Читать книгу Так становятся звёздами 2 - Екатерина Оленева - Страница 1

Свадьба – финал большинства сказок. То, что следует за ней, мало кому интересно. Муж и жена, связанные неразрывными узами, в восьмидесяти случаев из ста напоминают двух скорпионов, заключённых в одну банку.

Правда, в случае с Гаитэ и Торном банка оказалась достаточно просторной, чтобы им не сталкиваться слишком часто.

После свадьбы из императорского дворца молодожёны сразу же перебрались в личный дворец Торна. Запустение и бесхозность поджидали здесь Гаитэ с первых шагов. Сквозь мозаику плит во дворе пробивалась трава, из просевших дверей клочьями вываливалось сухое и трухлявое сено. Штукатурка сыпалась со стен, в некоторых окнах не было стёкол.

Дворец нуждался в ремонте, но, кажется никого, кроме новой госпожи, это не беспокоило. Челядинцы, столпившиеся вокруг, выглядели довольными и счастливыми и радостно гомонили, приветствуя возвращение господ.

Придерживая шлейф, Гаитэ поднялась по широкой лестнице с каменными быками, к широким дверям. За ними открывалась галерея с круглыми колонками, соединёнными наверху пологими арками со старинной каменной резьбой.

За галереей находился большой зал. Залитый потоками света, вливавшегося через большие окна, он казался пустынным.

Полы покрывали гладко отполированные белые плиты, но огромный камин давно не чистили, на потолочных балках чернела копоть, а на панелях и жирандолях белели, как сталактиты, наросты из воска.

Пустота – ни мебели, ни ковров, но Гаитэ решила не унывать. То, что хозяйственным Торна не назовёшь, она поняла давно и была полна решимости превратить запущенный замок, больше напоминающий берлогу зверя, в уютный и гостеприимный дом.

Торн не мешал молодой жене поступать по своему усмотрению и не стеснял в средствах. Окрылённая новыми возможностями и перспективами, Гаитэ распорядилась закупить у городских торговцев ковры, перины, постельное бельё, полсотни серебренных канделябров, мебель. По её приказу верный Кристоф нанял стекольщиков, столяров, резчиков по дереву, каменщиков.

Поднявшись на второй этаж, она обнаружила, что спальные комнаты обставлены гораздо лучше, чем общие залы. Было видно, что ими часто пользовались. Здесь стояли резные скамьи, круглый столик на массивной подставке, напольные вазы-амфоры.

Центром, безусловно, являлась кровать из чёрного дерева. Необъятное ложе покоилось на деревянных фамильных быках и было окружено полированной балюстрадой. Панели, окружающие ложе, украшали рельефы с изображением листьев и винограда.

– Как находишь мой дворец? – с улыбкой поинтересовался Торн, обнимая молодую жену со спины и глядя на её отражение в зеркале поверх её плеча.

– Думаю, – с улыбкой отозвалась Гаитэ, – что пока он мало походит на уютное гнёздышко, – она сжала руку Торна в своей маленькой ладошке. – Господь избрал вас, муж мой, для особенной участи. Придёт время, и вы станете управлять империей! Поэтому ваш дворец должен быть вас достоин.

– Вот как?

– Император без дворца – это не император! – смеясь, договорила Гаитэ. – Я давно мечтаю о рае – семейном рае. И хочу выстроить его по моему вкусу.

– Делай, как хочешь, любимая! – подхватил Торн Гаитэ на руки, укладывая на огромную кровать.

То была незабываемая ночь – ночь из тех, о которых мечтаешь и потом вспоминаешь долго-долго. Они упивались друг другом, жадно ловили капли наслаждения и неги.

Утро Гаитэ встретила в отличном настроении, была полна энергией. Памятуя о том, что у хорошей хозяйки всё начинается с кухни, она лично нанесла туда визит и осталась довольна ревизией. Если большая часть дворцовых покоев пребывала в запустении, то кладовые и закрома ломились от изобилия. Всё здесь содержалось в образцовом порядке. Повар знал своё дело.

Первые дни в новом доме прошли шумно, неспокойно, суетливо, но весело. Слышался стук молотков, клубилась пыль. Стены покрывались слоями извёстки. Гаитэ в простом шерстяном платье и переднике сама следила за всеми приготовлениями, переделками и ремонтом.

Мало-помалу дворец наполнялся чудесной мебелью, инкрустированной серебром или позолоченным орнаментом, массивными настенными подсвечниками из чистого золота. Стены украшались гобеленами с искусно вытканными сценами охоты, фресками, шпалерами, драпировками.

