Читать книгу Веселые картинки, или Сами себе тётушки - Екатерина Владимировна Зинькова - Страница 1

Я потянулась, повернулась на другой бок и снова смежила веки.

День был необычный и многообещающий. День моего юбилея.

Мы с сёстрами ждали его с нетерпением, надеясь избавиться, наконец, от малознакомых и сильно навязчивых гостей – семейной пары из Арх – ска.

Дверь комнаты бесшумно открылась. На пороге стояла младшая из нас – Лиза. Её лицо показалось мне растерянным.

– Аська, Иннокентий убит, – сказала сестрёнка вместо приветствия.

– Когда убит? Где?

– В кресле. В нашей каминной, – в голосе сестры слышалось раздражение. – А когда, не знаю. Я только что первый этаж пылесосила и нашла его мёртвым.

Голова с утра отказывалась соображать. Пустота в ней была гулкой и абсолютной, как когда-то на математике.

– Так с чего ты взяла, что он умер? Он в этом кресле с октября сидит.

– Не валяй дурака. Я в состоянии отличить живого Иннокентия от мёртвого, – не отступала Лиза. – Представляешь, он не ноет и вообще молчит.

Ситуация действительно была странная.

– Хорошо. Но почему ты думаешь, что его убили? Может быть, он сам по себе умер?

– С гвоздём в ухе?

Последняя надежда растаяла. Я спустила ноги с дивана.

– А где Брунгильда? Она уже в курсе?

– Не знаю. Я никого не видела. Кажется, все ещё спят, – призадумалась сестра.

Брунгильдой мы называли жену Иннокентия. Так давно, что успели напрочь забыть её настоящее имя.

Прозвище подходило идеально. Гренадерским ростом и командным голосом Брунгильда подавляла даже бывалых брутальных мужчин, не говоря уже о низкорослом тщедушном супруге.

– Нужно, наверное, в полицию позвонить, – переминалась на пороге сестра. Я взяла с тумбочки телефон.

– Как теперь полицию вызывают? Последнее, что я про это помню: «Наберите 02».

– Попробуй 112, – поучаствовала в действе Лиза. – В каминную пока заходить не будем, чтобы следы не затаптывать. Во всех детективах какие-то проблемы со следами и свидетелями. Никогда этого не понимала. Меня лично туда вообще не тянет.

Сестра, наконец, прошла в комнату, присела на диван и рассеянно отняла у меня телефон. Секунд тридцать она слушала шум и помехи в динамике, потом отложила трубку и вздохнула:

– Похоже, связь ещё не восстановили. Надо же было Иннокентию такой погоды дождаться. Не мог сразу, в октябре, умереть. А теперь завалило снегом весь посёлок, не позвонить, не выехать…

В голове, пока ещё робко, зашевелились мысли.

– Лиз, а кто мог его убить? Как ты думаешь? Нас в доме вместе с Иннокентием пятеро. Вокруг сугробы. Можно ещё поспрашивать Брунгильду и Зою, но что-то мне подсказывает, что они не признаются. Если бы муженька грохнула женщина-гора, ты нашла бы её сейчас рыдающей над хладным трупом. Знаешь ведь, какая она сентиментальная. А кстати, труп сильно хладный? В смысле, окоченел уже? Нужно как-то определиться со временем убийства, раз на полицию надежды нет.

– Не знаю, окоченел он или нет, – в голосе Елизаветы опять послышалось раздражение. – Я и живого-то Иннокентия ни разу не трогала, а теперь и вовсе не собираюсь.

Следовало включать мозг и брать дело в свои руки. От Лизы в таком настроении толку было мало. Я как никто понимала сестру. Не очень-то приятно, когда в твоей каминной сидит малознакомый труп.

* * *

Зоя уже проснулась и натягивала брюки, пытаясь увернуться от обрадованной её пробуждением Альмы, карликового пинчера по национальности.

Старшая сестра приехала на юбилей два дня назад, когда посёлок ещё не замело. С собачкой, аккордеоном и коробкой хлопушек. Юбилей обещал быть, как минимум, запоминающимся. Зоя ещё не знала, что запомнится он не песнями и хлопушками… Надеюсь, не знала.

За два дня сестра успела несколько раз поставить на место назойливых гостей, отрепетировать с нами застольные песни и стихи, похожие на речёвки, устроить кавардак в отведённой ей комнате и довести до белого каления аккуратную педантичную Лизу.

Я немножко посмотрела, как Зоя отцепляет от собачьих зубов свитер крупной вязки, и задумалась. Для того чтобы заколотить в человека гвоздь, требовались веские причины, и больше всего их было у старшей сестры. Зойку не связывали наша с Лизой деликатность и чувство вины. Не она настояла на том, чтобы проезжавшая мимо парочка завернула к нам на ночлег. Потому за два дня её присутствия загостившиеся супруги узнали о себе много интересного.

