Читать книгу Ангелы не умирают - Екатерина Оленева - Страница 1

Я не мог поверить очевидному. Происходящее казалось сном.

Радость и беда сомкнули над головой два крыла, – черное и белое, – да так плотно, что я никак не мог определиться, что же всё-таки случилось: величайшая радость?

Или величайшая беда?

– Синтия? – сжал я её в объятиях. – Это действительно ты?! Или у меня наркотический бред? Если это сон, то я боюсь очнуться. Пусть он длится вечность! Никогда не кончается.

– Вечность? – зарылась она руками в мои волосы, глядя в глаза насмешливо и призывно. – Мой маленький братец! Ты понятия не имеешь о чём говоришь. Вечность – это, пожалуй, всё-таки слишком долго. Поверь мне. Уж я-то знаю.

Она могла говорить всё, что что угодно. Я не слышал её слов – лишь звуки голоса. Лишь его богатые переливы достигали сознания, а всё остальное оставалось где-то вовне.

Сестра засмеялась и её смех, с низкой хрипотцой и снисходительно-надменными нотками, о которых я успел забыть, принадлежал ей, несомненно.

Только ей!

И я наслаждался этим, как наслаждается солнечным теплом человек, ещё недавно замерзающий насмерть.

Из всех женщин, которых я знал, только Синтия умела так смеяться.

Только её смех мог заставить меня терять голову, раз за разом, снова и снова.

И я не собирался себе отказывать в утолении голода, который жил во мне так долго.

Подхватив её на руки, я привычно, как часто делал это в прошлом, спустился по лестнице и вошёл в музыкальный зал.

Как в старые времена здесь горел камин.

Ярко пылали дрова, отбрасывая горячие алые отблески на мебель, на стены, на ковёр в виде шкуры белого медведя, небрежно брошенный на пол.

На него я и уложил осторожно мою драгоценную ношу.

Прикосновение к лёгкому хрупкому телу заставляло голову кружиться, сводило тело томящей судорогой желания, одновременно и сладкого, и мучительного.

Мне хотелось овладеть Синтией глубоко и быстро, так яростно и полно, как это только возможно.

Я истосковался по её прохладной, гладкой, как атлас, коже. По горячим, дерзким, откровенным губам, не боящимся отдавать и брать, просить и требовать. По груди с твёрдыми, маленькими, очень чувствительными сосками, твердеющими от моих прикосновений.

Волосы Синтии рассыпались поверх светлого коврового меха и отливали золотом в свете пламени.

Огонь подобрался так близко, что делалось горячо.

Серые глаза её затуманились, полуоткрытые губы дрожали от предвкушения удовольствия, ланиты разгорелись от жара.

В этот момент Синтия казалась мне обольстительнее любой сирены.

Она была в тысячу раз прекраснее, хотя бы потому, что была настоящей, живой, горячей. Упрямой, как тысяча вредных чертей. Безрассудной, непредсказуемой, иногда – жестокой, но это никогда не умоляло её привлекательности в моих глазах.

– Альберт? – задыхаясь, прошептала она моё имя.

– Что?

– Возьми меня. Я хочу тебя. Хочу безумно. Прямо сейчас. Я так долго этого ждала. Мне кажется, я умру, если не почувствую тебя в себе.

Её руки блуждали по моему телу хаотично, словно у слепой или у девственницы.

Она цеплялась за меня с вампирской жадностью.

Меня не нужно было уговаривать дважды. Повторять ещё раз.

Моё желание было не менее нетерпеливым. Сжигающий меня огонь требовал выхода.

У нас ещё будет время на ласки, самые изысканные и изощрённые, какие только можно представиться, а сейчас я хотел слиться с ней так быстро, как только это возможно.

Привычная упругость её стройных бёдер.

Обманчивая хрупкость стана, когда, кажется, сделай одно слишком резкое, слишком грубое движение и она переломится, словно фарфоровая статуэтка, прямо у тебя в руках.

Трепещущая от частого дыхания грудь.

С тихим стоном, напомнившим рычание, я вошёл в неё глубоко и сразу, до конца, заставляя рвануться, как попавшую в силок птицу – она была внутри сухая, горячая, узкая.

Мы оба слишком торопились.

Наверное, я сделал ей больно.

Впрочем, Синтия любила боль.

Любила, когда в постели её подавляли, заставляли подчиняться, терять контроль.

В реальной жизни она была властной и спесивой. Возможно то была своеобразная компенсация?

Я замер, закрыв глаза, чувствуя, как заполняю собой её узкое тугой лоно. С трудом удерживаясь от желания продолжить.

Грубо брать. Врываться, раз за разом разоряя все алтари. Вдалбливаться, достигая края, не взирая на последствия.

Иногда в прошлом мы играли вот в такие вот «изнасилования». Она сопротивлялась, я ломал её сопротивление. Нас обоих это заводило.

Закрыв глаза и сжав зубы, я замер.

Руки Синтии крепко обняли меня за спину.

– Не останавливайся, прошу. Не надо…

И я заскользил в горячих глубинах её тела, задыхаясь от наслаждения, которое мог получить только у неё, утопая в удовольствие, которое мог разделить только вместе с ней.

Влажная тьма, кольцами змеи обвивающаяся корни и недра.

Волны неги, поднимающиеся всё выше и выше, обостряя восприятие, связывая тела в единое целое, подгоняя на край и норовя толкнуть за него.

Её маленькое тело, распятое подо мной, в которое я врывался с неистовством, с каждым новым ударом напрягалось всё сильнее, было будто готовая лопнуть струна, натянутая до предела.

Её бедра всё теснее прижимались к моим, будто наши тела срастались, стремясь одно поглотить другое.

Удовольствие словно сплавляло их в одно целое.

