Читать книгу Декамерон по-русски - Елена Логунова - Страница 1

1

Девушка была молодая, румяная и мясистая, с массивными коленками и выпуклыми икрами. Скандально известный фотограф Витя Завалишин грустно посмотрел на нее, вздохнул и с явной неохотой сделал несколько снимков.

Глянцевый журнал «Гламур тужур» ждал от Виктора фоторепортаж о торжественной церемонии вручения престижной дизайнерской премии. К большому огорчению Завалишина, находящегося в вечном поиске сенсационных кадров, мероприятие проходило тихо, мирно и скучно. Собственно вручение прошло без эксцессов, да и последующий фуршет не обещал перейти в бурный мордобой.

– Типичная телка! – со вздохом сказал разочарованный Витя, посмотрев на свою случайную модель.

Ее ярко-красные босоножки на платформе напоминали наманикюренные копыта и смотрелись в тему. Ситцевая блузка с трудом сдерживала напор мощных грудей, составляющих монолитную конструкцию с крепким бюстгальтером. Красивое лицо портили слишком ранний второй подбородок и искусственная улыбка, однако девушка не сомневалась в своей привлекательности.

Она села на видном месте и забросила ногу на ногу, уложив ее горизонтально, печатной буквой «Г». Жесткая ткань короткой юбки встопорщилась, открыв пикантный вид на внутренний мир красавицы. Она грозно хмурилась на громкий стук чужих каблуков и производила частые хлопки накрашенными ресницами, семафоря ими знакомым.

Наблюдать за ней было забавнее, чем за редкой зверушкой в зоопарке.

– Это кто? – спросила я.

– Не знаю. Чья-то любовница, – с нетипичным для него безразличием ответил Зяма.

Девушка, явившаяся на торжественный прием в короткой джинсовой юбке, колхозной кофточке и дешевых украшениях, для моего стильного брата не существовала.

– Ей надо поменять спонсора, – поправив тонкими пальчиками бриллиантовую сережку в ушке, сочувственно сказала добрая Аллочка Трошкина. – Очевидно, что он ее плохо содержит!

Девушка словно почувствовала, что мы говорим о ней, не меняя позы, развернулась на стуле на тридцать градусов и гостеприимно ориентировала свой внутренний мир точно на красавца Зяму.

– Она уже хочет, – разомкнув каменные уста, веско обронил дотоле молчавший капитан Кулебякин.

– Чур меня, чур! – скривив губы, размашисто перекрестился мой взыскательный брат.

– Фи, – сморщила носик Трошкина.

– Она уже хочет его поменять, – невозмутимо закончил фразу Кулебякин. – У нее на лбу написано: «Возьмите меня кто-нибудь замуж, и побыстрее!»

– Можно здесь и сейчас, – съязвила Трошкина.

Она перестала быть доброй, как только поняла, что красавица положила глаз на ее любимого Зямочку.

Уже без приязни оглядев пышнотелую деву, Алка брюзгливо сказала:

– Этой особе надо очень, очень спешить: через год она будет весить на три килограмма больше, через два года – уже на шесть, а через три – на девять.

– А через двадцать лет умрет от ожирения? – усомнилась я, максимально развив подружкин прогноз.

Мясистая красавица не вызывала у меня симпатии, но ничего плохого я ей не желала. Пока не желала. До тех пор, пока она не топорщила свой джинсовый кринолин в сторону моего собственного жениха.

К нашему общему счастью, Кулебякин ее не заинтересовал. Девушке по доброй воле составил компанию немолодой господин в потертых вельветовых штанах и мешковатом пиджаке. Сильно поддатый джентльмен был слегка небрит, давно не стрижен и на первый взгляд производил впечатление умеренно интеллигентного пропойцы из бывших партайгеноссе. Однако на его отвисшем вельветовом заду красовался лейбл модной фирмы, а на запястье поблескивали дорогие золотые часы.

– А это кто? – повторила я свой вопрос.

– Где? Возле «Девушки с веслом»?

Алка, оценив Зямину меткую характеристику представленного нам на беспрепятственное обозрение устаревшего типа женской красоты, одобрительно хихикнула и ответила мне:

– Это Эл Гэ.

– А-а-а! – протянула я, рассматривая упомянутого господина с новым интересом.

Леонтий Голяков по прозвищу Эл Гэ был на сегодняшнем мероприятии наиважнейшим ВИПом. Как главный редактор самого авторитетного в стране художественного журнала «Живописец» и особа, приближенная к правящим кругам, он был ангажирован организаторами южнороссийского фестиваля дизайнерского искусства в председатели жюри.

