Читать книгу Чёртов чемодан - Екатерина Яшина - Страница 1

1.

– Ну и дыра!

Ржавый гвоздь оказался на дороге в самое нужное время и в самом нужном месте.

Радио ловило только помехи, а туман делал трассу все более невидимой. Проколотое колесо глухо тарахтело по неровному асфальту какой-то полупустой глубинки, как подсказывал пока еще исправный навигатор. На запрос «Шиномонтаж» приложение с картами ничего не выдавало.

– И что мне делать? Блин, всего километров тридцать же оставалось. Попробую «автомастерская».

Браузер медленно погружал страницу с ближайшими ремонтными заведениями. И кое-что все же нашлось. Кое-что, похожее по фото на разбитый барак, с ларьком-пивнушкой неподалёку. Десять-одиннадцать по километражу без одной «ноги».

Ям, каждая размером с приличный медный таз полный воды, на пути становилось все больше, а здравого смысла все меньше. Населенный пункт мигал на экране мобильника ярко-красным флажком.

Вымытая до блеска иномарка, не вписывавшаяся в погодные условия богом забытого посёлка городского типа, скрипя, подкатила к прямоугольной бетонной коробке, с рваной рекламной растяжкой под крышей. На куске баннера «ВТОМАСТЕРСКА».

– А и Я сидели на трубе! Тук-тук, есть кто?

– А вам что надо?

Из каморки в конце коридора вышла угловатая девочка-подросток, в чёрных джинсах, свитере крупной вязки и жилетке из искусственного меха.

– У меня тут колесо. Мне бы кого-то из автомехаников.

Девчонка оглядела гостя с ног до головы и крикнула так, что позавидовали бы сирены Ахелойя.

– П-а-а-п! Колесо!

Где-то что-то лязгнуло. Справа от посетителя зажегся старый электрический светильник, и в дверях появился низкорослый коренастый мужчина с выдающимся пивным животом.

– Здравствуйте, – протянул посетитель руку.

– Ну здоров, – деловито ответил механик, точно знал гостя уже сто лет и даже пил с ним на брудершафт.

Поселковый слесарь с подозрением смотрел на новоприбывшего пижона, который переступал с ноги на ногу от холода, посильнее запахивая свой пиджак от кутюр. Такая модная тряпка, сразу прикинул в уме Степаныч, стоила столько, сколько вся мастерская Кузнецовых в целом. А посему и содрать с буржуина следовало втрое больше обычного. Ибо страну они, проклятые, всю разграбили, а Степаныч за отчизну отомстит.

– Показывай.

– Колесо пробило. У вас тут дорогие такие.

– Какие?– сердито обернулся на чужака слесарь.

– С особенностями, – придерживался гость толерантной позиции.

Степаныч обошёл иномарку вокруг, присел у спущенной шины и постучал ключом по болтам.

– Запаску с собой брать не пробовал?

– Пробовал.

– Так и где? В Караганде?

– Там, – спокойно ответил посетитель и достал с заднего сиденья дорогое шерстяное пальто, чтобы окончательно не отмёрзнуть.

Слесарь недовольно прищурился. Потом, кряхтя, привстал с корточек, почесал ключом живот-арбуз и отрыгнул утренним борщом.

– Клеить придётся, – вынес Степаныч вердикт.

– Хорошо.

– Чего хорошо? Загоняй.

Пижон сел за руль и припарковал машину ровно там, куда указал автомеханик.

– Тарахтит.

– Кто?

– Конь в пальто. Тачка твоя. Сзади слышишь, стук какой-то.

Посетитель снова завёл мотор, чтобы послушать. И правда, тарахтело.

– И что это еще?

– Смотреть надо, я тебе не рентгеновский аппарат.

– Посмотрите?

– Посмотрю, по прейскуранту.

– Ладненько. Я тогда подожду. Недолго же?

– А кто его знает. Как пойдёт! Это тебе не стремительные роды.

– А?

– Бэ, тоже витамин.

– Где у вас тут подождать хоть можно? Кафе может какое?

– Кафе! Слышь, Надька, кафе! Хде у нас тут кафе?! – издевательски захохотал механик.

Девчонка сложила руки на груди и оперлась о гаражную стену.

– В городе кафе. Километров тридцать-тридцать пять, – делая ударение на о ответила Надя.

– А здесь ничего нет?– удивился посетитель.

– Неа. Магаз есть, вниз по улице. Вдоль забора чешешь напрямую, потом на развилке направо. Не промахнешься.

– И сколько чесать?

– Минут двадцать, – надувала пузыри из жевательной резинки девчонка.

Богатенький гость тяжело вздохнул, порылся в карманах пиджака и выудил оттуда толстый кожаный кошелёк с эмблемой известного лейбла. Потом он отсчитал две купюры по пять сотен и протянул Наде.

– Сгоняешь? Пару пирожков и минералку, сдачу себе оставишь.

Девчонка вытащила резинку изо рта, приклеила розовый сгусток на серую штукатурку и, глядя, как отец ковыряется под машиной, подошла к посетителю поближе.

– А я тебе не прислуга. Думаешь, с города прикатил, можно девок сельских за бабки раскрутить на всякое.

– На какое всякое? – не понял посетитель.

– На такое, под дурака не коси. Плавали, знаем. Ты ей пятихатку, она тебе за это трусы сняла?!

– Чего? – опешил пижон.

Надя втихаря показала средний палец, засмеялась и ушла в подсобку, откуда еще раз повторила маршрут.

– Вдоль забора! Двадцать минут! Дуй сам за своими булками.

– Пирожками, – тихо ответил посетитель и спрятал кошелёк обратно в карман.

Никакого магазина карты на телефоне не показывали и прокладывать маршрут наотрез отказывались. Пришлось поверить на слово.

– Пойду я до магазина.

– Задаток оставь и в квитанции распишись.

– Не вопрос.

– Тебя как звать?

– Вил.

– Это чего, от Вилория?

– Да нет, просто Вил.

– Еврей что ли?

– Почему еврей?

