Читать книгу Полина и её отцы - Екатерина Колесникова - Страница 1

Посвящается В. Чтобы ни случилось.

Глава 1. Полина

Сегодня на прием к Дине Алексеевна должна прийти новая клиентка. Со слов девушки ей требовалась помощь психолога, поскольку она не могла самостоятельно справиться с любовной зависимостью и расстаться с человеком, отношения с которым давно изжили себя. Дина Алексеевна, симпатичная блондинка сорока двух лет, одетая в бежевое платье, сидела за столом в своем рабочем кабинете в ожидании Полины – поправляла аккуратные стопочки блокнотов и ровняла по линеечке письменные приборы.

Полина пришла вовремя. Высокая, красивая, с длинными светлыми волосами, яркими синими глазами. Хорошо одета, излучает спокойствие и дружелюбие.

“Сильная девчонка. Привыкла носить маску и показывать всем, что у нее все отлично”, – подумала Дина, вставая из-за стола и приветствуя Полину.

– Располагайтесь на диване, прошу! Здесь есть вода и стаканы. Вот здесь бумажные салфетки. Я рада знакомству, Полина! – улыбнулась психолог.

– Спасибо, Дина Алексеевна! Взаимно! Воды выпью, на улице очень жарко! – Полина налила воды в одноразовый бумажный стакан, на котором был нанесен графический рисунок серым карандашом – аллея в парке.

– Полина, пока мы знакомимся, я хочу сразу сказать, что мы можем перейти на “ты”, когда вы захотите этого. Если вам будет так проще общаться. В этом кабинете нет начальников и подчиненных, мы с вами на равных позициях.

– Спасибо, я привыкну на “ты”, но не сразу! Спасибо, Дина! – вежливо сказала Полина.

Дина Алексеевна села рядом с Полиной на диван и участливо спросила:

– Что привело вас ко мне? Какую проблему вы хотите решить?

– Я где-то прочитала о том, что если проблему называть “тестовой ситуацией”, то ты будешь к ней подсознательно проще относиться! Это так? – Полина склонила голову набок и улыбалась Дине глазами.

– Да, это работает. Термин “тестовая ситуация” действительно используется некоторыми специалистами, и чаще всего теми, кто практикует в психологии генеративный подход.

– Никогда не слышала о таком. Это про регенерацию самого себя своими же силами? – Уточнила Полина.

– У нас у всех достаточно внутренних сил и ресурсов для того, чтобы себя излечить, Полин, поверьте. А задачей консультанта является создание благоприятного поля для этих зеленых всходов.

– Здорово… – Полина посмотрела на стаканчик с нарисованной аллеей. – Мне всегда нравилось рисовать, но я часто не знаю, что хочу изобразить на листке…

Дина увидела в глазах Полины грусть и услышала как ее голос немного стал тише.

– Передо мной стоит такая тестовая ситуация: я не могу разорвать сильно затянувшие меня отношения с мужчиной. Они изжили себя, и очень измучили нас обоих. Но Миша не хочет это произносить вслух, и очень злится когда слышит от меня такие высказывания. Я должна рассказать сначала о нем, или о том как мы познакомились?

– Полин, вы можете начать свой рассказ с любого места, откуда комфортно вам. Если мне будет что-то непонятно, то я тихонечко это буду у вас уточнять по ходу повествования. Если какой-то мой вопрос покажется вам неуместным или просто не захотите на него отвечать, то просто скажите “Стоп”. Это нормально и экологично. Вы не должны причинять себе специально боль. Вам должно быть комфортно. Даже если то, о чем вы пока не готовы говорить, но это является для вас важным, то мы можем всегда вернуться к той теме в любой момент.

Полина отпила еще воды из стакана, задержала взгляд на столе психолога и выдохнув воздух как перед погружением в ледяную воду, сказала, что начнет рассказ о себе с самого детства. “Мне так проще структурировать рассказ!”.

