Читать книгу Каминг-аут, или Как я полюбила женщину - Екатерина Дмитриевна Жилкова - Страница 1

Часть I. Воспоминания. Киев, 2021

Помнишь, как в детстве мы воображали, что имеем какие-то сверхспособности: левитировать, читать мысли, быть невидимыми. Мне же всегда хотелось быть “на короткой ноге” со временем. Как сказал старина Герберт Уэллс: “Машина времени есть практически у каждого из нас. То, что переносит нас в будущее – мечты, в прошлое – воспоминания”. Звучит неплохо и в этом есть что-то мотивирующее, одновременно теплое и приятное, словно кто-то укутал словами, как в плед и дал угоститься горячей кружкой какао. Но я бы поспорила, потому что мне кажется, если хочешь узнать будущее – это про слабость, про заранее застеленную солому, чтобы было не так больно, а если вернуться в прошлое – это сожаление, потому что в прошлое хочется вернуться только тогда, когда хочешь что-то исправить, изменить, но ведь сожалеть ни о чем нельзя. По крайне мере именно об этом говорят классики. С нами все случается тогда, когда должно случаться. Масляное масло, но все же. Как бы клишировано это не прозвучало, но при тех навыках, знаниях, ресурсах, принятые нами решения были самыми верными. А вообще, то, что кажется таким важным сегодня, завтра может не иметь никакого смысла. Но об этом, как правило, вспоминаешь не сразу.

У каждого найдутся в запасе истории из прошлого, которые так или иначе повлияли на то, кем он приходится сегодня. Эти рассказы про переоценку или “черные полосы”. Только когда в нас что-то с хрустом ломается, мы становимся лучшими версиями себя вчерашних. Исключение – малодушные и глупые, не выносящие никакого урока. Уверена и тебе есть, о чем вспомнить.

К чему я это все говорю. По правде, до недавнего времени свои воспоминания, которые изменили всю суть вещей, я старалась забыть. Хотела вычеркнуть те дни, когда было больно, когда ненавидела, а потому сглаживала воспоминания, заставляла верить в другую правду. Подменяла выдуманное на реальное, защищая себя таким образом. Да, это глупость, граничащая с той самой слабостью, но прошу, не думай ничего лишнего, не осуждай и не сочувствуй. Это был мой выбор, решение, которое привело к тому, о чем я говорю сегодня.

Ужасно это признавать, но эти воспоминания связаны с глубокой ненавистью, в первую очередь, к самой себе. Вообще, у глагола “ненавижу” есть свой вес. Порой, он кажется неподъемным, словно прибило бетонной плитой. Как по мне, его произносят в момент полного опустошения. Точнее нет, о нем кричат. Пусть даже не вслух, но внутри так точно. Сильная эмоция, выжигает и не оставляет ничего. В первые минуты, когда все твое нутро отрицает, в порыве гнева, который покрывает твои глаза белой пеленой – бьешь посуду, хлопаешь дверью, зарываешься пальцами в волосы, сжимаешь у самых корней как можно сильнее, чтобы боль физическая заглушала душевную… а тем временем все тело дрожит от отчаяния. Это происходит, когда долго сдерживаешь себя, глушишь, молчишь и сглатываешь. А после все приводит к тому, что вот так сидишь в углу комнаты, покачиваясь из стороны в стороны и, как старая пластинка, произносишь по кругу одну и ту же фразу, умываясь своими собственными слезами: «я ненавижу… ненавижу… ненавижу… ненавижу… как же я ненавижу вас всех… ненавижу… как я же себя ненавижу… ненавижу…».

