Читать книгу Художник - Екатерина Бердичева - Страница 1
ОглавлениеСердце человека обдумывает свой путь, но Господь управляет шествием его.
Притчи Соломоновы. Гл. 16
История первая. Рубиновое сердце.
Пролог.
В одной далекой, но очень красивой сказочной стране, где законно правил своими подданными мудрый и справедливый король, самыми лучшими шахтерами и банкирами являлись гномы, а признанным эталоном женской красоты выступала принцесса фей, один придворный граф влюбился в красавицу дриаду. Конечно, она не считала его удачной партией. Это же все время надо быть на виду, жить светской жизнью, осуждать и обсуждать других, тратить деньги мужа и обязательно завести офицера – любовника. Поэтому, когда граф сделал официальное предложение, она отказала, мотивируя тем, что любит леса, поля и тишину. Да и здоровье у нее слабое. Чахнет без свежего воздуха.
Граф был в унынии. Граф был в меланхолии и депрессии одновременно. Играя вечером с монархом и еще двумя придворными партию в покер, он был настолько невнимателен, что не услышал вопроса своего сюзерена о том, почему на ногах у него разные туфли. Стоявший за спиной короля шут скорбно покачал головой и пощелкал пальцами над ухом страдальца.
– Безнадежен! – Вынес шут вердикт. – Над ним даже смеяться не смешно.
– И что теперь с ним делать? – Наклонился Король к шуту.
– Бог мой! Сир! Сие заболевание лечится только одним средством – женитьбой!
– Как ты думаешь, дурак, с кем он может исцелиться от этого опасного недуга?
Шут почесал лысину под колпаком.
– Боюсь, излечив пациента, мы его тут же потеряем!
– Не могу понять твоих аллегорий, шут. Хоть я и самый мудрый Король, но темны слова твои, как вода в облацех.
– Чего тут неясного? Пытался он свататься, да отказали бедняге. Вот он и мается!
Король и шут сочувствующе посмотрели на бедолагу, который, сидя с ними рядом, даже не слышал, о чем они говорят.
– Что за девица? – Поинтересовался монарх. – Какого роду-племени? Дворянского, купеческого, крестьянского аль нечеловеческого?
– Вот тут-то и порылась чья-то бестолковая псина: дриадского она роду. Деревья да травку ей подавай. Музыку фей и шепот звезд. Ей наши дворцовые звездульки и танцульки совсем не интересны. Так что женится: потеряем парня. Не женится – совсем пропадет.
– Да… – теперь зачесалась лысина у Короля. – Беда…
А граф сидел в кресле, уставившись в пространство пустым взглядом, и об его вытянутые ноги в разных ботинках спотыкались все, кто приближался к монарху поболтать, выразить восхищение или донести до его ушей очередной пикантный случай, произошедший при дворе.
Следующим утром, когда Его Величество изволил работать в своем кабинете, топчущийся у монаршего кресла министр финансов в очередной раз пожаловался на то, что королевской казне приходится содержать на своем балансе полуразрушенный замок когда-то повешенного за преступления герцога Саминьша.
– Все средства проваливаются в этот окаянный замок, как в черную дыру! Управляющий сеет зерно, а пшеницу валит ураган. Крестьяне сажают на землях картошку, а ее поедает заморский жук. Я выделил средства на ремонт крыши правой башни…
– Отремонтировали? – Король поднял голову и посмотрел на стоящего с квартальным отчетом министра.
– Да. – Покивал тот головой. – Но упала левая…
– Так… – Королю очень не нравилось, когда деньги из казны улетали на ветер. – И где же находится это прелестное местечко? Что-то я запамятовал.
– Как же, Ваше Величество! По Северной дороге от столицы немногим более десяти верст. Озерный Край! Курорт! Чистейшее место. Ни заводов, ни производств, сплошная экология!
– А почему у нас там ничего нет?
– Так озера, болота… Дорога и та обходит эти угодья стороной.
Король в рассеянности почесал правую бровь. А потом подскочил, словно давний покупатель патентованного средства Релиф.
– Что, Ваше Величество? – Испугался Министр.
Но Король, хитро щуря глаза, посмотрел на своего подчиненного и стукнул кулаком по письменному столу:
– Садись! Пиши!
Министр, не вызывая секретаря, с готовностью пристроился сбоку и взял гербовую бумагу.
– Мы, Наше Королевское Величество Максимилиан Девятый, даруем графу Карешу к свадьбе с дриадой как ее там… – он пощелкал пальцами. – Позови шута!
Через минуту в дверь влетел шут, весело потряхивая бубенчиками на колпаке.
– Почто, дяденька, звал? – Паяц обошел министра, бросив взгляд на бумаги. – Баланс не сошелся? Или украли больше, чем обычно? Нехорошо. Надо знать меру! Так ведь можно и вообще без всего остаться… А молодая жена всего на три года твоего первенца постарше будет… Ну, не переживай, он – хороший мальчик. Пока сидишь, сообразят, да вдвоем и утешатся!
Министр краснел и бледнел. Сплетни про его молодую жену не сходили с уст придворного люда. Повода она вроде не давала, но сын Министра от предыдущего брака был настолько хорош, что это одно уже могло считаться достаточным поводом.
– Ты языком-то не мели. – Сдвинул брови Его Величество. – Как зовут ту дриаду, что замуж за графа Кареша выходить отказалась?
– Марьяшка Сосницкая. Никак, сватом решил заделаться, Величество?
– Точно, шут. И на свадьбу хочу подарить им домик с угодьями. Совсем рядом. Всего в десяти верстах от столицы.
– Так землица давно вроде разобрана?
– Разобрана, да не вся! – Торжествующе сказал Король. – А Озерный Край?
– Да ты, никак, графа решил оставить без порток? Как он голым при дворе покажется? Понимаю, в твоей спальне…
– Ты болтай, да не заговаривайся! – Сдвинул монарх брови. – Но зато дриаде там – раздолье! Отремонтирует ей сарайчик – и пусть себе медитирует. А сам – в столицу. А от налогов я на десяток лет его избавлю, тем более, что он этому Саминьшу дальней родней приходится… Ты пиши, пиши! Значит, даруем графу Карешу и дриаде Марьяшке…
Свадьба, прошедшая под королевским патронажем, была пышной. Граф Кареш светился полубезумной улыбкой выигравшего джек-пот бедняка. Молодая дриадка сияла нечеловеческой красотой и природной свежестью.
Король чету благословил и отправил в подаренный замок провести медовый месяц, с расчетом на то, что его постоянный партнер не выдержит ночевок на свежем воздухе и полчищ болотных комаров, да и поскорей вернется во дворец, под заботливое око мудрого Монарха.
Но когда через месяц от молодых не поступило ни слуху, ни духу, Король забеспокоился и послал двух молодых лейтенантов гвардии прогуляться в Озерный Край и поторопить графа Кареша с возвращением.
Через день лейтенанты вернулись. Еще сорок восемь часов назад их волосы были черными, а глаза молодыми и беспечными. А теперь перед Величеством стояли два седых трясущихся существа.
Король пришел в ужас и приказал принести запечатанную бутыль “vocatus cum allium” – дорогого заморского вина, покупаемого капитанами кораблей в дальних северных портах. После стакана крепкого пойла в их глазах появилось осмысленное выражение, и офицеры поведали Королю очень странную и мистическую историю.
Приехали они к замку молодоженов уже ближе к вечеру в надежде заночевать и выпить с молодым мужем пару-тройку бутылочек фиолетового винца, коим славились здешние топлые места, плодящие в избыточном количестве ягодку- гонобобель, придающую напитку цвет и непередаваемый терпкий аромат.
Солнце закатывалось за дремучие леса и мрачные болота. В замок должны были загонять скотину, готовить еду, и вообще, в это время любое поместье кипит людьми. А тут – ворота распахнуты, в центральном здании – ни одного огонька. Подъездная дорога мирно колосилась нетоптаной травой.
– Сбежали, небось, втихомолку! – Пренебрежительно сказал один офицер другому.
– Да перестань, как можно жить в этих трущобах? – Второй кивнул головой на черный провал крыши основного здания.
Они остановили лошадей в воротах, не решаясь переступить черту, за которой начинался двор.
– Поехали обратно, пока окончательно не стемнело. На этих заросших тропинках вполне можно свернуть не туда!
– Погоди! – Первый офицер вдруг спешился, вглядываясь в глубину разбитого окна. – Мне показалось, там сверкнул какой-то огонек!
И он, бросив поводья другу, решительно пересек двор и зашел в открытую подъездную дверь. А потом раздался его голос:
– Ну ни хрена ж себе! – И затем тревожное: – Подойди-ка сюда!
Когда второй офицер зашел в большой и сумрачный зал, его глазам предстала совершенно безумная картина: везде – на стенах, колоннах, полу и потолке вились воздушные корни, перекрученные между собой, словно виноградная лоза. И в этих природных канатах, скомканные, задушенные и придавленные, висели… нет, не люди, а их оболочки, высохшие мумии. А из их ртов, ребер, животов торчали древесные побеги. Офицеру показалось, что они пульсировали. А на центральной стене, прямо перед входом, висел молодой супруг – граф Кареш. Подвешен он был звездой – руки и ноги – в стороны. Глаза были полузакрыты. Тело почти целиком было утыкано толстыми лианами. А посередине, там, где у человека должно биться его горячее сердце, сиял красным пламенем огромный рубин.
– Мой Бог! – В ужасе произнес второй офицер.
– Вот тебе и попили винца! – Схватился за створку двери первый, поскольку его затошнило, и закружилась голова. – Бежим отсюда!
И вдруг веки мертвого человека открылись. Офицеры замерли.
– Рубин! – Простонал бывший граф. – Возьмите этот рубин и закопайте в землю. Я хочу покоя! Я хочу смерти!
Большие слезы покатились по его восковому лицу.
Хоть гвардейцы и испугались, но они все-таки были умными, смелыми и хорошими людьми. Они поняли, что все произошедшее – результат воздействия какого-то страшного колдовства. Но товарищу помочь – дело святое. Поэтому, не колеблясь, первый офицер подошел к бывшему другу и, протянув руку, взял пылающий рубин, который в его ладони несколько поумерил свой блеск.
А мертвец снова открыл глаза и, сверкнув синевой пустых глазниц, крикнул:
– Бегите!!!
Тут растекшееся по замку древо пришло в движение и попыталось ухватить офицеров за ноги. Видя такое дело, те, не раздумывая, вынеслись за дверь, прыгнули на коней и сразу пустили их в галоп. Вокруг сурово зашелестели деревья. Лошадей начали хлестать плети травы и кусты, выкатывающиеся прямо на дорогу. Из темной чащи на них пялились красные и зеленые глаза. А сзади все время кто-то пытался содрать с них одежду, чиркая по коже здоровенными когтями. И вот так, зигзагами, не помня себя от ужаса, скакали они до опушки леса. Когда взмыленные лошади вынесли их в чистое поле, все прекратилось, как по мановению волшебной палочки. Первый офицер трясущейся рукой залез в карман и достал злополучный рубин. В темноте ночи он пульсировал светом, как сердце – кровью.
– Давай закопаем! – Сказал, остановившись, второй всадник.
– Тогда кто нам поверит? – Резонно возразил первый. – Покажем Его Величеству и закопаем!
И вот, под утро, они, наконец, пересекли городской подъемный мост. Охрана, стоявшая на смене, даже не потребовала с согбенных старцев налог на въезд. Офицеры удивились и пожали плечами. Они тогда просто не представляли, как стали выглядеть.
И вот теперь они сидели перед Королем, хлебая из бутылки шестидесятиградусный настой, словно воду. Потом первый встал, порылся в карманах и достал завернутое в носовой платок драгоценное алое сердце.
– Вот оно – подтверждение нашим словам!
Дрожащей рукой Король взял пульсирующий рубин.
– Как же ты попался, мальчик мой!
– Все зло – от женщин! – Проблеял министр финансов, зашедший к королю с бумагами и страшно боящийся адюльтера.
Король поднял на него полыхнувший взгляд.
– Пошел вон! – В тиши кабинета четко произнес он.
И когда министра сдуло за дверь, он продолжил:
– Сам, своими руками… Пусть будет проклят тот род, из которого произошла эта чудовищная дриада! Пусть будет проклят тот край вместе с замком во веки веков! – И Король, глядя вдаль, крепко сжал драгоценное сердце.
– А захоронить? – Спросил заплетающимся языком офицер.
– Вам выплатят годовое жалование. Свободны!
А надо сказать, что Его Величество, управляя страной, в которой проживала столь разношерстная публика, тоже был рифмоплет преизрядный. Поэтому никто не удивился, когда лес по правой стороне северного тракта за одну ночь превратился в непролазную чащу. Сначала торговый люд опасался проезжать мимо этих зарослей даже днем, но с годами все забывается. И постепенно это место стали называть просто Пущей, не задумываясь, отчего здесь никто не рубит деревья и не ставит дома.
С тех пор утекло много воды в столичной речке Жужелке. Мудрый Король давно умер. Умерла и монархия, как способ правления. На смену ей пришла всеобщая демократия. Это когда кругом кричат и всё критикуют, руками машут, но втихомолку воруют, и никто ни за что не отвечает. Города разрослись. Предместья заселялись различным бедным и богатым людом. А скоро случилось так, что к заповедной Пуще подогнали спецтехнику. Очередной правитель незадолго до этого почесал свою лысину и изрек, глядя на карту:
– Вот у нас большой незадействованный в инфраструктуре области район. Найдите подрядчиков. Застраивайте!
– Так вроде там лес, озера… Экология!
– Вот и хорошо. Постройте коттеджи, на озерах – санаторий. Пусть наша элита там набирается сил!
Что ж. Строительство рядом со столицей – дело всегда прибыльное. Поэтому на вековечный лес набросились бульдозеры, экскаваторы, дядьки с бензопилами – и дело пошло! А правитель, подписавший бумаги, положил на свой банковский счет хорошенькую круглую сумму.
И через месяц от леса остались только рощицы, вписывающиеся в генеральный проект застройки. Но самое интересное – на берегу одного из озер строители нашли остатки средневекового замка. Причем, раритетные стены и две башни по краям центрального здания выглядели вполне сохранившимися. И в голове у главного архитектора созрел гениальный план: озеро, лодочки, кафе, рестораны… современный отель в средневековом стиле для самых состоятельных! А что – столица в пятнадцати минутах езды. Благополучный дорогой район. Отличный местный центр развлечений!
Дом дополнялся, отделывался, надстраивались этажи. Но фундамент и две несущие стены остались прежними: современная техника и направленные взрывы не смогли сломать то, что строилось в старину и простояло века.
Через полтора года элитный жилой комплекс «Северная пуща» с новеньким отелем «Хрустальная звезда» в окружении деревьев, озер, лампочек и скамеечек, а также шикарных подъездных дорог был сдан. И довольные жильцы с постояльцами занимали свои комфортабельные новенькие дома и роскошные номера.
Глава первая. Иржи.
Его отправили сюда отдыхать. Официально – от нервного истощения. На деле – от пьянства, наркоты и баб, прыгающих вокруг него в невообразимом количестве. Чем, правда, он охотно пользовался. В смысле, кем. Его бы с удовольствием услали и на необитаемый остров, но, к сожалению, родного брата графа Измирского, дворянина в …цати поколениях и хозяина огромного холдинга, просто так за можай не загонишь. Поэтому тридцатитрехлетний оболтус и художник по совместительству Иржи Измирский был просто выслан из столицы. Пока на неопределенный срок. Накануне сего печального события у него состоялся тяжелый разговор со старшим родственником.
Старший граф Измирский, отвлекаемый от собственных дел постоянными жалобами рогоносных мужчин, терпел долго, ограничиваясь уговорами и периодическим прекращением финансовых вливаний. Но, когда к нему пришел сам господин Золтан Нодь, уважаемый глава всех теневиков страны и, потрясая развесистыми рогами, начал не только жаловаться, но и угрожать здоровью всей семьи Измирских, терпение Берната лопнуло. Плюнув на деловые переговоры, он загрузился в свой пуленепробиваемый лимузин и поехал на квартиру к братцу, который досматривал дневные сны в объятиях очередной красотки.
Выбитая и повисшая на одной петле дверь печально обнажила артистическое логово младшенького графа. Когда-то дорогой и стильный ковер ручной работы, лежащий в прихожей, был заставлен разнокалиберной обувью. Мужской и женской. Чистой и не очень. На просторной кухне высились горы немытой посуды с вездесущими мухами, пустые бутылки и окурки. На очищенном кем-то уголке стола лежал использованный шприц. Из гостиной и спальни доносилось разноголосое сопение и храп. Кругом: на стенах, под стенами, в туалете и даже на подоконниках висели, лежали, сохли и пылились картины. Иржи действительно был талантлив: писал также легко, как и заводил интрижки. Картины, выставленные на продажу, охотно покупались. Только поэтому Бернат так долго терпел все это безобразие: на счетах брата аппетитно сверкали многочисленными нулями после начальных единиц круглые денежные суммы, которые умный старший предусмотрительно пускал в оборот, преумножая капитал, и, заодно, не давая младшему его транжирить.
Вместе с двумя охранниками Бернат молча поднимал гостей Иржика, выдавал им подвернувшуюся под руку одежду и, подгоняя наиболее непонятливых выразительными взглядами и кулаками, спускал с лестницы, объясняя направление самым доходчивым образом. Последней из объятий спящего братца выпорхнула столичная балерина, на которую положил глаз сам Бернат.
Старший Измирский открыл окно. По мартовской прохладной погоде спертый и теплый воздух спальни мигом сменился сырым и холодным. Голый Иржик пошевелился и промычал что-то неприличное. Охранник, кося глазом на хозяина, отчетливо хмыкнул. Бодрый ветерок залез во все щели квартиры и даже подъезда, когда младшенький все-таки ощутил легкий дискомфорт и открыл заспанные и еще затуманенные алкоголем черные глаза.
– О, братишка! Ты мне снишься или сияющим ангелом решил в очередной раз спустить меня во мрачные круги ада? – Черноволосая голова наконец отклеилась от подушки, и искренняя белозубая улыбка осветила людей и окружающий интерьер.
Бернат и его охранники сразу заулыбались. При всей своей безалаберной жизни и наплевательском отношении к окружающим, Иржи был чертовски очаровательным молодым мужчиной. Глядя на него, хотелось улыбаться и просто отдать все, лишь бы этот человек дышал с тобой одним воздухом. Идеальная фигура, правда, невысокого роста, где-то метр семьдесят, белая кожа, черные брови, ровный прямой нос, изогнутые ласковой насмешкой губы и искрящиеся счастьем жизни глаза, утягивающие за собой всех, кто имел счастье, или наоборот, познакомиться с ним, покоряли и заставляли прощать все милые шалости, которые вытворял этот мужчина. Даже брат, знающий этого сорванца с колыбели вдоль и поперек, невольно засмотрелся в эти черные и бесконечно нежные омуты очей, затененные длинными ресницами.
Но у Берната все же был выработанный годами иммунитет. Поэтому он быстро очнулся и, сведя брови домиком, гавкнул:
– Оденься, паразит! Не порть мне охрану!
Иржи встал, и, игнорируя произнесенные слова, медленно, демонстрируя окружающим прекрасно вылепленное тело, потянулся к халату. Суровые мускулистые мужики, будучи глубоко и счастливо женатыми, невольно проглотили слюну.
Запахнувшись и подпоясавшись, он взял бутылку с водой, выпил из горлышка половину и, вытирая губы изящной кистью руки, поинтересовался:
– И что я опять натворил?
Бернат вздохнул:
– Вот скажи мне, как у тебя хватает времени писать картины, причем, превосходные, и всех баб в городе перетрахать?
– Врут. – Беспечно сказал Иржи. – Мне одна актрисулька как-то сказала, что они сами установили очередь к моему телу. Причем, некоторые из них, не в силах терпеть, перекупают места поближе. Но, честное слово, Бернат, они развлекаются самостоятельно, – он махнул рукой в сторону гостиной, а я в-основном, пишу картины. Потом, утомленный, ложусь спать, а утром, вытягивая руку, чувствую под ней очаровательную головку какой-нибудь… леди.
– И ты мне снова будешь врать, что ни с кем у тебя ничего не было?!
– Ну почему сразу ни с кем… Было. – Иржи опустил длинные ресницы. – Я – не святой. Иногда хочется. Но, пойми, я давно и взаимно женат на Музе. И только она, моя единственная Любовь…
– Достаточно. – Утомленно произнес Бернат. – Сегодня ко мне приходил крестный отец всех уважаемых людей господин Нодь. Скажи, его-то жена тебе зачем понадобилась? Хочешь лишиться того, что ниже пояса? Он может поспособствовать.
– Грубо и глупо. – Иржи поднял глаза на брата. – Это какие-то местные интриги против тебя. Я его жену даже не знаю.
– О, Господи! – Бернат поднял глаза к потолку. – Почему ты этому бестолковцу отвалил немеряно красоты, но вложил так мало ума?
Господин Измирский – старший встал, прошел в кухню и принес оттуда недавно созданный портрет:
– Взгляни на это.
Иржи нехотя мазнул взглядом по своему полотну.
– Это? Ребекка – грешница. Понимаешь, есть в Писаниях такой сюжет, когда Ребекка, не будучи просветленной, а всего лишь маленькой блудницей, торговала собой у Еликкского Храма. И когда мимо проходил Учитель с учениками…
– Я читал Писания! Это, – Бернат ткнул пальцем в лицо блудницы, – кто?
– Натурщица. – Пожал плечами младшенький, причем шелковый халат легко соскользнул с одной стороны, обнажая грудь и предплечье. Взгляды охранников тихо свалились в небрежный вырез.
– Как ее зовут? – Продолжил рычать старший.
– Не знаю. Я утром встал. Подошел к окну. Смотрю, идет миленькая девушка. Знаешь, как раз во сне мне пришла идея этой картины, про Ребекку. А девушка овалом лица, разрезом восточных глаз так подходила для модели, что я выбежал и попросил ее позировать. Она согласилась.
– Просто позировать? В глаза мне смотри, бабник!
Иржи, исполненными печали и укоризны глазами, посмотрел на брата.
– Может, она принимает желаемое за действительность? – Улыбнулся младший. – Знаешь, ко мне много разных чудных персонажей приходит!
Бернат, словно впервые сюда попав, обернулся.
– Действительно. Пора заканчивать с этим бардаком! Я тебя женю!
– Нет! – В ужасе округлил глаза Иржи.
– Да! – Бернат изобразил улыбку людоеда-гурмана. – Имею право. Как старший в семье. А прежде чем я подберу тебе достойную невесту, ты уедешь из столицы. Хватит мозолить глаза запуганным мужьям, переплачивающим за охрану и слежку. Ты в курсе, что твоими похождениями кормится частная сыскная фирма и охранное агентство?
– Вот как? – Темные волосы изящной волной заструились по обнаженной руке. По закаленным телам охранников пробежала непонятная дрожь.
– Все, братец. Собирай свои кисти-краски и холсты. Прямо сейчас мы едем в Озерный Край. Там открылся шикарный отель. Поживешь пока там.
– Но, насколько мне известно, это совсем недалеко от столицы?
– Недалеко. Только без пропуска твои друзья и подруги до тебя не доберутся. А охрана отеля предупреждена и будет отсеивать подозрительный элемент еще на подходе.
– Может, тебе проще посадить меня в тюрьму?
Старший метнул на младшего грустный взгляд:
– Ни за что. Заключенных перепортишь. Выйдешь, а администрация будет хвататься за волосы и думать, что с этим голубым борделем делать!
– Ну, братец, твои доносчики, как всегда, лукавят! – Иржи надул губы и, оглядев себя, поправил халат. – И скажи на милость, чем же тогда, не видя людей, я буду вдохновляться?
– Озером, братец. Деревцами. Пора заняться пейзажами. Тем более, скоро лето.
Через три часа деловой граф Измирский-старший оформлял клиентскую карту в «Хрустальной звезде» на своего беспечного брата, уже строящего глазки проходящей мимо второй администраторше. Та раскраснелась и улыбнулась так, что всем стало ясно: если бы не публика, то она отдалась бы ему в ближайшем кресле. Охранники тяжело и печально вздохнули: работа с таким клиентом уже не казалась простой прогулкой на свежем воздухе.
Бернат, перед тем, как уехать, проконтролировал, как чемоданы, узлы с красками, мольберт, холсты и всякая необходимая для творчества химическая и растительная мелочь были доставлены в номер и распакованы.
– Смотри! – Старший раздвинул портьеры на окне. – Какой вид! Можно писать, не выходя из номера. Тут еще и лоджия есть! Все условия!
Младший кисло взглянул на древние ивы за окном и зевнул:
– Скука!
– Отдыхай, набирайся сил. Я поехал. Оставляю тебе одного из охранников. Завтра его сменит второй. Так что не расстраивайся, на твое божественное тело теперь не покусится ни одна красотка!
Бернат помахал Иржику рукой и вышел, поманив за собой охрану.
– Никаких баб и мужиков! Что плохое случится, уволю!
Забрав одного из них с собой, он отбыл в столицу, поскольку финансовые дела не терпят длительных отлучек.
Иржи, тем временем, походил по номеру, оценил санузел и большую ванную комнату с джакузи. Потом, представив в пене обнаженную красотку с бокалом вина, он загрустил окончательно. Кушать после вчерашней или сегодняшней ночной трапезы не хотелось совсем. Он прошел в спальню и, не снимая верхней одежды, упал на золотистое покрывало, раскинув руки. Медленно обвел взглядом потолок, люстру, стены и мебель. Дорого и вычурно. Много золота. Молодой человек поморщился. Ну, в-общем, сам виноват. Надо было вначале посмотреть номер. Он поднял руку и дотронулся до лба. Откинул на покрывало свои длинные волнистые волосы. И как он дал себя уговорить? Нет, после вчерашнего он совсем ничего не соображал!
Он вспомнил дорогой ресторан, куда пригласил его друг и директор галереи, по совместительству, отметить продажу очередного шедевра. Вечер, как всегда, они начали вдвоем. А потом чуть ли не полгорода собралось в маленьком зале. Кто-то поздравлял, кто-то что-то заказывал… А остальное Иржи вспоминал урывками, совершенно не запомнив, куда девался его приятель, как он очутился дома да еще с потенциальной любовницей брата в постели. Печально! Видимо, именно от этого Бернат так взбесился.
Иржи, не вставая, скинул с ног туфли и подтянул ноги на кровать. Все-таки слишком рано его разбудили. Он повернулся на бок, натянул на себя кусок покрывала и закрыл глаза. Сладкая дрема постепенно смежила его очи, и он провалился в сон. Тот, теплыми руками разведя таинственную завесу между мирами, не отправил художника, как всегда это делал, в обиталище грез и иллюзий, а оставил здесь, в номере.
И вот перед ним, в кресло напротив кровати, опустилась хрупкая женская фигурка. Светлые длинные волосы, легкое цветастое платье. Лица не видно из-за света, льющегося из окна. «Интересно, как она сюда попала?» – вяло подумал Иржи. – «Вряд ли ее пропустила охрана. По стене, что ли?»
Тем временем, девушке надоело сидеть, и она встала. Плавно подошла к окну и повернулась так, что стал виден ее профиль. Точеный носик, пухлые губки, длинная нежная шейка и маленькая, но высокая грудь. Тонкие руки. Ветер легонько дул на пряди. И тут солнечный луч осветил ее головку. Волосы вспыхнули расплавленным серебром. «Какая красавица!» – подумал художник и… проснулся.
За окном уже догорал закат, и рама с форточкой были плотно прикрыты.
В теле чувствовались легкость и голод. Иржи встал, умылся, расчесал свои шикарные черные волосы, уложив их с помощью мусса волнами. Улыбнулся своему отражению. И действительно, Мать – Природа от всей души одарила младшего брата тем, чего напрочь был лишен брат старший. Иржи был не только красив и обаятелен, но и притягателен как талантливая личность. Бернат, более высокого роста, нежели младшенький, да и фигура, если вглядеться, тоже ничего, окрасом не удался совершенно. Волосы, когда-то серые и жидковатые, сначала поседели, а потом и вовсе опали за ненадобностью. Узкий и мягкий юношеский овал лица сменили жесткие носогубные складки умелого дельца. На пальцах выперли суставы. Семейный нос, присущий обоим братьям, но изящно смотревшийся у младшего, у Берната на конце скрючился и обзавелся небольшой бородавкой. Немного выпячивающаяся нижняя, тоже фамильная, губа старшего вечно отваливалась от зубов, довершая ну ни капли не симпатичный образ. Но когда два брата находились рядом, то блеск очарования младшего падал на черты старшего, и окружающие тоже начинали находить его интересным. Но зато Господь дал ему талант преумножать богатства, продумывать все наперед и никогда не ошибаться. И у этого железного человека была одна слабость – его безумно талантливый Иржик. Рано лишившись родителей, погибших в железнодорожной катастрофе, восемнадцатилетний студент Бернат Измирский возглавил родительскую фирму, со временем разросшуюся в холдинг, и вырастил, правда, чертовски избаловав, младшего брата, изо всех сил пытаясь заменить ему родителей.
Иржи вздохнул, вспомнив, как долго ломавший голову, чем бы занять безутешного ребенка, Бернат принес ему первые кисточки и краски. И как, придя домой вечером, умилился расписанной цветами гостиной. Ведь мальчуган больше не плакал, а сиял довольной улыбкой. А на самом видном месте, возле камина, он нарисовал две фигурки: побольше и поменьше. «Кто это, Иржик?» – спросил брат. «Ты и я!» – ответил перепачканный малыш.
Можно сказать, именно в этот день решилась судьба ребенка: она сделала его художником. Когда Иржи немного подрос, брат отдал его учиться живописи в школу при Академии. А потом, напрягая психику Берната, желавшего видеть молодого человека дельцом, Измирский-младший получил и превосходное академическое образование. Преподаватели восторгались и пророчили молодому дарованию прекрасное будущее.
Иржи усмехнулся своему отражению: да, он молод, красив, богат, занимается любимым делом. У него есть любящий и любимый брат, посвятивший ему свою жизнь. И чем он ему за это заплатил? Проблемами? А ведь Бернат, со всем его богатством, безумно одинок. У него нет жены, детей… Нет, конечно, поползновения были… Но Бернат быстро выяснял, что претенденткам на его руку требовались деньги и … тело Иржи. «Ты тогда обижался на меня и кричал, – усмехнулся младший, – но я чем виноват, если повода никогда никому не давал. Может, только самим фактом своего существования. И не мудрено, что Берната достала эта ситуация, заставившая упечь меня в эту золотую клеть».
Он вышел из ванной, надел белоснежную рубаху, сверху – мягкую свободную курточку вроде короткого сюртука, свободные светло-шоколадные брюки и такие же туфли. Взяв карту от номера и свою кредитку, он открыл входную дверь. Там его взору предстал широкий, выстланный ковром коридор, опоясывающий наружным периметром номера, и узкие стрельчатые окна несущей стены. В межоконных промежутках и рядом с дверями располагались светильники, рассеивающие в воздух приятный и мягкий свет. Ну, а рядом на стуле, с газетой в руках, сидел охранник брата.
При виде вышедшего Иржи тот вскочил и глупо заулыбался, не зная, куда девать газету и руки. Молодой человек улыбнулся в ответ:
– Вставай, пойдем в ресторан. Как тебя звать?
– Игнац Ковач… Можно Игнац… – Краснел и заикался здоровый мужик.
– Ну, просто Игнац, пошли, поужинаем. Приглашаю.
Иржи, обнажив улыбкой кончики ровных белых зубов, пошел вперед. Вспотевший и пыхтевший, как паровоз, охранник – за ним.
Едва открылась дверь ресторана, к ним тут же подлетел весьма расторопный мужчина:
– Смею пригласить Вас в наш замечательный ресторан! На выбор есть несколько свободных столиков: у эстрады, где сейчас выступает наш ансамбль, вон там, под фонариками, в vip-зоне, у панорамного окна, но, к сожалению, сейчас темно и наших удивительных пейзажей не видно, и у стены. Там тихо, тенек. Специально для уединяющихся парочек. – Мужчина кинул оценивающий взгляд на охранниково мускулистое тело.
Иржи засмеялся:
– Вот как раз нам это местечко и подойдет. Не хотим светиться, знаете ли.
Метр пригласил их следовать за собой. И, снимая со стола табличку «Забронировано», он немного наклонился к молодому человеку и шепнул:
– Вы не смогли бы мне оставить свой автограф? Моя жена так любит ваши работы! У нас Вашими портретами и репродукциями вся стена увешана!
Иржи засмеялся:
– Ну, раз так, тогда, конечно. – Взяв протянутую ручку, он спросил: – Жену зовут как?
– Агнета, с Вашего позволения!
И тогда, закусив губу, Иржи написал на протянутом листке:
«Милой Агнете – с безграничным уважением к Вашему бесконечному терпению… – Иржи Измирский»
– Так пойдет? – Пряча в глазах шальные искорки, спросил он.
– О, да! – Начал кланяться мужчина. – Она действительно, с бесконечным терпением ищет и скупает репродукции… Вы же понимаете, что Ваши работы мне не по карману…
– Ничего страшного. Станете директором ресторана, купите ей эскиз. Они гораздо дешевле!
И, пригласив охранника присесть, сам уселся спиной к залу. Пробежав глазами меню и карту подаваемых вин, Иржи сделал заказ для обоих. Блюда были выше всяческих похвал, и они вдвоем отдали им должное, запивая терпким красным вином.
Тем временем, после исполнения симфоническим квартетом стилизованной под народную музыки, на сцену вышел конферансье и промурлыкал в микрофон:
– А теперь встречайте! Мадемуазель Эстер!
Народ в зале радостно зааплодировал.
– Она споет чудесную балладу, написанную по мотивам легенд, окутывающих своими мистическими тайнами бывший замок!
– Просим! – раздавались отдельные пьяные выкрики. Иржи удобно откинулся на спинку стула и покатал на языке сладко-вяжущую жидкость. Мысли, под влиянием хорошего ужина, поплыли, обращаясь в зрительные образы, куда начал вклиниваться нежный и грустный голосок певицы:
Ты увидел меня в ночь сирени,
Сладко пахли деревья в цвету.
И, упав предо мной на колени,
Обещал подарить мне мечту.
Закружившись в воздушности сада,
Взяв нас за руки, ночь повела
Прочь от глупых, завистливых взглядов.
Где дорожка луною бела,
На поляне в лесу танцевали.
Феи сшили нам туфли из роз.
Но с болот мрачных тени восстали,
И пронзил твое сердце мороз.
Бессердечная злобная ведьма
Сердца жар превратила в рубин
Заплутал в чарах юноша бледный,
В тьме волшебной предвечных глубин.
А у ведьмы похитили камень.
Вы найдите его для меня,
Чтоб отдать снова милому пламень,
Свет любви от земного огня!
– Какой потрясающий сюжет! – пробормотал себе под нос Иржи, кода песня закончилась. Он даже обернулся и немного похлопал певице. А также был весьма удивлен, когда метр подвел ее к их столику. Но, как вежливый человек, встал и пригласил даму присесть.
Тут же за их спинами потянулся дурным ветерком шепот. Тем более, некоторые из сидящих в этом зале знали модного художника в лицо. Его похождения и репутация тоже секретом для столичного бомонда не были.
– Я польщен, – начал Иржи, – что такая чудесная певица и прекрасная женщина решила составить нам компанию. Вам что-то заказать?
– Если можно, – скромно улыбнулась она, – клюквенный морс и гуляш с овощами. Мне еще сегодня выступать!
Пока ждали заказ, Иржи разговор продолжил:
– Какая красивая баллада! Я раньше ее не слышал. Признаться, она задела меня за живое! Перед моим взором так и стоит бледный молодой человек с потухшим взглядом и сверкающим рубином вместо сердца… И старуха, скрюченными пальцами тянущаяся к его обжигающему жару! Кто, если не секрет, придумал эту песню?
– Не секрет, – улыбнулась женщина. – Ее придумала я.
– О-о! Это необыкновенно! В вашей прелестной голове возникают такие самобытные образы! Так и хочется взять карандаш!
Молодая женщина покраснела. Кажется, она действительно была польщена.
– Я написала цикл баллад о здешних местах. – Наконец, справившись со смущением, сказала она. – Когда меня пригласили сюда выступать, я ни о чем таком не думала вообще! Но, когда переехала, то стала видеть очень яркие и живые сны. То мне улыбалась среброволосая девушка в цветастом платье, то, прямо живым, к стене замка приковывают юношу, пробивают ему сердце… А девушка – она мертва и ничем не может помочь своему другу. А тот еще дышит. Понимаете?
Певица шоколадными глазами посмотрела на художника.
– Он теперь не может умереть. Обреченный на вечные муки, юноша висит на стене, а вместо живого человеческого сердца – огромный пульсирующий рубин! И старая, сморщенная старуха греет о его жар свои руки, постепенно превращаясь в молодую девушку…
– Ужас какой! – Не выдержал охранник Игнац. – Когда на войне стреляют, то течет кровь, и человек умирает. Но то война!
Он потер большой рукой лоб и щеку, на которых были едва заметные следы от осколочного ранения.
– А кровавые сказки… – Он передернул плечами.
– Каждому свое. – Мило улыбнулся сразу обоим собеседникам Измирский и задумался. Что-то такое ему сегодня днем снилось… Но он не придал этому большого значения, списав на ночные алкогольные пары.
– Спасибо! – Женщина сложила салфетку. – Мне пора на сцену.
Иржи вежливо встал и отодвинул ее стул.
– Мы же увидимся, не правда ли? – Она, чуть ли не умоляя, заглянула художнику в глаза.
– Обязательно. – Показал он ровные зубки. – Мы с другом, – Иржи кивнул в сторону охранника, – обязательно завтра придем на Ваше выступление, госпожа Эстер! Мы здесь, в отеле, на какое-то время непременно задержимся!
Певица с досадой посмотрела на все слышавшего и, покрасневшего от двусмысленности сказанного, амбала.
А Иржи, провожая даму, дружески пожал ей ручку.
«На какие жертвы ради брата приходится идти» – Подумал он. – «Несомненно, девушка и мила, и талантлива, но – не в моем вкусе. Надо хотя бы дней десять прожить паинькой. Скандал уляжется, и Бернат сам прилетит за мной, не вынеся долгой разлуки».
Бросив салфетку на стол, он спросил у охранника:
– Что, Игнац, наелся? Напился?
И когда тот утвердительно кивнул, ехидно продолжил:
– Тогда пойдем спать. Время позднее и нам пора баиньки.
Произнесенная фраза была достаточно громкой для того, чтобы ее услышали за двумя-тремя столиками рядом. Игнац снова покраснел, а новая сплетня понеслась по залу и беспроводной связи. «Через час, наверняка, достигнет ушей брата. Ох, влетит мне опять!» – Пряча улыбку, думал Иржи, пробираясь между столиками на выход.
Пока художник доставал карту и открывал ею дверь, охранник с невозмутимым и неподкупным видом опустился на стул.
– Брось! – Иржи стало жалко серьезного и, в-общем, побитого жизнью парня. И он распахнул дверь. – Заходи. В гостиной есть удобный диванчик, поспишь на нем.
А потом нагнулся, чтобы стены с ушами ничего случайно не подслушали, и сказал:
– Торжественно клянусь не посягать на твою честь!
У Игнаца стало малиновым не только лицо, но и кончики ушей.
– Иди, дуралей, тебе завтра работать. А брату я ничего не скажу.
Охранник сгорбился, стрельнул по сторонам глазами и быстро зашел в номер Иржи. Закрытая дверь щелкнула замком, а стул на всю ночь остался стоять в гордом одиночестве, неся за двоих бессонную вахту.
Глава вторая. Непонятные странности.
Проснулся Иржи на рассвете. В незашторенное окно робко заглядывал нежно-розовый рассвет. Вчерашний тоскливый дождь, наконец, перестал лить безнадежные слезы, и природа с облегчением потянулась навстречу животворным солнечным лучам.
Художник легко встал с кровати, чувствуя необыкновенный прилив сил. Подойдя к окну, он распахнул створки, и холодный весенний воздух сразу обжег его обнаженные плечи. Закутавшись в одеяло, он засмотрелся на рассвет. Сколько необычайно чистых тонов меняется в природе за доли секунды! Небо, темно-синее по краю, стало зеленеть, тут же окрашивая края уходящих туч в желто-салатовые оттенки. А там, за деревьями, пробивая розоватую пену облаков, уже рвались вверх яркие оранжевые лучи, выделяя черные верхушки спящих деревьев и серый туман между ними. Чем выше вставало солнце, тем чаще и настойчивей пронырливый свет трогал горячими пальцами ватную пелену, испуганно утягивающую свои мутные щупальца между стволами в дальние, пока не осушенные болота и оставляющую на сине-зеленой траве искристые капельки росы.
Иржи поставил локти на подоконник и опустил голову вниз. Там, по сумеречной тропе, причудливо извивающейся в цветущем кустарнике вдоль дома, уходила прочь худенькая фигурка девушки с серебряными волосами и в цветном платье.
– Эй! – тихонько окликнул он. – Подожди!
Девушка на миг оглянулась, помахала ему рукой и скрылась в полосе тумана.
Молодой человек отклеился от окна и посмотрел на часы. Было пять утра. В комнате стало очень холодно. Он закрыл рамы и посмотрел на настенный термометр. Там было всего плюс восемь.
Иржи помотал головой. «Не может быть, чтобы она мне просто привиделась, словно оптическая иллюзия. Но молодая девушка, гуляющая по сырой земле в легких туфлях и тонком шелковом платье при почти нулевой температуре – это полнейшая чушь. Надо походить среди постояльцев. Может, ее тоже, кроме меня, кто-то видел? И неплохо бы еще раз поговорить с певицей». Молодой человек сел на кровать и зевнул. Все-таки еще очень рано. Обычно в городе в эти часы он только ложится спать. Но раз проснулся, надо пользоваться моментом. И художественная сторона натуры все-таки пересилила в нем гуляку и раздолбая.
Достав акварель и прикрепив листы, он положил на тряпочку мягкие кисти. Наполнив в ванной стакан водой, Иржи распахнул на лоджии шторы, быстро оделся и встал к мольберту писать небо. Охранник поднял было голову, поскольку услышал легкие шаги и шуршание штор, но взглянув на махнувшего ему рукой господина Измирского, державшего во рту сразу два длинных кончика кистей, он снова повалился на диван.
Когда охранник отоспался и открыл глаза, часы показывали около десяти утра. Гостиная была завалена акварельными набросками. На подоконнике лежали и сохли вымытые орудия труда. Самого господина художника нигде не было видно, а во входную дверь кто-то отчаянно стучал.
Игнац с колотящимся сердцем подорвался с дивана, видя себя уволенным без выходного пособия и с волчьим билетом в кармане. Боже! Его любимая Петра такого не перенесет и уйдет от бестолкового служаки к более успешному продавцу женского белья, сватавшегося к ней позапрошлым летом.
Кое-как оправив рубаху и пытаясь разгладить складку на щеке, оставленную чересчур мягкой подушкой, охранник трясущимися руками открыл дверь. За ней находилась милая барышня в униформе отеля вместе с тележкой, на которой стояли блюда.
– Доставка в номер. – Пропела она, пытаясь заглянуть ему через плечо.
Игнац состроил каменное лицо и нахмурил лоб. Но девушка, приподняв брови и окинув изучающим взглядом беспорядок в его гардеробе, снова пропела:
– Господин Измирский заказали…
– Сколько? – Сумрачно спросил охранник, не зная, из каких средств с ней рассчитываться. Денег с собой у него практически не было.
– О, все включено в счет! – Девушка ослепительно улыбнулась, поскольку за спиной этого заспанного мужчины она узрела великого и прекрасного маэстро художника. Со вчерашнего дня обслуживающий персонал только о нем и говорил, добавляя к своим наблюдениям светские сплетни, почерпнутые из слухов и бульварных газет.
– Проходите, милая леди! – Измирский слегка дотронулся до плеча крупного мужчины, стоящего в дверях. Тот вздрогнул и сразу освободил проход.
Девушка вкатила тележку, с жадным вниманием озираясь по сторонам. В гостиной всюду валялись листы бумаги с какими-то рисунками. А на сборном паркетном полу виднелись красочные пятна. Но человек, создавший весь этот беспорядок, стоял сейчас перед ней. И, пожирая глазами его прекрасный облик, очарованная девушка проехала колесом тележки по эскизу, стоящему несколько тысяч флоринов. Ах, эта снежно-белая рубаха и обтягивающие ягодицы брюки… В этот миг жених Янош просто испарился из ее головы. А парфюм…
– Прошу, поставьте блюда на стол. Вот сюда. – Донеслись до нее издалека слова художника.
Тая от страстного желания упасть к нему в объятья, девушка выгрузила посуду и, заикаясь, промолвила:
– Хотите, я Вам клеенку принесу? Чтобы полы не пачкать?
– О, если это Вас не затруднит! – Приложил руку к сердцу граф.
– Нет-нет! – она с обожанием посмотрела ему в лицо. – Я быстро! А то полы-то жалко! Красивые!
Как только за ней закрылась дверь, Иржи весело фыркнул:
– Haec sunt mulieres! (Таковы женщины – лат.) Полы! Обои! Мебель! Прекрасный восход их ничуточки не интересует. Но вот если картина подходит под цвет штор…
Художник быстро собрал наброски и изящным движением кисти показал на стол:
– Присаживайся!
Бедняга Игнац невольно засмотрелся на младшего графа. Теплый свет темных глаз ласкал и успокаивал, обещая, что все будет хорошо. Губы приветливо улыбались. И бойцу захотелось вдруг упасть перед ним на колени и поцеловать этому божественному созданию руку. Глаза затуманились слезами, а ноги стали подгибаться, когда совсем не ангельская рука изо всех сил треснула его по предплечью.
– Эй! Проснись! – Голос звучал достаточно сурово, и охранник очнулся, потирая наливавшийся на руке синяк.
– Извините, я не хотел… – Покаялся несчастный Игнац.
Иржи сел, улыбнулся и бросил на колени салфетку.
– Ладно, не парься. Кажется, я перестарался? – Он кивнул на плечо.
– Порядок. Просто Ваша внешность…
– Понимаю. – Кивнул художник, накладывая себе в тарелку вареные овощи. – Ты не стесняйся, кушай. А то когда теперь придется.
Игнац сел и начал поедать воздушный омлет с грибами.
Через какое-то время, запивая чаем безе со взбитыми сливками, Иржи продолжил начатый разговор:
– Ты считаешь, это сущее удовольствие, когда в тебя постоянно тычут пальцами, выдумывая одну небылицу круче другой? Когда ты не можешь с девушкой спокойно встретить закат на террасе открытого кафе? Когда твой любимый брат не в состоянии жениться только из-за того, что его невесты бросаются тебе на шею, предлагая все, и даже своих собачек? Ты для себя хотел бы такой жизни?
Охранник оторопело посмотрел на Иржи.
– Я не думал об этом. Простите, если вызвал у Вас негативные эмоции…
– Ничего. – Художник крепко хлопнул его по другому плечу. – Сейчас тебя сменят, отдохнешь.
– Но я готов…
– Но не готов я… – Улыбаясь, закончил разговор Иржи, снова хватая свои рисунки. – Будь добр, пока ты здесь, застели в гостиной клеенку в тот угол, где мольберт. И узнай местную программу развлечений. Я пока посижу в комнате.
И художник, унося за собой мысли и чувства бойца, скрылся в спальне, прихватив бумагу и упаковку карандашей.
Когда приехала машина со сменой, охранник Игнац Ковач был подтянут, молчалив и суров. В гостиной под мольбертом лежал толстый слой клеенки, а на обеденном столе – список развлечений. В нем были не только гламурные посиделки в чайной комнате для дам, но и ознакомительный маршрут по местным озерам на лодках к охотничьим домикам. А также к дивной красоты водопаду, льющему воды с утеса и названному «Слезы дриады». И это не считая музыкальных вечеров и конных прогулок по близлежащим рощам.
Ковач уехал, так и не увидев закрывшегося в своей комнате господина Измирского. Но его место на стуле у двери занял Йожеф Фаркаш. Тоже мужчина высокого роста, с крепкими ногами и руками, а также наблюдательными серыми глазами.
Женщины, живущие в отеле и не занятые никакими делами, обременяющими рассудок, обязательно выкраивали свободную минутку, чтобы пройти по этажу, где жил всемирно известный эпатажный художник. Но, увидев у заветной двери охрану, они тяжело вздыхали, все же надеясь поглазеть на знаменитость хотя бы за обедом или ужином.
Фаркаш уже прочитал по десятому разу газету, сетуя, что не взял с собой детектив, когда дверь номера распахнулась, и из нее вышел граф Измирский–младший. Черные глаза под длинными ресницами, бросающими тень на светлую кожу лица, внимательно оглядели нового охранника. Потом посмотрели по сторонам. На счастье охранника, в коридоре никого не было. Дверь открылась пошире.
– Заходи. – Не терпящим возражений тоном приказал Иржи.
Охранник вздохнул, но подчинился.
– Садись. – Граф показал рукой на диван в гостиной.
Тот молча сел.
– Итак, тебя зовут?
– Фаркаш Йожеф, господин.
Иржи прошел мимо него раз, другой, а на третий сделал в его сторону молниеносный выпад, метя в шею. Не ожидавший ничего подобного охранник все-таки выпад отбил.
– Хорошо. – Кивнул граф. – Холодным оружием владеешь?
– Да, господин. – С удивлением подтвердил молодой человек.
– Нож с собой?
Тот кивнул, показывая в рукаве кончик лезвия.
– Очень хорошо. Раздевайся.
У охранника открылся рот, и поднялись брови.
Иржи, тем временем, распахнул окно, снял с тела рубаху, скинул ботинки и вытащил откуда-то узкий и длинный нож.
– Ну же… – прекрасные черные глаза нетерпеливо смотрели на Фаркаша. – Ты заставляешь меня ждать.
И столько в этом упреке было печали и нежности, что охранник Йожеф в одно мгновение стянул рубаху, сбросил обувь и встал перед Иржи, словно всей своей позой говоря: все что хочешь, дорогой!
Иржи фыркнул и, нырнув тому под руку, приставил к его горлу нож. И только тогда Йожеф очнулся. Невысокий граф отскочил от Фаркаша:
– Давай, мальчик, нападай!
– Я – охранник… – Промямлил тот.
– И что? Разомнемся!
Граф снова крутанулся, словно в балетном пируэте, и стукнул пальцем ноги по руке, в которой охранник держал холодное оружие. Рука на мгновение онемела, и нож упал на пол. А потом, не давая сосредоточиться, ударил локтем по печени и, зайдя за спину, кольнул того ножом пониже поясницы. Рослый Йожеф этого перенести не смог и, выкрутившись, пытался длинной рукой достать верткого графа. Но тот все время уходил, прыгая, ныряя и уворачиваясь. Скоро охранник начал задыхаться. На спине Иржи выступил пот. Они кружились по гостиной уже полчаса, так не сумев друг друга задеть. Но вот за спиной графа что-то упало, и он на долю секунды отвлекся. И этого хватило охраннику, чтобы дотянуться до его руки и несильно полоснуть ножом. Тут же крупные красные капли упали на драгоценный паркет. А охранник в растерянности упал перед графом на колени:
– Простите, хозяин, ради Бога! Я увлекся…
Иржи поморщился:
– Вставай. Пойдем в ванную, поможешь наложить повязку. Я виноват сам. Сноровку потерял.
И изящно пожал белыми обнаженными плечами.
«Господи, на что мужику такая красота!» – Думал охранник, помогая перевязывать господину руку.
– Иди. – Кивнул на дверь Иржи. – Спасибо. Завтра продолжим.
Потом обернулся к большому зеркалу и, собрав с локтя пролившуюся кровь, легко мазнул ей по стеклу. Затем включил воду.
Когда он умылся и отнял от глаз полотенце, то на секунду не поверил своим глазам: на месте зеркальной стены зиял темный и пахнущий плесенью проход. Помотав головой, протер лицо еще раз. Проход никуда не исчез. Ему вдруг стало жутко. Но молодость, легкомыслие и любопытство сделали свое черное дело. Надев резиновые шлепанцы, стоящие в ванной комнате, и набросив на плечи банное полотенце, Иржи ступил за черту, отделяющую небытие и современность. Вниз и вверх вели сырые и закапанные чем-то коричневым ступени. Пыль всех прошедших времен висела грязной ветошью вдоль стен на остатках древней паутины. Граф осторожно пошел вверх, оглядываясь на белую дыру прохода. Лестница узкой спиралью закручивалась все выше. И вот, наконец, над головой показалось отверстие. Взлетев по ступеням, он очутился на площадке одной из башен. Подойдя к выложенным по ее периметру зубцам, граф глянул вниз. Кругом, сколько хватало взгляда, качал в такт ветру макушками елей и сосен вековечный лес. Домов элитной застройки не было и в помине, а над головой, полнейшей неожиданностью, висела луна.
– Где я? – удивленно спросил он.
– Здесь. – Прозвенел ответом тонкий голосок.
Граф медленно обернулся. На противоположном от него краю, между зубцами, стояла полупрозрачная женская фигурка. Волосы цвета платины легонько раздувались ветерком. Цветастое, до щиколоток, старинное платье струилось по ногам и бедрам. Бледные и худые руки легко опирались на старый камень. А на юном прекрасном лице ласково светились голубые глаза. Пухлые губки чуть дрогнули, силясь улыбнуться.