– Мне исполнится этой осенью 35 лет. Я родилась и выросла в Москве. Ходила в самый обычный детский сад, а потом в районную школу на Чистых прудах. У моих родителей я единственный ребенок. Они поженились потому, что мама забеременела. Она не хотела выходить замуж за моего папу, ее заставили это сделать мои бабушка и дедушка. Ну и папа – он не отказывался от меня, и пришел просить руку и сердце у родственников. Мать не хотела. Как она потом сказала, что не любила его. Я не исключаю того, что она какое-то время размышляла делать ли аборт или оставить плод. И я понимаю, что не была желанным, запланированным ребенком. Они поженились и прожили до того момента, как мне исполнилось семь лет. В первый класс меня отвели еще в полном семейном составе. Но предпосылки к их разводу случились намного раньше. Я сколько себя помню, примерно с трех лет, они все время ругались, выясняли отношения и били посуду. Причем посуду били в подъезде – все соседи в глазки смотрели, как мои родители колотили фарфоровый столовый сервиз. Я вот думаю сейчас, Господи, зачем это надо было делать так отчаянно прилюдно?.. – Полина замолчала, в ее глазах стояли слезы.

– Что вы чувствуете сейчас, когда вспоминаете о ссорах родителях, Полина? – Тихо спросила Дина Алексеевна.

– Ужас и страх. Я не понимала из-за чего они ссорятся. Причем отца даже не было слышно, или я так хочу просто думать. В моей памяти только образ громко орущей матери чуть ли не с пеной на губах. Она до сих пор так на все реагирует, что ей не нравится. Вообще не умеет себя в руках держать и контролировать свои эмоции. Только теперь она еще и пьет сильно. – На глазах Полины навернулись слезы.

– Где в теле сейчас эти ужасы и страхи? Можете показать рукой?

– Вот здесь: в животе, в желудке и в горле. Комки, как ежи с длинными иглами. А горло, как я вспоминаю эти скандалы, сразу закладывает, потому что мне и тогда и сейчас хочется кричать от страха и требовать от матери одного, чтобы она прекратила свою драму, театр одного актера и закрыла свой рот!

– Вы испытывали когда-то похожие на эти эмоции, когда с кем-то ссорились? С коллегами или друзьями?

– Я не ссорюсь ТАК громко. Вообще не переношу громких разговоров, повышенных тонов и истеричных ноток. Когда я слышу, что человек сам себя разгоняет, понимаю, что он хочет начать скандал, то просто замолкаю и выхожу из помещения. Или же отворачиваюсь и игнорирую его, пока не успокоится. Не умею и не хочу приводить в чувства истериков. Я брезгую такими людьми. Мне в детстве хватило этих концертов.

– Продолжайте, пожалуйста, Полина, я очень внимательно вас слушаю.

Полина налила еще воды в стакан, погладила себя по локтям и ее передернуло словно от озноба. Выпила и продолжила:

– И вот они развелись. Отец уехал куда-то в другую квартиру. Я не знаю куда. Не знала куда точнее, тогда не знала. Его родители тогда уже умерли, они разбились в автокатастрофе, когда мне было три года. Больше родни у папы не было. Мать его выгнала куда-то, он уехал. Я просто однажды пришла из школы, а его и вещей нет. Спросила у нее, она начала меня отвлекать какими-то встречными вопросами. Я поняла, что случилось то, чего я так боялась. Но не стала расспрашивать, потому что боялась, что опять она будет кричать и обвинять меня в чем-то.

– А вас в чем-то обвиняли, Полин, в детстве, когда вы совсем маленькой были? – психолог писала что-то в блокноте простым карандашом.

– Да, постоянно. Я правда не понимала в чем была виноватой перед ней. Однажды подошла просто к креслу, где она сидела перед телевизором, что-то спросить, она разоралась и влепила мне пощечину. Вот по левой стороне ударила, – Полина приложила ладонь к щеке. – Я расплакалась, отошла от нее и подумала, что вот было бы здорово больше никогда не общаться с ней.

– А сколько вам тогда было лет, помните?

– Лет семь-восемь. Я точно в школу ходила. Потому что после того, как она влепила мне по лицу, я развернулась и пошла в свою комнату, села за тетрадки. Подумала, что если буду изображать из себя прилежную ученицу, то может она успокоится? – Полина начала всхлипывать.