Ощущения становились настолько острыми и приятными, что любая плата за это удовольствие казалась незначительной.

Мир сжался в единую маленькую точку. И даже если бы от этого зависела моя жизнь, я уже не смог бы остановить этот танец.

Синтия выгнулась в моих руках, забилась, как вытащенная из воды рыба и в следующий же момент я позволил себе достигнуть разрядки, окунаясь с головой в головокружительный оргазм.

Сердце колотилось, как бешенное.

– Ты вернулся! – всхлипнула Синтия, прижимая голову к моей груди.

Её волосы пахли совсем иначе. Не так, как я помнил. Но это такая мелочь… по сравнению со всем остальным.

Мне не хотелось говорить.

Я хотел насладиться этим мимолётным чувством единения, увы, так быстро проходящим, в тихом спокойном молчании. Хотелось обнимать и чувствовать, глядеть и не наглядеться.

А слова между нами всегда рождали напряжение, недопонимания и боль.

Так было всегда.

И хотя Синтия пока ещё только собиралась начать очередной разговор века по душам, я уже чувствовал незримую трещинку. Ту самую.

Она медленно села и потянулась за моей рубашкой, набрасывая её на точёные плечики, прячась от моего взгляда. Отдаляясь, будто притворяя между нами стеклянную дверь.

Поправляя волосы, что умоляюще цеплялись за всё, до чего могли дотянуться, Синтия знакомым до боли, родным жестом собрала их в горсти, вытащил из-под рубашки и рассыпала сверху, заставляя проливаться золотым дождём.

Я зачарованно смотрел, как они переливаются рождественскими огоньками под мерцающим пламенем в камине.

– Самое время поблагодарить меня, братец, – с усмешкой протянула она.

– За что? За отличный секс? – попытался отшутиться я.

– И за него, если хочешь, тоже. Но лучше за то, что я почти, как богиня, смогла вернуть тебя из мира мёртвых.

Улыбка как-то сама собой сошла с лица:

– Ты это фигурально выражаясь?..

– Нет, Альберт, буквально. Ты, правда, не торопился вернуться ко мне. Мне даже начало казаться, что ты избегаешь самого этого места – нашего дома.

Но я всё равно знала: как не торопись ты сбежать от самого себя, рано или поздно ты все равно вернёшься. Как ты всегда возвращался ко мне. Только на этот раз ты слишком сильно медлил.

– Как всегда, слушая тебя я задаюсь вопросом: ты сумасшедшая или просто хорошо прикидываешься?

Лицо Синтии приняло незнакомое мне выражение глубокой задумчивости:

– После всего того, что мне пришлось пережить, братец, не мудрено сойти с ума. Иногда мне кажется, что всё, что я вижу – это тяжёлый, затянувшийся бред.

– Тогда можешь бредить вслух. Я охотно тебя послушаю. Из твоих уст, сестрёнка, любой вздор звучит для меня музыкой.

– Не в этот раз, братец. Но тебе придётся выслушать. И поверить. Потому что, во-первых, это будет правда. А, во-вторых, ты ведь здесь? А это лучшее доказательство тому, что, какой бы не выглядела бредовой история, что ты сейчас выслушаешь, это правда.

– Хорошо, валяй. Вещая свою правду. Только скажи, в этом доме есть ещё вино? Я был бы не прочь промочить горло.

Синтия, поднявшись с лёгкой непринуждённой кошачьей грацией, прошлась по комнате до серванта, мелькая босыми ногами с маленькими, как конфетки, пальчиками и вернулась с двумя бокалами и бутылкой вина, красного, как кровь.

– Открывай, – протянула она бутылку мне.

– За встречу через сотню лет? – поднял я тост.

– Прошло на четверть века больше, – пожала она плечами, макая коралловые губки в бордовое вино.

Я последовал её примеру, не отрывая взгляда от её прелестного личика:

– Ты обещала мне историю, сестрёнка.

– Обещала. Ну так слушай.

Не знаю, что я надеялся услышать, но явно не то, что сказала Синтия.

– Ты знаешь легенду о том, что Элленджайты прокляты.

– Это не легенда, – поиграл я бокалом, наблюдая, как качается красное вино, которое в тени кажется чёрным. – Это прямая констатация факта. Никакой мистики – люди просто немного наблюдательнее, чем нам кажется.

– Проклятыми называли детей падших ангелов. Нефелимов.

Я крепче сжал челюсть, стараясь удержать крепкое словцо. Драгоценная сестрёнка на многое смотрела сквозь пальцы и не гнушалась спать с братьями, но она терпеть не могла сквернословий. Вот такая причуда.

А ещё она слишком увлекалась мистикой. Это у неё другая причуда, почти с детства.

– Нефелимов? – переспросил я. – Ты это серьёзно?

– Помолчи, Альберт. Мы же вроде как договорились, что ты примешь на веру мои слова?!

На самом деле мы не договаривались – на самом деле говорила только она, а я просто промолчал.

– И что там не так с этими нефелимыми?

– Всё. Судя по тому, что творилось в нашей семейке. Ну да речь не об этом. Мы не просто потомки падших ангелов – мы потомки Люцифера.

Я человек не трусливый. Честно. Я мало чего боюсь по жизни.

Но мне стало страшно. Синтия говорила так спокойно и уверенно, что у меня не осталось сомнений – она сумасшедшая. Моя любимая сестра не в себе.

– Люцифер – наш пра-пра-пра-пра дедушка? Ну, допустим, и что дальше?

– После того, как ты умер, я вызвала его. И заключила сделку. Люцифер наделил меня силой, что не принадлежит и не может принадлежать никому из смертных – даром воскрешения. Я могу призывать души из-за смертельных чертогов.

Повисла пауза.

