Читать книгу Откровение ажурного чулка - Екатерина Борисовна Мазо - Страница 1

Откровение ажурного чулка. Катерина Мазо

Мутное утро приносит хриплые звуки автомобилей из глубины моросящей улицы и машет мне ветками разъяренных ветром деревьев. Я вдыхаю аромат утреннего кофе и смотрю, как по стене напротив меня бродят тени суетящихся под карнизом промокших птиц. Интересно, если бы сейчас настежь открыли окно, и ледяной осенний ветер ворвался сюда, смог бы я не дрожать и не съеживаться от холода? Я ловко поддеваю оконную задвижку, окно распахивается под напором ветра. Порыв мокрого вихря налетает на меня, мотает и раскачивает в разные стороны. Занавеска взлетает, падает и снова взлетает. Дождь уже не моросит, а бьет меня крупными ледяными каплями. Мне хочется стоять так бесконечно и улыбаться сумасшедшей счастливой улыбкой.

Вчера я спас Натали от смерти. Сумел ослабить узел на ее посиневшем горле, когда ее чуть не придушил разъяренный маньяк. Я закрываю окно и вспоминаю все снова. Вот Натали сделала несколько первых судорожных глотков воздуха и отшвырнула меня в угол. Вот она сидит на кровати, как сломанная кукла, и не может унять кашель. Волосы ее всклокочены, косметика черными кляксами расползлась по лицу, бретелька на плече растянута. Быстрый, как вспышка молнии, промельк мужской спины в просвете входной двери. Я успеваю заметить на мужчине черный плащ на подкладке без утеплителя из плотной качественной плащевки, накладные карманы на кнопках. Зимне-весенняя коллекция, не очень удачная в смысле дизайна, но зато практичная и не слишком дорогая.

Когда душитель покинул квартиру, я вдруг почувствовал невероятную силу, которая всю жизнь дремала во мне, а теперь вырвалась на свободу. Вот оно! Я жадно вдыхал раскаленный дракой воздух комнаты, где только что я победил монстра, и счастье накрывало меня дурманящей волной.

Натали встала с постели на подламывающихся ногах и прошла в кухню, хватаясь то за ручку комода, то за стену, чтобы не упасть. Я слышал, как она жадно пила воду из-под крана. На стене слишком громко тикали часы. Обои в полоску с мелкими цветами выглядели еще совсем новыми, хотя ремонт здесь был несколько лет назад. На столике лежала щетка для волос, коробочка со снотворными таблетками и затычками для ушей от шума. На полу стояли в ряд три пары женских туфель. Остроносые черные лодочки на невысоком каблуке классического фасона, чуть припыленного оттенка розовые нежные туфли с бантами-завязками и пара с хищным леопардовым принтом, особо модным в этом сезоне.

Я никак не мог унять нервную дрожь. Ведь только что я боролся с сильными ручищами душителя и пытался выскользнуть и не дать свернуть себя в узел. Его крепкие жилистые пальцы вцепились в меня с такой мощью, что моих сил могло и не хватить для сопротивления. В тот момент я думал только о Натали и готов был разорваться, лишь бы ей не причинили вреда. Я говорю это не для того, чтобы выглядеть героем. Хотя не скрою, что успел подумать о том, что Натали, наверное, когда-нибудь поблагодарит меня за спасение. Я представлял себе, как она осыпает меня поцелуями, и слезы признательности градом катятся из ее глаз.

– Дура, какая же я дура! – Она повторила это несколько раз подряд.

Когда Натали вышла в кухню, я ухватился за спинку кровати и переполз в ящик с нижним бельем. Там я забился в самый дальний и темный угол, где были свернуты ее фланелевые ночные рубашки и шерстяные носки. Она надевала их, только, когда спала одна. В остальные дни – шелк и самое дорогое кружево. Мне было очень жарко, но я терпел, боясь пошевелиться. Дело в том, что я совершенно не выношу, когда чужая шерсть прикасается ко мне. Мысль о том, что некоторые женщины способны надеть зимой шерстяные носки поверх капроновых чулок, вызывает у меня приступ тошноты.

Я тихо лежал под грудами шерсти и ждал. Через какое-то время в комнате послышались голоса. Несколько раз открывали все подряд ящики, видимо, искали орудие убийства. Я решил, что если обвинение падет на меня, то мне надо будет как-нибудь покончить с собой. Обвязаться узлом и повеситься. Или спрыгнуть с подоконника на улицу. Или открыть воду в раковине и захлебнуться, заткнув сток. Но желание увидеть Натали было слишком сильно во мне, и я передумал.

Двое полицейских, допрашивали ее. Натали отвечала голосом, охрипшим от недавнего удушья и слез.

–Вы знали раньше этого человека?

–Да, он иногда приходил ко мне. Редко. Слишком редко.

–Он назвал свое имя?

–Только фамилию. Шапиро.

Мне этот Шапиро сразу не понравился какой-то волчьей заинтересованностью, с которой он разглядывал все вокруг. В первый раз он явился к Натали с пошлым букетом красных подувядших цветов и приторной улыбкой. Я видел его колючий взгляд, когда Натали выходила на кухню за бокалами и штопором. Тогда скулы его становились острее, а цвет кожи приобретал еще более зеленый оттенок. Шапиро всегда сидел на кончике стула и напоминал хищную облезлую птицу на ветке, готовую взлететь на драных крыльях сразу, как только сумеет схватить добычу.

