Читать книгу Прости грехи наши… Книга третья - Елена Дмитриевна Фетисова - Страница 1

Было раннее утро, но жарища стояла неимоверная. Яркое солнце слепило глаза. Горячий бетон напоминал раскаленную сковороду.

– Ни фига себе, курорт! – сквозь рев винтов взлетающего вертолета, крикнул чернобровый паренек, и смахнул бегущий по лицу пот.

– Одно слово, Ташкент!

Новобранцы, задрав головы, прищуренными взглядами, провожали поднимающуюся в воздух машину.

– Закачаешься, – сказал один из них, приложив пальцы козырьком ко лбу, – Натурально, как в кино.… Первый раз вертолет, так близко вижу…

– Да уж, мы, теперь, тоже артисты…

Ребята огляделись по сторонам и начали стягивать с себя лишнюю одежду.

На полосе военного аэродрома стоял их приземлившийся «ИЛ-76». Его интеллигентный гражданский вид не очень вписывался в окружающую обстановку. Среди военных машин, он выглядел слишком безобидно и не к месту, словно большой белый лебедь, среди кровожадных коршунов.

– Вадик Шарлай! – протянул свою широкую ладонь чернобровый красавец, сидящим на корточках парням, – Кременчуг.

– А кликуха какая? – спросил крепкого вида сосед с наколкой на руке.

Парень пожал плечами.

– Да, разные были… Последняя – Водолаз.

– А, почему Водолаз-то? – в один голос спросили ребята.

– Бутылку с водкой на спор со дна достал. С тех пор, и прозвали.

Парни, как по команде захохотали.

– Да, ты герой!

Вадик улыбнулся.

– Мне тоже самое потом в вытрезвителе сказали…

Ребята опять засмеялись.

– А, я – во! – выставил вперед свой мощный кулак с синей татуировкой, крепкотелый сосед Вадима.

Ребята склонились, разглядывая последнюю.

– Клеевая… Змей, что ли?

– Ага! Горыныч…, – закивал головой новоиспеченный приятель, и усмехнулся, – Моя фамилия – Костиков. Валерка…

– Впечатляет…, – оценили ребята нового знакомого.

Иван протянул свою, не менее внушительного размера руку.

– Григорьев Ванька!

– Ну, тут без вариантов, – глядя на его яркую голову, засмеялись парни, – Рыжий!

Иван смущенно улыбнулся, ощупывая свою стриженную макушку.

– Серый – Таганрог! – продолжилось знакомство, – Хочу подчеркнуть, – поднял говорящий палец, – «О»!

– Что, значит, «О»? – уставились на него пацаны.

– Эта буква, на которую оканчивается моя фамилия! – важно сообщил парень, – Приставало!

Горячий воздух содрогнулся от очередного приступа смеха.

– Тут и придумывать ничего не надо!

– Только, букву в конце поменять! Приставала! – вытер, прослезившиеся глаза от смеха Вадим.

– Пашка Лазуткин – Орел!

– Орленком будешь! – скрепилось новое рукопожатие.

– Илья Подгорный – Курск! – вид паренька был более, чем скромным. Его бледное худощавое тело выглядело неказисто.

– Соловей, значит, Курский…

– Нет, я пианист…, – отозвался паренек.

– Правда, что ли? – округлились глаза Приставало, – Веселая компания у нас, мужики, собралась! А ты, чего дистрофичный такой, больной, что ли? – спросил он у Ильи.

– Так он же у нас Пианист! – ответил за парня Змей, обнажив свои кривоватые зубы в усмешке.

– Шмель, – с ходу представился паренек в полосатой рубашке, – Володька Шмелев…

– Оно и видно! – по привычке усмехнулись ребята.

– Москва – столица нашей Родины…, – следом потянулась еще одна рука, – Артем Сазонов! – его рукопожатие было ощутимым, хотя сам парень не выделялся формами.

– Столица! – окрестили с ходу новобранца.

Артем согласно махнул головой.

– Крепкая у тебя пятерня, Столица! – почувствовав силу последней, сказал Вадик, – А это что? – кивнул он на зажатую в руке маленькую игрушечную фигурку.

– Оловянный солдатик! – оскалился Валера, – Думаешь, в сказку попал, Москвич?! – еще отчаяннее заржал он.

– Братишка на память подарил, – не обращая внимания на его гогот, ответил Артем.

– Да, пацаны, «Жди меня, и я вернусь…» – это теперь про нас. Тебя кто ждать будет? – заехал кулаком в грудь Ваньке Шмель.

– Жена, – сдержано ответил тот.

– Во дает, Рыжий! Уже и жениться когда-то успел! – громко воскликнул парень.

– Уметь надо! – улыбнулся Иван.

Артем нервно завертел между пальцев железного солдатика.

– Ты чего, Столица?

– Я тоже этой весной собирался…

– Кинула, что ли? – спросил сочувственно Приставало.

Москвич, молча, кивнул.

– Суки эти бабы…, – сплюнул в сторону Водолаз, – Но это даже хорошо, что до армии…. Зарубцуется к дембелю, – хлопнул он приятеля по плечу.

– Из-за нее служить и пошел…, – часто задышал парень, – У нас в институте и без того военная кафедра была…

– Ну, ты и дурак, Столица…

– Отметить бы знакомство, пацаны, да нечем, – с сожалением произнес Вадик, – Все на РП отобрали…

– А, чем это так вкусно пахнет? – задергал он носом, – и, как ищейка потянулся к сумке Пианиста.

– Пирожки с капустой, – растерянно ответил Илья.

– Ну, чего уставился? – заорал на него Змей, – Доставай! Когда, теперь, нормально пожрать придется!

Парень зашуршал пакетами, извлекая из сумки провиант.

– Кажется, перекус отменяется, пацаны…

Ребята оглянулись. В их сторону шагал военный.

Змей торопливо засунул протянутый пирожок за щеку.

– Приветствую, бойцы! – отчеканил подошедший к ним капитан с белесыми бровями, которые сбивали с толку и мешали определить его возраст.

– Здравия желаю! – вразнобой поздоровалось парни.

Капитан заметил набитый рот Костикова.

– Почему не приветствуем своего командира?! – строго глянул он на перекошенное лицо парня, – Что флюс? – ударил он по его раздутой щеке.

Валерка закашлялся и чуть было не подавился.

– Товарищ, командир, а, можно…, – подал было голос Шарлай.

– Можно подержаться за то, что у тебя в штанах…

Робкие смешки послышались в накаленном жаре воздухе. Уши Вадика, как два фитилька вспыхнули на выбритой голове.

– Товарищ капитан, разрешите…, – решил исправить ситуацию парень.

– Разрешаю, подержись за свое хозяйство, сынок…, – невозмутимым тоном ответил капитан.

Ребята переглянулись. Им было уже не до смеха.

– Рюкзаки в руки и следуем за мной, к машине! – четкими шагами, вышагивая по раскаленному бетону первым двинулся капитан.

– А до города далеко, товарищ капитан? – осмелился спросить Лазуткин, – Хочется Ташкент посмотреть…

Командир окинул Пашку взглядом психиатра со стажем.

– Вы, что сюда на экскурсию приехали? В кузов быстро! – скомандовал он.

– Не, пацаны, это точно не Ташкент…, – вздохнул Павел, когда они отъехали от территории аэродрома. Мелькающие скудные пейзажи вдоль дороги, выглядели удручающе.

Артем толкнул его, и кивнул на стоящий указатель.

– Забудь, уже про свой Ташкент, Орленок…

Солнце пекло нещадно. Приютившись в тени высокого забора, новобранцы ожидали своего капитана.

– Жарища. Наверное, под пятьдесят… Прямо ад какой-то, а не учебка.

– Ад, похоже впереди нас ждет…, – сплюнул в сторону Приставало, – Командир нам еще тот достался…

– Это точно. Во, глядите, – Пианист, вытянув шею, продемонстрировал свой не на шутку обгоревший нос, – Хотел картошкой его намазать, у меня так бабка при ожогах делала, так капитан, чтоб ему там икалось, заметил и вместо сочувствия, наорал, сказал, что догола разденет, и заставит по плацу бегать.

Поднялся гогот.

– Шляпу-то, зачем снял? – посмотрел на облупившийся нос паренька хохочущий Артем.

– Да, достала она меня, – помял в пальцах головной убор горемыка, – Сползает постоянно. Размер, наверное, не мой…

– Просто, у тебя голова не под службу заточена! Ты, как, вообще, в армию-то, попал? – искренне удивился Москвич, – Тебе же свой инструмент, – указал он глазами на длинные пальцы Пианиста, – Беречь надо.

– Как, как…, – вздохнул Илья, – Я уже в музыкальное, в область, документы подать собирался, чтоб обучение продолжить, а тут восемнадцать стукнуло, белый голубь из военкомата прилетел и…, – он все-таки надвинул панаму на затылок, – Прощай любимый город!

– А сюда-то как попал? Какой из тебя десантник, тебя соплей пришибить можно…, – с издевкой глянул на него Валерка.

– Главное – не тело, а дух! – тряхнул головой Пианист, – защитного цвета панама сползла ему на обгоревший нос.

Очередной приступ смеха содрогнул горячий воздух.

– А если честно, пацаны, – признался Илья, – Стыдно отказаться было… Мой дед в Белоруссии в братской могиле лежит…, – веселье оборвалось, и парни посерьёзнели.

– А, я всегда о десантуре мечтал, – неоднозначно сказал Иван, – Но, не думал, честно, что в интернациональных войсках служить придется…

– Радуйся. Сбылась мечта идиота! – ухмыльнулся Валерка и стукнул Ваньку в грудь.

– На гражданке многие считают, куда угодно, хоть в стройбат, только не в Афган, – сказал посерьезневший Артем.

– А по мне, так без разницы, – начал бахвалиться Змей, – Где свой долг отдавать…

– Как говорится: «Служба – не жена, выбирать не приходиться», – почесал свой облезающий нос Илья, – Но если, было бы, возможно, я в военный ансамбль пошел…

Ребята снова засмеялись.

– Ты думал, тебе здесь рояль выдадут, – глядя на сникшего паренька, пошутил Вадим.

