Читать книгу Улиткин Дол - Елена Трещинская - Страница 1

Взрослые худо-бедно способны воспринимать истинную реальность,

но только через сказки. Детям же можно рассказывать всё как есть.

«Пора бежать отсюда», – такая мысль стукнула Яшу изнутри головы как мяч, и тут глаза его словно раскрылись. Он посмотрел вокруг.

Он сидел на улице на бордюре в центре Москвы 2011 года и видел не город, в который мечтают попасть миллионы, а тесное нагромождение разномастных домов, труб, стеклянных игл офисов, церквей, заборов и ларьков, бутиков и платных туалетов, одинаково выставленных напоказ. Очень отличались друг от друга однотипные здания детских садов и манящие окна ресторанов, а продолжали эту «смесь» многочисленные заводы, фабрики с косыми заборами, убогие здания кинотеатров, и обширные вещевые рынки. Рынки – думал Яша – особые зоны, изобилие и размах которых как бы указывают горожанам, что в их жизни должно занимать основное место, и где им эту жизнь коротать.

А лава машин, заполнившая улицы? Так вот и погибли Помпеи. Был город, а за последние тридцать лет стала вонючая парковка. Всё это – дома, центры, стоянки – напоминало гору дорогих и дешёвых игрушек, сдвинутых в кучу, вроде свалки.

Суть этого столичного нагромождения – тоже свалка примитивных целей и эмоций. Дикая скука. Включая школьную программу, окружающих девиц, и предлагаемые по телевизору стороны жизни. И что, это всё? Это вот такая реальность? Весь набор на сегодня?

Яша Трубачёв рос в обеспеченной семье. Он пока не определился с направлением дальнейшего движения по жизни, хотя с раннего детства мама грузила его языками, репетиторами, логопедами и спортивными тренировками. Но это был выбор его мамы Марины, а она любила свой выбор и свою реальность.

У Яши единственным любимым занятием, почти постыдным среди его сверстников, было чтение. Это занятие отключало от предлагаемой повсюду тошнотворной реальности и уводило в другие, пёстрые или нежно-туманные, придуманные или забытые реальности, в которых самочувствие почему-то улучшалось, делалось весело и интересно. Книжки читались валом, запоем совершенно разные, включая бульварные, научные, фантастические, конечно, школьная программа по литературе и её широкие окрестности, не поместившиеся в учебник, – всё это постигалось Яшей легко.

Разумеется, всё дело в закалке: в детстве малыш посещал двуязычный детский сад, плавно перешёл в престижную двуязычную школу, продолжая начатые в детсаду тренировки по карате. По сравнению с этой нагрузкой поглощение книг – как поглощение конфет. Да ещё уроки флейты и китайский язык, но это, благодаря заступничеству бабушки, удалось быстро исключить из своей жизни. Однако, мамин принцип – ни минуты свободной у детей быть не должно – работал на радость только себе и маме Марине.

Итак, немало благодаря книжкам, общий контур этого мира стал Яше к шестнадцати годам более-менее ясен: всё самое интересное испытано, описано и уже произошло. В основном, где-то в других странах. Дальше что?

«Что мне интересно? Школа – никому. Любовь, семья – это лотерея. А вдруг не смогу влюбиться? Девушки чего-то будут требовать. В кино только кровяшки и ненависть разного калибра, разнообразие злых морд, которые целятся друг в друга, – скукота. Может, путешествия?.. Нет, только если с целью, а какая цель?».

Мимо Яши торопились или прогуливались разные люди. Слышались обрывки разговоров на три-четыре темы всего: деньги, выпивка, женщины, ремонт машины. Студенты – про зачёты.

«Темы – как в зоопарке. Только клетка со зверем хомо сапиенсом лопнула и разрослась на всю планету. А я что люблю делать? Не всю же жизнь мне только книжки читать? Поехать что-нибудь строить? У меня руки не тем концом вставлены. Да и дело не в этом, а в том, что этот мир, в смысле эта «цивилизация», мне в целом не нравится, и улучшать её стройками не вижу смысла». Сила, толкавшая бежать, была огромной и нарастала.

« Ладно, куда сбежать?» – Яша тяжело встал с бордюра и пошёл в сторону Новодевичьего монастыря, свернул по улице направо, налево и, слушая стук мяча в голове, пришёл к дому своей бабушки, – старый дом начала прошлого века, когда тут ещё был город Москва. Он поднялся без лифта на третий этаж, позвонил и, чмокнув бабушку, открывшую дверь, сразу прошёл в сторону кабинета.

