Читать книгу Кто играет в человечков? - Екатерина Николаевна Широкова - Страница 1

Для Лёхи это был первый обход незачищенных территорий и он старался во всём походить на старшего по прозвищу Говорун, давно уже ставшего в некотором роде легендой. Ходили слухи, до сих пор никем не опровергнутые, что Говорун был одним из тех немногих, кто выжил при первых открытых столкновениях, когда это казалось делом решительно невозможным и народ лишь прятался по норам, дожидаясь неизбежного и быстрого конца.

Говорун с легкостью перешагивал через завалившиеся веером столбы, не опасаясь размотанных обрывков проводов – света здесь не видали уже года два или три, да и дизель найти было невозможно, кроме как на сохранившихся заводах. Когда Говорун остановился и предупредительно поднял ладонь, Лёха послушно окаменел, перестал дышать и вылупился во все глаза, надеясь самостоятельно определить, что именно заинтересовало ведущего. Одинаковые обрубки многоэтажек, заваленные битым кирпичом и прочим выцветшим на солнце мусором, оставшимся от беззаботной городской жизни, выглядели как братья-близнецы: слепые и подкопчённые окна и никаких признаков людей или этих чудищ, но он продолжал скользить по округе самым серьёзным взглядом.

Нет, всё-таки ничего.

После паузы Говорун опустил руку и коротко кивнул, давая команду продолжить движение, а Лёха незаметно, но всё-таки очень шумно набрал полную грудь воздуха, расслабляя мышцы.

– Можно вопрос? – Лёха покосился на ведущего, оценивая его настрой.

– Валяй, – разрешил Говорун.

– А как вы их различаете? В смысле, они же в точности такие же, как мы.

– Да так тебе сказать… Сам увидишь. Не дрейфь, Лёша, ты отлично всему научишься. Главное, не вздумай сразу копыта отбросить, хорошо? Обвыкай пока.

Лёха насупился – чувствовать себя бесполезным довеском ему не нравилось, но и жаловаться тоже глупо, ведь его взяли в такую двойку, о какой он неделю назад и мечтать не мог, но детскую обиду это не отменяло.

– У тебя братья-сёстры малые есть? – невпопад спросил Говорун, ныряя в разбитую надвое секцию забора.

– Были, – отрывисто бросил Лёха, отчаянно надеясь, что застрявший в горле ком не превратится в ставшие нынче слишком обыденными слёзы. Он точно знал, что у Говоруна не осталось никого, а расспрашивать подробности не принято, так что болезненного продолжения разговора наверняка удастся избежать.

– Ясно. Тогда просто будь внимателен с малышнёй.

Лёха хотел переспросить насчёт детей и к чему был вопрос, но Говорун упал на землю и откатился под прикрытие цоколя, а повторивший манёвр ведомый ощутимо разбил коленку. Из полуподвала напротив тянуло каким-то нездоровым варевом – одичавшие животные не смогли бы воспроизвести этот запах, что обозначало, что они наткнулись на выживших. Или на других.

Говорун щёлкнул затвором и сделал знак занять позицию у двери, а сам объявил, почти не повышая голоса:

– А ну вылезай сейчас же!

Там зашуршали, а из дыры высунулась грязная женская голова и глупо пролепетала:

– Вы кто?

– Свои, – рявкнул Говорун.

– Ребята, ну наконец-то! А я уж думала, никогда вас не дождёмся.

– Сколько вас?

– Я и вот муж мой ещё здесь. И наши дети.

Было слышно, как двигают тяжёлое и натужно скрипят пружины, а потом дверь распахнулась и в проёме возник тщедушный мужичок с замотанной тряпьём щекой и демонстративно открытыми ладонями.

– Заходите, смотрите всё! Мы в порядке, честно. Давно не встречали людей, отвыкли.

Внутри заурядно – тёплые вещи, жалкие остатки утвари и хроническое отсутствие припасов. Женщина суетливо рассовывала валяющиеся в полумраке вещи, придавая уют перед незваными гостями и не переставая улыбаться, а Лёха с горечью заключил, насколько это нелепо – воображать себя в том, ушедшем мире, где можно было зайти на огонёк, не опасаясь подвоха, и переживать о пыли по углам.

Говорун медленно осматривал помещение, не убирая прицел с взволнованной хозяйки, а Лёха держал на мышке тощего. Из глубины разом встали несколько детских фигур, смотрящих настороженно и без заискивания. Видок у них был такой, словно они не ели много дней подряд и вряд ли мылись за последние месяцы.

– А у вас есть что-нибудь съестное? Что угодно. Пожалуйста, – женщина поджала губы, опасаясь мгновенного отказа, но Говорун опустил пушку и сбросил с плеча рюкзак, доставая консервы.

– Нож у вас есть? – скупо уточнил ведущий, пока Лёха отступал к коридору, чудом сохранившемуся под полуразрушенным зданием. Женщина горячо благодарила, а её супруг молчал, с нескрываемым подозрением изучая ведомого.

За прибитым к балке верблюжьим одеялом нашлась крохотная каморка, получившаяся между огромной грудой бетона от провалившегося с нескольких этажей потолка и оставшейся невредимой несущей стеной. На расчищенной и относительно ровной поверхности расстелили ковёр, на котором сидела чумазая девочка лет четырёх и перебирала игрушки около керосиновой лампы, наградив беглым взглядом Лёху в полной экипировке и с оружием.

В их мире дети не тратили горючее на чепуху и шарахались от незнакомцев, используя любые лазейки, недоступные взрослым – шныряли по узким вентиляционным шахтам или ускользали по почти сорванным карнизам, а эта девчонка преспокойно устроилась на когда-то дорогом и красивом восточном ковре и играла в куклы, продолжая беззвучно мурлыкать песенку и складывать в идеально ровный круг длинноногих красоток с осиной талией и надменными нарисованными глазами.

– Ты почему тут сидишь, а не с остальными? – Лёха проверил все закутки и вернулся к малышке, бархатистыми ресницы и острыми скулами напоминающую его самую младшую сестру, исчезнувшую полгода назад при последней в их районе массовой атаке чудищ.

– Они вас боятся.

– А ты не боишься?

– Нет, – девочка оторвалась от своих кукол и лениво поправила колготки.

– А твои… подружки, они тоже такие смелые, как и ты? – Лёха ткнул дулом в крайнюю, с чуть оплавленными башмаками, и резво отдёрнул ствол, осознав, что творит.

– Им уже не надо бояться, – глубокомысленно объяснила девочка и сладко зевнула, сворачиваясь в клубок прямо на полу.

Она не выглядела настолько же худой, как остальные, но торчащие из ворота великоватого свитера ключицы вызвали в Лёхе желание укутать её потеплее и он ещё разок осмотрелся, чтобы найти плед или подходящую верхнюю одежду. Девочка следила за ним сквозь ресницы и вдруг сонно пробормотала:

– Вон там, – махнув в сторону картонной коробки из-под принтера. Оттуда торчали корешки красочных детских изданий, настоящее богатство, уцелевшее в огне, – выбери одну. С добрыми картинками. Без чудищ. Хочу посмотреть.

– Видела их? – Лёха вытянул первую попавшуюся, невинную азбуку, и подал, избегая прикасаться к её пальцам.

– Издалека. Они не такие уж и страшные.

– Это только издалека, – уверил Лёха и почему-то подумал, что было бы здорово прилечь на ковёр, чтобы вздремнуть немного. Девочка уже сопела, забавно притворяясь спящей, и уронила предложенную книгу, а Лёха поставил оружие рядом с коробкой, чтобы прикорнуть буквально минутку. Нужно только выключить свет, чтобы беречь керосин…

Гулкие шаги смутили течение совсем вялых мыслей и уютно висящее одеяло отъехало, принося в тесную каморку плечистого Говоруна, задевающего макушкой трубу бывшей теплотрассы. Он выстрелил одновременно с тем, как девочка перестала притворяться человеком и хищно выпустила из очаровательной и фальшивой оболочки, помутневшей в свете лампы, множественные тонкие щупальца, нацеленные на Лёху.

У Лёхи ужасно загудело в ушах и он часто заморгал, цепляясь за ускользающую реальность и с усилием разлепляя веки. Морок спал, когда поверх свитера проступили следы от метких попаданий, и Лёха сгруппировался, готовясь отражать нападение остальной семьи, не замедлившее себя ждать.

Чудища считали, что загнали их в ловушку, и наваливались толпой, переплетая щупальца в один общий букет, норовящий лизнуть открытую кожу, а Говорун хладнокровно снимал их одного за другим, умудряясь ещё волноваться за Лёху и кинув ему на всякий пожарный разодранный зубами комплект первой помощи, так и не тронутый бойцом.

– Да всё в порядке, в порядке, – твердил Лёха, когда они закончили с чудищами и Говорун задрал рукав, чтобы осмотреть место предполагаемого контакта. Там и правда не было ни покраснения, ни царапин, и Говорун одобрительно пригвоздил Лёху к земле своей тяжёлой лапищей:

– Ну ты молодец, Лёша! Хорошо разобрался с ними.

– Да я не просёк, что это они. Как вы поняли? В смысле, они же нормально вели себя.

Говорун сплюнул и задумчиво сощурился.

– Ты говорил, что у тебя мелкие были, да? Во что они играли в безопасных местах? Во временных убежищах? В машинах?

– Младшая крутила из тряпок чудовищ, я сам раздобыл ей нитки.

– Во-о-о-т! Люди играют в монстров. А теперь смотри, во что играют эти. У них человечки, всегда человечки, которых они методично раскладывают для перерождения. Так они выдают себя. Играют в людей.

Солнце вовсю шпарило сквозь дыру в стене и рывком проснувшийся Рома машинально перекатился в тень, чтобы не припекало затылок, и напряжённо прислушался к стрекоту насекомых. Вроде всё спокойно. Если закрыть глаза и позабыть про ужасно саднящие ладони, то вполне ещё можно было притвориться, что нет никаких охотников и можно прямо сейчас с гоготом сбежать вниз по улице к реке, чтобы искупаться с друзьями. И с Катькой. Мысли о ней казались странно приятными, без примеси постоянной и надоедливой горечи, и Ромка очень отчётливо, в мельчайших деталях представил её чуть загорелое лицо со смеющимися от счастья глазами. Да, именно к ней тянуло особенно.

Рома нашарил на полу флягу и сделал жадный глоток, но чуть не захлебнулся от неожиданности – по видимой через пролом части улицы, прижимаясь к зданию почты и нагнувшись, чтобы быть ниже окон, пробиралась девушка в шляпе. Её движения были прекрасно выверены и напоминали хищника, уже выбравшего добычу и подкрадывающегося поближе, чтобы сделать один точный бросок. Интересный расклад.

Рома вытер рот тыльной стороной ладони и бесшумно поднялся, чтобы не упустить момент, когда незнакомка поравняется с соседним домом и он сможет перехватить её с гарантией. Девушка замерла, как будто почуяла его намерения, и подняла голову, безошибочно остановив свой взгляд прямо на нём. Гигантские солнечные очки закрывали пол-лица, но сомневаться в направлении её внимания не приходилось и Ромка еле-еле справился с порывом отпрянуть, ведь с улицы никак нельзя заметить фигуру в тёмной комнате, щель в повреждённой стене была слишком узкой.

Задержав дыхание, Ромка не без удовольствия оглядел её великолепные формы, с учётом устоявшейся жары вполне доступные для обозрения, и автоматически оценил оружие – а девчонка-ка то воображает себя крепким орешком, судя по арсеналу. Особенно умилили торчащая из высокого ботинка рукоять чего-то острого и грозного и впечатляющий запас магазинов на поясе. Она что, мнит себя охотницей? Неужели жить надоело? Хотя другие, кто предпочитал тупо прятаться, рано или поздно – честно говоря, всегда поздно – понимали, что нужно было бороться, а не ждать. А раз она всё ещё жива – значит, не так уж глупа. Будет жаль, если пропадёт зазря.