– Ну, есть же военные оркестры… Я себя так и представлял, в парадной форме, за пианино, окруженный восторженными взглядами девчонок, – мечтательно произнес паренек.

– Ну, ты даешь! Шляпа на глаза съехала, а ему парадную форму подавай и девчонок!

Новобранцы от души рассмеялись в очередной раз.

– Одна то хоть есть?

– Будет! – уверенно произнес Илья. – Я вот, как из армии вернусь, симфонию допишу…

– Чего-чего? – переспросили недоверчиво товарищи.

Змей покрутил пальцем у виска.

Не обращая внимания на ухмылки сослуживцев, Илья повторил по слогам:

– Сим-фо-нию.… Видите, листик падает…

Ребята с недоумением посмотрел на него.

– Ну, и что?

– Сейчас, он падает медленно. Та-та-та…, – напел не спеша паренек, – А, вот, ветерок ускорил его полет. Та-та-та…, – сменил темп Илья.

– Да, Пианист, – обреченно произнес Приставало, – С твоей головой точно что-то не так, – и товарищи опять захохотали, – Я, конечно, слышал, что все музыканты чокнутые. Не знаю, какой уж из тебя там музыкант, но, то, что ты не от мира сего – это точно.

Сурово прозвучавший голос командира возвратил в действительность.

Ванька встал первым.

– Подъем, пацаны, а, то нам капитан такую симфонию устроит, с аккомпанементами…

– Становись! Равняйсь! Смирно! На первый, второй, рассчитайсь!

– Первый, второй…, – загорланило отделение.

Неожиданно налаженный ритм сбился.

– Третий! – старательно выкрикнул чей-то голос.

– Отставить! – сурово глянул командир в сторону кричащего. Впившись кровожадным взглядом в солдата, он медленно, со свистящей хрипотцой, повторил:

– На первый, второй…

Началось все сначала.

– Первый…, – прокричал Орленок, и скосил глаза на Илью.

Пианист изо всех сил старался сосредоточиться. Звуки, постоянно мельтешащие в его голове, на время исчезли, но заменившее их волнение, сковало разум парня, и он по инерции, снова, выкрикнул:

– Тре……

Злосчастное «третий», прозвучавшее на этот раз, зависло на полуслове, как раскачивающаяся капля на кране.

– Идиот! – послышался в строю шепот.

– Фамилия?! – заревел вне себя капитан. Его выбритое с синевой лицо побагровело.

– Рядовой Подгорный! – было заметно, как у последнего задрожали колени.

– Выйти из строя!

Илью парализовало. Вместо того чтобы выполнять приказ он застыл на месте. Пашка ткнул его кулаком в бедро, и только, после этого парень сделал несколько неуверенных шагов вперед.

– Это что за кисейная барышня, вышла на прогулку?! – возмутился еще больше командир.

В строю послышались смешки.

– Отставить смех! Проблемы, со слухом или с головой, сынок? – вплотную подошел капитан к Илье.

Тот, затаив дыхание, боялся пошевелиться. Он стоял навытяжку, едва заметно, пошатываясь от напряжения, как высоковольтный провод. Головной убор, по-привычке, сполз ему на глаза.

– Отвечать! – прозвенело над самым ухом Пианиста.

Подбородок у парня задергался.

– Никак нет, товарищ капитиан! – трясущимися губами выдавил из себя новоиспеченный солдатик.

– Подгорный, вы, вообще, отдаете себе отчет, где находитесь? – окинул его жалкое существо своим прожженным солнцем и испытаниями, взглядом командир, – Это вам не кружок по интересам, – проревел он, обращаясь уже ко всем, – А десантно-штурмовая бригада особого назначения! Через три месяца Родина вам свои границы доверит! Встать в строй! – крикнул Подгорному капитан, и солдат, мысленно перекрестившись, вернулся на место.

– Зарубите себе на носу, – всматриваясь в напряженные, еще необтесанные службой, лица ребят, проревел снова военный, – Десантник – это гордость советской армии! Вам выпала честь носить голубые пагоны. И вы должны ее заслужить потом и кровью, прежде чем они лягут на ваши плечи! Понятно?!

– Так точно! – во все глотки заорали новобранцы.

– Ничего вам не понятно…, – чуть остудил свой пыл командир, – Понятно станет, когда по ту сторону окажитесь, – махнул он рукой в направлении границы. Служба в ДРА – это вам не к сердобольной тете в гости съездить! От вас потребуется предельная собранность и неусыпная боевая готовность, – глянул он снова на Илью. Тот перестал моргать, – Вам придется сделать все возможное для выполнения приказа и невозможное тоже. И, именно поэтому, я буду драть с вас три шкуры, чтобы потом вы смогли сохранить хотя бы одну…, – капитан не дружелюбно поглядел на притихших ребят, и, сдвинув свои мохнатые, выгоревшие, брови, добавил, – А пока, хорошенько запомните: за промашки одного – отвечают все! Вопросы есть?

Убийственная тишина повисла в строю.

– На первый второй рассчитайсь! – заорал громче прежнего командир, – Напра-во! В две шеренги стройся! Бегом марш!

В казарму вернулись изнеможенными.

Ванька с трудом стащил ботинок с ноги. Прилипшая кровяная портянка повисла в воздухе.

– Твою ж мать…! – выругался он, осторожно отдирая последнюю от кожи. Сил не было.

– Я бы этого хмыря бледнолицего придушил. Дался ему этот третий, – бубнил рядом друг по несчастью, – Урод не доделанный!

– Пацаны, у нас, теперь, есть своя барышня! – услышал Иван ядовитый голос Костикова и поднял голову, – Гюльчатай, покажи личико…, – начал изгаляться тот над Ильей.

Грубый мужской смех, как землетрясение, содрогнул душу Пианиста. Сердце у парня бешено заколотилось. Близкие слезы предательски рвались наружу.

Ванька замер, наблюдая за происходящим.

Накаченный Змей, демонстрируя свою крутую наколку, грубо развернул незадачливого паренька. Увидев мокрые щеки последнего, он еще с большим наслаждением продолжил издеваться.

– Наша барышня расстроена, ни у кого не найдется платочка промокнуть ей носик?! – и тут же схватив портянку грубо ткун ею в лицо Илье, так, что у того потекла кровь из носа.

Паренек задрожал, как осенний лист.

– Ребят, я не нарочно…, – вытирая ладонью, текущие слезы и кровь, начал оправдываться он, – Я от волнения…

– У меня от твоего волнения живого места на ногах не осталось! – провопил Змей, готовый растерзать несчастного.

Илья зажмурился, ожидая удара, но, неожиданно, гнев сослуживца трансформировался в ухмылку. Она расплылась по лицу последнего, как протухший желток по сковороде.

– Раскаиваешься, Третий?

Парень часто закивал головой в знак согласия.

Не переставая лыбиться, Змей поднял свою, пропахшую потом и грязью, ступню со здоровенными пузырями на пятках, – Поцелуешь, поверю!

Подгорный замер, поставив на мучителя свои влажные перепуганные глаза.

– Ребят…, – промямлил он, окидывая умоляющим взглядом сослуживцев.

Растерянные товарищи поначалу примолкли, а следом поднялся галдеж. Не добрые улыбки показались на лицах некоторых из них.

– А, слабо и наши тоже! – выкрикнул кто-то.

– Пацаны, я вне очереди, – сказал глашатай, отодвинув немногочисленных желающих, и нахально протянул ногу, – Целуй, – расплываясь в своей мерзкой улыбке, – повторил он. – Представь, что это девушка…

– Оставь его, Змей! – выкрикнул Ванька, не в силах наблюдать издевательства над более слабым.

Валерий повернул свою вросшую в плечи шею.

– Это кто, там выступает без программы? – съехали наискось уголки его губ.

Ванька нехотя подошел ближе.

– Я сказал, клешни свои от Пианиста убери! – популярнее объяснил Иван.

– Я гляжу у тебя здоровья много, Рыжий! – презрительно передернул ртом Валерка и ухватил Иван за форму.

Парень брезгливо сбросил с себя руки последнего, словно прилипшую соплю.

– Ах ты, сука Рыжая! – захрипел Змей, напрасно изловчаясь завалить парня.

Они сцепились намертво, как мартовские коты.

Товарищи зашумели, пытаясь их разнять.

– Кончай, пацаны, вы не на гражданке!

Борющиеся с размаху грохнулись на близстоящую кровать. Та развалилась на две части и рухнула на пол. Солдаты раскатились по разные стороны.

– Почему на мою! – заорал Орленок, в ужасе созерцая остатки своего спального места. Он подбежал к койке, пытаясь поставить на место отвалившуюся железную спинку.

– Шухер, пацаны! Капитан идет! – послышался запоздалый вопль.

Задохнувшийся Ванька успел вскочить на ноги, прежде чем, раздался очумелый крик. Он застал ребят врасплох, и, как взрывная волна, обрушился на их головы.

– Вспышка с тыла!

Новобранцы замерли в непредсказуемых позах и притихли, словно в какой-то забавной детской игре. Они растерянно уставились на командира.

– Вспышка с тыла! – будто сирена, провизжал снова голос капитана.

Солдаты упали и припечатались к облезлым доскам.

– Откуда кровь? – подошел он к Подгорному.

– Спо-о-ткнулся…, – заикаясь, ответил тот.

– Наряд вне очереди! Чтоб в следующий раз под ноги смотрел!

– Он не виноват, товарищ капитан! Это – я! – выкрикнул Ванька, пытаясь встать.

Капитан пнул его ботинком в затылок, парень свалился навзничь и ударился подбородком об пол.

– Доложить по форме!

– Рядовой Григорьев! – из Ванькиной губы побежала струйка крови.

– Перебивать командира и докладывать без разрешения… Рядовой Григорьев, наряд вне очереди!

– Есть наряд вне очереди! – морщась от боли, провопил Ванька.

– Чья кровать?

Орленок вздохнул. Участь его была предсказуема.

– Рядовой Лазуткин! Есть наряд вне очереди! – прогорланил он, опережая события.

– Собрать, как было! – посмотрела на Орленка командир, и больше ничего не добавил.

