Читать книгу «Третьяковка» и другие московские повести - Елена Степанян - Страница 1

Что это было?

Что это означало?

Девочка ходила в Третьяковку

Чуть не каждый день,

Порою дважды на день.

Приходила

И, для виду побродив по залам,

На скамейке перед «Мокрым лугом»

Просидеть могла хоть целый час.

Иногда она брала с собой подружку

Или сразу двух,

Чернявых и смешливых.

Долго высидеть им было трудно,

Но они старались как могли

И тоже

На Васильевский пейзаж глядели

И шептались,

Как о чем-то очень важном,

А потом все вместе уходили.

Старая смотрительница зала

Этих посещений не заметить

Не могла.

Смотрительницы залов

В Эрмитаже, Третьяковке, Лувре, Прадо

Так порой приметливы и зорки,

Так догадливы,

Хранят такие тайны,

Что иных шедевров подороже.

Но понять, что здесь происходило

Чуть не каждый день,

Порою дважды на день,

Было слишком трудно.

Люди мыслят

Прецедентами,

А этот «Мокрый луг»

Был одним-единственным на свете…

Девочка ходила и ходила…

И смотрительница потихоньку

Все же сделала попытку разобраться

В том,

Что на глазах ее творится.

И она, и две ее подружки

Часто приходили в школьной форме.

Но, скорей всего, они учились

Не в десятом, а в девятом классе.

Выпускнице не позволят слишком долго

Пропадать в музее,

Мамы-папы

Пред лицом великого событья —

Поступленья в вуз —

Бывают очень строги.

Значит, это был девятый класс…

Детство не закончилось,

А юность наступила —

Самая счастливая пора.

Время расцвести и размечтаться

Вдаль и вширь,

И наплевать на то,

Что не сбыться ни одной мечте.

По шестнадцатому году все

Хорошеют,

Но ее краса

В этот год была

В особой, чудной силе —

На нее не пялились мужчины,

А глаза смущенно отводили.

И она, пренебрегая всем,

Дни, которым никогда не повториться,

Проводила в Третьяковке, в этом зале,

В обожании Васильевской картины.

Здесь висели все его работы —

«Виды Крыма», «Оттепель», другие…

Всё, что он успел оставить,

Сам

Навсегда оставшись двадцатитрехлетним.

Приходя и уходя,

Она

Останавливалась на какие-то секунды

Перед каждой из его картин,

Таков был ритуал —

Поздороваться и попрощаться.

Но смотрительница как-то раз,

Зал оставив ненадолго без присмотра,

Возвращалась

И ещё в дверях

Обнаружила, что девочка стоит

Не перед пейзажем,

А перед портретом

Самого Васильева,

Написанным Крамским.

Острый взгляд затылком ощутив,

Девочка отпрянула так резко,

Словно током стукнуло ее.

И четыре дня не приходила.

А на пятый день все три явились.

В этот раз они болтали громче,

Чем всегда,

На «Мокрый луг» глядели меньше,

Подходили и к другим картинам

С видом опытных искусствоведов.

И косились на смотрительницу зала.

Та, демонстративно отвернувшись,

Их не замечала.

Ей и так

Все, что можно вычислить,

Додумать,

Было хорошо о них известно.

Учатся они в английской школе

Тут поблизости,

Живут в домах советской знати,

Здесь же понастроенных —

Об этом говорили

Тонкие колечки и сережки,

Золотые, с настоящими камнями,

Обувь дорогая…

Было ясно,

Это девочки не из простых семей.

Главное неясным оставалось:

Что им дался этот «Мокрый луг»?

И пошло-поехало все то же:

Чуть не каждый день она приходит,

Иногда после уроков забегает,

Чтобы вечером засесть надолго,

А подружки пару раз еще мелькнули

И пропали вовсе.

Школьный год

Завершался.

Наступало лето.

– Неужели будет ездить с дачи?