– Вы упадете! Умоляю, слезьте оттуда! – Иржи медленно подошел и протянул к ней руку.
Девушка рассмеялась и ударила своей ручкой по его руке. Его плоть даже не ощутила ее пальцев.
– Вы кто? – Спросил он.
Девушка спрыгнула с зубцов и остановилась рядом.
– Привидение. Боишься, красавчик?
– Нет! – Спокойно ответил Иржи. – Вы бесконечно прекрасны даже в этой ипостаси. Если бы у Вас была плоть, я бы не удержался от того, чтобы Вас поцеловать!
Он склонил голову и взмахнул ресницами. Обычно у всех женщин в этот момент перехватывает дыхание.
Но девушка лишь насмешливо на него посмотрела.
– Как ты сюда попал? Видишь, это не твой мир!
– Но ты же ходишь по моему миру!
– Это все потому, что Она там, в твоем мире. А мы все связаны. Она ходит за ним. Я хожу за ней. Когда она его найдет, я отберу его! – Выдала она непонятную Иржи фразу.
– Подожди. Кто ходит за кем и, собственно говоря, зачем?
– Нет, нет. – Она помахала ручкой. – Сейчас ничего страшного нет! Не бойся! Но когда она найдет его, то понадобятся живые люди с горячими сердцами. Ей снова нужно будет разжечь огонь…
Девушка прошла мимо Иржи, и на него повеяло стылым кладбищенским холодом.
Она легко поднялась в проем между зубцов и замерла, всматриваясь в темную небесную даль.
– Она нас потому и поймала, что мы безумно любили друг друга.
– Как тебя зовут, прекрасное создание?
Девушка повернула к нему свою головку:
– Все, что было создано, давно истлело. Остались лишь воспоминания… и долг.
– Кому ты должна?
– Я не смогла уберечь любимого… А ты иди, тебе в нашем мире делать нечего! Это мир мертвых, мир нашей памяти.
Она вдруг развернулась и, выбросив по направлению к нему руку, крикнула:
– Вон!
И словно тяжелый кулак ударил художника в грудь. Он согнулся, хватая ртом воздух. В глазах потемнело.
Когда он продышался, то увидел себя в ванной. Зеркало было на месте. Полотенце, висевшее секунду назад у него на плечах, как прежде, сохло на трубе. Резиновые шлепанцы стояли на коврике.
– Вот чертовщина! – Выругался граф и встал под душ.
Там он сразу обнаружил, что повязки на руке нет, да и ножевого пореза, в-общем, тоже.
Проходя из ванной в гардеробную, он взглянул на часы. Было всего лишь одиннадцать утра. Чистая белая рубаха дожидалась его на вешалке. А у охраны только произошла пересменка. Значит, сегодня он ни с кем не дрался?!
Выйдя уже одетым в гостиную, он подошел к столу. На нем лежал белый лист бумаги, где среди гербов, вензелей и амуров, были расписаны все развлечения и события отеля на неделю вперед.
– Итак, – граф провел длинным пальцем по списку. – Теннисный клуб – это хорошо. Значит, вместо поножовщины этим и займемся. Экскурсия по окрестностям – это замечательно. Вечерний коктейль – клуб… А вот туда мы сходим за сплетнями, заодно и о себе пустим. И ужин с живой музыкой каждый вечер. Ну, просто прелесть! Здесь не только завянешь от тоски, но и плесенью покроешься! Но что же скрывает это очаровательное приведение?
Иржи схватил карандаш и быстро по памяти набросал лицо и фигуру призрачной девушки. «Настоящих натурщиц ко мне не пускают, будем писать эфирных!» – Засмеялся художник и, сложив листок, сунул его в карман куртки.
В коридоре, ожидаемо, сидел Фаркаш Йожеф и читал газету.
– Заходи! – пригласил его Иржи. – Садись. Как тебя зовут?
Теннисный клуб встретил их улыбающимся менеджером, который, рассыпаясь в любезностях, предложил занять любой понравившийся свободный корт.
Переодевшись во взятые с собой из номера светлые костюмы, они подхватили любезно предоставленные клубом ракетки с новенькими мячами и встали по разные стороны сетки. Надо отдать должное охраннику Фаркашу, играл он хорошо, и Иржи получал большое удовольствие от его неожиданных пасов и крученых мячей. Сыграв вничью первый сет, они обнаружили, что вокруг площадки плотной стеной стоят зрители и зрительницы. Причем, болельщики делятся на два лагеря. Дяденьки с лысинками и животиками переживали, в-основном, за охранника. Их хриплые голоса подбадривали Фаркаша:
– Давай, дылда! Сделай красавчика! – И раздосадовано охали, когда Иржи удавалось вытянуть мяч.
Другая половина, в которую большей частью входили женщины, прикладывала в эти моменты к губкам надушенные носовые платочки и прыгала, если художнику удавалось пробить защиту противника.
Фаркаш, как и в случае с ножом, несколько увлекся. Ему безумно льстило человеческое внимание, поэтому он старался изо всех сил. Более техничный Иржи, практически стоя на месте, гонял охранника по площадке из угла в угол. Тот размахивал руками и делал огромные прыжки. В конце концов, его белая рубашка потемнела от пота, что с точки зрения дам перестало быть эстетичным, но позволило им сосредоточить ранее рассеивающееся внимание лишь на одном графе Измирском.
Когда охранник продул второй сет, Иржи подошел к сетке и подозвал Йожефа.
– На сегодня хватит. Ты меня загонял. – Громко и утомленно произнес модный художник.
Толпа разочарованно загудела, а Иржи, наклонясь к тому через сеть, тихо сказал:
– Не огорчайся. Это не тренировка, а показательное выступление. Здесь должны быть блестки, а не стекающий по спине пот. Идем в душ.
Охранник взял у господина Измирского ракетку и проследовал за ним. Дамы и «животики» проводили своих героев аплодисментами.
После замечательно вкусного обеда в ресторане с панорамными окнами молодые люди вернулись в номер. Перед тем, как зайти в спальню, Иржи внимательно посмотрел на охранника и, заметив на лице того некоторое утомление, предложил ему лечь и вздремнуть.
– А Вы? – поинтересовался Йожеф.
– А мне хочется побыть на пленэре. Именно за этим меня сюда и отправили. – Очаровательно улыбнулся художник.
Одевшись попроще и потеплее, он повесил на плечо этюдник.
– Не бойся, никто не узнает, что ты отдыхаешь. А я – вон в ту рощицу. – Измирский протянул руку в направлении нескольких деревьев, раскачивающихся под порывами ветра в окне. – Только запри дверь.
Йожеф пробормотал слова благодарности. И действительно, этой ночью поспать удалось совсем немного. Бернат, пользуясь отсутствием в городе младшенького, пригласил в ресторан ту самую балерину. Но это случилось только после спектакля, который старший Измирский отсидел на мягком кресле в ложе, а Йожеф отстоял у двери. И потом – полночи рядом со столом любезничающей парочки изображал манекен. За весь день бедолаге даже не предложили поесть! Поэтому он был очень благодарен Иржи за обед и за возможность горизонтально вытянуть гудящие ноги. Да и потом, от кого младшего тут охранять? VIP – территория, по периметру – служба безопасности. Хлопнула дверь, и Фаркаш с облегчением закрыл глаза.
Подвязав длинные волосы резинкой и нахлобучив на голову капюшон от длинного пальто, Иржи вместе с этюдником двигался к замеченной из окна роще. Сильный ветер гнал по небу белые облака. Распустившаяся зелень радовалась Солнцу, размахивая пушившимися ветвями. Все, что захотело расцвести, уже цвело белыми и розовыми душистыми цветами. Невысокая трава мягко пружинила под ногами. Людей вокруг не было. Иржи шел и радовался, замечая извечную игру света и тени, дополняющих и борющихся друг с другом.
Когда он вошел под сень старинных и длиннокосых плакучих ив, то поразился прекрасному переплетению побегов молодой жизни и завядших, умерших еще в прошлом году, трав. Тут же, поставив этюдник на землю, он закрепил маленький грунтованный холст и выдавил на палитру краски. Схватив широкую кисть, он стал стремительно заполнять белое пространство холста.
То, что так поразило его взор, оказалось небольшим, чуть заболоченным озером со старыми облезшими камышами. Оно лежало в низинке и было круглым, как блюдечко. Белые облака и голубое небо словно опрокинулись вниз и легли к ногам художника. Нетронутый человеческой рукой берег, похожий на дорогую раму, радовал глаз изумрудной ровной травой. А на противоположной стороне, у самой кромки крохотного зеленого островка, поднимал подземные воды вверх чистейший родник. Небольшой, около пятидесяти сантиметров в высоту, фонтанчик падал вниз, поднимая тучи радужных брызг, которые разлетались окрест, оседая на траве и покрывая ее алмазными искрами, постоянно меняющими свои яркость и цвет.
Иржи написал этюд, но, вдохновленный необычайностью места, подхватил вещи и решил пройти по берегу. Остановившись как можно ближе к роднику, он поставил новый холст. Отсюда фонтан выглядел просто сказочным. Острым глазом художника Иржи рассмотрел, что струи отнюдь не белые и прозрачные, но каждая имеет свой цвет. Тут перепутывались желтые и зеленоватые, голубые и малиновые оттенки. Причем каждая прядь имела свой размер. Зеленые и голубые были самыми широкими. Малиновые и желтые – уже раза в два. А восхитительный фиолетовый, вплетавший свой локон в общий узор, имел самое тонкое сечение.
Закончив, художник подошел к воде и присел на корточки: там, в глубине, постепенно перемешиваясь между собой, уходили ко дну разноцветные разводы. И маленькие серебристые пузырьки газа, поднимавшиеся вверх, делали источник истинной драгоценностью. Иржи не выдержал и коснулся ладонью ее поверхности.
От пальцев по воде тут же побежали круги, расходясь все дальше и дальше. И вот краски, где была рука, исчезли, а вода потемнела, утрачивая свою глубину, становясь плоской и непрозрачной. Иржи нагнулся ниже: ему вдруг показалось, что там, в ее матовой черноте, промелькнули какие-то силуэты. И точно. Чем сильнее он вглядывался, тем больше видел. Но эти видения были какими-то отрывочными, незаконченными. Иногда он даже не успевал уловить суть, как картинка менялась на следующую. Вот его брат Бернат идет под руку с женщиной в белом платье. Иржи видит его счастливое лицо. Какая-то девушка с неистовой страстью целует молодого человека, а он крепко ее обнимает. На них обоих – старинные одежды. Потом их сменяет молодая женщина с ножом в руках, на котором играют красные отблески … чего? А дальше – старая каменная стена. На ней – извивающиеся в нечеловеческих муках распятые люди: мужчины, женщины… Вот бежит его охранник Фаркаш. В его глазах – слезы. А на руках – бездыханное и окровавленное человеческое тело. Голова так и норовит соскользнуть с локтя и завалиться назад. Черные длинные волосы безжизненно подметают пыль. А потом – огонь и пепел, кружащийся в вышине, словно седой, умирающий снег.
Иржи очнулся. Руки ощутимо дрожали. Еще немного и он бы упал в это озеро лицом. Брюки на коленях промокли. Капюшон слетел, и волосы тоже были мокрыми. Он глянул на воду. Она была абсолютно нормального прозрачного цвета, а фонтан… он просто исчез. Измирский встал, медленно отряхнул брюки от налипшей на них травы, подхватил этюдник и зашагал к отелю, давя в себе желание обернуться.
Глава третья. Вечер и ночь.
Солнце неторопливо погружалось за кромку леса, когда в номер вошел молчаливый и задумчивый художник. Фаркаш незадолго до этого встал, немного поупражнялся, прочитал еще раз газету и листок с развлечениями, лежащий с утра на столе. А потом начал беспокоиться. Ему поручили следить за непутевым братом хозяина, а вдруг тот взял, да и сбежал к дружкам-приятелям, или, гораздо хуже, в постель к какой-нибудь замужней даме?
Фаркаш с досадой треснул кулаком по подоконнику, как вдруг дверь распахнулась. Иржи молча прошел мимо него, бросил в угол этюдник, на него – запачканное пальто. Открыл дверь в свои комнаты и закрыл с той стороны. Потом снова открыл, подошел к вещам, взял их в руки и ушел опять.
Йожеф облегченно сел на диван и негромко включил телевизор. Передавали прогноз погоды, обещавший жаркое лето, и столичные новости. Опять малолетние выходцы из сопредельного государства, привезенные для отдыха на модных озерных курортах, устроили гонки по центральной трассе. Естественным результатом их безумных развлечений стала куча побитого и поломанного транспорта. Хоть бы один из этих дураков себе голову сломал! Но нет! Погибают обычные и приличные люди. Плачут родные и близкие. А у этих засранцев папики – крутые шишки в мировом бизнесе. Были виноватые – и где они? Увезли ближайшим рейсом. Как говорят: нет тела, нет дела. Есть подозреваемые? А нет! Охранник снова треснул кулаком о диван. Он всегда переживал, просматривая новости. Потом заговорили об искусстве, и Фаркаш уже хотел выключить телевизор, как дверь в комнаты Иржи отворилась. Художник быстро шагнул к экрану и приложил палец к губам. Йожеф нажал на кнопочку, делая звук громче.
– А сейчас мы расскажем о выставке драгоценных камней и украшений средних веков. Коллекция, которую любезно, хоть и не безвозмездно, владелец согласился показать публике нашей просвещенной и весьма культурной столицы, с триумфом посетившая несколько стран, теперь прибывает к нам. Это замечательное событие произойдет приблизительно через десять дней, когда все формальности будут улажены, выбрано место, и поставлен мощный охранный контур. – Радостно прощебетала ярко накрашенная блондинка. – Руководство страны гарантирует безопасность, но реликвии уже застрахованы на …. флоринов! – Блондинка отняла от бумаги круглые глаза, в которых ясно прочиталась непечатная фраза. А потом продолжила: – И тогда все любители старины смогут прийти, не выезжая за пределы государства, и насладиться блеском истинных сокровищ древних королей!
– Можешь выключить, если хочешь. – Кивнул уже переодевшийся Иржи охраннику. – Через полчаса пойдем ужинать.
И снова ушел к себе.
Иржи в глубокой задумчивости сел в кресло. Перед ним на мольберте стояли два его озерных наброска. Вода на полотнах, как живая, искрилась на солнце, разбрызгивая вокруг себя радость жизни. Молодой человек задумался. Что же он чувствовал тогда, рисуя родник? Радость? Да. Скорее, даже, эйфорию. И все-таки, место это весьма странное. Он взял карандаш и попытался воспроизвести образы, промелькнувшие перед ним в воде.
Брат Бернат и девушка… Он начал вспоминать ее черты. Опущенные ресницы, небольшой прямой нос, приятный овал лица и темные волосы. Ровная линия губ. Брат улыбался. А вот невеста – нет.
Иржи взял набросок в правую руку и, привстав, прикрепил его к мольберту. Молодая влюбленная пара. Нет, они были далеко и их лиц он не разглядел. Черноволосая женщина с ножом. Хищная улыбка, тонкие, в разлет, черные брови. Не молодая, но и не старая. Лет тридцать пять. И охранник с чьим-то телом на руках…
Художник вскочил и бросил свои зарисовки на пол. Взлохматил волосы. Тут странно всё. Такое ощущение, что перед ним – лишь несколько фрагментов большого паззла. Но, как голову не ломай, без недостающих деталей все равно картинка не сложится. В растрепанных чувствах он зашел в гардеробную и еще раз переоделся. В конце концов, ужин и приятный музыкальный вечер с нетерпением ждали его в ресторане отеля.
Так как охранник, присланный братом нести дежурство рядом с ослепительным Иржи, был одет в скромный черный костюм и водолазку, художник решил на его фоне не выделяться, и выбрал простую черную рубаху и серый жилет, сочетающийся с серыми свободными брюками. Мыски черных туфель изящно подчеркивали наряд снизу.
В ресторане молодых людей встретил уже другой метр, величавый и в возрасте.
– Куда господа бы хотели присесть? – Оценив платиновую булавку с бриллиантом на жилете художника, поинтересовался администратор.
– В темный уголок с видом на сцену. – В тон ему ответил Иржи. – И желательно, чтобы к нам никого не подсаживали, кроме приглашенных нами лиц.
В ловких пальцах художника мелькнул уголок купюры, элегантно перекочевавшей в белые крупные руки метра.
– Прошу, господа, вот этот столик…
Иржи хмыкнул: столик был вчерашним.
Когда молодые люди сели, граф небрежно положил на стол локти и томно попросил метра:
– Зарезервируйте его за нами, пожалуйста!
И до того взгляд художника был проникновенным и греющим душу, что даже каменное сердце сребролюбца и тайного игрока дрогнуло. Утвердительно качнув головой, он подозвал официанта и раздвинул в улыбке губы:
– Приятного вечера!
Заказав понравившиеся блюда и вино, Иржи поинтересовался культурной программой.
– Пожалуйста! – Официант протянул листок бумаги с позолоченными краями.
– И что тут у нас? – Иржи, не спеша, ткнул вилкой во фруктово-овощной салат. – Смотри-ка, восходящая звездочка нашей эстрады целый час будет терзать наш слух своим бездарным вокалом.
Йожеф хрюкнул в бокал.
– Интересно, какое количество посетителей выдержит столь долгое наслаждение? – Продолжил он. – О, спонсором вечера является господин Илеш… Ну, тогда понятно. Выдержат.
Охранник прикрыл рот салфеткой. Ибо неприлично ржать в столь респектабельном месте. Все дело в том, что юная особа, спонсируемая и продюсируемая этим весьма состоятельным господином, в прошлом была Иржиковой натурщицей, обрисованной им и в одеждах, и без оных. А также во всех позах. Картины с ее миловидным личиком и восхитительным телом попали в галерею, где ими очаровался сей богатый ценитель. Полотна тут же были куплены, а девушка – приглашена в дом для знакомства. Но чтобы супруга господина Илеша и обычные, охочие до клубнички, граждане не подумали ничего дурного, он создал фонд поддержки молодых дарований, откуда вполне законным путем девочки и мальчики получали содержание. И, конечно, об этом знал почти весь город, но тихо помалкивал, поскольку деловые отношения всегда превыше досужих сплетен.
Иржи продолжал лениво водить пальцем по строчкам:
– Струнный квартет под руководством Милоша Рецкого. Грустно, сентиментально, слезоточиво. К сегодняшнему вечеру – самое оно. О! – Граф выпрямился. – Нам споет несколько любовных песенок, обращенных к самому себе, несравненный небесный мальчик с длинными обесцвеченными локонами. Как только мои глаза натыкаются на его тоненькие ножки в обтягивающих брючках со стразиками, или очечки розовыми сердечками, так мне сразу хочется нарисовать губастую саранчу.
– Почему именно саранчу? – Спросил из-под салфетки охранник.
– Потому как тупой и такой же прожорливый. Ну и в форме черепа этих представителей фауны есть определенное сходство. Ага! Смотри, Йожеф, вон там, у эстрады, его продюсер.
– Где? – Заскользил взглядом охранник.
– Вон, светлая макушка с лысинкой. Держит бокал. Боже! Какой дизайн ногтей! Интересно, там стразы или бриллианты?
Иржи внимательно осмотрел зал.
– Мы пришли вовремя и довольно удачно. Мест больше нет. Сегодня здесь тусуются папики нашего города и хвалятся друг перед другом своими любимыми игрушками. Хочешь посмотреть? Это весьма забавно! Господин Нодь! Где же Ваша очаровательная супруга? Вам рога еще не натерли? Такую милую девушку нельзя оставлять одну. Испортится, как спелая груша. Червячки, они ведь такие… свою дырочку обязательно найдут! А где же мой милейший старший братец? Как он пропустил столь важное мероприятие, да и к тому же, не спрятал меня?!
Йожеф откашлялся:
– Вчера он весь вечер и, похоже, ночь провел с той балериной. Поэтому я и не выспался.
– Знаешь, милый Фаркаш, каковы бы ни были объедки и, как бы одуряюще они не пахли, суть их от этого не изменится. Ты пей вино, оно легкое. Кушай, как следует. Гонки за любовью они такие… изматывающие. Особенно для посторонних. Могут забыть не только покормить, но и вывести по нужде.
И художник, приглашающе взмахнув рукой, вонзил вилку в кусочек аппетитной и сочной гусятины.
На сцене гремела попсовая музычка, иногда сменяемая минором струнного квартета. Деловые люди пили и обсуждали своих протеже. Смотреть было не на кого и слушать было нечего, поэтому любопытный Иржи, смакуя кремовое пирожное, повернулся к охраннику.
– Скажи, Йожеф, а у тебя есть девушка? Или нет? Наверное, плотный график работы мешает личной жизни?
Разомлевший от вина и спокойного соседства Фаркаш не заметил никакого подвоха и спокойно ответил:
– Ну да, конечно есть. Только не девушка, а жена. Уже три месяца! – Он полез рукой в карман пиджака и достал портмоне. – Вот!
С маленькой фотографии на Иржи смотрело простенькое чернобровое личико с немного длинноватым носом.
– Красивая и кого-то напоминает… Нет, сейчас не вспомню! – Одобрил выбор парня Иржи и, опустив на глаза пушистые ресницы, спросил: – Не боишься оставлять ее одну на сутки?
– Нет! – улыбнулся охранник. – Что там может случиться? У нас живет большой пес. На рынок с ней ходит. Дом караулит. Я деньги зарабатываю и жду, когда подарит первенца.
– О, она уже в положении? И когда ждать сего замечательного события?
– Нет, пока нет. Но я надеюсь… Знаете, господин Измирский, она так любит новые платья и украшения! А какие сапожки на зиму я ей купил! С пайетками! – Глаза Йожефа подернулись дымкой сладких воспоминаний.
– Желаю вам обоим вечной любви. – Вздохнул художник, переживающий такую «любовь» по нескольку раз в год. – Смотри, Фаркаш, кто к нам идет… Видит Бог, я хотел остаться незамеченным! – Пропел Иржи, поднимаясь навстречу даме.
– Господин Измирский! Я не поверила своим ушам, когда мне сказали, что Вы здесь! – Дама достала сигарету, сунула ее в мундштук и протянула Йожефу. Тот привычно достал зажигалку.
– Госпожа Варади, господин Фаркаш. – Представил их друг другу граф.
– Не могу поверить, что Вы, граф, здесь один, без поклонников, без спутницы… – дама легла бюстом на стол. Иржи отодвинул столовые приборы.
Дама выпустила дымную струю в сторону соседнего стола.
– Ну почему же… – граф томно вздохнул и положил изящные пальцы на крепкую ладонь охранника. Когда тот покраснел и попытался вывернуться из захвата, то был неприятно удивлен той силой, с которой художник припечатал его руку к столу.
Глаза околосветской дамы округлились, и в них зажегся извечный огонек досужей сплетницы.
– Мадам, – Иржи поднялся, – но мне хотелось бы побыть с другом наедине.
Госпожа Варади вскочила.
– Конечно… – ласковый оскал охочей до сенсаций акулы явственно обнажился на ярко разукрашенном лице. – Приятного отдыха!
– Об этом теперь напечатают газеты? – Охранник поднял на графа тоскующий взгляд.
– Всенепременно. – Показал зубы Иржи. – Тебя поставили охранять кого? Скандально известного своими связями художника и человека из высшего света. Наверняка, ты подписал дополнительное соглашение, получив предоплату за соответствующую работу.
Иржи откинулся на спинку стула и в упор изучал мыслительные потуги молодого человека.
– Твоя прекрасная жена газеты читает? Нет?! Значит, добрые соседи ей перескажут. Она доверяет тебе? Как? Проверяет карманы и нюхает рубаху? Парень, ты на ком женился? На собаке или женщине? А сказать ей «фу», конечно, не можешь…
Граф Измирский выставил нижнюю губу вперед.
– Тогда, братец, в высшем свете тебе делать нечего. Выше магазинного вышибалы не поднимешься. И пайетки у твоей женушки будут сверкать только в воображении.
Художник с удовольствием наблюдал за терзаниями простого парня, который, благодаря хорошим физическим данным и прежней военной службе, неожиданно попал в охрану одного из состоятельнейших лиц государства. Похоже, он думал, что его задача – защищать работодателя от каких-либо киллеров с помощью оружия, а на крайний случай, закрыть своим телом. Но никоим образом не лезть в хитросплетения и заморочки этих небожителей. А Иржи продолжил:
– Охранник – это не только защита физическая, но и прикрытие. Со всех сторон. Завтра сменишься, подумай, может, рапорт напишешь о переводе? Только причину придумай поубедительнее. Иначе уволят.
И еще раз взглянув в несчастные глаза молодого человека, повернулся к сцене.
Там, к радости Иржи, наконец отзвездились все подопечные и подопытные. Квартет пересел за столик недалеко от кухни, а на помост водрузили шест.
– О, ресторан ответил на все пожелания трудящихся и стал ближе к народу! – Прокомментировал граф. Ему стало скучно. Он скомкал разрисованную салфетку и уже собрался встать, как на его плечо опустилась женская рука. Оценив пальчики и колечки, граф неторопливо поднял глаза и приподнялся.
– Сегодня день поистине чудесных встреч!
Перед молодыми людьми стояли две женщины. Гладкие юные лица ничего не могли рассказать об их возрасте, но пристально глядящие на собеседника глаза упорно утверждали, что дамам уже несколько за тридцать.
– Юдифь, милая, ты бесконечно хороша и юна, как всегда… – Иржи нагнулся и поцеловал ей руку. – Мой друг Фаркаш.
Девушка, названная Юдифью, протянула ладонь и погладила щеку Иржи:
– А ты ослепительно прекрасен… Господи, как я сгорала, плавилась в любви этих огненно-черных глаз…
– Радость моя, представь нас своей спутнице… – показал зубы граф.
– Я тебе уже не нравлюсь? – Надула губки Юдифь. – Неужели ты забыл, как мой плющ обвивал твой тонкий подвижный стан? Какой вулкан страсти кипел в наших объятиях?
– О, несравненная и трепетная лань, потоптавшаяся копытами по моей душе… Я до сих пор держу твой портрет в своей спальне… Когда там никого нет, я поднимаю к нему глаза и вместе с ними поднимается мое желание… снова чувствовать твою упругую радость под своей дланью… Мое сердце волнуется и стучит, вспоминая те прекрасные минуты, когда, возвращаясь вместе с твоих показов, я наконец-то скидывал на пол свои тесные туфли… да и твои тоже!
Граф и Юдифь, глядя друг на друга, захохотали.
Посетители с соседних столиков, давно повернувшиеся к сцене спиной и затылками, с замиранием сердца слушали страстный диалог художника и знаменитой модели, закончившийся дружным ржанием.
Йожеф стоял с открытым ртом. Во-первых, его представили другом… Во-вторых – это же сама Юдифь! Будучи подростком, он оклеивал ее постерами свою комнату в отцовском доме и неистово мечтал, что когда-нибудь, забравшись в те выси, где обитает этот ангел, поцеловать хотя бы отпечаток ее ноги… И вот она здесь, стоит и запросто смеется с господином Измирским. Получается в то время, когда он мечтал, граф Измирский и она… Вот …!
А Юдифь, отсмеявшись, представила подругу:
– Эва Балог. Большой знаток ювелирных украшений. Дизайн, производство… Вот, – Юдифь помахала перед ним пальчиком с колечком. – По ее рисунку!
– Очень приятно. – Поклонились молодые люди. А граф перехватил пальчик. Характерные завитушки… Где-то он уже видел такие…
Девушек галантно пригласили за стол. Причем, Юдифь села рядом с Фаркашем и защебетала про великую архитектуру модной столицы.
До Иржи долетали охи и вскрики:
– О, Колоссеум…портики…фонтаны…
С каждым ее продвижением в сторону охранника тот заливался смущенным румянцем.
А граф внимательно посмотрел на Эву. Длинные узкие пальцы изящно держали бокал. Красный рот смаковал красное вино. Черные брови вразлет узкими стрелами тянулись к вискам. Черные ресницы и неожиданно ярко-синие глаза. Длинные темные волосы блестящей волной падают на обнаженную вырезом спину.
– Ваше здоровье! – отсалютовал он бокалом и, положив свободную руку на спинку ее стула, провел кончиком пальца по бархатистой коже.
Женщина повела в его сторону глазами и едва заметно приподняла кончики губ. Крылья носа затрепетали, обнаруживая чувственную натуру.
– Значит, перстни, кольца, серьги? – Спросил он.
– Да. А также подвески, кулоны, браслеты, ожерелья…
Хрипловатый чувственный голос заставил шевелиться на позвоночнике волосы и сладко напряг то, что находится немного ниже.
На сцене уже играла забойная клубная музычка.
– Пойдем? – Предложил он. – Докажем Юдифи, что дерево еще не задубело?
Женщина встала и протянула руку, коснувшись его пальцев. Мгновенный электрический разряд чувственной искрой пробежал между ними.
– Мы с вами! – Подорвалась Юдифь, тщетно пытаясь разговорить робкого паренька. – Плющ сегодня дал побеги!
И они присоединились к танцующим.
Через некоторое время Иржи мог отметить одно: Эва была горячей. Кроме ее быстрых и плавных движений он постоянно чувствовал огненные касания ее ладоней. Она прижималась боком, спиной, руками… И каждый раз его словно обжигало. И он тоже загорался ее огнем. Безудержное желание начало захватывать его тело. Вполне трезвый рассудок уже еле сдерживал бешеный напор необузданных страстей. Он схватил Эву за руку:
– Хватит… Пойдем к тебе!
Она многообещающе улыбнулась, и словно красные искры промелькнули в ее темно-синих ждущих глазах.
У графа хватило сил повернуться и сказать Йожефу:
– Диванчик в гостиной в твоем распоряжении… Только закройтесь!
Юдифь затуманенными глазами посмотрела ему в лицо:
– А, может, вместе? Не уходи с ней, Иржик!
– Я не могу справиться с собой. Твоя подруга – ведьма?
– Наверное. – Грустно ответила Юдифь. – Возвращайся, любимый! Нам было так тепло!
Но рука графа крепко сжимала горячие пальцы Эвы. Обернувшись, он заметил отблеск насмешки, скользнувшей в потемневших глазах.
– Идем!
И они бегом пронеслись по коридору в ее номер. Закрыв дверь, Иржи придавил ее к стене, впиваясь разгоряченными губами в шею и уже обнаженную грудь. Его руки медленно стягивали платье вниз, когда он, лаская губам живот, встал перед ней на колени. Длинные ногти впились ему в шею, и они одновременно застонали. Он – от сладкой боли, разрывающей тело, она – от яростной страсти. Тогда он поднял ее на руки и понес на ближайший диван. Целуя упругое и, выгибающееся навстречу ему в любовной истоме тело, он быстро спустил брюки и…. был отброшен к стене, крепко ударившись об нее затылком.
Когда звездная пляска немного улеглась в глазах, а тело – остыло, он взглянул на лежащую на диване женщину.
– Милый, иди сюда, куда ты пропал? – Шептал завораживающий хриплый голос.
А на стенах комнаты яростными бликами плясал призрачный огонь.
Иржи медленно поднялся, держась за стену и глядя на Эву. Ему уже больше ничего не хотелось.
– Где ты? – Вопрошала она, словно не видя его.
Он застегнул штаны и медленно приоткрыл дверь. А потом выскочил и аккуратно, как вор, ее закрыл. После чего, вытирая лицо руками, пошел к себе в номер.
Весьма неожиданно для молодого и любящего мужа, но Фаркаша в номере не было. Иржи, не включая в гостиной и спальне свет, сразу прошел в ванную комнату. Брезгливо содрал с себя одежду, словно вывалял ее в непонятной грязи, бросил в корзину и забрался под холодный душ. Ледяные струи падали на разгоряченную голову, создавая в ней вакуум. Крупные мурашки табунами бегали по коже. Но что вызвало их миграцию: холодная вода или очередная странная ситуация, Иржи знать не хотел. Ему казалось, что проточная вода никак не может вымыть из его тела эту ненормальную похоть и дикое вожделение. Ему казалось, тот черно-алый огонь все бродит по венам никак не желающего успокаиваться тела. Ему казалось, стоит вылезти из ванной, и ноги сами снова приведут его в номер Эвы. Но, в конце концов, ледяные измывательства подорвали терпение его физической сути. Выключив воду и слегка подпрыгивая от холода, Иржи схватил полотенце и вылез из кабинки. Вытирая мокрые волосы, он медленно подошел к зеркалу и посмотрел на себя. В отраженных глазах на доли секунды сверкнули красные блики. «Бред!» – Мотнул головой сбитый с толку молодой человек. Подняв вверх пряди, чтобы обтереть шею, на своей белой и нежной коже он увидел наполненные кровью лунки от ногтей. Ни одна, даже самая страстная любовница, не оставляла на нем таких страшных следов. Вытянув из аптечки перекись водорода, Иржи от всей души плеснул обеззараживающую жидкость себе на плечи. Кровь зашипела и побледнела. Иржи выдохнул и надел халат. Войдя в темную спальню он, сбросив шлепанцы, рухнул на кровать лицом вниз.
Теплая и мягкая рука нежно погладила мокрые волосы. Художник вздрогнул и вскочил с постели, включая маленькое бра, висевшее сбоку. Ускорившееся было сердце застучало ровней и спокойней. На его кровати сидела Юдифь и смеялась.
– Почему ты здесь? – Спросила она у него.
– Тоже самое я хочу узнать у тебя. Почему ты здесь и где мой мальчик?
Женщина потянулась и прилегла на диван, подперев голову рукой.
– Почему ты сбежал от Эвы?
– Дорогая, ты специально привела ее для меня?
– Нет. Она приехала вместе со мной из тех мест, где смешно картавят, красиво ухаживают и практично не женятся.
– И, путешествуя вместе с тобой, она начала отбивать твоих поклонников? Бедная Юдифь! Ты, оказывается, пришла посмотреть, устоял ли я?
Женщина села прямо и устало прикрыла глаза.
– Ты, мой дорогой, весьма проницателен для модного художника. – Она встала и медленно подошла к нему.
Он скрестил на груди руки.
– Повторюсь: где мой мальчик?
Юдифь положила свою руку ему на грудь в вырезе халата, а подбородком уперлась в плечо. Модели и без каблуков женщины не маленькие.
– Мальчик? Пускает слюни и видит розовые сны на диване в твоей гостиной, дорогой. Разве тебе уже не нравятся женщины, и ты воспылал страстью к мужчинам?
Рука скользнула чуть глубже, прижав пальчиками сосок на груди. Жар тут же хлестнул по ногам, подняв давление в крови и заставив снова стучать сердце. «Да что за хрень со мной происходит?» – Удивился холодный разум. Но тело ему подчиняться не желало.
– Что ты с ним сотворила, длинноногая царица великосветского разврата?
– Накормила снотворным, моя прелесть. – Женщина выдохнула фразу ему в губы. – Пусть ребенок поспит и увидит в дивном эротическом сне свою дорогую женушку!
Юдифь захохотала и оттолкнула Иржи. Но распаленное тело уже не хотело слушать никаких доводов рассудка. Художник крепко схватил тонкие пальчики, ускользающие из объятий халата, и дернул женщину на себя. Притянув ее за шею, он с силой прислонил несопротивляющееся тело к себе, срывая ненужную одежду. Всей своей кожей под тонким шелковым платьем он ощутил биение вскипевшей крови. Он жаждал завладеть этим огнем, чтобы в безумии животной страсти пылать самому. «Боже! – Простонал загнанный в угол рассудок. – Что я творю?»
Сжав зубы и стараясь не причинить женщине боль, он опустил ее на ковер и, проведя рукой по ноге, поднял платье.
– Я совсем забыл, насколько ты хороша! – с трудом выдавил он, изо всех сил борясь с безумием, охватившим его. Рука скользнула дальше, лаская живот и заходя на бедра. Женщина, как кошка, призывно выгнулась. Тогда он крепко схватил ее, приподнимая и переворачивая на живот. Глаза застлала кровавая пелена, и ему захотелось не только сделать ей больно, но и растерзать эту мягкую живую плоть. Но едва он сжал бедра и вошел в нее, как спасительная волна оргазма растворила это страшное состояние. И холодный разум снова занял свое место в пустой голове.
– Прости, дорогая, – со смехом сказал он, целуя ей спину, – я, как мальчик. Как только увидел твои изгибы, не удержался!
Женщина вывернулась из-под него и внимательно посмотрела ему в лицо:
– Я никогда ни от кого не чувствовала такой страсти… Ты повзрослел, Иржик?
Она снова начала ласкать его тело. И оно, конечно же, отозвалось. Но красной пелены не было, как не стало и сильного желания.
Сделав даме приятно, художник накрыл ее одеялом, сходил в душ, потом оделся и вышел на лоджию. В темном ночном небе сияла огромная луна, затмевая далекий звездный свет. Иржи достал сигарету. Он почти не курил и не баловался наркотиками, как предполагал его брат. Но сейчас он совершенно не мог объяснить себе, что с ним происходит. Дым легкой струйкой поплыл в холодный воздух, рисуя в нем замысловатые узоры. Иржи оперся на перила.
– Ты дурак. – Услышал он звонкий голос за спиной.
Обернувшись, он увидел знакомое беловолосое привидение.
– Привет! – Кивнул он прозрачной девушке. – Чего хотела?
– И ни слова благодарности в ответ! – горячо воскликнула она.
– За что я должен тебя поблагодарить? – Он с насмешкой посмотрел на нее. – За то, что ты появляешься, но никогда ни о чем не рассказываешь и говоришь загадками?
Он снова повернулся к ней спиной и посмотрел на луну.
– Как здесь красиво!
– Здесь проклятое место! – Ответила девушка. – Много убитых. Кругом – кости.
– Ты хочешь рассказать мне перед сном страшную сказку?
– Нет! Ты – его потомок! Она хочет завладеть тобой, как завладела ими всеми! Уезжай отсюда! – Девушка встала рядом и умоляюще посмотрела ему в глаза. – Если ты не уедешь, снова будет ритуал и жертвы.
Иржи бросил сигарету и посмотрел на нее в упор.
– Кто она? Чей я потомок? Какой ритуал?
– Я не могу… – девушка жалко улыбнулась. – Нельзя! Я хочу тебя предупредить, но…– она замахала руками, – не получается! Сегодня я спасла тебя, но могу и не успеть. Только не слушай ее! Не ходи к ней! Сгоришь!
И девушка, оглянувшись назад, медленно растворилась в воздухе.
Дверь на лоджию тихо открылась, и вошла Юдифь в махровом халате и с бокалом вина.
– Тебе тут лучше, чем со мной? – Женщина надула губки. – Я устала тебя ждать!
– Ты не жди, ложись и спи. – Иржи легко приобнял ее и поцеловал.
– Я хочу с тобой. Я так скучала!
– Что же не приезжала?
– Контракты, дорогой. Чтобы хорошо и счастливо жить, нужны деньги. Сам знаешь, век модели недолог. А я хочу хороший дом. Семью. Свое дело.
– Выйди замуж. – Иржи достал другую сигарету.
– Выйду. – Кивнула она, принимая из его рук ее уже зажженной. – Найду порядочного бюргера, восторгающегося моим прошлым, и выйду. Рожу детей. Буду выступать с ними в собственном телевизионном шоу.
– О, какие амбиции!
– Да. – Женщина как-то грустно усмехнулась и подняла на него глаза. – А пока я молода, хочу любви. Я хочу тебя, мой прекрасный и страстный художник!
Она взяла его руку и поднесла к своим губам.
– Ты всегда мне нравился, Иржи. Даже больше чем. Думала, увижу, посмеюсь над своими прошлыми терзаниями…
– И как?
– Я до сих пор хочу растворяться в тебе без остатка. Все мои мысли уходят, как только ты посмотришь мне в глаза…
Она поставила бокал на широкие перила и бросила вниз невыкуренную сигарету. А потом, обняв его талию, крепко прижалась всем телом.
– Я так хочу быть всегда с тобой!
– Тогда предлагаю выйти за меня замуж. – Сказал Иржи, с любопытством заглядывая ей в лицо.
– Ты серьезно? – Она отстранилась и попыталась найти в его лице привычную усмешку.
– Да, конечно. Ну как, хочешь?
Женщина убрала руки и снова взяла бокал. Выпила.
– Это так волшебно, Иржи! Ты и я. Вместе навсегда…
Она опустила голову и смахнула пальцем непрошенные слезинки.
– Но это – сказка! А сказок в нашем мире не бывает. Ты – волшебная мечта. Ты летаешь там, где мы, простые смертные, не бываем даже мыслями. Разве я могу тебя догнать? Ты будешь вечно уходить, а я – вечно оставаться… Спасибо за подаренную сказку, Иржи. Но – нет. Моя судьба – это толстопузый бюргер, который будет всю жизнь думать, что вытянул лотерейный билет с миллионным выигрышем! – Она невесело рассмеялась.
– Надеюсь, он будет достаточно богат, чтобы содержать тебя и твои проекты?
– Конечно. Но в нашей паре он будет догонять. А я – летать на недосягаемой высоте!
– Юдифь, ты разбила мне сердце!
– Пойдем, маленький, я тебя утешу!
Они открыли дверь и вошли в сонное тепло гостиной. Высокий Йожеф, подложив руку под щеку, как-то умостил на диване длинные ноги и, посапывая, видел самые сладкие сны. Парочка обменялась улыбками и вошла в спальню, где через минуту погас свет.
Глава четвертая. Озеро.
Когда исполнительный охранник Фаркаш проснулся, на часах было девять утра, и весеннее солнце вовсю светило в окна гостиной. Он оторвал голову от подушки. Во рту было сухо и очень хотелось пить. Приподнявшись на локте, он обнаружил, что лежит под покрывалом совсем без одежды, которая разбросана рядом с диваном на полу.
Поминутно оглядываясь на двери спальни господина, Йожеф вскочил, быстро оделся, подошел к бару, открыл дверцу маленького встроенного холодильника и достал бутылку воды. Скрутил ей крышку и жадно приник к горлышку.
Голова немного прояснилась. А вместе с этим прояснением стали вспоминаться подробности вчерашнего вечера. Вот он танцует с прекрасной Юдифью и опьяненный ее духами и неземной красотой, доверчиво рассказывает, как объяснялся в любви ее фотографиям. Что-то говорил о молодой жене. Великая супермодель весело смеялась, иногда проводя ладонью по его щеке. Господи! Его детская мечта сбылась! Он держал в объятьях саму Юдифь! Потом они пили шампанское и виски. Шли сюда, в номер… А господин сказал, чтобы они закрылись… Неужели БЫЛО? Фаркаш этого никак не мог вспомнить.
Проведя ладонью по лицу, он обнаружил выросшую за ночь щетину и пошел во вторую ванную комнату бриться и ополаскиваться.
Тем временем, дверь в спальню хозяина открылась, и из нее выпорхнула Юдифь. В руке женщина держала свои чулки. За ней вышел свежий и бодрый, благоухающий дорогим парфюмом, Иржи. Услышав плеск воды в дальней ванной, модель улыбнулась хозяину и, прижав к губам пальчик, быстрым движением запихнула один чулок под подушку Йожефу. А потом рассмеялась. Иржи укоризненно покачал головой:
– Разведется и придет дежурить к твоему дому!
– Хорошо. – Легкомысленно согласилась Юдифь. – В твое отсутствие он будет меня развлекать.
– Я уже ревную! – Иржи на мгновение прижал женщину к себе.
Вода в ванной смолкла.
Юдифь вывернулась из его объятий и, наклонившись, поцеловала его в губы.
– Мне пора!
– Ты сегодня придешь?
– Нет, дорогой. У меня приглашение на ужин в президентский дворец.
– Охота на бюргера?
– Да, мой сладенький!
Входная дверь, пропуская ее, открылась и снова тихо закрылась. Иржи, хмыкнув, подошел к бару и включил кофеварку в ожидании охранника.
Когда посвежевший от холодной воды молодой человек вошел в гостиную и на барной табуретке увидел невозмутимого хозяина, пьющего кофе, а невдалеке – разобранный диван, то весьма смутился и покраснел.
– Доброе утро, господин Измирский, – пролепетал он. – Вы давно пришли?
– Я? – Удивился Иржи, поднимая свои четко очерченные черные брови. – Откуда я должен был прийти? Кстати, – художник посмотрел на часы, – завтрак в ресторане уже начался. И, поскольку скоро приедет твой сменщик, настоятельно рекомендую поторопиться. Иначе работать придется голодным.
– Да, господин. – Йожеф бросился убирать покрывало и подушку с дивана. – А разве Вы не уходили на ночь к госпоже Эве?
Иржи холодно посмотрел на охранника.
– Побойся Бога, Фаркаш. Я не знаю, чем здесь ночью занимался ты, – он кивнул на диван и задумчиво свисавший из ладони охранника прозрачный вещдок, но я спал один и в своей постели. И, пожалуйста, не надо в мой номер приглашать своих дам.
Йожеф растерянно посмотрел на чулок. Как же так? Он хорошо помнит Эву и хозяина, ушедших вместе. Помнит прекрасную Юдифь, гладящую его щеку. Помнит, как они вдвоем шли по коридору в номер… Но в любом случае, господину Измирскому-старшему говорить об этом нельзя ни в коем случае! Получается, он не только не укараулил его брата, но и сам пал жертвой плотского греха! Какой ужас! В номере хозяина изменил своей жене с чужой женщиной! За это и уволить могут!
Иржи с наслаждением наблюдал за меняющимся выражением лица своего охранника. Когда тот все привел в порядок и запихнул чулок в карман, то, краснея и запинаясь, попросил:
– Господин Измирский! Прошу Вас, не говорите своему брату об этом. Я отслужу Вам, честное слово!
В глазах графа промелькнуло удовлетворение и благодарность ушедшей женщине. Сам бы он до такого не додумался.
– Готов? Идем завтракать! – И, открыв дверь, добавил: – Выброси. Не дай Бог, жена найдет.
Усевшись за закрепленный столик, Иржи заказал кашу с фруктами и чай с пироженкой. Постоянно имея вокруг себя кучу женщин, невольно подстраиваешься под их вкусы и некоторые милые привычки. Ну а лишние калории постоянно сбрасывались ночными физическими упражнениями. Да и дневными Иржи не пренебрегал. Кстати, где бы найти хорошего и не увлекающегося спарринг-партнера для боя на ножах и рапирах? Охранник, до сих пор не поднимающий стыдливо опущенных глаз, взял пасту и мясо под белым соусом, а также стакан чистой воды.
Метр, встречавший их в первый день, с широкой улыбкой и приветствием подошел к их столу.
– Хочу поблагодарить Вас, господин Измирский, за те несколько строк, что Вы передали моей жене! Она была в таком восторге! Несколько раз поцеловала бумагу, а потом заставила меня купить рамку и повесить Ваш автограф под стекло на стену. И теперь хвастает всем подругам. Очередь, как в музей!
– О, господин… – Иржи бросил взгляд на бейдж, висевший на форменном сюртуке. – Сапеш, я польщен. Надеюсь, Вас она тоже не оставила своей благодарностью?
Тот слегка покраснел и нагнувшись пониже, чтобы соседние столики не слышали, ответил:
– О, да! Такое долго не забудется!
– Что ж, чем больше мы радуем женщин, тем чаще они радуют нас… – философски заметил Иржи. – А скажите, случайно не знаете, здесь, в отеле, работают инструкторы боя холодным оружием?
– Секундочку. Пошлю спросить. – И метрдотель, поклонившись, быстро отошел от их столика.
За панорамным окном ресторана светило чистое и теплое солнышко. В приоткрытые форточки доносился птичий щебет. Высокие деревья тянули вверх густую листву. Ожидая ответа господина Сапеша и любуясь прелестным светлым днем, Иржи достал коммуникатор и включил его. На огромное количество разыскивающих художника номеров сразу полетело сообщение, что абонент снова в сети. Морщась от постоянно вылетающих на дисплей сообщений, граф поставил все номера сразу в черный список и сам набрал только один.
– Здравствуй, братик! Не отвлекаю? Едешь? Как наша милая балерина? Нет, что ты! Я говорил тебе, что тут весьма популярное место. Да… Ветерок нашептал. Ну не сердись! Я хороший и послушный мальчик. Да, охранники тебе докладывают… Нет, я по другому поводу. И этот повод очень серьезный. Просто поверь мне на слово. Что нужно? Мне нужна наша генеалогия. Все архивные данные. Документы. Все, что есть. Причем, срочно. Зачем? Не могу пока сказать, поскольку сам не знаю точно. Но чем раньше ты все соберешь и мне передашь, тем проще окажется наше будущее. Да вот так. Не откладывай, умоляю. Сделай прямо сегодня! Спасибо! Целую нежно… твою балерину!
Иржи рассмеялся и сбросил вызов. А потом отключил аппарат.
Народ, проснувшийся после вчерашнего концерта и клубных танцев, постепенно заполнял помещение ресторана, и господин Сапеш, не отрываясь, рассаживал посетителей. Но, наконец, у него образовалась свободная минутка, и он быстро подошел к столику художника.
– Простите, господин Измирский! Я все для вас узнал. Постоянного тренера нет, но здесь неподалеку спортивный комплекс, и у администрации с ним есть договоренность об индивидуальных тренировках при желании клиента. Они могут оговорить варианты и оставить для Вас сообщение в номере или прислать на коммуникатор.
– Тогда распорядитесь, пожалуйста, чтобы оставили в номере. Я, конечно, тороплюсь, но не настолько, чтобы отказать себе с утра в прогулке. А тренировка может подождать и до завтра. Спасибо, господин Сапеш, завтрак был замечательным!
– Ждем Вас к обеду! – Склонил голову метр.
– Всенепременно. – Кивнул Иржи, вставая из-за стола.
Когда они с охранником подошли к номеру, на стульчике у двери с каменным лицом уже сидел Игнац Ковач.
При виде подходящего хозяина он встал и скупо улыбнулся.
– Доброго дня, господин Измирский!
– Здравствуй, Ковач! – Иржи открыл двери номера и, не закрывая, прошел в гардеробную. Свободное время надо использовать с толком. Поэтому, надев на ноги высокие ботинки на толстой подошве и плотные штаны для прогулок, а на тело свитер и куртку с капюшоном, художник взял этюдник и вышел в гостиную. Оба охранника еще стояли у двери и разговаривали.
– Итак, джентльмены, – подошел к ним Иржи, – я собираюсь на этюды. У кого какие пожелания?
– Я иду с Вами. – Тут же сказал Игнац.
Иржи скептически посмотрел на Ковача:
– В лакированных ботинках по болоту?
– Но господин Бернат будет сердиться, если я не стану Вас сопровождать! – Воспротивился охранник.
– Хорошо. Фаркаш – свободен! Ковач – бегом к администратору. Узнай для меня, можно ли нанять сейчас моторную лодку до водопада «Плачущей дриады»?
Бойцы развернулись и быстро ушли, а хозяин прикрыл дверь и щелкнул кнопкой телевизионного пульта.
Новостной канал, как всегда, рассказывал очередные светские сплетни. Граф, прислушиваясь к ним одним ухом, медленно заплетал свои густые волосы в толстую косу. Порывшись в кармане куртки, достал цветную банковскую резинку и крепко перетянул кончик. Слушая очередные громкие заявления модного ныне гения современного кино и сопровождающие этот бред восторги телеведущей, вспомнил, как весьма восхваляемый теперь человек сидел пьяным до невменяемости у него на кухне и просил случайно залетевшего на гостеприимный огонек звезденыша господина Илеша замолвить за него словечко перед патроном. Видимо, тот замолвил, поскольку гений сменил свою короткую стрижку на наращенные рыжие локоны и удлинил ресницы. Губы неярко отсвечивали матовым блеском, а маникюр поражал своей безупречной изысканностью и дороговизной. И теперь сей вполне успешный господин серьезно объяснял, почему в его фильмах сплошь ненормативная лексика и сцены насилия.
– Мы не должны прятать свои проблемы в тень, показывая народу клубнику в сиропе! Мы обязаны искренне и честно обнажать современные реалии, не стесняясь их кажущейся неприглядности и грубости. Но посмотрите, сколько внутренней силы в этих простых и незатейливых отношениях! Марек любит Жофию. Но Жофия, разлюбив Марека, уже полюбила Бенце. Марек расстроен. Конечно, он выпил с горя и пошел выяснять у Жофии, какого х.ра ей еще нужно, поскольку пиво он покупал постоянно и в достаточном количестве, как и пачки дорогих сигарет, регулярно приобретаемых для ее неубиваемых легких. Жофия объясняет незадачливому кавалеру, что дом у Бенце больше, да и вообще, это – любовь! Горе и тоска разъедают душу Марека до такой степени, что, не удержавшись, он заносит кулак и подбивает бывшей своей возлюбленной глаз, падая при этом сам. По ступеням, разбрызгивая во все стороны драгоценный напиток, крупным планом летит бутылка с пивом. Это – экспрессия! Не интеллигентские рассуждения: быть или не быть, а если жить, то что делать?! Здесь четко и ясно прослеживается динамическое развитие сюжета: на звук падающей посуды выходит Бенце. Видит две лежащие на полу и пытающиеся подняться фигуры. Но понимает все по-своему: они помирились! Несколько энергичных слов, и синяк под глазом наливается у Марека. Происходит бурное выяснение отношений. Но каждая история должна иметь свое положительное и счастливое завершение. Представьте: маленькая и уютная кухня. Стол. На нем – бутылки с пивом. Радостная Жофия сидит между двух помирившихся друзей, и все вместе, сдвигая бокалы, пьют за любовь!
