Читать книгу Исповедь учителя, или История длиною в жизнь - Елена Валерьевна Бурмистрова - Страница 1

Исповедь учителя или история длиною в жизнь.

Моей семье посвящается.

Предисловие

«Я встала и взяла Его за руку. Он поднялся, и мы пошли по берегу, так и не размыкая наших рук. В тот вечер я подумала, что мы вместе навсегда. Как часто потом в моей жизни перед глазами возникала эта картина: двое молодых и счастливых людей идут, взявшись за руки, по берегу Байкала – самого красивого озера в мире! Этот момент был дверью в мою счастливую жизнь, которую я вскоре навсегда закрыла…»

Когда человек взрослеет, то на многие события в своей жизни он смотрит иначе, чем в юности. Почти у каждого происходит переоценка ценностей. К своему взрослению я подошла без особой истерики. К чему перечислять количество неудач и взлётов? Это то же самое, что рассматривать плюсы и минусы осеннего листопада.

Идея написать книгу о своей жизни зародилась много лет назад. Но начала я писать свой роман только в 2014 году. Я подарила себе на юбилей историю своей же жизни. Не претендуя на литературный шедевр, мне всё же хотелось бы, чтобы книга «вышла в свет». Вероятно, кому-то будет любопытно увидеть изнутри современную школу со всеми её проблемами; прочувствовать борьбу за место под солнцем; понять то, как молодому учителю на пути профессионального становления иногда приходится преодолевать зависть, ревность, унижение, непонимание и предательство. Заглянуть за кулисы конкурсов красоты, вникнуть в интересные семейные истории, прочувствовать любовь, которая может жить вечно. Однако думаю, что не всем понравится правда, которая изложена в романе. Но это правда, а на правду, как известно, не обижаются.

Книга основана на реальных событиях. Изменены некоторые имена и места действия.

Я часто стояла у окна и смотрела на небо. Звёзды с детства привлекали моё внимание. Я видела бесчисленное количество небесных светил, хаотично рассеянных в пространстве. Там всегда происходило что-то особенное. Одна вспышка сменяла другую. От вспышек на небе оставались следы в виде светящихся полосок. Эта волшебная картина меня совершенно очаровывала. Я вглядывалась в чёрное небо и искала уже знакомые группы звёзд. Я запоминала их расположение и удивлялась, когда вдруг не находила их на своем месте. Всё это мне казалось безумно загадочным. Единственный объект на небе, который я не любила – это была луна. С малых лет луна наводила на меня ужас. А самое любимое скопление звёзд, которое мне бабушка часто показывала – это Большая Медведица. Это созвездие было для меня как ориентир, оно давало возможность разыскивать многочисленные другие созвездия. Я сама давала им названия, потому что бабушка больше названий не знала.

Я могла стоять у окна часами. Мне хотелось стать свидетелем инопланетного присутствия или падающей звезды, чтобы загадать желание. Желание было одно – чтобы вернулась мама. Мама в то время была такой же недосягаемой, как мои любимые звёзды на небе. Сто раз в день я спускалась на первый этаж к почтовым ящикам, чтобы увидеть заветное письмо. Чаще всего там было пусто.

…Я открыла Яндекс и увидела шесть входящих писем. Взгляд быстро определил, какое письмо открыть первым. Долгожданное послание состояло из двух предложений: «Я прилетаю завтра. Сможешь приехать в Москву?»

В коридоре слышались веселые голоса пятиклассников.

– Елена Владимировнааа, зайтииии можно? – кричали они на одной ноте, заглядывая по очереди в кабинет.

– Нет! Класс на переменах должен проветриваться! – терпеливо отвечала я каждому «истосковавшемуся» по урокам английского языка ученику.

Мой взгляд снова остановился на Его тексте: «Я прилетаю завтра. Сможешь приехать в Москву?» «Завтра вторник. Какая Москва?» – лихорадочно соображала я. Но убедить себя спокойно пойти завтра на работу вместо того, чтобы уехать в Москву и там встретиться с Ним, мне не удалось. Я очень хотела Его увидеть. Мы не виделись несколько месяцев. Не смотря на то, что до звонка на урок оставалось всего три минуты, мои мысли унеслись к тому моменту, когда началось это безумие, которое перевернуло мою жизнь с ног на голову.

….Я стояла на палубе и наслаждалась окружающим меня миром, восторгаясь чистотой озера Байкал. Катер «Комета» шел на большой скорости, люди вокруг испытывали признаки морской болезни, а я даже не замечала тряски. Я смотрела вдаль, на берег, к которому приближалась, и гадала, что меня ждёт. Где-то в глубине моего сознания я ощущала волнение, которое не могла объяснить.

