Читать книгу Роковая тайна сестер Бронте. Часть 3 - Екатерина Борисовна Митрофанова - Страница 1

Оглавление

Часть 3. Пути Господни…

В оформлении обложки использована иллюстрация «Сена в Порт-Марли» (художник Альфред Сислей).

***

Роман выдержал три издания коммерческими тиражами в формате бумажной книги и два аудиоиздания

Бумажные издания:

1-е издание: 2006 (М.: Терра – Книжный клуб)

2-е издание: 2008 (М.: Терра – Книжный клуб)

3-е издание: 2014 (М.: Книжный Клуб Книговек)

Аудиокниги:

1-е издание: 2008 – при содействии студии звукозаписи «Республиканская библиотека для слепых и слабовидящих граждан Республики Казахстан». Читает Воробьева И.

2-е издание: 2009 – при содействии студии звукозаписи ГУК «Кемеровская областная специальная библиотека для незрячих и слабовидящих» (Новокузнецк, Кемеровская область). Читает Юрова Л. С.

Данная электронная версия книги публикуется по изданию:

Москва: Книжный Клуб Книговек, 2014. – 704 с.

Редактор О. Хвитько

***

<…>Так ударь еще, чтоб жизнь другая

Из трухи и пепла проросла,

Чтобы, в прахе силу обретая,

Вечность соки новые гнала¹.

Глава 20. От мрака к свету

После похорон Энн Шарлотта Бронте возвратилась в Гаворт. Теперь опустевший пасторат казался ей чужим, суровым, неприветливым, походящим скорее на мрачную могилу, нежели на людское жилище. Гнетущие мысли о тех, кто ушел навсегда, неотступно преследовали старшую дочь пастора, отравляя ее существование самой мучительной неизбывной тоской. Дни напролет проводила она одна в своей комнате, и перед ее внутренним взором с устрашающей неотвратимостью представал весь леденящий ужас минувших месяцев.

С чувством невыразимой нежности, смешанной с горьким сожалением, вспоминала Шарлотта милых сестер и брата, представляла их здоровыми, цветущими, полными сил… Увы, все это осталось в далеком прошлом, на лоне фантастических живописных берегов Ангрии и Гондала. Теперь же в сознании Шарлотты поселилась страшная пустота, которая, подымаясь и ширясь с каждым мгновением, мучительно теснила грудь последней оставшейся в живых дочери преподобного Патрика Бронте.

Образы умерших преследовали несчастную Шарлотту долгими, проводимыми без сна, суровыми ночами. Ее отчаянно терзали доставляющие бесконечные страдания мысли об ушедших днях: сладкие ностальгические воспоминания детства, юности с совместными играми и фантазиями, общие прогулки по торфяным болотам, первые пьесы – яркие плоды объединенных усилий трех дочерей и сына достопочтенного Патрика Бронте, – разыгрываемые ими сообща… Все это казалось теперь далекой прекрасною сказкой, и чем больше предавалась Шарлотта этим мыслям, таящим в себе, как ей казалось, заветный эликсир жизни, тем страшнее нависали над нею невыносимые мрачные будни.

Вот в комнату, важно вышагивая, вошел Кипер – гладкошерстный бульдог, любимец Эмили Джейн.

– Эмили, пора кормить Кипера… – Шарлотта машинально произнесла вслух эту привычную фразу и в ужасе замерла.

«Их больше нет!» – лихорадочно пронеслось в ее воспаленном мозгу. – «Нет! Нет, и никогда не будет! Они ушли… ушли навсегда… Патрик Брэнуэлл… Эмили… Энн… Эта реальность страшнее всякого кошмара… Еще год назад я даже и помыслить не могла, что это может быть так… из нас четверых я была самой старшей…»

«…Что же мне делать?» – спрашивала она себя в невыразимом отчаянии. – «Что делать? И нужно ли что-то делать? Как можно продолжать жить, когда все те, кто наполнял эту жизнь смыслом, ушли навеки…»

…И вот в один из таких суровых и неумолимых дней пришел ответ – столь же суровый и неумолимый: «Писать! Писать, пока свет не померкнет в глазах и перо не выскользнет из обессилевшей руки. Труд – вот единственное средство, которое может позволить мне еще как-то существовать в этом земном Аду!»

Действительно, Шарлотта вскоре обнаружила, что в эти тяжелые, наполненные невыразимой тоскою дни единственным доступным ей утешением стало ее творчество. Теперь она имела возможность продолжить начатую еще до внезапно ворвавшихся в ее жизнь трагических событий работу над романом, повествующим о восстаниях, поднимавшихся в народных массах в результате технического прогресса, когда обычные рабочие руки заменяются машинами.

