Читать книгу Кошачий киllер - Елена Медведева - Страница 1

В тот ласковый апрельский день я с карликовой таксой Алисой сидела на скамейке под необычайно живучей старой ивой. Ей было лет сто, не меньше.

Корневище дерева уходило в глубины земли в метре от поверхности озера. Толстый, покрытый высохшей корой ствол лежал как мёртвое бревно на пологом склоне берега. Но из него поднимался ввысь целый лес тонких молодых ив.

Почти час мы с Алисой наблюдали за поведением стаи лавирующих над водой чаек. В озере водилась какая-то мелкая рыбёшка. Рыбак, закинувший удочку на противоположном берегу вытащил что-то вроде плотвички? Меня поразило, с какой энергией чайки высматривали добычу. Ничего общего со стаей голубей, демонстрировавших зрителям эстетику своего полёта.

Чайкам было не до зрителей. Они были поглощены своей целью – найти пищу. Кричали тревожно и озабоченно. Временами куда-то исчезали. Потом возвращались и снова исследовали каждый метр поверхности. Наконец, одна чайка камнем упала вниз и поднялась, держа в клюве рыбку. За счастливицей тут же погналась вся стая.

Большинство птиц преследовали удачливую добытчицу вяло, скорее, в виде ритуала. И только одна чайка была готова к жестокой борьбе.

Долгое и упорное состязание двух чаек закончилось тем, что рыбка выпала из клюва.

Но что-то было не так, как обычно, в этом птичьем царстве. Не было слышно многоголосого воробьиного чириканья в кустарнике. Увидев идущих по прогулочной дорожке знакомых экологов, я поинтересовалась:

– Куда исчезли воробьи?

– Трудно выживать птицам в городах, – высказался активист зелёных. – Коммунальщики заделывают щели в крышах, где воробьи устраивали гнёзда. Слётки кормятся насекомыми, каких прежде находили на газонах, пустырях. Последних в городе не стало вообще – всё застроено. Плотность застроек такова, что если бы это был корабль, он точно бы пошёл ко дну. Газоны стригут или заменяют рулонными. Нечего стало есть молодым воробьям. И ворон стало меньше. Воронята тоже питаются насекомыми в травах.

В Китае в 60-ые годы партия поставила задачу: воробьёв, поедающих рис, исстребить. В результате весь урожай уничтожили гусеницы. Пришлось закупать воробьёв в Монголии.

– И в Подмосковье стало меньше птиц, питающихся садовыми вредителями. Два года назад я посадила на даче гибрид рябины и вишни. Листочки были съедены за пару недель. Гибнут яблони, боярышник, смородина…

– Всё это результат вмешательства человека в законы природы. В сороковые года в одном НИИ была выведена разновидность распостранённого на Кавказе растения – борщевик Сосновского. Его рассматривали как перспективную культуру для кормления скота. Длина стеблей достигала 4-х метров. Широкие рассечённые листья, крупные соцветия в виде зонтиков позволяли рассматривать это растение и как декоративное. По этой культуре в СССР защищали диссертации, в том числе зам. министра сельского хозяйства П.П. Вавилов. Борщевик начал завоёвывать сельскохозяйственное угодья всей европейской части России.

Однако вскоре выяснилось, что молоко коров, питающихся борщевиком, горькое и долго не прокисает. У коров развивается бесплодие. Но самое страшное было то, что сок борщевика, попадая на кожу людей, усиливает её чувствительность к ультрафиолету, вызывая ожоги от 1-ой до 3-ьей степени. Тем не менее, только в 2012-ом борщевик Сосновского был внесён в Чёрную книгу.

Бороться с ним крайне сложно. В процессе цветения один сорняк производит до 100-а тысяч семян, мощные корни уходят в почву на глубину порядка метра. Семена разлетаются по ветру, их переносят птицы, они прилипают к автомобильным шинам. Сорняк появился на дачных участках, в местах отдыха, в городах. От ожогов борщевиком не спасает и одежда. При обширном попадании на кожу сок борщевика может привести к появлению хронических заболеваний и даже к летальному исходу.

– Да – а, – заметила я. – Кто бы мог подумать, что через 70 лет посланник эпохи сталинизма создаст столько проблем дачникам!

Едва я произнесла эту фразу, к нам подскочил невысокий, но мускулистый парень со злобным прищуром узких глаз. При виде его экологи поспешили скрыться.

– Не слушайте их! Это иностранные агенты! Они Вам навешают на уши антироссийской лапши.

– Мы говорили о воробьях и о сорняке под названием борщевик Сосновского. Это запрещено?

– Мы знаем, что Вы всё преувеличиваете в своих книгах. Вы распишите ситуацию с воробьями и сорняками так, что это может нанести вред государству.

– Откуда Вы знаете, что я писатель? Вы из ФСБ?

Тогда я напишу о том, что в преддверии инногурации Президента слежка за гражданами усилилась до такой степени, что пресекаются даже несанкционированные обсуждения положения дел в сообществе пернатых. Да, действительно! Смотрите!

Повсюду установлены видеокамеры.

– Однако агент ФСБ, испугавшись моей смелости, предпочёл смыться.

В этот момент Алиса с громким лаем метнулась в сторону. Из лап полосатого кота вырвалась голубка и, взлетев, села на ствол ивы.

– Молодец. Алиса! Спасла птицу!

