Читать книгу По ком грустит океан - Елена Шейк - Страница 1

Часть 1

От сопок до тундры

– Ого. Вот. Это. Чудеса…

Подавиться барбарисовым леденцом, прикусить язык и позабыть все мыслимые и немыслимые слова, ругательства и что-то там ещё, что бешеным хомяком обычно крутилось у меня в голове при виде преображения сельской лесотундры? Вжух! Готово! Россия – страна контрастов, блин.

За время моего отсутствия в селе умудрились построить небольшой завод. Среди деревянных двухэтажек, теплиц, контейнеров и общественных туалетов это было поистине футуристическое здание. Как и, главное, – зачем?! Село наше считалось одним из самых маленьких райцентров в стране, даже семьсот человек не набралось бы. Люди старались уехать отсюда на материк, совсем смелые и решительные держали курс в сторону соседних стран – Китай или Японию, например. А всё потому, что о больших заработках на севере нынче можно было и не мечтать.

Хотя какие тут к чертям собачьим северные зарплаты, это что за звери вообще такие, кто их видел?

Откровенно говоря, в самом селе так и продолжала царить разруха, безденежье и уныние. Закрадывались мысли, что где-то, но точно не здесь, жизнь кипела, люди были счастливы или хотя бы не замерзали от ледяных ветров. Лично мне, как наивному плюшевому единорогу, в голову лезли мыльно-розовые мечты, где я планировала покорить если не столицу, то хотя бы перебраться на материк и застолбиться там.

Но мечтать, как говорится, не вредно, потому что реальность всё равно хорошенько припечатает тебя лицом в асфальт, чтоб в облаках поменьше леталось.

– Маринка, ты ж собиралась столицу покорять! – брякнул проходящий мимо сосед. Степаныч всегда казался мне человеком неопределённого возраста, жил во втором подъезде нашего дома и всё про всех знал, лучше всяких бабулек на лавочке.

– Покорила уже, – процедила я сквозь зубы.

– Ну да, ну да, – ухмыльнулся Степаныч. – Вон на новый завод работницы требуются. Зарплата хорошая, иди и не выёживайся. А то разъездились по своим столицам в пандемию, блогерами заделались и ходят довольные.

Мысленно пожелав брюзжащему Степанычу найти уже себе лес и потеряться там со своими крайне важнецкими советами, я задумалась. А не пойти ли мне, действительно, работать на завод? Лучше здесь я всё равно ничего не найду, подзаработаю денег и вернусь в Петропавловск, где, как мне казалось, хоть чуточку, но было теплее.

Природа в нашем ледяном океане тундры всегда и неизменно оставалась прекрасной и не предназначенной для человека, скорей всего. Мне лично всегда было непонятно, как выживать в этом невыносимом холоде. Никогда к нему не привыкну. Ах да, ещё и с туалетом на улице. Бр-р-р…

А вообще-то мелькали в голове радужные мысли, что жить везде можно было хорошо. Если, конечно, у тебя имелись ресурсы хорошо это себе устроить. Да-да, работа, работушка, рабо-о-о-ота…

Никаким блогерством я не занималась, времени на это не было. Но зато у меня имелась вполне обыкновенная работа, в избытке дарившая мне общение с малоприятными людьми, жравшая и без того скудные бонусы в виде свободного времени и позитивного настроя, потому что дедлайны заставляли себя находить в совершенно неожиданных местах. В общем, поощрять работка предпочитала кнутами, оставляя пряники себе, любимой. Трудилась я в технической сфере и частенько ловила снисходительные взгляды коллег-мужчин, коих было большинство. Начальник позволял себе шуточки в стиле «вот ты сюда устроилась, чтобы мужа найти». И вообще, как я посмела носить удобные джинсы и кроссы вместо каблучков и юбочек. Как это я не хочу быть украшением офиса? Я всё придумываю, ведь все этого хотят. Не выдержав прессинга, я принесла в нашу конуру двадцать на двадцать кактус, заявив, что вот вам украшение офиса, а я тут буду заниматься более важными делами, работать, то есть. Обиделись.

Двадцатый год с его грёбаной самоизоляцией дал мне мощного пинка в сторону почти родного села на самом севере полуострова. Петропавловск- Камчатский в этом году особенно порадовал ценами на съёмное жильё, так что аренду квартиры потянуть в одиночку оказалось невыполнимой миссией.

На самый крайний случай я собиралась съехаться с Толиком, знала его хорошо, училась с ним вместе в школе. После окончания учёбы мы вместе переехали в Петропавловск и, было дело, снимали вдвоём квартиру. Но Толик рассматривался исключительно в качестве крайнего, прям-таки экстремально крайнего варианта, ибо данный субъект как-то однажды уволился с работы и временно, где-то месяца два, искал себя и всё не находил, как не находил и денег на съём квартиры. А в итоге пожаловался мне, что смертельно устал от домашних бабских дел в виде редких походов по магазинам, нехитрой готовки вроде яичницы, пельмешек и котлет с макарошками, уборки по принципу – вот я помыл полы, а на деле воду по полу размазал и успокоился.