Не далее как вчера, например, Зоя в лицо назвала гостью Брунгильдой, раскрыв в один миг нашу с Лизой многолетнюю тайну. Иннокентий после приезда нашей старшей сестры вообще перестал покидать каминную, и мы вынуждены были сплетничать о нём в Лизиной комнате.

С другой стороны, Зоя наблюдала бесцеремонность гостей всего третий день и эмоций не сдерживала…

Я перевела взгляд на Лизавету. За время проживания у нас Брунгильды и её мужа сестра пережила несколько сильных эмоциональных потрясений. В последние дни она наблюдала за методичным уничтожением своего имущества с каким-то, я бы даже сказала, извращённым любопытством. Новый взгляд сестры мы с Зоей наблюдали не далее как вчера, когда пещерные люди впёрлись в резиновых шлёпках на её дорогой персидский ковёр. Но убить в собственной каминной? Нет, у младшенькой стопроцентное алиби! Остаёмся мы с Зоей и Брунгильдой. Зоя как человек эмоциональный, Брунгильда, с непонятными пока мотивами, и я… Интересно, могла я забить гвоздь в ухо Иннокентию и не заметить этого? Бываю, конечно, рассеянной. Но чтоб до такой степени! Нужно как-то понять, когда же всё-таки произошло убийство. И где, наконец, жена убитого? Её ведь эта история больше всех касается!

– Зоя, ты Брунгильду не видела?

– Нет. Я только что проснулась. А что? – сестра любовалась ушастой, подвижной, как ртуть, Альмой.

– Иннокентия убили, – второй раз за утро сообщила Лиза.

– Убили-таки? Вы? А почему меня не разбудили? – заинтересовалась Зоя.

– Не мы… Кажется… Лиза его час назад в каминной нашла, – объяснила я и во избежание новых вопросов добавила. – С гвоздём в ухе.

– Какой ужас! Я всего от них ожидала, но такого! Взять и испортить чужой юбилей! Ничего святого!

– Нужно сообщить Брунгильде и выключить батареи в каминной. Телефон не работает. Если будет так мести, нам придётся ждать полицию до нового года.

– А то и дольше, – голосом зловещей гадалки закончила Лизавета.

* * *

В каминную никто не рвался и отключать батареи пришлось мне. Лиза легко согласилась сообщить печальную новость вдове убитого. Видимо, уже привыкла. Зоя пошла с ней.

Я спустилась на первый этаж и мимо кухни прошла к месту преступления. Каминная, стоявшая в доме особняком, изначально задумывалась как место встреч и по совместительству мой кабинет. Писала я нечасто, но поболтать с сестрой и друзьями мы собирались именно здесь. Сейчас кресло-качалка перед камином было занято телом Иннокентия. Стараясь не смотреть в его сторону, я перекрыла батареи под окнами и раздвинула шторы. Помещение осветило утро, отражённое в сугробах. Луч света блеснул на гвозде. Я невольно перевела взгляд. Мёртвый Иннокентий мало отличался от живого. Если бы не гвоздь в ухе и не тишина в комнате…

Со второго этажа послышался крик вдовы. По лестнице прогремели тяжёлые шаги. Крик перешёл в рёв, дверь за моей спиной резко распахнулась, ударившись в стену. Каминная заполнилась обезумевшей от горя Брунгильдой.

– Иннокентий! – рыдала вдова и порывалась пасть на грудь любимого. Кресло трещало. Слёзы крупными каплями падали на пол. Одежда трупа моментально намокла. «О следах можно больше не беспокоиться», – подумалось мне. В дверях появились Лиза и Зоя. Я присоединилась к ним. Вместе мы наблюдали душераздирающую сцену минут десять. Потом я вспомнила о сёстрах и внимательно посмотрела на Лизу. Она с детских лет отличалась мягкостью и человеколюбием. Лицо младшей сестры было расстроенным.

– О следах теперь можно забыть, – неожиданно, ни к кому не обращаясь, сказала сестрёнка.

Зоя тоже внимательно посмотрела на младшенькую.

– И о кресле, – не обращая внимания на наше удивление, продолжила Лиза.

– Ну, если скорбеть отменяется, тогда я предлагаю перенести тело в гараж, – мгновенно взбодрилась Зоя. – Иннокентию уже всё равно, а тело лучше сохранится.

– Гараж занят. Там машина Иннокентия, – вспомнила я.

– А почему машина Иннокентия в гараже, а ваша на улице? – заинтересовалась Зоя.

– Потому что этот мастер резину в октябре менял и машину с домкрата уронил, – не отрывая глаз от сцены у камина, ответила Лиза.

– Ничего страшного. Я думаю, ему не обязательно посередине лежать, можно к стеночке на картонку положить и накрыть чем-нибудь…

– Другой картонкой, например, – совершенно развеяла миф о своём человеколюбии Лизавета.

Брунгильда продолжала рыдать. Мы с сёстрами решили дать ей выплакаться и перешли на кухню.

