешь, я тебя с ними познакомлю? Они очень крутые – в глазах Тая мелькнули искры счастья.

Он любил людей, вообще всех. Ему не важно, как ты выглядишь, что делаешь, как разговариваешь. Это достаточно глупо, так сильно любить всех, кого ты встречаешь. Из-за этого каждый начинает чувствовать себя особенным и сильно привязывается к тебе.

После школы я повёл Тая на ту детскую площадку, где мы с Реей и Джессом часто собирались. Мы почти никогда заранее не договаривались, но, несмотря на это, я твёрдо знал, что они там.

По дороге на площадку Тай не переставал расспрашивать о них: «А они не разозлятся, что я приду?», «А ты давно с ними дружишь?», «А Джесс высокий?» (о, да, он высокий, он всегда был выше меня, сколько себя помню), «А у Реи длинные волосы?» и ещё тысяча и один вопрос. Иногда я успевал отвечать, а иногда – не совсем. Только я договорю, как он уже завалил меня новой порцией вопросов. Мне казалось, что, когда мы дошли до площадки, я рассказал ему всё про них, что только знал сам. Я не понимал, он на самом деле всё запоминает, или старается как можно больше узнать в надежде, что хоть что-то останется у него во голове.

Джесс и Рея нас заметили, когда мы уже были в нескольких метрах от них. Их родители не помогали меня искать, потому что всё это случилось достаточно поздно, и моя мама сломя голову понеслась к черте леса, забыв про всё на свете. Только сегодня утром я слышал краем уха, как она с кем-то разговаривала, пока собиралась на работу. Судя по её манере речи, это был кто-то из родителей Джесса и Реи. Это не похоже на маму, ведь она никогда прежде не рассказывала кому-то постороннему о том, что творится у нас в семье.

Как только Рея меня заметила, то понеслась ко мне с криками «Хидэ!», подпрыгнула и приземлилась мне на шею. Вокруг гуляли другие дети и их родители, и этот жест без сомнений привлёк всеобщее внимание, но Рее было всё равно. Джесс в это время подошёл следом и подождал, пока Рея перестанет меня обнимать.

–Ты в порядке – это было совершенно точно утверждением от Джесса – я рад, что с тобой всё хорошо.

Я смутился такому тёплому приёму, но мой разум тут же прояснился, ведь нужно было представить Тая, но Рея опередила меня.

–Ты, и правда, такой маленький! – с восторгом сказала она.

Видимо, тоже информация от мамы. Тай удивился, но быстро собрался и ответил.

–Я не маленький, я низкий, мне, вообще-то, тоже девять лет, как и вам, – в своей задорной манере ответил он, – меня зовут Тай.

–А я Джесс, и мне уже десять!

Так забавно, в детстве мы хотим стать старше, но, когда становимся, то хотим обратного, и даже больше. Мы ругаем себя за то детское желание поскорее повзрослеть.

–Я знаю, что ты спас Хидэ, спасибо тебе за это – а дальше Джесс обратился ко мне, – ну сколько можно вестись на уловки тех двух задир, а?

И тут за спиной у меня он кого-то увидел. Это были эти двое. Как только увидели Джесса, они развернулись и пошли искать себе другое место для игр. Как-то раз Джесс заметил, как они доставали меня на этой площадке. Он подошёл, взял их за шкирку и швырнул мордой в песок. Я ликовал. Но недолго, ведь на следующий день в школе они мне отплатили сполна. Как бы мне хотелось быть таким же сильным, как и Джесс, уметь постоять за себя.

–Хорошо, что они ушли. Если снова к тебе полезут, я тебе помогу – воодушевлённо сказал Тай.

Мне было приятно это услышать, но я не хотел, понятное дело, чтобы и к нему цеплялись, что и сказал. В ответ на мои слова он рассмеялся, чем вызвал моё недоумение.

–Да мне абсолютно всё равно, будут они меня задирать, или нет. Я хорошенько врежу им, если понадобится.

В этом весь он. Ему всё равно, что сделают с ним, главное – его друзья.

–Наконец-то у тебя появился защитник – сказала Рея.

Даже её он смог подкупить своей неподдельной искренностью.

–Хочешь поиграть с нами? – поступило предложение от Джесса.

Надо ли говорить, что Тай, не раздумывая, согласился. Тогда я подумал, что это странно, ведь у него должно быть очень много друзей с таким открытым характером. С момента знакомства Джесса и Реи с ним прошло минут пять, и они уже стали друзьями. В детстве знакомиться легче всего: пару минут, и вы уже свои.

Остаток дня мы играли на площадке. Тай построил большущий замок из снега, который мы потом все вместе разбомбили под оглушительные визги. Время приближалось к восьми вечера. Пора домой. Нам с Таем в одну сторону, поэтому мы попрощались с оставшимися членами нашей компании и пошли по домам. Всю дорогу назад Тай говорил о том, какие они замечательные, подмечал что-то забавное в них, например, неуклюжесть Реи. Тут я с ним полностью согласен, это, и правда, забавно. Нам всегда приходилось быть начеку, чтобы вовремя её ловить в очередной раз, когда она спотыкалась. Ему определённо понравилось всё это, и я хотел спросить, почему он ни слова не сказал о своих друзьях. Но так и не решился. Мы с ним попрощались на развилке между наших домов, и каждый побрёл своей дорогой. Да, впереди был очередной вечер, проведённый в домашнем кругу.

Меня, как и обычно, встретило молчание. Мама уже отошла от вчерашнего, и ей, как и всегда, было важно только то, сделал ли я уроки. Естественно, нет. Сегодня у меня были планы поважнее. И сейчас мне достанется. Я таил маленькую надежду на то, что меня никто не услышал, и также тихо, как и вошёл, я проскользнул в свою комнату. Я не решался выйти на разведку, и узнать, есть ли кто дома, ведь тогда меня точно поймают. Сразу после того, как я тихонько закрыл дверь, я приступил к домашнему заданию. В нём не было ничего сложного, и мне потребовалось минут сорок, чтобы со всем управиться. А ещё спустя минут пятнадцать пришли родители. Вот чёрт, их не было дома. Я мог бы пошариться на кухне и найти что-то вкусное, но теперь это было практически нереально. Мама считала, что есть нужно только в определённое время, а до или после – «потерпишь, ничего с тобой не станет». Она вообще любила эту фразу. А я постоянно ходил голодный. Засада, обидно. Я вышел встретить родителей. Как всегда, отец только окинул меня взглядом, пытаясь отыскать новые синяки на моём теле, а мама сухо сказала: «Вечер добрый. Неси домашку. Скоро ужин». Исчерпывающая информация. Ничего лишнего. Тогда меня это расстраивало, я не мог смириться с тем, что они так на меня реагировали. Вчерашние действия моей мамы, то, как она за меня волновалась, дали ложную надежду. Она любила поговорить, со всеми и обо всём, но только не со мной. Я часто думал, что я приёмный, или, что меня им подкинули, ведь не было ни единого доказательства, что я их родной сын. Я просто ждал, когда они мне в этом признаются, и даже не надеялся, что это просто мои детские фантазии и что это на самом деле не так.

Я поприветствовал их, после чего побежал за домашкой. Она была прежде всего. Сначала домашка, потом всё остальное. Как будто это важно. В школе мы изучали кучу предметов, которые я ненавидел. Мне всегда нравилось писать, но никак не решать примеры по алгебре, в которых цифры использовались только для обозначения степени. Всё остальное – буквы – тёмный лес. Благо, в начальной школе не было ничего, что я бы не понимал. Всё просто: умножение столбиком, спряжения глаголов, стихи. Я принёс тетради с наспех сделанными записями маме. В основном она проверяла всё, что я делал. Папа старательно делал вид, что меня не существует. Как только мама взяла в руки мою тетрадь, зазвонил телефон. Кто бы это ни был, я тут же его возненавидел.

–Яо, посмотри его домашку, дорогой, – протараторила она, после чего ответила на звонок.

Я стоял в гостиной. Сейчас из их с мамой спальни должен был выйти папа, но он не спешил. Мы оба молились, чтобы мама поскорее закончила говорить по телефону. Прошло несколько минут. Надежда угасла. Тогда отец, переодевшись в домашнее, вышел и забрал из моих рук тетради, которые я держал всё это время. Он сел на диван, открыл тетрадь по математике, пробежался глазами по последней записи, закрыл, бросил рядом с собой. Он проделал подобное с остальными тетрадками и, когда все они неаккуратной стопкой лежали на диване около его коленки, встал. Он даже не посмотрел на меня. Просто ушёл шариться на кухне в поисках еды. Я старался сделать уроки как можно быстрее и допустил пару ошибок. Несколько слов были перечёркнуты. Папа наверняка это заметил, но не подал виду. Я, как дурак, стоял посреди гостиной всё это время. Было сложно заглушать ту грусть, которая охватывала меня каждый раз, когда я осознавал его отношение ко мне. Собравшись с мыслями, я быстро собрал тетради и унёс их в свою комнату. Через пол часа я услышал мамино громкое «За стол!». Каждодневная пытка. Иногда папа приходил домой под ночь, и мы с мамой ужинали вдвоём. Но сегодня не такой день. Я спустился на кухню. Кухня, гостиная и спальня родителей были на первом этаже, а моя комната – на втором. Отдельно. Когда я сел за стол, мама положила мне запечённую грудку с рисом. Она вкусно готовила, но я не мог наслаждаться едой в такой обстановке. Хотелось раствориться в воздухе и посмотреть на реакцию родителей. Они были бы невероятно рады, что их обуза исчезла. Но я продолжал жить им на зло. После того, как я запихал в себя всю еду, я встал, сказал спасибо, убрал за собой и ушёл в комнату. У меня в запасе было множество способов провести вечер: от простого лежания на кровати со взглядом в никуда до попыток наконец-то освоить стойку на руках.

По вечерам я часто видел, как родители вместе смотрят телевизор. У меня никогда не хватало смелости подойти и попроситься посидеть вместе с ними. А они, в свою очередь, никогда меня не звали.

Они не ругались, по крайней мере, при мне. Они умело скрывали от меня всё, что касается их жизни. Я даже не был уверен, любят ли они друг друга, ведь при мне они почти не разговаривали. Только когда я был где-то далеко, когда не мог их слышать, они позволяли себе общаться. На тот момент я не помнил, когда отец последний раз говорил со мной. Думаете, сейчас будет часть, где я собрался с мыслями и решился подойти к ним с просьбой вместе провести вечер? Нет. Я был дико голоден. Я решил, что пусть меня поймают и накажут, но я должен попробовать пробраться на кухню и стащить оттуда пару булочек. Попросить? Нет. Я «потерплю, ничего со мной не станет», к тому же, мы только что поели. Только это было бесполезно. Еда, которую я ел с ними за одним столом, не приносила мне чувство сытости. Я вообще не был уверен, переваривается она или просто где-то скапливается.

Бесшумный спуск по ступеням давно был отработан: я чётко знал, на какую из них и куда именно наступать. С лестницы я спустился прямо к кухне. Родители сидели на диване в гостиной, смотрели телевизор и о чём-то говорили. Я мог отчётливо их слышать, но мне это не нужно. Я присел как можно ниже, и потихоньку начал продвигаться к кухне. Если делать это без резких движений, то никто не заметит. Но если бы я побежал, то мамино боковое зрение бы тут же меня засекло. Я это уже проверял. Стен в этой части дома не было, поэтому я полагался на темноту и на увлечённость родителей вечерней программой. Спустя пару минут я преодолел самые сложные несколько метров. Теперь я сидел посреди кухни, а от мамы с папой меня закрывал высокий шкаф. Я смог приподняться и открыть дверцу, достать с полки булочку с сыром и сухарики. Хорошо бы ещё и воды взять, но это слишком опасно. Она стояла в бутылях, из которых её нужно выкачивать, а это шумный процесс. Обойдусь, или спущусь позже, уже не скрываясь, ведь я «просто попить». Да, так и сделаю. Я старался не шуршать упаковками. Телевизор был громче, чем меня и спас. Я также медленно и тихо выдвинулся в обратный путь. Шаг, ожидание, снова шаг, снова жду. Я успешно дополз до лестницы. Пару раз я достаточно громко зашуршал упаковкой от сухариков и уже было расстроился, но мне повезло в этот вечер. Родители с головой ушли в просмотр. Я начал с привычной ловкостью и прыткостью забираться по ступенькам, но тут услышал, как началась реклама. Я был почти на самой верхушке. Осталось каких-то две ступеньки. Даже если мама или папа встанут, они не должны меня заметить, тут слишком темно: лестница вела в чёрный коридор, на конце которого дверь в мою комнату, где чаще всего тоже темень. Я чуть ли не лёг на одну из ступенек. Папа отключил звук. Теперь было важно не дышать. Он встал и двинулся на кухню. Как же вовремя я оттуда улизнул, ведь, задержись я там ещё на полминуты, был бы схвачен и арестован. Сердце билось довольно громко, несмотря на то, что делал я подобное далеко не в первый раз. Не важно, сколько у меня было таких вылазок, это каждый раз страшно. Ничего я не мог с этим поделать. Папа открыл холодильник, достал оттуда бутылку пива и пошёл обратно на диван к маме. Я понятия не имею, откуда у нас в холодильнике спиртное, ведь когда я заглядывал в холодильник, там ничего подобного не стояло. Реклама продолжалась, и папа в тишине открыл бутылку, положил крышку на стол и обратился к маме:

–Зачем ты мне сказала проверить его домашку? Ты же знаешь, как я к этому отношусь, – в его голосе было недовольство, но упрёка в мамину сторону я не почувствовал.