За стеной завывала буря, била плетью, скрученной из снега и ветра, хлёстко, жёстко, будто надеясь развалить этот дом по кирпичику. Даже окна вздрагивали под напором норд-оста.

– Ты всерьёз веришь в то, о чём сейчас говоришь? – тихо, будто боясь спугнуть её, задал вопрос я. – И что потребовал Люцифер в обмен на такую услугу?

– Ничего, – её голос звучал отрешённо.

Синтия с детства придумывала небылицы. В которых она была королевой. С самой высокой короной.

Но чтобы объявить себя святым Лазарем?

– Святой Лазарь по сравнению со мной младенец. Он воскрешал того, кто умер три дня назад. А от тебя же остался один остов. Видел бы ты… хотя нет, лучше не надо. До сих пор без содрогания не могу вспоминать…но лучше по порядку.

После твоего самоубийства Ральф как обезумел. Он обнародовал всё, что мы скрывали столько лет. Он пытался меня убить! Он был просто невменяем… ты же помнишь, каким он был? А без тебя всё стало ещё хуже.

Вино резко стало горьким, и я отодвинул бокал от себя:

– Он превратил мою жизнь в ад, Альберт… – голос Синтии вдруг стих.

– Что ты сделала?

Собственный голос казался чужим и глухим.

Глаза Синтии сузились и превратились в два пылающих куска льда:

– Что я сделала?! Я?! Почему, по-твоему, я могла что-то сделать?

– Потому что это до сих пор не даёт тебе покоя. Потому что ты боишься мне сейчас об этом сказать.

– Да с чего ты взял?

– С того, что не только ты знаешь меня как облупленного. Так что ты сделала, Синтия?

Она отвернулась.

Золотые волосы, упав на лицо, скрыли от меня его выражения.

– Синтия?..

– Я принесла его в жертву.

Часы на полке тихо стучали. Наверное, тикали. Не знаю, не уверен.

После такого заявления я уже ни в чём не мог быть уверен.

– Я… что? Не понял, что ты имеешь ввиду под «принесла в жертву»?

– Я убила его на сатанинском алтаре.

Синтия повернула голову и теперь с вызовом смотрела на меня.

– Ты не могла его убить. Это невозможно. Силёнок бог не дал.

– А я у дьявола заняла! – фыркнула она, строптиво встряхивая головой. – Хотя… хотя это было позже. А в тот момент Ральф помог мне сам. Это было… мучительно, долго и болезненно. Именно так он и умирал. Долго. Почти сутки. Возможно, он надеялся, что я откажусь от своей затеи. Возможно, забавлялся, веря, что мне невыносимо наблюдать за его страданиями. А возможно… возможно ему просто было наплевать. Помнишь, как он всегда говорил это своё коронное «плевать»? – зло засмеялась она.

По мне, так её смех гораздо ближе был к истерике, чем к насмешке.

– Как же ты вытерпела? Как могла сидеть и смотреть на его агонию часами?

– Я не верила, что он на самом деле умрёт. Даже после твоей смерти я не могла поверить, что это возможно!

– Но он умер, – это не был вопрос.

– Умер. А древний ритуал начал работать. И я встретилась лицом к лицу с тем, кого считают Князем Земли и источником зла.

– Ну и как?

Меня распирало от злости и бессильной ярости.

В историю с дьяволом я не верил. А вот в смерть Ральфа, зная их обоих, поверить пришлось. И осознание того, что всё это случилось почти два столетия назад, не смягчало боли потери.

Может быть, в душе я надеялся, что Ральф воскреснет таким же волшебным образом, как и Синтия?

– Люцифер? Он удивительным образом похож на вас всех. Безумный и обречённый, то ли не желающий, то ли не умеющий раскаяться и жить иначе.

– Правда? Ни рогов? Ни копыт?

– Если они у него и были, он их мне не показывал.

– Его не удивило желание правнучки увидеть предка?

– Нет. Он сказал, что такое было и раньше. Он внушал доверие. Он казался вполне понятным. Он был чем-то похожим на тебя. Или на отца. Словом, таким, каким я всегда его себе и представляла. И знаешь, что я сделала? Я поверила ему. Я заключила с ним договор.

– Что за договор?

– Он сделал меня бессмертной, наделил способностями, которые многие сочли бы колдовскими.

– И что потребовал взамен?

Синтия молчала, опустив голову.

– Что он потребовал взамен? – повторил я вопрос.

– Нашу семью. Он велел мне уничтожить всех. Говорил, что существование таких, как мы, не угодно богу. Что мы несём с собой лишь скверну и искушение. И он был прав! Ты же знаешь.

– Он потребовал, а ты?..

– Я сделала то, что он велел. Я всех их ненавидела и была словно не в себе. А когда пришла в себя, было поздно – всё обратилось в пепел! Наш дом. Мои родители. Все сгорели… никого не осталось. Никого – кроме меня. Я хотела уйти за всеми, но не вышло. Дьявол по-дьявольски сдержал слово: я стала бессмертной. Такой, какими раньше были вы. Я всегда завидовала вашим способностям… Почему ты так смотришь на меня, Альберт? Ты мне не веришь?

Голос её зазвучал жалобно, как у ребёнка.

– Если бы это было ложью! Но правда в том, что древние легенды гласят правду и сделка с дьяволом – это ужасно. В итоге теряешь всё, а приобретённое взамен доставляет лишь муку. Ты молчишь? Не знаешь, что сказать, брат? Ну, молчи. Ведь эта часть лишь предыстория. А собственно история ещё впереди.

Я не знал, верил ли я тому, что слышал? Наверное, верил. Иначе как объяснить всё это – её жизнь, моё воскрешение?

Но если такова правда – как с нею жить?

Я воскрес потому, что умер Ральф – мой брат, мой друг, мой любовник.