Приезжала четко через день

До конца июля.

– А теперь, конечно,

Мама с папой повезут на юг, —

Думала смотрительница зала.

– Поглядим, что будет через месяц.

И про все это забыла напрочь.

Неожиданно войной запахло.

Все вопили о советских танках,

Раздавивших «пражскую весну»,

О каких-то новых декабристах,

Сосланных в таежные края.

По ночам с «глушилками» боролись.

Тайная добыча информации

Расцветила жизнь

Необычайно.

И хотя смотрительница зала

Свой имела взгляд на эти вещи,

Про себя она его хранила,

И во время самых жарких споров

Даже одобрительно кивала —

Как бы ни было,

Все это поднимало

Над тупым однообразьем быта…

Где-то на исходе сентября

В зале Репина они столкнулись.

Старая смотрительница в зал

Торопилась свой,

А девочка спешила

В противоположном направлении.

– Я могла ее и не узнать,

Девочки меняются так быстро…

Стрижка новая,

Загар ей не к лицу…

Да, она ее бы не узнала,

Если бы не посмотрела та

Ей в глаза

Так прямо и так странно —

Раньше в сторону всегда смотрела.

День прошел,

Потом прошли недели…

И хотя смотрительница знала,

Что теперь никто уж не придет, —

Поднимая взгляд на «Мокрый луг»,

Не могла она никак привыкнуть,

Что скамейка перед ним

Всегда пуста.

Все полотна в этом зале

Для нее давно уже слились в одно,

Тонким пониманием искусства

Никогда она не отличалась,

Знала только имена —

Вот здесь Крамской,

Вот здесь Саврасов,

Вот Васильев, о котором все

Знают,

Что он страшно рано умер.

Но чтоб целый год глядеть на «Мокрый луг»!

«Оттепель» печально величава,

«Крымский лес», таинственный, тревожный…

Что такого в этом «Мокром луге»?

Вот опять Крамской. «Портрет Васильева».

Она вгляделась —

И отпрянула, едва не вскрикнув.

Да, не раз ей доводилось слышать

И читать

О безутешных душах,

Заточенных в собственном портрете.

И союзник трезвого рассудка,

Скептицизм,

Всегда его спасал

От того, чтоб этой мистике поддаться.

Но сейчас —

Рассудку не под силу

Опровергнуть

То, что происходит

На картине этой небольшой…

Кровью налиты его глаза,

Кровью и слезами.

По лицу,

Искаженному страданьем,

Пробегает

Судорога боли… Боже! Боже!

Ведь она, придя сюда работать —

Много лет назад,

Знакомилась отдельно

С каждою картиной,

И портреты

Были ей во много раз милее,

Чем занудные тоскливые пейзажи…

Не могла она такого не заметить!

И Крамской не мог такого написать.

Что же здесь происходило?

Что сейчас

Происходит?

Ах, одно понятно:

Он остался,

А она – ушла.

Целый год она здесь провела.

Целый год под яростным напором

Дней волшебной отроческой силы

Отступала Времени река,

Образуя крохотную отмель —

Место их таинственных свиданий.

Эти дни иссякли.

Он остался,

А она ушла,

Ведь было надо

Продолжать учиться,

Начинать работать,

Выйти замуж

И родить детей.

А в соседнем зале торопили

Поздних посетителей на выход,

И пожарные бесцеремонно

Занялись проверкою объектов.

Старая смотрительница снова

Подошла к нему

И безотчетно

По лицу погладила рукой,

И подумала:

– Напрасно застеклили,

Без стекла ему, наверно, было б легче…

Время шло, уже гасили свет,

Был рабочий день ее окончен.

Но в дверях опять ей захотелось

Задержаться

И окинуть взглядом

Этот «Мокрый луг», слезами исходящий

О несбывшейся любви земли и неба.

Кончился ее рабочий день,

И она ушла

И больше не вернулась.