В основу этого произведения был положен реальный факт о вспыхнувшем в 1812 году в окрестностях Йоркширского графства народном бунте, венцом которого явился поджог фабрики некоего предприимчивого владельца по имени Уильям Картврайт. Этот самый Картврайт и явился прототипом главного героя нового романа Шарлотты, фабриканта Роберта Мура. В образах же героинь романа – гордой, своенравной Шерли и нежной, мужественной Кэролайн Шарлотта продолжала запечатлевать сложные многогранные натуры своих умерших сестер Эмили и Энн, о чем она успела-таки поведать последней из них.

Впрочем, отчасти внешность и характер нежной, но мужественной Кэролайн были заимствованы у подруги Шарлотты Эллен Нассей, столь живо походившей на Энн. В роли миссис Прайор, в ходе повествования оказавшейся родной матерью Кэролайн, выступила степенная директриса роухедской школы мисс Маргарет Вулер. Прообразом же представителей семейства Йорков стала семья эксцентричной подруги Шарлотты Мэри Тейлор (Шарлотта знала, что Мэри Тейлор, завершив свое обучение в Брюсселе, вскоре отважилась эмигрировать в Новую Зеландию, где она вместе со своей кузиной открыла магазин по продаже редких товаров, доставляемых ее родственниками из Англии; мисс Тейлор являла собой образец успешной и самодостаточной деловой женщины). Сама Мэри стала моделью для образа Розы Йорк, а ее младшая сестра – шаловливая хохотушка Марта (к величайшему сожалению Шарлотты, скончавшаяся в возрасте двадцати трех лет) появилась в романе в образе Джесси Йорк.

Роман, получивший название «Шерли», увидел свет 26 октября 1849 года. Однако же мимолетную радость Шарлотты от его публикации тут же стремительно заглушила отчаянная тоска, навеки поселившаяся в ее душе в результате страшных потерь минувшего года. Овладевшая сознанием последней оставшейся в живых пасторской дочери черная меланхолия вконец расшатала и без того хлипкое здоровье Шарлотты. Уже довольно долгое время она ощущала совершенный упадок сил, мучилась постоянными головными болями, сопровождавшимися тошнотой. Теперь малейшая простуда оборачивалась для хрупкого, истощенного организма Шарлотты сплошным кошмаром со всеми возможными характерными признаками: закоренелой хрипотой, ужасными болями в спине и в груди и целым букетом других симптомов.

Что могло помочь пасторской дочери вернуть (хотя бы отчасти) утраченное здоровье и душевное равновесие? Конечно же, смена обстановки, свежие впечатления, интересные встречи и приятные знакомства!

Посему приглашение в Лондон, прибывшее в конце ноября 1849 года от издателя и доброго друга «сестер Браун» Джорджа Смита и его матери, явилось для Шарлотты редчайшим даром Судьбы.

Так как после издания «Шерли» тайна авторства Шарлотты Бронте раскрылась, то в приглашении от мистера и миссис Смит адресат именовался не «мистером Каррером Беллом» и не «мисс Браун», а, как и надлежало, «мисс Шарлоттой Бронте».

Окрыленная самыми радужными предвкушениями пасторская дочь отправилась в Лондон.

С первого же мгновения, как Шарлотта прибыла в столицу, где она несколько лет назад останавливалась вместе с Энн, все ее сознание оказалось во власти стремительно нахлынувших воспоминаний. Казалось, еще вчера они вместе мирно сидели за маленьким чистым столиком в кофейне Капитула на улице Патерностер Роу, затаив дыхание прислушивались к чарующим звукам органа в величественном соборе святого Павла, любовались роскошными залами Королевского театра… И вот теперь, направляясь к жилищу Смитов, Шарлотта отчетливо ощущала, что сестра где-то рядом – каждая улица, каждая площадь, каждое деревце, раскинувшее засыпанные первым снегом ветки, – решительно все напоминало о ней. Самый дух Лондона неизбежно олицетворял теперь для Шарлотты Бронте образ безвременно ушедшей из жизни «малютки Энн».

…Мистер Смит и его почтенная матушка оказали своей гостье самый радушный прием. Сотрудник фирмы Смита мистер Уильямс, старый знакомый Шарлотты, изъявил горячее желание увидеть вновь свою давнюю корреспондентку и к ее прибытию также находился в доме Смитов.