Рома покосился на свой объёмистый рюкзак и прикинул, насколько она готова рискнуть ради тех запасов еды, которые он сумел найти в подвале этого дома, брошенного владельцами ещё в самом начале и до сих пор практически не разграбленного, если не считать варварски отломанных досок на фасаде. Может быть, поставить на подоконник несколько консервных банок, чтобы привлечь девчонку? Подкрепиться ей по-любому не помешает.

Пока Рома размышлял, хочет ли он по-доброму или по-плохому разойтись с новой неизвестной переменной в уравнении или вообще вынести её за скобки, девчонка добралась до угла и уверенно скользнула к парадному входу его убежища. Похоже, свободы выбора не будет – она всё решила за него.

Ромка без единого звука перенёс вес тела и вжался в углубление за шкафом. Ручка двери скрипнула и с улицы дохнуло нестерпимым жаром и пряным ветром с примесью чего-то дразнящего.

Поймать девчонку было легко – один быстрый выпад и она с приглушённым криком должна была рухнуть на колени, не успев использовать свои игрушки, но у порога дома та сняла смешные очки и в самый последний миг он наконец смог хорошенько рассмотреть её лицо.

Это была Катька. Его Катька.

Поэтому он чуть смягчил удар и ослабил руки, так что потенциальная пленница получила шанс вывернуться и он теперь с силой прижимал её к себе, блокируя запястья.

По её ошарашенному лицу пробежала волна бешеного, неконтролируемого гнева и она буквально выплюнула ему краткое и однозначное:

– Ты! Какого чёрта! Нет!

Он удивленно задрал брови и обиженно ответил:

– Это же я! – и потянулся обнять Катьку, но получил яростный пинок в голень.

Рома взвыл от боли и чуть не отпустил активно сопротивляющуюся девушку, но инстинктивно увернулся от следующего выпада и жёстко встряхнул брыкающуюся бывшую.

– Я тебя не трону, не трону! – выдохнул в изящное ухо и в один приём уложил её лицом в пол, заботливо целя в валяющийся матрас, а не на покрытый толстым слоем пыли и очевидно твёрдый паркет. Даже не углубляясь во всякие смысловые дебри, Рома категорически не хотел, чтобы она поранилась, и не воспринимал Катьку, как врага. Она просто ошиблась. Запуталась. Поверила во всякую чушь. Всё можно исправить.

– Тогда отпусти, – зашипела Катька и снова попробовала вырваться из цепких объятий. Барышня с характером, сдаваться не в её правилах! За это она ему всегда и нравилась. С детства, сколько он себя помнил.

– Не могу, ты дерёшься, – парировал Рома и на всякий случай придавил коленом хребет, трогательно проступающий под задравшейся майкой. Даже в поверженном состоянии она была красива, как образцовая фурия с плакатов, заманивающих на примитивнейший из боевиков. – А ещё ты очень шумишь и привлекаешь охотников со всего района. Жить надоело, что ли? – повторил вслух вопрос, адресованный ранее самому себе.

Катька крепко выругалась, но примирительно зашептала:

– Ладно, молчу. И чего ты хочешь от меня? Чего медлишь-то?

– Разве не ясно? Надо поговорить. Это же я, Кать. Как ты можешь вот так?

– Издеваешься? – она возмущённо дёрнула шеей и закашлялась.

Рома старательно избегал смотреть на приятные изгибы и длинные голые ноги, весьма чувствительно напоминающие, как давно он был одинок, так что скептически хмыкнул, достал из кармана пластиковые хомутики и бережно стянул на запястьях, сведённых вместе, а потом педантично зафиксировал и лодыжки. По крайней мере, так она не сбежит в ту же секунду, как он отвернётся.

– Нормально, не жмёт? – он медленно убрал колено и с беспокойством склонился над обездвиженной Катькой, от души надеясь, что она не будет слишком злиться из-за элементарной предосторожности. В конце концов, на его месте любой, включая саму гостью, действовал бы так же. Такие уж теперь нравы.

Рома ожидал чего угодно – всплеска ненависти или откровенного презрения, но в Катьке будто что-то щёлкнуло и пылающие гневом глаза вдруг стали абсолютно пустыми и безжизненными. И Рома с досадой признал, что так ещё хуже.

– Я просто хочу убедиться, что ты не наделаешь глупостей, – и совершил первую по-настоящему серьёзную ошибку, позволив себе поддаться порыву и робко коснуться этой удивительно тёплой на ощупь кожи, усеянной бисеринами пота. Оправдать нелепый жест необходимостью было бы невозможно, да и Катька предсказуемо отпрянула, бросив полный недоумения взгляд, несколько смазанный её незавидным положением.

Узнавание обрушилось на Ромку, как таран. Он уже видел у неё похожий взгляд.

Ромка и Катька в компании прочих вчерашних школьников забрались на крышу самого высокого здания их городка и встречали июньский рассвет, бурно фантазируя о будущем, в котором они непременно оказывались все вместе. Катька со смехом прервала поток несусветной чепухи, приложив ладонь к его губам, и рассудительно спросила:

– Вот скажи мне, Ромка, а если бы тебе пришлось выбирать, кого спасать, одного самого любимого человека или всю планету, что бы ты решил? Только честно отвечай, не раздумывай! – и убрала руку, почти не пряча озорную улыбку.

– Я бы тебя выбрал, – без колебаний отрапортовал Ромка и по-хозяйски привлёк её к себе.

– Это он врёт, – уверенно прервал здоровяк с кличкой Булка, вечно увивающийся за Катькой, но вынужденный терпеть Ромкину победу. Когда-то пухлый мальчик, прозябающий на уроках сольфеджио, пока остальные дети гоняли за поле на холмы или на речку, к выпускному заметно окреп и стал всё больше и больше докучать его девушке, – или выбирает неправильно. Надо планету выбирать, Ромео. Иначе она тебя не простит.

Ромка хотел заржать, но Катька вот так же недоуменно оглядела его и одобрительно кивнула Булке.

– Булка дело говорит, дуралей. Если ты будешь размениваться на баб, планета в опасности.

Воспоминание унеслось с сожалением, приправленным неприятным уколом, ведь Булка был прав. Что-то скрипнуло и Рома успел уловить силуэт, мелькнувший в проёме.

Булка выстрелил раньше и Рома захрипел, теряя сознание.

Катька зло посмотрела на ничком упавшее тело и изогнулась, подставляя кисти и помогая Булке срезать с неё путы. Он убрал нож и вопросительно замер, а Катька прикусила губу и вдруг всхлипнула.

– Ты чего? Расстроилась из-за этого? Он тебя трогал? – Булка был похож на великана, хлопочущего над хрупкой девчонкой, но её властный голос разрушил мимолётное впечатление.

– Да не особо, – она выпрямилась с каменной физиономией и отряхнулась, – а ты зачем стрелял? Всех чудищ решил здесь собрать одним махом? Теперь надо валить, а я сто лет планировала заглянуть в наш старый дом, ну и везение.

– Извини, я что, должен был спокойно смотреть, как этот… резвится с тобой?

– Да я контролировала ситуацию! – Катька вспыхнула.

– Ага, я так и подумал сразу, – Булка с пристрастием изучал её, – а ты переживаешь о нём, – не спрашивал, а утверждал с явным укором, – зря ты так.

Вместо возражений Катька проверила у Ромы пульс и в её чертах проступило поистине ослиное упрямство.

– Живой. Возьмём с собой, – она вернула должок, связывая парня его же методом, – подгони машину, а я проверю его вещи.

– С ума сошла?

– Он странно повёл себя, тут что-то нечисто. Надо допросить. И всё равно нам на базу нельзя, – она сделала страшные глаза, – ещё два часа.

– Погоди, ты же сказала «не особо» трогал? Он тебя?..

– Да не в том смысле… Он изобразил приступ старой привязанности ко мне, представляешь? – Булка потемнел и Катька торопливо разрядила обстановку. – Да брось, всё в рамках. Скрутил и повалил. Точка. Но контакт был.

Булка стиснул зубы и резко развернулся, уходя за тачкой, а Катька с чувством прошептала вслед:

– Всё будет хорошо, обещаю.

– Поговорим через два часа, – выдохнул Булка, – и я это уже слышал раньше.

Дверью не хлопнул, конечно, но всё было предельно прозрачно. Ей теперь в убежище путь заказан, рисковать нельзя, пока не проверят статус, а Булка ни за какие коврижки не оставит её одну. Катька поморщилась и заглянула в рюкзак, доверху забитый тушёнкой и прочими изысками, и удовлетворённо потащила находку к выходу.

Когда мотор заурчал в их квартале, Катька уже закончила обрабатывать аккуратные круглые отверстия под ключицей и наскоро перебинтовала плечо. Булка не стал комментировать её деятельность, подхватив бессознательный груз под лопатки и без церемоний засунув Рому в тщательно отгороженную часть автомобиля, а после дав по газам, унося ноги из ставшего крайне опасным района.

Обманчиво безмятежная тишина осталась позади, а они мчали по шоссе с раскиданными по обочинам обгорелым металлическим остовам вперемешку с почти новенькими экземплярами и угрюмо молчали, избегая ненужных обсуждений.

Зарулив на большую многоэтажную стоянку у торгового центра на развилке, Булка вынул ключи из замка зажигания и холодно сообщил Катьке:

– Я проверю периметр и вернусь, а если этот очнётся и скажет что-нибудь полезное, будь добра, не лезь на рожон. Он этого уже не заслуживает, поверь. Я сам прикончу.

Через несколько минут Рома застонал, а Катька вздрогнула и прильнула к стеклу, рассматривая расплывающиеся бурым пятна на его груди:

– Лежи тихо. Я тебя перевязала.

– Где мы? И зачем? И куда делся Булка? Чёрт, он меня подстрелил!

– Отвечай на вопросы. Почему ты не тронул меня? Что тебе было нужно? Это какая-то новая фишка?

– Катя, – с издёвкой протянул Рома, – заметь, ты тоже спасаешь меня. К чему бы это?

У Катьки стал такой безумный вид, словно она вот-вот влепит пощёчину, но потом девушка устало откинулась на сиденье.

– Я хочу понять, что у тебя в голове, чучело.

– Сейчас прозвучало реально обидно. А ты теперь с Булкой, да? И что же вы не упорхнули вдвоём в ближайшую безопасную нору? Там нельзя поиграть в детективов? Или боишься, что рука дрогнет со мной расправляться, и не хочешь палить адресок? – Рома скатился на правый бок, чтобы сподручнее было любоваться её профилем, мягко очерченным в полуденных лучах.

– Не дрогнет, – она демонстративно сняла предохранитель, – и не твоё дело, с кем я.

– Угу. Не с ним, я так понял. Внушает оптимизм.

Катька замешкалась с ответом, а двумя уровнями ниже раздался долгий вой, нечеловеческий и страшный.

А она умелая – шуметь не стала, а очень плавным, тягучим движением открыла дверцу машины и выскользнула наружу, жадно прислушиваясь и выискивая хоть какой-нибудь признак, что там, внизу, ещё осталось, кому помогать. Мучительно тихое эхо отдалённых человеческих шагов сделало Катино лицо ещё более сосредоточенным, а Рома всем своим существом необыкновенно ясно ощутил, что видит её в последний раз, и чуть не задохнулся от ноющей боли в груди. Он вскарабкался по стенке, игнорируя слабость, и громко позвал:

– Выпусти меня!

Катька удалялась, как будто и не слышала.

– Я помогу тебе! Отвлеку их. Там просто голодные тени, они унюхают меня и бросят вас. Просто открой эту дверь и беги, – Рома посерел от натуги.

Катька остановилась и упрямо тряхнула волосами, но уже было поздно – она позволила спасительной идее завладеть ей, пустить корни. И сдалась – в два счёта вернулась и распахнула задние дверцы, освобождая пленника.