И в смерти моих отца и матери виновна Синтия. И в смерти остальных – тоже.

– Не могли все сгореть, – попытался я отрицать очевидное. – Это невозможно! Те, другие – я видел Кингов. Они носят другое имя, у них иные понятия, но, по сути, они такие же, как и мы. И Катрин… ты же сама официально признала её как нашу наследницу?

– Я же сказала – то было лишь начало. А Кинги? Они не одни из нас. Строго говоря, они вообще-то не совсем люди.

– То есть как это понимать? Что значит «не совсем люди»?

– Чтобы воскресить твои останки мне нужна была новая жертва. Кровь в достаточном количестве, чтобы регенерировать почти истлевший остов. Обыкновенная людская кровь помочь не могла. А никого из Элленджайтов в живых после пожара не осталось. Круг замкнулся. Я же уже говорила, заключая сделку с дьяволом всё равно, что занимать у деньги и ростовщика – ты в любом случае остаёшься ни с чем. У меня появилась способность воскрешать и знания, как это сделать, но у меня была отнята сама возможность…

– Однако дилемма, – хмыкнул я с издёвкой.

Синтия передёрнула плечами:

– Смейся-смейся. Мне-то было не до смеха. Я сотню лет пыталась обыграть судьбу.

– Мы, помнится, говорили о Кингах? У тебя просто волшебная способность сводить любой разговор к своей персоне и переживаниям, о чём бы речь не зашла.

– А ты всегда всё портишь своим нетерпением.

– Ну, в некоторых случаях моё нетерпением тебе бывает очень даже по душе, не так ли?

– Что ж, вернёмся к Кингам. Чтобы восстановить твои останки мне нужна была кровь Элленджайтов. И я создала их практически с нуля.

Я нахмурился, откровенно говоря, не слишком понимая, о чём идёт речь.

– Я спонсировала создание секретной лаборатории по клонированию человека.

Она сказала это таким тоном, словно я что-то уже должен был понять.

А я не понимал.

Слово «клонирование» в моём мозгу ни с чем не идентифицировалось. Как теперь говорят, файлы были совершенно пустыми.

– Клонирование человека? Что это такое?

– Создание человека из клетки.

В моем воображении, прости господи, возникла обезьяна, быстро-быстро развивающаяся до уровня человека, открывающая эту самую злополучную клетку и широкими прыжками удаляющаяся в неизвестном направлении.

– Современные технологии шагнули далеко вперёд, Альберт. Но клонирование как человека, так и отдельных органов, находится вне закона. И, официально, технологий, позволяющих из генетического материала воссоздать человеческий зародыш, не существует.

Я потряс головой. Мне казалось, что она говорит на неизвестным мне иностранным языке и я никак не уловлю сути.

– Мы взяли кусочек генетического материала Ральфа и из этой клетки в пробирке вырастили эмбрион, который потом подсадили суррогатной матери, родившей младенца в положенный срок. Как это обычно бывает в таких случаях ребёнок родился не один.

Получились близнецы – две особи, мужская и женская. Образец под номером один и два – Рэй и Виола. Я дала им фамилию Кинг. Ну не свою же собственную отдавать?

Сумасшедшим учёным нужны были открытия, а мне – только кровь. Мальчика, естественно. У девочек нет тех замечательных свойств, что способны были вернуть твоему телу жизнь.

Когда я получила, что хотела, пришлось замести следы. Ученых устранили, детей отдали в ближайший приют, где их отыскал местный воротила и использовал уже по своему назначению. Я в их дела не вникала.

– Подожди-подожди! То есть получается, что изначальным генетическим материалом для… хм-м, создания Кинга, как ты это называешь, был Ральф? Грубо говоря, его можно считать прародителем этого ненормального любителя трахаться с собственными детьми?

– Ну, кто знает, чем развлекался сам бы Ральф, если бы дожил до тех же лет, что и «образец один»? – передёрнула плечами Синтия. – Я никогда не считала Рэя сыном Ральфа. Но в каком-то смысле ситуацию, наверное, можно рассматривать именно так.

– Ральф был донором мужской клетки, а женской?

– Это было не оплодотворение, Альберт, а клонирование. Женских клеток и не понадобилось. Так что, следуя твоей теории, Ральф нашим Кингам и мама, и папа.

От всей этой научной дребедени и полного сюрреализма меня начало ощутимо подташнивать.

– Сами Кинги знают о том, что они представляют собой долбанные образцы из пробирки?

– Конечно, нет. Они считают себя бедными сиротками из приюта, – легкомысленно фыркнула Синтия.

– По-твоему этом смешно? Ну и огород ты тут нагородила!

– Всё ради тебя, дорогой. Чего не сделаешь ради любви?

Слова прозвучали бы дурным пафосом, но, слава богу, в них было слишком много сарказма.

Так уж жизнь сложилась, что сарказм мне куда более по сердцу.

– А Катрин? Выбранная тобой наследница Элленджайтов? Она образец под каким номером?

Усмешка соскользнула с лица Синтии и оно сделалось почти угрюмым:

– Катрин не имеет никакого отношения ко всем моим научным экспериментам. Она вполне себе настоящая личность, произошедшая на свет вполне естественным путём. И она действительно Элленджайт.

– Но ты ведь сказала, что все Элленджайты погибли.

Синтия вздохнула и, после небольшой паузы сказала, как бы нехотя:

– Не все. Своего сына я не смогла заставить себя убить, – от её взгляда у меня почему-то побежал мороз по коже.

– У тебя был сын?

– Да. И именно ты был бы счастливым отцом, если бы задержался на свете немного подольше. Катрин наша с тобой пра-пра-правнучка, дорогой. Но это не отменяет намеченной между вами свадьбы. Потому что только так мы сможем вернуть себе наше состояние и наш дом.