– А что ты, морда жидовская, испугался так? У нас тут антисемитов нет, как видишь. Народ мирный, – улыбнулся Кузнецов, сверкая серебряным передним зубом.

– Ага, – только и буркнул гость, ставя подпись в бланке.

– Не заблудись в трёх соснах.

– Постараюсь.

Посёлок выглядел безлюдным. С одной стороны от автомастерской, через пешеход, раскинулось поле, с рядком тополей, посаженных у трассы. Вдали, темнел сырыми кирпичами то ли барак, то ли склад в три этажа. По другую сторону тянулся бесконечной батареей массивный забор с колючей проволокой, за которым пряталось громадное заводское здание. Такое же мертвое, как и все вокруг.

Вил неспешна вышагивал по нежилому кварталу, удивляясь, как ему так в кавычках подфартило. Туман давно сменился противной изморосью, а ветер заметно усилился. Заброшенная промзона казалась бесконечной, пока за небольшой лесополосой не забелели четыре девятиэтажки. Как раз от них начиналась развилка и тот самый поворот направо. А за поворотом магазин. Типичный советский гастроном, с деревянными хлебными полками, липучками от мух и продавщицей с морковной помадой на губах.

– Здрасьте.

– Забор покрасьте! – рассмеялась женщина.

Вил молчал.

– Пирожки есть?

– Есть.

– С чем?

– С котятами! – опять начала ржать продавщица.

– Два с картошкой, один с капустой.

– Чем запивать? Пивасика? Пятерку, аль семерку?

– «Ессентуки», пожалуйста.

Женщина перестала ржать, вытерла слезы, вместе с фиолетовой тушью для ресниц и испуганно потянулась за бутылкой минералки.

– А вы с проверки, да? – ласково затарахтела она, пялясь на незнакомого гражданина, который предпочёл холодному светлому что-то иное.

– Из неё, родимой.

– Так у нас все свеженькое, – занервничала продавщица, думая, как бы незаметно убрать из холодильника просроченную колбасу с сосисками.

– Ну это мы сейчас и проверим. Бумаги подготовили?

Женщина побелела, потом покраснела, потом снова побелела и схватилась за сердце.

– Шучу! – сухо сказал Вил, протягивая деньги.

Продавщица несколько секунд пыталась совладать с истерическим смехом, а после достала пузырь, спрятанный под прилавком, и пригубила здоровья и нервов ради.

– Ой, шутник какой, – икала и смеялась женщина, – а ты откуда такой?

– В смысле?

– В гости к кому приехал?

– Да я проездом.

– Точно не с проверки?

– Да точно, точно. Пошутил, говорю ж.

– Ик, твою ж! Перейди, ик, на Федота, от Федота на Якова, ик!

– У вас тут забегаловки никакой нет?

– Неа, а тебе зачем?

– Чаю горячего захотелось. И ноги промочил, пока по лужам вашим скакал. У вас не просыхает что ли? Бассейны на асфальте.

– Не, у нас тут никто не просыхает! – вновь засмеялась продавщица.

Вил откусил пирожок с капустой, прожевал переперченную начинку и проверил зарядку на телефоне.

– Слухай, шутник, ну зайди, я тебе горяченького плесну.

– Не, спасибо, не хочется напрягать.

– Да ты не напрягаешь, чего мне. Весь день одна тут торчу, потрындеть не с кем. Ты с города?

– Ага.

– Ну заходь, не стесняйся, сейчас чайник поставлю, а то в сухомятку нельзя, потом язва будет. А ты вон еще какой молодой, красивый. Запаришься по больницам.

Пижон немного помялся, но в магазине все было теплее и приятнее, чем на промозглой улице.

– Садись, рассказывай!

Вил опешил. Но потом вспомнил, что у бабушки в деревне расспросы вместо знакомства считались нормой. Коль уж прикатил из города, будь добр, расскажи, как там народ за тем бугром живет. А они тебе в ответ деревенских баек ушат про домовых и ведьм местных.

– Что там у вас в городе интересного?

Вил отхлебывал крутой кипяток из кружки с отколотой ручкой, внимательно разглядывая изображенную на фарфоре свинью-копилку в балетной пачке.

– Да не знаю даже.

– Интернет высокоскоростной?

– Да.

– Рекламу видела! – гордо выпятила грудь продавщица, выковыривая розовыми блестящими ногтями кусок рафинада из пачки.

Вил натянуто улыбнулся, зевнул и на секунду прикинул: «А нет ли в чае клофелина?»

– Чего, разморило в тепле? Ты откуда шёл то пешкодралом?

– Из автомастерской, – ответил Вил, потирая глаза.

– Сломалось что-то?

– Колесо пробило.

– Так это, Степаныч быстро всё тудым-сюдым, он у нас мужик рукастый. И пьёт только по выходным, – добавила женщина, поднимая вверх указательный палец.

Пить только по выходным было почти местной суперсилой, которой обладали лишь единицы. Да и те нет-нет срывались.

– Надеюсь.

– Это, а правда, что актёр ваш столичный, как его, в «Снегире» играл, бородатый такой, знаешь?

– Ну вроде да.

– Фамилию забыла, – хлопала себя по лбу продавщица.

– Не помню, но понял, понял.

– Он чего, – закатила женщина глаза, а потом уставилась куда-то в пол, – с мужиками тягается?

Гость доел пирожок и сжал жирный пакет в кулаке.

– Откуда я знаю, – то ли обиженно, то ли ошарашенно ответил пижон.

Продавщица немного расстроилась, громко вздохнула и пригладила накрахмаленный фартук.

– Я думала, вы там всё знаете. А то слухи ходят.

– Слухи ходят и уже, пожалуй, пойду. Спасибо этому дому, пойдём к другому. Чай вкусный был. Спасибо еще раз.

– Да на здоровье, слухай, а завтра кексы творожные будут! Ты приходи.

– Может в другой раз, дела.

– Ну да, ну да. Бизнес, поди. Он сейчас у всех там у вас.

– Точно.