По утрам вместе с Торном они отправлялись на соколиную охоту. Охотничьим азартом, в отличие от мужа, Гаитэ не страдала, но ей нравилось совершенствоваться в верховой езде, с которой она совсем недавно освоилась.

Поскольку за охотой к ним зачастую присоединялся кто-то из мелкой знати, под конец во дворец возвращалась довольно шумная кавалькада. По вечерам, когда стояла хорошая погода, во дворцовом парке играли в кегли или шары, иногда – в жмурки. Одному из играющих завязывали глаза чёрной лентой, и он должен был кого-нибудь поймать. Обязательным условием игры являлся поцелуй.

Гаитэ, как по своему положению, так и по характеру не была склонна участвовать в столь легкомысленных развлечениях. Она обычно сидела на высоком стуле и слушала лютниста, пощипывающего струны у её ног.

Её нейтральное отношение к игре изменилось, когда водить пришлось Катарине Калуччо. Лукавая, если не сказать, коварная фрейлина, направилась прямо к Торну, делая вид, что это чистая случайность. Тот не слишком сильно увёртывался и скоро оказался в ловушке девичьих рук.

Играющие с шумным хохотом требовали поцелуя.

Гаитэ едва не задохнулась от злости и ревности, когда Катарина подставила её мужу улыбающиеся губы, а Торн жадно впился в них, словно изнывал от страсти.

Кто-то отводил смущенно глаза, кто-то хихикал, кто-то бросал в сторону Гаитэ взгляды – любопытные, злорадствующие, сочувственные. Все в равной степени унизительные.

Чтобы не было причиной такого поведения Торна, оно было оскорбительно! И оскорбление это было неожиданным в столь же равной степени, как и незаслуженным.

Гаитэ в первый момент растерялась, не зная, что делать. Но, в любом случае, сносить прилюдное оскорбление, пусть и замаскированное игрой, она не собиралась.

Передав поднос с кусочками яблочного пирога, которым лакомилась, поднялась и направилась в замковый сад. Она надеялась, что Торн, заметив её отсутствие, поспешит догнать и исправить ошибку, как-то загладив случившееся или, хотя бы, принесёт извинения. Но, кажется, ничего подобного он делать не собирался. Что тому было причиной, слишком ли сильное увлечение молоденькой фрейлиной или то, что он попросту не осознавал вины – неизвестно, но настроение было испорчено.

Кликнув Кристофера Гаитэ вышла из дворца через боковую калитку и направилась к реке.

Верный слуга следовал за ней, как тень. Он обладал удивительной способностью, был ненавязчивым и надёжным. Гаитэ чувствовала себя в его присутствии спокойно.

Расстелив свой плащ на траве, она устроилась на склоне холма, намереваясь наблюдать за заходом солнца.

Вечер был удивительно тих. Небо сделалось зеленовато-лиловым. Над городом, лежащем чуть поодаль, розовели последние отблески заката, в его лучах кровли домов напоминали темнеющие стога. Над водой клубился лёгкий туман. В камышах у реки горланили лягушки.

Одиночество Гаитэ было недолгим. Хотя последней, кого она хотела бы сейчас увидеть, была её мать, именно она решила составить ей компанию.

Стелла по приказу Алонсона последовала за дочерью с зятем в новый дворец. Подразумевалось, что она будет тут на положении необъявленной пленницы. Впрочем, Гаитэ делала всё от неё зависящее, чтобы матери было комфортно, всё же отношения у них были натянутые. Обе держали нейтралитет, придерживались дипломатической линии, встречаясь лишь на людях и разговаривая на нейтральные темы.

– Гаитэ, не время и место сейчас выказывать гнев и ревность, – подсев рядом, сказала Стелла. – Ссоры не принесут добра, лишь настроят Фальконэ против тебя. А тебя нет выбора, кроме как терпеть выходки мужа.

– В этой жизни выбор есть всегда, другое дело, что не у всех есть желание этим воспользоваться. Всегда проще придумать себе бессилие.

– Благоразумие всегда было твоим коньком. Оно и в этот раз уж точно тебе не навредит. Ну же? Ты же понимаешь, что произошедшее чистый вздор? Торн предан тебе. Всем очевидно, что он глаз с тебя не сводит. Спешит выполнить любую твою прихоть.

– И готов целоваться с первой же поманившей его вертихвосткой у всех на виду. Боюсь, матушка, с таким мужчиной, как мой муж, мне ничто не поможет.

Стелла засмеялась:

– О чём тебе беспокоиться? На земле нет мужчины, который смог бы пройти мимо моей дочери.

