Читать книгу Шут. Книга II - Елена Кочешкова, Елена Андреевна Кочешкова - Страница 1

Часть первая. Наследница

Оглавление

1

Чаша для умывания была из тяжелого белого фарфора с мелкими синими цветами по широкому краю. Когда-то неосторожная служанка уронила ее, и на месте одного из цветов осталась лишь глубокая щербина. Тонкая длинная трещина прочертила чашу почти до дна, но та отчего-то не раскололась. Глядя на нее, Элея всякий раз думала, что удар можно и пережить, но шрам останется навсегда…

Она поставила чашу на край постели и, обмакнув тряпицу в теплый отвар из душистых трав, принялась осторожно обтирать сначала руки, столь ловкие прежде, но теперь безжизненные, точно ветви высохшего дерева, а затем – исхудавшее лицо c глубокими темными кругами у глаз. Такое родное, такое до боли знакомое… За минувший месяц она изучила каждую его черточку, каждую линию.

«Мой шут… Мой Патрик…»

Он был здесь, но его все равно что не было. Пустой взгляд шута всегда оставался устремлен в недосягаемые дали.

Никто не неволил Элею приходить в эту комнату, просто ей хотелось находиться рядом с человеком, который значил для нее так много… делать для него хоть что-то, пусть даже эти действия не имели большого смысла. Обычно за шутом ухаживала служанка Ваэльи – поила живительными настоями, мыла, убирала, проветривала комнату. Она словно излучала доброту, эта матушка Кера, ее забота могла отогнать любой недуг. Но шут не был болен. Ни один лекарь в мире не сумел бы исцелить его, ибо тело господина Патрика осталось невредимым – но дух покинул его.

Элея отложила тряпицу и тихо вздохнула. Да, она бывала здесь часто. Слишком часто. Давно могла бы с закрытыми глазами найти все в этой небольшой светлой комнате, расположенной на втором этаже особняка. Привыкла к ее особенным, не похожим на другие звукам – шелесту ветвей за окном, вздохам огня в камине, тишине… такой безнадежной тишине. Привыкла к запахам бесконечных отваров и лекарств. Вот и сейчас тоже… мята, ромашка, семисил… Отгоняя дыхание болезни, комнату наполнил тонкий аромат трав, исходящий от чаши для умывания. Жаль, сам Пат не чувствовал его.

Ваэлья полагала, шут переступил ту грань, что отделяет настоящих магов от потери разума. Дар, которым он пользовался, поглотил его самого без остатка. Со слов наставницы Элея знала, что такое случается, когда маг теряет над собой контроль и более не способен сопротивляться божественному зову источника, из которого черпал свою Силу. Иные способны вернуться обратно, если Поток увлек их не слишком далеко. Или с помощью другого человека, наделенного тем же даром. Только Пат к Ваэлье попал слишком поздно. Его душа оставалась привязана к телу тончайшей ниточкой, но была недосягаема.

Ни живой, ни мертвый…

Непонятная сила отбросила его на такую глубину, из которой нет возврата.

Элея зажмурилась, пытаясь отогнать очередной приступ боли, которая всегда теперь жила в ее душе, порой затихая, а потом вспыхивая вновь. Несколько минут принцесса просто сидела, спрятав лицо в ладонях. Она не плакала. Не пристало ей плакать. К тому же… кончились давно все слезы, осталась только пустота. И у этой пустоты не было границ.

Когда Элея узнала о беде, постигшей шута, ее захлестнуло такое чувство потери, подобное которому она испытала лишь однажды – при смерти матери. Ни измена Руальда, ни ожидание его казни, ни угроза на всю жизнь оказаться в монастырском заточении не повергали принцессу Белого трона в столь безысходное отчаяние.


С улицы донесся дребезг колес и цокот копыт. Элея, вздохнув, поднялась с края постели. Она подоткнула цветное лоскутное одеяло и, стиснув губы, мгновенно заставила себя преобразиться в наследницу. Осеннее солнце еще стояло высоко, и Ваэлья не ждала гостей в этот час, а значит, приехали за дочерью короля, хотя та велела кучеру вернуться только после ужина.

Догадка оказалась верна: вскоре легкий стук в дверь нарушил безмолвие этой комнаты.

– Ваше Высочество, за вами посыльный от короля, – голос служанки был приглушен плотно закрытой створкой.

«Что там могло случиться?» – Элея встревожено оправила свое длинное темно-синее платье, бросила взгляд в зеркало, проверяя, все ли в порядке, а потом решительно открыла дверь. Выходя, она не обернулась, хотя больше всего хотела именно этого. Детское чудачество… ей всякий раз казалось, что Пат может вдруг очнуться, когда никто не видит.

– В чем дело, матушка? – спросила она Ваэлью, стремительно спускаясь по широкой деревянной лестнице в гостиную.

– Не знаю. – Наставница сидела у окна с книгой и вовсе не выглядела обеспокоенной. – Мне не доложили. Посыльный только сказал, что король желает видеть тебя.

– Как странно… – бормотала Элея, спешно набрасывая теплую меховую накидку. – Отец не устраивает суеты из-за пустяков. Он же знает: я не люблю, когда меня тревожат в твоем доме.

– Не волнуйся, – заложив книгу пальцем, Ваэлья улыбнулась ободряюще. – Я не думаю, что это дурные вести.

Как всегда, она не ошиблась.

Суету, собственно, поднял вовсе не отец. Просто в Брингалин прибыл дядя Элеи, который жил на Солере, соседнем острове. Граф Риварн был человеком жизнелюбивым, шумным и очень толстым – не всякая лошадь унесет. Элея любила его и всегда с радостью ждала в гости, а дядя, едва прибыв, неизменно первым делом желал видеть дорогую племянницу. Ему не терпелось вручить ей какой-нибудь удивительный подарок из числа тех, которые действительно запоминаются надолго.

Но на сей раз Элее пришлось собрать в кулак все силы, чтобы дядя не почувствовал того равнодушия, которое на самом деле владело ею. Хотя это было даже не равнодушие – может, просто принцесса разучилась чувствовать…

Но так или иначе, а семейный ужин она высидела вполне достойно: живо поддерживала беседу, улыбалась, даже шутила… И радовалась, что неяркий свет от камина и высоких канделябров на столе скрывает печаль, затаившуюся в глубине ее глаз. И усталость, бесконечную усталость.

А дурные вести и в самом деле приходят иначе, она знала это.

Когда ужин с дядюшкой подошел к концу, когда песни и шутки остались в трапезной, которую Элея, наконец покинула, она вдруг так отчетливо вспомнила, как именно беда постучалась в двери…


В тот день она, по обыкновению, рано проснулась и вышла в сад, когда солнце только-только поднималось над морем. Этот сад был значительно скромней того, что тешил взоры обитателей Солнечного Чертога. Но Элея любила его ничуть не меньше, а может статься, и больше… В нем была своя тайна, свое неповторимое очарование. Особенно осенью.

Медленно ступая по ковру опавших листьев, она любовалась их ажурным разноцветным узором и радовалась последнему теплу. Но была к этой радости примешана немалая доля печали: миновало уже больше полугода с того момента, когда Элея последний раз видела своего шута… И ни единой весточки – ни письмом, ни на словах. От осведомителей из Золотой она знала, что Пат, оклеветанный и обвиненный в убийстве принца, подался в бега. И исчез. Никто не ведал, где он. Элея молилась о том, чтобы ее люди нашли шута раньше королевских сыскарей, но того словно демоны покрали.

Разлука была тяжелым испытанием, но еще хуже оказалась тревога. Элея знала шута достаточно хорошо и с трудом представляла, как избалованный дворцовой жизнью господин Патрик сумеет выжить за пределами Чертога. Если только прибившись к каким-нибудь артистам, таким же сумасбродам не от мира сего… Но все попытки найти его среди бродячих комедиантов ничем не увенчались. Иногда Элее казалось, что он сам вот-вот объявится на Островах. Просто приплывет однажды утром на каком-нибудь торговом коге и заявится к ней в Брингалин как ни в чем не бывало…

Увы, мечты оставались мечтами, а наяву принцессу Белых Островов поджидали неизвестность да бесконечная грусть. И только годами отточенное умение скрывать свои чувства позволяло хранить это в тайне ото всех. Глядя на Элею, ее подданные, как обычно, видели сдержанную и аж скулы сводит до чего хладнокровную наследницу престола.

Поднимая с земли багряные листья черемухи, Элея подумала о том, как далеки на самом деле от реальности представления людей об истинной сущности друг друга. Быть может, и сама она ошибалась, привыкнув видеть Патрика беззащитным мальчиком. Ей хотелось в это верить…

Слуга отца нашел ее у фонтана. И так-то не слишком улыбчивый, он выглядел еще более хмурым, чем обычно: просьба немедленно прийти в кабинет Его Величества прозвучала из уст верного Тарила, как грозный удар колокола. Невнятное чувство тревоги опалило горячей волной, заставив принцессу внезапно оступиться на ровной тропинке.

Давиан встретил дочь с печалью в глазах. В руках он держал узкий длинный свиток, какие обычно доставляют птицы-вестники.

– Что случилось, отец? – Предчувствие беды из колокольного боя превратилось в грозовые раскаты.

– Сядь, милая.

Давиан указал на высокое деревянное кресло у открытого окна, и Элея послушно опустилась на мягкое сиденье, пытаясь успокоить дыхание, которое внезапно стало слишком частым. Некоторое время отец молчал, просто смотрел вдаль, словно хотел увидеть что-то в темных переливах волн или в полете чаек над скалами. Легкий бриз шевелил его рыжевато-пшеничные волосы, точно играл с ними, а солнце беззаботно рассыпало искры по драгоценным камням на тонком обруче непарадной короны… но лицо короля оставалось суровым.

– Дурные вести принесла нам птица, – промолвил он, наконец, обернувшись к дочери. – Печальные вести из Закатного Края.

Короткая пауза, похожая на вечность.

– Королева Нар мертва. Наследник Руальда, скорее всего, тоже.

«О боги! – глупая радость взметнулась в душе Элеи. – Неужели вся беда лишь в том, что ведьма, лишившая меня мужа и трона, отчего-то сгинула и сама?»

Нет, она никогда не желала зла этой маленькой воровке – мстительность была чужда принцессе Белых Островов – но и оплакивать соперницу не собиралась. Впрочем, Элея ощутила неподдельную жалость к Руальду: что бы там ни было, а колдунью свою он любил по-настоящему.

И ребенка ждал, как высшего чуда в жизни…

А для государства, конечно же, очень скверно потерять наследника.

– Отец, но что значит «скорее всего»? – она была сбита с толку. – Срок рождения этого младенца еще не настал, верно ведь? Я не понимаю. Если погибла мать, ребенок, очевидно, должен был разделить ее участь.

Давиан сумрачно кивнул и снова устремил взгляд за горизонт. Он стоял, тяжело опершись о подоконник, и на широких кистях его рук, покрытых россыпью веснушек, отчетливо проступали темные вены.

– Это очень странная история, которую не только ты – никто не может понять до конца. Я расскажу по порядку… Как тебе известно, все минувшее лето Руальд со своей женой провели за городом. Лебединый дворец – место тихое, почти глухое… Ты и сама лучше меня знаешь… В тот день король отправился на охоту. Когда он покидал усадьбу, его жена прогуливалась по саду в обществе своих слуг. Была радостна и полна жизни. Да только не успел Руальд загнать оленя, как ему сообщили, что королева пропала. Нашли ее быстро, в тот же день… Говорят, твой бывший муж едва не лишился остатков своего разума, когда увидел, что стало с его колдуньей. Королева Нар разбилась. Упала со стены старого храма. И для всех осталось загадкой, как ей удалось разрешиться от бремени. Звучит странно, но чрево погибшей оказалось пусто, а ребенок пропал. Что именно произошло и по чьей вине – никто не знает.

Давиан замолчал, но Элея понимала – он сказал не все, и частые удары ее сердца горячо отдавались в висках. С тяжелым вздохом король отошел от окна, и сразу же погасли брызги солнца на золотом обруче, без прикрас оставив горечь в глубоких складках у глаз, в сведенных бровях, в плотно сомкнутых губах, которые никак не решались произнести то, что она откуда-то и так уже знала…

– Там же, в лесу рядом с храмом, нашли беглого преступника… придворного шута.

Давиан подошел к ней и, крепко взяв за плечи, посмотрел прямо в глаза.

– Девочка моя, прости… этого человека больше нет.

Нет…

Как это – нет?

Ветер по-прежнему шелестел за окном, кричали над морем чайки, где-то в соседних комнатах негромко переговаривались служанки. Элея слышала все – каждый звук, каждый удар своего сердца. Но слова отца не доходили до ее сознания.

– Элея… – Давиан обнял ее и бережно прижал к своей груди, как будто это могло помочь спрятаться от беды. Мудрый отец, он знал, все знал… Он понимал, какой кромешный мрак породили в ее душе эти слова. – Дворцовый лекарь из Золотой сказал, что твоего Патрика сразил колдун. Очень сильный колдун. Удар был направлен не на тело, а на разум. Это похоже на какое-то проклятье или злые чары. Внешне парень невредим… только эта оболочка пуста.

– Отец! – она схватила его за руку, вспыхнув надеждой. – Но он жив? Жив?!

