Читать книгу Богиня тщеславия - Елена Сомова - Страница 1

Елена Сомова

Куклы из ящика тёти Пани

Ящик – тети Пани, – такое простонародное имя дал героине народ – заколочен и покрыт скатертью, но диктор объявляет о смерти великой актрисы Пандоры Мстиславской такой дежурной фразой, что примадонна вскакивает в ярости с одра и бежит честно зарабатывать свой кусман торта в другое тоталитарное государство. Эмигрантка и примадонна, Пандора берёт псевдоним Сморода Малинкина, и выступает на главной площади города во дворце, выстроенном по её проекту под ларец. Едва успела диктор телевидения закончить фразу о кончине тёти Пани, протарахтев пулеметом всё, что ей накропал подпольный обожатель и вертихвост Лапушкин, как Пандору Мстиславскую уже провожали в аэропорту, оскорбленную, непонятую и преданную не народом, нет! – Государством, не понявшим её тонкости и предвосхищения любви к Родине. «Неблагодарные!», – твердила про себя Пандора Феофановна, пока диктор слизывала белый крем пирожного после передачи новостей. Да, что вы думаете: в цивилизованной стране отчество женщины значилось по имени ее супруга. Отец – в истории государства значился отпетым мошенником, а дочь, вот, пошла дальше – до границы отчаяния Пандора играла роли в театре конной армии. Конармейский театр стоял посреди площади, той, что на обложке книги, которую читатель принял за игровое поле для шахмат. Короли и кони в жизни – фигуры не настолько второстепенные, чем люди в Апельсиновграде. За доброго ферзя можно выиграть в споре сотни миллиардов ярдов земли для шахматного поля, где слон – в натуральную величину, и ест он всеми буквами алфавита по очереди.

Народ спал. Сморода Малинкина получала комплименты от мужа. Феофан Рэк в шерстяной кофте и рубашке с отложным воротником под ней (кофтой, но там ещё водится пара маек, – на случай отморожения сердца) имитировал секс с женой.

«Я не импотент! И не седой!» – верещал Фефа, любимец публики и Смороды.

«Конечно!» загадочно пылила в мозги разбушевавшаяся Сморода.

Феофан напоминал всадника с огромной саблей, – и одним ловким движением ветки—руки Сморода сбрасывает лёгкое платье перед своим рыцарем в шерстяных доспехах. Сабля уменьшилась в размерах. Феофан лёг на холодную простыню – это послужило падению авторитета. Выпестованный мамашей-одиночкой Мамзель Премудровной и воскресным папой Фонтаном Отверткиным, Феофан всегда страдал от холода.

«Мужское достоинство не в сабле!» – утверждал Фефа, и его благодушно поддерживала огорчённая жена. Смороде и самой секс в кофте казался чем-то неприличным, и она тепло трепала за ушком своего котеночка Фефу. Кроме раздражения секс не вызывал у Смороды ничего. Кофты менялись: то светло-серая, то свитер – это по-мужски: синий свитер в оргазме калейдоскопа треугольничков и ромбиков. Явно по-мужски! А то вдруг школьный кардиган Фефы—десятиклассника в странно—полусотенно—летнем возрасте! Экономка сохранила, слава ей и почет!

По телевизору прозорливо мелькнула спасительная реклама с четким мачо. Вот маскулатура! Что надо! Мозг Смороды выключил Фефу из розетки, и его дружеская душеспасительная лейка в беседке для свиданий запищала о плохом государстве. Тем временем «плохое» государство заботилось о юном поколении, устраивая забег внутригородской универсиады в каждом городе и поселке типа Апельсиновграда. Для Смороды писк Фефы значил не больше треска дрозда в саду. Постучал клювом в поиске насекомого, шуршащего под корой – сглотнул голодную слезу, постучал в другом месте – под веткой – и был таков! Под корой Смороды, по мнению Феофана, водились насекомые съедобные, вот он и пользовался её временем для упражнений в мужественности. Герой! Шелкопёр! Смарагдовые плечи Смороды мерещились ему в тумане лженауки о происхождении золота из песка, да что из песка – из … но об этом умолчу. За песком Фефа ездит в соседнюю пустыню.

На стене квартиры Малинкиной и Рэка висел бык с бабой на спине кисти раннего Фефы Рэка, в нежном возрасте выписанном китайской акварелью. Быком или бабой себя чувствовал Феофан в момент ежегодного рассмотрения шедевра, но владел точными лженауками он лучше, чем практикой секса. Сморода это знала, и предлагала после внеочередной некомфортной постельной среды журнал «Эрудит» или высокие столбики семейного бюджета, аккуратно выстроенные – на листе в цвет рубашки Фефы с отложным воротничком поверх теплой кофты. Потом столбики бюджета стали занимать скромную общую тетрадь в 95 листов. Именно в 95, потому что первый лист назначался под эпиграф тетради, но о нем умолчу.

– Почти микрорайон! – воскликнул Феофан Рэк, пружинисто поднимаясь с кресла всезнайки и принимая из легких рук Смороды проект семейного благополучия, в котором цифры гнездились в поэтических столбцах и напоминали высотные дома.

Малинкина так стимулировала потенцию супруга.

«Вдруг сабля поднимется, если он увидит высокий длинный столбик на листе бумаги?» – думала бывшая примадонна, вспоминая в призрачных снах о великой Родине аплодирующую публику и кремово-цветочный антракт.

Поскольку многоэтажек в микрорайоне множество – столбцов цифр, выписанных цветными стержнями каллиграфическим почерком Смороды – столько же! Пыряй, Феофан от зари до зари, не вынимая сабли из ножен! Сморода «строит» новые «микрорайоны» и не перебивает мужа в его страстных речах о молодости духа и отличной физической подготовке.

Катался на картинге Феофан действительно отлично: прямо и по кругу, заученными движениями надев каску. Напяливая шлем на голову, супруг напоминал Малинкиной гладиатора. Да, погладить он умел. Гладил задницы всем от администратора проектного бюро до генеральных поставщиц, оттого и вышел на первое почётное место по слухам о маниакальной любви к женщинам вообще, всем без исключения.

Смороде завидовали все подруги, сослуживцы, соседки и даже их мужья и знакомые: ну-ка, такой бравый малый да ее муж!

Веселая семейка трудилась в струях лица ради трона на гладиаторских боях для двух их статных фигур. Бои устраивались в центре садового парка перед виллой проживания, куда занесло Смороду, почти вилами Нептуна, самолюбие и тщеславие, а Феофана Рэка – любовь к лести, которою обволакивала его Малинкина. Это был самый длительный брак—пакт в Апельсиновграде с мармеладными диванами в каждой избушке на каждом русском евроэтаже и в каждой комнате с камином, – надо же где-то супругам любовью заниматься!

Отличительной чертой Апельсиновграда было сногсшибательное количество качественных каминов с голографическими видениями по щелям. В одной такой щели и жил домовой – типа Барабашка. Он играл на скрипке и баяне, в которых не было необходимости ни у одного из жителей города и страны. Слух о скрипичных возлияниях и баяновых бумерангах тонким лучом проник в соседний город Молотопроводск, и хлынули оттуда в Апельсиновград оркестровые лавины, гонящие впереди себя щебень и гальку.

Смяли галька и щебень листы микрорайонов хитрой канцелярии Смороды Малинкиной, преподносимые Феофану Рэку после очередного любвеобильного сакрального ритуала самопожертвования. Так полагалось для успешных рисунков с живописным ландшафтом микрорайонов цифр, изобретаемых любимой супругой Феофана Рэка с голым пупком и в шерстяной кофте лобзающим обнаженную скульптуру Смороды в зале приема гостинцев от супруги.

Весело и долго они кормили рыбок в аквариумах, устраивали им заплывы, карусели, кислородный массаж и аквапарк, ибо рыбки и были потомством Смороды и Рэка, а стало быть, и Пандоры Феофановны Мстиславской и Лапушкина, её обожателя, и Мамзели Премудровной Отвёрткиной с её воскресным мужем Фонтаном Отвёрткиным, папой шерстяного рыцаря Фефы.

Стихи Смороды Малинкиной, посвященные Феофану Рэку в нежном возрасте, которые висели в золотой рамке рядом с картиной раннего Фефы :

Метаморфоза луны и аиста

Аист клюнул отражение луны…

Чем глаза твои полны, я узнаю от зари.

Тс—с, постой, не говори.

Вот ночная тишина

Опускается на плечи нам.

Аист клюнул тишину,

А глаза полны тобою.

Жизнь, объемля вышину,

До краев полна тобою.

1984 г., октябрь

ОРЕЛ СТЕПНОЙ

Кто такой попугай в семье? Это всё: совесть, двойник для общения не по скайпу, громоотвод для метания в него тапок, поедатель крошек со стола после ужина. Однажды я проснулась, а мой попугай клюет колбасу с тарелки.

– Умница, Кеша ты – орел степной!

– Кеша орел! Кеша умный! – законстатировал факт голубой попугай.