– Какой пафосный финал! – Подольстилась ведущая, а Иржи передернул плечами и произнес:
– Редкостная мерзость. Но насколько часто встречается в жизни…
Он хотел переключить канал, но популярный режиссер исчез, и начались последние новости.
– А теперь мы снова хотим подарить хорошее настроение истинным ценителям прекрасного! Департамент безопасности, наконец, договорился с владельцем коллекции редких ювелирных изделий средних веков. И она, исходя из возможности посещения большим количеством народа в ближайшем будущем, разместится в выставочном зале суперсовременного отеля «Хрустальная звезда». Билеты уже в продаже! Смотрите наши выпуски, и вы все узнаете первыми!
Быстро вернувшийся Игнац обрадовал художника.
– Лодка нас ждет! – Ковач, глядя на Иржи, светился искренней улыбкой.
– Замерзнешь. – Прокомментировал художник его наряд. – Мне для этюдов нужно несколько часов.
Ковач весело кивнул головой:
– В прокате пообещали положить в лодку сапоги и дождевик. Для вас я тоже взял, на всякий случай!
– Заботливый ты мой! – Буркнул Иржи, запирая номер. – Идем.
– Хотите, я понесу Ваш этюдник? – Забежав вперед, поинтересовался охранник.
– Свои вещи предпочитаю носить сам. – Вежливо приподняв уголки губ, ответил тот.
Новенькая моторка завелась с полоборота. Вежливый дядька рассадил гостей, и они помчались по озеру. Закутываясь во взятый Ковачем плащ, художник улыбнулся. В лицо бил свежий весенний ветер, и водяные брызги весело летели не только в разные стороны, но и на одежду. Иржи искоса посмотрел на охранника. Тот, подставив лицо солнцу и прищурив глаза, наслаждался быстрым полетом катера. Иногда, прыгая с волны на волну, тот неожиданно проваливался вниз, а потом взлетал вверх, словно на качелях. Художника слегка затошнило, а охранник лишь довольно улыбался.
– Тебе нравятся водные прогулки? – Прокричал сквозь шум Иржи.
– Я служил в морском десанте. Мы плавали постоянно и на чем только можно. – Откликнулся Игнац. – Иногда целый день по пояс в холодной воде. Поэтому Вы не волнуйтесь. Со мной ничего не случится. Просто дань прошлому. Можно сказать, ностальгия.
– Как супруга? – Немного подумав, спросил Иржи.
– Радуется!
– Чему?
– Что я сейчас работаю с Вами.
– Интересная и не поддающаяся анализу логика. – Пробормотал себе под нос Иржи и замолчал.
Они шли вдоль берега большого красивейшего озера. Когда строили комплекс, его почистили, избавив от тины и топляка, подрезали деревья и посадили декоративные кусты, гармонично вписав их в естественный ландшафт. А маленькие тенистые бухточки украсили лилиями и лотосами. Но цвести пока им было рано, и на поверхности вод медленно плавали широкие, еще набирающие размер, листья. Постепенно протока сужалась, а берега поднимались, зажимая воду узким каменным каналом.
– Смотрите, – прокричал лодочник, – сейчас выйдем в следующее озеро и правый берег поднимется еще выше. Там, прорезая скалу узким заливом, в него впадает речка. Вот как раз в этом месте и водопад!
– А войти в залив можно?
– Лучше пришвартоваться подальше. Выход неширокий, а течение сильное. Немного придется пройти пешком!
Иржи кивнул головой, любуясь стройными красно-коричневыми соснами, качающими макушками на высоких скалах правого берега. Терпкий запах нагретой солнцем смолы долетал до его ноздрей, заставляя вдыхать чаще и глубже. Песчаные пляжи манили к себе отличными купальными местами. Как жаль, что еще только весна! Левый берег, наоборот, был достаточно отлогим и заросшим всяческой растительностью, не боящейся весенних паводков. Даже сквозь рев мотора были слышны раздающиеся оттуда птичьи голоса.
– Гнездовья! – снова крикнул лодочник. – У нас здесь водится большая бурая чайка!
– А медведей бурых случайно нет? – Улыбнулся ему Иржи.
– За ваши деньги – хоть амазонский удав! – Рассмеялся тот.
Скоро они начали приближаться к берегу, и лодка постепенно сбрасывала скорость.
– Сейчас будем швартоваться. Видите тот вырез в скалах? Где сосна вилами растет? Вот этот водопад – там.
– Раньше мы редко сюда забирались, – продолжил лодочник, подтащив к берегу лодку и намотав канат на вбитое бревно. – Нехорошее это место. Разное люди видели. Говорят, некоторые не возвращались.
– И что говорят? – Продрогший художник достал флягу с коньяком и глотнул.
– Пойдемте наверх, там есть бревна, светит солнышко. Присядем – расскажу.
Когда они расселись, а Иржи налил охраннику, а затем лодочнику по колпачку спиртного, разговор принял более оживленный характер.
– Так что в этом месте плохого?
– Видели старики девушку. Представляете – непроходимая чаща, скала, а на ней – красивая девушка. Плачет, протягивает руки и говорит: верните мне сердце! А через нее лес да траву видать…
Охранник засмеялся:
– Пить надо меньше! – И с удовольствием опрокинул в себя очередной коньячный наперсток.
– Ей Богу, правда! – Лодочник вытаращил глаза. – Молодая совсем, волосы длинные, светлые…
– Интересная сказка. И где, говоришь, видели?
– Да вон там, за мысом. С той стороны реки.
– Хорошо. – Иржи встал и флягу с остатками коньяка сунул за пазуху. – Пойду к водопаду, попишу. Вы пока костер разведите, что ли. Сыро!
Выбрав удобную и ровную площадку, откуда водопад смотрелся наиболее выигрышно, художник выставил этюдник и принялся за работу.
Ласковое солнышко уже поднялось высоко над лесом и на открытом месте, где стоял Иржи, ощутимо припекало. Он снял куртку и положил на камень. День искрился и переливался бриллиантами водных струй, падающих с каменного утеса в темно-голубые воды лесного озера. Серо-желтый камень скалы под мокрыми брызгами получал какой-то фееричный зеленовато-красный оттенок, словно самоцвет, вначале неказистый, но под умелой рукой огранщика принимающий свой истинно королевский вид. На уступах, куда зимой не долетал ледяной ветер, а от воды всегда тепло, росли небольшие березки, тянущие к небу еще не окрепшие веточки. А на одной из них, спрятанной в глубине расселины, хитрая птичка свила себе гнездо. И действительно, ни один хищник не полезет за яйцами или птенцами в водопад! Иржи с удовольствием любовался этой чудесной природной картиной, нанося на холст уверенные мазки. На душе было спокойно и радостно, как всегда в те минуты, когда к нему приходило вдохновение. И вот уже холмы, водопад и озеро, как живые, смотрели на него с небольшого холста. Художник порадовался: действительно, прекрасное место. Он схватил еще один холст, закрепил и стал набрасывать сами скалы, их цвет, оттенки, причудливо падающие тени и замершие на вершине камни. Разделяя различные цветовые пятна, его опытный глаз вдруг уловил едва намеченную тень на той стороне водного потока. Уж очень она была ровной и округлой. Пещера? Грот? Иржи очень захотелось туда попасть и посмотреть, что же такого замечательного прячет там дивная природа. Он аккуратно сложил эскизы в ящик, замотал тряпкой испачканные краской кисти и куском лоскута с растворителем протер руки. Ну что ж, пора подниматься! Кинув последний взгляд на радужные струи и запомнив расположение пещеры, он полез вверх, к оставленным на поляне людям.
А там, между бревнами, уже горел небольшой костер. Спиной к нему и лицом к солнцу на сложенном вчетверо непромокаемом плаще сидел Ковач. Пиджак он тоже снял и засучил кверху рукава плотной водолазки.
– Загораем? – Подошел к нему художник.
Ковач сразу открыл глаза и вскочил, опуская рукава.
– Сиди, – махнул рукой Иржи. – Где наш лодочник?
– Пошел вверх по течению реки. Вы же изъявили желание перебраться на ту сторону, ну вот он и вспомнил про мостик, что когда-то здесь был. Сейчас уж должен прийти. – Охранник посмотрел на часы. – Нам пора возвращаться. Обед почти прошел. – Закончил он уныло.
– Не огорчайся, закажем в номер. А потом сходим на ужин.
Иржи присел на бревно, надел куртку и пошарил в карманах. Достал сигареты.
– Вы же вроде не курите?! – Удивленно посмотрел Ковач.
– Зато много думаю. Особенно в последнее время. – Иржи чиркнул зажигалкой и прикурил. А потом пояснил: – Отвлекает.
Выдыхая дым, он смотрел на блестящее серебро водопада словно сквозь туман. И, будто наяву, увидел на краю скалы, над самой бездной, легкую девичью фигурку в цветастом платье. Она стояла, прижав руки к лицу. Ветер развевал длинные белые волосы, украшая их россыпью мельчайших капель, играющих на солнце разноцветными искрами. Вдруг девушка отняла от лица руки и посмотрела прямо Иржи в глаза. Ее губы что-то сказали, а рука показала на тот берег. Он вскочил, разгоняя рукой едкий сигаретный дым, и попытался ее разглядеть. Но на утесе никого не было. Художник с досадой бросил вниз окурок.
– Что случилось? – завертел головой охранник.
– Голову напекло. – Буркнул Иржи.
Тем временем, из кустов вылез лодочник и помахал им рукой.
– Ну что, господа хорошие, не пропало желание перебраться за реку? Или все же домой?
– Идем! – Иржи решительно встал. – Веди.
Охранник нехотя отклеился от бревна, поправляя мятый и испачканный в пепле пиджак.
– Ты можешь подождать нас здесь. Мы недолго. – Сказал Иржи.
– Нет. Теперь я с Вами. Вдруг понадобится подстраховать?
– Не, там тропа нормальная. – Поведал лодочник. – Пойдемте, господа.
И они отправились в кусты, раздвинув которые, обнаружилась вполне приличная, правда, несколько сыроватая, тропа.
Постепенно, следуя друг за другом, они вышли к прыгающей по камням и неширокой в этом месте реке. Поперек ее русла лежала толстая сучковатая ель. Так как она упала на камни, то под ней свободно, не запруживая окрестности, текла вода.
– Вот, господа, хороший мост! – И лодочник первым вскарабкался на толстый комель. А потом, придерживаясь за одни ветки и переступая другие, он перешел на ту сторону и махнул рукой. Иржи подтянулся на руках и запрыгнул на дерево. Не торопясь, и стараясь не касаться сухих сучьев, он прошел над рекой. За ним следом перебрался и охранник.
– Куда господа хотели попасть? – поинтересовался лодочник.
– К водопаду. – Лаконично ответил Иржи.
И вот они стоят на противоположной скале. На озере, под ними, видна их малюсенькая красная лодка. А рядом с бревнами – желтый этюдник Иржи. Он посмотрел по сторонам, разыскивая приметы. Так. Вот гнутая березка.
– Туда. – Скомандовал он.
От березки – большой серый камень с черным пятном на боку. Дальше – песчаная осыпь. За ней – еще камень. Иржи оперся на него рукой и спрыгнул на площадку перед входом в небольшую пещеру.
– Смотри-ка! – Удивился лодочник. – Сколько здесь бывал – не видел ни разу!
Иржи достал зажигалку, чиркнул и зашел в грот. Сырая тьма моментально окружила его своими объятьями. Художник немного постоял, осязая ее всем своим существом. Спустя несколько минут глаза стали различать серый свет, льющийся откуда-то сверху. Он убрал зажигалку и двинулся вперед. За ним – охранник. Замкнул их группу ворчащий про причуды господ и природы лодочник. Неширокий, но ровный ход неожиданно расширился, и они попали в небольшой каменный зал. С потолка на середину падал пыльный солнечный луч. Стены пещеры терялись во мраке, но ее центр, с красной каменной глыбой в цвет скалы ясно освещался неярким рассеянным светом. И там что-то лежало, явно не относящееся к творениям природы. Пока остальные глазели по сторонам, Иржи подошел к камню и присел перед ним на корточки. Там, в углублении, стояла небольшая деревянная шкатулка. Иржи достал из кармана нож и поддел крышку его кончиком. Внутри, на красном бархате, лежал огромный черный алмаз. Внезапно солнечный луч попал на его грань, и камень, словно звезда, вспыхнул мириадами искр, рассыпав их по своду пещеры.
Охранник и лодочник тут же заоглядывались по сторонам в поисках источника необычайного сияния. Но поиск был недолгим, поскольку исходило оно от художника. Тот сидел на корточках, а из его рук вырывался бьющий вверх разноцветный фонтан. Иржи спрятал нож и опустил в коробку пальцы. Под восторженные крики спутников он достал камень и сжал в ладони. И вдруг волосы зашевелились на его голове: камень пульсировал и грел руку, словно живое человеческое сердце.
– Давайте заберем, продадим… – Прошептал стоящий рядом лодочник. – Нашли вместе – деньги пополам!
Иржи смахнул со лба холодный пот.
– Руку дай! – Приказал он мужику.
И, когда тот протянул руку, Иржи вложил в нее живой камень и сжал.
Лодочник на секунду застыл, а потом закричал тоненько, словно его режут на тонкие полоски:
– Нет! Не надо! Оно проклято! Проклято! Проклятое место!
У него закатились глаза, и он рухнул вниз, выпустив из руки сверкнувшую звезду. Ковач бросился вперед, желая подобрать и отдать хозяину. Но тот, страшно глянув огненными очами, прошептал так, что у того мелко задрожали руки:
– Не трогать!
И, словно тень, вышедшая из ада, бесшумно подошел к лежащему на земле алмазу. Осторожно и бережно взяв в ладонь камень, он убрал его в шкатулку, снова захлопнув и поставив ее на алтарь. После чего выдохнул и провел по лицу рукой. Глаза, сиявшие отблеском призрачного пламени, потухли.
– Возьми нашего водилу. – Сказал художник вполне обычным голосом. – Ему нужен свежий воздух. Здесь очень душно.
И точно, Ковач явственно ощутил, как хочется поглубже вздохнуть. Луч спрятался за тучу, и в пещере стало сумрачно. Иржи щелкнул зажигалкой и пошел впереди, освещая им обоим дорогу.
Лодочник пришел в себя, как только они поднялись на утес.
– Что со мной было? – Слабо простонал он. – Мне показалось, что я видел необыкновенный свет…
– Подземные газы вызывают галлюцинации. Если вовремя не вылезти на воздух, можно умереть. – Ответил Иржи. – Вон, Ковач тоже еле вылез.
– А Вы, господин?
– А я выкурил перед этим сигарету. Иногда это спасает жизнь. – Флегматично пожал плечами Иржи.
Когда они спустились к лодке, ее хозяин был вполне весел и даже шутил. Иржи закинул этюдник на лавку и прикрыл его полой плаща. Потом застегнулся и натянул капюшон до самого носа. Красоты озера его больше не волновали.
Глава пятая. Певица.
Вечером спокойный и задумчивый Иржи в сопровождении молчаливого охранника спустился в ресторан. К ним тут же подошел улыбающийся, как любимым родственникам, подписавшим в его пользу завещание, метр Сапеш.
– Мы так Вас ждали к обеду! – Мягко укорил он графа Измирского.
Тот опустил ресницы и очаровательно улыбнулся:
– Вы же знаете, что художники – народ увлекающийся. Стоит увидеть живописную поляну, и сразу забываешь о времени. Поэтому я попрошу у Вас ужин для двух безумно голодных и перебравших свежего воздуха людей.
По взмаху пальцев метра к ним тут же подскочил официант и записал все их пожелания.
– Господин Измирский! – Лучащийся счастьем администратор все никак не хотел отходить от их столика. – Сегодня у нас совсем домашний вечер. Перед публикой выступают только свои: джаз-квартет маэстро Гильони и госпожа Эстер со своими балладами.
– Приятно слышать, что у руководителей отеля хороший вкус. Синьор Гильони чрезвычайно одаренный человек, а его партитура к балету «Любовь гондольера» позволяет расставить акценты там, где фантазия либреттиста оказалась бессильной.
– Истинно, истинно так! – С загоревшимися глазами подтвердил слова художника мэтр Сапеш. – Что стоит только «прохождение гвардии по старому мосту»! Какая мощь заложена в единении барабанов и гобоя! А в конце, помните, вторая скрипка нежно и тихо: ти-ти-ти…
– Очень хорошо. – Иржи поднял бокал с принесенным официантом красным вином. – Ваше здоровье, господин Сапеш. И попрошу Вас передать мое приглашение госпоже Эстер.
– Обязательно! – приложил к сердцу руку метрдотель. – Приятного аппетита!
И унесся между столиков встречать и рассаживать очередных гостей.
Охранник уважительно посмотрел на господина Измирского.
– Вы настолько хорошо разбираетесь в балете?
– Нет, мой дорогой друг, скорее, в балеринах. – Разрезая крылышко, ответствовал Иржи.
Пока Ковач внимательно слушал пассажи великого маэстро, граф Измирский пытался встроить еще один открывшийся ему кусочек в большую картину. Но либо деталей было маловато, либо картина предназначалась не ему.
Медленно поедая подтаявшее мороженое, Иржи сопоставлял и пытался разобрать имеющуюся у него информацию. Девушка – привидение. Кроме него, ее видели раньше совершенно разные люди. Она о чем-то хотела предупредить, но не смогла. Говорила, что он – чей-то потомок. И какая-то женщина хочет до него из-за этого добраться. Говорила про ритуал и жертвы. И просила вернуть сердце. Совершеннейшая ерунда!
Иржи с досадой провел рукой по волосам. Как иногда говорит грамотный старший брат: баланс не сводится! Но, пока зреют не зависящие от его желаний и поступков события, он может сделать только одно: разобраться со своей родословной и попробовать найти в череде дат, имен и намеков того предка, родство с которым сулит ему возможные неприятности.
Художник доел мороженое и оглядел зал. Как и вчера, известные господа и дамы сидели за столиками, обсуждая друг друга и новости. Отель и его ресторан постепенно становились модным местом. Вон там, за раскидистой пальмой, ближе к сцене, сидел в компании «золотой молодежи» один известный скандальными публикациями художественный критик. Периодически, когда все легкие жертвы были съедены, а каждая их косточка обсосана, он обращал свое пристальное внимание на работы графа Измирского. Язвительным языком, приплетая не к месту и вообще, почем зря, художников Возрождения и иже с ними авангардистов, он проходился по одной из последних работ Иржи, мешая ее с грязью. Вследствие этого охаянная картина выкупалась очередным заграничным банкиром за баснословную сумму, а искусствоведы дружно страдали тем, что страна лишилась одного из своих лучших шедевров. Затем критик приезжал к Иржи домой и, размазывая по щекам коньячные слезы, объяснялся Измирскому в любви, предлагая свои услуги в качестве прикроватного коврика. И вещественным доказательством этому, пока не проспится, валялся за диваном в гостиной. Пока какая-нибудь сердобольная актриса, уже под утро, не накрывала пледом его бесчувственную тушку.
В vip-зоне, у закатного окна, сидел во всех местах силиконовый модельер в белом костюме, расшитом пайетками. Уходящее солнце, посылая миру прощальные лучи, весело перебирало многочисленные блестюшки, рассылая по потолку и стенам шкодливых и вертлявых зайчиков. Высокие молоденькие девушки, только вступающие в заманчивый и обманчивый рекламный мир, с придыханием слушали каждое вылетающее из его уст слово. Вот одна из них ненароком оторвалась от созерцания совершенств кумира и наткнулась взглядом на насмешливые глаза графа. Бровки на ее белесом личике поднялись, словно она увидала ожившую мумию из блокбастера «Любовь в гробу». Ротик немедленно округлился, а костлявые плечики чуть не выскочили из широкого ворота свободной блузы. Иржи, забавляясь, послал ей воздушный поцелуй. Девушка вспыхнула и отвернулась. Но как раз в этот момент на него взглянул сам вершитель моды. Возомнив, что красавец-граф послал этот поцелуй ему, дизайнер кокетливо повел расшитым на плече погончиком и затрепетал ресничками. Пайетки от этого движения пришли в неистовство, разбрызгивая малиновый свет в глаза сидящим рядом. Иржи хмыкнул и прикрылся бокалом.
Тем временем на сцену, меняя квартет, вышли два гитариста и любимая всеми певица Эстер. Зал, оторвавшись от поедания закусок, дружно похлопал в ладоши. Девушка пела народные песни в своей обработке, а также те, которые заказывала публика. Улыбнувшись горячо встречавшим ее зрителям, она встала к микрофону и, найдя глазами графа Измирского, махнула ему рукой.
– Сегодня я хочу порадовать всех уже полюбившимися песнями, а также некоторыми новинками, написанными известным песенником Матяшем специально для дорогих гостей.
У этой миловидной женщины был чудесный сильный голос, берущий три октавы, и консерваторское образование. Поэтому слушали ее с большим удовольствием. Гитарист сыграл вступление, и женщина запела простенький, но тем не менее постоянно покоряющий сердца, текст о неразделенной любви.
Иржи вздохнул и посмотрел на забытого им в раздумьях охранника. Ковач уныло гонял по пустой тарелке зеленую маслину. Граф поймал взгляд пробегающего мимо официанта.
– Нам еще по тарелочке мяса с овощами и бутылку красного. – Он кивнул на пустую емкость.
Официант ловко забрал посуду и через пару минут поставил перед ними горячие блюда. И налил вино.
Художник рассеянно шарил по залу взглядом, задевая знакомые и незнакомые лица, как вдруг за одним из столиков увидел Эву. Она сидела к нему в пол-оборота, нежно поглаживая по плечу мужчину, сидевшего спиной. Граф, сдерживая внезапно стукнувшее с перебоем сердце, опустил глаза. Ему так не хотелось снова бороться самому с собой! Выпив сразу бокал, он поднялся и, извинившись перед охранником, вышел на широкую веранду, опоясывающую ресторан. Солнце уже село, и на синий бархат неба высыпали разноцветные звезды. Луна еще не поднялась, но ее сияние уже пробивалось через шуршащие под ветром древесные кроны.
На улице было достаточно прохладно, поэтому, немного постояв и успокоив сердце, граф зашел в маленький стеклянный тамбур, прислонившись к широкому окну плечом. Из открытой двери зала слышалась музыка и приятный голос певицы. Но вот, взяв микрофон в руки, Эстер сказала:
– Каждый вечер, когда я выступаю здесь, то исполняю одну из написанных мной баллад, навеянных легендами этого места. И сегодня я хочу спеть о горячем сердце.
Были мы друг для друга желанны. Согласилась твоею я стать.
Но не ведала: страшным обманом в дом войдет, словно с ножиком тать,
Красноглазая странная дива. Попросила ее приютить:
Ночь стонала грозою бурливой… Незнакомка же стала шутить,
Что однажды мой муж не узнает, как невольно с другой изменил.
Моя плоть от кинжала истает. Белый свет станет больше не мил.
Рассмеялся мужчина и обнял плечи милой прекрасной жены:
Брак с ней выстрадал… Верю сегодня, мы безумно друг другу нужны!
Слезы льет дождь всю ночь безутешно.Муж в объятьях возлюбленной спал,
Что юна и душою безгрешна. Но занес рок кровавый кинжал
Над наивной и нежной женою. Красноглазая жадная тварь
Заменить ее хочет собою, как однажды проделала встарь.
Но мужчина не понял подмены: целовал и о счастье шептал.
Только утро окрасило стены, он проснулся и гостью узнал.
Рассмеялась нагая колдунья: "Обещал сердце мне подарить!
Завтра ждем первый час полнолунья, в этом доме я буду царить!"
"Где жена моя?" Ведьма смеялась. Тень души молча слезы лила.
"Жертва первая сделала малость: в мир бессмертья тропу провела.
С сердцем каменным жить буду вечно, неподвластна песочным часам!
А твоя жизнь, увы, быстротечна. Убедишься сейчас в этом сам".
Лишь руками взмахнула чертовка – дом затрясся и корни пустил,
Да к стене прикрутил парня ловко, хоть тот дрался из всех своих сил.
"Твое сердце пылает пожаром, пламя страсти сокроет рубин.
Я тебя обманула недаром: ты мой пленник навек, господин!
Пока бьется сердечко в рубине, не исчезнет моей жизни нить.
В муках вечных пребудешь отныне…Ну а смогут тебя схоронить,
Лишь украв у меня камень-сердце и разбив… Но природа людей
Не допустит. Ведь жадности дверца шире прочих открыта страстей.
До сих пор ведьма ходит по свету: темный пламень вливается в кровь
Тем, кто жаждет ее до рассвета, заменив вожделеньем любовь.
Публика от всей души хлопала певице. Всегда приятно слушать страшилку, сидя в уютном зале с бокалом вина!
Женщина, раскланявшись и собрав подаренные цветы, вышла за кулисы. Ее снова сменил джаз-квартет с присоединившимся к нему известным певцом, исполняющим по различным кабакам соул и блюз.
Через некоторое время, переодевшись в скромное темное платье, к их столику подошла госпожа Эстер. Мужчины встали, приветствуя гостью.
– Как поживаете, госпожа Эстер? – Поинтересовался граф Измирский. – Вы сегодня очень душевно пели!
– Спасибо! – улыбнулась певица. – Просто я получаю удовольствие от своей работы. Как, наверное, и Вы, граф.
– Конечно. – Он сделал для нее заказ официанту. – Но последняя баллада была выше всяческих похвал. Признаться, у меня мурашки бегали по коже.
– О, да. Вглядываясь в темное и кровавое прошлое этого места, невольно порадуешься за светлое настоящее.
– Вы верите в те сказки, что пишете? – Насмешливо хмыкнул Измирский, слегка прикасаясь своим бокалом к ее. Послышался тоненький хрустальный звон.
– Конечно, верю. У любого старинного места есть свои кровавые легенды. Знаете, борьба за власть между поколениями, брошенные красивые горничные с младенцами, жестокие госпожи, прижигающие щипцами для завивки пальцы своих рабынь… Каждый замок хранит свою историю.
– Но Вы рассказываете о вырванном и помещенном в драгоценный камень сердце. Это – черное колдовство, самая грязная магия. Не боитесь случайно встретиться с той ведьмой? Ведь Вы всему миру выдаете ее сокровенные секреты! Вдруг толпа, вдохновленная вашими балладами, пойдет разыскивать сердце-камень?
Женщина рассмеялась.
– Мне кажется, что эта история уже в далеком прошлом. Вы – умный человек и понимаете, что ни один аккумулятор не работает вечно. Тем более, биологический.
– А как же девушка-привидение, с которой, по Вашим словам, Вы общались?
– Ну что Вы, это – всего лишь сон, навеянный здешними стенами. Поэтому, можно сказать, что мои баллады – это просто страшные истории, рассказанные на ночь большим и благополучным дядям и тетям.
– А если злая колдунья все же протянет к Вам свои скрюченные пальцы? – Улыбнулся граф.
– Тогда я постараюсь вовремя проснуться!
Эстер пододвинула чай и взяла пироженку.
Иржи, мило улыбаясь, смотрел поверх ее головы в зал. К сожалению, певица тоже ничем не могла помочь. Может быть, когда она спит, ее чуткая творческая натура улавливает мысли иногда приходящей к ней призрачной красавицы?
Квартет, тем временем, доиграл последний блюз и, открыв ди-джейский пульт, широко известный клубный ведущий зарядил веселую и зажигательную музыку. На танцпол потянулись молодые парочки.
Граф бросил взгляд на подпрыгивающего на стуле Игнаца.
– Иди, танцуй. – Разрешил он парню.
– А Вы?
– Ты хочешь, чтобы я пошел с тобой? – Вопросительно изогнул бровь Измирский. – Ну, дорогой, если ты этого так желаешь…
Граф прикрыл ресницы и, немного задержав дыхание, покрылся прелестным румянцем.
Ковач побледнел, потом покраснел:
– С Вашего позволения! – Он резко вскочил и стал пробираться между столами.
– Ты особо не увлекайся. Я ревную! – Вдогонку крикнул граф.
Эстер рассмеялась серебристым смехом.
– Зачем Вы так издеваетесь над бедным ребенком? Он совсем мальчик и неискушен в вашем светском словотворчестве… И всего лишь хотел потанцевать.
– Что Вы, госпожа Эстер, как можно! Могу ли я предложить вам тоже самое?
– Потанцевать или посмеяться надо мной? – Женщина внимательно взглянула в его темные глаза.
Но граф варился в высшем обществе с пеленок, поэтому, немного наклонившись к ней, прошептал:
– Может, немного поревновать? – Он протянул пальцы и накрыл ими ладонь певицы. А потом поднял к губам ее руку и поцеловал. – Мне нравится восхищаться Вами, я очарован блеском Ваших бархатных глаз, подобным звездам, сияющим в ночи. В Вашем голосе я слышу радость жизни и предчувствие любви, нежность доброго утра и накал ночных страстей. И мне бесконечно хочется любоваться этим прекрасным лицом, принесшим в мою серую жизнь несбыточные мечты…
Не отпуская ее руки, он положил ее ладонь к себе на грудь.
– Чувствуете, как бьется мое сердце? Оно так одиноко… Понимаете, моя мать слишком рано ушла из жизни, и я воспитывался старшим братом… мне так не хватает ласки и тепла…
У женщины на глазах заблестели слезы.
– Перестаньте… перестань, мой хороший мальчик. Ну, разве тебя никто не любит?
– Конечно, любят. За мои деньги. За мой талант. – Иржи покрыл поцелуями ее ладонь. – Но это – не любовь. Люди тянутся к славе, богатству. К сильному покровительству. Когда они получают искомое, то иногда даже перестают здороваться. Это – сделка. Причем, чаще всего моя доля оказывается мизерной.
Художник вздохнул, и одинокая слезинка медленно покатилась по его бледному лицу.
– Перестань. – Женщина наклонилась к нему и хотела поцеловать в щеку. Но он развернулся и губами нашел ее губы. Не вставая со стула, пересадил к себе на колени. Рука под столом заскользила между ног, когда как другая с силой прижала ее голову к его шее. Она, пискнув, обняла его за талию.
– Идем! – Выдохнул он ей в губы. Пробираясь к выходу, ему вдруг на миг показалось, что красные насмешливые глаза одобрительно смотрят ему вслед, словно говоря: «Ты – мой!»
Выйдя за дверь, он привлек к себе женщину и бережно погладил ее лицо. Пальцы художника дрожали.
– Что с тобой, милый? – Удивилась Эстер.
Тогда он взял ее теплую ладошку и провел ей по своему телу под рубахой. Оно отозвалось безумным желанием и горячим огнем, снова хлестнувшим его острым концом скрученной в тугую пружину страсти. Ему опять хотелось причинить женщине боль и упиваться этим состоянием до оргазма.
Тяжело дыша, он погладил ее нежную шею. А она улыбнулась и взглянула ему в глаза.
– Боже! Нет! – Она отпрянула от Иржи, вжавшись в стену. – Не надо!
Мутным и тяжелым взглядом, превозмогая себя, он обвел глазами стены пустынного коридора. На них плясало призрачное черно-красное пламя. А где-то далеко, на задворках почти отключенного сознания, раздавался дьявольский женский хохот.
Чудом контролируя себя, граф упал перед испуганной женщиной на колени.
– Прости, милая Эстер. Сегодня не наш день. А это место, оно действительно, проклято.
Он поднялся и, не оглядываясь, быстрым шагом направился к себе.
Холодный душ в номере постепенно прояснил его рассудок.
– Если я отсюда не сбегу, то быстро сойду с ума. Или убью кого-нибудь. – Сказал он сам себе, всматриваясь в красные отблески ушедшего пожара в своих черных глазах. Он надел халат и вышел в спальню. Включив свет, расставил у стены написанные за два дня этюды. А потом взял лист бумаги, акварель и, закрепив бумагу на доске, начал по памяти рисовать девушку с белыми светящимися волосами. Как стоит она на скале, машет тонкой рукой, а ветер развевает ее косы и платье.
Эстер сидела в забронированной за ней комнате персонала отеля и плакала. Ей казалось, что своими руками она не дала свершиться главному чуду в ее, общем-то, обычной жизни. Сама оттолкнула человека, который всегда безумно нравился. Ведь там, в городской квартире, в маленькой комнатке, куда посторонние не допускались, висела его картина, купленная на деньги с многих концертов. На ней была изображена суровая гористая местность. Низкие серые тучи. Камень и небо. А на переднем плане, вполоборота к зрителю, сидел молодой воин. Сильный ветер трепал на непокрытой голове черные длинные волосы. Тонкий нос с раздутыми крыльями, складка между бровей выдавали в нем решительную и чувственную натуру. Черные глаза смотрели вдаль. А рука рыцаря опиралась на рукоять меча.
Когда-то художник рисовал натурщика. Но сейчас, спустя годы, он сам стал похож на упорного и смелого воина, зорко стоящего на страже порядка и справедливости. А она – испугалась. Что ей привиделось в его глазах, столь страстно смотрящих на нее?
Она зарыдала сильней. Все. Приблизившаяся к ней вплотную сказка неожиданно окончилась, так и не начавшись.
Глава шестая. Иржи в поисках истины.
Когда охранник Ковач, разыскивая ушедшего из ресторана хозяина, подошел к номеру, то был неприятно поражен открытой входной дверью. Разве он мог подумать, что оставленный им на пять минут художник удерет вместе с певичкой! Ковач возмущался, обещая самому себе все-таки написать докладную на неугомонного молодого человека. Причем, отдавая в этом себе отчет, Игнац возмущался не возможным его досугом вместе с девушкой после ужина, а тем, что Игнаца, не предупредив, бросили в ресторане одного, забыв взять с собой. «Я – его охранник. Ну как он мог уйти без меня!» – Шептал по дороге Ковач, словно обиженный убежавшим по своим делам старшим братом мальчишка.
В гостиной было темно, а в спальне господина Измирского было тихо и, судя по щели между полом и дверью, горел верхний свет. Ковач осторожно постучал в дверь.
– Входи, Игнац! – Раздался негромкий голос графа.
И когда Ковач, переминаясь с ноги на ногу, остановился в двери, тот спокойно спросил:
– Ты почему так рано ушел? Пользуйся моментом, развлекайся. Боюсь, скоро такой возможности у тебя уже не будет.
– Почему? – Тупо спросил охранник.
– Хорошее имеет свойство заканчиваться, подчас в самый неподходящий момент. Возвращайся. Ночь длинная. Отоспаться еще успеешь.
Иржи внимательно и дружелюбно смотрел на Игнаца. В руках он держал карандаш и дощечку с закрепленной бумагой, на которую был нанесен рисунок. Ковачу вдруг стало стыдно за свои недавние мысли. «Какой он все-таки добрый и заботливый» – Пронеслось у него в голове.
– Спасибо, господин Измирский. Но мне не хочется. Я лучше посижу в гостиной, посмотрю телевизор.
– Лучше ложись спать. Ты завтра работаешь с братом?
– Да, господин.
– Тем более, надо отдохнуть. Кто знает, куда тебе с ним придется ехать.
– Господин…
– Да, Игнац?
– А могу я работать только с Вами?
Иржи рассмеялся.
– Дело в том, дорогой мой господин Ковач, что меня охранять не от кого. Я никому не интересен и конкурентов в бизнесе у меня нет. Поэтому ты весьма скоро потеряешь квалификацию, станешь толстым и одышливым. И этим очень расстроишь свою дорогую женушку.
– Я могу сопровождать Вас на светские мероприятия, различные важные встречи… – Ковач умоляюще посмотрел на художника.
– Сопьешься. Наши тусовки и выставки очень часто заканчиваются банкетом в кругу необремененных моралью моделей и актрис.
– Но Вы – не спились!
– Я, мой хороший, все-таки граф Измирский. Честь дворянина обязывает.
И, уже выходя за дверь, охранник попросил:
– Не отказывайте сразу. Я готов и к более низкой оплате.
– А жена? – Уточнил граф со смешком. – Готова?
Когда охранник вышел, Иржи расставил на кровати свои рисунки. Первый – девушка – привидение. Второй – красноглазая ведьма. Весьма привлекательная, судя по балладе, и страстная. Чем же еще она могла заморочить голову молодому мужу до такой степени, что он забыл про нежно любимую жену? Он еще раз вгляделся в рисунок. Ведьма в его исполнении напоминала Эву. Далее – мужчина, прикрученный корнями к стене замка. Он одновременно жив и мертв. В его груди бьется сердце, заключенное в камень.
Правда, певица в первой балладе рассказала, что вроде, камень похищен. Но раз ведьма жива, то камень цел до сих пор. Однако, самый главный вопрос остался открытым: каким образом эта старинная история связана с ним, Иржи Измирским? И почему, когда он возбуждается, его тело начинает пожирать призрачный огонь, требующий не страсти к женщине, а ее крови? «Господи, как страшно!» – Подумалось Иржи в этот момент. Видимо, от дам придется отказаться, пока он не разберется во всей этой чертовщине.
Он открыл занавешенное на ночь окно и посмотрел на небо. Сколько ночей подряд в этом странном месте встает полная луна? Где-то в лесах за озером негромко пели соловьи и трещали ночные птицы. Темной большой тряпкой на мгновение закрыл лунное сияние филин.
– Дурак! – Обозвал его испугавшийся Иржи и, высунувшись из окна, посмотрел на башни. И там, наверху одной из них, стояла тонкая фигура.
Иржи закрыл окно, решительно оделся потеплее и, взяв лезвие, подошел к зеркалу ванной комнаты. С мукой на лице прорезал на пальце ранку. Бросив лезвие в раковину, он слегка нажал на палец. На нем выступила большая красная капля. Усмехнувшись, Иржи провел ей по стеклу. И увидел, как зеркальная поверхность растворяется в воздухе, открывая черную дыру прохода.
Запасливый художник включил на своем коммуникаторе фонарик и, зайдя внутрь, посмотрел на экран. Антеннка исчезла, словно ее никогда и не было. Но отступать назад было поздно, тем более, любопытство усиленно гнало его вверх. Выйдя из узкого башенного хода на крышу с зубцами, он сразу увидел залитую молочным светом луны худенькую фигурку.
– Зачем пришел? – Не поворачиваясь, спросила девушка.
– Получить ответы на вопросы.
– Я не могу тебе ответить на них. – Спокойно сказала она.
– Я и не требую отвечать. Можешь просто кивать головой, если я прав. Попробуем?
Он подошел и прислонился к зубцу рядом с ней.
– Попробуй. – Кивнула она.
– Ты вышла замуж за хорошего человека, который тебя очень любил. Так?
Она, не отрывая от луны глаз, кивнула.
– Вы вдвоем отправились в этот замок. Это был дом его предков, или вы ехали в гости?
– И да, и нет. – Блеснула ее улыбка.
Девушка задумчиво повернула к нему голову:
– Мой муж… Да, он очень знатного рода. А замок… Мы привязаны к нему кандалами… цепями проклятья!
– Однажды вечером или днем, не важно, в ваш дом приехала гостья. Она заблудилась или испугалась грозы, что тоже не играет никакой роли, и осталась у вас на несколько дней, развлекая его и Вас различными смешными придворными историями.
Девушка отвернулась от луны и, опершись локтями о зубец, уже внимательно слушала художника.
– Она строила глазки твоему мужу, соблазняя его своей доступностью и красотой. И вот однажды он не устоял. Поддавшись уговорам новой приятельницы и, не в силах противиться своему желанию, он подсыпал за ужином тебе «снотворный» порошок, как объяснила эта женщина. Ты заснула, а они провели весьма бурную ночь. Но когда утром его отпустила страсть, и он вновь превратился в любящего и заботливого мужа, то обнаружил, что жена его мертва. Так?
Девушка ссутулилась и печально кивнула головой.
– Когда, опустив твое тело в подвал для подготовки к погребению, муж предался безудержной скорби, все та же искусительница прошептала, что можно попробовать тебя вернуть к жизни, проведя специальный обряд. Он был так глуп и несчастен, чувствуя свою бесконечную вину, что согласился на черное колдовство. И в первую ночь полнолуния она положила твое тело на алтарь, а мужа привязала к стене. И, как только тонкий лунный луч коснулся твоей головы, ты вылетела из тела. А оболочка превратилась в крепкую связь земли с призрачным светом луны.
Он посмотрел на девушку. Она смотрела поверх его головы и плакала, не вытирая слез.
– А потом, разжигая на стенах черный огонь, она начала колдовать. Ей требовалось только одно: продлить себе жизнь, ибо прежний обряд уже утратил свою силу, и она начала стареть.
Вновь распалив в твоем муже безумную страсть, она соединилась с ним прямо на алтаре. И в безумии черного огня он пообещал положить к ее ногам свое сердце. Но такие клятвы во время проведения обряда имеют прямую силу. Поэтому, снова привязав обессиленного человека, она вырезала ему сердце…
– Нет! – Вдруг воскликнула девушка. – Все было гораздо страшнее. В большой зал начали заходить люди. Их протыкали древесные побеги, выкачивая энергию вместе с кровью и вливая ее в алтарь. Они умирали, не сопротивляясь. Просто падали, повисали на ветвях, как тряпки. Черный огонь плясал везде. Как я ни пыталась что-то изменить, у меня ничего не получалось. Энергия человеческой крови наполняла своей силой эту страшную волшбу. И я увидела, как там, внутри его груди, разгорается свет. Он все увеличивался, а потом кожа лопнула, и его ребра раскрылись. Я увидела живое трепещущее сердце. Он должен был умереть от невыносимых адских мук, но не умирал. По его щекам катились кровавые слезы. И тогда ведьма перерезала сосуды и, вытащив сердце, положила на алтарь. Потом… Потом я не помню…А сердце, пламенеющим камнем, снова оказалось у него в груди, сияя, словно тысячи солнц! Ведьма тогда легла на алтарь сама и от самоцвета к ней протянулась ослепительная нить. Она лежала и на глазах молодела, меняя внешность.
Девушка замолчала.
– Где сейчас этот камень? – С волнением спросил Иржи.
– Не знаю. – Застонала она. – Его похитили. Но оно – живо. Я его чувствую. Но чувствует и она. Помоги нам, человек!
– Помогу. Только скажи, каким боком я связан с этой историей?
– Ты – его потомок. И только у тебя достанет сил справиться с ней.
– Чей потомок? Имя?
– Тебе пора. – Девушка снова посмотрела на луну. – Ночное светило уходит и скоро грядет новый день. Все узнаешь в свой черед. Иди, мальчик!
Привидение заглянуло в его глаза отраженным лунным бликом.
Иржи поклонился и побежал вниз. Как только он зашел в ванную, стена снова стала зеркалом.
Раздевшись и умывшись, художник повалился на большую кровать.
Утро в спальню графа Измирского ворвалось громким стуком широко распахнутой двери о стены и довольным голосом родного брата Берната, приказывающим охранникам заказать завтрак в номер.
– Иржик! Вставай!
Плотные занавески на окне бесцеремонной рукой мгновенно сдвинулись в стороны, и яркие солнечные лучи затопили спальню розовым рассветом.
– Побойся Бога, Бернат! – Простонал Иржи, накрывая голову подушкой. В лучшем случае, ему удалось поспать около четырех часов.
– Вставай! Мне долго с тобой разговаривать некогда! О, какие эскизы! Как здорово, что я все же отправил тебя сюда. Надеюсь, ты хоть здесь отдохнешь от своих многочисленных нахлебников. Какая красивая девушка! Иржик, ты должен меня с ней обязательно познакомить!
Художник, наконец, смог разлепить, не желающие никак открываться, веки. Пока он пытался встать, мозг испуганно вспоминал, какие рисунки сейчас пролистывает его брат.
Когда он уселся на краю постели и осмысленными глазами посмотрел на Берната, то в первую очередь спросил:
– Ты привез историю нашего рода?
Бернат бросил на столик листы с рисунками и кивнул на стоящий около кровати кейс:
– Вот. Все, что только смог раздобыть. Скажи, зачем тебе все это?
– Много свободного времени. – Пожал плечами Иржи.
Брат подозрительно посмотрел на младшенького:
– Ты мне зубы не заговаривай. Обычно ты его тратишь на баб и алкашей-неудачников. А тут, – он повел рукой, – ни одной бабы за все время. Что случилось, Иржи?
И старший сел рядом с младшим.
Черные, не выспавшиеся глаза с длинными пушистыми ресницами открыто взглянули в лицо Берната.
– Не знаю, брат. Вокруг нашего рода идет какая-то возня. Причем, достаточно грязная и с мистической подоплекой. И я хочу посмотреть, может ли кто-нибудь, кроме нас, претендовать на графский титул и родовые поместья.
– Какая ерунда, Иржи! Если бы в нашем роду были такие люди, мы бы об этом знали. В конце концов, есть суд!
– Есть большая вероятность, что право это ничем не подтверждается, кроме устных рассказов, либо они – слишком дальние родственники.
– С тобой связывались?
– Напрямую – нет. Но есть некоторые вещи, которые я не могу объяснить, а тем более, рассказать тебе. И я просто стараюсь разобраться, почему меня пытаются напугать.
– Ерунда! Ты – наследник второй очереди. Сейчас у тебя ничего нет и без моей подписи получить ничего не сможешь. Ты – просто носитель графского титула, без земли, без недвижимости и денег, кроме тех, что зарабатываешь сам.
– Тогда объясни, как можно воздействовать на тебя, если со мной что-то случится.
– Иржи! Ты это серьезно? Тебе угрожают?
– Я не могу объяснить. Прямой угрозы нет. Есть только косвенные намеки, пугающие меня. И связано все это с нашим далеким предком. Каким – не знаю. Время событий – тоже. Но должны остаться какие-то зацепки, чтобы понять, что хотят эти люди или человек.
– Странно. Скажи, когда это началось?
– Когда ты отправил меня на «отдых» в этот отель.
– Дома, в квартире, такого не было?
– Нет, Бернат. Все началось здесь.
– Собирайся. – Граф Измирский – старший побарабанил по подоконнику. – Едем в наш дом. Пока поживешь со мной.
– Братик! Я тебе очень быстро надоем. Ты будешь сердиться. А если твои девушки узнают, что я живу у тебя… Мне придется ставить на окна и двери решетки. – Невесело улыбнулся Иржи.
– Плевать на девушек. Твоя жизнь для меня дороже. – Бернат подошел и взлохматил черные кудри на голове младшего.
– Давай сделаем так. Со мной же всегда твой охранник. Так что бояться особо нечего. Я пока посижу и от нечего делать поизучаю родословную. Все равно врагов надо знать в лицо.
– Для этого есть специально обученные юристы и служба безопасности, получающие у меня зарплату. Вот они пусть и изучают.
– Пойми меня правильно. Чужой человек, в любом случае, подойдет к делу формально. И от него может ускользнуть то, на что обращу внимание я.
– А ты подойдешь творчески, – хмыкнул Бернат, – после чего на тебя заведут уголовное дело о ложных обвинениях, нарушении права собственности и клевете.
В дверь постучали.
– Кто? – Рявкнул Бернат.
– Завтрак, господин. – Робко высунул голову Игнац Ковач.
– Сейчас! – Махнул рукой старший Измирский.
– Клянусь, что буду осторожен, и любые действия предприму только после консультации с тобой.
Иржи, наконец, встал с постели и ушел в гардеробную переодеваться. Зайдя в ванную комнату для утреннего туалета, он первым делом взглянул на зеркало. Крови на нем не было.
«Может, мне подмешивают в пищу психотропные препараты? И все, что я видел – это только бред воспаленного воображения?! – Вдруг подумал Иржи. – Но кому надо свести меня с ума? Так. Спокойно. – Художник вытер полотенцем выбритое лицо и обработал щеки и шею лосьоном. – Кроме меня, странности подмечали несколько людей. И, потом, зеркальная дверь… А проверю-ка я ее на брате!»
И он, зажав кусок обломанного лезвия между пальцами, открыл дверь и крикнул:
– Бернат, подойди!
Когда брат вошел в двери ванной комнаты, Иржи стоял с задранной рубахой и пытался заглянуть себе через плечо.
– Взгляни, что там у меня чуть выше поясницы чешется?
Бернат смерил его странным взглядом, но подошел и поднял рубаху:
– Где?
– Вот здесь, справа! Вчера был на этюдах, боюсь, не подцепил ли клеща? – Крутясь и изворачиваясь, Иржи легонько полоснул лезвием по пальцу брата.
– Ай, черт! – Зашипел Бернат. – У тебя здесь кусок проволоки!
Капля крови шлепнулась на белый кафель. Брат облизал пораненный палец.
– Возьми перекись! – Иржи аккуратно избавился от лезвия и, нагнувшись, впитал кровь куском бинта. – Ну как?
– Нормально! – Буркнул Бернат. – Меньше лазай по чужим заборам. Целее будешь!
Как только он вышел из ванной, Иржи мазнул кровавым бинтом по зеркалу и во все глаза приготовился смотреть. Но… зеркало, не меняясь, ехидно отражало его вытянувшееся лицо. Тогда художник, сморщась, словно во рту оказался кусок лимона, проколол палец себе. И приложил к гладкой поверхности. Черный затхлый проход немедленно открыл свой зев.
Иржи наступил ногой туда и поставил ее обратно на кафель. Зеркало снова стояло на месте. И пятен на нем не было.
– Ты уплыл в Тихий океан? Завтрак стынет, а мне пора ехать! – В дверях снова появился брат.
– Уже иду! – ласково улыбнулся Иржи и вышел с ним в гостиную.
Поздоровавшись с охраной, Иржи присел вместе с братом к столу. С аппетитом поедая творожный пудинг с изюмом, Бернат сказал:
– Я решил тебе оставить постоянного охранника.
– Зачем? – удивился Иржи.
– Знаешь, когда люди долго работают парой, они притираются друг к другу и быстрее реагируют на любую опасность, в том числе, касаемую партнера. Правда, эти рвутся охранять твою драгоценную личность оба… Кого бы из них хотел оставить ты?
– Как скажешь, братик. Ты знаешь лучше.
– Хорошо. – Бернат вытер губы и сложил салфетку. – Пока оставлю Фаркаша. К Ковачу я привык больше.
– Отлично. – Иржи обворожительно улыбнулся охранникам. – Выйдите на минутку. Нам надо посекретничать.
– Что ты еще хотел? – Подозрительно спросил брат.
– А скажи мне, дорогой Бернат… Ты мне – родной брат?
Граф Измирский подавился, закашлялся и пошел пятнами.
– И все же? – с ласковой улыбкой допытывался младший. – Мы и похожи-то не очень!
Старший отвел глаза и, вздохнув, снова опустился на стул.
– Я не думал, что об этом придется когда-либо рассказывать… Понимаешь, после смерти родителей ты у меня остался один. Любимый и единственный. Я всю жизнь посвятил тебе, и ближе у меня нет никого. Я не хотел, чтобы ты знал… Мне казалось, ты тогда разлюбишь меня и начнешь поиски других родственников… Прости.
Бернат поднял глаза и посмотрел на Иржи.
– У моей матери была сестра. Когда ей исполнилось шестнадцать, она влюбилась. С кем встречалась девушка, осталось загадкой. Но вскоре она родила. Тебя. И погибла при загадочных обстоятельствах. Мои родители назвали новорожденного мальчика своим сыном, дав фамилию и титул. Ну, и всю возможную любовь.
– С ума сойти… – прошептал Иржи. – Значит, я – не Измирский и не граф?
– Нет. У матери была фамилия Барток. Про нее найдешь в бумагах. – Бернат спрятал свое некрасивое лицо в ладонях. – Там же найдешь портреты сестер.
– Прости. – Сказал впечатленный Иржи. – Но я должен разобраться в этой безумной истории. Похоже, мой кровный отец все-таки был достаточно знатен, если его потомков и близких кто-то целенаправленно убирает.
– Но ты не оставишь меня одного? – Сдавленно спросил Бернат. – Если кого-то найдешь?
– Помнится, совсем недавно, один весьма настойчивый братец усиленно запихивал меня в эту дыру от себя подальше… или от некоей балерины? Или я что-то путаю?
– Господи, да причем тут эта шлюха? – Бернат Измирский встал и прошелся по комнате. – Подожди. Но если тетю убили специально, почему ты, ее сын, еще жив?
– Ага! Смерти моей хочешь! – Рассмеялся Иржи.
– Дурень!
– Все потому, братец, что твои родители, видимо, что-то знали и усыновили меня, как собственного новорожденного младенца. Думаю, если поискать на наших кладбищах, то можно найти и камень с надписью «Иржи Барток» или нечто подобное. А здесь я случайно открылся сам.
– Каким образом?
– Идем! – Иржи схватил брата за руку и потащил в ванную. Проколол палец и приложил к зеркалу. Когда на ошарашенного старшего дохнуло затхлым воздухом тайного хода, тот только открыл рот.
– Я, прости, проверил, открывает ли зеркало твоя кровь.
– И?
– Не открывает. Поэтому можно сделать вывод, дорогой братец, что охотятся только за мной, носителем еще чьей-то крови, кроме Бартоков.