Поселок Заречный был хорош тем, что он стоял на берегу великого озера Байкал. И я была счастлива, что могла каждый день созерцать эту божественную красоту. Байкальское побережье изобиловало живописными пейзажами: пещерами, ущельями, гротами и врезающимися в озеро мысами. Один такой грот был как раз в том месте, где мы с моими новыми друзьями постоянно гуляли. Мы ему даже дали название Санас. Долго никто из наших одноклассников не мог понять, что это за слово, пока Наталья (моя новая подруга) не призналась, что буквы взяты из наших имен.

Школа поселка Заречный и выпускной 10 класс широко распахнули «модной девочке с материка» свои гостеприимные двери. «Модная девочка с материка» при своей внутренней скованности молниеносно влилась в коллектив. Одна из моих одноклассниц по имени Наталья словно почувствовала, что мы с ней родственные души. Взяв меня под руку на линейке, она сказала: «Ну, слава богу, а то мне вообще не с кем общаться. Будем дружить!»

Я не возражала, Наталья мне стала родной с первой ее фразы и навсегда. Я была на седьмом небе от счастья.

– Какая у меня красивая одноклассница, – сказал Он, подойдя знакомиться. – И как же тебя зовут, незнакомка?

Я внимательно Его разглядывала. Высокий, с крепкой спортивной фигурой, карими бездонными глазами, очаровательной улыбкой и копной черных вьющихся волос. При всём этом шикарном наборе, красивым Его назвать было сложно. Но всё же я не могла отвести от Него глаз. Почувствовав себя неловко, поспешила ответить:

– Спасибо, одноклассники у меня тоже красавцы, как я вижу. Меня зовут Алёна, – почему-то я представилась Ему своим детским именем. В моей семье долгое время меня звали именно так.

– Добро пожаловать в наш класс, – сказал Он и улыбнулся.

….Классы. Сколько у меня их было? Я выпустила семь. Сейчас мне кажется, что это было не со мной. Каждый раз мое сердце делилось на кусочки при расставании. Да, я так принимала свою работу много лет. Неприятности на работе у меня начались с любви и крепкой привязанности воспитанников ко мне.

10 «Б» класс не принял своего классного руководителя. Демонстративно они заходили ко мне в кабинет по поводу и без повода, старались решать все волнующие их вопросы только со мной. Ко всем остальным учителям-предметникам они были жестокими. Это был класс из разряда «бандитский Петербург». Шел 2000 год. Новая школа только что распахнула двери для всех учеников нашего маленького городка, где я впервые стала преподавать в старшей школе.

На первый урок английского языка в учебном году весь 10 «Б» пригласили в кабинет опытного учителя Алины Александровны для того, чтобы разделить учеников на две группы. Я пришла чуть позже. На мне были джинсы и удлиненный пиджак. Такие пиджаки – это настоящий маст-хэв любой уважающей себя женщины. Зрительно он делал мой силуэт еще изящнее и стройнее. Волосы в тот день я уложила так, чтобы выглядеть солидно.

Алина усмехнулась:

– Ну что, кто хочет знать английский – оставайтесь на первом ряду, остальные пересаживаются на второй ряд. Вы идете к Елене Владимировне.

Фраза прозвучала унизительно. Хотя она попыталась преподнести это, как юмор. Спустя две секунды большинство учеников встали и быстро пересели на второй ряд. Я даже покраснела, хотя в краску меня вогнать вообще-то очень трудно.

Алина тоже покраснела, но только от злости. Желающих «знать английский» оказалось не так уж и много. Те, кто остались сидеть на первом ряду, смотрели с нескрываемой иронией на моих уже теперь учеников.

Я больше не выдержала: «Пойдемте ко мне в кабинет, урок уже давно начался. Спасибо, Алина Александровна», – в моем голосе тоже прозвучал сарказм. Она поняла.

Через пару месяцев 10 «Б» пришел ко мне всем составом. Они сели за парты молча, словно выжидая, когда можно будет говорить.

– Что? – не выдержала я.

– Мы хотим, чтобы Вы были нашей «классной». Мы так решили.

В тот день я долго с ними разговаривала. Мне было лестно, я любила их и хотела их взять. Но было сразу два «но». Во-первых, у меня уже был свой класс. И во-вторых, у них был свой «классный». Я привела все аргументы, какие только смогла, говорила, что я всё равно буду рядом, что они могут ко мне приходить и общаться. Их это не устраивало, но в тот день они всё же со мной согласились. Мы общались очень тесно.