– Дитя мое, – Давиан глубоко вздохнул, – лучше бы он умер. То, что случилось с твоим другом, ужасно. Это хуже смерти, ибо без души тело его – лишь пустой сосуд. Все лекари и ведуны, которых сумел отыскать Руальд, говорят одно: надежды нет. А этот безумец все надеется на чудо… Кроме его шута некому рассказать, что там случилось на самом деле. Да только глупо это. Глупо ждать невозможного. Честней было бы просто позволить ему умереть. Я не понимаю, почему так не сделали до сих пор.

О, этот холодный расчет Белых королей! Мудрые речи отца показались нестерпимы, как никогда!

Элея оттолкнула его и бросилась прочь из кабинета. Не видя перед собой дороги, задыхаясь от слез, бежала так, будто могла обогнать время, повернуть его вспять. И даже мысль о том, что поданные увидят ее в столь неподобающем виде, уже не имела значения.

Всю ночь Элея провела без сна, глухо рыдая в подушку. Быть может, впервые позволив себе не сдерживать боль, как это положено дочери короля. Но наутро пришла к отцу, надев привычную с детства маску каменного хладнокровия. Она желала знать лишь одно: что будет с телом человека, которому она обязана жизнью и свободой.

– Не знаю, дочь моя, – сухо ответил ей Давиан, не отводя взора от каких-то мудреных документов со множеством таблиц и чисел. – Наши осведомители не сочли эту информацию важной.

Элея прекрасно поняла посыл короля: ей тоже не следовало занимать свой ум подобными вопросами. Наследницу не должны волновать чужеземные шуты. Но в этот момент ей было глубоко безразлично мнение отца. Да чье угодно мнение.

– Так узнай, пожалуйста, – ответила Элея столь же коротко и дождалась, пока отец взглянул на нее из-под хмурых бровей. Взгляды их скрестились, едва не вспыхнув искрами. Король сокрушенно покачал головой.

– Хорошо, – он тяжело вздохнул, всем своим видом давая понять, как глубоко печалит его упрямство дочери, и снова уткнулся в свои замысловатые свитки. Словно та и не стояла рядом.


Через несколько дней Давиан вызвал Элею к себе и предоставил возможность лично пообщаться с прибывшим пару часов назад осведомителем. Сам он вновь сидел, углубившись в бумаги и отчеты, делая вид, что этот разговор не имеет к нему никакого отношения.

Как и все люди своей профессии, мужчина, ожидавший Элею в королевском кабинете, показался ей удивительно неприметным: весь, от сапог до выражения лица, он был скучен и сер, хотя при ближайшем знакомстве наверняка открылся бы умным собеседником. Такова уж была его работа… Завидев Элею, осведомитель витиевато, как это принято в Закатном Крае, раскланялся и, приложив руку к сердцу, изрек:

– Смею ли я получить несколько минут внимания Вашего Высочества?

Темные волосы, темный костюм, тихий голос. Такого и в самом деле никогда не выделишь из толпы.

– Сколько пустых слов… – Соглядатай почему-то раздражал Элею, а от излишеств этикета она устала, еще сидя подле Руальда в Золотой. – Вас затем и пригласили, чтобы вы рассказывали, – она смерила осведомителя бесстрастным холодным взором. – Я слушаю.

– Ваша Светлость изволили знать, какая судьба постигла придворного шута короля Руальда, – мужчина вздохнул, вероятно, на ходу пытаясь подстроиться под манеру общения, принятую на Островах. – Увы, доля его незавидна. Господин Патрик сейчас пребывает в храмовой лечебнице при дворце. Однако, по словам лекарей, нет никакой надежды, что он поправится. Король пытался вернуть господина шута к жизни, золота извел немерено, но безуспешно. Все лекари и ведуны, которых ему удалось найти, признавали свою полнейшую некомпетентность в данном вопросе. Они даже не могут понять, что именно произошло с господином Патриком. Причина, повергшая его в нынешнее состояние, так и не была установлена. Осмелюсь только добавить… Ведуны, все как один, сошлись во мнении, будто удар этот придворному шуту нанес настоящий маг. Из тех, которые якобы сохранили знания древних. И многие склонны считать сие делом рук покойной королевы. А что касается обвинений в убийстве принца Тодрика, то все это король Руальд аннулировал. После смерти жены к Его Величеству вернулась способность мыслить разумно. Он уже пересмотрел многие свои решения, принятые в период… – осведомитель на миг замялся, – после расставания с вами. В том числе проанализировал все улики с доносами и пришел к выводу, что его шут был намеренно оклеветан. Ваше Высочество.

Низкий поклон обозначил конец доклада. Осведомитель все сказал и замер в ожидании вопросов. Элея на миг прикрыла глаза.

«Ваше Величество, а знаете, чем отличается королевский двор от птичьего? – серые глаза дерзко сверкнули из-под хвостатой шапки, веселый смех рассыпался, вторя нежному звону бубенчиков. – На птичьем только одного не достает – меня!»

Патрик…

– Что Руальд намерен делать с ним? – спросила она, скручивая в узел невыносимую боль.

– По нашим сведениям – ничего. – Осведомитель не заметил, как наследница сжала пальцы, скрытые пышным кружевом рукавов. Он говорил спокойно, и в голосе его не было ни сочувствия, ни сожаления. – Все возможные способы спасти господина Патрика уже испробованы, надежды больше нет. Всего верней, это скоро признает даже король, и тогда тело шута отправят в какой-нибудь дальний монастырь, где служители богов позаботятся о последних днях этого человека.

«Последних днях… Много ли их останется? Он никому не нужен там. Никто не проследит за теплом в комнате, за чистотой постели… – Элея больше не смотрела на стоявшего перед ней человека. Мысли ее лихорадочно метались. – Но ведь его еще можно спасти, я чувствую это! Матушка Ваэлья наверняка способна вернуть… Ее дар силен, она должна хотя бы попытаться!»

– Отец…

– Нет! – Давиан сердито махнул рукой, отсылая осведомителя. Едва лишь тот покинул кабинет, король ударил ладонью по столу так, что дрогнул тяжелый чернильный прибор. – Нет, Элея! Не проси. Это дважды глупость. Нелепейшее безумие, которого я от тебя не потерплю! Его никто не смог вернуть там, и ты ничего не изменишь здесь. Бесплодные надежды лишь сведут тебя с ума. К тому же… Он ведь просто безродный мальчишка! Даже от дворянства отрекся! Опомнись, наконец! Таких «сокровищ» полно в любом балагане! Нет и еще раз нет!

Элея с трудом сглотнула, в горле у нее пересохло, лицо застыло, точно его сковал лед, только глаза горели яростным огнем. Она уже приняла решение. И никто не мог его изменить.

Сама справится.


2

Когда прибыл корабль из Золотой, ей достало и выдержки, и благоразумия не появляться на пристани. Все заботы были поручены стороннему человеку, который сопровождал шута от самого Закатного Края. У причала его встретил слуга Ваэльи: без лишней огласки, тихо забрал бесчувственное тело господина и, погрузив в свой экипаж, отвез к дому ведуньи. Таково было решение Элеи: после недолгих размышлений она поняла, что лучше, чем у наставницы, Патрику не будет нигде.

Корабль прибыл вечером, и встретиться со своим шутом ей удалось только поутру, после бесконечной бессонной ночи.

Еще в гостиной Ваэлья предупредила Элею, что выглядит Пат, мягко говоря, не очень… Но когда принцесса увидела его, она не сдержала отчаянного возгласа:

– О боги! Что они делали с ним?! – Элея во все глаза смотрела на того, кто еще совсем недавно был «страсть до чего хорошеньким» ловким акробатом. – Матушка, что же эти изверги с ним делали?!

– Успокойся, – Ваэлья мягко привлекла ее к себе, – успокойся. Это не страшно. Это просто корень черницы. Его используют, когда не хотят тратить время на уход за безнадежным больным. Черница поддерживает жизнь в теле, но, в отличие от обычной пищи, не дает ему сил. Сама понимаешь, изредка поить больного таким отваром гораздо проще, чем нормально кормить его и бесконечно менять подстилки.

– Патрик… – Элея с трудом заставила себя успокоиться и, обойдя наставницу, медленно опустилась на колени перед кроватью. Укрытый цветным одеялом, так похожим на его обычные наряды, шут выглядел почти ребенком, походил на истаявшую свечу. Ничего не осталось от того сильного молодого мужчины, каким он был еще совсем недавно. И вряд ли фрейлины из Чертога польстились бы теперь на своего любимчика.

«Должно быть, ты долго жил в том лесу, перед тем как случилось несчастье. – Элея вглядывалась в любимое лицо, пытаясь рассмотреть в нем следы минувших дней, всех тех долгих дней, что он провел вдали от нее. Прочесть историю скитаний и встреч, случившихся вдали от Золотой… Летний загар поблек, но шут все равно был гораздо смуглей обычного, а волосы его выгорели на солнце, став почти белыми. – Наверное, ты был удивительно красив тогда… еще месяц назад…»

Но корень черницы не знал жалости. Сердце Элеи замирало от боли при виде этого истощенного тела, которое – что ужасней всего – больше не было вместилищем удивительной души.

Какой-то отстраненной частью сознания, все еще позволяющей трезво мыслить и оставаться наследницей престола, она отметила, что Ваэлья тихо вышла из комнаты. Услышала, как с тихим стуком закрылась дверь. И тогда, не в силах более сдерживать себя, Элея дотронулась до руки, безжизненно лежавшей поверх лоскутного одеяла. Горячие, мокрые от слез пальцы принцессы сплелись с холодными пальцами шута. Впервые она видела их столь близко, могла рассмотреть без утайки. Такие длинные и тонкие, никогда не знавшие прикосновения к оружию… Какими сильными они были, как ловко подбрасывали разноцветные шары…

Лишенная жизни пустая плоть.

– Патрик…

Нет, он не слышал ее, хотя глаза его в этот момент были открыты. Как не слышал ни одного из тех лекарей, что пытались вернуть придворного шута к жизни.

– Вернись. Ну пожалуйста… прошу тебя, Пат…


В тот вечер она была почти уверена – все как-нибудь наладится. Ее шут непременно придет в себя, исцелится от этого пугающего недуга. Ведь теперь он здесь, и мудрая наставница наверняка отыщет способ помочь ему. Но уже на следующий день, когда окрыленная надеждой Элея вновь примчалась к ведунье, та еще у порога вручила принцессе кружку с настоем валерианы, а потом тихо и коротко объяснила, почему она не в силах сделать хоть что-нибудь для своего любимого ученика. Казалось, за минувшую ночь Ваэлья постарела на несколько лет, голос ее звучал спокойно и безжизненно.

«Он слишком далеко, – промолвила наставница, пряча скорбь за чуть прикрытыми ресницами. – Я не в силах последовать за ним. Здесь нужен маг такой же силы, как сам Патрик, только во много крат опытней. Маг, который справится с Потоком, унесшим нашего мальчика. За всю свою жизнь я не встречала таких… Впрочем, мир велик – может статься, где-то он и есть, этот маг. Где-то есть…»

Им оставалось только верить и ждать, рассылая с каждым заезжим купцом призыв помочь, откликнуться… Однако время шло – ничего не менялось, и пучина беспросветного отчаяния затягивала все глубже и глубже. Жизнь стала серой, точно дождь за окном, плоской и бессмысленной, как старый рисунок в забытой книге. Элея знала, что не имеет права на уныние, вот только ничего не могла с собой поделать. Во дворце она по-прежнему оставалась бесстрастной наследницей, но сердце ее теперь всегда было исполнено печали. И эта глухая непроходящая боль становилась особенно острой, стоило лишь приехать к наставнице и переступить порог безмолвной комнаты, где только пылинки нарушали покой, кружась в свете осенних лучей. Да еще порой вздыхала матушка Кера, приходя с миской наваристого бульона, который только-то и мог, что поддерживать жизнь в пустом сосуде…

Король сперва молча терпел эти ее визиты к ведунье. Лишь хмурил брови, видя, как Элея покидает замок в своем неприметном городском плаще. Однако вскоре он понял, что такие поездки уже вошли у дочери в привычку и отнюдь не подразумевают каких-либо полезных уроков. После этого все их с отцом беседы стали сводиться к одному – король требовал от Элеи оставить бессмысленные надежды и смириться.

Позволить прощальникам забрать шута.

Прощальники… Они добровольно принимали ношу, которая иногда казалась непосильной обычным людям.

Забирали мертвых.

Мертвых или тех, кого уже нельзя было спасти. Забирали, чтобы вернуть тела земле, даровавшей жизнь всему сущему.

Нет… Элея не могла допустить даже мысли о таком.

«Нужно просто набраться терпения и ждать, – пыталась успокоить она себя. – Однажды призыв, переданный с купцами, обязательно дойдет до настоящего мага. Вот минует сезон штормов, и этот зов о помощи приведет на Острова человека, который сумеет вернуть шута…»

Ваэлья, в отличие от отца, ни разу не попыталась упрекнуть Элею. Она понимала – слова пусты. Она понимала – другого такого Патрика больше не будет. Не будет этих ясных глаз, которые, несмотря на все невзгоды, сохраняли детскую чистоту. Не будет летающих апельсинов и восхитительно смешных выдумок. Да что там… не будет больше мага, отмеченного богами, рожденного сделать этот мир лучше.

Элея знала, всю боль того глубокого раскола, что прошел через душу ее ученицы, Ваэлья ощущала как свою собственную. Они были точно две странницы, потерявшие дорогу. И оставалось им только одно – держаться друг за друга, чтобы не свалиться в пропасть.


