Читать книгу Шла кукушка мимо сети - Екатерина Белецкая, Екатерина Витальевна Белецкая - Страница 1

Если бы Роза Исааковна жила в маленьком городе, этот рассказ не был бы написан, но жила она в городе поистине огромном, без конца и без края, и размеры города позволили Розе Исааковне осуществить задуманное. А задумала Роза предприятие, которое назвала Последним Путешествием.

Если бы кто-то этим утром смог наблюдать за прощальным выходом Розы Исааковны из родного подъезда, он увидел бы высокую, худую, носатую старуху, с выкрашенными в черный цвет волосами, одетую в серый спортивный костюм весьма практичного облика, с серым же рюкзачком за плечами, поясной сумкой, и палками для скандинавской ходьбы. Роза вышла, остановилась на крыльце, вдохнула с явным удовольствием прохладный утренний воздух, кинула мимолетный взгляд на двор, и вынула из поясной сумки старый потрепанный игральный кубик. Чёрный кубик с белыми точками. Присела на корточки, без явного видимого усилия, выронила из ладони кубик на асфальт, удовлетворенно кивнула, сунула кубик обратно в сумку, встала, что-то прошептала про себя, и медленно пошла вперед, неся палки для скандинавской ходьбы подмышкой.

* * *

Из прощального письма Розы Исааковны племяннику Льву Кацу.

«Не хватайся за телефон, Лев. Не хватайся. Я уже вижу, как ты протянул руку к карману, где он у тебя лежит, и я сейчас мысленно перехватываю эту твою руку, и приказываю: остановись. Остановись, и сперва прочти то, что написано в этом письме. Оно не зря лежит поверх всех других документов, Лев, и будь любезен, исполни мою волю так, как я написала, а не так, как ты собрался это сделать. Сядь. Сядь за стол, и прочти. Итак. В 1953 году умерла моя бабушка, и мы остались втроем: наша мама Сара, Цецилия, и я. Мать, и две сестры, полная противоположность друг другу…»

* * *

К путешествию Роза подготовилась весьма основательно. В рюкзаке её лежала небольшая косметичка с лекарствами и бумажными салфетками, две пол-литровые бутылки с водой, пачка сладкого печенья, ветровка, и шерстяная невесомая жилетка из ангоры, подарок давно почившей подруги, большой любительницы вязания. В поясной сумке находилось пенсионное (не тратить же деньги на поездки, если придется ехать?), тот самый кубик из какой-то детской игры, две десятирублёвые монеты, и новый телефон с новой же сим-картой, зарегистрированный незнамо на кого, свой телефон Роза оставила дома. Она справедливо рассудила, что телефон может оказаться отслежен – не все люди превращаются в слабоумные развалины к семидесяти годам, ох и не все – и решила таким образом подстраховаться. Далее – палки для скандинавской ходьбы. Карбоновые, под рост, не складные, складные ей не подходили. Ещё во время планирования Роза осознала, что бабка без палок для скандинавской ходьбы может привлечь к себе нежелательное внимание, а вот бабка с палками – нет. Если по улице бредет бесцельно некая подозрительная старуха, это повод задуматься. А если бредет старуха с палками, то всё понятно, спортом занимается. Ха-ха, спортом. В Розином рюкзачке, в прочной пластиковой коробочке, лежали запасные наконечники для палок; наконечники, которые Роза дорабатывала почти месяц: так называемые когти, и от обычных они отличались материалом и длинной лезвий. Сейчас они, конечно, пока что не нужны. Но если понадобятся, то поменять – дело одной минуты. С палками тоже пришлось повозиться, например, она изрядно заплатила мастеру, который собирал наконечники с лезвиями, и при этом не задал Розе мучавший его вопрос: на кой чёрт этой тётке понадобился такой заказ…

* * *

Из прощального письма Розы Исааковны племяннику Льву Кацу.