– Полина, можно я возьму вас за руку? – Тихо спросила Дина. Полина протянула сама ладонь и вложила ее в мягкие руки психолога. Рыдания бились в груди. Она выглядела очень подавленной. – Полина, я очень вам сочувствую и понимаю как вам было тяжело. Это слишком для любого человека и подавно для ребенка. Держите меня за руку столько, сколько вам нужно. Мы продолжим тогда, когда вы будете готовы.

Полина плакала, закрыв глаза. Синяя тушь тонкими струйками стекала с ресниц. Губы ее стали ватными, она пыталась что-то сказать, но не получалось. Наконец она немного успокоилась, высвободила руку из ладоней Дины Алексеевны и вытерла лицо салфетками, которые стояли на столике возле дивана.

– Продолжим. Я никому про это не рассказывала раньше. Мне очень больно. Но я понимаю, что здесь ключ к моим вопросам.

– Я слушаю вас, Полина, очень внимательно. Мы можем прерваться в любой момент, если вы посчитаете, что вам нужна пауза. – Сказала психолог.

После того как ушел папа, мать не стала спокойнее. Как-то я подслушала ее разговор с подружкой у нас в кухне. Она жаловалась, что ей трудно без мужчины, а вот где его взять только не знает. Подружка ей какие-то советы давала и обещала поискать в своем окружении свободных мужчин. Фу, это звучит как сводничество, откровенно говоря. Меня передергивает. Я понимаю сейчас, что она настолько была сама себе неинтересна, что боялась остаться одной, наедине с собой. В итоге к нам в квартиру стали наведываться какие-то женихи, не знаю где она их добывала. Но каждый был омерзительнее предыдущего. Один мне все эти яйца шоколадные таскал с сюрпризом… Он был огромный как горилла. Однажды вечером, когда я вышла из своей комнаты, чтобы пойти в кухню, обнаружила его разгуливающего в семейках в нашем коридоре. Мне стало настолько стыдно и страшно, что я моментально вернулась назад и не пошла даже за водой, или за едой, за чем я туда собиралась…

В глазах Полины снова начали собираться слезы. Дина видела насколько тяжело девушке вспоминать свое детство и маминых кавалеров на фоне утраты отца. Но вот Полина справилась с эмоциями и продолжила говорить. Рассказывала она быстро, словно боялась, что если остановится, то уже не сможет продолжать. Отчаянные признания, которые возможно больше никто и не услышит.

– Понимаете, для меня до сих пор это дико! Как можно приводить какого-то чужого мужика в свой дом и тут же оставлять его ночевать, когда у тебя ребенок твой в соседней комнате. В разуме ребенок, который может задавать вопросы, он имеет на это право. Но я не делала этого. Я знала заранее, что ничего вразумительного она мне не ответит, а только лишь начнет таращить глаза и орать, причем бессвязно. Лет с десяти я начала ждать того, что как только еще чуть-чуть подрасту, то сразу же куда-то уеду жить в другое место, чтобы только не с ней. Вы знаете, Дина, мне отчий дом до сих пор в кошмар снится. Правда. Если я понервничаю сильно даже вот по поводу работы, или из-за отношений с Мишей, то мне сразу снится эта квартира, где я росла.

– А что это за сны, Полина. Хотите поговорить о них? – Деликатно уточнила Дина.

Полина сказала, что сны о той квартире – это ее личный ад. И когда все умрут, они попадут куда-то там в свои персональные котлы, а конкретно она – в родительский дом. Бывает, сказала Полина, что эту квартиру во сне затапливало волной. Будто Москва-река вышла из берегов и волной выбило все окна, квартира погружалась в воду. А в материнской комнате была она и отчим Полины – официальный второй мамин муж, за которого та вышла, когда Полине было 12 лет. Еще во сне Полина оказывалась в этой квартире после того, как наяву ей кто-то пытался навязать свою волю, убедить в чем-то или запретить. Иногда в этой квартире ползали огромные змеи и пауки. На вопрос Дины Алексеевны о том, какие она эмоции испытывает когда видит сны о той квартире, Полина отвечала: бесконечный ужас, безысходность, беспомощность, страх, ненависть, отчаяние, желание убежать, спрятаться. Девушка сказала, что всегда после таких снов просыпается в слезах и долго не может успокоиться.