– Елена Владимировна, у нас к Вам дело. Очень и очень серьёзное, – закричали хором мои любимцы, входя в кабинет.

– Говорите, только быстро, урок сейчас начнётся.

– Вы слышали о конкурсе?

В нашей школе, чтобы поближе познакомиться с вновь определившимся контингентом детей и учителей, придумали конкурс «Визитка».

– Да, я уже со своим классом готовлюсь. А вы?

– Да вот в том-то всё и дело, – замялись они. – У нас проблема. Мы сказали Галине, а она не хочет с нами визитку делать.

– Сделайте сами! Вы взрослые.

– Мы не можем. Хотим, чтобы было круто, а не получается. Нет идеи. Помогите, пожалуйста, Вы же можете?

– Я подумаю, – сказала я.

Я сделала им «визитную карточку». Это было блестящее выступление. По сценарию они представляли неграмотных лесных жителей, которые, в конце концов, все стали образованными. Их класс имел статус «юридический». Вот я им и придумала ведьм и леших, которые решили не бездельничать в лесу, а учиться и получить профессию юриста. Я написала «лесные законы», которые имели скрытый смысл и относились к нашей школе. Особенно эффектной получилась последняя сцена выступления: в зале гас свет и перед зрителями уже через минуту на сцене стояли не лохматые и необразованные чудовища, а юристы в мантиях и в шляпах выпускников. Хвалили класс, хвалили Галину Ивановну, их классного. А мне было всё равно. Какая разница, кто писал сценарий и репетировал! Главное, они были лучшие! И с той поры они всегда были лучшие. В школьных конкурсах кроме моего любимого класса никто не выигрывал. Я помню КВН, сценарий для которого я им написала, будучи уже законным классным руководителем. Класс, который с ними боролся за победу на показ «домашнего задания» так и не вышел. Настолько блестяще мои дети выступили, что бороться с ними уже было бесполезно.

Так прошел год. Второго сентября 2001 года меня пригласили в кабинет к директору и сказали, что разговор очень важный. Директор был очень недовольный.

– Елена Владимировна, возьмете 11 «Б»?

– У меня есть уже класс, Семен Витальевич. А что случилось с Галиной Ивановной?

– Она отказывается от них. Из-за Вас.

– Предложите ещё кому-нибудь, – сказала я и вышла из кабинета.

Они стояли вдоль стены. Все. Я покачала головой отрицательно и поднялась к себе на третий этаж. За мной они не пошли.

На следующий день ко мне забежала учитель информатики вся в слезах:

– Леночка, я тебя умоляю, возьми 11 «Б»! Они тебя хотят, и я знаю, что ты согласишься!

– Танюша, что случилось-то? – испугалась я

– Мне в приказном порядке директор их отдает, я с ними не справлюсь, я их боюсь и терпеть их не могу!

Я не знала, что мне делать. К концу дня меня снова вызвали. Теперь директор уже не делал такого строгого вида и просто попросил меня:

– Елена Владимировна, я опросил всех свободных учителей – ваши любимцы никому не нужны. Их наотрез отказываются брать. Раз приручили – берите.

– А что делать с моим классом? – спросила я. В то время я уже была классным руководителем шестого класса.

– Будете вести оба. Производственная необходимость!

Так я обзавелась еще двадцатью тремя детьми. На моих «маленьких» у меня совсем не оставалось времени. Родители обижались и предъявляли мне претензии. Даже жаловались на меня директору. Я не обижалась, так как знала, что где-то они правы. Я пыталась объяснить, что выпущу одиннадцатиклассников, и у нас ещё будет много времени и возможности быть вместе и проводить разные мероприятия. Я просила родителей потерпеть, но они по-прежнему были недовольны. У нас начались конфликты.

Своих «старшеньких» я очень любила и никогда их не ругала при других учителях. Если они что-то натворили на уроках, предметники меня звали в класс, я стояла и спокойно слушала учителя, которого они довели до белого каления. Потом разворачивалась и уходила к себе в кабинет с одной только фразой– «Welcome!»

Они знали прекрасно, что она означает – «я вас жду на ближайшей перемене в кабинете». Я никогда не позволяла срываться на них в присутствии ещё кого-либо. Чтобы ни сделали мои дети, я старалась обсуждать это с ними наедине. Да и вообще, крик и оскорбления ещё никому не помогали стать другом, наставником и любимым классным. Я это уловила сразу, поэтому решать любые их проблемы при всём школьном коллективе никогда не пыталась. Отдалить от себя класс проще простого, попробуйте влиться в обратный процесс, и вы увидите, что это сложно, а подчас и невозможно. Я сама не понимала, откуда в моей голове всегда складывались правильные решения. Сейчас учителя частенько советуются со мной, как «удержать» класс. Зато в 2002 году все было иначе.