Крайний случай всё же наступил раньше, чем я того ожидала, но и тут не свезло. Толик и ещё несколько сёрферов угодили в больницу с рвотой, температурой, ожогами и болями в животе. Говорили, что в океан попала ядовитая дрянь то ли с военного полигона, то ли это были проделки красных водорослей. На берег, протяжённостью в десятки километров, выбросило многочисленную морскую фауну: осьминоги, морские ежи, рыба – всё умерло. Этот инцидент широко освещался в СМИ, ведь жизнь полуострова была тесно связана с океаном. Камчадалы паниковали, не верили в происходящее.

Я всегда поражалась тому, как же долго и упорно люди продолжали чихать на природу и её ресурсы. Однажды океан ответит и ка-а-ак чихнёт на нас. У меня роились подозрения, что скорей всего я на своём веку застану этот эпичный апокалипсис. Это было бы печально, но честно, ведь люди по-хорошему никогда не понимали. Сейчас же я не могла отделаться от неутешительных мыслей о возвращении в село, ведь Толик так и продолжал валяться в больнице с ожогами, сетуя, что сёрф трип придётся отложить на неопределённое время.

А вот мне на неопределённое время пришлось отложить жизнь. Интересные походы по выставкам, театрам, концертам, да просто по магазинам – всё осталось вчера и неизвестно, когда бы я смогла вернуться к этим благам цивилизации. Ведь без денег ты всегда оставался в зоне риска, где-то там, на обочине жизни, а радужные перспективы и хорошая работка резво ускакали от тебя в далёкие дали к какому-нибудь более успешному человеку.

В задумчивости я встала у подъездных дверей родного дома и не спешила заходить внутрь типовой деревянной двухэтажки. Смотрела на крыльцо, а в голове пронеслась мысль, что вот я села в самолёт и умчалась до столицы.

Прекрасная мысль. Жаль, что всего лишь мечта.

– Дом, милый дом.

Грустно повздыхав ещё пару минут, я зашла в подъезд дома, где жила так называемая «элита» села – руководство района, например. Мои родители по сей день работали в администрации, получали неплохо. Но конские цены на севере сжирали любую более-менее сносную зарплату. Мороженое, которое можно было купить всего-то за шестьсот рублей, – это вам не какие-то шутки, а наши реалии. На еду тут всегда тратились большие деньги, ведь продукты привозили с материка на кораблях или самолётах, отсюда и получалась завышенная стоимость.

Но люди не унывали. Они придумали такие специальные штуки, как контейнера. Мы тоже обзавелись контейнером. Целых пять тонн. Родители пару раз в год ездили на материк и забивали контейнер едой, что позволяло нам питаться почти год.

А ещё меня часто припахивали к работе в теплице. При суровом климате нам удавалось вырастить морковку, картошку, свёклу, которые всё же уступали по своим свойствам и вкусу овощам с материка, ведь земли тут вечномёрзлые, неплодородные.

Я устала от холодов. Прохладное лето длилось совсем недолго, а вот зима предсказуемо долгоиграющая, почти восемь месяцев! Дома холодно, на улице тоже.

Вечномёрзлые почвы, а также ветра и туманы, бывшие нередким явлением в окрестностях нашего села, не давали забыть, что до тундры рукой подать.

Как-то однажды мы с друзьями добрались до лесотундры, где не было высоких деревьев, кустарники только. Наверное, из-за ветров растения тут предпочитали по земле стелиться, чтобы хоть как-то удержать тепло. Пустынное ледяное безлесье люди осваивать не спешили, но в отличие от пустыни здесь всегда повышенная влажность. Зазевался – и в болото попал.

Направились мы, значит, строго на север.

Мы – это двоюродная сестра Светка, собиравшаяся на постоянное местожительство в Питер, Лёха и Толик со своим собакеном, по виду лохматым волком.

Пса звали Цербером, но на двести процентов он не оправдывал свирепого имени, носился бешеным дураком вокруг нас, радостно завывая от того факта, что хозяин взял его с собой в поход на самый север. Толик всегда брал питомца в длительные прогулки хоть в лесотундру, хоть к подножию вулкана, где однажды хитрые евражки загоняли бедного пса до отвала задних лап и выклянчили почти все наши припасы. Евражками тут называли берингийских сусликов, и в наших краях можно найти вполне ручные экземпляры: за особо вкусную еду евражки позволяли себя даже погладить, ведь если кушать захочешь – ещё и не так извернёшься.

– Блин, да они ручные, как коты, – умилялся Толик, присев на корточки и заманивая евражек печеньем. Те недолго думали и по очереди шныряли за едой, а один особо наглый суслик пытался отжать у Толика целую печенюху.

– Ты на всех котов не наговаривай. Маринкины коты быстрей руку тебе откусят, чем позволят себя погладить, – со знанием дела произнесла Светка, и Лёха, наученный горьким опытом общения с моими питомцами, ей поддакнул.

– Не, всё-таки в Авачинском евражки ручнее, – хмыкнул Толик, пытаясь выманить из норы оставшихся зверьков. Те ни в какую не собирались покидать убежище. А на пригорке были ещё и такие экземпляры, что стояли на задних лапках и издавали свистящие звуки. Опасались нас, особенно Цербера, не хотевшего делиться с вредными сусликами вниманием, которое получал от нас.

В тот день предприимчивые евражки подъели почти все наши припасы. Желание поесть пересилило страх и гордость, и даже те, кто отсиживался в норах, радостно выпрыгивали на волю и со всех лап неслись за угощением. А Цербер, оставшись без заслуженных вкусняшек, жалобно заскулил и прижался к хозяину в надежде, что его пожалеют. И мы все дружно пожалели, а я поделилась последним куском хлебушка.