Я вспомнила, что официальная биография Эл Гэ объясняет величие и мощь его таланта длиной и крепостью крестьянских корней, и понимающе кивнула. Судя по мутно-сосредоточенному взгляду, который Голяков устремил на могучую грудь Девушки-с-веслом, его крестьянские корни жаждали прильнуть к истокам. Истоки, взволнованно вздымающиеся под цветастым ситцем, трепетали в ожидании.

Однако обстановка в зале была далека от интимной: фуршет, начавшийся после официальной церемонии награждения, как раз достиг максимального размаха. В зал выкатили тележку с пирамидой из ледяных стаканчиков с водкой и выпустили официантов с хрустальными вазочками, наполненными красной икрой. Девушка-без-весла прихватизировала одну плошку и трогательно кормила Эл Гэ икрой с ложечки.

– Отличная идея, надо взять на вооружение! – похвалила организаторов Трошкина. – Вместо того чтобы утомительно строгать и намазывать изящные бутерброды, выдаешь народу лоханки с икрой и потом с чистой совестью хвастаешь, что на твоем празднике гости ели деликатес ложками!

– Что вообще-то очень неудобно, – досадливо заметил Зяма, уронив несколько янтарных икринок себе на пиджак. – Лично я предпочел бы готовое к употреблению канапе!

– Я смотрю, отчие гены отдыхают! – ехидно заметила я.

Наш с Зямой отче, знатный кулинар-изобретатель, в неиссякаемом порыве страсти к любимому делу единолично оккупировал кухню и до предела развратил всех членов семьи. Вот, Зяма уже и бутерброд себе соорудить не может!

– Давай я сделаю! – Алка бросилась помогать любимому. – Инка, подержи!

Она сунула мне в руки полученный Зямой приз и побежала догонять официанта с икорной лоханкой.

– Дай посмотреть! – Неизбалованный милиционер Кулебякин, благополучно расправившийся с икрой без посторонней помощи, забрал у меня статуэтку. – Вот фигня так фигня!

– Тише! – одернула я своего некультурного и простодушного мента. – Это не «фигня-фигня», а почетная награда лауреата дизайнерской премии «Белый Клык»!

– Что белый, то точно, – согласился Денис. – А вот насчет клыка я очень сильно сомневаюсь. Я в этой жизни немало зубов разным гадам выбил и ни у кого не видел клыков граненых, как стакан!

Я промолчала. Лично мне ребристая фарфоровая призма на выпуклом круглом основании подозрительно напоминала крышку от сахарницы или чайничка. Зная изобретательность наших людей, я бы не удивилась, узнав, что организаторы конкурса пустили на призы некомплектные фрагменты сервизов. Тем более что обаятельный ведущий перед вручением наград особо акцентировал внимание публики на том обстоятельстве, что в нашем крае недавно закрылся единственный фарфорово-фаянсовый завод. Это заявление запредельно повысило в глазах собравшихся ценность призовых крышек.

– Впрочем, Зяма все равно молодец, – пошел на попятный Кулебякин, не выдержав моего укоризненного молчания. – Приз дурацкий, но работа хорошая. Нам с Барклаем очень нравится!

– Еще бы вам не нравилось! – хмыкнула я.

В оформлении упаковки собачьего корма, за которую ему вручили сомнительный «Белый Клык», Зяма использовал прекрасное портретное фото любимого бассета Дениса. Барклашка на картинке получился как живой! Хотя живой он на дух не переносит собачьи сухари, предпочитая им мясные котлеты моего папули.

– Слушай, может, мы уже пойдем отсюда?! – искательно оглядевшись и не найдя в поле зрения ничего интересного в смысле провизии, взмолился Денис. – Кушать хочется, я с утра без еды, а тут икрой подразнили, а борщеца с котлеткой фиг дадут…

– Может, в украинский ресторанчик? – предложила я, оценив тоску в голосе любимого.

– Да! – с жаром вскричал он.

Расталкивая кучкующихся в обеденном зале граждан, мы пробились к выходу, и там, уже в дверях, тревожно запел Денискин телефон.

– Ну, начинается! – пробормотала я.

По опыту знаю: если субботним вечером в разгар веселой пирушки или шумного праздника моему милому кто-то звонит, то этот «кто-то», сто процентов, окажется его коллегой, да еще старшим по званию. Телефонный разговор будет коротким и, скорее всего, повлечет за собой мое досрочное расставание с любимым, который умчится прочь, в ночь, по неотложным служебным делам.