Хуже всего оказалось притворство.

Дядя Риварн по обыкновению не спешил возвращаться домой, предпочитая наслаждаться королевским гостеприимством, и Элее стоило больших трудов выносить его неизменное веселье. Одно дело просто не выдавать своей печали, и совсем другое – каждодневно изображать на лице радость. Она стала избегать совместных трапез и все чаще надолго уезжала к наставнице.

Впрочем, проблема заключалась не только в дяде: гораздо хуже оказался его «подарок». Граф Риварн никогда не отступал от своих привычек, и на сей раз он решил подарить принцессе… менестреля. Это был очаровательный юноша, ясноглазый, с голосом чистым, как весенний ручей. Он виртуозно играл на лютне и знал бессчетное количество романтических баллад и сказаний. Дядин Тьеро приводил в восторг всех дам – от фрейлин до служанок. Всех, кроме Элеи, которая ни на миг не усомнилась, что за этим «подарком» стоит Совет во главе с ее отцом. Ах, наследнице нравятся артисты? Что ж, давайте доставим ей такое удовольствие!

Глупцы… они всерьез полагали, будто эта грубая подмена способна восполнить утрату.

Элея распорядилась, чтобы менестреля устроили со всеми удобствами. Дали ему слугу, место за столом и хорошую теплую комнату. Как можно дальше от ее собственных покоев. Парень, конечно, искренне старался угодить наследнице трона, но откуда ему было знать, что для принцессы существует только один голос… самый ласковый и добрый.

Миновали уже две недели со дня появления шута в Тауре, дядя наконец покинул Брингалин. И сразу же в королевском доме стало тихо, словно жизни убавилось вполовину. Трапезы больше не напоминали состязание на лучшую шутку, а бедняга Тьеро, лишившись покровителя, совсем перестал понимать, кому он нужен в этом большом замке. Прежде менестрель привык быть любимчиком и баловнем у своих хозяев, теперь же оказался настолько предоставлен самому себе, что даже внимание фрейлин не радовало его. Фрейлины – это ведь не госпожа… которая оставалась ледяной и неприступной, словно ни одна песня в мире не могла тронуть ее сердце. Да и то сказать… разве это придворная жизнь? Ни вам пышных приемов, ни турниров. Что поделать, Брингалин никогда не был средоточием праздного веселья: Давиан уже много лет как охладел к этим расточительным светским забавам, а Элея после возвращения из Золотой и вовсе не имела к ним склонности.

Пожалуй, именно удрученный вид менестреля стал последней каплей в тот день, когда терпению Давиана все-таки настал конец. Тьеро как раз сидел под дверью личной королевской столовой и настраивал свою лютню. Наверное, он надеялся скрасить господскую трапезу. Но Элея лишь церемонно кивнула в ответ на его «Доброе утро!», и менестрель сразу же потух взором. Что не укрылось от короля. Во время тягостно-молчаливого завтрака с дочерью он некоторое время хмуро глядел, как вяло она взбалтывает ложкой свою кашу, а потом со всей силы шарахнул кулаком по столу, даже стоявший у него за спиной Тарил невольно вздрогнул:

– Хватит! Хватит, Элея! Пора положить конец этому позору! Скоро уже и пастухи на Литто будут знать о том, что наследница престола сменяла служение своему народу на бессмысленную скорбь по безродному чужаку! Остановись! Опомнись! Ты будущая королева! Мать тысяч детей! Твоя жизнь не принадлежит тебе, и ты это знаешь! Как можно было забыть все, чему тебя учили столько лет?! Ни один мужчина в мире не стоит такой жертвы, будь он даже королем! – под руку Давиану попалось сваренное вкрутую яйцо, и он в гневе стиснул его так, что на скатерть посыпалось мелкое белое крошево. – Элея, Совет Мудрых в тревоге – они не слепые и не глухие! Корону не может наследовать тот, чей разум помрачен горем.

«Мне не нужна ваша корона!» – хотелось крикнуть ей, но Элея проглотила постыдные слова и лишь низко склонила голову, пытаясь спрятать слезы. Отец был прав. Подозрения Совета – это уже серьезный довод.

Ее жизнь действительно никогда не принадлежала ей. И прежде дочери короля даже в голову не приходило перечить судьбе: она с молоком матери впитала, что долг рожденного для трона – забота о своем народе. Элея рано осознала всю величину ответственности, скрытую за титулом. И когда возникла необходимость, безропотно пошла замуж за Руальда, которого видела лишь единожды – на портрете. Она знала – это ее долг. Боги, какой смешной наивной девочкой была она тогда! Не познавшей еще ни боли, ни страсти, ни иссушающей тоски от невозможности быть рядом с любимым. И как же все разом переменилось, едва только она покинула родной дом. Призрачные понятия, взятые из книжек и рассказов подруг, вдруг обернулись живыми чувствами. И когда эти чувства с невероятной силой опалили маленькую снежную принцессу, Элея поняла, каков на самом деле груз ее долга… и невозможность выпустить это пламя наружу, медленно сгорая от него изнутри.

Она почти не умела лицемерить, поэтому обманывать приходилось в первую очередь себя. Это себе, а не окружающим королева Элея внушала, будто на дух не переносит двуличного шута со всеми его уловками и ужимками. Себе ежедневно доказывала, что Руальд – лучший мужчина в мире. Самый умный, самый храбрый, самый добрый и внимательный. Пока наконец и вправду не поверила. Пока не привыкла если уж не любить в полной мере, то хотя бы ценить и уважать своего мужа. Видят боги, не так это было и трудно… Руальд обладал почти всеми чертами характера, которые делают мужчину – мужчиной, короля – королем. Грех ей было жаловаться. Только вот сердце обманывать оказалось так же глупо, как и мудрую наставницу, которая всегда видела ее насквозь. Сердце не знало правил этикета и законов притворства. Каждый раз, когда Элее казалось, что она наконец избавилась от непозволительного чувства, случалось одно и тоже – сны. Красочные и удивительно живые, они являлись по ночам незваными гостями и в клочья разрывали наивную убежденность королевы, что она сумела-таки погасить этот потаенный огонь.

О, сколько нежности было в тех снах, сколько страсти и свободы! Она просыпалась – как будто падала с небес на землю. Лежала с закрытыми глазами, каждой частичкой своей души впитывая волшебство невозможного, несбыточного счастья. Спеша запомнить то, чего не будет никогда. Эти сны были счастьем и наказанием, ибо после них Элея вновь со всей ясностью осознавала, чего на самом деле жаждет ее душа. Душа не королевы, но женщины…


– Что же мне делать, папа? – справившись, наконец, с постыдными слезами, загнав их обратно, она подняла глаза на отца, ища его поддержки. Элея и в самом деле не видела ответа на этот вопрос, ожидание изводило ее хуже любого недуга. Она так нуждалась в мудрости своего короля… Но Давиан был суров:

– Ты знаешь – что, – он сердито стряхнул остатки яйца с ладони и вытер ее салфеткой. – Одно твое слово – и прощальники заберут его сегодня же.

Одно лишь слово…

Одно слово – и больше не будет этих бессонных ночей, бесплодных надежд…

Ничего не будет.

Ее шута не будет.

Элея молча встала из-за стола и вышла, не взглянув более на отца. Да, возможно, он был прав, возможно, ей давно следовало отказаться от веры в чудо. Но сказать это единственное слово было выше ее сил.

За спиной у нее молчаливый Тарил принялся собирать со стола приборы. Он служил Давиану уже почти тридцать лет и за это время ни разу не позволил личным беседам членов королевской семьи стать всеобщим достоянием. Отец Элеи доверял ему, как Руальд – Патрику.

«Я больше никогда не смогу стать королевой, – думала она, медленно, точно слепая старуха, бредя в свои покои. – Я должна отречься от трона. Это будет честно. Бедный мой отец, любимый мой отец… Прости меня, прости…»

Позже Элея долго стояла у высоких перил каменного балкона, смотрела на море и в тысячный раз пыталась представить себе, как прощальники входят в дом Ваэльи, без усилий поднимают легкое тело и, завернув в белый саван, выносят прочь. Они не позволят следовать за повозкой, это запрещено. Ей останется только стоять в проеме двери – так чтобы никто не узнал принцессу за сумеречной вуалью вечернего полумрака – и смотреть им вослед.

Нет.

Нет. Нет. Нет!

Покуда у ее шута оставался хоть призрачный шанс вернуться, она не могла позволить прощальникам забрать его.


3

Поздно вечером, когда Элея уже расплела косу, вежливый стук в дверь отвлек ее от созерцания своего бледного лица в слишком уж правдивом зеркале.

Она со вздохом встала и, пройдя через всю комнату, отворила высокую створку, ожидая увидеть одну из своих служанок. Те как раз вышли, чтобы принести горячей воды для вечернего умывания да теплого молока с кухни.

На пороге стоял отец.

И был он вовсе не таков, как утром. Давиан будто снял ту невидимую корону, которая неизменно покоилась на его царственной голове. Элея робко отступила, пропуская его внутрь.

– Прости, что тревожу тебя столь поздно… – Отец прошел в комнату и остановился у камина. – Сердце мое не в силах выносить твою печаль, дитя мое. Ты можешь прятать ее как угодно глубоко. Но я-то прекрасно знаю, что на самом деле с тобой происходит. Весь день я думал об этом… – Элея видела, как нелегко королю говорить. Он думал об этом не весь день, а гораздо дольше. С того самого часа, когда птица принесла горестные вести из Золотой. – Я вспоминал твою мать, Элея. Пытался представить себе, как бы я поступил, случись с ней такая же беда, как и с Патриком. Это… жестокий выбор.

Отец глубоко вздохнул.

Элея молчала. Сама она неоднократно утешала себя малодушной мыслью, что, будь на месте шута королева Таэна, речи велись бы совсем другие… О том, как сильно любил Давиан свою жену, знали все. Но Патрик не был супругом принцессы Элеи. Он не был даже ее подданным. Просто пришлый шут. Да, герой, но… по сути – никто.

– Папа…

Король протянул к ней руки, и Элея шагнула ему навстречу, прижалась к старому темному камзолу, пропахшему табаком и дымом. Совсем как в детстве, когда объятия отца казались спасением от любых бед.

– Я чувствую себя такой беспомощной, такой глупой… недостойной своего титула. Мое сердце словно проткнули раскаленной иглой…

Она не видела больше смысла скрывать это, но и выразить словами все происходившее в душе было невозможно. Может быть, именно поэтому Элея вдруг сказала то, чего говорить не собиралась и не должна была:

– Отец… Патрик ведь наделен даром. Он маг… Истинный маг. Не ведун, не лекарь из Красной Башни или Рудеса… Он маг от рождения, отмеченный богами, – и зажмурилась, испугавшись того, что произнесла. Ваэлья строго-настрого запретила открывать тайну шута кому-либо. Хотя теперь-то… какая уже разница?

– М-да… – Давиан глубоко вздохнул, качнув головой.

Он отошел к камину и достал свою трубку. Не разжигая, закусил короткий темный мундштук и какое-то время молча терзал его в зубах, а потом воскликнул с досадой:

– Ах пекло! Ну как же так?! Я должен был догадаться. Должен был! Эти волосы, эти чудачества на грани безумия.

Элея с удивлением отметила, как много королю, оказывается, известно. Даже про цвет волос.

– Тогда, зимой… Патрик… он не просто так вернулся в Закатный Край, – Элея решила, что теперь уже терять нечего и можно рассказать все без утайки. – Он хотел снять проклятие с Руальда. И он это сделал, отец! Все говорят: «Руальд прозрел, Руальд опомнился!». Никто только не знает – отчего…

Она не смотрела на отца, охваченная своими чувствами.

– Наверное, ты слышал, что маги – настоящие маги, не такие, как наш Тирой – всегда должны свою силу удерживать, ограничивать. Иначе их может «унести». И Пат… Это не колдовство, папа, не злые чары, не проклятье. Ваэлья сказала, что кто-то просто толкнул его в магический поток, слишком сильный для него. Она, как и все, винит в этом колдунью Руальда… Но я чувствую иначе! Не ее тут рук дело… кого-то другого. – Элея не лгала. Как ни больно ей было это осознавать, но она необъяснимым женским чутьем знала, что коварная степнячка не могла причинить зла шуту. – И если кроме Нар в нашем мире остались такие сильные маги… значит, можно найти одного из них! Того, кто сумеет вернуть Патрика.

– И ты ничего не сказала о своих ощущениях наставнице? – Давиан посмотрел на нее так, словно Элея была неразумной девочкой.

– Не сказала… Она мудра и больше меня знает.