Мистер Уильямс был, как обычно, приветлив и доброжелателен, а мистер Смит проявил себя поистине образцовым хозяином, предугадывая и тотчас исполняя малейшие прихоти Шарлотты, которая, впрочем, была отнюдь не притязательной. Гостье представили также еще одного служащего издательства Смита – мистера Джеймса Тейлора. Это был невысокий коренастый человек средних лет. Его суровые черты и грубые, неуклюжие манеры невольно напомнили Шарлотте о новом викарии ее достопочтенного отца мистере Артуре Николлсе. Однако очень скоро оба эти джентльмена – Джеймс Тейлор и Артур Николлс – перестали занимать мысли пасторской дочери: ее вниманием всецело овладел мистер Смит.

За те недолгие годы, что пролетели с первой встречи Шарлотты с Джорджем Смитом, образ благородного молодого красавца с густыми светло-каштановыми кудрями ничуть не потускнел в памяти пасторской дочери. Теперь же сей почтенный господин солидно возмужал; к его природной изысканности манер прибавился отточенный светский лоск, придавший неповторимому естественному обаянию еще большую выразительность. Шарлотта невольно поймала себя на мысли, что мистер Смит нравится ей больше, чем ей самой того хотелось.

– У меня есть для вас сюрприз, – неожиданно сообщил пасторской дочери мистер Смит.

– Вот как? – отозвалась Шарлотта, игриво улыбнувшись. – Позвольте узнать, какой?

– Я собираюсь устроить ужин в вашу честь, и хотел бы пригласить мистера Теккерея… если вы не станете возражать.

– Мистера Теккерея? – глаза Шарлотты широко раскрылись; в них единовременно отразились крайнее изумление, растерянность и восторг. – Уильяма Мейкписа Теккерея? Автора «Ярмарки тщеславия»?

– Именно его, – довольным тоном произнес мистер Смит. – Того самого загадочного Теккерея, о котором вы некогда отзывались с таким восхищением и которому посвятили второе издание «Джейн Эйр».

Пасторская дочь не могла вымолвить ни слова. Она сидела в мягком, обитом зеленым бархатом старинном кресле в гостиной дома Смитов и заворожено глядела в пространство, жадно прислушивалась к каждому слову молодого хозяина этой просторной обители.

– Мистер Теккерей уже давно мечтает о знакомстве с вами, – как ни в чем не бывало продолжал Джордж Смит. – Он в совершеннейшем восторге от «Джейн Эйр» и, узнав о том, что автор «лучшего английского романа нашего века» – как изволил выразиться сам господин Теккерей – на днях прибывает в Лондон, он чуть ли не на коленях умолял меня устроить вашу встречу. Ну, так как, почтенная сударыня? Вы согласны, чтобы я устроил вам рандеву с мистером Теккереем?

– Согласна ли я? – взволнованно переспросила Шарлотта. – И вы еще изволите шутить, мистер Смит. Скорее разыщите господина Теккерея и передайте ему свое приглашение! Только очень вас прошу: не говорите ему, кто я такая и не знакомьте нас на ужине. Пусть эта встреча станет сюрпризом для нас обоих – для мистера Теккерея и для меня.

– Как скажете, любезный Каррер Белл, – шутливо произнес хозяин дома. – Третье декабря вас устроит?

– Вполне, – ответила Шарлотта, исполненная самых радужных предвкушений.

Ожидание грядущего ужина в обществе Уильяма Мейкписа Теккерея прошло для Шарлотты Бронте в большом волнении. Крайнее внутреннее напряжение заставляло пасторскую дочь в течение всего дня, который должен был ознаменоваться интереснейшей встречей, упорно отказываться от еды, и к тому времени, как сам высокочтимый гость появился на пороге жилища Смитов, она была уже в состоянии, близком к обмороку.

Лишь на другой день Шарлотта смогла осмыслить вполне все события, приключившиеся с нею тем достопамятным вечером. Впечатление было колоссальным, и, собравшись с мыслями, Шарлотта Бронте вооружилась пером и постаралась сдержанно и лаконично поведать о новом знакомстве в письме к отцу:

«<…>Вчера я видела мистера Теккерея. …Это очень высокий, шесть футов с лишним, человек. Его лицо показалось мне необычным – он некрасив, даже очень некрасив, в его выражении есть нечто суровое и насмешливое, но взгляд его иногда становится добрым. Ему не сообщили, кто я, его мне не представили, но вскоре я увидела, что он смотрит на меня сквозь очки, и, когда все встали, чтобы идти к столу, он подошел ко мне и сказал: «Пожмем друг другу руки»², – и я обменялась с ним рукопожатием. Он очень мало говорил со мной, но, уходя, вновь пожал мне руку, и с очень добрым лицом. Думаю, все же лучше иметь его другом, чем врагом, мне почудилось в нем нечто угрожающее. Я слушала его разговор с другими господами. Говорил он очень просто, но часто бывал циничен, резок и противоречил сам себе».