– Постой, Иржи, а может, смерть наших родителей, прости, моих, тоже была подстроена?
– Не знаю, Бернат. Но узнать попытаюсь. А ты, в свою очередь, с помощью своей службы безопасности, поищи возможных свидетелей встреч моей матери с отцом. Вдруг что всплывет?
Иржи заступил ногой в проход, и зеркало снова встало на место.
– Пойдем отсюда!
– А ты ходил туда? – Запоздало поинтересовался старший брат.
– Ходил.
Они снова вышли в гостиную.
– Мне надо ехать. Включи коммуникатор, пожалуйста. Я на всякий случай подключу спутниковое наблюдение. Прошу, береги себя! Как только что-то узнаю, сразу приеду.
– Давай! Может, эта история и выеденного яйца не стоит? Чего бояться заранее?
Братья обнялись, и молчаливый Бернат в сопровождении Ковача быстрым шагом вышел из отеля.
– Господин, что будем сейчас делать? – Фаркаш, довольный тем, что его прикрепили к молодому графу, сиял приветливой улыбкой.
– Ты завтракал? – Поинтересовался художник.
– Перехватил булку с молоком в доме вашего брата.
– Так ты после суток?
– Ну да.
– Тогда закажи завтрак. Когда поешь, ложись спать. Сегодня с утра я работаю дома.
Фаркаш подошел к телефону и сделал заказ.
– Скажи, твоя жена не расстроится, что ты оставил ее на столько дней?
– Зато я принесу достойную зарплату, и мы сможем что-нибудь ей купить.
Иржи улыбнулся и скрылся в своей комнате.
Вывалив на покрывало содержимое оставленного кейса, художник начал по очереди вытаскивать документы. Они все были подобраны в хронологическом порядке, начиная с самых поздних и кончая самыми ранними по дате. Вот свидетельство о рождении самого Иржи. В нем проставлены имена графов Измирских. Ну, это понятно. Он покопался в бумагах, бегло просматривая содержание. Архив, в-основном, относился к семейству Измирских. Мать Берната, Нора Барток, дворянкой не была, поэтому он нашел только имена ее родителей, обычных, не титулованных, людей, а также ее родной сестры, которую звали Ханна. И среди пожелтевших от времени листов лежала одна-единственная фотография, где молоденькие девчонки, сестры Барток, улыбаются, склонив друг к другу головы, в объектив фотоаппарата.
«Странно, – задумался Иржи, – в нашем доме почти не было семейных портретов и фотографий. И я никогда не задавался вопросом, отчего так?» Действительно, в большой гостиной на стене висел единственный парадный портрет отца и матери, написанный после их свадьбы. Остальное – натюрморты и пейзажи, написанные классиками и самим Иржи.
Он пристально вгляделся в фотографию. Две красивые девчонки. Мать Берната немного повыше и поплотнее. Ханна поменьше и тоненькая, словно тростинка. Обе очень хороши той южной красотой, что так быстро воспламеняет мужские сердца. Немудрено, что граф Измирский влюбился в эту девушку. Наверное, в них влюблялись все: черные блестящие волосы, большие черные глаза с пушистыми ресницами, брови, словно стрелы, тянутся к вискам. Пухлые губы и белые ровные зубки, обнаженные улыбкой. Они были очень похожи.
Иржи вздохнул: «Кому же ты, мама, отдала свое сердце и, потом, жизнь?»
Он еще раз прошелся пальцами по желтым листам, читая отдельные предложения. Нет, все не то. Он вздохнул еще раз и, бросив фотографию поверх прочих бумаг, упал спиной на кровать. Он удара пружинный матрас вздрогнул, подбросив вверх бумажную кучу и разбросав ее в стороны. А один из конвертов шлепнулся ему на лицо. Иржи поднял его и лениво прочитал первые строки:
«Здравствуй, моя единственная нежная любовь! Как ты сегодня спала, моя голубка?» – Обращался к кому-то незнакомый пока мужчина. Иржи сел и продолжил чтение.
«У нас здесь льет дождь. Непогода размыла дорогу, поэтому я не имею возможности так же, как и раньше, каждый день отправлять тебе письма. Я не могу выразить пером, как скучаю по твоим маленьким рукам, звонкому смеху и бесконечно любимым глазам с пушистыми ресницами. Как бы я хотел сейчас, укрывшись в их тени, целовать твои губы, гладить шелковистые волосы… Ты пишешь, будто тебе кажется, что у нас будет малыш? Боже, какое счастье! Мне так хочется прижать вас к своему сердцу и согреть теплом моей любви! Наш с тобой крошечный человечек. Дочка или сынок… Я просто летаю от этих твоих слов! Любимая моя женушка, ты спрашиваешь, когда я вернусь. Отвечаю: уже скоро. Главный штрек уже пройден и до основной камеры, судя по данным наших приборов, осталось метра три-четыре. Как только вскроем и все опишем, вылетаю сразу. Передай благодарность твоей милой сестре Норе и ее мужу Лайошу за заботу о тебе. С любовью – твой муж – Даниэль. P.S. Как было бы здорово назвать дочку Илоной, а мальчика – Иржи! Подумай, Ханнушка, на досуге над моим предложением. Люблю бесконечно. Твой Даниэль Саминьш.»
– Охренеть! – Емко выразился Иржи и зарылся в бумаги. Но ни писем, ни какой-то другой информации о Даниэле Саминьше там не было. «Значит, я – не бастард, а родился в браке. Родители были женаты. Причем, отец безумно любил мать, и ребенок, то бишь я, был долгожданным и желанным». Художник зарылся в волосы пальцами.
– Какой урод так испоганил мне жизнь! – воскликнул он и стал думать дальше: «Значит, мой отец был в какой-то геологической партии или, возможно, археологической. Документы должны остаться в Академии Наук. Надо позвонить Бернату!»
И он набрал номер брата:
– Спасибо, брателло! Я почти нашел, что искал. Подбери мне все, что касается Саминьша Даниэля. Предположительно, археолога или геолога. И его родословную тоже. Узнаешь, сразу звони! Люблю тебя, братишка!
Иржи собрал документы в кейс и убрал в сейф, стоящий в спальне. Голова шла кругом, меняя настроение раз в несколько минут от гневного до счастливого. Он выскочил в гостиную, посмотрел телевизор, потом, глупо улыбаясь, на часы.
– Что-то случилось? – Осторожно спросил проснувшийся Фаркаш.
– Спи! – Нахмурил брови Иржи и снова улыбнулся. Потом, усилием воли, взял себя в руки и ушел в комнату писать с эскизов уже начатую картину с ивами, прудом и разноцветным фонтаном.
Постепенно Иржи увлекся работой, мысли постепенно остановили свой безумный разбег. Поэтому, когда помятый от дневного сна Фаркаш заглянул в комнату и попросил взять телефонную трубку, он не сразу понял, что от него хочет охранник. А когда осознал суть дела, удивился, зачем брат стал вдруг звонить на телефон отеля. Но, тогда, может, это не брат?
– Кто там, Йожеф?
– Говорят, по поводу тренировок. Вы просили…
– Хорошо, переключи на меня! Да. Здравствуйте. Да, я хотел бы немного поддержать форму. Да, сабля, нож, рапира… Холодное оружие. Сейчас? Ну, можно посмотреть. Согласен. Через час в спортивном зале. Благодарю.
Иржи совсем забыл, что просил найти тренера для спарринга с холодным оружием. И вот этот человек согласился с ним встретиться и оценить форму ученика через час. «Это даже хорошо. – Подумал он. – Я отвлекусь, пока жду ответа Берната». Художник вымыл кисти, потом медленно и придирчиво осмотрел полотно. Работы предстояло много. Но, если все получится, как он задумал, пейзаж будет просто великолепным!
Глава седьмая. Иржи ведет расследование.
Через час господин Измирский и его телохранитель стояли в спортивном зале, переодетые в специальную форму и босиком. У каждого из них в руках было по ножу с длинным и узким лезвием в ножнах.
Хлопнула дверь и, не опоздав ни на минуту, в зал зашел невысокий и плотный человек средних лет в не стесняющей движения одежде и тоже босиком. Молча поклонившись молодым людям, он сложил руки перед собой и представился:
– Можете называть меня мастер Иштван.
– Очень приятно. – Поклонился граф. – Измирский Иржи.
– Фаркаш Йожеф. – Сделал то же самое охранник.
– Я вижу, вы оба хотите заниматься?
– Да. – Улыбнулся граф, опустив ресницы.
Но тренер на очарование не отреагировал. Спросил:
– Кто первый?
– Я. – Сказал Иржи.
– Защищайся! – Воскликнул тренер и напал, вытащив из рукава тридцатисантиметровую деревянную палку, как раз в длину боевого клинка с рукоятью.
Иржи нападения не ожидал, но увернулся. Палка тренера прыгала вокруг его фигуры, не давая вытащить клинок, поэтому удары приходилось отбивать ножнами. Их было жалко, поэтому граф старался спустить деревянное оружие мастера вдоль, не давая разбивать прямыми ударами. Мастер, не смотря на возраст и седину на голове, двигался легко и уверенно, не сбивая дыхание ни на секунду. И в какое-то время Иржи начал ощущать, как сам подстраивается под этот ритм, высчитывая выдохи и вдохи. Мастер одобрительно на него взглянул, немного ослабив напор и давая ученику рассмотреть приемы нападения. Но молодой человек уже устал и, не заметив обманного маневра, подставился под деревяшку.
– Убит. – Спокойно сказал тренер, даже не покрывшийся испариной.
Они опустили каждый свое оружие. Иржи вытер пот со лба.
– Возьми полотенце, накинь на спину. – Сказал мастер. – Остывать надо медленно.
Иржи повесил на себя полотенце и начал ходить по деревянному гладкому полу. Тренер Иштван, тем временем, подошел к Йожефу:
– Готов? Нападай!
Предупрежденный Фаркаш клинок вытащить успел, поэтому быстрый поединок блистающего отраженным светом лезвия и глухо стучавшей деревяшки смотреть было очень интересно. Охранник напирал на мастера, пользуясь преимуществом своего высокого роста, пытаясь длинными руками достать небольшую, но очень верткую фигуру. Но пока ему не удавалось, поскольку мастер, блокируя его удары, отступал. Йожеф, видя такое дело, вошел в азарт и запыхтел, как паровоз, пытаясь достать, как ему казалось, уставшего человека. Но Иржи, стоя у стены, видел, что отступая и защищаясь, мастер ведет парня по какому-то маршруту, выстраивая собственный бой и не давая Фаркашу ни на йоту уйти от заданной программы. С парня вовсю катился пот, но мастер был свеж, бодр и спокоен. Когда охранник, не получая, казалось, близкого результата, начал злиться, Иштван сделал обманное движение, и открывшийся Йожеф получил удар прямо в сердце.
– Браво! – Не удержался Иржи. – Вы – великолепный боец!
Я – мастер. – Улыбнулся Иштван в седые усы.
Фаркаш, все пытаясь выровнять дыхание, стирал пот со лба.
– Вы возьметесь за наше обучение? – Подойдя к ним ближе, спросил уже остывший Измирский.
– Хорошо. Пятьдесят флоринов за занятие.
Это было дорого. Но, судя по всему, оно того стоило.
– Я согласен. – Иржи кивнул головой. – Когда?
– Завтра в этот же час. А сейчас я покажу вам дыхательные упражнения, которые вы должны повторять постоянно, пока не начнете бессознательно дышать в этом ритме.
И он показал технику со своим счетом и ритмом, заставив обоих повторять до той поры, пока не уяснил для себя, что новые ученики все поняли. На этом первое занятие их новый учитель посчитал законченным.
– Рассчитываться будем после каждой встречи. – Пожимая руку молодым людям, объявил мастер Иштван.
– Хорошо. – Согласился Иржи. – Я сейчас принесу деньги.
Он быстро сходил в раздевалку и, пока Фаркаш плескался под душем, принес пятьдесят флоринов со словами благодарности.
Старый мастер, принимая деньги, внимательно посмотрел в глаза Иржи.
– Вижу, впереди тебя ждет множество испытаний…
Измирский вопросительно изогнул бровь.
– Не перебивай! – Строго прикрикнул Иштван. – Жизнь – это такая штука, которая вначале кажется сказкой, потом – тяжелым испытанием в расчете на скорое достижение желаемого и обретение истины, а конец ее, как правило, не оставляет даже надежды. Поэтому я хочу подарить тебе то, что поможет не терять веру, несмотря ни на что.
Мастер расстегнул ворот простой полотняной рубахи и снял небольшой медальон из белого металла с переплетенными на обеих сторонах символами. В дырочку был продет обычный черный шнурок.
– Почему я? – Одевая медальон на себя, спросил Иржи.
– Со временем поймешь. Главное – не снимай ни при каких обстоятельствах, и кто бы тебя об этом не просил.
– Спасибо, мастер Иштван!
Иржи развернулся и пошел в раздевалку. Как только дверь за ним закрылась, мастер сложил ладони перед собой, опустил голову и беззвучно растворился в пустоте тренировочного зала.
Придя в себя достаточно, чтобы заняться делом, Иржи снова принялся за картину, постепенно погружаясь в воспоминания о почерневшей под его ладонью поверхности воды. Заткнув кисть в плотно затянутые косой волосы, он подумал, что было бы неплохо еще раз прогуляться к этому замечательному пруду, находящемуся на территории отеля. Но вдруг его осенила одна идея. Он взглянул на часы: до обеда оставалось совсем немного времени, но он должен успеть! Вытащив из прически кисти, он бросил их на тряпку, сверху положил палитру и чуть ли не бегом пробежал в гардеробную. Надев самые прочные ботинки и самую немаркую одежду, он накинул куртку и прошел к зеркалу в ванной. Ковырнул еще не заживший надрез, выдавил каплю крови и коснулся зеркала. Когда открылся проход, Иржи быстро залепил пластырем ранку и проверил наличие ножа. Схватив специально приготовленную толстую свечу, он поднес к ее фитилю зажигалку. Едва огонек разгорелся, граф смело шагнул на винтовую лестницу. Но пошел не наверх, как в прошлую ночь, а вниз. Там, на последней площадке, было две двери. Он подергал каждую. Одна сидела в раме прочно, не подаваясь ни на миллиметр, зато вторая вроде сделала робкую попытку открыться. Иржи поднес свечу к косякам. Ну конечно, дверь разбухла и там, где дерево сбили металлическими углами, поржавела. Граф подумал и поставил свечу на ступень. Вспомнил сегодняшнюю дыхательную практику и соотношение ударов с выдохами и вдохами. Сосредоточился. И на седьмом выдохе резко выплеснул энергию вместе с вылетевшей к двери ногой. Та даже не скрипнула, а просто выпала наружу.
– Ай да я! – похвалил себя Иржи и на миг устыдился, вспомнив, как давал обещание брату не ввязываться ни во что, грозящее неприятностями.
Но, как известно, любопытство – двигатель прогресса, с одной стороны, а с другой – быстрый путь на кладбище. О втором Иржи не думал, зато посмотреть на пруд с удивительными струями ему хотелось в первозданном виде. Поэтому, внимательно оглядевшись по сторонам, он быстрым шагом начал пересекать заросший травой замковый двор. Дойдя до обрушенных ворот в заросший парк, он оглянулся на строение. Правая башня, из которой он вышел, была целой и даже местами отремонтированной. Левая же – до половины стояла в руинах. Центральный дом был тоже сильно поврежден: Выбитые оконные проемы без рам и стекол, просевшая крыша, упавшие в высокую траву кирпичи… Обиталище сов и привидений.
Хоть на улице светило солнышко, Иржи поежился и быстрым шагом углубился в парк по заросшей кустарниковой порослью дороге. А вот и ивы! Даже сейчас они не выглядели молодыми. Всё также наклоняясь над прудом, они мочили в воде свои длинные ветви.
Художник начал обходить пруд. Дальняя сторона, как и в его время, заросла камышом и осокой. Но середина была чиста и своей ровной поверхностью зеркалила голубое небо, пряча под ясной картинкой бурое илистое нутро. Пробираясь вдоль заросшего берега, он нашел то самое место, где в другом времени стоял его этюдник. Вот здесь, совсем рядом, бил разноцветный фонтан. Но это было тогда. Сейчас все вокруг словно застыло в своей обыденности. Иржи сел на краю и опустил руку в воду. Побултыхал. Вода, как вода. Совершенно обычная. Он понюхал руку. Пахнет тиной. «Что за ерунда?» – Подумал Иржи.
– Что потерял? – Неожиданно прозвенел над его головой знакомый голос.
Художник вскочил и обернулся. В двух шагах от него стояла знакомая девушка с серебряными волосами.
– Ты меня напугала! – Пожаловался Иржи.
– Разве?
– Я тебя не ждал.
– А кого ждал? – улыбалась она его замешательству. – Может быть, лесную нимфу или кикимору болотную?
Иржи поднялся, разговаривая с ней без боязни, словно со старой знакомой.
– Разве она прекрасней тебя? Да и о чем мне с ней говорить? Что она может рассказать?
– Например, про этот пруд. Ты же им интересуешься? – Лукаво усмехнулась девушка.
– Мне почему-то кажется, что ты знаешь больше. – Прищурил черные глаза Иржи. – Ты ведь здесь жила…
– Ты очень любопытный. – Нахмурилась она. – Я не хочу отвечать на этот вопрос.
– Хорошо, я задам другой: разве ты можешь появляться при дневном свете?
– А ты можешь?
– Ну, ты же меня видишь! Если хочешь, убедись сама. – Он засучил рукав и уставился на свою прозрачную руку. – Что это?
– Ты в чужом мире, художник. Он пожирает тебя. Беги, иначе тоже превратишься в привидение, и мы вместе будем развлекать жителей замка! – Рассмеялась она.
– Ты опять меня только пугаешь, не объясняя ничего! Как можно что-то сделать, не понимая ни смысла, ни результата. Скажи, почему здесь нет родника? Я его видел!
– Не время. Беги, малыш. Сейчас я говорю истинную правду!
Постоянно оглядываясь, Иржи развернулся и быстро пошел в сторону башни, посматривая на руку, которая становилась все прозрачней. Подхватив со ступеней горящую свечу, Иржи, что есть сил, побежал наверх к своей зеркальной двери и заступил черту. Дыра исчезла, а ладонь стала вполне осязаемой. Он стащил одежду и вымыл слегка трясущиеся руки, оглядывая себя на предмет прозрачности. Немного успокоясь и не найдя никаких признаков растворения в окружающей среде, он взглянул на часы и понял, что пора идти обедать, причем, чем быстрее, тем лучше, пока его не хватился охранник. Осмотрев гардероб, он переоделся в черную рубаху и серый костюм с серыми же туфлями и вышел в гостиную, где ни о чем не ведающий Фаркаш смотрел телевизор в ожидании проголодавшегося хозяина.
– Собирайся, Йожеф, мы сегодня заслужили достойный обед! – Воскликнул художник, потирая кончики пальцев, к которым пристало немного охры. Он схватил бумажное полотенце и, пока телохранитель собирался, оттер желтые пятна.
Заперев входную дверь, они влились в нестройные ряды постояльцев, постепенно заполняющих ресторанный зал. Сегодня, второй день подряд, дежурил метр Сапеш. Усадив Иржи и охранника за стол и подозвав официанта, он рассказал, что сегодня вечером все столики в vip- зоне, да и у сцены забронированы, так как узким семейным кругом отмечается день рождения дочки мэра города, госпожи Линды.
– Приглашены все известные люди нашего города! – Восторгался Сапеш. – Ждем для выступления самых знаменитых артистов!
– Замечательно! – Улыбнулся Иржи и метру, и охраннику. – Я закажу ужин в номер.
– Нет-нет, господин Измирский! Вот, Вам просили передать приглашение на два лица!
– О, нет! Ее дни рождения мне снятся в кошмарах с детства! – Простонал художник. Перехватив блеск любителя сенсаций в глазах администратора, Иржи продолжил: – Скучно, громко, пафосно.
– И все же, господин, какой столик оставить за Вами? – Почтительно склонился метр перед усевшимся художником.
– Секунду! – Иржи достал коммуникатор и набрал номер брата. Тот ответил практически сразу:
– Что случилось?
– Ничего интересного. Мэр отмечает здесь день рождения своей дочери. Мне передали приглашение.
– Мне тоже. – Проскрипел Бернат. – Сколько ей там? Пора на покой, а она все никак не напляшется!
– Годков тридцать пять. Уточни, на всякий случай. Может, не пойдем, в кои-то веки?
– Не могу. Он подписал мне подряд на застройку южного района.
– Может, тогда не пойду я? Снова с женитьбой начнут приставать… Бернат… Алло! Ты что, хочешь продать младшего брата за квадратные километры?
В трубке раздался хохот, слышный даже охраннику.
– Оглушил, коняга! Так ты приедешь? Кого возьмешь?
– Приеду, конечно. Один. Подарок от нас куплю. Стол закажи сам. Есть для тебя интересные новости. Обнимаю.
Иржи закрыл аппарат и убрал в пиджак.
– Столик этот же. Накрыть на четыре персоны. И еще: я могу как-то связаться с госпожой Эстер?
– О, конечно!
Пока официант расставлял заказанные блюда, Сапеш потыкал пальцем в свой коммуникатор.
– Госпожа Эстер? Добрый день, прекраснейшая! Это Сапеш, администратор ресторана. Да. Тут господин Измирский… Да. Спрашивает Ваш номер… Нет, абонентский… Хорошо. До вечера! Она согласилась Вам его дать! – Улыбаясь во весь рот, поведал метрдотель.
– А она приглашена участвовать в концерте?
– Да, открывает программу.
– Замечательно. – Иржи набрал данный администратором номер. – Здравствуйте, госпожа Эстер. Рад слышать Ваш теплый голосок. – Мурлычущим голосом произнес Измирский-младший. – Сегодня в зале ресторана «Хрустальной звезды» состоится празднование дня рождения госпожи Линды. Я бы хотел пригласить Вас после выступления к нам с братом Бернатом Измирским за столик. Спасибо.
Иржи убрал аппарат и пояснил:
– Согласилась.
– Еще бы. – пожал плечами Сапеш. – Кто ж от такого отказывается?
Когда Иржи съел овощной суп с клецками и мягкой булочкой с кунжутом, Фаркаш поднял голову от своей тарелки и запыхтел, то и дело кося глазом в сторону хозяина. Тот немного, минут пять, потрудился над выдержкой охранника, да и собственной тоже. Сопение все не прекращалось.
– Йожеф, – Измирский немного повернул голову в сторону затрудненного дыхания, – у тебя ринит?
– Что, господин?
Сопение прекратилось, зато наморщился лоб и приоткрылся рот.
– Ты простудился? – Снова задал вопрос Иржи.
– Нет, господин, со мной все в порядке.
– Хорошо. – Иржи отвернулся и занялся гарниром и рыбой.
– Можно задать вопрос? – Наконец насмелился Йожеф.
– Говори! – Рыба в этом ресторане была выше всяческих похвал: нежная и без единой, даже микроскопической, косточки. А белое вино прошлогоднего урожая изумительно добавляло неожиданные оттенки бесподобному блюду.
– Господин Измирский, а Вы эту женщину, певицу, Эстер, приглашаете для себя или для господина Берната? – Выпалил Фаркаш и покраснел.
Изумленный Иржи развернулся и посмотрел на помидорного охранника.
– Мм… Странный вопрос. Не находишь, Йожеф? Тебе так понравилась эта девица, что ты решил развлечь ее сам?
– Нет! – Резко отмахнулся тот. – Просто господин Бернат распорядился не допускать никого…
– Да-а? А чулочки под подушкой? Они мне приснились? – Иржи поднял брови.
– Простите…
– Ну, если тебе так дорога профессиональная честь, господин Бернат сегодня сам будет блюсти мою невинность. Не переживай. Вдвоем справитесь.
– Я просто хотел спросить, – Фаркаш совсем опустил голову и чуть ли не зашептал, – кто за столом будет четвертым?
И тут художника осенила идея. Он прищурил глаза и, нагнувшись к охраннику, спросил:
– Ты и в самом деле так переживаешь за меня? Или все-таки за свое место? А? Только честно!
Молодой парень, лотереей судьбы попавший в этот закрученный великосветский мир в роли охранника, поднял на Иржи чистые серые глаза:
– Я переживаю за Вас! Они, – он помахал рукой, – богатые женщины, всегда врут. Понимаете, я обычно стою, и на меня обращают внимания столько же, сколько на мебель в гостиной. Я вижу все их уловки, и как они пытаются подцепить кого-нибудь, чтобы только получить деньги. В них нет любви, огня… Они, как водяные пиявки: скользкие, холодные и вечно голодные. А Вы – такой искренний, честный… Я просто не хочу, чтобы к Вам присосалось одно из этих существ, пожирая душу и содержимое кошелька!
– Бог мой, Йожеф! Да ты – поэт! До тебя женщин мало кто воспевал подобным образом. – Иржи отпил глоток вина. – Могу сказать, что ты и прав, и не прав. Женщине Богом предназначена роль хозяйки дома. Согласен? Вот! И конечно, каждая мечтает о своем уютном гнездышке с добрым мужем и детьми. А их, дорогой мой Йожеф, хочется вырастить достойными членами общества, дать хорошее образование, чтобы впоследствии они могли сами основать свой бизнес и завести детей. Правильно? А для этого требуется что? Деньги. Женщина, в силу своей внутренней сути, не должна вести дела, не должна принимать ответственные решения. Это все разрушает ее психику. Она – советчик и хранитель домашнего очага. В идеале, она должна беречь и направлять своего мужчину, а он – принимать верные решения и отвечать за последствия, в том числе и за обеспечение своей семьи достаточными средствами. Поэтому женщина инстинктивно ищет финансово успешного мужчину, предполагая, что его решения, как состоявшегося человека, наиболее правильные и дальновидные. Так? А чем она может привлечь такое, в-общем то примитивное существо, как мы с тобой? Верно думаешь, внешностью. Когда ты встречаешь девушку, дорогой друг, ты думаешь об ее уме, а? Не-ет. Ты облизываешься на ножки, личико и сиськи, совершенно не думая об остальном. Чем мужчина богаче, тем больше желающих дам заставить сделать его выбор в их пользу. В ход идет косметика, духи, ну и весь прочий, доступный к просмотру и возможному тестированию, товар. В нас заложено, Йожеф, матушкой-природой: женщина красива, значит, здорова. И от нее родятся здоровые дети. Сплошная физиология, мон шер.
– Но там одно вранье! – Гнул свою линию упрямый охранник. – Кругом силикон, ботокс и ни капельки любви!
– А ты, Йожеф, когда-нибудь пытался разобрать, что это такое, любовь?
– Мы с женой любим друг друга! – Пылко ответил тот.
– Хорошо, уговорил. Давай на твоем примере. Представь, что за какой-либо проступок ты вылетаешь с работы. Естественно, рекомендаций тебе никто не напишет, и высокооплачиваемая должность больше не светит. Ты ничего не умеешь, кроме как воевать и драться. Военных действий в ближайшее время, надеюсь, не предвидится. Поэтому ты, после месяца безнадежных хождений, нанимаешься грузчиком и получаешь гроши. А теперь, – Иржи откинулся на спинку стула, достал из кармана сигареты и прикурил. – Расскажи, как будут развиваться ваши отношения с нежно любимой женой.
Охранник покосился на сигарету в руках Иржи.
– Бросьте эту заразу, пожалуйста! – Попросил он.
– Уеду отсюда, брошу. Честное слово дворянина! – Поклялся художник. – Итак?
– Ну, она сначала будет плакать.
– Дальше?
– Ругаться.
– А ты?
– Не знаю. Наверное, с горя напьюсь. – Усмехнулся Йожеф. – Мне будет трудно.
– А потом она начнет устраивать истерики каждый день. Ты – сопьешься. Она – найдет более успешного человека. Так что, ваша любовь – это сплошная биохимия без проблеска разума.
– А как в этом случае надо поступать?
– Ты потерял работу. Обижен, растерян. Правильно? Идешь к самому близкому человеку: жене. Обрисовываешь ей проблему. Она утешает, говоря, что вместе вы обязательно что-нибудь придумаете. Тебе становится легче, и ты занимаешь выжидательную позицию, периодически обходя потенциальных работодателей. А она, тем временем, продумывает варианты, подключив родню, друзей, малознакомых и совсем незнакомых людей, убеждая, уговаривая, упрашивая. Это ведь ее гнезду грозит нищета! Или ты думаешь, что ей хочется снова искать и бороться за более успешный мужской вариант, когда она уже завоевала этот? Тем более, что потенциал у тебя вполне достаточный. И вот, через несколько дней на тебя начинают сыпаться предложения. Твоя задача – собрать в кулак все свои аналитические способности и сделать самый удачный выбор, не забыв впоследствии поблагодарить супругу за спасение своего брака и собственной психики.
– Так как же жить?
– В идеале – сочетать аналитику с физиологией. То есть, оценить понравившуюся женщину не только как объект сексуального удовлетворения, но и как разумное существо. Причем, мыслящее по-иному, не так, как ты, но, тем не менее, подчас добивающееся больших результатов. Обычно это видно, когда люди делают одно дело. К примеру, работают вместе.
Иржи докурил сигарету и бросил окурок в пепельницу:
– Редкостная гадость! А в связи с нашим откровенным разговором у меня к тебе деловое предложение. За небольшую дополнительную оплату, разумеется.
– Слушаю!
– Поскольку я, так же, как и ты, отношусь к нашим светским красоткам достаточно прохладно и не хочу, чтобы они мешали мне своими матримониальными мыслями, то попрошу тебя составить мне на этом торжественном ужине компанию.
Иржи внимательно смотрел в лицо охранника.
– Это значит, я буду сидеть за столом, а не стоять за дверью?
– Угу.
– А где я возьму смокинг?
– Здесь есть прокат.
– Но тогда люди подумают…
– Тебя это волнует? – Приподнял бровь Иржи. – Если да, попрошу Ковача.
Йожеф на секунду задумался, а потом поднял на художника глаза и улыбнулся:
– Я согласен! Это будет… смешно!
Измирский слегка улыбнулся.
– Ты знаешь, что такое театр?
– Естественно!
– Тогда покажи мне, в свете новой, оплачиваемой, роли, как ты ко мне относишься.
Фаркаш покраснел.
– Смелее. Считай, что ты на войне. Разведчик в тылу врага. Давай!
Парень сделал несколько дыхательных упражнений, собираясь с силами. Потом медленно повернулся к Измирскому и накрыл своей ладонью руку художника, лежащую на столе. Немного поколебавшись, он приподнял ее, перехватив другой рукой, и прижал к сердцу, выдохнув:
– Иржи!
И мило покраснел.
Измирский вытянул свою ладонь и поаплодировал, шепотом добавив:
– Браво! Если тебя когда-либо все-таки уволят, сможешь податься в актеры. Только не переигрывай. Иначе не поверят.
Повертев по сторонам головой, он с удовлетворением заметил изумление на лице метрдотеля.
– Вставай! Нам надо выбрать костюм, а потом немного отдохнуть.
Праздничный банкет намечался только к восьми часам вечера, так что граф не только успел подобрать охраннику костюм, но и сходить вместе с ним к пруду на этюды. Пока Йожеф изваянием сидел на камушке, подставляя заходящему солнцу свою спину, Иржи успел написать прелестную работу с оранжевой дорожкой на идеальной водной глади. Их, мирно беседующих об искусстве и женщинах, нашел Игнац Ковач, сообщивший, что старший граф Измирский с нетерпением ждет младшего к себе в номер.
Поднявшись на второй этаж, где остановился Бернат, Иржи был внезапно окружен целой стайкой высоких молодых девушек, между грудями и локтями которых с трудом обнаружился известный модельер.
– Господин Измирский! – Проворковал он. – Ну скажите мне, почему Вы не заглядываете в мой модный дом? У меня есть прелестные идеи, как еще больше подчеркнуть Вашу мужественную красоту… Вы – художник, и должны блистать не только своими работами на выставках…
– Спасибо. – Иржи приложив руку к груди, поклонился. – Мне очень приятно, что такой знаменитый и успешный человек делает мне столь лестное предложение. Но, воспитанный в старых семейных традициях, считаю, что бриллиант сам по себе достаточно ярок, и вычурная оправа ему совершенно не нужна. Отвлекает от сути. Простите, меня ждут.
Он очаровательно улыбнулся всем сразу и, взяв за руку заблудившегося в девичьих телах охранника, толкнул нужную дверь.
Скромный трехкомнатный номер, в котором остановился Бернат, великолепием не поражал. Скорее, лаконичностью и минимализмом.
– Братишка! – Иржи протянул руку для пожатия, но старший целиком сграбастал младшего в объятия, немного придушив от избытка чувств.
Потирая помятый о пиджак брата нос, Иржи иронично поинтересовался:
– И что же такого произошло за двадцать часов, пролетевших со времени нашей последней встречи, что ты так меня плющишь?
Бернат показал на сервированный горничной столик:
– Сейчас поем и кое-что тебе покажу. Удивишься неимоверно! Садись рядом, скушай пироженку.
– Это чтобы горькая пилюля стала слаще?
Старший проигнорировал слова младшего, но сам налил ему в пустую чашку душистый чай.
– Давай, пей!
Иржи меланхолично откусил корзиночку с воздушным кремом и сделал глоток.
– Как поживает твоя мускулистая прелестница?
– Не звонит… – Грустно поведал старший.
– Вероятно, по ошибке ты забил ее номер в черный список?
– Возможно. Стар я уже стал для еженощных физических упражнений.
– Так объяснил бы барышне…Кстати, на вечере я хочу тебя с кое-кем познакомить.
– С твоей бывшей?
– Нет, братец. Весьма приличная молодая женщина. Не девушка. Между тридцатью и сорока. Певица.
Бернат поднял брови:
– Неужели ты даже не попытался?
– Облом-с. Отказалась.
– Не может быть! – Брат ухмыльнулся. – Неужели начал терять квалификацию?
– Я не в ее вкусе. – Рассмеялся Иржи. – Ей не нужен одноразовый мальчик. Ей необходим «мужчина думающий».
– И когда же ты думать начнешь?
– Вероятно, как только перестану рисовать. Вот тогда и задумаюсь о том, как усовершенствовать этот мир, не заставляя людей подниматься на баррикады. Ибо от этого способа он становится только хуже.
– А кому я оставлю холдинг, если ты всю оставшуюся жизнь посвятишь поискам совершенства?
– Э, братишка, создашь маленьких Бернатов, им и оставишь. Не может так случиться, чтобы ты остался один. Слишком большому кошельку для здоровья иногда необходимы кровопускания.
– Да за одним тобой нужен глаз да глаз, куда уж мне, старому да немощному, еще и за детишками бегать?
– Ты, братец, не прав. Своя ноша – в радость!
Братья допили чай и, оставив охранников в гостиной перед телевизором, скрылись в кабинете.
Старший Измирский достал из сейфа свой неизменный портфель, с которым каждый день отправлялся на работу и, открыв его, извлек тоненький пластиковый файл.
– Ознакомься, братец. Родословная герцогов Саминьшей.
Младший поднял бровь и уважительно свистнул.
– Ты, малыш, был прав, предполагая, что твой отец был дворянином. Но что таким титулованным, не думал даже я. – Продолжил Бернат, открывая папку. – Начало истории рода теряется в темных веках, достигая своего расцвета в века средние. Особенно прославился Ласло Саминьш, возглавляя войско Короля-Рыцаря Алоизиуса Седьмого, по прозвищу Заступник. В те незапамятные времена на нашей земле еще жила разная нечисть и, судя по походам этих неугомонных господ, они периодически обращали свои мечи то против драконов, то против троллей, освобождая порабощенных ими людей и неизменно возвращаясь с богатой добычей.
– Полагаю, именно добыча и была основной движущей силой этих походов? А остальное – побочный продукт их жизнедеятельности?
– Вполне возможно. История, как всегда, на этот счет немногословна. Но у господина герцога Ласло была жена Изабелла и сын Иштван. Так вот. Эта женщина, опять же, согласно отрывочным фактам, была ведьмой.
– Может, просто красавицей? – Расхохотался Иржи.
– Не перебивай, наследничек! Пока отец шлялся вместе с монархом по городам и весям, она воспитывала ребенка согласно своему мировоззрению и научила его всему, что знала сама. Вернувшийся из очередного загула отец нашел уже вполне взрослую личность, не захотевшую жить по общепринятым дворцовым правилам, да и вообще пославшую папашку по знакомому маршруту. Испуганный отец ( все-таки, видимо, любивший свое чадо и жену), перестает убегать за туманом и запахом тайги, делая попытки сблизиться с сыном. И, пытаясь его к себе расположить, Ласло начинает строить замок для отпрыска. Угадай, какой?
– Не знаю. – Усмехнулся Иржи.
– Вот этот! – И Бернат потыкал пальцем в сторону подземелья.
Иржи вскочил.
– Вот это?! – Снова упав на стул, потер подбородок. – Какой ужас!
– Проходят годы. Папашка умер. Умер и старый Король. На трон взошел Его Величество Маркус Пятый Истребитель Ведьм. История умалчивает, чем занимался высокородный Иштван, но в …затертом году он женился на молодой и красивой дворянке хорошего рода Самире Галицкой. Непрямые потомки этой фамилии и сейчас украшают собой дворянские собрания некоторых стран. Вернемся, однако, к нашим баранам. То есть, герцогам. История донесла до нас только то, что через какое-то время в имении Иштвана крестьяне подняли бунт. Прибывшие разбираться в поместье королевские войска и дознаватели увидели чудовищную картину: в амбаре, где хранилось сено, валялась гора обескровленных трупов. Дети, женщины, мужчины были высосаны до состояния мумий. Жены герцога нигде не было. А тот только плакал, бил себя в грудь и кричал, что сам виноват. Ну и казнили бедолагу. Сложив тело колдуна в сарай до утреннего показательного сожжения, все успокоились. А утром, войдя внутрь, увидели…
– Что у него нет сердца?
– Откуда ты знаешь?
– Уже слышал нечто подобное. Рассказывай дальше!
– Ну и тогда поняли судьи и инквизиторы, что казнили невинного человека. Тем более, что и крестьяне подтверждали, что он был в отъезде, когда все это произошло. А показывали они на вторую жену герцога.
– Разве в те времена можно было жениться два раза?
– Можно. Если первая умерла. Но: если твой отец, не претендуя ни на что, носил фамилию Саминьш, значит, первая жена осталась жива.
– Ну, вторую-то нашли?
– Нет. Со временем поместье заглохло. Дом обветшал, дороги заросли. И как-то, помня эту историю, на дом рядом со столицей никто из власть имущих не претендовал. Вторая история случилась, когда страной правил Максимилиан Девятый Мудрый. Был у него постоянный партнер по играм в покер. Молодой и красивый граф Кареш. Приспичило ему жениться. А так как Максимилиан, вполне возможно, питал к красивому молодому человеку не только отеческие чувства, то на свадьбу молодым он подарил это имение.
– Эти страшные руины? Зачем?
– Не имею представления. Наверное, чтобы девушка его разлюбила и быстрее бросила. А сам граф вернулся под крылышко Его Величества.
– И что произошло?
– Молодых спровадили любоваться озерами и закатами через пролом в крыше на целый медовый месяц.
– Конечно же, не выдержав подобного "рая", они разбежались?
– Спустя какое-то время, не имея от Кареша никаких вестей, Максимилиан отправил в имение своих офицеров. И там гвардейцы Короля нашли труп молодого графа с камнем вместо сердца. Судя по летописи, они этот камень украли и еле унесли ноги. На этом история поместья прерывается. Озерный край забросили до тех самых пор, пока мэр не решил расчистить и застроить гиблое место.
– И ты, братец, меня сюда отправил отдыхать!
– Я повторяю, что хоть я и не верю во все эти легенды, – он потряс папкой, – но мне не нравится то, что происходит вокруг тебя. Видимо, есть кто-то еще, претендующий на герцогскую корону. Мы не знаем, были еще дети у Иштвана, не знаем, сколько внуков появилось на свет. Не знаем ничего. Давай забудем эту ерунду и все оставим, как было?
– Конечно, оставим. И я ни на что не претендую. Мне нравится быть Иржи Измирским и, с твоего позволения, им и останусь. Но прошу, дай мне хотя бы дней пять. Закончу эскизы и уеду. Обещаю. А потом, со мной – твой охранник. Хороший, дельный парень. Его бы выучить…
– Брось, они получают вполне приличную зарплату. Если бы желали учиться – всегда можно было бы это устроить. Не тяни людей туда, куда они сами не хотят идти. Бесполезно. Пять дней – не больше! Помни, ты обещал!
Иржи немного задумался, переваривая информацию.
– Скажи, а в легендах описаны хоть какие-нибудь внешние приметы всех этих людей?
– Только первой жены Иштвана.
– И?
– У нее были длинные белые волосы.
Глава восьмая. День рождения.
К восьми часам вечера Бернат и Иржи Измирские, наряженные в смокинги и фамильные драгоценности, в сопровождении переживающего свою первую роль охранника, явились на банкет по случаю очередного дня рождения мэровой старшей дочки госпожи Линды. Наконец-то природа смилостивилась над заждавшимися тепла людьми, и довольные распорядители настежь открыли стеклянные двери на террасу, впуская в зал свежий вечерний воздух. Поэтому никому из самых чувствительных гостей не грозили слезотечение и насморк, вызванные последней дизайнерской разработкой парфюмеров фирмы «Алло», коей была облита добрая половина присутствующих на торжестве женщин.
За столиком у самой сцены сидел довольный мэр в окружении домочадцев: дородной и плодовитой жены Эржбет, трех пышных дочек в коктейльных разноцветных платьях, изумительно подчеркивавших их излишние достоинства, а также собственной матушки и тещи. На сцене развлекала и развлекалась модная мальчуковая поп-группа «Вайлд». Приглашенные гости, заходя в зал, сразу попадали на красную ковровую дорожку, облепленную с двух сторон представителями прессы, освещающими столь ответственное мероприятие и пристающими к входящим с самыми животрепещущими вопросами типа «скажите, а вы давно делали пластику декольте?». Тем ничего не оставалось, как только лететь вперед, в ужасе оглядываясь на алчущих сенсаций репортеров, и с бесконечно счастливым лицом поздравлять именинницу.
– Послушай, Бернат, мне кажется, мэр задался целью вполне легальным способом собрать коллекцию ювелирных изделий. Не находишь?
– Слава Богу, нас еще не приглашают на дни рождений к младшеньким!
– Вероятно, он понимает, что это уже чересчур…
– Кстати, – Бернат нагнулся к уху Иржи, – они никак не оставляют надежды заполучить тебя в зятья…
Иржи притормозил:
– Может, я – обратно?
– Тогда сожрут меня, старого и лысого. И кто тогда будет тебя баловать?
– Так ты хочешь меня отдать на заклание? Уйду в герцоги…
– Смотри, какая у тебя охрана! Не дрейфь, отобьем!
У столика выстроилась небольшая очередь из вручающих подарки людей. Под руку с высоким седым человеком стояла прелестная женщина в платье с обнаженной спиной. И, пока мужчина произносил речь и вручал пенал с очередным браслетом, женщина повернулась и взглянула в зал.
– И все-таки нашла! – Негромко произнес Иржи.
– Кто и что? – Тут же поинтересовался Бернат.
– Красотка Юдифь нашла очередного «папика».
Йожеф, услышав имя, вытянул шею, рассматривая женщину, с которой у него, он так и не понял, не было или было. Но, как бы то ни было, чулочек он припрятал в родительском доме в своей старой комнатке.
– Наконец-то она от тебя отстала! – Довольно сказал Бернат.
– Она слишком часто мне изменяла… Мое сердце не смогло перенести стольких расставаний, а за ними встреч, что мы разошлись окончательно.
– Это кто кому изменял… – пробурчал Бернат. – Но женщина, безусловно, красива.
– А не хочешь ли ты, дорогой Бернат, утешить ее печаль, нанесенную твоим жестоким и беспринципным братом?
– Ты опять предлагаешь мне свою бывшую…
– Сегодня к нам за столик я пригласил совершенно постороннего для меня человека!
– Ой ли! – Бернат нагнулся и заглянул в кристально честные очи младшего. Тот, не сморгнув, выдержал взгляд и улыбнулся.
Наконец, мужчина и Юдифь отошли от столика мэра, и Бернат рассмотрел ее спутника.
– Жаль девушку. Эрих Штоссер – карточный игрок, шулер, авантюрист. Скорее, он попользуется ее кошельком, нежели она сможет хоть что-то из него вытянуть.
Юдифь, тем временем, увидела Иржи и, шепнув на ухо сопровождающему пару фраз, бросила локоть своего друга. Кокетливо поправила прозрачный шарфик на плечах и неспешно направилась к Измирским.
– Несравненная! – Иржи первым ухватил ее пальчики и поцеловал.
– Здравствуй, Юдифь. – Довольно холодно поздоровался Бернат. – Приятно видеть тебя такой цветущей и привлекательной.
Охранник из-за спин братьев пожирал глазами свою несравненную диву.
Дива проигнорировала всех, кроме Иржи.
– Я так рада тебя видеть, мой сладкий! Ты здесь с кем? Не вижу твоей спутницы. – Юдифь жадно заглядывала в лицо графу, надеясь, что он пригласит ее за свой стол. Но тот смущенно улыбнулся и взял за руку Йожефа.
– Мы сегодня вместе. Мой мальчик захотел немного погулять. – Иржи похлопал ресничками и улыбнулся Фаркашу. Тот, недолго думая, поднял их сцепленные руки и поцеловал пальцы Иржи.
У Юдифи вытянулось лицо. Она растерянно смотрела то на Йожефа, то на Иржи. А потом с ненавистью прошипела в глаза Берната.
– В этом виноват только ты! – И развернувшись на каблуках сразу на сто восемьдесят градусов, быстро пошла прочь.
– Мне кажется, ты зря это затеял! – Заметил старший брат. – И девушек растеряешь, и сплетни пойдут.
– Девушки, в любом случае останутся. А сплетни разве отражаются на твоем бизнесе? С Юдифью я все равно помирюсь, а вот мэрова семейка спектакль вполне оценила.
– И чего творишь? Скажи мне, к чему тебе такая слава?
– Не хочу жениться.
– Ну и дурак! Будешь, как я: уже за пятьдесят, а семьи все нет, и не предвидится.
Они потихоньку подошли к столу. Бернат заранее извлек чехол с бриллиантовым колье. И, когда предыдущая пара ушла, он, раскланявшись со всеми, сказал:
– Прекрасным девушкам принято дарить прекрасные камни, – он открыл коробку и показал товар лицом, – но ни один камень не может затмить живой и очаровательной красоты госпожи Линды. Вы с каждым годом расцветаете все больше!
– Лепестки осыпались! – Тихо сказал на ухо Йожефу Иржи. – А ягодки все толще.
Тот подавился смешком, глядя на три подбородка именинницы.
Женщины семейства благосклонно приняли подарок, и мэр предложил присесть Измирским рядом, за ближайший столик.
– Сожалею, но места я уже забронировал.
– Мы не прощаемся! – Линда призывно посмотрела в глаза Иржи.
Тот, прислонившись спиной к груди высокого охранника, мило улыбнулся:
– Конечно, нет!
Уже отойдя, Иржи услышал капризный голос Линды:
– Все равно я хочу только его!
– Пойти сделать пластику? – Раздумчиво проговорил Иржи.
Как только они уселись за стол и заказали блюда, коммуникатор художника завибрировал. Тот достал и посмотрел, кого еще забыл он занести в черный список. Но нет, этот абонент ему был нужен. Сказав пару слов, он приподнялся, извинился и быстро пошел к служебному входу в зал.
– Куда это он? – Насупив брови, поинтересовался Бернат у охранника.
– Возможно, за госпожой Эстер.
Женщина была великолепна: бордовое кружевное платье чуть ниже колен изумительно подчеркивало ее красивую фигуру, темные брови и водопад черных волос. Грим на лице был несколько резковат, но она – актриса, и ей выступать перед публикой. Немного полные ноги в черных туфлях на каблуке и черная маленькая сумочка довершали ее вполне гармоничный облик.
– Я восхищен! – Честно сказал Иржи, наклоняясь к ее руке.
– Правда? – Эстер невольно искала в его взгляде отголосок того безумного чувства, охватившего недавно их обоих. – Я хотела Вам понравиться.
– Спасибо, прекрасная фея моих грез! Прошу Вас составить нам компанию в этот чудесный весенний вечер, когда розовый закат бросает последние отблески на бархатное ночное покрывало, и соловей, не смея более молчать, исполняет заветную песнь любви, а госпожа Линда справляет свой тридцать пятый день рождения…
Эстер перестала переживать и рассмеялась:
– Вот это все было сказано для меня, или Вы хотели подчеркнуть, что Королевой бала и Вашего сердца сегодня является дочка мэра?
– Конечно. – Емко ответил Иржи, подведя ее к столику. – Госпожа Эстер, прошу дозволения представить Вам моего брата Берната Измирского…
Тот встал и пожал даме руку.
– А также моего друга и компаньона Йожефа. Хотя Вы его уже видели.
Йожеф ограничился вставанием и поклоном. Иржи, отодвинув свободный стул рядом с братом, усадил женщину.
Под закуски и вино завязалась ни к чему не обязывающая беседа. Причем, Бернат старательно отмалчивался, крутя в руках бокал. Иржи рассказывал великосветские сплетни, периодически касаясь руки Йожефа. Эстер натянуто смеялась, не зная, как реагировать на все происходящее, и ждала, когда найдется хоть малейшая возможность остаться с художником наедине. Ей очень хотелось извиниться и намекнуть, что она, в-общем, не против…
Наконец, в зале приглушили общий свет, и на сцену вышел мэр, произнеся прочувствованную речь о том, как малышка росла-росла и превратилась в самую миленькую барышню города, руки которой добиваются многие замечательные люди.
– Добиваются. Только никак не добьют. – Допил бокал Бернат.
– Выбор слишком велик. Глаза разбегаются в разные стороны. – Добавил Иржи, намекая на легкое косоглазие именинницы.
Потом заиграла музыка, и вечная невеста, улыбаясь пухлыми щечками и перебирая толстыми ножками, вскарабкалась к папеньке. Прожектор осветил их обоих. Под всеми подбородками и складочками, на выдающейся груди лежало колье, подаренное Измирскими.
– Прощайся со свободной жизнью. – Посмотрел на младшего старший брат. – Колье покрепче кольца будет, да и на шею надевается!
– Ты дарил, тебе и ответ держать. Да и землю обратно уже не вернешь…
Тем временем, все тосты и поздравления уже были произнесены, а часть ужина съедена. И госпоже Линде с сестрами захотелось потанцевать. Заиграла вполне достойная музыка, и кавалеры начали приглашать дам на танцпол покрасоваться, а заодно, сжечь лишние, не запланированные диетами калории. Дамы сверкали бриллиантами и, грациозно вложив партнерам пальчики в ладони, легко и воздушно двигались в такт музыке.
Эстер скучала. Бернат молчал. Иржи пил вино и комментировал происходящее. И, как певица ни вглядывалась в его глаза, прочесть в них ничего не могла. Но, когда художник ненадолго отвернулся посмотреть в окно, а Эстер уже хотела пригласить его выйти на террасу, тихо сидящий и жующий Йожеф неожиданно открыл рот и громко сказал:
– Иржи! Сюда идет Линда!
Развернувшись и увидав небесное создание, с упорством танка пробирающееся к их столику и уже протягивающее загребущую руку, Иржи схватил Йожефа за руку и крикнул:
– Бежим!
Оба молодых человека сорвались с места и обходными путями понеслись на выход.
– Мальчишка! – пожал плечами Бернат. – Госпожа Эстер! Позвольте пригласить Вас на танец!
Женщина, подумав, вложила свою ладонь в руку мужчины.
– Спасибо!
И они, обойдя застывшую в недоумении дочку мэра, пошли на танцпол.
Но Иржи и Йожеф тоже далеко не ушли. Выходя из дверей, они столкнулись с Эвой и Юдифью.
– Как мы рады вас видеть! – Вздохнул художник. – Где же Вы, Эва, потерялись? Почему мы были вынуждены лишиться лицезрения Вашего прекрасного образа на целых два дня?
– О, большое спасибо! – обворожительно улыбнулась Эва. – Я – куратор выставки средневековых ювелирных украшений. Согласования, спонсоры, споры о размещении… Все это отнимает огромное количество времени, которое я бы могла провести с тобой!
Она приблизила губы к губам Иржи, но тот в последний момент подставил щеку.
Юдифь была в бешенстве. Какая-то приезжая иностранка на ее глазах пытается отнять бывшего возлюбленного!
– Милый! – Заворковала она, – пойдем, потанцуем! Помнишь, как в нашей маленькой мансарде? За окнами – снег, на столе уютная лампа, и король блюза поет только для нас…
– Сейчас весна и не надо вспоминать о прошлом! – Вмешалась Эва. – То, что было, давно прошло. И за ним гнаться бесполезно.
Обе дамы крепко взяли художника под руки, причем каждая тянула в свою сторону.
И тогда Йожеф решительным движением снял с локтя хозяина ручку Юдифи и, крепко сжав, потянул к танцующим:
– Я Вас приглашаю!