– Она-то мудра, а ты?! – едва скрывая волнение, король принялся мерить спальню широкими шагами. – Вот что значит владеть обрывками информации! Мне давно следовало заняться этим вплотную. Я-то, дурак, наивно полагал, будто моя дочь справится сама. Подумать только – маг! Ведь это объясняет так много… Я должен, должен был догадаться! Значит, не чары и не проклятье… Почему я сам не поговорил с твоей наставницей до сих пор?! О, Элея, ты и впрямь еще глупое дитя! Ты, конечно, полагаешь, что я разбираюсь в этих вопросах меньше твоего… И напрасно! Мне случалось прибегать к услугам людей, владеющих Силой. Не думай, будто Ваэлья появилась в твоей жизни случайно. И я полагаю, она тебе уже говорила, что, хоть в Срединных Королевствах древние знания и потеряны, жители Диких Земель, такие как эта Нар, их все еще хранят. И если ты намерена не слезы лить, а действительно что-то делать, то нужно искать помощи именно там. Кабы не твое молчание, еще до начала штормов можно было послать туда людей на поиски. Простого человека уже и впрямь никто не сумел бы вернуть, но потерянного мага… его же в самом деле можно вытащить! По крайней мере, такой шанс есть. Глупая, глупая моя девочка! А Ваэлья тоже хороша… – бормотал себе под нос король. – Ладно ты… но она-то! Неужто до сих пор не догадалась, что делать?! Старая лисица… уверен, она давно все обдумала, только почему-то не пожелала сказать тебе. Это странно… Очень странно. Были, значит, причины, остановившие ее. Были…

Давиан посмотрел на дочь так, будто та могла знать ответ на этот вопрос. Но Элея лишь недоуменно пожала плечами.

– Вот и думай. А еще лучше – пригласи-ка Ваэлью сюда. Побеседую с ней лично.

Элея кивнула.

– Значит… тайкуры? – Она не смела поверить, да только сердце уже, сбиваясь с ритма, зачастило, заспешило куда-то, торопя бежать и делать. И Элея даже забыла удивляться, откуда отцу столько известно о Даре и его проявлениях.

– Да, – ответил он, – тайкуры, аголы, ксархи. И все остальные… Дикие народы помнят магию древних, и ты это знаешь не хуже, чем я. Королева Нар была не единственной в своем роде.

Посмотрев на дочь, он с сомнением спросил:

– Тебе претит мысль, что Патрика может исцелить человек, единой крови с тайкурской колдуньей?

– Нет, отец, о чем ты… Не в том дело…

Но новая радость и впрямь была насквозь пронизана страхом. Элея и сама не знала, как это объяснить. Одна только мысль о Диких Землях всегда повергала ее в смятение. Вот и теперь перед глазами разом встали образы, которые хотелось бы просто смыть из памяти… Кровавые жертвоприношения, безумные пляски у костра, обезображенное ритуальными узорами лицо шамана… На все эти проявления дикой магии она налюбовалась, когда Руальд впервые поехал к тайкурам и зачем-то взял молодую жену с собой. Элея помнила ту поездку так ясно, как будто вернулась только вчера…

После их свадьбы и года не прошло. Принцесса Нар казалась тогда совсем ребенком. Она носилась по становищу, не отличимая от целого гурта темноглазых, отчаянно смелых и безжалостных мальчишек-подростков. Элея и рассмотрела-то ее толком лишь на приветственном пиру, когда юную таргано, всю обвешанную кинжалами и черепушками степных ящериц, усадили за стол подле отца и представили как наследницу. Могла ли королева Закатного Края помыслить в ту пору, что это дикое создание спустя год возжелает и самого Руальда, и корону его молодой супруги… Тем горше ей было узнать об измене мужа. А тогда, после возвращения в Закатный Край, Элея заявила Руальду, что больше никогда, никогда не переступит рубежей Диких Земель. Ей на всю жизнь хватило и острых ощущений, и наизнанку вывернутых иноземных нравов.

Снова столкнуться лицом к лицу с этими чуждыми законами жизни? Довериться зловещим колдунам, что заливают кровью алтари своего Небесного Повелителя?

Вернуть Патрика…

Вновь услышать его смех. Увидеть его улыбку.

Она подошла к столику с зеркалом и взяла в руки гребень. Просто чтобы занять их чем-нибудь. Чтобы отец не видел, как ее пальцы отчаянно терзают друг друга.

Но король уже все решил для себя.

– Поздно совсем… – сказал он негромко, ласково взял ее за плечи и поцеловал в макушку. – Давай, милая, спать, пожалуй. Такие вещи лучше обсуждать на свежую голову.

Когда отец скрылся за дверью, Элея вдруг поняла, что случайное откровение, возможно, спасло сегодня шута. Король приходил не просто так… он хотел убедить ее отпустить Патрика. И она чувствовала – на этот раз Давиан нашел бы правильные слова, чтобы его дочь согласилась позвать прощальников.

«Боги хранят тебя, Пат, – думала принцесса, радостным взглядом встречая Саэль, которая вернулась с кувшином, полным горячей воды. – Почему-то они очень тебя любят…»


4

Ветер глухо выл за окном, срывая с ветвей остатки сухих листьев.

Элея появилась на свет в середине осени, и каждый раз к годовщине ее рождения деревья неизменно лишались своего багряно-золотого наряда. Еще накануне дворцовый сад радовал глаз пышным убранством, но в свой праздник принцесса неизменно смотрела на голые ветви, серое небо и свинцовое море.

В детстве Элея любила этот день, однако после смерти матери он потерял для нее свою ценность.

Так почему же в этом году она ждала его столь сильно?

На Белых Островах не принято было получать подарки по случаю годовщины рождения, поскольку появление на свет – еще не повод чем-то гордиться. Обычно в этот день чествовали родителей, да и то лишь в том случае, если из их чада вырос хороший человек. Однако принцесса – это все-таки дочь короля… Элею всегда одаривали щедро, ибо предполагалось, что подобное земное воплощение дано лишь избранным. Большую часть подарков Элея по наущению родителей и наставников раздавала тем, кто в них нуждался более, чем обеспеченная всем наследница. И в первую очередь надлежало отдавать именно то, что понравилось сильнее всего. Так в ней воспитывали непривязанность к вещам, щедрость и умение жертвовать собой ради других. Но никогда не принуждали, нет… И не упрекали в случае, если принцесса не могла расстаться с каким-нибудь особенно полюбившимся даром. Всякий раз это было ее личное, осознанное и порой выстраданное решение.

Словом, ценность праздника заключалась вовсе не в подарках. Что подарки – лишь красивые вещи… Зато, согласно народному поверью, желание, загаданное именно в годовщину рождения, могло на самом деле воплотиться в реальность. Королева Таэна рассказала об этом дочери, когда та была еще совсем маленькой. «Твое желание, – говорила мать, – это и есть самый ценный подарок, не измеримый ни золотом, ни серебром. И если ты мечтаешь о чем-то очень сильно, сохрани свою мечту до годовщины рождения, чтобы в этот день послать ее богам прямо в уши».

Глядя в холодное осеннее небо, Элея помянула мать в своей утренней молитве и, возвращаясь из прошлого в настоящее, подумала, что на сей раз ее желание не будет сюрпризом для богов, ибо она твердила его каждый день.

Традиция требовала от принцессы активного участия в празднике, но мысль об этом повергала Элею в ужас. Меньше всего ей хотелось слушать хвалебные речи и с утра до вечера держать лицо растянутым в улыбке.

«Скажусь больной, – думала она, провожая глазами очередной ворох листьев, сорванных ветром. – Оно, конечно, недостойно наследницы… и подарит членам Совета очередной повод усомниться в моих правах на трон. Да и пускай. Не желаю я этих празднеств. – Элея прислонилась щекой к оконной решетке, стекло приятно холодило кожу, прогоняя остатки сна. – Подумать только, через несколько дней мне исполнится двадцать один…Так много…»

В двадцать один год королева Таэна уже учила свою маленькую дочь, как вести себя за столом и что говорить при встрече с высокородными гостями.


– Здравствуй, Ваэлья. – Король раскурил трубку и указал на кресло подле себя. Гостью он пригласил в свой кабинет, а это означало серьезный разговор. – Присаживайся. Вина изволишь?

При взгляде на ведунью так и казалось, что она идет по узкому мосту над пропастью. Наставница была бледна и серьезна до такой степени, словно от этой встречи зависела вся дальнейшая судьба Белых Островов. Элея, стоявшая чуть в сторонке, только моргала от удивления – прежде Ваэлья не испытывала ни малейшего волнения при общении с королем. На сей же раз она церемонно поклонилась и, молча отказавшись от угощения, села, куда было велено. Прямая – как гувернантка за шитьем, в лице – ни намека на обычную улыбку.

Давиан некоторое время рассматривал гостью пристально, потом хмыкнул в усы и изрек:

– Что-то наводит меня на мысль, госпожа ведунья, будто ты прекрасно знаешь, о чем пойдет наш разговор.

Ваэлья не отвела глаз, лишь вздохнула и чуть опустила ресницы, подтверждая его правоту.

– Ну и что же ты имеешь сказать нам? – король приподнял бровь, выжидательно уставившись на собеседницу.

Он делал вид, будто совершенно спокоен, но Элея знала наверняка – любопытство и волнение распирают короля. Ваэлья же явно была напугана. Воздух между этими двумя напряженно сгустился. Сама принцесса точно и не присутствовала в кабинете отца – так… маячила где-то бледной тенью.

– Мне был сон… – первые слова со стороны ее наставницы, до того не проронившей даже приветствия, прозвучали неожиданно спокойно и как-то… обреченно. – Давно. Еще когда Элея носила девичьи платья. Я видела ее на троне, а рядом с ней – двух мужчин. Один был коронован и сидел на белом жеребце, второй сиял, как небесный посланник, но одежду его покрывали не Жемчужины Мудрости, а золотые бубенцы. Полагаю, нет нужды говорить, кем каждый оказался в реальности… То был лишь первый сон из череды многих. Сияющий мужчина являлся мне неоднократно. И я была убеждена, что однажды встречу его наяву. Так оно и вышло. Последний сон о нем я увидела незадолго до известия о беде, постигшей Патрика. Во сне рядом с ним вновь была Элея, а сам он стоял на распутье с завязанными глазами и оковами на руках и ногах. Этот сон имел два конца. В первом ваша дочь набросила на голову человека с бубенцами белый саван и ушла по одной из двух дорог навстречу солнцу. Во втором она разомкнула оковы и сняла повязку с его глаз. И тогда для них остался только второй путь – в самое сердце грозовой бури…

Тишина повисла в кабинете на несколько долгих минут. Король сидел, буравя взглядом пустоту перед собой. Элея считала удары сердца. Ваэлья прикрыла глаза и казалась каменным изваянием.

– Выходит, я был прав… Ты с самого начала знала, что этого парня можно вернуть, – проронил наконец король. И принцесса увидела, как ее наставница медленно кивнула.


Еще несколько минут тишина полнила кабинет. Элее казалось, будто она сейчас растает, растворится в ледяном безмолвии. Осознание, что все это время ведунья и в самом деле знала, где искать спасения для шута, но почему-то молчала, повергло принцессу в настоящее оцепенение. Потрясение было сродни тому удару по голове, который Элее пришлось пережить однажды, упав с ветки дерева.

Она медленно села на скамью для служанок.

– Да… я не имела права решать за нее, – печально сказала Ваэлья королю. А затем перевела взгляд на Элею: – Это только твой выбор, дитя. Только твой. И ты сделала его, когда рассказала отцу об истинной сущности Патрика. Ты выбрала свою дорогу… Не смотри на меня так, прошу тебя. Если бы ты знала, какую боль испытывала я, храня молчание… Хвала богам, ты не в силах этого даже представить. Все то время, что ты мучилась выбором между его жизнью и смертью, я переживала гораздо худшее. Ибо ты не могла собраться с духом позвать прощальников за почти мертвым человеком. Я же своим молчанием лишала его совершенно реального шанса выжить. Хотя прекрасно знала, как можно спасти этого сияющего мага…

Элея молчала. Она не находила слов, чтобы выразить все, что творилось в душе.

– О-хо-хо… – только и сказал отец, крепко зажмурив и вновь открыв глаза. – Чего же нам теперь ждать, Ваэлья?

– Вышло время ожидания, Ваше Величество, – с неожиданной решимостью ответила ведунья. – Теперь черед принимать решения.

– Ты прекрасно понимаешь, о чем я спросил, – король устремил сердитый взгляд на гостью. – Как ты истолковала этот сон? Что будет с моей дочерью?!

Голос отца был подобен громовым раскатам, но Элея слышала его будто сквозь толстую подушку.

– Я ведь не гадалка, Ваше Величество, – ответила Ваэлья. – Я не знаю. Мне лишь показали, что судьба ее не будет легкой, если Патрик останется в живых.

– И это все?! Ты ничего больше не можешь сказать? Нелегкая судьба? Да у кого из нас она легкая?!

Король в гневе схватил каминные щипцы и принялся яростно ворошить все угли, чтобы достать один единственный для своей прогоревшей трубки.

Ваэлья пожала плечами и, посмотрев на отрешенную Элею, вдруг сказала то, чего, судя по всему, изначально говорить не собиралась:

– В том сне… когда она уходила одна и к свету, в волосах ее сверкала корона. Но за сияющим человеком Элея шла с непокрытой головой. Лишь держала корону в руках. Я думаю, символика этого послания понятна и без объяснений.

– Я не могу этого допустить!

Так и не достав уголь, Давиан с грохотом отбросил щипцы в сторону и шагнул к Ваэлье. Он уже открыл рот, чтобы, сказав еще лишь пару фраз, поставить точку на жизни шута… И тогда звонкий голос принцессы взрезал тишину, которая возникла на мгновение перед следующим словом короля:

– Нет! Ты не посмеешь! – Элея вскочила, едва не упав оттого, что наступила на подол своего платья. – Он больше не безродный дурак при дворе Руальда! Ты привык думать, будто его жизнь – ничто! А он маг! И, может статься, эта корона на моей голове – лишь прах рядом с теми деяниями, которые ему предначертаны!