Интересно, под «этим» он подразумевал саму ситуацию, в которой он остался со мной наедине, или меня? Мама не спешила отвечать. Она слегка повернула голову сначала в одну сторону, а потом посмотрела вверх. Моя лестница находилась сзади, поэтому я мог видеть спинку дивана, головы родителей и экран телевизора, и лишь догадывался, какие выражения лица у них были. С одной стороны, я не хотел слышать мамин ответ, да и сам этот вопрос – тоже. А с другой, я впервые наблюдал, как они открыто говорят что-то обо мне. В любом случае, выбора у меня не было, пока идёт реклама, я сижу смирно.

–Я подумала, может хоть что-то ему скажешь, вчера он мог умереть – мама сказала это обычным холодным голосом.

–Если бы тот сопляк его не нашёл, его бы сейчас здесь не было. И мы бы… –начал было отец.

–Остались совсем одни? – мама перебила его – Без детей? Ты же знаешь, что у нас их больше не может быть, так зачем ты снова поднимаешь эту тему? – она это говорила тихим голосом, но в нём слышались нотки отчаяния и нервозности, – у нас есть Хидэте, так давай принимать его таким, какой он есть, несмотря ни на что. У тебя есть сын, а ты желаешь ему смерти. Да что с тобой, в самом деле…

Её голос дрожал. Он по-прежнему был тихим, но теперь она не пыталась скрыть отчаяние и подступающие слёзы. Я не видел её лица, но уверен, она заплакала. Мама вскочила с дивана и быстрым шагом пошла в комнату. Папа остался неподвижен на какое-то время. Я не понимал. Теперь вообще ничего. Было гораздо проще считать, что они меня просто ненавидят. С папой всё ясно, это так и было, но мама… Как я могу узнать причину такого отношения ко мне? Подойти и поговорить начистоту – слишком страшно. В тот момент я просто молился, чтобы они меня не увидели, и чтобы хоть что-то издало громкий звук, под который я смог бы сбежать оттуда. Реклама закончилась. Папа всё также сидел на диване, мама оставалась в спальне. Тогда отец выключил телевизор, тяжело вздохнул и пошёл за ней. Как только он растворился в дверном проёме – входе в их комнату – я тут же взлетел по оставшимся двум ступенькам, и проскользнул к себе, не издав ни звука. Позабыв о том, зачем я решился на эту вылазку, я сел на кровать с уставился в стену.

Что только что произошло? Мне хотелось знать. Поговорить с мамой? Нет. Не просто же так она так со мной общается. Может, я всё понял неправильно? Может, Она имела ввиду что-то другое? Перед отцом она заступилась за меня, значит, я могу на неё рассчитывать. Она меня защитит, если папа на меня разозлится. Так, может, поговорить с ним? Нет. Это немыслимо. Я не помню, когда в последний раз смотрел ему в глаза. В его карие глаза, которые выражали презрение и ненависть. Даже не видя его взгляд, я ясно понимал это.

И тут пришла идея. Она мне сразу не понравилась, но другого выхода я не видел. Я решил, что смогу что-то узнать из их вечерних разговоров, если буду так же, как и сегодня, скрываться около лестницы. Если меня поймают, смогу свалить на то, что захотел есть и решил незаметно пробраться. Это был ужасный план, но ничего лучше я придумать не мог. Точнее, я знал, что можно поговорить начистоту, но мне это не под силу.

В этот вечер я даже не плакал после услышанного, я всего лишь получил подтверждение своим догадкам по поводу папиной неприязни. Всю мою жизнь он мне это показывал. А теперь озвучил. У меня было трое друзей и, возможно, мать. Вы даже не представляете, как это много. Это целый мир, который встанет на мою сторону в случае конфликта.

Следующие две недели я каждый божий день сидел на полу за перилами лестницы по несколько часов. Заметить меня было можно только посветив фонариком, поэтому я был достаточно спокоен. Я многое узнал: мама, и вправду, относилась ко мне лучше, чем я думал. Я ей не безразличен, но особой симпатии она ко мне не питает. Думаю, это материнский инстинкт или вроде того, не более. Хотя для меня до сих пор оставалось загадкой, почему она это скрывает не ото всех, а от меня. Она была рада, что я хорошо учусь, не отлично, но всё же, хорошо. Она знала, какую еду я люблю, а какую – нет. Знала, что моя любимая рубашка уже вся износилась. И надо бы купить новую, но я не захочу расставаться со старой. Как я понял, именно папа всегда ограничивал проявление её чувств ко мне. Почему? Об этом они не говорили. Я решил, что сам спрошу это у мамы, нужно только набраться храбрости и выждать подходящий момент.

Отец меня ненавидел. Я был слабым, зашуганным мямлей по его словам. На все мамины возражения, что именно из-за папы я стал таким, он отвечал, что это не так. Если бы во мне было заложено мужество, храбрость, то они бы в любом случае проявились. И ему не важно, что это полный бред. Даже тогда я это понимал.

Я узнал много нового не только о себе из их разговоров, но и о них самих, ведь никто мне ничего не рассказывал. А я не спрашивал. Мамино любимое блюдо такое же, как и у меня: шницель с пюре и подливой. А ещё она не любит острое, а папа любит. Ещё мама больше всего любит баскетбол. А папа, понятное дело, футбол. Из-за разных интересов они никогда не смотрят вместе спортивные матчи. Ещё папа не хочет, чтобы я оставался в Си-Номавари. Он решил, что я отправлюсь Мэйнтэил, город миллионник, и сам буду зарабатывать себе на жизнь. Мама же хочет, чтобы я остался в городе и учился в нашем институте искусств. А я понятия не имел, чего хочу.

Но самым трудным для меня было не подавать виду, что я что-то знаю. Мне хотелось подойти к маме и сказать, что я хочу с ней нормально разговаривать хоть иногда. Мне хотелось ей улыбаться, но я понимал, что она не просто так ведёт себя со мной холодно. На это есть причины. Поэтому я продолжал вести себя, как обычно. Поначалу трудно, но потом я начал воспринимать это, как игру: я всё знал, но мне нужно было сохранить тайну, чтобы не разрушить существующий уклад.

За ужином я часто наблюдал за тем, как мама суетится у плиты, старается сделать еду вкуснее. Постепенно я перестал убегать из-за стола, словно ошпаренный. Я спокойно доедал, а после стал просить добавки. Мама вставала, отворачивалась, и я видел, как она улыбается, пока стоит к нам с папой спиной. Затем она давала мне полную тарелку с тем же каменным лицом. Как я мог раньше ничего не замечать? Это игра. Мне нужно выиграть, но, как на зло, папа стал приходить домой вовремя, и мы с мамой не могли остаться наедине. Я уже знал, что скажу ей.

[13.02.2002]

Тай как нельзя лучше вписался в нашу компанию. Мы гуляли вчетвером. И, казалось, так было всегда. В школе у меня появилось убежище: я уходил на всех переменах в класс к Таю, там ко мне относились гораздо лучше. Там всем интересно, почему я так выгляжу. Раньше они на меня просто смотрели издалека, а теперь могли поговорить. Мне всё равно, что они обо мне думают, но гораздо приятнее, когда к тебе хорошо относятся. Я стал обитать в кабинете номер двести тридцать один. Маки и Диб быстро поняли, что я сбегаю в другой класс, и что у них там нет власти. На какое-то время я от них отделался.

После последнего урока я стрелой вылетел из класса и помчался к Таю. Мы, как и всегда, собирались на нашей детской площадке. На пути туда Тай выглядел взволнованным. Мне было интересно, почему, но я знал, что он сам всё расскажет.

–Завтра День Святого Валентина! Давайте вместе его отпразднуем!

–Заманчивое предложение, Тай. Но у меня будет вечером семейный ужин. Я не могу, -огорчённо ответил Джесс.

–Да, и у меня будет тоже самое, к нам ещё гости придут – не менее грустно сказала Рея.

А я знал, что у меня не будет ничего. Родители никогда не отмечали этот день. Они вообще не любили праздники. Я решил, что самое время это исправить, и согласился. Тогда Тай позвал меня к себе.

После мы играли в догонялки и в сотый раз устроили конкурс на лучшую скульптуру из снега. Джесс запустил снежком в Тая, а попал в Рею. Тогда я запустил снежком в Джесса, но промахнулся. Не оставляя надежды, я повторил попытку, а потом ещё, и ещё, пока не попал. С пятого раза месть была осуществлена. К этому моменту и Тай, и Рея смеялись над моей меткостью, и конфликт был исчерпан.

По пути домой Тай выжидающе смотрел на меня. Я понял, что мне нужно рассказать ему, почему же я с таким удовольствием согласился провести с ним завтрашний день.

–Они не любят праздники… – тихо сказал я.

Тай вопросительно посмотрел на меня. Видимо, этого было недостаточно.

–Мои родители, они никогда не отмечают. Или я просто не знаю, что отмечают. Ни новый год, ни чей-то день рождения, ни что-либо ещё. Джессу и Рее я ничего не говорил. Не хотел, чтобы они за меня переживали. И ты не говори им.

–Но почему? Это же правда. А ты, получается, врёшь им.

Тогда эта фраза меня сильно обидела. Но я понимал негодование Тая. После того, как моя злость на него немного утихла, я ему постарался объяснить.

–А ты считаешь, что нужно всегда говорить правду?

Тай удивлённо посмотрел на меня, как будто я задал самый очевидный вопрос в жизни. Я продолжил.

–А что, если из-за твоей правды людям станет плохо? Что, если твоя правда разрушит чью-то жизнь? – я сделал небольшую паузу, – конечно, если я всё расскажу Рее и Джессу, их жизнь не испортится, но… Не хочу обременять их. Хочу, чтобы они считали, что у меня всё хорошо. Поэтому, не рассказывай им.

–А если расскажу? Обидишься на меня? Перестанешь дружить? – Тай почти кричал.

И тут у меня появились первые догадки, почему он никогда не упоминал о своих друзьях. А точнее, я понял, как он мог их потерять. И не хотел повторения истории. Может, сейчас он возненавидит меня, но я должен открыть ему глаза. И я начал своё объяснение.

–Скажи, почему ты никогда не рассказывал мне о своих друзьях? Ну, тех, которые у тебя есть помимо нас троих? – лицо Тая мгновенно переменилось, теперь на нём читался испуг – Я много думал по этому поводу, но никак не мог понять, что же не так. А теперь, кажется, начинаю догадываться. Я знаю, что ты очень честный. И из-за этой честности ты много раз страдал, не так ли?

На самом деле утверждать это было всё равно, что ткнуть пальцем в небо. Но реакция Тая говорила сама за себя. Я видел, как он злился на то, что я его отчитываю, но ему было интересно, к чему же я приведу в итоге. Он кивнул, не поднимая глаз.