– Капитан Кулебякин, – мрачно ответил Денис, не хуже меня осознающий печальные перспективы. – Так точно. Где? Ясно. Еду.

Мой капитан выключил мобильный телефон и посмотрел на меня с таким несчастным видом, что я не нашла в себе сил на вполне уместную ругань.

– Погибла жена Пороховщикова, – объяснил он. – Все начальство наше уже на ушах. Надо бежать.

Я кивнула, и Денис убежал, чтобы принять ту же позицию, что и его начальство, едва я отклеилась от его рукава.

Жорик Пороховщиков – человек в нашем городе известный, а в милицейских кругах еще и популярный. Он владелец сети бань и саун, куда Денискины коллеги заглядывают по поводу и без такового, имея множество льгот и скидок на обслуживание, что бы за этим словом ни стояло. Я бдительно слежу за тем, чтобы мой капитан не принимал участия в этих банно-прачечных тусовках. Знаю я, чем они там занимаются, не маленькая! На месте милицейских жен я давно уже убила бы самого Жорика Пороховщикова.

– Ох!

Получив локтем в бок, я отшатнулась от дверного проема, и в него вылетела скрюченная фигура в вельветовых брюках и потертом пиджаке. Фасонистая металлическая блямба на откляченном заду блеснула мне в глаза, и я с удивлением узнала в драчливом бегуне почтеннейшего супер-ВИПа.

«Это же Эл Гэ! – оживился мой внутренний голос. – Куда это он так торопится?»

Я услышала гулкий хлопок и выглянула в фойе. Дверь мужского туалета еще вибрировала, рискуя обронить с себя чеканное изображение писающего мальчика.

– Ох!

Второй тычок в подреберье пробудил в моей душе самые темные силы.

– Ты, кор-рова! – бешено прорычала я вслед косолапой телке в джинсовой юбке.

Не обращая на меня никакого внимания, она тоже промчалась к мужскому туалету и остановилась под дверью, трагически заламывая пухлые руки в ямочках. Вульгарные красные копыта топтали зеленый резиновый коврик, как луговую травку.

– Леонтий Степанович! О, Леонтий Степанович! – со слезой в голосе причитала дева.

– А, вот ты где! – Рядом со мной возникла разрумянившаяся Алка Трошкина.

С одной стороны ее держал под ручку мой братец, с другой присоседился Зямин приятель Витька Завалишин, наш местный фотоохотник за знаменитостями.

– Что за шум, а драки нет? – живо заинтересовался происходящим папарацци.

– Кажется, Эл Гэ поплохело от халявной икры! – злорадно объяснила я, кивнув на дверь туалета.

– Бедный Эл Гэ! – посочувствовала добрячка Трошкина.

– Как интересно! – хищно улыбнулся Завалишин.

Он моментально отпустил Алкину ручку и зашагал к туалету, на ходу расчехляя свой фотоаппарат.

– Вот теперь действительно бедный Эл Гэ! – усмехнулся Зяма.

Я попробовала представить, как чувствует себя человек, героически сражающийся с желудочными спазмами на последнем рубеже унитаза общественной уборной, под нацеленным на него объективом фотокамеры… И поежилась. У меня бы диарея сразу же осложнилась сердечным приступом!

Мы немного подождали протестующих и гневных криков, а также хрустального звона разбитой оптики, но их не последовало. Через пару минут Витька выглянул из сортира и деловито позвал:

– Ребята, звякните кто-нибудь в «Скорую»!

– Эл Гэ разбил инфаркт? – обоснованно предположила я.

– А фиг его знает! – Витька пожал плечами. – Я не медик!

Медики прибыли по вызову минут через пять. Из туалета ВИП-гостя вынесли на носилках, с головой накрыв его простыней.

– Он умер?! – испугалась Алка.

– Еще живой, – мимоходом успокоил ее один из санитаров.

– От поноса еще никто не умирал, – профессионально безразлично добавил второй.

– А простынка – это чтобы сохранить инкогнито! – ухмыльнулся Завалишин.

Улыбочка у него была довольная, как у сытого волка. Можно было не сомневаться, что наш папарацци нащелкал достаточно сенсационных и компрометирующих снимков. И никакой простынкой инкогнито уже не спасти.

Теперь уже и я сказала:

– Бедный Эл Гэ!

У распахнутой двери сортира грустно хныкала, размазывая по лицу помаду и тушь, невостребованная Девушка-с-веслом.

Каюсь, в тот момент я порадовалась, что не только у меня приятный субботний вечер внезапно оказался испорченным.