И снова я вынужден был сделать паузу, чтобы осмыслить полученную информацию. Новости, одна сногсшибательней другой так и следовали друга за другом.

– Я не понимаю… Что ты хочешь этим сказать?

Синтия криво усмехнулась, и никто не назвал бы её улыбку доброй:

– Всё ты прекрасно понимаешь, дорогой братец. У нас с тобой был сын. У него была дочь, моя внучка, у неё – ещё дочь, потом – ещё. Я очень надеялась, что рано или поздно появится мальчик, но небеса словно не слышали мои молитвы…

– А ты чего хотела? – рассмеялся я. – С какой стати небеса должны были тебя слышать, если ты, по собственному призванию, согласилась служить совсем другим силам?!

– Не смей кричать на меня! Всё, что я делала, я делала исключительно ради тебя…

– Нет!!! Всё, что ты делала, всегда, было исключительно ради себя. Ты захотела жить вечно и нашла способ сделать это, хотя, признаться, поверить в то, что я тут выслушал практически невозможно.

– Приходится же? – насмешливо протянула сестра. – Ведь иного объяснения тому, что ты сейчас здесь, рядом со мной, наслаждаешься жизнью вместо того, чтобы гореть в аду, где тебе, вне сомнения, самое место – попросту нет? Да и чего ты так завёлся?

– Действительно, с чего бы? Ты, ради того, чтобы вернуть меня, убивала людей.

– И что? – невозмутимо пожала плечами Синтия. – За те сто пятьдесят лет, что я жила, люди умирали у меня на глазах пачками, по той или иной причине. Человек смертен, и в этом нет ни моей вины, ни заслуги. Если чья–то жизнь может принести мне пользу – я это использую. Если пользу принесёт чья-то смерть, почему меня должно это останавливать?

Я смотрел на ней и видел лицо моей сестры, Синтии, почти не изменившейся, но… я не узнавал то существо, что обнимал час назад.

– Ты ведь это несерьёзно сейчас?

– Альберт, ты до смешного сентиментален. Жизнь имеет значение ровно столько, во сколько ты согласен её оценить. Люди, на самом деле, просто расходный материал и так было всегда. Исключение составляют те, кого мы любим.

– Вопрос в том, что ты не любишь никого.

– И это говоришь мне ты? После всего, через что я прошла ради тебя?

– Ещё раз повторю – чтобы ты не делала, ты делала это только ради себя. Мне не нужно было это воскрешение. Я не чувствовал в небытие ничего. Это тебе потребовалось всё это подобие бурной деятельности, потому что одиночество хреновая штука, а пока действуешь – живёшь.

– Я хотела вернуть тебя, чтобы в этом новом времени мы могли стать, наконец, самими собой! Могли не бояться идиотских условностей! Не прятаться ни от кого!

– Какая прелесть. Но если ты хотела именно этого, почему ты не пришла сразу? Зачем было вмешивать в эту историю Катрин?

Синтия отвернулась, словно поддавшись чувствам.

На самом деле она просто не хотела, чтобы я видел её лицо и попытался понять, что у неё на уме на самом деле.

Я почти слышал, как мысли, словно птицы, мечутся в её голове, как она подбирает слова.

Будь на месте Синтии кто-то другой, я эти мысли смог бы прочесть, но она их закрывала.

Я чувствовал её чувства. И их было куда меньше, чем мне хотелось бы.

– Катрин не должна была так долго прожить.

– Что?

– Она была отданной тебе жертвой. Ты должен был убить её, когда воскрес. Не понимаю, почему ты этого не сделал?

Чтобы как-то заполнить глухую паузу, я потянулся за одеждой.

Как-то в свете сложившегося разговора мне хотелось закрыться.

Хорошо бы, от всего сразу.

Может быть я уже в аду?

И какой-то демон принял образ моей разлюбезной сестрички, чтобы выносить мне мозг своими немыслимыми идеями и похожими на худший наркотический бред, исповедями?

– Но, когда она всё-таки выжила, я подумала, что это даже к лучшему. Поначалу я хотела выдать себя за неё и тем самым получить доступ к семейным активам…

– Почему ты не могла получить доступа к ним сама?

Синтия снова пожала плечами:

– О чём ты говоришь? Мне то и дело приходилось менять имена и дату рождения, но если обмануть простых обывателей мне удавалось довольно легко, то получить доступ к самому легату проблематично. Ты же помнишь, как устроена вся эта система? Конечно, можно было изобрести велосипед, но зачем, когда под рукой есть настоящая наследница и всё, что нужно, это использовать её?

Когда ты воскрес, а Катрин выжила, план сложился сам собой – ты женишься на ней. А потом она попросту умрёт.

– Как?

– Да как угодно! Подцепит грипп с осложнениями, упадёт с лестницы. Аневризма, сердечный приступ – мало ли причин? Человеческой девке легко свернуть шею. С нашими способностями это раз плюнуть…

– И когда мы свернём ей шею, что будет дальше?

– Мы восстановим нашу империю снова. Элленджайты воскреснут и снова будут править миром. Мы перестанем быть бледной легендой и снова станет влиять на все события в этой жизни…

– Подумать только, какая прелесть! Я же всё жизнь и, видимо, часть посмертия, мечтал о власти и деньгах!

– Перестань кривляться. Знаю я твои мечты. И это ты тоже получишь. Я дам тебе всё, что ты захочешь.

– А тебе не приходило в голову, разлюбезная моя сестрица, что ты не можешь дать мне того, что я хочу? Сними корону! Она давит на твои мозги, а ум и без того никогда не был сильной стороной твоей натуры.

– Не смей меня оскорблять! – прошипела Синтия.