Рома приподнялся на локтях и вытолкнул себя на бетонный пол, а Катька попятилась, стараясь держать его на мушке и смотреть под ноги.

– Замри, – властно сказал Рома и Катька удивлённо задрала брови, – бежать уже нельзя.

Там, где бетонное полотно заворачивало на уровень ниже, размеренно переваливались и катились плотные сгустки тьмы, на ярком солнечном свете похожие на фантастических собак. Катька прижалась к столбу и сползла, прицеливаясь по очереди в обоих существ. Ромка с огромным усилием сел на корточки и протяжно свистнул, а собаки с воодушевлением устремились к новому источнику звука.

– Не стреляй, сейчас бесполезно, – сухо скомандовал Рома, – просто не шевелись. Дождись, когда доберутся до меня, и тогда действуй.

– Да знаю я. Видала такое издалека, – процедила Катька, – а вот тебе конец.

– Расстроена, принцесса? – с иронией пробормотал Рома и свистнул ещё.

– Во второй раз мне почти всё равно, если честно.

– Почти? Звучит обнадёживающе. В первый раз вышло не ахти.

Они были на вышке – Ромка и Катька, жутко уставшая после вылазки, но упорно отказывающаяся пойти отдохнуть хоть часок. Она не отрицала, что шансы стремительно тают, ведь её младшего брата нет уже два дня и связь пропала, но всё равно сидела тут и ждала. Боялась пропустить возвращение и не выпускала из виду складские ворота.

Ромка погладил её бедро, а она подняла опухшие красные глаза и уткнулась в плечо своего штатного утешителя, на этот раз не находившего нужных слов, кроме совсем уж очевидного вранья.

– Послушай, я в курсе, что не смогу остановить ребят, если он… ну ты понял, – Катька переплела их пальцы, – Но если будут хоть малейшие сомнения, мы же можем устроить карантин, запереть его на время, почему нет? Вдруг он застрял, но сумеет выбраться?

– Здесь, на базе? А если мы не удержим его… потом? Что, если не сработает?

– Ты прав, да. Ты прав. Нужно будет увести его подальше, – Катька подтянула за лямку свой рюкзак, – я пойду с ним и всё проверю. Встречу там, за забором, когда появится.

Ромка не озвучивал, что не собирается отпускать её с братом, но, когда долговязый братец в знакомой кепке обогнул брошенную заправку и побрёл к базе, высоко подняв ладони вверх, а Катька взвилась, чтобы кубарем слететь по винтовой лестнице, он затолкал её в пустующую наблюдательную будку и заблокировал выход отломанным куском железных перил, оставив её пушку снаружи, на круговой площадке, служившей импровизированным домом-на-дереве, только вместо веток – ржавые прутья.

Катька колотила по небьющимся окнам и орала, а Ромка торопливо спускался, чтобы отвести её брата раньше, чем отработают стрелки.

Он успел. Махнул ребятам, что встретит гостя, и его выпустили.

Вот только брат уже был не брат. Ромка понял, что это произошло, всего за несколько метров – парнишка глуповато ухмыльнулся и до неприличия вежливо поздоровался с Ромкой, чего отродясь не бывало. Ромка велел тому стоять, а сам сообразил, что Катька с вышки нипочём не разглядит, что всё кончено. В бинокль разницы нет. И подпустил его ближе, надеясь вовремя отскочить и… тогда уже стрелять.

Все видели, что случилось с Ромкой дальше.

Рома широко развёл руки для призрачных псов, а те смешно подгребали задними лапами, с разгона врезаясь в потерявшее равновесие мужское тело, пока Катька палила без разбора.

Катька упёрла ствол прямиком в солнечное сплетение и внушительно нависла над ним, несмотря на свой мелкий рост. Ошмётки порванных пластиковых пут украшали картину немного дымящихся тел псов, материализовавшихся при попытке урвать своё, так что теперь оставался последний штрих – разобраться с имитатором. Она брезгливо поджала уголок рта, распаляя свой гнев, но всё ещё тянула резину. Чего она ждёт?

– Катя, ты слишком близко стоишь, – Рома плавно распрямил пальцы, чтобы не спугнуть её, и задрал ладони, – и я могу сделать это, а ты не успеешь даже пикнуть. Если хочешь стрелять, ни к чему так приближаться к имитатору. Очень опасно.

Она чуть отпрыгнула и мотнула стволом, выискивая на Роме следы от атаки чудищ. Их не было.

– Заткнись! Почему они не порвали тебя? Эти ваши пёсики охотятся на всех без разбора.

– Вообще-то они не мои пёсики, а стреляешь ты отменно. Уж думал, мне капут. Спасибо.

– Как ты порвал стяжки?

– Скажем так, я чуть лучше и сильнее, чем обыкновенный Рома. Открою тебе одну тайну, ты же никому не расскажешь?

Катька выдала нечто неразборчивое.

– Сочту за согласие. Ты хорошо знаешь, что имитация скорее похожа на грубую подделку, которую любой тупица может отличить от оригинала. Может быть, не за пять минут, но в целом это довольно просто и вы раскрываете нас. Если успеваете, – Рома чуть крутанул запястьями, разминая их. – Со мной не так. Я могу втирать человеческую дичь часами, ты бы меня видела! И люди с охотой пускают меня в самые охраняемые убежища. Доверяют Ромке на все сто! Такой уровень имитации позволил сохранить и базовые свойства репликатора. Например, я сильнее, чем был он. Разве не чудо?

– Это ты был в Пионерском? А в Южном? Они давно перестали выходить на связь. Это ты?

– Угу, – Рома спокойно кивнул.

– Тебе точно не жить!

– Мне кажется, ты преувеличиваешь, иначе уже нажала бы на курок.

– Где мой брат?

– Мне жаль, – он с беспокойством свёл брови, – но новости паршивые. Боюсь, люди его раскрыли. И ликвидировали. Я не смог его спасти. Имитация была не очень с самого начала.

Катька опустила ствол сантиметров на десять, а потом вскинула обратно.

– Где? Когда?

– Разведчики в Тимирязевском. Неделю назад. И мне правда жаль, Кать.

– И зачем ты пришёл сюда? В мой дом? Я ведь могла появиться здесь в любой момент и я знаю, что ты не он. Это не особо умно.

– Наоборот, я искал тебя. На старой базе никого не было, вот и решил, что сюда ты рано или поздно заглянешь. Сейчас я кое-что достану, а ты не горячись. Лады?

Рома, как в замедленной съёмке, сунул здоровую руку в карман и достал сложенную напополам фотографию. Кое-как расправив, он показал Катьке снимок, на котором они с братом заразительно хохотали, а сзади Ромка покровительственно обнимал их за плечи и корчил задорную рожицу.

– Зачем ты взял её?

– Ты же за ней пришла? Вот, забирай.

Катька сухо приказала:

– Брось в мою сторону!

Ромка швырнул фотографию, а Катька подобрала и не глядя сунула в задний карман.

– И что это было? Зачем ты разыгрываешь передо мной сопливую драму? Ты же не Ромка и мы оба это знаем.

– Ты меня не слушаешь. Имитация настолько хороша, что я и есть он. Особенно, если ты рядом. У меня голова гудит от ваших с ним воспоминаний.

– И ты веришь, что я тебя запросто отпущу?

– Нет. С чего бы это? Просто хотел поболтать. Соскучился жутко. Как ты? Справляешься?

– Да пошёл ты!

– Не такая уж ты и злая, раз завалила псов. Могла бы дать им побольше времени, не пришлось бы стоять и махать передо мной оружием.

– А ты… правда всё помнишь?

– Многое. Думаю, почти всё. А что? Есть вопросы?

Катька прислонилась к открытому багажнику.

– Как он мог так поступить со мной? Я же лишилась сразу вас двоих. Тебя и его. О чём ты только думал?

– Признаю, вышло не очень. Но, Катя… Ты же можешь общаться со мной, если захочешь. Иногда. Просто разговаривать. Это всё ещё возможно.

Катька изо всех сил удерживала приклад и старалась не хлюпать носом, чтобы скрыть навернувшиеся слёзы.

– У тебя всегда были абсолютно дурацкие идеи. Я не могу.

– Понимаю, – Рома подтянул ступни, – и я не в обиде, Кать. Здорово было тебя повидать. Ты справишься.

Катька глубоко вздохнула.

– Прости меня, – прошелестела она, но он достал её раньше, выбросив тонкие нити, обвившие горячие лодыжки с налипшими песчинками.

– Всего два часа. Подождём, родная.

Марина дико, до дрожи боялась не пройти фильтрацию, зато ослепительно хорошенькая Леся не сомневалась в себе ни секунды и только сокрушалась, что автомобили под строгим запретом и их кредитный и не слишком роскошный немец стал бесполезной грудой металла. Марина ещё раз нервно поправила блузку, с жалостью посмотрела на девушку сына и не без ехидства выдала:

– Вот так и поедем все вместе на метро! Там вовсе не так противно, как ты себе нафантазировала. До пришельцев я каждый день на работу ездила и ничего. Всего лишь люди, милая. Не пришельцы.

Леся привычно дёрнулась от последнего слова и колким взглядом скользнула по "парадному" наряду будущей родственницы:

– Не вздумайте так их назвать! Это не принято. Говорите "новые люди", а то они подумают, что у нас семейка варваров. И не надо шуточек насчёт метро, я просто не хочу прижиматься к кому попало, мало ли, кого туда занесёт.

– За это не беспокойся, Макс тебя в обиду не даст, – Марина с гордостью повернулась к высоченному блондину с взъерошенной шевелюрой, угрюмо поедающему сырники со сметаной.

– Вы не о том волнуетесь, дамы, – миролюбиво проворчал Максим Говорунов, – валить надо отсюда. Города-миллионники – это ловушки. В деревню бы. За тыщи км отсюда.

– Эти ваши тупые вояки и их игрища, вот что ловушка, – Леся капризно оттопырила пухлую губу, – а новые люди дадут нам такие технологии, что ваше первобытное метро и, с позволения сказать, космос и рядом не лежали.

Макс так странно посмотрел на свою невесту, словно в первый раз увидел, и с насмешкой предложил:

– Ты лучше налегай на сметану, пока можно. О калориях не беспокойся, всё равно потом будем жрать только какую-нибудь зелёную бурду из тюбиков.

– Ты хоть пробовал, прежде чем ругать? Лиза слышала, что это обалденно вкусно, а у неё папа замминистра по контактам, он в теме. Паёк учитывает всё особенности организма, прикинь? Маме можно будет не готовить!

Выдав этот аргумент, Леся с негодованием отодвинула остатки сметаны и сложила руки на груди.

– Лиза уже прошла и уверяет, что для меня это нефиг делать. Постарайся вести себя цивилизованно, я не хочу потом искать себе нового жениха. Говорят, не прошедших фильтрацию отправят в специальные резервации и будут обучать. А хорошо образованные и вообще продвинутые персоны смогут сразу приступить к нормальной жизни! У них такие классные летучки, я бы прокатилась. Лизкин папа летал! По сравнению с нашими вертолётами и самолётами это настоящее волшебство. Хорошо, что у нас с тобой дипломы приличные. Не придётся сильно переучиваться. Им же нужны спецы по организации стада? Вот тут я и сгожусь. И ты. И вы, конечно, – она вежливо, но явно натянуто улыбнулась Марине, – вы же экономист.

– Стадо они и без тебя поведут, вон как все дружно рванули на пункты тестирования. Самые бойкие типа тебя в первых рядах, а я реально не уверен, что нам с ними по пути.

– Что, собрался сойти с Земли? Они планету до ума доведут в два счета, а тебе лишь бы оригинальничать. Не надо умничать, Макс. Видишь превосходящую тебя культуру, смирись и подстраивайся. Обучайся, мой варвар, – она положила руку с безупречными бледно-розовыми ногтями Максу на коленку.