– Кеша – финист – ясный сокол! – сонным голосом повторяю я, пытаясь не проснуться от настойчивой долбежки крепкого попугайского клюва по столу и блюдцу с бутербродами, забытыми на столе после увлекательного просмотра фильма об Иосифе Бродском. Эти фильмы памяти – гениальное изобретение человечества. Я с увлечением смотрю из любви к поэзии, но сон – вещь неоспоримая, засыпаю перед концом фильма, листая взглядом полоски титров.

– Я застрял на твоих бутерах! – завопил вдруг попугай, продолжив линию вчерашней беседы с двоюродным братом, зашедшим на чай. Брат живет неподалеку. Слава Богу, что он есть, иначе нам с Кешей было бы нечего вспомнить.

– Кеша, ты не жирная курица, ты – мой любимчик! Мы шутили вчера!

– Каннибалы! – завопил Кеша.

Это было невероятно смешно. Попугай топырил крылья и выражал себя в раздирающем слух возгласе.

– Будешь орать – заведу кошку.

Эту угрозу мы с братом придумали, когда Кеша обнаглел до того, что утром в желании хлеба насущного летел клевать мои руки, распластанные во сне. Гневные пощипывания приводили в ужас методичностью. Сон проходил мгновенно. Попугай – лучший будильник в мире.

– Михаил Васильевич Ломоносов объяснял северное сияние…, – вдавался в перечисления телеведущий при нажатии когтистой лапы Кеши на пульт телевизора.

– Не ходи по пульту! – воспитывала я попугая.

Кеша отсчитывал шаги. Ему явно не хватало Мартышки и Удава.

Белая ладья, или рюмки-неваляшки, полные бархата…

Папа Сары Врублевской был шахматист-фотограф: шахматист по призванию, фотограф – по роду денежной деятельности, чтобы не продать наиболее ценные шахматные комбинации любителям славы и бездарям. На платформе журнального столика, приколоченного к стене в виде панно из шахматного поля с фигурами, в семье Врублевских располагалась статусная шкала студентов – однокурсников Сары, единственной дочери в благочинной еврейской семье. Родители так заботились о благополучии дочери, что две параллельные группы курса разложили по шахматным клеткам, чтобы их Сарусе было комфортно учиться и управлять студенческим государством, – пригодится в жизни навык.

Тридцать две фигуры шахматного поля были оснащены лицами фотографий однокурсников Сары Врублевской. Все как полагается: шестнадцать пешек, по два коня каждого цвета, ферзи, ладьи… Черные – кто успевает после лекций работать и сам оплачивает свое удовольствие получать высшее образование. Сложна жизнь черных: терпеть притеснения со стороны белых, вечно сражаться, дабы не опозорить род, – миссия, не просто игра. Белые – за кого родители платят везде, и вместо работы у них светские вечеринки. Белые увеличивают свой общественный авторитет посредством выбора общения.

Король и королева окажутся женаты в обеих группах, черные накануне студенческой свадьбы заработали денег на разведение бэби, белые посадят своего отпрыска на шею родителей крепко и навсегда. Белая правящая династия умудряется учиться сразу в двух вузах: так легче получить престижные служебные места при выборе трудовой деятельности, ведь не каждый родитель готов подвинуться и посадить свое чадо к себе за рабочий стол. Одно дело управлять в совете директоров, другое – торить при этом еще и путь потомству.

Черные на четвертом курсе заводят бэби, поэтому королеву-маму в университете на время краткосрочного декрета без академического отпуска заменяет ладья из белых. Белая ладья – королева черного принца. На место белой ладьи каждый день выдвигаются пешки: все восемь белых. Нелегко пешке быть ладьей, то ли дело ладье вместе с пешкой идти в наступление против ладьи другого цвета! И ветерок в спину! Но декрет – дело тонкое, потому и на неделю хватает пешке одного дня труда вместо ладьи на шахматном поле. В очередь записались и черные фигуры, но прошла конкурс на замещение декретной черной королевы только одна пешка, на которую упала штукатурка во время побелки потолка в квартире члена преподавательского состава. Муж черной пешки, прошедшей конкурс в белой штукатурной накидке, подрабатывает после лекций ремонтом автомашин преподов, пытаясь подобраться к машине ректора. Это оправдывает ход пешки и превращение ее в любую фигуру того же цвета, но до полного восторга Сары Врублевской, повелительнице шахмат, черные пешки лезут и в белые. Чем дольше они там задерживаются, тем менее остается надежды на то, что они вернутся на свое место: хоть гастарбайтерами, но на поле у белых. Закон ждунглей: ждут-пождут работу белые, а это черные ими прикинулись, и пашут на свое процветание. Чудеса, да и только! Неисповедимы пути твои, Господи!

Когда черный бой-френд пешки отремонтирует машину ректору, то и даму свою поднимет, и черная пешка молится в надежде и ждет.

Декретная королева черных выходит на экзамены – белая ладья – на свое место, и все пешки – по клеткам: знай, сверчок, свой шесток! – королева вернулась!

Ферзь, конечно, иногда восстает против пешки, но он и против ладьи может: что с пешек взять-то?! Избранные эндшпильные позиции: король и ладья против короля и проходной пешки, если король находится позади своей пешки. И его можно отрезать по второй, третей или четвертой горизонтали, считая по движению пешки.

Белый конь вдруг засмеялся, как лев, рычанием, и все остальные три коня: два черных и второй белый, ускакали буквами «Г» от испуга и неожиданности, – надо же ремонт подков осуществить! Оставили ситуацию под контролем белого короля: через пять минут не вернутся – разжалуют в пешки или на разборку – менять гривы на шарики.

Сара Врублевская понимала, что нужна гипербола, чтобы поднять нулевое четвероногое да статусного положения, поэтому каждой пешке давалась возможность подняться с четверенек и из животного стать обезьяной, берущей палки, а затем и homo sapiens, на полных правах учащимся и работающим на свое и государственное благо. Неподдающиеся выпрямлению в позвоночной части спины подлежат истреблению, потому что наносят всем моральный вред как парнокопытное, выработанное из человека безграничной любовью родственников.

Быть послушным – основное достоинство черных пешек и знак отличия для белых, а вежливость является для белых товарным знаком, с которым они легко проходят тоннель для перехода к статусной лестнице. Это случается, когда на место черной королевы декрета встает белая ладья, и пешки толпятся в очереди, каждый день меняясь, на временно освобожденное место дамы в интересной комбинации: белой ладьи в апартаментах черной правящей династии.

Белой королеве проще: ее родители забрали киндера на воспитание, когда после свадебного гимна по прошествии трех, пардон двух, семестров, родился будущий белый король.

Сара Врублевская строго соблюдала этикет перестановок в ее шахматном государстве. Черный король был ее экс-министром, а белый – генералиссимусом всей армии.

Пришло врем представить белого короля: Вильгельм-Фердинанд Эсмеральдовъ фон Трахтенгерц! Отец его был верховнокомандующим архитектором города Вышнебродска, основным достоинством которого был маяк на кверху поднятом пальце Колосса Родосского, обнимающим рожок мороженого. Колосс Родосский стоял на главной водной площади Вышнебродска, рядом с памятником горячоизвестному и широколюбимому летчику, спасшему человечество от идиотизма и бездарного ползания по сочным шахматным полям.

Самое сильное чувство, испытываемое пешками – голод, —горизонтальное чувство насыщения, свойственное живым организмам. Для правящей династии самым сильным чувством является любовь – вертикальное чувство, освобождающее от сенсорного голодания. Ладьи испытывают горизонтальное чувство – зависть – в их цветовом эквиваленте, соответствующем расе. Для коней главное вертикальное чувство – скорость.

Чем быстрее пройдут вентиляцию пешки – тем лучше всем фигурам на шахматном поле. Вентиляторами служат лица с неполным и полным высшим образованием, все они остаются на шахматном поле семьи Врублевских до повышения статуса или их ликвидации с доски, приколоченной в тайной зале Врублевских. Вентиляторы работают по два месяца – до подачи налогового листа руководителем. Догадаются взять больничный лист – получится два месяца и неделя, или даже три месяца официального труда. После подачи пешки имеют право устроиться у Сары на следующие два месяца в другом статусе и другом предприятии.

Кадровое агентство Сары Врублевской, мафиозно действующее на территории Вышнебродска и всей шахматной области поля Вильгельма-Фердинанда Эсмеральдовъ фон Трахтенгерца, белого короля, не имело слухов о своем существовании: фигуры просто исчезали или появлялись по воле тонкой руки дочери, безгранично любимой родителями.

Работающие студенты пользовались привилегиями соответственно статусу, пока их фотографии оставались на платформе журнального стола Врублевских. Экс-министр Сары, черный король Арсен Головорезов, четко действовал по установленной схеме: давал распоряжения своим генералам, конным офицерам, ферзям и ладьям. Черные офицеры готовили списки пешек, казненных вентиляторным трибуналом. Некоторые после казни оставались крутиться над головами приближенных правящей династии. Ладьи вывозили на генеральских водных суднах выработавших свои природные силы пешек и бросали в Лету, реку Полузабвения: их узнавали в лицо и шли мимо по гавной площади Вышнебродска, где гавкало скопление пешек.