Каков хозяин, таков и питомец.

Толик подозрительно смахивал на меня и Светку: странный, непоследовательный, иногда с бедами в башке, но в целом, конечно, как настоящий бро, всегда готовый выслушать и прийти на помощь.

– А я, знаете ли, буду скучать по вылазкам в тундру, – бодро вышагивала Светка по мёрзлой земле, размахивая руками, как ветряными мельницами. Наверное, думала, что подобные манипуляции помогут ей согреться. Цербер весело носился рядом с ней, пытаясь по-дружески ухватить за руку.

– Лучше Питер, чем наше село, – сказала я, пытаясь увернуться от Толика, который хотел завернуть меня во второй слой шарфа.

– И что, вы думаете, мы в этот раз пройдём чуть дальше, чем в прошлый раз? – робко спросил Лёха. – Может, обратно, а?

Лёха совсем другим был. С этим нудным вечно что-то бубнящим ботаном я сидела за одной партой в старших классах, он отличался тихим и покладистым характером, предпринимал попытки ухаживать за мной, мечтал о большой семье. А-ха-ха, если бы мне это только было надо! В то время как одноклассницы, а потом девчонки в колледже с головой ныряли в разрушающие их жизни отношения, выходили замуж, рожали борщи и варили детей, я, притворившись, что у меня лапки, каждый вечер после занятий закапывалась в кокон из одеял и за чашечкой чая втыкала в любимые сериалы и книги. В общем, гордо носила звание «позора семьи» и не отсвечивала.

– Дойдём мы уже или нет? – нудел Лёха.

– Чуваки, ну, пожалуйста. Давайте ещё немного пройдём вперёд, – просил Толик.

За каким-то лешим Толику захотелось посмотреть на северное сияние – прекраснейшее из всех прекрасных явлений природы, но затея была так себе, если честно, учитывая, что суровые арктические ветра буквально сдували тебя с ног.

– Я слышал, что бывает розовое северное сияние.

– У нас такого не бывает, – оборвала я разом мечты Толика. – Это редкость, не для наших краёв. И вообще, это Россия. Ишь, чего захотел он, на сияние попыриться бесплатно.

– А-ха-ха, суровая правда от Маринки, – веселилась Светка.

Ну а что? Мало того, я умолчала тот факт, что снова мы никуда не дойдём, потому что на Камчатке огни Авроры Балеарис, полярное сияние то есть, можно было наблюдать, если рискнёшь добраться до северной части полуострова, где Камчатка соединялась с материком и совсем недалеко проходила граница с Чукоткой. Субарктический климат. О да, что ещё нужно для счастья зимой? А кстати, звуки природы не затихали здесь ни на минуту. Даже северное сияние можно было не только увидеть, но и услышать: хлопки, треск, как будто электричество по небу разливалось.

Чтобы увидеть у нас полярное сияние, надо хорошенько постараться. И, что важно, на волков не нарваться.

– Мне мама говорила, что на берегу Берингова моря находится посёлок. Он разрушен землетрясением, поэтому там никто не живёт. Туристы тоже туда не добираются обычно. Нужно ведь на вертолёте лететь. Вот там, по словам мамы, лучше всего видно сияние, – сказала Света, пытаясь затянуть шарф потуже, когда устала размахивать руками и подпрыгивать, чтобы согреться.

Да, мы оделись потеплее, жались друг к другу, как растения тундры, в попытке противостоять ветрам, но чем дальше мы шли, тем быстрее иссякал запал и шуточки. Даже Цербер перестал весело скакать по мёрзлой земле и сосредоточенно рычал, прижимаясь к нам.

– Скучно дома. А что, если нам собраться и вместе отметить Новый год? – между делом предложил Толик. – Светка с Маринкой чего-нибудь приготовят.

– Гав-гав! – подхватил Цербер.

– Э-э-э, нет, – быстренько сообразила я, фыркая от нахлынувших детских воспоминаний.

«Светка с Маринкой чего-нибудь приготовят». Пф-ф-ф!

Не, детство моё было замечательным, грех жаловаться, но праздничные воспоминания для меня разнообразием не отличались. Когда наступали какие-нибудь масштабные даты типа новогодних каникул, дней рождений родственников, Пасхи, Первомая и прочей лабуды, я всегда такие даты называла праздником пап.

На любые семейные посиделки, тем более на Новый год, у нас собиралась чёртова туча гостей: духота, ступить негде, а они всё прутся и прутся. Отец, дед, дяди и прочие родственники мужского пола толпились в гостиной, обсуждали мировые новости, периодически выползая на улицу покурить. Из особо сложных задач мама или бабушка гоняли кое-кого в магазин, а сами в крошечной кухне пытались развернуться и наготовить гору еды. От плиты и духовки такая жарища стояла, что даже кот готов был свалить в тундру на зимовку. А ещё и мы мелкие бегали и орали как подорванные. Мы со Светкой и несколько крикливых пацанов. Они жили по соседству, и их папаша работал вместе с моим отцом. Мелкие визгливые черти в лице нас вечно носились по квартире, путались под ногами, всё крушили, а наши мамы и бабушки готовить успевали, так ещё и нас в чувство приводили.

