Читать книгу Тень чужой души - Екатерина Буза - Страница 1

Предисловие

…в книге дана вся правда, но никто не может прочитать её. Таково было её проклятие – самое страшное проклятие для такой вещи, как книга – её нельзя было читать…

…но любые проклятия нарушаются, любые благословения сбываются, когда появляется тот, кого они не касаются…

– Изречение о главном проклятии, первая страница Книги —

…я видел снежные горы, и мне там было холодно. Я видел бесконечный океан, и мне там было жарко. Я видел зелёную поляну… И мне там было хорошо. Мне было открыто то, что не могло быть известно обычному уму; я видел ужасы, таящиеся в море…

…душа моя блуждала там, где не могла блуждать душа обычного человека. Соприкоснулась душа моя с теми, кто этого давно хотел, но ждали они не того человека, ждали они не меня, и я сбился со своего пути навеки…

– Изречение о проваленном испытании, неизвестная страница Книги —

Часть 1: Начало

Глава 1

Всё вечно случается не вовремя, верно? Я лежу второй час в кровати. Сил нет даже для того, чтобы забросить очередную таблетку, оставленную мамой, в дырку в двери, которую никто не замечает, кроме меня. Так вызывающе лежащая на тумбе таблетка не волнует меня – родителей дома нет и до вечера не будет.

Забавно, что даже сегодня утром я потянулась за блокнотом, который, должно быть, давно был съеден рыбами на дне той речки, в которую я его выбросила. Сколько можно это делать? Почти год прошёл. Невозможно. Каждое утро начинать с мыслей об этом, каждую ночь просыпаться в поту и со сдавленным криком, а затем бояться снова заснуть.

Впрочем, я преувеличиваю. Всё это стало привычным пару месяцев назад.

Я скидываю ноги с кровати. Какая убогая белая сорочка – больше похожа на одежду призрака, чем сумасшедшей.

Хватаю резинку и собираю не причёсанные чёрные волосы в хвост. Отрезала бы их с удовольствием, да только ножницы мне в руки не дают.

Сегодня встала с кровати всего через два часа, а не к обеду – рекорд. Боюсь уже подумать, что это значит. Такие начала всегда не к добру. А, собственно, зачем я встала? Побродить по второму этажу, где, кроме меня, никто не живёт? Спуститься на первый этаж, с пустым взглядом заглянуть в холодильник на кухне и понять, что мне кусок в горло не залезет?

Я вздыхаю. Стараюсь не думать, насколько всё это бессмысленно. Всё моё тело стало дряхлым, слабым – лежание в кровати и отсутствие физических упражнений дают о себе знать.

Сегодня действительно удивительное утро – я даже стараюсь придать всему этому какой-то смысл. Стараюсь придать себе и своей жизни более яркий оттенок, но кого я обманываю? Если я сумасшедшая, то вокруг лишь один цвет – белый, в самом ужасном смысле.

Я даже смеюсь себе – какая же глупая. Со стороны действительно похожа на сумасшедшую, стою и смеюсь. Осталось только внезапно заплакать, но нет, не сегодня.

Бреду вниз. Эхом отдаются мои шаги – этот дом слишком большой, я чувствую себя такой беспомощной.

На первом этаже абсолютно другая атмосфера нежели на втором. Здесь кипит жизнь. И богатство.

Кухня, гостиная, декорации, комната родителей и куча других комнат, многие из которых я считаю вообще ненужными, особенно ту, где мама хранит все принадлежности из своего салона красоты.

Сначала я спускаюсь в гостиную – через неё вечно приходится проходить, этакое сердце дома. Там кожаный диван, столик, на котором остались документы отца, множество картин и книжных полок, в основном для виду только. Отсюда книги уже давно в руки не брал, я под кроватью свои храню – там они спрятаны, но хоть нужны.

Я не могу долго смотреть на эту фальшь – очередная прихоть отца, человека, который желает, чтобы всё выглядело солидно и изящно. А на деле что? Всё только выглядит так.

Цель сделана: холодильник открыт и закрыт без нужды. Со вздохом я плюхаюсь на кожаный диван, который воняет соответственно. Ненавижу его. В последнее время я всё ненавижу.

Кидаю косой взгляд на документы, которые не очень-то аккуратно разбросаны на столе и тем самым неприятно выделяются на фоне всей этой идеальности, которую так тщательно выстраивает отец. Закатив глаза, я поправляю бумаги – там нет ничего интересного, кроме отчётов об отцовском бизнесе. Затем снова откидываюсь на спинку дивана и прикрываю глаза.

Ужасная тишина, прерывающаяся лишь тиканьем часов, таких же дорогих, как и этот чёртов диван. Богатая сумасшедшая – странное сочетание.

Тишину пронзает громкий звонок. Я вздрагиваю, резко вскакивая с дивана. Это мой телефон – он настолько громкий, что его слышно даже со второго этажа. Мама купила мне такой, чтобы я точно была на связи, хотя почти никто никогда мне не звонит.

Я поднимаюсь наверх очень быстро, даже слишком быстро для моего неприспособленного тела, но я не замечаю усталости и с явным недоумением влетаю в свою комнату. Телефон уже не звонит: это было всего лишь сообщение. Мой испуг слегка проходит. Возможно, это всего лишь реклама. Я даже уже думаю не читать сообщение, но всё же беру телефон в руки и впиваюсь в текст глазами.

Номер неизвестный. Мои руки начинают дрожать.

«Он знает».

Белые лица мелькают перед глазами, телефон выпадает из моих рук.

Я делаю глубокий вдох. Наклоняюсь за телефоном. Нельзя поддаваться этим воспоминаниям.

Медленно печатаю: «Кто это?», но ответа нет, и я на него не надеюсь.

– Глупости, – произношу я вслух, чтобы успокоить себя, и мой голос звучит хрипло из-за долгого молчания. Я откладываю телефон и снова спускаюсь вниз. Он знает.

Чёрт. Он знает! Это не может быть совпадением. Может, это паника, паранойя, страх, и нельзя этому поддаваться, но и игнорировать это не стоит.

Я заламываю пальцы, недолго думаю, бегу наверх. Переодеваюсь в единственные тёмные джинсы, которые у меня есть, и тёмно-синий свитер, беру небольшой рюкзак, который пылится в углу шкафа, и снова спускаюсь вниз. Быстро собираю как можно больше еды, приготовленной мамой с таким трудом (и оскорблениями в адрес безобидной плиты) вчера вечером, и закидываю рюкзак на плечи. Там ничего не лежит, кроме воды и еды. Что я ещё могу взять?

Снова сделав глубокий вдох, я открываю входную дверь – и сталкиваюсь с какой-то девушкой, только потянувшейся к дверному звонку.

Моя первая мысль – как такое вообще, чёрт возьми, возможно? В такой момент стоило появиться какой-то гостье, в то время как за десять месяцев к нам вообще в гости практически никто не заходил.

Вторая мысль – не может быть, я её знаю!

– Милена? – хмурюсь я, приглядываясь к ней. Светловолосая девушка расплывается в улыбке – не слишком радостной, но хотя бы искренней.

– Я думала, сумасшедшие прикованы к своим кроватям, – мягко произносит она и осторожно поглядывает на меня. – Рада тебя видеть, Каролина. Я знала, что всё это неправда.

Я так и стою, поражённая и растерянная, когда Милена, продолжая бормотать, заходит внутрь мимо меня.

– Я ведь знала! Знала, что такое невозможно. Ведь ты всегда была такой… спокойной. Такой… ну, ты поняла.

Она оборачивается ко мне, откидывая светлую чёлку с добрых карих глаз, и снова улыбается своей осторожной, слабой улыбкой:

– И вот я прихожу к тебе домой, сталкиваюсь с тобой в дверях, а ты… выглядишь так, будто собралась в поход! Выглядишь даже лучше, чем раньше. Но, знаешь, я даже не очень удивлена, – добавляет она, задумчиво коснувшись своих губ, и затем какое-то время молчит. – Да, не удивлена, – заключает она.

Смотрит на меня, уже без улыбки. Понимает, что я в растерянности.

– Закрой лучше дверь, – говорит она, мягко дотронувшись до моей руки, держащей дверную ручку. – Надо поговорить.

Теперь я вижу, что скрывалось за её осторожной улыбкой. Страх.

В белой комнате сумасшедшей Милена со своими светлыми локонами, рассыпавшимися веснушками на носу и белым платьем выглядит как ангел. Она была красивой, как ангел; доброй, как ангел; да и голос у неё был мягкий, нежный. Но ангелом она не была. Впрочем, сходу назвать её недостатки я не могу.

Странное ощущение, когда комнату без духа и запаха вдруг заполняет и то, и другое. Ангел во плоти, сладкие духи щекочут нос.

– Как ты меня нашла, Милена? – сдержанно спрашиваю я, пока та с интересом осматривает абсолютно неинтересную комнату.

Продолжает скользить взглядом по моей кровати с мятой простынёй, по окну без штор, по приоткрытому шкафу, откуда торчит неаккуратная груда одежды. В этой комнате пусто – это лишь комната прикрытия, комната пустого времяпровождения.

– Я позвонила твоей маме, – отвечает она не слишком скоро. Затем, повернувшись ко мне, слабо улыбается: – Твоя мама… не очень-то осторожная женщина.

– Это точно, – мрачно соглашаюсь я. – Надеюсь, что Фраксу хотя бы не удалось найти её телефон.

Внезапное изменение в лице Милены заставляет моё сердце дрогнуть – попала в самую точку.

– Ты хотела поговорить со мной. О чём? – спокойно напоминаю я, за спиной заламывая пальцы.

– Мистер Фракс, – кивает она, и её чёлка падает на глаза. Хрупкими пальцами касается лба. – Он знает.

Я вздрагиваю.

– Это ты написала сообщение? – поспешно спрашиваю.

– Что? Нет, не я. Какое сообщение?

Закусываю губу.

– Неважно. Он знает? Поподробнее.

– Он знает, что всё это было обманом. Знает, что ты не сошла с ума. Знаешь, он сам выглядел таким безумным в последнее занятие. Я подошла к нему после и спросила, всё ли хорошо. Он не любит, когда к нему подходят после занятий, позволял только тебе. После твоего ухода он вообще… очень изменился. – Я замечаю, как её слегка передёргивает. – Но тогда никак не отреагировал, начал расспрашивать меня про тебя. Я сказала, что ничего не знаю. Это была правда. Он пробормотал нечто вроде «мне стоило догадаться раньше» и ушёл в свой кабинет.

Милена ненадолго замолкает, задумчиво отводя взгляд, видимо, вспоминая этот момент. По её лицу видно, что всё это было не слишком приятно. Я терпеливо жду.

– Я поняла, что что-то не так. Ты со мной никогда не связывалась, – с лёгким осуждением вдруг говорит она, – но я тебя не забывала. Номер твоей мамы у меня был, и я решила позвонить.

– Она сказала тебе мой адрес, и ты решила приехать повидать старую подругу, – устало дополняю я, но Милена хмуро качает головой.

– Это ещё не всё. Мистер Фракс отменил следующее занятие. Он сказал, что должен уехать. И не знает, когда вернётся.

Фракс знает…

…отец ведёт меня под руку, знает, что я волнуюсь. Мы ждём, когда нас впустят, и это ожидание бесконечно для меня. Я смотрю на своё отражение в стеклянных затемнённых дверях и натягиваю улыбку. В этот же миг дверь открывается.

Я вижу его. Мистера Фракса. У него весёлые карие глаза, кудрявые коричневые волосы и белоснежная улыбка, от которой не можешь оторваться. Он смотрит на меня, видит мою улыбку и тоже улыбается, затем пропускает в комнату. Отец буквально проталкивает меня внутрь, потому что мои ноги перестают слушаться.

– Мистер Стивенс и его очаровательная мисс, – подмигивает мистер Фракс, пока мы усаживаемся на мягкий фиолетовый диван напротив его стола.

Везде по комнате расклеены звёзды, и позже я понимаю почему – от их количества кружится голова, отчего человек уязвим к гипнозу.

– Мы пришли обсудить занятия, – спокойно говорит отец.

Мистер Фракс всё время смотрит на меня.

– Как ваше имя, маленькая леди? – улыбается он.

– Каролина, – выдавливаю я.

– Чудное имя! – восклицает тот. – Идеально подходит, – он осматривает мои чёрные волосы и голубые глаза, – для будущего гипнотизёра.

Я хихикаю.

– И сколько же вам лет? – спрашивает он с улыбкой.

– Тринадцать, – отвечаю я так, словно это мой смертный приговор.

– Ещё бы годик, на занятия пускают только с четырнадцати, – он корчит рожицу.

Мой отец будто бы случайно кашляет и шуршит своим кошельком.

– Я думаю, мы сможем договориться.

Мистер Фракс впервые за всё время отводит от меня взгляд и смотрит на отца, понимает намёк и долго весело смеётся. Мне нравится его смех, и я улыбаюсь.

– Конечно, – задорно отвечает мистер Фракс, но что-то в его голосе даёт мне понять, что не деньги заставили его передумать. – Жду не дождусь нашей следующей встречи. Вы произвели на меня сильное впечатление, Каролина!

Глава 2

Мне приходится ждать вечера. Родители приходят, я оставляю их с Миленой, а сама ухожу под видом плохого самочувствия – мама сразу спрашивает, пила ли я таблетки. Конечно, пила. Господи, как же всё это мне надоело.

В комнате я достаю свой рюкзак. Открываю окно и, закинув рюкзак на плечи, осторожно сползаю вниз по крепким лианам, обхватившими наш дом своими цепкими лапами. Или стеблями? Неважно.

Может, и некрасиво так оставлять свою «старую подругу» в первый же день, но мне всё равно. Если и говорить о недостатках Милены, то среди них явно есть непостоянство в друзьях. Не могу сказать, что мы были такими хорошими подругами. Мы встретились на занятиях, но подружились только на третий год. До этого она ненавидела меня также, как и остальные ученики, а мне на неё было абсолютно также плевать, как на остальных.

Иду через лес – наш дом вообще находится на самой окраине, ведь кто хочет жить рядом с сумасшедшей? Выхожу к своему месту уже через пять минут и улыбаюсь. Давно здесь не была.

Меня встречает старый заброшенный сарай. Он окружён лесом и забыт людьми. Всеми, кроме меня. Я точно не помню, как нашла его, просто бродила по лесу, надеясь заблудиться. И, возможно, умереть. А потом наткнулась на него, зашла внутрь, и стало как-то спокойно.

Когда-то он, видимо, был ярко бордового цвета, но сейчас почти вся краска облезла. Внутри нет ничего, кроме разбросанных деревяшек, сломанных полок и обломков шкафов. Я забросала там всё подушками, чтобы было мягче и безопаснее лежать, и сразу плюхаюсь на них, когда вхожу.

Крыша обвалилась, торчит прямо вниз, но выглядит нестрашно, даже если упадёт, то вряд ли нанесёт какие-то серьёзные увечья.

Каждый раз спрашиваю себя – кто жил здесь, какая история у этого места? И гадаю, гадаю, гадаю. Пытаюсь вообразить, придумать, представить. Но вряд ли хоть раз была близка к разгадке. А, может, и не стоит узнавать, лучше оставить эту интригующую тайну, заставляющую приходить сюда снова и снова. Вот только сколько я смогу пробыть здесь сейчас? Такое ли это безопасное место, как я думала?

Не хочется ни о чём думать. Я медленно закрываю глаза, зная, что стоит мне заснуть – увижу этот сон, но я так устала. Забавно, как жизнь может не включить поворотники и врезаться в тебя на всей скорости. С сонным желанием выписать жизни штраф за нарушение правил дорожного движения я засыпаю…

…что-то царапает щёку, затем другую, а после вдруг касается и оставляет неприятный след на руках, ногах, шее…

Я вздрагиваю, когда они касаются одновременно с нескольких сторон, царапают мне всё тело.

– Прекратите, – морщусь я.

Хочу открыть глаза, но не могу: нечто неизвестное не позволяет мне. Затем я вдруг осознаю, что до меня дотрагиваются чьи-то когти, и в этот же миг они все вонзаются в меня.

Я кричу от боли и распахиваю глаза. Мягкое, окутывающее меня было вовсе не одеялом. Всё моё тело, кроме лица, погружено в воду, мутную, противную и грязную. Надо мной нет ничего, вокруг сплошная тьма. Но из воды поднимаются пепельно-чёрные руки с длинными когтями, они обхватывают меня, впиваются в кожу.

– Прекратите! – лихорадочно повторяю я и пытаюсь вырваться, но руки сильнее впиваются.

Паника разрастается по грудной клетке, перетягивает горло. Из воды не прекращают подниматься новые руки, вскоре не останется места на моём теле, где их бы не было. Они трогают меня, царапают всё тело.

Мне больно, противно, омерзительно. И в какой-то момент руки вдруг начинают тащить меня вниз, стремясь погрузить под воду полностью, с головой…

Я вскакиваю. Пот, сдавленный крик, сжатая подушка в руках. Всё по стандарту.

Выдохнув, откидываюсь обратно на подушки. Пальцы всё ещё судорожно сжимают одну из них. Глубокий вдох.