Свалка выработанных вентиляторов, сточенных усердными движениями колен и локтей при расталкивании матом ферзя, стала сокровищем кадрового города, основанного требующими работы студентами. Во внимание не брались горы фигур, не имеющих доступа к учебе. Эти горы оцепляли местность по окружности, и не были внесены в реестр.

Не однажды Сару Врублевскую пытались завоевать принцы разных политических концессий, но сердце Сары непреклонно принадлежало исключительно шахматному полю, колосящемуся трансгенными злаками.

Неожиданно появился всадник на синем коне в желтое яблоко. Шел он не буквой «Г», а просто шагнул с трапа корабля в порту прямо на коне. Корабль являлся архитектурным ансамблем, не уступающим дворцам шейхов. Семья Врублевских не подозревала, что корабль и всадник – это новое кадровое агентство, с мгновенным предоставлением множества рабочих и служебных мест для всех желающих получать денежное вознаграждение, достойное труда.

Всадник без особых усилий покорил сердце Сары одним движением головы и могучих плеч.

– Андрей Рублев, – просто представился всадник семье Врублевских на балу высокопоставленных семей.

Отныне рты Врублевских были широко раскрыты от удивления и сбора информации о госте города Вышнебродска. За пирожным на балу Сара, ни жива – ни мертва, расчесывала косу возле зеркального столика. Пешки встали на головы – так они были похожи на рюмки-неваляшки, полные бархата. Наполненные черным и белым деревянным пафосом, пешки устроили революцию, а члены правящей династии и экс-министр Сары со своими конными офицерами уже мнили себя золотыми, костяными и пластиковыми фигурами, сберегая энергию для сражений в игре.

Стачка пешек на гавной площади Вышнебродска в масштабе страны оказалась фейерверком. Охлократия, власть толпы, невозможна в стране с таким мощным органом управления из семей правящей коалиции. А шахматное поле Сары Врублевской в масштабе страны – всего лишь микрофибровая тряпочка для протирания экрана телефона.

Сара Врублевская и Андрей Рублев повлияли на экономику страны своей свадьбой, укрепившей фундамент шахматных владений Вильгельма-Фердинанда Эсмеральдовъ фон Трахтенгерца. Фон игры выбирает и тональность. На свет маяка, что расположен на пальце Колосса Родосского, держал путь Андрей Рублев, являясь на белый свет уже охваченным восторгом путешествий.

У Сары и Андрея Рублевых на Рождество родилась тройня.

Министервство обороны

«Боже», – подумала я, – «Эта несчастная никогда не испытает восторга бытия в той мере, в какой дано испытать отважным… Она вечно будет корпеть над тетрадями своих учеников, сеять доброе и вечное, попираемое со всех сторон и превращаемое в пыль потенциальными носителями, – старея и дурнея, превращаться в министервство обороны. Так и хочется сказать этому беднейшему существу: «Увольте вашего министра! Он не пригоден для службы».

Через пять лет она станет заслуженным учителем, через десять завучем. Через двадцать умрет от безденежья под настольной лампой постсоветской идеологии. Немудрено, раз младенцы рождаются уже с указкой для предков, чтобы ткнуть ею в необходимый объект безудержного внимания. Пока политики проверяют на прочность народ, оный мрет пачками, уцелевшие согласны даже на подмену ценностей.

Через тридцать лет мертвое изнутри существо, для которого наглое хамство начальства давно стало нормой обращения к ней, ни капли не уважаемое родным директором, коллегами, своими учениками, которые усыхают, зажав животы, если министервство обороны выходит выгуливать свой скелет, с годами слегка обрастаемый низкокалорийным жирком, – начнет констатировать факты благодарности от нового строя, непонятного ей ранее. Под карнавальные шествия властьимущих дряхлеющий народ внимает их салютам и меняет обувь на стельки с клеем, чтобы хватило на оплату коммунальных услуг. А нашу героиню с министервством обороны внутри охватит ярая стервозность в минимасштабе – буря в стакане воды выкипит, коммерция сожмет ее горло ненавистью к богатому образу жизни, ей недоступному. Вопрос в том – отчего недоступному? А оттого что ей вольготнее после работы лежать на диване в прострации, нежели пойти поизучать спрос населения и сделать хотя бы попытку слегка удовлетворить его, хотя бы частично. А что делать: социализм проводили с провалом, – теперь многие о нем мечтают, – значит, удовлетворять осталось только спрос населения. Презрение глубоко заляжет в недрах ее глаз основной ценностью и даже кладом прожитых лет. Духовное богатство (по соседству с глубочайшим презрением) даст кислорода ее сердцу еще лет на пятнадцать, после физической смерти. А один унавоженный щедрым пониманием классической литературы книжный червь считал, что оная не в состоянии учить людей ничему… Что люди вообще ничего не читают, а читая, не учатся… Помните: «Как тяжело бродить среди людей, и претворяться непогибшим…»? Ее невостребованное тело посереет и сморщится, не целованные губы перестанут хвалить учеников и выдавать авансы благодарности директору, выдаваемые цепочкой следов поцелуев прямо след в след до стола главного бухгалтера. Дух будет еще жить и травить идеализмом умы, неизвращенные этой прозрачной чистотой, выскобленной химическими стерилизаторами утильной недагогики. Здесь не описка: не педагогики, а именно недагогики. Прозрачной до пустоты. До безмолвия. Мысленная пустыня громогласно извергнет классическое изречение в духе Ле Цзы.

Наливное яблоко в паутинчатом плену тли.

2010, 7-26 июня

ПРИКЛЮЧЕНИЯ ЭЛЛАДЫ

Эллада Бонифациевна бойко играла на пианино Марсельезу. Это произведение вызывало в ней трепет уже давно ушедшей в прошлое молодости. Но боевой дух остался и не давал покоя, как может не дать покоя хороший резвый любовник, стервец и жеребец, очертя голову бросившийся в объятья давно желаемой им женщины. Эллада Бонифациевна с трепетом нажимала правой ногой на педаль, будто ехала на педальном танке в парке культуры и отдыха в свой младший школьный возраст. Так надо было доехать, точнее, довести пьесу до конца, владея прекрасной техникой исполнения, гарцуя на высоких аккордах.

На кухне выкипал чайник, из крана капала вода, – обычная атмосфера запустения. В состоянии не стерильности был и носовой платок Эллады Бонифациевны, который она артистично прикладывала то к вискам, то к носу, а то ко лбу, как философ, за сильной мыслью гонясь за своим внутренним ощущением причастности к большой политике, крутя ручку машины времени. Сколько шарманщиков сейчас крутят эти ручки, а народу подносят факты этого незамысловатого вращения: боль и голод, разрастающиеся вооружённые конфликты, кризис ислама – ИГИЛ*. !!!…!?((!?!)) 3\7!_ №№ ((

Вооружённые столкновения на религиозной почве с многочисленными жертвами – это совсем сродни абсурду, когда Бог един, и является духовной сущностью народов, символом единения народов, любви к миру и человеку.

Имея вкус к жизни, важно с чутьём подходить к вопросу избранности объектов внимания. Эллада Бонифациевна хорошо знала музыку своего ушедшего в прошлое столетия, именно музыка надолго сохраняет колорит времени и нравов.

* ИГИЛ – террористическая организация, запрещенная на территории РФ.

Вдоль губки с мылом для мытья посуды по раковине активно ползали друзья советского прошлого нашей Родины – рыжие усатые тараканы, которые теперь мутировали в огромных крыс на свалках за чертой города, – оттуда и приползли! – из места, куда огромные самосвалы отвозили просроченную еду из всех городских магазинов. Еду не успевали закапывать, и по ней прыгали взад-вперёд черные длиннохвостые крысы вместе со своим юрким потомством. Крысы чувствовали неприязнь к себе и крысятам и сопротивлялись, как могли. Единственное, чему крысы не могли противиться, так это культуре, оттого что ничего в ней не смыслили. Они только иногда вздрагивали от музыки из окна ближайшего к помойке дома, откуда раздавались громоподобные звуки. Вы уже догадались, что это были за звуки: это Эллада Бонифациевна играла и пела «Марсельезу»:

Вставайте, сыны Отечества,

Настал день славы!