– А, как же наряд? – растерянно захлопал ресницами Пашка.

Капитан, то ли не услышал его, то ли не захотел услышать.

– Похоже, вы плохо усвоили мой урок, – окидывая взглядом прижавшихся к полу ребят, словно побитую дождем молодую поросль, проговорил он, – За провинность одного – отвечают все!

– Он, что всех в наряды отправит? – прошептал Вадик Артему. Тот хотел что-то ответить, но не успел.

– За нарушение воинской дисциплины…, не соблюдения Устава военнослужащего на первый раз объявляю взыскание. Ладони в пол! – проревел капитан, – Отжались пятьдесят раз по моей команде.… Приготовились!

Измученные солдатики очумели от услышанного. Их изнеможенные тела, и без того изнывали от усталости.

– Мать моя женщина! – воскликнул Вадим, – Он издевается над нами что ли?

– Пятьдесят? – вылезли из орбит глаза Приставалы, – Совесть у него есть?

– Начали! – прогремел снова рев командира, – Раз …

На восемнадцатом раздался звонкий плюх. Пианист, как сдувшаяся резиновая лодка, растянулся по полу.

– Не сачковать, рядовой Подгорный!

– Я больше не могу, товарищ капитан! – задыхаясь, выкрикнул обессиленный Илья.

– Не может, только, труп! А ты – солдат доблестной Советской Армии. Поднимайся!

Пианист, неуклюже корячась, попытался опереться на дрожащие локти, но после неудавшейся попытки, снова рухнул.

– Не могу!

– Не можешь или не хочешь?!

– Не могу! – чуть не плача закричал парень снова.

– Запомните, – сделал паузу командир, – Солдат, который не хочет – трус! Солдат, который не может – труп! Ты, Подгорный – труп! Продолжали! Двадцать…

Тишина, наступившая после отбоя, стояла необыкновенная. Казалось, что она разложилась на атомы, и было даже слышно, как скользит, прокравшийся сквозь окно, лунный свет по стене. Изнуренные занятиями, новобранцы неподвижно лежали на своих кроватях, не в силах пошевелить пальцем. Однако, несмотря на мертвецкую усталость, никто из них не спал. Первые дни пребывания в армии были не из легких. Не только, тела, но и их души ныли от непосильной нагрузки: «Кто они тут? Почему? И зачем все это надо?».

– Куда мы попали, пацаны? – нарушил молчание Орленок, – Может, Афган здесь уже начинается, а мы просто не знаем…

– Писаешь, когда страшно, Птенчик! – отозвался с издевкой Змей.

– Заткнись! – набросился на него Орленок, – Это из-за тебя все!

– Что ты сказал? – проскрипел, сеткой Валерка, медленно разворачиваясь.

– Да, харэ, уже вам! Хотите, чтобы он опять вернулся и на головах нас стоять заставил! – зашипели на них товарищи.

– «За провинность одного – отвечают все!», – передразнил голос капитана Приставало, – Вы, как знаете, пацаны, а я уже ни за кого отвечать не хочу…

После небольшой паузы, послышался вновь Пашкин голос:

– А, как вы думаете, ребята, – никак не мог успокоиться парень, – Про границу капитан это серьезно?

– А до тебя самого, что не доходит?

– Хватит, вам мужики, страшилки-то на ночь рассказывать… Серьезно было в восемьдесят первом, а, сейчас, я слышал, дембеля оттуда шмотки разные везут, аппаратуру.…

– Не дрейфь, Орленок, – подбодрил товарища Шмель, – Вернемся пьяные и красивые, будем заливать девчонкам про службу в загранке, и, как нас боялись крутых советских пацанов. Нам бы, только, эти три месяца в учебке продержаться с нашим капитаном долбанутым…

– Может, и мы такие будем, когда оттуда вернемся…

– У нас, в соседнем подъезде, – раздался из темноты голос Приставало, – Парень прошлой осенью из Афгана пришел. На вид вроде целый, а с головой не дружит. Контуженный. Припадки то и дело трепят. Я сам два раза скорую вызывал. Идет, головой кивает. Его так и прозвали: «Здравствуй».

– Но, пацаны, – вскочил на кровати Пашка, – Нам, же сказали, что служба в Афганистане – дело добровольное. Я не хочу добровольно калекой становиться! Может еще не поздно отказаться?

– Рискни здоровьем…, – развеяли его призрачную надежду товарищи, – Тебе про Ташкент тоже говорили…

Пашка вздохнул.

– Это, что же получается – мы приговоренные?

Наступило тягостное молчание.

– Да, ладно, ребят, на то мы и солдаты, – встрял в разговор Вадик, – А, если Америка завтра ракет вдоль наших границ наставит? Что тогда? Кто наших матерей, сестер защищать будет, если не мы?

– Во, дает, – хмыкнул Змей, – Кина, наверное, насмотрелся. Тебе, Водолаз, только, политруком быть!

– Вадик прав! – отозвался из полумрака Шмель, – Я тоже не раздумывая согласился. Мы – не трусы, трусы – не мы!

– Столица, а ты, что думаешь? – вспомнил кто-то про Артема.

Тот не отозвался.

– Ты дрыхнешь, что ли, Москвич? – толкнул его сосед сверху, – Скажи, что-нибудь, ты же из нас самый умный, два года в институте учился!

– Какой он на фиг, умный, – ухмыльнулся снова Змей, – Если из-за девки образовываться бросил и в армию поперся!

– А мне нечего думать, – глухо отозвался парень, – На это командиры есть. Скажут воевать, значит, буду воевать!

Ванька вздрогнул от слов товарища. У него, теперь, была Лиза, через несколько месяцев он должен стать отцом. Умирать или сделаться инвалидом в самом начале жизни, парень не хотел. Однако, его сослуживец был прав, трусом он никогда не был. Иван громко вздохнул.

– Тоже не по себе, Вано?

– Мясо от костей отходит…, – уклонился он от ответа и перевернулся на другой бок

– Спасибо нашему командиру, благодаря ему, мы все – трупы!

Пианист с содроганием вслушивался в голоса товарищей, но встрять в разговор не решался. Когда ребята, наконец, стихли, и с разных сторон послышался разнокалиберный храп, он потянулся к Ваньке, тот еще ворочался.

– Спасибо тебе, Иван, – благодарно прошептал он, – Я уж думал все… и симфонию не допишу, все звуки исчезли.

– О, Боже, – простонал Ванька, увидев его лохматую руку. Он в этот момент наслаждался воспоминаниями о Лизе, – Ты на самом деле такой или придуриваешься? – свистящим шепотом, набросился он на Пианиста.

– Просто, ты – человек, а они – звери! – блеснул тот влажными глазами в темноту.

– Вот, только, мокроты этой не надо… Ты ж не девчонка, в самом деле! – раздраженно прошипел снова Ванька. – Я, вообще-то, сам был готов тебя придушить, – честно признался он, – Заладил, как попугай: «Третий, третий…».

Наташка, как всегда, пришла неожиданно. Когда Ольга открыла дверь, то не узнала свою подругу. Бледная, с влажными впалыми глазами, она неподвижно стояла, уставившись в дверной проем.

– Что случилось? – дрогнувшим голосом спросила Оля.

Подруга попыталась ответить, но ее обескровленные губы свела судорога. Она с трудом выдавила из себя по слогам:

– Мак-сим…, – обильные слезы потекли по состарившемуся лицу женщины на воротник атласной блузки.

Оле показалось, что Наташа сейчас упадет и босиком выскочила на площадку. Она подхватила вялое тело подруги.

– Пойдем, – тихо, словно боясь разбудить притаившееся в ней горе, сказала Оля.

Наташка покорно вошла в квартиру и опустилась на знакомый диван. Два месяца назад она беззаботно хохотала, сидя на нем.

Оля что-то накапала в рюмку. Наташка все также, послушно, выпила.

– Он в реанимации… Третьи сутки…, – слабым голосом сообщила подруга, и размытым взглядом посмотрела на Олю.

– Что с ним? – прижала ее та к своей груди.

– Я, я…, – заикаясь, начала объяснять Наташа, – Не запомнила точно… Лимфо… гра…., – женщина запнулась и зарыдала, – В общем, что-то с кровью.… У него всюду кровотечения. Снаружи, внутри… даже из-под кожи…

– О, Боже…, – содрогнулась Ольга.

– Я все в своей жизни делала неправильно…, – дрожащими пальцами зачем-то начала ощупывать свое лицо Наташка, – Это наказание за мои грехи… Кара.… Понимаешь? – снова отчаянно заплакала она, и, вдруг, начала хлестать со всей силы, карябать кожу на щеках запущенным маникюром, – Это я.…, я во всем виновата!

Ольга напрасно пыталась удержать ее руки. Они не поддавались уговорам.

– Причем здесь это? Прекрати! – закричала она на обезумевшую от горя подругу.

Женщина замерла, уставившись на нее.

– Оля! – воскликнула она, вдруг, будто птица в предсмертном крике, и сползла на пол, прямо на паркет, – Помоги! – стала отчаянно умолять Наташка, – Ты же почти святая!

Ольга от неожиданности отпрянула назад. Впервые в жизни она видела подругу такой поверженной. Она протянула руку, чтобы помочь ей встать, но та смахнула ее.

– Ты же спасла Ваньку! – вместо этого закричала Наташка, – Это ведь ты его спасла! Помоги и моему сыну тоже, моему Максику…, – перешла на тихий обреченный плач женщина.

Оля склонилась над ней, обняла за плечи.

– Это не справедливо…, – подняла на нее глаза Наташа, – Надо наказывать меня, меня…, – уткнулась она головой в Олины колени. – Если с моим Максиком что-то случиться…, – женщина замолчала, захлебываясь слезами.

– Наташа, – горько вздохнула Оля. Она взяла ее истерзанное горем лицо в свои ладони, – Наташа, милая моя подруга, мне так жаль…, – предательские слезинки выкатились и на ее щеку, – Случившееся ужасно, но выслушай меня, пожалуйста! Ему, наверняка, нужна кровь. Ты должна взять себя в руки, понимаешь, должна.… Сейчас мы обе успокоимся, дождемся Ромку и поедем в больницу. Пойми, тебе, как никогда сейчас нужно быть сильной…

Примолкшая женщина кивнула, слабая надежда появилась в ее заплаканных глазах.