Сегодня хотя бы без белых лиц. Сглатываю ком в горле и переворачиваюсь на бок. Медленно, но мне удаётся отцепить свои онемевшие пальцы от подушки. Я лежу с открытыми глазами какое-то время, слушая тишину ночи и далёкое пение соловья.

Безумие было так близко.

Мотаю головой и закрываю глаза. После кошмаров мне обычно ничего не снится. Этакая плата за спокойный сон…

…я открываю глаза, чувствуя тепло солнца на своей коже. Лучи ослепляют, и я поднимаю ладонь, чтобы прикрыть глаза. Какая хорошая погода – слишком тёплая и солнечная для моего свитера и джинс. И слишком тёплая для осени.

Хмурюсь и оглядываюсь. Поляна, на которой я лежу, такая зелёная, что прямо глаза мозолит.

Надо же, сон снится какой-то. Как давно мне не снились обычные сны. Я ложусь на траву и прикрываю глаза. Солнце обволакивает каждую клеточку тела даже через одежду.

Как спокойно.

– Чего это она разлеглась?

– Я откуда знаю?

Я вскакиваю на ноги и испуганно моргаю, пытаясь приглядеться к силуэтам, стоящими прямо передо мной. Солнце падает на них, освещая одинаковые лица. Я изумлённо протираю глаза и только потом понимаю, что передо мной просто близнецы.

Да и не такие уж они одинаковые: два парня, на одном бордовая рубашка, на другом – жёлтая футболка. По лицам их явно не отличить – черты абсолютно похожи, волосы тоже одинаково русые и короткие, но слегка вьющиеся в кончиках.

Какой странный сон, думаю я, но пожимаю плечами и ложусь обратно на траву. Мне ли говорить о странных снах?

Близнецы переглядываются между собой и удивлённо наблюдают за мной.

– Даже не поздоровалась! – говорит один из них, но я не вижу кто.

– Может, она просто растерялась, – говорит другой, хотя, может, и тот же, голоса ведь похожи.

Я с интересом слушаю их, но рассмотреть не могу – солнце уже отсвечивает, повиснув прямо над их головами.

– Надо просто первыми поздороваться! – восклицает, кажется, тот, кто в рубашке.

– Гениально! Давай ты первый.

«Рубашка» откашливается и делает небольшой шаг ко мне:

– Приветствую тебя, Каролина. Мы рады, что ты к нам пожаловала.

Как интересно! Такой последовательный сон. Я слегка улыбаюсь, продолжая молчать и наблюдать за близнецами. «Рубашка» хмурится, явно недовольный результатом, и обращается к брату:

– Что-то это не работает. Она какая-то не такая.

Может, сказать что-нибудь? Стираю улыбку с лица и произношу грубо:

– Неприлично говорить в третьем лице о человеке, который находится рядом с тобой.

Они оба вздрагивают и испуганно переглядываются. Странные они конечно – выглядят не такими уж маленькими, а ведут себя, как дети. Начинают оправдываться, бормотать какие-то глупости вроде «извини, мы думали, ты глухая». Они начинают меня утомлять, не такой уж оригинальный сон.

За столько месяцев отсутствия сна мой мозг мог бы придумать что-нибудь поинтереснее. Непонятно правда, почему эти близнецы – я уверена, что никогда не видела их лиц. Впрочем, не могут сниться люди, которых мы никогда не видели. Вероятно, встречала где-то на улице.

– Слушай, – начинает «Футболка», – так ты пойдёшь с нами?

Я вопросительно смотрю на него.

– Куда?

– К нашей маме.

– А где она? – спрашиваю без особого интереса.

Близнецы одновременно указывают за мою спину, и я оборачиваюсь. Уверена, что этого домика там раньше не было.

– Ну, пойдёмте, – пожимаю плечами я и поднимаюсь.

Это совершенно обычный дом – коричневая крыша, стены из светлого кирпича, деревянное крыльцо. Немного напоминает деревенский. Близнецы идут позади, и я, наступив на ступеньки крыльца, испуганно останавливаюсь, слыша их жалобный скрип. Братья даже не скрывают смех, а я раздражённо отряхиваюсь – жалкие нищие дома.

Как только я подхожу к дверям, они сразу распахиваются. На пороге стоит улыбающаяся женщина – ещё одно лицо, которое я никогда не встречала. Волосы спрятаны за косынкой, и из-за неё лицо её выглядит старым, хотя я не замечаю ни единой морщины. Глаза весёлые, карие.

– Чаю? – спрашивает сходу и не прекращает улыбаться.

– Пожалуй, – отвечаю я спокойно.

Её моя невозмутимость никак не трогает, она отходит от двери и пропускает меня внутрь, лишь ещё больше расплываясь в улыбке. Пропускает близнецов, кивая им, и закрывает дверь.

Внутри всё достаточно просто – обыкновенная гостиная с белым диваном, вязаными коврами и различными картинами, на которых, я замечаю, лишь белый холст без всяких рисунков. Уж такие сны – о деталях мой мозг не думает, должно быть.

Перед простеньким диваном стоит деревянный столик, на котором уже красуются две разрисованные чашки. Женщина садится на диван и похлопывает на место рядом с собой, приглашая меня. Я послушно сажусь, обнаруживая, что близнецы куда-то пропали.

Беру чашку первая и делаю глоток. Ого, я даже чувствую вкус чая. Это нормально?

– Вкусно? – будто читая мысли, с улыбкой интересуется женщина.

Сама она чашку не берёт, руки её покоятся на коленях, скрытых длинной оранжевой юбкой. Заглядывает мне в лицо так навязчиво, что я хмурюсь.

– Не чувствую вкуса, – безмятежно вру я и кладу чашку на место.

Она тихо смеётся, и я поднимаю бровь. Странная женщина.

– Ну разумеется, – лишь говорит она и вдруг забирает у меня из рук чашку. – Очень хорошо, что ты пожаловала к нам. Приходи ещё, Каролина.

Её улыбающееся лицо размывается перед моими глазами, и я просыпаюсь.

Что же, лучше уж такие сны, чем онемевшие пальцы и потные подушки.

И всё же всё тело пробирает дрожь. Я медленно поднимаюсь на ноги, обхватывая себя дрожащими руками, и выхожу из сарая на улицу. Поднимаю голову наверх, на небо. Разбросанные звёзды, мерцающие вдалеке, заставляют меня поморщиться.

…Мы лежим прямо на полу, смотрим в потолок, разрисованный так, будто это звёздное небо. Мистер Фракс знает, что я ненавижу посиделки под настоящим небом (всё это так сопливо и банально), поэтому уже давно разрисовал потолок в зале для занятий такой краской, которая светится в темноте.

Задумчиво прикрываю глаза и вспоминаю. В тот день у нас не было занятий, он попросил меня приехать. Закрыл мне глаза, провёл в зал, и, стоило мне распахнуть веки, у меня сразу вырвался восхищённый выдох. По сине-фиолетовому небу тут и там красовались многочисленные звёзды.

– Это волшебно, – кажется, произнесла я тогда.

– И не сопливо, – подмигнул он.

– Откуда вы знаете?!

– Когда Эмма была в трансе, она говорила о том, как смотрела на звёзды вместе со своим парнем, а ты выглядела так, словно тебя сейчас стошнит.

Тогда я думала, что это точно последний раз, когда ему удалось меня впечатлить – всё-таки ему удавалось это делать непростительно часто. Но со временем стало ясно, что он слишком проницательный для того, чтобы перестать удивлять.

– Спасибо вам, – помню, мне было очень неловко говорить это.

– Каролина! – Строгий голос мистера Фракса испугал меня. – Я думал, мы стали достаточно близкими, чтобы обращаться друг к другу на «ты».

Кажется, сотни раз я вспоминала это, и каждый раз на моём лице расплывалась улыбка – и этот раз не исключение. Мистер Фракс лежит с прикрытыми глазами, так что я не волнуюсь о том, что он может заметить – не хотелось бы вдаваться с ним в эти трогательные воспоминания о нашем первом месяце дружбы хотя бы потому, что это в очередной раз выдаст мою детскую любовь к нему.

Я пользуюсь тем, что он не смотрит, и рассматриваю его. Его кудрявые коричневые волосы падают на лицо, а на подбородке красуется лёгкая щетина. Он выглядит очень привлекательно, и я часто задаюсь вопросом, почему у него нет девушки. Слегка хмурюсь и устремляю взгляд в потолок, в наше ненастоящее, но этим и прекрасное небо.

– Слушай, – тихо произношу я. – Ты никогда не говоришь о себе.

Мистер Фракс весело усмехается, открывает глаза, и боковым зрением я вижу, что он смотрит на меня. Я поворачиваю голову, но он отворачивается и снова смотрит в потолок.

– Как по мне, ты интереснее, чем я, – отвечает он с улыбкой.

– Ерунда, – возражаю я хмуро, и он смеётся.

– Спасибо за твою любовь ко мне, – вдруг произносит он, и это слово так смущает меня, что я краснею. Но мистер Фракс спокойно продолжает, не смотря на меня: – За это восхищение мной… Никто так мной не восхищался, как ты.

– Ты достоин восхищения, – говорю я, поворачивая голову к нему.

Он задумывается, затем смотрит на меня и улыбается. Уверена, ему было важно это услышать, в его глазах столько благодарности, что на секунду я просто забываюсь. Затем расплываюсь в улыбке и смотрю в потолок, запоминая этот разговор и этот взгляд на всю жизнь.

– Ну, а чему ты улыбалась пару минут назад? – с ехидной улыбкой спрашивает тот и смеётся, видя, что я покраснела…

Я зажмуриваюсь, отворачиваясь от неба. Ну, вот и первый раз, когда это воспоминание не вызывает у меня улыбку.

Глава 3

Мистер Фракс на этом занятии рассматривает меня очень долго. Весь урок он то и дело кидает на меня взгляды, в них много чего, что я не могу понять. Меня это приводит в небольшое замешательство, ведь я почти всегда могла понять, в каком мой друг настроении. Но сейчас он выглядит совсем непонятно, я не могу ничего определить по его лицу.

Когда занятие заканчивается, я подхожу к мистеру Фраксу, как обычно, когда все уходят.

– У тебя всё хорошо? – спрашиваю я.

– Да, Каролина, – улыбается он мне, обнажая белоснежные зубы. – Тебя что-то тревожит? У тебя хмурый вид.

– Просто я переживаю за тебя. Ты ведёшь себя странно. Сегодня ты даже не заметил, как Никки переглядывалась с Тоби, хотя ты всегда это замечаешь.

– Сегодня я не такой проницательный, как ты, мастер, – он подталкивает меня плечом, усмехаясь.

– Из нас двоих у тебя вид хмурее, – упрямо продолжаю я.

– Что ж, да, Каролина. Есть кое-что, что меня тревожит.

По его лицу я вижу, что это связано со мной, и произношу эту догадку вслух. Его реакция убеждает меня в этом окончательно.

– Я что-то не так делала? – обречённо выдыхаю я.

– Нет, Каролина, всё хорошо. Просто я много думал о том, что ты сказала мне вчера, о том, что ты готова для того испытания, о котором я тебе говорил.

– Да. Я готова.

– Ты хорошо подумала? Иногда ты принимаешь необдуманные решения.

– Я хочу пройти этот тест, – хмуро перебиваю я.

– Почему? – вдруг спрашивает мистер Фракс. – Каролина, я давно заметил, что только со мной ты можешь быть собой. Для остальных ты высокомерная стерва, но ты ведь не такая. Я знаю, что моё мнение для тебя важнее всех, но тебе не нужно изворачиваться, чтобы поразить меня. Ты же знаешь, ты мой друг, и я тобой восхищаюсь.

– Правда? – с улыбкой выдыхаю я.

– Безусловно! – он обнимает меня за плечо и заглядывает в глаза. – И я тоже переживаю за тебя. Так, скажи мне, ты правда готова на этот тест? Несмотря ни на что?

Я смотрю в его карие глаза с жёлтой радужкой и думаю, что даже если бы хотела, я бы не смогла им противостоять. Мистер Фракс – мой наставник и учитель, мой кумир, но, главное, он мой друг, и я знаю, что всё вышесказанное им правда, я знаю, что он никогда не убеждал меня ни в чём, а я ни в чём не убеждала его. Так что «несмотря ни на что» правильное слово, чтобы описать моё доверие к нему…

…я слежу за домом из куста. Чувствую себя ящерицей, которая не смогла поменять окраску под окружающую среду. Странно, что ещё никто меня не заметил – из дома уже пару раз вышел отец, чтобы сделать что-то с машиной, а затем уехал на работу. Мама выходила, чтобы полить цветы на крыльце. Забавно, она это ненавидит. Ещё недавно хотела их «замучить жаждой и выбросить к чертям собачьим».

Ещё один день, который начинается не так.

Проверив, что никого нет, я осторожно выползаю из куста и обхожу дом сзади. Заглядываю в окно. В нём видна часть гостиной – там никого нет. Проползаю к другому окну, тому, откуда видна кухня. Осторожно приподнимаюсь – бинго! Милена сидит, угрюмо уткнувшись в тарелку.

Я хочу постучать по стеклу, но вдруг вижу маму, проходящую мимо Милены, и резко ложусь на траву. Слышу их приглушённые голоса, но не могу разобрать слов. Затем снова тишина. Я слегка приподнимаюсь – да, мама ушла.

Стучу один раз по стеклу. Милена продолжает ковыряться в тарелке, не поднимая головы. Нахмурившись, стучу ещё раз.

И ещё раз.

Милена наконец поднимает голову, и лицо её вытягивается. Быстро прикладываю палец к губам, другим показываю наверх. Она, придя в себя, поспешно кивает, откладывает вилку и вскакивает с места. Я прячусь и прохожу дальше, к лианам, ведущим к моей комнате.

Я едва проползаю полпути, когда Милена открывает окно и подаёт мне руку. Она помогает мне залезть, бормоча:

– Твоя мама спросила, кто стучал в окно.

– Она не должна меня видеть, – запыхавшись, говорю я. – Я ненадолго. Хотела узнать, всё ли в порядке.

Милена мрачно мотает головой.

– Мистер Фракс звонил вчера вечером. Я хотела сказать тебе, но тебя в комнате не оказалось, – снова осуждение в её голосе и нахмуренных бровях. – Ты сбежала, верно? Даже ничего мне не сказала.

– Милена, давай позже об этом поговорим, ладно? – Я отряхиваюсь дрожащими руками. – Мне очень страшно, если ты не понимаешь. Что Фракс сказал? Кому он звонил?

– Твоей маме. Сказал, что хочет нанести визит. Она теперь места себе не находит: постоянно убирает, готовит, украшает всё. Знаешь, что она сказала? Что тебе это пойдёт на пользу.

– Она ошибается, – сухо говорю я. – Чёрт, вот почему она возится с этими цветами. Плохо… Очень плохо.

Лихорадочно запустив руку в волосы, я сажусь на кровать.

– Чёрт…

Милена с сочувствием смотрит на меня.

– Слушай, ты… Уверена, что он желает тебе зла? – осторожно спрашивает она.

Я вскидываю голову с такой злобой в глазах, что Милена неловко отводит взгляд. Делаю глубокий вдох.

– Да. Да, уверена, Милена. Ты просто не знаешь. Не знаешь, что он сделал со мной, – сглотнув ком в горле, сдержанно отвечаю я.

Она не расспрашивает – никогда не расспрашивает. Наверное, поэтому мы нашли общий язык: я мало говорю, она мало спрашивает. И всё же она почему-то здесь.

– Ты хочешь мне помочь? – спрашиваю я внезапно.

– Да, конечно, – отвечает она с уверенностью.

Не спрашиваю почему. Мне слишком нужна её помощь.

– Сейчас я снова уйду, а ты останешься. Если мама будет спрашивать, скажи, что я не хочу никого видеть, кроме тебя. Когда приедет Фракс, проследи, чтобы он ничего не сделал моим родителям. И сама будь осторожна. Сопротивляйся.

Она испуганно кивает.

– Ты же знаешь, он может использовать гипноз, – продолжаю я, и она снова кивает. – Я возьму свой телефон. Буду на связи.

– Впервые за десять месяцев, – горько замечает та, но быстро замолкает под моим взглядом. – Но где ты будешь?

– Извини, но этого я тебе пока не скажу.

Я встаю и направляюсь к окну, собираясь спуститься. Но всё же решаюсь и оборачиваюсь:

– Почему ты мне помогаешь?

– Но мы же друзья, верно? – мягко улыбается она.

– Ты сама знаешь, что мы не такие уж друзья.

– Для меня ты была хорошим другом, – хмуро возражает та. Но внезапно на её светлое лицо падает тень: – Но есть ещё причина. Я скажу о ней позже. А пока тебе придётся мне довериться.

– Верно, – киваю я. – Придётся.

И спускаюсь вниз.

Съедаю почти все съестные запасы. Бродяга из меня не очень-то хороший, даже в походах никогда не была. Впрочем, чего ещё можно ожидать от «богатенькой стервы»?

Какое старое прозвище, а ведь так когда-то в школе меня все называли. До того, как я пожаловалась об этом отцу, и он перевёл меня на домашнее обучение. Господи, ну и мысли! И ни о таком вспомнишь, когда будешь страдать от нарастающей паники, просиживая в заброшенном сарае в лесу.