– Или – что?

– Ты даже не представляешь, с кем связываешься, братец!

Я выгнул бровь в просьбе продемонстрировать.

Лицо Синтии, бледное, как пергаментная бумага, заострилось от напряжения, когда она вскинула руку вперёд и сжала пальцы.

В тот же момент боль узлом скрутила внутренности, будто её пыльцы проникли в моё тело, оплетаясь вокруг органов и проживая их, как углями.

Пришлось сцепить зубы, чтобы не застонать.

Боль была сильной и в первый момент от неожиданности я чуть не вскрикнул, судорожно вцепившись в спинку вовремя подвернувшегося стула.

– И что дальше? – процедил я, стараясь, чтобы голос звучал ровно. – Что ты этим хочешь показать? Новые способности?

– Это только начало. Не искушай меня проявить мой гнев в полную меру. Тебе это не понравится. Ты же, в конце концов, не Ральф.

– Ты как будто сожалеешь об этом? Может быть, ты воскресила не того брата?

В глазах Синтии блеснули злые слёзы:

– Понимаю. Ты питала иллюзию насчёт того, что мной тебе будет манипулировать легче… хотя, нет, не так: ты допускала возможность, что мной, возможно, манипулировать получится. А с Ральфом на это нет ни малейшего шанса. Ведь, в отличии от меня, он никогда тебя не любил.

Синтия повернула ладонь.

Ощущения было такое, будто гигантская рука выдирает кишки из тела.

Пришлось замолчать, упрямо сцепив зубы.

Синтия медленно приблизилась и, встав рядом, положила руки мне на грудь.

Через материал рубашки и боль я всё равно ощущал прикосновение её маленьких горячих ладошек.

– Не перечь мне, Альберт.

Говорила Синтия тихо, но в каждой мягко произнесённой ею букве таилась угроза.

– И не зли меня. Никогда.

Мне было приятно чувствовать её прикосновения, но взятый тон совершенно не нравился.

– Дорогая сестрица, – сжав её тонкие пальчики в ладонях, подхватив взятый её тон, сказал я. – Ты, бедняжка, так долго жила в мире, в котором никого из нас не осталось! Не удивительно, что успела забыть – подобными трюками напугать меня не получится. Напротив, я даже рад твоим открывшимся способностям – у нас теперь больше возможностей для наших любимых садистских игр. С твоими-то чудесными способностями теперь не обязательно пачкать простыни моей кровью.

Коротким толчком я оттолкнул её от себя:

– Куда сильнее меня пугает мысль: ты так сильно изменилась за истёкшие годы? Я успел забыть тебя? Или я никогда тебя не знал? Как в твою голову могла прийти мысль, что я стану убивать Катрин?

– Если ты такой слабак, я сделаю это сама.

– Ты ничего не сделаешь! Ты и пальцем её не тронешь, ясно?!

В стеклянных кукольных глазах Синтии промелькнуло удивление:

– Да какая тебе разница, что станет с этой девчонкой? Если ты боишься, что на моих руках будет очередная кровь…

– Синтия! – выйдя из терпения я схватил сестру за плечи и хорошенько встряхнул. – Раз и навсегда выкини эту мысль из головы. Я запрещаю тебе даже думать о том, чтобы ей навредить.

Удивление на её лицо сменилось яростью, и никакой насмешливой маской прикрыть гнев у Синтии не получалось:

– Ты запрещаешь мне?! Ты – запрещаешь?! Да как ты смеешь… как ты можешь!

– Могу. И планирую сметь дальше. Раз уж в дальнейшем нам предстоит сосуществовать вместе, давай расставим приоритеты. И, если ты хочешь, чтобы в дальнейшем мы поладили, прошу отнестись к моим словам серьёзно, Синти. Эта девушка для меня важна. И если ты навредишь ей, прямо ли, косвенно…

– Что ты сделаешь? – с вызовом глянула на меня сестра.

– Я тебя не прощу.

– Ты это серьёзно? – рассмеялась Синтия.

Скрестив руки на груди, я ждал, пока приступ показного веселья иссякнет.

– И чем грозит мне твоё непрощение? – прекратив веселиться, решила (видимо на всякий случай) уточнить она.

– Я уйду из твоей жизни. А возможно и из всей этой жизни где меня, по большому счёту, ничего не держит.

– У тебя не получится. Если я не захочу. А вот я могу отнять то, что сама же тебе подарила. Хотя ты за мой дар, похоже, ни испытываешь ни капли благодарности…

– А ты её ждала?! Ты вообще о чём думала?! Что я приду в восторг от того, чтобы ты уничтожила всю нашу семью?! На твоих руках кровь нашей матери, отца, кузин и кузенов – мне ещё предстоит переварить этот факт и, откровенно говоря, сомневаюсь, что смогу принять это…

– Но ведь уже принял?!

– Да просто пока во весь этот коктейль горячечного бреда плохо верится. Люциферы, клоны, ведьмы – голова идёт кругом. С ума сойти можно… хотя может быть, на самом деле, с ума сойти и лучше, чем во всё это поверить? Только ты, с твоей маниакальной самовлюблённостью, могла заварить подобный винегрет. Скажи, как ты живешь с этим?

– Ты вообще меня слушал?! У меня нет выбора. Я получила своё бессмертие и теперь хочу, не хочу – буду жить! С тем, что сделала. С тем, что делаю. В вечном одиночестве.

– И ты надеялась, что я тебя пожалею и поддержу? Что посвящу свою жизнь одной тебе, ненаглядной? Стану, словно джин из восточных сказок, без устали выполнять все твои желания?

– Я просто не могла больше существовать одна в этом аду!

– И потому решила втянуть в него ещё и меня? И ждешь, что я поблагодарю тебя за это? Серьёзно?!