– А ты на обратном заезжай, может еще расскажешь чего. Так у нас приезжие редко бывают, – пригорюнилась продавщица.

– Ладно. До свидания.

Вил запахнул пальто и поднял воротник, чтобы не отморозить уши. Дождь перестал, но под ногами все еще неприятно хлюпало, как на болоте. Он похлопал себя по брюкам, достал зажигалку и сырую пачку сигарет. Не успел чиркнуть, как сзади послышался хриплый голос.

– Э! Э! Ты! Да, ты! Слышь, мужик, папироски не найдётся?

Пижон обернулся. На высоком бордюре, за магазином, сидел помятый дядька в безразмерной грязной куртке, из швов которой кусками торчал синтепон.

Вил протянул незнакомцу сигарету. Тот покрутил табачное изделие в руках, отломал фильтр, прикурил и затянулся так, что долго не мог откашляться.

– Какие люди, в Голливуде! Вернулся?

– Простите? – свёл брови пижон.

– Прощаю! – издевательски прохрипел дядька, обдав гостя парами тройной порции настоя боярышника.

Пижон шмыгнул носом и тоже закурил.

– Вы обознались.

Дядька высморкался прямо на асфальт и сделал попытку привстать. Но сила притяжения оказалась сильнее.

– Оба-на Угол Шоу. Пардон, мусье! И правда, ошибочка вышла, – выпуская дым из ноздрей извинился дядька, заваливаясь на асфальт.

Вил брезгливо приподнял жертву Диониса и посадил спиной к стенке, чтобы тот не расшиб себе лоб.

– А похож! Прям вылитый.

– Вам бы домой.

– А нет у меня дома! Все соки из меня скотина высосала, – зарыдал дядька, пуская пузыри губами, как младенец.

Пижон достал еще несколько сигарет из пачки и протянул незнакомцу для успокоения.

– Я раньше ни капли! Вот те крест! – занёс дядька руку, но тут же плюнул, так как пальцы не слушались.

– Ясно. Холодно сидеть, отморозите там себе все.

– Знаешь, как у меня душа болит? А ни хрена ты не знаешь. Вы в девяностые нам тут шороху навели!

– Какого шороху, дядь? Я в девяностые пешком под стол ходил и зад еще вытирать сам не умел. Проспитесь! И где-нибудь в тепле, чтобы у ритуальных услуг работы не прибавилось за день.

Но дядька Вила точно не слышал.

– Приехали, водочники чертовы! Под каждым кустом шур-шур.

Пижон понимал, что белая горячка не лечится, а потому развернулся на сто восемьдесят и стал удаляться по направлению к автомастерской.

– Не нашли свой чемодан чертов! Водочники чертовы и чемодан их чертов! – кричал в след гостю нетрезвый гражданин.

Вил вдруг резко остановился и быстрым шагом стал возвращаться к дядьке. Тот от неожиданности даже на секунду протрезвел и застегнул расстегнутую ширинку, в которой гулял ветер.

– А ты чего это? Чего ты, слышь? – испугался дядька и прикинул, в какую сторону бежать, на всякий пожарный.

– Какой чемодан? – остановился пижон так близко, что мужик вжался в стену и мечтал хоть на секунду стать Кентервильским привидением, чтобы незаметно просочиться в кирпичную кладку, а вынырнуть уже с того конца, где Манька Итина месила тесто для завтрашних кексов.

– Да кто ж его? Не видел же никто. И я не… Вот те…

– Не надо мне твоих крестов. Вспоминай, что за чемодан, – переменился в лице Вил.

– Так не по-настоящему же. Вроде как легенда местная.

– Какая легенда? Ну, ну? Думай. Водички тебе может?

– Не надо водички, – струхнул еще больше дядька, – я так вспомню.

Пижон нетерпеливо переминался с ноги на ногу, почесывая щетину.

– Это было вон, лет тридцать назад.

– Что было?

Дядька громко сглотнул и почесал длинным ногтем на мизинце ушную раковину.

– Случай. Загадочный.

2.

А случай и правда был. Самый что ни на есть загадочный. Аккурат в развал Союза, под покровом ночи, прикатил в посёлок местный барыга, отсидевший в столичной кутузке за мелкие хулиганства. Да прикатил не один, а с косоглазым друганом, который везде шастал с огромным кожаным дипломатом на кодовом замке. Что жулик в нем прятал, никто даже не догадывался. Но было ясно как божий день, что вещь эта краденая. Больно дорогая для того, кто водку занюхивал подмышкой и неделями ходил в одних носках, от запаха которых в квартире вяли цветы и комары дохли пачками.

И все бы ничего. В то время ведь каждый вертелся насколько совесть позволяла.. Только вот дипломат этот никому покоя не давал. Говаривали, колдунья здешняя первая неладное заподозрила. Видела она во сне, как черти по посёлку рыщут, да проклятия на сельчан насылают. Проснулась вся в холодном поту, свечу подожгла и стала по хате ходить. В каждый угол заглянула, отовсюду нечесть выгнала, но только легче не стало. Словно кошки на душе скреблись. Уж она и разнотравьем окурила, и расклад какой-то мудреный на картах сделала. Ничего.

Через дня три к ней соседка заглянула, вся бледная, будто призрак узрела. А она и узрела. Стоит, трясётся, руки с ногами ватными сделались, только мычит и на прабабкину фотографию черно-белую пальцем тычет.

– В дверях не стой, дура, примета плохая. Переступи через порог!

Соседка переступила, еле стопами передвигает. Ведьма ей на ухо что-то шепнула, над темечком камнем блестящим потрясла, через плечо плюнула и громко в ладоши хлопнула разок.

– Рассказывай, – говорит.

– С каких начинать?

– Сначала начинай, не ошибёшься.

Соседка по сторонам посмотрела, чтоб никто не подслушивал, ноги о половик вытерла, входную на цепочку закрыла.

– Борщ…

– Красный или зелёный?

– А разница?

– Огромная, – фыркнула на соседку ведьма.

– Красный!

– Так и знала!

– Ой! Горе мне, горе!

– Обожди причитать, до конца давай.