– Как-то не похоже, что она сама муженька убила, как вам кажется? – оседлав табуретку, начала Зоя.

– А кто тогда? – задала я, наконец, мучивший меня с утра вопрос.

– А не мог он как-нибудь сам? – робко поинтересовалась Лиза.

– Это было бы здорово, но боюсь, невозможно физически, – вздохнула я.

– Это нормальному человеку невозможно, а у Иннокентия, сама знаешь, откуда руки растут…

Некоторое время мы помолчали, прислушиваясь к рёву в каминной.

– Нет. Всё равно не получается. Если бы он сам… Ну, вы понимаете… Молоток бы рядом валялся, а его нет.

– Может быть, он из вредности кулаком?

Теперь мы вздохнули все вместе и помолчали дольше.

– Девчонки, боюсь, выхода нет, придётся нам вспомнить, кто как провёл остаток вчерашнего вечера и ночь, – прервала молчание Зоя.

Всё задумались, память давно была не девичья. Зоя уже оформляла пенсию. Наши с Лизой тоже были не за горами.

Снегопад за окнами не прекращался. Снежинки кружились огромные и мягкие с виду. Сугробы росли на глазах. Из окна кухни было видно, что крыльцо превратилось в один из них. Заносы отрезали путь к людям, связи с внешним миром не было. Тишина на улице резко контрастировала с рёвом в каминной. Я вернулась мыслями к нашему двусмысленному положению. В октябре Иннокентий и Брунгильда проезжали по каким-то своим делам недалеко от нашего дома и, в ответ на наше с Лизой приглашение, великодушно согласились навестить нас. Сейчас, два месяца спустя, один из надоевших своей бесцеремонностью гостей мёртв. Хуже того, убит. Хорошенькое гостеприимство мы демонстрируем! Едва ли они, в своей простоте, подозревали, что делают что-то не так. Просто жили так, как привыкли в своём каменном веке. Тем более что мы с сестрой, помня о том, как сами их пригласили, очень старались быть вежливыми.

– Помнишь, как Брунгильда чуть сервант не уронила? – будто подслушала мои мысли Лиза.

– Как? – заинтересовалась живая и любопытная, несмотря на подмигивающую пенсию, Зоя.

– На верхнюю кромку локтем облокотилась, – вспомнила я.

– Локтем? – не поверила старшая сестра.

– А что ей, с её-то ростом, – подтвердила младшая.

– Да-а, весело вам тут жилось. Нужно было мне раньше приехать, может, и до убийства бы не дошло, – внимательно посмотрела на нас Зоя. Мы дружно сделали вид, что этого не заметили.

– Может быть, всё-таки вспомните, чем занимались вечером? Я лично Альме на аккордеоне играла часов до двенадцати.

– Да, я слышала и аккордеон и Альму. Она где-то в десять минут первого выть перестала, – подтвердила Лиза, ночевавшая в соседней с Зоей комнате.

– Не выть, а петь! – возмутилась любящая хозяйка.

К младшей сестре вернулась оставившая её на время деликатность, и она промолчала. Я тоже молчала. Мою комнату отделяла от комнат сестёр уборная, и я полночи слушала, как там ворочалась весь день «баловавшаяся» чайком для похудения Брунгильда. Похоже, алиби на вечер не было только у меня. К счастью, Зоя не стала ждать моего ответа и пошла наверх проведать Альму.

Лиза достала из шкафчика кошачий корм, в кухне тут же нарисовалась кошка Вася. Вася была кошкой с трудной судьбой. Это видно было даже потому, что звали Васю мужским именем. Трудная судьба научила нашу кошку многим необъяснимым вещам. Например, то, что Лиза собирается её кормить, Вася чувствовала спинным мозгом, на любом расстоянии. Сейчас, не давая хозяйке шагнуть, кошка тёрлась об её ноги, сильно бодая их время от времени. Мелкими шажками заклятые подруги двигались от шкафчика к миске. Я привычно ждала обычной развязки и, разумеется, дождалась. Лиза наступила Васе на хитро подставленную лапу, кошка с хриплым воплем вцепилась ей в ногу, тут уже закричала Лизка. «Ну, всё. Опять поссорились», – подумала я, слушая проклятия сестры. Девчонки отскочили друг от друга. Вася пару раз ударила себя по бокам полосатым хвостом и мирно зачавкала у своего блюдечка. Лизавета, чтобы успокоиться, начала перемывать посуду.