В один из таких праздников я, Света и наш кот получили веником за то, что разбили тарелку с салатом, который словно от термоядерной бомбы разбросало мелкими ошмётками по всей кухне. Нас тогда заставили убирать эти следы преступления, но мы со Светкой веселились. И кота заставили долизать майонез на полу. Однако после готовки квест под названием «обслужи всех» у мамы продолжался. Она всегда садилась за самый край стола, что быть поближе к кухне, вечно убегала, приносила добавки, что-то убирала, мыла. Особая прелесть заключалась потом в укладывании спать разгулявшихся детей, а на утро – отмывание горы грязной посуды и уборка после ухода гостей. Ничего не скажешь – счастье во всей красе!

Так что, не-е-е-е, Толян. Что-нибудь приготовить ты и сам себе сможешь, ты же не котик и лапок у тебя нет. Бутеры, к примеру, вполне сносная еда. Вон даже икра есть. Шикуем!

– Да что так холодно-то? – у Лёхи иссякло желание любоваться северным сиянием. И вряд ли у него оставалось желание любоваться мной, хотя обычно я с трудом могла от него спрятаться. Сложно любить кого-то, когда у тебя от холода нос в сосульку превращается.

В тот день мы опять не дошли до нужной широты. Но Толика сей факт не расстроил. Он как будто специально искал разные предлоги, чтобы с нами со всеми встретиться. Собирались мы с каждым днём все реже, а скоро и вообще планировали разъехаться кто куда.

– Да блин, что ж так холодно?! – изрёк вечно тихий Лёха, что и стало поворотной точкой в нашей прогулке.

Настало время вернуться домой и сдаться в плен печенькам с горячим чаем и мягкому пледу.

Ветра, ветра, ветра… Когда-нибудь мне посчастливится сменить местожительство на что-то более-менее сносное по климату, чем эта вечная мерзлота.

Воспоминания о жизни до поступления в колледж Петропавловска вводили меня в некий транс. Занавесив уши любимой музыкой, я бродила по улицам села часами, нарезая круг за кругом, особенно в хорошую погоду.

А вот затяжные дожди на полуострове выводили меня из себя, поэтому сегодня, тыкая вилкой в остывшие спагетти, я невидящим глазом смотрела прямо перед собой, прокручивая на репите весёлые прогулки с друзьями по холодному безлесью тундры. Безумно хочу в Питер к Светке. Давно её не видела.

Но теперь я вернулась в село. Как там правильно говорить тот самый модный нынче афоризм? Опустился на самое дно, но со дна постучали? Это точно был мой случай.

– Марин, доедай уже скорее, – попросила мама. – И помоги мне билеты забронировать.

– Что, куда, когда?!

– К родственникам летом поедем.

– ДА?! ЧТО, ПРЯМО В ПИТЕР?

– К бабушке на Кунашир.

– Оу, супер.

– Что не так, Марин?

– Да всё в порядке, мам. На Кунашир так на Кунашир. Бабулю давно надо было проведать.

Мама не смогла не заметить разочарования на моём и без того перманентно хмуром и сосредоточенном лице. Ну и ладно. На самом деле я всей душой любила Южно-Курильск, я там родилась, но с родителями давным-давно переехала на Камчатку, потому что отцу посчастливилось найти хорошую работу на полуострове. К бабуле мы раньше ездили каждое лето, а пару лет я даже ходила в школу в Юке. Случилось это, когда я училась в классе седьмом. Бабушка заболела, и пришлось нам временно переехать к ней на острова.

– Сидеть долго будешь? Собирайся, давай, – подгоняла меня мама.

– Ты же знаешь, что я быстро одеваюсь. Успею всё.

Причесавшись и сменив любимую толстовку, джинсы с кроссами на брючный костюм и уродские туфли на каблуках, я потопала устраиваться на работу. Как раз на тот самый завод, который в нашей глуши построили предприимчивые то ли американцы, то ли французы. На работу, по слухам, брали только женщин, и только русских, в услугах коренного населения руководство завода не нуждалось.

Придя на собеседование, я рассчитывала увидеть специалиста по кадрам, помощника руководителя, но блин, точно не куклу! Барби размером примерно метр в высоту приторно-застывшей дежурной улыбкой смотрела на меня. Кукол я не любила с детства, тем более таких громадин. У двоюродной сестры жила такая кукла. Так вот эта пластиковая тварь в розовых рюшечках и кринолинах умела говорить и даже ходить. С тех пор, как в моём восприимчивом детском сознании сохранились эти воспоминания, кукол я терпеть не могу.

Я кое-что слышала о стрессовых собеседованиях, где тебе могут задавать странные вопросы, создавать нелепые ситуации, но лично сама не сталкивалась с подобным до сегодняшнего момента.

Никаких странных и неудобных вопросов кукла не задавала, да и вообще не было у неё такой функции. А потом я заметила на столе бумаги, свой будущий контракт, в который тут же уткнулась носом и начала изучать. По контракту мне предлагали хорошие деньги даже по меркам севера.

Толик мне как-то высказал, что нужно быть менее меркантильной. В ответ я незамедлительно выпалила, что самому Толику, такому правильному и немеркантильному, не помешало бы найти уже хоть какую-то работу и вносить свою часть по оплате съёмного жилья. Не кривить рожу, а пойти, наконец, хоть в грузчики в ближайший магазин. Но свой диван, с которого очень удобно бросаться в меня обидками и обвинениями, ему был ближе.