«…не впала ли я в маразм. Если ты пройдешься по квартире, то поймешь, что нет, не впала. Мало того, я избавила тебя, Лев, от необходимости копаться впоследствии в груде старушечьего барахла, и оставляю тебе всё в наилучшем виде. Как ты успел заметить, квартира практически пуста. Прости, от части мебели мне избавиться не удалось, но, признаться, этого я и не собиралась делать, мебель семейная, историческая, в документах есть заключение оценщика, через полгода воспользуешься, и получишь еще малую толику к тому, что тебе оставлено. Я не успела продать её сама, но уверена, что ты справишься не хуже меня. Впрочем, неважно. Ты, верно, задаешься сейчас вопросом: для чего я сделала то, что сделала? Пойми, Лев, я хотела узнать причину своей жизни, причину того, что всё сложилось так, а не иначе, и я, кажется, обнаружила способ это сделать. Я должна поймать квантового диббука, смешно звучит, не правда ли? Всю жизнь я преподавала математику, Лев, и, как ты помнишь, всегда интересовалась теорией игр, рандомным выбором, и прочими вещами в этом же роде. И, знаешь, я нашла стратегию…»

* * *

Считалка в обоих вариантах всегда давала маркер, противоположный начальному – поэтому с её помощью следовало выбирать одну из двух монет для подкидывания, на орла или решку, и только потом уже использовался кубик.

Стратегия Розы заключалась в следующем: она выстраивала трехэтапный чистый рандомный выбор, отсекая все возможные искажения.

Первый этап – выбор монетки-определителя с помощью считалки.

Второй этап – выбор чета и нечета с помощью монетки. Чёт – решка (ну, это понятно, на решке четное число), нечет – орёл. Одно направление становилось в результате четным, другое, соответственно, нечетным. Три подкидывания монетки, соответственно. Или, если повезет – два.

Третий этап – кубик, определяющий на основе второго этапа направление право/лево. Четная цифра на кубике – идем в четном направлении. Нечетная – в нечетном.

То есть прохождение двойной развилки выглядел следующим образом. Дойти до развилки, остановиться. Посмотреть, не тройная ли это развилка, если тройная, алгоритм усложняется. Если развилка двойная, достать монетки, выбрать с помощью считалки определитель, с его помощью обозначить для развилки чет и нечет, а затем с помощью кубика понять направление движения. Если развилка тройная, добавляется еще один элемент, а сторону определяет кубик, сперва отсекая одно направление, а потом ранжируя оставшиеся – на какое выпадет большее число. Сложновато? Да. В первые вылазки Роза и сама путалась, пока всё не заучила, зато теперь, по истечении двух месяцев тренировок, всё получалось просто отлично. И, что немаловажно, почти незаметно для окружающих. Ну, притормозила бабка с палками, стоит, воздухом дышит, что-то про себя бормочет. Может, молится, может, стихи вспоминает, и кому какое дело.

* * *

Из прощального письма Розы Исааковны племяннику Льву Кацу.

«…пусть они обе ненавидели меня, ты всегда оставался любезным сердцу моему, Лев, и занимал в нём то место, которое могли бы занять нерожденные мои дети. И ты это видел, и приходил ко мне даже под страхом наказания, украдкой и тайком, и вот именно поэтому ты, Лев, и читаешь сейчас это письмо. Я скажу тебе страшное. Они принесли нас в жертву, Лев, и тебя, и меня; я не знаю, кто из них двоих был тот диббук, который искалечил нас, и лишил будущего, любви, и покоя, но я дознаюсь, Лев. Пусть и ценой своей жизни дознаюсь. Я должна…»

* * *

Раньше Розе казалось, что город она знает неплохо, но уже по истечении полутора часов путешествия она вдруг поняла, что не узнает ни улицу, ни район, в котором сейчас находится. Странно, подумалось ей, брела вроде бы всего ничего, да еще и с остановками для определения поворотов, и на тебе, незнакомое место. Конечно, можно было бы достать телефон, включить его, и найти своё местоположение на карте, но Роза решила не торопить события. Пройдя очередной перекресток, она заметила неподалеку палатку с прессой, и подошла к ней, посмотреть сегодняшнюю газету, и немного передохнуть в теньке – уже сейчас, в восемь утра, солнце стало светить в свою полную июльскую силу, и Розе стало жарко. «Надо снять курточку, останусь в майке, – решила она. – А что? Вполне симпатичная майка, дорогая, к тому же сейчас чего только не носят». Майка и впрямь была симпатичная, небесно-голубая, с нарисованной собачкой корги, причем не простой, а с ангельскими крылышками. Чапачка моя, решила Роза, найдя майку на каком-то сайте. Вот она какая, моя Чапочка, ангел она теперь, собачий милый ангел. Майка стоила непомерные две с половиной тысячи, но Роза её заказала, и потом, получив от курьера утром следующего дня сверток, долго беззвучно плакала в прихожей, прижимая майку к груди. Они никогда не плакала на людях, лишь наедине с собой, и очень редко. И, разумеется, она надела майку, собираясь в своё Последнее Путешествие.

