Реклама. ООО «ЛитРес», ИНН: 7719571260.
«Мы не саженцы твои, а беженцы…» Предисловие
«Передайте, пожалуйста, русскую соль…»
«Что происходит в доме, где сосед живет…»
«В белом окошечке регистратуры…»
«Греет глаза на солнышке…»
«З асыпая, слышал незнакомые голоса, дерево…»
«Примите наши искренние пустые чашки…»
«Близится, братцы, – тело мое сомнулось…»
«Збигнев приготовился взлетать…»
«Во сне покойный отец…»
«Некто У́льныр Пи́ле…»
«Падает и лежит свет…»
«Я говорит антрополог своей жене…»
«Так не зря они посадили меня водителем…»
«Всю жизнь я прожил неизвестно с кем…»
Шева
«Экая шпулька вышла бормочет швец…»
«Г де теперь пассажиры…»
«Предадимся любви и верности…»
«Первый суд не по делу…»
«Пусть все переедут…»
«Очнитесь, чтобы отметить друзей, Володя…»
«Здесь в россии…»
«Товарищи европейцы…»
«Он нес разборный…»
«Я покидаю Замоскворечье в спешке, в аду…»
«Обнимите его ибо теперь он…»
«Устал – говорит луговой человек…»
«Отбился от коллектива человек отдыхающий…»
«Перед нами фотография жителя архипелага…»
«Высох и стал беззаботен Гербарий Арсеньевич…»
«Редактор проявил ко мне неуважение…»
«Подближается возраст такой…»
«Мы не саженцы твои, а беженцы…»
«Возможно ли, Господи…»
«Голосом бурым со мной говорит зима…»
«Отличная собака встала у моей постели…»
«Я уже прилегла, до свиданья…»
«Полевой человек пугливый…»
«Замечательный милиционер сделал свою работу…»
«Там, где зожник подтягивается…»
«Запишусь в школу мяча…»
«За двоих передайте, пожалуйста…»
«Вода нанесла наносное…»
«Дом стал стационаром, знаете…»
«Мы съели ролл с адвокатом…»
«Нет строительству диснейленда в нагатинской пойме…»
«Прекратил горевать человек…»
«А вот что хочется…»
«Тот молодец работник…»
«Человек как блестяшка в траве…»
«Не каникулы, а баночка-морилка…»
«Покрывай меня испарина…»
«Должны ли мы отнестись как к самим себе…»
«Не то пальто, брат Чешира, ты подогнал мне…»
«Нет возможности поблагодарить…»
«В тех местах, где патрульничаем уже давно…»
«Проходи, эта жизнь, проходи…»
«То ли в будке ментовской, а то ли в крутой тачке…»
«Что стряслось? – ничего не стряслось…»
«По техническим причинам…»
«Приедешь, и я, стреляный человек, расскажу…»
«Откажите мне без объяснения причин…»
«Спереди, в зоне видимости водителя…»
«Поздним вечером возвращается в дом…»
«Подвязался сон за мной…»
«Люди спать хотят и прилегают…»
«Дорогой Энди…»
«Всякий раз перед собственным самолетом…»
«Собаки провожающие нас…»
«Тихие узбеки подбирающие наш двор…»
«Цуцик ли с обезьянками у вокзала…»
«Где победитель шапку не надел…»
«"Это конец, мой Только-друг" – он поет…»
«Пользуясь услугами государства…»
«Где курсировать стану посмертно?..»
«Остановили меня…»
«Догони меня, птичка-тери́берка…»
«Человек-сухотик хочет добавить меня в друзья…»
«Слёзы в глазах, Николай Яковлевич…»
«На зеленой траве расположены будто…»
«Как оказалась пустая коляска…»
«Некий фикционер прикопался…»
«Иссекай, брат, по своим золотым часам…»
«Мне ли не надо любви? да мне больше всех надо!..»
«Дежурный охранник гаражного пространства…»
«Дедушка жук-пожарник, не приведи…»
«Человек вышел к реке…»
«Круг за кругом виток за витком…»
«Отпустили к тебе человека…»
«Дорогой майор Иван Иваныч…»
«Снился мне караван барабашек…»
«Выбрав услуги грузчиков…»
«Выние ли мое последнее Ты слышишь, Господи…»
«Что это красное?..»