– У Вас что-нибудь пропало? – спросил полицейский у Натали.

–Не знаю. Не думаю.

–Посмотрите внимательно.

Натали порылась в ящиках, и тут мы пересеклись с ней взглядами.

–Он душил меня чулком, – сказала она помертвевшим голосом.

Меня грубо выволокли на свет.

–Это он? – спросил полицейский, отвратительно пахнущий дешевым одеколоном.

–Да, – ответила Натали. У нее дрожали руки, и сигарета дымилась в ее пальцах, искажая естественную траекторию дыма. Натали смотрела на меня с отвращением. На меня! На того, кто жил и дышал ради нее. Я как-то сразу весь обмяк и свалялся. Лучше бы она тогда больно ударила меня. Я бы стерпел. Но этот взгляд мне было не перенести.

–Каким образом этот чулок попал обратно в шкаф?

–Понятия не имею. Не помню.

Я хотел крикнуть:

"Любовь моя, это я спас тебя. Теперь, когда ты знаешь правду, пусть они делают со мной, что хотят!"

Но я не нашел в себе сил и малодушно промолчал.

Из открытых ящиков на меня злорадно пялились вздыбленные любопытством, хамоватые вещи. Всякий хлам, пропахший насквозь лавандой и дешевым мылом "Болгарская роза". Как они веселились, глядя на мои мучения! Даже прозрачный гипюровый пеньюар, которого я всегда считал интеллигентом, ухмылялся. Чего уж говорить о дебелых полотенцах и неповоротливых тупых простынях и наволочках. Они тоже высунули невообразимые рыла и пучили от удивления свои пластмассовые пуговицы.

Им ли судить меня, того, кто украшен самым изящным в мире кружевом и сделан из тончайшего капрона с ажурным узором! Что могут знать о настоящей страсти эти жалкие стринги и бесстыдные бикини, эти банальные изделия, пусть даже изготовленные из шелка или хлопка с добавлением вискозы, эластана и полиэстера. Конечно, чулки, даже самые лучшие, стоят дешевле интимного гарнитура. Но настоящая женщина понимает, что все дело именно в чулках. Маркиза де Помпадур, фаворитка Людовика ХV, при котором так пышно расцвела эпоха изящного рококо, сводила короля с ума именно при помощи чулок.

На допросе я рассказал полицейским про развороченную жестокой борьбой постель, – элитный двуспальный гарнитур "Розамунда" в романтическом стиле из хлопкового сатина. Про рисунок на простыне и пододеяльнике – розы на кремовом фоне. Про наволочки с декоративным кантом, про пустую бутылку из-под рома Zacapa x.o. на полу.

– Если нужны еще подробности, – смело сказал я, – то они таковы: на Натали был красный кружевной комплект из трех частей от французского дизайнера. Бюстгальтер с аппликацией на косточках, трусики с завышенной талией и кружевной отделкой, пояс с лямками и два ажурных чулка.

–Где второй? – спросил полицейский.

Я указал на него.

Тот второй не встревал в разговор и изо всех сил старался казаться еще более прозрачным, чем всегда. Я посмотрел на него с презрением. Капроновый болван даже не шелохнулся. Подлая мелкая душонка.

Однажды мне все же удалось вызвать Натали на откровенный разговор о сопернике. И она призналась мне, что он ровным счетом ничего для нее не значит. Что их связь поверхностна и формальна. Что никогда у них не было ничего такого, что было с ней у нас. Что она любит только меня, а тот второй необходим ей для пары. Больше ничего.

Горькое знание о том, что женщине всегда нужно как минимум два чулка, приходит к нам только в зрелом возрасте. Колготки – другое дело. Они с самого начала знают, что из одного и того же места всегда торчат двое. Как сиамские близнецы, они связаны между собой. И если что-нибудь случается с одним из них, то второй погибает тоже, даже если он еще молод и полон сил. Старики-колготки рассказывали, что в стародавние времена они пользовались огромным уважением и были в чести. Даже вдрызг рваные, они надевались в холодные дни под брюки. Если случалось порваться первоначальной, но уже губительной дорожкой, то женщины зашивали колготки собственными волосами. Склонившись над рваной раной, они бережно ремонтировали свои единственные колготки при помощи лака для ногтей или простого кусочка мыла. Дорожка замыливалась, и колготки еще долго после этого жили полноценной жизнью.

Итак, нас было двое. Мой соперник был отвратителен и туп. Корчащий из себя интеллектуала, синтетически грубый и самоуверенный, он игнорировал меня. А я просыпался ночами от внезапных обжигающих приступов ревности и не мог набрать воздуха в легкие, когда мысли об их с Натали отвратительной близости взрывали мой мозг. Конечно, он не мог прикасаться с той же нежностью, что и я, к ее белой шелковистой коже, покрытой кое-где светло-рыжими веснушками. И я не раз видел бурый, жестко прочерченный им след на ее ноге.