Переворачиваюсь на подушках, разбросанных по полу. Прошло уже несколько часов с моего визита Милене. Она писала пару сообщений, но ни одного о том, что приехал Фракс. И это, наверно, хорошо, но это ожидание ужасно – ведь когда-то он точно «нанесёт визит».

– Предатель, – шепчу я неожиданно для себя самой. Но затем уверенно повторяю: – Предатель.

Затем мотаю головой, ругая себя за внезапные вспышки эмоций, и закрываю глаза. Вспоминаются близнецы, та женщина и весь этот странный сон…

…солнце обжигает. Я открываю глаза, морщась от его лучей.

– Сейчас осень, – говорю вслух. – Солнце, угомонись.

– Тебе тоже привет.

Я поднимаю голову и вижу склонившееся надо мной лицо.

Один из близнецов. «Рубашка».

– Стой так, – произношу. – Ты закрываешь мне солнце. Отлично, спасибо.

Он непонимающе поднимает бровь и ждёт. Я вздыхаю и встаю.

– А где твой брат? – интересуюсь я. – Раз уж ты опять мне снишься, что очень странно, то я бы хотела увидеть вас вдвоём.

Тот хмыкает, и улыбка красиво преображает его лицо. В карих глазах играют огоньки.

– Забавная ты. Нил дома, с мамой.

– А ты почему здесь?

– Чтобы пригласить тебя.

– Куда?

– На праздничный обед.

– В честь чего? – поднимаю бровь я, чувствуя странную торжественность в его голосе.

Он расплывается в улыбке.

– В честь тебя.

За столом я не знаю, куда смотреть.

Осмотрела всю кухню – она достаточно милая, вся в постельных тонах. Съела всё, что можно было, даже учитывая, что не чувствую голода. Да возможно ли вообще чувствовать голод во сне? Ужасный, ужасный и скучный сон! Когда он уже закончится?

– Каролина, у тебя ведь есть хобби? – нарушает тишину та женщина с косынкой на голове.

Она всё время смотрит на меня со своей загадочной улыбкой.

– Нет, – отвечаю я сухо.

Она смеётся. Невыносимо! Её улыбку невозможно стереть ничем, даже самым грубым поведением. И это раздражает.

– А как же гипноз?

Я молчу, кидая в рот оливку. Близнецы с интересом слушают нас, уплетая еду за обе щеки.

– Ты ведь три года ходила на занятия мистера Фракса. Такой талантливый и успешный человек, не правда ли?

Я сжимаю ладонь в кулак под столом.

– Пожалуй, – сдержанно говорю.

Мозг любит делать мои сны ужасными. Верно, мозг?

– Мастер своего дела, – продолжает женщина, сверкая глазами.

– Пожалуй, – повторяю я, желая проснуться.

– Говорят, он может заставить людей делать всё, что захочет, с помощью гипноза.

Я делаю глубокий вдох.

– Я такого не слышала. И я больше не хочу об этом говорить.

– Прости меня, если я затронула неприятную тему, – вскидывает руки женщина. – Давай начнём с другого. Сначала. Моё имя – Жизель. Мои сыновья – Гас и Нил. – Те по-детски машут руками. – Ты посетила нас снова, и это очень хорошо. Твой талант – гипноз, дар – посещение душ.

– Посещение душа? – усмехаюсь я. – Да, я иногда моюсь.

Внезапно улыбка Жизель исчезает. Её лицо становится серьёзным, и меня даже слегка передёргивает. Она медленно качает головой.

– Посещение душ. Чтение людей.

– Ладно, – медленно произношу я. – Хорошо.

– Ты веришь в пророчества, Каролина?

Это уже становится просто смешным. Но хотя бы нескучным.

– Абсолютно нет, – отзываюсь я.

Улыбка женщины возвращается.

– Так странно, что человек, занимающийся гипнозом, не верит в пророчества.

– В этом нет ничего странного, – возражаю я. – Гипноз – наука. А пророчества?..

– Когда-то их использовали вместо науки, не правда ли? – с насмешкой перебивает Жизель.

– Да, – мрачно соглашаюсь я, – когда люди думали, что земля плоская, а их грехи вызывают природные катастрофы.

– Ты права, – кивает Жизель. – Но ничего не появляется на пустом месте. У всего есть корни, согласна?

– Пожалуй, – пожимаю плечами я, снова теряя интерес в этом разговоре и во всём сне.

Близнецы перестают обжираться и даже не скрывают, что внимательно следят за нами.

– Тебе не кажется странным, что ты второй раз видишь нас во сне? – продолжает Жизель.

– Весь этот сон – сплошное недоразумение, – устало вздыхаю я.

– Ладно, – усмехается та. – Снова захожу не с той стороны. Вернёмся к твоему дару чтения людей. Не будешь же ты отрицать, что у тебя он есть?

– Я за собой такого не замечала.

– Не замечала – правильное слово. Ведь он есть, просто ты его не видишь.

– Вы мне не мать, чтобы убеждать в наличии талантов, которых у меня нет.

Она снова смеётся, но не так весело, как раньше.

– Да, с тобой очень сложно, Каролина. Тогда я скажу напрямую. Есть пророчество, и я убеждена, что ты герой, который там описан.

На моём лице не дрогнул ни один мускул.

– Повторяю, – без всяких эмоций произношу я, – вы мне не мать, чтобы убеждать в сверхъестественных талантах, которых у меня нет.

– Ты права, я не твоя мать, – наконец, Жизель выглядит раздражённой и задетой за живое, – но я мать. У меня есть дети, и я за них беспокоюсь.

– Не вижу связи, – мягче произношу я.

Она сразу успокаивается от моего изменившегося тона.

– Я покажу тебе её. Но у нас мало времени. Я сказала тебе про пророчество – это главное, а ты вольна думать, что тебе хочется. Семя посажено. – Она набирает воздуха в лёгкие и просит близнецов убрать со стола. Когда они уходят, она наклоняется ко мне и шепчет: – Ты правильно делаешь, что боишься Фракса. Держись от него подальше.

Я ничего не отвечаю. Эта женщина, этот сон – всё это переходит границы, становится пугающим, напрягающим, слишком реалистичным. Но у кого-то из близнецов падает и громко разбивается тарелка, и я просыпаюсь.

Не думала, что буду скучать по онемевшим пальцам.

Глава 4

К утру я снова ненавижу свои кошмары. После необычного сна с женщиной я сразу повторно заснула: снились руки, когти, мутная вода, попытки утопить меня.

По стандарту – я проснулась от своего же крика, сжимая подушку до боли в пальцах.

На телефоне один пропущенный от Милены – удивительно, что я не проснулась от звука. Чёрт, я ведь сама включила на беззвучный, чтобы вдруг никто не услышал весёлый оглушающий рингтон за километр.

Я перезваниваю ей, но она не отвечает, и во мне медленно просыпается паника. От неё одно сообщение: «Он здесь». И больше ничего.

Господи, зачем я оставила её и родителей там? И что мне теперь делать? Я боюсь снова ей звонить, в голове уже возникают страшные картинки того, как она прячется под кроватью, а рингтон выдаёт её, и он наклоняется и…

– Дура! – останавливаю себя я.

Нужно успокоиться. Нужно просто подумать.

Я выхожу из сарая, предварительно оглядевшись. Никого нет. Без еды и воды я долго не протяну в этом жалком подобии укрытия. Денег у меня нет, так что есть только один вариант.

Постараться стать ящерицей, которая смогла изменить цвет.

Пробираюсь сквозь ветки, царапающих кожу. Отцовская машина возле дома – в это время он уже должен был уехать. Цветы на крыльце расцвели, выглядят такими яркими на фоне белого, но мрачного дома.

Я хочу пойти вперёд, но не могу: ноги не слушаются, страх сковывает тело. Нет, нельзя идти туда, слишком большой риск.

Оборачиваюсь и возвращаюсь. Но замираю, как только замечаю за листьями облезлую краску сарая вдалеке. Там меня ждёт сюрприз – вовсю орудуют полицейские, осматривают, проверяют, заходят, выходят, обходят.

Невозможно. Нет. Руки дрожат, ноги не слушаются. Делаю несколько неуверенных шагов назад, оборачиваюсь, срываюсь на бег – и вдруг врезаюсь во что-то мягкое.

Холодные пальцы обхватывают кисти, сжимают до боли. Перед глазами пляшут разноцветные всполохи красок – его дурацкий галстук. Не могу и не хочу поднимать глаза и видеть его лицо.

– Давно не виделись, Каролина.

Не может быть таких поворотов. Не может быть таких ударов, чтобы сразу в голову, сразу со всей силы.

И всё же вот он – сидит передо мной, а я – перед ним. Прямо как раньше, после занятий, в его кабинете. Изменилось только место – теперь мы в моей комнате сумасшедшей.

Мама хлопочет рядом со мной, тычет таблетками в рот, бормочет что-то про припадки и срывы, а Фракс только улыбается ей и кивает, а той этого и достаточно. Одобрение. Фракс так любезно просит её уйти и оставить нас наедине, что она сразу убегает, продолжая лепетать про моё «нестабильное состояние», а он смотрит на меня и продолжает улыбаться, понимает ведь, что всё это глупости.

Только улыбка у него теперь не обаятельная, а страшная, уродливая, предательская. Хочется плюнуть ему в лицо, хочется кричать, царапать, драться. Хочется закрыть глаза, не смотреть на него, не видеть его улыбки, его дурацкого разноцветного галстука и фиолетового пиджака.

Все его цвета потухли – пиджак неглаженый, неаккуратный; галстук завязан неправильно, торчит; улыбается, а кончики губ дрожат. А волосы? Раньше они были уложены ветром, кудрявые локоны играли друг с другом, резвились, завораживали. Сейчас – гнездо. Хаотичные кудри, неуклюже падающие на лоб. Глаза – раньше светло-карие, почти жёлтые, с радостными искорками. Сейчас – пустые, блеклые.

Всё фальшь.

Улыбка, глаза, яркость одежды, белоснежные зубы, холодные пальцы. Всё, что раньше казалось прекрасным, сейчас кажется убийственным, противным, неправильным.

– Предатель, – вырывается у меня. Слово, пронзившее тишину, повисшее в ней, попавшее прямо ему в лицо. Плевок словом.

– Это первое, что ты мне скажешь после столь долгой разлуки, милая моя Каролина? —спрашивает он, наполняя комнату своим бархатным голосом. Хочется закрыть уши, чтобы не слышать его. – Хочешь сказать, я предатель? А, может, ты? – продолжает он внезапно и наконец убирает с лица эту фальшивую улыбку.

Без улыбки его видно насквозь. И всё же он изменился, или это я вижу его по-другому? Вижу его настоящего?

Нервное дрожание рук и кончиков губ. Красные нити сосудов, охвативших белизну его глаз. Он – олицетворение хаоса, беспорядка. А когда-то казался живой статуей – спокойной, идеальной, чёткой.

– Ты же не станешь продолжать этот спектакль, не так ли? – из всех сил старается вернуться к своей статуе, к своему контролю. У него получается. Для кого-то, но не для меня. – Ты называешь меня предателем, не называя причин. В свою очередь я тоже могу назвать тебя так, но у меня есть основания для этого. Карты на стол, да? Внимательно слушаешь? – Он усмехается, задавая этот вопрос. Я презрительно морщусь. – Притвориться сумасшедшей – как хитро. Сбежать от меня – любопытно. Из присутсвующих предатель здесь только ты. За то, что не дала мне шанса.

Внутри меня всё взрывается, бурлит, кипит.

– Шанса? – переспрашиваю я с нервным смешком.

– Шанса, – кивает он и не даёт мне продолжить: – Ты ничего не знаешь.

– Три года ты присматривался ко мне, – перебиваю я. – Я думала, ты восхищён моими способностями, но, оказалось, ты подготавливал меня к какой-то своей безумной цели. Знаешь что? Я не собираюсь устраивать семейные драмы. Ты и я – больше не мы и больше никогда не будем теми, кем были раньше. Мы не команда, и сейчас я лишь хочу показать людям, какой ты сумасшедший. Я хочу показать им, кто успешный гипнотизёр на самом деле.

– А ты знаешь, кто я, чтобы показывать это людям? – расплывается тот в улыбке. – Впрочем, ты права, Каролина. Это явно напоминает семейные драмы. Пора с этим заканчивать. Ты должна выслушать меня.

Он поднимается, делает пару шагов ко мне, и я сжимаюсь от страха, думая, что он собирается схватить меня.

– Нет! – вырывается испуганно, невольно, и я толкаю его рукой.

Он не ожидает этого – покачивается и чуть ли не падает, и я, недолго думая и рассеянно пытаясь сфокусировать лихорадочный взгляд, снова толкаю его, движимая адреналином и страхом.

И вдруг моя голова начинает кружиться. Перед глазами всё мелькает, появляются странные картинки. Я вижу близнецов и их поляну, вижу, как мы сидим в лесу и разжигаем костёр.

Резко отстраняюсь. Фракс тяжело дышит, едва переводит дыхание. Струйка крови течёт у него из носа – неужели я так сильно его ударила? Нет, это невозможно. Дело в том касании.

– Что это, чёрт возьми, было? – хмурюсь я и смело хватаю Фракса за его галстук. – Что это было?!

Но он устало смотрит на меня, кровь из его носа усиливается. Он начинает смеяться – хрипло, слабо, неестественно.

– Откуда ты знаешь про мои сны? – упрямо продолжаю я, не отпуская его, но чувствую, как он обмякает.

Внезапно он хватает меня за кисть руки и шепчет в лицо:

– Книга.

После этого он теряет сознание, а я…

…пустые лица.

Они возникают из ниоткуда, и вскоре я вдруг замечаю, что на месте глаз и рта у них проявляются впадины. Словно маски на Хэллоуин, они смотрят на меня отовсюду. Искажённые рты открылись в беззвучном крике.

– Ты боишься, – шипит голос существа в моих ушах, и я затыкаю их руками.

– Нет! – ору так громко, насколько позволяет осипшее горло.

Да, они хотят, чтобы я боялась. И я боюсь.

Страх такой сильный, что, кажется, будто я вот-вот упаду в пропасть безумия и сойду с ума. Но я не схожу с ума. Я кричу, выплескиваю всё и даю им бесполезный отпор.

– Я вас… не боюсь!

И в этот же миг я открываю глаза в кабинете Фракса.

– Каролина? Как ты? – вижу его озабоченное лицо перед собой.

– Нет! – пытаюсь выкрикнуть я, но получается какой-то хрип.

Толкаю Фракса, и он отшатывается.

– Нет!

Я лихорадочно соображаю. Вспоминаю, что было.

Гипноз? Нет! Это сумасшествие! Безумие! Фракс сошёл с ума! Он ненормальный…

Я должна спастись от него…

– Каролина, всё хорошо! Что ты чувствуешь? Что ты видела?

Перед глазами ужасное костлявое существо… Лица… Отрубленные руки… В моей голове хаос.

Я не могу ни о чём думать. Фракс. Фракс сделал это со мной Как он мог? Он заставил меня пережить это! Мои мысли путаются. Кажется, среди них нет ни одной разумной.

«Сойти с ума» – крутится в моей голове. «Ты должна сойти с ума».

С громким душераздирающим криком я опрокидываю стол. Фракс пытается успокоить меня, но я толкаю его так сильно, что он падает. Хватаю со стола лампу и кидаю в него. Он уворачивается, и она разбивается.

– Каролина, прошу!

«Он никогда не был тебе другом, раз решил поступить так» – мечется в мыслях.

В комнату входят люди, я не могу на них сфокусироваться.

– Помогите… Кажется, она… – Фракс набирает воздуха, словно не решается произнести то, что хочет вслух. – У неё приступы… Она будто сходит с ума.

– Это ты… – шиплю я. – Ты сошёл с ума!

Меня хватают за руки, но я вырываюсь, издаю безумные звуки. Мне нравится, что я могу вести себя так. Это помогает выплеснуть эмоции. Хоть немного.

Я легко отталкиваю людей, схвативших меня, и раскидываю книги с книжной полки. В дверь заходят ещё люди, они снова хватают меня. Я вырываюсь, но внезапно понимаю, что совершенно выдохлась. Я делаю это, чтобы они думали, что я сошла с ума, но мне хочется, чтобы они как можно скорее увели меня отсюда.

И они уводят. В дверях я с отвращением смотрю на лежащего на полу Фракса, и он одними губами произносит: «Прости».

– Это твоя вина! Я ненавижу тебя! – кричу я вслед, но не слышу, что он говорит в ответ. Дверь в его кабинет передо мной закрывают и меня тащат дальше.

Глава 5

…передо мной вдруг возникает человек. Он скучающе водит пальцем по лежащему перед ним топору. Я поднимаю глаза и начинаю дрожать, когда вижу над ним висячие руки. Отрубленные руки.

Вокруг темно, свет падает лишь на человека и отрубленные развешанные руки, и меня охватывает надежда, что в темноте он меня не увидит, но тут незнакомец поднимает глаза.

– Я устал, Каролина, – произносит вдруг мужчина низким голосом. – Мне всё это надоело. Тебе нравится это?

– Нет, – сбивчиво отвечаю я.

– Я могу тебе помочь, – говорит он медленно и берёт в руки топор.

– Нет, – выдыхаю я. – Не надо…

– Не хочешь?! – обиженно кричит он, замахиваясь.