Со второго этажа спустилась Зоя с Альмой. Кухня, похоже, становилась центром общения вместо поруганной каминной. Сестра села на диван и начала деловито привязывать смятую бантиком бумажку к верёвочке. Вася насторожилась. Бумажный бантик не спеша прошуршал по ламинату. У кошки расширились зрачки. Альма беспечно крутилась у ног хозяйки, поглядывая на кухонный стол. Внутри кошки как будто распрямилась сжатая до времени пружина. Альма взвизгнула и запрыгнула на колени к Зое. Зойка, продолжая одной рукой играть с Васей, другой пыталась спихнуть с себя мелкую победительницу собачьих выставок. Кошка скакала и топала, как средних размеров слон. Альма звонко лаяла и упорно старалась взгромоздиться на хозяйку. Ей, должно быть, казалось, что только она может защитить нашу Зойку от страшных кошачьих когтей. В общей суете мы не заметили, когда в дверях появилась новоиспечённая вдова. Её лицо раскраснелось и опухло от слёз. Брунгильда всхлипывала и комкала в руках бумажный носовой платок. В кухне мгновенно воцарилась тишина. Первой пришла в себя Зоя:

– Если Вы уже освободились, давайте обсудим наши дальнейшие действия, – очень вежливо обратилась она к Брунгильде. – С полицией связаться невозможно. Мы предлагаем для лучшей сохранности перенести тело Иннокентия в гараж. Не подумайте, что его труп мешает нам в каминной… Ну, как не мешает… В общем, поймите нас правильно, мы считаем, что Иннокентию будет лучше в гараже.

Рёв вдовы огласил стены дома и окрестности. На пол полетел использованный бумажный платок. Брунгильда с топотом ринулась в сторону каминной, на ходу доставая новый.

– Блин. Я теперь, кроме её волос, буду ещё и носовые платки повсюду собирать, – вздохнула у мойки Лиза.

– И не один день, – не смогла поддержать я сестру. – Машина разобрана, снегопад не прекращается.

– Ещё и убийца по дому ходит, – подлила масла в огонь Зойка. Я тут же вспомнила, что у неё это всегда хорошо получалось.

– Кстати, не хочу показаться циничной, но мы с Лизой два месяца не могли воспользоваться туалетом на первом этаже, на второй бегали, а сегодня Брунгильда от Иннокентия не отходит и в тубзик не рвётся.

– Она сегодня чай для похудения не выпила, не до того было, – буркнула Лизавета и вытерла кухонный стол в пятнадцатый раз.

– Может быть, пообедать, раз уж мы всё равно на кухне? – по-своему поддержала разговор Зоя.

– А Иннокентий? В смысле, его транспортировка?

– Запахнет – сама транспортирует. Он её и живой-то всегда раздражал.

– Мне кажется, мы тоже заинтересованы в том, чтобы Иннокентием пахло не в каминной, а в каком-нибудь другом месте, – оторвалась от посуды Лиза.

– Не понимаю, чем тебя гараж в этом смысле не устраивает? Прохладно и не на глазах…

– У меня в гараже сложены вещи Брошкиной.

– А вещи Брошкиной что в твоём гараже делают?! – совсем запуталась Зоя. Мне казалось, что её довольно трудно удивить, но Лизавете это, похоже, удалось.

– Точно не помню… Такая суматоха с этими гостями… Вроде бы она их Иннокентию ремонтировать приносила.

– А почему обратно не уносила?

– У них с Иннокентием были какие-то свои отношения, – попыталась я прояснить ситуацию.

Брошкину Зоя видела неоднократно и в её особые отношения с Иннокентием поверила сразу. Впервые Брошкина появилась в посёлке лет восемь назад и купила соседний с нами дом. Поэтому её странности и чудачества мы и все наши гости наблюдали в режиме онлайн. Летом деревянный полуразрушенный дом соседки был едва виден в некошеной траве, а зимой – в неубранных сугробах. На участке можно было найти много интересных, потерянных хозяйкой вещей. Прошлым летом, например, мы с Лизой помогали соседке сложить в поленницу вросшие в землю берёзовые дрова для камина и нашли в траве замечательный набор нержавеющих кастрюль… В дом Брошкина никого не пускала, но ходили упорные слухи, что вполне приличные вещи и мебель соседствуют там с вещами неприличными, видимо, подобранными хозяйкой в её путешествиях по посёлку. Злые языки утверждали даже, что потолок в единственной комнате давно провалился, держался исключительно на груде этих самых вещей и лишь потому не погрёб до сих пор Брошкину под собой…

Стоит ли удивляться, что соседка и Иннокентий быстро нашли общий язык, а вещи, разбросанные по участку, перекочевали за два месяца в нашу каминную и позже – в гараж. Более благодарного слушателя Иннокентий, думаю, даже представить себе не мог. Соседка приходила к нему в каминную, приносила что-то в ремонт, выслушивала лекцию, задавала многочисленные уточняющие вопросы и уходила удовлетворённая. Ремонтник-теоретик тоже был удовлетворён, а брошкинские вещи Лиза позже переносила в гараж. Как все «плюшкины» Брошкина была нудной и въедливой. У сестры обычно хватало терпения отвечать на её странные вопросы, а меня время от времени «переклинивало», и тогда соседка ненадолго пропадала из нашей жизни. Сегодня Брошкина ибн Плюшкина отсутствовала по уважительной причине – посёлок замело.