– Варила я борщ.

– Так.

– Краем глаза смотрю, в спальню кто-то юрк.

– Так.

– А дома никого! Колька на вахте, Санёк в школе.

– Та-а-ак, – протянула ведьма и в шкатулку полезла.

– Что это там у тебя? – вздрогнула соседка.

– Ты рассказывай, рассказывай, я ж тебя внимательно.

– Ага, – кивнула соседка, – одна значит. Думала, кошка со второго в окно заскочила, я проветривала.

– И?

– Чего и?

– Дальше чего, говорю?

– А, дальше. Я в спальню, там ни души. Ни кошки, ни мышки. Померещилось, кажись. И тут потемнело.

– Как потемнело?

– Так давеча дождь по погоде передавали.

– Точно, прошёл.

– Прошёл. Я про дождь вспомнила тогда, за зонтом в кладовку пошла.

– А зачем тебе в хате зонт?

– Так сметана кончилась, а Санёк, засранец, борщ без сметаны не ест.

– Ага. Ну-ну.

– Я за зонтом, в угловой чтоб сбегать, пока гром не грянул. Фартук сняла, на крючок у кухни повесила, кладовку открываю, без задней мысли. А там, – соседка снова бледная сделалась.

– Чего?

– Бабка!

– Как бабка?

Соседка вся мурашками покрылась, сидит, руки трет, молитвы вспоминает.

– Глазища чёрные, как при жизни, нос картошкой, вздернутый, а сама белая, точь туман!

– Ну прям туман? – удивилась ведьма.

– Он самый. И тихо так говорит, рта не открывая.

– Совсем не открывая? – придвинулась ведьма поближе и беломоринку в зубах зажала.

– Совсем. Смотрит еще так жутко. А я как под гипнозом. Ни вздохнуть. А бабка шепчет: «Тараканы»!

– А потом?

– А потом испарилась, как Колькина зарплата к середине месяца.

Ведьма резко встала, беломорину выплюнула и амулет серебряный на шею повесила, на ленте атласной.

– Всё ясно! Проклятье!

– Мать честная, – соседке плохо сделалось, – помру теперь! На кого ж я сына оставлю-ю-ю!

– Да ты тут при чем, дура! Рыдать еще вздумала!

Соседка нос рукавом халата хлопчатобумажного вытерла, ничего не поймёт.

– Рот закрой, это ж врата для нечисти, – скомандовала ведьма, – подумать надо.

– О чем подумать, Розка?

– О вещах серьезных. Сиди, сейчас вернусь.

И ведьма ушла на кухню, а вернулась уже с веником, спичками и бутылочкой армянского коньяка.

– Это чтоб сглаз со всего посёлка вымести и сжечь.

– А это чего? – повертела соседка бутылку в руках, – полить?

– Положь, это внутрь, для храбрости.

– Батюшки, это чего же? Так страшно будет?

– Будет, – спокойно ответила ведьма и раскрутила крышку.

Ритуал, как положено, проводили на местном кладбище, в полночь. Розка уже была шибко храбрая, а Машку от этой самой храбрости изрядно подташнивало.

– Долго еще?

– Терпи, до самой старой могилы.

– Так и где она, самая старая?

– Это тебе не универмаг, чтоб все по своим полкам лежали! Тут смекалка нужна и навыки в спортивном ориентировании.

– В каком ориентировании?

– Да ну тебя! – махнула ведьма рукой.

Лес сгущался, темнота чернее становилась, а женщины всё шли и шли.

– Вот она, – вдруг резко затормозила ведьма, да так, что соседка ей со всей дури в спину впечаталась.

– А!

– Не кричи! Ты мне всех леших распугаешь!

Обряд провели, свечи задули, медяк в землю закопали и веником нечистую с калош смели.

– Всё.

– А поможет?

– Поможет, главное верь.

– Так я верю.

– Вот и верь.

– А если не поможет?

– Типун тебе на язык, два под язык! – выругалась ведьма.

В ту ночь спала она как убитая. И ничего ей не снилось, и ничего не тревожило. Вот только по утру услышала она странный шум на лестничной клетке. Голова болела, от ритуала, не иначе, столько сил забрать. Ведьма натянула тонкие гамаши, бюстгальтер под сорочкой ночной поправила и платье любимое надела. Вышла в коридор, а там целая делегация собралась. Все у мусоропровода топчутся, борной кислотой стены посыпают.

– Это что за турслёт? – удивилась Роза.

– Санэпидемнадзор ждём.

– На кой?

– Тараканы поперли со всех щелей.

Ведьма рот руками закрыла и быстрее в квартиру. А на встречу, как назло, Манька.

– Слыхала?

– Слышала, не глухая. – процедила сквозь зубы ведьма.

– Чего теперь будет, а? Чего будет то?

– Всё чемодан чёртов, от него все беды. Избавляться от него надо.

– Какой чемодан? – закричала на всю Ивановскую соседка.

– Не привлекай внимания, дура! Надо его выкрасть.

– Кого?

– Чемодан.

– Да что ж за чемодан такой?

– Зайди, на два замка поверни и в глазок глянь.

– Глянула.

– Есть кто? – спросила ведьма серьезно.

– Никого!

Роза жестом указала соседке на табуретку у окна.

– Всё ханурика друг, помяни мое колдовское слово.

– Какой друг? Какого ханурика?

– Ну ты вроде баба умная, что ж ты вопросов столько задаёшь! Димка Олеськи хромой, с того корпуса.

– Ага, поняла.

– Кореша его видела?

– Да каждый день у пивнушки околачивается, у мужиков наших по копейке стреляет. А сам бы хоть работу какую нашёл, хоть дворником, хоть грузчиком на заводе. Носится, как ошалелый, с дипломатом своим. Рэкетир недоделанный!

– Вот! А что в том дипломате?

– Да мне почем знать.

– И никто не знает. Я даже наших поспрашивала. Он его и не открывал ни разу. Дрянь там какая-то.

– Какая?

– Подклад с проклятьем. Или еще чего хуже.

– Может в милицию на него заявить?