– Конечно, – благодарно прошептала Наташка. Она вытерла кончиком воротника нос и решительно встала, – Я буду сильной.… Ради сына буду!

Лизка с беременностью сделалась нерасторопной, если не ленивой. Она просыпала уже, которое утро в подряд, и, теперь, в очередной раз опаздывала на практику. Не застегнув ремешки на туфлях, она выскочила на площадку, и чуть было не столкнулась с Ромкой. Тот уже вторую неделю находился в заслуженном отпуске.

– Плясать будешь? – улыбнулся мужчина и поднял вверх руку с зажатым конвертом.

Девушка, позабыв, что торопится, радостно завизжала и вырвала письмо.

Роман тряхнул головой, забавляясь ее детской выходке, и скрылся за дверью.

Лиза тут же вскрыла долгожданное послание от Ваньки. Повлажневшие глаза девушки, спотыкаясь, побежали по строчкам:

«Здравствуй мой любимый, Лисенок…», – пальцы ее задрожали. Слезинки проскользили по счастливой улыбке и упали на листок. Она хотела смахнуть их, но тут письмо выпорхнуло из ее взволнованных ладошек и, кружась, начало парить в воздухе между этажами. Девушка сорвалась с места и кинулась вдогонку по порожкам вниз. Не закрепленная ремешками нога подвернулась в спешке, и Лизка неуклюже грохнулась на пол, проехав несколько ступенек.

Соседка, выносившая мусор, отбросила ведро и подбежала к ней.

– Да, как же ты так, деточка! – попыталась помочь ей женщина, но беременная Лизка распласталась по лестнице, как корова на льду. Она не столько ушиблась, как напугалась, – Помогите! – отчаянно позвала соседка.

На ее крик выбежал Роман из квартиры.

– О, Боже, Лиза! – воскликнул он и кинулся к девушке, – С тобой все в порядке? – поднял он ее и поставил на ноги, как тряпичную куклу.

– Письмо…, – кивнула Лизка на приземлившийся конверт между перилами. Ромка поднял злосчастный клочок бумаги.

– Ума у тебя нет…, – укоризненно покачал он головой, – Ты, сейчас, должна беречь себя, как никогда! Как ты?

– Нормально…, – прислушиваясь к своим ощущениям, сказала Лизка и, вдруг, тихим голосом добавила, – Кажется, у меня от ушиба что-то сместилось в животе и, теперь, движется…, – расширились от страха ее глаза.

Побледневший от услышанных слов Роман, задрал Лизе блузку и приложил ладонь к ее небольшому пузечку. Мужчина почувствовал пинок маленького Ваньки изнутри и облегченно выдохнул.

– Настырный, как отец, – улыбаясь, проговорил он, – Хотя, кому понравится, если его с лестницы спускать будут…

Лиза уставилась на родственника.

– Думаю все нормально, – успокоил ее тот, – Просто подрос наш маленький Ванька, характер начал показывать, толкается проказник.…

Лизка растерянно потрогала свой живот. Ощутив новый толчок, она засияла.

– Ой, правда!

– Но в поликлинику все равно съездим…, – строго глянул Ромка на свояченицу, – Тамара Георгиевна, – обратился мужчина к соседке, – Побудьте с Лизой, пожалуйста, еще немного. Я, только, такси быстренько вызову, – побежал назад в квартиру Роман, – «Как султаны с семи женами управляются?..», – подумал он и смахнул выступившую испарину со лба.

Военная колона медленно ползла по узкой извилистой дороге, пролегающей вдоль скалистой стены ущелья, издалека напоминающей разрезанную халву. Чужая земля выглядела безжизненно и сиротливо. Кругом были, только, камни и солнце. Но вот в безоблачном горячем небе одиноко пропарил орел, словно дозорный, окидывая своим острым оком нежданных гостей.

– Смотри, Орленок, – задрав вверх голову пошутил приставало, – Твой старший брат!

– Товарищ, младший лейтенант, разрешите спросить? – обратился тот к молодому командиру, сопровождавшему их на чужой земле.

Лейтенант, почти их ровесник, согласно кивнул:

– Обращайтесь.

– На какой планете мы высадились? Это МАРС или Венера? – пошутил солдат, окидывая взглядом пустынную местность, казалось, и в самом деле, неземную.

Лейтенант со снисходительной улыбкой посмотрел на ребят, сидевших рядом на БМД.

– С лунохода смотрите не свалитесь, астронавты!

– А, что ребята, вот бы засняться так! – выставив вперед грудь, обозвался Шмель, – Крутое фото получилось бы, – Это вам не городком автобусе покататься! Я бы его своим девчонкам отослал, – размечтался он.

– А сколько их у тебя? – последовал насмешливый вопрос товарищей.

– Трое. Соседки-близняшки. Симпатичные, как одна!

– И все твои? – засмеялись ребята.

– Ну, какая-нибудь, точно, будет!

– Слушай, Водолаз, – толкнул Вадика в бок Приставало, – А, куда Костиков-то наш делся, почему с нами не полетел?

– Руку сломал.

– То есть, как, сломал, когда? – поставил глаза на товарища парень.

– Сиганул, откуда-то говорят…

– Что он дурак? – еще больше удивился приятель.

Созерцая недружелюбный пейзаж, Вадик добавил:

– Может он самый умный среди нас…

– Да, сука он конченая…, – сплюнул Артем, – Бахвалился больше всех, Змей не доделанный, а на деле оказался трусливым червяком…

– Товарищ, младший лейтенант, а можно еще вопрос? – солдат оглянулся на растянувшуюся, как гусеница, колону, – У нас такая техника серьезная и оружие – лучшее в мире, тогда почему, мы еще, до сих пор, здесь. За шесть лет не разнесли ко всем рогатым этот космический ландшафт?

Лейтенант хмыкнул.

– Не все так просто…

– Я слышал, Афганистан крепкий орешек, никто не смог завоевать его …, – подключился к разговору Пашка.

– Никто не смог, – захохотал Приставало, – А наш Ванька, – хлопнул он по плечу товарища, – Сумеет!

Иван развернул внушительного вида последнее, и слегка улыбнулся. Однако, не смотря на внешнее спокойствие, ощутимая тревога закралась и в его душу. Он интуитивно чувствовал, этот мир, нарушенный их вторжением, уже готовит им ответ.

Послышался размеренный голос Артема:

– Афганцы за историю своего существования побывали в составе различных государств. Входили они и в Персидскую империю. А двадцать с лишним веков назад Персию завоевал Македонский и Афганистан вошел в число греческих владений, – Артём сходительно глянул на Пашку, – Так что не такой уж непобедимый этот Афганистан… Двоечник ты, Орленок!

– Он не помнит, что вчера было, а тут двадцать с лишним веков, – захохотал Вадик.

– Вообще-то у меня по истории твердая тройка была…, – смутился Пашка, – Если честно, мне больше нравилась современная история, а про этих турков я ничего не знаю…

Лейтенант улыбнулся.

– Самой первой в этих землях возникла религия по названием зороастризм. Потом афганцы стали буддистами, а в восьмом веке они переметнулись в ислам и до сих пор пребывают мусульманами.

– Во как! – послышалась чья-то реплика, – Не постоянные какие…

– Между прочим, в средневековье Афганистан отличался высокой культурой. По уровню развития в это время страна превосходила все западноевропейские государства.

– Ни фига себе! – присвистнул Шмель и огляделся на скудный пейзаж, – А. сейчас и не скажешь…

– Основательно разрушили регион монголы, – продолжил экскурс в историю лейтенант, – Они уничтожили почти все достижения местной науки. Потом были иранцы. И лишь в 1747 году Афганистан впервые получил независимость. Ваш товарищ совершенно прав. Эта многонациональная страна, воюет на протяжении всей истории своего существования.

Илья не проронил за дорогу ни слова.

Вадим махнул рукой перед носом Пианиста.

– Чего скис, Третий? Отомри!

– Можете презирать меня, ребята, но мне страшно, – честно признался парень, вглядываясь вперед, будто там, на безликой однообразной картине, не меняющейся, вот, уже на протяжении нескольких часов, было начертано их будущее.

– Да, ладно тебе, после трехмесячного заключения, тут почти санаторий, только, условия чуть похуже…, – Вадик не договорил.

Камни, шумно полетели по крутому склону вниз. Ехавший впереди «Урал», будто споткнувшись, начал медленно сползать по кромке обрыва. Громоздкая машина неуклюже повисла над пропастью.

– Сюда скорее! – срывая голос, закричал лейтенант и кинулся к обочине дороги. Выворачивая наизнанку внутренности, он пытался удержать своим не выдающимся плечом накренившуюся махину.

Солдаты попрыгали на землю и кинулись командиру на помощь.

– Навалились, пацаны …

Вспотевший водитель изо всех сил пытался вырулить многотонную технику на твердый грунт. Однако машина без толку гудела и беспомощно дрыгала колесами, словно огромная гусеница, изрыгая из-под последних град камней в сторону солдат.

– Мы, сейчас, сами улетим на фиг! – заорал кто-то.

– Поднатужились, ребята! – в образовавшейся панике, закричал лейтенант, – Считайте – это ваш первый рубеж, который вы должны взять! – его красное, перекошенное от напряжения лицо готово было порваться на части. К ним бежали другие военнослужащие.

Однако, ущелье, скрежеща своими каменными зубами, казалось, не хотело выпускать добычу. Обессиленные друзья не заметили, как от толчка Артема отбросило назад. Парень начал медленно сползать вниз, напрасно цепляясь за раскуроченную обочину. Он судорожно хватался за камни, но те выскальзывали из-под его пальцев, вместе с надежей на спасение.

– Ребята! – успел позвать он.

Братишкин подарок, маленький железный солдатик, выпал из его нагрудного кармана и безвозвратно полетел в пропасть. Артем проводил его глазами в последний путь…

Кровь застучала у парня в висках. Он подумал: «Это конец…».