– Аська, помнишь, какой у Иннокентия противный голос был, когда он выпендривался? – как-то странно решила помянуть убиенного сестра.

– Передок включи, – гнусаво передразнила я, и мы захихикали.

– Ну, вы уж совсем… – не смогла подобрать слов Зоя.

– Ты бы с ним в одном доме пожила, – попытались оправдаться мы с Лизаветой.

– А передок чего? Надеюсь, Ховера? – уточнила старшая сестра.

– Ховера. Этот супер мега водитель без прав постоянно учил Лизку машину водить. Прямо на ходу и прямо в ухо. Бу-бу-бу, бу-бу-бу…

В дверях снова появилась вдова. Мне стало неудобно, вдруг она слышала наш разговор? Чёрт бы её побрал, эту деликатность. И так мы от неё натерпелись!

Зойка, видимо, решила взять дело в свои руки, потому что вопросов больше задавать не стала, а решительно двинулась к выходу. Брунгильде пришлось посторониться.

* * *

Атмосфера в нашей каминной была тягостная. Иннокентий сделал её такой ещё в октябре. Он ныл и брюзжал, разговаривал с телевизором в духе: «Ага, и вы поверили?» Серый, худой, лысоватый, в очках. «Как вам Иннокентий? По шкале от одного до Чикатило?» В общем, мы старались лишний раз не появляться в этой комнате.

Сейчас в каминной было тихо. Правда, недолго. В коридоре, поджав хвостик, завыла Альма.

– Что она сейчас исполняет? – не сдержалась Лиза. – Похоронный марш Шопена?

Зоя глянула на сестрёнку недобро. Вдова опять затряслась в рыданиях. Я посмотрела на неё с уважением – использованных носовых платков, валяющихся у кресла с трупом, хватило бы на роту льющих слёзы Марусь.

– Зоя, убери Альму, – попросила я.

– Она фальшивит, – подсказала вредная Лизка.

– Чтоб под ногами не путалась, когда понесём, – постаралась я отвлечь хозяйку певицы.

Зоя унесла, наконец, собаку на второй этаж. Наступила тишина, прерываемая всхлипами Брунгильды. Не обращая внимания на вдову, мы с Лизой подошли к креслу. Я покопалась в себе и не нашла даже тени сочувствия к покойному. Прожил человек жизнь, а вспомнить, кроме его занудства, нечего. Нудным и пафосным муж Брунгильды бывал только в отсутствие жёнушки. При ней Иннокентий моментально умолкал и становился ниже ростом. Такие метаморфозы происходили с ним по несколько раз на дню. Иногда, правда, система семейных отношений давала сбой, и супруг, вместо того, чтобы по обыкновению бурчать под нос, топорщил усы и гнусавил громче, чем всегда. Бунт на корабле Брунгильда подавляла железной рукой, и всё возвращалось на круги своя. Поэтому ли или потому, что его гнобили в детстве, Иннокентий привык противно врать и изворачиваться в особенно сложных случаях. А с такой женой, как у него, сложные случаи буквально сменяли друг друга. Сочувствовать Брунгильде тоже не хотелось. Сейчас её слёзы казались искренними, но мы два месяца наблюдали отношения этой парочки…

– Вдова пусть возьмёт его под мышки, а мы поддержим ноги, – предложила Лиза.

Поскольку других предложений не поступило, мы так и сделали. Иннокентий был худой, но очень тяжёлый. Ещё он успел закостенеть, и нести его пришлось в полусидячем положении. Подоспевшая Зоя открыла дверь в гараж. Мы положили тело у лестницы и уставились на разложенные у стены предметы.

– Интересно, по какому принципу Брошкина их отбирала? – задумчиво сказала Зоя после короткой паузы.

– Может быть, это всё, что валялось на её участке?

– Точно не всё, – запротестовала Лиза. – Аська, помнишь заржавевшие рулоны сетки-рабицы, проломленные вазоны и водосточную трубу в траве?

– Ладно. А тут у нас что? – прервала наши воспоминания Зойка.

– О! Раскрученные садовые ножницы! – обрадовалась Лиза. – Я их прекрасно помню. Они у калитки валялись! Что тут ещё? Ручка от входной двери. Триммер и катушка с леской. Я позавчера коридор подметала и слышала, как Иннокентий учил Брошкину триммер заправлять. Вещал что-то о важности соблюдения пропорций бензина и масла.

Я подняла с полу триммер. Судя по весу, он был заправлен.

– Похоже, нужно было просто леску поменять. Лиза, вставь катушку, пожалуйста, чтобы не затерялась.

Рядом с триммером лежали колёса.

– Вот это, спущенное от тележки. А маленькое от чего? – сестрёнка сорвалась с места и вернулась через минуту с тазиком воды. – Нужно его помыть, понятнее будет.

Мы с Зоей вернулись к Иннокентию. Наблюдая младшую сестру всю её жизнь, мы знали, что на одном колесе она не остановится. Брунгильда стояла у двери и помогать, судя по её отстранённому взгляду, не собиралась.