Гаитэ в задумчивости теребила пучок сухой травы, прислушиваясь к весёлому гуду из дворца.

– Послушай, прими совет женщины, повидавшей на этом свете вдвое больше тебя, Гаитэ. Не следует идти наперекор такому мужчине, как Торн. Ты этим ничего не добьёшься. Нужно искать окольные пути. В душе можешь не смиряться, но играй роль покорной жены иначе потеряешь всё.

– Всё – это возможность дорваться до власти?

– Счастья с Торном тебе всё равно не достичь. А вот власти с его помощью добиться можно, – равнодушно пожала плечами Стелла.

Гаитэ почувствовала, как у неё болезненно сжимается горло.

– Довольно, матушка! К чему все эти разговоры? Оставим их.

– Оставим, – со странной лёгкостью согласилась Стелла.

В сгущающихся сумерках волосы матери мерцали светлым пятном. При воспоминании о поцелуях Торна с той фрейлиной Гаитэ вновь захлёстывал гнев.

Играть роль покорной супруги? Да как бы не так! Если до Торна у неё руки коротки дотянуться, то эта-то девушка у неё в услужении? И за своб выходку она заплатит.

– У тебя есть новости о Сезаре Фальконэ? – вопрос матери прозвучал внезапно.

– Нет, – нахмурилась Гаитэ. – Почему вы заговорили о нём?

– Я слышала, битва у Тиоса начнётся со дня на день.

Это известие заставило Гаитэ протяжно вздохнуть.

Мать продолжала:

– Если победит король Руал, станет уже неважно, что думает Алонсон и кого целует Торн. Сезар будет мёртв. А мы, Рэйвы, так или иначе, по-прежнему останемся хозяевами своих земель.

– Вы до сих пор лелеете надежды на падение Фальконэ? – яростно повернулась Гаитэ к матери.

В сгустившихся сумерках, в полусвете, она с трудом могла разглядеть лицо Стеллы.

– Но почему вы упрямо держите сторону наших врагов?

– Я не держу сторону врагов или друзей. Я всегда держу лишь свою собственную сторону. И тебя пытаюсь научить тому же. Да видимо, поздно!

– Вы же не можете не понимать, что не всё так просто! Как вы можете так легко говорить о смерти Сезара? О падении Торна? Если хоть один из двух братьев умрёт, я буду вечно об этом жалеть, но мои чувства – разве они когда-нибудь хоть что-то для вас значили?

– Ты женщина из дома Рэйвов! – властно проговорила Стелла. – Ты живёшь в стране, разделённой на двое. Ты не смеешь влюбляться в наследников Алонсона! Если это только не принесёт тебе выгоду.

Смотреть на мать с ненавистью не имело смысла. Темнота сведёт на нет все усилия.

– Твоя жизнь не может быть лёгкой, Гаитэ. Тебе страшно? Конечно же, страшно, – невесело усмехнулась Стелла. – Ведь в тебе течёт настоящая королевская кровь. А если бы этот мир способен бы был заговорить, чтобы преподать людям урок, он заключался бы в том, что с королями происходят ужасные вещи. Тебе придётся пройти через кровь и познать утраты. Ты должна быть сильной.

– Такого счастья вы мне желаете, матушка? Ну, спасибо! – порывисто поднялась с места Гаитэ. – Довольно с меня ваших уроков! Я – не вы! Я не жажду власти.

– Ты моей крови, – бросила ей в спину Стелла. – В своё время ты это узнаешь.

Но Гаитэ больше её не слушала. Откровенно говоря, речь матери пугала, сбивала с толку.

Гаитэ не хотела больше разрываться, пугаться, метаться или сомневаться. Её устраивал тот маленький мирок, что удалось выстроить во дворце, отгородившись высокими стенами.

Пусть вдалеке грохочет гром, может быть страшен кошмар, да милостив бог? Может быть, всё уляжется? И, прости Добрые духи, но сейчас её куда больше заботит Катарина Калуччо, чем очередные интриги в попытках завладеть престолом.

Когда Гаитэ поднялась в спальню, оказалось, что Торн уже ждёт её.

– Выглядишь замёрзшей.

Сбросив плащ на пол, не отрывая взгляда от его тигриных, опаловых глаз, Гаитэ медленно приблизилась.

– Гаитэ? – негромко, словно чеканя каждое слово, проговорил Торн.

Гаитэ поняла, что он тоже злится.

– Что-то не так? Ты не здорова?