В последующие дни отходить куда тяжелее. На смену приходит пустота, а за ней и отсутствие желания чего-либо. Ешь по часам, а если забываешь, то не ешь сутками. Апатия. Днями напролет просто лежишь в кровати. Порой вообще не можешь сомкнуть глаз. Долгое время мучает бессонница, а после наступает беспробудный сон. На телефонные звонки не подходишь и не отвечаешь на сообщения. И внутренние диалоги с самим собой заканчиваются на том, что произносишь вслух буквально то, что видишь за окном. Стараешься оставаться в рассудке…

То, о чем я говорю, про ненависть, про опустошение, про нервные срывы… все это пришло не мгновенно. Оно копилось годами. С каждым месяцем, днем, часом становилось только хуже. Я теряла себя и почву под ногами. Я хорошо помню один из таких дней.

Один день из 365

Я лежала на кровати, поглаживая свою собаку, и смотрела, как лучи солнца тянулись от самого небосвода к моему лбу. Чувствовалась подступающая духота, от которой в буквальном смысле некуда было деться.

–Жара. Сэн, скорее всего, к вечеру пойдет дождь. Ты слышишь? Ты будешь мокрой псиной.

Она даже не повернулась. Лежала и смотрела в одну точку, как и я. Тишина в комнате была настолько глухой, что давила и душила. Не было слышно даже нашего дыхания. Я открывала и закрывала глаза в надежде “очнуться”. Мне хотелось, проснуться в каком-то другом месте, при других обстоятельствах.

–Как же хочется сбежать… Сэн, как ты на это смотришь? Не нравится? Ты будешь скучать? Давай тогда уедем вместе? Только ты и я. Я обещаю, мы будем счастливы.

Тонкий запах мокрого ветра в воздухе вскоре принес за собой серые облака. Теперь был отчетливо слышен шелест листьев старого ореха. Я ждала, когда сорвется ливень, чтобы почувствовать долгожданную свежесть и услышать, как капли дождя обвивают те самые листья и мой подоконник…

Часами ранее, я вернулась с работы. На пороге своей съемной убитой квартиры, которую сдавал недавний знакомый, и которая больше походила на пережиток советского коммунального прошлого, я простояла больше обычного, пытаясь прийти в чувство. Мне хотелось провалиться сквозь землю, исчезнуть.

–Привет. Вот я снова дома. Только ты меня ждешь и встречаешь. Как твой день прошел? Я скучала по тебе. Прости, что снова такая. Обещала, но не смогла…

Обняв собаку, я села на пол, опершись об стену. Каждый вдох давался с трудом, словно кто-то крепко сжимал горло руками или опоясывал грудную клетку так, что невозможно было расслабиться.

–Мне кажется, я плачу. Ты видишь их? Мои слезы, ты их видишь? Сэн, как же плохо. Сегодня мне ужасно плохо. Прости меня, я не справилась.

Знаете, какое время в сутках я ненавидела больше всего? Время, когда нужно было возвращаться домой. Но так было не всегда. Дело в том, что, когда ты знаешь, для чего или для кого ты возвращаешься, то дом начинает казаться непобедимым фортом. Бежишь подальше от посторонних, чтобы поскорее оказаться в любящих руках. Когда же форт рушится, на эти руины даже смотреть не хочется, не то, чтобы приходить. Так что, пока я была вне этих стен, мне казалось, что у меня есть шанс начать все заново. Но я шла одной и той же дорогой, зная, что как только поверну ключ в замочной скважине, все продолжится. Изнутри я съедала себя заживо, обвиняя все и вся вокруг. Но виной своих собственных проблем была только я.

Вскоре я начала затормаживаться. Долго стоять под горячим душем и смотреть в пустоту. Также долго пить чай. Долго есть. Долго собираться. И крайне долго засыпать. Создавалось странное чувство, что жизнь протекает в некоем сером, бесцветном куполе, где нет новых лиц, эмоций, чувств. Ничего нет. Пусто.

В ванной, пока я мыла руки, заметила, что в отражении старого, потрескавшегося зеркала было лицо, будто не принадлежащее мне. Я смотрела на себя, но не узнавала. Морщины, уставший вид, тусклая кожа, поникший взгляд. Больше не было прежних ярких и счастливых глаз. Они были до ужаса чужими, пустыми, налитыми кровью, отчаянием и злобой. Словно кто-то пустил газ в легкие. И я начала говорить вслух. Нет, не я. Она, моя прежняя я, моя душа обращалась ко мне.