«Кто же из нас убийца?», – снова подумала я. Вдова, конечно, рыдает, но мы всё-таки недостаточно хорошо её знаем. Вдруг это такой театр «бабы Фисы»? Зоя? Она человек эмоциональный… А Лиза? Тоже эмоциональная. К тому же на ней были все бытовые проблемы, связанные с гостями. Стирала им, готовила, терпела их бесцеремонность и причуды. Да уж! Это тебе, Ася, не детективы писать!

* * *

Лиза перемыла все вещи Брошкиной, кроме триммера. Видимо, он не влез в тазик. Мы оттащили Иннокентия к стене и накрыли брезентом. Потоптались ещё у тела, испытывая какое-то неудобство, и пошли в дом. Брунгильда оторвалась от косяка и потащилась следом. Рыдать она перестала.

В кухне Лиза начала привычно накрывать стол. Зоя освободила арестованную Альму и присоединилась к нам. Брунгильда, вопреки обыкновению, не развалилась на диване, а скромно примостилась на стуле с краю стола. Я достала из кармана телефон и набрала112. Связь ещё не восстановили. Время было обеденное, но за окнами быстро темнело. Чёрные тучи, без единого просвета, закрывали небо. Снег валил не переставая. В окно был виден огромный сугроб на месте забора, разделявшего наши с Брошкиной участки. Я опустила шторы и включила свет.

Альма суетилась у стола, чувствуя угощение. Зоя, сидя на диване, смотрела на неё с нежностью и, не глядя, шарила по столу в поисках колбаски. Место рядом с ними было свободно. Плюхнувшись на диван, я оглядела наш праздничный и юбилейный – теперь уже в кавычках – стол. Потянулась взять лаваш и посмотрела на Брунгильду.

– Зой, тебе не кажется, что вдова наблюдает за тем, какие продукты мы берём? Взгляни на её тарелку. Боится, что отравим?

–А бояться отравления следует только вдове или всем гостям в вашем доме? – оторвалась от своей любимицы сестра. Её подозрительный взгляд задержался на мне дольше, чем хотелось бы.

– Понятия не имею, – честно ответила я.

На улице совершенно стемнело. Обед плавно перетёк в ранний ужин.

– Девчонки, нам нужно серьёзно поговорить, – в конце концов не выдержала я и по реакции сестёр поняла – мы думаем об одном и том же.

– Не знаю, сколько времени нужно мёртвому телу, чтобы так окостенеть, но думаю, Иннокентий убит не сегодня. В смысле, не с утра… Нам нужно вспомнить, кто, чем занимался вчера вечером и ночью. И вспомнить сейчас, пока мы все вместе.

В кухне повисла тишина, притихла даже Альма на коленях у Зои. Все лица и одна морда повернулись ко мне. Я физически ощутила свалившийся мне на плечи груз ответственности.

– Мы с Альмой репетировали, – повторилась Зоя.

Если убийство случилось до полуночи, то старшую сестру из списка подозреваемых можно, пожалуй, исключить. Если до полуночи… Лиза молчала, но алиби на всю ночь у неё тоже не было. Брунгильду в туалете я слышала. Но долго ли? Не знаю. Сплошные загадки. Вдова заёрзала на стуле:

– Я слышала кое-что странное часов в десять вечера, когда сидела на первом этаже. Женский голос, очень подозрительный, умоляюще повторял: «Не надо – не надо…» Как раз после того, как хлопушку взорвали. Я ещё удивилась: хлопушки обычно палили в комнате у Зои, то есть на втором этаже. А тут вдруг на первом…

– «Не надо – не надо» повторяла Брошкина, когда я ей на выходе пыталась кусочек пирога в пакет положить, чтобы она домашнего поела, – вспомнила Лиза. – А про хлопушки не знаю, ими Зоя занимается.

– Я с хлопушками вниз не спускалась, ты что-то путаешь. В туалете слышимость хорошая, могла ошибиться. И по времени неувязочка – в десять часов мы с Альмой разучивали «Хэппи бёздей». Начали в девять, а к одиннадцати где-то получаться стало.

Больше ничего интересного узнать не удалось.

Зоя ненадолго сходила в ванную и вернулась озадаченная:

– Люди, а нижнее бельё на водопроводном кране из каких соображений развешено? Это что-то из военно-морского свода сигналов? И что этот набор лифчиков и носков означает?

– «Мне плевать на всех. Мойтесь, где хотите», – демонстративно посмотрела я на Брунгильду. Она потупилась, но перевешивать своё бельишко на верёвку в коридоре не бросилась. «Гвозди бы делать из этих людей…» Не каждому дано так борзеть. Годы тренировки, видимо.