Чем дальше на север, тем сложнее и дороже жить.

Если учесть, какие цены в магазинах и особенно, как высоко оценивает свои услуги ЖКХ, то народ тут беднее всех нищих, вот почему он зачастую мрачен, неприветлив и груб. Счастье, конечно, не в деньгах. Но ты для начала попробуй осчасливься, увидев цены на продукты такого себе качества и немаленький счёт за электричество при зарплате в двадцать тысяч.

Поэтому я, не раздумывая ни минуты, быстренько подписала бумаги, пока мою работу не предложили кому-нибудь ещё. Таких денег в селе, даже в Петропавловске, я никогда не заработаю.

Адьос, нищета! И здравствуй лучшая жизнь где-нибудь на материке, а лучше в столице, теперь-то я обязательно на тебя накоплю.

* * *

Марина Миронова, Петропавловск-Камчатский

Светка, ты чего тут пишешь?! Я тебе пакую посылку таблеточек.

Свето4ka, Санкт-Петербург

Ахах! Ну да, валяюсь с Температурой. В гости пришла, тут кошку зовут Температура, прикинь! У-у-и-и-и, она такая пушистая и мягонькая. Класс!

Марина Миронова, Петропавловск-Камчатский

А-а-а-а… Напугала меня с этой температурой. Шутки такие не шути больше.

Свето4ka, Санкт-Петербург

Тоже так хочу. В смысле, котика хочу завести и назвать как-нибудь… У тебя котов вообще Пакетами звать о))о) Хочу котика!

Марина Миронова, Петропавловск-Камчатский

Пхах, коты… они ж прожорливые. Вот хожу на работу ради них.

Обед заканчивается, пора… :/

Работать пришлось на вредном производстве, поэтому все здесь напяливали защитные скафандры. По-другому никак нельзя было назвать эту громоздкую конструкцию, затруднявшую движение и заставлявшую с каждым шагом грустить всё сильнее. В центре лаборатории стоял чан наподобие гигантской кофемолки в несколько этажей, сделанный из прочной стали. Костюм защиты был настолько тяжёлым, что уже к обеду я с девчонками еле волочила за собой ноги, а от респиратора горело лицо. Если мне, Маше и Насте хоть с трудом, но удавалось к концу смены держаться на ногах, то Валентину приходилось чуть ли не выносить из зала общими усилиями. Валентине перевалило хорошо так за пятьдесят, но до пенсии ей было всё также далеко, как мне до Москвы.

Валентина Михайловна всю жизнь жила по принципу «штаны в доме», – хоть плохонький, зато свой. Первый её муж очень любил выпить, что естественно не нравилось Валентине. И вот однажды он сломал ногу и лежал дома на больничном с месяц, если не больше. Она на работу уходила и закрывала квартиру на ключ. Всё равно лежит и, кажись, за водкой-то бегать не будет. Но каждый раз, когда она приходила с работы, этот сверхразум напивался до потери себя в этом бренном мире. Вот как, простите, это вообще могло происходить?! Оказалось, что к окну приходил друг, этот спускал верёвочку, друг привязывал пакет с водкой. Прятал её куда-то в кресло, а от кресла по плинтусу пустил трубку от капельницы и прямо до самой подушки. Прыгал на одной ноге с этой водкой. Приходила, значит, Валентина с работы, а он уже всё – в щи. Был ещё у неё муж. Валентина тоже закрыла дома, третий этаж, муженёк кидает куртку, а следом летит сам. Это же шею свернуть можно! Дело было зимой, и этот десантник, как его впоследствии прозвали, даже травм не получил. Ладно уж, не моё, конечно, дело. Спился и второй муж. И нет бы, пожить, наконец-то, для себя, так не удержалась наша Валя – завела себе какого-то бурчащего по любому поводу деда, который штурмовал поликлинику и булочную без очереди, ещё и что-то возникать смел по этому поводу.

Все девчонки с работы имели щастье в лице возлежащего на диване тела, почёсывающего пузо или другие части тела, обязательно лёжа на диване с пультом от телика, пивом или телефоном – комплектация их была стандартной. Место встречи с диваном изменить было никак нельзя, впрочем, тела и не стремились к каким-либо изменениям.

Только я одна имела дерзость подобное щастье обходить стороной. Щастье в лице Лёхи и ему подобных тел, которые были бы не прочь меня осчастливить бессмысленным возлежанием на диване.

Маша чуть ли не каждый день приносила на работу цветы. Не в лаборатории они, конечно, кисли, а стояли на столе в подсобке.

– Твой мужик в курсе, что у нас тут уже пол подсобки гербария набралось? – уточнила я за обеденным перерывом.

– А меня вот всегда поражает, когда цветы дарят. И тем более, если знают, что я к цветам вроде б равнодушна, – усмехнулась Маша.

– Ну, типа идёшь ты весь из себя такой важный, может быть даже красивый. С цветочками, – сделала я важный акцент на этом слове. – Идёшь себе и идёшь, получая общественное одобрение.

– Я с Машкой согласна, – хохотнула Настя, чуть не расплескав чай. – Нет бы кусок мяса подарили, да? По деньгам тож на тож! Или палку колбасы, к примеру.