Она чувствовала свою правоту. И знала, что отец это понимает ничуть не хуже. Что одно лишь отчаяние заставляет мудрого короля Давиана говорить столь ужасные вещи.

– Ваша дочь права, – эхом ее мыслей прозвучал голос Ваэльи. – Выбор сделан. Теперь вы уже ничего не сможете изменить. Совесть и честь не позволят вам поднять руку на беспомощного человека, который и в добром-то здравии никогда не был вам равным противником. И о чем бы ни говорило пророчество, второй дороги уже не существует для нашей принцессы.

Застонав, отец обхватил голову руками. Это был один из тех редких моментов, когда королю не достало сил сдержать свои чувства.

– А что значит корона в руках? – спросила Элея, которая не испытывала ни тревоги, ни сожаления, но, напротив, стала вдруг спокойна, как заснеженный утес над зимним морем.

Наставница бросила на нее острый взгляд, исполненный сомнения.

– Я не могу открыть тебе этого. Не сейчас. Скажу лишь одно: этот знак подарит тебе то, чего ты не ждешь. Как бы ни был труден твой путь, корона в твоих руках осияет его великой радостью.

– Загадки! – воскликнул король. – Что за нелепость! Неужели нельзя сказать ясней?

– Нельзя, Ваше Величество, – отрезала Ваэлья. – И даже не пробуйте меня убеждать. Уж это я знаю наверняка.

Элея отвернулась к окну и, наблюдая за тем, как рассыпается клочками сухих листьев последняя красота осени, негромко, но твердо сказала:

– Завтра. Сегодня мы обсудим детали, а завтра начнем подготовку к плаванию. Если я не ошибаюсь, осенние шторма затихают на юге Феррестре… Мы сможем там высадиться и по суше добраться до Диких Земель. Насколько я помню, этот путь занимает два десятка дней в спокойное время. Значит, сейчас доплывем за месяц…

– Ошибаешься, – хмуро ответил король. – Погода нынче такова, что и за месяц можно не доплыть. Но я не ослышался? Ты куда-то собралась? Интересно, какая нужда гонит наследницу престола в самое сердце Диких Земель?!

– А ты придумай, отец… Ты же умный.

У нее не было ни желания, ни повода спорить. Для себя Элея уже все решила.

– Это немыслимо! Моя дочь дерзит мне… – король негодующе качнул головой и прикрыл глаза. – Моя умная ответственная девочка готова забыть обо всем на свете ради спасения одного единственного мужчины, который не способен дать ей взамен ничего, кроме тяжелой судьбы! О боги, чем я заслужил такую кару? – он сердито махнул рукой. – Оставьте меня! Оставьте обе.


– Как ты могла? Ну как? Как, матушка?! Он ведь… он ведь тебе тоже как сын! Почему ты молчала?!

Элея даже не пыталась сдержать гнева, и, едва только они с наставницей отошли от королевского кабинета, принцесса горячо высказала все, что думала. Чей-то паж испуганно шарахнулся в сторону, когда женщины стремительно прошли мимо него. Всю дорогу до опочивальни Элея пыталась выразить свое негодование. Но так и не смогла подобрать слова, которые бы отразили ее недоумение сполна.

– Ну хватит уже! – сказала Ваэлья, едва за ними закрылась дверь спальни. – Хватит. Не должна я тебе говорить, да что же делать… Ты думаешь, твой отец мог просто так отдать на воспитание свою дочь? Думаешь, я много отличаюсь от твоих хранителей? Элея… я точно так же принесла ему – и тебе – свои слова верности. И слова эти держали меня крепче, чем любые путы. Я дала клятву никогда не совершать того, что причинит тебе вред. Вред не девочке Элее, которую я так люблю, а наследнице престола, чьи желания и привязанности учитываются меньше всего…

Элея растерянно молчала. Она не была глупа и догадывалась о чем-то подобном, но предпочитала оставаться в неведении, ибо действительность и в самом деле оказалась слишком неприглядной.

– Значит… – голос у нее почти срывался, – значит, все, что ты делала для меня, ты делала лишь для короны?.. – Элея отчаянно стиснула губы и рывком отвернулась от наставницы, которая жалобно протянула к ней ладонь.

– Ну что ты, милая… Зачем ты… Знаешь ведь, что это не так. У меня нет никого дороже тебя. Тебя и этого мальчика… – Ладонь тронула ее за плечо, но в тот же миг соскользнула, и Элея с ужасом поняла, что голос ведуньи тоже звенит от подступивших слез. – Боги наделили меня даром, дитя мое, и порой я вижу дальше, чем другие люди. Но иногда они просто отдают мне свои веления, и я знаю, что не внять им – это хуже, чем нарушить клятву, данную твоему отцу. Есть наказания страшней, чем смерть… Поверь! Поверь мне, я не могла… просто не могла. Губы мои были запечатаны знанием, что слова лишь сделают хуже.

Элея зажмурилась изо всех сил, вдохнула поглубже. Нет, никто не увидит ее слез.

– Прости, матушка, – произнесла она так твердо, как только могла. – Я знаю, ты говоришь правду, но мне сейчас слишком трудно принять ее… С твоего позволения, я бы хотела побыть одна.


5

Разумеется, за один день все не решилось.

В штормовой сезон на материк ходили редко: на протяжении половины осени Западное море являло свой дурной нрав, и торговые пути оказывались почти недосягаемы из-за сплошных неутихающих бурь, взбивающих пену у Белых Островов. Отправляться куда-то в такое время было опасно и неразумно… Моряки ждали скорого окончания штормов, и Элея очень быстро поняла, что избежать празднования собственной годовщины рождения все-таки не выйдет. Сказаться больной тоже. Предвидя такую ее уловку, король заранее позаботился созвать как можно больше гостей. Он знал: сколь бы ужасно ни вела себя его дочь, а обидеть почти сотню знатных господ ей совесть не позволит. Встреча же с ними – хорошая возможность уделить внимание каждому, напомнить, что корона благодарна им за добрую службу.

К тому же всем этим родовитым гостям надлежало как-то объяснить, почему принцесса отправляется в плавание к материку. Им ведь не скажешь о ее личном желании найти мага-лекаря для своего полумертвого шута… Целый день ушел только на то, чтобы выдумать благопристойный повод для этого путешествия. А прежде король потратил несколько часов, стараясь убедить дочь, что наследнице вовсе не подобает принимать участие в столь сомнительном деле. Но, как бы он ни старался, Элея стояла на своем. Те перемены в ее характере, которые начались год назад, не только не обернулись вспять, так еще и укрепились за минувшие месяцы. Прежняя Элея осталась далеко в прошлом, в том каменном лабиринте, где она впервые пережила все самые ужасные чувства, сплавленные воедино, – от трусливой боязни за свою жизнь до острого, как жала диких пчел, страха потерять шута.

Она прекрасно понимала – и отец, и Совет Мудрых отнюдь не рады этим переменам. Но вместо угрызений совести Элея испытывала лишь радость от того, что более ничья воля не способна согнуть ее собственную. Предательство Руальда словно разбило оковы смирения. Да, осознание долга осталось, но теперь оно обогатилось новым пониманием: через любой запрет можно переступить. Ну или почти через любой.

Если очень захочется.

Все мысли Элеи теперь были заняты предстоящим плаванием, она почти ничего вокруг не замечала, охваченная предвкушением этого пути. И весьма удивилась, когда однажды утром вдруг обнаружила под дверью опочивальни дядюшкин «подарок». Тьеро сидел у самого порога, прижимая к груди свою лютню. Едва лишь принцесса шагнула в коридор, как менестрель грохнулся на колени и воскликнул в отчаянии:

– Ваше Высочество! Умоляю, пощадите меня!

Элея оторопело уставилась на него, пытаясь понять, к чему этот спектакль. Видят боги, Патрику подобные выступления удавались лучше… Но Тьеро не отступил, даже увидев смятение и неприязнь в глазах принцессы. Только сильнее сжал пальцы на грифе своей красивой лютни и заговорил так быстро, словно был уверен – его сейчас просто оттолкнут и пройдут мимо:

– Я знаю, что немил вам. Но, пожалуйста, скажите отчего? Прошу вас, позвольте мне искупить мою вину, в чем бы она ни крылась! – Он был такой нелепый… напомаженные волосы, модный зеленый дублет, лакированные туфельки… Слишком ухоженный, слишком любезный. Ну как объяснить этому соловью, что он всем хорош, только не для нее.

– Довольно, – Элея тряхнула ладонью, веля менестрелю подняться. С досадой посмотрела, как он медленно, пряча полные отчаяния глаза, встает с колен и вдруг поперхнулась заготовленной колкостью. Вдруг увидела себя со стороны – жестокую, бессердечную, ледяную статую в человеческом облике.

«Когда я стала такой? Когда я перестала видеть чужую боль, заблудившись в своей собственной?»

Она протянула руку и взяла менестреля за плечо.

– Тьеро… – Парень вздрогнул, впервые услышав из ее уст свое имя. – Ты прекрасный музыкант. Я никогда не слышала, чтобы на лютне играли так… так виртуозно. И поешь ты замечательно. Просто… я не люблю музыки. – Это была ложь, но она слетела с языка почти без труда. – Раньше любила, а потом… Потом много всего случилось. Ты и сам знаешь. С тех пор мне милей тишина. И одиночество.

Последнее было правдой. И проверкой для этого человека. Элея должна была понять, насколько он в самом деле может быть верным, насколько способен молчать об услышанном.

Менестрель вздохнул. Конечно, что еще ему оставалось.

– Ваше Высочество… – он замялся. – А правда, что вы покидаете Брингалин?

Элея усмехнулась. Этот замок, как и любой другой, полнили слухи.

– Правда, Тьеро.

И, улыбнувшись ему, направилась прямиком к отцу, чтобы узнать, как продвигаются сборы.

Она и сама не смогла бы точно объяснить, почему ей было так важно оказаться на этом корабле, уплывающем на поиски надежды. Сказать по чести, Элея устала… Устала от бесконечного ожидания: нет ничего хуже, чем события, слова и мысли, которые повторяются изо дня в день. Ей хотелось сбежать, просто сбежать от всего. От негодующего расстроенного отца, от обманувшей ее наставницы и даже от Патрика, существующего в своем бесконечном нигде. Но главным образом – от необходимости каждый день смотреть на море и искать у горизонта парус. И не видеть ничего, кроме этого сулящего надежду паруса, который долгое время будет существовать лишь в воображении…

Элея точно знала: для нее нет ничего хуже, чем еще несколько месяцев ожидания. Именно это она и предъявила отцу как главный аргумент. «Я не желаю и в самом деле лишиться рассудка, – сказала она. – А это непременно произойдет, если я и дальше буду сидеть и ждать! Мне нужно покинуть Острова, узнать другую жизнь. Отец, ну что я видела, кроме Тауры и Золотой Гавани? Разве не имею я права на нечто большее, чем одиночество наследницы, у которой не будет ни мужа, ни детей, ни даже воспоминаний о чем-то особенном? О чем-то за пределами дворца?» И, как всегда, они оба знали, что слова эти – не выдумка и не уловка. Что они абсолютно правдивы. Именно поэтому Давиан хоть и скрипел зубами, но подключил к подготовке похода всех, кто только мог принести ощутимую пользу.

Официальным поводом этого, как говорил отец, «безумия» объявили необходимость создания новых торговых связей. Совет Мудрых отнесся к идее с большим сомнением, но у них не оказалось явных причин для протеста, ведь присутствие принцессы среди послов имело большое значение для успешного результата. Поэтому сборы шли полным ходом.

А в самом замке в это время с неменьшим усердием готовились к празднику. И, пока король выбирал людей для экспедиции, Элея была вынуждена столь же серьезно отнестись к приготовлению нарядов для бессмысленного торжества, которое именовали ее годовщиной рождения.

Фрейлины кружились вокруг принцессы, точно пчелы возле цветка: впервые за долгое время у них появился настоящий повод угодить наследнице, которая с момента своего возвращения на Острова не проявляла ни малейшего интереса к обычным дамским делам и развлечениям. Вместо того чтобы сидеть с пяльцами в кругу верных подруг, она то затворялась в замковой библиотеке, то часами изучала доходные книги, то общалась с самим канцлером и его подопечными. Те два года, что Элея провела в Закатном Крае, жизнь на Островах не стояла на месте. А ей, как дочери монарха и первой претендентке на трон, надлежало быть в курсе всего, что происходило в королевстве. Элее много нужно было наверстать, пересмотреть, узнать по новой. На вышивание цветочков не оставалось ни времени, ни желания. Прогуливаться она предпочитала в одиночестве, а трапезничать – с отцом. В остальное свободное время принцесса постоянно находилась за пределами замка. Если быть точнее – у Ваэльи. Но об этом мало кто знал.

Дамы огорчались. Но поделать они – как и Совет в случае с путешествием – ничего не могли, ибо не имели объективных оснований. Не обвинять же наследницу престола в том, что она уделяет столько внимания государственным делам и размышлениям, требующим уединения.