Она отвернулась и сжалась, сразу сделавшись маленькой и хрупкой. И можно было не заглядывать ей в глаза, чтобы понять, что они сейчас полны слёз.

Чёрт! Ненавижу женский слёзы!

– Хватит, Синти. Слезами тут уж ничего не исправить, – попытался я не поддаться собственной слабости. – Да и чего плакать? Ты же получила, что хотела: я здесь, с тобой.

Она сдавленно всхлипнула. И я сдался. Подошёл, обнял, прижал к себе, согревая её замерзшее тело, как умея.

– Ты ещё любишь меня? Скажи, я ещё что-то значу для тебя? – зашептала она, ластясь ко мне, словно кошка.

– Значишь. И всегда будешь значить. Но, Синтия, насчёт Катрин моё условие остаётся в силе. Если с ней что-нибудь случится – сердечный приступ, осложнение после гриппа, упадёт ли она с лестницы или разобьётся на самолёте – ты потеряешь меня наверняка. И ни силой, ни лаской уже не вернёшь. Как бы не сложилась жизнь дальше, я хочу, чтобы она жила.

Синтия сначала застыла в моих руках, а потом рывком высвободилась.

Да я особо и не удерживал.

– Да что ты нашёл в этой глупой курице?

– На курицу она не похожа. К тому же, если быть справедливым, она не глупа. Наивна немного. Капельку нудновата, на мой вкус, этого не отнять. Но далеко не дура.

– И поэтому бы будем носиться с ней как с писанной торбой?

– Ну, если моё требование не убивать ты воспринимаешь именно так? Да. Будем носиться. Разве это не наша святая обязанность, как предков – опекать своего потомка?

Синтия фыркнула со всем презрением и насмешкой, на какие только была способна, как никогда напоминая мне рассерженную, ну просто очень злую-презлую кошку.

Её гнев всегда меня забавлял.

– Будешь меня убеждать что питаешь к этой дурёхе отеческие чувства?

– И в мыслях не было, – открестился я.

– Когда она успела стать для тебя чем-то, чем просто средством? Неужели ты поставишь нас на одну доску? Я жила тобой многие годы, а она просто смотрит коровьими глазами и этого оказывается достаточным?..

– Чтобы её не убивать? Да. Этого вполне достаточно. Ни ты, ни я её не тронем. И это не обсуждается.

– И как же тогда дальше? Что предлагаешь мне делать? Благословить вас на долгие годы? Или мы оба пойдём жить в лачуге, отдав этой юродивой сиротке наше состояние?

Я поморщился:

– Без уничижительных эпитетов никак? Мы могли бы заново разбогатеть. Было бы чем заняться на ближайшие десять лет.

– Ты издеваешься? Я не привыкла жить на несколько жалких десятков тысяч долларов в год.

– Я и вовсе привык считать деньги золотом. Нынешняя мода на бумаги видится мне дичью, а назначение пластиковых карт я понимаю на уровне понятия. Ну и что это меняет? Мы найдём деньги. Вон тот же Кинг, который, если верить тебе, и не человек вовсе, а нечто вроде биокиборга, нашёл же способ их зарабатывать?

– Состояние Элленджайтов должно принадлежать мне! Я его истинная хозяйка!

– Точно. И мы все тоже будет принадлежать тебе. Служить? Служу. Ага! Мечтай больше. Но если тебе так припёкся этот легат, то попросту убеди девушку переписать состояние на тебя, а ей отдай десятую часть.

– Думаешь, она вот так просто отдаст бразды правления?

– Не думаю – уверен в этом. Главная разница между тобой и Катрин как раз в том и состоит, что ей плевать на власть и деньги. У девушки другие ценности. И то, за что ты готова порвать ей глотку, она отдаст тебе особо не задумываясь. Суммы на наших счетах для неё космически баснословны и уже не имеют практического применения.

– Ты действительно думаешь, что она вот так просто возьмёт и отдаст своё? – покачала головой Синтия. – Вижу, твоё пребывание в царстве теней сделало тебе мечтательным. Спустись с небес на землю, Альберт. Мы на грешной земле. И здесь деньги имеют высшую ценность.

Горечь и презрение шевельнулись в моей душе. Она была так уверена в своей правоте. Деньги. Статус. Общественное мнение всегда много для неё значили. Она переоценивала их значение.

Для меня деньги всегда только средство обеспечить безопасностью дорогих или просто близких людей. И в таком количестве деньги мне, как и Катрин, не требовались.

Однако доказывать это Синтии – тратить время впустую.

С ней вообще бесполезно спорить, потому что в споре моя красавица-сестрица слушает только себя. Ты можешь приводить какие угодно доводы, факты или аргументы. Она спокойно даст тебе их озвучить, но продолжит развивать свою собственную мысль точнехонько с того места, на которым остановилась до этого.

Я решил действовать так же, как она. Продолжив обсуждение волнующей меня темы с того момента, на котором закончил:

– Что, по-твоему, мне следует сделать? Убийство выбранной тобой наследницы исключается полностью.

Синтия вздохнула:

– Что ж? Если ты не хочешь её убивать, тогда после свадьбы заставишь переписать состояние на тебя, а потом с ней разведёшься. Тогда все нити управления будут в наших руках. А ей, если уж это так для тебя важно, выделишь долю содержания, какую сочтёшь нужной.

Со стороны Синтии это было большой уступкой.

– А существует ли вариант, при котором я вообще не женюсь на этой девочке?

– Нет. Ты нужен мне с деньгами Элленджайтов.

В общем-то Синтия одной фразой сказала всё самое важное.

Добавить или убавить нечего.

Огонь угас, лишь тихо пощёлкивали прогоревшие угольки в камине, переливаясь красным.