Когда наконец-то мать встретила “свою любовь” – нынешнего моего отчима дядю Эдика, то она на время успокоилась. И они с полгода где-то играли в образцовую семью. Но я уже тогда была достаточно подросшей, мне было 12, и быстро поняла, что эта идиллия долго не продлится. Мать всегда после ухода моего папы обвиняла его в том, что он пил и из-за этого семья развалилась. Сама она не любила раньше алкоголь. Но потом все изменилось. А дядя Эдик на каждое свидание к нам домой приходил с бутылкой водки. Мать радостно суетилась вокруг стола, разносолы готовила. Вот он выпьет рюмку, другую, закусит, разомлеет и начинает разглагольствовать о чем-то там. Я не знаю о чем они говорили. Старалась поменьше в такие моменты дома бывать – уходила гулять с подружками, мне противно было на это смотреть.

– А с вами он контактировал, Полина? Дядя Эдик.

– Да, подлизывался, шоколадки таскал. Пытался о чем-то поговорить. Ну о чем может пьяный незнакомый мужик говорить с девочкой–подростком? О чем? О географии, о группе “Продиджи”, о плеере “Сони”? Я не хотела ни о чем с ним говорить, брезгую пьяными рожами. Мать причем уже тогда начинала губы дуть, если я не шла на контакт. Ей, Дина, надо было срочно новую идеальную семью! – Полина нервно засмеялась и хлопнула ладонью по столику. – А я ломала сценарий! Нежеланный ребенок от прошлого брака с мужчиной, которого она не любила. Не может такой ребенок быть частью новой идеальной семьи, понимаете? – В глазах девушки блестели слезы гнева. Она замолчала на пару минут. Дина не отрывала от нее глаз, смотрела ласково и с сочувствием.

Потом Полина продолжила и рассказала о том, что ее пророчество в итоге сбылось. Семейная идиллия продлилась недолго. Трезвым дядю Эдика она не видела у них дома никогда. Он начал говорить все громче и увереннее, когда они закрывались с матерью в ее комнате, сидя за накрытым столом, и в выступлениях его уже слышались какие-то истеричные нотки. Мать оправдывалась, потом сама повышала голос. И несколько раз дядя Эдик пулей вылетал из их квартиры, едва успев обуться. Мать рыдала в комнате. Полина говорила, что это ее совсем не трогало. Она знала лишь одно, что после таких сцен ей следует сводить общение с матерью к минимуму. Но даже так она все равно получит свою порцию воплей, потому что родительнице необходимо было выместить на ком-то свой гнев. “Она до сих пор ведет себя как ребенок”. Чуть что в слезы, в позу, в драму, у нее все виноваты, она может раскидать вещи, опрокинуть тарелку… “Это все отвратительно. И я так не хочу сама делать. Но стала ловить себя на мысли, что у меня есть порыв что-то рушить, когда Миша не делает так, как хочу я”.

– То, что вы отслеживаете эту мысль и такое желание – очень хорошо, Полина. Значит вы можете себя контролировать и избегать такого поведения. Это так? – Спросила Дина.

– Могу, но иногда мне кажется, что Миша сам прям ждет от меня такой экспрессии. Что и на его языке это означает “бьет тарелки – значит так любит сильно”. Хотя он очень спокойный сам и даже когда мы наших знакомых несдержанных обсуждаем, он очень порицает их поведение. Ну а что от меня хотеть? Я выросла на таких концертах! – Полина как будто встала в защитную позицию и сверкнула глазами.