Зато подготовка к празднику давала фрейлинам полное право захватить почти все время принцессы. Они усердствовали так, будто ожидалась по меньшей мере свадьба, а не обычная годовщина рождения. Поначалу Элея пришла в ужас от подобного внимания, а потом ей стало стыдно. Совсем как тогда, перед Тьеро. И в самом деле – до чего нужно было довести дворцовых женщин, чтобы они так отчаянно бросились доказывать свою нужность? Осознав это, Элея стала спокойнее относиться к дамскому кудахтанью и стараниям фрейлин подобрать ей лучшие туфельки в тон платью. Она вздыхала лишь об одном – что среди них не было ее дорогой сестры. Иния дохаживала последние дни беременности и уже давно не покидала фамильного замка своего супруга.

За всеми праздничными хлопотами не осталось у принцессы и возможности наведаться к наставнице. Поэтому она не особенно удивилась, когда вечером накануне праздника к ее покоям пожаловал посыльный от ведуньи.

Увидев его, Элея чуть встревожилась: Ваэлья никогда не вызывала ее сама, если только на то не было особых безотлагательных причин. Принцесса молча пропустила слугу в опочивальню, откуда, хвала богам, уже успели убраться все эти назойливые графини и баронессы.

Ведунья послала к ней Раола – молодого сметливого парня, которого потихоньку обучала разным целительским премудростям. Симпатичный кареглазый Раол был из простой ремесленной семьи, но наставница прочила ему особенную судьбу, далекую от той, что была суждена всем братьям и сестрицам этого юноши.

– Ваше Высочество, – Раол отвесил принцессе глубокий красивый поклон. Выучился… а по началу-то был такой увалень, забавно вспомнить. – Госпожа Ваэлья имеет для вас очень важную новость. Она хочет видеть вас по возможности скорее.

Элея не удержала изумленного возгласа:

– Неужели завтра?! Раол, что за новости, ради которых я должна покинуть собственный праздник?

– Не имею чести знать, Ваше Высочество, – молодой слуга вежливо опустил голову. У него были вьющиеся каштановые волосы и глубокий низкий голос.

«Жаль, что я не умею лазить по карнизам, как Патрик, – подумала Элея. – Мне бы очень не помешало незаметно исчезнуть из дворца и все выяснить уже сегодня». Она устало сжала пальцами виски, поймав себя на том, что делает это точь-в-точь как наставница.

– С вашего позволения… – Раол прервал ее терзания. – Госпожа Ваэлья предположила, что вы пожелаете навестить ее сегодня. Если это действительно так, карета ждет внизу… – он неловко замялся. – А я могу сделать так, что вас никто не заметит по пути до нее.

Элея недоверчиво уставилась на старого знакомца. Вернувшись на Острова, она постоянно видела Раола у Ваэльи, но это было что-то новенькое. Неужели наставница решила выйти за рамки простого лекарского искусства, обучая своего молодого слугу? Увидев ее сомнения, паренек робко улыбнулся и вытащил из складок плаща какой-то небольшой предмет.

– Это не мой амулет, но он меня слушается, – Раол смущенно протянул ей странную вещицу – неровный шарик размером чуть больше лесного ореха, во множество слоев опутанный цветными нитями. – Госпожа Ваэлья дала его мне, чтобы я помог вам незаметно покинуть замок.

Он осторожно, почти даже робко улыбнулся. Да… этот человек и в самом деле мало походил на того хмурого коротко стриженного мальчишку, которого Ваэлья нашла у ворот гончарной лавки почти семь лет назад. Тогда Элея думала, что наставница попросту сглупила, подобрав на улице неуклюжего дурня, которого выгнали из подмастерьев за перепорченный товар… Но уже в первые дни мальчишка покорил ее своим отчаянным, доходящим до безумия желанием выбиться в люди… Больше всего он боялся тогда, что госпожа ведунья отошлет его обратно в семью, где еще пять голодных ртов и вечно пьяный злющий отец.

Вернувшись на родной остров, Элея не сразу узнала этого парня, который, уж по всему видно, давно добился своей цели – научился не только хорошим манерам, но и кое-чему большему…

«Подумать только! Что еще там есть в запасе у этой женщины, которую я, как полагала, знаю? Отводящее заклинание… Она ведь сама мне как-то говорила, мол, это уже магия, а не просто ведовство. То, что якобы под силу Патрику, но не ей самой. Ох, странно!»

Элея все еще не могла до конца простить наставнице ее предательское молчание, хотя в глубине души прекрасно понимала, чем оно было вызвано и какие в самом деле страдания доставляло самой Ваэлье. Но все же… Всегда так горько осознавать, что тебя даже не обманули, нет, просто оставили в неведении, точно малого ребенка.

Элея потянулась к шарику, однако в последний момент передумала и, качнув головой, опустила руку. Сама же Ваэлья ее и учила не трогать то, что неизвестно. Вот и ни к чему.

– Хорошо, – сказала она, – идем.

И, не раздумывая более, окликнула своих девочек-служанок, которые, притихнув, сидели в дальней части комнаты.

– Ничего не видели и не знаете, – сказала она им. – Подайте мой плащ.

Этим двум Элея доверяла – уж боги знают почему, но они были искренне преданы своей принцессе.


6

– Нынче холодно, Ваше Высочество, и слякоть… – Раол заметил, что Элея осталась в легких, только для дворца и подходящих туфлях. Едва они сели в экипаж, юноша скинул свой плащ и, не сказав более ни слова, обернул им ноги принцессы. Эта мимолетная, как будто вовсе незначительная забота вдруг так тронула ее… Элея поспешно отвернулась к окну, словно не было в мире ничего занятней ночной темноты. Она всерьез испугалась, что в кои-то веки не справится с лицом. Никто не считал нужным проявлять по отношению к наследнице такие простые человеческие чувства – все привыкли видеть в ней сильную личность, хотя на самом деле Элея была просто женщиной…

Всю дорогу до дома Ваэльи они ехали молча. Раол сидел напротив принцессы прямой, как солдат на построении. Сама же она, прикрыв глаза, устало откинулась на сиденье экипажа. День был такой длинный и такой бессмысленный. С самого раннего утра – только и разговоров, что о бале, последних веяниях моды да видных женихах.

На ухабах булыжной дороги коляску потряхивало – возница спешил доставить важных господ до места. Это был обычный наемный экипаж, какие развозят подгулявших горожан по домам. Вероятно, Ваэлья сочла лишним посылать Раола со своей каретой. И правильно. Может, чудесный амулет и отводит глаза, да только так оно верней. Не хватало еще Элее заспинных разговоров о ее странных отлучках из Брингалина в столь поздний час.

– Чу-у… – звякнув вожжами, кучер остановил лошадку. Он тоже не знал, кого везет: лицо Элеи скрывал капюшон. – Приехали.

Раол споро выскочил из экипажа и, придержав дверцу, помог выйти принцессе, а потом забрал свой плащ. Оглядевшись, Элея поняла, что коляска остановилась почти в квартале от дома ведуньи. Это тоже было правильно, только вот очень холодно… Она зябко переступила с ноги на ногу и укорила себя за бестолковость – надо ж было не надеть сапожек!

Расплатившись с возницей, Раол легко, будто невесту, подхватил Элею под локоть и увлек в темноту ближайшего переулка. Элея отчетливо разглядела, какая непролазная слякоть и грязь ждут ее буквально в двух шагах. Долго придется объяснять, отчего это ее новые парчовые туфельки пришли в полную негодность… Но едва только оставленная позади улочка вновь наполнилась звонким цокотом копыт, как Ваэльин посланец обернулся к Элее, сверкнул неожиданно яркими глазами и вдруг, по-мальчишески улыбнувшись, подхватил свою титулованную спутницу на руки. Словно и не знал о том, что прикасаться к королевской особе можно только с ее позволения. Впрочем, этот старый закон уже давно не соблюдался так рьяно, как прежде, и нарушение его не каралось слишком строго.

Элея так опешила, что лишь вскрикнула изумленно и крепче ухватилась за широкие плечи. Это тогда, в первый год их знакомства, Раол, будучи младше принцессы на пару лет, едва доставал ей до переносицы, а теперь вон какой вымахал…

– Держитесь, Ваше Высочество! Незачем вам грязь топтать, – весело прошептал этот дерзец и резво побежал в ту сторону, где под сенью старых лип стоял знакомый, родной дом Ваэльи. Ох, видели бы это члены Совета!

Ветер свистел в складках капюшона, а сильные мужские руки обжигали даже сквозь ткань… И Элея, взволнованно держась за своего похитителя, вдруг представила на его месте совсем другого человека… Нет, плечи шута не были такими широкими, да и ростом он сильно уступал Раолу, но если закрыть глаза…

«Глупая! – одернула она себя. – Все-то ты выдумываешь. Этот Патрик существует только в твоем воображении. Вот вернется в наш мир настоящий Пат – и не вспомнит о тебе. Кто такая Элея? Бывшая королева, прошлая жизнь. Может статься, его улыбка давно принадлежит другой – той, которая и мужа у тебя похитила…»

От этой мысли вдруг стало так нестерпимо горько, что внезапно заморосивший дождь, осыпавший лицо Элеи мелкими колючими каплями, оказался весьма кстати…


Ваэлья все равно догадалась, что она плакала. Взмахом руки отослала Раола прочь и сама развязала плащ Элеи. Бросив его на сундук у входа, ведунья крепко обняла принцессу.

– Ну что же ты, девочка, опять себя мучаешь?.. – твердые узкие ладони прикоснулись к ее лицу, смахнув слезинки вместе с каплями дождя.

Элея прерывисто вздохнула и попыталась что-то объяснить, разложить по полочкам, как положено человеку умному и вполне владеющему собой. Но вместо этого вдруг ухватилась за Ваэлью и расплакалась еще пуще.

– Эк же тебя… – наставница держала ее крепко, бережно покачивая из стороны в сторону, точно малое дитя. – Ну, полно, полно. Вижу, ты опять накопила в себе больше печали, чем способно вынести твое сердце. Успокойся, моя милая. И прекрати изображать ледяную королеву. Ты научилась делать это слишком хорошо… Признайся, даже оставшись одна, ты не позволяешь себе просто поплакать?

Элея кивнула. Как и Руальд, она ненавидела слабость в себе и по возможности старалась загнать ее глубже.

– Знаешь, что я тебе скажу… – Ваэлья усадила принцессу в ее любимое кресло. – Этот урок ты выучила. Теперь попробуй понять обратное. Прими свои чувства как есть. Не гони их и не прячь. Толку от этого мало. Ты и сама, наверное, уже поняла. Если долго копить слезы внутри, однажды они все равно прорвутся наружу. И это может произойти в самый неподходящий момент. И тогда все действительно увидят, что наследница престола – вздорная дуреха, которая на ровном месте может впасть в истерику, – наставница протянула Элее мягкую салфетку. – Утри слезы. И впредь не держи их в себе. Разумеется, придворные не должны видеть твои чувства, но наедине с собой ты больше не будешь их прятать. Пообещай мне это.

Элея слабо кивнула и высморкалась. Дышать сразу стало легче и думать тоже.

– Уже поздно… – вздохнула Ваэлья, – у тебя не так много времени. В следующий раз лучше поплачь, когда будешь дома, а то мы опять не успеем поговорить о главном.

Элея смутилась и сразу взяла себя в руки.

– Матушка, но о чем?

– А ты уже успокоилась?

– Да… – принцесса вздохнула. – Вполне. Извини.

В ответ Ваэлья лукаво улыбнулась и, будто в нерешительности, тронула пальцем губу.

– И впрямь, – рассмеялась она вдруг, – любопытство лечит лучше любых утешений. Ох, Элея! Новости мои таковы, что впору не плакать, а плясать от счастья, – наставница опустилась в кресло напротив принцессы и качнула головой, будто сама до конца не веря своим словам. – Я получила письмо. Вернее сказать, послание. В это трудно поверить, но… На Островах откуда-то взялся маг.

– Маг?! – Элея так порывисто подалась вперед, что нервно дернулся огненный лепесток свечи, стоявшей на столике между двумя женщинами. Тени метнулись от стены к стене.

– Да. Маг. – Ваэлья и сама уже не скрывала волнения, ее голос звучал отрывисто, а пальцы рук сплетались в непредсказуемом нервном ритме. – Очень странный маг, который знает о беде, приключившейся с нашим Патриком. И осведомлен он слишком уж хорошо… Этот человек, – наставница сделала глубокий вдох и взглянула на Элею с улыбкой, дрожащей на губах, – он желает помочь нам… Только скрывает свое имя. И требует полнейшей секретности.

– О боги… – Элея до боли закусила костяшки пальцев, совсем как в детстве. – Матушка, это правда?!

– У меня есть все основания полагать именно так.

Ваэлья осторожно тронула Элею за локоть, и та, опомнившись, отдернула руку ото рта.

– И… когда?! Когда он придет?!

Мир вдруг стал в сотни раз огромней и ярче. Как будто после долгой зимы в темной комнате сняли дубовые ставни с окон… Как будто ворвался свежий ветер, напоенный запахами моря, несущий с собой хлесткие взмахи парусов на ветру и звонкие крики чаек.

– Завтра, – улыбка уже не сходила с лица наставницы. – Завтра ночью.

– Боги… – Элея нервно рассмеялась. – Мне опять придется покидать Брингалин втайне от всех.

– Я знала, что ты не захочешь это пропустить, – усмехнулась ведунья. – Потому и послала за тобой. Завтра Раол вновь придет, после полуночи. Будь готова. А теперь ступай, ступай домой и спи. Новый день не будет легким, тебе нужно набраться сил. Одевайся пока, я позову кучера.