– Держись, Столица! – послышался бешеный вопль Ивана. Увидев, повисшего на краю пропасти друга, тот кинулся к нему на выручку, – Тебя она не получит! – услышал солдат среди обуявшего его душу страха.

Ванька, рискуя сам уползти вниз, схватил товарища за дрожащее запястье. На его красной от тяжести и злости коже выступили вены.

Артем понял: Иван его не отпустит. Самообладание вернулось к нему. Отчаянно, вопреки закону земного притяжения, парень начал карабкаться верх. Крепкая Ванькина рука и его дружба, помогли одолеть злой рок. Обессиленный Артем упал на твердую поверхность, рядом с тяжело дышащим товарищем.

– Не надеялся, что выберусь…, – хватая раскаленным ртом воздух, признался парень, и трясущимися пальцами пожал Ванькину руку, – Спасибо. Жалко подарок …

Иван слабо улыбнулся.

– Может, назад вернешься, поищешь?

Огромная металлическая груда хоть и не сразу, поддалась под дружным людским натиском и, раскурочив под собой каменистую почву, приняла свое естественное положение.

Бездыханные друзья попадали рядом на землю. Илья уперся стесанными руками в разбросанные всюду камни и сморщился. Он глянул на свои горящие ладони и подумал, что после всего случившегося за последние месяцы, его пальцы и рояль – не совместимы.

– Все целы? – подбежал к ним командир.

– Товарищ лейтенант, – выкрикнул Пианист, вытирая панамой мокрое лицо, – У вас кровь!

– Смотри в обморок не упади, Третий, – невесело пошутил кто-то.

– Ерунда, – бросил лейтенант беглый взгляд на свою растертую напрочь ладонь, – Надо дорогу срочно расчистить, ребята…

– Вот, тебе и санаторий…, – рассеянно проговорил Шмель, размазывая бегущий ручьями пот со лба.

Наконец, они добрались до места.

Созерцая изумленным взглядом блиндаж, окружённый невысокой стеной из камня и глины, похожей на дувал, Пашка, сказал поникшим голосом:

– А, вот и наш номер-люкс, пацаны…

После обильного света внутри было тесно и сумеречно. Тошнотворный запах пота и алкоголя резко ударил в нос.

Ребята застыли у входа. Они ошарашено вытаращили глаза на представившуюся им картину. Стены их теперешнего жилища были кое-как заделаны небольшими потемневшими дощечками, матрацы или скорее их подобие лежали прямо на земле. Сверху валялись одеяла и одежда вперемешку.

Солдат в тельняшке, и пара его сослуживцев восседали за импровизированным столом, на котором стояли уже опустошенные кружки. Заметив начальство, «Тельняшка» дернулся.

– Принимай пополнение, сержант! – крикнул лейтенант, жмурясь после яркого света, и резко замолчал, нахмурив брови.

– Чем вы тут занимаетесь?

Сержант встал.

– Отдыхаем, товарищ лейтенант!

На лице лейтенанта мелькнули плохо скрытые эмоции.

– Что у вас тут за бардак!

– Не ругайся, Толян, – по-свойски добавил сержант, – Ребята с задания вернулись… Ты меня знаешь… Все будет чики-чики, – начал было он, но не договорил.

– Отставить! – жестко оборвал его лейтенант, – Навести порядок, разместить вновь прибывших, ввести их в курс дела.

– Есть, ввести в курс дела! – выпрямился по струнке сержант.

–

– Значится так, – почувствовав себя начальником, – обратился к новеньким старший сержант, – Коротко, по существу. Дедовщины у нас нет, но почтительное отношение к старшим никто не отменял. Он скосил глаза на развешанные вдоль стены носки.

– Второй вопрос на повестке дня. Как видите, удобства отсутствуют, – Он отодвинул угол брезента. Одно из них справа, он указал на рукомойник и небольшую цистерну с водой, другое – прямо по курсу, но не дальше тех кустов, – строго предупредил сержант.

Кустами называлось жалкое подобие низкорослых деревцев, почти голых и, казалось, неживых.

И, наконец, – он сделал многозначительную паузу. – Скоро пойдете в наряды. Для начала старайтесь не заснуть. Ученые говорят сон, продлевает жизнь, но у нас все, наоборот, укорачивает.… Причем, не только, спящему.… И еще, – вспомнил он важный момент, – как можно меньше контактов с местным населением. Редко – но гости бывают. И ведут они себя далеко не по этикету. …Вопросы есть? – обвел он мутноватым взглядом солдат.

– А разве мы не его, в смысле, население должны защищать от нападок и происков империалистического исламизма.

Сержант вытаращился на Илью, переваривая своими не совсем трезвыми мозгами сказанное.

– Ты себя для начала защити, – наконец, сообразил он, – Откуда будешь такой?

– Из-под Курска, товарищ старший сержант!

– Звать как?

– Рядовой Подгорный! – отрапортовал по всем правилам солдат.

– А попроще?

Илья растерялся.

– Да, Пианист он, товарищ старший сержант! – крикнул Орленок.

– Что, правда, что ли? – удивился их теперешний командир.

Парень кивнул.

– У нас гитара полгода не востребованная лежит! Сможешь?

– Пробовал когда-то во дворе…

– Розенбаумовский репертуар знаешь?

Илья отрицательно покачал головой.

– Научим! Кто? – обратился он к Артему.

– Попроще или как, товарищ сержант?

– По-всякому!

– Рядовой Сазонов! Артем. Прозвище – Столица!

– Рядовой Григорьев! Иван…

– Вижу, рыжий…, – перебил его сержант, – Да, видно не перевелись на Руси богатыри русские, – окинул оценивающим взглядом он Ваньку, – Надо тебе другое прозвище придумать посолиднее…

Ванька, молча, посмотрел на своего нового командира: «Заняться ему, что ли больше нечем?», – негодуя, подумал он, а вслух спросил:

– Какое?

– Будешь у нас не просто Рыжим…, а Дьяволом! Чтоб одно, только, упоминание о тебе духов в ужас приводило!

Ребята засмеялись.

– Шмелев Игорь! Шмель. А здесь часто стреляют, товарищ сержант?

Сержант пожал плечами.

– Случается иногда. Чаще – режут. Любят они нашим солдатикам кровушку пускать…

Ребята притихли, не поняли до конца, издевается он над ними или говорит серьезно. Пианист, выпучив глаза, опять ляпнул:

– Они – это исламисты?

Игорь толкнул его.

– Тебя, что опять заело, Третий? – прошипел он.

– Не жужжи, Шмель, – одернул его сержант, – Объясняю всем популярно: здесь все мусульмане, кроме нас… Они – это заклятые враги наших русских парней, – перекосила его лицо жесткая гримаса, – По-другому их духами называют. Слышали, наверное…. А, знаете, почему, так называют? – посмотрел он на притихших ребят. – Не видны, не слышны, опасны! Я бы еще их гадюками звал. Расползутся твари по ущелью, не достанешь.… Поэтому, – он умолк на мгновение, – Ваша первоочередная задача: все видеть, все слышать, понимать с первого раза, за черту лагеря не удаляться! И, тогда, – со свойственной ему манерой заключил сержант, – Может быть, вернетесь домой. Теперь, все понятно, рядовой Подгорный!

Так точно, товарищ старший сержант!

Сержант подошел к Пашке и вопросительно кивнул.

– Орленок! Павел Лазуткин.

– Значит, сделаем из тебя Орла!

– Приставало Сергей! Проще – Серый.

– Серый здесь я! – вне конкуренции провозгласил сержант, – Кстати, Серега Козлов!

– Оно и видно, – прошептал Шмель, – Строит из себя крутого. Запугать нас хочет, Козлина…

– Вадим Шарлай! Водолаз. Рассказывать почему?

– Не обязательно. Это ты потом, какому-нибудь юнцу на гражданке парить будешь…

– Ну, что, Салаги, будем знакомы?! – улыбнулся сержант Серега.

– Товарищ старший сержант, а что там за этими горами? – спотыкаясь о камни, спросил Вадик.

Солдаты осваивались на местности.

– Кишлак.

– Это почти, то же самое, что твой колхоз, Водолаз, – подколол товарища Шмель, и не громко хохотнул. Орленок и Вадим среди всех имели деревенское происхождение.

– В нашем хозяйстве четыреста дворов, и в каждом розы растут, красивее, чем в Ботаническом саду! – огрызнулся Вадик.

– Ты еще скажи, что у вас вместо сельсовета – Кремль стоит! – не унимался лыбящийся приятель.

– Насчет колхоза – это верно, – согласился сержант, – Только, у нашей деревни светлое будущее – коммунизм, а у них, – кивнул он на небо, – Рай, обещанный Аллахом за наши головы. Так, что хватит языки чесать, смотрите лучше в оба!

– Товарищ старший сержант, – не обращая внимания на спорящих товарищей, подал голос Пианист, – А вы сами, откуда будете?

– Из Щербинки, – отозвался командир, – Слышал про такую? Под Москвой…

– У меня там тетка живет, – вздохнул Столица.

– Смотрите ослик! – счастливо заулыбался Пианист, и, словно загипнотизированный двинулся к животному, – Как у Гайдая «Новые приключения Шури…», – он не договорил.

Серега нагнал его и, схватив за голову, повалил вниз.

– На землю все, быстро! – заорал он.

Прозвучавшие выстрелы были короткими и точными. В панаме Пианиста засветилось несколько отверстий, почти рядом.

Сержант вскинул автомат. Очередь прошила горячий воздух. Из-за камней выкатилось тело, похожее на куль с мусором.

Илья вытаращился на убитого, потом на свой головной убор.

– Спасибо, товарищ старший сержант…, – рассеяно поблагодарил он.

– Я тебе такое «спасибо» устрою! – набросился тот на солдата, – Тоже мне любитель кино… Я, что вам велел, – заорал он, – В оба глядеть… Салаги…, – от досады сплюнул он на землю.

– Да, Пианист, не везет твоей голове…, – сочувственно покачал своей Пашка, глядя на продырявленный головной убор товарища.

Наверху, что-то зашуршало. Ванька мгновенно отреагировал и нажал на спуск.

Какая-то птица свалилась им под ноги.