– И можно даже украсить бантиком, – добавила Маша.

– А то! Так нет же, не дождёшься, так и тащат эти цветы. Откуда вообще берут только их? С едой-то напряжёнка.

Наши обеденные перерывы были прекрасные, весёлые, интересные. Но всегда наступал тот скверный момент, когда приходилось снова закрываться в скафандрах и ползти на второй круг ада в лабораторию.

Не знаю, откуда вырос этот странный завод, кому понадобилось устанавливать фантастическую центрифугу в глуши. Каждое утро я бежала на работу. Выходила за час, хоть и жила в десяти минутах ходьбы. Но в защитную экипировку, этот чёртов скафандр, приходилось наряжаться не меньше получаса. Нас запугали, что на заводе производился новейший препарат для лечения рака. Главный цех вечно тонул в пелене разноцветного тумана, иногда еле заметного, а иногда настолько густого, что идти до металлического чана с этой дрянью приходилось буквально по приборам.

Не прошло и месяца, как на заводе случилась авария. Погибли люди. Я боялась возвращаться на работу. И я, и Машка, и Настя с Валентиной. Но деньги были очень нужны, и эта грёбаная нужда каждое утро подталкивала меня к заводу.

Однажды дверь в лабораторию была не полностью закрыта, и я увидела эту жуткую ходячую барби. После нескольких аварий на «кофемолочной» станции местные придумали байку, что, мол, в этой кукле заключён дух жены хозяина завода. Вот поэтому она умеет ходить. А мстительный дух дочери летает по лабораториям и убивает работников.

Дух или что, но на самом верху этой непонятой конструкции я не раз замечала то ли летающий белый пакет, то ли что… Привидение? Я трепаться по поводу свежеувиденных глюков никому не стала, всё равно б не поверили, а ещё б посоветовали попить магний, чтобы спалось лучше. Советчиков у нас хватало, ведь Россия всегда была страной советов.

В тот вечер я зашла в гости к бабуле. Она жила в паре домов от меня, по соседству с моим другом Лёхой, кстати. То ли Лёха хотел почаще видеться со мной, то ли ещё какие причины имел для посещения моей бабули со стороны отца, но пересекались мы с ним часто.

– У тебя есть кто-нибудь в Петропавловске? – робко спросил Лёха.

– В смысле какой-нибудь забавной зверюшки типа парня? – уточнила я.

– Ага. Встречаешься с кем-нибудь?

– Да ну, не-не-е-е. Отношеньки – это зависимость и потеря свободы. А любая зависимость – это зло. Вот и вся моя философия. Ты же знаешь, что я к сказкам о том, что «жили они долго и счастливо» отношусь, как к эльфам, гномам и драконам из фэнтези. Типа вау, клёвая выдумка, но в реале мне это всё не надо. От сказки до реальности тысяча миль по кривой.

– Ну-да, ну-да. А-а-а, хм… а это… Ты любишь котов?

Лёха начал заигрывания максимально неловко. Если ещё раз он попробует заговорить со мной или удариться в комплименты, то я лучше до Китая пешком дойду.

– Конечно. Когда они не гадят мне в тапки. А вот если забуду еды подсыпать вовремя, воду не поменяю… А ведь им же грустно становится, потому что дно видно. Или вода не свежая будет. Начинают вводить против меня санкции. Ссанкции и сранкции.

– А-ха-ха. Я заметил, что у вас во дворе стоят коробки.

– Угу. До мусорки никак не донесу.

– Я уж думал, они для котов.

– Не-е-е, мои коты не любят коробки. Мои коты любят пакеты. Забираться в пакеты, шуршать пакетами, рвать пакеты, мурчать в пакетах и спать в них. Их даже зовут Пакет первый и Пакет второй.

– Кого?

– Котов!

– Хех, странные клички для котов.

– Они не против. Наверное. Я приезжала как-то к бабушке на каникулах. К другой бабушке, которая на Кунашире живёт. А у неё жил чёрный толстый кот. Такой же чёрный и толстый, как вулкан Тятя и моя беспросветная тоска. Значит, пошла я попить водички на кухню. Ночью. И решила погладить кота. А оказалось, что это был пакет с картошкой. Вот так-то.

Лёха не стал отказываться от бабушкиного приглашения на ужин, который я на скорую руку состряпала. Ел и расхваливал мою готовку. Да он в принципе не имел привычки высказывать претензии еде. Наверное, даже стекловаты мог сожрать, лишь бы меня не обижать.

– Это твой ухажёр, что ли? – спросила бабушка, выглядывая в окно и провожая Лёху крайне заинтересованным взглядом.

– Ба, если ты про Лёху, то это мой личный сталкер. У меня нет необходимости в том, чтобы мои уши кто-то жрал.

Бабушка молча похлопала глазами, в которых читалась смесь непонимания, жалости и ужаса. Как же так, её милая деточка до сих пор не замужем! И вообще какая-то чайлдфри, для бабули это слово равнялось психиатрическому диагнозу. А вот Юлька из соседнего дома уже двоих родила. Уф… Еле сдерживаюсь от спора с бабулей. Люблю её и не хочу обижать, но, блин горелый, как же достало каждый раз отчитываться за то, что я хочу жить своей жизнью, а не по шаблонам, придуманным каким-то крайне умным шутником.

– Лёшка парень хороший. Присмотрись к нему, – настоятельно посоветовала мне бабуля.