– Полина, я не осуждаю вас и не нападаю. Напротив, я очень понимаю и сочувствую вам. Это действительно тяжело расти в такой раскаленной обстановке. И вы совершенно верно говорите о том, что поведение матери было для вас примером, который мог стать фундаментом при выстраивании отношений с мужчинами. Но тот факт, что вы сейчас здесь, на этом диване и то, что вы хотите проанализировать свое поведение и изменить некие подходы в общении с людьми – уже говорит о многом. О том, что вы сильная, храбрая, мудрая и рассудительная девушка. Поэтому я не в коем случае вас не осуждаю, а напротив поддерживаю и со своей стороны постараюсь сделать все от меня возможное, чтобы вам помочь.

– Извините меня, Дина. Наверное моя реакция была автоматической – нападение как защита. Мне правда очень больно это все вспоминать и говорить об этом. Но я хочу.

Дина ободряюще погладила Полину по руке и быстро бросила взгляд на часы, которые висели на стене.

– Полина, у нас остается десять минут до конца сессии. Предлагаю еще раз обсудить ваш запрос, понять не видоизменился ли он и наметить план работы на следующую встречу. Да? – Наклонила голову в бок психолог.

– Да, давайте, – всхлипнула Полина. – Запрос не изменился. Он все такой же. Мне нужно найти силы отлепиться от Миши. И понять почему я нахожу из раза в раз мужчин одного с ним типажа. Хотя догадки есть, конечно.

– Я понимаю вас, Полина. Сегодня вы начали с очень важной и болезненной темы для себя. Ваше детство нельзя назвать легким и эмоционально безоблачным. Но я предлагаю вам сделать к следующей нашей встречи небольшое домашнее задание. На первом листке напишите, пожалуйста, о десяти самых ярких и добрых воспоминаниях, связанных с вашей мамой. В возрасте от трех лет до 14, например. А на втором выпишите, пожалуйста, все основные претензии, которые у вас к ней есть на тот период. То есть претензии ребенка, а не сегодняшние. Мы обсудим их и решим как сможем их проработать. Хорошо? – Дина Алексеевна пожала холодную руку Полины.

Глава 2. Марк Анатольевич

– … А потом я пришла к нему в кабинет по какому-то надуманному рабочему вопросу. Села за стол напротив него и стала отчаянно кокетничать. Разговор уже близился к завершению, но я почувствовал кожей, что сейчас подходящее время. Мы одновременно встали, и я как будто направилась к двери, Марк Анатольевич, шагнул ко мне, чтобы проводить. Я сделала вид, что увидела на воротничке его рубашки какое-то пятнышко и дотронулась до него рукой. Он положил свою ладонь на мою руку. Вот так. – Полина изобразила две ладони на своей груди. – И я его каааак поцеловала! – Хохотала она, сидя на диване в кабинете Дины. Девушка исправно посещала консультации уже месяц и у них установился доверительный контакт. Сегодня Полина была одета в тонкий черный шелковый брючный костюм, а зеленые лодочки на ногах были в тон сумке. Полина выглядела спокойнее и счастливее чем тогда, когда она впервые перешагнула порог кабинета Дины Алексеевны. Сейчас, свободно расположившись на диване у психолога, она рассказывала в подробностях про свой роман “с одним из главных мужчин в ее жизни”. Так и сказала.

Марк Анатольевич был самым первым начальником Полины на самой первой ее работе. На предпоследнем курсе института она перевелась на заочное обучение и вышла на работу менеджером в строительную компанию. Ей было 22, а Марку Анатольевичу – 50.

– То есть это была спланированная акция? Ты специально пришла к нему в кабинет, чтобы его поцеловать? А если бы он не позволил этого сделать?

– Ой! Он ходил вокруг меня как пес два месяца. Сразу как я устроилась к ним работать. Мы познакомились на корпоративе. Он меня хотел и не скрывал этого особо. Все тетки в нашем отделе это видели и бесились. Тоже хотели к нему в штаны залезть, чтобы какие-то преференции получить. Но я сразу скажу, что он не был уродом каким-то, а очень даже симпатичным и харизматичным дядечкой, и мне с ним было весело. Да и в конце-концов, я полюбила его очень крепко примерно через полгода где-то. Я скучаю иногда по нему. Он сделал для меня много хорошего. Вот если бы мне такого мужика сейчас, когда у меня мозги на место встают!