И постоянно оглядывающуюся женщину утянули обратно в ресторан.
– Мальчик! – Эва положила горячую ладонь Иржи на щеку. – Почему ты ушел? Я скучаю без тебя!
Измирский смотрел на нее и ничего не чувствовал. Ни желания, ни страсти. Она ему даже не нравилась. «Что же со мной тогда было, что я начал бросаться на всех? Может, действительно, подкинули какой-то наркотик?»
Не видя в его глазах отклика, она с досадой рассмеялась:
– Сегодня Ваши мысли заняты только Вашим другом?
– Он милый! – Признательно улыбнулся Иржи.
Женщина медленно потянула его за собой.
– Пойдем, потанцуем! В тебе столько огня!
Извиваясь рядом с ним под танцевальные зажигательные ритмы, она снова касалась его пальцев и шеи горячими руками. Но Иржи, стараясь к ней не слишком приближаться, весело шутил, расспрашивая ее о выставке.
– Вы весьма страстная натура. К камням у Вас такое же отношение? Кто Вас больше завораживает: мужчины или камни? Живое или мертвое?
Внезапно женщина остановилась и, обхватив его за шею, прошептала в самое ухо:
– Самое замечательное, что может породить этот свет – это когда живое таится в мертвом. Вечная страсть. Безмолвная эйфория… вынужденный симбиоз противоположностей, замкнутый друг на друге во времени…
Она отодвинулась, и он снова увидел в ее глазах отблески пламени. На миг ему стало не по себе. А она продолжила:
– Страсть, больше не достающаяся никому… Ну же, мальчик!
Она прижалась к нему, запуская руку под рубашку. Он попытался убрать эту руку, но внезапно оказалось, что женщина обладала недюжинной физической силой. Не обращая внимания на его протест, она забиралась все выше, пока не дотронулась до медальона. Тут она вскрикнула и, отдернув руку, отскочила от Иржи.
Теперь он ясно видел в ее глазах огонь. Темный, с красными высверками. Ноздри ее раздулись. Одна рука напряглась, а другая повисла беспомощной плетью.
– Что у тебя там? – Бессвязно шептали ее губы, а безумные от боли глаза шарили по его лицу. – Что там?
Иржи потихоньку начал отходить назад, не выпуская из поля зрения взбешенную женщину. Она медленно шла за ним. И тут на его плечо легла прохладная рука.
– Здравствуй, мальчик! – Раздался, словно глоток живительного свежего воздуха, звонкий голосок.
– Ты?! Не может быть! – Крикнула Эва и попятилась, хватая людей за одежду. И вдруг, неожиданно развернувшись, побежала прочь.
Измирский оглянулся. Перед ним, во плоти, стояла девушка-привидение.
– Как? – задал растерянный художник только один вопрос.
– Я не хотела, чтобы тебя пожрал черный огонь. Нам нужен живой и здоровый человек, а не сгоревший дурень, подаривший свое сердце этой ведьме.
– Подожди, – он взял девушку под локоток, – так эти легенды – не вымысел?
Она рассмеялась:
– Я не читала ваших легенд.
– Тебя зовут Самира?
Девушка опустила голову, и серебряные волосы блестящей волной упали ей на лицо.
– Возможно, это одно из моих имен.
– Но я могу тебя так называть? Скажи, а граф Кареш – твой потомок? И откуда вообще взялась эта ведьма? Почему она охотится за Саминьшами?
Девушка откинула назад свои волосы и положила руку художнику на плечо:
– У меня мало времени. Очень трудно держать плотную форму. Прошу, давай просто потанцуем?
Он подал ей руку, и они закружились вместе с остальными парами в вальсе. Глаза всех присутствующих здесь людей сразу обратились на нее. Даже электрик, меняющий и направляющий свет, следовал за красивой незнакомкой своим прожектором. Одета девушка была не в свое обычное цветастое платье, а в сиреневое бальное, с небольшим вырезом впереди и открытой до лопаток спиной. Руки до локтя тоже были открыты, и на одной из них висел широкий аметистовый браслет.
– Смотри, Иржи, – она показала на камни, – он сделал его для меня, чтобы я продержалась как можно дольше. Но, как только камни растают, я исчезну. Знаешь, я ведь уже забыла, насколько приятно ходить по полу и, – она на секунду прижалась к Иржи, – обнимать мужчину! Даже если он твой далекий потомок.
– Что ты хочешь от меня, Самира?
– Чтобы ты жил, мой прекрасный мальчик. И, – она нахмурила лоб, – чтобы проклятие оставило наш род. Он хочет жить, хочет домой, а они хотят свободы!
– Вы, Самира, это кто?
Она положила голову ему на плечо:
– Все будет хорошо, мой маленький Иржик!
Как только танец закончился, к ним поспешили все, кто знал художника. Им было бы приятно познакомиться с такой необыкновенной красавицей. В их числе были Бернат с Эстер, мэр с женой и дочками, а также любознательная Юдифь с Йожефом.
– Пойдем! – Она схватила Иржи за руку. – У меня нет времени на дурацкие расшаркивания с посторонними людьми!
И как их только не пытались поймать, они чудом избежали людей, вылетев на террасу, где не было никого.
– Что ты еще мне хотела сказать, прекрасная родственница?
– Нельзя допустить, чтобы ведьма завладела камнем!
– Каким?
– Ты увидишь его и все поймешь! – Девушка посмотрела на свой браслет. – Я скоро снова исчезну.
– Почему ты умерла? Кем воспитывался твой ребенок? Как его звали?
– Он просил меня, чтобы я на алтаре соединила миры. Поэтому, как видишь, я ни там, ни тут. А дорога до сих пор закрыта. Не подведи нас, Иржи! – Исчезая, она провела пальцем по его щеке. – Ты очень красивый, прямо как Юори!
На мозаичный пол открытой террасы упал пустой, без камней, браслет. Иржи нагнулся, поднял его и надел на руку. Потом залез во внутренний карман смокинга и достал оттуда открытую пачку сигарет и зажигалку. Повернувшись к залу спиной и облокотившись на перила, он с удовольствием вдохнул терпкий дым.
– Опять куришь? – Раздался над ухом скрипучий голос брата.
– Уже нет! – Выкуренная до фильтра сигарета красным огоньком полетела вниз.
– И мусоришь!
– Там давно ничего нет. – Спокойно сказал Иржи, поворачиваясь к брату лицом.
– Кто эта женщина?
– Запал? – Прищурился младший.
– Она – красавица! Интересно, почему они вьются исключительно вокруг твоей персоны?
– Может, я олицетворяю их самые смелые надежды?
– Ты? Бабник и раздолбай? Не привыкший отвечать даже за собственную жизнь?
Иржи нахмурился.
– Вот об этом сейчас говорить не стоит.
– Ты прав. – Бернат положил локти на перила и посмотрел в небесную черноту. – Может, уже пойдем?
– Я обещал послушать выступление нашей гостьи Эстер.
– А та прекрасная незнакомка? Где она? Почему вы не остались вместе?
– Чур меня от такой судьбы! – Перекрестился Иржи. – Она – весьма занятая женщина. В нашем городе проездом. Узнала, где я, зашла спросить о двух моих картинах. Я сказал, когда вернусь в город, наберу.
– Угу. Сказки матушки гусыни. Меня не проведешь.
– Достаточно, Бернат. У нас с ней никогда ничего не было, и быть не может. Идем, сейчас будет концерт!
Свет во всем зале был выключен, лишь сцена была ярко освещена. На столиках приглашенных мягко светились лампы под абажуром. Бернат и Иржи сели к своему столу.
– Я проводил ее до гримерки. – Кося глазом на младшего, равнодушно сказал старший.
– Ну ты хоть ее поцеловал?
– Не захотела. – Поджал губы тот.
– Балбес. Как тебя терпят твои секретарши?
– Я с ними работаю, а не развратничаю!
– Зря. Стимулирует кровообращение и, как следствие, мозговую деятельность.
– Я тебя сейчас подзатыльником простимулирую! – Прошептал ему на ухо Бернат.
– Я тоже тебя очень люблю! Но где же наш Фаркаш? Неужели так увлекся великолепной Юдифью, что позабыл о работе? – Перевел разговор Иржи.
– Надоел. Я услал его в твой номер.
– Зачем? – Изумился младший.
– Замучили расспросами о твоей ориентации.
Тем временем, на сцену вышел конферансье, еще раз отметил, по поводу какой радостной даты здесь все собрались, и объявил первый номер:
– Вечер открывает несравненная Эстер. И в честь прекрасной Линды она споет песню о любви.
Все захлопали, ибо Эстер была известной личностью. И вот она вышла под свет софитов в длинном черном платье и черных кружевных перчатках. Черные волосы прикрывала черная кружевная вуаль.
– Она решила похоронить Линду?
– Или прикопать ее желание выйти за тебя замуж любой ценой.
– Слушай, а как же твои квадратные километры? Назад после дня рождения не отберут?
Но тут Эстер протянула руку к залу и запела:
Любовь, рожденная свободной,
Взлетев, увидела Тебя.
Волненье страсти благородной
Пронзило душу, теребя
Ее сомненьем и бесстыдством.
Пусть это – искренний обман,
Надеждой сердце истомится,
Хоть правды горестен туман.
Но все равно, за светом – тени
Придут, как истина, извне.
Тебя, мой милый, не изменишь…
Но помни, друг, ты нужен мне!
Весь зал дружно захлопал. Бернат посмотрел на Иржи.
– У вас точно ничего не было?
– Интересно, когда бы я успел? Да и еще под круглосуточным наблюдением твоих секьюрити?
– Интересно, о ком тогда она так красиво переживает? – Прикрыл глаза Бернат.
– Подойди и спроси. А еще лучше, пригласи к себе на ночь скрасить твое одиночество.
– Спасибо! – Сказала Эстер в микрофон. – И, если эта песня вам понравилась, я спою еще одну.
Прости меня, мой Ангел нежный!
Ладонь тяну к тебе с мольбой.
Но вижу профиль безмятежный
И путь, начертанный судьбой.
Пытаясь стать однажды ближе,
Зажглась от теплых твоих рук.
В глазах взволнованных я вижу
Огонь сомнений и разлук.
Возможно, я молю напрасно,
Терзая душу вновь и вновь …
Но повторяю ежечасно:
Вернись, Любовь!
– Иржи!
– Бернат! Уверяю, что именно тут я совершенно не при чем! Мало ли на свете привлекательных мужчин? Утешь девушку, ей полегчает!
Эстер, под аплодисменты, с букетами цветов, скрылась в двери служебного входа.
– Брат, это твой шанс! Используй его с толком. Она действительно очень хорошая женщина.
– А ты, тем временем, к той, беловолосой?
– Глупость, Бернат, не лечится. – Иржи сам наполнил бокал и подал брату. – Давай, для храбрости!
Через две минуты старший граф Измирский скрылся в двери служебного хода. Посидев, на всякий случай, минут десять за столом, Иржи приподнялся, отыскивая взглядом до каждой родинки знакомую фигуру. А отыскав, черкнул пару строк и подозвал официанта:
– Вон той даме, пожалуйста! – Он неспешно поднялся и вышел на террасу. На небе висела полная луна. Уже четвертые сутки.
– Чертово местечко! – Тихо прошептал Иржи, оборачиваясь на цокот каблучков.
Рассекая темноту ночи протянутыми белыми руками, к нему шла бесподобная Юдифь.
– Милый! Только мой! – Прошептала она, зарывшись носом ему в волосы. – Я от тебя схожу с ума!
– Пойдем? – Он заглянул ей в глаза.
Она же, обняв его за шею, впилась в губы долгим поцелуем.
Где-то на небосклоне зажглись бледные в лунном свете звезды. Ночные птицы завели свои бесчисленные серенады. Призрачная девушка сидела на зубце башни и смотрела на луну. За углом террасы стояла бледная Эва и с ненавистью следила за Юдифью и Иржи.
– Ничего, мальчик! Скоро, совсем скоро горячее сердце последнего герцога Саминьша ляжет на алтарь моей вечной жизни!
Глава девятая. Ночь после праздника.
За раскрытым окном, прочерчивая искристые дорожки на фоне черного неба, падали далекие звезды. В зените висела маленькая бледно-голубая луна. На широкой постели, животом вниз, лежала счастливая Юдифь, уткнувшаяся носом в руку Иржи. Он, подперев голову ладонью, полулежал рядом с ней, поглаживая прохладную спину с россыпью знакомых, не один раз обцелованных им родинок.
– Иржи! – промурлыкала она.
– М-м?
– Ты счастлив?
– Не совсем.
– Почему? – Она перевернулась на бок и прислонилась к нему всем телом. А потом нежно поцеловала в губы.
Он засмеялся и, опрокинув ее на спину, нежно лизнул маленький напрягшийся сосок. Черные волосы упали на ее белую кожу. Тоненькие пальчики девушки зарылись в его жесткую гриву. А он начал по очереди целовать крошечные родинки, спускаясь все ниже. Внезапно нечто холодное скользнуло по ее животу, и она дернулась:
– Иржик, сними свой дурацкий медальон! Он ледяной, словно зимняя сосулька!
Мужчина перебросил его на спину, продолжая дорожку из поцелуев. Она застонала и захныкала, выгибаясь навстречу всем телом. Но он продолжал заводить ее все больше, получая наслаждение от ее стонов и хриплого шепота. Вдруг она вывернулась и, в свою очередь, повалив Иржи, начала покрывать его тело поцелуями. А потом, добравшись до его шеи, пальцем подцепила медальон и, незаметно стянув, бросила рядом.
Получая удовольствие от ее близости, он не ощутил отсутствия медальона. Но внизу живота снова начала раскручиваться пружина яростной страсти. Не отдавая отчет в том, что делает, он схватил податливое нежное тело и с силой вошел в него, больно прикусывая шею и грудь. Красная пелена с черными высверками снова встала перед глазами. Кто это под ним? Всего лишь маленькая шлюха, бросавшая его много раз ради очередных яхтсменов и модельеров. Приподнявшись над стонущей от возбуждения женщиной и снова входя в ее плоть, он наотмашь ударил ее по лицу.
– Иржи? Ты что?! – Обиженно произнесла она, закрывая ладонью щеку.
Но он молча навалился на нее, изо всех сил прижимая к кровати.
Она пыталась выбраться, но у мужчины все-таки сил гораздо больше. Юдифь заплакала, в ужасе глядя на стены, покрытые черно-красным пляшущим огнем.
И где-то, в этом же замке, почувствовав дикий энергетический всплеск, рассмеялась ведьма:
– Горячее, сильное сердце!
Но тут прохладная ладонь тени в настороженном и воспламененном сумраке нашарила на кровати сброшенный медальон.
– Мальчик мой! – Прошелестел едва слышный голос. На его влажный от пота лоб легла призрачная рука. – Посмотри на меня!
Смутно повинуясь этому зову, он отнял голову от плеча Юдифи и посмотрел вверх. На его шею тут же упал медальон.
– Бедный, бедный мой мальчик! – Послышалось ему во всхлипывающей тишине.
Оттолкнув упавшую на бок женщину и присев рядом с ней на край кровати, он огляделся по сторонам. На белых стенах медленно затухало призрачное пламя. Его сознание раскачивалось, словно корабль в сильный шторм: то выплывая в явь, то снова проваливаясь в состояние неконтролируемого небытия. Поправив на шее медальон, он посмотрел на лежащее тело. Отвернувшись от него, девушка горько плакала в подушку.
– Девочка моя, ты чего? – Успокаивая дрожь сердца и головокружение, спросил он.
– Мне было больно! Я думала, ты задушишь меня, перегрызешь горло! У меня синяки по всему телу! Как я теперь буду работать?! – Захлебываясь слезами, прокричала она. – Я не знала, что ты такой садист!
– Перестань! Я не мог тебя обидеть. Покажи, маленькая, где болит?
Он посмотрел на белое обнаженное тело. Синяки на шее, щеке… Набухщие кровью ссадины. Неужели это все он натворил? Но он ничего не помнит… Страсть снова, помимо его воли, захватила тело и разум. «Не снимай медальон…» – вспомнил он слова мастера. Ведь действительно, пока он висел на шее, этих приступов у него не было. Да и к женщинам, как всегда, особо ничего не чувствовал. Но разве он его снимал? Иржи потряс взлохмаченной и внезапно заболевшей головой. Потом поднялся и налил вина себе и Юдифи. Подоткнув под спину девушке подушку, он сунул ей в руку бокал. Отпил сам и задумался: опять с ним происходит какая-то чертовщина! Но ведь ему не показалось, как сквозь охватившее его безумие кто-то снова повесил медальон на шею, а потом жалел его, гладя по голове? Иржи испугался. Неужели он сходит с ума? Но по здравом размышлении он понял, что это безобразие началась всего несколько дней назад именно в этом отеле. «Надо отсюда убираться!» – Подумал он, залпом допивая вино.
Затем, обернувшись к Юдифи и, кое-что вспомнив, потянулся к ней и дотронулся до кончиков длинных волос:
– Ты, детка, всегда хотела от меня жесткого секса. Обзывала слабаком. Не помнишь? Белая кровать? Снег за окном, фонари…
Он говорил и поглаживал ее ссадины.
– Мы были еще молоды и влюблены. А ты смеялась, что я боюсь причинить тебе боль… Ну и как? Я стал старше. И уже не люблю тебя. А боль… – Под его пальцами исчезали следы синяков и укусов. Кожа снова матово заблестела. – Это лишь фантом. Глупая причуда тела. Твое тайное желание. Помнишь, я гладил тебе спинку? Ты заснула. Проснулась оттого, что я слишком сильно навалился на тебя во сне. Встань, посмотри. На тебе – ни единой царапины.
Юдифь встала и прошла в ванную. Иржи быстро оделся и застыл у двери, прислонясь спиной к косяку. У него кружилась голова, и подгибались ноги, а осознание новых возможностей просто шокировало.
Она вышла из ванной, счастливо улыбаясь. Но, увидев художника, подпирающего дверь, бросилась ему на шею:
– Прости, Иржи, останься! Мне было хорошо! Не уходи!
Тот чувствовал, что еще немного, и он свалится к ее ногам без сознания. Трясущейся рукой он достал сигарету, поднес к ее кончику красный огонек зажигалки и с удовольствием затянулся. Чтобы не упасть, присел на ручку большого кресла.
– Прости за все, милая, и за любовь, в том числе, но встречаться мы больше не будем. – Сказал он Юдифи. – Мне надоело ждать, когда ты наиграешься с очередным папиком и обратишь на меня свое царственное внимание. Тебе не нравился нежный влюбленный юноша. Ты жаждала встреч с пиратами и бандитами. Но этого, мой цветок, я тогда тебе дать не мог. Прошло некоторое время, и тебе разонравились грубые и жестокие отношения. Ты опять просишь ласки. Прости, дорогая, но наши пристрастия давно разошлись во времени. Спасибо, Юдифь, за все. Прощай.
– Но я люблю тебя, Иржи! – Она с мольбой посмотрела ему в глаза. – Ты действительно очень изменился. И, знаешь, вот сейчас я бы с тобой осталась!
Он докурил сигарету и сжал окурок в кулаке. Потом открыл руку. На ладони не было даже следов пепла.
– Здорово! – Восхитилась Юдифь.
– Действительно, Саминьш. – Проговорил Иржи непонятную фразу и поднялся. – Ложись, спи. Утро вечера мудренее.
Покачнувшись, он подошел к двери и взялся за ручку.
– Ничего не было, Юдифь! Мы просто поговорили.
Девушка зевнула:
– Не было! – Развернулась и упала на кровать. Через секунду она спала крепким сном.
– Вот и все. – Иржи закрыл за собой дверь и, будто старик, зашаркал по коридору к себе в номер.
А там, на удивление, было сумрачно и безлюдно. Иржи подошел к окну в гостиной и, не включая свет, раздвинул тяжелые шторы.
– Просто бесконечная ночь! – сказал он вслух луне, равнодушно висящей все на том же месте.
Он дошел до кресла и упал в него, расстегивая рубаху. На светлой коже резко белел круглый медальон. Иржи взял его двумя пальцами и посмотрел на… переплетенные змеи? Ветви? А над ними, почти касаясь ушка с продернутой нитью, тускло сияла небольшая корона. Художнику, в свете обманчивого ночного светила, вдруг показалось, что на этой маленькой короне блестят символы, которых он не разглядел днем. Он снова встал и подошел к окну, подставляя загадочную вещь под лунный свет. Несомненно, по нижнему краю шли какие-то, похожие на арабскую вязь, письмена.
С отвращением сняв с себя в спальне торжественную одежду и бросив ее на стул, Иржи пошарил в своем саквояже. Там, в отдельном отсеке, лежало сильное увеличительное стекло для разглядывания камней, ювелирных украшений, а также установления подлинности некоторых картин. Поскольку его, как отличного специалиста, периодически приглашали для консультации при покупке шедевров знакомые состоятельные люди. Причем, не бесплатно, поскольку его заключения ценились наравне с музейными.
Художник, босиком прошлепав к окну в спальне, с силой отдернул мешавшую штору. Подставив медальон под холодный лунный свет, он приблизил лупу, вылавливая четкое изображения.
– Что за ерунда? – Воскликнул он, обнаружив, что, надпись, похожая на арабскую вязь, наливается серебром и как бы движется, заходя за плоское изображение короны и выплывая обратно. – Не может быть!
И он стал старательно приглядываться к узору, пытаясь понять, кажется ему, или на самом деле буковки меняются местами.
Он не сразу понял, вглядываясь в строку, что в его голове начинают складываться какие-то слова. Боясь потерять ускользающую суть, Иржи схватил лист бумаги и стал быстро записывать наплывающий, словно образы, смысл непонятного текста. Наконец, отложив карандаш в сторону и выпустив медальон из пальцев, он смог прочитать: «Ушедшее время вернется, и сердце дракона проснется». Снова взяв лупу, художник внимательно пригляделся к переплетенным на рисунке веточкам. Теперь он ясно видел, как два дракона словно бы обнимают друг друга крыльями и лапами.
– Господи! – простонал он, встав перед окном в лунных серебристых лучах. – Я-то тут причем?!
За окном, в ночной тишине, дружно заливались соловьи. А внизу, на праздничном приеме, гремела музыка.
У входной двери кто-то шуршал и толкался. Иржи сходил в спальню и надел халат. Потом подумал, взял кочергу от камина и встал напротив. Наконец, дверь распахнулась, и в гостиную спокойно вошел охранник Йожеф Фаркаш. Протянув руку, он включил свет. На него смотрел господин Измирский в халате с металлическим прутом в руке. У Фаркаша широко распахнулись глаза:
– Я же вас только что оставил в зале вместе с господином Бернатом Измирским! Как Вы успели попасть сюда вперед меня и уже даже раздеться?
Иржи усмехнулся и бросил в угол кочергу.
– Это все дом! Заходи, Йожеф, переодевайся. Спать еще не хочешь? Нет? Тогда давай смотреть телевизор!
На высокой правой башне стояли, глядя на луну, черноволосый молодой человек и худенькая девушка с серебристыми волосами. Они держались за руки.
– Милый, как ты думаешь, он не сбежит?
– Нет. Но сегодня в нем проснулась наследная магия. Он это понял и принял. Удивительно, но ни в одном из наших потомков она не проявилась, кроме наших воплощений.
– Но мы так и не смогли ни разу использовать свой шанс, снова влюбляясь друг в друга и снова забывая о проклятии. Как ты думаешь, может, Боги смилостивились и решили через него нам помочь?
– Но он ничего не умеет и тратит слишком много сил на всякую ерунду!
– Придется провести обряд инициации. Я не думал, что спящее во многих поколениях наших потомков волшебство проснется в столь разбавленной крови. Но мне, по своей глупости застрявшему в этом затерянном мирке, его жизнь и сила просто необходима!
– А я, милый?
– Прости. – Он нежно поцеловал ее в подставленные губки. – Нам без него не освободиться. И он – последний. Наш последний шанс.
Молодой человек поднял голову и посмотрел в ночное небо.
– Там, между двух маленьких звездочек, спрятан наш светлый мир. Высокие крутые пики и зеленые, отлогие склоны. Фиолетовое небо и два солнца: голубое и желтое. Зеленые быстрые реки. Помнишь, как красиво цветут лилии на горных уступах? Когда мы с братьями были маленькими, то лазили за ними для мамы.
– Упасть не боялись? – улыбнулась девушка.
– Ну, крылья –то у нас с рождения!
И он обнял призрачной рукой ее прозрачное плечо.
В гостиной, подсвеченной торшером, за столом друг напротив друга, сидели двое людей. На столе, в ведерке со льдом, стояла бутылка шампанского и разнообразные фрукты. И у мужчины, и у женщины в руках были бокалы с покалывающим нос напитком.
– Ваше здоровье, Эстер! – Мужчина приподнял бокал, глядя женщине в глаза.
Она мягко усмехнулась:
– И ваше, Бернат!
Они отпили вино.
– Ваш брат не будет Вас искать?
Бернат проницательно посмотрел на женщину и ответил, наблюдая за ее реакцией:
– Нет, думаю, он обрадовался, что мы ушли вместе, и сразу побежал к своей многолетней страсти.
Эстер вопросительно приподняла бровь. Мужчина прикрыл глаза, растягивая паузу и смакуя напиток.
– Великолепное шампанское! – Наконец, изрек он. – Приятный, терпкий аромат. А Вам песни кто-то пишет?
– Хотите предложить свои услуги в роли сочинителя баллад? – Усмехнулась женщина. – Я пишу их сама. Так, как нравится мне. Иногда заказываю тексты у одного столичного стихотворца.
– И кому же были посвящены две последние песни?
– Как? Вы разве не догадались? – Эстер тоже умела держать паузы и не отвечать на каверзные вопросы.
Бернат покряхтел, догадавшись, что его обыграли.
– Вероятно, дочери нашего уважаемого мэра?
– Именно.
– Но тогда почему «ты нужен мне» и «вернись, любовь»? Согласитесь, странное обращение женщины к женщине.
– Есть такой художественный прием, как обращение от чужого имени.
– И от чьего имени Вы обращались?
Женщина поморщилась:
– Вы как-то чересчур дотошно выспрашиваете, словно в моих словах услышали личную заинтересованность.
– У Вас было такое лицо, словно Вы потеряли близкого друга.
– Это всего лишь театр, игра. Если я буду петь без вдохновения, меня не станут слушать. А у Линды наверняка был роман, и не один. Поэтому песни о разбитом сердце – беспроигрышный вариант.
– А может, ей неведомо безнадежное чувство потери? – Спросил Бернат, знавший мэрскую семью весьма хорошо.
И они постепенно перемыли косточки многим знакомым, не касаясь лишь единственного человека, об отношении к которому противоположной стороны хотелось знать им обоим.
Когда глаза начали слипаться, а госпожа Эстер пожаловалась на усталость, Бернат поднялся и, извинившись за позднее вторжение, поцеловал женщине кончики пальцев:
– Спасибо за приятный вечер. Пойду-ка я, поищу младшего. Что-то сердце не на месте.
– А что с ним могло случиться? – Тут же встрепенулась еще недавно засыпавшая на глазах женщина. – Он плохо себя чувствует?
– Боюсь, что слишком хорошо.
– Тогда чего Вы боитесь?
– Есть кое-что… Но это – дела семейные. Ложитесь спать, милая госпожа Эстер. Спокойной ночи!
Женщина решительно набросила на плечи шаль.
– Пойдемте! Мне не нравятся Ваши интонации. И чтобы не вертеться в постели, представляя себе всякие ужасы, я пойду с Вами. Хочу убедиться, что с вами обоими полный порядок, и Вы тоже спокойно ляжете отдыхать!
Она решительно открыла дверь, выпуская его из комнаты. И также решительно взяла под руку, пока они шли коридором.
«Интересно, за кого она переживает, за Иржика или за меня?» – подумал Бернат. Потом представил образ брата рядом с собой. «За него, паршивца!»
– Куда мы идем? – спросила Эстер.
– На четвертый этаж. Хочу посмотреть сначала его номер.
Поднявшись на лифте и пройдя немного вперед по мягкой ковровой дорожке, они остановились перед дверью.
– Стучите! – Кивнула Эстер, кутаясь в шаль.
Бернат постучал. Дверь открыл охранник с голым торсом, босиком, но в пижамных штанах.
– Ой! – Сказал он и, протянув куда-то руку, вытащил халат, тут же накинув его сверху.
– Где Иржи? – Сдвинув брови, грозно спросил Бернат.
– На диване… – пролепетал Йожеф. – Смотрит телевизор.
Бернат отодвинул охранника и зашел в гостиную.
На полу, перед диваном, стоял низкий стол, на котором лежали сыр, хлеб, нож. Дымились две чашки. Громко работал телевизор, показывая развлекательную программу. Иржи, тоже в одних пижамных штанах, лежал на животе и, поедая сыр, громко смеялся над глупыми шутками. Обернувшись на шум, он увидел брата и Эстер. Сзади стоял разводящий руками охранник.
– А вы чего не в постели? – Удивленно спросил он, закладывая остаток сыра за щеку.
Вопрос прозвучал двусмысленно. Эстер покраснела, не отводя жаркого взгляда от прекрасного лица и тела Иржи.
– Вы несколько припозднились. – Все также не вставая, нахально продолжил тот. – Время визитов давно закончено. Или ты, Бернат, считаешь, что я должен быть под твоим неусыпным надзором круглые сутки? А зачем ты привел госпожу Эстер? Или тебе кажется, что я лишен нежной женской ласки? Не переживай! У меня есть чудесный друг!
Лицо певицы вспыхнуло от этих грубых намеков. Ей хотелось убежать за дверь и расплакаться одновременно. И еще высказать художнику то, что сладким, но, увы, бесполезным грузом лежало на ее сердце.
– Идемте, госпожа Эстер! Я просто очень устал и паникую по каждому поводу! – Потер лицо Бернат, выпроваживая упирающуюся женщину из номера. Из-за неплотно закрытой двери раздался дружный смех.
– Мы переживаем, а он веселится! – Горько сказал старший брат.
– Не надо ругать его за это. Мы ведь не можем даже представить, что за следующим поворотом готовит для нас судьба. Спокойной ночи!
Она развернулась и ушла в глубину коридора. А Бернат стоял и растерянно смотрел ей вслед.
Завтрак для постояльцев начался, как всегда, в восемь часов утра. Невыспавшийся Бернат с трудом прятал досаду от неудавшегося вечера. И брат чудил больше, чем обычно, и понравившаяся женщина не пыталась затащить его в постель с первого дня знакомства, как делали другие, едва узнав в нем богатого и известного человека. Он привык отказывать, а не просить. Но эта женщина, может быть, своей непохожестью на других, без блеска алчности в глубоких темных глазах, почему-то прочно обосновалась в глубине его одинокого сердца. Младший, как всегда, оказался прав. Вот интересно, откуда он, такой безответственный и безалаберный человек, так тонко чувствует людскую натуру?
Ожидая плов, Бернат глядел на часы, комкая пальцами салфетку. Черный кофе неприятной горечью оседал на языке. Сегодня должны подъехать представители одной восточной фирмы-поставщика. С их азиатским размахом и склонностью к жульничеству ухо надо всегда держать востро, но мысли, ворочающиеся в голове слишком вяло и медлительно, все норовили уползти в сторону понравившейся ему женщины и там остаться.
А Иржик? Его маленький неугомонный братец оказался потомком древнего рода герцогов Саминьшей! Может, его действительно надо женить? Тридцать три года – возраст уже не юный. А женится на хорошей девушке – дурить перестанет и займется вместе с братом бизнесом. Хотя картины тоже приносят неплохой доход, однако он не идет ни в какое сравнение со строительством и продажами.
Над задумавшейся головой Берната кто-то негромко кашлянул. Мужчина недовольно вскинул глаза.
– Доброе утро, братик! – Просиял ласковой улыбкой Иржи. – Как спалось в объятиях Морфея? Или Мор-феи?
– Не было никакой феи. Садись!
За спиной младшего тенью маячил Фаркаш.
– Этого зачем сюда притащил?
– Репутация, знаешь ли, вещь хрупкая. Поддерживать приходится постоянно… – Томно улыбнувшись Йожефу, сказал Иржи.
Охранник нахально сел рядом с художником.
– Охраняю вверенный мне объект двадцать четыре часа в сутки. – С отсутствующим взглядом прокомментировал секьюрити.
– Даже в спальне?
Посмотрев друг на друга, молодые люди рассмеялись и дружно сказали:
– Да!
Поскольку ночной просмотр телепередач под коньячок затянулся на неопределенное время, проснулись они утром на одном диване и под одним покрывалом. Причем Иржи поинтересовался, какого лешего охранник делает в его кровати, а тот сам послал хозяина по той же дороге, сообщив, что именно господин граф узурпировал его диван. Тем не менее, собрались они одинаково быстро, поскольку Иржи хотел проводить брата.
– Когда намерен ехать домой?
– Через пару дней. Хочу написать еще несколько этюдов. Я ведь тебе говорил.
Официант принес заказанные блюда и, расставив их на столе, бесшумно ушел, пожелав господам приятного аппетита.
И они начали молча кушать, продумывая дневные планы.
Бернат допил остывший кофе, отодвинул стул и встал из-за стола.
– Я поехал. Не выключай коммуникатор. Буду в перерывах тебе звонить.
– А госпоже Эстер? – Показал зубы Иржи.
– А вот это уже не твоя забота! – Нахмурил брови старший брат.
– И слава Богу! Удачи, Бернат!
В парке вокруг отеля весело щебетали птахи, приветствуя ясное солнечное утро без кошмаров и привидений. За одну теплую ночь расцвела сирень, наполняя сладким ароматом свежий и пока не жаркий воздух. В траве копошились скворцы, целой стаей собирая жучков и мошек. А где-то там, за озерами, допевал ночную песню соловей. Видимо, подруга была настолько хороша, что он даже утром продолжал воспевать ее бесподобный облик. Старые ивы бесконечно шуршали резными вытянутыми листиками, с которых иногда срывались крупные капли, падая на гладь пруда. И тогда по его зеркальной поверхности расходились широкие круги.
Иржи привычно установил этюдник. Пожалуй, кроме воды, отражающей небеса и камыши, он напишет перспективу с распустившимися цветами и высоким пеньком, выглядывающим из оплетающих его розовых побегов.
Набросав на палитру краски и смешав их в нужных сочетаниях, он легко выписывал блики и полутона, солнечных зайчиков, пробравшихся на траву сквозь густые ивовые ветви, и свернувшийся лодочкой лист, одиноко плывущий по синей водной глади. Картина оживала на глазах, напитываясь светом и легким ветерком, гуляющим по траве, капельками росы, блестевшими в бархатистых чашечках соцветий, и строгой чернотой стволов старых ив, являющих миру свое древнее равнодушие.
– Господин Иржи! – Тихо подошел охранник. – Да Вы – настоящий волшебник!
Художник нахмурился, сразу вспомнив безумную ночь и исчезающие под его пальцами ссадины на гладкой атласной коже. Но потом улыбнулся:
– Я уже закончил. Ты еще не устал разглядывать небо?
– Нет, я привычный! – В ответ ясно взглянул на него Йожеф. – Мы иногда часами стоим. Работа такая.
– Знаешь, работник, – задумчиво ответил Иржи, вытирая запачканные пальцы, – у меня есть одна мысль. И я хочу ее сделать реальностью.
Он аккуратно собрал свои краски, кисти и положил на пенек рядом с прудом.
– Пойдем! – Позвал он охранника.
И они вдвоем подошли к тому месту, где Иржи видел источник радужных струй.
– Я сейчас разденусь и залезу в воду. Мне кажется, что здесь скрыто нечто интересное!
– Да Вы что, господин Иржи? Вода холодная!
– Не холоднее льда. Я быстро.
Художник стащил с себя свитер, рубашку, штаны и носки. Потом оглянулся по сторонам и стянул все остальное. Затем, поеживаясь на весеннем прохладном ветру, он наступил босой ногой в воду.
– Яй! – Отдернул обратно. – Холодная!
– Хватит! – Фаркаш схватил его за руку. – Не сходите с ума, господин!
– Сейчас! – Иржи вдруг замер, сосредоточиваясь на чем-то внутри себя. Потом распрямил плечи и спокойно вошел в тихую воду пруда. Глубина, бывшая вначале по колено, постепенно увеличивалась, становясь по пояс. Но Иржи все также сосредоточенно шел вперед. И вдруг остановился, повертев головой. А потом резко наклонился, уйдя под воду целиком. Лишь кончики черных волос плавали по поверхности. Охранник заметался по берегу, сминая руками одежду художника. Но вот поверхность водоема снова забурлила, и живой, смеющийся и мокрый Иржи поднял вверх руки.
– Нашел! – В его правой руке была зажата какая-то темная коробочка.
Он легко выбрался на берег, взял свою рубашку из рук охранника и вытер ей голову. Она сразу промокла. Фаркаш, не раздумывая, стащил с себя куртку и накрыл спину господина. А потом содрал с себя пуловер и начал им вытирать грудь и голову Иржи.
– Представляешь, если кто-нибудь нас с тобой увидит?
– Ерунда, – отмахнулся тот. – Главное – не заболеть! А зачем Вы ныряли?
– Не знаю, Йожеф. Придем в номер, посмотрим.
Они в четыре руки быстро надели на влажное тело свитер, трусы, брюки и носки. Ботинки, усмиряя рвение Фаркаша, художник завязал самостоятельно. Потом дружно, подхватив этюдник и мокрые вещи, двинулись в отель, где их с изумлением провожали глазами чинные и чистые проживающие, а также охранник у двери и дежурная администраторша, выскочившая из-за стойки. Преданно заглядывая художнику в глаза, она искренне предложила всю возможную помощь.
– Ничего не надо, спасибо! – Хлопнув длинными мокрыми ресницами и хлюпнув носом, с улыбкой отказался Иржи. Разочарованная девушка, провожая глазами красивого мужчину, с досадой вздохнула.
Помывшись, переодевшись и сдав грязную одежду горничной, молодые люди уселись пить горячий чай с принесенными из ресторана мягкими булочками.
– Вы помните, что у нас сегодня тренировка? – Спросил Фаркаш.
– Помню. И нам осталось около часа времени, чтобы привести все в порядок и немного разогреться.
– А когда рассмотрим то, что Вы нашли?
– Вечером, мой нетерпеливый друг, вечером! И еще, – Иржи внимательно посмотрел на уминающего булочку охранника, – я бы попросил тебя на время пребывания в отеле называть меня по имени, поскольку ни один хозяин не сидит со своим подчиненным за одним столом и не спит в одном номере. Не будем портить репутацию красивой сплетне о моей ориентации.
Фаркаш покраснел и закашлялся.
– Прежде чем говорить такие серьезные вещи, человеку надо дать дожевать! – Проворчал охранник.
– Тебе все это, – Иржи махнул рукой из стороны в сторону, – кажется серьезным? Очнись, детка! Ты уже дорос до того, чтобы знать, что наш мир – просто игра. Мы – фишки. И разыгрывают нас не по нашим правилам. Смотри.
Иржи поднял ладонь пальцами вверх и легонечко подул на кончики. На указательном, среднем и безымянном пальцах загорелись прозрачно – рыжие огонечки. Потом художник медленно раскрыл руку ладонью вверх. Огонечки, спустившись по пальцам, соединились в язычок пламени в центре руки. А потом сжал кулак. Пламя исчезло. А Иржи взял этой рукой следующую булочку и намазал ее маслом.
– Как Вы это сделали? – Восхитился Йожеф.
– Не имею представления. Захотелось – сделал. Раньше не умел. – Пожал плечами художник.
– Так это взаправду?
– Вот про это я и говорю.
– И как же теперь жить дальше? – Расстроился Фаркаш. – Мы с моей женой хотим ребенка…
– А ты знаешь, друг Йожеф, с какой он родится судьбой? Какую роль ему назначили свыше?
– Мы его воспитаем достойным человеком!
– Как не люби и не воспитывай, ты только привьешь человеку определенные манеры, оплатишь какое-нибудь образование, чтобы было чем зарабатывать в будущем, да покажешь, что можно или нельзя делать в определенной человеческой среде. А суть, скажем, багаж или базовые игровые настройки, он уже имеет с рождения. Вот ты не задумывался, почему в одной социальной прослойке, у одних родителей, могут вырасти совершенно разные дети? А они воспитывались одинаково. Но один стал, как ты, военным, охранником… У тебя есть брат?
– Да, есть. Спился. – Ответил сразу севшим голосом Фаркаш.
– А другой… понятно.
– Но его, как младшего, много баловали!
– Есть балованные дети, к примеру, дочка нашего мэра, на чьем дне рождения мы вчера гуляли, которые не только не опустились на шею родственникам, но наоборот, вполне успешно ведут собственный бизнес.
– И чем она занимается?
– Сеть оптовых магазинов по всей стране. «Звездочка» – продукты и товары первой необходимости.
– Да-а? Это она сама?
– Ну, началось, думаю, с денег, взятых у отца. Но недаром она закончила в свое время Академию Управления и Бизнеса с отличием. И хоть помешана на мне еще с юности, надо отдать ей должное: делец она превосходный! А мир, он может быть таким, как сейчас: солнечным, радостным. А по ночам – вечное полнолуние. Привидения иногда облекаются в плоть, а старые замковые стены, днем оштукатуренные и заклеенные обоями, в густых сумерках оказываются по самую крышу заляпанными кровью.
– Вы это о чем, хозяин?
– Мы договорились? Иржи. Так сейчас меня зовут.
– А когда по-другому?
– Когда господином Измирским, Йожеф. Вставай, хватит лопать. Нам пора на разминку.
– А с ребенком-то что делать? – Растерянно вспомнил начало беседы Фаркаш.
– Воспитывать и любить, мой друг, а остальное – не в твоих силах.
Положив в сумки комплекты спортивной одежды и полотенца, граф и его охранник отправились в спортивный зал, на ходу улыбаясь всем встреченным барышням.
Глава десятая. Шутка, грозящая затянуться.
Проделав все необходимые дыхательные и согревающие мышцы упражнения, Иржи в ожидании мастера сел на выстилающий угол зала мат, а Йожеф неспешной трусцой, под счет вдохов и выдохов, обегал периметр.
Считая, так же как и охранник, вдохи и выдохи, художник сосредоточился на том, что, как ему показалось, поселилось у него в районе солнечного сплетения с тех пор, как он окунул руку в радужные струи. Прикрыв ресницы, он всматривался, пытаясь увидеть цвет и суть этого явления. И вот, наконец, он увидел… свет. Яркий оранжевый цвет, сияющий в середине груди чуть ниже сердца. И этот свет крутился, как спиральная галактика, разбрызгивая в стороны оранжевые искры. Полюбовавшись на радующее сердце зрелище, он опустил внутренний взор ниже пупка, поскольку ему казалось, что желание, смешанное с яростью, поднимается именно оттуда. Вглядевшись, он заметил черную, с дрожащими красными всполохами, воронку. Видимо, как раз из-за этой, непонятно как внедрившейся в него штуковины, разум отключался, а тело выходило из-под контроля, упиваясь несвойственными ему эмоциями и желаниями.
И тогда он представил, как оранжевый огонь растекается по всем его жилам. Спускаясь все ниже, доходит до кончиков пальцев ног и поднимается обратно, заканчивая цикл. Черное образование дрогнуло и сжалось, но легко отдавать захваченную территорию оно явно не собиралось. Наоборот, чернота запульсировала, пытаясь вобрать в себя яркий огонь. Но тот напирал, разрушая и разжижая ее края. Иржи схватился за живот, так как тело пронзила резкая и острая боль. Но он старался не мешать своему огню, а наоборот, подпитывать ровным медитативным дыханием. Периодически смахивая выступившие на глазах слезы, он изо всех сил удерживал в себе противоборствующее силы, рвущиеся на свободный простор. Но вот черная призрачная субстанция начала истончаться и выгорать. И скоро ясное пламя уже спокойно двигалось внутри чистого тела. Иржи, не переставая правильно дышать, медленно выходил из глубокой медитации. Глаза постепенно возвращались в реальность, фокусируясь на стоящих напротив него мастере Иштване и Фаркаше.
– Здравствуйте мастер! – Улыбнулся он.
– Ты быстро учишься, ученик. Не думал, что тебе, видящему только эту реальность, будет под силу принять непонятное.
– Я просто пока не знаю, зачем мне оно нужно и что с этим делать.
– Все приходит со временем. Медитируй, подмечай, всматривайся. Тайны открываются ищущим. А теперь – к бою! Йожеф, защищайся. Иржи – смотри.
Мастер, не спеша, чтобы ученикам было видно и понятно, провел серию атакующих приемов, одновременно указывая обоим, где Фаркаш действовал неверно, и подсказывая, как правильно упреждать и блокировать удар.
– Вы должны смотреть не на нож. Вы должны видеть глаза. Главное в любом бою – поймать мысль противника и упредить ее. Он разворачивается для удара, а вы уже поставили там блок. Но в любом случае – никогда не сбивайте дыхание и не давайте азарту взять над собой верх. Любой бой сродни математической задаче. Только от ее правильного решения зависит ваша жизнь. Фаркаш – смотри. Иржи – нападай.
И снова медленно, с разбором и правильной постановкой удара, мастер объяснял и показывал каждый выпад.
– А теперь перейдем к главному. Иржи. Стой и смотри мне в глаза. Пытайся понять, куда я ударю. На руки – не смотреть!
Художник, сжимая в руке острый клинок, равномерно дышал и пытался прочитать во взгляде мастера хоть что-нибудь. Тот сделал выпад. Иржи прозевал.
– Хорошо. Еще раз.
И снова зрительный контакт. Иржи слегка коснулся своего внутреннего огня. Тот весело распрямился, наполняя собой сосуды и капилляры. И когда он дошел до глаз, художник неожиданно увидел мастера совсем другим: вся его фигура словно была окутана призрачным синим пламенем. Словно в замедленной съемке, мастер посмотрел Иржи в глаза, а потом – на правый бок. Измирский поднял свое лезвие. Сталь чиркнула по стали, вызвав искры. И снова мастер смотрит на Иржи, а потом на шею и живот. Художник понимает, что Иштван сначала хотел ударить верхом, но передумал и сейчас опустит руку вниз. И снова два ножа со звоном скрестились и разошлись.
– Ты теперь понял меня? – Произнес мастер.
– Да, – ответил Иржи. Но как же ему сейчас хотелось разузнать про синее пламя!
– Бой! – Улыбнулся тот.
А вот теперь клинок Иштвана замелькал, как непрерывно бьющие с небес молнии во время грозы. Пламя над его головой выросло в два раза, подавляя своей мощью. Иржи старался не то что нападать, а хотя бы блокировать этот стальной вихрь. Но даже с этой его новой способностью тело стало уставать. Мастер внезапно остановился и отсалютовал клинком.
– Неплохо для начала! Отдыхай. Фаркаш – к бою.
Иржи, накинув на мокрую спину большое полотенце, разминал руки и внимательно следил за тренировкой охранника. И так как оранжевое пламя все еще бегало по венам, он наблюдал за ними еще и с этого ракурса. Мастер почти притушил свое сияние, а Йожеф… он не светился вообще. И лишь крошечная искорка блестела в том месте, где билось сердце его защитника.
«Вот она какая, оказывается, искра Божья, душа человеческая!» – Подумалось неожиданно художнику. – «Кто же тогда я? И мастер Иштван? Может, мы – не люди, а какая-то другая сущность, созданная Господом? Только дано ей в разы больше. Но тогда почему мы здесь? Опять одни вопросы…»
Иржи грустно вздохнул. Мастер, не выходя из боя, остро глянул на затухающий огонь Иржи.
– Достаточно. – Он остановил бой. – Йожеф, в отличие от тебя, Иржи, сосредоточен не на дивном художественном полотне, а на тактике боя. Молодец. Отдыхай. Теперь с тобой, художник. То, что в тебе есть, гаснуть не должно никогда. Это первое. Кроме этого, надо медитативно учиться управлять его увеличением или уменьшением. Тренируйся. Это твое задание на дом. И вам обоим – дыхательная гимнастика. Кстати. – Иштван сурово посмотрел на Иржи. – Бросай курить. Тому, у кого силен внутренний огонь, внешний совершенно не нужен.
– Хорошо мастер.
– Спасибо, увидимся завтра.
– Я принесу деньги!
Фаркаш пошел в душ, а Иржи принес флорины.
– Скажите, мастер, что означает огонь?
– Медитируй. Познавай. Спрашивай свою суть. Верь себе. Думаю, ты все скоро узнаешь.
– До свидания, мастер.
Иржи развернулся ко входу в раздевалку, а потом резко повернулся обратно. Иштвана в зале уже не было.
– Пи..ец! – Емко выразил свое отношение к происходящему граф Измирский.
А затем, немного притушив растекшееся по телу пламя, посмотрел на свою ладонь. Веселый оранжевый язычок тут же выбился наружу.
– Не балуйся! – Строго сказал Иржи и пошел в душ.
Обед, как всегда, радовал отменным вкусом и изысканностью. Суп из свежих овощей с маленькими мясными ежиками и парой воздушных булочек голодным организмом потребился просто на ура. Телячье рагу в грибном соусе с рассыпчатой вареной картошкой жевалось уже медленней, продлевая удовольствие от самого процесса. А красное сладковатое вино прошлогоднего урожая было просто восхитительным.
– Никогда еще так вкусно не ел! – Мечтательно щуря слипающиеся очи, поведал охранник. – Спасибо, вам, Иржи!
– Это не ко мне, а к Бернату. – Иржи потянулся за пачкой сигарет, но, вспомнив про мастера Иштвана, передумал. Прикрыв на секунду глаза, внутренним взором посмотрел на свой огонь. Тот, видимо после сытного обеда, несколько притих, свернувшись в уютный клубок в солнечном сплетении. Но из вен не ушел, только лишь несколько замедлил бег.
– Вот и славненько. Йожеф, а ведь мы с тобой этой ночью почти не спали. Может, пойдем, попробуем подремать?
Клюющий носом охранник поднялся, с трудом расклеивая слипающиеся веки.
– Отлично, господин Иржи. Пойдемте.
Поблагодарив через величественного метра поваров, они медленно пошли по коридорам отеля к лифту. После купания, тренировки и плотного обеда пешком идти совсем не хотелось.
Когда кабина открылась, Иржи увидел Эстер, стоящую у окна напротив их номера. Охранник хмыкнул:
– Вот тебе и поспали!
– Здравствуйте, несравненная песня моей души! – Очаровательно улыбаясь, Иржи подошел к ней и, взяв ее ручку, поцеловал пальчики. – Я в отчаянии, что Вам пришлось так долго рассматривать этот пейзаж. Прошу к нам в гости!
И он распахнул входную дверь.
Женщина обвела взглядом гостиную, виденную ею прошлой ночью. Вот на этом диване, пятками вверх, валялся почти обнаженный художник… Сейчас все было аккуратно прибрано. Ни чашек, ни сыра с булочками. Горничные здесь работают добросовестно. И безликость номера нарушают только этюды, расставленные там и сям для просушки, да большой мольберт с начатой картиной.
Эстер медленно подошла к ней.
– Это ведь прудик под ивами? Как искрится на солнце вода! Вы действительно талантливый художник, господин Измирский!
– Спасибо, госпожа Эстер. Хотите кофе? – Он отошел к маленькому бару с кофеваркой.
– Нет, спасибо. И фруктов тоже не хочу. Могу я Вас ненадолго пригласить на прогулку без Вашего друга?
Иржи и Йожеф посмотрели друг на друга. Граф медленно опустил ресницы: «Не волнуйся!»
– Отдыхай, Йожеф, я скоро приду.
Тот кивнул головой. А Иржи, извинившись, вышел в гардеробную, надел куртку и вернулся, с улыбкой глядя на Эстер.
– Я готов Вас сопровождать! – Он предложил ей руку, и они вышли в коридор.
Охранник упал на диван, терзаемый муками совести и страхом потерять работу, поскольку обещал старшему Измирскому при его брате находиться неотлучно.
– И чего этим бабам надо? – Задал он сам себе вопрос, над которым бьются все поколения мужчин, начиная с Адама.
Тем временем, мужчина и женщина вышли к тому самому пруду.
– Знаете, я часто здесь бываю в свободное время.
– Вот как?
– Да. Это место вдохновляет меня на написание новых баллад и песен. Только сегодня что-то ничего не получилось. – Словно извиняясь, улыбнулась она.
– Почему же?
– Нет настроения.
– Ну что Вы! Смотрите, какая теплая, почти летняя погода на дворе! Время зимних дождей осталось в прошлом, также как мокрые носы и зонты. Улыбнитесь! Все хорошее только начинается!
– Вы так считаете? – Внезапно спросила она.
– Ну конечно! Давайте присядем на скамейку рядом с этим кустом. Посмотрите, какие милые розовые цветочки выпустил он из тоненьких веточек. Вроде уже не молод, а все равно хочет жить и получать свою порцию солнечных ласк. Разве можно его осуждать за это?
– А меня Вы станете осуждать?
– Помилуй Бог, за что? – Иржи взял ее руки в свои и поцеловал. – Вы скрашиваете своими песнями нашу серую и монотонную жизнь, и мы, очарованные слушатели, бесконечно Вам благодарны!
– А Вам, господин Измирский, мои песни нравятся?
– Несомненно. – Кивнул он головой.