…Дальнейшее пребывание Шарлотты Бронте в Лондоне было наполнено новыми впечатлениями. Джордж Смит и Уильям Смит Уильямс старались изо всех сил доставить своей почтенной гостье как можно больше удовольствий. Ее вывозили в Лондонский драматический театр на постановку шекспировских трагедий «Макбет» и «Отелло» со знаменитым актером Макриди. Игра Макриди не нашла, однако, в сердце Шарлотты ожидаемого горячего отклика. Пасторской дочери довелось убедиться, что актер не понимал величия гения Шекспира, был чужд его духу.

Совсем иное впечатление сложилось у Шарлотты Бронте от посещения (разумеется, в компании ее верных друзей Смита и Уильямса) Национальной галереи художеств. Особенно понравились ей акварельные работы кисти Джозефа Мэллорда Уильяма Тернера.

В связи с этим Шарлотте вспомнился любопытный эпизод времен ее юности.

Когда-то, желая вернее отточить свое мастерство в живописи, Шарлотта делала карандашные зарисовки с гравюр и картин известных художников того времени.

Однажды, посетив величественные развалины аббатства Болтон в компании своей верной подруги Эллен Нассей и ее семьи, а также – своего брата Патрика Брэнуэлла, Шарлотта пришла в такой восторг от этой незабываемой экскурсии, что, вскоре по возвращении домой, раздобыла книгу, в которой была напечатана гравюра Эдварда Финдена под названием «Аббатство Болтон» и сделала с нее карандашную зарисовку. Этот эскиз вместе с другой похожей по тематике картиной под названием «Аббатство Кирксталл» пасторская дочь в 1834 году отправила на рассмотрение в Королевское Северное общество, чтобы в дальнейшем представить эти эскизы на выставку изобразительных искусств в Лидсе. Работы понравились членам жюри, но были отклонены ими из-за того, что не являлись оригинальными плодами воображения, а были всего лишь карандашными копиями гравюр.

Теперь же мисс Бронте вспомнила об этом эпизоде из своей далекой юности отнюдь не случайно: ведь та самая гравюра Эдварда Финдена, изображающая величественные развалины аббатства Болтон, сама была создана по рисунку Джозефа Мэллорда Уильяма Тернера, акварельные работы которого ее так пленили теперь.

Теплой и сердечной оказалась встреча Шарлотты с весьма почитаемой ею писательницей Гарриет Мартино, чьи произведения – роман «Дирбрук» и социально-политические повести «Хижины», «Банкир Беркли» и «Сеятели и жнецы», воспроизводившие быт бедняков во всей своей жестокой правдивости, – в свое время оставили в памяти пасторской дочери неизгладимый след.

В середине декабря Шарлотта Бронте, преисполненная свежих интереснейших впечатлений, вернулась в родимый Гаворт. На пороге ее встретила горничная Марта, милое, добродушное лицо которой, к немалому удивлению Шарлотты, отражало сильное волнение.

– Вот новости я услыхала! – возбужденно произнесла Марта после первых теплых приветствий.

– В чем дело, Марта? – спросила Шарлотта, необычайно смущенная озорным блеском, внезапно заигравшим в глазах у горничной.

– Сделайте одолжение, сударыня, – живо ответила Марта. – Вы написали две книги – две самые великие книги на свете! Мой отец слышал об этом в Галифаксе, а наши добрые соседи – мистер Д. Т. и мистер Г., и мистер М. – в Бредфорде – и они собирают на днях митинг в Институте Механиков, чтобы решить, как теперь им получить их.

– Молчите, Марта и ступайте вон! – кипя от негодования, воскликнула Шарлотта, у которой выступил холодный пот при мысли, что какие-то там мистер Д… Т…, мистер Г…, мистер М… и еще сотни всяких мистеров и миссис из захолустных провинций Англии будут читать «Джейн Эйр» и «Шерли» – эти сокровенные детища ее души.

…Итак, тайна авторства Шарлотты Бронте раскрылась: теперь уже не только жители столицы, но и провинциальные жители и, в первую очередь, обитатели достославного Гаворта и его окрестностей знали, чье подлинное имя долгие годы скрывалось за псевдонимом «Каррер Белл».