– Ха! Нет, спасибо. У меня часики не тикают. У меня есть работа, которую я работаю.

– Да какая работа! Вот доработаешься и замуж никто не возьмёт, так ты одна и останешься. Плохо одной-то. Вот ты должна…

– Нет у меня долгов, бабуль. Налоги плачу, плачу за всё, что только можно. Плачу и плачу. Ты лучше скажи, как тебе блинчики.

– Хорошие, но вот был бы у тебя муж, дети… Мужа тебе надо найти, а то ж как одной-то? – сокрушалась бабушка.

– Для начала не помешало бы нормальную работу найти. И вообще, какие дети? Мои коты дерутся за случайно пойманного паука, который из ванной рискнул двинуть в сторону холодильника. Детей-то я на какие шиши кормить буду? Или пауками кормить, которых смогу отжать у котов?

– А родители на что? А ведь я же ещё могу помочь.

– М-м, да. Помогаторы – это великая сила. Ладно, ба, извини. Пойду домой, а то завтра рано вставать.

Люблю свою работу, да сгорит она в аду вечномёрзлого океана тундры! Люблю аж до зубовного скрежета подниматься в туманную холодную хмарь и ползти на завод унылой гусеницей, у которой отняли последний листик капусты.

– Маришка, еле ползаешь сегодня.

Я вздрогнула от звонкого голоса Насти. А я ещё всегда оказывалась в ступоре, когда она называла меня Маришкой, потому что до конца не была уверена, это она меня так называла или Машу.

– Что за белая пелена наверху маячит? – прищурилась я, наблюдая за паром, который от чана поднимался к потолку и белым облачком зависал над гигантской центрифугой.

– Это привиде-е-е-ение, у-у-у-у-у! – подошла сзади Машка и легонько толкнула меня в спину.

Сегодня выдался суматошный день, который, к всеобщей радости, закончился раньше обычного. В головной лаборатории случилась поломка, из-за которой весь завод встал на ручник на неопределённое время, а работники ушли в неоплачиваемый отпуск.

Скоро мои накопления на столицу разлетятся, как карточный домик, ведь мы с мамой поедем к другой моей бабушке на Кунашир, а цены там не менее прекрасные, чем здесь. Ладно, хоть такой, но отпуск будет. Вот и Светка пообещала приехать, так что скучать мне вряд ли придётся. Повеселимся, подрожим от холода на берегу Тихого океана и попыримся в бинокль на такой близкий, но далёкий японский берег.

Часть 2

Начало России

Обожаю качку, когда, забаррикадировавшись в каюте, цепляешься за всё, что только под руки попадается, лишь бы не навернуться и не вытошнить всё, что съел перед отплытием. Поэтому с некоторых пор я не ем сутки до путешествия и во время него тоже, страдаю, но держусь, чтобы не страдать ещё сильней.

Не понимаю, как некоторые ещё и водку пить умудряются на посудине, качающейся на волнах. Ф-фу-у-у!

– Что хочешь, чаю или сока? – спросила меня мама, ни капли не мучившаяся от морской болезни.

При слове чай меня чуть не вывернуло.

– Швартовку в порту уже хочу, – пробубнила я.

– А я тебе предлагала таблетки от укачивания. Кто теперь виноват, что ты страдаешь?

Мама бронировала билеты заранее. Мою робкую идею с самолётом она отмела практически сразу, потому что о хорошей ясной погоде на островах приходилось только мечтать, в аэропорту Южно-Курильска нелётная погода длилась неделями.

Непроглядные туманы, сырость и ветра – вот и всё, что ты получаешь обычно, прибывая на землю кипящих озёр и вулканов. И хорошо, если ты не попадаешь в ливни, не застаёшь землетрясений или заскочивший в гости из соседней Японии тайфун.

– На воздух надо выбраться, – решилась я подняться на ноги.

– Вещи заранее собери, я твои сундуки не потащу. Скоро уже на месте будем, – дала наставления мама.

Выбравшись на палубу сине-зелёной от тошноты полудохлой селёдкой, я тут же получила пакетиком в лицо, которым меня наградило море.

Не устаю поражаться, как люди у нас загаживают природу, ближе к берегу наблюдаю плавающие коробки и прочий шлак. Скоро вместо моря здесь будет суша из бутылок, коробок, а сам остров из-за мусора вперемешку с вулканическим пеплом соединится с Японией и станет полуостровом.

– А чё ты хотела? Это ж Россия, – хмыкнул проходящий мимо мужик, увидев, что я с кислой миной рассматривала сомнительной чистоты пакетик, приклеившийся ко мне. Руки у меня тряслись, как у заправского алкаша. Какое же счастье, что качка осталась позади.

– Действительно, всего лишь хотелось в столицу, а не это вот всё.

Отлипнув от пакета, я взглянула на вулкан Мендель, пока качавшийся на волнах корабль швартовался в порту.

– Ура-а-а, – простонала я, на трясущихся ногах спускаясь на землю. От радости хотелось прыгать, но ноги будто налились свинцом от тошнотного состояния.

– Марин, скорей, – подгоняла меня мама. – Нам ещё к бабушке ехать.