– Не здорова? – вскинула брови Гаитэ. – Ты, не стесняясь, прилюдно целуешь другую женщину и, как ни в чём не бывало, приходишь ко мне в спальню за ласками? И спрашиваешь, здорова ли я? Нет, Торн, я не здорова. Моё сердце разрывается, от боли и обиды. Разве я в чём-то проявила неуважение к тебе? Была с тобой непочтительна или холодна? По какому праву ты оскорбил меня сегодня? Почему думаешь, что я стану с этим мириться?

Торн глядел на ней в растерянности и вдруг, откинув голову, принялся хохотать.

– Гаитэ, любовь моя! Сколько драмы из-за простой игры!

– Я не понимаю таких игр, Торн. Уверена, поменяйся мы местами, тебе бы они тоже не пришлись по вкусу.

– Не выставляй себя на посмешище. Кажется, ты не в себе Гаитэ, не пытайся испытывать моё терпение.

– Нет, это не ты испытывай моё терпение, Торн! И не надейся, что обретёшь во мне одну из тех безвольных, покорных мужу женщин, что скорее рабыни, чем спутницы. Нет! Я пойду ради тебя на всё и всё снесу: клевету, опасности, ссылку. Моя преданность, моя верность, моя жизнь могут принадлежать тебе и только тебе одному. Но в ответ мне нужна твоя любовь, Торн.

– Моя любовь и так принадлежит тебе. Разве тебе это неизвестно?

– Докажи это.

Торн нахмурился:

– Чего ты хочешь?

– Подвергни дерзкую девчонку ссылке. Покажи всем, чем может вылиться желание вбить клин между нами.

Гаитэ с холодной яростью увидела, как взбугрились желваки под кожей скул, а блеск в глазах Торна сделался нестерпим.

– Гаитэ, довольно этой чуши. Я не стану выбрасывать девчонку из дворца из-за шалости.

– Шалости?! Скажи, зачем в этом дворце фрейлины? Чтобы служить мне? Или ублажать тебя?

– Гаитэ…

– Отвечай!

– Ты прекрасно знаешь ответ.

– Либо эта девица покинет дворец завтра, либо я.

– Гаитэ, берегись! Ты уже переступила опасную черту.

– Плевала я на твои опасные черты! Переступала и переступать их буду! – сорвалась на крик потерявшая над собой контроль Гаитэ. – Самым дорогим я ни с кем не делюсь. И, если я решу уйти, ничто и никто меня не удержит – ни стража, ни страх, ни обычаи, ни даже данные клятвы! Так что решай, кто из нас уйдёт – эта женщина или я?

Торн повёл плечом:

– Успокойся. То, что произошло, не стоит гневных слов или слёз. Я и подумать не мог, что ты всё так воспримешь.

– Ты удалишь эту женщину от моего двора или нет? – стояла на своём Гаитэ.

Торн какое-то время задумчиво глядел на неё, потом пошёл на попятный:

– Возможно, девушка действительно перегнула палку. Её выходка была неуместной, – нехотя признал он.

– Выходка? Я считаю это недопустимой дерзостью.

– Хорошо. Можешь объявить девушке о том, что отказываешь ей от места. Ты в своем праве это сделать. Ты вправе сделать всё, что пожелаешь, моя дорогая жёнушка, – с улыбкой договорил Торн, заключая Гаитэ в объятия. – Не надо волноваться по пустякам и вести разговоры о разлуке. Обещай мне?

– Обещаю, – улыбнулась Гаитэ, потянувшись к нему за поцелуем.

Его губы были мягкими, а руки чуткими, нежными.

Привычным жестом он освободился от одежды, помогая и Гаитэ обрести свободу от пышного тяжёлого платья. Расплетая паутину шнуровок, миллиметр за миллиметром спуская лиф с плеч, покрывая поцелуями нежную, белую, как атлас, чувствительную к прикосновениям, кожу.

Она отдавалась ласкам, отвечая на поцелуи. Словно вплавляясь каждой клеточкой тела в его плоть – грудь к груди, дыхание к дыханию, ладонь к ладони.

Дыхание с каждым движением становилось отрывистей и короче, судорожней и прерывистей. Они плыли к волшебным берегам любви до тех пор, пока не достигли самой острой её вершины, чтобы обессиленными и в то же время счастливыми не упасть рядом, всё ещё крепко держась за руки.

Лежа в объятиях Торна, прислушиваясь к его выравнивающемуся дыханию, Гаитэ не могла не задумываться о том, что будет дальше. Кто из них раньше смирится с преобладающей волей другого? В глубине души она не могла не осознавать, что кажущаяся лёгкость победы обманчива. Им предстоит долгая борьба. И вся сложность её в том, что Гаитэ намерена бороться не с Торном, а за него – за его улучшенную версию самого себя. Но есть ли у неё шанс?