Против нас поднят

Кровавый флаг тирании…

Тираном называли Тамерлана, он победил кровавым способом: жёг степь позади своего войска, и всадники на конях смяли насмерть бегущего навстречу противника. Один век характеризует эволюцию человека. Нам интересен именно тот век, в который произошли радикальные изменения жизни человечества. Эллада Бонифациевна играла «Марсельезу» не случайно. Начиная с деятельности пионерского актива, в котором Эллада играла главенствующую роль, и по сей день, в этой могущественной женщине жив дух сопротивления. Государственная тирания посылает человека в водоворот общественных преобразований, но случаи, когда за человека вступается природа, крайне редки. Бури фантазий правителей сжигают за полвека человеческую жизнь, превращая миллионы судеб в крохотные угольки сгоревшего и невостребованного счастья, которое в суматохе жизни обменяли на хлеб, как в голодные годы блокады Ленинграда и в каторжные для народа перестроечные перемалывания живых существ. Когда люди становятся биомассой в руках политиков, являются материалом для преобразований, отдельный человек не имеет ценности, его уносит в небытие толпа карателей от политологии. Человеческая песчинка любит, страдает, судорожно глотает воздух, переживая новые и новые потрясения, а видит эти страдания лишь Господь, и только он является помощником, только он – вседержитель и основа жизни, нравственности, морали.

Как же защитить своё время от посягательств на него сильных мира сего? За ответом обратимся к Элладе Бонифациевне, ибо когда животрепещет разум, но молчат чувства, вступает в хоровую дискуссию право человека на счастье. Его испытывала Эллада Бонифациевна во время игры своего любимого произведения. Когда она закончила играть «Марсельезу», произошло в жизни человечества крайне важное событие: люди получили неистощимое богатство, и жизнь их пошла совсем иным чередом.

«Марсельеза» была связующим канатом с прошлым юной девушки с именем легендарного греческого города. Прошлое огромным кораблём возвышалось над маленькой фигуркой Эллады Бонифациевны. Судьба не смеялась, когда у её папы Бонифация родилась долгожданная дочь. Все каникулы Бонифаций Кристофорович всегда проводил с дочерью в сливовых садах нависшей над городом горы не мусора, не догадались, – просто горы. Местность, где Бонифаций Кристофорович проживал с семьёй, была неоднородная: то горы, то овраги, а то вдруг речушка или ручей. Тикали часы, капала вода из крана, бежало время. И уже нет в помине родителей Эллады Бонифациевны, маму её, кстати, звали Аврора Дуримаровна. Дедушка Эллады сделал бизнес на пиявках, вы угадали. Все городские аптеки охотно покупали пиявок у Дуримара Ключарыча. Дуримар приносил их в банках от варенья, которое нежно и заботливо варила Тортильетта Мажоровна, почтенная бабушка Эллады Бонифациевны. В махровое полотенце памяти завёрнуты воспоминания о беззаботном детстве в сливовых рощах милого уголка планеты, Упсельвании – малой родины семьи Бонифация Старшего.

Молодость убегает, как молоко на плите рассеИванного, страсть выкипает, подобно забытому на конфорке чайнику, а судьба катится колесом по ложбинке, и лишь избранному дано повернуть вспять реку судьбы.

«Эллада Бонифациевна, Вы тщетно пытаетесь вернуть молодость», – часики смеются, часики ровными движениями маятника диктуют чёткие ходы в настоящее. Но Элладу тИванет переехать своей игрой, как минимум, пару улиц на танке под красным флагом. Повернуть поперёк стены, въехать в арку длинного старинного квартала Упсельвании, и только после этого выехать на детском танке из платной игровой прокатной комнаты на Красную площадь в Москве на парад войск в честь Дня Великой Победы 9 Мая. Что могут несчастные часы в деревИванном корпусе, кроме как напоминать нам о времени? Что жизнь человека в руках правителей? Песчинка, – помните это, чтобы не дать себя сдуть с ладони. Элладе же Бонифациевне надо было прямо за маятником ехать вперёд, держа на мушке главные ноты её жизни. На обратном пути маятника непременно посетить сливовый сад её детства, который теперь без листьев и в вороньих гнёздах. Уже давно не коммунисты правят миром, но красный флаг остался символом сопротивления. СССР, как сладкую ватрушку, порезали на кусочки крысам, и эти увёртливые твари грызутся на помойках истории за право своими охотливыми зубками тяпнуть за руку активиста, воинственно тасующего листовки с народными голосами, обесцененными тупой цепкой граблей избиркомов.

Слышите ли вы в своих деревнях

Рев кровожадных солдат?

Они идут прямо к вам,

Чтоб резать ваших сынов, ваших подруг!

Не стоит приобщаться к кровавым играм кукловодов, дёргающих за нитки правящую элиту ради собственного удовольствия раздуть конфликт на ровном месте, чтобы показать могущество своего авторитета. Ветер времени становится ураганом, сметающим города и сильно сокращающим численность нации. Обидно за человечество, обкрадываемое разрастающейся горсткой алчных крокодилов.

К оружию, граждане,

Постройтесь в батальоны,

Идем, идем!

Пусть нечистая кровь

Пропитает наши поля! – не может угомониться Эллада Бонифациевна, и поет, и поет ее поэтическая душа.

А кто воюет? Мальчишки с не обсохшим на губах молоком. И умирают на развалинах. Одноклассник Эллады Бонифациевны воевал в Афгане, погиб глупо, неосторожно чистив оружие, – такая нелепая смерть… И ровно за пять минут до трагедии его сфотографировал друг с этим оружием. Эту фотографию отослали матери погибшего парня, его звали Виктор Васюков, родом он был из Киева.

Сын студентки из параллельной группы воевал в Чечне – вернулся без обеих ног. Матери своей сказал с горечью: «Ну, кто я теперь? ОбезьИвана с длинными руками. Могу скакать по кочкам на руках, раз нет ног».

Рабы собственных услад ради своих тараканьих денежных интересов бросают пушечным мясом пацанов на плаху истории. Кровавые деньги пакуют окровавленные руки. И ведь это кровь безвинно убиенных. Почему тупая безнравственность бросает в жерло вулкана родное и тёплое, вырывая из объятий матерей и любимых опору держав? Зачем дань Минотавру осуществляется по сей день?..

Что нужно этой орде рабов,

Предателей, королей-заговорщиков?

Для кого эти отвратительные путы,

Эти оковы, что давно готовились?..

Это нас они осмеливаются хотеть

Отдать в рабство, как в древности!, сами становясь рабами своих страстей обогащения на чужой крови, на войне.

Отец Эллады Бонифациевны был комсоргом, он был из людей избранных, всегда голову держал прямо на говорящего, без увиливаний и отвода глаз в сторону, за это и был избран позже еще и в секретари обкома комсомола. Дух Марсельезы веял вокруг маленькой Эллады, когда она собирала башню из кубиков в нежном возрасте. Партия и комсомол пришли в жизнь народа на смену религии, уничтоженной требованиями красной идеологии. Любые преобразования кровавы, оттого что человек, не желая сопротивления, желая оставаться в своём гнезде и плести своё счастье, подвергаясь волне безумия политиков, становится игрушкой в их руках. Комсомольские и партийные активисты, эти беспрестанные говорилки, ощущая себя мессиями, пришедшими просвещать туземцев, почувствовали жилу собственного комфорта, и выигрышные фанты всеобщей любви и понимания бросали в свои корзины. Эти корзины разрастались их содержимым, и так возникли банки и золото партии.

Что эти чужеземные когорты

Сделали б законом для нас!

Кого эти руки наемников

Сразили б? Наших отважных воинов!

И гнусные деспоты стали бы

Хозяевами наших судеб!

Дед Эллады Бонифациевны со стороны отца, Кристофор Самоигнатьевич, занимался отбором активистов на строительство Байкало-Амурской магистрали, где в расход шли и молодость и страсть, а оставалась лишь вера в новую светлую жизнь. Сознание человека времени преобразований было нацелено на победу, потому что, согласно логике бытия, победитель получает в конце игры всё: внимание, свет рамп, свободную и безбедную жизнь. Бывают, конечно, и отступления от логики, когда победитель, добившись ведомой победы, уходит от всех, – не из-за скромности, а из чёткого осознания исполненного им долга. И привыкнув строить новый мир будущего, изобретает снова такое строительство на другой социальной почве. Но этим часто пользуются клоуны-политиканы, тасуя факты по-своему, себе в угоду. Слаб человек. Сильный в борьбе за свои идеалы идёт на смерть и ведёт за собой вереницу тех, что послабее. Сначала сильный верит в свои высокие идеалы, но дорвавшись до кормушки политиков, преображается его действительная сущность, и сильный начинает принимать привычки крокодилов от политики, хватать в своё гнездо больше и мягче, уже не думая о своих идеалах, о миллионах слабых, теряя их на своём пути, давя, как блох чужие жизни. Позже уцелевшее человечество с уважением и замиранием сердец от страха перед телеэкранами или перед документальными фактами, читают между строк:

«Люди ли шли на смерть? Смертны ли они?..», —

и начинают изучать жизнь предков как исторический факт бытия.

Во время игры на старом пианино Бонифация Кристофоровича Эллада Бонифациевна вспоминала лихую молодость, студенческую «картошку» и поцелуи второкурсника, у которого брат уехал жить во Францию.

«Мы уедем вместе с тобой, Элладушка! Мы будем счастливы и свободны от всего! Главное – от экзаменов! Мы будем сами себе хозяева, сладкая девочка моя!», – шептал студент Георгий по кличке Победоносец, активно тиская раскрасневшуюся Элладу в кулуарах студенческого театра. В облачках сахарной ваты текло милое студенческое время.