– Хороший выстрел, Дьяволенок! – усмехнулся Серега, – Еще бы цель правильную выбрал…

Ванька глубоко вздохнул. На самом деле он был рад, что это оказался не человек.

– Пойду все проверю, – выставив железные банки на стол, направился к выходу Серега, – Надеюсь, с консервами без меня справитесь, – ухмыльнулся сержант, окидывая взглядом свою желторотую команду, и кинул на середину стола нож, – Долго не трапезничайте, – предупредил он, – Завтра работенка большая предстоит. Колонну с оружием ждем на днях …

– Товарищ старший сержант, а можно «транзистор» включить послушать?

– Ну, если, получится поймать что-нибудь путное…. Попробуйте…

Как, только, брезент за командиром запахнулся, ребята, будто мухи облепили Приставало.

Тот начал жонглировать жестянками с едой.

– Тушеночка!

Счастливо лыбясь, парень потер ладони, и взял одну из банок.

– Смотрите и запоминаете, каким должен быть удар настоящего десантника, – нравоучительно произнес он, – Салаги…, – передразнивая сержанта, сказал приятель и под дружный рев товарищей, вонзил нож в банку, – Налетай, мужики!

Пользуясь, случаем, что все были увлечены долгожданной едой, Пианист потянул Ваньку за рукав. Парень неохотно протиснулся между столпившимися товарищами.

Илья показал ему стопку смятых листков.

– Что это за макулатура? – уставился на него Иван.

– Я тут пробовал музыку сочинять по памяти…

– Мемуары пишешь, Третий или доносы! – загоготал Шмель, проходивший мимо с уже откупоренной банкой тушенки. В тесноте он задел Пианиста. Импровизированные ноты посыпались на землю.

Илья растерянно захлопал ресницами. Ванька быстро собрал листки и сунул себе под одеяло.

Аромат еды головокружительно завитал в спертом воздухе.

– Потом отдам, – кивнул Ванька Пианисту, – от запаха консервов под ложечкой у него жутко засосало.

Вадик доскреб остатки тушенки и начал крутить ручку радиоприемника. Среди отчаянного шипения, время от времени, проскальзывали какие-то звуки. Вдруг, совершенно чисто, без помех наружу вырвался мощный поток классической музыки. Ее жутковатое звучание сразу заполнило ограниченное пространство землянки.

Вадик от неожиданности передернулся и отпрянул назад.

– Дьявол! – выругался он и хотел уже сменить волну.

– Оставь! – схватил его за руку Пианист, – Это же Бах! – воскликнул он, лихорадочно сверкая глазами, – Пятая симфония!

– Это по твоей башке сегодня «бах»! – стукнул Илью по лбу пустой банкой из под консервов Приставало, – Мы тут и так, как в могиле… Того гляди венки сверху кидать начнут…

Между тем, властная музыка неистово продолжала содрогать притихший полумрак. Тяжелая, она наседала, царапала ребятам души до озноба, до мурашек на коже, отчего, казалась, роковой.

– Да, выруби ты этот похоронный марш к ядрени-фени! – не выдержал Шмель и выключил радиоприемник.

– Я так понимаю, концерт окончен, – зевнув, сказал Артем. – Вы – как хотите, ребята, а я на боковую, – начал укладываться он, натягивая на голову затхлое одеяло, – Фиг его знает, что нас завтра ждет…

Ванька последовал его примеру, хотя спать ему совсем не хотелось. Не столько физически, как морально, он, как и все, сильно устал. От дороги, размещения на новом месте и неопределенности. Последнее тяготило больше всего. Парень совсем запутался. С одной стороны – здесь было все серьезней некуда, с другой – пьянство, которого он не мог терпеть с детства. Куда он попал? И, что, вообще, они делают здесь, если население, которое они призваны защищать стреляет в них?

Пианист ворочался рядом, видно тоже не мог уснуть. Ванька вспомнил про ноты, и даже скорее не из-за них, а из-за этого неспокойствия на душе, тихо позвал:

– Илья, совсем забыл про твое крючкотворство…

– Утром отдашь, – зевнув, промычал Пианист.

Несмотря на дневную жару, ночи здесь были холодными. После мучительной бессонницы глаза крепко сомкнулись к утру. Ванька, так долго прислушивался к ночным звукам и шорохам, наконец, растворился в зыбком, но особенно сладком сне. Ему снилась Анна.

Мать взбивала мягкую перину, белоснежные простыни, почему-то сползали с кровати, и, Ванька, то и дело укладывал их на место. Но, вот, маленький Ванька уже лежал в прибранной постели, и ему было так хорошо, как, вдруг, он услышал голос матери:

– Ваня, сынок, вставай…, – он был таким нежным, и парень наслаждался им во сне.

– Проснись, Ваня! – прозвучало опять, так явственно, что он вздрогнул и сразу же открыл глаза.

Острая боль пронзила левое плечо. Он еще ничего не понял, кроме того, что ему не хватает воздуха. Реакция самосохранения сработала безотказно. Что-то тяжелое, навалившееся на Ивана отлетело в сторону. Сонный, парень плохо соображал, но, вот, потное тело снова склонилось над ним, так близко, что он почувствовал запах гнилых зубов. В темноте он увидел блеск стали. Почти одновременно Ванька услышал рядом слабый вскрик, короткий и глухой.… И, тут, он понял все сразу. Пальцы скрипнули в жутко шуршащей тишине, и сжались в беспощадный кулак. Удар был точным. Нож глухо упал на одеяло. Иван схватил его и вонзил, не задумываясь во врага. Нападавший пошатнулся и рухнул наземь.

Короткая автоматная очередь рассекла предутренний воздух снаружи. Чей-то предсмертный крик раздался следом, и тут же оборвался. Опасная суета, скрывавшаяся под покровом ночи и сна, обнаружила себя. Враги кишели кругом, как гады. Некстати вспомнились слова сержанта.

Освободившийся Ванька, первым делом, кинулся к Илье, механически уложив бандита, обернутого в материи, как тряпичная кукла, он громко позвал:

– Пианист! Илья!

К ужасу парня, Илья не отозвался. Он начал уже привыкать к темноте, и увидел неподвижно лежащего друга.

– Илья!

Глаза пианиста были открыты и слегка блестели. Иван подумал, что они у него на мокром месте, как обычно, и радостно вскрикнул:

– Не боись, я с тобой, дружище!

Но друг не откликнулся. Ванька схватил его за плечи, и почувствовал липкое тепло на пальцах.

– Илюха!!!

Кто-то накинулся сзади, пытаясь сжать ему горло. Иван безжалостно уложил и его. Позвонок последнего противно хрустнул, как сраженное молнией дерево.

Юноша, делающий все по правилам, умер в эту жуткую роковую ночь, теперь, в нем жил одержимый, жаждущий мести, боец. Забылись обещания, клятвы, не серьезным, казался, вопрос Колобка про человеческую жизнь и смерть, ведь здесь были, не люди – враги.

Ванька сидел, прислонившись к холодному брезенту. Руки его тряслись, и всего его колотило. Он не плакал, хотя в глазах и стояли слезы. Он как-то совсем забыл про рану в плече, лишь несколько раз пытался поднести дрожащие пальцы, чтобы понять, отчего намокла его тельняшка. Траурный блеклый рассвет, как реактив пленку, с каждой минутой все четче проявлял окружающую обстановку. Рядом протащили тело бандита по земле. Оно прошуршало. Ваньку стошнило и, в очередной раз затрясло.

– Держи, – услышал он голос сержанта, тот протягивал ему алюминиевую фляжку со спиртом.

Ванька не в силах ответить, покачал головой.

– Пей, я сказал, – грубо приказал Серега, и, схватив за подбородок, как телку начал лить ему спирт в рот, – Мне сумасшедшие в команде не нужны!

Алкоголь, проливаясь, тек по шее, обжигая раны снаружи, но не мог прижечь боль внутри…

Оля с уже прилично округлившимся животом суетилась на кухне. Совсем скоро ей предстояло уйти в декрет. В дверь позвонили. Она убавила огонь на конфорке и, переваливающейся походкой, как и положено, в ее положении, вышла в коридор. С минуты на минуту должен был вернуться Ромка с работы, но вместо мужа на пороге стояла Наташа.

Женщина, теперь, приходила часто и подолгу сидела у подруги. Смерть сына, так сильно изменило ее, что не только, окружающие, но и сама Наташа, заглядывая иногда в зеркало, испуганно шарахалась от своего отображения. Будто, кто-то чужой и незнакомый глядел из-за незримых границ зазеркалья.

Шелковистые каштановые волосы, рассыпанные прежде игривыми завитушками, поникли и потускнели. Преждевременная седина у висков безжалостно опалила их, словно первый крепкий заморозок траву. Горе опустилось на ухоженное лицо Наташки, заслонив и красоту, и молодость. Ее глаза, напоминающие пересохшие водоемы, больше не блестели. Такие привычные для нее искорки озорства бесследно и, казалось, навсегда исчезли. Они безразлично взирали на этот несправедливый мир, в котором не нашлось места ее Максику…

– Я не вовремя, ты занята…, – виновато проговорила Наташка. Она осознавала, что приносит лишнее беспокойство, но идти ей больше было некуда. Находиться же в жутком одиночестве женщина не могла. Как ребенок боится темноты, Наташка панически боялась остаться одна.

Ничего не отвечая, Ольга затащила подругу в квартиру. Последняя, не снимая плаща, плюхнулась на табурет.

– Сейчас Ромка подойдет, и будем ужинать, – не громко сказала Оля и стала расстегивать пуговицы на ее плаще.

– Сегодня суд был, – бесцветным голосом сообщила Наташа, – Нас развели…

– Боже, как он мог оставить тебя после всего, что случилось, – покачала головой Оля.

– Нас связывал, только, ребенок.… А, сейчас, и его нет…. Он обвинял меня…, – задрожали Наташкины губы, – Кричал, что это я убила сына! – громко заплакала она.

– Ну, перестань…, – начала вытирать Оля ей слезы, – Когда погиб Сашка я тоже думала, что сойду с ума. Винила себя, места не находила…

– У тебя был Ванька!