Кунашир считался островом спящих вулканов, горячих озёр, туманов, бушующих волн океана и сильнейших ветров с ливнями. На большой земле, то есть на материке, остров прозвали краем России, а здесь было принято говорить, что Россия здесь не заканчивалась, а начиналась. Раньше сюда со всей страны съезжались люди.

Южно-Курильск, или сокращённо Юка, особо не отличался от обычного российского посёлка городского типа: те же двухэтажные дома, частный сектор, сетевых магазинов тут, кстати, не наблюдалось, зато относительно недавно проложили асфальт. Вопрос, сколько он продержится под натиском тумана и сырости, оставался открытым.

В порту нас встретил хороший мамин знакомый, дядя Женя. Кажется, мама упоминала, что он учился с ней в одном классе в далёкие и лохматые восьмидесятые годы. А когда мы жили в Южно-Курильске, дядя Женя с отцом работал на рыбокомбинате. На моё счастье, после малоприятной тряски на корабле мне не пришлось испытывать себя на прочность, трясясь дополнительно в ПАЗике.

Проехали по центральной и такой родной Океанской улице, где стояли друг за другом сборные новые дома. Я, прилипнув носом к окну, рассматривала эти красивые домики. Наверное, в таких жили друзья, с которыми мне пришлось попрощаться после первого полугодия в восьмом классе. Мы давно не виделись, хоть и переписывались иногда в соцсетях.

– Асфальт, дома… – поражалась мама, как и я, не отрывая глаз от улучшенной за годы нашего отсутствия инфраструктуры. – Всё такое новое. На зависть японцам, что ли?

– А то! Да, люди приезжают сюда. Дома, конечно, ругают за плохое качество, перегородки там пустые, поэтому холодно очень, – разговорился дядя Женя и, будучи в хорошем расположении духа, решил прокатить нас по посёлку, благо объехать все окрестности можно было минут за десять.

Машина повернула на развилке на набережную. Низ посёлка нынче был почти не заселён, только базы да несколько домиков остались после сильнейшего землетрясения в девяносто четвёртом, в одном из покосившихся заброшенных домов, что стояли ближе к океану, и жила раньше бабушка. А после землетрясения она вернулась к деду в деревню Головнино, что находилась за пятьдесят километров от посёлка. Дед умер пятнадцать лет назад, но бабушка покидать деревню не захотела, осталась жить на берегу океана, где за проливом Измены тонкой полоской можно было наблюдать японскую землю.

Бабушке не так давно исполнилось девяносто пять и, несмотря на суровый климат и непростую жизнь на островах, она старалась не унывать. Много раз мама хотела забрать её к нам на Камчатку, но бабушка всем сердцем любила Кунашир, жила здесь с сорок пятого года. Когда острова стали советскими после Второй мировой войны, семья бабули переехала с материка сначала на Сахалин, а потом на Курилы.

Проехав по окрестностям Юки, мы помчались по маршруту ПАЗика в село к бабуле, в самую южную часть Кунашира. Машину чуть не занесло, когда мимо нас на большой скорости просвистел грузовик.

– Гоняют как сумасшедшие, – цокнул языком дядя Женя.

Красные клифы, с которых низвергались красивейшие водопады, тянулись на много километров вдоль океанского побережья южной части острова.

Чем ближе к селу мы подъезжали, тем больше менялся пейзаж за окном: заросли бамбучника да странные тонкие деревца – такие на материке точно не встретишь. Асфальт сменился грунтовкой. Головнино, которое раньше называлось Томари, встретило нас ржавым ветряком, который когда-то давно подарили японцы. А Южно-Курильск при японцах назывался Фурукумаппу, где айны проживали – коренное население острова, которое после войны тоже подверглось репатриации.

В Головнино школа была, но училась я в Юке, а каждые выходные исправно тряслась в ПАЗике, чтобы навестить бабулю. И как бы бабуля ни сопротивлялась, вскоре ей всё же пришлось на какое-то время переехать в Южно-Курильск: ближе к больнице и удобней добираться до Сахалина в случае ухудшения состояния.

Сначала я не хотела покидать дом, школу, друзей и жить на островах, но когда болезнь бабушки отступила, я уже не хотела возвращаться обратно, цеплялась за все косяки, лишь бы остаться тут.

– Марин, нормально себя чувствуешь? – сквозь мысли я услышала мамин голос, но захватившие воспоминания не хотели от меня отставать.

– А? Угу… Я тоже так думаю.

– Ясно. И не говори, что я тебя не предупреждала, что Света уже приехала.

– Угу, слышу-слышу.

Японцы построили небольшой агар-агаровый завод в устье реки, на берегу залива Измена. Что-то типа градообразующего предприятия наряду с ракушечным заводом. С работой на островах всегда было не густо, и бабуля, как только семья переехала в Томари – ныне Головнино, начала трудиться на агар-агаровом заводе, практически сразу после его ремонта, параллельно с этим готовясь к поступлению в медицинский институт, имея за плечами медучилище и работу в госпитале на западном фронте. С сорок пятого года русские переселенцы жили на островах с японцами, пока последних не репатриировали в голодную и разрушенную войной Японию. И, приезжая на Кунашир, я первым делом вспоминала рассказы бабушки о том, как русские, японцы и айны жили бок о бок, а то и дома делили между собой – в одной части дома жили японцы, в другую подселяли приезжих с материка русских. И, кстати, неплохо уживались друг с другом, отношения даже заводили, чего и бабушка не избежала.