– Не хочу, не надо!

Я закрываюсь руками, и вдруг наступает тишина.

– Мне она нравится. – Тихий, спокойный голос пронзает тишину, отзываясь эхом.

Снова тишина.

– Проводи её ко мне. – Голос звучит ближе

Чувствую чью-то ледяную руку у меня на плече и другую на спине, они толкают меня вперёд.

– Каролина, – шепчет голос прямо на ухо, и я вздрагиваю. – Открой глазки.

Я сжимаю веки сильнее.

– Такая трусишка. Я таких люблю.

Чья-та шершавая, сухая ладонь касается моей щеки, и я резко распахиваю глаза.

– А ты не такая уж трусиха, да?

Передо мной тощий, серый человек. Он очень длинный и напоминает скелет, поэтому вряд ли «человек» подходящее слово для него. На его лице бордовая маска с нарисованным чёрной краской улыбающимся лицом.

– Я тебя не боюсь, – нахожу в себе силы сказать.

Его рука, костлявая, неприятная и не по-человечески длинная обнимает меня.

– Что ты пытаешься доказать? – наклоняется ближе ко мне, и я чувствую его холодное, неживое дыхание.

Внутри меня всю трясёт, и я сжимаю челюсти, чтобы он не увидел, как дрожат мои зубы.

Внезапно он отворачивается и смотрит в другую сторону. Я слежу за его взглядом и вижу того человека с топором. Он стоит посреди мрачных игрушек, окружающих нас, и будто ждёт чего-то.

– Я устал, – снова жалуется он.

– Я знаю. Иначе ты бы не боялся, – медленно отвечает существо рядом со мной.

Затем оно вдруг взмахивает из ниоткуда взявшейся цепью и кидает её на человека. Цепь обматывается вокруг его шеи, тот роняет топор. Я слежу за тем, как он падает несколько секунд, а затем возвращаюсь взглядом к человеку и замираю. Мужчина исчез. От него остался лишь топор на земле.

– Что ты с ним сделал? – спрашиваю я с дрожью в голосе.

– То же, что и с ними, – с улыбкой в голосе произносит существо и обводит рукой место, в которым мы находимся.

Рядом с игрушками медленно возникают люди. Я узнаю по одежде того мужчину с топором. Он стоит, как и остальные, опустив голову и руки вниз, словно сломанная кукла.

Но ни на одном из них нет лица. Пустое место.

– Это всё неправда, – зажмуриваюсь я. – Это гипноз. Да, точно. Гипноз. Мистер Фракс! Мистер Фракс, пожалуйста, прекратите, вытащите меня отсюда!

…Рубашка смотрит на меня снизу вверх.

– Ты очень вовремя. Я как раз хотел поговорить с тобой.

Я быстро моргаю. Неужели я сплю? Как я могла уснуть?

Вскакиваю на ноги. Осматриваюсь. Да, ошибки быть не может – я сплю. Я снова на этой чёртовой поляне. Но Фракс…

– Эй? Ты меня слышишь? – Рубашка мотает рукой перед моим лицом.

– Подожди, – отмахиваюсь я, но его это не устраивает.

– Не могу ждать. Как любит повторять мама, времени очень мало.

Смотрю на него, должно быть, безумным взглядом. Он молчит, нахмурившись. Непривычно видеть его таким серьёзным.

Нет, не может всё это быть просто так. И тогда, когда я дотронулась до Фракса, я видела их, близнецов. Ответы где-то рядом.

– Хорошо. Поговорим.

Он толкает меня в противоположную сторону от их дома.

– Отойдём подальше, – произносит он.

Я не сопротивляюсь, хоть мне не по душе его толчки. Ускоряю шаг и иду сама.

– О чём хотел поговорить?

Он молчит, пока мы не доходим до какого-то склона и не садимся туда.

Красивый вид – зелёные долины чередуют одна другую на горизонте, и всё впереди кажется ярким ковром. Красиво, но как-то простовато. Будто детская картина.

– О маме, – отвечает наконец Рубашка.

Я глубоко вздыхаю. Похоже, разговор будет долгим. Усаживаюсь поудобнее.

– Дело в том, что, – начинает парень, колеблясь, – вся эта ситуация с пророчеством и Фраксом… У меня плохое предчувствие. Я чувствую, что мама зря ввязывается во всё это.

– А почему она это делает? – интересуюсь я.

– Думаю, она чувствует связь со всем этим, – Рубашка корчит рожицу. – Хотя, вообще-то, она никогда не говорила причину.

– Я уж точно не смогу отговорить её от этого, – вздыхаю я.

– Отговорить? – Тот хмурится. – Не нужно её отговаривать. Просто… Делай, что она говорит, хорошо?

Я чувствую смесь неловкости и раздражения от того, что наши мнения не сошлись. Впрочем, незачем искать поддержку в сыне женщины, которая считает меня каким-то там героем.

– Хорошо, – сухо отвечаю.

– Я серьёзно.

– Я поняла, – медленно выговариваю и встаю.

Снова смотрю на горизонт. Бесполезный разговор, никаких ответов он мне не принёс. Мне нужно проснуться, вернуться в свою реальность и понять, что делать с Фраксом.

– Знаешь, если пройти все эти долины напрямую, можно вернуться к нашему дому, – говорит вдруг Рубашка. – Просто идя вперёд.

Я не нахожу ничего, чтобы ответить, так что просто молчу.

– Наверное, тебе пора идти, да? – не оборачиваясь, спрашивает он.

Долина начинает рябить перед глазами. Голос Рубашки становится далёким.

– Ничего страшного. Мы скоро увидимся.

…я просыпаюсь на полу, рядом с лежащим без сознания Фраксом.

Не слишком приятное пробуждение, а ведь когда-то я мечтала просыпаться вот так вот, чтобы с первыми лучами солнца видеть его лицо.

В комнату врывается Милена и так и застывает на пороге при виде открывшейся для неё картины – Фракс без сознания на полу, а я рядом лежу в луже его крови, вытекшей из носа.

– Боже мой! – восклицает она вполне естественно.

– Помоги мне, – поднимаюсь я на ноги и беру Фракса за одну руку.

Она испуганно вздрагивает и подбегает, беря его за вторую руку.

– На кровать, – указываю я, и мы затаскиваем его туда.

Оглядываюсь в поисках ткани, и первая попавшаяся – это моя сорочка. Выбора особого нет, так что хватаю её, свалившуюся с кровати из-за всех наших действий, и разрываю напополам. Ткань скрипит и поддаётся; Милена с огромными от страха и непонимания глазами наблюдает за мной, пухлые губы приоткрыты и обкусаны. Завязываю кисти Фракса так сильно, что его пальцы становятся ещё холоднее от плохого кровообращения. Привязываю к кровати на два узла.– Такого не было в твоих планах, верно? – шепчу я ему в лицо и отстраняюсь, поворачиваясь к Милене.

Она вся дрожит. Чувствуя жалость, я тянусь, чтобы коснуться её, но она вдруг вздрагивает и отходит назад. Увидев свою руку, я резко прячу её за спину – она в крови. Сколько же у него из носа вылилось этой чёртовой жидкости?

– Милена, всё под контролем.

– Ты не ранена? – дрожащим голосом спрашивает она.

– Нет. Это не моя кровь.

– Ты его ранила?

– Я… не знаю. Послушай, я сама не знаю, что с ним. Но он живой. И пока он без сознания, я должна успеть сделать всё, что может мне помочь в борьбе с ним. Ты мне поможешь или нет?

Милена сглатывает ком в горле и трёт лоб. Затем делает пару шагов ко мне.

– Прости меня. Конечно, я помогу. Я просто растерялась.

Я киваю и ложусь на пол. Милена восклицает что-то невнятное и ахает:

– Что ты делаешь?!

– Мне нужно заснуть.

– Ты, должно быть, шутишь.

– Абсолютно нет.

– И чем я должна тебе помочь?

– Следи за Фраксом. Охраняй меня. И придумай что-нибудь в оправдание для мамы и папы.

– Боже, Каролина!

– У тебя же вроде была какая-то таинственная причина, чтобы помогать мне, разве нет?

Милена недовольно стонет и кивает.

– Что же, пусть она остаётся тайной, – пожимаю плечами я и закрываю глаза…

…впервые я просыпаюсь не от солнечных лучей на этой поляне. И, кажется, впервые здесь ночь.

Никто меня не встречает, но я слишком поглощена мыслями о Фраксе и обо всём произошедшем, чтобы придать этому большое значение.

Забегаю в домик, но там так тихо – сразу становится понятно, что никого нет. На столике перед диваном лежит какая-то раскрытая книга, я заглядываю в неё, но все страницы оказываются пустыми. Нахмурившись, заглядываю на кухню. Неужели такая глубокая ночь, что все спят? Но где?

Внезапно слышу знакомые голоса.

– Он побежал туда.

– Это была твоя идея! Ужасная, глупая идея!

Я выбегаю на улицу и вижу близнецов. Они о чём-то спорят и выглядят очень непривычно – злобные, уставшие, разбитые.

– Нам нужно попробовать ещё раз. Я видел его.

– Как ты можешь быть таким спокойным?!

– Я расстроен не меньше, чем ты, Гас. Ты думаешь, что я?..

Футболка замечает меня и замолкает. От этого у меня на душе становится ещё неспокойнее.

– Что происходит? – спрашиваю я хмуро. Взгляд Рубашки прожигает меня насквозь. Он хочет что-то сказать, но Футболка перебивает его:

– Мы уходим, Каролина.

– Куда? – удивляюсь я. – И где Жизель?

Взгляд Рубашки ожесточается, и он отворачивается. Футболка трёт переносицу, затем делает пару шагов ко мне. Я замечаю его красные опухшие глаза.

– Её здесь нет.

– Я это вижу, – хмурюсь сильнее. – Но где она?

Рубашка резко оборачивается и накидывается на меня:

– Умерла она, понятно тебе?! И это из-за тебя! Её больше нет!

Я ошарашено отступаю назад. Футболка старается оттащить брата, но тот грубо отмахивает его руку.

– Не трогай меня! Ты не достоин быть её сыном!

Они начинают спорить, но я их уже не слышу. Жизель умерла? Но как это возможно?

Толкаю обоих братьев так сильно, что они тут же падают на траву. Поднимают головы, в глазах – недоумение.

– Прекратите сейчас же! – кричу я. – Что произошло? – тыкаю в Футболку. – Ты! Отвечай.

Тот бормочет что-то невразумительное, и Рубашка раздражённо отвечает за него:

– Фракс убил её.

– Что? – пришло время мне удивляться. – Это невозможно. Как он попал сюда?

– Не он. Это она отправилась за тобой.

Взгляд парня становится ненавистнее. Боже, откуда столько злости?

– Она отправилась за мной? Я не понимаю.

– Мы не знаем точно, что произошло, – вмешивается Футболка неуверенно. – Мы надеялись, ты нам расскажешь.

Я делаю глубокий вдох.

– Дело в том, что я кое-что поняла. Возможно, ваша мама была права насчёт пророчества. Может, оно существует. Но я думаю, Жизель не знала, что оно начинается с вашей поляны.

Часть 2: Поляна

Глава 1

– Наша поляна? – первым нарушает тишину Гас. – Это бред.

– Почему? – хмурюсь я. – Сами подумайте, ваш дом – единственное, что есть на этой поляне кроме цветов. А ваша семья – единственные люди, которые здесь живут. Когда идёте вперёд – возвращаетесь в конце концов на то же место.

Близнецы растерянно переглядываются. Валяющиеся на земле от моего толчка и с таким выражением лица, они выглядят маленькими заблудившимися мальчиками, и хоть их вид забавен, мне их жалко.

– Ваша поляна – очень странное место для реального мира, – стараюсь говорить как можно мягче. – Такого не бывает. Разве только оно связано с чем-то, о чём говорила ваша мама.

Они продолжают молчать. Внезапно Рубашка поднимается и раздражённо обращается к брату:

– Нил, ты действительно собираешься ей верить?

Он помогает ему встать, и Футболка вздыхает:

– Прости, Каролина, я думал, ты знаешь, что случилось с мамой. Думаю, наши пути должны разойтись.

Они оборачиваются, готовые уходить.

– Что? Но мне нужна ваша помощь, – бормочу я. – Я видела, что мы должны объединиться.

– Видела? – хмыкает Рубашка через плечо. Он останавливается и поворачивается ко мне: – Ну и где же ты это видела, мисс-люди-верили-в-пророчества-когда-думали-что-земля-плоская?

– Я ошибалась! – хмуро отзываюсь я. – Может, есть вещи, которые…

– Я не хочу это слышать, – отмахивается тот, снова оборачиваясь.

– Может, это ваше предназначение! – восклицаю я в отчаянии.

На этот раз они оба останавливаются.

– Предназначение? – фыркает Футболка.

– Может, ещё наше пророчество? – театрально дразнит Рубашка.

– Слушай, Каролина, – внезапно раздражённо продолжает Футболка. – Моя мама почему-то была уверена, что это ты герой из пророчества. Но мне кажется, она ошиблась. И поплатилась за это жизнью!

Они гордо уходят. Нос щекочет, ком сдавливает горло. Нет-нет-нет. Я должна сделать хоть что-нибудь.

– Стойте! Это ваша мама, – поздно, но я осознаю то, что совершаю ужасную ошибку. – Ваша мама сказала мне о том, что мы должны объединиться, – я уже выдыхаю это, чувствуя себя обессиленной.

– Что? – одновременно оборачиваются.

Я готова провалиться сквозь землю. Но если не добьюсь их поддержки, то у меня ничего не выйдет.

Если Жизель говорила про Фракса и пророчество, значит, они как-то связаны. Фракс гонится за мной, потому что я, по мнению Жизель, герой из него. Фраксу нужно это пророчество – это очевидно. И я должна сделать всё, чтобы не дать ему то, чего он хочет.

– Ваша мама приходила ко мне после смерти. Во сне, – продолжаю я сдержаннее.

– Почему ты раньше не сказала?! – восклицает Рубашка.

Я прикрываю глаза. Что же я делаю? В этом маленьком мире мои пороки обернутся катастрофой.

Ночью здесь совсем не холодно и не страшно; на небе красуются невероятно яркие звёзды, а луна освещает очертания поляны и близнецов, идущих из дома вдалеке. Я лежу на траве и смотрю на небо, положив руки под голову и погрузившись в свои мысли. Слышу их тихий шёпот, закрываю глаза и думаю. Думаю, думаю, думаю…

Близнецы взяли из дома всё, что можно было, и теперь их рюкзаки не просто набиты, а набиты до отказу. Теперь мы команда. До того момента, как они узнают, что я соврала насчёт Жизель.

Рюкзаки падают рядом со мной, открываю глаза и вижу, что Футболка нависает надо мной.

– Ты хочешь спать? – спрашивает он.

Рубашка садится подальше от меня и притворяется, что занят важным делом в виде срывания травинок. Однако сложно не заметить, как он внимательно вслушивается в наш разговор.

Поднимаюсь и сажусь по-турецки.

– Нет.

Футболка кивает и осторожно садится рядом, сохраняя то расстояние, которое оставляет его спокойным. Между нами поместилось бы пианино.

– Расскажешь? – спрашивает он в сотый раз за вечер.

– Ещё рано, – в сотый раз отвечаю я.

Забавно, как всё изменилось. Теперь я рассказываю им о своих «пророчествах», а не они доказывают мне истину пророчеств Жизель. Я устала придумывать подробности о несуществующем диалоге с этой женщиной.

Футболка отворачивается, хмурясь. Смотрю на него, затем на Рубашку и встречаюсь со взглядом последнего, но он быстро отворачивается. М-да, какие мы дружные.

– Где вы похоронили её? – разрезаю тишину своим спокойным голосом.

– Кого? – хмуро вскидывает голову Футболка.

– Вашу маму, – терпеливо отвечаю.

Они переглядываются почти насмешливо, и это ставит меня в ступор.

– Как же мы её похороним? – интересуется Рубашка.

– Ну, я не знаю, – уклончиво отвечаю. – Не хочу показаться бестактной, но что-то же нужно было сделать с телом.

Это было действительно бестактно, но близнецы лишь молча качают головой. Видимо, стараются привыкнуть к моей невыносимости.

– Тела нет.

– Но как вы узнали, что она мертва? – хмурюсь я.

Футболка кидает взгляд на Рубашку, но тот мрачно смотрит пол, не поднимая головы.

– Я так понимаю, это тайна, – спокойно говорю и вскидываю руки: – Не волнуйтесь, я не настаиваю.

Но Рубашка вдруг отводит пальцем воротник своей бордовой рубашки (наверное, пора бы уже запомнить их настоящие имена), и я замечаю два ожога на шее, один из которых кажется свежим.

– Что это? – поднимаю глаза я.

– Ожоги, – сухо отвечает Гас (чёрт, или это Нил?) и замолкает.

Я стараюсь быть вежливой.

– Откуда они? – терпеливо.

Футболка, или, кажется, Нил, настроен миролюбивее, чем его брат.

– Наш отец умер, когда мы были маленькими. Ушёл из дома и не вернулся, а у Гаса появился этот ожог. Совершенно ниоткуда. Потом узнали, что отец действительно погиб.