– И что тебе милиция? Порчу погонами снимать будет?

– Не будет. – расстроилась соседка.

– Сами все сделаем.

– Опять?

– Снова!

Но планы ведьмины потерпели фиаско. Через день столичный зэк как сквозь землю провалился. И чемодан вместе с ним.

Говаривали, дипломат он взломал, а там миллионы пачками. Вот и поспешил свалить подобру-поздорову, пока не обчистил кто из местных. Другие клялись, что видели, как друг Димкин чемодан чёртов в поле кинул, а сам в лес с криками убежал. Третьи же утверждали, что дипломат он припрятал, а сам на дно залёг, так как из тюрьмы сбежал.

Что там на самом деле произошло, так и осталось тайной. Да только вскоре приехали в посёлок братки на чёрных джипах и стали у народа про ханурика выспрашивать. Дней десять малиновые пиджаки своего маргинала искали. Без толку.

Все подвалы облазали, под каждый камень заглянули. Страху на поселковых навели. Начальство всё на уши подняли. Мол, как так, нехорошего человека месяц покрывали. А он у большой шишки вещь важную из-под носа свистнул. И так мастерски, что никто даже сообразить не успел. Тот еще Гарри Гудини.

Поселковый совет обещал во всем разобраться. Но куда им, если даже новые русские с носом остались. Потыкались, помыкались – ничего не решили. Разъехались вроде с миром. А через неделю в посёлок государственная проверка нагрянула. На заводах кучу недочетов выявили, кого-то на взятках поймали. Сокращения пошли одно за другим. Вскоре и статус образцового посёлок потерял.

Ересь началась несусветная. То ли совпало так, то ли братки собак спустили. Но тут-то народ ведьминым пророчествам и поверил. А погодя, от паводка, разлилась река горная. Кладбище поселковое размыло до гробовых досок. Испугались местные пуще прежнего. Они и в храм за помощью обращались, чтобы глаз дурной с земли родной снять. И к колдовству прибегали, и грехи замаливали, и Перуново дерево по посадке искали, чтоб ленты для оберега завязать. Однако каждый день что-нибудь из ряда вон выходящее все равно приключалось.

3.

– Вот так оно и было, – закончил свой рассказ дядька.

– А дальше? – не отставал Вил.

– А чего дальше. Дальше дефолт. Производство встало. Люд наш простой без заработка остался. Вклады все мизерные в банках и те прогорели к чертям собачьим. Жрать нечего, работать негде. Дефицит и нищета. Стали спиваться потихоньку.

– Всем селом, что ли?

– Не селом, а посёлком, – аккуратно поправил мужик, чтоб не нарваться.

– Ну что, уехать не вариант было?

– Куда? Вот моя деревня, вот мой дом родной. Здесь хоть кров над головой. Мамка на поселковом похоронена. Я тут привык. Все привыкли, – затянулся дядька, печально глядя куда-то вдаль.

– Положим. А чемодан?

– Чемодан больше никто не видел. И друга Димкиного. Может поймал его этот, на тебя похожий. Здоровый такой пень, чернявый, цепь на шее в два пальца. У Лукоморья дуб зелёный, златая цепь на дубе том. Как с него писали, – прилёг мужик на мокрый асфальт.

– Ведьма еще жива?

– Жива, живее некуда.

– Так может она про чемодан знает?

– На кой он тебе сдался? От него одни беды.

– Да так, интересно просто стало.

– Там, говорят, магия чёрная замешана. Страшная. Я – человек верующий, в такие дела не лезу. И тебе не советую.

– Покажешь, где колдунья ваша живет? – без тени иронии спросил пижон.

Дядька мялся как девка на выданье.

– Сколько? – зашуршал Вил купюрами.

– Не-не, я не это, мне не, не, – отнекивался дядька, а сам искоса высматривал какого номинала бумажки.

– Да ладно, дядь. Ты мне поможешь, я тебе. Взаимовыручка. В мире сейчас всё так решается, да?

Мужик отхаркнул, затушил бычок об асфальт и спрятал озябшие руки в дырявые карманы.

– Пятьсот, штуку? Сколько, не стесняйся, – расщедрился гость.

– На чекушечку. – тихо-тихо промямлил мужик.

– Что? Не слышу.

– На чекушечку, – чуть громче повторил дядька, опуская глаза в пол.

Вил протянул товарищу пятерню, вложив тысячу в ладонь.

– По рукам?

– Так это да, – покраснел мужик то ли от подскочившего давления, то ли от стыда.

– Вот и супер. Дорогу покажешь?

– Как договаривались.

– Дядь, ты стоять то можешь?

– Нормально, нормально, – чуть пошатываясь двинулся мужик в сторону девятиэтажек.

Несло от провожатого за версту. Но пижон уже успел принюхаться к волшебному амбре, в котором слышались нотки сервелата, горбушки с чесноком и подъездной штукатурки вперемешку со спиртом.

Путь предстоял короткий, слава всем богам. Иначе от ядовитых паров Вил опьянел бы еще до того, как постучался в дверь к ведьме. Квартира Ванги местного разлива находилась на третьем этаже стандартной поселковой панельки. Окурки на лестницах, банки от огурцов в углах, желтые аммиачные подтеки на стенах и даже одинокие застиранные рейтузы на перилах казались чем-то весьма привычным для подобных мест. Со всех сторон гудели трубы, орали дети, варились пельмени и компоты, чирикали попугаи, лаяли домашние псы и гулом по всему пролету отдавались диалоги из мексиканских сериалов: « Это амнезия, Сантьяго! Я люблю тебя!»

– Дальше ты сам, не обессудь, – в пятый раз нажимал на заевшую кнопку лифта дядька.

– Так и чего сказать?

– А чего хотел, того и говори. Я ни ногой. У меня от одного её взгляда изжога всю ночь. Не, не пойду.

– Ну хорошо, а звать даму как?

– Розой Алмазовной звать.

– Алмазовной? – удивился замысловатому отчеству Вил.