–Не нужно быть на сто процентов честным. У всех людей есть свои секреты, и, если они тебе их доверяют, то храни их, как сокровище. Если с тобой поделились какой-то тайной, значит, человек тебе доверяет. Понимаешь? – я посмотрел на него, и тут он всё понял, – я тебе доверяю, Тай. Поэтому и рассказываю то, что нужно держать в секрете ото всех. И делаю я это как раз потому, что ты честный. И твоя честность не позволит тебе раскрывать чужие секреты другим. Ты не болтун. Хотя поговорить ты очень любишь – я улыбнулся ему.

Он, кажется, понял всё именно так, как я и хотел.

–То есть, ты считаешь честным скрывать всё от Джесса и Реи?

–Да. Потому что не хочу их расстраивать. Мне достаточно того, что ты всё знаешь.

–Но как ты понял про моих друзей? – у него наворачивались на глаза слёзы.

Мы шли по красивой улице, где тротуар выложен плиткой, с краю на обочине росли невысокие ёлки. Уже смеркалось: небо окрасилось в тёмно-синий цвет с одной стороны горизонта, и в розовый – с другой. Машины носились по проезжей части, оставляя на снегу длинные следы от колёс. Я предложил Таю немного прогуляться, он согласился.

–Я ничего не знал. Я только догадывался. А ты выдал себя своей же реакцией. – сказал я.

Я рассмеялся, и Тай тоже. Но он улыбался сквозь слёзы. Удивительно, как мы менялись, когда оставались вдвоём. Не зря говорят, если хочешь узнать человека, останься с ним наедине. В компаниях люди совсем другие.

–Я сразу понял, что ты любишь проводить время с людьми, с друзьями. И ты так хорошо поладил с Реей и Джессом. Но меня всегда интересовало, почему ты ничего не рассказывал о своих друзьях. И я подумал, что, может, их нет. А почему? Возможно, из-за твоей честности. И, когда ты захотел всё рассказать ребятам обо мне, я удостоверился, что такое с тобой не в первый раз случается. Тебе приходилось делать выбор между честностью и человеком. И ты выбирал первое. Потому что у тебя сильное чувство ответственности, долга. Но парадокс в том, что ты сам же от этого страдаешь.

Тай смотрел на меня с широко открытыми глазами. Он не понимал, откуда я мог всё это знать. Игра в незнайку у меня дома в течение последних двух недель многому меня научила. Про это я ему тоже расскажу, но не сейчас. Пусть сначала переварит то, что я ему только что поведал.

–Как ты смог всё понять? Я же ничего не рассказывал тебе? – он уже плакал, говорил сквозь слёзы.

Вы скажете, манипуляция? Нет. Я просто рассказал ему то, что он рано или поздно сам бы понял. Честность – отнюдь не лучший друг человека. И, если хочешь с кем-то дружить, придётся хранить секреты этого человека, а он будет хранить твои. Только так.

–Тебе и не нужно мне что-то рассказывать, и так всё очевидно. И я сохраню это. Я буду хранить твой секрет также, как ты хранишь мой, – ответил я.

Зря я это сказал, ведь Тая уже было не остановить. Мы шли по улице, вокруг суетился народ в преддверии дня всех влюблённых, а Тай ревел. Кто-то даже не замечал его, а кто-то стоял столбом и пялился на нас. Я завёл его в первый попавшийся переулок.

–Успокаивайся. Я же тебе не о страшной трагедии рассказал. Наоборот, ты теперь знаешь, как не потерять меня. И ребят. Если они тебе расскажут секрет, то сохрани его, как сохранишь мой.

Тай стоял, опёршись спиной на стену высокого серого дома. На шестом или седьмом этаже на балконе кто-то курил. Я увидел человека, облокотившегося на перила балкона прямо над своей головой. Я любил смотреть по вечерам на небо. Зимой редко можно увидеть красочные закаты, в основном они серые или чёрные. Но сегодняшний день был исключением. В небесном океане, среди глубокой темноты, я разглядел яркие краски: розовую, сиреневую, бледно-жёлтую, они наслаивались друг на друга, заполняя всё пространство, которое я только мог видеть.

Тай заметил мой взгляд в никуда, и повернул голову в сторону дороги. Кажется, он тут же забыл, что секунду назад ревел, и теперь наслаждался вместе со мной этим прекрасным видом.

Мы стояли в узком переходе, с двух сторон на нас давили бетонные стены домов. Они уходили высоко вверх, и из-за выступающих балконов невозможно увидеть их крыши. Сзади гуляла чернота. Крошечная дорожка заводила за угол и упиралась во мрак, тут не светил ни один фонарь. На фоне этой гнетущей мрачности мы выглядели крохотными существами, которые заплутали в чужой стране, где уже сотню лет шла война. Но нам не страшно. Наше внимание приковал к себе закат. Он освещал всё, до чего мог дотянутся. И наш закуток, который затягивало во мрак, мог держаться на стороне света только благодаря этому всеобъемлющему сиянию. Оно зачаровало нас. Если бы вы заглянули в наши глаза, то увидели бы там лишь этот горизонт. Он, казалось, прожёг наши роговицы и навсегда отпечатался в обрамлении наших зрачков. Погода стояла ясная, не было ни снега, ни ветра. Ничто не могло нарушить идеальную чистоту и ясность, которые проникли в наше сознание. Я чувствовал, как розовая пыль окутывала нас, она спустилась к земле, перелетела через дорогу, по которой бесшумно носились машины, и растворилась в наших телах.

Ни единого движения. Ни одного шумного вздоха. Нас околдовал момент, в котором смешалась природа с её безупречными проявлениями и наши чувства. В те минуты нам казалось, что мы полностью понимаем друг друга. Тай посмотрел на меня с таким выражением лица, что я понял, он мне верит. И не предаст. Он сохранит и мой секрет, и наш с ним разговор глубоко в своей памяти.

Я не считаю нужным разбалтывать всем подряд о своих самых счастливых моментах. Не думаю, что таким образом ты делишься счастьем. Нет, наоборот. Ты выбрасываешь его в пустоту, раскидываешь по земле, как мусор. Если случилось что-то хорошее, я предпочитаю хранить воспоминания об этом внутри своего сердца вместе со всеми эмоциями и никуда не выпускать. Таким образом я наполнял жизнью собственную душу, давал пропитаться ей радостью, счастьем, любовью. У нас в организме течёт кровь, которой пропитано всё внутри. Вот и я делал тоже самое, только не с физическим, а психологическим своим миром. И это работало.

Но сейчас я решил, что кто-то должен узнать об этом моменте, именно поэтому я рассказал сейчас то, что рассказал. Кто-то прочувствует то, что пережил тогда я, и унесёт с собой эти воспоминания. Не хочу, чтобы они исчезали, поэтому дарю им вторую жизнь.

Больше мы не сказали друг другу ни слова. В момент прощания Тай кивнул мне, широко улыбнулся, развернулся и побежал домой. Я же неторопливо пошёл к себе, размышляя, что сделать сегодня дома. Настроения как обычно шпионить за родителями у меня совсем не было.

Я вставил ключ в замочную скважину, открыл дверь. Тишина. Не включая свет, я стал раздеваться. Снял куртку, шапку, ботинки. И тут услышал шаги. Я с лёгкостью мог отличить мамины от папиных. Это мама. Она еле слышно переставляла ноги, как будто парила по дому. Папа же ходил твёрдо и громко. Мама вскрикнула, когда заметила движущуюся фигуру в тёмном коридоре. Я знал наизусть, где что находится, поэтому не тратил время на переключение выключателя туда-сюда.

–Мам, это я.

–Не пугай меня так. Включи свет, а то так и помереть недолго, – непривычно длинная фраза от неё. И никаких «домашек» и «обедов».

–Хорошо, извини. Я просто всегда так делаю, но больше не буду, чтобы не пугать тебя.

Я забылся, и начал говорить с ней без притворства.

Забавно, пару мгновений назад я убеждал Тая в том, что честность лучше засунуть поглубже в себя, а сейчас сам достал её из тёмной ямы. Мама удивилась, ведь и для меня подобные высказывания не были чем-то обычным. Я захотел расспросить её обо всём, задать миллион вопросов, которые накопились за всю жизнь, но решил, что пока одной странной фразы будет достаточно. Она поймёт, что я хочу сказать, ведь сама только что сделала то же самое.

–Мам, а что на ужин? Я так проголодался, мы сегодня весь день играли с ребятами в догонялки. А, и завтра с утра я пойду к Таю, он позвал меня. Вернусь вечером, не теряй, – я сделал небольшую паузу, чтобы посмотреть на мамину реакцию. Она внимательно меня слушала, – я подумал, может, подарить семье Тая что-то?

–Да, это хорошая идея. И как я сама не подумала об этом, – она разговаривала странно: не так открыто, как с папой, но и не так холодно, как обычно со мной, – я как раз только что ездила за подарками всем на завтра, и думаю, что один можно подарить им. Он должен подойти.

Мама тут же пошла в спальню и вынесла оттуда набор тапочек: двое больших и одни маленькие. Тапочки были в виде мишек: одна пара белая, другая – чёрная, а третья – как панда, белая, с большими чёрными кругами. Тогда мне показалось это забавным. Мама взяла подарочный пакет, бумагу для оформления и начала запаковывать первую пару. Я побоялся спрашивать, можно ли мне помочь ей, опасаясь отказа. Поэтому просто пошёл и начал делать то же, что и она. Возражений не последовало.

Когда я закончил с одной парой, остальные две уже были готовы. Мы уложили всё в пакет. Сначала самую большую пару – на дно, потом среднюю и маленькую, для Тая. Я уверен, что он из них не вылезет, если их подарю я. И это не моя гордыня, это правда. В этом весь Тай, это очень мило, и так по-простому, что невольно хочешь оставить такого человека себе.

Когда подарок полностью оформили, раздался звук из коридора. Ключ был вставлен кем-то в замочную скважину. Сегодня он задержался, но не сильно. Мама тут же изменилась в лице. Она холодно посмотрела на меня и приказным тоном сказала:

–В комнату. Через полчаса – на ужин.

Я понял ситуацию, и хотел не расстраиваться, но не мог. Однако не показывать расстройство я умел мастерски. Я посмотрел на маму всё тем же радостным взглядом. Но она уже перестроилась, и никакого ответа не последовало. Только безразличие и холод.

–Хорошо, мам! Спасибо тебе большое, что помогла с подарком для Тая и его родителей. Я передам им от тебя привет. Я побежал, – входная дверь в этот момент только начинала открываться, и отец не мог услышать моих слов.

Лёд растаял. Мама улыбнулась мне в ответ и кивнула. В следующий миг она вернула своё безразличие, а я уже бежал к лестнице, чтобы убрать пакет к себе. Я очень надеялся, что теперь то она поймёт, что может быть со мной собой. За обедом я сидел с кислым лицом и не попросил добавки. Я встал, убрал за собой тарелку, взял булочку и начал открывать её. И, когда проходил мимо мамы, которая ещё не закончила есть, тихо-тихо шепнул: «вкусно». Она еле заметно дёрнулась. Значит, услышала мои слова за шуршанием упаковки. С булочкой в руках я пошёл к себе. Когда поднимался по лестнице, папа увлечённо ел. Мама посмотрела на меня и слегка кивнула. Я ответил. Я смог показать ей, что знаю правила. Теперь я на её стороне, и она это поняла. Тогда я думал, что она смелее, чем есть на самом деле.

[14.02.2002]

Меня разбудил звук захлопнувшейся двери. Родители ушли «по делам», как они мне всегда говорили. Не знаю, какие у них там дела в день всех влюблённых. Я уже не смогу уснуть, поэтому встал и начал потихоньку собираться к Таю. Надеюсь, он предупредил родителей о моём приходе. На кухне я нашёл блинчики с вареньем, манную кашу и чайный пакетик в кружке. Мама. Я умылся, позавтракал и уже собрался пойти скитаться по городу в ожидании вечернего похода к Таю, но в дверь постучали.

Родители забыли что-то? Или вернулись, чтобы всем вместе отметить праздник? Ещё бы, это вряд ли когда-нибудь произойдёт. На пороге стоял Тай. В этот момент мне стало стыдно за то, что я вчера его отчитал за его поведение. Он стоял в куртке на размер-другой больше, смешной голубой шапке и с красными щеками. На улице мороз. Его глаза, как обычно, сверкали, излучали желание что-то сказать мне. Но он выжидающе смотрел на меня, после чего тихо спросил:

–Ты один?