Гас отпускает воротник, и я разочарованно перевожу взгляд на Нила.

– И вот недавно появился второй ожог, – заканчивает тот. – И мы поняли, что это мама.

Наступает молчание. Я тщательно подбираю слова (честно!), но всё же получается грубовато:

– То есть, вы думаете, что ваша мама умерла из-за какого-то ожога? Верно?

Они переглядываются, и Нил кивает. Я вздыхаю и решаю сменить тему, чтобы не взорвать свой бедный мозг.

– Что Жизель сказала, когда пошла за мной?

– Что ты многое познала и нужна поляне прямо сейчас, – отвечает Нил.

– И что Фракс нашёл тебя, – сухо дополняет Гас.

– Но Фракс не мог её убить, он всё время был со мной, – замечаю я. – Когда появился ожог?

– За три или четыре часа до того, как ты появилась.

– Фракс был со мной, – повторяю я.

– Так, может, это ты? – отзывается Гас, встаёт и уходит.

Нил провожает его взглядом и, вздохнув, ложится на бок, спиной ко мне. Да уж, отличная команда.

Правильно ли я вообще растолковала то видение?

Оставаться наедине со своими мыслями не хочется, а наедине со спиной Нила – тем более. Поднимаюсь и иду в сторону, куда ушёл Гас. Наверное, плохая идея – идти за ним, но рискнуть стоит.

Как я и думала, сидит на этом холме, смотрит на скучные одинаковые долины, распростившиеся внизу. Ему, должно быть, больше и некуда приходить – только его дом да этот небольшой холм, навевающий мысли о том, насколько мал мир, в котором он живёт.

Всё же мне его жалко – сидит, плечи подрагивают. Плачет, наверное.

Я уже собираюсь уходить, как он вдруг говорит, не оборачиваясь:

– Может, так и не кажется, но Нил относится к тебе не лучше, чем я.

Плечи больше не дрожат. Он слегка поворачивает голову, и я вижу профиль его лица. Молчит.

– Безумно рада слышать, – саркастично отзываюсь я. – Но не волнуйся, я итак знаю о вашем враждебном отношении ко мне.

– Ты хоть раз говорила людям что-нибудь хорошее? – кидает косой взгляд через плечо. – Ты такая сухая и чёрствая.

– Говорила, – спокойно отвечаю я и оборачиваюсь, чтобы уйти.

– Подожди.

Он похлопывает по траве рядом с собой. Хмурюсь – неужели хочет, чтобы я села рядом? В ситуации, когда нужно удерживать команду, невольно помогающую тебе преподать урок бывшему учителю, выбор один – сесть рядом.

– Не жди от меня поддержки, – усаживаясь поудобнее, говорю я.

Кидаю на парня косой взгляд. Смотрит на горизонт. Солнце уже поднимается, кидает на его лицо первые лучи. Выглядит красиво.

– Я и не ждал.

– Не потому, что я не хочу тебя поддержать, – продолжаю, закатив глаза. – Просто не умею.

Он переводит взгляд на меня.

– Спасибо.

Я вздрагиваю и краснею. Стараюсь скрыть это за хмуростью лица.

– За что? Я ведь только что сказала, что не собираюсь тебя поддерживать!

Он вдруг усмехается, продолжая смотреть на меня, а затем откидывается назад на траву и прикрывает глаза.

– За то, что пытаешься.

– Я не пытаюсь, – как можно невозмутимее возражаю я, борясь со смущением.

– Пытаешься помочь нам с братом, – договаривает он насмешливо, и я окончательно краснею. К счастью, глаза у него всё ещё прикрыты.

– Эм, да, – произношу я. – Можно и так сказать. Но я просто делаю то, что говорила Жизель.

Укол вины. Обман. Опять.

– Странно всё это, конечно, – тихо продолжает он, и я стараюсь отбросить свои угнетающие мысли, внимательно прислушиваясь к нему. – То, что мама думает, будто мы тебе поможем. Мне кажется, мы абсолютно бесполезны для тебя.

Он замолкает, кончики его губ падают вниз и слегка дрожат. Я отворачиваюсь.

– Когда я вас встретила сегодня, вы кого-то искали.

Гас не отвечает. Я терпеливо жду, и в итоге он быстро поднимается с травы и указывает пальцем на горизонт.

– Видишь? – спрашивает меня, не убирая палец.

Я присматриваюсь.

– Что именно?

– Верхушки сосен. Там, вдалеке.

Прищуриваюсь, но вдалеке вижу лишь бесконечные просторы ковров долин.

– Вижу, – вру я.

– Отсюда их видно. Но когда идёшь к ним, их нет. Как я говорил, идёшь вперёд – и возвращаешься к исходному месту. Замкнутый круг. – Он замолкает и затем резко выпаливает: – У мамы был питомец – лиса. Ты его, должно быть, не видела, но он часто бывал у нас дома. Иногда уходит гулять, но всегда возвращается. А когда мама умерла, он не вернулся. Но мы с Нилом видели, что он убежал туда, к тем соснам. Мы пошли туда, но… Можешь догадаться, что случилось.

Я задумчиво молчу. А ведь в этом что-то есть. Волшебная ниточка, ведущая в другое царство.

– Мы пойдём туда снова. Вместе, – загоревшись, уверенно говорю я и встаю на ноги. – С вами буду я – а я точно знаю, что здесь есть скрытое место. И знаю, как туда попасть.

– Мне бы твою уверенность, – бормочет Гас.

– Не волнуйся, – мягко произношу я, – у нас всё получится. Помнишь, Жизель говорила, что хочет исполнить пророчество, потому что боится за своих детей? Может, она знала, что эта поляна – нереальное место. Возможно, исполнив пророчество, вы с братом станете частью настоящего мира, а не этого сонного царства.

Гас хмурится, и я понимаю, что сморозила глупость. Он ведь даже не подозревает, что происходящее для меня сон.

– Для меня это был настоящий мир, – говорит он, и мне нечего ответить.

Глава 2

Когда мы возвращаемся, Нил спит. Я уже хочу пнуть его и разбудить, но Гас останавливает меня и говорит, чтобы его брат отдохнул.

Что же, думаю я, один готов, осталось расположить к себе другого.

Гас не хочет спать, точнее, он пытается убедить меня в этом, а затем, когда я сдаюсь, начинает задавать различные вопросы. Шепчет, боясь разбудить брата, а я шепчу в ответ, удивлённо осознавая, что давно разговор с кем-то не увлекал меня настолько. Спрашивает про всё: про меня, про мою семью, про мой дом, про мой мир.

– Какой он? – шевелит губами.

– Мой мир?

– Да.

– Ну, ваш мир – это будто небольшой кусочек моего. В моём семь миллиардов человек, мне там тесно. А здесь так спокойно.

Естественно, это было образное выражение, но Гас вдруг задумывается, и я расплываюсь в улыбке, понимая, что он, должно быть, пытается представить все семь миллиардов людей на их поляне.

– Мой мир намного, намного больше вашего, – прячу улыбку в кулак, сдерживая смех.

Гас продолжает молчать, но его лицо уже не такое напряжённое. Внезапно он спрашивает:

– А это правда, что ты, – долго не может решиться продолжить, но всё же выпаливает, – была сумасшедшей в своём мире? Ну, то есть, притворялась, если, э-э, – он снова мнётся, – быть точным.

– Все люди в моём городе считают меня сумасшедшей, – задумчиво хмыкаю я. – Да, это правда. Десять месяцев назад мне пришлось это сделать – сбежать, притвориться сумасшедшей, устроить истерики, скандалы лишь бы уехать из того чёртового города. – Замолкаю, боясь, что говорю слишком много, но Гас внимательно слушает, и я продолжаю: – Мне было так страшно. Глупо скрывать страх, верно? Ведь все чего-то бояться. Ненавижу этих людей, тех, кто тыкал пальцами, когда я проходила мимо по улице. Ненавижу даже тех, кто мне сочувствовал, ведь они понимают, что произошло что-то ужасное. Ненавижу всю эту возню с врачами, ненавижу глупые разговоры с психиатрами провинциального города, они ведь ни черта не смыслят во всех этих психических расстройствах. Ненавижу свою ужасную белую комнату, ненавижу таблетки, которые мама каждое утро оставляла мне возле кровати. Точнее, ненавидела. Ненавидела всё – а потом стало плевать. Всё было белым, – даже не моргаю, так погрузилась в эти мысли. – Белым и бессмысленным.

Глаза вдруг становятся влажными, и я прихожу в себя – быстро моргаю и отворачиваюсь. Стыдно повернуться, посмотреть на Гаса, до дрожи боюсь увидеть в его глазах насмешку. Но рука вдруг касается моего плеча, и я вздрагиваю, чувствуя тепло ладони даже через свой тёмно-синий свитер.

– Да уж, звучит ужасно, – произносит он сочувственно, и я удивлённо смотрю на него.

В глазах – искреннее сочувствие, и это внезапно раздражает меня. Глупая! Зачем я это рассказала?

– Забудь, – смахиваю его руку со своего плеча. – Всё это неважно.

Он выглядит разочарованным и даже слегка раздражённым.

– Разумеется, – сухо отзывается и отворачивается.

Отлично! Минус один брат, теперь у меня в друзьях целых ноль.

Мы молчим. Я успеваю сто раз отругать себя за то, что так откровенно всё ему рассказала и что разозлилась на него за то, что сделала сама. Будто он меня заставлял говорить.

Он первым нарушает тишину и выводит меня из своих мыслей:

– Ты часто использовала гипноз вне занятий с Фраксом?

Я удивляюсь, что голос его звучит спокойнее. Уверена, всё это время он старался оправдать меня за мою чёрствость, и, судя по его голосу, ему это удалось. Интересно только, какую причину он выбрал.

– Достаточно часто, – отвечаю я ровным голосом. – И в плохих, и хороших ситуациях. Я могла бы загипнотизировать того жалкого банкира из моего городка и ограбить банк. Все люди в этой провинции жалкие и слабые.

Гас косо смотрит на меня.

– И что, грабила банк? – усмехается как-то невесело.

– Нет. У меня достаточно денег.

Он кивает, будто прекрасно знает, насколько у меня достаточно денег.

– Скажи, вот откуда ты знаешь, допустим, что такое банк? Ведь здесь нет банков, – спрашиваю я, чтобы сменить тему.

Гас задумывается.

– Просто знаю, – он хмыкает. – Это так странно.

Я тоже хмыкаю. Действительно странно.

Замечаю, что Гас долго рассматривает меня. Внезапно говорит:

– Ты не очень-то похожа на героя из пророчества. Не злись только.

Я не злюсь, но это меня почему-то задевает. Конечно, не похожа. Разве только в пророчестве речь идёт не о главном злодее, который своей гордостью уничтожит весь мир.

Вздыхаю и отворачиваюсь, ложась на траву и поворачиваясь спиной к Гасу.

– Тебе надо хоть немного поспать, – произношу я безразлично.

Гас шуршит позади, видимо, укладываясь.

– Прости, если обидел, – говорит он.

По моей щеке внезапно сползает слеза. Я удивлённо моргаю, быстро смахиваю её и закрываю глаза. Это уже переходит все границы…

…открываю глаза, белые стены ослепляют. Ненавижу. Поднимаюсь на ноги, смотрю на кровать – Фракс всё ещё без сознания, весь бледный и напряжённый. Что же с ним происходит?

Милены в комнате нет. Я проверяю завязанные кисти Фракса и выхожу из комнаты. Снизу слышны голоса мамы и какой-то незнакомой женщины – должно быть, постоянная клиентка, пришла на дом. У мамы ведь свой салон красоты, но она часто принимает клиентов и дома.

Встречаться с мамой, а тем более с её клиенткой, не хочется. Телефона с собой нет – остался в сарае, в рюкзаке. Возможно, полицейские и вернули его домой, когда обыскивали там всё, но уж в руки мне ничего не давали. Они вообще остерегаются меня, предпочитают пересекаться со мной только тогда, когда рядом отец или мама, которые вечно убеждают их, что я не представляю опасности.

Возможно, у них сложилось такое впечатление, когда я особенно старалась выглядеть сумасшедшей поначалу – приехала в этот город, начала творить всякие безумные вещи, устраивать сцены на улицах, в магазинах. А потом якобы напилась таблеток и успокоилась – удобно, верно? Никаких вопросов.

С этими мыслями как можно тише подбираюсь к лестнице и наклоняюсь, смотря сквозь перила. Видна часть кожаного дивана в гостиной и барная стойка на кухне, где родители обычно пьют коктейли, а я ем. Милена сидит там, снова уплетает какую-то еду. А я и не знала, что она такая обжора.

– Эй! – шепчу я, но она не слышит.

И глухая в придачу.

– Милена, чёрт тебя побери, – рычу я.

– Каролина, это ты? – звонкий голос мамы доносится до ушей.

Милена поворачивает голову, на её пухлых губах крошки от хлеба. Я провожу пальцем по горлу, злобно угрожая ей, и она умоляюще складывает руки, прося прощения.

Вскакиваю на ноги и кричу:

– Да, мама. Всё в порядке.

Но каблуки уже стучат по кафелю – она быстро появляется в поле зрения со своей идеально выглаженной белой блузкой, тёмными брюками и крашенными светлыми волосами, уложенными в замысловатую причёску.

– Как я рада тебя видеть! Наконец-то закончился ужасный период, правда, крошка? – Она подходит ко мне и обнимает, обдавая своими дорогими едкими духами. – Чувствуешь себя лучше? – А затем шепчет: – Может, месячные?

– Нет, всё в порядке, – бормочу я, стараясь отстраниться. – Тебя же ждёт клиент?

– Да-да! – Она поворачивает голову и кричит: – Минутку, дорогая, я уже бегу! – Затем снова обращается ко мне. – Если что, зови, ладно?

И с тем же стуком каблуков удаляется, оставляя за собой шлейф духов. Я вздыхаю и спускаюсь вниз по оставшимся ступеням, проходя на кухню и подсаживаясь к Милене.

– Цирк какой-то, – произношу.

Милена крепко обнимает меня, и я стону – сколько можно? От всех этих духов я скоро задохнусь, а от объятий тем более.

– Что с вами такое?

Она отстраняется, на лице написано искреннее счастье.

– Ты просто не представляешь, как я рада, что ты очнулась, – протирая рот салфеткой, оживлённо сообщает та. – Ты спала почти двое суток, и у тебя… текла слеза. Я так испугалась.

– Двое суток? – удивляюсь я.

– Да, – вскидывая тонкие брови, выдыхает она. – Ты сама так удивлена. Я не знала, стоило ли тебя будить. А ещё, – испуганно моргает, – я боялась, что очнётся Фракс. – Поправляет светлую чёлку дрогнувшими пальцами. – Но он не приходил в сознание, к счастью.

– Не знаю, насколько это хорошо, – качаю головой я, задумываясь. – У меня плохое предчувствие. Он, должно быть, что-то задумал. Он не просто так не приходит в сознание.

– Разве можно так контролировать своё сознание? – с сомнением произносит Милена.

– Вспомни наши занятия, Милена. Это Фракс. Он и не такое может.

Та кивает, молча соглашаясь со мной. Я заглядываю в её тарелку и доедаю всю еду, которая там осталась, чувствуя нахлынувший голод – долгий сон и отсутствие еды дают о себе знать.

– Слушай, – говорю я, обращаясь к Милене. – Сейчас я снова уйду в сонное царство. И не знаю, когда проснусь. Но ни при каких обстоятельствах не буди меня, хорошо? Мне нужно доделать все дела там как можно скорее, и мне нельзя отвлекаться.

– Хорошо, – нервно кивает та.

– Спасибо, – кидаю на неё взгляд. – За то, что рядом и помогаешь. Даже если у тебя есть какая-то там причина.

Милена смущённо краснеет и лишь кивает. Вдруг понимаю, что она не хочет, чтобы я снова оставляла её.

– Тебе страшно? – легонько касаюсь её плеча.

– Немного, – признаётся она, опустив глаза.

– А мне уже нет, – улыбаюсь. – Я иду по верному пути. Верь мне, я справлюсь с Фраксом, и он больше никому не причинит вреда.

Её хватает лишь на то, чтобы снова кивнуть. Бедная. Как нервно она сжимает подол своего платья. Я хмурюсь.

– Или есть какая-то конкретная причина твоего страха? – прищуриваюсь я, стараясь увидеть ответ в её глазах.

Попала в точку – ресницы испуганно дрожат под моим пристальным взглядом.

– И эта причина связана с тем, что ты здесь, верно? – сдержанно продолжаю я, скрывая разочарование.

Я уже начала верить, что она помогает мне чисто из-за дружбы. Глупо, разумеется. Она открывает и тут же закрывает рот, не может подобрать слова. Взмахиваю рукой, останавливая её:

– Не говори, если не хочешь. Мне всё равно.

Милена хмурится и поджимает губы. Я повторяю ей наставления и поднимаюсь в свою комнату, где сажусь на пол по-турецки и закрываю глаза. Пора действовать.

Глава 3

– Вам нужно отпустить прошлое. Забыть про физические законы. Попрощаться с домом и понять, что вы больше никогда туда не вернётесь. Идти вперёд и не оглядываться.

Они слушают, и с каждым моим словом их лица становятся всё мрачнее.