Кот повернул голову и, глядя на меня голодными глазами, укоризненно покачал головой. По позвоночнику пробежал щекочущий импульс. Такое со мной случается всегда, когда я сталкиваюсь с чем-то необычным. Полосатый был удивительно похож на знакомого в прошлом кота Мурмясика, с которым у меня сложились самые удивительные отношения. Отношения, о которых я не забуду до конца жизни. Это благодаря Мурмясику я поняла, что в мире животных действительно существует нечто волшебное, непознанное.

В начале восьмидесятых в моей жизни произошли некоторые изменения. Во-первых, была подготовлена к защите кандидатская диссертация.

Во-вторых, мы купили автомобиль. В-третьих, переехали из центра столицы в пригород – Мытищи.

По поводу последнего один знакомый заметил: «Если человек глуп, то это надолго». Мой муж Антон, который прежде всегда и во всём слушался жену, впоследствии долго обвинял меня в том, что я, провинциалка, его, коренного москвича, увезла из столицы.

Однако моё детство в голодном провинциальном Ярославле, было куда счастливей, чем детство Антона, выросшего в каменных джунглях центральной части большого города. Мы жили в городке преподавателей и студентов педагогического института, расположенном на диком бреге притока Волги – реки Которосль. Ярославль – город небольшой по сравнению с Москвой. Сядешь на трамвай, проедешь несколько остановок, и ты уже на театральной площади. А оттуда по аллее можно прогуляться до красивейшей набережной Волги.

До трамвайной остановки от дома метров 400. Но если пройдёшь те же 400 метров в противоположном направлении, то окажешься в волшебном мире дикой природы. В которой, однако, не обитали ставшие страшилкой для современных горожан и их собак иксотные и энцефалитные клещи. Там мы играли в прятки в зарослях трав, лопухов и кустарников. Там строили шалаши, воображая себя пришельцами, оказавшимися в затерянном мире. А потом шли погреться на солнышке на жёлтом песке пляжа.

Говорят, что человека делает его окружение. Так вот, и моё окружение в провинциальном Ярославле было намного более интересным, чем окружение московского мальчика Антона.

Ярославль был ближайшим к столице городом, куда высылали «неблагонадёжных». Моя первая учительница Нина Андреевна Оносовская происходила из семьи расстрелянного большевиками белогвардейского офицера. Она выглядела как королева и держалась с достоинством королевы. Она воспитывала в нас любовь к классической литературе и даже к математике.

Став в возрасте 20 – и с небольшим преподавателем технического вуза, я обнаружила, что бывшие школьники не знают арифметику. И если под рукой нет калькулятора, разумные действия с числами становятся для них камнем преткновения.

Пришлось включать в программу курса физики теорию приближённых вычислений. Я же, благодаря своей первой учительнице, этими знаниями овладела ещё в начальной школе.

Друзьями детства у меня были дети из благородных русских и немецких семей. Подруга – потомок князей Хованских. Соседка – дочь немецкого барона Петровской эпохи, высланного из Москвы накануне войны. В нашей компании было много детей евреев из Западной Украины и Польши, бежавших от гитлеровской оккупации. А мой ближайший друг Мишка Розенман – сын американского коммуниста, попросившего в СССР политическое убежище. Моя бабушка по отцу – мать расстрелянного «врага народа». Другая бабушка – сестра раскулаченного владельца книжного магазина. Наша домработница из семьи репрессированных эстонцев (в то время многие служащие могли себе позволить иметь домработницу).

Помимо благородных дел – спасения выпавших из гнезда птиц и бездомных животных и посадки деревьев, мы занимались и противоправными делами. Напротив нашего дома находился ботанический сад педагогического института. Там росли необыкновенно крупный кизил, сладкая эрга, сочный ревень и другие источники витаминов. Я во главе банды мальчишек совершала набеги на эти плантации. Частенько приходилось спасаться бегством от охранной собаки. Зато впоследствии я занимала первые места на всех школьных соревнованиях по бегу.

Меня наказывали, даже пороли. Ничего не помогало. И только после того, как пристрелили укусившую меня собаку, я осознала свою вину. Но не перед родителями и советским законом. А перед братьями меньшими. С того времени мы утроили свои усилия по спасению бездомных животных.

В детстве у меня не было ни особых талантов, ни заметных отклонений от нормы. За исключением повышенной температуры и проявлений лунатизма.

Ночь. За окном сверкает молния. Я, c широко открытыми глазами, вдруг встаю с постели. В своей длинной белой рубашке скольжу по комнате как привидение. Тихо открываю дверь и выхожу на улицу. Свистит ветер. Сплошная завеса дождя скрывает меня от посторонних глаз. Резкий свет автомобильных фар заставляет зажмуриться, но я продолжаю спать. Из машины выходит незнакомый мужчина, берет меня на руки и кладет на заднее сиденье.

Машина останавливается возле куполообразного здания, в центре которого установка, напоминающая телескоп. Труба направлена на созвездие Козерог. Мужчина надевает мне наушники и подводит к окуляру. Перед моими глазами – структура, напоминающая тесно расположенные кучевые облака или рассыпанные рисовые зерна, окруженные темными промежутками. Зерна колеблются, издавая космическую музыку, время от времени прорываемую шумом, напоминающим грохот извергающегося вулкана.

Мне кажется, что вот-вот я приближусь к разгадке какой-то космической тайны. Но вдруг сноп лучей прорывается через бурлящую гранулированную массу. Музыка Земли и Космоса уходит, ударив по нервам прощальным аккордом… Утром мать обнаружила в моей мокрой постели комья грязи.