«Заработала себе ложный авторитет и радуется!» – кричали на каждом углу коллеги.

Еще в университете, на предмете «Педагогическая этика», я четко уяснила для себя, что ложного авторитета я никогда зарабатывать себе не буду. Лучше пусть не любят. Но как-то, следуя именно этому принципу, я словно привораживала к себе детей. Была абсолютно иная реакция, ко мне приклеивались «намертво». Все мои классы, которые я выпустила, были «отказниками». В школе это означает то же самое, что и в роддоме. Их бросили. Бросили за то, что не смогли найти подход к детям, не смогли или просто не захотели. Зато отношения между мной и моими детьми в школе обсуждались и просматривались как многосерийный фильм.

Беда была в том, что некоторые коллеги тоже хотели таких же отношений с их классами, но у них не получалось. Не могу сказать, что я всегда и всё делала правильно, а они нет. Я совершила множество ошибок, за которые мне сейчас стыдно. Мне казалось, что я всё делаю правильно, но в результате оказывалось, что я просто хотела настоять на своём, не прислушиваясь к детям. Часто я не могла принять то, что они со мной в чём-то не соглашались. Например, если я готовила мероприятие, то я практический головой ручалась за то, что мой класс выиграет. Так и было. Но дети с годами стали меняться. Они стали сами принимать решения. И далеко не всегда правильные. Многие решения, которые я принимала в жизни, были тоже не всегда верные.

…. Стоял замечательный сентябрь. Последний сентябрь моего школьного детства. Закат был незабываемый. Байкал был настолько красив, что я не могла подобрать слов. Мы сидели вчетвером на упавшем дереве и любовались природой. Я, Он, Наталья и Славик. Славик был безнадёжно влюблён в Наталью, та его презирала. Темнело. Он попросил меня с ним прогуляться. Наташа бросила на меня убийственный взгляд типа «только попробуй». Она была хранителем моей верности Олегу, которого я ещё не видела. Хотя, почему? Когда я училась во втором классе на Украине, или простите, в Украине, мы жили в одном доме и были знакомы. Но это было в другой жизни. Это не я, а Наталья училась с ним до выпускного класса, это она была ему верным другом.

Олег был абсолютно нескромен в своих желаниях. Едва увидев у сестры мою фотографию и узнав, что я приезжаю в Северобайкальск жить и учиться с ним в одном классе, объявил без всяческих церемоний, что я – его девушка. Раз и навсегда. Король не сомневался в своём решении. Король огласил свой королевский указ. Отлично помню тот день, когда Олег появился в классе. Нет, не 1 сентября, когда его друг влюбился в меня, гораздо позже. На материке отдыхают долго, такова была сущность летних каникул тех, кто ехал в центральную Россию или в советские республики с Севера или из Сибири. На календаре учебного года было 29 сентября. Олег зашёл в класс, на нём были синие вельветовые джинсы Montana, последний писк моды того времени. На уроках в тот день он всё время старался обратить на себя внимание. Задавал каверзные вопросы учителям, даже дерзил. Ему нужно было себя показать. Не классу, все его отлично знали. Он демонстрировал себя той, которая по его желанию должна была ему принадлежать. Я внимательно изучала его. Мне понравился его юмор, его величие в классе. Но мне не давала покоя одна мысль – до этого момента был целый месяц моей абсолютно другой жизни, куда Олег пока никак не вписывался. Олег и Он были хорошими друзьями. Жаль, что даже слишком хорошими. И то совпадение, что они оба уехали из России, по прошествии времени уже мне не кажется странным. Две прекрасные и мною любимые страны Италия и Испания стали их родным домом.

…Наталья дёрнула меня за руку так, что я снова присела на упавшее дерево. Я посмотрела с удивлением на подругу: «Наташ, мы скоро вернемся».

Наташа не стала отвечать. Я снова встала и взяла Его за руку, Он тоже поднялся, и мы пошли по берегу, так и не размыкая наших рук. В тот вечер я подумала, что мы вместе навсегда. По крайней мере, я так хотела. Как часто потом в моей жизни перед глазами возникала эта картина: двое молодых и счастливых людей идут, взявшись за руки, по берегу Байкала – самого красивого озера в мире. Это была дверь в мою счастливую жизнь, которую я вскоре навсегда закрыла.