– Оставить, – чеканю, – всё позади. И только тогда откроется то, что впереди.

– Неплохо сказано, – угрюмо бросает Гас.

– Не перебивай меня, – строго набрасываюсь на него я. – Вы хоть понимаете, насколько серьёзно нужно к этому отнестись? Вы хотите выполнить желание вашей матери или нет?

Они вздыхают и кивают, почти одновременно. Не перестаю удивляться их схожести.

– Прощайтесь, – холодно произношу. – Я буду ждать вас дальше.

Переглянувшись, они уходят в дом. Мне не особо хочется видеть их слёзные и сопливые слова прощания, обращённые к дивану, пустым картинам и любимому холодильнику. Никогда не понимала такую привязанность к вещам, никогда не была сентиментальной.

Они нагоняют меня через пару минут, глаза у обоих красные, шмыгают носом. Дети малые. А рюкзаки-то набиты, наверняка прихватили кучу вещей из дома. Нет, так не пойдёт.

– Что в рюкзаках? – останавливаю я.

– Припасы, – испуганно бормочет Нил, и Гас быстро кивает в подтверждение.

– Ещё что? – упрямо продолжаю.

– Одежда.

– Вытаскивайте.

Они мешкают.

– Я ведь сказала, что нужно оставить старые вещи.

Недовольно что-то бурча, они послушано вываливают из рюкзака одежду, различные побрякушки и другой хлам. Детские игрушки.

– Очень трогательно, – бросаю я сухо. – Теперь идём.

И мы идём. Идём, идём, идём. Столько зелёного цвета – тошнит уже. Проходим холм, поляну.

Через какое-то время выходим к большому холму, перекрывающему вид и проход дальше. Внезапно близнецы останавливаются.

– Вот это место, – на одном дыхании выпаливает Гас. – После него всегда возвращаешься обратно.

Нил лишь молчит, сглатывая ком в горле. Стоят, вскинув одинаковые головы, ветер слегка развевает короткие волосы.

– Не в этот раз, – мягко, но убеждённо заверяю я.

Нил первым делает медленные шаги вперёд. Гас стоит на месте. Неуверенно касаюсь его плеча и обрываю все его нити с прошлым:

– Мы больше никогда не вернёмся.

– Я этому рад, – сдвинув брови, сухо бросает он и, не смотря на меня, идёт вперёд.

Я иду позади – позволяю им идти первыми. После всего, что я сказала про прошлое, они практически убегают от него.

Мы поднимаемся. Снизу открывается вид на распростившийся на многие километры сосновый лес.

Пришло время выходить за границы.

Кричат, смеются, бегают, виляют между соснами, обнимают их, друг друга и чуть ли не меня. Трудно сдержать улыбку, наблюдая за ними. Поднимаю голову, сосны такие высокие и величественные.

Но то, как они закрывают солнце своей величиной; то, как тень падает мне на лицо, – всё это вызывает необъяснимую тревогу. Точно тёмное пятно, которое бросает тень от верхушек деревьев, оно пляшет рядом со мной.

Смех близнецов звучит уже далеко.

– Стойте! – кричу я напряжённым голосом. – Подождите меня!

Ускоряю шаг, но петляю между соснами – паника бежит за мной, движется почти рядом.

– Гас! – испуганно зову. – Нил!

Внезапно между сосен мелькает что-то оранжевое, и я замираю. Неужели это?..

Недолго думая, срываюсь за ней. Да, это она – та самая лиса. Так быстро бежит, уворачиваясь от сосен, а я едва ли не врезаюсь в них, пытаясь догнать её. Внезапно сосны расступаются; выбегаю на пространство, освещённое солнцем. Никаких деревьев, только земля и трава. И лиса, остановившаяся посередине. Смотрит на меня своими жёлтыми глазами. Будто улыбается.

– И что мне с тобой делать? – поднимаю бровь я.

Лиса лишь сверкает глазами, взмахивает пышным хвостом и медленно оборачивается, согнув одну лапу.

– Хочешь поиграть в догонялки? – хмурюсь.

Подрывается с места – не слишком быстро. Не зная, что ещё делать, я снова бегу за ней. Удивительно, как долго моё тело здесь выдерживает физические нагрузки – я бегу, бегу и бегу, пока вдруг оранжевый хвост не скрывается за сосной, а я, завернув за ним, не врезаюсь во что-то тёплое и мягкое.

Нос щекочет запах чего-то терпкого, как горячий шоколад. Хватаюсь за тёплые руки.

– Эй, полегче, Каролина. Ты что, решила побегать с нами?

Вижу лицо, но не знаю, какой это из близнецов. Желтая Футболка. Нил. Он помогает мне встать на ноги и неуверенно отпускает мои руки, вцепившиеся в его.

– Ты видел? – запыхавшись, спрашиваю я.

– Кого?

Я смотрю на него – он ведёт себя немного странно, стоит вполоборота, будто что-то скрывая.

– Лису, – отвечаю.

– Лису? – Брови вздымаются вверх.

Хмурюсь.

– Ладно, забудь, – подозрительно оглядываю его. – А где Гас?

Он расплывается в улыбке. Его поведение вызывает явную тревогу.

– Какой Гас? – спрашивает. Глаза сверкают.

– Твой брат, – неуверенно отвечаю я.

Невольно отступаю на несколько шагов назад. Улыбка Нила становится шире.

– У меня нет брата Гаса.

Я сглатываю ком в горле – Нил что-то прячет, прячет что-то с левой стороны. Делает шаг ко мне, и я уже готова нанести ему удар.

Но тут он взрывается хохотом:

– У меня есть брат Нил!

Он поворачивается левой стороной, и я вижу два ожога на его шее, которые он так тщательно прятал. Из-за сосны выбегает Нил, одетый в бордовую рубашку и хохочущий не меньше своего брата.

– Она поверила! Она поверила!

– Ты бы видела своё лицо!

Не могу пошевелиться – поражённая, испуганная и растерянная. Они продолжают смеяться, но я не могу отойти от необъяснимого чувства тревоги.

– Неплохо придумано, – едва шевелю губами.

– Эй, ты в порядке? – Гас смахивает слезу от смеха. – Такая бледная.

– Она просто в восторге от нашего розыгрыша, – хлопает брата по плечу Нил.

Странно, у них одинаковые лица, но мне непривычно видеть их в не своих одеждах. Я будто научилась их различать, и дело не только в ожогах. То чувство, когда Гас притворялся Нилом. То чувство тревоги, когда я была готова его ударить.

– Безусловно, – беру себя в руки. – Я просто в восторге. – Голос ровный. – Пойдёмте.

Я поворачиваюсь к ним спиной и направляюсь вперёд.

– А куда мы, собственно, идём? – спрашивает кто-то из них.

– Искать лису. Я только что видела её. Вы были правы, в ней что-то есть.

Никто из них ничего не говорит, и мы продолжаем идти в тишине, прерывающейся шутками про их «гениальный» розыгрыш. Вскоре темнеет – достаточно быстро. Мы выходим на местность, где не так много сосен, и Нил предлагает сделать тут привал.

– Я ужасно устал.

– И я.

Молчу, не чувствуя ничего, кроме смутной тревоги. Они разжигают костёр – у меня дежавю. Да, именно, это тот момент, который я видела, толкнув Фракса. Любопытно. Нил достаёт припасы, какой-то сухой паёк, кидает мне один пакетик, и я ловлю его на лету. Даёт другой Гасу и садится возле костра.

– Значит, видела лису? – спрашивает он.

Они всё ещё не поменяли одежду, но я легко различаю Гаса – по его открытым ожогам. И по запаху горячего шоколада.

– Верно, – раскрываю упаковку пайка. Какое-то засохшее мясо.

– И? – поднимает бровь Гас.

– Что «и»? – кидаю один кусок в рот, и он хрустит под давлением моих зубов.

– Ну, я не знаю. Может, и в лисе ты увидела какое-нибудь «пророчество», – театрально произносит Гас.

– Да, ты ведь у нас «герой», – поддакивает Нил.

Я вздыхаю.

– Лиса необычная, это правда. Но я понятия не имею, что с ней делать. Она будто дразнила меня – звала за собой, махая хвостом. И я бежала за ней, а потом врезалась в Гаса, и она исчезла. Конец.

– Ты ведёшь себя так, будто ничего не понимаешь, – хмурится Нил.

– Это потому, что так и есть. Я не знаю ни в чём заключается пророчество, ни что делать дальше.

Я доедаю мясо и мну упаковку. Нил не отвечает какое-то время, протягивая мне воду. Затем, когда я принимаю её и делаю глоток, он говорит:

– Но ведь мама сказала тебе что-то?

Едва не давлюсь водой, но мне удаётся сохранить спокойный вид. Допиваю и сдержанно отвечаю:

– Она показала мне картинку. Видение того, как мы сидим здесь с вами и разжигаем костёр.

– И что, всё? – вмешивается Гас нетерпеливо.

– Не совсем, но остальное я пока обсуждать не собираюсь, – вру я.

– Но что ты собираешься делать? И в чём заключается наша помощь?

– Время покажет, – откладываю бутылку с водой и поднимаюсь на ноги. – Я пойду прогуляюсь.

Близнецы провожают меня мрачным взглядом. Ладно, на этот раз ничего не заподозрили – и то хорошо. Отхожу подальше от костра и прячусь за сосной.

Надеюсь, если я схожу здесь в туалет, то не описаюсь в реальности? Что же, терпеть не могу – придётся решать Милене ещё одну проблему. Расстёгиваю ширинку тёмных джин – ну, в общем, без подробностей.

– О, чёрт! – восклицает голос. – Прости! Я отвернулся.

Я подпрыгиваю, слыша шорох и видя силуэт человека сбоку. Быстро вскакиваю на ноги, поспешно натягиваю джинсы.

– Кто это? – прищуриваюсь я. Жёлтая Футболка. – Гас?

– А ты угадай, – всё ещё смущённым голосом говорит один из близнецов.

– Покажи левую сторону своей шеи, и я угадаю.

Но, кажется, я уже догадываюсь, кто это. Нил не вызывал бы таких странных эмоций. Реальных эмоций.

– Это Гас, – вздыхает тот. – Ещё раз прости. Я ничего не увидел. Темно.

Сдерживаю смех.

– Что мне твоё прости? Теперь ты должен сходить в туалет при мне, чтобы всё было справедливо.

– Серьёзно? – Его голос становится ещё смущённее и растеряннее. – Ну, ладно.

Я слышу, как он расстёгивает ширинку, поворачиваясь к сосне, и взрываюсь хохотом.

– Подожди-подожди! – двигаясь к нему и не прекращая смеяться, останавливаю за плечи. – Я пошутила.

Он оборачивается, не убирая мои руки, и хмыкает:

– Смешно. А если бы ты не успела меня остановить?

Он вдруг кладёт свои руки мне на талию – это ведь нормально, да? Обычное движение, да и к тому же мы стоим так близко. Его запах такой насыщенный, такой настоящий. Краснею, теряюсь, едва могу проговорить:

– Было бы, – сглатываю ком в горле, – ещё смешнее.

Нет, так не делают в обычной жизни – не кладут просто так руки на талию, не смотрят так пронзительно. Я убираю свои ладони, зависшие на его плечах, и слегка отстраняюсь. Он тут же убирает руки, но я чувствую тепло, оставшееся на талии.

На пару секунд повисает неловкая тишина. Гас осторожно смотрит на меня исподлобья и поспешно говорит:

– Я шёл за тобой. Хотел извиниться.

– Заранее извиниться за то, что подсмотришь? – выдавливаю улыбку.

Он неловко усмехается и мотает головой.

– Нет, за тот розыгрыш. Сначала я не понял, но потом осознал, что ты выглядела очень испуганной.

– Я просто не ожидала этого, – уклончиво отвечаю и закладываю за ухо прядь чёрных волос.

Гас внимательно следит за этим движением, затем, поняв, что я поймала его взгляд, отворачивается.

– Чего именно ты испугалась? – не поднимая глаз, интересуется он.

– Это было глупо. Я не хочу об этом говорить.

– Мне кажется, я знаю, – поднимает глаза. – Может, ты подумала, что Нил сделал что-то со мной. Наверное, я выглядел действительно подозрительно.

– Я сама точно не знаю, чего испугалась. Но да – ты выглядел очень подозрительно, – замолкаю, долго не продолжая. – Я подумала, что с тобой могло случиться то же, что и с Жизель.

– И что к этому причастен Нил? – Я киваю, и Гас усмехается: – Насчёт этого не волнуйся. Нил ни за что бы не причинил вред маме и мне. Особенно теперь, когда только мы друг у друга и остались.

– Вы очень дружны, – соглашаюсь я.

– Серьёзно? – улыбается тот. – Я думал, со стороны мы выглядим не очень-то дружными.

– Почему?

– Ну, не знаю. Со стороны всегда всё выглядит не так, как есть на самом деле.

Киваю, и мы какое-то время молчим. Внезапно для нас обоих я первая нарушаю тишину и говорю:

– Наверное, я вам немного завидую. У меня есть сестра, – замолкаю. Господи, как тяжело рассказывать личные вещи.

Гас мягко касается моей руки, будто прочитав мои мысли.

– Ну же, продолжай. Старшая? Или младшая?

– Старшая, – неловко отвожу взгляд, но руку не убираю. – Ей уже около двадцати четырёх – я даже точно не знаю. Когда-то мы были очень близкими, а потом она уехала и пиши пропало.

– Просто уехала?

– Не знаю. Мне было лет одиннадцать, а ей как раз исполнилось восемнадцать. Должно быть, уехала путешествовать – она это любила. Но мама говорит, что ей просто было невыносимо жить с нами.

– С ними, – поправляет Гас, и я вскидываю на него глаза.

Он улыбается, и я тоже позволяю себе такую роскошь. Внезапно замечаю, что вокруг всё становится светлее. Оборачиваюсь – действительно, уже встаёт солнце.

– Рассвет. Так быстро, – вырывается у меня.

– Это ненормально? – грустно спрашивает Гас.

– Нет, – честно отвечаю.

Тот лишь кивает и смотрит на появляющееся на горизонте солнце. На лицо его падают лучи, тёмно-карие глаза блестят. И он всё ещё не отпускает мою руку.

– Я могу задать вопрос? – не сводя глаз с солнца, интересуется.

– Это уже вопрос, но да.

– Что это за место, по-твоему?

Хороший вопрос.

– Честно? Плод больного воображения, – отвечаю я.

Тёмные глаза впиваются в меня. Губы сжаты практически в одну линию – он так напряжён.

– Если так, то, – медленно начинает он, – логично подумать, что этого места нет в, как ты выражаешься, реальном мире. А, значит, ни меня, ни Нила, ни мамы… не существует.

Не могу выдержать его пронзительный взгляд и отворачиваюсь. Наступает тишина.

– Ого, – невесело усмехается Гас. – Даже тебе нечего ответить.

– Это ничего не значит, – возражаю я. – У меня не всегда есть ответы на…

– Это значит очень многое, – хмуро перебивает Гас и отпускает мою ладонь.

Поворачивается спиной и снова хмыкает.

– Видимо, я прав, – сокрушённо произносит. – В это трудно поверить.

– В это не нужно верить, – строго говорю я и силой поворачиваю его к себе. – Гас, прекрати. Нам ещё ничего неизвестно.

Он смотрит на меня потемневшими глазами. Даже солнце не может осветить их.

– Нет, Каролина, я чувствую это. Чувствую, что вот ты – стоишь передо мной, вся такая холодная, сдержанная, но логичная. Логичная, ты понимаешь? Ты настоящая, потому что в тебе есть смысл. А в этом месте смысла нет. И я чувствую, чёрт, я чувствую это. Ты настолько пропитана реальностью, у меня аж глаза режет, когда я смотрю на тебя. Ты не оставляешь вопросов, в тебе всё чёткое, продуманное. Без тупых углов. И посмотри на меня. Посмотри на тот дом, в котором мы жили, и на ту ужасную поляну. А ведь всё было хорошо, да, абсолютно нормально. Было, пока я не решил прогуляться. Шёл, шёл и вернулся к тому же месту. Тупой угол. Ошибка. Погрешность.

Он замолкает и отворачивается.

– Я боюсь, что с мамой случилась такая погрешность. Боюсь, что она просто исчезла.

– Гас, – мягко говорю, – ведь если её здесь нет, это не значит, что она окончательно исчезла, верно? Если ты её не видишь, это не значит, что её не существует. – Поколебавшись, я протягиваю руку и осторожно касаюсь ожога на его шее. – И эти ожоги не могли появиться просто так. В них что-то есть. В них есть часть её.

Он перехватывает мою ладонь, и я вздрагиваю.

– Ты права, – лихорадочно произносит. – Как всегда.

Резко тянет за перехваченную руку – падаю прямо в его объятия. Обхватывает талию, прижимает к себе. И целует – мягко, но настойчиво касается своими губами моих. Воздуха мне явно не хватает, весь забирает он и его запах горячего шоколада, обволакивающий меня полностью.

Ладонью касается щеки; губы в последний раз изучают мои, а затем он испуганно отстраняется, боясь реакции. Невольно тянусь к нему, и он усмехается прямо мне в губы – лёгкое щекотание, заставляющее кожу покрыться мурашками.