«Главное, чтобы наши родители были согласны!»

«Мои не будут против, а твои?»

«Что ты, лапушка моя! Мои родители очень чуткие люди».

Ах, как заливаются соловьи гимнами Гименею!

Мы слышим соловьиные ноты в стихах классиков, человеческие сердца откликаются многоголосьям птичьих концертов за окнами. Прекрасное рождается в мгновения счастья, когда сердце и солнце сливаются в одно…

…и везде сидят почемучки соседских глаз, как воробьи под ветками, с которых соловьи, подняв головы и клювы, дарят небесам свои звуковые шедевры. Эти «почемучки» могут разрушить счастье, но могут и укрепить его, а доброе отношение к ним – это половина успеха.

Человек обречен быть зеркалом эпохи, отражать и хорошее и плохое, и хорошо, когда концентрируется больше доброго и хорошего, – это залог счастья.

Что остаётся с человеком на всю жизнь? Не взлёты и падения на экзаменах, не попытки приобщения к разным конфессиям и опыт вращения в них, нет – аромат любви. Экзамен жизни, за который платишь судьбой. Хорошо, когда своей. Плохо, когда твоей судьбой расплачиваются любители щедрых победоносных ягодно-грибных корзин славы. Такие жрут плоды чужого счастья, навеки потеряв своё, судорожно шарят они в сумеречных уголках своей судьбы, а находят останки чужого сгоревшего счастья, материализованного в стопки лекций, в которые вложена страсть к самоидентификации.

Когда институт был закончен, тот студент неожиданно для всех уехал прямо после сдачи последнего экзамена. И больше никто со всего потока ничего о нём не слышал.

Костры тщеславия догорели, но они выжгли глубоко в сердце Эллады имя возлюбленного как печать предательства, на которое была обречена первая любовь. Самолюбие Эллады Бонифациевны было уязвлено несостыковками желаемого и действительного, так что она начала было сомневаться в том, можно ли вообще любить живое существо, если оно приносит столько боли и разочарования. Так что даже самые светлые радости меркнут в чёрных лучах отчаИвания. Постепенно все погасшие звёзды неосуществлённых побед становятся неприподъёмным грузом, и задачей человека становится желание сбросить этот груз.

Тараканы, неизменные тараканы бегали по столу, хлебу, чайным чашкам и заварному чайнику. Также быстро бежали пальцы Эллады Бонифациевны по клавишам, насовсем убегая от насущных проблем в прошлые радости и гадости. Аврора Дуримаровна не терпела лжи, и её дочери не были прощены утехи с резвым юношей. Мама заперла дочь на ключ и обеспечила ей только струю воздуха из форточки, куда бы не пролезла Эллада Бонифациевна, будучи на втором месяце нежелательной беременности.

И что есть беременность, когда на войне как на войне разрывались контракты с совестью, у кого-то и с честью, и оставался лишь обруч манкуртов для рабов. Манкурты плодили себе подобных, но в худшем ракурсе показываемых историей фишками в игре тиранов. Бестолковый мозг рабов не сопротивлялся порабощению. Но среди крыс явились миру новые мутанты: кошачьи болванчики, сладко мяукающие на ухо сказки о вкусных жирных крысах.

Трепещите, тираны и вы, предатели,

Всеобщий позор,

Трепещите! Ваши планы отцеубийц

Получат наконец то, что заслужили!

Все станут солдатами, чтоб биться против вас,

И если они упадут, то наши молодые герои,

Что земля снова родит,

Будут все готовы биться против вас!

Против Эллады оказались и родители другого паренька, с которым девушка познакомилась на курортном отдыхе в Ялте. Ялта находилась далеко от Упсельвании, но родители проникли сквозь все барьеры недосказанности и предоставили дочери комфорт под искусным наблюдением. Смотровая площадка была замаскирована под книжный ларёк. В Ялте люди не часто писали книги, приходилось Авроре Дуримаровне самой их писать и издавать аппаратным способом, чтобы наполнить ими ларёк и делать вид, что она продавщица книг, – и всё это чтобы следить за дочерью. На что только не способны любящие сердца родителей! Это очень просто: засунул в аппарат рукопись, бумагой и краской заправил бандурку размером с советскую телефонную будку, – и дело в шляпе! – книги указанным на электронном табло тиражом выползали из дверки привезённого Бонифацием Кристофоровичем с другого конца света издательским аппаратом.

Ялтинский воздыхатель Эллады Бонифациевны оказался мачо со значительными рельефами мышц под спортивной майкой, он дышал паровозом, изобретая всё новые сложности в общении. Самостоятельность его бесследно исчезла сразу же после сообщения Эллады Бонифациевны, что мама требует объяснений по поводу задержки месячных. Папа будет в гневе, если мама хоть каплю истины прольёт на седую голову отца, который был не в курсе ещё и прежних не победоносных фактов бытия его любимой дочери.

Подобно пузырькам лимонада, испаряются клятвенные обещания, оставляя от любви послевкусие лимонной корки.

Кошачьи болванчики всегда соглашаются со своими хозяевами, ставя в культ собственное благо и тепло под брюшком. За это хозяева кормят их. А милые, но хищные киски поедают время, лакомые куски которого отдают их мурлыкающим песням на ушко сладострастные кузнецы новых монет для расплаты со своей совестью.

От окаянных дней под серпом и молотом до издержек украинских сепаратистов государства делят правые и виноватые, друг на друга тянут и рвут флаги. Политика разделения государства остаётся при этом прежней, и власть берёт современный Тамерлан.

Наносите или сдержите свои удары!

Пощадите этих печальных жертв,

Что идут с оружием на нас против своей воли,

Но не этих кровожадных деспотов,

Не этих сообщников ненавистного генерала Буйе,

Не всех этих тигров, что без жалости

Рвут грудь своей матери!

Чтобы не огорчать родителей, Эллада побежала в больницу и избавилась от проблем. Теперь уже у неё никогда их не будет. И весёлые крыски бегают перед окном с видом на городскую помойку, хищно пичамкивая белоснежными зубками, готовыми перегрызть горло кому угодно, кто чуть только подтянется за их нескончаемой добычей. Всё едут грузовики с просроченной едой, всё сгружают эту еду, эти пластиковые стаканчики с йогуртами и копчёные колбасы в вакуумных упаковках, сыры и помятые персики. Палёную водку и просроченное вино ящиками, погнившие прямо в упаковке бывшие зеленые огурцы, куры недощипанные, но закопчённые до костей – ну прямо гречанки! – и в вакууме. Всё не на столы людям, а на помойку крысам. У людей-то не хватает средств, чтобы купить все яства, что приезжают вагонами в бывший СССР. Магазины – почти музеи, только в музеях экспонаты не продаются, а в магазинах не покупаются в таких количествах, в которых это хотелось бы закупщикам. Поэтому помойки полны питания для теперь уже сытых крыс. А что вы думаете: откуда в офисах и сомнительных конторах зализанные безликие мэны и не мэны с жидкими усами и/или с длинными хвостиками?! Законы абсурда машут самодельными флажками и резкими колками втыкаются в сердце Эллады Бонифациевны. Кардиолог с крысиным носом сказал не употреблять пищу на ночь. А когда её употреблять, если днём надо усиленно трудиться на благо Отечества? Неба крысам не увидать никогда, и небу не услышать крысиного пищания, – это закон жизни. Но небо слышит человеческий плач. Если бы крысы были не так проворны, оставалось бы и людям, гулко блуждающим по помойкам. Забравшись в свои уютные жилища, крысы чавкают своей добычей, рассказывая байки своим соотечественникам о государстве людей, которые (вот чудаки!) не хотят есть такую вкусную колбасу в вакуумной упаковке, слушая антирекламу из своих телевизоров про вред от пищи в вакуумных упаковках, несущей онкологические заболевания людям. Крысы онкологией не страдают. Иногда только ожирением, но это проходит, когда вдруг людям выдадут причитающуюся зарплату, заслуженную не только длительным ожиданием, но и своим трудом.

Святая любовь Родины,

Проведи, поддержи нашу руку мести,

Свобода, дорогая свобода,

Борись вместе с твоими защитниками!

Когда человек ставит на первое место право на самозащиту, он становится человеком в эволюционной цепи. А что, если этого права не дано? Тогда надо его взять! Вячеслав Кутузович – так звали уже не студента и совсем не полководца, но экскурсовода Фенечкина, нового ухажёра Эллады Бонифациевны в вишнёвом соку тридцатилетия. Фенечкин вовсе не хотел работать экскурсоводом, он желал быть любимцем женщин и телеведущим, но у него была блестящая память, он усваивал книги по истории с одного прочтения, и был обречён работать экскурсоводом в культурном центре города, который часто посещали гости из разных стран.