– Тогда не сочтите за труд, выслушайте меня!
– Я весь внимание!
– Моя юность, господин Измирский, давно отцвела. Но я всю жизнь дышала полной грудью и наслаждалась бытием, придумывая свои песни. И вот здесь я встречаюсь с Вами. Раньше, слушая великосветские новости, или видя Вас по телевизору, я просто не представляла, насколько Вы обаятельны, умны… безупречны. Помолчите, пожалуйста! Встретив и узнав Вас ближе, моя душа раскрыла все свои лепестки нежности и запоздалого счастья. Мир заблистал для меня своей не будничной, а праздничной, карнавальной красотой. Хочется смеяться и плакать одновременно. Я… я хочу сказать, что …люблю Вас. Простите и не насмехайтесь надо мной.
Она опустила голову, занавесивши глаза длинной челкой. А потом продолжила:
– Вероятно, многие говорили Вам эти слова. И я в-общем, от Вас ничего не хочу. Просто иногда быть рядом, касаться Вашей руки, гулять по парковым аллеям. Иногда. Я знаю, чувствую, что, скорее всего, Вы меня не любите. Может, я просто Вам нравлюсь? Но я хочу сказать, что бы ни случилось в Вашей жизни, у меня Вы всегда найдете тепло и понимание.
Она вздохнула.
– Спасибо за откровенность. – Иржи снова поцеловал ее пальчики. – Теперь настала моя очередь. Хотите послушать, что я думаю о любви вообще?
– Да, конечно! – Она вытерла платочком уголки глаз.
– Вы правы. Я Вас не люблю. Вам покажется удивительным, но о любви до Вас мне говорил только один человек. Мой брат. Женщины… да, они добивались меня, как красивую модную и богатую игрушку. Состоявшегося в жизни человека. – Он посмотрел на нее, грустно усмехнувшись. – Не верьте досужим сплетникам из телевизора и газет. Мне не нравится, когда мной пытаются манипулировать. А искренняя и честная любовь… Никто в нашем мире не знает, что это такое, называя этим словом совершенно разные чувства. И, если как следует поразмыслить, то нам с Вами внезапно откроется, что истинной движущей силой этой эмоции является эгоизм, а ключевым словом, запускающим весь механизм, является «моё». Прошу Вас, не вскидывайте на меня разгневанный взор. Могу привести примеры. Вы обратили внимание на меня. Но совсем не заметили моего друга. Если я спрошу у Вас, как его зовут, Вы не ответите. Чем он хуже меня? Почему Вы решили, что я достоин Ваших чувств, а он, или кто-то другой – нет?
– Вы – необыкновенны! – С пылом произнесла женщина.
– Чем? Внешностью? А что Вы знаете о моем характере, вкусах, пристрастиях и привычках? Ничего. Переспав со мной пару раз, Вы пожмете плечами и, возможно, уйдете прочь.
– Вы – гениальный художник!
– Правильно, Вы опять обратили внимание на одно из моих качеств. Следовательно, из этого можно сделать вывод, что Вы без ума от красивых художников, мелькающих в светских сплетнях. То есть, Вам было бы приятно, если бы такой человек находился рядом с Вами, «принадлежал» Вам. Действительно, это подняло бы Ваш внутренний, да и внешний рейтинг на новый уровень. О Вас писали бы газеты, снимали ток-шоу. «Скажите, а каков господин Измирский в постели? Не правда ли, что он изменяет Вам с Анджелой Дробуш, с которой его видели на открытии выставки?» Вы, госпожа Эстер, этого хотите? А где же здесь я? Мои чувства, воля, эмоции? Вы учли их в своих фантазиях? Где же сам Иржи Измирский, выросший сиротой и воспитанный братом, отдавшим воспитанию юного дарования свою молодость. Это сейчас все, и он, в том числе, смотрят на меня, как на икону стиля и хорошего художественного вкуса. А тогда, в детстве, думаю, брат не раз хотел отвесить мне хорошего пинка за очередную шалость, не давшую ему встретиться с девчонкой. Но он чувствовал, насколько мне необходимы его поддержка, одобрение и забота. Со временем я постарался стать таким, каким он хотел меня видеть. Я сделал все, чтобы он мог мной гордиться . За весь свой труд и внимание, за то, что дал мне вырасти не знающим, что такое финансовые проблемы, он заслужил мои самые искренние к нему чувства.
– А Юдифь? О вас обоих много писали в светской прессе. Неужели Вы не были влюблены в эту красавицу?
– Во времена юношеского становления и поисков себя – был. Но что такое влюбленность? Детский эгоизм, жажда обладания красивой женщиной. Но, при всей нашей тяге друг к другу, мы – очень независимые люди, и всегда шли разными путями, которые иногда пересекались. Тогда мы были юными и с удовольствием играли в игры, навязанные нам судьбой.
– А сейчас разве вы не встречаетесь?
– Если только на общих мероприятиях. – Немного слукавил Иржи. – Мы расстались, так и не объединившись. Единственный человек, которого я ценю и уважаю, повторюсь – это Бернат. Добрый, внимательный, тонко чувствующий… Вы не представляете, как ему досталось от жизни: восемнадцатилетний студент остался сиротой с младенцем на руках, да и еще с родительской фирмой в нагрузку. Причем добрые дяди пытались ее отсудить, а добрые тети – поместить меня в интернат. Так что ему пришлось срочно учиться быть боссом, юристом, экономистом и мамой одновременно. Как-то так.
– Мне очень жаль. Теперь я понимаю, господин Измирский, что у нас с Вами вряд ли что получилось. Я думала, Вы, подобно мне, увлекающаяся, горячая, импульсивная натура, а на самом деле…
– Скучный философ? Да, мой ночной цветок, я – весьма прагматичная личность, все рассчитывающая и просчитывающая наперед. Сожалею, что не оправдал надежд.
Иржи встал и протянул ей руку.
– Но тогда, в ресторане, мне показалось…
– Я был пьян, извините. Просто захотелось красивую женщину.
– Мне очень жаль, что тогда я Вас оттолкнула. Может, все сложилось бы по-другому?
– Не думаю. Утренний мужчина забывает ночных возлюбленных. Пойдемте, я хотел немного поработать.
– Знаете, – Эстер встала напротив него, – и все-таки я все равно Вас люблю! Пусть Вы и не верите в существование этого чувства. – Она горько рассмеялась. – Ко всем прочим достоинствам, сегодня я оценила Ваш ум!
– Польщен. – Он огляделся по сторонам. – Идемте, идемте! Смотрите, вон та пожилая пара вокруг нас нарезает уже четвертый круг. Ручаюсь, в вечерних или утренних новостях о Вас расскажут в разделе светской хроники, как об очередном моем увлечении.
Эстер повеселела, и они отправились в отель.
Обходя здание кругом и любуясь распустившими за два последних дня все свои соцветья кустарниками и деревьями, господин Измирский и госпожа Эстер неспешно подошли к центральному входу. На дороге перед подъездом стояли пара грузовиков и три минивэна.
– Интересно, кто-то продал свой трехэтажный коттедж, чтобы взять здесь номер? – Спросила женщина, а потом воскликнула: – Смотрите, госпожа Эва Балог, а с ней репортеры с видеокамерами!
– Так пойдемте же быстрей туда! Если, конечно, Вы не передумали попасть в вечерние новости!
Эстер засмеялась:
– И все-таки, Вы еще такой мальчишка!
Нагнувшись, он поцеловал ей пальцы:
– Спасибо, что не девчонка. Не хотелось бы заморачиваться еще одной пикантной сплетней в столь зрелом возрасте!
– Вы – чудо!
– Чудо, думаю, нам скоро предстоит увидеть на выставке древних украшений. Эва Балог – искусствовед, производитель модных аксессуаров и, по совместительству, куратор выставки.
– Здорово! Вероятно, эта женщина готовит сенсацию.
– Что ж, пойдемте и немного примажемся к чужой славе.
Они подошли к подъезду как раз тогда, когда Эва давала очередное интервью очередному телеканалу. Хорошенькая ведущая, как истая журналистка, краем глаза уловив нечто знакомое в подходящей паре, сразу развернулась и устремилась к ней, одновременно извиняясь перед Эвой и подманивая оператора.
– Господин Измирский! Как приятно снова видеть Вас! Скажите, что Вы здесь делаете, и кем является Ваша очаровательная спутница. – Выпалила девушка на одном дыхании, пожирая глазами лицо знаменитости.
– Здравствуйте, госпожа …?
– Кадо. Кристина Кадо. Канал «Новости искусства».
– Уважаемая госпожа Кадо из канала «Новости искусства». Прежде всего, я удовлетворю Ваше несомненное любопытство ответом на вопрос «что я здесь делаю».
Девушка даже запрыгала:
– Да!
– Итак. Я приехал на открытие эксклюзивной выставки старинных ювелирных украшений, любезно предоставленной для показа в нашей стране господином Тамашем, коллекционером и меценатом. Куратором которой является отличный специалист своего дела – госпожа Балог. По существу, думаю, она расскажет лучше меня.
– Представьте, пожалуйста, Вашу спутницу! – Отчаянно заигрывая и кокетничая, журналистка улыбалась Иржи.
Тот через ее плечо посмотрел на Эву. В ее синих глазах красными отсветами пылала ярость. И тогда Иржи послал ей воздушный поцелуй, вложив в него немного своего огня. Она дернулась, словно ее ударили. Красные огоньки медленно затухали, меняясь на темную озабоченность. Она еще немного постояла и ушла к грузовикам, из которых рабочие выносили тяжелые сейфы.
– Что Вы сказали? – Вернулся к интервью Иржи.
– Как зовут Вашу спутницу? Кто она для Вас?
– Зовут ее госпожа Эстер. Она – певица. Такой профессиональный канал должен знать ее в лицо! – Мягко укорил Иржи и добавил: – Кто она для меня? Близкий человек. Невеста моего брата Берната Измирского.
– Да Вы что? – Голубые глаза девушки вспыхнули восторгом от этой сенсации.
– Только – тс-с! – Иржи приложил к губам палец. – Пока об этом никто не знает!
– Конечно! – Девица запрыгала так радостно, что стало ясно, первое место в рейтинге вечерних новостей каналу обеспечено.
– Извините, нам пора.
Иржи потянул Эстер в холл отеля.
– Зачем Вы так сказали? – Недовольно произнесла Эстер.
– Ну Вы же получили, чего хотели? Я рядом с Вами, Вы – в центре внимания и все такое…
– Но зачем Вы приплели сюда, как Вы сказали, любимого, брата? Он, узнав об этом, обязательно расстроится!
– Милая Эстер! Конечно, расстроится! Не он же первый узнал о весьма значительном событии в своей жизни. А потом, Вы только что говорили мне, что готовы на все, лишь бы встречаться со мной. А регулярно я вижусь только с ним. Увы. Но утештесь: у вас обоих так много общего!
– Что именно, господин Измирский?
– Я, конечно!
Он довел ее до номера и поцеловал пальчики.
– Надеюсь, мы еще увидимся? – Нежно улыбнулся замороченной женщине этот непостижимый человек.
Сраженная до глубины души его ласковым взглядом, женщина пролепетала:
– Я постараюсь!
Зайдя в свой номер, Иржи бросил свою куртку на спящего Фаркаша.
– Солдат спит, служба идет? – Поинтересовался он у хлопающей спросонья глазами головы, восставшей с подушки.
– Ну, вы, господин, и погуляли! А сказали, что на минутку! – Обиженно пробубнил Йожеф.
– Разве на прогулке с дамой на часы смотришь?
– Чего она хотела?
– Спрашивала про графа Измирского старшего.
– У Вас? – Фаркаш свесил ноги с дивана, но натянул на плечи плед. – Да в Вашем обществе дамочки только млеют и вздыхают, не в силах выдавить ни слова.
– Значит, она – другая. Единственная, кто устоял перед моим неподражаемым обаянием.
– А я думал…
– Думать – это правильно. Но сейчас нам надо действовать!
– Что, даже кофе не попьем?
– Позже, Фаркаш, позже. Вставай!
Через полчаса, аккуратно одетые и причесанные молодые люди спускались в лифте на первый этаж. Войдя в большой выставочный зал, где до сегодняшнего дня стояли рыцарские доспехи и обнаженные беломраморные дивы эпохи псевдоренессанса, они внимательно огляделись. Везде сновали рабочие, собирая стеллажи и витрины. Бригада слаботочников ругалась с охраной отеля, требуя снять с потолка осветительные приборы, поскольку именно на этих местах должны висеть видеокамеры и лазерная установка. Несколько человек в хороших дорогих костюмах стояли около сейфов, общаясь с куратором.
– Не вынесут! Нет, ничего не случится. Сегодня же установят сигнализацию и видеонаблюдение. Да, круглосуточный мониторинг. – Устало вещала Эва.
– Здравствуйте, господа и дама! – Подошел к задумавшейся группе Измирский. – Как дела?
Люди дружно обернулись.
– Привет, Иржи! – Протянул один из них руку. Другие ограничились словами приветствия. Эва недовольно зыркнула темно-синим глазом, выглянувшим из-под длинных прядей волос.
– Что делим?
– Слишком рано привезли экспонаты. Видишь, еще ничего не готово!
– Так наймите людей в ночную смену. К утру как раз закончат. И сейфы тоже все время будут на глазах. Охрану поставьте, в конце концов!
– Ну да, ну да. – Уныло сказал один из мужчин. – Все как-то несобранно, неорганизованно. Вот что значит переложить организацию на женские плечи!
– Да кто ж Вам мешал заняться этим самому? Кстати, я зашел узнать, будет ли проживающим в отеле предоставлена возможность отдельного просмотра?
– В двенадцать дня завтра организована презентация. Вход только по приглашениям и журналистским пропускам.
– И где эти приглашения?
– Если их напечатали, то в вашем номере, полагаю.
– Спасибо! – Иржи снова улыбнулся, взял охранника под руку и повел к выходу.
– Нам что-нибудь приносили?
– Нет.
– Придем в номер, позвони на ресепшн, узнай.
– Хорошо.
Они снова направились к лифту.
– А кофе? – Вспомнил охранник.
Поздним вечером, когда телевизор уже надоел, а читать не хотелось ни Йожефу, ни Иржи, который решил сегодня все-таки выспаться, у Измирского – младшего зазвонил коммуникатор.
– Здравствуй брат! Давно не виделись. Да. Нет! Да что ты говоришь? Сама звонила? Уже поздравили в фирме? Ну и скорость! – Иржи беззвучно рассмеялся, откидываясь на диванные подушки и хватая телепульт. – Сейчас включу!
Он нажал кнопочку и выставил новостной канал. Ведущие журналисты, мужчина и женщина, обмениваясь понимающими улыбочками, рассказывали о том, как было потрясено все высшее общество, узнав о существовании у графа Измирского-старшего невесты.
Иржи внимательно прослушал новость и сказал:
– И чего ты так напугался? Поговорят и забудут. Расслабься. Что? И что сказала? Что это чья-то глупая шутка? Не-ет, братец. Не надо с женщиной ночью, да еще в ее номере, пить шампанское. Обязывает. Ты бы приехал, да извинился перед дамой хоть букетом цветов. Пострадает ведь ее репутация. Как это когда? Когда не женишься. Завтра презентация выставки, и ты как раз сможешь увидеться и расставить… Да. Тебе прислали приглашение? А мне до сих пор нет. Ах, у тебя! И кого ты назначил моей спутницей? Под патронажем нашего мэра? Спасибо тебе, мой добрый братик. Я, значит, распинаюсь перед его невестой, рассказывая, какой он миляга и душка. А ты в это время… Мне свинью подкладываешь? Ну не свинью, конечно, но и далеко не молочного поросенка. А за свои километры мог бы рассчитаться и без моего участия! До завтра!
То, что начиналось, с его точки зрения, как забавная шутка, могущая впоследствии принести плоды, теперь грозила обрушиться на его голову девяностокиллограмовым переспевшим урожаем. Настроение, бывшее вполне умиротворенным, стало безрадостным и раздражительным. Как Бернат мог подсунуть ему на целый день эту невыносимую толстуху, увешанную с ног до головы драгоценностями и щедро облитую духами, от которых в помещении слезятся глаза? Которая, как клещ, вцепится в локоть и будет закатывать маленькие глазки при каждом сказанном им слове. Бизнес – это бизнес, но он-то тут причем? У него свой бизнес. Или все же это большая месть за маленькую шутку?
Убрав в карман коммуникатор, Иржи встал с дивана и молча прошел в свою комнату. Охранник только сочувственно покачал головой.
Не включая света, художник убрал с окна шторы, раскрыл рамы и выглянул на улицу. Полная луна равнодушно посмотрела ему в лицо. Он зарылся пальцами в длинные волнистые волосы и показал луне язык. Потом обернулся, и его взгляд упал на мольберт с недописанной картиной. Лунный луч задумчиво перетек за его плечо и тоже посмотрел на картину с ивами и прудом. И вдруг Иржи замер. В мерцающем холодном свете ему вдруг показалось, что из пруда на него глядит большой черный глаз с ресничками. Причем смотрит, этак, с ехидством и сомнением. А потом – совершенно нахально подмигивает художнику.
Иржи протер глаза и подошел к картине вплотную. Да, нет! Это просто игра света! А ресницами были камыши. Художник походил взад-вперед. Спать совершенно не хотелось. Что же сегодня он забыл сделать? Точно!
Он открыл ящик стола, доставая коробочку, выловленную в пруду, и включил свет. Черный матовый корпус с небольшой щелью сбоку. Ни надписей, ни рисунков. Из чего она сделана, тоже определить не удалось. Он бросил ее на тумбу около кровати, разделся и щелкнул выключателем. Потом сел на ковер, скрестив ноги, выпрямился и замер, регулируя частоту дыхания. Легонько коснулся своего пламени. Оно отозвалось небольшими искорками, слетевшими с кончиков пальцев. Что там говорил тренер? Ищите и обрящете? Спрашивай, тебе ответят?
«Кто я?» – Спросил Иржи пламя.
«Кровь от крови» – Пришло к нему понимание.
«Чьей крови?»
«Тех, кого рядом нет»
«Где они?»
«Далеко»
«Я их увижу?»
….
«Что мне делать?»
«Учиться»
Иржи вздохнул и вынырнул из транса, глядя на проявленный мир сквозь собственный огонь. Комната, в которой он сейчас находился, выглядела так, словно одно изображение наложили на другое. Первое было вполне обычным и стандартным гостиничным номером с кроватью, тумбами и ковром. На втором, более тусклом, просматривалась древняя кладка. Цепляясь за неровности и трещины, по ней полз побег какого-то диковинного растения. Его кончик, с присоской на конце, раскачивался, словно искал, к чему …присосаться? Художника передернуло. В молочном свете луны то и дело появлялись и исчезали какие-то тени. Иногда, задерживаясь, они оборачивались и, глядя на него, качали головой. Иржи спокойно встал, не теряя сосредоточенности, достал из ножен клинок и провел над ним пылающей рукой. Лезвие, прошедшее огонь, засияло ярко-серебристым светом. Художник, медленно ступая по неизвестности, поскольку ни пола, ни ковра на нем он не видел, подошел к побегу. И, плавно замахнувшись, подсек его как можно ниже. Тот скорчился и на глазах начал разлагаться, источая невыносимую вонь тухлого мяса. А в том месте, где он его порезал, вытекло несколько капель крови. Иржи посмотрел на нож. Тот, скрывая сияние, покрылся бурыми пятнами. Художник снова провел над ним ладонью. А потом случайно зацепился взглядом за тумбу и коробку. Он чуть было не вскрикнул: коробка ровно и мощно светилась призрачно-фиолетовой аурой.
В его руке сияние словно увеличилось в разы, окутывая не только его самого, но и большую часть комнаты. Под этим ровным и сильным светом вся грязь и запахи исчезли, словно их никогда не бывало. И на душе художника стало хорошо и спокойно, будто не мучили его совсем недавно странные вопросы и волнения.
Его собственное пламя тоже постепенно угомонилось, а глаза стали слипаться. Пол и ковер оказались на месте. Подушка с кроватью – тоже. Он аккуратно положил коробочку в ящик тумбы и растянулся на постели. Белая луна молчаливо глядела с высоты, уже не пугая его своими призраками.
– Спокойной ночи! – Сказал, улыбнувшись ей, Иржи.
Утро следующего дня для господина Измирского-младшего началось с хриплого голоса Берната, объявившего во всю мощь легких, что птички уже проснулись, нормальные люди – тоже, а нерадивые художники, вместо того, чтобы наслаждаться прозрачным воздухом и изумительными видами, дрыхнут, словно отработали ночную смену.
– Ты мне весь вечер испортил. И я, как тонко чувствующая натура, страдал всю ночь. – Не открывая глаз, ответил Иржи.
И помолчав, добавил:
– Тебе хорошо, прискакал на крыльях любви! А меня не любит никто. Поэтому вдохновение кончилось, и началась депрессия, переходящая в соматическое расстройство.
– Что-то ты много, братец, болтаешь. Вставай! Все равно спать не дам!
– Ты – черствый и эгоистичный слоняра, пытающийся растоптать в моей истерзанной и ранимой душе единственное и незамутненное чувство, поддерживающее бренное тело в этом закабаленном условностями мире.
– Ты вообще о чем, мелкий? – Бернат плюхнулся с размаху на край постели и, протянув руку, потрепал черную шевелюру брата.
– О свободе, противный!
– И чем же я тебе так стал не мил? Что за упаднические настроения с самого утра?
Иржи, наконец, раскрыл глаза. И первое, что он увидел на окне своей комнаты, это шикарный букет темно-бордовых роз. Глаза раскрылись сильнее, а голова покинула подушку.
– Братец, ты, часом, не ошибся спальней?
– Рассказывай! – Бернат сиял улыбкой, а глаза искрились.
– О чем тебе рассказать?
– О ней! Фаркаш меня проинформировал, что ты разговаривал с ней.
– С кем?
– Да с госпожой Эстер!
– Да. Госпожа Эстер. – Иржи потер жаждущие снова закрыться глаза. – Говорили о тебе. Только объясни мне, зачем ты вписал в мой пригласительный билет дочку мэра?
– Потерпишь. Тем более, об этом просил сам мэр.
– Иди ты… к своей Эстер. А мне дай поспать!
Бернат встал, открыл дверь спальни и крикнул:
– Фаркаш! Сделай кофе! И позвони на кухню, пусть пришлют булочек! И себе с Ковачем закажите завтрак.
Через десять минут Иржи проснулся от одуряющего запаха горячего кофе со сливками и корицей. А еще умопомрачительно пахло горячей сдобой.
Нехотя оторвав тяжелую голову от подушки, художник сел в постели и поставил ноги на коврик.
– Проснулся? Умница! – Бернат отошел от своего букета и снова сел рядом с братом. – Возьми чашечку в руку, вот так… отпей глоточек… а теперь – булочка! Ням!
Иржи рассмеялся.
– Влюбленному вампиру – доброе утро! И чего примчался в такую рань? – Иржи отпил горячий напиток. – Девушка встает поздно, будить ее, думаю, не стоит. Разозлится. Так чего ты хотел?
– Поговорить о ней! Скажи, Иржик, она действительно спрашивала обо мне?
– О, да! Пришлось рассказать всю подноготную. – Младший доел булочку, примериваясь к следующей.
Но ее в волнении из-под пальцев вытянул старший брат. Покрутил, понюхал и откусил сразу полбулки. Услышав эти слова, он чуть не подавился.
– И что же ты ей рассказал?
– Как ты менял мне подгузники, отказываясь от свиданий, как тяжело и много работал, чтобы купить мне кисти и краски…
– А она?
– Пускала слезу. Барышни, знаешь ли, существа сентиментальные…
– А откуда пошел слух о том, что она моя невеста?
– Ты уже раздумал на ней жениться? Зачем тогда поил шампанским? Давал надежды… – Иржи нахмурил брови. – Иди, извиняйся!
Брат посмотрел куда-то за окно:
– Но я как бы не против…
Измирский-младший проснулся окончательно.
– Серьезно?
– Иржик, мне уже пятьдесят один год. Кроме тебя у меня никогда никого не было. А она красива, самостоятельна, талантлива и умна. Если я ей нравлюсь, то почему бы нам не быть вместе?
– Ну да, ну да… Ты только сразу-то все не вываливай! Ты вписал ее в пригласительный?
– Конечно!
– Тогда пойдем позавтракаем, за это время она как раз и встанет. Сходишь, цветочки подаришь, пригласишь на выставку… Ну а там…
Бернат встал, оправил дорогой костюм, зашел в гардеробную и посмотрелся в зеркало. Оттуда на него печально глядел высокий и худощавый субъект с морщинами у глаз и рта. Волосы на голове отсутствовали.
– Вот скажи мне, Иржик, почему тебе одному досталась такая внешность, а мне не перепало ни граммульки?
– Зато тебе перепало мозгов. Был бы ты посмазливее и поглупее, разве стал бы так бороться за фирму? Да и смог бы? И сейчас сидели бы мы с тобой красавчиками под каким-нибудь мостом у костерка, доедая колбасные обрезки…
Бернат вздохнул свободней, а Иржи, наконец, оделся. И они вдвоем отправились завтракать.
За завтраком старший извертелся, поглядывая на часы.
– Ты мне пригласительный отдай! – Попросил Иржи. – А то сейчас увидишь предмет своих грез, не только про меня, про Линду забудешь!
– Забудешь про нее, как же! Вчера в офис сама приехала, да еще папочку подтянула, на случай, если я буду сопротивляться.
– Вот! – Философски заметил Иржи. – А ты: красота… Кому она нужна, если на шею такие дамы вешаются! Так ведь и сломаться недолго!
– Так за столько лет не сломался?
– Зато пришлось научиться быстро бегать!
Бернат допил чай и снова посмотрел на часы.
– Иди-иди! Удачи!
И уже тому в спину:
– Ты колечки-то присмотрел?
Бернат молча похлопал по карману.
– Вот это оперативность! – Рассмеялся младший. А потом озвучил мучившее его сомнение:
– Она его хоть выслушает?
Глава одиннадцатая. Выставка.
Первый день выставки открывался помпезно. На белых лимузинах подъехали министр культуры и искусства страны, мэр столицы вместе с несравненной дочерью Линдой, а также известный телеведущий и шоумен Анджей Малховский. К парадному подъезду отеля проложили красную дорожку, на которую вслед за официозом стали стекаться знаменитости с женами, любовницами, детьми и терьерами. За тоненькой бечевочкой, натянутой рослыми гвардейцами, бесновались репортеры и простой люд, сбежавшийся поглазеть на кумиров и, заодно, если удастся, взять автограф.
На пороге зала гостей встречала куратор выставки Эва Балог, ошеломляя всех своей красотой и лучезарной улыбкой. Малховский щелкнул пальцами, и рядом с ним тут же нарисовались двое высоких, накачанных мужиков с видеокамерами.
Все, словно по линеечке, выстроились перед входом в зал и обнажили в улыбках идеально ровные белые зубы.
– Дорогие телезрители! – Начал Анджей и поправил очки. – Сегодня мы собрались в отеле «Хрустальная звезда» по весьма замечательному поводу.
Малховский тряхнул черной сосулистой гривой, и перхоть с тихим шуршанием опустилась на полосатый пиджак и мелким новогодним снежком присыпала пол у его ног.
– Прямо здесь, сейчас, в выставочном зале этого модного отеля, открывается эксклюзивная выставка древнейших ювелирных украшений, которую мы, люди, чувствующие гармонию и изящество, с таким нетерпением ждали. Это, поистине великое событие масштаба всей страны, проходит под патронажем Министерства Культуры и столичной мэрии.
Камеры на секунду переметнулись с крупного плана Малховского на оскалившиеся лица Министра и мэра. Анджей продолжил:
– Куратором данного мероприятия является искусствовед музеев Шомон, Амбуаз, Брезе и других, не менее известных нам всем достопримечательностей, а также производитель и знаток ювелирных украшений – несравненная Эва Балог!
Малховский протянул Эве руку, подтягивая ее к себе.
– Госпожа Эва! Говорят, честь находки большинства старинных золотых и серебряных изделий принадлежит нашему соотечественнику, археологу Даниэлю Саминьшу. Как же так случилось, что достояние наших предков оказалось в иностранных коллекциях?
Эва, чувственно улыбнувшись Анджею пухлыми красными губами, перевела взгляд на камеры. Оба оператора, оперативно застегнув нижние пуговицы пиджаков и подтерев скопившуюся слюну, дружно установили ее лицо крупным планом.
– О, это была очень таинственная история! И мне бы не хотелось отнимать время у почтеннейшей публики подобными рассказами…
Анджей, чувствительно наступив на ногу ближайшему оператору, перевел камеру на себя.
– Ничего, к новостному эфиру мы все смонтируем. Давайте, расскажите, Эвушка, хоть в двух словах.
– Ну если только в двух… Давно, лет тридцать пять назад, в наше министерство культуры пришло письмо от одного пастуха, гонявшего овец и коз по отрогам предгорий Бакоши. Однажды, после обильных дождей, на склоне холма произошел селевой оползень. Среди потоков грязи, через которые пришлось перебираться бедолаге, он нашел золотые браслеты с камнями. Часть он продал, а частью решил порадовать любимую страну. Министерство снарядило экспедицию во главе с ведущим археологом Даниэлем Саминьшем и отправило ее искать ценности, которые этот же человек датировал концом темных веков и началом средних.
– И что же произошло дальше?
– Как всегда, на границе с дружественной страной произошли очередные военные стычки, вы все это должны помнить…
– Да-да.. – Нетерпеливо поторопил ее Малховский. – Помним, а как же!
– И деньги из бюджета перестали выделяться для «журавля в небе», тем более, склон был большой, рыть нужно было долго и много. Поэтому привлекли иностранных спонсоров. Рабочим удалось докопаться до штрека, ведущего в подземелье. Они прошли сбойку и открыли камеру с сокровищами.
– А дальше? Где же сам археолог?
– Что было дальше, не знает никто. Говорят, – она улыбнулась и нашла в толпе темноволосую голову Иржи, – когда все ценности вытащили, Саминьш полез туда опять, что-то для себя подтвердить. Но осень в тех краях снова случилась дождливая. Произошел очередной обвал. И как потом его ни искали, найти не могли. К сожалению, нашей Родине ценности не достались. Спонсор просто выплатил стране сумму, потраченную ранее на раскопки, и увез сокровища в свой хорошо охраняемый заокеанский дом. И вот только теперь, спустя много лет, коллекция вернулась на свою историческую родину, чтобы потомки могли гордиться и восхищаться своими предками.
– Замечательные слова! – Опять затараторил Малковский, вертя короткой шеей в тесном вороте рубахи. – Это очень символично, что такая очаровательная женщина сегодня будет моим гидом по выставке! А теперь, министр, мэр, прошу, разрежьте ленту!
Две длинноногие блондинки принесли на двух серебряных подносиках ножницы и остановились перед администрацией.
– Снимайте, болваны! – Прошипел Анджей на своих операторов, пытающихся ненароком зацепить видоискателем то ножки, по попку госпожи Балог. – Итак! Торжественный момент перерезания ленты!
Мэр и Министр, переглянувшись, одновременно резанули розовый атлас, и лепесточек ткани, который никто не успел подхватить, лег на туфли госпожи Линды. Кокетливо улыбнувшись тремя подбородками в объективы, она наклонилась, явив всему глядящему телевизор миру достоинства немалого размера, так и норовящие выпрыгнуть наружу из обтягивающего туловище платья. Камеры покорно опустились вслед. Анджей покраснел и отдавил ногу другому оператору. Когда камеры, наконец, показали его потное лицо, он радостно провозгласил:
– Выставка открыта!
А где-то за час до этого, в маленький номер в крыле обслуги, где иногда ночует госпожа Эстер, настойчиво постучали. Женщина сидела в длинном шелковом халате и коротенькой ночной сорочке перед трельяжем и расчесывала кончики густых волос.
«Сегодня, скорей всего, Иржи будет занят. Наверняка ему прислали билет на выставку. А так как это мероприятие масштаба всей страны, то и пригласит он какую-нибудь известную личность. Хоть ту же супермодель Юдифь!» – Она бросила расческу. – «Ну почему, как только я перестаю контролировать свои мысли, они снова и снова крутятся вокруг этого мальчика?» Она вздохнула.
Громкий стук в дверь заставил ее буквально подпрыгнуть. Сердце бухнуло и зачастило. «Может, это он?» Она взглянула на себя в зеркало, быстро мазнув блеском губы. Подпоясала потуже халат и поспешила к двери. А затем, напустив на себя томный вид, распахнула ее створку. На нее смотрел букет бордовых роз и господин Измирский – старший.
– Здравствуйте! – Радостно произнес он. – Разрешите войти?
Пока Эстер недоуменно хлопала глазами, он решительно протиснулся внутрь. И ей ничего не оставалось делать, как кивнуть головой и прикрыть за ним дверь.
– Это – Вам! – С ухмылкой от уха до уха, он сунул в руки букет. И не давая ей вставить ни слова, поведал:
– Я еще со вчерашнего дня с нетерпением ждал нашей встречи! Понимаете, хоть Вы, созваниваясь со мной вечером, не подтвердили новость, названную Вами досадной ошибкой, все равно, я мечтал Вас увидеть и из Ваших собственных уст услышать, как такое могло случиться, и не принесла ли эта весть грустное сожаление о том, что на самом деле могло бы быть реальностью, но пока остается всего лишь моей несбыточной грезой!
Женщина переложила цветы из одной руки в другую.
– Наверное, их надо поставить в воду?
– Да, конечно! Где у Вас ваза? – Он бесцеремонно зашел в маленькую гостиную, являющуюся для певицы гримерной и будуаром одновременно. Нашел вазу, вытряхнул в мусор предыдущий букет и налил в ванной комнате воды.
– Вот! Ставьте!
Та молча воткнула цветы.
– Так я поставлю на стол?
– Прошу, будьте как дома… – Выдохнула она ему вслед.
Водрузив цветы на стол, он извлек из внутреннего кармана пиджака бутылку коньяка и, найдя две маленькие рюмочки, разлил благоухающий напиток.
– Я еще не завтракала! – Подняла брови певица.
– Это для аппетита! – бодро заявил Бернат и сунул ей в руки рюмку. – Ваше здоровье!
Пришлось выпить.
– Вы можете спросить, почему я прямо с утра вторгся так бесцеремонно в Вашу обитель?
Женщина открыла рот, но Бернат продолжил:
– Ну скажите, когда еще мне могла представиться такая возможность так просто, без светских условностей и посторонних людей поговорить с Вами? Честно скажу, мне было очень удивительно и приятно услышать, что я Вам небезразличен. Если сказать, что я был поражен в самое сердце – это не сказать ничего! Такая чудесная, удивительная и талантливая женщина обратила на старого зануду свое внимание! Это ли не сказка?
Эстер, пользуясь моментом, вклинилась в паузу:
– Ваш младший брат уроки красноречия брал у Вас?
Бернат рассмеялся:
– Нет, что Вы! Скорее, наоборот. Он, еще ребенком, мог так оплести тебя своими разговорами, что ты забывал, с чем, собственно говоря, к нему и подходил.
– Да, Ваш милейший братец делает это профессионально! – Грустно улыбнулась женщина. – Он мне рассказывал, как Вы его воспитывали…
После часа долгой и плодотворной беседы об Иржи Измирском, мужчина и женщина неожиданно для себя поняли, что у них действительно много общих интересов. И, самое главное, всегда есть о ком поговорить. Окрыленный Бернат пригласил Эстер на выставку, продемонстрировав ей приглашение с ее именем. Она расплылась в улыбке:
– А с кем там будет наш Иржик?
Бернат вздохнул:
– Если бы я знал, как вчера закончится мой день, я бы попытался отболтаться. Но дело было сделано. Поэтому нашему мальчику придется сегодня терпеть старшую дочь мэра, влюбленную в него еще с тех пор, как он сорвал для нее персик с высокого дерева.
– Он полез туда ради нее?
– Как же! Это он потом прикрылся добрым делом. Просто в саду нашего соседа есть раннеспелый сорт, а он повадился обрывать плоды. Наш сосед караулил, караулил, да застукал сорванца. А в это время у нас в доме гостило семейство мэра с маленькой Линдой. Ну и Иржи, чтобы не попасть под порку, делая вид, что в упор не замечает соседа, слез с дерева и, встав на одно колено, вручил персик Линде, которая ходила за ним хвостиком. Сосед умилился. Иржи снова ушел от наказания, приобретя в лице подружки пылкую поклонницу. Линда была уже достаточно большой девочкой для того чтобы влюбиться, но не настолько умной, чтобы понять ход мыслей маленького проказника. И с тех пор она мечтает только об одном…
– Как выйти за него замуж? – Рассмеялась Эстер.
– Конечно. Собирайтесь, дорогая, я отведу Вас покушать, а потом – на открытие.
Иржи стоял один среди толпы перед выставочным залом. Там, около дверей, что-то вдохновенно вещал Малховский, заставляя своих людей снимать то одного, то другого официального представителя и госпожу Еву. Линда вертелась там же, изо всех сил пытаясь пробраться в кадр. И вот ей повезло: кусок розовой ленты упал прямо ей на туфлю. Ловко, для своего веса, подхватив его, она довольно подняла его над головой и покрутила, привлекая внимание Измирского-младшего. Он криво улыбнулся. Эва, стоящая на площадке рядом с Анджеем, проследила ее взгляд. Красиво прорисованные брови поползли наверх, а по губам скользнула злобная ухмылка.
Тем временем, Иржи кто-то тронул за локоть. Мгновенно собравшись в боевую стойку, он резко обернулся. И, рассмеявшись, расслабился. Рядом с ним, взявшись за руки, чтобы не потеряться в толпе, стояли Бернат и Эстер, с любовью глядя ему в лицо.
«Уж лучше бы друг на друга!» – Подумал Иржи и, взяв пальчики певицы, поцеловал надушенные ноготочки.
– Я очень рад видеть вас вместе! – Искренне сказал он. – Значит, новости не всегда врут?
– Особенно, когда мы их делаем сами. – Многозначительно сказала Эстер.
– А… – художник оглядел их руки и вопросительно посмотрел на Берната.
– Вечером, за ужином. Надеюсь, ты захочешь присоединиться к нам и разделить нашу радость?
– О, почту за честь! – Иржи наклонил голову, благодаря брата, и, заодно, высматривая дислокацию госпожи Линды. – Боже мой! – Сказал он совсем тихо, поскольку вышеупомянутая особа, не дождавшись, когда принц сам изволит явиться к своей принцессе, разрезала толпу уже в пяти шагах от них.
– Линда, дорогая! – Промямлил он кислым голосом. – Как мне тебя не хватало в последнее время. Ходил сам не свой. Даже голова кружилась. И мушки в глазах!
Дочка мэра решительно встала рядом и вцепилась в его локоть.
Упреждая слова Берната о том, как он снова рад ее видеть, сзади пропел нежный голосок:
– По болотам меньше надо ходить. А свежий воздух в больших количествах бывает исключительно вреден для здоровья!
Вся компания снова дружно обернулась ко входу в зал. Рядом с ними стояла Эва Балог и Анджей Малховский с суровыми телевизионщиками.
– О, господин Бернат Измирский! Вас, наконец-то, можно поздравить с обретением невесты? Бес в ребро? Ха-ха-ха! – Сам себя развеселил телеведущий.
Все остальные стояли и даже не улыбались. А Бернат сжал кулак.
Иржи протянул к Анджею руку и, стряхнув с плеча перхоть, положил туда ладонь и, доверчиво глядя в серые глаза телеведущего, спросил:
– Это не Ваше фото третьего дня я видел на сайте «Голубой лагуны»? Вы там так завлекательно сидите на барной табуреточке в одних плавочках…
– Фото сделано в бассейне! – Высокомерно объявил Малховский. – А на этих провокаторов я подал судебный иск!
– Какие Ваши годы! – Двусмысленно улыбнулся ему Иржи. – Ваша слава бежит впереди Вас!
– Спасибо, господин Измирский, за поддержку! – Снял руку со своего плеча и пожал потной ладошкой Анджей. – Как приятно, когда тебя понимают!
Все, кто слышал разговор, волевыми усилиями задавили смешки.
– Дорогой Анджей! – Вмешалась в разговор куратор выставки. – Не пора ли идти осматривать экспозицию? Господа Измирские, приглашение относится и к вам!
Наконец-то измученные ожиданием гости и журналисты проследовали в зал. На витринах, под бронированным стеклом на бархатных черных подушечках, под неусыпным прицелом датчиков инфракрасного слежения, лежали превосходно сохранившиеся ювелирные изделия. Кольца, браслеты, серьги, налобники и наручи. Диадемы, подвески… Все это золотое и серебряное великолепие сияло драгоценными камнями чистейшей воды в свете специальных маленьких ламп. Гости разбрелись по выставке, глядя на тончайшую работу старинных ювелиров.
– Кому же под силу было исполнить такую красоту? – Не сдержала эмоций Эстер. – Какая нежная работа! Насколько чисты и совершенны линии растительного орнамента! Даже на листьях, фиксирующих камни, видны капельки росы!
– Да, – поддержала разговор Линда, – словно над этим трудились нечеловеческие руки! Магия, да и только! Жаль, что тот археолог не дожил до наших дней! Думаю, он многое мог бы рассказать!
– Конечно! – Подтвердила Эва. – Особенно своему сыну, унаследовавшему отцовский талант к воспроизведению и видению.
– О, у него остались родственники? А выкупить какую-нибудь старинную вещицу у них нельзя?
– Не думаю, поскольку сын вырос сиротой и воспитывался родными.
– А Вы нас с ним познакомите? – Пропищала любопытная Линда.
– Идем! – Дернул ее Иржи. – Посмотрим другие витрины.
Но девяносто килограмм живого веса одним рывком с места не стащишь, особенно, когда женщина чем-то заинтересована.
– Да вы, в-общем, знакомы, – показала зубки Эва, вызывающе глядя на Иржи.
– Кто же он? Как его зовут? – Запрыгали, дергая руку Иржи, все округлости и выпуклости красотки Линды.
– Так вот же он, рядом с Вами, милочка! Герцог Саминьш, граф Измирский собственной персоной! – Синие глаза торжествующе полыхнули красным.
– Пойдем, дорогая, не стоит слушать выдумки женщин, которым отказали в свидании. – Он поцеловал Линдины толстенькие пальчики. – Пойдем, посмотрим что-нибудь еще!
Бернат с Эстер, дружно хмыкнув, развернулись и пошли за первой парой. А господин телеведущий, внимательно прослушав информацию, негромко спросил:
– Доказательства имеются?
– Есть только фото Даниэля Саминьша и его жены Ханны. Вы хотите оттуда что-то выжать? Сто флоринов.
– Дорогуша, но это так дорого!
– Не дороже Вашей «сенсации».
– А он, действительно, герцог?
– Поройтесь в своих архивах!
– Чума! – Выдал Малховский.
Измирские под руку с дамами молча обходили выставку. Говорить было не о чем. Линда, искоса глядя на Иржи, о чем-то сосредоточенно думала, убрав из глаз дурацкое выражение щенячьей преданности. Наконец, они подошли к дальнему от окон углу зала, где располагались самые ценные экспонаты. Там, перемещаясь, тихо шепталась толпа.
И тут Иржи словно ощутил силу, которая мягко, но настойчиво позвала его к себе. Не желая сопротивляться этому зову, он втиснулся в толпу. За ним, словно баржа на канате, расталкивая боками вовремя не убежавших с дороги, шла озабоченная Линда. И вот она, нужная витрина. Стоявших около нее людей мягко сносит в сторону… Иржи позвал к глазам внутренний огонь. Господи! Да весь зал сияет, словно новогодняя елка! «Это и есть магия?» – мимоходом подумал художник, подходя туда, где красным заревом светилась стена. И вот перед витриной не осталось ни одного человека.
Перед ним, на черном бархате, лежал огромный рубин, пылающий, словно огненный ветер. Положив ладонь на стекло, Измирский почувствовал, что этот рубин пульсирует, словно живое человеческое сердце…
– Твое сердце пылает пожаром… Силу жизни сокроет рубин… Раб навеки ты мой, господин! – вспомнил Иржи слова баллады, сочиненной Эстер. – Ну, здравствуй, сердце графа Кареша!
В ответ на него плеснуло такой тоской и мукой, что он едва устоял на ногах.
– Я что-нибудь придумаю! – Чуть слышно прошептал он.
– Пойдем! – Он подцепил Линду под локоток. – Смотри, там сам Малховский стоит с твоим отцом.
– Ты хочешь меня покинуть? – Спокойно спросила Линда.
– Прости, дорогая, мне надо немного прогуляться и подумать.
– Пойдем вместе, но не прогуляться, а посидим в кафе, попьем кофе со сливками. Помнишь, как в детстве мы просили поменьше кофе, а сливок побольше? А помнишь, как ваша кухарка не хотела тебе давать кусковой сахар, и я ходила его просить для тебя?
– Все, Линда, убедила. Веди в кафе. Это здесь, в отеле?
– Нет, сейчас выйдем к озеру, и все сам увидишь.
Иржи поискал глазами брата и Эстер, чтобы предупредить, что он уходит. Но Линда посмотрела на него с улыбкой:
– У тебя коммуникатор выключен? Включи. Если что, он тебя всегда найдет!
Иржи с облегчением поцеловал подруге детства руку:
– Действительно, что-то я растерялся.
Они вышли из отеля и неспешным прогулочным шагом пошли вдоль большого озера. И скоро за лодочной пристанью, под ивовыми кронами, обнаружилось маленькое летнее кафе. Сидя под его крышей, можно было наблюдать за разноцветными лодками с маленькими человечками в шляпах на озере, а прямо под ногами, у перил, отражающихся в темной воде, за клянчившими кусочки булки красноголовыми утками и черными лебедями.
Линда прошла к свободному столику в самом дальнем углу, куда народ, привлеченный выставкой и скопищем знаменитостей, еще не добрался. Когда они сели, женщина заказала два кофе со сливками и по маленькому пирожному с кремом.
– Может, тебе не надо? – Спросил Иржи о пирожном.
– Мне многое чего не надо. Но не со всякими привычками можно справиться. А с некоторыми вовсе не хочется расставаться. – Философски заметила она.
– Ты выросла, девочка. – Констатировал он факт.
– А ты и не заметил… Иржи, Иржи! Время летит очень быстро. Ты помнишь, сколько мне исполнилось лет?
– Двадцать девять?
– Тридцать четыре, радость моя. Я всего на год старше тебя.
– И как успехи в освоении мира?
Она усмехнулась:
– В процессе. Сам знаешь, что оттуда, куда попал, выбраться практически невозможно.
– Да, дорогая, но шанс иногда выпадает.
– Быть может, тебе его дают? – Прищурила Линда глаза и тут же перевела тему. – Что за возня творится вокруг вашей семьи? – Спросила она в лоб. – Откуда эта иностранка знает то, чего не знаешь даже ты? Или это вранье? Ты, действительно, отказал ей в свидании? А она, кстати, красива!
– Линда! Я не знаю, на какой из твоих вопросов отвечать!
– Ты просто говори, а я послушаю. Может быть, как в детстве, разберемся вместе? – Она внимательно на него посмотрела.
Хоть он и не любил настырность своей подружки, но отказать ей в уме и сообразительности, а также в молчании по поводу чужих тайн, он не мог.
– Понимаешь, – он отпил кофе и посмотрел на покрытое солнечными бликами озеро. – Я не знаю, о чем говорить.
Он немного подумал.
– Все началось с приезда в этот отель. Некоторым образом, в мои семейные дела оказались замешаны несколько… неважно. И эта дама – Эва. Она хотела со мной переспать… извини, дорогая! Но я убежал. Ты не поверишь, подруга, но эта дама меня хочет убить. И всех моих прямых предков убивали. Я – последний герцог Саминьш. – Бессвязно вывалил Иржи на Линду кучу бестолковой информации.
Линда похлопала светлыми ресничками.
– Ты уверен, что ты – герцог?
– На сто процентов. Бумаг, правда, предоставить не могу. Родители Берната меня усыновили, когда я был грудным младенцем. Так что я по всем бумагам – Измирский. О настоящем моем имени знает только Бернат, который скрывал от меня правду много лет. Кому-то что-то доказывать я тоже не хочу. На момент гибели отца мать была только в положении. Едва я родился, она умерла. Каким образом – не знаю. Скорее всего, рядом с ее могилой есть и моя.
– Хорошо, но что это знание дает Эве Балог?
– Мою жизнь.
– Зачем? Ей из твоей родни кто-то что-то был должен? Кровная месть?
– Не знаю! Ничего пока не знаю!
– Зачем она сказала Малховскому, что ты – герцог?
– Не знаю. Ей от этого – толку никакого. Любые домыслы и слухи я буду опровергать. Доказать никто ничего не сможет, тем более, мой отец никогда не упоминал своего титула. Пройдет по телеканалу сплетня – и все снова утихнет.
– Ты что-то не договариваешь, Иржи!
– Прости, Линда, я просто ничего не знаю.
Женщина сидела и невидящими глазами глядела на противоположный берег.
– Действительно, слишком мало информации. Хочешь, я тоже поселюсь в отеле?
– Упаси Боже! – Вырвалось нечаянно у Иржи. – Ты спугнешь моих охотников за черепами!
– Вот как? Решил развлечься без меня?
– Тебе скучно? – Иржи поднялся. – Займись диетой! Женщины всегда с восторгом погружаются в загадочный и манящий своим совершенством мир подсчета калорий! Извини, дорогая, у меня через полчаса тренировка. Не хочу опаздывать!
Он кивнул Линде головой и, оставив деньги на столе, пошел в сторону отеля.
Та, проследив его путь, достала коммуникатор и тихим голосом сказала:
– Мсье Барбье? Да, Линда Шеррих. Наша дива готовит обряд. Да. Объект выяснил свою родословную, горит желанием во всем разобраться. Кстати, он видел сердце Кареша. Мне даже показалось, что он его почуял. Ну да. Желательно прислать человека три. Поскорее. А то и этого потеряем! Пока-пока… – Рассеянно сказала она, заканчивая разговор.
Тренировка, как всегда, началась без опозданий. Немногословный мастер Иштван посадил Иржи медитировать, заставляя огонь разрастаться до максимума и опадать до минимума. Сам же занялся с Йожефом, гоняя того до седьмого пота, заставляя предугадывать удары. Потом против себя поставил Иржи, аккуратно убрав в рукав клинок.
– Ты свой-то тоже отложи. – Кивнул на блестящее лезвие в руке Измирского. – Теперь – без него. Фаркаш – пять кругов по залу с медитацией. А ты – смотри.
Иштван медленно поднял руки со скопившимся в них синим пламенем и, выпуская жалящие языки огня, начал прихватывать ими Иржи.
– Отбивайся! – Сурово прикрикнул мастер.
Иржи погнал собственный оранжевый костер через пальцы, пытаясь удержать мастера на расстоянии. Но синяя яростная стена съедала жалкие язычки, обжигая пальцы художника.
– Плохо! – покачал мастер головой. – Смотри! Вдохом ты подпитываешь свой огонь, заставляя его разгораться. Выдохом ты посылаешь его в пальцы как можно шире и дальше, не подпуская к себе чужое пламя. Пробуй!
Иржи пробовал снова и снова, пока не свалился на маты в углу зала.
Фаркаш давно остановился и во все глаза смотрел на непонятные движения наставника и господина Измирского.
Мастер Иштван наклонился над лежащим в позе эмбриона бледным Иржи.
– Выпей! – У наставника в руках откуда-то взялась темная бутыль с жидкостью. И, когда он открутил крышку, в воздух шибанул крепкий запах спиртовой настойки с лимоном и имбирем.
Художник выпил и закашлялся. Слезы брызнули из зажмуренных глаз. Но зато он сам, без посторонней помощи, смог присесть, а потом и встать.
– Продолжим? – Поинтересовался мастер.
– Секунду! – Иржи поймал за хвостик обрывок мысли. – Сейчас!
– Думай. Фаркаш, нападай!
Пока мастер и Йожеф танцевали с клинками, в голове у Иржи созрел план. «А что если мне просто попробовать поставить защиту? Если сил пока мало?» И он начал плести покрывало из огня и воздуха, завязывая узлы и уплотняя плетение. А потом осторожно втянул то, что получилось, через пальцы в руки до локтя.
– Я готов. – Объявил он.
Мастер встал напротив него, выпустив стену огня. Иржи, замерев, и, слегка растопырив пальцы, ждал, когда пламя мастера подберется ближе. Когда до его ладоней оставалось совсем немного, он, тряхнув кистями рук, выставил свой полог. И, как сила мастера не пыталась пробиться, у нее ничего не получалось.
– Хорошо! – Теперь Иштван похвалил своего ученика. – Но это – грубая сила. А если вот так?
Из пальца тренера вылетел длинный огненный хлыст, нашел в защите дыру и чувствительно прижег художнику пятую точку.
– Ай! – схватился за подпаленные штаны граф. – Не честно!
– Бой никогда честным не бывает. Есть один победитель, остальные – трупы.
– Спасибо! – Поклонился Иржи.
– Стой и смотри. Это – способы боя.