– Батя её бароном цыганским был. Здесь, недалеко. Суровый человек, суровый. По коридору до конца, крайняя дверь слева. Больше двух раз не стучи. Она не глухая, просто ленивая. Ну, бывай. И это, спасибо за…

– Да не за что, – кивнул пижон.

Дядька еще немного постоял, словно ждал, что гость одумается. Но Вил своих решений не менял. Когда дверь лифта наконец открылась, мужик буркнул что-то неразборчивое себе под нос, нажал на первый этаж и скрылся за металлическими дверьми. Надпись на которых гласила, что Лысый – козёл и сын падшей женщины.

Пижон глянул на экран мобилы. Время поджимало, но из мастерской пока не звонили. Он осмотрелся, чтобы сильно не палиться и заодно трезво оценить весь упаднический масштаб происходящего. Звонок у колдуньи не работал. Вероятно, причиной тому был толстый слой окаменевшей за долгие годы жевательной резинки. А может, просто сели батарейки. Но Вил постучал строго два раза, по наставлению дядьки. Минут десять за дверью стояла гробовая тишина. Пижон уж было решил, что ведьмы нет дома, а потому отбарабанил по облезлому дермантину «Спартак» – чемпион!» и приготовился отчалить. Но замок громко лязгнул, дверь со всей дури распахнулась и чуть не испортила пижону форму его аккуратного прямого носа – подарка маминых генов.

– Ты кто? – заорала спросонья ведьма, которая и вправду выглядела, как типичная ведьма.

Седые её волосы были собраны в растрепанную дулю на макушке. На дуле этой блестел серебристыми нитями тонкий шифоновый платок. Мочки ушей оттягивали огромных размеров золотые серьги, а на каждом пальце красовалось по кольцу с цветными камнями и неизвестными Вилу символами. На щеке чернел ассиметричный невус, размером с пятикопеечную монету. А из ноздрей торчали редкие, но очень жесткие волоски.

– День добрый!

– Чего надо, спрашиваю, – продолжала орать Роза.

– Я по делу, – сохранял спокойствие пижон.

– Пошёл вон со своей сектой!

– Я не из секты, женщина.

– Какая я тебе женщина! Ничего не покупаю, ничего не продаю. Двигай отсюда!

– Я по совету поселковых.

– Каких еще поселковых? – немного утихла ведьма.

– Мне бы расклад на бизнес, на карьеру там, на жизнь личную. С ней вообще беда.

Роза Алмазовна поправила косточки лифа на груди, наслюнявила палец и пригладила взъерошенные ото сна густые брови.

– А бабки есть?

– Есть, – помахал Вил своим портмоне перед носом колдуньи.

– А чего я тебя тут раньше не видела? – подозрительно прищурилась ведьма.

– Приезжий. В станицу за тридцать пятым километром собирался.

– А сюды как занесло?

– Шина лопнула, гвоздь на трассе подцепил. Чинят в автомастерской вашей.

– Так это Степаныч тебя пригнал?

– Нет, познакомился тут с дядькой. Клялся, что вы – гуру всех колдовских штучек.

– Правда, всё правда, – заулыбалась ведьма.

– Ой, у вас помада на зубах.

Алмазовна со скрипом вытерла с чёрных от кариеса резцов алую Руби Роуз, которую в начале восьмидесятых ей из Прибалтики привезла сестра. Подарок сей ведьма бережно хранила и использовала экономно: исключительно по праздникам и на магических приемах. К остаткам, лет двадцать спустя, примешала вазелина и еще долго наносила долгоиграющий презент на губы спичкой.

– Ну чего стоишь, проходи, раз приперся, – кинула на порог велюровые тапки в клетку ведьма.

– Да я босиком, – не без омерзения взглянул на потертые засаленные стельки Вил.

– Напяливай, полы холодные, а простатит тяжело лечится. Был у меня один клиент с простатитом, – уже из кухни продолжала Роза, – так я запарилась ему настойку из чеснока с мёдом заговаривать.

Пижон собрал волю в кулак, вздохнул и просунул свои стопы голубых кровей в убитые тапки, в которых побывало уже пол посёлка. Пренебрегать гостеприимством у колдуньи считалось опасным для жизни моветоном.

– Так а к врачу он почему не ходил, – на цыпочках прошёл в квартиру гость.

– К какому врачу?

– У вас поликлиники нет? – спросил Вил, присаживаясь на край дивана, обитого чем-то вроде трупа плюшевого медведя в желтую плешивую полоску.

– Есть. Там терапевтом Денисович трудится, ветеринар наш местный.

– Как ветеринар?

– Каком кверху! Ладошки покажи.

Пижон послушно повернул запястья так, чтобы ведьма разглядела линию жизни.

– Ух ты!

– Что там? – поинтересовался Вил.

– Работа сложная предстоит. Возле бус клади пятьсот, на блюдце тысячу.

– А это зачем?

– Подношение духам.

– Духам? Какие они у вас крохоборы.

Алмазовна упёрла руки в боки, сложила рубироузные губы обиженной трубочкой и зыркнула на посетителя так, что тот молча достал купюры и положил на ведьмин алтарь.

– Обидишь духов, проклятий на год наживешь, а то и больше, – закатывая глаза тасовала колоду Роза.

– Понял, – сдался Вил.

– Первый вопрос задавай.

– Будет ли прибыль в деле, – зазубренной фразой из ток-шоу про гадалок начал пижон, стараясь не хихикать.

– Плюй на колоду и визуализируй.

– Прям плевать? – вытаращил глаза гость.

– Прям плевать, не по-русски говорю, что ли!

Вил плюнул, представив, сколько людей до него проделывало подобный трюк.

Ведьма молча разложила карты рубашками вниз, поводила рукой над бусами, над блюдцем, над головой пижона и громко завыла.

– Они здесь.

– Кто? – шепотом спросил Вил.

– Предки твои. Всех вижу.

– И даже дед?

– И он. Колесница с фортуной. Ждёт тебя успех в задуманном. Звезда надежду сулит. Надейся!

– Ладно.

– А вот дьявол искушать будет. Но ты не робей, борись с пороками.