А где-то там, далеко-далеко находится человек, о котором она всеми силами души старалась не думать. Того, кто так и остался для неё сумеречной тайной.

Сезар Фальконэ. Самая глубокая рана в душе. Несбывшаяся мечта, искушение из ада. Одно его имя заставляло на глаза наворачиваться слёзы.

Но о чём плакать? Жизнь всё расставила по местам. Она жена Торна, а у Сезара, как она слышала, есть новая любовница. Как и Гаитэ, девушка знатного рода. Прославленная красавица.

Смешно ведь было думать, что он будет помнить её дольше мгновения. Зачем ему это?

***

Гаитэ не стала тянуть с выполнением решения. В послеобеденное время, когда слуги суетились, убирая со столов, она знаком велела Катарине приблизиться.

– Сеньорита Калуччо? – с каменным лицом произнесла она. – Хочу сообщить вам, что больше не нуждаюсь в ваших услугах. Вы можете покинуть двор.

– Но, Ваша Светлость, почему меня отсылают? Разве я в чём-то провинилась? – дерзко выставила подбородок опальная фрейлина.

Чёрные глаза с откровенным вызовом смотрела на Гаитэ.

– Вы мне не нравитесь, – сказано было с ледяной учтивостью. – А я хочу видеть при своём дворе лишь приятные мне лица.

Среди фрейлин раздались смешки. Судя по выражению их лиц, не только Гаитэ наглая девица перешла дорогу.

Девушки с интересом наблюдали за перепалкой и явно болели за госпожу, надеясь, что та поставит нахалку на место.

– Не смею вас больше задерживать, – кивнула Гаитэ. – Можете собирать вещи сейчас. Если вам потребуются рекомендательные письма, обратитесь к секретарю. Ему дано распоряжение оформить все надлежащие к случаю бумаги.

Хорошенькое личико фрейлины перекосилось от злости. Она продолжала стоять, с ненавистью глядя на Гаитэ.

– Что-то ещё?

– Его Светлость знает о том, что вы отправляете меня в ссылку?

В зале стало так тихо, что муха пролетит – услышишь.

Гаитэ медленно поднялась со стула на котором сидела и спустилась по ступенькам, приближаясь к зарвавшейся девице.

– Хочешь, чтобы все здесь услышали, за что тебя высылают из дворца? – вскинула она голову, останавливаясь рядом с ненавистной фрейлиной. – Мне не понравилось твоё легкомысленное поведение. Я не одобряю фривольного и безответственного поведения.

– Ваша Светлость…

– Говори – госпожа! – прикрикнула на неё Гаитэ.

Девушка сменилась с лица и опустила голову, но промолчала.

– Сейчас же убирайся, – велела ей Гаитэ.

Девушка продолжала стоять, глядя на Гаитэ с вызовом.

– Ты не поняла? – повысила она голос, теряя терпение. – Вон!

Привыкшие к ровному, даже ласковому, обхождению госпожи, фрейлины затихли, как вспугнутая стая птичек.

Девушка всё ещё ждала, что кто-то вступится, но всё молчали. Ей не оставалось ничего другого, как покинуть зал.

Гаитэ торжествовала. Она чувствовала себя победительницей. Очень приятное чувство.

Недовольное выражение лица Стеллы вновь заставило закипеть в сердце не до конца остывший гнев.

– Судя по всему, вы не одобряете моего поведения, матушка?

– Не одобряю.

– Мне не привыкать. Это обычное положение вещей. Но мне всё же любопытно, что конкретно вызвало ваше неудовольствие?

– Ты нажила себе врага – раз. Показала свою слабость – два. Глупо действовать на эмоциях.

– Глупо, знаю. Но чертовски приятно.

– Осторожнее, Гаитэ. Ты ещё даже не приблизилась к власти, а уже начинаешь злоупотреблять ею.

– Я никому не позволю перейти мне дорогу, матушка. Особенно когда дело касается моих мужчин. Я не могу контролировать Торна, но я могу запугать этих глупых куриц в достаточной мере, чтобы заставить их со мной считаться.

– Вряд ли. Возможно, твоё послание дошло до адресата. А возможно, что и нет, – пожала плечами Стелла, надкусывая пирожное. – Но забавно наблюдать иногда метаморфозы, происходящие с людьми. Пожалуй, самое интересное в мире зрелище.

Намёк матери Гаитэ отлично поняла, и он ей не понравился.