В гавортскую церковь стало стекаться большое количество прихожан, желавших увидеть знаменитого автора «Джейн Эйр». Когда же в упомянутом Мартой Институте Механиков появилось несколько экземпляров «Шерли», то все участники митинга разом пожелали получить эту книгу. Они вытягивали жребий порознь на каждый том (ибо первое издание «Шерли» выпускалось в качестве двухтомника), и те счастливцы, кому выпадала благословенная возможность получить том книги, согласно установленному порядку, не имели права держать его долее двух дней и за каждый лишний день должны были платить по шиллингу штрафа.

Шарлотте пришлось даже на три дня выехать в поместье Готорп-Холл, располагавшееся неподалеку от Галифакса, чтобы удовлетворить праздное любопытство неких господ Кей-Шаттлуорт, пожелавших во что бы то ни стало свести личное знакомство с самим Каррером Беллом.

Как непредсказуемы и жестоки порою бывают насмешки Судьбы! Шарлотта всегда мечтала стать публикуемым автором, делала все для того, чтобы добиться этой цели – и вот теперь она наконец достигла всего, чего хотела. Теперь она известная писательница и успешная, самодостаточная женщина. Но отчего именно сейчас столь отчаянно щемит сердце? Почему в то время, как восторженные читатели столь отчаянно ищут встречи с нею, ей нестерпимо хочется закрыться от всего мира и выплакать всю свою накопившуюся горечь и печаль? Разве к такой славе она стремилась? Разве такого удела для себя желала? Сейчас, как никогда прежде, ощущала она всю тщету и суетность своих жизненных устремлений. Она с превеликой радостью отдала бы все – славу, признанье, деньги – за то, чтобы ее любимые сестры и брат снова были рядом – живыми, здоровыми и полными сил. Никакие слава и богатство не стоят мудрого, понимающего взгляда Эмили и нежной улыбки Энн!

Пожалуй, одним из немногих жителей Англии, оставшихся равнодушными к факту авторства Шарлотты Бронте и составивших весьма невысокое мнение о ее творчестве, был Артур Белл Николлс – угрюмый и замкнутый в себе викарий ее отца. Мистер Николлс счел «Джейн Эйр» посредственной книгой; над «Шерли» же он откровенно смеялся и, более того, упорно желал прочесть вслух «духовные сцены» романа в присутствии своего достопочтенного патрона.

Впрочем, мнение мистера Николлса интересовало Шарлотту меньше всего. В то время как этот почтенный господин стремился уязвить пасторскую дочь своими ехидными насмешками, она поддерживала деятельную корреспонденцию со своими лондонскими друзьями – Джорджем Смитом и его милейшей матерью, Уильямом Смитом Уильямсом и даже с казавшимся ей не слишком приятным, зато весьма практичным Джеймсом Тейлором. Письма от них были настоящим целебным бальзамом для страждущего в неизбывной тоске по безвременно ушедшим из жизни любимым сестрам и брату чуткого сердца Шарлотты Бронте.

Кроме того, Шарлотта с величайшим удовольствием продолжала вести активную переписку со своей давней подругой Эллен Нассей, с которой охотно делилась новыми впечатлениями, самым ярким из которых была, разумеется, достопамятная встреча с Теккереем.

«<…>Теккерей – титан мысли, – сообщает она верной мисс Нассей в одном из своих писем, – его присутствие, его способности оказывают глубокое интеллектуальное воздействие. Он кажется мне совсем особенным человеком. Все остальные по сравнению с ним – второстепенные<…>».

Теперь Шарлотта Бронте с затаенным трепетом в душе ожидала новой возможности посетить столицу, и в скором времени это ожидание оправдалось: в середине мая 1850 года в гавортский пасторат на имя «мисс Бронте» вновь прибыло приглашение в Лондон от миссис Смит.

На этот раз проведенные в столице две недели пасторская дочь почти всецело посвятила знакомству с лондонскими достопримечательностями. В приятном обществе своих неотступных спутников Смита и Уильямса, а также присоединившегося теперь к сей милейшей компании Джеймса Тейлора Шарлотта Бронте посетила ежегодную летнюю выставку в Королевской Академии Художеств, а также побывала в Сент-Джеймской церкви. Там, под благодатной сенью величественного священного свода, она с глубочайшим почтением взирала на своего давнего кумира – легендарного герцога Веллингтона, который также явился на службу в сопровождении своей свиты.

Подняться наверх