Реклама. ООО «ЛитРес», ИНН: 7719571260.
Для имени твоего
Глава 1
Глава 2
Глава 3
Глава 4
Глава 5
Глава 6
Глава 7
Глава 8
Глава 9
Глава 10
Глава 11
Глава 12
Эпилог
Давай потанцуем
Креатив
Собор Парижской Богоматери красив и величествен вне времени. А уж в ускользающей утренней дымке хорош на загляденье. Французы говорят Notre Dame, испанцы – Nuestra Seneora, итальянцы – Santa Maria, а англичане – часто просто Our Lady. «Наша госпожа» – вот так просто, но изысканно, потому что одеяние не неотесанный камень, не простое рубище простолюдинки, а все в дорогих наворотах внешнего декора. Но заглядеться можно на что-то необычное или на что-то новенькое, а люди, столпившиеся у лестницы главного входа в собор, были явно не туристы. Ну не до готической твердыни им, не до игры солнечного света, подчеркивающего строгость линий силуэта и бликующего нежными оттенками, отраженными витражными розетками, и не до стрельчатых порталов, где над центральным входом вырезаны из камня сцены Страшного суда. А Страшный суд так и должен был бы назидательно приковать внимание толпы, но в это утро не он был вершителем судеб. То, что их бы всех охарактеризовало, – это были зрители, наблюдатели, созерцатели, очевидцы, свидетели, болельщики и даже театралы. В общем, перед лестницей, ведущей к центральному входу в собор, собрались те, кто хотел понаблюдать за разворачивающимися в роскошных декорациях событиями со стороны. И не дай бог было бы оказаться на месте тех несчастных, которые стояли спиной к толпе. Обреченность несчастных была очевидна. Народ жалостлив, видя старческую немощь и истерзанные тела, переломанные руки и ноги и незаживающие раны. Только редкие выкрики из толпы: «Смерть им!», Господи, так они и так на ладан дышат, чуть живые, провоцировали толпу внедренные в нее провокаторы из организаторов этого совсем не театрального шоу. Какие-то робкие выкрики «Воры!» и совсем несмелые «Идолопоклонники!» периодически проплывали над толпой. Какой-то ярости, особой ненависти или даже презрения у зрителей не наблюдалось.
Не ощущалось и того, что вот сейчас, сейчас эта толпа родит героя, отважного и смелого, способного на исключительный поступок, этакого Робин Гуда, защитника бедных и униженных. Вот герой прыгнул бы на плечи ближайшего лучника из оцепления суда, выхватил бы у него пику, а затем нанизал бы на эту пику охранную подмогу. Затем, выхватив у сраженного пику, нанизал бы следующего, ну, фантазий для геройства миллион, только героя не было. Не было лидера, за которым толпа ринется, воодушевленная подвигом, ринется на поредевшие ряды охраны и своей массой, подручными предметами для боя, камнями снесет суд, судилище, систему определения наказания. И вынесен был бы весь процесс справедливости осуждения на Суд Божий. Инструкции судопроизводства как раз были навечно высечены в камне над главным порталом центрального входа в храм. Да и бедные и униженные, кто? Это были бедные рыцари Христа, или тамплиеры. Это были некогда самые богатые и могущественные люди своего времени. Но богатство и могущественность есть категории философские и не являются постоянными во времени. Да, они стали богаты, да, они стали могущественны, пока не стали на пути могущества государства в лице Власти – власти короля Филиппа IV.
.....
Высеченный из камня Архангел Михаил усердствует в своей работе после вердикта executer. Не забудьте, что на весах души людей будут еще и взвешены. По весу души будет определена ее праведность. Великий магистр в ожидании вердикта смотрел над головами королевского суда, туда, где жизнь оценивалась по Божьему суду. Этот взгляд кардиналами был расценен как гордыня. Да, и этот грех еще тамплиеру можно дописать. Но у Жака де Моле и в помине не было мыслей о гордыне, так как он был праведным сыном Божьим. Таким он родился, таким воспитался, таким стал и нес праведное отношение к миру и истинным христианам и главное Богу. Единственное, за что мог упрекнуть себя Великий магистр, так это за то, что не хватило сил физических устоять перед огнем и железом, перед изощренными запутанными нашептываниями и угрозами палачей. Ересь, ересь сплела свою паутину и затащила в плен лжи и безнадежного обмана. Слабые людские души, сломленные, как и он, дыбами, «испанскими сапогами», каленым железом, острыми иглами и другими ухищрениями, способными заставить заговорить даже высеченные из камня изваяния, где уж там плоти и крови выдержать. Никто не выдержал. Никто. А кто выдержал, тот замолк навсегда. На земле нет правды и суда справедливого. Так пусть хоть люди задумаются, справедлив ли суд одних людей над другими смертными. Только Он, высший судия, и есть мерило справедливости. И пусть же скорее наступит час executer нашего, Архангел Михаил, оцени мою душу и вверь на суд Бога Иисуса Христа. Благородством своим тамплиеры с самого основания ордена и по день безжалостной расправы служили не для себя, а во имя прославления Господа. Имя Его возвышали, реликвии Его охраняли, заветы Его выполняли, людей Его, христиан, от неверных защищали. Жак де Моле всматривался своими полуослепшими глазами в Спасителя. А изваяние над порталом четко указывало ему дорогу. Жак де Моле не сомневался в исправности весов Архангела Михаила, и тяжесть своей души он чувствовал непомерную. Благородность дел и поступков, замешанных на горести мук физических и моральных, весили очень много. Но большая часть этого душевного веса – это любовь к Господу. Архангел не ошибется, ведь любовь эта и без взвешивания видна. Взгляд де Моле уперся в перст Божий, указующий ввысь, в небо. Не сомневался в этом своем после жизни пути Великий магистр. Земной суд, подвластный королевской власти, торопился избавиться от последнего, 23-го Великого магистра Великого ордена. Двум великим на этой территории быть очень тесно. Поэтому король выбрал решение раз и навсегда покончить с претензиями на великость. Бунтарству смерть. Власть уже была у него в руках. Братская любовь ордена ему уже не нужна была, зачем королю равенство и тем более покровительство, ведь казна ордена теперь в его руках. Executer? О, нет! Mettre a mort! Предать смерти! Мы этих посмевших еще и дерзить власти будем не просто казнить, а предавать смерти. Mettre a morte, и на медленном огне.
«Mortes, mortes, mortes…» – повторяли друг за другом епископы, члены судебного суда под неморгающим взором папы Климента. Уже никто не искал проблесков пощады для воспрянувших стариков в его глазах. Глава Ватикана не был здесь главным. Он был слугой. Даже не слугой, а рабом обстоятельств. Он и называться-то теперь главой Ватикана не мог, так как пути его зависимости от короля поселили папу Климента во Франции у резиденции короля. И если раньше Ватикан правил христианским миром, то теперь, если папой правил король, то управлять паствой было суждено в те времена марионетке. И это слово «казнь», которое уже обжигало собравшихся свидетелей исторического суда, громко и утвердительно отрезало все сомнения и в добродетели короля. Узников, в ожидании приговора закрытых в клетях-повозках, сразу же увезли в их тюремную обитель для ожидания исполнения приговора. Хлипкий мостик надежды на справедливость в этой жизни для Великого магистра и его верного друга аббата был уничтожен обжигающим «mortes».
.....