– Ну это мы ещё не проверяли, вдруг они щупальца перед едой не моют?

Макс приобнял Лесю и звонко чмокнул мимо уха.

– С такими настроениями ехать нельзя! Они же только одну попытку дают. Считывают мозговую активность и всё, привет. Ты либо зелёный свет получаешь, либо билет в отстойник, а я по-любому хочу в светлое послезавтра! Причём, что характерно, с тобой.

– Мам, ты говорила, что отца не отобрали? Я не смог ему дозвониться с утра.

– Ваши культурные новые люди сегодня отключили связь, везде крутят только приглашение на проверку.

– Да? А что же ты молчала, когда сетка отвалилась?

– Не хотела вас будить, вы были очень заняты, – в глазах Марины мелькнул огонёк, – а потом отвлеклась. Знаешь, я очень волнуюсь по поводу всего, но куда мы сбежим? У нас и дачи-то нет.

– Дача тут и не поможет, мам. Если валить от проклятых пришельцев, то сразу подальше, чтобы точно не нашли. Авто не вариант, дороги перекрыты, самолёты не летают. Пешком?

Он скептически оглядел сперва мать, а потом девушку в полной боевой раскраске и элегантном брючном костюме.

– Лесь, серьёзно. Я ни с кем не разговаривал из тех, кто в пролёте, а ведь их должно быть немало. Объявляли, что отобранные потом соберутся в Лужниках. На всю Москву один стадион, это разве не слишком мало?

– Ты шутишь? Лично я не планирую отказываться от шанса влиться в межгалактическую тусовку, а ты, Максик, просто ретроград. Мысли позитивно!

В метро было до крайности многолюдно – словно все одновременно вдруг решились спуститься под землю и поскорее добраться до точек фильтрации, так что Марине с сыном и Лесей пришлось дождаться очереди на вход и терпеть давку на перроне. Когда взвинченную толпу выплеснуло в подошедший вагон, Марина очутилась плотно прижатой к прилизанному господину в пальто и всклокоченной женщине, распространяющей неприятный цветочный дурман, будто она по ошибке вылила на себя целую канистру средства для стирки. Нервное напряжение достигло такой стадии, что казалось – брось спичку и вспыхнет весь вагон.

Но Макс не видел ничего вокруг и задумчиво шевелил губами, время от времени проговаривая обрывки предложений и взвешивая все за и против. Отвоевав им место у входа в вагон, Макс вдруг неприлично громко спросил свою мать:

– Так ты говоришь, папа тебе вчера поздно вечером сообщил, что тест отрицательный? А что конкретно он сказал?

Зажатые неподалёку люди испуганно притихли, а Марина густо покраснела от всеобщего внимания.

– Э-э-э… Давай потом обсудим. Когда приедем на фильтрацию, хорошо?

– Нет, – упрямо повторил Макс, – сейчас. Получается, он с тобой общался после теста? И всё было нормально? То есть он никуда не пропал?

– Не совсем, – Марина покосилась на заёрзавшего обладателя пальто и с ужасом убедилась, что тот ловит каждое слово. Невольные соседи дружно прислушивались к беседе и тишина, разбавляемая стуком, стала звенящей, – он прислал смс, когда вы уже ушли в свою комнату. Там было сказано только: «я не прошёл тест».

– То есть ты с ним не говорила?

– Нет, – Марина расправила плечи и практически наткнулась на полные паникой глаза пахучей женщины, – и он больше ни на что не отвечал. Надеюсь, всё в порядке.

– Сообщение могли отправить и эти… новые, чтобы скрыть факт его пропажи, – Макс громогласно рассуждал на весь вагон.

Леся зашикала на него:

– Что за бредни? Куда его дели, по-твоему? Съели? Не надо выдумывать чушь! Дикость. Не надо их судить по себе, они выше всей этой мелкой возни.

Соседка деликатно кашлянула и мучительно выдавила из себя:

– Мой муж тоже вчера не прошёл фильтр. Он не звони и не писал, а просто не вернулся домой, – и она подозрительно шмыгнула носом, а сзади чуть расступились, шарахнувшись как от чумных.

– Может быть, нашёл другую, – Леся подчеркнула намёк интонацией, заставив бедняжку дрожать, – более приятную компанию. Такое бывает, милочка. Не стоит лезть в чужие разговоры, кстати. Мы вас не приглашали.

– Он не мог, – беззвучно прошептала женщина.

– А у меня дочь, – с печалью поделился мужчина в пальто, – и она непременно хотела сходить вчера, как только откроют. У них ранний доступ из-за того, что крупное производство, а она контролёр. Обещала дать знать, как закончит. Молчит. Никогда такого не позволяла себе! Уверен, что-то случилось. Ваш хоть что-то нацарапал в телефон.

– Вы зачем разгоняете всякую чушь? – негодовала Леся. – Как вам не стыдно?

– И что думаешь делать? – протянул Макс, оценивая нового собеседника, сжимающего поручень до белых костяшек.

– Как – что? Приеду к ним и всё объясню. Они не могут быть дикарями, там такая сложная внутренняя организация! Я читал замечательную статью про них у одного психолога… Точно поймут.

– А я вот что-то не уверен в нашем маршруте, – Макс почесал затылок, – больно сладко поют. Не надо нам туда…

– Макс, ты меня специально дразнишь? Выводишь из себя? Хочешь провала теста?

– Послушайте, мама, Леся. Мы сейчас выходим на ближайшей станции и едем домой. Без обычных пререканий, ясно?

Макс подхватил девушку под руки, но она вырвалась, вернее сказать – пихнула в бок другого соседа, грузного старика, тут же изобразившего отсутствие интереса к разыгрывающейся сцене.

– Я не вернусь обратно, Макс! Если ты не хочешь идти со мной, дело твоё, а я пойду, – и Леся горделиво задрала нос.

– Макс, – Марина мягко коснулась плеча сына, – не ссорьтесь. Выйдем на воздух и там обсудим.

– А нечего решать! – Леся сузила красивые глаза, – Я иду. А ты, Макс?

Максу всегда нравилась норовистая, горячая Леся, заставляющая укрощать себя снова и снова, но сейчас ему остро захотелось, чтобы она в кои-то веки послушно последовала за ним по пятам.

По вагону прокатилось нестройное шушуканье, приправленное страхом – люди не просто были напряжены из-за неизвестности, они получили недвусмысленное подтверждение неясным слухам, отчасти придавленным отключением связи в Москве и бог знает где ещё, но всё равно процветающим. Вокруг их троицы и двух других участников перепалки мгновенно образовалась пустота, словно прикосновение к пережившим отрицательный результат фильтрации близких могло быть заразным.

Все ехали в одно место, с одной целью, и боялись тоже одного – сгинуть, если тестирование выявит отсутствие требуемых маркеров. Что конкретно нужно «новым», никто не знал, а от этого делалось только хуже.

Вагон начал замедляться перед станцией и всех качнуло, а несчастная лохматая женщина ухватила Макса за рукав и тут же пробормотала извинения, встретившись с открытым Лесиным неодобрением. Покрасневший от гнева Макс решил чуть отложить укрощение своей девушки и примирительно сжал Лесино запястье, а другой рукой потянул к себе мать и людской поток вытеснил их к эскалатору, где пассажиры вынужденно заполняли каждую ступеньку.

Масштаб происходящего наверху потряс их воображение. На площади затейливо извивалась огороженная металлическими заборчиками очередь, уходившая в глубь легендарного детского магазина, теперь полностью выпотрошенного и превращённого в центр фильтрации по району. Куда дели игрушки и всё прочее, никто не знал, но Марина слышала, как детишки во дворе уже мечтали о новых, неведомых развлечениях, будто бы обещанных в будущем обитателями кораблей, зависших над Москвой и другими крупными городами – об этом с придыханием рассказывали ошалевшие эксперты, пока телевидение не перешло в режим повтора одного и того же сообщения.

Макс рефлекторно поднял глаза к небу, затянутому низкими облаками, как будто сквозь них можно было разглядеть хоть что-нибудь. С момента прибытия чистого неба ещё не случалось, пряча от копошащихся внизу людишек источник носящихся повсюду «летучек», одна их которых зависла над площадью, зорко приглядывая за процессом. Её хищный облик завораживал – глубокий чёрный цвет корпуса поглощал любой свет и поэтому казалось, что прямо в небе вырезан кусок в форме кривоватого треугольника.

Люди старались не коситься наверх, но их взгляды всё равно притягивались к столь явному доказательству присутствия пришельцев. Макс прищурился, пытаясь определить, куда выходят люди после фильтрации, но с этой стороны здание лишь равнодушно проглатывало толпу, ничего не отдавая взамен.

Очередь продвигалась на удивление быстро, а Максим вдруг понял, что опоздал с уговорами— любой нестандартный манёвр вызвал бы сейчас пристальное внимание.

Внутри их направили в один из устроенных в пространстве первого этажа отсеков, напоминающих паспортный контроль, а безмолвный полицейский в шлеме с опущенным зеркальным козырьком предупредительно кашлянул и ненавязчиво погладил дубинку, когда Макс хотел войти вслед за шустрой Лесей.

Леся смело шагнула вперёд и впилась взглядом в женщину, сидевшую за конторкой. Та подняла уставшие глаза и протянула руку, медленно и разборчиво проговорив:

– Паспорт, пожалуйста.

Леся села на стул и вытянула из сумки паспорт, ругая себя за то, что надеялась встретиться с настоящим пришельцем. Конечно, это она зря размечталась. Они привлекли помощников-людей, чтобы фильтровать население. Леся украдкой рассматривала даму в строгом синем костюме, безвылазно проведшую здесь много часов, принимая всех желающих, а потом приосанилась и улыбнулась – нельзя же ударить в грязь лицом.

– Спортом занимаетесь? – так же равнодушно спросила тестировщица.

– Э-э-э… Йога считается? – заволновалась Леся.

– Активно?

– Да.

– Хорошо, – дама что-то пометила в ноутбуке.

– Жалобы на здоровье есть?

– Нет, конечно, – торопливо ответила Леся, будто её спросили о чём-то постыдном, и вдруг решилась задать мучивший её вопрос, – а что будет с теми, кто не пройдёт отбор? Куда их?

Дама вопросу не удивилась и кивнула, так же бесстрастно уточняя:

– У вас есть близкие, о которых вы волнуетесь?

– Да. Жених. Максим Говорунов.

– Если мы не отберём его, вы бы хотели всё равно быть отобранной?

– Отобранной куда?

– В группу людей с позитивной реакцией, – оттарабанила тестировщица и Леся шестым чувством поняла, что та и сама не знает ответ.

– Нет, я бы хотела попасть с ним в одну группу, – слова вылетели сами собой.

– В любом случае?

– Да.

– Отлично. Вы успешно прошли тест. Протяните руку, – и в чуть загорелую кожу мягко вонзился неизвестный прибор, оставивший аккуратный круглый след.

Макс чувствовал, что закипает, но сдерживался изо всех сил, глядя на покорно стоящих в очереди на проверку людей. Его позвали через пару минут после Леси и он клюнул мать в макушку, избегая смотреть в наливающиеся влагой глаза:

– Мам, я буду ждать тебя с той стороны. Ты поняла? Ничего не бойся.

Она вцепилась в его ладонь и тут же отпустила, стрельнув беспокойным взглядом в охранника.

– Ну же, иди, Максим. Тебя ждут.

Макс скривился, но пошёл дальше, заполнив собой почти весь объём крохотной секции, и неловко навис над невозмутимым клерком.

– А девушка передо мной прошла фильтрацию? Где она?

– Вопросы здесь задаю я. Садитесь.

Собеседование было в точности похоже на предыдущее, но пространное пояснение по его физической форме неожиданно взволновало замотанную до автоматизма тестировщицу – она бегло окинула мощный торс, задержавшись на бицепсах, скрытых под тонким хлопком, что-то буркнула вполголоса и сделала несколько пометок в невидимом для самого интервьюируемого личном деле.