Гостей приглашали с надеждой, что крысам достанется меньше еды, но крысы избрали верный ход: заслали своего антирекламного агента на телевидение, и дело поместилось в шляпу. Антирекламу смотрели с не меньшим интересом, чем прекрасные сказки детства, по которым скучали сердца выросших и ставших бабушками и дедушками, бывших советских школьников. Но оказалось, нельзя быть бывшим, народные сказки стучатся к людям в образе красивой девочки, которой мама сшила красную шапочку, и девочка эта своей добротой озаряет сердца людей. Но крысы начеку: они хрупают просроченные пирожки из корзинки Красной шапочки, растопыривая пасти почище любого самого голодного волка. Это они, хвостатые, щелкают противными зубами и алчно блестят налитыми кровью глазками, сочиняя антирекламу. Заведём на них уголовное дело, не дадим крысам крутить планетой!

Под наши флаги пусть победа

Спешит громогласно,

Пусть твои поверженные враги

Видят твой триумф и нашу славу!

Эллада Бонифациевна сделала всё, чтобы остаться со своим новым героем. Мужчина в понимании Эллады должен быть героем, и чтобы навсегда остаться рядом с ним, надо воевать с реальностью, обнажившей свои крысиные клыки. Мужчина же навсегда в душе остаётся младенцем, именно поэтому его всегда так тянет к женской груди.

Реальность противодействовала союзу Эллады Бонифациевны с Вячеславом Кутузовичем своей чёткой позицией, складывающейся из требований иметь: совесть, честь, ум, соответственное положение в обществе и средства для пропитания себя и потомства. При этом одно не отрицает другое, – как привыкли думать бойкие борцы за наполнение собственного кошелька за счёт чужих согнутых спин.

Крысам не надо заботиться о пропитании потомства. О них заботятся люди, везя на помойку продукты, в мысль о доброкачественности которых внесла сомнение антиреклама – результат клановой борьбы производителей. Этикетка борется с этикеткой, а продукты везут мимо людей на помойки крысам. Но давайте слушать соловьёв! Уже на ветках памяти чирикает весна, и солнце раздаёт листья деревьям, как письма любви.

Вячеслав Кутузович с Элладой Бонифациевной сочетались браком, а устроила всё сама Эллада, – что ждать от мужчины, когда его мысли ограничиваются вопросами секса? Элладу Бонифациевну на том моменте становления личности устраивал Вячеслав Кутузович, её бойкий «полководец», пролагающий пути следования его армии через постель Эллады. А откуда у экскурсовода и учительницы музыки взяться деньгам? Только из банка. Эллада Бонифациевна взяла сумасшедший кредит и устроила не только свадьбу, но и ремонт в квартире Вячеслава Кутузовича, где молодожёны собирались жить после свадьбы. Дела дней минувших вылетели в трубу и простились с героями сказки жизни. Андерсены от политики всё вешали лапшу на уши своих избирателей, создавая престарелым почётным работникам возможность почувствовать себя людьми, от которых ещё что-то зависит в жизни страны. А молодожёны жили уже в отремонтированной квартире с наливным утеплённым полом, и стойко терпели телефонных террористов от кредитного банка. Информация о поступлении платежей приходила позднее, чем Эллада и Вячеслав Фенечкины успевали забросить им часть суммы, назначенной для ежемесячной выплаты банком. Иногда и не успевали столько заработать и сбалансировать на канате реальных чисел. Кушать-то хочется каждый день. Каждый день и названивали банковские служащие нашим молодожёнам, ещё не ведающим, что настанет время, когда изменится ситуация в стране их проживания в их пользу, и горемыке Хроносу ничего не останется, кроме как уйти в отставку.

А пока на подоконнике в квартире бывшей учительницы музыки валялся кусок недоеденного сервелата и по стойке смирно, восклицательным знаком, восставала над реальностью бутылка «Колы». Некогда было наводить порядок: ученики, ученики, вечные разговоры о музыке, концерты и выезды на гастроли с детьми. Давно ушли в прошлое боевые вылазки Эллады в поисках второй половинки, давно уже стоят плиты в изголовьях могил безвременно ушедших родителей Эллады Бонифациевны – Бонифация Кристофоровича и Авроры Дуримаровны, чья прекрасная жизнь была наполнена любовью к дочери.

Почти полвека назад, когда молодая Эллада Бонифациевна преподавала музыку в детской музыкальной школе таким же непоседам, какой была я, сервелат и «Кола» были запредельной едой-мечтой в нашем городке, также как и духовная пища: томики книг Марины Цветаевой, Арсения Тарковского, Иосифа Бродского. Зато потом всё стало в свободном доступе: покупай и владей, читай до самозабвения! Теперь всё есть везде, как раньше лимонад «Буратино» и длинные толстые, долго разваривающиеся, советские макароны. Как мы, советские дети, ели эти чудесные макароны! Такие вкусные, со сливочным маслом, даже и без тёртого сыра. А посыпанные тёртым сыром, макароны были просто великолепны. Те, кто ел эти чудесные макароны, стал вечным. Алхимики ломали головы, сочиняя рецепты вечной молодости, а она оказалась в простых макаронах и бодрых песнях и гимнах Родины! «Марсельеза» тому свидетельство накануне 2117 года от Рождества Христова. А как люди мечтали о книгах! В библиотеках записывались в очередь на заветную книгу стихов Марины Цветаевой, Анны Ахматовой, Осипа Мандельштама, Бориса Пастернака. Читали, копировали на пишущих машинках, от руки переписывали, чтобы прочитать вслух близким по духу людям, и духовно близких людей искали и находили на почве литературы, прежде всего. А стихи Арсения Тарковского вначале появились на книжных рынках и мгновенно раскупались, и только потом уже книги Тарковского появились в книжных магазинах.

Мы пойдем по жизни,

Когда там уже не будет наших старших товарищей,

Но мы найдем там их прах,

След их доблестей,

Пережив их, но больше завидуя,

Что не разделили с ними могилу,

Мы будем гордиться тем, что

Мстим за них или за ними следуем

Всё уже давно электронное, даже табло на улице для вызова такси. Для передачи информации теперь требуются просто две-три, максимум четыре буквы или цифры. Табло такое в советское-то время да посреди улицы непременно спёрли бы алкоголики и попытались бы его продать. Наше табло стоит целёхонько, являясь нашей уверенностью в том, что такси приедет через пять минут после вызова. Всё чётко до секунды. На своих машинах уже давно никто не ездит, – зачем они, хлопот-то сколько! Автобусы – тоже стали нерентабельными и негигиеничными: столько народа, и дышат друг другу в затылок, – это абсурд! Лёгких не хватит! Хорошо, что есть такси, – это заслуга нашего мэра! Теперь над правительством не смеются: всё делается во благо людей. А какое теперь питание – не сравнить ни с чем! Только есть никто не хочет после падения эквивалента рубля, – в деньгах теперь не выражается общая стоимость товаров.

Пока не закончилась «Марсельеза» под пальцами Эллады Бонифациевны, звучат почти заключительные её аккорды, – есть время на ещё одну любовную историю с крохотной репризой: воздыхателем Эллады оказался клоун. Артист и сын артиста, он сразу распознал в Элладе Бонифациевне союзницу: Элладе требовались деньги, а клоуну – администратор. Назвав её своим «директором», клоун запряг работоспособную женщину поисками на потребителей его спектаклей, и она порадовала его результатами поисков и своим женским чутьём на любовную «черёмуху». Короткие спектакли перемежались с длинными ночами объяснений в любви Эллады и клоуна Свистулькина. Пока сладко посапывал в уютном семейном гнёздышке старый Вячеслав Кутузович Фенечкин, муж Эллады Бонифациевны… Он же, старый развратник, изменял Элладе Бонифациевне с известной проституткой Мусей Блюм, завсегдатайкой учёных советов историков с экскурсоводами, которым Муся Блюм «помогала» осуществлять экскурсии по ночному городу, и благодаря своему гадкому мастерству, потрошила кошельки гостей города.

Океаническом приступом Вселенной звучали поэтические восклицания, музыка бардов, пародии на затасканные песенки в свирепой спальне, совмещённой с богатым гардеробом клоуна. Весело и грустно. По окончании действа упали шторы на сцену, и оказалось, что клоун не умеет держать в руках ничего, кроме женской груди: молоток для него оказался неприподъёмен:

– Молот и наковальня! Молот и серп. Лучше серп, чем молот, – таков был ответ в стиле клоунады на просьбу Эллады Бонифациевны приделать упавшие гардины.

Сильнее любви оказалась ненависть к ручному труду. Приделывать гардины клоун не стал, демонстративно положив свои скрещённые ноги на стол в знак безграничной свободы и ощущения полного обладания территорией и владения ситуацией. Красная от негодования Эллада, высоко подняв брови и гардину с васильками, как флаг поэтов французской озёрной школы, прошептала: «Какой же ты наглец!..». Слёзы, высохшие изнутри, могут принести только такой исход. Гораздо эффективнее мокрые слёзы, живые, как дождь, но на такие слёзы человеческий организм не всегда бывает способен.