За окном продолжал выть ветер.

Я поднялся.

– Ты куда? – нахмурилась Синтия.

– К своей невесте, сестрёнка. Заждалась она меня уже, бедняжка. Рассвет скоро.

Синтия успела поймать мою руку и заглянула мне в глаза:

– Но ты же вернёшься? Мы ещё увидимся?

Мне хотелось сказать гадость, ранить её словами. Но к чему это, если мы оба знаем, что будет дальше?

– Я позвоню.

Поцеловавшись, мы простились.

Метель и не думала униматься.

Через наваливший снег внедорожник проходил с трудом.

В прошлом веке зимой Кристалл-холл превращался в феодальный замок, где мы жили, как на острове, изредка выбираясь в город: слуги – за припасами, господа – в поиске развлечений.

При современном уровне коммуникаций передвижения сделались проще. Нужно будет найти дорожную компанию, согласную отвечать за порядок на это участке дороги и – катайся туда-сюда в удовольствие.

Машина с обогревателем – это не карета с горячими углями в жаровнях. В ней не замёрзнешь.

Но с другой стороны нестись верхом на взмыленном скакуне, проявляя искусство лихого наездника требовало характера и хорошей физической формы, а для того, чтобы крутить руль и нажимать на педали не требовалось ни того, ни другого.

В 21 веке комфорт убивал в человеке очень много. Люди сделались в чём-то слабее и инертнее. Или просто я становлюсь дрюзгой, словно замшелый викторианский старичок?

Телефон ожил, засветившись и завибрировав.

Звонила Катрин.

На панели дисплея светилось шесть вызовов от неё.

А с учетом того, что она, крайне боясь показаться навязчивой, старалась вообще мне не звонить, это было очень много.

Шесть вызовов за ночь.

На сердце легла тень. Мы не очень хорошо простились, я ушёл, заставив девушку волноваться. И вместо того, чтобы лечь спать, она сидела и придумывала всякие ужасы про то, как мне было плохо. И это в том время как мне, как раз, было сказочно хорошо.

Настолько хорошо, что на какое-то время я вообще забыл о существовании Катрин Клойс.

И для неё, очень может быть, стало бы лучше, если бы вообще не вспоминал?

Седьмой вызов постигла участь первых шести – я на него не ответил.

Ударив по тормозам, заглушил мотор и вышел из машины покурить.

Прислонившись спиной к машине, запрокинул голову в надежде увидеть звездное небо, но вместо звёзд курилась наверху какая-то вихревая муть и ближе к земле рассыпалась белым просом.

Под сильными порывами ветра сигарета быстро прогорела, хватило лишь на пару затяжек, и я потянулся за второй.

Я думал, что, когда останусь один, начну всё обдумывать, эмоционально переживать, а в голове было пусто.

Я не знал, верю ли я рассказу Синтии.

С одной стороны, все эти бредни про ангелов и демонов меня не интересовали. Я вообще не верил в мистику. Хотя большинству моих знакомых по прошлой жизни это казалось странным, им-то само существование таких, как я, способных не умирать, слышать чужие мысли и передвигать предметы взглядом казалось откровением свыше.

Я считал (и продолжаю считать) что это проявление какой-то энергии.

В 19 веке многое из того, что составляет будничную повседневность современного человека воспринялось бы как магия чистой воды, а вот и нет – наука.

И тому, что мы, Элленджайты, такие, какие есть, наверняка тоже найдётся объяснение. Научное.

Но вот как объяснить научно долгожитие и вечную молодость Синтии я не знал.

Как и не находил рационального объяснения для объяснения собственного воскрешения.

Приходилось верить. Да и меня всё это, выражаясь современным языком, не парило. Если начну рефлексировать жить дальше станет очень сложно. Не проще ли принять всё, как есть, а на всё остальное, по рецепту старины Ральфа – наплевать.

Принять новый мир и новые реалии не так уж сложно. Даже смириться с тем, что людей, которых ты знал прежде – нет.

Я буду думать, что умер – там. И очнулся – здесь. А все они остались в прежнем мире и продолжают в нём жить.

Если очень постараться некое подобие семьи можно создать и из Кингов.

Синтия может смотреть на них, как ей угодно. Может быть, факт того, что они из пробирки и имеет для неё особое значение, я же вижу людей, похожих на тех, кого я знал и любил.

Они одни из нас. А значит, мы будем держаться вместе.

Иногда враждовать, иногда – любить, в какие-то моменты жизни даже ненавидеть друг друга – но мы будем вместе.

Элленджайты всегда стоят друг за друга единым фронтом.

Катрин, которая Клойс, тоже Элленджайт.

А вот при мысли о ней весь позитив улетучивался, как тепло на ледяном ветру.

Я не хотел жениться на ней. Я хотел бы сбежать как можно дальше.

Не потому, что она мне не нравилась, как раз наоборот.

Трудно смотреть влюблённой в тебя девушке в глаза, помня такую ночь, какая сегодня была у меня с Синтией.

Смотреть в глаза, зная, что ты не откажешься от старой связи, вросшей в тебя так глубоко, что ты не просто не мыслишь себя без неё и вне её – ты себя отдельно от неё даже не помнишь.

Понимая, что тебе придётся притворяться и лгать.

А я ненавижу притворяться и лгать.

Вроде бы ничего не изменилось. Я и раньше собирался жениться на Катрин, чего уж греха таить, по расчёту. Но я не собирался её использовать, не планировал её обманывать. Я хотел создать нормальную семью, настолько, насколько с таким, как я, семья может быть нормальной.

Но появление Синтии всё изменилось. Теперь грядущих брак – ложь и фарс.

Я был безумно рад, что Синтия жива, но…

Но насколько же всё было бы проще, если бы она осталась в прошлом.