«Как хозяева ноги мои пошли по земле…»
«Хотели мы скоротить путь, но не вышло…»
«Почему же мы в касках обычных…»
«Волчатник» – слово, которое на первый взгляд кажется понятным. Так может называться растение или человек, промышляющий охотой на волков, – в словарях изредка встречаются оба варианта, а иногда под таким именем в них возникает лента с флажками, используемая то для охоты, то для украшения моллов и торговых центров. В книге Екатерины Соколовой, кажется, не идет речь ни об одном из этих значений: волчатник здесь не только окружает горные тропы («Волчатник» – слово, которое на первый взгляд кажется понятным. Так может называться растение или человек, промышляющий охотой на волков, – в словарях изредка встречаются оба варианта, а иногда под таким именем в них возникает лента с флажками, используемая то для охоты, то для украшения моллов и торговых центров. В книге Екатерины Соколовой, кажется, не идет речь ни об одном из этих значений: волчатник здесь не только окружает горные тропы (дальше дорога крутая, / волчатник и серпантин), но и, скажем, горит, шевеля плавниками. Эта размытость не случайна. Именно так в целом устроена эта поэзия: основной предмет ее внимания – сущности словно бы стертые, то ли от частого употребления, то ли, напротив, оттого, что никто долго не интересовался их судьбой. Почти каждое стихотворение – вопрос к ним: кто вы, чем занимаетесь в этом мире? И они, обычно пребывающие в сонном забвении, стремятся ответить. Их ответы зачастую смутные, неопределенные, чтобы разобрать – нужно потрудиться: вещи и люди, населяющие эти стихи, не привыкли, когда кто-то говорит с ними. Однако каждому из них должно быть дано право голоса, и отклик каждого из них должен быть выслушан.
Такова стержневая этическая проблема этой поэзии: как дать голос тем, кто его лишен, и, главное, как разобрать то, что они говорят в ответ? Именно такой вопрос, напомню, стоял в центре постколониальной теории, ключевой сюжет которой – отсутствие у бывших колонизируемых собственного голоса, того языка, на котором они могли бы обратиться к остальному миру. Стремясь быть услышанными, они вынуждены использовать язык колонизаторов, что, в свою очередь, порождает глубокий разрыв, проходящий сквозь их жизни: они не могут полностью примкнуть ни к одной из сторон – ни к колонизаторам, чьим языком они вынужденно пользуются, ни к колонизируемым, к которым принадлежат по рождению. Но вопрос, поставленный в стихах Соколовой, шире и глубже: в них такой разрыв обнаруживается внутри каждой вещи, каждого существа – все они хотят выговориться, мучительно ищут собственный голос. Поиски часто заканчиваются ничем, и все же поэт не оставляет попыток, снова и снова выспрашивая у вещей, что же их волнует.
.....
Тот Другой, что находится в фокусе внимания этих стихов, тоже часто едва различим, укрыт тенью, отбрасываемой властью. Он назван либо по роду занятий (милиционер, редактор), либо личным именем – иногда говорящим (Гербарий Арсеньевич), иногда загадочным, одновременно узнаваемым и нет (как Кузьбöж Валя, ведь буква ö из алфавита коми неизбежно приковывает внимание). Присущие ему черты всегда размыты – трудно заключить что-то о его поле или возрасте, иногда можно подумать, что он принадлежит к народу коми (как Ульныр Пиле). Но во всех этих случаях важна не этническая принадлежность, а двусмысленное положение персонажа в мире, его неспособность встроиться в существующий порядок, отчасти напоминающая о финно-угорских чудаках из прозы Дениса Осокина. Чем незначительнее выглядит такой персонаж, тем более он сжат тисками власти, почти столь же безличной, как античный фатум, и тем больше у поэта желания поговорить с ним, узнать, что беспокоит именно его, а не ту безличную волю, что направляет его жизнь.
Но именно поэтому поэзия Соколовой – это поэзия одиночества: в книге часто встречается местоимение я, но можно заметить, что это я будто не принадлежит себе, действует на тех же правах, что и другие местоимения – мы, он, они. Это я тоже оказывается тем, кто переживает на себе действие власти – как и другие вещи, живущие собственной жизнью. В таком мире никто не принадлежит себе – вялотекущий, неспешный рок определяет все поступки тех, кто населяет стихи Соколовой, и сами они часто захвачены этим тревожным движением.
.....