Из пальцев учителя вылетали огненные дротики и молнии, вокруг тела Измирского закручивалась огненная спираль, немного сдавившая его в объятиях, но сразу отпустившая. Огонь привел в движение воздух, который упругой волной опрокинул Фаркаша вместе с Иржи к стене, чувствительно припечатав спиной. Как только художник отскочил, призрачные языки заплясали вокруг него, постепенно сжимая кольцо.
– Ты видишь, что я делаю? – Перекричал мастер буйство стихий.
Иржи кивнул головой и выставил ладонь вперед. Яркое пламя широкой струей прошлось по призрачному кругу, стирая его следы с пола.
Иштван улыбнулся.
– Уже лучше. Урок окончен. Сейчас вам необходимо плотно пообедать и выпить красного вина.
Ученики дружно поклонились. Йожеф, по традиции, занял душ, а Иржи понес деньги.
Мастер положил мешочек на ладонь, сжал ее и… истаял прямо на глазах открывшего рот художника.
– Зачем сегодня вы так долго размахивали руками? – поинтересовался Йожеф.
– Мне прописали новую медитацию. Пойдем обедать!
Иржи вместе с Фаркашем и Ковачем дружно сидели на диване, смотрели телевизор и ели виноград. За окном постепенно смеркалось, укрывая туманами и сумеречным пологом озера, дома и рощи. Иржи посмотрел на часы.
– Пойду немного полежу. – Кивнул он охранникам.
Зайдя в комнату, он повалился на кровать и уставился в потолок. Мысли крутились в голове нескончаемым потоком. «Непонятно, почему эта ведьма так зациклилась на Саминьшах? Почему бы ей не потреблять энергию из других людей? Прицепилась, как клещ к заднице! Если я – потомок Саминьшей и во мне есть стихия огня, значит я… маг? И все Саминьши были магами? Нет, что-то не сходится. Сердец, похищенных ведьмой, было три или два? Я видел два. Одно из них – рубин – принадлежит Карешу. Чье же бьется в черном алмазе? И было ли третье сердце?»
На тумбочке завибрировал коммуникатор. Иржи подхватил его, посмотрел, кто и нажал громкую связь.
– Слушаю тебя, Бернат!
– А мы с Эстер тебя ждем!
– Где, братик?
– В ресторане, за нашим столиком! Приходи быстрее!
– Иду. – Вздохнул Иржи и начал собираться. – Эти влюбленные хотят приобщить к своему счастью весь мир… Тем более, что я – ось вращения.
Когда он вышел в гостиную, охранники тут же отвернулись от телевизора.
– Вы куда-то идете? – Поинтересовался Ковач.
– В ресторан, на помолвку господина Измирского – старшего. Так что можете продолжать развлекаться. Бернату сейчас абсолютно не до вас. Отдыхайте!
Охранники помялись, но, поразмыслив и поблагодарив Иржи, опять упали на диван.
Фаркаш сказал:
– Там, в ток-шоу Малховского, объявили завтрашнюю тему.
– И?
– «Почему аристократы скрывают свои титулы?»
Граф Измирский, уходя, полуобернулся к охранникам:
– Скажу по секрету, они не хотят платить налоги! – Произнес он, прикрывая за собой дверь.
На столике, вместо привычной маленькой лампы, в стилизованном под старину подсвечнике, горели три разноцветные свечи, источая розово-лавандовый запах. Заранее, еще днем, заказав у администратора доставку букета белых роз, Иржи прихватил их по дороге, и теперь пробирался к столику, сжимая в руке перевязанный ленточками душисто-колючий символ любви и верности.
Пока официант бегал за вазой, а потом пристраивал цветы так, чтобы все гости друг друга видели, Иржи сел и с улыбкой посмотрел на счастливого брата и не менее счастливую Эстер.
Перед ними в бокалах пенилось шампанское. Услужливый молодой человек тут же наполнил праздничным напитком бокал Иржи.
– Рассказывайте! – Он поднял его за узенькую ножку и сквозь тончайший хрусталь посмотрел на свечи, свет от которых тут же разлетелся тысячью разноцветных искорок.
Бернат с любовью смотрел на своего брата: «И все-таки, сколько счастья мне принес этот сорванец, маскирующийся под вдохновлено-утонченного модного художника – аристократа! Но я-то точно знаю, что под этим прекрасным романтическо-изысканным обликом таится настоящее живое пламя и любящее сердце!» И думая так, он даже не предполагал, насколько близок был к истине. Но вслух сказал коротко:
– За тебя, мой самый лучший Иржик!
– За тебя! – Присоединилась Эстер, с нежностью глядевшая на него.
– Спасибо! – Пожал плечами Измирский-младший и отпил шампанское. – Но мы здесь все же встретились по несколько иному поводу… надеюсь!
– Конечно! – Глаза Берната блестели от счастья, выпитого шампанского и свечей, трепетными огоньками отражающихся в зрачках. – Иржик! Мы с тобой – одна семья. Раньше нас было только двое… двое одиноких, брошенных на произвол судьбы мужчин. Но теперь… все должно измениться! Я хочу, надеюсь, ты тоже, чтобы в наш холостяцкий дом вошла очаровательная госпожа Эстер.
Буквально на секунду он сделал паузу и, не давая никому открыть рот для возражений, продолжил:
– Дорогая Эстер! Я просто молю Вас об одном: будьте моей женой и войдите в наш дом доброй хозяйкой!
Женщина покраснела и из-под ресниц посмотрела на Иржи, словно спрашивая его одобрения.
Тот поставил на стол локоть, подпер рукой щеку и, глядя на обоих, расплылся в улыбке:
– Благословляю, дети мои!
Бернат дал свою руку Эстер. Та скромно вложила в нее свою ладошку. А потом оба протянули свободные руки Иржи. Теперь они сидели, втроем крепко держась друг за друга. Художник приподнял свой огонь и на выдохе послал его по жилам певицы и брата. Они сразу выпрямились, а глаза словно вспыхнули. Живое пламя бежало по их жилам, очищая кровь и души от грусти, страхов и придуманных глупостей, поселяя в сердцах уверенность в прекрасном и светлом будущем.
И женщина, гордо подняв голову, с любовью глядя на обоих Измирских, твердо сказала:
– Я согласна войти в ваш дом. Любить и беречь вас, пока мы живы в этом мире!
Иржи хмыкнул и разорвал связь. А Бернат принял эти слова, как должное, ибо как можно любить его, не любя младшего брата? Да и вообще, разве можно его Иржика отпускать в самостоятельное плавание? Он такой хрупкий, ранимый… маленький! Зато теперь они – настоящая семья!
Бернат расстегнул пуговицу пиджака и залез во внутренний карман. В его ладони оказалась небольшая коробочка. И он протянул ее брату.
– Открой!
Тот открыл бархатную пирамидку. А там, на мягкой красной подушечке, лежало два обручальных кольца. Одно, побольше, золотое с небольшим сапфиром, второе, поменьше, платина, переплетенная с золотом, и вставленными между витками орнамента двумя бриллиантами.
– Интересная смысловая нагрузка… – пробормотал Иржи. – И как давно он их заказал? – А потом продолжил громким голосом: – Дорогие мои, родные! Я надеюсь, вы оба хорошо подумали, прежде чем пойти на этот шаг.
Он посмотрел направо, на Эстер. Та кивнула. Потом прямо, на Берната.
– Естественно!
– В таком случае, в знак искренности своих чувств, обменяйтесь кольцами. – И он протянул коробочку между ними.
Бернат, трясущимися от волнения пальцами, наконец, подцепил кольцо, и, держа его двумя руками, опустил на подставленный Эстер безымянный пальчик.
«Хоть не сломал!» – подумал Иржи.
Эстер, с улыбкой, не сходящей с ее губ, легко взяла колечко и надела на палец Бернату. Иржи убрал пустую коробочку в карман.
– Совет вам, да любовь!
И они снова выпили шампанское.
– Когда планируете свадьбу? – Спросил Иржи у Эстер.
Та, взглянув на Берната, немного подумала и сказала:
– Все будет зависеть от того, сколько народу вы пригласите. Мне приглашать некого.
Бернат наморщил лоб.
– Да, в нашем кругу просто так не женишься. Надо заказать помещение, разослать приглашения… Иржи, может, займешься этим сам?
– Нет, мой хороший. У тебя огромный штат секретарей-помощников. Вот пусть и отрабатывают зарплату. Не забудьте сначала заказать платье. И от этой даты уже выбирайте день венчания.
– Нам еще надо организовать мальчишник!
– Братик, на жизненном пути у тебя были и мальчишники, и девичники, да и просто обычные пьянки. Так что не занимайся ерундой, а прямо с завтрашнего дня, переезжайте в наш особняк и тихо, достойно живите вместе до свадьбы. Еще лучше, если вы отметите ее максимально скромно, без журналистов и прочей шумихи.
– Да, дорогой, это тоже мое заветное желание. А, может, просто обвенчаемся, да уедем куда-нибудь в горы втроем? Мы покатаемся на лыжах, а Иржи порисует.
– Это хорошая идея! Как считаешь, Иржик?
– Я считаю, что сегодня вам обоим уже пора в номер. Ты хоть догадался его снять?
– Конечно! Сейчас!
Бернат подозвал официанта, делая заказ в номер. А Иржи поцеловал пальчики Эстер.
– Вы ведь получили, что хотели, дорогая?
– Не совсем… – прошептала женщина, наклоняясь к его голове, и снова выпрямляясь. – Но я счастлива!
– Не обижайте Берната. Он – замечательный. И обязательно, слышите, обязательно, родите ему детей. Девочек и мальчиков. Самого шебутного назовите Иржиком. Договорились?
Измирский-младший встал.
– Беспокойной вам ночи, молодожены!
Едва он дошел от стола к двери, как ему пересекла дорогу пьяная Юдифь.
– Мой маленький прекрасный друг! – Она со вздохом водрузила ему на плечо локоть. – Ты знаешь о том, что в мире нет совершенства?
– Кто же загрузил твою хорошенькую головку столь сложным философским вопросом?
– Какая, к черту, разница? Вот ты мне скажи… – она пошатнулась на своих каблуках.
– Нет, дорогая, говорить я не стану ни о чем, пока не выйдем на террасу. – Он обхватил ее талию, закинув руку себе на шею, и вывел на свежий воздух.
Персонал отеля с началом теплого сезона вынес сюда стулья и надувные диванчики с креслами. Иржи подвел даму к одному из них и аккуратно сгрузил на сидение разбалансированное тело, стараясь, чтобы никакая его часть не упала на пол.
– Иржи! Я хочу еще выпить!
– Да что ж с тобой случилось, депрессивная ты моя?
– Он меня назвал старой шлюхой!
– Перестань! – Иржи укоризненно покачал головой. – Кто так мог сказать о самой прекрасной модели на свете?
– Я приехала заключить с ним контракт, а он сказал, что я слишком стара! У него девушек старше восемнадцати вообще нет! – И Юдифь разревелась.
– Ничего не понимаю. Кто тебе так сказал?
– Ларош Шико! Сейчас коллекции его Дома – икона стиля для каждой уважающей себя женщины Старого света!
– И когда он тебе это успел сказать?
– Месяц назад!
– Ну, это пора давно забыть, как страшный сон, и снова вперед, на покорение других домов! – Иржи подал ей носовой платок. Та вытерла лицо и нос.
– Мне сегодня пришел еще один отказ. – Сказала она совершенно спокойным голосом.
– И что? У тебя нет денег? Не верю.
– Видимо, придется браться за что-то новое, опять выгрызать зубами кусок чьего-то пространства…
– Разве впервой? Ты, дорогая, столько всего перегрызла… Должно быть, у тебя зубы, как у бобра – растут постоянно и тебе их необходимо стачивать хоть о кого-нибудь!
Юдифь тихонько засмеялась.
– Но это так трудно! В начале пути, когда у тебя за спиной нет ничего, и пока не представляешь, насколько сложный путь придется пройти, ты смеешься и смотришь только вперед, не обращая никакого внимания на проклятия аутсайдеров. Но сейчас, когда эйфория молодости прошла, а в памяти лишь каждодневный труд на износ… Не уверена, что смогу еще раз пройти этой дорогой.
– Дорогая, посмотри на меня! Помнишь, как мы с тобой жили в маленькой холодной мансарде? Одна на двоих булочка за целый день и полстакана молока. Но у нас была цель, мы шли к ней и были этим счастливы. Ты не торопись, подумай, что тебя влечет, чем бы ты хотела заниматься? Причем, до зуда в пальцах и огня в глазах. Наверняка, есть задумки… А, Юдифь?
– Есть. – Она вытянула ноги и привалилась к его плечу. – Я хочу выйти замуж и родить дочку. Сделать на телевидении свой канал, куда бы стала приглашать обычных мам с детьми. Мы бы готовили, обсуждали психологию воспитания ребятишек, выстраивание правильных отношений с мужем…
– Так это здорово! Ты действительно этого хочешь?
– Да, мой хороший!
– Тогда не плачь и ищи стоящего человека, с которым можно прожить всю жизнь, завести здорового ребенка, а лучше – двух. Короче, за дело, подруга!
– Спасибо, Иржи, ты – настоящий друг.
– Детка, объясни мне, кто тебя, такую целеустремленную и пробивную, сейчас постоянно сбивает с толка и вкладывает в голову тоскливые мысли? Этот твой новый кавалер? Он требует у тебя денег?
– Нет. – Удивилась Юдифь. – Я даже об этом не думала… А ведь знаешь, это… Эва Балог.
– Да ты что? Расскажи, а как вы познакомились?
– Понравилась?
– Нет, дорогая, она не в моем вкусе. Причем, очень-очень. Рассказывай.
– Впервые я ее увидела в кабинете господина Шико, когда пришла подтверждать заключение контракта. Иржи, он сам прислал мне предложение! Вот я и приехала к нему из страны яркого солнца, хорошего вина и модных домов. Там была эта женщина, Эва. Она принесла заказанные модельером браслеты и подвески к его новой коллекции. Они обсуждали, а я потихоньку сидела в кресле. Потом господин Шико подозвал меня и спросил, напоминают ли эти украшения этнические мотивы моей Родины. Я посмотрела и пожала плечами. Ты же знаешь, я в этом разбираюсь плохо. А в Центральном музее как раз проходила выставка твоих юношеских пейзажей. Ну я и сказала, если они хотят проникнуться духом моей земли, пусть сходят на выставку моего друга и соотечественника. Эва сразу заинтересовалась. Сказала, что она – искусствовед, и попросила сходить вместе с ней. Мы встретились. Походили по выставке. Иржик, я видела, как создавались многие из твоих работ. О чем ей и сказала. Потом мы сидели в кафе. Кажется, расспрашивала о тебе, не помню. Я говорила о нас. А она пригласила меня на следующий день в гости к себе в мастерскую. И там подарила это колечко! – Юдифь покрутила пальцем.
– Можно взглянуть?
Она сняла перстень и положила на ладонь Иржи. Внутренний огонь, до этого мирно дремавший в солнечном сплетении, тут же выплеснулся в руку и невидимкой загудел вокруг чернеющего кольца.
– Смотри, Юдифь, какую дрянь ты носила на пальце!
На абсолютно чистой и гладкой ладони кольцо корчилось, темнело и скрючивалось, покрываясь маленькими дырками. А скоро от него остался лишь тонкий пепельный ободок, который Иржи сдул на пол.
– И что это было? – Тупо спросила до конца не протрезвевшая модель. – Что ты с ним сделал?
– Ничего, солнышко. Оно тебе ни к чему. Пожалуйста, больше ничего не бери у этой женщины.
Он погладил ее короткие волосы.
– Ну а дальше?
– Потом господин Шико прислал отказ. Я поделилась этим со своей новой подругой. Она была очень внимательна, переживала вместе со мной. А потом сказала, что ее пригласили куратором выставки в нашу страну. И предложила ехать вместе. Говорила, что ты, возможно, обрадуешься. Мы же с тобой не виделись…?
– Несколько лет, дорогая! Ты ей рассказывала, куда посылала запросы о работе?
– Да, милый. Она так интересовалась моей жизнью, как никто до нее не интересовался. Радовалась и надеялась вместе со мной.
– Сейчас напоила тоже она?
– Ну, мы выпили совсем немного!
– Ты ей рассказывала, что мы провели ночь вместе?
– Да, дорогой, что тут такого?
– И когда же ты научишься держать свой розовый язычок за зубками? Детка, тот, кто тобой так сильно интересуется, обязательно от тебя что-то хочет. И может статься, что цена твоей откровенности будет слишком велика…
– Мой красивенький мальчик! Ты о чем? А давай, ты на мне женишься?! Помнишь, ты предлагал!
– Нет, милая, телевидение в мои планы не входит так же, как раньше не входили вечные показы и банкеты с «папиками» после них. Бедная ты моя дурочка. Хочешь дружеский совет?
– Ну?
– Не общайся, слышишь, совсем не общайся с Эвой. Это может быть смертельно опасным.
– Дурачок! Красивые девушки умеют красиво любить, убивают только маньяки и вояки!
– Пойдем, солнышко, я провожу тебя в номер.
– А ты со мной останешься?
– Обязательно.
Кое-как дотащив девушку до апартаментов и положив ее на постель, он позвонил к себе. К аппарату подошел Фаркаш.
– Йожеф, для тебя есть задание. Поднимись в триста третий номер.
Когда охранник зашел и увидел мирно спящую Юдифь в одежде на покрывале, он расплылся в улыбке.
Иржи посмотрел на него очень серьезно:
– Смеяться тут нечему. Ее напоили, я привел ее в номер. А теперь слушай внимательно: я тебе оставляю ключ и карточку. Я сейчас уйду, а ты запрись до утра. К двери не подходи, что бы там снаружи не орали: пожар, цунами, убивают, помогите. Понял? Сидишь, как мышь. Можешь тихонько смотреть телевизор. Аппарат в номере я отключу, воткнешь обратно в сеть, когда окончательно рассветет. Ее коммуникатор…
Иржи пошарил в сумочке, достал и выключил, снова запихнув обратно.
– До завтра отвечаешь за нее головой. Будет куда-то стремиться, удерживай силой. Если не будешь справляться, сообщай мне. Вот номер… Я ушел.
За спиной художника в двери на два оборота повернулся замок. Иржи задумался, потому и не заметил, как почти под потолком плясало черное пламя.
Глава двенадцатая. Лайрина и Юори.
Вернувшись в свой номер, Иржи кивнул Ковачу.
– Ложись спать. Бернату часов до девяти будет точно не до тебя. Фаркаша я приставил охранять модель Юдифь в ее номере. Ей угрожает опасность. Утром он вернется. Я пошел спать. Меня не будить, если даже начнется землетрясение. Не сплю толком уже третью ночь.
Игнац кивнул головой и запер входную дверь.
– Кстати, – Иржи, наполовину стоя в своей комнате, обернулся, – кто бы ни барабанил в дверь, не открывай! Даже если снаружи рожает женщина. В отеле есть администрация, пусть разруливают.
– Вам тоже грозит опасность, господин?
– Возможно, Ковач. Поэтому, если что не так, звони на коммуникатор Фаркашу. Спокойной ночи!
– И Вам!
Иржи захлопнул свою дверь, провернув замок. Ему совершенно не хотелось, чтобы посреди ночи кто-нибудь пришел с объяснениями в любви, либо с острым скальпелем.
Сняв костюм и рубашку, семейный перстень и часы, он переоделся в немаркие походные штаны, кроссовки и свитер, под которым закрепил ножны. Затем, прикрыв гардеробную, прошел в ванную, умылся и достал свой клинок. Прокалив лезвие на своем внутреннем огне, он кончиком чиркнул по пальцу. На нем сразу выступила капля крови. Мазнув ей по зеркалу, он сразу заклеил палец пластырем и убрал нож в ножны под свитер. Зеркальная стена привычно пропала, обнажив потайной ход во вневременье. Собравшись с духом, Иржи полез на башню.
И вот последние ступени. На темном звездном небе привычно светит полная луна.
– Вы ее хоть когда-нибудь выключаете? – Громко поинтересовался у пространства граф Измирский.
Из тени одного из зубцов вышла прозрачная светловолосая девушка.
– Ты все-таки пришел?
– У меня все-таки накопились вопросы.
– А если я не отвечу?
– Тогда – до свидания, родные пенаты. Меня где-нибудь прирежут, а вы навечно останетесь тенями этого мира. Кстати, а где он, твой таинственный друг? Я бы и его послушал.
– Добрый вечер! – Навстречу ему прямо из воздуха вышел молодой человек. – Наверное, мы всё должны были сказать тебе сразу, но никак не могли определиться, поверишь ты нам или нет. Меня зовут Юори Саминьш. Я, можно сказать, родоначальник всех земных Саминьшей. Это – моя жена, Лайрина.
Они, взявшись за руки, с любовью посмотрели друг на друга. Иржи поймал себя на дикой мысли, что вот он сейчас, как полный идиот, можно сказать, готовый пациент клиники, стоит с двумя привидениями, непонятно, в каком времени, и с умным видом кивает головой их россказням. И ему вдруг стало смешно. Он хмыкнул. Привидения оторвались от переглядываний и посмотрели на Иржи.
– Ничего, ничего. Впереди вся ночь! Продолжайте.
– Понимаю! – Юори с улыбкой подошел к нему. – Но только здесь, в проклятом мире, вечная ночь. Ты же не хочешь присоединиться к нам на века?
Иржи внимательным взглядом художника вгляделся в призрачные черты лица своего предка. Первое, что бросалось в глаза – это черные волнистые длинные волосы, рассыпанные по плечам и спине. Узкие черные брови к вискам, миндалевидные черные глаза с пушистыми ресницами, «фамильный», такой же, как и у него, нос… Молодой человек очень походил на Иржи, только возрастом помоложе, да и ростом повыше и покрупнее.
– Ну как? Мы похожи?
– Похожи. – Подтвердил Иржи и поежился. Все-таки одного свитера для весенней ночи оказалось недостаточно. – Я хочу выслушать всю историю.
– Тогда слушай. – Юори положил призрачную руку на плечо своей светловолосой подруги. – Мы родились и выросли не здесь. Не на Земле. В другом мире. Мы, клан черных драконов – колдунов Саминьшей, занимаем плодородную долину и часть Скалистых гор. Тот мир, в отличие от этого, весь светится магией. Магами там рождаются практически все. Это, как дышать, понимаешь? Но кровь, расовая принадлежность формируют в своем носителе разные виды магии: темную или белую. Объясню, чем они отличаются. Белая магия – она направлена на созидание: лечение, огранку камней, выращивание растений и животных. На поддержание чистоты и баланса в природе. Темная магия связана с разрушением: добыча камня, дороги, производство оружия, да и просто тканей из сырья, строительство домов из созданных материалов и тому подобное. И еще кое-кто в нашем мире практиковал магию черную. Это, прежде всего, убийства с определенной целью. Хоть такое строго запрещалось и каралось высылкой в резервации, все равно находились последователи этого искусства, желающие оказывать влияние на разумных существ и подчинять их своей воле. Теперь об отношениях, поскольку именно с этого все и началось. Обычно в нашем мире браки заключаются между носителями одинаковой магической силы, поскольку опытным путем было доказано, что брак светлых и темных может быть бесплоден, либо рождались непотребные монстры. Да и психика у носителей разная. Белые – более возбудимы. Они постоянно волнуются и кипят светлой энергией, им просто необходимо какое-то занятие. Темные, наоборот, медлительны и вдумчивы. Порой, так случается, что приходится тем и тем над чем-то вместе работать, например, строить город. О, это взрывы белой энергии и сплошной пессимизм темного негодования. Но, как ни странно, в таких городах очень приятно жить. Хотя строить – невозможно. Ну, вернемся ко мне. Я – темный. Будучи подростком, меня направили в нашу местную Академию для наилучшего развития способностей. Забыл сказать, Академии тоже делятся на светлые и темные. И вот однажды чересчур грамотную головушку нашего ректора посетила замечательная мысль: «А что если пригласить белых старшекурсников к нам, а темных отправить к ним?» Так сказать, привнести в процесс обучения некую долю энтропии для пущего развития способностей адептов. Он тут же списался с Белым Магистром и через день к нам приехали светлые маги – природники. И среди них была Лайрина из Клана Единорогов. Как только я увидал ее улыбку и сияющие в свете наших солнц волосы, то понял, что пропал. Я влюбился настолько сильно, насколько темный вообще на такое способен. Она же меня игнорировала.
– Сначала! – улыбнулась девушка. – Их было так много, таких разных и талантливых девушек и парней, что просто глаза разбегались. Дружить и общаться хотелось сразу со всеми. Но потом… – Она сияющими глазами посмотрела на Юори. – Этот красивый и молчаливый темный привлек мое внимание тем, что, не посмотрев под ноги, наступил на цветок, который я только что высадила на газон.
Лайрина заливисто захохотала, а ее муж смущенно улыбнулся:
– Я его, правда, не видел!
– Отругав недотепу всласть, я вдруг поняла, что вижу перед собой самого лучшего, самого доброго, самого прекрасного парня на свете!
– И мы начали встречаться. – Продолжил Юори. – Я зажигал для нее ночами картины из фейерверков, выстраивал светляков словом «Люблю»…
– А я их разгоняла…
– Я находил для нее самые волшебные цветы…
– А я их приращивала на клумбы…
– Я катал ее на своей спине в поднебесье…
– Это было прекрасно!
– И мы решили поговорить со своими родителями о том, чтобы они одобрили наш брак, когда закончится обучение. Мы даже согласились бы уехать на дальние острова, чтобы не давать никому повода нарушать неписанный закон… И вот наступили каникулы. Мы разъехались каждый в свой дом, но обещали друг другу слать весточки каждый день. В день прилета клан меня встретил очень тепло. Все-таки мы – родственники и всегда рады друг другу… Были. Я рассказал отцу с матерью про Лайрину. Отец сурово нахмурился и тотчас сказал:
– Выкинь из своей красивой, но пустой головы эту блажь. Мы уже подобрали тебе невесту из хорошего рода Подгорных Змей. Наша, темная. Красавица, каких поискать. Ты учишься с сыном главы их клана в Академии. И он тебе дал самую лестную характеристику.
Я тогда вспомнил этого Змееныша. Хороший, порядочный парень. Но у меня уже была моя Лайрина и я воспротивился:
– Отец, я люблю Светлую! Мы можем уехать на острова, и о нас никто ничего не узнает!
Но отец был непреклонен. Такая же картина была и в доме моей подруги, только в словесных сражениях принимали участие фантомы, дравшиеся между собой, как разъяренные кошки…
Прошла одна каникулярная неделя. Мы все решали, как нам поступить, когда отец сообщил мне, что к нам прибывает Глава Подгорного Клана с дочерью и сыном в гости.
Тем же вечером, как укатилось за горизонт первое солнце, к нам на площадку Скалистого замка приземлилась делегация Клана. Наши мальчишки с удовольствием приняли их золотых пегасов. Воистину, прекрасные животные! Мы с отцом, наряженные в торжественные одежды рода Саминьшей, встречали их у входа в Дом.
Когда все разместились в зале для отдыха с окнами на алеющий закат, мой отец, знакомый со Змеями, всех представил друг другу и предложил перекусить холодным мясом и фруктами. Мои сестры быстро накрыли столы, старший дядя принес вино, разлив всем понемногу. Главы кланов разговаривали о добыче самоцветов, которой славился Скалистый Край, о гномах, выгрызающих горы с другой стороны и о замечательных висячих мостах, которые мы вместе с братьями начали сооружать над нашим Озерным Краем в Долине Рек. Пока они беседовали, я смотрел на единственную девушку в их делегации, мою предполагаемую невесту. Действительно, она была красива. Длинные черные косы до пояса, белая кожа, черные брови, маленький носик и неожиданно синие, не свойственные змеям, глаза… Она то и дело тоже искоса на меня посматривала. Ее брат, мой соученик, над нами откровенно потешался, строя зверские рожи, когда на него никто не смотрел из старших. Но все-таки одна из моих сестричек помладше не выдержала и прыснула со смеху. Главы Клана, вынырнув из своих важных разговоров, неожиданно заметили наши скучающие лица, и мы были отосланы «погулять». Не буду рассказывать подробностей, но «младшие змеи» остались у нас гостить. И мы дружно занимались всем тем, чем обычно занимается неугомонная молодежь: лазили в гномьи пещеры, таская у них из-под носа самоцветы, достраивали очередной мост среди озер и свисающих ветвей ивняка, летали на ежегодные гонки драконов… Незаметно случилось так, что мы сдружились с этой веселой и жизнерадостной девушкой. Продолжая считать Лайрину своей невестой, Эвангелину я воспринимал просто как подругу. Но время, оставшееся до конца каникул, летело незаметно, и нам с ее братом надо было собираться в Академию. Эвангелина возвращалась домой. И вот…
Прости, дорогая, что снова наношу тебе боль своим рассказом, но мальчику это необходимо знать.
Ночью в мою дверь кто-то вошел. Как дракон, я это сразу почувствовал и сел на постели, подвесив к потолку светлячок. Рядом с моей кроватью стояла дочь Змеиного Клана. Она слегка покачивалась и что-то шептала. Глаза были полуприкрыты. И, когда она их открыла, то они были черными, с вертикальным зрачком и багровыми высверками. Я испугался, но в ту же минуту меня скрутило безумное желание. Моя вторая ипостась, драконья, рвалась наружу, поскольку в порыве сильной страсти и тогда, когда надо зачать ребенка, мы становимся неукротимыми и яростными хищниками, у которых напрочь сносит крышу. Она прыгнула в мои объятья. Хочу сказать, что дракона в себе я сдерживал нечеловеческим усилием, но все равно ночь получилась несколько… бурной. Но, когда на небе за моим окном появился край синего светила, окрашивая скалы и утесы в зелено-фиолетовый цвет, я вдруг понял, что это все – чудовищная провокация. Желание и страсть исчезли, словно их и не было. Рядом со мной на скомканных и разорванных простынях лежала чужая и нелюбимая женщина, непонятно как подчинив себе мое естество. Когда я отвернулся от окна и посмотрел на серые стены, то увидел догорающий на них черно-бордовый огонь.
Я вскочил и заорал на нее, хлопающую спросонья глазами:
– Дрянь, зачем ты это сделала? Кто научил управлять тебя черной магией? Зачем я тебе нужен?
– Не ори. – Потянулась она на кровати. – Ты – самый красивый мальчик, которого я когда-либо видела. И я хочу быть с тобой. Ты мне очень симпатичен. Наш объединенный клан создаст огромную империю в этом мире. Разве тебе не нравится, когда все подчиняются тебе? А потом, в ваших скалистых горах есть такие красивые камешки! Иди ко мне, сладенький! Мне было так хорошо с тобой!
– Я все расскажу своему отцу!
– Любовь моя, тебе никто не поверит! Наш клан вполне добропорядочен, а мой добрый папа вообще не представляет, что такое черная магия, как и мой братец.
– Кто же тебя учил, змеища коварная, ненасытная?
– А-а! – засмеялась она, покачав пальчиком. – Да все равно узнаешь. Ведь женившись на мне, ты тоже начнешь учиться у него. Это мой дядя. Он хочет встать во главе Клана сейчас. А потом, поженившись, мы объединим наши роды!
– А куда твой дядя денет нынешнего главу Клана?
– Папу? Не знаю. Будет сидеть у окна, смотреть новости и встречать спокойную, достойную старость!
– А если это кому-то придется не по вкусу?
– Ну что ты! Ты же видел силу черной магии? Так вот, спать с тем, кому внушаешь мысли, совсем не обязательно. Достаточно собрать Клан в большом помещении и донести им то, чего хочешь. Это гораздо проще, чем кажется. Несколько четко расставленных акцентов – и за тебя пойдут на штурм гномского Царехта, считающегося неприступным.
Еще до завтрака я поговорил с отцом, рассказав все, что узнал. Но, как и сказала Эвангелина, отец мне не поверил. Да еще и наорал, доказывая, что последнего черного колдуна истребили два столетия назад.
На торжественном обеде в честь отбытия гостей нас с девушкой посадили рядом. И мой отец вместе с довольным Подгорным Главой объявили о помолвке. На следующее утро, не попрощавшись, я улетел в Академию.
Занятий еще не было, а «Белых» в наше учебное заведение на этот год пока не приглашали. Поэтому мы с Лайриной встретились в городе. И я ей все рассказал. Она немного поплакала, немного меня побила, но в чем ей не откажешь, так это в уме. Поэтому, побуйствовав, она успокоилась и спросила, что я намерен делать. Мы долго сидели и думали. А потом придумали план. Согласно которому мы тихо исчезаем из нашего мира в какой-нибудь закрытый мирок и живем там вместе. Вторым пунктом было написать письмо в межмировую Инквизицию. Это они занимаются во всех мирах магическими нарушителями закона. Также она составила письмо своим родителям, чтобы не волновались, а я – брату Эвангелины, чтобы попытался разобраться в своем клане, пока не случилось непоправимого.
И вот, все письма были написаны и отправлены. Мы выбрали этот мирок, набрали его координаты на портативном портале и оказались здесь. Это, по вашим меркам, было очень давно. Где-то веков четырнадцать назад. Первый наш мальчик был чудесным! Он был очень красив и унаследовал темную магию. Мы жили в свое удовольствие, оттяпав хороший кусок угодий с реками, озерами и скалами у тогдашнего королька. Он помучался, помучался, да и смирился. Гномы выстроили нам небольшой дворец. Мы начали общаться с соседями, приглашая к себе и выезжая в гости. Дриады насадили нам сказочной красоты рощу, а эльфы – цветущие луга.
– А куда они все исчезли? – Поинтересовался окончательно замерзший Иржи. – Сейчас-то их нет!
– Ушли. – Просто сказала Лайрина. – Обычных людей стало слишком много. Раньше их было меньше, и жили они не в пример дольше. Вполне себе мирное население, занимающееся всем по чуть-чуть. Но у мира сменился куратор. Ты ведь в курсе, что миры сами по себе не существуют, а их, как сады, тщательно культивируют и развивают? А иногда и разрушают… Так вот. Новый куратор оказался помешан на человеческой энергии. Дело в том, что у них, наверху, свои дела, свой бизнес. Этот занимался продажей энергии людей, причем, не лучшего качества. Он заблокировал магические источники земли. Соответственно, человеческие каналы за ненадобностью стали атрофироваться. И новые дети стали рождаться без них. А существам, живущим в полной гармонии с миром, как эльфы, гномы, дриады, русалки – им перекрыть магическую составляющую нельзя – умрут сразу. А это – межмировой скандал. Поэтому он договорился с другими мирами и весь волшебный народец ушел. Остались только смески, могущие выдерживать бедный магический фон.
– А почему людям так легко было перекрыть магические каналы?
– Иржи, прости, но я тебя разочарую: люди – это искусственно выведенные демиургами сущности на основе других рас. Вот смотри: Лайрина имеет две ипостаси: человекообразную и единорога.
– Это лошадь такая? – Поинтересовался Иржи.
Лайрина засмеялась:
– Точно. Обладающая возможностями выстраивать энергетику стихий.
Юори продолжил:
– Я – дракон. Разрушитель отживших миров во второй ипостаси. Наги – вторая сущность – змеиная, великие труженики, ученые, работающие с металлами, камнем и водой. Они занимаются развитием мира. Есть духи – хранители, друиды. У тех вообще второй облик – чистая стихия. Более мелкие существа поселяются в готовом к отделке мире и начинают распределять стихии: воду заключать в реки, камень – в горы, ну и тому подобное. А люди – это игра демиургов. Они живут за счет магии мира, могут ей пользоваться, то есть, преобразовывать уже созданное кем-то, но творить что-то новое – нет. Единственное, что они делают хорошо – это вырабатывают энергию хаоса, из которого произошел проявленный космос. Когда рядом с людьми живут существа волшебные, они перераспределяют ее в окружающую среду, нейтрализуя и рассеивая. Но когда она накапливается, мир начинают сотрясать войны, катаклизмы и, как следствие, гибель людской цивилизации. Но, кому-то там, – он махнул рукой в небеса, – понадобилась эта своего рода «бомба». И не один ваш мир продает ее. Хотелось бы очень знать, зачем и кому. Понимаешь, когда идет такой отъем, люди живут совсем мало. Мир – тоже. Но на Демиургов у нас выхода нет. Это – слишком высокие вибрации…
Давай закончим о нас, Саминьшах. Если останемся живы, продолжим о мирах.
Итак. Жили мы себе потихонечку, растили детей, внуков. Магии становилось все меньше, поэтому наши потомки, большей частью, рождались простыми людьми. Ведь они принадлежали этому миру. О своем мире мы не знали ничего.
А однажды нас пригласили в гости к Королю соседней страны. Там затевалась то ли свадьба, то ли возведение на престол… Не важно. И мы туда отправились. Все было замечательно. Обеды, балы… И нас познакомили с одной дамой, женой какого-то графа. Прелестные синие глаза, длинные черные волосы, молочная кожа… За пару столетий мы с женой расслабились и все забыли. И эта женщина так увлекла меня, что я снова оказался с ней в одной постели. И после страстной ночи, утром, я снова на стенах увидел черное пламя. И я все вспомнил.
– Это снова Ты? – в ужасе сказал я.
– Конечно, милый! Я же сказала, что ты мне понравился. Теперь ты мой!
Я подошел к одежде и начал собираться.
– Ты не хочешь спросить, где твоя супруга?
И тут у меня словно лопнуло сердце.
– Что ты с ней сотворила?
– Только то, что сотворили со мной инквизиторы по твоему доносу. Они почти лишили меня моей магии, убили меня! Они выслали меня в этот грязный, бедный мирок! Я так хотела быть первой среди равных, но ты испортил, погубил все мои замыслы! И я никуда не могу отсюда уйти. И жить мне осталось всего одну человеческую жизнь. А я не хочу, понимаешь? А теперь я хотя бы поживу за ваш счет! Это совсем не то, что потрошить людишек!
– Где моя жена?
– Пойдем! – Эвангелина встала, нацепила платье и взяла меня за руку.
– Руки убери! – Прошипел я.
– А если в обморок упадешь? Кто поднимать тебя будет? – Усмехнулась она.
Мы спустились в подвал дворца. Там было темно, только из маленького оконца под потолком падал узкий солнечный луч, освещая длинный камень, на котором лежала моя мертвая жена. У нее были перерезаны вены, и кровь ручейками стекла в прорытую в земле окружность. Я хотел оживить ее, но сначала попытался поймать убийцу. Верткая змея постоянно ускользала от моего драконьего пламени и когтистых лап. По стенам снова заплясал черный огонь, и я сам не заметил, как наша яростная борьба снова превратилась в безумное совокупление. Очнулся я уже в человеческой ипостаси, накрепко прикрученный к стене древесными побегами. А Эвангелина стояла передо мной с ножом. Увидев, что я пришел в себя, она забормотала заклинания и со всего размаху всадила под ребра нож. А дальше происходило нечто адское. Периодически мое сознание застилала красная пелена чудовищной боли. Ребра, под ее все более громкие выкрики, расходились, выворачиваясь из позвоночника, пока перед ней не появилось мое сердце. Она, пылая огненными глазами, с безумным выражением лица подошла ко мне и обрезала все сосуды. Но я продолжал все видеть. Кровь вытекала из моего тела. Я уже не понимал, что со мной и кто я. Но мое живое сердце билось в ее руках. Она осторожно положила его на грудь моей мертвой жены. Несколько слов – и ее тело начало усыхать, сворачиваться, словно лепестки гигантского цветка, вокруг моего сердца. Помешанная ведьма с нездоровым интересом, высунув изо рта раздвоенный язык, смотрела на процесс. Наконец тело Лайрины исчезло, а на камне остался сияющий и, пульсирующий внутри, черный алмаз. И тут, наверное, я умер.
Теперь мы вдвоем с моей женой стояли рука об руку у алтаря, глядя на ведьму. Она трясущимися пальцами подхватила страшное дело своих рук и подняла его над головой:
– У меня получилось! Я теперь проживу долго…
Она поискала нас глазами, но кроме моего трупа в ветвях не увидела ничего. Но сказала:
– Я знаю, что вы оба здесь. Юори Саминьш. Я тебя проклинаю за мою неудавшуюся жизнь, за невозможность достичь тех высот, которых бы достигла, не повстречайся ты на моем пути. Теперь ты со своей женой будешь привязан к этому миру телом духа, периодически воплощаясь, чтобы снова подкормить меня энергией жизни. Но в каждом проклятии есть условие отмены. К сожалению. Так вот условием я объявляю… – она немного подумала и расхохоталась, – рождение в твоем роду дракона, соединившего в себе белую и темную магии! Только он сможет вернуть тебе твой облик, сможет противостоять черному пламени и сможет… убить меня! Но, дорогой Саминьш, я твоих потомков с даром буду убивать первой! Учти. А твои воплощения снова станут моими донорами!
– Вот так и получилось. – Закончил свой печальный рассказ Юори. – Когда мы с Лайриной воплощаемся, то она повторяет все то, что проделала с нами тогда. Рождаясь, мы просто все забываем. Снова встречаемся, влюбляемся. Она – убивает, создавая очередной камень. А потомков с даром – убивает, как только они начинают что-то чувствовать.
– Сколько камней? – Простучал зубами Иржи.
– Три. Алмаз, сапфир и рубин. Юори, Иштван, Кареш.
– Моих родителей…
– Тоже она. У твоего отца был магический дар видеть сквозь землю руды, камни… она испугалась, что он может развиться.
– А почему ваша магия так называется: темная, светлая, а не как-то по-другому?
– Таковы ее внешние проявления. Смотри. – Юори поднес к нему свою призрачную ладонь. На ней вспыхнул темный огонек.
– Смотри! – это Лайрина поднесла к руке Юори свою ладошку. На ней загорелось ярко-белое пламя.
– Это просто внешнее выражение действующих сил. Ничего больше.
– Я так понимаю, вы снова хотите сразиться с ведьмой и вернуться домой. Правильно?
– Не совсем, драгоценный наш потомок. Сражаться будешь ты. Мы в проявленном мире можем только быть рядом и что-то тебе подсказывать.
– Но вернуться было бы здорово! – Мечтательно улыбнулась Лайрина. – Мир двух красивейших солнц, разноцветные тени, мама и отец, свобода!
– А вы уверены, что там все живы и простили вас?
– Да. Мы живем долго! Мы выбирали мир, чтобы у нас прошло несколько лет. Но такой мир, как этот, мы нашли только один. К счастью, время здесь идет намного быстрее, чем у нас. Но…
Они оба посмотрели на Иржи.
– Шансов у нас практически нет. Ты – последний Саминьш.
– Что мне надо сделать? Собрать камни? А дальше?
– Ты сначала собери, а мы тебе потом подскажем. Иди, Иржи. Ты замерз.
– Выгоняете?
– Нет. Но в проявленном мире я чувствую какую-то проблему. А решать ее придется тебе.
– До свидания, Юори, Лайрина!
– До свидания, Иржи!
Спускаясь в темноту башни, он оглянулся. На фоне полной луны стояли, обнявшись, два прозрачных силуэта: женский, с длинными белыми волосами, и мужской, с черными. Ее рука обнимала его талию, а он крепко держал хрупкое девичье плечо. А над ними раскинулась от края до края горизонта вечная ночь.
Глава тринадцатая. Кража.
Возвратившись к себе, Иржи обнаружил, что прошло только двадцать минут времени. Поразившись и порадовавшись этому обстоятельству, поскольку бессонные ночи ему уже надоели, он разделся, погрелся в ванной и, надев пижамные штаны, завалился на кровать поразмыслить над увиденным и услышанным. Закрыв глаза всего на минуту, как ему показалось, он почувствовал сквозь сон, как разрывается звонкой трелью его коммуникатор, и кто-то настойчиво ломится в дверь.
В окно щедро светило весеннее солнце, пробивая яркими лучами даже занавески. Одной рукой граф нащупывал беснующийся аппарат, другой пытался попасть в рукав халата, чтобы в приличном виде открыть дверь.
– Слушаю! – Рявкнул он хриплым со сна голосом.
– Иржик! – Услышал он голос брата в коммуникаторе. – Ты что, еще спишь?
– Сплю! – Угрюмо отозвался тот, всовывая ноги в шлепки, чтобы не вставать теплыми ногами на холодный пол. В дверь продолжали долбить так, что она, похоже, собиралась развалиться. – Я перезвоню!
Он нажал на сброс и открыл замок. За дверью стояли Ковач и Фаркаш.
– Что случилось? У нас в отеле пожар, наводнение, землетрясение и цунами одновременно?
– Кража! – громко сказали они хором.
– И что? Какое это имеет отношение ко мне лично?
Снова затрезвонил коммуникатор.
– Бернат, я оденусь и приду к вам. Все. – Коротко сказал Иржи. – А пока я одеваюсь, умываюсь и чищу зубы, Ковач – готовь кофе, Фаркаш – докладывай.
Йожеф, как собачонка, пошел за Измирским в ванную комнату и, пока тот плескался, вкратце обрисовал ситуацию.
Где-то за полчаса до того, как господина Измирского начали с таким шумом поднимать, пришедший открыть выставку сменный наряд вневедомственной охраны обнаружил, что сигнализация отключена и одна из витрин взломана. Сразу поднялась паника, вызвали полицию, сообщили министру культуры, мэру города и стали разыскивать куратора выставки Эву Балог. Но коммуникатор женщины был вне зоны, а в номере она не ночевала. Полиция отправилась на ее городскую квартиру, но там тоже никого не было. И вот теперь ее ищут. Выставку опечатали и выставили охрану по периметру отеля.
– Что украли? – поинтересовался Иржи, застегивая рубашку и, в принципе, догадываясь об ответе.
– Вы даже не представляете! – Воскликнул Ковач, входя в спальню с двумя чашками кофе. – Украли рубин, который описывался, как один из ценнейших экспонатов!
– Что говорит полиция?
– Пока неизвестно, но гостей просили не разъезжаться и полностью содействовать органам правопорядка.
Мужчины быстро втроем выпили кофе.
– Идите оба в коридор и ждите у двери. Я скоро.
Иржи выпроводил охранников, встал посредине гостиной и призвал свое внутреннее пламя. Оно тут же отозвалось, довольно протягивая свои язычки в пальцы рук и ног, голову, делая четче и объемнее зрение. Художник вытянул руку и внимательно просканировал гостиную. Следов черного огня здесь не было. Таким же образом он прошел по спальне, ванным, лоджии и подсобным помещениям. Потом сделал пламя невидимым для проявленного мира и спокойно вышел из номера, заперев его не только карточкой, но и поставив огненную преграду, приказав охранять периметр. Удивительно, но огонь беспрекословно ему подчинился.
Когда он зашел в апартаменты к Бернату и Эстер, то сначала молча все обошел, поставил защиту, прописав доступ только сидящим здесь людям, а только потом улыбнулся и обнял брата:
– Я так испугался! Думал, с вами что-то произошло!
– Поэтому ты тут бегал, как лунатик?
– Конечно! Ты который день меня поднимаешь, не дав выспаться? С тобой не только лунатиком, а красноглазым вампиром станешь! Госпожа Измирская! – он поцеловал ручку польщенной этим обращением Эстер. – Как спалось? Этот старый греховодник не очень безобразничал? За звездами на небо не лазил? Нет? Значит, незаметно подкралась старость!
Охранники тихо присели на диванчик в прихожей, а Бернат, позвонив в ресторан, заказал завтрак в номер всем сразу.
Эстер, разрумянившись, с тихой любовью смотрела на Иржи, а на нее смотрел Бернат и радовался, что женщина-мечта так по-матерински нежно относится к брату, а не виснет с объятиями на его шее. Иржи, говоря им двоим комплименты, думал о рубине и о том, что Эва начала готовить новый обряд, в котором ему отводится почетная роль нового донора или вечной батарейки.
Когда пришла девушка с тележкой, он сам лично ее встретил и, не пуская на порог, вместе с охранниками забрал завтрак.
– Ты чего чудишь? – Поинтересовался Бернат.
– Ты помнишь, о чем еще недавно мы с тобой говорили? Нет? Тогда просто будь аккуратней. А еще лучше, если вы с Эстер прямо сейчас уедете в свадебное путешествие недельки на две. Можно дней на десять. Думаю, к вашему приезду все уже утрясется.
– Все так серьезно?
– Да, братик.
– Тогда уедем вместе!
– От судьбы не убежишь, Бернат. Ее только можно под себя подмять. Либо принять то, что она приготовила.
– Значит, ты решил ввязаться в бой?
– Я – последний в роду, Бернат. И это – мое сражение. На мне всё, так или иначе, закончится.
– Лучше – иначе. Боже, да что за глупости ты говоришь! – Вдруг разозлился Измирский – старший. – Я окружу тебя охраной и ни одна мышь, ни одна муха не проскочит!
Госпожа Эстер, внимательно слушавшая их разговор, не выдержала:
– Иржи, тебе грозит опасность?
– Только быть повергнутым ниц к Вашим ножкам, леди!
Он томно посмотрел ей в глаза. Она покраснела.
– Иржи! Ай-яй-яй!
– Боюсь, боюсь! Леди, извините, но мой брат весьма суров. И если я не хочу получить по шее от этого здоровяка, мне надо держаться от Вас подальше!
Эстер улыбнулась:
– Мальчики! Вы мне зубки не заговаривайте! Я задала вопрос, но на него мне никто не ответил!
– Я тоже боюсь воровства. Мои эскизы, а тем паче, недописанный холст, стоят весьма приличных денег. Поэтому, дорогая Эстер, я прошу Вас, именно Вас, как менее импульсивного и более непредвзятого члена нашей семьи: возьмите их и уезжайте!
– О, если дело только в этом…
Бернат и Иржи мельком посмотрели друг на друга.
– Конечно! – Продолжил словесный хоровод Иржи. – Для меня это безумно важно! Им тоже грозит опасность, которую я не в силах отвести. Я подожду полицию, а завтра – послезавтра приеду к вам. Помнится, вы хотели выбрать маленькое шале? Я уже представляю: заснеженный склон, теплое весеннее солнце, темный горный загар… Он безумно пойдет Вашей коже, прекрасная Эстер! Бернат! Заказывай рейс!
Бернат внимательно посмотрел на младшего брата. Где теперь тот утонченный, немного пьяный художник, промежду интрижками пишущий шедевры? Его маленький Иржик, не державший в руках ничего тяжелее мольберта?
Человек, сидевший перед ним, был собран и взведен, словно оружие, готовое к бою. А этот бой… он не заставит себя ждать.
Бернат взялся за коммуникатор, а Эстер, одарив Иржи улыбкой, ушла в гардеробную, делать вещам ревизию.
Брат, заказав шале и рейс, посмотрел на брата.
– Не спрашивай. Не отвечу. Просто развяжи мне руки, чтобы я не боялся за вас.
– Они такие крутые?
– Нет, Бернат. Они – другие. Ты не поймешь. Это нужно видеть. Картины мои заберите. Сейчас пошлю Ковача упаковать.
– Может тебе оставить охрану?
– Оставь Фаркаша. Мы с ним вместе тренировались. Если сможет, прикроет, а не сможет – удерет.
Бернат неожиданно выбросил вперед правую руку. Но кулак, не дойдя до лица Иржи, словно увяз в какой-то субстанции. Причем, Иржи, не совершая никаких движений, совершенно спокойно смотрел на старшего. Через секунду рука, как ни в чем не бывало, спокойно высвободилась сама.
– Это..?
– Хуже. Поэтому охранники не помогут.
Бернат тогда встал и, подняв брата, крепко его обнял.
– Помни, в нашем мире есть двое любящих тебя людей, готовых ради тебя на все!
– Как ты догадался?
– Она рассказала мне все, в первый же день. Понимаешь, у нас с ней все-таки много общего: мы уважаем друг друга, у нас одинаковые вкусы и интересы, а главное – мы очень любим тебя!
– Знаешь, что я хочу?
– Быть с нами рядом?
– Я хочу, чтобы ваш первенец носил мое имя, Бернат.
– Братишка! Ты просто держись! – Стер нечаянно выкатившуюся из глаза слезу старший Измирский.
– Конечно. Звонят. Это такси. Ковач уже понес картины. Госпожа Измирская, ждите с нетерпением своего блудного Иржи! Легкого Вам снега!
– Пока, Иржи!
– До свидания, Бернат!
Иржи внимательно просмотрел, как Измирские грузились в машину и облегченно выдохнул. Теперь его прихватить стало гораздо сложнее. Он запер пустой номер и отнес карту администратору. За ним тенью шел Фаркаш.
Внизу, в огромном холле, варилось нечто, напоминающее броуновское движение. Некоторые гости, не желающие быть замешанными в уголовной хронике, спешно покидали отель. Администраторы жалко улыбались: ведь это урон престижа заведения! Значит, премии не жди, зарплаты урежут, а то и вовсе выгонят на улицу! Телевизионщики жадно шныряли в толпе, вынюхивая хоть что-нибудь. Где-то за колоннами проскакал господин Малховский собственной персоной в погоне за выпучившим глаза модельером. Девушки на каблуках растянувшимся кометным хвостом пытались догнать более устойчивых к падению мужчин. Где-то проблескивала синяя полицейская форма.
– Пойдем! – Сказал Иржи Йожефу. – Нам пора готовиться к тренировке.
– Сегодня?
– Нам что-то может помешать? Или тебе не терпится поучаствовать в расследовании?
Когда они дошли до номера, и Иржи открывал дверь, охранное пламя сообщило, что кто-то чужой пару минут стоял у двери, сканируя защиту.