–Да, родители ушли и будут только ночью – сказал я, стараясь не подавать виду, что это приносит грусть.

Не успел я подумать об этом, как Тай взял разбег в несколько шагов и запрыгнул на меня, обхватив руками за шею.

–Тогда пойдём гулять! – и тут же рассмеялся.

И снова он доводит меня до состояния шока. Но я начинаю потихоньку привыкать к его этой странной манере общения. Через пару мгновений до меня дошёл смысл происходящего, и я кивнул ему.

Вскоре мы бежали в парк под названием «О-вари» на другом конце города. Не помню, почему мы пошли именно туда, возможно, потому что это самый большой парк. Я думал, что Тай что-то скажет по поводу вчерашнего, но, видимо, ему и так всё было ясно. Значит, можно быть спокойным, он не злится.

Ближе к вечеру мы пришли домой к Таю. Он, как и я, жил в частном доме. Это удобно, особенно учитывая то, что наши дома были в том же районе, что и школа. Нас встретили родители Тая, его старший брат Эку, бабушки и дедушка. Их было так много, что до самого ухода я так и не смог запомнить имена всех.

–Хидэте, добрый вечер, проходи! – сказала Элая, – Тай нам много про тебя рассказывал в последнее время. Спасибо тебе, что дружишь с ним!

Мне стало неловко, ведь это я должен его благодарить. Впрочем, мама Тая говорила в точности так же, как и он сам. Так вот что значит «семейное». Эта мысль отвлекла меня от происходящего, и на душе стало спокойнее. Я поздоровался со всеми, и мы пошли в гостиную. Я сел на диван рядом с Таем и тут до меня дошло, как сильно этот дом отличается от моего. Здесь царит атмосфера уюта и спокойствия: массивный камин, пушистые ковры тёмно-коричневого цвета, мягкие подушки с изображением кошек и лисиц, декоративные деревянные фонари с небольшими лампочками внутри, которые расставлены по всей комнате. Из-за сказочной атмосферы я забыл, что чужой. Бабушки мне приветливо улыбались, а старший брат, который, я был уверен, не в восторге, что я свалился, как снег на голову, сел со мной рядом.

–Привет, Хидэте, – но произнёс моё имя с ударением на последний слог.

Я думал, нужно ли поправить его. Лучше сразу сказать, а то потом это вообще будет нереально сделать.

–Эм… Вы неправильно произнесли моё имя… – я замялся.

Вроде, на вид ему не больше пятнадцати, хотя, взяв во внимание особенность этой семьи, ему могло быть и двадцать пять. Эку понял, что я имел ввиду и улыбнулся.

–Ой, прости. Хидэ́те, да? – я кивнул – меня зовут Эку, мне двадцать.

Как и ожидалось. Он был гораздо ниже своего отца и чуть выше матери. Если бы они с Таем родились девочками и мели такой рост, то было бы идеально. Хотя, так было даже удобнее разговаривать. Я не ощущал себя сильно младше, ведь был ненамного ниже Эку.

–Мне девять, – сказал я, отведя глаза в сторону.

–О, так у нас с тобой разница в одиннадцать лет, да? – Эку улыбнулся.

–А? Нет, не в одиннадцать, а в десять. У меня скоро день рождения.

Надо было промолчать и просто согласиться. А следующий вопрос будет…

–Когда?

–А, ну, – я снова замялся, мне не хотелось ему рассказывать.

Я опустил глаза вниз, на мягкий ковёр. Ногам было уютно и тепло, прямо как в тапочках. Потом я отвёл взгляд в сторону и отвернулся. И только смог выдавить из себя «скоро». Эку не стал дальше расспрашивать. Я испугался, что он может обидеться, и на всякий случай продолжил разговор.

–А ты уже учишься в институте? Там трудно?

Я заметил, как выражение его лица переменилось на более приветливое.

–Да, учусь в нашем единственном и неповторимом ГУСиНе, – с энтузиазмом ответил Эку.

–ГУ… Си… Не?

–Ага, расшифровывается как государственный университет Си-Номавари. Можешь просто называть его гусём.

Эку рассмеялся. Тут подошли Элая и Трэн, отец Тая. Они довольно забавно смотрелись вместе: Элая была маленькая, а Трэн больше походил на шкаф, нежели на человека. Однако, нельзя судить людей по внешности. Я это усвоил, как никто другой. Элая пригрозила Эку, чтобы не учил меня плохому. Он опять слегка засмеялся. За несколько минут в этом доме я услышал больше смеха, чем за всю жизнь – в своём. Мне определённо здесь начинало нравиться. Чувство неловкости, оставив аккуратный маленький след, скрылось из моих мыслей.

Теперь в гостиной разместилась вся большая семья: мама, папа, бабушки, дедушка, Эку, Тай и я. Большой стол посередине за несколько минут заставили разными вкусностями: салатом с креветками, не знаю, что там было кроме них, мне важно лишь то, что в нём есть креветки. Кроме него открытый пирог с копчёной курицей, базиликом и картошкой. И ещё много разных закусок. Когда все расселись, я заметил, как у Тая и Эку, которые сидели по бокам от меня, загорелись глаза, а у Элаи на лице появилась игривая улыбка. Она встала, выставила руки вперёд и звонким уверенным голосом произнесла:

–Внимание всем! Пожалуйста, рассаживайтесь на свои места! Сегодня в наших рядах пополнение, поэтому напомню правила «подарочной карусели». Каждый из вас должен сегодня осчастливить своим презентом кого-то из присутствующих и сказать пожелание каждому из нас!

Эку, Тай и Трэн рассмеялись, а бабушки и дедушка заулыбались. У всех уже были припрятаны небольшие подарочки друг для друга. Первая принялась раздавать подарки Элая. Она достала из-под стола большой пакет и начала доставать из него разные коробочки. Синяя досталась Трэну. Вторая, тёмно-зелёная, была вручена Эку. Дальше шли розовые, для бабушек-дедушек, потом она достала белую.

–Так, а теперь хочу подарить кое-что Хидэте, – сказала она, пока протягивала мне подарок, – спасибо, что пришёл к нам сегодня.

Я принял коробочку, а Элая в это время уже тянулась за последней. Ярко-красная, с разноцветными наклейками предназначалась Таю. Мне было до жути интересно, что же там, но я решил, что потом спрошу у него, и свою открою дома.

То был первый в жизни подарок на день Святого Валентина. Мне вообще не важно, что там, я просто старался сдерживать слёзы и смех, не понимая, как реагировать. Обо мне не забыли, для меня что-то купили, выбрали, потратили время, притом, что видели второй раз в жизни. Это как-то неправильно, наверное. Тогда я ещё подумал, у всех – цветные упаковки, а у меня – белая. Почему? Думаю, это было неспроста. Белый флаг, мол, мы тебе не враги, приходи к нам ещё, или что-то в этом роде. Не знаю, сознательно ли Элая это сделала, но я оценил.

После неё бабушки с дедушками обменялись сувенирами друг с другом, Эку, Тай и Трэн подарили Элае по красивой тарелочке, которые вместе складывались в набор. Все закончили, теперь была моя очередь. Я достал пакет и протянул его Элае. Она с вопросительным взглядом взяла его, улыбнулась и сказала спасибо.

–А теперь… открываем!

Голос Элаи эхом пронёсся сквозь меня. Я взял коробочку, начал снимать упаковочную бумагу. Под ней я обнаружил квадратную шкатулку, тоже белого цвета. Внутри лежали объёмные стеклянные звёздочки размером с пятирублёвую монету, а под ними гирлянда. Элая пояснила, когда увидела моё озадаченное лицо:

–Когда тебе станет грустно, просто включи у себя в комнате эту гирлянду и разложи вдоль неё звёздочки. Гирлянда засветится разными цветами, а звёзды отразят их по всей комнате. Посмотри, там и от Тая кое-что есть.

Я кивнул. Трясущимися руками я достал последнее, что там было, рисунок. На нём изображены три человека: я, Тай и кто-то ещё.

–Тай, а кто третий человек? – спросил я.

–Это? – он указал на высокую тёмную фигуру посреди рисунка – Это человек, который хранит секреты. Он такой большой для того, чтобы в него их поместилось как можно больше.

–Вот значит, как, а ты где-то видел этого человека?

–Нет, он существует только потому, что я его придумал. И ты тоже поверь в него, чтобы он мог существовать как можно дольше. Ведь, если о нём никто не будет помнить, то он исчезнет.

–Хорошо, я никогда про него не забуду, не волнуйся, – я сделал небольшую паузу, чтобы придать значение следующим моим словам, – рисунок очень красивый, – он на самом деле превосходный, – я повешу его у себя в комнате, чтобы он мог напоминать мне об этом дне и о тебе, спасибо тебе большое, и твоей маме тоже, – дальше я повернулся к Элае, – спасибо вам за подарки, мне очень приятно, я сегодня же повешу гирлянду.

Элая улыбнулась мне в ответ. Я увидел, как она распаковывает мой подарок. Когда она взяла в руки тапочки маленького размера, сразу поняла, что они для Тая, поэтому протянула их ему. Вторую пару отдала Трэну, а третью – оставила себе. Все трое поблагодарили меня. А Тай, до сих пор сидевший рядом, обнял, как обычно: крепко и тепло.

С помощью объятий люди могут передавать своё тепло другим, а вместе с ним эмоции и чувства. Когда мы обнимаем кого-то, то отдаём частичку себя этому человеку. Но, когда долго никого не обнимаешь, сам начинаешь замерзать без чужого тепла. И нужен человек, который им с тобой поделится, восполнит запасы, и тогда ты уже будешь в состоянии отдавать его другим. Тай дал мне много тепла, столько, что теперь я мог спокойно отдавать его всем вокруг. Я обнял его в ответ, мысленно благодаря за всё, что сегодня произошло.

Остаток вечера мы провели за разговорами обо всём на свете. Элая ещё раз рассказала, как Тай нашёл меня. Об этой истории знали только они с Трэном, поэтому остальные сильно удивились. Эку оказался довольно приятным. Он попросил тоже подарить ему такие забавные тапочки. Надо будет спросить маму, где она их купила.

–Хидэте, а у тебя есть братя или сёстры? – вдруг поинтересовался Трэн.

–Нет, я единственный ребёнок в семье.

–Правда? А тебе не бывает скучно?

–Нет, у меня есть хорошие друзья, и Тай один из них. Мы почти каждый день все вместе гуляем на большой игровой площадке тут неподалёку.

–Правда? А, эти хорошие друзья, видимо, те двое ребят, про которых ты мне рассказывал, – он обратился к Таю.

–Да, Джесс и Рея, они замечательные. Я вас обязательно познакомлю! – радостно ответил Тай.

–Хорошо, приходите как-нибудь все вместе к нам, поиграем в мафию или в монополию. На мафию нужно хотя бы пять человек, так что сможем в неё наконец-то сыграть.

–Да, – в разговор включилась Элая, – мы купили её, а вот поиграть никак не удаётся.

–Так, может, сейчас сыграем? Нас ведь больше пяти, – предложил я.

–И правда, как я сразу не догадалась! Хидэте, молодец. Эку, неси коробку с игрой.

Через пару минут Элая уже пыталась старшему поколению объяснить правила игры. Они не понимали, как можно сидеть всю «ночь» с закрытыми глазами, если их можно открыть и узнать, кто же на самом деле мафия. Когда все дискуссии разрешились, а стол был освобождён от почти съеденной еды, Эку начал тасовать карты. Мне достался мирный житель. Хорошо, не придётся никого убивать. Ведущим выбрали Эку, он был не таким маленьким, как мы с Таем, и хорошо знал правила.

–Первый день. Город засыпает, просыпается мафия, – томно ролизнёс Эку, – мафия сделала свой выбор. Город просыпается, и сегодня не выжил… Тай.

Тай удивился такому повороту. Теперь ему было предоставлено последнее слово:

–Я думаю, что это, – он призадумался, оглядел всех игроков, – мама!

–Хорошо, а теперь каждый может высказать свои подозрения – продолжил вести игру Эку.

Трэн подхватил его и высказался против Элаи, на что она лишь улыбнулась. Бабушки с дедушкой промолчали, как и я.

–Ладно, тогда по большинству голосов мы вынуждены раскрыть тебя, мама.