«Марсельеза», наконец-то закончилась: Эллада Бонифациевна строго встала и поклонилась предполагаемой публике. Не раздалось аплодисментов, – крысы искренне и сочувственно молча глядели на седую женщину в старинном серого кружева длинном платье до пят, прямо с помойки заглядывая в окна.

Вот что осталось прежним, так это чай. Теперь он без всяких добавок, большими тёмными листьями ложащийся на дно чайника, будто красивыми лодочками, которые заливают кипятком ручьи гейзерных источников. Лодочки, пострадавшие от землетрясения…

А и не было никакого землетрясения, – просто лопнула кора земли под воздействием на неё инфразвука, и слегка открылась нефтяная скважина. Это событие и стало источником благоденствия нашей жизни. Раньше под контролем англо-саксов было всё, в том числе рождаемость. Теперь, когда всё стало бесплатным, а магазины не продают, а выдают безо всякой платы людям еду и напитки, ни к чему государству стало контролировать даже нефть. Климат почти не изменился, только в Узбекистане стали ходить в зимних шубах круглый год: баланс температуры воздуха там теперь заколебался от -20 до – 30 градусов по Цельсию.

Что теперь делать бывшим нищим учителям, врачам и всем работникам уважаемой муниципальной сферы, кроме как играть от счастья «Марсельезу», как эхо минувших битв?! Не надо напрягаться и перенапрягаться во имя денег, – они сами полетели океанами в наши карманы, так что каждый РоссиИванин теперь является миллиардером и оказывает финансовую помощь отсталым странам.

А что теперь делают социальные службы, как вы думаете? Раньше, при советской власти, они помогали малообеспеченным семьям, взрослым и детям-инвалидам, пенсионерам. Потом, в революционных двухтысячных, они стали отнимать детей у бедных родителей, передавая их еще более бедным социальным работникам, чтобы те выдюжили и получили от государства деньги на содержание этих отнятых детей из необеспеченных семей. Теперь необеспеченных детей и взрослых нет, есть только дети без присмотра родителей. Такие были и в революционные двухтысячные года, когда родители на работе вкалывали по две смены, чтобы купить еду себе и ребенку и оплатить коммунальные услуги. Их дети при этом после школ болтались по дворам и клИванчили у прохожих деньги на пропитание, родители-то едва вдвоём в две смены пахали, чтоб только еду покупать и за квартиру платить, а кружки все детские были платными и очень дорогими. Больше половины живущих в мире детей заполоняли улицы городов с воплями о голодных желудках: когда ещё родителям зарплату дадут, – желудок-то сейчас есть просит! Так и докондыбали до 2117 года, – лопнула-таки кора Земли по всей России, получили-таки дешёвую нефть: и себе, и на продажу теперь хватит! Слава Нефти! Свершилась мечта коммунистов! А то активные потребители электроэнергии забыли, кому обязаны: лампочку Ильича и не упоминают в молитвах о бесперебойной работе интернета. Имя Ленина только в анекдотах произносят!.. Перестарался, конечно, религию опроверг, – погорячился. Но оказалось, это поправимо. Вот и вступилась природа за того, кто «реки вспять повернул»!

Родители теперь детей растят и в театр и в цирк с ними бесплатно ходят. Книги читают запоем всей семьёй! Появилось время для семейного чтения! Вот только верблюды… мода стала на верблюдах кататься по улице: сидишь себе – попа в тепле, между верблюжьими горбами, – заметьте – верблюжьими, в то время как раньше каждый вассал ехал на горбах людских, – на согнутых спинах рабски трудящихся от зари до зари людей.

«Верблюды, кругом одни верблюды. Мой микроавтобус заблудился…», – так и захотелось процитировать Мишеля Уэльбека. Природа, благодарная за вежливое с ней обращение, проявила свою благосклонность к человеку, и открыла стручком планету для удобного потребления нефти, необходимой для движения транспорта. А поездки на верблюдах – это колорит бесстрашия и экзотики: едешь всей семьёй на прогулку, смотришь на прохожих с высока… но верблюды платные. Верблюд едет без бензина, и, следовательно, на него не распространяется политика уже нежданного, но неожиданно пришедшего коммунизма. Прокатиться стоит, как за квартиру в двухтысячных заплатить. И всё из-за целебного кумыса, бережно сохраняющего в человеке молодость тела и духа.

Жалко, да, расставаться с Элладой Бонифациевной? Ну ладно, расскажу ещё, как дело пошло далее.

Запасы нефти оказались исчерпаемы. Через три столетия, в 2417 году, обнаружилась исчерпаемость нефтезапаса, и кошачьи болванчики стали думать, как не дать Упсельвании упасть в мировые конфликты с потенциальными потребителями. Было предложено уменьшить расходы. Официально это звучало так: «Поскольку нам ездить необязательно, давайте увеличим книгообмен между странами путём потребления большего количества электроэнергии для сообщений интеллектуального характера». В переводе с упсельванского на русский это означало: «Сиди дома, жуй картошку. Чипсы пусть едят крысы, в чипсах жир. Давайте помечтаем о вкусной и здоровой пище, желательно, духовной, ибо привезти из других стран их достижения кулинарии будет невозможно».

Пузырь славы и почёта

Напыженный Пузырь славы и почёта яростно пыхтел на сковородке своей творческой страсти и получал от этого явное удовольствие: сопение и кряхтение особенно хорошо удавалось Пузырю, и он без оркестровки выдавал перлы перед своими зрителями. Собственного пыхтения ему явно не хватало, и тогда Пузырь между паузами подбегал к кому—нибудь в зале, и просил попыхтеть с ним в унисон. Зритель, краснея, надувал щёки и пытался производить напыженное, гордое и труднодающееся пыхтение, помогая главному собирателю денег, славы и почёта. Путём двойного старания получался звук посочнее, сам помощник покрывался испариной, мошками и штукатуркой с потолка, а Пузырь в это время активно обирал дань с благодарной публики. Приговаривал он себе под нос такую фразку: «Сколько ни собирай – всё равно мало будет». И мало ему было, и снова Пузырь надувался и сдувался, и снова оркестром с ним пыхтел то один, то другой зритель, согласный поднатужиться ради славы.

Много почёта добился Напыженный Пузырь и много подарков, уважения и благоволения приглашённых почётных гостей.

– Смотри, лопнешь, – ишь, напыжился—то!.. – кричали ему бабки соседские, когда Пузырь спускался вниз по лестнице, уезжая на гастроли по пыхтению.

– Да ну вас, – отмахивался Напыженный Пузырь, – и грудь его под пиджаком вздыбливалась от счастья показать себя. Что ему на других—то смотреть! Пущай на его фигуру смотрят и радуются, что живут рядом с ним, таким удачливым и красивым. Ну прямо пылесос для сбора почёта и славы.

Однажды во время работы Напыженный пузырь как всегда пыхтел особенно чванливо и с изюминкой, даже с призвуком горлового пения северных народностей получилось, – вот как старался. Это он пытался разговаривать с матушкой—природой, подражал горным потокам, гулу вершин и впадин горных, иных впадин, что на теле человека, скалам и ветру в пустынной равнине. Разнообразил репертуар. Надо же собрать больше почёта, славы, денег и восторженных глаз.

Собирал он восторженные глаза прямо в корзинку для яиц. Обычно получалось полную собрать, а тут что-то с самого начала не задалось, увидел в зале взгляд неприязни от завистника и конкурента. Поднатужился, было, но помощник подкачал – не опытный попался. А где их взять, опытных-то, – все по работам: счёты—подсчёты, пыльная работёнка или не пыльная, а надо кусок хлеба зарабатывать, кормить своих деток.

Пузырь потел—потел, пыхтя, да и лопнул. Осталось только мокрое место, – вон с подоконника свисает и причмокивает биомасса, шамкающая пустым одним на всех ртом. Слава и почёт вытекли и расползлись гелевыми шариками по полу. Бесцветная липкая и скользкая, биомасса славы и почёта годилась теперь только для съезжания вниз по наклонной с огромной скоростью. Катился бывший Пузырь долго и счастливо, смеялся по пути, приговаривая: «Ну и денёк выдался! Ну и народ пошёл!»

А народ что: с утра на работёнку, с вечера обсудить, сколько на почёт Напыженному пузырю наработать надо, а после работы непременно на жертвенник – площадь почёта и славы, – посмотреть, как Пузырь-то растёкся. Надо же его теперь реанимировать. Умный и добрый народ, готов нести на своих плечах любого прощелыгу, прикинувшегося добродетелью. Забыл главное: рукоплескания – на потом, сначала – думать, не по привычке же награждать всякого прохвоста!

Игрища славы и почёта продолжались даже по скользкой биомассе лопнувшего Напыженного Пузыря: жертвенник раскипелся народными гуляниями. Безглазые – глаза пузырь собрал на своих пыхтенческих концертах – люди ходили и пытались разглядеть благодеяния лопнутого их героя, но и разглядеть не могли, да и не было там ничего, кроме горки для съезжания интеллекта.