С Марком Анатольевичем Полина, с ее собственных слов, закрутила для того, чтобы забыть Сашу, своего однокурсника, с которым не сложились отношения, которых она очень хотела. С Сашей они встречались год, а потом что-то пошло не так…

– И вот я его целую в губы, чувствую, что он отвечает мне тоже и хватает меня за спину, за задницу. Я прижимаюсь к нему, ну надо же было проверить – встал, не встал? – Полина хохочет еще громче. – Не встал, но шевеления есть! Ну, думаю, надо тяжелую артиллерию применять. Говорю ему, чтобы закрыл дверь изнутри. Пока он там возился с замком, я села на диван, сняла блузку. Отсосала ему, о, встал! Ну и потом у нас случился секс прямо на его рабочем столе. Слабенький он, конечно. Долго не продержался, я почти не почувствовала ничего!

– Ну а конечная цель этого плана твоего какая была? Просто убедиться в том, что тебя хочет начальник? – Аккуратно уточнила психолог. В своем кабинете она слышала и не такие красочные рассказы, так что описание секса в рабочем кабинете ее не смутили.

– Ну, Дин! Мне надо было забыть Сашу, это раз. Два: мне нужен был какой-то мужчина интересный, а Марк правда интересный. Я точно знаю, что он до сих пор жив и здоров, кстати. Он старше меня на 28 лет. Сколько ему сейчас? 63 года! На пенсии уже давно, живет в Греции где-то, сангрию попивает, я об этом от общих знакомых слышала.

С Марком Анатольевичем Полина состояла в служебно-романтических отношениях больше двух лет. Все желанные преференции, включая пользование служебным автомобилем и водителем начальника она получила сразу же после того, как буквально совратила его в собственном кабинете. Марк не был жадным, он старался для нее, говорила Полина. Поздравлял со всеми праздниками: и повышенной премией, и дорогими подарками. Однажды подарил норковую шубу. “Бабы в отделе чуть не повесились от зависти!”.

– Большое видится издалека! – Глубокомысленно изрекла Полина. – Я почему-то тогда в двадцать считала, что его надо затрахивать до полусмерти, чтобы он в мою любовь верил и доверял мне. Он реально еле сползал с меня, были случаи. А теперь я понимаю, что с ним надо было наверное больше разговаривать. Но о чем мне тогда было с ним разговаривать? У нас огромная разница в возрасте. Я понимала, что у меня вообще другой круг интересов, а про одну работу говорить – скучно. Вот я и старалась его удивлять. И удовлетворять. Где мы с ним только не трахались, в служебной машине – это самый простой вариант. Кстати, вот знаешь, есть у меня такой вопрос на подумать. Он про мои кое какие сексуальные предпочтения, которые сформировались благодаря отчасти Марку Анатольевичу. Мы можем поговорить про секс?

– Можем. Мы о нем уже говорим. – Кивнула Дина. – Тебя что-то беспокоит?

– Был случай. Однажды Марк заболел и попал в стационар. Я приехала к нему в Филатовскую больницу, привезла какие-то вкусности и мужской глянцевый журнал. Ну знаешь с такими кричащими заголовками на обложке: “Семь способов испытать более яркий оргазм!” и “В чем уступает Лада Мерседесу?”. А на последней странице пять способов лечения простатита и кроссворд. Короче! Через пару недель Марк вышел на работу и буквально затащил меня в свой кабинет, так соскучился. Мы обычно занимались с ним сексом стоя около его рабочего стола, он меня нагибал и давай. И в этот раз тоже так было, но потом в разгар, так сказать, действа, он без предупреждения засунул член мне в задницу. А у меня не было такого опыта до этого. Глаза чуть не выпрыгнули! Я губу закусила, терплю, он там что-то тыкается. И в это время ручку кабинета начал кто-то дергать снаружи. Марк начал орать, не вынимая из меня, что-то матом, а мне и больно, и смешно. Он кончил, вынул, я чувствую у меня прям кровь бежит по ногам. Жесть, вообще! Но я так запомнила эти эмоции! Они меня будоражат до сих пор! Он потом мне весь день писал извинительные сообщения и спрашивал как я! – Полина смеялась в голос, а глаза у нее блестели. – Как я? С порванной задницей! Думаю, надо премию просить!