Бабушка, Клавдия Михайловна, преподавала в институте литературу, и поэтому не только маленький кабинет был заставлен книгами, но также прихожая, кухня, кладовка, туалет, и каждая из трёх комнат (половина книг прочитана Яшей). Вернувшаяся с работы бабушка была нарядно одета в шёлковую светлую блузу, безупречную юбку из дорогой шерсти и туфли на удобных каблуках. Руку украшал широкий ажурный браслет из слоновой кости. Профессорша.

– Ба, – бросил Яша на ходу по-подростковому мрачно, – я посплю.

Яша задёрнул в кабинетике бордовую штору и плюхнулся на старый проваленный посередине вишнёвый бархатный диванчик. Давным-давно это был кабинет дедушки, который тоже преподавал в институте: немецкий язык, переводы средневековых немецких классиков были его любимой работой. Но он умер более десяти лет назад, Яша его помнил смутно. Кабинет в этой комнате так и остался, а дедушка теперь смотрел с фотографии.

Бабушка принесла подушку, плед и сказала:

– Есть котлетки и салат. Не сори. Я ушла, у меня лекция.

– Пока, бабуль.

– Яша, мама сказала, что ты много пропускаешь занятия, – сказала Клавдия Михайловна сдержанно, но холёные её щеки слегка покраснели, что означало крайнее беспокойство. Яша отвернулся к бархатной спинке дивана и закрыл глаза. Бабушка постояла молча и прикрыла дверь. Она была в высшей степени деликатна.

«Кто-то приврал: пропущена только математика и физика по разу», – ворчала голова, засыпая.

Здесь, у бабушки, спалось почему-то приятнее и спокойнее, чем дома, в казённой квартире в самом центре столицы в стеклобетонных апартаментах дипкорпуса, где обитала его семья. Мама Марина – дипломат, работает в посольстве, спец по экономике африканской страны, а дома она – своя, клёвая, в джинсах и растянутом свитере, с пышной чёлкой над острым носом, с вечной папиросой в зубах. Конечно, она курила сигареты, но держала их зубами, как матрос папироску. Она была всегда страшно занята. По всему пространству квартиры носился младший брат пяти лет по имени Савва, а за ним степенно ходила франкоговорящая негритянка Мери.

Марина родила мальчиков от разных пап и собиралась, кажется, проделать это ещё раз, как она сама говорила. Третьей женщиной в семье была гувернантка Марьяна Базальтовна, как про себя звал её Яша, обычная тётка-учительша, похожая на колобка. И от этого милого семейства тоже хотелось сбежать.

Куда?.. Безысходная ноющая тоска этого неразрешимого вопроса подплывала под желудок и сжимала его. Бежать, чтобы найти что? Что-то совсем другое. А что? Часто ему казалось, что он родился не в своё время, и эта мысль была тоже очень болезненной. Иногда это чувство так обжигало, что, если бы он был девочкой, то он бы заплакал.

Вдруг Яша перевернулся на спину и открыл глаза. Наверное, и, скорее всего, такая вот прыть побега одолевает каждого в шестнадцать лет, а дальше – кто куда. Половина травится наркотой. Но перспектива стать больным, а потом мёртвым Яшу не привлекала: это был один из самых глупых ходов, который может сделать человек, умно размышлял он с точки зрения тысяч прочитанных в книжках судеб людей разных времён и народов. И опять же наркотики и всё, что с ними связано – это скучно: дать чужому дяде на жир, дать на себе заработать, да ещё и больно, и насмерть. Пошли на фиг. Зависимостей и так в жизни хоть отбавляй. Лучше подумать, как от них избавиться.

Яша повернулся лицом к окну. Сквозь малиновую полосу залитой солнцем занавески просвечивал цветок в горшке на подоконнике. «Чего я хочу? Чего все хотят? Чтобы душа радовалась. Алкашу достаточно бутылки, у мамы Марины – любимая работа, бабуля вообще жизнь любит. А я? Я тоже хочу любить свою жизнь, но разве такую – возможно?»..

Внутри Яши пробежала рябь: все прочитанные в книжках радости не очень привлекали его, если честно, или сулили быть очень кратковременными и тяжело оплаченными страданиями. «И вот ещё что: на фига столько в жизни надо учиться, столько пережить и преодолеть, если вскоре помирать? Всего-то шестьдесят-семьдесят сезонов… Зачем стараться, если «однова живём»? Неясно и опять глупо: приходы жиденькие, одни расходы».