– Матушка! Постой, – Элея ухватила наставницу за руку. – Я не понимаю, как же так? Ведь корабли сейчас почти не ходят. Откуда он взялся?! И… почему именно сейчас?

– Не знаю, дитя… Могу сказать лишь то, что тебе известно и без напоминаний. Ты начала действовать. Теперь река течет в твою сторону. И она несет тебе то, в чем ты нуждалась. Возможно, этот корабль, что готов принять тебя, стал той движущей силой, которая повлекла за собой изменения судьбы. Теперь многое будет переписано…

– И я никогда не стану королевой? – Элея отчего-то вовсе не испытывала терзаний по поводу пророчества Ваэльи. Скорее ей было любопытно.

– Велика вероятность, – невесело усмехнулась наставница. – Но, как знать… возможно, в следующий раз уже Патрик перепишет твою судьбу по новой. Нам неведомы все пути богов.


7

Ваэлья была права: новый день принес столько хлопот, что Элея едва успевала оказываться во всех местах, где требовалось ее присутствие. Гости, живущие на других островах архипелага и просто в дальних уделах Таана, начали прибывать с самого утра, и каждому, невзирая на степень его родовитости, следовало уделить внимание, позаботиться, чтобы покои соответствовали статусу, а сам гость чувствовал себя как дома. Ко всему в придачу ей приходилось выслушивать бесконечные потоки комплиментов – стараниями фрейлин наряды Элеи были продуманы до мелочей и действительно заслуживали внимания. С утра и до начала праздничного пира ей предстояло встречать гостей в одном платье, небесно-голубом с сапфирами, на вечер же было подготовлено другое, еще более роскошное. Сшитое из золотисто-белой парчи и отделанное жемчугом, оно ниспадало до самого пола, скрывая изящные туфельки. Осенние волосы Элеи, диадемой уложенные вокруг головы, оставляли открытыми шею и чуть обнаженные плечи. И под оба наряда полагался корсет… Жесткий, немилосердно сжимающий бока. Элея его ненавидела. Зато дамы были довольны результатом и улыбались пуще самой принцессы, когда за ее спиной раздавались восторженные восклицания на тему «как хороша, будто снова невеста!». Нельзя сказать, будто эти слова особенно радовали Элею – ей уже хватило одного замужества. Впрочем, она понимала неизбежность подобных тем в дворянских кругах. Наследница – и без мужа… Ну и мало ли, что бездетна? На Белых Островах бастарды никогда не считались большим преступлением…

В какой-то момент Элея, поразившись своей беспечной наивности, с внезапным прозрением поняла, что фрейлины неспроста выписывали вокруг нее круги и так старались нарядить покраше. За всеми этими невинными дамскими штучками, как всегда неприметно, маячили длинные руки Совета. А она-то, глупая, полагала, будто вся суета и впрямь только из-за того, что наследница стала на год старше! Какая слепота! Вот как бывает, когда все время думаешь только об одном…

«Меня хотят выдать замуж! – эта мысль была яснее ясного и пронзила сознание обжигающей молнией. – И отец все знает. О боги!»

Она быстро перебрала в уме список приглашенных и с ужасом осознала, что как минимум три почетных гостя могут попытаться сделать ей очень недвусмысленное предложение. Конечно, такие вопросы, как замужество наследницы, не решаются одной встречей и одним днем, но в этом деле ведь главное – положить правильное начало… Элею прошиб холодный пот при мысли о грозящих ей витиеватых речах родовитых господ и их настойчивых попытках пофлиртовать с принцессой. И ведь никуда от них не денешься.

Опасения эти не замедлили обернуться реальностью.

Первым к Элее подошел граф Диорн. Как и все гости из ближних владений, он прибыл в Брингалин ближе к вечеру, когда в тронном зале уже накрывали роскошные столы. Кириан Диорн был богат, молод, красив, даже умен и, как следствие, невероятно высокого о себе мнения. Граф полагал, что весь мир должен ежедневно падать к его ногам, а уж дамы – в первую очередь. Да они, в общем-то, и падали… Только вот принцесса никак не относилась к числу этих соискательниц графского расположения. К сожалению, красавчику Кириану еще предстояло это осознать. И, к еще большему сожалению, Элея должна была донести до него эту мысль так, чтобы ни честь, ни самолюбие графа не пострадали.

Диорн уже успел облобызать руку принцессы и отсыпать очередную порцию комплиментов, когда Элея явственно почувствовала исходящее от него то самое намерение заложить фундамент более интересных отношений. Логическое мышление и чутье не подвели: Диорн был из числа тех троих, кого она сразу определила как вероятных женихов.

На цветистые слова Кириана надлежало отвечать столь же утонченными фразами, ни в коем случае не лишающими претендента надежды. Элея подобным фокусам была прекрасно обучена, но, боги, как ей не хотелось опять начинать эти нелепые игры…

Положение спас непонятно откуда возникший придворный лекарь. У Тироя всегда была манера появляться неожиданно и совершать разные нелепые поступки. В Брингалине нередко язвили: мол, взяв на службу этого человека, король, что называется, попал по двум мишеням одной стрелой – завел себе и лекаря, и шута. Впрочем, Тироя при дворе ценили и уважали, несмотря на его пристрастие к кимину, легкую распущенность и язык без костей. Лекарь никогда не пытался кого-то обидеть, а обязанности свои выполнял более чем хорошо. И когда он вдруг образовался между принцессой и графом, Элея простила Тирою даже те примочки для лица из вонючего бажельника, с которыми ей как-то пришлось пролежать почти полдня.

– Ваша милость… – лекарь отвесил принцессе грациозный поклон, взмахнув сорванным с головы беретом. Длинные алые перья чиркнули по каменному полу, а в следующий миг уже вновь задорно торчали над темно-русыми короткими вихрами Тироя. Лекарь был старше наследницы лет на семь, но лукавые искры у него в глазах неизменно выдавали готовность к мальчишеским проделкам.

– У тебя что-то срочное? – Элея отвела взгляд от графского лица, изобразив глубокое неудовольствие, однако, будь мысль материальна, все вокруг заметили бы, как отчаянно ухватилась она за возможность прервать беседу.

Тирой возвел очи к высокому каменному своду и огорченно причмокнул, изображая нечто вроде сожаления:

– Да, Ваше Высочество. Леди Райми оскользнулась на ступенях и повредила лодыжку. – В отличие от других гостей, лекарь уж точно догадывался, что на самом деле Элея рада ему до нервической дрожи под коленками. Демонстративно сожалеющий взгляд в сторону графа был тому неоспоримым доказательством. – Она глубоко опечалена, но ей придется покинуть этот славный праздник. Посему баронесса желает видеть вас, чтобы лично вручить свой презент и выразить все слова почтения.

Казалось, еще чуть-чуть – и ухмылка таки расцветет на этой не особенно симпатичной, но такой обаятельной физиономии.

«Слова почтения! Сколько еще их будет сегодня?..» – впрочем, Элея испытала искреннюю жалость к тетушке: пожилая родственница была добра по натуре и приятна в общении. Несмотря на целый букет хронических болезней, с которыми ей приходилось бороться на протяжении половины жизни, леди Райми редко позволяла себе нудное стариковское брюзжание в отличие от тетушки Байри.

– Граф, – Элея вновь одарила Кириана Диорна своим милостивым взором и едва заметно склонила голову, – было так приятно поговорить с вами. Надеюсь, вы не обидитесь, что мне приходится покидать вас. Выказать почтение леди Райми – мой долг. К тому же, полагаю, мои фрейлины не позволят вам заскучать. Дина, Мирела, – она окликнула двух самых миловидных незамужних баронессок, – будьте любезны, составьте компанию графу Диорну. – Элея посмотрела на девушек долгим выразительным взглядом, давая понять, что это не просто просьба, а важное поручение на весь вечер – упаси боги ослушаться. – Идем, Тирой. Проводи меня к тетушке.

Сбежать из тронного зала, где уже собрались почти все гости, было настоящим счастьем. Едва только дверь его скрылась за поворотом коридора, Элея вздохнула с облегчением и позволила себе на пару мгновений прикрыть глаза, прислонившись к беленой стене.

– Вам нехорошо, Ваше Высочество? – бесстыжий лекарь тронул ее за пальцы, пытаясь заглянуть в лицо. Но Элея отвернулась и устало махнула рукой.

– Нет, Тирой. Все в порядке. Просто немного утомлена, – она невесело усмехнулась. – Попробовал бы ты целый день походить в корсете!

– От корсетов один вред, – хмуро заявил лекарь. – Я бы вам очень не рекомендовал пользоваться ими. – Он все-таки исхитрился и поймал Элею за руку, плотно прижав пальцы к ее запястью. На миг стал совсем серьезным, что-то там выслушивая, а потом вздохнул и отпустил принцессу. – Еще час. Ну, может быть, два. Не больше. Потом э т о надо снимать.

– Тирой! – она не выдержала и фыркнула сердито. – Избавь меня от моралей! Я знаю все не хуже тебя. – Элея глубоко, насколько могла, вздохнула и кивнула в сторону гостевых покоев. – Веди уже.

«Он и впрямь чем-то походит на Патрика, – думала она, идя за лекарем, – только старше и не такой… светлый».

При одной лишь мысли о шуте сердце застучало быстрей, а к лицу прилила кровь. Да, Пат всегда, даже когда насмехался над индюками-дворянами, оставался непостижимо светлым. От него исходили невидимые потоки радости и чистоты. Как будто на малыша смотришь… Руальдов любимчик, хоть и вышел давно из молочного возраста, каким-то чудом сохранил это внутреннее сияние.

«Впрочем, – одернула себя Элея, – не исключено, что мне просто все кажется. И Пат нисколько не лучше того же Тироя. А эти мои ощущения обычны для всякой влюбленной женщины. И даже Ваэлья может быть предвзята, она ведь тоже любит его…»

Задумчиво глядя на пышные алые перья, реющие над головой лекаря, Элея не в первый уже раз с сожалением подумала, что ей совсем ничего не известно о прошлом шута. Лишь раз он обмолвился о монастыре и жизни в бродячем балагане. Но почему так вышло? Кто его родители? Каковы были те люди, с которыми Патрик вырос и научился своим удивительным трюкам?

Ничего-то она не знала.


Посещение тетушки заняло не слишком много времени – все-таки принцесса не могла долго отсутствовать на собственном празднике. Но немного отдохнуть, беседуя с леди Райми, Элея все же успела. И подарок ей неожиданно пришелся по сердцу.

Да что там по сердцу…

Седая хромоногая тетушка подарила своей титулованной родственнице маленькую статуэтку из серебра. Эта вещь не имела большой ценности, но при одном взгляде на нее у Элеи пресеклось дыханье.

Шут. Маленький смеющийся мальчик в костюме с бубенцами.

У серебряной фигурки величиной не больше пальца было живое доброе лицо в обрамлении летучих, едва заметно вьющихся волос. Мальчик шел по канату… такому же невидимому, как и ветер, растрепавший его вихры и рубашку. Видно, мастер был настоящим чудесником: не имея подставки, фигурка не падала, маленький акробат твердо держался на ногах. И вся статуэтка казалась удивительно живой и легкой, даром что весила вполне соответственно материалу.

Элея даже думать разучилась на несколько долгих минут. А тетушка лишь похлопала ее по руке своей сухой морщинистой ладошкой и пожелала счастья.


Между тем гости уже успели потерять виновницу торжества. Пока Элея сидела у леди Райми, на остров опустились густые синие сумерки, а в тронном зале зажгли свечи в огромном канделябре под потолком и еще множество факелов вдоль стен. Не успела наследница войти под его высокие своды, как ее стремительно окружили фрейлины, упрекая в забывчивости: Элея совсем упустила из виду, что ей необходимо переодеться в вечерний наряд. Хорошо хоть ответственные дамы в последний момент успели изловить принцессу прежде, чем она явилась на торжество.

Словом, еще какое-то время ушло на переодевание.

Когда Элея, наконец, появилась в тронном зале, гости, восседавшие за широкими столами, разом отвлеклись от созерцания пока еще не тронутых блюд, шумно обрадовались и наперебой принялись рассыпаться в комплиментах. В ответ принцесса лучезарно улыбалась, искренне стараясь в этот момент быть, как Пат, – просто дарить людям свой свет, свою доброту, все лучшее, чем богата душа. Они ведь не виноваты, что наследница не любит шумных праздников. Что в этот день она больше всего на свете желает лишь одного – поскорей сесть в неприметный уличный экипаж и оказаться рядом с тем единственным человеком, ради которого ей хотелось бы блистать нарядами и даже терпеть несносный корсет.

А вечер казался просто бесконечным. Одно угощение следовало за другим, вино лилось рекой, музыканты играли без остановки. В том числе и Тьеро, который, наконец, перестал напомаживать волосы и носиться со своей печалью, превратившись из ходячего недоразумения в приятного со всех сторон человека. Под веселый звон его лютни Элея перетанцевала в этот вечер с половиной мужчин. И, конечно же, от половины из этой половины приходилось выслушивать бесконечные похвальбы.

Мужчины! Они присматривались к ней, просчитывали каждое ее слово, изучали… чтобы понять наверняка, откуда и когда лучше всего пойти в атаку.