– Бороться с пороками, – повторил пижон для галочки.

Ответ на второй, третий и четвёртый вопросы все сильнее подрывали доверие гостя к ведьме, вызывая приступы хохота, подавлять который становилось все сложнее. Ожидать большего не было уже никакого смысла. Но Вил рискнул перейти к главной теме.

– Ваши тут рассказывали, – начал он, пока ведьма окуривала алтарь пучком засушенных трав, – что проклятье на посёлке лежит.

Ведьма встрепенулась и даже вроде как задрожала.

– Лежит, никуда не девается.

– А что за проклятье такое, если не секрет?

Алмазовна долго отмалчивалась, перебирая нить с нефритовыми чётками.

– Тёмное. Страшное. И снять его нельзя, пока чемодан этот чёртов не найдётся.

– Чемодан?

– Он самый.

– При чем тут чемодан?

– А при том. Порчу нам из столицы привезли.

– Кто?

– Бандюганы. С тех пор каждый день по острию ножа ходим. Неровен час, совсем сгинем с земли родной.

– Все же когда-нибудь сгинем. И без проклятий.

– У тебя «дьявол» пятый раз выпадает. Сглаз, – проигнорировала Вила ведьма.

– И что со сглазом?

– Снимать надо.

– Ну а где он сейчас этот чемодан?

– В посёлке спрятан. На промзоне где-то. Так и не нашли за тридцать лет.

– А искали?

– Искали, всем посёлком искали. Вот и опять «дьявол». Что за чертовщина? Невзлюбил тебя кто-то, да сильно.

– Ну может знаки какие-то были, или видел кто, куда его прятали?

– Никто не видел, никто не знает. Мамка болеет твоя?

– Не болеет, вроде, выздоровела. Так а вор потом не объявлялся?

– Откуда ты про вора знаешь?

– Поселковые растрындели.

– Им лишь бы потрепаться без дела. За порог ты выйди вон, – шаманила Алмазовна, затягиваясь самокруткой и выдувая дым Вилу в уши, – предкам мудрым шли поклон. Всё, с тебя две пятьсот.

– Сколько? – очумел гость.

– Две пятьсот, наличкой.

– А как он выглядел?

– Кто?

– Чемодан.

– Да что ты пристал с этим чемоданом! Обычный, чёрный, кожаный, с ручкой! Каким он еще по-твоему должен быть? И на фига оно тебе надо, ты что, из собеса?

– Нет.

– Так если ты не помогать народу приехал, чего вынюхиваешь?

– Просто спросил. Здоровое любопытство.

– Мать болеет, а он ерундой страдает.

– Да нет у меня матери, тёть, брешут ваши карты. Сломались!

– Что ты, собака паршивая, голову мне морочишь? – схватилась ведьма за влажное кухонное полотенце и стала лупить гостя по спине.

– Ай, ай! Да я ж пошутил, женщина! Женщина, не надо, – смеялся во весь голос пижон.

– Сволочь! Издаваться над пожилым человеком вздумал! – гнала ведьма Вила из квартиры, на прощание швырнув в него его же туфлями за сотни баксов и железной лопаткой для обуви. Но промахнулась.

На шум в коридор выползли соседи, чтобы не пропустить чью-то Санту-Барбару и быть в курсе всех поселковых разборок. Их взору предстала весьма странная картина орущей Алмазовны, запускавшей предметами в никому неизвестного солидного молодого мужчину. Мужчина уворачивался от нападков и гоготал так, что наконец снова почувствовал себя тринадцатилетним, отыскавшим приключений на пятую точку.

Никто ни шиша не поняла, но уходить не торопились. Ведьма всеми фибрами души изображала жалкое подобие экзорцизма, а потом истошно завопила, когда пижон стал поправлять взъерошенную прическу.

– Это он! Он! Чертяга! Рога, рога у него, граждане! Что ж вы не видите!

Усатый мужичок в штанах Олимпиады-80 и шапочке с синим помпоном покрутил пальцем у виска, перекинул скакалку через плечо и направился к лифту, где уже дожидался спасения от Розкиных истерик развеселый гость.

– Шесть раз «Дьявол» выпал! Знамение, товарищи! Запирайте двери! – орала не своим голосом колдунья.

Потом она демонстративно достала из бюстгальтера получку за гадание и спиритизм, пересчитала и обвинила пижона в недостаче целой тысячи рублей. Вил смеялся до слез и колик. Но тысячу сверху осторожно протянул, как кусок мяса бездомной собаке. А потом резко одернул руку, чтобы ведьма его не сцапала.

В лифт пижон сел вместе с усатым спортсменом и ради приличия поздоровался.

– Совсем у бабы крыша поехала, – сочувственно заметил мужичок.

– Бывает, – ответил пижон, всё еще вытирая влажные от слез глаза.

– Она же шарлатанка, молодой человек.

– Ну не совсем, задатки явно есть.

– Я вас умоляю, какие задатки, – культурно поддерживал беседу мужичок.

– Всё же видит она кое-чего.

– Что она там без очков видит. Зрение до плинтуса давно упало. Ей бы хоть немного физкультурой по утрам, для поддержания здоровья и трезвости ума.

– После вас, – пропустил Вил мужичка вперёд к выходу.

Престарелый спортсмен отблагодарил пижона за вежливость и сходу начал разминку.

– А вы, простите, сами кто будете, – приседая с вытянутыми руками уточнил мужичок, – Не лицезрел вас прежде.

– Столичный гость, по работе.

– Не из Министерства спорта и туризма, случайно?

– Нет, что вы. Разве похож?

– Мускулатура хорошо развита, – показал поселковый зожник на плечи Вила.

– Бокс, в детстве.

– Юношеский разряд? Прекрасно. А у нас турник проржавел. Весь на дырках, весь. От сих до сих. Ни подтянуться, ни кувыркнуться. А кто отвечать будет?

– Не знаю.