«Мужчина или женщина?» «Женщина». «Такая?» – он представил Эву. «Нет, другая». «Странно». – Подумал художник.
Он присел в гостиной на диван и включил новостной канал, без конца кричавший о том, что похищена величайшая драгоценность, пропала куратор, а полиция отказывается от комментариев.
– Скажи-ка мне, Фаркаш, как прошла твоя ночь?
– Абсолютно нормально. Я даже поспал под утро. Как стало светать, я лег к госпоже Юдифи и, чтобы она не выбралась, обнял ее рукой.
– Не выбралась?
– Нет! – Неожиданно покраснел Йожеф.
Тренировка началась, как всегда, строго по расписанию, с дыхательных упражнений и разминки. Появившийся мастер Иштван в одном из углов зала расставил несколько предметов.
– Иржи! Тебе задание: попробуй пламенем захватить предмет и, не уронив, перенести его на другое место. Потом добейся того, чтобы пламя давало предметы тебе в руки. Третьим этапом ты должен разбить предметы. Четвертым – восстановить. Приступай. Фаркаш! Иди сюда!
Пока Иштван заставлял охранника вертеться и отмахиваться от метких и быстрых ударов, Иржи пытался подхватить огненными языками стеклянный шарик, лежавший рядом с ним на полу. Тот только покачивался и немного перекатывался дальше.
Художник опустил руки и сосредоточился на дыхании. Внутренний огонь дышал вместе с ним, чутко ожидая приказов хозяина. Иржи подумал и посмотрел на свою руку. Вызвал огонь наружу. Языки пламени радостно вырывались из пальцев. Измирский сжал кулак, потом разжал и собрал пальцы щепотью. Огонь точно повторял его движения. Иржи присел перед шаром и протянул руку. Немного не дотрагиваясь до его поверхности пальцами, он охватил его огнем и немного сжал руку. Потом потихоньку начал поднимать. Огненные пальцы крепко держали стекло, не нагревая и не оплавляя его.
– Умничка! – Похвалил он свой огонь и поставил шар на пол.
Повторил упражнение снова и снова. Потом, постепенно увеличивая расстояние между физическим телом и поверхностью предмета, начал подхватывать шар более длинными языками пламени. И только когда он свободно стал брать предмет на расстоянии пяти метров, то перешел к вазе, также начав с нескольких сантиметров. Постепенно, приноровившись ко всем вещам, он начал подтягивать их к рукам.
Когда огненные пальцы научились легко перемещать предметы в пространстве, мастер Иштван, не предупреждая, метнул в него свой клинок. Иржи, не успев даже задуматься, перехватил его огненными пальцами и метнул обратно. Иштван поймал и приказал Фаркашу:
– Бой с тенью!
А Измирскому предложил достать свой клинок. Ошеломленный Йожеф, раскрыв рот, смотрел, как люди сами по себе двигаются по земле, а между ними, тоже сами по себе, свищут, рассекая воздух, их острые клинки.
– Смешанный бой! – приказал мастер и тут же ужалил Иржи концом пламенного хлыста.
Иржи поставил защиту и одновременно начал нападать с разных концов, выпуская огненные стрелы, закручивая спирали и отбиваясь кинжалом.
– Молодец, быстро учишься. – Похвалил его мастер. – То, что ты сегодня делал, дают только к третьему-четвертому курсу Академии.
– Я подозревал, что все не так просто, мастер.
– Иди, учись разбивать и клеить.
– А это за какой курс? – Невинно поинтересовался художник.
– Если ты этого не освоишь, курсы тебе уж точно не понадобятся. Фаркаш! Хватит отдыхать. Иди сюда!
А Иржи снова согнулся над шариком и задумался.
«Если бить его тупой силой, останется только стеклянная пыль. А мне его еще собирать! Может, попробовать разломать по молекулярной структуре материала?»
Художник представил, как мельчайшие частицы огня пролезают между частицами стекла, разрывая связи. Огонь, внимательно следивший за ходом его мысли, запустил в стекло свои щупальца и выделил из себя молекулы воздуха, выстраивая из них цепочку. Шар, тихо хрустнув, раскололся на четыре части. А теперь надо проделать обратный процесс, «склеив» поверхности так, чтобы шар оставался чистым и прозрачным, спаяв случайно сломанные частицы. Немного попыхтев над тем, как объяснить огню, чего он хочет, Иржи, наконец, получил ровный стеклянный шар, но внутри слегка мутноватый.
– Это тоже неплохо. – Посмотрел мастер Иштван. – Мы закончили.
Фаркаш поклонился и унесся в раздевалку, а Иржи вернулся к мастеру с деньгами.
– Спасибо! – поклонился он.
– Мы закончили. – Еще раз сказал Иштван.
– Совсем?
– Завтра, возможно, будет не до занятий.
– Хорошо. Тогда, последний вопрос.
– Говори.
– Мастер, я белый или темный?
– Конечно, темный. Саминьши с начала времен были темными.
Иржи зажег на ладони оранжевый огонь.
– Какого цвета пламя Вы видите?
– Ты прячешь его от меня. Поэтому я не вижу твоего огня. Но на первом занятии, помнится, он был дымчато-синеватого окраса.
– Спасибо, мастер!
Немного передохнув после разминки и напившись кофе со свежими круассанами, Иржи стал собираться. Он надел высокие ботинки, плотные непромокаемые штаны, свитер и куртку.
– Я – с Вами! – Фаркаш быстро переоделся в немаркую охотничью экипировку. – Куда идем?
– На пристань за лодкой. Скоро нам уезжать, поэтому напоследок захотелось посмотреть водопад.
– Я закажу! – Фаркаш быстро вышел из номера и затопал по коридору.
Иржи поставил защиту и отправился следом.
Выгрузившись из лодки, как в прошлый раз, недалеко от устья реки, они поднялись по склону скалы, оставив пожилого лодочника курить на носу с обещанием скоро вернуться.
– Да хоть весь день гуляйте! Оплата у меня почасовая. – Пожал он плечами.
Выбравшись на поляну с бревнами, Измирский заозирался в поисках нужных кустиков.
– Кажется, здесь!
Пробившись сквозь распушившуюся зелень, они опять оказались на берегу падающей со скал реки.
– Вы опять хотите войти в эту жуткую пещеру? – Поинтересовался Фаркаш у штурмующего толстый ствол ели Иржи.
– Да. – Тот придержал ветку и обернулся. – Только ты будешь стоять снаружи.
Прекрасный водопад лил свои лучезарные струи по разнопестрым мокрым скалам, разбивая некоторые из потоков о выступающие на пути воды булыжники. И тогда в воздух мелкой пылью взлетала семицветная радуга, играющая на солнце то одним, то другим ясным цветным отблеском. Деревца, прижившиеся в расщелинах между скал, радостно подставляли свои бархатистые молодые листочки под мелкие капли, отращивая под теплым солнышком новые летние побеги.
– Как прекрасна дикая природа без людей! – Неожиданно воскликнул Фаркаш.
Иржи заморгал ресницами, придерживаясь перчаткой за бок рыжего камня.
– Что-то случилось, Йожеф?
– Знаете, как трудно идти в бой, когда вот такое чистое небо, поют птицы, вода сверкает в ручье и течет по твоим пальцам… А ты знаешь, что через час этот лесок взорвется минами, автоматными очередями… Белые стволы берез окрасятся кровавыми каплями, а молодые веточки будут срезаны пулями… Замечутся зверушки, спасаясь от человеческого идиотизма… Кто-то идет убивать за деньги, а кто-то – умирать за веру… в кого? И нужна ли ему такая бестолковая смерть? Зачем тогда свыше нам дают эти жизни? Чтобы умереть ради прибыли очередного миллиардера в рассвете сил?
– Фаркаш. Присядь. – Иржи сел на нагретый солнцем камень и похлопал по нему же рукой. – Ты ведь воевал. Я знаю. Пошел работать охранником, поскольку тебя научили только стрелять и закрывать своим телом командира. Мир наш, Йожеф, действительно, устроен очень странно и если я останусь в живых, то попытаюсь добраться до тех, кто сможет ответить на некоторые мои вопросы. А сейчас я честно хочу тебя предупредить: меня хотят убить. Причем, такие силы, о которых ты и не подозреваешь. Поэтому рядом со мной находиться весьма опасно. И я тебе предлагаю расторгнуть наш договор. Я напишу записку для Берната. Он в курсе, и все поймет. А ты – живи, люби свою жену, радуйся красотам нашего мира, воспитывай детей.
Иржи поднял голову и посмотрел на солнце, греющее лохматые сосновые шапки. Смолистый воздух кружил голову, и так хотелось жить! Просто жить, наслаждаясь рассветами и закатами; фиолетовым отражением уходящих дождевых туч в речной воде, и темной корой вымокшей под дождем старой ели. Запахами спелого малинника в жаркий день, и темным быстрым полетом филина, на секунду загородившего своими крыльями месяц.
«Я не хочу сражаться. Я – художник, просто созерцатель и даже не творец! Почему же Судьба выбрала для этого бессмысленного действа именно меня?» Но оранжевый огонь уже ровно гудел в жилах, и Иржи знал, что с предначертанной дороги ему не свернуть. Ведь не может он предать погибших родителей, давших ему жизнь, Юори и Лайрину, убитых только из-за того, что любили друг друга… Да и в конце концов, нужно просто разобраться с творимым этой женщиной злом. Сбежит он, малодушно прячась где-нибудь в горах, она начнет питаться другими людьми. А ведь их и так используют!
– Я пойду в пещеру, приду обратно, и ты мне дашь ответ. Договорились? – Не глядя на Фаркаша, Иржи начал спускаться в узкий темный проход.
Шкатулка лежала все там же, на пыльном каменном алтаре. Художник открыл ее и достал ослепительно вспыхнувший камень. «Сердце Юори!» Черный бриллиант, пульсируя скрытой в нем энергией, лежал на ладони.
– Как бы мне тебя так спрятать, чтобы не добрался никто, кроме меня? – Подумал Иржи вслух.
Его огонь, двигаясь по всему телу, вдруг мягко толкнул его изнутри в грудь.
– Ты что-то хочешь сказать? – Молодой человек замер, держа бриллиант в обеих руках, и прислушался к внутренним ощущениям. – Поместить в себя? Ты это сможешь? А потом отдать? Ну, давай попробуем…
Одной рукой он расстегнул куртку и задрал свитер, а другой – приложил черный бриллиант к своей груди.
– Его точно никто не почувствует? Хорошо, давай!
Оранжевое пламя закружилось вокруг камня ярким волчком, опутывая его своей энергией все сильнее. Скоро весь Иржи горел, сам не замечая этого. Потом – мгновенный укол и… пламя стало успокаиваться. Он отнял от груди ладонь: на ней алело маленькое красное пятнышко. А внутри, напротив его горячего, молодого и сильного сердца ровно билось каменное.
Заправив свитер и наполовину застегнув молнию на куртке, он вышел на солнечный свет и прищурился. У входа в пещеру стоял Фаркаш. Увидев Иржи, он открыл рот и медленно упал на колени.
– Господин! – сказал он. – Вы – Ангел! Вы весь светитесь и у Вас сзади крылья!
Иржи поморщился и убрал видимый спектр своего огня.
– Ты, Фаркаш, перегрелся! Где ты видишь огонь? Вставай немедленно и пойдем. Смотри, пока я ходил, уже набежали тучки. Вдруг пойдет дождь, и я промокну? Господин Бернат женился и уехал. Кто меня будет лечить? – Говорил он, прыгая по камням и перестраивая мысли охранника на другую тему.
Когда они добрались до бревен, Йожеф сказал:
– Вы, господин, были правы.
– В чем, Фаркаш?
– Она меня бросила и ушла к хозяину скобяной лавки.
– Соболезную, парень. Не ты первый. Хозяева лавок незаменимы в мирное время. Они пьют пиво, ходят в кино и покупают женам раз в год золотые сережки или колечки. Иногда возят на курорт. Но во времена заварух бросают всех и всё, убегая, словно крысы. Не горюй, найдешь красивее. Ты – парень видный.
– Господин Иржи, – Йожеф помедлил, – я, тогда, у пещеры, хотел сказать, что Вас не оставлю. Хорошим был бы я солдатом, оставив штатского сражаться, а сам – в кусты. Так что мы с Вами теперь – до любого конца.
– Спасибо, Йожеф. – Иржи протянул ему руку, тот пожал. – И еще: в сражении некогда кричать: господин Иржи…
– Согласен, Иржи! – Фаркаш помолчал, спрыгивая с камня, и закончил мысль: – Все-таки я видел Огонь. Ты – Ангел, Иржи!
– Как скажешь, только очень прошу: молиться на меня не надо!
Лодка быстро домчала их к отелю. Едва они вошли в холл, как к ним подбежала администратор.
– Господин Измирский! Там полиция, мэр в кабинете… Искали Вас!
– Веди!
Иржи и Йожеф развернулись и пошли за девушкой, нарочито перебирающей тонкими ножками на каблучках и старательно изгибающей худые бедра.
Подойдя к кабинету старшего администратора на первом этаже, она тихонько постучала.
– Входите! – Рявкнули оттуда.
– Вот! – Она шмыгнула носом. – Этот тип так на всех!
– Иди, детка, спасибо! – Сказал Измирский и толкнул дверь.
Войдя с Фаркашем в кабинет, они увидели знакомые личности из мэрии, с мэром во главе, а также нескольких офицеров полиции, с которыми художник, по роду занятий и сословной принадлежности, никогда не пересекался. В маленьком кресле у окна, почти скрытую шторой, он обнаружил Линду.
– Здравствуйте, господа и леди! – он поклонился в сторону мэровой дочки. – Меня искали?
– Господин Измирский! – Засуетился мэр, вставая и протягивая ему руку. – Очень рад Вас снова видеть!
Полицейский чин, видимо старший среди них, подумал и тоже подошел поздороваться.
– Вы слышали? – Скорбно поинтересовался мэр.
– О краже? Конечно! По телевидению о ней говорят каждые пять минут.
– Помогите нам, пожалуйста! – Продолжил градоначальник. – Вы, наверное, хорошо знали госпожу Балог?
– Помилуйте, да откуда? Нас госпожа Юдифь познакомила всего неделю назад. Один раз мы танцевали. Вот, пожалуй, и все.
– Жаль. – Проскрипел полицейский чин. – Мы предполагаем, преступники ее взяли заложницей. Ведь надо им было открыть зал! А тут: слабая женщина!
– По периметру отеля стоят видеокамеры. – Неожиданно вмешался в разговор Фаркаш. – Камеры есть и на каждом этаже.
Чин посмотрел на охранника так, словно у него свело челюсть.
– Мы смотрели.
– И?
– Запись стерта.
– А операторы у мониторов?
– Говорят, все было спокойно.
– Я могу быть вам еще чем-то полезен? – Лучезарно улыбнулся Иржи, изображая светского раздолбая.
– А почему уехал Ваш брат? – Кто-то пискнул из угла.
– Хоть я и не обязан отвечать на вопросы, не относящиеся ко мне, но могу вам напомнить, что утром отель покинули около двадцати процентов гостей, не желающих, чтобы их имя звучало в уголовной хронике. Теперь по поводу брата. У него с госпожой Эстер вчера была помолвка. Сегодня они уехали в путешествие. Можете обратиться в его холдинг, в секретариат за соответствующими разъяснениями.
– Да Вы что? – Мэр подскочил, всплеснув пухленькими ручками. – А мы ничего не знали!
– Вашей семье пришлют приглашение на свадьбу! Прощайте, господа!
– Идем, Йожеф, пообедаем. Или уже поужинаем? Боюсь, сегодня нам спать и есть больше не придется.
Они расположились за своим столиком в полупустом зале. К ним сразу же подошел администратор Сапеш вместе с официантом. Приняв заказ, официант удалился, а Сапеш встал рядом, переминаясь с ноги на ногу.
– Присаживайтесь к нам, господин Сапеш. Выпейте вина! Гостей у Вас почти нет, так что составьте компанию!
– С удовольствием! – Он почтительно присел напротив Иржи, вытянув одну ногу вперед.
Художник, привыкший все замечать, поднял бровь, переведя взгляд с лица на ногу мужчины и обратно.
– Упал сегодня. – Грустно объяснил тот. – Входил в служебный подъезд и споткнулся вот об это.
Сапеш сунул руку в карман белой форменной куртки и достал ровный, с закругленными краями, тяжелый булыжник.
– Ого! Как же он у вас там оказался? Уборщицы халтурят?
– Не знаю, но я так расшиб колено!
Иржи протянул руку:
– Можно взглянуть?
Камень, действительно, был небольшим, но увесистым. Он уже хотел его отдать обратно, как пламя снова толкнулось ему в грудь. Посмотрев на него глазами, видящими сквозь иллюзии мира, Иржи усмехнулся.
– Хотите, я вылечу ваше колено? Сейчас. А Вы мне подарите камень на память об отеле. – Художник аккуратно водрузил его на стол между тарелок.
– А… Вы можете? – Удивился Сапеш.
– Понимаете, все те, кто занимается живописью, часто делают краски своими руками из природных материалов. Иногда, при смешивании, получаются достаточно интересные результаты. Хотите попробовать? Больно не будет!
– Пожалуйста! – Подвинул свое распухшее колено метрдотель.
Иржи вытянул из кармана чистый носовой платок и под столом завязал его узлом.
– Вот здесь, – он продемонстрировал платок, – сильная болеутоляющая смесь. Смотрите, я прикладываю…
Призрачное пламя цепкими язычками охватило колено, нормализуя работу сустава и мышц, убирая отеки и соединяя лопнувшие при падении капилляры.
– Ну, как? – Спросил он минут через пять, убирая платок в карман.
Метр согнул, а потом разогнул колено. Встал, походил. И с задумчивым видом посмотрел на художника.
– Мне кажется, оно стало сгибаться лучше, чем раньше. И отека уже нет. Как Вы это сделали?
– Краски, мой друг, краски. – Сказал он, убирая в карман булыжник. – Химия, фармация – это две стороны одной медали. Главное – найти верные пропорции.
– Продайте мне, господин Измирский…
– Метр Сапеш! – Иржи укоризненно посмотрел на него. – Вы бы лучше подали нам вина за счет заведения!
– И то верно! – Метр, как молодой козлик, ускакал в сторону бара.
– Вы опять сияли. – Тихо сказал Йожеф.
– Не обращай внимания, в краски иногда добавляют ураниды. У них чистые желтые и зеленые цвета, а в темноте они светятся.
Иржи начал поедать салат, краем глаза косясь на Фаркаша. Несколько дней, пока он к нему не присматривался, вокруг «искры» Йожефа начал зарождаться, еще совсем неплотный и слабый, белый светящийся туман. «Вот так и становятся магами, мальчик. Хочешь ты этого, или нет». – Подумал художник. – «Сейчас придем в номер, надо будет проверить!»
Он доел салат и принялся за мясо с подливой и баклажанами, запивая вином. А в это время около бара началась какая-то возня и выкрики. Завизжал женский голос.
– Да что же сегодня происходит с этим отелем? То воруют, то дерутся! – В сердцах воскликнул Йожеф и посмотрел в тот угол.
Там явно намечалась какая-то потасовка. Мелькнул белый китель метрдотеля Сапеша и куртка официанта. Через кухню в зал вбежали два здоровых охранника. И так немногочисленная публика быстро вставала из-за столов, рассчитывалась и, оглядываясь, старалась уйти незаметно. В зал вошли полицейские. Взглянув в сторону бара, молча заняли столик у эстрады. Сапеш побежал к ним.
– Пойдем? – Иржи бросил салфетку на стол и поднялся.
– Погодите. – Остановил его Йожеф. – Там, у бара, сидит Юдифь.
– Вот как? Тащи ее сюда!
Фаркаш встал и четкой военной походкой подошел к модели, сидевшей с бокалом. Нагнулся, вытащил его у нее из рук, расплатился с барменом и поднял женщину. Она была настолько пьяна, что могла идти, только повиснув на Фаркаше.
Пока они вихляющей походкой, сшибая по дороге цепляющимися каблуками стулья, шли к Иржи, он заказал официанту что-нибудь быстро отрезвляющее. Тот удивился, но честно накапал нашатыря в воду.
«Придется попробовать почистить ей кровь» – Подумал Иржи.
– Юдифь! – Он отодвинул стул и помог Фаркашу сгрузить на него тело. – Ну почему ты так напилась? Мы же с тобой только разговаривали! Ну как ты могла меня так подвести!
Отвлекая женщину и суетящегося вокруг нее охранника, Иржи попытался своим огнем нейтрализовать спирт в ее крови. Дело, без должного опыта, двигалось медленно. Но вот она подняла голову, осматриваясь вокруг себя.
– Где я?
– В ресторане отеля, детка.
– А как я сюда попала? – Она медленно, но верно трезвела.
– Из номера, наверно. С кем ты пила? И зачем?
Откашлявшись и хлебнув воды с нашатырем, она вполне трезвым голосом сказала:
– Я утром встала. Тебя, – она взглянула на Йожефа, – уже нет. Я собрала вещи, заказала билет и поехала в аэропорт.
– Доехала?
– Да. Потом пошла покупать в бар воду. И… очнулась здесь… Ничего не понимаю!
– Ты точно пила только воду?
– Точно! – Разозлилась она.
– Кто был с тобой рядом?
– Я ничего не помню! – Она схватилась за голову. – Я даже уже сдала номер!
– Тогда переночуешь со мной. Вернее, с нами. Нет. Мы будем дружно смотреть телевизор в моем номере.
Юдифь засмеялась:
– Могу и с тобой, и с вами…
Фаркаш покраснел.
– Пойдем! Хватит глаза полиции мозолить. Они и так уже сидят, словно в зрительном зале, и смотрят, чем наш спектакль на троих закончится.
Йожеф поднялся, подавая даме руку, Иржи отставил стул, и они ровной походкой вышли из ресторана.
Открывая дверь, художник снова понял, что под ней кто-то заинтересованно топтался.
– Проходите! – он, запустив Фаркаша и Юдифь, снова запер дверь и накинул защиту от проникновения внутрь. То же самое он проделал и с окнами. Закрыв шторы, он включил свет и телевизор. Новостной канал продолжал восхищаться или ужасаться, смотря с какой позиции их слушать, дерзкой кражей с похищением заложника. Начальник столичного уголовного розыска с печально-вдохновенным лицом рассказывал, какие силы сейчас брошены на то, чтобы найти бедную госпожу Балог. Он также сообщил, что полицейские управления соседних государств поставлены в известность и если что, сразу подключатся к расследованию.
– А еще, – начальник волевым и уверенным взором пробуравил телевизионный экран, – к нашему расследованию подключился лучший детектив нашей страны Янош Гузей. Думаю, результаты не заставят себя ждать!
– Ха-ха! – Мрачно сказала Юдифь и переключила канал. Там шло ток-шоу господина Малховского «Светские люди и их причуды». Приглашенными гостями в студии были уволенные повара, горничные и садовники.
– Ей не нравилось, как я складываю в шкафу белье! – Вещала женщина средних лет с бегающими глазками. – Она требовала, чтобы я его складывала исключительно по цветовому сочетанию!
– Врет! – Откомментировала Юдифь. – Знаю, где эта выдра работала. Она в постельном белье прятала украденные золотые заколки и браслеты. А хозяйка нашла.
– Чего же она не написала заявление?
– Жалко эту дуру стало. У нее двое детей. Представляете, если бы их мать посадили?
– А так она их тоже воровать научит. И посадят через несколько лет все развеселое семейство уже целиком. – Проворчал Фаркаш.
Юдифь уже снова хотела нажать кнопку, но Малховский развернулся к экрану, сделал страшные глаза и произнес:
– А некоторые аристократы и вовсе отказываются от своих родовых имен. Спрашивается, почему, вместо того, чтобы этим гордиться, они тщательнейшим образом скрывают тайну своего происхождения? Может, в этом кроются какие-то неприятные для потомков моменты? Сегодня мы в студию нашего ток-шоу пригласили известного специалиста по генеалогии древних родов нашего государства господина Лихтенштосса.
– Переключи! – Иржи протянул руку к пульту.
– Не-ет! – Улыбнулась Юдифь. – Похоже, намечаются весьма интересные подробности из жизни одного скромного художника!
– Я терпеть не могу Малховского. Мерзкий и наглый тип с глубоко запрятанным комплексом неполноценности. Думаю, в школе ему регулярно прилетало от одноклассников за отвисший животик, прыщи на лице и вечно жирные с перхотью волосы. А еще он ковырял в носу.
– Фу! – Засмеялась Юдифь. – Откуда ты взял такие подробности?
– Ты тоже ковыряла в носу и была пухлой, застенчивой девочкой. Вот!
– Неправда! – Обиделась та. – Ковыряние, так и быть, признаю, но я была ужасно худой и высокой. Меня дразнили вешалкой, и никто не хотел со мной дружить.
– Вот видишь, у каждого в шкафчике припрятан свой скелетик!
– Иржи, тут, между прочим, о тебе говорят! – Прервал их дружескую пикировку Йожеф.
– Это Малховский мне мстит, за то, что я отказался подарить ему свой морской этюд.
– Послушай, это интересно!
Юдифь сделала звук погромче, и они стали смотреть в экран.
Маленький и сухонький господин Лихтенштосс, потряхивая седой бородкой и пушистым остатком волос, тыкал пальчиком в картинку с именами.
– Так вот, на основании всего вышесказанного, можно сделать вывод, что младший граф Измирский стал графом только в этом поколении.
– Да-а? – Удивилась Юдифь. – Я думала… Тогда ты что, усыновленный сын кухарки?
– Да, детка, переключи канал, прошу!
– Нет! – Она вцепилась в пульт мертвой хваткой, для верности запихнув руку с ним себе под попу.
– И ты считаешь, что я оттуда не достану? – Прошептал он, обнимая ее плечи.
– Таким образом, мы выяснили, – ворвался в их уши громкий голос Малховского, – что господин граф вовсе не Измирский, а кто, господин Лихтенштосс?
– Младший граф Измирский является урожденным герцогом Саминьшем, последним в своем роду. Его предки были доблестными воинами, политиками, вспомните хотя бы Кортинский союз, принесший нашему государству выход на побережье и дивный курортный Восточный край. Шандор Саминьш – это великий гражданин нашей страны!
– Тогда почему господин Иржи не носит принадлежащий ему от рождения титул?
– Думаю, в этом виноваты его тетя и дядя Измирские, взявшие на воспитание к себе в дом младенца после трагической гибели его матери.
Иржи встал и выключил экран.
– Бедненький! Ты мне не рассказывал! – Юдифь встала с дивана и, подойдя к Иржи, обняла его за плечи, прижав к своей груди.
Он вздохнул и положил голову ей на плечо.
Йожеф сидел и молча смотрел на них, обнявшихся, словно брат и сестра. Высокая молодая женщина и хрупкий красивый мужчина. Оказывается и там, в заоблачной обеспеченной вышине, случаются свои трагедии, а дети могут вырасти без родительской любви.
Через несколько минут экран снова был включен, но программу выбрали другую, со старыми, черно-белыми фильмами. На этом настояла Юдифь, как любительница винтажной одежды. Она с таким упоением разглядывала клеточки и рюшечки, то и дело толкая локтями сидящих от нее с двух сторон мужчин, что Иржи не выдержал и встал:
– Пойду немного порисую. А вы тут не балуйтесь!
Юдифь надула губки:
– Я, между прочим, всегда любила только тебя!
– Тут же изменяя направо и налево.
– Ты не путай любовь с бизнесом, зайчик! – Она послала ему воздушный поцелуй. – Ты когда мне подаришь какую-нибудь картину?
– Когда у тебя будет свой дом с любимыми обоями.
– А при чем тут обои? – подняла модель брови.
– Я буду писать картину под их расцветку, дорогая! – И он закрыл за собой дверь.
Усевшись на кровать с альбомом и карандашами, Иржи нарисовал головку Юдифи, а потом ее же, сидящую на парапете фонтана в шляпе и длинном сарафане. Но тут его словно что-то толкнуло изнутри. Он совсем забыл!
Вскочив с кровати, он подошел к своей легкой куртке, в которой сидел в ресторане, и достал оттуда серый камень. Аккуратно водрузив его на тумбочку, он сел на пол и позвал собственный огонь. Иржи пока еще никак не мог привыкнуть жить с ним постоянно и поэтому пламя, когда не требовалось его присутствие, деликатно сворачивалось в клубочек в солнечном сплетении.
– А давай-ка разобьем с тобой этот серый камешек. Мне кажется, под его оболочкой находится нечто для нас интересное!
Тонкие и прозрачные огненные струйки проникли в структуру камня, расщепляя ее на много мелких кусочков.
– Вот это да! – Иржи в восхищении откинулся на бортик кровати, вытягивая ноги на ковре.
Под грубой серой оболочкой скрывалось сапфировое сердце Иштвана.
– Мастер! Я нашел Ваше сердце! – прошептал художник, который уже давно догадался, что за человек занимается с ним. – Что будем делать? – спросил он огонь. – Тоже прятать в себя?
Когда пришло понимание процесса, Иржи снял рубаху и взял сапфир в руки, позволяя огню окутать свое тело и драгоценный камень. Немного подождав, он левой ладонью прижал сердце мастера к своей коже, немного ниже места, где билось алмазное сердце первого Саминьша на земле. И снова на ладони осталась лишь маленькая капелька крови.
Когда огонь закончил свое дело, Иржи задал вопрос, который давно хотел узнать:
– Скажи, как взрослое сердце становится таким маленьким и, без крови, воздуха, живя в камне веками, остается живым?
Огонь вспыхнул, словно рассмеялся. «Магия!» – Пришло к художнику понимание.
«Оказывается, я совсем ничего не знаю…» – печально подумал он. Но огонь, не давая ему заняться самокопанием, напомнил про Фаркаша и белый туман вокруг искры. Иржи вскочил на ноги и распахнул дверь.
На экране девушки в разноцветных юбочках задирали в канкане стройные ножки в чулочках. Юдифь мирно спала, обнявши подушку руками. Ее длинные ноги лежали у Фаркаша на коленях.
– Накрой ее пледом и иди сюда! – Позвал Иржи.
Йожеф кивнул и осторожно положил ноги на диван. Потом развернул плед и накрыл им плечи модели.
– Что случилось? – Шепотом спросил он.
– Садись. – Кивнул Иржи на кровать и сам сел рядом. – Я хочу, чтобы ты внимательно посмотрел на мою ладонь.
Иржи зажег на ней не проявленный в нашем мире огонек.
– Ты что-нибудь видишь на ней?
Фаркаш потянулся к его руке, а потом даже отодвинулся.
– Это…огонь?
– А какого он цвета? Как тебе кажется?
– Белого?
«Как интересно, каждый в моем огне видит собственную суть» – подумал художник.
– А теперь посмотри так. – Он встал, укрываясь с головы до ног своим пламенем.
– Вы сияете, словно Ангел!
– Цвет у сияния какой?
– Белый!
– Хорошо, Йожеф. А теперь посмотри в свое сердце и скажи мне, что там видишь.
– Как?
– Молча, Йожеф!
Фаркаш попыхтел, а потом встал спиной к Иржи и сказал:
– Мне кажется, что вокруг него белый туман. Это что, Иржи?
– Это зародыш светлой магии, Фаркаш.
– Значит, Вы – маг, господин Иржи? – Неожиданно легко поверил охранник.
– Такой же, как и ты. Новорожденный и мало что умеющий.
– Ух ты! А кто нас будет учить?
– Если мы выживем, посмотрим.
– Мы же постараемся, правда, Иржи?
– Пойдем, взглянем на нашу красотку Юдифь. Что-то я не слышу ее сопения! – Художник надел кроссовки.
– А Вы ее любите?
– А ты? – Взглянул на охранника Иржи, шнуруя обувь.
– Мне она нравится. Красивая и добрая.
– Это верно. – Иржи открыл дверь. На диване никого не было.
– Твою ж мать! Недомаги чертовы! Не уследили! – Выругался Иржи, сканируя пространство. – Здесь никого не было, она ушла сама, причем, босиком.
И точно, рядом с диваном валялись ее туфли.
Выскочив за дверь, Иржи растопырил руки. След Юдифи, переплетаясь с другим женским следом, шел в торец древней кладки и там пропадал.
Глава четырнадцатая. Обряд.
– Господин Иржи! – Спросил спокойно Фаркаш. – Вы знаете, где ее искать?
– Не знаю, Йожеф, но догадываюсь. Есть в нашем роду легенды… – Иржи снова зашел в номер, дождался, пока туда зайдет охранник, запер дверь и повесил защитный полог, работающий на обе стороны, причем, с четким приказом не пропускать никого и никуда. То же самое он проделал со стенами и окнами.
– Идем. Думаю, нас уже ждут. – Художник зашел в ванную комнату и проколол палец клинком. Когда выступила капля крови, он привычно мазнул ей по зеркалу, а потом просто дунул на палец. Ранка на глазах затянулась, а зеркало пропало, обнажая черный зев хода.
– Это что? – Шепотом поинтересовался охранник.
– Это – вневременье. Замок, которого нет, Йожеф. – Иржи покатал на руке огонек и подбросил его к потолку:
– Освещай! – И стал спускаться по ступеням вниз.
Остановившись на нижней площадке, он толкнул левую дверь, которая в прошлый раз была плотно закрыта. Теперь же она, с легким скрипом, свободно провернулась на огромных петлях, приглашая зайти в зал.
Иржи скатал еще пару огоньков и бросил их вперед. А потом вытащил из ножен кинжал. Фаркаш последовал его примеру. Три маленьких, но ярких огонька дружно разлетелись по старинному и пустому помещению. Огонь в его груди внезапно распрямился и ярко вспыхнул, зрительно меняя проявленное видимое пространство на проклятый мир.
– Смотри сердцем, Фаркаш! – Иржи своим огнем коснулся белого тумана, зародившегося в напарнике, стараясь растянуть его по всему телу. Подпитываемый оранжевым пламенем, он охотно потянулся, набирая плотность и разрастаясь вширь и длину. И скоро на кончиках пальцев охранника тоже заплясало белое пламя.
– Теперь видишь? – Иржи ткнул клинком в ледяную темь подвала. – Чувствуешь?
– Ох! – Бывалый солдат даже отступил на шаг. – Такого не может быть!
– В этом мире может. Смотри вон там, у дальней стены!
Художник спокойно пересек незримую черту, отделяющую обиталище мертвых от башенных ступеней.
– Идем, не бойся, это все уже случилось когда-то.
На трех из четырех стен подвала и даже по потолку вились древесные корни. В них запутавшимися тряпками висели усохшие людские мумии, пронзенные темными побегами. Где-то кожа сползла, словно сморщенный бумажный лист, обнажая яркую в этом темном склепе белизну костей. Кости валялись и под стенами. Под ногами что-то хрустело. Ровно посередине каждой кладки, в самой гуще ветвившихся корней, были подвешены в форме звезды трое людей, вернее, то, что от них осталось. Одежды, даже истлевшей, в отличие от остальных, на них не было. Но кости скелета сохраняли до сих пор следы чудовищных издевательств в виде распоротой грудной клетки и свисавших вниз ребер.
– Боже! – Фаркаш, шедший следом, начал креститься.
– Вот это, – Иржи показал рукой на центральные фигуры, – мои замечательные, но проклятые предки. Юори Саминьш, Иштван Саминьш и Имре Кареш, которого хотели спрятать от уготованной участи, но не смогли. А вон, видишь, у пустой стены, выделенной мне, на камне лежит Юдифь. Пойдем, взглянем. Эвангелина, детка, ты не возражаешь?
На сером камне стен тут же вспыхнул черно-красный огонь, и, словно из воздуха, перед ними появилась обнаженная Эва Балог. Красные губы ярко горели на бледном лице с небольшими морщинами, в синих глазах плескалась налитая до краев чернота.
– Я ждала тебя, любимый! – Прошептала она, подходя к нему и приоткрывая губы. Ровные белые зубки влажно поблескивали между ними, напрашиваясь на страстный поцелуй.
– Сейчас, дорогая. Только взгляну на Юдифь. Ты, гляжу, ее уже приготовила? – Он прошел мимо Эвы к камню с тоже полностью обнаженной Юдифью. Ее руки были раскинуты в стороны. На запястьях, лодыжках и паху виднелись глубокие порезы. Черной кровью уже была полна канавка, прокопанная вокруг камня. Девушка была мертва, и ее пустые глаза бездумно смотрели на потолок.
Фаркаша вывернуло наизнанку.
– Отойди подальше! – Синхронно сказали и Иржи, и Эва.
– Любовь моя! – Снова стала подходить Эвангелина. – Я так долго ждала твоих нежных объятий! Посмотри, я приготовила ложе любви! – Она показала рукой на мертвую Юдифь. – Смотри, какие белые, воздушные простыни, как упоителен запах роз, которые я поставила у изголовья! Обними меня, моя радость, мой единственный!
Проблевавшийся Фаркаш очумелыми глазами посмотрел на Иржи и покрутил пальцем у виска. Иржи кивнул.
– Дорогая! Я тоже никак не мог дождаться нашей встречи! Но скажи мне, почему у тебя такая отвисшая грудь? Разве у нас есть ребенок? И откуда на твоей нежной коже эти трупные пятна?
Эвангелина остановилась и кинула растерянный взгляд на свою фигуру.
– Ты смеешься, шалунишка! Ты решил со мной поиграть?
– Да, любимая! Помнится, во время нашей последней встречи ты забрала у меня сердечко?
– Ты сам мне его подарил! Как мы сливались с тобой в единое целое! Какие чудесные слова ты мне говорил, мой страстный дракон! Ну, иди же ко мне, радость моя!
– Я хочу взглянуть на мое сердечко! – Заныл Иржи. Оранжевое пламя в нем гудело от напряжения. И он знал, что время долго потянуть не получится. – Покажи мое сердечко, любимая!
В черных глазах Эвангелины блеснула ненависть.
– Вот оно!
Яркий красный камень полетел на алтарь.
– Фаркаш! Возьми его! Иди ко мне, моя козочка, моя очаровательная змейка!
Йожеф только успел подхватить сердце и распластаться на полу, как над его головой взметнулись, пытаясь пожрать друг друга, два огня.
– Какой ты яростный, мой Саминьш!
– Ты такая чувственная, моя змейка!
Иржи пытался загасить черное пламя, но оно вспыхивало снова и снова, пробуждая от сна вековые корни и побеги. И вот они уже зашевелились и поползли вниз по стене, подбираясь к ногам Иржи.
Фаркаш, пригибая голову и пропуская над ней очередной огненный вихрь, начал клинком резать корни.
– Сзади! – Заорал он художнику.
Тот оглянулся, пожал плечами и, словно нехотя, взлетел вверх, расправляя оранжевые крылья. Клинок в его руке вытянулся, ярко заблистав белым пламенем.
– Куда, Саминьш?! – Эва вытянулась, превращаясь в большую черную змею с синими глазами.
Черный огонь взметнулся красным.
– Ты снова от меня убегаешь! Я люблю тебя, Саминьш!
– О, да, детка! Мы замечательно проводили время вместе. Но тебе своей силы показалось мало. Зачем ты это сотворила?
Она сделала выпад головой, пытаясь длинным зубом зацепить его тело. Он махнул клинком, и она быстро увернулась.
– Я любила тебя-сс… Хотела, чтобы ты принадлежал только мне-сс, а не этой белой пигалице-сс!
– Любовь подразумевает боль?
– А как заставить тебя отдать мне свое сердце-сс?
– Дура! – Он снова махнул клинком у ее пасти.
Зеленая слюна, капнув вниз, прожгла дыру в камне.
Фаркаш клинком и белым пламенем изо всех сил боролся с лозой, спрятав сияющий рубин за пазуху. Иржи, глянув вниз, повел ладонью, выжигая ползающие, словно слепые змеи, корни. Мокрый Фаркаш, благодарно взглянув на него, продолжил рубить оставшиеся.
– Кто так хорошо выучил тебя, моя прекрасная Эва?
– Дядюшка, брат моего-сс отца-сс… Ни один мужчина-сс не может уйти от моих чар-сс!
– Ты неподражаема! Оп-па!
Огромная змеища неожиданно сложила кольца и, оттолкнувшись от пола, выпрыгнула струной вверх.
– Акробатка ты моя гуттаперчивая! – Иржи снова махнул клинком, пропоров на шее змеюки кожу
– Больно-сс! – Закричала она. – Вылечи меня!
– Я не умею лечить, девушка. Я не лекарь, а дракон.
Змея упала вниз и задергалась, стараясь обратиться женщиной. Иржи, опустившись на пол, пытался ее поймать огненной петлей, но гибкая шея легко выскользнула оттуда. Внезапно она остановила безумную пляску своих колец и, посмотрев на него осмысленным взглядом, спросила:
– А ты кто?
– Саминьш! – Представился Иржи.
– Нет, ты – не мой любимый! Что ты тут делаешь? – Она разинула пасть и клацнула зубами почти ему по голове, но вспышка яростного огня опалила ей глотку и, застонав, она запрокинула голову, мотнув ей около шеи художника. Его рубаха давно расстегнулась, обнажив грудь с висящим на ней медальоном. Нелепая случайность – и нить, держащая его на шее, порвалась. Медальон, тихо звякнув, упал на пол.
Иржи, помня слова мастера Иштвана, бросился за ним. Но змея, увидев маневр, успела первой. Положив на него кольцо туловища, она, раскачиваясь и глядя с торжеством художнику в глаза, сказала:
– Иди ко мне-сс!
Он сделал шаг, опустив свой клинок. Наступила тишина, нарушаемая только шуршанием корней и хриплым дыханием Фаркаша, который, вытирая кровь с лица, прошептал:
– Иржи, нет!
– Иди, маленький! Я обниму тебя, и ты забудешь все, что было до этого. Свою девушку, своего друга, мать и отца, брата…
Иржи, притушив пламя, сделал еще шаг к ней.
Йожеф пытался вскочить и подбежать к Иржи, но цепкий корень обвил ему ногу, и тот упал, едва не выронив рубин и клинок.
– Ты забудешь свой мир. Забудешь снег и дождь, который можно слизывать с любимых губ. Забудешь закаты солнца и туман на реке. Раскаты грома и радугу после дождя. Ты будешь заживо прикован к этим стенам навечно. А твое живое, сильное сердце продлит мою прекрасную и драгоценную молодость! Ко мне, Саминьш!
Иржи, повесив голову и руки, медленно шел к ней и скоро остановился рядом с одним из ее колец. Огромная змеиная голова опустилась к его глазам:
– Прощай, последний из рода Скалистых Драконов! Жаль, что спариться не удалось! Саминьши такие страстные!
Она раскрыла пасть, чтобы вонзить зубы в его плоть.
Иржи до этого стоявший неподвижно, взвился столбом яркого огня, подпрыгнул и махнул клинком по шее гадины.
Из перерезанных вен хлынул поток черной крови. Голова, висящая на клочке кожи, запрокинулась назад, а огромное тело забилось в судорогах, сметая все на своем пути. Черное пламя медленно угасло. Глаза твари остекленели, а она сама начала ужиматься, превращаясь в свою первую, женскую ипостась.
Иржи, улыбаясь, развернулся к Фаркашу. Но тот, раскрывая глаза, проорал:
– Хвост!
Художник повернул голову, занося клинок. Но не успел. Кончик хвоста с ядовитым жалом на конце, махнув, ударил его по лицу. И Иржи, разбрызгивая кровь, рухнул на пол. Клинок из холодеющих рук выкатился, превращаясь в обычный длинный нож.
– Иржи! – Закричал, подбегая к нему Йожеф. – Очнись, друг! Господи, да помоги же ты ему!
Он подхватил тело художника на руки, не зная, куда идти и что делать. Из носа и из глаз сами собой полились слезы. У Фаркаша, видевшего войну и убийства, началась истерика.
– Иржи! Что я скажу твоему брату! Не умирай, друг! Ты ведь ее победил! Иржи!!!
Он плакал, держа на руках безвольное тело, и не видел, как из стен в огромный зал стали входить призраки замученных здесь людей. Они холодной молчаливой толпой обступили охранника-здоровяка и лежащего на его руках друга. Но вот их толпа заволновалась и, оглядываясь назад, расступилась. Оттуда вышел высокий красивый молодой человек за руку с беловолосой девушкой.
– Ты бы стонать-то перестал, а полечил бы, что ли… – Сказал он Фаркашу.
Слезы у того высохли сразу. Он оглянулся вокруг себя, и волосы на голове зашевелились.
– Как… полечить? – Хрипло поинтересовался он.
– Наложением рук. – Пожал плечами призрак. – Кто у нас тут белый маг? Только ты. Остальные, сам видишь…
Он обернулся и повел рукой.
Йожеф кивнул головой и сел на колени, пристраивая голову Иржи поудобнее.
– Молодец. Теперь клади на рану правую руку и направляй туда свою энергию. Давай!
Йожеф, периодически стирая левой рукой кровь и пот со своего лба, держал, не отнимая, над художником правую руку.
Когда Иржи, наконец, вздохнул, Фаркаш просто упал на пол рядом с ним.
– Мальчики! – Похлопала в ладоши беловолосая девушка. – Вы просто молодцы!
Когда Иржи, держась за щеку, сел, то вокруг него уже стояли все Саминьши.
– Юори, Лайрина! Рад видеть! Мастер Иштван, мое почтение! Всем, кого не знаю, тоже!
Красивая черноволосая и черноглазая девушка присела рядом на колени:
– Как же ты вырос, мой маленький мальчик… Даниэль, посмотри – это наш Иржик!
Из толпы выбрался высокий, худощавый мужчина с серыми глазами и светлыми волосами.
– Сынок! Я горд за тебя. Ты – настоящий Саминьш!
– Мама! Отец! – Он, протянув руку, коснулся пальцами воздуха. – Мне так недоставало вашей ласки и любви! Какие вы молодые, красивые…
Он жадно разглядывал их лица, чтобы запомнить родные черты навсегда. Девушка, улыбнувшись, подняла руку и погладила его по голове:
– Сыночек! Прости…
– Иржи, их надо отпустить. Проклятие упало, и их снова ждут миры в свой цикл перерождений. Прощайся.
– Мама, папа! Я постараюсь… – слезы перехватили горло, – стать таким, какого сына вы бы хотели вырастить! Обещаю!
Юные Ханна и Даниэль, взявшись за руки, кивнули головами.
– Обещайте мне лишь одно: когда воплотитесь в новую жизнь, обязательно постарайтесь встретиться!
– Обещаем! – Поклялись призраки.
– Тогда… Я, Иржи Измирский, герцог Саминьш, отпускаю вас всех туда, куда зовет Ваша Душа. Идите!
И привидения, на прощание махнув руками, медленно исчезали в воздухе.
Остались только Юори с Лайриной, мастер Иштван с Самирой и граф Кареш с женой Марьяшкой.
– Ах, да! – Иржи встал на ноги и протянул ладонь к Йожефу: – Рубин!
Тот залез за пазуху и достал сияющий камень.
– Юори, что я должен сделать?
– Пойдем! – Улыбнулся Юори и взял за руку Иржи. А мастер Иштван – Йожефа.
Секунда – и вот они уже стоят на башне. Огромная луна потускнела и начала заваливаться к горизонту.
– Надо поторопиться. Доставай камни! – Сказал Юори, вглядываясь в небо.
Иржи окутался пламенем, и из его груди в руки выпал сапфир.
– Подержи, Йожеф!
Тот принял камень. И вот уже в руках Иржи сверкает Черный бриллиант, а сам художник горит, словно факел.
– У него – крылья! – Зачарованно сказал охранник.
– Да. – Улыбнулся Юори. – У него теперь – свой путь. Он – не Дракон. Он – Хранитель. Однако, поторопимся. Дай Иржи камни, Йожеф.
Призраки встали вокруг художника, взявшись за руки.
– Повторяй, родственник, за мной: Я, Хранитель Мира, Иржи Саминьш, потомок Клана Скалистых Драконов…
– … Драконов…
– Отпускаю тела и души, вернув им сердца…
–…. сердца…
– В тот мир, в котором они могут и хотят жить по своей доброй воле и согласно внутренним вибрациям. Да будет так!
– …Будет так!
Драгоценные камни, находившиеся у Иржи в руках, медленно поднялись в воздух и закружились каждый над своим хозяином: сапфир – над Иштваном, рубин – над Карешем, а бриллиант – над Юори.
Иржи напрягся, и в небо выстрелила ярко-оранжевая молния, разбивая разрядом каменные оболочки, брызнувшие во все стороны. А сердца плавно вошли в призрачную суть своих хозяев, которая тут же начала обретать плотную форму и размеры. Вскоре за своими мужьями обрели тело и женщины.
– Иржи, Йожеф! Спасибо! – Юори пожал им руки. – Думаю, мы с Вами обязательно увидимся снова. До свидания!
Ткань реальности подернулась рябью и разошлась. Саминьши один за другим уходили в свое новое будущее. Последним покидал этот мир Юори. Остановившись на мгновение, он посмотрел на горизонт. Там, над вечно темным лесом, протыкая яркими лучами синий небосклон, всходило алое солнце.
Эпилог.
– Всем стоять! – На площадку башни из темного ее нутра выбирались какие-то люди. – Святая Инквизиция!
– Чего? – Выпал в осадок вроде переставший удивляться чему-либо Фаркаш.
– А это они все просрали, теперь наверстывают. – Пояснил стоящий у зубца художник.
– А где ведьма? – Поинтересовался тот, который выскочил первым. – И почему Вас не убили?
– Хотели взять с поличным, «на трупе»? – Спросил Иржи. – Увы. Мы успели раньше.
– А кто вам вообще разрешил? – Завелся тот, у которого под капюшоном угадывалась достаточно толстая ряха. – Разбираться со злом – наша обязанность!
– Как всегда, межведомственный бардак. – Вздохнул солдат Фаркаш. – Вы бы уж договорились с полицией по поводу лицензий. А то от них бумажка у меня давно имеется. Могу предъявить. И кстати, может, проворные копы уже пакуют так и не найденную вами ведьму!
– Точно! – Засуетились мужики. – Так где, говорите, она находится? А рубин при ней?
– Пойдемте! – Иржи, вполне открыто засветив огонек, пошел вниз первым.
Бригада дружно топала за ним.
Распахнув дверь в зал, он широким жестом обвел окровавленные стены:
– Прошу! А вон ваша ведьма. Увы, к дальнейшей эксплуатации не пригодна, да и восстановлению не подлежит. Казнена за зверские убийства и надругательства над гражданами этого мира усекновением башки.
Он быстро прошел по залу и подобрал свой медальон. А потом взял за руку Фаркаша:
– Пока они проводят расследование и опознание, пойдем, попрощаемся с Юдифью.
И они вместе, не разжимая рук, встали рядом с алтарным камнем, глядя на бледную, словно уснувшую, Юдифь.
– Знаешь, как ее звали по-настоящему? – Иржи, не отводя от женщины глаз, тихо спросил Фаркаша. Не дождавшись ответа, он продолжил:
– У нее было очень красивое имя: Илона Нойман. Поменяв имя, она так хотела забыть свое грустное детство, в котором богатый отчим пытался ее изнасиловать, а мать, когда она решила пожаловаться, просто выгнала девочку из дома. Но ей, питавшейся объедками и батрачившей на дальних родственников, очень хотелось доказать всему миру, что когда-нибудь, в светлом будущем, она станет богатой и известной. Счастливой. С добрым и любящим мужем, кучей детишек. Она мечтала сделать телеканал для мам. Прости, подружка, что не уберегли…
– Ты ее любил? – Еще раз поинтересовался Фаркаш.
– Мы встретились совершенно случайно. Я тогда сбежал от Берната, который заставлял меня учиться на экономическом. Денег у меня не было, поскольку был в бегах в другой стране. Зарабатывал тем, что рисовал туристов около разных достопримечательностей. А она предлагала себя, бегая по модельным агентствам. На улице шел первый декабрьский снежок. Я мерз ночью на лавочках и потому стал смотреть дешевые комнатки по объявлениям. И вот, около одной такой комнатки мы и встретились. Цена была приемлемой, хоть почти без отопления. Но какой оттуда был роскошный вид на старый город! Мы поспорили, даже немного потолкались, вызывая усмешку старой хозяйки. Представляешь, высокая тощая девчонка, больше чем на полголовы меня выше, и маленький щуплый паренек с большим этюдником! Но потом, посмотрев друг на друга, мы расхохотались и договорились жить вместе. Правда, из-за холода и одной-единственной кровати спать нам приходилось практически в обнимку. Но зато какими бурными и горячими были наши ночи! Она, каждый день ругая мою лень и «закапывание таланта в землю», уговорила пойти и сдать экзамены в Академию. И я их действительно легко сдал, став студентом. В благодарность я нарисовал серию «портфолио», которую она, вместе с фотографиями, брала на просмотры. И скоро один известный дом моды заключил с ней договор на приличную сумму. Она съехала в более благоустроенную квартиру, перебирая появившихся вскоре кандидатов в мужья. Я немного пострадал и поплакал о «коварной изменщице», но, как ни странно, понял. А затем и мои дела тоже пошли в гору. Мы встречались все реже и реже… Нет, Йожеф, как женщину, я ее не любил. Слишком разные мы с ней были. А как друга, пожалуй, да.