Потоптался народ и вышел весь по домам. Биомасса лопнутого Пузыря засохла – горка образовалась, – это дворник местный пососкрёб, вместе собрал жижу пузыриную. Гору назвали Жертвенной, потому как привык народ к доброму отношению даже к Напыженному Пузырю, – уж смешно потешил пузырь своим пыхтением, – и назвал в его честь засохшую его биомассу Жертвенной горой, потому что посчитал явление растекания биомассы жертвой под ноги народу от Напыженного Пузыря после отличного пыхтения на сцене.

БАССЕЙН ВЫХОДИТ ИЗ БЕРЕГОВ

Не относи на кухню мандариновую косточку, спрятавшуюся на журнальном столе рядом с книгами, – нелюбовь к мусору может обернуться темной стороной жизни, потому что, придя на кухню, ты обязательно там нажрёшься. В нос нагло полезет сладкий запах ватрушки, а чайник поставят сами руки, которыми ты распечатываешь разные слимы для похудения, а сама желаешь распечатывать конверты с любовными письмами твоих поклонников тебе. Не ходи на кухню без надобности даже просто попить водички, – бери воду с собой в комнату, чтобы не соблазняться на еду. Жиреешь, так соблюдай правила. Но кто сейчас соблюдает, и какие правила, если сосед по лестничной площадке не ползёт за тобой со сломанной розой, свисающей с уха, вымурлыкивая «постелю весь мир к твоим ногам». Сверх приличий размер твоей одежды, тебя не приглашают на встречи друзей, потому что неприятно видеть твой жирный зад и расползшееся вширь лицо. На перфомансах ты своей мощной фигурой запросто можешь закрыть любовника подруги, если вдруг в свет нагрянет его ревнивая жена. В транспорте уже уступают место, видя, как нелегко забираешься ты по ступеням, – эти три ступеньки в маршрутках или автобусах для тебя почти что Эверест. Но всё должно быть не так: страстный возлюбленный должен тебя нести до такси, а шлейф, ниспадающий с твоих плеч, пусть могучих, но в аромадизиаках, обязан ниспадать почти до пола и вызывать бурю эмоций у зрителей, приводя их в восторг. Колени под тяжестью тела болят, рушатся суставы, снашиваясь, как старые вещи, осколки суставов колются внутри, под кожей, впиваясь в мышцы, но надо жить и двигаться через боль. И тогда дойдёшь до стола во Дворце бракосочетаний, на котором заключают браки, предварительно заключив их на небесах. Ты уже забываешь слова любви, сказанные тебе мужчиной в жарких объятьях прямо в ухо. Уши тоже зарастают жиром, шея стала толще, почти как слоновая нога. Как на такую шею повесить жемчужное ожерелье? Оно же будет тебе «как раз», прямо под горлышко!.. И это вызовет недоумение у гостей бала.

Что тут сказать о голове? Хочется засунуть ее под подушку и порыдать? Так это не принесёт облегчения, а только ещё более оттолкнёт общество от тебя и тебя саму от общества. Глаза будут опухшие, а люди подумают, что ты ещё и алкоголичка. Ужас—то какой! И сама начнёшь шарахаться от своих карателей, критически настроенных по отношению к твоей фигуре. Но фигурой этот шлепок утраченного достоинства назвать трудно. Ты же ревёшь из—за косых взглядов в твою сторону и насмешливых улыбок молодых парней, с которыми тебе никогда не заговорить на равных. Скоро люди с ужасом начнут озираться, когда их взгляды будут наталкиваться на огромную лепёшку жира, в которую ты превратишься, если не начнёшь принимать срочные меры по коррекции своего веса. Сейчас ты толстая и непривлекательная – тебе и так хватит отрицательных взглядов в твою сторону. Да, сильно лопухнулся тот мужичонка, на которого ты положила глаз. Он был не достоин тебя, постоянно курил и вонял махоркой и тленом. От его записулек для учёных советов тоже сильно воняло пошлостью в перемешку с затхлостью. И ты подумай: чтобы издать книгу по цене чашки кофе, через полгода уценённую в книготорге, он десятилетия проводил под настольной лампой, пока его однокурсники грелись в Крыму, давая себя облизывать горничным, по утрам находя за дверью приличный столик с едой и напитками – подарок от заведения!

– Ну и ноги! Твои ноги в колготках похожи на огромные бутафорские сардельки, они так противны, – это сказал тебе твой недалёкий сотрудник, с которым тебе пришло в голову однажды закрутить любовь, загусарить. Когда ещё, если не на работе? Дура, сотню раз дура. Это у тебя нет времени ни на что, кроме работы, у него же время есть на всё, кроме тебя. Однажды он пригласил тебя зайти в его творческую мастерскую, где хранились его костюмы, а ты уселась на диван и единственной твоей мыслью была невоплощённая мечта соблазнить его. Теперь—то уж ты знаешь, как это бесполезно: клеить перенасыщенного чувствами и ощущениями твоего нового героя. Бежать надо было от него, избегать встреч с ним и найти мужчину, не так сильно избалованного вниманием извне. Но и эти тоже сволочи. Да ты должна быть ему благодарна за то, что он с тобой работает, он почтительно отодвигается, когда ты шествуешь мимо, а ты вдруг о сексе… Любая молодая девка в мини—юбке имеет больше преимуществ, чем ты. Ну, чего уселась? Иди записываться в спортзал. Но в спортзале тоже не комильфо: ни с кем не познакомишься, все замотаны на своих часах. О, кошмарики! Так и сдохнешь, пыряя на государство. Да даже если ты на себя пыряешь – на что ты надеешься? Кроме благотворительных акций в пользу рекламной кампании по безглютеновой диете, на что ты можешь рассчитывать?.. Ну, поэкспериментируй с диетами, может, познакомишься на рекламных гастролях с таким же, как ты, жирным тренером своего духа.

А без колготок ноги ещё ужаснее: целлюлит сделал всё, что мог. Ямы, колдобины, растяжки, синие сетки вен – это непривлекательно, этот студень дрожит от внезапных резких движений. Ты наградила свободой своего бывшего мужа за то, что он указывал тебе на излишний вес? Вот это ты правильно сделала. Он нашёл себе «стиральную доску», – это сплошная экономия. Теперь денег тратит меньше на её лифчик, чем ты на свой Grandissimo бюстгальтер.

От тебя отворачиваются мужики на пляже. Не все, конечно. Один раз некто даже пытался тебя клеить, а может, ему просто негде было переночевать, может, он из сельской местности приехал продавать какие—нибудь помидоры или огурцы, собственными усильями выращенные. А может, он работник мясокомбината, и ему привычно видеть такие сальные развалы, как твои жирные бока и ноги. Затемнённые очки тут не помогут, – не спрячешься от позора. Жир, треск платьев, постоянная смена размера и новая одежда, похуже, – идти—то теперь некуда. Тупик. Боль. Одышка и нервозность. Хочешь повесить замок на холодильник? Не покупай просто макароны и булки. Запахи куриного гриля и свежих булочек из магазина снизу доводит тебя до состояния собачки Павлова, – хоть на балкон не выходи вовсе, – рефлективно начинает выделяться слюна? Беги из дома к реке и голодай вместе с чайками, тогда ты узнаешь, как вкусен речной воздух и облачный коктейль. Там, кстати, иногда гуляют поэты, но они люди впечатлительные: убегут, увидев твое сало.

Но однажды, самым дымным летом, ты похудела на минус твои заветные 35 килограммов, а счастье не пришло. Почему оно так жеманно, и приходит лишь к другим? Ты ничего не ела по утрам, уезжала на работу, а там есть некогда, днем старалась не думать о еде, а вечером нехотя употребляла хрустик с экстрактом виноградных зерен и чай. Тогда все жирные казались тебе страшилищами, и ты сторонилась их. Но счастье не пришло, оно как дед мороз, его надо очень долго звать, а выйдет пилигрим, такой же, как ты, бедолага на поводке судьбы.

Встретила на улице своего преподавателя из университета: поздоровался учтиво и поспешил отделаться быстренькими словцами ускользания из пространства, с брезгливым отчуждением читалось в глазах: «Как вы мне противны, какая же вы толстая и уродливая стали…».

Решила записаться в бассейн. В поликлинике, пока врач делал записи по предыдущему пациенту, медсестра заглотила наживку твоей проблемы и показала страницу журнала, откуда несло банальным бредом рекламы новых бесполезных средств от ожирения.

Пулей вылетела из кабинета, и форточка сильно хлопнула от рывка двери твоей жирномясой рукой, на пальцы которой теперь никто не примерит обручальное кольцо. По стенам весело пробегают цветные капустные листы – заменители колбасных и мучных изделий. Шашлыка с друзьями не будет. Веселой вечеринки в День рождения – тоже. Белый торт на витрине кондитерской, мимо которой ты ежедневно проскакиваешь по—сайгачьи с работы и на работу, – оснащённый прямо в сердце стреляющими вишенками сверху, – бегом от него, – там калорий столько, что никогда не выведешь эти лишние килограммы. Взбитые сливки – яд для жирных ртов со свисающими двойными и тройными подбородками.