Элая показала всем свою карту. Она – мафия. Я был в шоке. Как так?

–Ты хотела отвести от себя подозрение, поэтому убила Тая, да? – спросил Трэн.

–Ох, вы меня раскусили. В следующий раз я буду хитрей, – задорно сказала Элая.

Мы сыграли ещё несколько раз, а потом Элая подала десерт: большой яблочный пирог из песочного теста с мороженым и карамелью. Я еле-еле удержался, чтобы не съесть весь свой кусочек сразу, ведь было так вкусно. Сразу понятно, что она сама его приготовила. Домашняя еда она и в Африке домашняя еда, всегда будет самой вкусной на свете.

Когда все наслаждались чаем, Тай решил показать мне свою комнату. Они с Эку жили, как и я, на втором этаже. Комната Тая походила больше на сказочный домик: маленькая, светлая и тёплая. Кровать стояла у окна и была в виде Тотторо, персонажа из одного японского мультика. Над ней висела длинная разноцветная гирлянда. Все стены увешаны плакатами персонажей из разных мультиков и фильмов так, что обоев не видно, поэтому я до сих пор не знаю, какого они цвета, и есть ли вообще. На подоконнике стояли цветы, разные, и название ни одного из них я не запомнил. На полочке около кровати расположились любимые игрушки Тая: красная машинка, динозавр и Тотторо. С другой стороны кровати к стене прибито несколько полок, на одной стояли книги и разные небольшие сувениры: камешек с надписью: «Адлер», шкатулка, вся обклеенная разноцветными камнями, розовый дельфин и каменная фигурка кролика. На другой разместился небольшой телевизор и стопка дисков.

–Красиво тут, да? – спросил Тай.

–Да, очень. Тут очень красиво, прям как в сказке.

И тут я вспомнил свою комнату: серые обои, кровать, шкаф, стол, всё. Даже игрушек толком не было, потому что мне их просто не покупали. Вообще не помню, чтобы когда-нибудь ходил в магазин вместе с родителями. Мне не завидно, я был искренне рад за Тая, рад, что у него такая потрясающая семья. Тут к нам вошёл Эку. Он посмотрел на меня и спросил:

–Прикольно тут, да?

–Да, как в Нарнии – с нескрываемым восхищением ответил я.

Он рассмеялся.

–Ну хорошо, что тебе тут понравилось. Заходи как-нибудь ещё, хоть завтра! Познакомлю тебя со своей девушкой, она у меня такая красивая, умная…

–Началось… – перебил его Тай, – может, хватит при любом удобном и не очень случае всем рассказывать о ней? – сказал он наигранно сердито.

–Да ладно тебе, ну что я поделаю, если она и впрямь замечательная?

–Я с удовольствием с ней познакомлюсь – ответил я.

–Да не нужно так официально, парень! Я ж не старый дед, чтобы со мной так разговаривать, мне всего двадцать.

–Целых двадцать лет… – протяжно и выразительно передразнил Тай – скоро на пенсию уже, а он о девчонках всё рассказывает.

–Ах ты мелкий…

Тут Эку подбежал к кровати, взял одну подушку и кинул в Тая. Подушка прилетела прямо в лицо. Тай сделал шаг назад от неожиданности, и этой же подушкой запустил обратно, но Эку увернулся. В ход пошли и другие подушки, до этого мирно лежавшие на кровати. Я стоял и наблюдал за этим с улыбкой, пока одна подушек не прилетела в меня. После мы ещё несколько минут кидались друг в друга, а потом Эку поймал нас обоих, завалил горой этих подушек и сел сверху. Он весил килограмм сорок, и нас особо не придавило. Выпустили из подушечного плена, только когда мы дали слово, что больше так не будем. Потом Эку предложил посмотреть их любимый с Таем мультик, ведь мне он точно должен понравится. Мультик назывался «принцесса Мононоке». Пока мы смотрели, успели и нареветься, и посмеяться. Теперь он стал и моим любимым.

Ближе к девяти вечера все стали расходиться по домам, и я последовал их примеру. В коридоре, когда я уже был готов со всеми попрощаться, Элая подошла ко мне и наклонилась к моему уху.

–Сегодня было весело, приходи к нам ещё, – прошептала она.

–Хорошо, обязательно приду – уже в полный голос ответил я.

–Ура! – закричал Тай от куда-то из гостиной, а потом выбежал меня проводить.

–На улице темно, сейчас Трэн тебя довезёт, подожди немного. Опасно ходить одному в такой час.

–Что? Нет, не надо, спасибо. Вы и так сегодня…

–Никаких «не надо» – командным голосом выпалила Элая, – мы доставим тебя домой в целости и сохранности.

У меня не осталось иного выбора, кроме как согласиться. Я попрощался со всеми, и мы поехали ко мне. Дорога заняла не больше пяти минут, ведь мы жили совсем рядом. По пути Трэн спросил у меня, не возникает ли проблем с Таем. Я понял, что он имеет в виду, и ответил, что рассказал ему про секреты, про доверие и обратную сторону честности. Он был немного в шоке от моего ответа, ведь, по его словам, откуда ребёнок может задаваться такими вопросами и рассуждать на подобные темы в девять лет? Невероятно. Я смущённо ответил, что в этом нет ничего особенного. Перед тем, как я вышел из машины, он пригласил меня с нашими с Таем друзьями к себе. Сказал, чтобы обязательно пришли. Я пообещал, что скоро приведу их.

Света в окнах я не увидел, а значит, дома никого. Я открыл дверь и направился к себе. Полученный у Тая подарок я на всякий случай спрятал в стол, закопал в нижнем ящике между учебниками и тетрадями. На завтра нужно сделать много домашки, поэтому я приступил немедленно. Пока решал примеры по математике, из головы не выходила картина уютной и светлой атмосферы, в которую я попал на несколько часов, словно на маленький остров. Не было сказано ничего из того, что могло бы поставить меня в неудобное положение: ни про внешность, ни про дом и семью. Они не спрашивали, хоть я и уверен, им было интересно. Они не игнорировали меня, не напоминали про то, что я чужой в их семейном кругу. Пожалели? Да если и так, мне всё равно, пусть. Но мне тут же захотелось доказать им, что меня не нужно жалеть, что я имею всё, чего только можно пожелать. И речь сейчас не о родителях, а о крепких отношениях, коих у меня было предостаточно. Хоть временами я и чувствовал себя тоскливо, я прекрасно понимал, что обладаю бесценными вещами, и они куда важнее всего материального. А мама с папой – про них я обязательно всё узнаю.

Спустя часа два в замочную скважину вставили ключ, и дверь отворилась. Родители вошли молча и быстро направились к себе в спальню. У меня плохое предчувствие, поэтому я занял свой обычный пост во тьме около лестницы. Телевизор не работал, на улице стояла тишина, и я мог разобрать слова, доносившиеся из спальни.

–Да что с тобой? – зазвучал мамин надрывистый голос.

–Почему ни одного визита не обходится без расспросов «а где Хидэте?», «а почему вы пришли без него?». Пришли и пришли, им-то какая разница, а? Дома оставили, нечего ему по гостям шарахаться.

–Давай возьмём его всё же куда-нибудь? – умоляющим голосом просила мама.

Странно от неё такое слышать. Она всегда была само спокойствие. Видимо, случилось что-то серьёзное.

–Нет. Ты что, забыла, что я тебе говорил? Решила отказаться от меня?

Что… Что он сказал? Это уже никакие не игры. Всё серьёзней, чем я мог предположить. Надо быть максимально осторожным. Я смогу сделать вид, что меня сейчас нет дома, выйти через окно второго этажа (привычная операция, там всё давно отработано) и зайти через дверь, громко, так, чтобы они услышали и перестали ссориться. Но как же интересно, я хочу знать. Надо дослушать.

–Да что ты такое говоришь. Я никогда тебя не брошу, – умоляющим тоном произнесла мама.

–Никогда не говори никогда – сердито выцедил отец.

Мама ничего не ответила. У меня сердце ушло в пятки, когда дверь их спальни открылась. Из неё выбежала мама прямиком на улицу, не уверен, но мне показалось, что она плакала. Я же рванул в комнату, оделся, открыл окно и полез наружу, на задний двор. Там росла пара деревьев, стояли старые качели, и больше ничего. Я аккуратно перегнулся через окно, ногами встал на небольшую трещину между бетонными блоками, и, как паук, спустился по ним на землю. Это не заняло много времени, ведь их расположение я знал, как свои пять пальцев. Обернувшись в сторону двора, я заметил приближающийся силуэт. Не слишком высокий, значит, не папа. С его стороны доносились звуки всхлипов, плача. Мама. Она идёт сюда. Я побежал к углу дома, завернул за него и притаился. Главное, не попасться на глаза папе, нужно внимательно слушать, что происходит вокруг. Ноги тут же замёрзли, ведь обуви в моей комнате нет.

Деревья росли около высокого забора, который ограждал нас от соседей. Мама подошла к дереву, обняла его за ствол и заплакала. Она ревела навзрыд, стараясь не издавать громких звуков. При этом она подняла глаза и проверила, не горит ли свет в моём окне. Когда его не обнаружилось, она осела в большой сугроб. Снег на заднем дворе не разгребали около двух недель. Только сейчас я заметил, как она одета: лёгкая кофта, юбка, и всё. И в этом она по колено сидела в снегу, в обжигающем своим холодом снегу. Что-то мне подсказывает, тогда даже этот снег казался ей теплее, чем поведение отца. Она просидела так несколько минут, на коленях, обхватывая тоненький ствол дерева, рыдая, уткнулась лбом в ледяную кору растения. Всё. Хватит.

Я не торопясь выпрямился и подошёл к маме. Услышав шаги, она сказала сквозь слёзы, не поднимая головы:

–Уйди, оставь меня одну…

–Мам, это я, – я сказал это так мягко, как только мог.

На секунду она перестала плакать, дрожать, дышать, и посмотрела на меня круглыми большими глазами.

–Вставай, ты же так замёрзнешь и заболеешь, пойдём домой – продолжил я.

Но вставать она не собиралась. Тогда я снял свою куртку и накинул ей на плечи. Она пыталась сопротивляться, но руки совсем не слушались из-за холода.

–Что ты тут делаешь? Почему не дома? – спросила она.

–Я услышал, как вы пришли, и решил, что лучше мне пойти погулять. Но тут неожиданно оказалась ты, поэтому я остался… здесь…

Я не знал, что ей сказать.

–Ты слышал? – шёпотом спросила она.

–Почему папа сказал, что ты хочешь отказаться от него? – я старался говорить, как можно спокойнее.

–Значит, слышал… – обречённо прошептала она.

–Мам, я знаю, что что-то не так, расскажи мне, пожалуйста. Я же вижу, что ты совсем несчастлива. Что происходит? Я сохраню всё в секрете. Ты сама знаешь, болтать я не стану, только расскажи.

–Хидэте, всё не так просто, как ты думаешь. Я боялась, что однажды я не смогу сдержаться. Не думала, что это произойдёт так скоро. Сынок, я тебе всё-всё расскажу, но позже, когда подрастёшь. Сейчас для тебя это будет слишком сложно.

Вообще ничего не понял. Ладно, раз так не получается, зайдём с другой стороны.

–Мам, почему папа меня ненавидит, а ты – нет?

–Да, это правда, я тебя не ненавижу, но если папа узнает, то он нас с тобой обоих выгонит. Молю, не говори ему ничего…

–Не беспокойся – я перебил её, – ты же знаешь, не скажу.

–Спасибо, Хидэте. Просто знай, я тобой дорожу, ты мой единственный ребёнок…

–Но папой ты дорожишь больше, – снова я перебил.

Она посмотрела на меня глазами, полными отчаяния и боли. Ей приходилось куда сложнее, чем мне, все эти годы. Если я просто ничего не знал, то она всегда притворялась, сдерживала себя. Не могу я на неё злиться. Сейчас она сидит передо мной на коленках в своей тонкой юбке, уверен, её ноги уже покраснели от холода. Она, с растрёпанными волосами, смазавшимся макияжем и слезами на глазах на собственном заднем дворе чувствует себя как в следственном изоляторе.

–Всё в порядке, я знаю, что ты много для меня делаешь, мам.

–Да, сынок, да… – она снова начала плакать навзрыд.