Мы ещё немного посидели и побрели на второй этаж. Расходиться по комнатам не хотелось. Настолько, что я, игнорируя собственную дверь, прошла в комнату младшей сестры. С нами, вернее, впереди нас, шествовала Вася. Видимо, показывая дорогу. В Лизиной комнате мы все вместе расположились на её кожаном диване. Кошка села «копилочкой» на подлокотнике, наиболее выигрышно подчеркивающем её красоту и симметрию. Мы любовались Васиными дворянскими полосочками, когда в коридоре раздался сдавленный крик. Волосы на моей голове встали дыбом, а ноги сами собой вынесли из комнаты. В дверях мы с Лизкой застряли, столкнувшись плечами. В коридоре уже толпились все остальные, включая Альму.

– Брунгильда меня в белом махровом халате в темноте за привидение приняла, – спокойно объяснила Зоя.

– А зачем ты в темноте по коридору ходишь? Не знаешь, где выключатель? – удивилась Лиза.

– Что у вас тут вообще происходит? – верещала вдова.

– Конкретно сейчас – ты орёшь, – не захотела утешать её Зойка.

Мы с Лизой вернулись в комнату и собрались уже было снова сесть на диван, но непонятный грохот в коридоре заставил нас дружно вернуться на исходную. Теперь все столпились у лестницы на первый этаж.

Неловко, боком преодолевая ступеньки, по лестнице поднималась маленькая Альма. В пасти она несла печенье.

– Это же моё любимое, с малиновыми цукатами! А я думаю, куда оно запропастилось? Ах ты, обезьянка этакая! – бросилась к собачке Зоя.

Все опять разошлись по комнатам.

– Если сегодня ещё что-нибудь случится, я не поднимусь с дивана, – устало сказала сестра.

– Если и случится, то не сегодня. Скоро полночь, – ответила я и пошла к себе.

* * *

Уснуть не получалось. Я лежала и пялилась в потолок. Плохой из меня детектив. Просто отвратительный! И в книгах растекаюсь «мыслью по древу», и сейчас, когда дело касается нашей семьи, не могу толком сосредоточиться. Интуиция подсказывала мне, что сёстры не убивали. Но чувство, что я упускаю что-то важное, не оставляло. Нужно во всех деталях вспомнить наш последний разговор на кухне. Каждое слово…

Брунгильду, сидящую в туалете, насторожил хлопок на первом этаже дома. Было это в десять часов вечера. Кроме Брунгильды и Иннокентия, на первом этаже была Лиза. Она готовила и позже, в тамбуре, угощала пирогом Брошкину… Ну, конечно! Кроме нас пятерых, в доме вечером была Брошкина! И не просто в доме, а в каминной с Иннокентием. И хлопок будущая вдова слышала именно тогда! Но как объединить его с гвоздём в ухе? Логичнее было бы, если бы она услышала звук, похожий на удар. Молотком, например. Но молотка ни в каминной, ни в руках у Брошкиной не было, Лиза бы заметила… Что же тогда получается? Брошкина – свидетель? Однако странно, что она ничего не сказала Лизавете. Это Брошкина-то, у которой рот не закрывается! Тогда всё-таки убийца. Только этим можно объяснить её молчание. И ушла она подозрительно рано!

Ничего не понимаю! Зачем Брошкиной убивать Иннокентия? Мне казалось – она души в нём не чаяла. Каждый день как на работу в каминную приходила. Вот уж, воистину, чужая душа – потёмки!

За размышлениями я не заметила, как наступило утро. Обычное серое зимнее утро. Ожидая увидеть стену из снежинок, я раздвинула занавески и на секунду опешила. Снегопад прекратился. Дорога перед домом уже была расчищена грейдером и по ней, озираясь и оглядываясь, к нашей калитке спешила… Брошкина. В руках она держала инструмент, смутно мне что-то напоминавший. Тот факт, что соседка поминутно озиралась, абсолютно ни о чём ещё не говорил. Брошкина всегда так ходила. А вот инструмент в её руках… Я накинула халат и быстро спустилась на первый этаж.

В домофон как раз позвонили. Не очень рассчитывая на то, что калитка откроется, я нажала кнопку, открывающую замок, и соседка оказалась на нашей территории. Грейдер поработал на славу. Открыв входную дверь, я осталась в проёме, поджидая свою подозреваемую. Брошкина вошла и сразу начала разговор. По опыту я знала – нескончаемый.

– Привет, Ася, ты проснулась сегодня раньше Лизы?

– Да, Оля. Проходи.

– А-а. А Лиза ещё спит?

– Спит.

– А-а. А ты в магазин ещё не ходила?

– Нет.

– А-а. А вчера?

– Нет, Оля. Ты что-то хотела?

– Увидеть Иннокентия.

– Зачем? – случайно уподобилась я въедливой соседке.

Брошкина этого не заметила, видимо, думала, что так и следует вести диалог двум интеллигентным женщинам.

– Вот этот молоток отремонтировать… А вы давно баню профлистом покрыли?

– Летом, Оля. Давай про молоток поподробнее.