–Не отворачивая головы, всмотрись в свое тело, увидь все нажитые морщины, разгляди седину в волосах. Постой еще немного, подойди ближе и взгляни в свои глаза как можно глубже, пока не увидишь другого человека. Это я. Глубоко вдохни, выдохни. А вот теперь здравствуй. Да, это я в твоем теле. Мы с тобой лучше всех знаем свои недостатки, правда? Но помимо них есть и хорошее, согласись. Мы с тобой такие, какие есть. Мы не одни, я есть у тебя, а ты.... Интересно, кем ты была до меня? Это не имеет смысла. Я знаю, ты через многое прошла и еще больше тебя ждет впереди. Не оглядывайся и не сожалей. Будь тверже в своих убеждениях. Со временем ты постареешь еще больше, но в этом и есть прелесть жизни. Нам с тобой отведено не так много времени. Прошу тебя, живи…

Вечером, после прогулки с собакой, как только дождь закончил лить как из ведра, и перед тем как заснуть, мне нужно было затягиваться плотно скрученным…

–Да, да, Сэн, это – я, большие зрачки, красные белки. Видели бы меня сейчас они, но они ничего не знают. Знаешь, что я говорю, когда слышу вопрос: “Как ты?”, я отвечаю: “Все в порядке, как обычно”. А знаешь почему? Потому что мы с тобой никому не нужны. Не нужны мы и наши проблемы. Мы приходим в этот мир одни и также уходим. Одинокие и никому не нужные. Смирись, как и я.

Там, лежа на кровати и проваливаясь все глубже в мысли после стафа, мне думалось, что мы – люди – израненные, искалеченные взрослые и больные до сумасшествия, словно скитаемся среди полу мрачных улиц в надежде найти луч света, а серый туман продолжает окутывать в свой кокон, слепые и потерянные, опираемся на кирпичную кладку высоток, чтобы продолжать идти. Кричим в душе до изнеможения, чтобы обрести свободу, но никто не слышит. Тишина давит, и голова тяжелеет. В груди все сжимается, и слышен только стук собственного сердца.

Глядя в натяжной синий потолок, в отражении я видела себя, свою собаку, лежащую рядом, и свою обитую деревом комнату, которая была обставлена мебелью, напоминающую дачный стиль, и прохожих на улице, которые мелькала в том самом синем потолке.

–Сэн, ты знала, что люди внутри одиноки, даже если и живут с кем-то. Вот смотри, там, в окнах… Они что-то делают на кухне, а вот там горит только свет телевизора. Интересно, они тоже, как и я несчастны?

Я смотрела в окна соседских квартир и так тоскливо на душе становилось, потому как большая часть из живущих там – израсходованные, в каком-то смысле этого слова. А может такой была только я и от этого таким казалось все вокруг?

–Хорошо, если есть понимающие близкие души рядом, но ведь это такая редкость в наше время. Все так жадно смотрят на других вокруг в поисках принятия. Чтобы кто-то принял их такими, какие есть. Понимаешь? Не покупал кошку в надежде, что когда-то она начнет гавкать, как ты и приносить тапочки в зубах. Не менял, не ломал, не прогибал, не душил. Принимал, слушал и слышал. Нас так много на этом чертовом клочке земли, но вечером, ложась в кровать после горячего душа, который просто необходим, чтобы смыть день – сталкиваемся с чувством проклятого одиночества. Понимаешь? Не у всех есть такая понимающая собака. И пытаясь уснуть, включаем фоновый белый шум, чтобы заглушал надрывающийся внутренний голос, жаждущий высказаться. Знаешь почему, Сэн? Потому что мы слабые. Мы не хотим его слушать, потому как обычно, он окажется прав.