Он целует меня ещё раз, а затем приходит моя очередь останавливаться – время эмоций вышло, наступает время разума.

– Гас, – выдыхаю я. – Эм…

Сказать совершенно нечего, лишь руки лихорадочно бродят по его спине, стараясь вырваться. Стыд берёт – первый поцелуй, а произошёл во сне. Гас чувствует мою нерешительность и руки, скользящие по его плечам. Мягко сбрасывает их с себя и сам отступает назад, опять оставляя тёплый след на моей талии.

– Прости. На эмоциях, – бросает неуверенно. Дрожащими пальцами закладываю волосы за уши и сдержанно говорю:

– Давай вернёмся обратно.

Милена сидит на крыльце, окутанная в тёплое одеяло, но не прекращающая дрожать. Она смотрит вниз, на фотографию в её руке, белокурые волосы падают на бледное лицо. Карие глаза внимательно изучают девушку на фотографии: чёрные волосы до плеч и острый нос, вздёрнутый от недовольства. В тот день она не хотела фотографироваться.

Милена в последний раз смотрит на фотографию, а затем вздыхает и откладывает её. На фоне скрытого от общества кронами высоких деревьев дома сумасшедшей она казалась ангелом, не вписывающимся в мрачную атмосферу.

Дверь большого дома, к которому ангел всё никак не может привыкнуть, открывается, и в проёме показывается голова с идеально уложенными светлыми волосами.

– Пойдём в дом, Милена. Ты замёрзнешь, – дружелюбно говорит женщина, и девушка со вздохом поднимается.

Внутри тихо, но совсем не спокойно. Тишина напрягает, заставляет сжиматься в комочек и чувствовать нечто нехорошее. Такая тишина стоит в морге, такая тишина наступает перед бурей.

Женщина наливает Милене чай и садится за стол, приглашая её. Она улыбается, но трёт руки, скрывает нервозность. Затем замечает фотографию в руках Милены и восклицает:

– О, это Каролина! Она здесь такая недовольная. Впрочем, она всегда была такой до того, как встретила мистера Фракса. Ну, и до того, как потеряла все свои эмоции…

Женщина слабо улыбается и опускает глаза.

– Жаль, что у неё снова приступы. Мистер Фракс так хотел поговорить с ней.

Мама Каролины Анна никогда точно не говорила, как она считает: сошла ли её дочь с ума или же нет, и каждый раз, когда заходила такая тема, её мысли по этому поводу различались. Наверное, ей было легче самой придумать исход, который удовлетворил бы её и не был таким страшным, чем искать истину.

– Мистер Фракс должен ей помочь, – убеждёно говорит она и улыбается.

– Они там уже почти неделю сидят, – угрюмо отзывается Милена.

– Ну, они медитируют, – отмахивается Анна и встаёт, забирая нетронутый чай Милены и выливая его. – Каролина не любит, когда я отвлекаю её от гипноза.

– О, Каролина любит медитировать!

– Поэтому она убежала в лес? – перебивает Анна и косо смотрит на девушку.

– Новый… вид гипноза. Но, – растерянно продолжает Милена, – она больше любит медитировать со мной. Позвольте мне зайти!

Анна недовольно вздыхает. Она отодвигает воротник своей выглаженной белой блузки и снимает цепочку с ключом, протягивая его Милене, а затем отворачивается и притворяется, что увлечена мытьём чашек.

– Спасибо, – улыбается Милена и поднимается наверх.

Тишина здесь ещё более нагнетающая. В коридоре пять дверей, но все они закрыты на замок, и лишь одну из них иногда открывают. Дверь в комнату Каролины белая и прочная, на ней висит табличка со значком: «Не входить», чтобы посторонние держались от неё подальше.

Милена открывает её.

В комнате очень свежо, окно открыто. Пахнет чем-то непонятным: не приятным и не противным, так пахнет в комнатах, где проводят много электричества.

Мистер Фракс лежит на белой кровати у окна, он бледен и спит. Около кровати сидит Каролина. Она медитирует, её глаза закрыты, чёрные волосы развиваются от ветра, дующего с окна.

Милена медленно садится перед ней и вглядывается в лицо. Тонкие брови сошлись на переносице, уголки губ направлены вниз. Она сосредоточена.

– Если ты меня слышишь, – осторожно и тихо начинает Милена, – ты должна выйти из медитации. – Она недолго молчит. – Фракс что-то говорил во сне, какие-то несвязные предложения… Я ничего не разобрала. Пожалуйста, вернись хоть ненадолго. Ты должна побыть в реальности, нам надо всё обсудить.

Лицо Каролины никак не меняется. Милена вздыхает и закрывает лицо руками. Кого она обманывает? Ей просто слишком страшно, чтобы быть здесь одной.

Внезапно тишина нарушается шумом и голосами внизу. Это не отец Каролины, потому что он работает допоздна. Милена вскакивает с пола и бежит вниз, замирая на лестнице. Анна общается с кем-то.

– Как приятно тебя видеть! – восклицает она. – Проходи.

В руке у вошедшей пистолет, в другой – часы для гипноза. Проблема Анны в том, что, убеждая себя, она становится жертвой для убеждения других людей. И не замечая пистолет, она с улыбкой смотрит на часы, затем отходит в сторону и позволяет гостье пройти внутрь.

Глава 4

Эмма – одна из самых настырных моих ненавистников. Мистер Фракс мягко кладёт руку на моё плечо и говорит:

– Молодец, Каролина, сегодня ты снова превзошла сама себя.

И сразу её ненавистные глаза, старающиеся сжечь дотла. Мне, честно, плевать, как и на всех остальных учеников, которые тоже ненавидят меня, но немного меньше. Её ненависть – это даже своеобразный трофей, показатель того, что я делаю успехи, а она – нет.

После занятия я, как всегда задержавшись в кабинете у мистера Фракса, выбегаю на улицу, когда уже темнеет. Обычно на выходе я никого не встречаю, но сегодня с удивлением обнаруживаю Эмму, согревающую замёрзшие руки. Выпрямляюсь, делаю невозмутимое лицо, пряча радость после времени, проведённого с мистером Фраксом, и хочу пройти мимо.

Как только замечает меня, она вздрагивает, хмурится, прячет руки в карманы и подходит. Маленький ровный нос покраснел от холода, снежинки застряли в ресницах.

– Надо же, и года не прошло, как ты слезла с него, – хмуро шипит она.

– Что? – поднимаю бровь я, высокомерно оглядывая её.

Если бы не это вечно ненавистное хмурое лицо, она бы могла быть симпатичной: прямые брови, неровная, но интересная форма губ, длинные ресницы и тёмные глаза под ними, которые пронизывают насквозь. Хотя никакая красота уже не может спасти её от вида учительницы, такой же строгой, правильной и не терпящей несправедливости.

– Думаешь, я не вижу? – прищуривается она. – Ты постоянно задерживаешься у него в кабинете, да ещё и оказывается так надолго. Что вы там делаете?

– Уж явно не то, что ты думаешь, – отвечаю я спокойно. – И знаешь что, Эмма? Думаешь, я его соблазняю? Прошу восхищаться мной? Нет. Просто у меня есть талант – он сам так говорит. Посмотри на себя. Стараешься поймать меня на том, чего я не делаю для того, чтобы оправдать себя. Прими, что у меня есть тот талант, которого нет у тебя. И займись уже собой.

Она поражёно молчит, ресницы дрожат. Я наклоняюсь к её уху и шепчу:

– Это слишком жалко.

Затем, задев её плечом, прохожу вперёд.

Никогда не стоит терять бдительность. Я это понимаю, когда мы возвращаемся, и нас ждёт неприятный сюрприз.

Нил уже ждёт нас, но лицо его искажено страхом и злобой, он стоит, испуганно подняв руки, и сначала я не понимаю, в чём дело. Пока не замечаю дуло пистолета, приставленное к его виску, и силуэт женщины позади него.

– Не двигайтесь, – безжизненный голос пронзает тишину. Я не могу разглядеть лица, но вижу часть русых волос, собранных в ровный пучок.

– Эмма? – восклицаю удивлённо.

Да, это она, но она даже не вздрагивает. Это Эмма, но не та, которая прожигала меня взглядом на занятиях, не та, которая мёрзла несколько часов, желающая восстановить справедливость, но совершившая ошибку в своих же расчётах. Это Эмма, но та Эмма ни за что бы не приставила дуло к виску человека, даже если бы этим человеком была я.

Вспоминаю про существование Гаса и вовремя – он уже готовится впиться когтями в шею девушки.

– Стой! – кричу я, когда он делает шаг вперёд. – Гас, не двигайся!

Эмма выходит из спины Нила и наставляет пистолет на Гаса. Лицо её такое же безжизненное, как и голос.

– Не двигайтесь, – повторяет она.

– Гас! – кричу я, пока он наконец не отводит яростного взгляда от девушки и не поворачивает голову ко мне. – Прошу, ничего не делай. Доверься мне, ладно? Твой брат будет жить.

Он долго смотрит на меня, сжимает кулаки, но наконец кивает. Я делаю глубокий вдох и впиваюсь взглядом в Эмму.

– Ладно, Фракс. Не нужно прятаться за Эммой. Я знаю, что это ты.

Эмма даже не смотрит на меня, и я хмурюсь, уже сомневаясь в своей догадке. Но затем её безжизненное лицо трогает улыбка, и вскоре она начинает хохотать, подняв на меня глаза.

– Только разум, – безмятежно отвечает она тем голосом, который я бы очень хотела забыть. Голосом Фракса. – Значит, за эти десять месяцев без занятий ты не растеряла свои навыки и знания. Занималась самостоятельно? – усмехается, и даже на лице Эммы улыбка очень похожа на его собственную, отпечатавшуюся в памяти.

– Если и занималась, то только расчётами, как помучительнее вскрыть тебе глотку, – сдержанно произношу.

– Очень мило, – смеётся, играя с пистолетом. – И грустно.

Рука Эммы внезапно крепко обхватывает пистолет, направляет его на меня и нажимает на курок. Я слышу, как Гас выкрикивает моё имя, а затем в глазах темнеет от боли. Пуля попадает в ногу, и я падаю на землю, стараясь сдержать стоны. Дуло всё ещё направлено на меня.

– Каролина, я не думал, что нужно учить тебе ещё и этому, – качает головой Эмма, глаза пустые, а голос – его. Продолжает, усмехнувшись: – Но ты ведь знаешь, что нужно относиться к людям так, как ты бы хотела, чтобы относились к тебе? Ты расстраиваешь меня своим отношением ко мне.

– Можешь выстрелить ещё раз, – закусив губу, выговариваю я, – если тебе так грустно.

– Раз ты предлагаешь, – пожимает плечами, палец надавливает на курок.

Пуля вылетает, и я с криком «нет» вскидываю руку – пуля тут же осыпается чёрным песком на траву. Удивлённо выдыхаю, смотрю на Эмму, но улыбка снова озаряет её лицо.

– Видишь, Каролина, чему я тебя научил?

Я делаю глубокий вдох, сосредотачиваюсь на боли в ноге. Это же всё ненастоящее. Медленно поднимаюсь – боль проходит.

– Попробуем ещё раз? – спокойно предлагает Эмма и выстреливает.

Моя рука поднимается – на траву снова падает песок.

– Тебе ведь это нравится, верно? – прищуривается Эмма-Фракс.

– Мне не нравится ничего, что связано с тобой, – отвечаю я.

– Раньше ты говорила иначе. В любом случае, я хочу поговорить.

– Убери пистолет – и поговорим.

– Боюсь, не могу. Это мой единственный шанс выйти из тела Эммы живым в реальный мир.

Нил вдруг делает ужасную глупость – ударяет тело Эммы в живот и вырывается. Удар никак не влияет на Эмму, она даже не вздрагивает. Пока Нил бежит от неё, её рука с пистолетом поднимается, и пуля вылетает моментально.

К счастью, реакция у меня тоже моментальная. Я взмахиваю рукой, и пуля исчезает. Нил благополучно добирается до Гаса, и последний сжимает его в объятиях.

– Не двигайтесь, прошу вас, – обращаюсь к ним. – Доверьтесь мне.

– О, я бы не выражался так броско, – вмешивается Фракс.

Мои зрачки ссужаются, сердце ухает вниз. Нет, он же может знать. Не может.

– Доверие – штука вообще странная, не правда ли, Каролина?

– Что тебе надо, Фракс?

– Ничего. Просто захотел заявить о своём присутствии. Показать, что иду по следу, который сам тебе дал. Ты ведь помнишь это видение, которое увидела, когда дотронулась до меня? О тебе и этих близнецах.

На лице Эммы никаких эмоций. Неужели он специально? Боковым зрением вижу, что Нил и Гас смотрят на меня.

– Ты же сказала, что это мама?.. – не веря, бормочет кто-то из них.

Я жду, пока Фракс вставит своё колкое слово, но он вдруг замолкает и просто ждёт. Поворачиваюсь к близнецам. В моих глазах слова прощения. У обоих вытягиваются лица.

– Не может быть! Ты соврала!

– Как ты могла?!

Куча проклятий. И тихий голос Гаса:

– Я ошибся в тебе.

Подрывает всё душевное равновесие. Будто ударяет в лёгкие, лишает воздуха. Нечем дышать – руки судорожно дрожат, когда я сжимаю их в кулаки, скрывая это. Не могу больше слышать их, не могу больше видеть их – уж лучше бы они пристрелили меня прямо здесь и сейчас, чем говорили эти ужасные вещи.

– Извините, – произношу я, но так тихо, так чертовски тихо – будто последний воздух выпускаю из своих лёгких. И всё – на большее меня не хватает. Все струнки обрываются.

Поднимаю глаза на Эмму, и вдруг вижу в её глазах сочувствие. Фракс сам закопал меня – не может он выражать сочувствие, смотря сверху вниз на выкопанную могилу. Тошнит от всего – и больше всего от себя. Спасает оранжевый хвост, мелькнувший неподалёку.

Непослушные ноги подрываются с места – я сама уже не осознаю, что делаю. Бегу за лисой, будто это мой единственный шанс подняться со дна, не упасть. Фракс что-то кричит, нечто злобное, не очень похожее на него, но я не слышу, догоняю лису и хватаю её за оранжевый хвост.

В следующий миг я падаю в снег.

Часть 3: Горы

Глава 1

Милена дружит с Эммой, а, значит, тоже не любит меня. Это взаимно, у неё слишком хорошие результаты, она почти догоняет меня в мастерстве. Она моя соперница, и я не могу допустить, чтобы мистер Фракс предпочёл её мне.

Но на этом занятии она проваливается, и я не скрываю смешок, когда она с глупым лицом садится на место. Не смогла загипнотизировать какого-то не самого умелого парня, какая жалость.

– Заткнись, Каролина, – шипит Эмма, сидящая от меня через сидение. Все стулья расставлены в круг. Её короткие русые волосы сегодня заколоты сзади большой заколкой, и она выглядит как учительница. Справедливая и ответственная – такой учительницей она бы была.

Я игнорирую её и поднимаю руку.

– Можно мне это же задание? – улыбаюсь.

Мистер Фракс улыбается в ответ и подмигивает:

– Слишком скучно выполнять одни и те же задания. У меня есть идея получше. О, и Макс, хорошая работа с блокировкой гипноза.

Щупленький парень с рыжими волосами и веснушками сверкает от счастья. Если буду смотреть на него больше минуты, меня стошнит.

– Каролина, тебе особенное задание. Милена, у тебя есть шанс исправить свою оценку за этот урок. Эля, можешь поменяться местами с Миленой?

Кудрявая девушка рядом со мной встаёт, и Милена садится на её место с недовольным лицом. В мой нос ударяет запах её сладких духов, и я морщусь.

– Мы будем работать вместе с ней? – спрашиваю довольно сдержанно.

– Да. И не против друг друга. Заодно, – загадочно говорит мистер Фракс.

Все ученики, включая меня с Миленой, удивлённо переглядываются.

– Недавно мы прошли самогипноз, – продолжает гипнотизёр. – Так вот, Милена и Каролина, ваша задача использовать его, а затем войти в транс друг друга. Другими словами… поменяться разумом.

– Такое возможно? – удивлённо восклицает Эмма.

– Это большая редкость и достаточно сложно, но да, возможно. Такая разновидность гипноза не считается официальной, её использовали очень давно в сфере… Ну, её использовали очень давно.

– И как нам это сделать? – озадаченно спрашивает Милена.

– Ну, у вас есть время до следующего занятия, чтобы подумать.

Я растерянно молчу. После занятия подхожу к мистеру Фраксу.

– Это что, наказание? – хмурюсь я.

– Почему же? – улыбается тот. – Вовсе нет. Я уверен, вы справитесь. По крайней мере, ты точно, – шёпотом добавляет он и подмигивает.

– Но я не знаю, как это делать, – обречённо говорю я.

– Для начала вам стоит узнать друг друга получше, – смеётся мистер Фракс, будто это смешно.

– Я поняла. Это глупый план, чтобы мы с ней подружились.

– О, ты меня раскусила, – ещё веселее смеётся тот.

Я цокаю языком и скрещиваю руки на груди.

– Но это невозможно. Мы с ней соперницы.