– Ну, а что тебя конкретно в этой ситуации взволновало? Что ты чувствовала в итоге?

– Физическую боль сначала, но у меня был эмоциональный подъем. Такое ощущение, что он пока в больнице лежал и читал этот мужской журнал, строил грандиозные планы о том, как будет меня трахать по возвращению на работу. Может там была статья на тему “Как уговорить девушку на анальный секс?”

– Вряд ли редактор советовал просто засовывать в девушку член без предупреждения и смазки, Полин! Это уже его интерпретации скорее! – Рассмеялась Дина в ответ. – А что еще тебя беспокоит? Ты говорила о сформированных благодаря ему вкусах.

– Ну я потом полюбила анальный секс, потому что. Меня это заводит. Как грязные сценки из порнушки: начальник и секретарша! Это прикольно. Я потом уже другим мужчинам, которых прям сильно хотела, в постели сама предлагала. Кто-то просто говорил, что не любитель, а кто-то соглашался. Мне было здорово!

– Если тебе это нравится, то почему беспокоит?

– Ну это означает, что я подсознательно приветствую насилие и жду что меня изнасилуют? Провоцирую это? Тем более в такой извращенной форме?

– Полин, сексуальные предпочтения – дело индивидуальное. Главное, чтобы оба партнера были совершеннолетние, дееспособные и соглашались на это добровольно. Твой первый анальный секс с Марком сопровождался яркими эмоциями для тебя, для него. Вы скучали друг по другу, были на взводе. Явную перчинку привносили факт соития на рабочем месте и возможность того, что вас могут застукать. В дверь стучали, ты говоришь, было весело и остро. Потом он проявлял заботу о тебе, писал сообщения, тебе это нравилось, ты думала как это можно обратить с пользой для себя. Так ведь? Здесь для тебя сложилось бинго: во-первых, первый такой сексуальный опыт, оставим за скобками то, что твой Марк не озаботился твоими ощущениями и не принял в расчет то, что тебе будет больно; во-вторых, этот опыт был подкреплен раскаленной эмоциональной обстановкой, это якорит. А в таких случаях и финал бывает гораздо ярче, нежели например, если вы просто в кровати так сделали. Ты же потом предлагала другим мужчинам повторить это для того, чтобы такие же эмоции испытать? А получалось?

– Нет, это скучно было. Иногда больновато. А что сказал бы старина Фрейд на это?

– Ты имеешь в виду его учение о стадиях развития личности? Анальную стадию?

– Ну, да. Какое-то объяснение хочу для себя получить.

– Анальная стадия развития здесь не причем в твоем случае. У тебя скорее желание подчиняться по полной программе какому-то сильному мужчине и потребность ему доверять. Если ты видишь в ком-то самца со своей точки зрения, то ты хочешь ему принадлежать. Ведь анальный секс – это прям сильно про доверие. Ну а если копнуть глубже чуть в другом направлении и сосредоточиться на природе возникновения садомазохистической природе твоей сексуальности, то здесь мы возвращаемся опять прямиком в детство. Ребенок привязан к значимому взрослому, даже если тот делает ему больно. И получается прочная логическая цепочка в бессознательном: любовь неразрывно связана с унижением и болью. А Марк Анатольевич для тебя был значимым взрослым. Согласна со мной?

– Да. Про доверие и про подчинение. И ты права, не каждому хочется же так подчиняться и не каждому будешь так доверять. Марк Анатольевич был значимым взрослым! Мне нравилось быть ведомой им и ему хотелось подчиняться. – Полина загрустила.

– Ты потухла. О чем думаешь? – Спросила Дина Алексеевна.

– Полина сказала, что может быть надо было дожать Марка и выйти за него замуж тогда десять лет назад. В нем зрела эта мысль, сказала девушка. У Полины была беременность от него, но она закончилась выкидышем на раннем сроке. Марк Анатольевич очень ругал себя за это и страдал. Спрашивал хочет ли Полина ребенка от него в дальнейшем.