Яша опять воткнул нос в шершавый бархат диванной спинки. Эти мысли давно вертелись в голове и сейчас жгли извилины почти физической болью. «Неужели жизнь такая глупая? Бессмысленная?.. Одни канают других, заставляют что-то делать. Одно и то же. И никто не возмущается, а просто одни ходят по приказу других туда, куда приписано кем-то. Выходило, что хорошо в этом мире только Гарри Поттеру, которому было куда сбежать, но это же в книжке, а вот так, реально?»

Если нереально, то Яша, не сходя с места, сбежал бы в один свой сон, который, кстати, повторялся уже несколько лет с незначительными изменениями. Ему снилась незнакомая местность, тропа в горах, обсыпанная по краям шапками ярко – синих цветов, по которой его влёк куда-то дикий интерес. Потом эта картинка сменялась почти пряничной красоты домиком с башенками, полузамком. В окошках весело горел свет, дверь была открыта, и опять что-то страшно тянуло его в этот домик со старинных английских картин. И всё. Тяга, которой в этом мире почти не было ни к чему, делала этот кусок сна интересней жизни. Если бы только можно было сбежать в эти места и пройти дальше по тропинке к домику…

И что? Бред. И Яша уснул.

Во сне он увидел костёр. Костерок, разведённый непонятно кем прямо перед подъездом бабушкиного дома. Вокруг никого не было, и Яша присел у огня. И тут из кустов вышла собака.

Присмотревшись, Яша понял, что собачка была странноватой, похожа на игрушку, только крупнее, с пластмассовыми глазами и с одним ухом. В следующий миг он узнал в этой собачке своего Тузика, игрушку из детства, которая давно куда-то пропала на даче, а была подарена Яше в раннем детстве, когда мама ещё была студенткой и жила на скромные средства. Пёс стоил дёшево и сделан был топорно, хотя, морда получилась обаятельной и выражение её словно бы говорило дружески и весело: «тяпнуть?» Или… «бежим»?

От неожиданной мысли Яша встал, а Тузик сел и прокашлялся.

– Так бежим или… – сказал Тузик по-собачьи хрипловато и почесал задней лапой пустое место от уха.

– К-куда, – произнёс Яша, почему-то вычисляя, сон это, или не сон. Разумеется, сон. Собака говорит по-человечьи.

– Отсюда, – ответил пёс из искусственного меха и пошёл в кусты. Яша бросился за ним потому, что почувствовал тягу. «Конечно, отсюда! Как просто!»

Мельком он бросил взгляд на пламя костерка, и ему показалось, что там, раздутые от оранжевого огня, горят-гудят какие-то книжки…

За кустами оказалось ещё много кустов, очень много, и Яша шёл, раздвигая руками ветки, боясь потерять из виду мелькавшее впереди светлое пятно Тузикового зада. «Вот оно, наконец, светлое пятно в моей жизни», – рассмешил себя Яша, и тут кусты кончились небольшой полянкой, примкнувшей к каменному склону горы.

– Туда, – хрипнул Тузик и опять побежал, теперь по тропинке, по сторонам которой пышной пеной росли синие и фиолетовые цветы. Яша испытывал восторг. Почему? А просто!

Теперь тропка влетела в гору, и двое оказались внутри маленькой пещеры, в центре которой опять горел готовый костерок. Яша присел на камень отдышаться, а Тузик полизал лапу.

–Так, – деловито заявил пёс, – я прилягу. Что, Яша?

– Ничего, узнал тебя. – Парень глянул в пламя, – там горели обычные ветки. – Куда путь держим?

– Ты же хотел бежать, вот, убегаем, скоро будем на месте, – Тузик оглянулся в сумерки на отдалённый крик какой-то птицы. – Ещё есть время сегодня…

Яша залился хохотом. Меховой Тузик покосился на него игриво:

– Чего смеёшься?

– Радуюсь, – сознался себе Яша, – прикольно разговаривать…

с тобой!

– Ага, – вглядывался Тузик в темноту за пещерой, – обещай

больше не грустить… Вот и утро.

Яша встал с камня и подошёл к краю обрыва у пещеры. Только сейчас он увидел огромное темно-синее небо и проблески голубовато-розового рассвета за дальними горами внизу. И тут внизу в обширной долине под обрывом он увидел…

– Это что такое?

Тузик, казалось, весь трясся от восторга, топтался на месте от нетерпения, то и дело ставя единственное ухо торчком, с нежностью глядя вниз на долину.

– Это? Это, брат, Улиткин Дол. Долина, то есть.