Я не выдержал этого зрелища, опустился на колени и обнял её. Она уткнулась в мою грудь, обхватила руками всю спину и крепко прижала к себе. Её плечи время от времени вздрагивали, она всё никак не могла успокоиться, плакала и плакала. Своей рукой я провёл по её тёмным коротким волосам, на что она только сильней сжала меня в своих объятиях. Тепло, которым со мной так щедро делились в последнее время нашло того, кому оно сейчас куда нужнее, чем мне.

–Хидэте, не нужно ничего говорить папе, просто, когда вырастишь, закончишь школу, уезжай учиться в институт. Я знаю, какой ты умный, у тебя получится поступить на хорошую специальность. А потом найди хорошую работу. А мы с тобой будем иногда видеться, ты мне будешь рассказывать, как у тебя всё хорошо. Ладно?

–Хорошо, мам, я буду усердно учиться. Но я не хочу уезжать и оставлять тебя одну. Я буду о тебе заботиться… Скажи, я вам… не родной, да? Поэтому папа меня ненавидит?

Мама рассмеялась сквозь слёзы. Сейчас она немного похожа на сумасшедшую. Всё также оставаясь в моих объятиях, она ответила:

–Нет, Хидэте, ты мой родной сын. Если ты так думаешь из-за цвета волос, то это просто небольшое нарушение в твоих генах. Но, поверь, ты наш с папой родной сынок. Пожалуйста, на зло ему, будь счастлив, очень прошу тебя, Хидэте.

–Мам, я хочу знать, расскажи мне.

–Прости. Не могу я сейчас, не могу, пожалуйста, поверь, я делаю всё, чтобы ты рос и ни в чём не нуждался. Как думаешь, почему в нижнем ящике шкафа всегда лежит целая гора твоих любимых булочек? Папа их в жизни не ел. Они только для тебя. А ещё…

–Из-за чего вы с ним поссорились?

–Папа не хочет брать тебя в гости и злится, когда о тебе спрашивают родители Реи и Джесса, у которых мы сегодня были. Папа сказал им, что ты наказан, потому что плохо учишься. Представляешь, он сказал, что ты плохо учишься! Да он понятия не имеет, какой ты у меня умный. Ты всё знаешь, сам обо всём догадался, хотя я так холодно вела себя по отношению к тебе, ты всё равно всё понял.

–Вы часто ссоритесь с папой? – я продолжил спрашивать у неё всё, что приходило в

голову, не мог не воспользоваться моментом.

–Нет, сынок, не часто. В основном, только когда ходим в гости. Папа не хочет брать тебя с собой, сколько бы я его ни уговаривала.

–Да, я слышал. Пойдём домой, ты наверняка уже простудилась, хочешь в больницу попасть? На улице очень холодно.

Она грустно улыбнулась и дотронулась рукой до моей щеки. Я посмотрел на неё выжидающе-мягким взглядом.

–Ты у меня совсем рано повзрослел. Это я должна о тебе беспокоиться, а не наоборот. Пойдём скорей в дом, папа наверняка уехал в бар, до утра его можно не ждать.

–Хорошо, мам. Поднимайся скорее.

Вроде, она понемногу начинала приходить в себя. Я поднялся с колен и дал ей руку. Она еле-еле смогла сжать её. Тогда я присел, взял её руку и положил себе на плечо, и вместе мы встали. Ноги её не слушались, мы с горем пополам дошли до крыльца, у которого не оказалось нашей машины. И правда, папа куда-то уехал, и сейчас это было только на руку. Мы вошли в дом, и я повёл маму в ванную, согреваться, хотя и мои ноги горели от холода.

Через полчаса она вышла в халате с накрученным на волосы полотенцем. Я лежал в своей комнате, обдумывая сказанное ей, но она прервала моё одиночество. Мама молча зашла ко мне, улыбнулась и села на кровать рядом со мной. На мой вопросительный взгляд она сказала:

–Ты не против, если я посплю сегодня тут? Всего одну ночь.

–Конечно, мам, ложись.

И она легла на мою кровать. Я вспомнил про обещание, данное Эку.

–Скажи, где ты купила те три пары тапочек? Старшему брату Тая они очень понравились, и я пообещал, что и ему подарю такие.

–Правда? Это так здорово. Я их купила в «Поднебесной», это торговый центр, далековато от сюда.

–Ничего страшного, я давно изучил весь город и знаю, где он находится и как до него добраться.

У меня было предостаточно времени длинными летними вечерами для самовыгула. Мне потребовалось около двух месяцев, чтобы пройтись по всем улицам, и ещё полгода, чтобы заглянуть в каждый двор. Хотя я до сих пор не мог запомнить названия всех магазинов, кафе, парикмахерских и остальных заведений. Всё это для того, чтобы Си-Номавари стал не просто моим родным городом, а частью меня самого. Мне хотелось знать этот город, как облупленный, чтобы ни одна тропинка не скрылась от моего взгляда. Я знал, где самые лучшие качели, на какой стоянке аномально много красных машин, в каком районе чаще всего бегают уличные собаки. Где находится «Поднебесная» я, естественно, тоже знал. Минут сорок ходьбы или пятнадцать – на общественно транспорте. Я решил, что завтра же наведаюсь туда после школы.

Я до сих пор сидел на краю. Мне было немного неловко, но так хотелось быть поближе к маме, что я наплевал на это мешающее мне чувство. Я лёг рядом с ней, на вторую половину кровати. Тогда она пододвинулась ближе ко мне и крепко обняла. Наконец-то я мог в полной мере почувствовать её, ощутить, что она рядом, что любит меня, что дорожит мной. Теперь у меня была целая армия, в которой состояли мама и Тай. Два человека заменили мне весь мир. Точнее, они стали этим миром.

–Уже за полночь. С днём рождения, сынок. У тебя первый юбилей, тебе наконец-то исполнилось десять. Уже совсем скоро ты станешь большим и сильным. Сильным на столько, что сможешь самостоятельно решать свою судьбу, строить планы на будущее, жить, как тебе заблагорассудится. Я желаю тебе лишь одного, – я затаил дыхание – не бояться. Не бойся сделать первый шаг, не бойся сделать и последний, – она сейчас как будто не только мне, но и себе этого желала, – не пугайся грозных людей и опасайся слишком милых, ведь в них гораздо меньше искренности, чем в тех, которые открыто могут выражать свою злость. Цени твоих друзей, ведь Джесс и Рея – замечательные, как и их родители. И Тай, этот маленький мальчик, такой открытый и добрый, возьми его под свою опеку, ведь тебя он точно послушает, если попытаешься его вразумить, – она прямо как знала, что вчера произошло, но я не стал перебивать, – и знай, что бы папа тебе ни наговорил, это лишь его фантазии, за которыми он прячется, потому что реальность слишком жестока. Я сделаю для тебя всё, что в моих силах, Хидэте. Главное помни, что ты мне очень дорог, – она сделала небольшую паузу, – а утром загляни под ванную, хорошо? Там припрятан небольшой подарок для тебя. А давай, так это и оставим? На каждый праздник я буду оставлять тебе подарки под ванной, а ты утром будешь их оттуда забирать?

–Хорошо, но тогда и я буду их туда класть для тебя.

Мама рассмеялась и кивнула. В первый раз она поздравила меня с днём рождения так искренне. Я запоминал всё, что она говорила, а наутро записал в тетрадь, чтобы её слова направляли меня и поддерживали, когда она сама из-за папы не сможет этого сделать. После, не говоря ни слова, мы уснули.

Сквозь сон я почувствовал, как кто-то аккуратно пытается выбраться из моих объятий. Мама не хотела, чтобы папа застал нас вот так, впрочем, я бы тоже от подобного в восторге не был. Я дал ей высвободиться. Она осторожно приподнялась, поцеловала меня в лоб и тихо вышла из комнаты.

[15.02.2002]

Зазвенел будильник. Я открыл глаза, и тут же передо мной пронеслись все события вчерашнего дня. От этого голова идёт кругом. Перед глазами возник смутный образ отца. Нужно узнать, вернулся он домой, или нет. Я понял, что не знаю, первый ли раз он такое вытворял. Уезжал ли он до этого на всю ночь, не сказав ни слова? Вот же, надо было спросить вчера у мамы. Но я и так достаточно узнал. Теперь, со всей этой информацией можно копать глубже. Мама дала мне достаточно подсказок.

Я встал с кровати и не спеша пошёл умываться. Ванная комната, как и всё остальное, находилась на первом этаже.

Но как маме самой жилось всё это время? И как она может до сих пор любить папу, если он так к ней относится? Она его просто прощает из раза в раз? Она не устала от такого его поведения? Он же просто манипулирует ей, грозясь… бросить, или выгнать, как и сказала мама? Не знаю, правда это, или нет. Лучше не испытывать судьбу. Осторожность с этого момента – мой лучший друг. Продолжить их подслушивать?

Я спустился по лестнице и направился к ванной. Дверь в спальню родителей закрыта. Но они ничего особенного последнее время не говорили, да и мама мне много подсказок дала. А хотя, с этого не убудет, мало ли, вскользь упомянут что-нибудь, с помощью чего смогу докопаться до истины, которая сейчас кажется недосягаемой. Для начала надо разложить всё по полочкам. Первое – папа меня ненавидит непонятно почему. Второе – я всё-таки их родной ребёнок. Третье – мама меня любит и оберегает. Четвёртое – папа, по словам мамы, может отказаться от нас с ней в любой момент.

Я вошёл в ванную, включил воду, достал щётку и пасту, начал чистить зубы.

Перспектива остаться на улице зимой меня совсем не радовала, но знать я всё хочу. Значит, нужно что-то придумывать. Но что? План, как заставить папу всё выложить? Это будет нелегко, но у меня нет иного выбора, кроме как справиться с этой задачей. А пока умоюсь.

Они вчера соврали, что я остался дома из-за плохой учёбы. Значит, родители Джесса и Реи не знают о нашей ситуации, а ведь наши мамы дружат втроём гораздо дольше, чем я живу. Они познакомились то ли в школе, то ли в институте. Я узнал это от Джесса и Реи. Они мне когда-то в детстве это рассказали, и я очень удивился: сохранять близкие отношения на протяжении такого долгого времени достаточно непросто.

Я закончил чистить зубы и принялся умывать лицо. Над раковиной висело зеркало. Я смотрелся в него только для того, чтобы удостовериться, что лицо чистое, и на нём ничего не осталось. Я мельком оглядел себя – всё было нормально – и отвернулся. Странное ощущение вдруг окутало меня с головой. Я посмотрел на себя ещё раз. Мои глаза, мои горячо ненавистные красные глаза. Они стали ярче, теперь издалека было видно, что они кроваво-красного цвета. Мне казалось, если я выключу свет, они засветятся. Раньше я такого не замечал за собой. Может, это всё из-за того, что вчера я сильно переохладился? Точно, мама не простыла, интересно? В это время они с папой обычно собираются на работу, а сейчас в доме тихо.

Я уже хотел выходить из ванной, но запнулся обо что-то. Это маленькая коробочка. Точно, день рождения, а я и забыл. Я уместил коробочку в карман своей пижамы и быстрым шагом пошёл до комнаты, чтобы спрятать заветный подарок. Папа не должен о нём узнать. После я оделся, собрал всё для школы в рюкзак и спустился вместе с ним на кухню, чтобы позавтракать. На первом этаже до сих пор пусто. Стен между кухней, прихожей и гостиной нет, поэтому всё хорошо просматривалось. Я поставил портфель около обеденного стола и подошёл к окну. Машины на стоянке не оказалось. Тогда я направился к двери в спальню. Она закрыта, но не заперта. Осторожно, тихо-тихо я приоткрыл её и увидел маму, одиноко лежащую на кровати. Я оглядел остальную часть комнаты, и папы там не оказалось. Тогда я шёпотом сказал, всё также стоя в дверном проёме:

–Мам, ты заболела?

Она тут же подорвалась и уставилась на меня.

–Папы дома нет, – успокоил я её, – я всё проверил, его точно тут нет, не бойся.

Её взгляд стал мягче, а поза – расслабленной. На лбу у неё проступал пот, она тяжело дышала и не могла нормально сфокусировать взгляд. Точно простыла.