– Какой молоток? А-а. Вот этот? – Брошкина посмотрела на предмет в своих руках, и мои подозрения переросли в уверенность. Пневмомолоток!

– Про этот. Ты ведь и позавчера с ним приходила? – припомнила я.

– С ним. Мы пока с Иннокентием разговаривали, он заработал… Ну, выстрелил один раз. Домой пришла – не работает. И к вам не попасть, замело.

– Один раз, значит? И что Иннокентий сказал, когда молоток выстрелил? – терпеливо продолжала я, чувствуя что-то такое… Должно быть, охотничий азарт.

– Кажется, ничего не сказал. Было уже поздно, и я пошла домой, – соседке терпения было не занимать.

Сверху спустилась Лиза. Судя по её взгляду, объяснять, что держит в руках Брошкина, не было нужды.

– Оля, а что делал Иннокентий, когда ты уходила? Может быть, он что-то сказал?

– Ничего не сказал. Просто сидел. Привет, Лиза. Ты уже проснулась?

– Проснулась, – признала очевидное сестра.

Я смотрела на толстые стёкла в очках Брошкиной – новые вопросы явно были излишни. Следовало придумать, как помягче объявить соседке, что она стала убийцей.

– Оля, Иннокентий убит из твоего молотка, – опередила меня Лиза.

– Тем единственным выстрелом ты угодила ему прямо в ухо, – добавила я тихо.

– В ухо? – вопреки всем моим опасениям о нарушении её душевного покоя, заинтересовалась соседка. – И он умер?

– Да, Оля. Ты убила его, – растерялась даже поднаторевшая в разговорах с Брошкиной сестра.

– А-а. А где он?

Вопрос был, в самом деле, сложный. Решив, однако, что соседка едва ли беспокоится о нетленной душе убиенного, я ответила коротко:

– В гараже, – и достала телефон, чтобы вызвать полицию.

– Я один раз видела покойника, – никак не хотела понять положение вещей Брошкина. – На нём были такие пятна…

– «Трупные пятна с трёх и пятикопеечную монету, общей площадью на сумму…», – вспомнила старый анекдот Лиза.

Да-а. Кафка какой-то. И так во всех разговорах с Брошкиной. Сплошной абсурд. Надеюсь, её не посадят в итоге. На здоровую душевно она никак не тянет.

К тому времени как в калитку позвонили полицейские, вниз спустились Зоя и Брунгильда. Тело погрузили в одну машину, на другой увезли притихшую Брошкину. Казалось бы, в нашем доме должен был воцариться покой. Воцарению мешало присутствие вдовы, и избавиться от неё в ближайшее время мы не надеялись.

* * *

Через пару дней полицейские навестили нас снова. Их капитан уединился с Брунгильдой в каминной. Мы срочно изолировали Альму в Зоиной комнате и заняли места в «портере». Слышимость в доме была феноменальной.

– Вскрытие показало, что в момент выстрела из пневмопистолета, ваш муж был уже мёртв, – как раз говорил полицейский.

Мы навострили уши в прихожей. Лиза переминалась с ноги на ногу у самой двери в каминную. Мы с Зоей стояли чуть дальше, вытянув шеи и приоткрыв рты.

– Как такое могло произойти? Отчего он умер? – в отличие от тихого, с нотками сожаления, голоса капитана, напористый бас вдовы был прекрасно слышен.

– У Иннокентия Семёновича закупорился и разорвался желчный проток…

– О! Оказывается он Семёнович! – возбуждённо прошептала мне в ухо старшая сестра.

– Не иначе как на фоне долгого раздражения нами, – одновременно с ней съязвила в другое ухо младшая.

– Желчь разлилась в брюшной полости и попала в кровь, продолжал полицейский.

– В общем, шансов выжить, сидя в кресле, у нашего зануды не было, – не унималась Лизавета.

– Лиз, он уже умер. Никаких хлопот больше не доставит. Можно перестать кипеть «разумом возмущённым», – попыталась увещевать я её, прислушиваясь к всхлипываниям в каминной.

– Ага! А Брунгильда? Если ей вздумается кремировать муженька здесь, то, как бы не пришлось принимать у себя всех его родственников!

Я задумалась. Очень хотелось приободрить сестру, но перед внутренним взором, как назло, стояла, упавшая в далёком октябре с домкрата, машина Иннокентия.

– Боюсь нам самим придётся поменять резину на их драндулете, – я ещё немного подумала. – Иначе придётся терпеть у себя вдову и прах Иннокентия Семёновича до весны, пока снег не растает.

* * *

Брошкина вернулась домой. Жизнь постепенно вошла в привычное русло. Присутствие притихшей после смерти и кремации мужа Брунгильды всё равно раздражало, но мы, помня, к чему приводят сдерживаемая злость и раздражение, старались не обращать на неё внимания. В конце концов, стремительно приближался Новый год. Семейный праздник. А наша семья – это мы!