Долина, затянутая нежным утренним туманом, постепенно открывалась взору. Но ничего подобного Яша никогда не мог себе представить. В полукруглой долине, как в объятиях подковы, возвышалась странная гора, похожая на каменный торт, закрученный спиралью. С вершины этой горы, если туда забраться, было бы видно, пожалуй, и то, что есть за окружившими её горами. Эта странная гора-спираль была покрыта деревьями, а вершина – сиреневым облаком.

– Где-то водопад слышу, – прислушиваясь, сказал Яша.

– И-их, радость моя! – подпрыгнул Тузик, – там не один водопад, а семь, и у каждого номер есть. Речка Улитка, Яш, берёт начало на вершине этой горы и по спирали спускается вниз. А? Как тебе?

– Фантастика…

– Здесь, брат, две спирали, – азартно рассказывал Тузик, – одна – вода, а другая – земля, понимать надо. Гора такая, Спираль зовётся. Вон та, соседняя гора – Голова, а эта, откуда мы из пещеры выглядываем сейчас, – Гора Встреч.

Тут (Яша был готов поспорить) у Тузика навернулись на глаза слёзы восторга и он хрипловато завыл, вытянув морду в сторону долины с Горой-Спиралью.

Солнце ещё не показалось, но небо уже наполовину стало бледно голубоватым и сиреневым, а у дальних гор золотилось розовым. И в свете этого утра Яша разглядел, что деревья леса-подковы, окружавшего гору-спираль, были необычно высокими и мощными: в каждом стволе мог бы поместиться газетный ларёк или пара машин.

– Ух ты, вот это лес!..

Тузик поправил важно:

– Смотри не ляпни кому, «лес»… Это не лес, а Крупнолесье. Эльфы его как-то по-своему зовут, я каждый раз забываю.

– Эльфы?.. – Яша думал, что ослышался.

– Не ослышался, – сказал Тузик, вылизывая лапу. – Всё существует, что человек придумал, продолжает придумывать, и даже больше: уже существует то, что он придумает потом. Приёмник не перегорел? Тогда ещё: время не линейно.

Яша стоял как столб под напряжением.

– Мысли материальны, не слыхал? – теперь грязно-бежевый Тузик чесал вылизанной лапой бок. – Чего смотришь? Я не виноват, что у вас науки недоразвитые.

Яша, приняв информацию, стоял на краю пещеры, как на балконе, а сердце, как и вправду говорят, пело тихонько какую-то свою параллельную песню. И тут опять явилась та силища, что тянула его во сне куда-то…

– На всякий случай знай, друг, – сказал Тузик серьёзным голосом, – что это не простая пещера, а Пункт П. Позже поясню. Ты этот Пункт П. прошёл. Можем двигаться в Дол.

Яша с любопытством оглядел потолок пещеры. «Эльфы, пронумерованные водопады, – вот это сон!»

– Мне кажется или я слышу … хохот?

– Тут ничего не кажется, всё как есть. Чайки хохочут, проснулись. Хорошо тут, вот тебе и смех!

– Пункт П. – это портал, типа?

– Пора, – тихо хрипнул Тузик, и Яша проснулся.

В метро люди едут нормальные, не с силиконовыми оперированными лицами, думал Яша, такие, какие есть, с естественными отёками, шишками, мешками, шрамами, вздутостями и впадинами. Мужики сидят, так широко расставив ноги, словно просушивают брюки и джинсы. Женщины стоят перед ними с сумками и пакетами.

Яша, выспавшись у бабушки, ехал домой на Коровий Вал, где уже, видимо, волновалась гувернантка Марьяна Базальтовна. Отчество у неё было какое-то другое, давно забытое, невыговариваемое, да и Яша, знавший её с пелёнок, звал просто Марьяной. Ей было за сорок, у неё была своя семья, но она служила дипломатской семье верой и правдой, как родная.

– Яша, – встретила она мальчика дрожащим голосом, – почему мобильник отключил? Мама звонила…

– Я у бабули спал. Бонсуар, Мери, – сказал Яша высокой негритянке в цветных штанах.

– Бонжур, Иша, – ответила шоколадная Мери, ловя на ходу

пятилетнего Савву, который пролезал между её ногами по направлению к брату.

– Здорово, Савка, – Яша подтянул за руки брата к себе и

забросил его на плечи. – Марьяна, я есть хочу.

Проглотив омлет, Яша накрыл бутерброд с шоколадным маслом изрядным куском сыра. Марьяна поставила на стол дымящуюся чашку с чаем.

– Уроки сделал?