Похоже, девушка под впечатлением, удовлетворённо хмыкнул Макс и потянулся потрогать шрам, оставшийся после загадочной инъекции в правую руку – фильтрацию он преодолел с блеском, но его кольнуло сомнение – если им зачем-то нужны здоровенные качки, каковы шансы у Леси и мамы? Да и отбракованный вчера отец явно не тот, что прежде. Поизносился за годы службы, уж больно тяжко пришлось в тех конфликтах, куда забрасывала нелёгкая – показать былую мощь он был не в состоянии, еле-еле перемещаясь с палочкой, как старик.

– Не трогайте! Оно быстро заживёт, – игриво пожурила тестировщица и указала на дверь слева от конторки. – Может быть, ещё увидимся. Я Галя. И ещё я хороший стрелок. Найдите меня возле башен Сити, когда начнётся. Такими, как мы, лучше держаться вместе. Завидую вашей девушке, кстати, она молодец, но я очень, очень меткая, – и Галя взмахнула ресницами.

– А через эти штуки они следить за нами планируют? И что начнётся хоть, меткая Галя? – осклабился Макс, опуская руку со шрамом и многозначительно тыкая пальцем другой руки в потолок, но та резко поскучнела и зарылась в бумаги.

Макс нагнулся, чтобы пройти сквозь тихонько гудящую арку из такого же матового материала, как и летун на площади, и ощутил мурашки, хаотично разбежавшиеся по спине, и до искр наэлектризовавшиеся волосы. Озадаченно застыв, он обернулся и хотел потрогать конструкцию, но тестировщица с громким хлопком закрыла папку и так зашипела, что он отпрянул и выскочил вон.

Вопреки опасениям, за порогом его ждала притоптывающая от нетерпения Леся, с остервенением расчёсывающая ранку. Он судорожно обнял её и вопросительно заглянул в растерянное лицо, а она только глупо улыбнулась, яростно кивая, и погладила его по щеке.

Никто не мешал им дождаться маму – за кабинками нагородили целый лабиринт, но мордоворотов по углам не расставили. Макс гипнотизировал дверь, но Марина не появилась ни через десять минут, ни через двадцать, словно кто-то перекрыл русло ручейка.

– Ты чувствуешь, как странно пахнет? – вдруг потянула носом Леся и уставилась на пол. Там было очень грязно, словно кто-то сто раз пробежался туда-сюда мокрыми и босыми ногами, перепачканными в песке, а в воздухе, если отвлечься от привкуса адреналина, забивающего всё и вся, вполне различимо присутствовала гарь.

Леся присела на корточки и провела большим пальцем по наметённым дорожкам, а потом поднесла к свету крупицы, прилипшие к подушечке.

– Что это? Макс! Это то, что я думаю? Это… пепел?

Макс всем телом ударил в запертую дверь, но она не открылась, а Леся побледнела и потянула жениха прочь от страшного места.

– Уходим! Мы же должны двигаться дальше? Вот и пошли отсюда!

Петляющий коридор вывел их на улицу вместе с другими малочисленными счастливчиками, а свежий ветер омыл горящие лбы. У подъезда никто не задерживался, но Макс стиснул кулак и замахнулся, чтобы ударить каменную плиту, а Леся повисла на нём и закричала.

– Стой! Ты её не вернёшь, ясно?

– Зачем мы позволили ей пойти? Зачем?

– Это я виновата, Макс. Ты просто слушал меня, дурёху. Прости. Прости. Всё не так, как я представляла. Скорее, тут же камеры кругом. Они заметят.

Макс стряхнул с себя ноющую Леську, но вовремя опомнился и поймал, как куклу.

– Ты чего? – пролепетала Леся, не привыкшая к такому обращению.

– Я подожду здесь кое-кого. Ты иди домой. Встретимся там.

– Кого ты ждать собрался?! Её нет. Макс, всё, хватит. Пошли отсюда.

– Я не о маме, – голос стал низким и непривычно грубым, – мне нужно поговорить с той дамочкой, которая нас опрашивала.

Леся с изумлением отодвинулась, всматриваясь в заострившиеся от гнева и непонятно откуда взявшейся твёрдости черты. Он всегда соглашался с любыми капризами Леси, как большой плюшевый мишка, с готовностью принимающий шлепки и прочие колкости от безусловно любимой хозяйки, а вот теперь покровительственно раздавал команды, словно так и надо.

– Она не будет откровенничать, им вряд ли это позволено, – убеждала Леся, но уже знала, что на этот раз Максим не сдастся. Что-то в нём изменилось.

– Будет, – отрезал Макс и Леся обиженно вздохнула, но не ушла.

Через час из подъезда вышла Галя, переодетая в удобный спортивный костюм и джинсовую кепку, скрывающую половину лица. Она бы проскочила мимо, но Макс нежно подцепил Галю под локоток:

– Куда собралась, Галя? Не найдется минутка?

Галя хладнокровно выдернула локоть:

– Активный и сильный, но без особых мозгов. Я тебе что сказала? Искать меня потом. Ну и что ты тут делаешь? – и она задержалась на приоткрывшей от возмущения рот Лесе. – Да ещё и с прицепом?

– А я сказал, поговорим сегодня. Сейчас.

Галя щёлкнула языком и танцующей походкой прошлась по тротуару, огибая нахмурившегося Максима, с трудом держащего руки при себе.

– Ну ладно, красавчик. Считай, что уговорил. Обаятельный такой, обалдеть можно! Идите за мной, держитесь метрах в пяти. Не пяльтесь. Когда доберёмся до башни, где я живу, в лифт со мной не заходите. Этаж четырнадцатый. Дверь будет приоткрыта.

Догонялки закончились в скромной студии, обставленной весьма лаконично – ничего лишнего, зато огромный оружейный сейф и коллекция сабель на стене заставила Макса потерять дар речи и резко пересмотреть отношение к Гале до уровня «с превеликим уважением».

– Это всё твоё?

– Нет, бабушкино, – она достала чашки и включила чайник, – конечно, моё, умник. Бабулины только сабли. Принцесса, айда помогать мне с ужином, пока мы с твоим женишком будем говорить о взрослых вещах.

У Леси руки так и чесались дать сдачи, но она предпочла слушаться. И слушать.

– Так что вообще творится? Ты работаешь на них, а они просто сжигают всех подряд?

– Не всех, – Галя шваркнула сковородкой по плите и озабоченно проверила, нет ли царапины, – и я тебе сочувствую. Правда. После первой сотни привыкаешь, знаешь ли. Это какой-то непрерывный ночной кошмар без права на эмоции.

– Тогда зачем ты на них работаешь? – ядовитым тоном осведомилась Леся.

– Жить хочу, – спокойно ответила Галя, – а тебе советую быть поумнее, раз уж пришла. Сиди тихо, как мышка. Сойдёшь за свою.

– И что будет потом? Что должно начаться?

– Нам не говорят, но есть кое-какие соображения. Что известно наверняка? Отбирают молодых. Здоровых. Выносливых. Я не видела, что бы выпустили хоть одного старика, а вот физически одарённых подростков полно. Относительно.

– И что ты думаешь? – Макс наклонился к ней через стол. – Чего им надо?

– А разве не очевидно? Хотят оставить самых живучих, а не просто изничтожить под корень всё разумное на планете, – Галя повернулась к Лесе, – если это можно назвать разумным, конечно, что довольно спорно. Значит, будет жарко. И ещё они очень любят, чтобы отобранные стремились работать в команде. Я так думаю, что уже пора подбирать себе партнёров. Ты вполне подойдёшь.

Леся уронила нож и поднялась, хотя всё равно была гораздо ниже всех присутствующих.

– Ты для него слишком старая! – выпалила она.

Галя плавно расправила спину и выпятила грудь, проворковав с неожиданной игривостью:

– О, милая, ты ещё так молода. Ты и понятия не имеешь, что я умею. И он тоже, но у него есть шанс узнать, – и она с оглушительным хохотом откинулась на табуретке, по очереди оглядывая их вытянутые физиономии. – Ладно, хорош шутить. Я серьёзно. Мне нужен силач. Девчонка может пролезть в любую дыру с её гибкостью и габаритами, а я выбиваю мишень с первого раза и строго в десятку. Да мы просто созданы друг для друга, мальчики и девочки! Осталось услышать удар гонга и быть первыми на старте.

Леся притихла и Максим медленно провёл указательным пальцем по обнажённой спине, от шеи и до низа лопатки, а та демонстративно отдёрнулась и перевернулась на спину, воинственно глядя в потолок.

– Ну и что, будешь теперь дуться из-за неё? Ты прямо как маленькая. Глупая, я же тебя люблю.

– Ага, знаю. Просто удивлена, что ты не остался ночевать у большой командирши, она же так убедительно приглашала!

– Ревнуешь? – в других обстоятельствах Макс завёлся бы с пол-оборота, но сейчас он лишь рассеянно шлёпнул подругу и облокотился о подбородок. – Галя ведь права, сейчас ещё день-два, ну неделя максимум, и всех пропустят через фильтрационную мясорубку. И что тогда?

– Согласись, мы не знаем даже приблизительно. И Галя твоя тоже фантазирует только. Но мы оба прошли, мы до сих пор дышим, разве это не повод хотя бы узнать, что предлагают-то? Вдруг всё не так уж и плохо?

– Ты опять? – Макс сел, а потом сердито вскочил с разложенного дивана и отодвинул занавески, вглядываясь в массивное здание напротив и его брата-близнеца по соседству. Несмотря на опустившиеся сумерки и исправно горящие фонари, улицы были пустынны, а окна черны. Редкий отблеск включённой лампочки разбавлял неживые дома, давая ощущение отчасти заселённого города. – Посмотри сюда! Не только моих родителей, они же большую часть квартала поджарили. И что ещё ты ожидаешь увидеть после? Извинения?

– А ты не хочешь узнать, какая логика у меня? Я не хотела говорить при ней… Но поняла сегодня, что они зачем-то оставляют себе часть людей, хотя могли бы шевельнуть мизинцем и убрать всех оптом. То есть мы им зачем-то нужны, иначе какой смысл заморачиваться?

– Ну да. Галя тоже так считает. Это же очевидно. И?

– Раз нужны, значит, вовсе не планируют прикончить. Нас, отобранных, – она сделала упор на этом слове, – будут как-то использовать. Живыми. Ну и в чём тогда смысл бегать по округе, размахивая допотопным ружьём и вызывая огонь на себя? Когда у новых лю… у этих… – Леся закатила глаза, – всё схвачено и, заметь, вполне могут быть предусмотрены нормальные условия для нас. Ну не знаю, как вариант, нам надо будет спускаться в шахты и добывать им там что-нибудь? Или нырять с аквалангом? Что угодно, что нельзя делать им самим. Какая-то слабость у новых людей есть, а мы тут как тут. Что скажешь? Бороться всё равно глупо, а принять неизбежное так или иначе придётся. Но мы не обязаны решать сейчас, пока не выложены все карты. Давай просто подумаем, хорошо?

Макс окаменел и наклонился над подоконником, как будто изучая стоянку бесполезных теперь машин, застрявших во дворе, и постарался скрыть негодование, но по его напряжённой спине она всё поняла.

– Ты будешь драться, – разочарованно протянула Леся, – тестостерон ведь зашкаливает, да? А не поделишься, какую именно роль ты приготовил мне? Санчо-Панса? Отстойный из Дон Кихота вышел рыцарь, как по мне.

Макс проснулся среди ночи и потянулся, чтобы прикоснуться к Лесе и наконец помириться, но постель с её стороны оказалась пуста. Он щёлкнул переключателем и увидел на подушке лист бумаги, на котором вычурным Лесиным почерком было выведено: «Я сдам им предательницу. Скажу, что ты тоже хотел её сдать, так мы оба получим преимущество. Я люблю тебя».