Подарков тоже было много. И все до неприличия роскошные, как будто и впрямь на свадьбу. Дорогие украшения, меха, наряды. От барона Свела – чистокровный жеребец, от маркиза Гармеля – отборнейшие листья кимина. От семьи Файра – бесценное золотое вино. Впрочем, традиции нарушать не след: Элея уже догадывалась, кому из подданных будет передарена большая часть этих подношений. И пусть! У господ потенциальных женихов останется меньше поводов думать, будто их дары в самом деле что-то значат для принцессы.

Несколько раз Элея ловила на себе взгляд менестреля. Тьеро в этот вечер был, наверное, по-настоящему счастлив. Его лютня звучала не смолкая, а звонкий голос услаждал слух самых знатных людей в королевстве. И все же почему-то он ждал одобрения именно той, кому был «подарен». Что ж, он заслужил это. Смешной чудак… Когда затихла очередная мелодия, украшенная переливами флейт, Элея подошла к Тьеро и незаметно поманила его за собой. Выйдя из зала, она дождалась музыканта в полумраке соседнего коридора.

– Ваше Высочество… – Тьеро, как обычно, попытался упасть перед ней на колено, но не успел. Элея ухватила его за локоть и отвела в сторонку, подальше от освещенного прохода. Приложив к губам палец, она улыбнулась юноше и сняла с себя золотой медальон, украшенный королевским гербом. Элея надела его на шею своему менестрелю и нежно поцеловала его в лоб. А потом, не оглядываясь, поспешила обратно в тронный зал.

Она знала: теперь Тьеро поймет, что милость принцессы не обошла его стороной. А дворянам этот медальон на груди музыканта даст богатую пищу для домыслов и сплетен. И прекрасно: меньше останется шансов догадаться об истинных заботах наследницы.

Между тем близилась полночь. Элея понимала, что странный неведомый маг не будет ее дожидаться в отличие от Раола, который уже наверняка нанял экипаж и велел кучеру хоть всю ночь караулить.

А еще она устала. Устала так, что ноги то и дело норовили заплестись одна за другую. Корсет превратился в орудие пытки: тугие шнуры многократно усиливали остальные неприятные ощущения – громкие голоса, яркий свет, обилие всевозможных запахов и звуков… Мир вокруг превратился в какой-то кошмарный сон, из которого надо было бежать как можно скорей. По опыту Элея знала, что гости угуляются только ближе к середине ночи, но, к счастью, ее партия в этой игре уже была исполнена. Оставалось только красиво раскланяться и с достоинством удалиться. Впрочем, кланялись как раз ей, а сама принцесса только благосклонно кивала каждому, кто еще был способен объективно воспринимать действительность и интересоваться чем-то, кроме вина, кимина и обольщений.

Иные изъявили желание проводить принцессу, но тут уже король недвусмысленно дал понять, что его дочь и без того уделила гостям достаточно внимания. Элея была ему очень благодарна. Поняв, что никто не увязался за ней следом, она скинула туфли и, подхватив подол, побежала к своим покоям. Желание поскорей избавиться от корсета придало сил, и вскоре она уже захлопнула за собой дверь спальни, громко выкрикивая имена служанок. Заспанные Рия и Саэль опрометью бросились к принцессе, которая неистово пыталась расстегнуть застежки на спине. В четыре руки девочки быстро расшнуровали платье, а затем и корсет. Когда он, наконец, упал на пол, Элея застонала от облегчения и, вышагнув из юбок, повалилась на кровать.

– О боги… – она прикрыла глаза, и мир тотчас же завертелся вокруг, тело показалось ей невесомым, а кровать медленно начала таять, превращаясь в облако.

Ее разбудили осторожные прикосновения одной из служанок. Рия, виновато опуская глаза, пробормотала, что явился давешний посетитель. Приподняв голову, Элея услышала, как в соседней комнате приглушенно звучит голос Раола.

– Ох… – она с трудом села, стиснула лицо руками, пытаясь отогнать сон. – Сколько я проспала?

– Лишь несколько минут, Ваше Высочество, – Рия протянула ей кружку с теплым молоком. В белом напитке медленно таял золотистый мед.

– Что ж… И то хорошо. – Элея взяла кружку, но едва сумела сделать глоток – сердце уже стучало, как молот по наковальне, хотя она еще даже замка не покинула. Стучало, спешило – к Патрику… А умница Рия стояла наготове, ждала приказаний. – Будь добра, подай мне платье для прогулок, только поскромней. И сапоги! – Ей вовсе не хотелось снова оказаться в таком же глупом положении, как вчера.


8

В гостиной горел только очаг, да и тот не в полную силу, поэтому вся комната была окутана густым полумраком. Ваэлья отослала Раола в его каморку на чердаке и велела не высовываться оттуда до утра. То же самое касалось и остальных слуг – все трое давно спали. Наставница сама вскипятила воду и почти силком заставила Элею выпить целую кружку какого-то отвара с душистым ароматом луговых трав и слабым привкусом кимина. После того как кружка опустела, принцесса почувствовала себя почти живой. Невыносимое напряжение минувшего дня немного отступило, и даже отчаянное желание забыться беспробудным сном как будто стало не таким острым.

Впрочем, наставница полагала, что немного вздремнуть Элее не помешает. Она принесла теплый плед и заботливо укрыла им свою дорогую гостью. Обида между ними прошла сама собой: Элея попросту не умела долго держать камень за пазухой. Да и не хотела.

«Самое ужасное – это ждать, – подумала она, сворачиваясь клубком на мягкой софе. – Но неужели этот день все-таки настал?»

Элея боялась даже представить себе, как все случится. Каким вернется ее шут… Она много мечтала об этом. Представляла себе, как они встретятся в первый раз, как Пат обрадуется ей… Нет, конечно, Элея не была насколько глупа, чтобы верить в эти свои фантазии. Прекрасно понимала: такой Патрик и в самом деле – лишь плод ее воображения. И все самое чудесное, что связанно с ним, не более, чем сладостная игра ума. Не будет он никогда ее мужчиной. Потому что королева может выйти замуж за безродного шута только в детских сказках. А наяву такое не случится никогда.

Он никогда не прикоснется к ее устам своими смешливыми мальчишескими губами.

Никогда не подхватит на руки и не прижмет к груди.

И никогда не станет отцом ее детей.

Зато он будет жить.

Он будет жить…

Элея была уверена, что минуты – или часы – до прихода таинственного мага обернутся бесконечностью, но стоило лишь прикрыть глаза, как сладкий сон окутал ее нежнее пледа, унес в те миры, по которым, возможно, блуждал и Патрик.


– Вставай, дитя. Вставай. Наш гость пришел, – голос наставницы вплелся в волшебное сновидение, развеяв его, и Элея распахнула глаза, одновременно чувствуя, как лихорадочно застучало сердце – то ли от внезапного пробуждения, то ли от предвкушения долгожданного чуда. Поднимаясь со своего уютного ложа, она видела, что ведунья поспешно направилась к двери. Похоже, минутой прежде звякнул входной колокольчик, которого принцесса не услышала сквозь крепкий сон.

Когда Ваэлья вернулась в комнату, за ней следовал невысокий человек, с головы до ног укрытый темным плащом. Вероятно, он не ожидал встретить в этом доме кого-то еще: увидев Элею, гость застыл на мгновение, а потом с достоинством склонил голову и, не говоря ни слова, направился к лестнице на второй этаж. Ваэлья лишь указала ему, где находится спальня шута и отступила в сторону, позволяя пройти. Она не пошла следом и ничего не спросила. Когда дверь за странным незнакомцем закрылась, Элея схватила наставницу за руку и крепко сжала.

– Матушка! – горячо зашептала она. – А если у этого человека недобрые намерения? Если он замыслил дурное?!

– Нет, милая… нет. Я, конечно, не маг, я всего лишь имею в себе искру настоящей Силы, но этого достаточно, чтобы почувствовать истинные намерения человека. Наш гость пришел с чистыми помыслами. Он не причинит Патрику вреда. Успокойся. – Ваэлья привлекла Элею к себе и легонько похлопала по спине. – Если будет на то воля богов, все у нас теперь наладится…

Но тревога Элеи не стала меньше.

– Матушка, отчего же он так прячется? И не сказал ничего!

– Как раз последнее наводит меня на мысль, что он не просто скрывает свою личность, но боится быть узнанным, – Ваэлья бросила на закрытую дверь долгий пристальный взгляд. – Даже если лицо закрыто, голос может выдать… Я почти уверена, что этот человек – из твоего бывшего окружения. Из Закатного Края. Среди моих знакомцев никогда не было истинных магов. Кроме Патрика. А этот… он действительно силен, от него исходят такие волны энергии, что свойственны лишь немногим обладателям колдовского дара.

Наставница вдруг замолчала на полуслове. Она вскинула палец, предостерегая Элею от каких-либо вопросов, и замерла с напряженным лицом. В глазах ведуньи плясали огненные точки – отражение тлеющих в камине углей, но взор ее застыл, будто темная вода, подернутая льдом. Казалось, весь дом вдруг попал в эти ледяные оковы – время замедлилось настолько, что Элея не ощущала ни своего дыхания, ни биения сердца. Но она видела, как медленно, точно во сне, шевелились губы Ваэльи, как задрожали ее ладони, обращенные пальцами к небу.

«Она помогает ему, – поняла Элея. – А я ничего не могу сделать, я ничего не смыслю в этих делах! – Она зажмурилась, как никогда осознавая собственную неполноценность, мучительно пытаясь почувствовать неощутимое, уловить эти волшебные потоки, наполнившие старый дом. – Патрик! Свет мой, счастье мое… вернись! Вернись, милый, молю тебя!»

Может быть, ей только показалось, а может, этот отчаянный призыв и в самом деле вплелся в беззвучную песню двух наделенных Силой людей, что изо всех сил пытались вытащить шута с того света. Может быть, ей только почудилось, но на краткий миг Элея увидела его – эти ясные глаза цвета осеннего неба…

«Патрик! Патрик… Иди к нам! Иди обратно. Пожалуйста… Этот мир пуст без тебя… Возвращайся!»

Она не знала, как долго это продолжалось. Просто в какой-то момент раздался крик, вернувший ее в реальность. Крик, исполненный боли и страха: так мог бы кричать человек, сорвавшийся с большой высоты и стремительно падающий на землю.

И все кончилось.

Время снова потекло привычной рекой. Элея вдохнула глубоко, как после долгого пребывания под водой, а потом медленно открыла глаза.

Ваэлья все еще стояла посреди комнаты, но по всему было видно, что она держится на ногах из последних сил. Наставница с трудом подняла опущенную голову и не села – рухнула на софу рядом с Элеей.

– Иди… – услышала принцесса еле различимый шепот. – Иди, он вернулся.


У дверей спальни Элея столкнулась с магом. Даже многочисленные складки одежды не утаили безмерной усталости, сковавшей его тело. Как и Ваэлья, этот человек едва стоял, плечи его ссутулились так, что он, не особенно рослый, казался теперь почти карликом.

Элея протянула ему руку, чтобы поддержать, но маг решительно качнул головой и, тяжело ступая, прошел мимо. Она проводила его взглядом и медленно, словно во сне, обернулась к двери, за которой остался Патрик. Так же, как и гостиная, его комната была окутана полумраком, который робко рассеивал едва тлеющий камин. В этом свете Элея без труда разглядела своего милого шута… Он оставался недвижим, но в его новой позе больше не было прежней мертвой окаменелости. Всего лишь сон… Обычный сон, необходимый телу, чтобы вернуть утраченные силы. Шут спал, свернувшись, как дитя в утробе, одеяло почти соскользнуло на пол, укрывая лишь ноги, да и то наполовину.

Элея стояла и смотрела на него, а по щекам двумя бесконечными дорожками текли слезы… Чтобы не заплакать в голос, она накрыла губы руками и тихонько давилась всхлипами.

«Патрик…»

Это имя всегда казалось ей таким подходящим для шута. Таким ласковым и звучным, что хотелось произносить его, как заклинание. Чем она и грешила порой.

Наконец Элея нашла в себе силы оторваться от дверного косяка и подойти ближе. В тусклом свете, едва исходящем от огарка, шут походил на ребенка с лицом старика. И хотя спал он очень крепко, это лицо было искажено болью и страхом. Страхом таким, что у изможденного шута достало сил сжаться в комок, подобно испуганному зверенышу.

«Бедный мой, милый Патрик… Что же такое с тобой сделали?»

Элея подняла одеяло и бережно укрыла шута, подоткнув лоскутные края, как когда-то это делала ее мама. Нежно прикоснулась ладонью к исхудавшей щеке. И почти сразу лицо любимого мага утратило гримасу отчаяния, напряжение покинуло его – равно как и все тело спящего. Вскоре дыхание шута стало глубже, а спустя еще пару минут он распрямил руки и ноги, свободно вытянувшись под одеялом. Все это время Элея, склонившись над ним, ласково гладила своего шута по голове и тихо пела старую колыбельную песню, которая, конечно, тоже досталась ей от матери. Пела и плакала, улыбаясь сквозь слезы. Еще никогда в жизни ей не приходилось испытывать такого глубокого безграничного счастья.

А потом, уже в который раз за эту долгую ночь, сон коснулся и сознания принцессы. Почти бездумно она пересела с кровати в кресло, где прежде провела столько горестных часов, и уснула едва ли не в тот же миг.

Последнее, что Элея слышала перед тем, как глубокая пучина сна без сновидений поглотила ее сознание, был громкий крик петуха, возвещающий скорый рассвет. И мерное дыхание шута.

Шут. Книга II

Подняться наверх