Она обязана по службе за этим следить. Но в последнее время, года два, ей приходится волноваться по этому вопросу и трепетать каждый раз, когда хозяйка, мама Марина, осведомляется о делах старшего сына. Учиться Яша стал хуже. Он перешёл на сплошные четвёрки, и это возмущало его мать всё больше. Скорее всего, она представляла будущее Яши в виде сверкающих ступенек сияющей карьеры блестящего дипломата, а тут четвёрки. Это она ещё не знала про тройки. Марьяна и Яша скрывали их от неё всеми силами: мама Марина была на втором месяце беременности.

– Остались две задачи по химии, не волнуйся, иди домой, -

сказал Яша, – и Марьяна со вздохом согласия подняла свою обширную попу со стула и понесла её в прихожую. – Я сейчас позвоню маме, – крикнул он вдогонку.

Наконец, Яша закрылся у себя в комнате, хотя сюда доносились вопли Саввы, которого Мери укладывала спать. Мери наняли для того, чтобы она говорила с детьми только по-французски, но Савва сыпал также и по-русски, – со стороны такая смесь слушалась забавно. Отец Саввы приходил к сыну раз в неделю, и они уезжали гулять. Потом вечером Андрей, – так его зовут, – и Марина обычно сидели на кухне и допоздна курили, как два паровоза.

Мама Марина всегда высокомерно и с подозрением обозревает жизнь вокруг. Часто это напоминает равнодушие. Или она просто думает о чём-то ещё.

Отец Яши, кроме Марины, никому неизвестен, даже бабушке. Родители сошлись в МГИМО студентами, Марина сообщила матери о беременности, и родила. Вот и всё. Может, он, Яшин отец, какой-нибудь европеец, и с оформлением брака были проблемы? Марина категорически не желает говорить на эту тему. Она своим пофигистским тоном отвечает на вопрос Яши об отце:

– Яш, ну как у всех.

Значит, она «залетела», а он сбежал, так что ли, у всех? Третья беременность, видимо, будет тоже анонимной по линии патриарха. Но мама Марина никакой информации не даёт, занята своей Африкой.

Яша сидел за столом перед открытым ноутбуком и смотрел на закрытую дверь своей комнаты. Он, не глядя на экран, мог перечислить темы папок и файлов в своих «Документах»: «Тюдоры», «Эпоха барокко во Франции», «Литература 15 века», «Жизнь Рима: от цезаря до гладиатора», «Погребальная культура Египта» и прочие. Среди знакомых ровесников Яши нет ни одного, кого бы подобное интересовало.

« Где бы найти хоть кого, с кем поговорить об интересном? Живут в полной тьме: тьма в прошлом, тьма в будущем. Откуда взяться свету в настоящем? Не душит вечный шопинг? Однообразие башку не давит?».

В школе учительша по истории существует вне настоящего момента: она напрочь не воспринимает учеников, как живые объекты. Она смотрит на них, как бюстик Наполеона глядит через стекло своей витрины на посетителей музея. Очень заметно и то, что она глубоко прячет: страх перед старшеклассниками.

« Она и прочие учителя, кроме нескольких редких исключений – очень плохие психологи, то есть вообще нулевые, прямо скажем. То есть, плохие специалисты, так? Это им надо сдавать ЕГЭ, а не ученикам. Откуда ученик возьмёт свои знания, если учитель не может учить? И вот простой вопрос: ну почему от большинства взрослых, работающих в школе, тошнит и тянет рвать? Пока эта публика через одного напоминает пациентов психиатра. Весь набор. И этот зоопарк выпускают на ни в чём не повинных детишек, незрелых и весёлых. Плюс долбанутая школьная программа: обильная каша из сказочного горшочка. Всё невозможно съесть. А съеденное когда переваривать? А применять в жизни? Вообще, много кушать вредно».

Яша внезапно выпрямился. «А вот этот мой сон, про Дол… Улиткин? Такой реальный, как-будто это я Тузику снился, а не наоборот». Тут руки сами выбрали программу, и Яша стал «рисовать» панцирь улитки, на нём деревья, как и видел он во сне. «Что это там было такое? Какая-то гора с водопадами, крупный лес, пещера…».

Яша рисовал всё это допоздна, отвлекаясь от грустных мыслей о своей реальности в Москве 2011 года. «Что ему хотел показать Тузик? Не успел. Эх, сны…».

Яша потушил лампу и лёг в одежде поверх одеяла. Нет, определённо, жизнь сдвинулась с мёртвой точки. Что-то произошло в глубинах Яшиного существа, пусть неясное и неопределённое, но очевидное.

Появилось основательное предчувствие.