…Возле палатки с прессой никого не было. Роза подошла поближе, и принялась разглядывать содержимое подзапылившейся стеклянной витрины. И уже через минуту сообразила, что с витриной явно что-то не так. Сперва взгляд её наткнулся на обложки журналов, лежащих в переднем ряду. На одной обложке была фотография зеленой навозной мухи, на второй – омерзительно-правдоподобного рыжего таракана, на третьей – блестящего крупного слизняка, на четвертой находился мохнатый чёрный паук. Роза передернулась от отвращения, поспешно перевела взгляд выше – и тут же поняла, что зря она это сделала, ох и зря. Дальше лежали ещё журналы, ещё дальше – детские книжки, и на всех обложках было что-то столь же омерзительное. На фотографиях и коллажах человеческие тела и лица оказались срощены самым причудливым образом с телами и мордами животных, причем животных не симпатичных, вроде кошек и собак, а самых отвратительных и гадких. Павиано-люди, гиено-люди, крокодило-люди, змее-люди таращились на Розу из-за стеклянной витрины, и в каждом взгляде она видела тень жестокого ехидства, насмешку над её испугом. Ещё дальше, в глубине витрины, находились детские игрушки, и при взгляде на них Розу передернуло снова – потому что игрушки эти были под стать обложкам. Роза узнала Сиреноголового, про него она как-то прочитала в интернете, но вот остальные, не менее мерзкие, были ей незнакомы. Девочка-кукла, в нарядном розовом платье, с гадючьей головой. Плюшевый мишка – с крокодильим хвостом и пластиковыми зубами в два ряда. Мальчик в матроске, из рукавов рубашки высовываются щупальца. Плюшевый же крокодил с животом на молнии, в приоткрытом отверстии виднеются кукольные ножки и ручки, покрашенные красной краской…

– Женщина, вы чего-то брать будете? – окликнул её голос из палатки. – Я отойти хотела. Вы берете? Я закрою сейчас на пятнадцать минут.

Роза отвела, наконец, взгляд от кошмарной витрины, и заглянула в окошечко. Там, в пыльной полутьме, сидела женщина, от вида которой Розе стало совсем уже не по себе.

Продавщица оказалась старой, с сальными седыми волосами, на месте правого её глаза виднелась сморщенная пустая глазница, из которой что-то сочилось. Женщина была дородная, толстая, одетая в какой-то серый балахон, засаленный, как и её волосы, и с прорехами на обвисших рукавах.

– «Аргументы» есть? – спросила Роза.

– Чего? – не поняла продавщица. – Чего есть?

– Газета «Аргументы и факты», – сказала Роза, которая из всех газет только эту и признавала.

– Не, такой не знаю, – помотала сальными патлами продавщица. – "Каждому своё"[1] есть, сегодняшняя. Ну, которая сумм квик. Берете?

Роза отрицательно покачала головой, продавщица равнодушно пожала плечами, и с треском захлопнула окошечко прямо перед её лицом. С полминуты Роза стояла, ощущая замешательство, затем опомнилась, поудобнее перехватила палки, и двинулась дальше, по улице, в поисках следующей развилки.

* * *

Из прощального письма Розы Исааковны племяннику Льву Кацу.

«…я-то хорошо помню их общую радость, когда тебе поставили бесплодие, которое ты получил, переболев в детстве свинкой. И, поверь мне, Лев, когда я в 17 лет из-за неудачной операции стала бесплодна, они радовались не меньше. Да, Лев, обе. И твоя мать, и бабушка. Ты позор семьи, говорила мне Сара, ты пустоцвет, не зря я назвала тебя Розой, цветок красивый, да плодов не приносит. И всё равно, я любила их. Видела это всё, и продолжала их любить. А уж когда появился ты, любовь в моем сердце вспыхнула с новой силой, даже мне самой неведомой, я молилась ночами, чтобы ты был мой сын, мой, а не Цили, и, Лев, в какой-то степени бог мои молитвы услышал, ведь если бы он не услышал, ты бы не читал сейчас это письмо…»