– Наташ, – посмотрела Ольга в ее заплаканные глаза, – Но ведь еще не поздно начать все сначала! – положила она ладонь на ее голову, – Люди и в сорок лет рожают, а нам с тобой всего лишь тридцать с маленьким хвостиком!

Наташка глянула на беременную Олю и зарыдала еще отчаяннее.

– Для меня поздно! – вырвался тяжкий крик из ее груди, – Помнишь ведущего инженера из моей коллекции? – устремила она на нее мутный, как река после половодья, взгляд, – Твоя эгоистичная подруга влюбилась! Я голову тогда от счастья потеряла. Вот, думала: «Не верила в любовь, а она существует!», – начала изливать ей свою осиротевшую душу Наташка, – Забеременела от него. Решила: «С Юркой все! Забираю Максима и ухожу», – женщина, напугав подружку, отчаянно захохотала.

Оля невольно попятилась назад.

– А, как оказалось, не нужна я ему была …. И мой ребенок тоже…, – Наташа на мгновенье притихла, словно набиралась сил, – …Аборт было делать поздно. Договорилась со знакомым гинекологом, вызвали искусственные роды…. Потом месяц в больнице провалялась…. Все наладилось, только, матерью больше мне никогда не стать! – снова заголосила горемычная подружка, – Бог-то не Никишка, все видит…

Ольга подозревала, что очередная Наташкина интрижка переросла в настоящее чувство и, теперь, не знала, как поддержать несчастную женщину, лишившуюся сразу всего. Позабыв про ужин на плите, она склонилась к ней и прижала непутевую голову подруги к груди, а точнее к своему большому животу.

Наташка, услышав шевеление внутри последнего, больно закусила губу.

– Я осталась одна… совсем одна…

– Не говори так, – одернула ее Оля, – У тебя есть мы!

Женщина грустно улыбнулась, – Вы замечательные, но вы – не семья… Настоящее счастье – это даже не любовь, а домашний очаг и родные люди рядом…. Я поняла, когда потеряла все это…

В коридоре послышался шум.

– Ромка вернулся…, – засуетилась Оля и, держась за спину, разогнулась.

Наташка торопливо вытерла слезы.

– Оленька! Встречай гостей! – крикнул с порога Роман.

Из-за высокой фигуры Ромео показался худосочный Лешка.

– Добрый вечер!

Роман чмокнул жену в щеку. Заметив Наташку, он воскликнул:

– Вот, здорово и Наташа здесь!

– Нет, нет, – рассеяно заулыбалась женщина, поднимаясь с табурета, – Я уже ухожу…

Лешка тоже засуетился.

– Совсем забыл, мне в часовую мастерскую надо…

– Ну, вот все гости разбежались…, – прижал Ромка к себе Олю.

– И хорошо, – прошептала она, – У меня, кажется, борщ выкипел…

– Подождем тогда Лизу, она с занятий должна скоро вернуться, заварим пельмени и всей семьей поужинаем, – поцеловал мужчина Олю в лоб.

Женщина поймала себя на мысли, что подруга была права, главное в жизни – семья…

Лешка догнал спускающуюся по лестнице Наташу.

– Разреши мне тебя проводить…

– А как же часовая мастерская?

– Какая мастерская? – не понял ее Алексей.

Слабая улыбка мелькнула на бледных щеках женщины.

– Наташа…, – взял он ее за руку, – Я.… Соболезную…. Мне очень жаль…

Наташка выхватила свои пальцы назад и промолчала. Она торопливо зацокала по бетонным порожкам вниз. Даже каблучки ее туфель издавали какой-то особенно грустный звук.

Лешка, не отставая, последовал за ней.

Они вышли на улицу. Начинало смеркаться. Женщина слишком спешила и споткнулась впопыхах.

Алексей поддержал ее.

– Я тоже пытался убежать, – не понятно сказал он.

Наташка вскинула на него свои не накрашенные блеклые глаза.

– И лишь со временем понял, что от себя никуда не денешься…, – услышала снова она его голос.

Женщина замерла.

– Я согласна…, – запоздало прозвучал ее ответ. Лешка не сразу сообразил, про что она.

Они вошли в подрагивающий полупустой трамвай. Наташа села у окна. За тонкой стеклянной преградой неторопливо проплывал вечерний город. Светящиеся огоньки, как заблудшие души мерцали в наступающих сумерках.

– Никогда бы не поверила раньше, что когда-нибудь ты будешь моим провожатым, – глядя на искусственных городских светлячков, полугрустно, полушутливо проговорила Наташка.

Алексей невесело улыбнулся. Он всегда знал – шансов у него нет.

– Какие у тебя дурацкие усы! – неожиданно выпалила женщина следом.

Лешке, казалось, что Наташа смотрит в окно, а на самом деле она рассматривала его отражение в нем.

Алексей рассеяно поднес руку к лицу.

– Жене нравились…

– Тогда почему вы развелись? Она виновата?

– Нет…

Наташка хмыкнула.

– Хочешь выглядеть благородным …

– Да, нет, – вздохнул Алексей, – Искренне надеялся быть счастливым в браке, но обманывал и жену и себя….

Его ответ удивил Наташку, она повернула голову и с любопытством посмотрела на старого знакомого.

– Как так?

В вечернем свете Лешкино лицо казалось еще бледнее. Выступающие скулы особенно подчеркивали его худобу и возраст. Алексей отозвался не сразу.

– Просто я всегда любил, только, одну женщину, а она ее не была…, – он не решился коснуться Наташи взглядом, и устремил свои глаза мимо, на ее зеркальную подрагивающую копию в вечернем стекле. Видно им обоим, так проще было общаться.

Не понятно, заметила ли Наташка его уловку, но она как-то сразу засуетилась.

– Следующая остановка наша, – сказала она и первой направилась к выходу.

Наташка возвращалась с работы. Автобус на полпути поломался, и она вынуждена была отправиться пешком до следующей остановки.

Женщина устало шагала по тротуару вдоль кованых решеток красивого высокого забора. Тяжелые свинцовые тучи, нависшие над городом, почти не пропускали солнца. Наташка подняла воротник и зябко передернула плечами. На дворе стоял конец октября, а ей, казалось, – конец жизни…

Ольга, со дня на день должна была, родить, но женщину, вопреки всей широте ее души, это, только, расстраивало. Когда она представляла подругу с ребенком на руках, то еще острее, чувствовала свое никчемное существование на этом свете.

– Мама…, – послышалась откуда-то из-за ограждения.

Наташка притормозила и повернула голову.

Ребенок лет четырех, не понятно мальчик или девочка, в сером неказистом пальтишке и вязаной шапочке штычком, стоял по ту сторону забора, держась за железные прутья, и смотрел на нее своими чистыми ясными глазами.

Наташка хотела улыбнуться малышу, но не успела. Появилась воспитательница.

– Пойдем, Павлик, – взяла она ребенка за руку. Дитя послушно последовало за взрослой тетей-воспитателем, но еще долго оглядывалось на Наташу, растерянно стоявшую посреди дороги.

Женщина глянула за решетку.

Похожие друг на друга ребятишки, в одинаковых одежках, скучной, как этот пасмурный день расцветки и чудных шапочках, больше похожих на буденовки, словно маленькие безобидные букашки, копошились на территории детского дома.

Яркий луч, вдруг, разрезал серый невзрачный небосвод. Наташкина душа тоже озарилась светом.

«Нет, это не конец», – подумала прозревшая женщина, – «Это, только, начало…».

Оля вышла из поликлиники. День стоял похожий, ясный. Свежий осенний воздух, казалось, должен был бодрить тело и дух, но Ольга чувствовала лишь неимоверную усталость и слабость, во всем виня беременность. Врач выписала ей какие-то витамины. Однако женщина подсознательно понимала: причина в другом. Вот уже пять месяцев от Ваньки не было писем!

Маленькая птичка, усевшаяся где-то на кустарнике, чирикнула, будто окликая ее. Женщина остановилась. Забавная, шустрая синичка перестала прыгать и тоже посмотрела на нее. Оля улыбнулась. Желтогрудая щебетунья еще немного повертела своей любопытной головкой и вспорхнула, все выше и выше поднимаясь в небо. Провожая ее взглядом, Ольга наткнулась на купола, проглядывающие сквозь поредевшие ветки деревьев. Они горели под солнцем на фоне голубого небосклона, так нарядно и призывно, что Оля подумала – это знак и, как заговоренная пошла на их блеск.

Ольга дошла до храма и остановилась.

– Смелее, милая, – обозвала ее пожилая женщина в платочке.

– Я беременна…, – проговорила Оля.

– Тем более, – взяла она ее под руку и завела вовнутрь.

Сумрак и специфический запах напугал Ольгу. Мимо прошли служители в длинных, темных одеждах. Женщина задрожала всем телом. Она никогда прежде не была в действующих церквях, не считая музеев.

– У меня сын…, – выдавила с трудом из себя Оля, – Приемный…

– Роднит не кровь, а душа, милая, – погладила добрая прихожанка ее по плечу.

– Он, сейчас служит… Там, где война…

– Молись, грешная! – громким шепотом воскликнула женщина и подтолкнула Ольгу к истершемуся коврику, – На коленях!

Оля упала на пол перед иконами.

– Я не умею…

– Если хочешь увидеть его, проси о милости Господа!

Оля вскинула глаза на изображения святых. Их задумчивые лики молчаливо взирали в полумрак, наполненный такими же, как она грешниками….

Женщина забыла, что кругом были люди, и впоголоса зарыдала.

– Помоги, Боже! – сквозь слезы прошептала она, – Спаси его!

– Вот, сволочи, забились в расщелину, – сплюнул на потрескавшуюся землю солдат, – И жалят нас оттуда, как осы! – он кинул камешек. Пуля не заставила себя ждать. Она противно свистнула, и отскочила от земли.

– Гранатку бы в это осиное гнездо кинуть…, – не сводя глаз с прицела, проговорил Ванька, – И стрелка заодно убрать со скалы, он нам носа высунуть не дает.

– Ты еще скажи, к теще на блины съездить! – не весело пошутил Вадим.