– А я считаю, что возможно. Знаешь, у вас много общего. Вы обе… очень рассудительны. Только проявляется это по-разному. – Он видит моё недовольное лицо и игриво толкает локтем. – Ладно тебе, Каролина. Кто знает, как некоторые люди сыграют в твоей жизни.

…каждая клеточка тела будто бы превращается в лёд. Естественно, этот холод – всего лишь иллюзия, но я не отгоняю её, хочу замёрзнуть так сильно, чтобы не чувствовать ни одной части своего тела. Замёрзнуть так, как замёрзла душа. Не чувствовать ничего.

Снежинки мягко падают на лицо. Но их слишком много, вокруг бушует метель. Я лежу ещё какое-то время, а затем поднимаюсь на едва сгибающиеся ноги и отряхиваюсь.

Поворачиваю голову – и вовремя, лопата уже возвышается надо мной, готовая вот-вот нанести удар. Я даже не вздрагиваю, и это озадачивает человека, покушающегося на меня. Правда, трудно назвать нечто, стоящее передо мной, человеком – он укутан во множество слоёв одежды и выглядит как большой йети.

Лицо скрыто сползающей тёплой шапкой и толстым шарфом.

– Ты бы опустил это, – указываю пальцем на лопату, всё ещё возвышающуюся надо мной. Человек едва заметно вздрагивает – всё ещё не понимает, почему я не боюсь.

– Кто ты? – Глухой голос, пытается звучать угрожающе.

Я хмурюсь. Взмахиваю рукой – лопата осыпается чёрным песком, окрашивает белоснежный снег.

– Я же сказала, чтобы ты это опустил, – сдержанно говорю.

Но, к моему удивлению, всё это не производит никакого впечатления на моего собеседника. Наоборот, вся его озадаченность внезапно исчезает, и он спокойно произносит:

– Не ожидал, что герою из пророчества не хватает манер.

На секунду замираю.

– Откуда ты знаешь, кто я? – хмуро спрашиваю.

Но он не отвечает, снимает самую верхнюю свою куртку и протягивает мне. Я мотаю головой:

– Нет. Я не чувствую холода.

Тот пожимает плечами и накидывает куртку обратно. Рукой показывает – следуй за мной. Оборачивается и направляется к какой-то пещере. Я, не зная, что ещё делать, послушно иду за ним. Заходим в огромную пещеру, идём в темноте; снаружи слышны завывания ветра.

– Что это за место? – спрашиваю холодно. Но он не отвечает.

Стараюсь не отставать, и вскоре появляются первые факелы, освещающие каменный проход. Мы выходим в большое пространство, полностью состоящее из льда. Свет исходит от ледяного потолка, пускающего странные блики и лучи, источник которых непонятен.

– Если тебе надо отдохнуть, – приглушённым, но басистым голосом произносит человек, – можешь сделать это здесь.

В углу лежат спальный мешок и еда.

– Мне не нужна еда и сон, – хмурюсь. – Я хочу знать, где я нахожусь и что мне делать дальше.

Тот вздыхает, слегка спускает свой шарф, и я вижу его зелёные миндалевидные глаза и густые тёмные брови.

– Нельзя так быстро, – возражает он. – Мне сказали, что тебе надо отдохнуть.

– Кто сказал? – допытываюсь я.

– Я не любитель много говорить, – сообщает очевидное. – Обсудим всё за завтраком.

Его лицо внезапно начинает расплываться, в моих глазах темнеет – зажмуриваюсь и слышу выстрел…

…я открываю глаза в своей комнате сумасшедшей, стараясь сфокусироваться на тёмных пятнах, пляшущих передо мной. Тёмными пятнами оказываются две девушки, вцепившиеся в друг друга. Не просто две девушки, нет, – это Милена и Эмма.

И выстрел, который я слышала, исходил от пистолета, находившегося в руках у Эммы. Я вскакиваю на ватные ноги в то время, пока Милена отчаянно пытается вырвать оружие. К счастью, выстрел был направлен в потолок – об этом свидетельствует чёрная дыра наверху.

Милена выглядит не раненной, однако очень потрёпанной. Я наваливаюсь на них, разъединяя. Эмма под гипнозом – это очевидно по её машинальным не останавливающимися движениям, по безэмоциональному лицу и по ударам, которые она никогда бы не нанесла Милене.

Я толкаю Эмму со всей силы, и она отшатывается, роняя пистолет. Он откатывается в сторону. Эмма направляется за ним, но Милена хватает её за волосы, тянет назад и замахивается, чтобы ударить.

Я поднимаю пистолет и стреляю в потолок.

– Прекратите, – выговариваю я.

Они отскакивают друг от друга и стоят, уставившиеся на меня, лохматые и измученные, с царапинами на лицах. Обе тяжело дышат.

– Одно движение – и я выстрелю, – произношу я медленно. – В обеих.

Милена, прежде светящаяся от радости, что я пришла в себя, тут же мрачнеет и хмурится в недоумении. Эмма никак не реагирует.

– Каролина? – озадаченно выдыхает Милена. – Что это значит?

– Стой смирно – вот, что это значит, – отзываюсь я сухо.

– Но…

Я слышу обиду в её голосе, и мне становится тошно, но мороз в душе побеждает.

– Помолчи. Эмма под гипнозом, и мне нужно подумать, как его снять. Вы так друг друга убить можете.

Эмма стоит в позе готовившего нападение зверя, её растрёпанные русые волосы до плеч приносят виду ещё большую дикость. Направляю пистолет на неё и, прищурившись, рассматриваю. На ней коричневый комбинезон с лямками и длинными узкими штанинами, на ногах тёмные кожаные сапоги.

– Милена, держи её сзади! – командую я, обернувшись к девушке.

Она действует на удивление быстро, должно быть, сильно разгорячилась от всех этих драк. Хватает не успевшую оклематься Эмму сзади, сдавливает кисти. Та продолжает брыкаться, но Милена держит крепко – пот скатывается с её лба от напряжения.

– Не отпускай, – чеканю я и смотрю на кровать.

Фракс всё ещё без сознания, только выглядит уже не таким бледным. Подбегаю к нему, залезаю в карман фиолетового пиджака. Бинго! Он не изменяет привычкам, хранит цепочные часы для гипноза в том же месте. Встаю перед старающейся вырваться Эммой и протягиваю руку с повисшими часами перед её лицом.

– Слушай внимательно, Эмма, – покачиваю часами из стороны в сторону, – ты там, где тихо и спокойно. Ничто не нарушает твой покой. – Девушка замедляется, перестаёт брыкаться, наблюдая за часами. – Тихо и спокойно. Тебе хочется спать. – Ресницы её подрагивают. – Никто не угрожает тебе. Никто не трогает тебя. Никого вокруг – только ты и тишина, твои глаза слипаются.

Влево-вправо, влево-вправо. Часы летают из стороны в сторону, и глаза Эммы жадно следят за ними, пока не начинают устало закрываться.

– Молодец, – улыбаюсь. – Здесь так тихо и спокойно. Ты закроешь глаза, а когда я хлопну в ладоши, придёшь в себя. Насчёт три. – Эмма обмякает в руках Милены. – Раз. – Ресницы дрожат. – Два. – Голова склоняется вниз. – Три. – Я хлопаю в ладоши.

Эмма громко вскрикивает и распахивает глаза.

– Что? Где я? – Она лихорадочно моргает, стараясь сфокусировать зрение. – Каролина?! Нет! Ты же сошла с ума!

– Ой, как грубо, – неловко морщится Милена, с опаской глядя на меня.

Я молча отворачиваюсь. Кладу часы обратно в карман Фракса – его вещи мне не нужны. Бросаю пистолет на пол. Эмма испуганно наблюдает за мной и не слушает Милену, которая пытается объяснить ей, что «Каролина не сошла с ума, она просто притворялась, чтобы убежать».

– Не надо, Милена, – не оборачиваясь, безразлично говорю я. – Она всё равно сейчас ничего не поймёт.

– Как… как я здесь оказалась? – бормочет Эмма, не сводя с меня ошарашенных глаз.

– Хороший вопрос, – я поворачиваюсь и смотрю на Милену. – Как?

– Твоя мама впустила, – хмурится та. Затем мягко касается руки Эммы и обращается к ней: – Эмма, успокойся. Ты в безопасности. Ты ничего не помнишь?

Воздействие Милены удивительно – не зря они, должно быть, были подругами. Когда-то. Эмма обхватывает ладонь Милены, держится за неё, будто за спасательный круг, и хаотично мотает головой.

– И не надо, – сухо встреваю я. – Это нам ничего не даст – я итак всё прекрасно знаю.

– Неужели? – укоризненно смотрит на меня Милена. Не нравится ей мой тон.

– Да, – высокомерно вскидываю голову. – Фракс использовал то упражнение, которое когда-то задал нам с тобой, Милена. Он поменялся с Эммой разумом, только ей не хватило сил, чтобы попасть в его – вот она ничего и не помнит.

– Это всего лишь догадка, – Милена явно не хочет признавать мою правоту.

– Но логичная, верно? И единственная.

– Может, и так, но сейчас она бесполезна. Нужно позаботиться об Эмме. Почему ты ведёшь себя так холодно?

– А вот и нет, – скрещиваю руки на груди.

– А вот и да. Ты думаешь только о себе, как всегда, – ругается она и невольно надувает пухлые губы.

Я хочу возразить, но замолкаю, лишь укоризненно качаю головой. Эмма нас не слушает и не слышит – шмыгает носом, стараясь справиться с дрожащими руками. Ничего не говоря, выхожу из комнаты. Слышу, как Милена возмущённо что-то бубнит мне вслед.

Спускаюсь вниз. В гостиной на диване сидит мама, смотрит в одну точку и глупо улыбается.

– Бедная мама, – вздыхаю. – Лёгкая добыча.

Встаю перед ней и медленно говорю то же самое, что и Эмме, только без помощи часов. Затем хлопаю в ладоши, и она начинает удивлённо моргать.

– Каролина? Я так рада тебя видеть!

Милена с Эммой появляются на лестнице – первая держит последнюю за плечи и помогает в спуске. Закатываю глаза и отворачиваюсь. Мама что-то болтает, но я не вслушиваюсь. Открываю холодильник, беру еду – каждый раз, как прихожу в сознание, живот начинает беспощадно урчать.

Сажусь за барную стойку и уплетаю какие-то бутерброды. Милена с Эммой садятся рядом. Эмма всё ещё выглядит растерянной.

– Не могу поверить, – бормочет. – Не понимаю.

– У неё такой шок, – сочувственно смотрит на неё Милена.

Я молчу – если бы она знала, какая буря творится в моей душе. Впрочем, душа моя уже заморожена, и я не хочу её размораживать. Лучше ничего не чувствовать, чем чувствовать всю эту боль.

«Я ошибся в тебе».

Вздрагиваю, сосредотачиваюсь на бутербродах. Пальцы предательски дрожат, но Милена продолжает гладить Эмму по плечу и не замечает.

– У тебя всё в порядке? – всё же спрашивает она у меня, повернув голову. – Ты спала почти неделю.

– Почти неделю? – поднимаю бровь. – Да уж.

– Тебе казалось, ты проспала меньше? – спрашивает.

Я не отвечаю, лишь пожав плечами. Столько всего случилось, что я не была бы удивлена, если бы проспала месяц.

– Говорят, чем лучше помнишь сон, тем крепче и меньше спал, – говорит Милена, чтобы поддержать разговор, который я, в свою очередь, поддерживать не хочу. – Наверное, ты его плохо помнишь?

Кидаю на неё косой взгляд.

– Есть две проблемы: я помню его отлично и я уверена, что это не сон.

– Ты не хочешь рассказать, что ты там вообще видишь? – осторожно просит она, закусывая губу. – Просто… я не могу найти никаких логичных объяснений происходящему, понимаешь? Объяснений, которые не казались бы сверхъестественными.

– Понимаю. Но, боюсь, других объяснений нет. В любом случае, они займут слишком много времени. Мне надо опять возвращаться.

– Уже?

Вместо ответа встаю и направляюсь к лестнице. Милена вздыхает, берёт Эмму под руку и идёт за мной. На пороге в свою комнату я застываю.

На белоснежной мятой простыне кровати лежат развязанные полоски ткани. Фракс ушёл.

– Боже мой! – восклицает Милена, когда заглядывает в комнату через моё плечо. – Этого не может быть. Он сбежал!

Я молчу, хватаю верёвки с кровати. Смотрю на Милену.

– Он не мог сам их развязать, – прищуриваюсь. – Вы с Эммой оставались здесь какое-то время, когда я ушла.

– Ты думаешь, мы ему помогли?! – ахает Милена.

Я уже собираюсь сказать, что у неё есть какая-то таинственная причина, которая вполне могла бы обернуться против меня, но Эмили вдруг произносит:

– Никто их не развязывал. Они развязались сами.

Я и Милена скептически переводим взгляд на неё, но она спокойно продолжает:

– Посмотрите внимательнее. Они растянуты. Очевидно, он долгое время пытался выбраться из них, растягивал, знал, что они ослабнут. Так и вышло. Ему оказалось совсем не сложно выпутаться из них.

– А ведь правда, – испуганно бормочет Милена, тоже замечая растянутость ткани.

Задумчиво смотрю на белые полоски своей старой сорочки на своих ладонях. Затем, облизнув пересохшие губы, тихо произношу:

– Он всё это время мог вернуться в своё тело. Он мог быть в сознании.

Милена громко сглатывает, нервно теребя пальцами подол своего платья.

– Боже мой, – шепчет она. – Я дура. Как я могла не заметить, что он приходил в себя?

– Нет, – сжимаю ткань в кулак. – Это я дура. – Кидаю её обратно на кровать и сажусь на пол. – Мне нужно как можно скорее вернуться. Раз он пошёл на такой шаг, это значит только одно – я продолжаю идти по верному пути.

– Но что нам делать? – выдыхает Милена тихо, будто бы едва дышит.

– Сначала поищите Фракса – он не мог уйти далеко. Если на улице не найдёте, посмотрите в доме, вдруг он спрятался где-то здесь. Но вряд ли, так что просто приходите в себя и ждите меня. Следите, чтобы мама не пускала кого попало. Она там всё ещё не может оклематься.

– Ладно. – Милена смотрит на меня сверкающими от пережитых эмоций карими глазами. – Удачи тебе. – Слабо улыбается. – Не знаю, для чего ты всё это делаешь, что видишь там, в своих снах, но это влияет на тебя очень сильно, Каролина. Будь осторожна.

Я равнодушно киваю в ответ и закрываю глаза. Она совершенно не понимает, через что я прохожу в этих злосчастных «снах».

Глава 2

Снежный человек приходит ко мне, как только я открываю глаза, и просто приветственно кивает.

– Была тяжёлая ночь, – глухо произносит он, его лицо снова закрыто шарфом.

Я ничего не отвечаю и жду продолжения. Ему явно не нравится, что приходится вести диалог самому. Шапки на нём нет, видны отросшие грязные волосы чёрного цвета, который после шампуня вполне мог бы стать русым.

– У тебя ледяные глаза, – вдруг задумчиво говорит он. – Голубые. И холодные.

Я поднимаю бровь, продолжаю молчать. Тот мотает головой, будто приходя в себя.

– Завтрак, – сухо сообщает он, поворачивается и жестом показывает идти за ним.

Вздыхаю и послушно встаю.

– Завтрак – не банально ли? – безразлично бросаю я, плетясь за ним.

– Не для гор, – не оборачиваясь, мрачно отзывается он. – Как твоё имя?

– Каролина.

– Закар.

Имя подходит.

Мы выходим в ещё одно сделанное из льда помещение, но здесь посередине располагаются деревянные стол и стулья, которые очень выделяются на фоне всего ледяного. На столе лежат несколько тарелок с не очень приятным содержимым – в них орехи и какие-то мёртвые насекомые.

– Ты же не?.. – вырывается у меня, но тот уже усаживается за стол.

Берёт одного таракана и без колебаний кидает его в рот. Меня мутит, когда он начинает хрустеть.

– Это очень питательно, – сообщает тот, дожевав. – Еда как еда.

– Да, для гор, – сажусь и отодвигаю тарелку от себя. – Я не голодна, – сглотнув подкативший комок, выговариваю.

Внезапно замечаю искорки смеха в зелёных глазах, когда он смотрит на меня и видит, как я морщусь, боязливо смотря на тарелку.

– Хотя бы орех? – предлагает. – Знаешь, как тяжело добыть здесь хоть какую-то еду?

– Не представляю, – вздыхаю. – Понимаю твоё желание принять меня как почтенного гостя, но, повторяю, я не голодна.

Его плечи разочарованно опускаются, глаза грустнеют. Он берёт ещё одного таракана и, ничего не говоря, ест сам. Тишина. Я вздыхаю, хватаю орех и кидаю его в рот. Стараюсь его раскусить, но он очень твёрдый. Наконец, распадается на не менее твёрдые части, которые я, чтобы не мучиться с ними, решаю проглотить.

– Как я объелась, – драматично произношу. – Ничего больше съесть не могу.

Внезапно я вижу, что снежный человек едва сдерживает смех, и хмурюсь.

– Что такого смешного? – сдержанно спрашиваю.

– Орехи, – выдавливает тот, пряча улыбку в кулак.

– И?

– Их надо было чистить.

Я замираю, и у него вырывается смешок, который он быстро превращает в кашель.