–Значит, он ещё не вернулся, понятно… – она растерянно посмотрела в окно, – Хидэте, мне сегодня нехорошо, сможешь сам приготовить себе завтрак? Точно, с днём рождения тебя, сынок!

–Ты уже мне говорила это, спасибо. Сделать тебе горячий чай?

–А ты не опоздаешь в школу?

–Нет, у меня ещё есть время. Подожди немного, сейчас я тебе всё принесу.

С этими словами я побежал на кухню, поставил чайник, нашёл в холодильнике малиновое варенье и хлеб. Я намазал кусочек хлеба вареньем, достал мамину кружку, чайный пакетик и молоко. Через пару минут я принёс ей всё это и поставил на тумбочку около кровати. Она улыбнулась и чуть не расплакалась. Но потом собралась и сказала:

–Хидэте, папа может прийти в любой момент. Иди скорее кушай, а потом в школу, сынок. Удачи тебе сегодня.

–Хорошо, мам. До вечера, отдыхай.

Я медленно закрыл дверь в спальню и пошёл делать себе завтрак. Когда я ел мою любимую булочку, запивая её ароматным чаем, с улицы послышались звуки работающего автомобиля. Через некоторое время они оборвались. Ещё через минуту дверь открылась, и вошёл отец. Я тут же почувствовал отвратительный запах алкоголя. Папа еле-еле стоял на ногах. Когда он увидел меня, мирно сидящего за столом, то, не разуваясь, подошёл. Он злобно посмотрел на меня, я хотел что-то сказать, но не успел придумать, что. Он опередил меня. Резко схватив меня за галстук, он начал кричать:

–Как ты, урод, можешь преспокойно тут сидеть и попивать чаёк, а?

От его «а?» у меня зазвенело в ушах, настолько громким был его возглас. Я был в шоке. От такого жуткого поведения у меня невольно тут же подкосились ноги, и начали литься слёзы.

–Пап, пусти, – промямлил я.

В тот момент я до жути его боялся. До этого он мог разве что смотреть на меня своим презрительным взглядом. Никогда он не поднимал на меня или на маму руку. По крайней мере, с мамой я не застал подобного ни разу. Но на мою просьбу он только сильнее разозлился.

–Да что ты говоришь, отпустить тебя? Почему именно ты остался жив, а? Сидишь тут такой весь радостный, ешь тут свои булки, улыбаешься, – он наклонился ко мне, и слюни из его рта, пока он кричал, попадали прямо на моё лицо, – катись от сюда, пока я и тебя не зашиб, тряпка красноглазая.

Он поднял меня, держа при этом за шиворот, и швырнул на пол. В этот момент мама вышла из спальни. Я полетел вниз, ударился спиной об холодильник и сполз по нему на ламинат. Лёжа на полу, я увидел, как мамино лицо исказилось от ужаса, и выступили слёзы. Она подбежала ко мне и положила одну руку мне на щёку. Отец в это время продолжал что-то выкрикивать.

–Мам, я в порядке, – прошептал я.

Я не был в порядке. Физически – это не так больно, а вот сердце разрывалось от грусти. Тогда я чётко ощутил, где находится душа у человека, потому что она начала чертовски сильно болеть. В груди всё готово было разорваться, вывалиться наружу, пробив рёбра. Мама шепнула мне:

–Уходи скорей, я тут разберусь. Постарайся сегодня переночевать у кого-нибудь, прости меня за это…

–Ты не виновата, мам. Всё хорошо.

Мы говорили достаточно громко, чтобы слышать друг друга, но в то же время папа не смог разобрать ни слова за своим криком. Мне страшно оставлять маму наедине с этим. Как я могу уйти, зная, что тут твориться такое сумасшествие? И что мне делать… Нет, ты ведь не тряпка, и ты это знаешь, подумай хорошенько: полиция – не вариант, будет шумиха, а если раскроется, что он ещё и пьяным машину водил, так вообще проблем не оберёшься. Значит, надо не только мне уйти, но и маме – тоже. Я поднялся, взял её за руку, и мы выбежали на улицу. Я удивился, но она даже не сопротивлялась. Я запер входную дверь, и теперь мы относительно в безопасности. Маме на глаза попалась машина. Она подбежала к ней. Закрыта. Ключи дома. Когда я это понял, тут же рванул к окну, заглянул в него, но отца не увидел. Я зашёл в дом, папа сидел под столом не в состоянии встать. Сердце забилось ещё сильнее, кажется, оно могло раздавить мои лёгкие своим напором. Я перевёл взгляд на полочку при входе, ключи были на ней. Когда отец меня увидел, он предпринял ещё одну попытку подняться, но ничего не получилось. Ноги его не держали. Я заставил себя очнуться, а тело – начать слушаться. Я схватил ключи, наши с мамой куртки и выбежал из дома. Мама, увидев меня, крикнула.

–Хидэте, зачем? Опасно же…

–Он сидит на кухне, не может встать. Всё хорошо, поехали от сюда.

Я старался говорить, как можно уверенней. Мы сели в машину, мама вставила ключи, завела её, и тут распахнулась дверь, из которой вывалился отец. Всё с теми же дикими криками он подбежал к нам, начал дёргать ручку двери, но мама успела нажать кнопку блокировки. Отец матерился, бил руками по стеклу, кричал что-то. Мама сквозь слёзы сказала мне пристегнуться и закрыть глаза. Я её послушался. Под рёв мотора автомобиля и глухие стуки по стеклу мы резко сдали назад. Крики стали тише. Машина развернулась и выехала с щебня на асфальт. Я открыл глаза. Всё, закончилось. Я посмотрел на маму, по её лицу катились слёзы, она была в полной растерянности. У нас нет бабушек и дедушек, у которых мы могли бы остановиться, поэтому мне нечего ей предложить. Я не знал, что теперь делать.

Мы ехали сначала по одной улице, потом свернули на другую. Через некоторое время выехали на ту единственную дорогу, которая вела из города. Я уставился на маму, ожидая разъяснений, но она молчала, упорно смотря только вперёд.

В голове прокручивались слова отца: «Почему именно ты остался жив?». Значит, кто-то умер. Возможно, вместо меня. Или папа просто убедил себя в этом. Спрашивать я сейчас точно не буду, да и не до этого. Нужно придумать, где нам остановиться, и что делать дальше.

Мы выехали из города. Я никогда прежде не покидал Си-Номавари, поэтому с интересом смотрел на мелькающие заснеженные деревья, которые ненадолго помогли мне отвлечься. Мысли об отце отступили на второй план. Я ведь только по картам смотрел, что находится за этим лесом. На пятьдесят километров южнее должен располагаться другой город, Нелортон. Он не сильно меньше нашего, и там есть парк аттракционов, самый большой и опасный в округе. Как-то я нашёл в кладовой старый атлас с картой нашей области. Там подробно расписано про каждый город. Только благодаря этому атласу я что-то знал об окрестностях. Из-за того, что мне никогда ничего не рассказывали, а знать я хотел всё на свете, я неплохо научился сам добывать информацию. Меня знали в нашей городской библиотеке, причём не в детской, а во взрослой. Детская пару лет назад перестала интересовать меня. Когда в библиотеке проводили ревизию и перебирали книги, то те, которые шли на переработку, нередко отдавали мне. Но одно дело прочитать о городе и совсем другое – побывать там самому. Поэтому я не выдержал и спросил:

–Мам, мы в Нелортон?

Она, не отводя глаз от дороги, ответила мне:

–Да, Хидэте. Там нам помогут… я надеюсь.

Как же мне надоело ничего не знать. Кто поможет? У мамы там живут родственники, о которых я не знаю? Я закрыл глаза в попытке успокоиться. В голове всплыл чёткий образ разбушевавшегося отца с его диким выражением лица. Я невольно дёрнулся, пытаясь прогнать воспоминания. Мне же нужно в школу! Видимо, сегодня – нет. Я не хотел туда идти из-за Маки и Диба, а вот с Таем увидеться я совсем не против. Сознание поплыло, стало неясным, и вскоре я отключился. Меня усыпил монотонный звук двигателя.

–Хидэте! Хидэ, просыпайся! Мы приехали, – где-то далеко зазвучал мамин голос.

Я открыл глаза. Машина стояла во дворе среди мусорных баков. Я посмотрел назад и увидел дорогу, по которой мы сюда въехали: грязная, узкая, занесена чёрным снегом. Со всех сторон её, как и этот двор, окружали стены домов, которые явно построены не меньше двадцати лет назад. Те, что из дерева, почернели. Я боялся, как бы они не рухнули прямо сейчас. А бетонные – заросли какой-то плесенью. Я вышел из машины, и запах гнили вперемешку с тухлятиной чуть не отправил меня в ещё один сон. Мама подошла ко мне, крепко взяла за руку, и мы пошли к железной двери, расположенной в одной из бетонных стен. Над дверью висела железная табличка с выгравированной надписью: «Эбис». Мама постучала сначала один раз, сделала паузу, потом ещё три, пауза, снова – один. Кто-то по ту сторону подошёл к двери, повернул замок, отодвинул щеколду, судя по издаваемым звукам, и, наконец-то, дверь открылась.

Я тут же захотел убежать. Я бы лучше с отцом сейчас дома находился, чем стоял вот здесь, посреди свалки, с мамой. Она в расстёгнутой куртке, в длинной серой кофте и домашних растянутых штанах, а на ногах вместо обуви шерстяные носки. И вишенкой на торте разместилась температура. Точно в больницу попадёт, если нас тут сейчас, конечно, не зарежут.

Перед нами предстал мужик лет сорока. Под два метра ростом, с густой неухоженной бородой, в чёрной бандане, такого же цвета кожаном жилете с кучей карманов на голове тело. Штаны все увешаны цепями, само собой, тоже чёрные. Все руки «от» и «до» забиты татуировками, тело, сколько его было видно, также покрывали наколки. Второй раз за утро я захотел убежать со всех ног, потому что подумал, сейчас нас убьют. Мужик стоял несколько секунд, смотря то на маму, то на меня поочерёдно. Мама же глядела прямо на него. Наконец, она заговорила:

–Прости, что как снег на голову. Рада тебя видеть, Ягер.

Он улыбнулся ей в ответ, сделав такое мягкое выражение лица, с каким я даже представить себе его не мог. Не суди по внешности, чтоб тебя. Он заметил, в каком мы виде, и тут же сказал проходить внутрь. И только сейчас я понял, что и мама, и я, идём по полу босиком. Куртки я взял, а вот на остальное времени не было. Мы вошли в узкий коридор, который освещали редкие красные лампы. Пропустили несколько дверей, а потом вошли в одну. За ней ещё один коридор, который мы прошли до конца, до другой двери. Открыв её ключом, он вошёл внутрь, а мы за ним. Пока мы шли сюда, я не увидел ни одного человека. Интересно, что это за место?

Мы оказались в большой комнате. Тут стоял большой письменный стол, на котором красовался граммофон. Посередине несколько диванов и стеллажи, забитые виниловыми пластинками. Чёрные обои нагнетали атмосферу, а чёрные лампы по углам предавали особый стиль. На одной из стен на вкрученных деревянных крюках висели скрипки. Я как будто попал в восемнадцатый век, только свечей не хватает. Но тогда мне было не по себе. Успокаивало лишь то доброе выражение лица этого человека, которое он показал нам на улице.

Мама села на диван, я рядом с ней. Мужчина пристально посмотрел на нас.

–Что-то случилось, как я вижу. Оставайтесь пока тут.

Он вышел из комнаты и закрыл дверь на ключ. Вся моя храбрость испарилась, и я уже был готов начать плакать, но мама меня обняла, как только мы остались одни.

–Не бойся, Хидэте. Тут жутковато на первый взгляд, но здесь мы в полной безопасности, поверь.

Её голос не дрожал, а наоборот, стал ровным и спокойным. Я знал, что мама не станет делать что-то сумасшедшее, но не мог просто взять и поверить ей, находясь в подобном месте. Ещё несколько минут мы сидели, обнявшись. Потом дверь открылась, звук приближающихся шагов настигал нас. Диван, на котором мы сидели, стоял спиной ко входу, поэтому мы ничего не видели. Шаги становились всё ближе и ближе. И вот уже прямо за нашими спинами кто-то стоял. Я зажмурился, и в следующую секунду почувствовал небольшую тяжесть и тепло на плечах. Когда открыл глаза, увидел, что мужчина принёс плед, которым только что укрыл нас с мамой, и три кружки чая. Он взял маленький журнальный столик, который прятался за стеллажом с пластинками, и поставил его между двумя диванами, расположенными друг напротив друга. На одном из них сидели мы, а на второй сел он. Мама укрыла меня и сама укуталась в плед. Потом она взглянула на мужчину, который выжидающе смотрел на неё.