– А я слышал от ребят, когда в ваше расположение добирался, – затараторил от волнения недавно прибывший паренек, – Здесь девчонка какая-то есть – снайпер. Она этих, так называемых «духов» с одного выстрела прямиком на небеса отправляет…

– Мы и сами с усами, – сжал на секунду, уставшие веки Иван. Начинало смеркаться. Ребята знали, ночь накрывает здесь быстро, – Только, как, вот, эту мразь из-за камней выманить? – он осмотрелся по сторонам. Местность была почти пустынная.

– Угораздило же нас, – вздохнул новенький, – Называется, разведали обстановку.… Придется ночевать здесь, пока наши не подойдут.

– Ты сначала до рассвета доживи, чтобы наших дожидаться, – озабоченно проговорил Артем.

– Как совсем стемнеет, надо действовать мужики, – сказал, вдруг, Ванька.

– Тебе тоже не терпится на небо попасть? Да, твою голову за километр видать! – накинулся на него Водолаз.

– А ты, что предлагаешь, чтоб они первые нас порешили? Все равно, теперь, не отцепятся. Если не перестреляют, так перережут всех ночью…

Парнишка часто заморгал глазами, наблюдая за Ванькой.

Тот снял ботинок, и начал наматывать себе портянку на голову.

– Даже, если ты рога прицепишь, тебе это не поможет! Их там человек одиннадцать не меньше, а нас, только четверо…. И мы у них, как на ладони…, – кипятился Вадим, – Мы тебя даже прикрыть, как следует, не сумеем…

– Главное стрелка убрать, – не слушая его, прикидывал в уме что-то Иван и поправил обвешанный оружием пояс, – Он один всю колону порешит, не говоря уже о нас.…

– Не пойму: ты или герой или дурак, Рыжий…, – не унимался Вадим, – А, может, ты, в самом деле, дьяволом себя возомнил?

– Вот, заодно и проверим, – улыбнулся Ванька.

– Сереги рядом нет, – решил припугнуть командиром товарищ, – Он бы тебе за этот бал-маскарад....

– Не трынди, Водолаз, – одернул его Артем, – Ванька прав. Надо рискнуть! Чего без толку сидеть сопли жевать. Выбор у нас не большой. На вот, держи и мою еще, – протянул он Ивану гранату, – Как, только, сработает, мы подключимся… Только, не оплошай, – шлепнул он товарища по плечу, – Используй боевой арсенал строго по назначению!

Ванька усмехнулся.

– Хрен они дождутся моей смерти!

Ванька старался ползти аккуратно, но ночь, предательски, выдавала малейшие шорохи и звуки, будто была заодно с врагами. Ребята, пытаясь хоть как-то отвлечь внимание противника от товарища, кидали камни в противоположную сторону, и изредка стреляли в темноту, чаще не было возможности – жалели патроны.

– Как вы думаете, он уже там? Скоро начнется? – не скрывая страха, спросил новенький.

– Не волнуйся, без тебя не обойдется, – ухмыльнулся ему в ответ Вадик.

Иван был почти рядом, когда какая-то здоровенная гадость заползла ему на руку, парень едва удержался от крика, и машинально вспомнил «Глашу» из класса биологии. Однако нервы у него сдали, и он откинул насекомое в темноту. Оно глухо свалилось на твердую поверхность.

«Духи» заволновались, чувствуя не ладное. Один из них что-то затараторил на своем языке, и начал тыркать винтовкой в сторону Ваньки. Парень впечатался в камни. Душман посветил фонарем, и снова закричал что-то. Попав в лучи искусственного света, мохноногое страшилище торопливо начало искать себе убежище. Боевик кинул в него камнем. Попав в насекомое, он радостно затряс винтовкой. Послышался разноголосый противный смех. После чего успокоенные они разошлись.

– Придурок! – вспомнилось Ваньке любимое словечко друга, который в отличие от него грыз благородный камень науки в Москве, и, наверняка, сладко спал в эту ночь в какой-нибудь общаге с книжкой под боком.

Ванька отсчитал тридцать секунд, и, как коршун, набросился сзади на метателя камнями. Мгновение назад мусульманин забрал жизнь тарантула, а теперь сам, стал наживкой. Он не успел ничего понять, как смерть дыхнула в обмотанный чалмой затылок, и его позвонок, будто расколотый орех, отчетливо хрустнул в тишине. Парень придержал падающее тело, и юркнул на тропинку, ведущую наверх, именно оттуда доносились редкие, взвешенные выстрелы и каждый из них был – чья-то неминуемая смерть. В спешке Иван задел камень и споткнулся. Из-под его ног посыпались те, что поменьше, подавая сигнал противнику. Он мысленно чертыхнулся и замер, но было поздно.

Двое сообщников убитого, почти сразу появлюсь из-за скалистого укрытия. Увидев солдата, они схватились за винтовки, ошалело горланя. Ванька вытащил из-за пояса нож, и кинул в одного из кричащих. Тот рухнул с разбега на землю, будто его кто-то дернул сзади за веревку. Второй успел выстрелить, Ванька, непроизвольно вскрикнул, и схватился за плечо.

«Дух» набросился на раненого, и, выбив автомат, вцепился ему в глотку. Иван захрипел от его мертвой хватки, напрасно, пытаясь стряхнуть с себя худое жилистое тело, пропахшее потом и ненавистью. Задетая пулей рука отказывалась слушаться. Глаза мусульманина, как сверла впились в раздувшееся от напряжения, красное лицо парня. Нечеловеческая злость сверкала в них.

Краем сознания Ванька уловил выбегающие из расщелины фигуры. «Еще чуть-чуть, и будет поздно!» – мелькнуло в его мутнеющей от боли голове. Пальцы душмана все яростнее сжимались на его шее. Простреленной рукой парень нащупал шершавый камень, и со всей силы, на которую был способен, обрушил его на голову врага. Душман дернулся, и ухватился за портянку на Ванькиной голове. Последняя сползла вниз, и упала на землю. Медный цвет волос солдата привел мусульманина в ужас. Белки его, и без того сумасшедших глаз, вылезли наружу. Он истошно закричал в темноту.

– Огненный шайтан! – проревел умирающий «дух».

Иван не понял его предсмертных воплей и лишь передернулся от звериного оскала и перекошенного болью рта. Из-за камней, как крысы из подполья начали выбегать застигнутые врасплох боевики. Трясущимися пальцами Ванька достал из-за пояса гранату и, сорвав зубами кольцо, швырнул ее в темнеющий проход. Послышались душераздирающие крики и автоматные очереди товарищей.

Шальные пули, не разбирая своих и чужих, намертво сшили ночное небо с землей. Однако, Иван с упорством, больше похожим на агонию, пренебрегая суматохой и стрельбой, упрямо карабкался наверх. Именно оттуда доносился прицельный огонь. «Если он не ликвидирует снайпера…, – болезненно запульсировало у него в висках, – «Затея окажется напрасной… Он один перестреляет всех его друзей».

Наконец, солдат обнаружил цель.

Длиннобородый силуэт, похожий на персонажа из «Алли-баба и сорок разбойников» проступил в темноте. Дух тоже заметил, выросшего, словно из-под земли солдата. Ванька показался ему чем-то невероятно большим и неизбежным, будто сам мифический сатана спустился из преисподней. Мусульманин мысленно вспомнил строчки из священного Корана и потянулся к своей смертоносной винтовке с прицелом, но Иван всегда отличался молниеносной реакцией. Взрыв подбросил иноверца вверх, и отправил в такой дорогой ему рай…

Ваньку отвезли в медсанчасть. Рана оказалась не очень серьезной, пулю вытащили и подарили парню на память.

– Первая? – спросил врач.

Парень кивнул.

– Тогда на веревочку и на шею, чтоб своих подруг отпугивала, – пошутил доктор, – Пару неделек на легкий труд, – вынес он свой вердикт.

– Это как? – спросил парень. Здесь даже картошки нет, чтобы чистить…

– Небось, надеялся после ранения в Союз вернуться? – глянул из-под очков капитан медицинской службы, – и, не дожидаясь ответа, сказал, – Чтобы назад попасть, сынок, раны должны быть посерьезнее, несовместимые с жизнью.… Тут уж и не знаешь, что лучше…

Ванька отрицательно покачал головой.

– Ни на что, я не надеялся! – ощетинился он, – Как я могу своих товарищей оставить! Разве их жизни шибальные?

Врач более внимательно посмотрел на солдата. Все они так говорили. Эти ребята, втянутые в чужую бойню. На самом деле, они защищали не иноземную, ничего не зачищающую для них территорию, а прежде всего, друг друга, как частичку своей Родины, и, несмотря на все ужасы этой не совсем понятной для них войны, свято верили и исполняли свой долг.

Иван вышел на улицу, и в ожидании машины, присел на дощатые поддоны, стоявшие у постройки с красным крестом. Среди немногочисленных, снующих людей, парень приметил ни типичную низкорослую фигуру солдата со странной походкой.

Необычный солдат приблизился, и снял кепку.

Даже остриженные, настырные кучеряшки, рвались на свободу, и своевольничали, рассыпаясь, не по уставу, во все стороны.

Ванька вскочил.

– Кривой Рог! – он не мог сразу вспомнить имя девушки, – Вика!

Девушка вскинула голову на звук его голоса. Солнечная улыбка вспыхнула в уголках ее бледных, на фоне загорелых щек, губ.

– Победитель! – радостно закричала она и побежала к Ваньке. Вика с ходу обняла его за плечи. Хватка у нее была не девичья.

Парень застонал.

– Ой, прости, не заметила, что ты ранен…

– Ерунда, врач сказал, ничего серьезного… Я так рад видеть тебя! – не сводя с девчонки, сверкающих от счастья глаз, проговорил Ванька, – Кто бы мог подумать, что мы еще встретимся…

– А я часто вспоминала тебя, – озорным взглядом пробежала по его лицу Вика, – Видно, не зря говорят, что мысли материализуются…

– Что ты здесь делаешь? Зачем? – словно опомнившись, спросил парень, – Ты по медицинской части?

Вика улыбнулась. Ее укороченные спиральки зашевелились от покачивания головы.