– Вот и я не знаю. Поэтому вы своим столичным депутатам передайте, что спорт – это жизнь. Пусть хоть одну площадку до ума доведут, чтобы и детишки резвились, и мы кости размять могли. Передайте, передайте. Даже лучше запишите.

– Может, лучше жалобу какую сочините в правительство? Я же не госслужащий.

– Ага, сочиним, обязательно сочиним. Но вы все равно передайте.

– Безусловно!

– Подождите, молодой человек, – остановил спортсмен уходящего гостя, – зачем такому видному парню понадобилась гадалка?

Пижон почесал затылок и улыбнулся.

– Да так, проверить один момент хотел.

– Это вы зря. Из-за девушки? Я в вашем возрасте шибко любвеобильный был, вечно страдал, – делая наклоны рассказывал мужичок.

В это время, на тропинке между вторым и третьим корпусом, появилась высокая грациозная дама лет пятидесяти на вид. Она несла в одной руке большую плетёную корзинку, полную озимых сортов яблок, в другой держала журнал по вязанию. На голове у неё красовалась бордовая шляпка-менингитка, а шею и плечи украшала вязаная шаль. Дама медленно вышагивала по грязной гравийке, словно по красной ковровой, ловя тем самым восхищенные взгляды дворовых алкашей.

– Денёчек добрый, Верочка Петровна, – поплыл от счастья усатый мужичок.

– Добрый, Витенька. Всё занимаетесь?

– А как же, – демонстративно начал отжиматься зожник, хрустя суставами так, что даже у Вила от этого звука свело зубы.

– Здравствуйте, – поприветствовала дама пижона.

– Знакомьтесь, Верочка Петровна, – вклинился мужичок, который даме доставал ровно до мочек ушей, – гость из столицы, приехал, чтобы порешать вопросы по устройству поселковых спортплощадок.

– Я не …

– Как здорово, давно пора. Я очень рада, очень. Приятно познакомиться!

Вил, смирившись с самопровозглашенной должностью, пожал даме руку.

– Верочка Петровна – наша муза и душа, – обхаживал поселковую красавицу зожник, – Она ранее преподавала танцы в Доме Культуры и прекрасно музицировала.

Дама, тронутая до глубины души, протянула Виктору яблоко.

– Кушайте, на здоровье. Вечером жду, – зарумянилась она, – И вам яблочко, пожалуйста.

– Спасибо, – протер пижон спелое наливное о пиджак и надкусил.

Верочка Петровна откланялась и завиляла бёдрами по направлению к парадной. От её телодвижений и стука каблучков, четких, как метроном, у мужичка на лбу выступила испарина, а глаза загадочно заблестели. Престарелый спортсмен промокнул пот носовым платком в розовый цветочек и зашевелил усами, как альфа-самец рыжих тараканов.

Вил боялся даже представить, о чём в этот момент думал зожник.

– Удачи в спорте, здоровья там, всего хорошего.

– Благодарю, – очнулся от фантазий мужичок, – не забудьте про площадки! Вы обещали! И к гадалкам больше не стоит. Тем более к таким. Её как в девяностые накрыло после случая с одним чемоданом, так с тех пор черти везде и мерещатся. Скажу вам по огромному секрету, Роза в советское время стояла на учете в психо-неврологическом диспансере.

Вил громко и протяжно засвистел.

– Это большая тайна, молодой человек. Так что, знайте.

– Ну теперь уж точно, – иронизировал Вил, – до свидания.

– И вам! Занимайтесь физкультурой и не ешьте столичные огурцы, в них много пестицидов, от которых угасает мужская функция! – кричал вслед усач.

4.

До самой автомастерской, из которой так и не удосужились перезвонить, пижон пинал по асфальту пустую пластиковую бутылку от «Дюшеса». Начинало смеркаться. И Вил чётко понимал, что в посёлке ему теперь придётся провести пару ночей, как минимум. Он достал мобильник, нажал вызов и ждал, когда отец снимет трубку.

– Чего так долго? Привет, пап. Я нашёл. Да, да, точно. Местная легенда прям. Тайна, покрытая мраком. Где-то на промзоне, пока не понял. Тут всё сплошная промзона! Огромная, как… душа моей бывшей. К ведьме поселковой ходил. Ну, прикинь. Нет, она второсортная, почти не поняла. Ещё местных поспрашиваю. Сколько у меня? Двое-трое суток есть? Отлично! Не зря колесо пробило. Судьба-судьбинушка. Да аккуратно, не переживай. Деньги? Конечно есть. А мне тут даже нравится. Тут русский дух, тут Русью пахнет. И ты себя береги. Давай, звякну позже, как что выяснится.

На улице становилось как-то совсем тихо и непроглядно. Только филин одиноко ухал на березе, вращая головой во все стороны, словно перископ на подводной лодке.

– Что ты смотришь на меня осуждающе, – спросил птицу пижон, – как будто я мышь твою сожрал. Я чужого не беру, за своим вернулся. Отыщу и уеду. Будете себе жить припеваючи, как раньше.

– Ты с кем это? – вывернула из-за угла дочь автослесаря.

Вил от неожиданности вздрогнул.

– Шуганулся?

– Ну.

– А я тебя ищу.

– Меня? – вопросительно посмотрел на девчонку гость.

– Ты папке телефон какой дал? Он тебе битый час трезвонит, а там: «Номер не существует».

– Странно.

– Может цифрой ошибся?

– Вероятно.

– Я весь посёлок обошла, разминулись, видать.

– Скорее всего. Ну идём, готова машина?

– В том и дело, что нет.

– Ох ты, батюшки. Печаль – беда. Что ж мне теперь делать, как быть, – прикидывался расстроенным пижон, – у вас тут и кафе нет, а гостиницы подавно не будет, верно?

– Шутишь? Какая гостиница в нашей глухомани. Если только такси до города вызвать, но ты ждать запаришься. В машине ночуй, не знаю, – шмыгала носом от холода Надя.

– В машине? Да я за ночь окоченею до смерти в этих Новых Васюках. Блин, зябко, – потирал ледяные щеки Вил.

– Ладно, до мастерской дойдём, папка придумает что-нибудь.