Максим чертыхнулся и по привычке схватил телефон, а потом отшвырнул бессмысленный теперь аппарат, вдребезги разбившийся о край стола. Натянув штаны и куртку, он проверил время – метро ещё работает, можно добраться в два счёта.

Галя открыла не сразу и выглянула в коридор, выискивая недостающую девушку, и вопросительно уставилась на гостя, зевая во весь рот с риском вывихнуть челюсть.

– Что, быка за рога, красавчик? Быстро же ты сбросил балласт. Даже как-то жутко.

– Заткнись, хватай свои игрушки и вали. Она поехала настучать на тебя.

Крепкая и широкая в плечах Галя, хоть и пониже его ростом, а филигранно, как безвольную чушку, впихнула запыхавшегося от пробежки Максима в квартиру и захлопнула дверь, прижав палец к губам.

– Ты плохо слышишь? Не дошло, что я сказал? Тебя ведь… – он с возрастающим недоумением наблюдал, как Галя потащила его в ванную и открыла все краны, а струи воды заполнили всё вокруг шипением и паром.

– Хороший напор, – прошептал Макс, – ты бессмертная, что ли?

– Я тебе кое-что скажу, а ты не кричи и не ломай стены. Договорились? Только чур без соплей, мне твои личные трагедии ни к чему, я выжить хочу. И чтобы ты выжил.

– Ну, – угрожающе зарычал Максим, – сделай милость.

– Во-первых, запомни, что уже всё случилось. Ты ничего не изменишь. А твоя девушка, наверное, слушала меня невнимательно. Помнишь, я говорила про работу в команде? Это ключевое. Это и есть критерий отбора. А она сдала меня сразу, как только… Короче, её больше нет.

Макс посерел лицом и нащупал бортики чугунной ванны, чтобы опереться на что-нибудь и не упасть.

– Давай, дыши, родимый, – Галя принялась зверски растирать его шейные позвонки, как будто терзала добычу, а он тупо смотрел сквозь неё и молчал. А потом поймал её руки и жёстко проговорил:

– Ты специально это сделала. Заманила нас в ловушку. Это такой тест, да?

– Ты угадал, – Галя презрительно усмехнулась, но гримаса выдавала животный страх, – это следующий этап. Проверка. Ты бы удивился, сколько хитропопых умников ломаются на этом этапе. А им нравится только самый отборный товар, ты оценил иронию? Соль земли, мать их. Такие честные и благородные дурни, как ты.

– Ах ты ж… – Макс сплёл пальцы на её шее и чуть надавил.

– Есть ещё кое-что, – прохрипела она, и он немного ослабил захват, – я специально внедрена туда. Нашими. Не верхушкой, которая продалась в первую же минуту переговоров, как только увидела корабли пришельцев на орбите и получила первый приказ, подкреплённый залпом в точнёхонько в бункер, куда по протоколу национальной угрозы попрятались все говорящие головы. Не заместителями тех клоунов, конечно, которых испарило прямо под землёй, а другими. Настоящими генералами, которые болеют за человечество. Слышишь ты меня? Отпусти сейчас же.

Макс с ненавистью оттолкнул Галю, а та бегло оглядела в вытертом пятнышке запотевшего зеркала чёткий след от пятерни и тихо добавила:

– Спасибо. Мне правда жаль твою девушку. Всех твоих.

– Говори по делу, – отрубил Максим.

– Есть адрес, – Галя вывела на нетронутой части зеркала название подмосковного дома отдыха и быстро стёрла после утвердительного кивка, – там тебя ждут. Посиди дома с денёк, они отстанут, и сразу же иди. Двигайся только днём. Встретимся там. Я на это надеюсь, во всяком случае, – с лукавой улыбкой заключила Галя и поцеловала в скулу, тут же вытолкав вон.

Дома Максим ждал и метался, как загнанный зверь, до последнего надеясь, что в двери заскрипит замок и мама или Леся войдут, как ни в чём ни бывало, и спросят, чего он такой грустный.

Город уже не казался сколько-нибудь живым и напоминал фальшивые насквозь декорации, куда по ошибке занесло нескольких чудом обманувшихся натуралистичной картинкой бедолаг. В подъезде почти не шумели и редкий отдалённый звук представлялся ударом гонга, заставляя напрягать слух.

На следующий день Максим в очередной раз на пробу включил телевидение, заезженной пластинкой крутившее призыв на фильтрацию, и с отвращением выдернул провод из розетки.

Он заранее изучил бумажную карту и уже составил маршрут, в основном исключающий чересчур открытые с неба участки, так что идти было проще простого. Редкие прохожие шарахались друг от друга, как от чумных, а, едва завидев вдалеке бесшумную летучку, он припадал к стенам или деревьям, отчаянно молясь всем богам, что его не видно сверху.

Дом отдыха был окружён отлично просматривающимся забором, а в помещении охраны после получаса изнуряющего наблюдения в бинокль Макс не обнаружил ни единого признака разумной жизни, только стаю ворон, облюбовавших треснутую верхушку берёзы и спесиво таращившую блестящие пары глаз на незваного нарушителя спокойствия. Он добрался до цели засветло и теперь устроился за бетонными блоками, растирая затёкшие от неудобного сидения ноги и гадая, каков будет следующий ход от напрочь свихнувшегося мироздания. Особого выбора у Максима, конечно, не было, но он предпочёл бы сперва увидеть живых людей, а не пришельцев, радостно потирающих конечности или что там у них при тёплой встрече с человеком, пришедшим сюда по доброй воле.

Когда тишину прервал удивительно мирный звук дружного детского смеха, Макс подумал, что ослышался, но через секунду разглядел шеренгу детишек, чинно вышагивающих за симпатичной девушкой по направлению к двухэтажному кирпичному зданию с манящей надписью «Столовая». Девушка напоминала Лесю и у Максима болезненно сжалось сердце, но он приказал себе отключить бесполезные переживания. Это не так уж и трудно – он банально выработал эмоциональный ресурс.

Макс заёрзал и тут же ощутил, как ему в спину упёрлось дуло, холодящее даже сквозь плотную ткань.

– Руки подними, только очень медленно, – добродушно посоветовал низкий мужской голос и Макс сплюнул от досады, но послушался.

– Молодец, – похвалил невидимый собеседник, – а теперь вставай, тоже медленно.

Говорящий оказался коренастым мужиком за сорок, с двухнедельной бородой и сильными, мозолистыми руками. Он явно умел обращаться с оружием и перемещался абсолютно бесшумно, как призрак, несмотря на тяжёлую стать.

– Я Макс Говорунов, меня Галя к вам прислала, – выпалил Макс и почувствовал себя глупым мальчишкой перед опытным и обстрелянным героем неизвестно каких конфликтов, – сказала, что здесь будут нормальные люди. Я с этими… новыми людьми не хочу. Потому и пришёл.

– Да что ты! – укорил бородач. – Говорун, значит. И сколько правильных слов за раз! А зачем за нашими детьми тогда следил?

– Да я не следил! Нет, ну то есть я… хотел понять, кто здесь засел. А то мало ли…

– Предусмотрительный, да? Только не слишком внимательный, вон как близко подпустил. Но это ничего, ещё освоишься…

Бородач обыскал Максима и мягко подтолкнул на территорию дома отдыха, не переставая ненавязчиво держать на мушке.

Через четверть часа Максим уже уплетал в столовой горячие котлеты с гречкой и жадно ловил любое брошенное слово, а остальные с тревогой присматривались к новичку – кроме бородача, который был тут за главного. Похоже, бородач составил своё позитивное мнение сразу и не нуждался в придирчивом экзамене, затеянном всем остальным разношёрстным коллективом, но и не мешал допросу. Пока что решили покормить, а там видно будет, и Макс воспользовался благоприятным моментом, чтобы утолить свой информационный голод.

– А как вы все тут оказались?

– У нас тут вырисовывается клуб имени Гали, малой. Ты всё так складно рассказал, а у большинства история примерно аналогичная.

– А дети откуда? Они же все не могут быть… ваши? Их же не фильтровали… таких маленьких.

– Ещё как наши! Зину видишь? – он кивнул на девушку, пристроившуюся в главе детсадовского стола, а та потупилась от пристального взгляда Максима и очаровательно покраснела. – Да-да, вот эту умницу и красавицу. Предупреждаю только один раз, руки держи при себе, а то повырываю с корнем. Зина ещё до всего работала здесь воспитательницей, присматривала за малышами в местном лагере. Родители их, сам понимаешь, где сейчас… Никого не забрали, короче. И лицо сделай попроще, а то они на тебя смотрят, не надо им вот этого.

Донельзя серьёзные мальчики и девочки рассматривали проголодавшегося Максима совершенно без страха – похоже, весь ужас последних дней никак не коснулся их. Им просто было любопытно, зачем появился очередной большой дядя и почему снова такой грустный.

Никто не ожидал, что случится огненный дождь, да ещё и так скоро, уж больно живучее это чувство – человеческая надежда.

Ещё вчера в заветный подмосковный дом отдыха вовсю прибывали новички, а «ветераны» со стажем в целые сутки снисходительно интервьюировали чуть щетинившихся от пристального внимания пацанов и девчонок с бойкими манерами. Ещё вчера Митяй, он же бородач, он же бессменный главарь и отец всех и вся, хотя среди новичков встречались кое-кто и постарше, с шутками-прибаутками показывал Максиму, насколько хорош наблюдательный пункт на входе, откуда все гости просматривались как на ладони, что через оптику, что так – бери их тёпленьким.

Ещё вчера пришёл Червь – совсем не такой, как большинство желторотых новобранцев, любителей тягать железо или взбивать пухляк на сочинских склонах.

Во-первых, он единственный из всех не занял очевидную позицию за бетонными блоками, а умудрился проникнуть внутрь незамеченным и прямо во время обеда триумфально вошёл в столовую с громогласным пожеланием приятного аппетита, с кривоватой ухмылкой похлёстывая по голени сорванным прутиком.

Во-вторых, Червь категорически не стал изливать душу о том, где и кем служил раньше, даже настоящее имя своё не сказал, да и потом держался особняком, а напрягшийся было Митяй перекинулся с ним всего парой слов и убрал руку с кобуры, жестом велев проспавшим визитёра дежурным расслабиться.

Именно Червь разбудил в ту ночь ребят и он же удерживал их от попыток куда-то бежать и тушить адское пекло, глядя на зарево, поднявшееся от Москвы. Полыхало всё – даже примыкающий к дому отдыха со стороны леса микрорайон со сплошными новостройками, почтой и большим торговым центром.

– Зачем разбудил, если не даёшь ничего делать? – выкрикнул Макс, в ярости ударивший кулаком по доске, отчего бледная Зина вжала голову в плечи и поплотнее закуталась в одеяло, инстинктивно обернувшись к детским спальням.

– Ты видел там живых людей? – скептически уточнил Червь, всматриваясь в ближайший факел этажей в десять, почти затмевающий жар неба над Москвой.

– Нет, но…

– Никаких но, – отчеканил Червь, – у нас здесь около двух сотен дошкольников, так? Вот их и надо защищать. Это реальная задача, а не самоубийство.

– Я видел там, в городе, пожарную часть.

– Бесполезно, – отрезал Червь и добавил чуть помягче, – поверь, я знаю, о чём говорю.

– Зачем разбудил? – упрямо повторил вопрос совсем молодой парень с рыжеватым пухом на подбородке.

– Чтобы вы все как следует посмотрели и запомнили навсегда, что и как у нас было отнято. Это важно, просто пока вы этого не понимаете.

– Червь прав, – угрюмо подтвердил Митяй, – мы должны были попрощаться.

– Отмучились? – выдохнул рыжий и осел на пол, наконец оторвавшись от огней и сложившись пополам.

– Я бы не был так уверен, – пробормотал Червь.

– Что думаешь? – мгновенно осведомился Митяй.