–Даже не знаю, с чего начать… – растерянно сказала она.

–Начни сначала, и по порядку, – понимающе ответил он.

–Хорошо, постараюсь, – она глубоко вдохнула, – это Хидэте, мой сын, ему десять. Яо никогда его не любил, но сегодня это перешло все границы.

Мама не представила отца, а просто назвала его по имени, значит, папу этот человек знает.

–А я тебе говорил, выбирай меня, – абсолютно серьёзно сказал мужчина.

–Я не должна сожалеть о самом важном выборе в моей жизни, Ягер, – не менее серьёзно ответила мама.

Картина начинала потихоньку вырисовываться. По крайней мере, я понял, почему до этого дня понятия не имел о существовании этого человека. Значит, фигура из прошлого. Да ещё и отношения между ними сохранились хорошие. Значит, отнюдь не плохой человек. Посмотрим, что же дальше.

–Должна – не должна, бред это всё. Важно то, чего ты хочешь, – возразил мужчина.

Он мне начинал нравится всё больше. Конечно, на контрасте с отцом любой бы казался замечательным.

–Я хочу спокойствия, искренности и открытости.

–Но ничего из этого у тебя нет.

–Да… – мама сказала это, как ребёнок, которого отчитывают за серьёзную ошибку.

–Шораки, ты же умная. Так почему осознанно совершаешь глупости, о которых сама же потом жалеешь?

–Я не жалею.

Тут она повернула голову в мою сторону, переместила руку с моего плеча мне на голову, потом снова посмотрела на Ягера. Он понимающе кивнул.

–Что он тебе ещё даст? Вымотанные нервы, сорванную психику? А парню твоему? – взглядом он указал на меня, – Он же совсем мелкий ещё. Десять тебе, да, малец?

–Да, сегодня исполнилось, – ответил я.

–Любишь своего папу? – спросил он.

–Ягер, не надо… – возразила мама.

–Он говорит, что я – мямля красноглазая, а ещё, что я должен был умереть, – я рад ответить на такой вопрос.

Сам не понимаю, почему, но мне захотелось рассказать ему всё, о чём умалчивала мама.

–Хидэте, не воспринимай папины слова всерьёз, он просто разозлился, вот и наговорил глупостей – обеспокоенно сказала мама.

–Похоже, твой сын не против поговорить, в отличие от тебя. Но разве ты не за этим здесь? Я тебя знаю, будь всё в порядке, ты бы ни за что не приехала ко мне, в эту дыру, – он сделал небольшую паузу, но мама ничего не ответила, тогда он обратился ко мне – Хидэте… да?

Я кивнул.

–Знаешь, мы с твоими родителями все втроём были одноклассниками, – начал Ягер.

Мама отвернулась от меня так, что я не мог видеть её лицо. Не получив от неё никакой реакции, Ягер продолжил.

–Мне твоя мама очень нравилась ещё с начальной школы. В восьмом классе мы с ней начали встречаться, а в одиннадцатом – твой папа увёл её у меня, представляешь? Мы не виделись больше двенадцати лет, и тут я открываю дверь, а на пороге стоите вы. Как думаешь, я сильно удивился?

Эти слова были адресованы не мне, а маме, но я ответил.

–Сказать, что вы удивились – ничего не сказать, полагаю. Вы были в шоке, и, наверное, сейчас сильно злитесь на маму. Я бы злился.

Ягер встал, обошёл столик и сел рядом со мной. Он положил руку мне на плечо, посмотрел на маму, которая отвернувшись сидела с другой стороны, и сказал:

–Заешь, чем прекрасна любовь? С её помощью ты можешь простить человеку всё. Я не злюсь на твою маму, и никогда не злился. Я видел, как твой папа ухаживает за ней, как они счастливы друг с другом, и не имел права вмешиваться, ведь это был выбор твоей мамы. Мы не можем указывать другим людям, кого им любить. Мы не властны над собственной любовью, что уж говорить о ком-то другом.

–А вы можете нам помочь? Мне и маме страшно возвращаться домой, ведь там злой папа. Можно нам тут сегодня переночевать?

Ярег рассмеялся.

–Шораки, ты с самого начала так и задумывала, самую сложную часть предоставить твоему сыну? – спросил он.

Мама вытерла глаза и ответила ему надрывистым голосом.

–Нет, это…

–Нет, она ничего мне не говорила, – перебил я её, – но я же вижу, что происходит, я не слепой. Иначе зачем ещё мы бы поехали в соседний город? Я был бы рад, если бы мама набралась смелости поговорила с папой, но она не может. Она, наверное, сильно любит его.

–Или просто привыкла и не хочет менять устоявшийся уклад жизни, – добавил Ягер.

–Хидэте, я тебя не для того взяла с собой, чтобы вы на пару с Ягером меня отчитывали, – обиженно и с нотками отчаяния в голосе сказала мама.

–Оставайтесь, разве я могу вас сейчас выгнать? Да и никакого желания нет. Шораки, полагаю, спрашивать, почему ты в таком виде, смысла не имеет. Да и я не хочу об этом знать. Сейчас попрошу что-нибудь у девочек, подождите немного. Хидэте, а у тебя сегодня день рождения, да?

–Ага, – ответил я.

Я сказал это между делом, а он запомнил.

–Тогда давайте сходим куда-нибудь. Шораки, ты неважно выглядишь. Болеешь, да? Заодно поищу таблетки, приведём тебя в форму.

Он вышел из комнаты, но на этот раз не стал запирать её. Мама повернулась ко мне.

–Хидэте, спасибо, что попросил вместо меня и не спасибо за то, что рассказываешь всё, о чём он тебя просит, – сердито сказала она.

–Он мне нравится, мам. Сначала я до жути испугался, но потом вспомнил, что сам выгляжу далеко не нормально. После этого он мне сразу понравился. Он сейчас разговаривал со мной больше, чем папа за всю жизнь. Я всё понимаю, ты не можешь ничего сделать, и от этого становится очень грустно.

–Хидэте, всё не так просто, – с грустью сказала она.

Я ничего не ответил. Остальное время мы сидели в молчании. Я не хотел возвращаться домой, хотел остаться тут подольше. В тот момент я ненавидел папу, хотя раньше желал заслужить его любовь. Сейчас от этого желания не осталось ничего.

Ягер вошёл в комнату с большой коробкой одежды и упаковкой таблеток.

–Шораки, иди сюда, – стоя у входа сказал он.

Мама встала с дивана и подошла к нему. Я повернулся так, чтобы их видеть. Мама зашла в соседнюю дверь относительно нашей, чтобы переодеться, а Ягер сел рядом со мной.

–А что это за место? – спросил я.

Мне было любопытно.

–Это ночной клуб Эбис. Я открыл его бог знает, сколько лет назад. Это единственное достойное место в нашем городе по словам здешних завсегдатаев, – он усмехнулся, – как видишь, сам клуб занимает не всё пространство. Тут есть несколько комнат, ванная, кухня, небольшой спортивный зал. В общем, я тут и живу, и работаю. Неплохо, да? Вроде и дома, а вроде, и на работе. За персоналом слежу, чтобы не отлынивали, ремонтирую время от времени, устраиваю вечера классической музыки, – он показал рукой на стеллаж с пластинками, – странно, конечно, делать это в клубе, но людям нравится здешняя атмосфера.

Я был впечатлён. Но кое-что ему так и не удалось заполучить.

–А когда вы последний раз общались с моей мамой?

–Вот это вопрос… – он немного подумал, а потом продолжил, – я поздравлял её с днём рождения. Писать каждый год было бы слишком, поэтому я делал это только на юбилеи. Последний раз это было на её тридцатилетие, получается, в девяносто девятом, три года назад. Отсюда и адрес мой она знает. Но, конечно, рискованно вам было ехать, я бы мог уже и в другом месте жить. На моё поздравление она всегда отвечала простым «спасибо», поэтому я решил, что закончу на этом. Но, как оказалось, не судьба.

–Вы не рады, что увидели её? – удивлённо спросил я.

–Не знаю, Хидэте. Чем старше мы становимся, тем всё сложнее. Мир больше не делится на белое и чёрное, добро и зло, справедливость и несправедливость. Я рад повидаться с одноклассницей спустя столько времени, ведь на встречи выпускников я не ходил. Но в то же время, лучше бы мы не виделись. Ох, как же тебе это объяснить по-простому то…

–Вы рады, но вам больно?

–В точку. А тебе точно десять? Но, раз ты всё понимаешь, с тобой можно нормально поговорить. Выслушаешь?

–Да, конечно, – решительно сказал я.

–Яо, твой отец, я помню его добрым и весёлым, но в какой-то момент, по рассказам наших общих знакомых, – я понял, что он имеет ввиду родителей Джесса и Реи, – он как будто сломался. Что-то внутри него переклинило, и он стал злым и холодным.

–Когда? Когда с ним это произошло? Десять лет назад?

–Да… – ответил он, не скрывая удивления от моей осведомлённости, – а ты что-то знаешь?

–Кто-то умер. Видимо, вместо меня. Мне тоже ничего не рассказывают, я узнал хоть что-то по чистой случайности. Тогда вместо меня умер другой человек. А я остался жить, да ещё и с такой внешностью.

–Да, выглядишь ты необычно, но, чем преподносить это, как повод для издёвок, сделай это своей особенностью. Пойми, ты уникален, а не некрасив. Ты отличаешься, но почему ты убедил себя, что это плохо? Когда вырастишь, от девчонок отбоя не будет, уж поверь мне. Они любят кого-то необычного, кого видно издалека.

–Я даже и не думал об этом в таком ключе, спасибо…

Я был обескуражен. И, когда вспомнил, что скоро мы уедем домой, меня охватила грусть.

Через некоторое время мама вернулась к нам. Она осталась в своей серой кофте, но зато была обута в массивные чёрные кроссовки. И надела джинсы вместо домашних штанов, тоже чёрные. Интересно, здесь есть одежда не чёрного цвета? Ягер одобрительно кивнул, когда увидел её.

–Хорошо, тебе идёт, – прокомментировал он.

–Идёт быть готом? – с нотками издёвки в голосе спросила мама.

–Если ты приехала в этот город, то лучше ему соответствовать, – ответил он, а потом обратился к нам обоим, – название «Нелортон» сложно выговаривать, а если у человека есть проблемы с речью, то вообще без шансов. Полвека назад город переименовали, дав такое убийственное название. Люди были недовольны, даже митинги устраивали пару раз, но безрезультатно. Поэтому решили, что у города будет второе, «народное» название. С годами оно всё чаще стало использоваться, а лет пять назад даже городские газеты начали, одна за другой, вместо «Нелортон» писать «Курой», что означает чёрный. Почему чёрный? Потому что город окружён горами. Раньше они были покрыты лесом, но потом тут нашли медь. Начались работы по её добыче, а весь шлам сваливали недалеко от заводов, и вскоре его стало так много, что проект по его вывозу свернули из-за нехватки денег. Отходов становилось всё больше, собственно, те чёрные горы, которые сейчас практически окольцовывают этот город, это терриконы.

–Терриконы? – переспросил я.

–А, точно, вы же не местные. Терриконы – это искусственные насыпи, отвалы из пустых пород, которые остаются после добычи из них всего ценного. Но горы, которые стоят за искусственными, выглядят красиво. Жаль, за чёрными их не видно. До них не успели добраться, и теперь вряд ли когда-нибудь это сделают. Тут всё свернули ещё до моего рождения и переезда сюда. Ах да, к чему это всё было, город окружает чёрная гряда, здания здесь по большей части этого же цвета. Вот и люди не отстают. Многие уезжают от сюда, не выдерживая такой депрессивности. Но по этой же причине не меньше приезжает и остаётся. Так что сложилось так, что наш город населяют люди, которые комфортно себя чувствуют в окружении чёрного. Поэтому, если ты будешь разгуливать в яркой одежде, тебя примут за туриста, – он показал рукой на маму, – а так сразу видно, своя.