– Пока я вижу, что мы находимся в удивительно нетронутом оазисе. У нас лучшие люди, которые твердо намерены бороться, – Максим вопросительно задрал брови и Червь тут же пояснил, – я о детях, конечно. Разве не странно, что нас оставили в живых, разрушили всё вокруг и зачем-то заботливо снабдили совершенно беззащитными детьми? Не наводит на мысль?

– Мотивация, – с ужасом прошептал Митяй.

– И притом превосходная мотивация! – с готовностью согласился Червь. – Чтобы мы не соскочили. Не плюнули на всё. Готов поспорить, что это что-то вроде дурацкой игры, а мы – те самые пешки.

– И во что мы играем? – Максим обернулся на Зину, безмолвно стоящую у стены.

– А это имеет значение? Важно, что у нас есть, ради кого играть, – Червь оттолкнулся от подоконника, – так что давайте не распыляться. Завтра посмотрим, что уцелело, а пока – спать.

Не уцелело почти ничего. Очень многие явно пытались наплевать на запрет и прыгнули в машины, чтобы сбежать от карающего небесного огня – чёрные остовы всё ещё дымились на трассах, соседствуя с абсолютно нетронутым лесом и брошенными гораздо раньше и потому чистыми машинами. Группа Максима начала с фермы в полутора километрах от знака с перечёркнутым названием населённого пункта – весьма символично, ведь позже подтвердилось, что нетронутым здесь остался почти только один их дом отдыха, отстроенный особняком, даже угловую котельную не подпалило.

На опустевшей ферме в деревянном сарае нашлись жалобно мычащие коровы – набившаяся в компанию местная Зина наскоро вымыла руки и схватилась за ведро, присев у измученного животного, благодарно склонившего к девушке красивое и странно выпуклое глазное яблоко с каймой пушистых ресниц. Макс, как подлинный городской житель, до сих пор корову вблизи видел только в кино и оторопел от того, как ловко Зина колдовала вроде бы хрупкими и изящными руками.

– Ты чего, будешь теперь и за коровами ухаживать? Мало тебе было детей? – брякнул кто-то из-за спины, но она спокойно продолжила свою работу.

– Молоко нам понадобится, – ответил за неё Червь, – умная девочка. А ты лучше покумекай, что будешь жрать, когда выяснишь, что продукты берутся не в холодильнике, куда их положила мамочка.

– И что, нам теперь ждать, пока она…

– Подождёшь, – и уже Максу. – Говорун, подсоби девушке.

Обиженное сопение сзади быстро стихло и ребята послушно забегали под указаниями нового начальства. Ферму решено было как-нибудь присоединить к хозяйству, хотя склады торгового центра, да и само здание со слегка оплавившеейся обшивкой оказалось единственным объектом города, избежавшим повреждений. Несмотря на общий восторг от столь ценной находки и радостное рысканье в отделах с чудом сохранившимися пирожными и газировкой, выдававшими тоску молодёжи по старой жизни, Червь всё больше мрачнел.

Первый контакт произошёл прямо у ворот – дежурный выскочил на дорогу, издалека завидев нагруженных пакетами ребят, так пока и не осмелившихся взять любой из брошенных где попало автомобилей, а ладно сбитая женская фигура возникла с противоположной от города стороны.

Когда Макс узнал Галю, странно приволакивающую левую ногу, он был почти счастлив – ведь она человек, которого он знал дольше всех в этом новом мире, и Макс готов был кружить её на руках, но вот Червь энтузиазма не разделял. Велев заносить находки, он остался на дороге, поигрывая небрежно наброшенным на плечо ружьём из арсенала охраны.

Занятая коровами Зина выглянула за забор и шуганула детей, весело облепивших бесплатный зоопарк, но двое самых маленьких неожиданно оторвались от восторженного созерцания и кубарем кинулись навстречу Гале, минуя замешкавшуюся воспитательницу и слишком далеко стоящего Червя.

Галя рухнула на колени, раскинув объятия, а повисшие на её шее дети неестественно обмякли.

Свидетели не сразу поняли, что произошло.

Только что они видели сцену родственного воссоединения, и вдруг троица разлепилась и резко развернулась к остальным. Что-то не то было в их взглядах, что-то трудно уловимое, а Макс не смог бы этого описать, как ни уговаривай. Просто они смотрели иначе – как на ярких экзотических бабочек, наколотых на булавку.

Тех, первых визитёров это и выдавало – нечеловеческое любопытство, зато и скорость превращения в первые дни была феноменальной. Это потом они обучались, умнели, лучше мимикрировали под людей и даже могли обмануть кого-то, но не тогда.

Маленькая девочка в аккуратном платье и лакированных туфлях уверенно потопала к Максиму, протягивая вперёд растопыренную пятерню и что-то совсем неразборчиво воркуя. Макс онемел и не мог шевельнуться, с нарастающим ужасом понимая, что то, что к нему приближается, человеком быть уже никак не может, но и остановить нечто с внешностью невинного ребёнка… как?

Червь не колебался. Три выстрела и три тела легли на асфальт, а Зинин безумный, отчаянный крик ещё очень и очень долго отдавался в ушах.

Плохая это была идея – приехать сюда, опасно близко к руинам настолько большого города, как Москва, но Зина настаивала, что охотники видели парочку именно здесь.

Говорун остановил машину на повороте и приоткрыл дверь – от одного взгляда на те самые ворота, проржавевшие, чуть покосившиеся и обречённо распахнутые, стало не по себе. Случившееся в тот день до сих пор стояло перед глазами, хотя прошло уже несколько лет и он всё надеялся, что со временем станет легче. Не становилось.

И уж точно дурной знак – возвращаться к исходной точке, к месту своего первого контакта, в забытый богом и людьми и поросший мхом и травой подмосковный дом отдыха. Нехорошее совпадение, а своей интуиции Говорун привык доверять.

Он тряхнул головой, прогоняя воспоминания, но они накатывали мощными волнами, услужливо подсовывая картинки из прошлого.

Из ворот медленно тянулись люди. По дуге обходили Червя, сразу запретившего приближаться с поверженным пришельцам, и с опаской, на почтительном расстоянии вытягивали шеи, стараясь уложить в голове, что только что произошло. Кто-то по приказу Червя уже пошёл разводить гигантский костёр у старой ивы, даже не догадываясь, что в будущем кострище превратится в закопчённый пустырь, а величественное дерево пустят на дрова – так часто придётся выжигать заразу, пока они не снимутся с места в поисках более безопасного убежища. Потом ещё раз. И ещё…

Сильнее других в тот первый раз отказывалась верить в правоту Червя потрясённая Зина – сперва она, как безумная, рвалась к телам, словно надеялась растормошить опрокинутых навзничь и совершенно неподвижных детей, будто бы обнимавших равнодушно смотрящую в небо женщину, когда-то бывшую офицером контрразведки Галиной Томилиновой и родной сестрой матери потерянных навсегда близнецов.

Потом колошматила куда попало Червя, а он осторожно удерживал её подле себя и гладил по волосам, когда она разрыдалась, уткнувшись ему в грудную клетку.

Ещё позже Зина рассказала, что близнецы всё твердили про тётю в Москве, которая обещала непременно вернуться за ними и отвезти их домой. Видимо, данное обещание и привело имитатора сюда, человеческие потребности проявлялись в них самым неожиданным образом, заставляя тянуться к осколкам прошлой, человеческой жизни.

Говорун обернулся на заднее сиденье, где сидели Зина с Червём, и Зина вопросительно подняла брови.

– Ты их увидел, Говорун? Что так напрягся?

– Нет. Просто показалось.

Зина перезарядила карабин и с нежностью провела большим пальцем по обветрившейся щеке Червя, а он коротко поцеловал её в ладонь и поднял бинокль.

– Я бы скорее поставил на его «показалось», чем на свои глаза, детка, но там вроде бы чисто.

– Да уж, наш Говорун с тех пор стал настоящей легендой. Подросшие дети воспринимают его, как кумира. А ты помнишь, как мы?.. – её глаза затуманились, а Червь на мгновение отодвинул окуляры и привлёк Зину к себе, но тут же отпустил.

– Забудешь такое! Так что на радарах, Говорун?

– Да тихо пока, – Говорун прищурился. – Может быть, они засели внутри? Едят в нашей бывшей столовке?

– Кого? Призраков наших бывших коров?

– Ну если эта парочка имитаторов настолько отличается от прочих, как говорят, я уже ничему не удивлюсь.

Под разбитым окном столовой раздался частый стук – кинутые кем-то камешки отскакивали от потрескавшегося бетона и застревали в густой траве.

– О, а вот и нервные хозяева, – Червь так и впился в бинокль. – Похоже, и правда дома. Вижу двоих. Только тени. Знают ведь, что мы будем по ним стрелять. Дают понять, что настроены пообщаться?

– В сказки я больше не верю, – Говорун снова обернулся на Червя, – а ты?

– А я так мыслю, что мы проехали такое расстояние не просто так. Пойдём, узнаем, что это за Чудо-Юдо.

– Просто будьте начеку, хорошо? – Зина вылезла из машины, готовясь прикрывать ребят. – А я присмотрю за вами.

– Да, детка. Я в тебя верю, – Червь кивнул и они с Говоруном одновременно шагнули к воротам.

У входа в столовую дверь отсутствовала – её выбили в тот день, когда пришлось покинуть ставшее небезопасным убежище, и она так и осталась валяться у крыльца, покрытая разводами и оставшимися ещё с осени прилипшими прелыми листьями.

Сначала они увидели Катю. Она как-то неловко вывалилась в открытый проём, жмурясь на солнце и стыдливо прикрывая руками огромный живот, а Ромка тут же загородил её и высоко поднял руки, показывая, что не вооружён.

Разглядев живот, Червь смачно выругался, а Максим-Говорун опустил оружие.

– Значит, не врут, – констатировал очевидное Червь, сверля глазами Рому, а не Катю.

– Возможно, она уже была беременная, когда этот… – Говорун замолчал.

– Нет, – Червь громко сглотнул, – Булка на этот счёт высказался уверенно. Ничего такого даже теоретически. Он был знал.

Рома слегка поморщился при упоминании Булки и твёрдо проговорил:

– А вы не могли бы не говорить о ней так, будто она какой-то неодушевлённый предмет? – под конец фразы тон стал излишне взвинченный, но Катя опустила маленькую ладонь на его плечо и он чуть успокоился.

– Чудеса, да и только, – Червь поколебался, но тоже опустил пушку, – и чего мы хотим от нас? Не детскую кроватку, я полагаю?

– Нет, – замотала головой Катя, – мы хотим кое-что объяснить вам. Это очень важно.

– После всего, что натворили ваши, кто-то наконец-то решился снизойти до хоть каких-то объяснений? – скривился Говорун. – Весьма своевременно.

– Давайте не будем грубить и просто выслушаем друг друга, – Рома уже убедился, что прямо сейчас стрелять не будут, и его лоб разгладился.

Катя смущённо указала на единственный относительно чистый стол, не засиженный залетающими в битые окна нахальными птицами, и сама подала пример, торопливо присев на краешек стула.

Говорун и Червь зашли, но остались стоять поодаль, соблюдая положенную безопасную дистанцию. Оба чувствовали себя неуютно, находясь так близко от имитаторов, но усиленно подавляли рвущиеся наружу рефлексы охотников, а Катя робко улыбалась, внутренне понимая, что на большее рассчитывать и нельзя.

– Наверное, у вас есть вопросы? Я бы попробовала на них ответить, – Катя прервала чересчур затянувшееся молчание.

– Ага, – Червь остановил своей взгляд на переплетённых на животе пальцах, – например, что вы вообще здесь забыли? Здесь – это на Земле, – уточнил он, хотя ясно было и так.

– Я бы назвала это отпуском, – Катя теребила кромку потёртой кофты, – точнее, способом временно заменить собой небольшой кусок чужой жизни. Тщательно срежиссированной жизни… – её голос виновато затихал, но глаза она упорно не опускала, – Героической. Полной приключений. Захватывающей…

– Хватит, – прервал Рома, – они тебя уже поняли.

– Отпуск? – глухо повторил Говорун. – Но ты сказала «временно»? Что это значит? До сих пор никто из людей обратно из вашего «временно» в нормальное состояние не возвращался. Никогда. Мы проверяли. Никто, кроме вас, да и вы не очень-то… Вернулись.

– Единственный способ прервать сеанс… Это уничтожить носителя, – Катя храбрилась, но в уголках её глаз наворачивались слёзы, – Для этого и нужны призрачные псы. Они добавляют интриги и работают санитарами для нас.

Червь дёрнулся от отвращения и выразительно оттопырил нижнюю губу, а Катя через силу продолжила:

– Когда мы… переплетаем своё сознание с вашим, человеческим, то личность носителя угнетается. В норме. А мы получаем возможность прочувствовать всё то, что чувствовал раньше носитель. В этом и смысл. И ещё мы стремимся захватить как можно больше качественных носителей… для своих сородичей. Это считается достойном вкладом в поддержание системы… отпусков.

– А вы оба, что, слегка увлеклись курортными шашнями, так получается?

– У нас всё пошло иначе, – печально согласилась Катя, – мы полностью слились с носителями. Мы не хотим это терять. Это так прекрасно! И наш ребёнок… Он родится человеком. Мы хотим, чтобы он жил своей полноценной жизнью.

– Не как остальные, да? Которые просто марионетки в чьём-то дурацком спектакле? – Червь весь дрожал от злости.

– Я понимаю, – Катя опёрлась о стол и встала, – но мы можем вам помочь. Остановить всё это. Вы согласны?

Огромная туша Мемфиса возникла на орбите, бросая хищную тень на пленительные зелёные долины, полные жадно конкурирующей жизни. Рептилии слепо щурились, не чувствуя нависшей угрозы и даже в самом страшном сне не догадываясь, что их безусловному могуществу пришёл конец и какая-то небесная тень навсегда сотрёт их фигуры с игровой доски.

Птах запустил анализатор и даже крякнул от удовольствия – такой замечательной была эта крохотная провинциальная планета, кто бы мог подумать? Толком не потребуется никаких особенных изменений, чтобы засеять её базовыми образцами по своему подобию. Сильные, ловкие и разумные, но не слишком, и, уж конечно, лишённые дара созидания – такое полагалось только им, настоящим творцам. Богам, рождённым самой Природой.

Птах улыбнулся спящему в капсуле времени Сету и поставил на её гладкую поверхность кружку с тамилианским чаем, как бы обозначая своё превосходство. Мелко, но проснувшийся на вахту Сет никогда не узнает об этой привычке, а Птаху иногда очень хотелось поставить на место чуть зарвавшегося сородича с комплексом идеалиста.

Они путешествовали вместе уже миллиарды лет, разыскивая максимально подходящие для самовыражения уголки Вселенной, но такая удача выпадала редко и Сет наверняка захочет вмешаться в изначальный план. Он всегда так делал, словно идеи Птаха были чем-то плохи, а это вовсе не так. Просто он, Птах, избегает крайностей, действуя разумно и справедливо, Сет же всегда ищет недостижимого совершенства, добивается создания слишком уж возвышенных душ. Это глупо. Ну чего можно ожидать от ограниченных по своей сути существ? То-то и оно! Всегда одно и то же, жалкое повторение знакомого сценария. Выше головы не прыгнешь.

Глаз у Сета задёргался и Птах убрал кружку, невольно перепроверяя таймер – уже пора или это Сет подкрутил время, чтобы поиздеваться над творцом в его законную пору первейших настроек прототипов?

Капсула с шипением раскрылась, раздвигая створки импровизированной раковины и всасывая остатки морозильной жидкости куда-то в глубь аппаратуры, а гибкое и красивое тело Сета напружинилось, одним изящным движением перемещаясь за дублирующий штурвал.

– Позёр, – без выражения сообщил Птах, давая понять, что осуждает, но без нажима.

– Зануда, – с радостной готовностью откликнулся Сет, всегда готовый к дружеским пикировкам. Заглянув в текущий отчёт, он без паузы добавил, – ну-с, что тут у нас? Хорошенькая планетка?

– Тебе понравится, но я уже начал сеять, а твоя эпоха ещё не стартовала, дорогой мой Сет.

– Ага, – флегматично кивнул Сет, продолжая изучать простыню показателей, – так я и знал. Хорошенькая. Прототипы приживутся сразу, но с рептилиями надо что-то делать.

– Уже. Заодно и всю флору и фауну подчистим. Знатный будет ба-а-бах! – Птах изобразил, как слегка подбрасывает и выпускает камень и тот плюхается вниз. – Недолго займёт.

– Мне нравится это твоё «мы». Берёшь в команду?

Птаха передёрнуло, но он вежливо возразил:

– Только если ты обещаешь не искажать основной сценарий. Как в последний раз на Тамиле.

Сет нарочито издевательски поднял ладони вверх, показывая, что сдаётся.

– Просто на подхвате, дорогой мой Птах, просто на подхвате. Итак, что ты заложил?

– Миролюбивые племена. Охота, собирательство… Ах да! Музыка. Ты это любишь, как я помню.

– Ну спасибо, – Сет поклонился, – а с чего ты взял, что нашим сородичам понравится такая ванильная жизнь? Ты бы стал пробуждаться из вечной спячки, чтобы спеть песенку и прихлопнуть комара где-то на лужайке, пускай даже такой симпатичной?

– Опять хочешь героев?

– Хочу добавить эстетики борьбы. Душа должна быть чистой!

– Когда семена вызреют и будут готовы, о рептилиях все давно забудут. С кем они будут бороться? Друг с другом? Это варварство.

– Согласен. Есть идея получше.

Изначальный проект райских кущ с треском повалился и даже расстроенный Птах не мог этого не признать. Завалить при таких вводных – пятно на безупречной репутации творца, а тоже получивший красноречивые отклики Сет рассеянно мурлыкал одобряющий мотив и как объевшийся сливок кот ждал своего часа. Сородичи заклеймили поляну: скучно, пресно. Не хотим.

Птах зашвырнул кружку в утилизатор и та бесследно растворилась в его недрах, не оставив ни единого осколка на память.

– Тебе же нравилась эта кружка. Подарок Исиды.

– Не напоминай! – Птах обречённо стиснул виски. – Ладно. Вижу, ты полон свежих вариантов. Выкладывай.

Сет энергично крутанулся и заговорил о деле, словно только и ждал отмашки:

– Этих твоих… плюшевых уже ничего не спасёт. Долой их! Нужна совершенно новая раскладка генов. Добавим к прототипу капельку агрессивности, а то эти еле ползали, как сонные мухи в нафталине. Им бы честолюбия, они же горы свернут!

– Ну да. Потом долбанут сами по себе и… адью! Ты повторяешься.

– Не совсем. Ключ не в агрессивности, а в исключительной тяге к выживанию. Они не остановятся, пока не займут всё доступное пространство. Достигнут пика формы, возможно, даже научатся покидать поверхность планеты… Представь, какая будет славная драка в масштабах популяции?

– И в чём прелесть? Это же гадко. Такое никому не нравится. Исида часто лепит таких монстров, а потом гасит звёзды от отвращения к своим озверевшим игрушкам.

– Именно. Пожалуйте плохие условия и отчаянную борьбу за каждый вздох? Они злые. Пожалуйте хорошие, да почти идеальные условия? Ещё хуже. Они ленивые и глупые. Новизна в том, что в нужный момент мы отберём самых жизнеспособных и обнулим их достижения, заставив не конкурировать друг с другом, а защищать всё оставшееся потомство. Да это будут самые умные и заботливые существа во вселенной!

– Да ну? С чего бы?

– С того, что им больше не за что будет бороться, кроме как за шанс иметь будущее. Они не смогут думать ни о чём другом. Представь, как они будут изобретательны? Да у нас отбоя не будет от желающих побыть в шкуре спасителей! Это так благородно! Исида будет в восторге.

– Чушь! – Птах сфокусировал визор на любимой мониторинговой точке, неглубокой пещере с обширными сводами и дырой в потолке от провалившегося когда-то размытого грунта, куда тянуло дым от костра. – Смотри, мои прототипы умеют заботиться о слабых. Они очень добрые. Им просто чуть-чуть не хватает характера.

– Добрые, – легко согласился Сет, присматриваясь к беззубому старику около тридцати орбитальных лет, мирно посапывающему около огня и укрытому шкурой когда-то пойманного животного, которую никто и не думал отнимать, хотя старик уже не дал бы отпор и ребёнку, – и скучные. Кстати, а ты знал, что Исида прилетала посмотреть на твою любимую планету?

– Когда? – встрепенулся Птах.

– Ты спал, – пожал плечами Сет, – и я не стал тебя будить. Тем более, что она разругала тут всё в пух и прах. Ты бы огорчился ещё сильнее.

Птах рефлекторно потянулся за отсутствующей кружкой, но пальцы сомкнулись вокруг пустоты.

– Это невыносимо. Я хотел создать светлых существ.

– Так исправь тут всё. Порази древнюю. Создай настоящих воинов света.

– И кто гарантирует, что они станут защищать слабых?

Сет фыркнул.

– Ты сам, своими руками. Выбери тех, кто будет. Остальных убери, чтобы не мешали. Это будет лучшее место в целом мире. Исиде понравится.

Птах вскинул подбородок.

– Я не из-за неё стараюсь.

– Ага. Я так и понял. То-то все существа женского пола так похожи на неё. Серьёзно думал, что она оценит? – Сет понизил голос. – Она довольно громко возмущалась, что ты этих тюфяков рисовал с неё. Сделай новых похожими на Хатхор. Исида взбесится и будет тебе счастье.

Птах хмурился, но руки его сами собой начали новый танец над размороженной колбой с базовыми образцами. Задумчивое лицо вдруг приобрело озорное выражение, а Сет услужливо отвернулся к завораживающей панораме голубого шарика.

Оба сделали вид, что не заметили предупреждающий сигнал, что с прототипов сняты все ограничения.

Малыши смогут творить и бросать вызов самим богам. Если им позволят.

Бородатый Митяй ругался как чёрт, когда узнал, что парочку притащили прямиком к их нынешнему основному убежищу, чудом выстраданному за годы непрерывных скитаний и охраняемому так, как ни одному особисту из прошлой жизни и не снилось. Даже если принять, что выпускать залётных голубков живыми никто и не собирался, то всё равно риск был слишком велик – возмущённый шепоток пробежался среди ребят, охраняющих вход в бункер, замаскированный под провал на краю берёзовой рощи.

Говоруну и Червю тут доверяли без вопросов, конечно, но даже накрепко сцепленные запястья для идущих под прицелом имитаторов – чепуха, скорее для самоуспокоения. Каждый из присутствующих прекрасно знал, на что они способны, и по вытянутым лицам охотников отчётливо читалось осуждение, хотя поперёк Червя никто и слова сказать не смел, кроме их бессменного коменданта Митяя, а уж тот в выражениях не стеснялся.

Катя безуспешно старалась обхватить живот вытянутыми руками и всё втягивала голову в плечи, ёжась под колкими взглядами, а Рома шёл вперёд стиснув зубы, словно понимал, что терять уже нечего, выбор сделан, и не выпускал беременную жену из поля зрения.

– Куда этих? – бросил курносый парень в камуфляже, избегая смотреть прямо в глаза пленникам.

– Пока давай в лабораторию, а там поглядим, – будто случайно скользнув по Катиному животу, Митяй повернулся к маячившей за спиной Червя Зине, явно недовольной таким холодным приёмом, – одеяла там вроде бы есть. И пожрать им что-нибудь сообразим.