А пока факт был налицо – моя жизнь в корне менялась. Я очень переживала за новый коллектив, но всё складывалось отлично. В нашей школьной компании оказалось всего две девушки: я и Наталья. Остальные – парни. С другими девчонками из класса мы не общались. Мы чудесно проводили свободное время. Когда было тепло, мы пропадали на Байкале: брали еду, книги, учебники. Вечерами жгли костры и рассказывали истории. Я полюбила наш дружный коллектив. В школе я чувствовала себя отлично. Здесь работала моя любимая тетя Ира. Я была под постоянной защитой. Мне нравились все учителя, пожалуй, кроме нашего классного руководителя. Она меня тоже сразу не полюбила. На уроках игнорировала, после уроков бралась воспитывать.

Сентябрь неумолимо приближался к своему завершению. Как-то мы с одноклассниками смотрели в кинотеатре «Экипаж». Его рука нежно легла на мою руку, стало не до сюжета на экране. Я повернулась к Нему.

– Ничего же не изменится? – спросил Он.

– Почему ты спрашиваешь?

Он наклонился ко мне ближе и шепнул на ухо:

– Сам не понимаю, мне бы не хотелось, чтобы, что– то изменилось.

– Нет, – с уверенностью ответила я.

Но всё изменилось ровно через минуту. Сзади нас зашумели наши одноклассники.

– Олег приехал, – шептались все. Вскоре к нам пробрался через ряды парень и почему-то обратился не к Нему, а ко мне:

– Лен, скажи своему приятелю, что Олег зовёт. Пусть выйдет.

– Что ему было надо? – спросил Он.

– Он сказал, что тебя зовёт Олег, – с трудом произнесла я.

Он послушно встал и пошёл к выходу, забыв про меня. Я растерянно пошла следом, за нами выбежала Наталья.

Возле входа в кинотеатр стоял Олег с парой незнакомых парней. Тогда я впервые его увидела в нашей взрослой жизни. На меня он произвёл впечатление своим пафосом. Он стоял перед нами модный, уверенный в себе, дерзкий. Олег подошел к нам ближе. Даже не подумав поздороваться с нами, он начал:

– Ну, как фильм? Говорят, что очень даже интересный, – злобно сказал он.

Олег не просил меня ему представить, он даже и не смотрел на меня толком.

– Как фильм, друг? Я же задал вопрос! – уже гораздо громче спросил Олег.

Его распирало от своей значимости. На слове «друг» Олег сделал сильное ударение.

Не получив ответа, он размахнулся и изо всех сил ударил Его по лицу, но драки не получилось. Наталья схватила Олега за руку и отвела в сторону. Я подошла ближе к Нему, но Он отвернулся и быстро пошел прочь.

Олег умел манипулировать людьми. Это я поняла сразу. В тот день я пришла домой, закрылась в комнате и начала обдумывать создавшееся положение. Ничего хорошего в голову не шло.

Нисколько себя за это не ругая, через неделю я приняла решение, которое оказалось первым и самым разрушительным в моей жизни – я выбрала Олега. На вечеринке по случаю осеннего праздника Олег пригласил меня на танец. И больше в этот вечер он не отошёл от меня. Проводив домой, Олег предложил мне с ним встречаться. Раньше так было принято начинать отношения. Я не знаю до сих пор, почему я так быстро попала под его влияние. Что-то сбило меня с пути истинного. Олег отличался от Него на сто процентов. Мой новый парень был светловолосый, худой, с красивыми пронзительными глазами. Всегда, когда смотрю «Гардемарины, вперед!», вспоминаю Олега. Он был очень похож на Харатьяна.

Наталья ликовала. Она постоянно повторяла мне, какая мы красивая пара, как мы подходим друг другу. Тогда я не понимала, почему я так поступила, не понимаю и сейчас. Вероятно, Олег мне показался круче, моднее. Мне импонировало то, что его все считали самым крутым парнем в школе. Это все и толкнуло меня в его объятия.

Тем не менее, я предала того, в которого успела влюбиться. Предала грубо и цинично, с улыбкой на устах. На той же самой вечеринке они оба, не видевшие друг друга всё лето, стояли у стены и мирно разговаривали.

– Смотри, они помирились. Только что один из них получил в морду от другого, а сейчас как будто ничего и не было. Вот сила дружбы! – язвила Наталья.

– Наташ, что ты к ним пристала? Разберутся.

– Ты что решила?

– Пока не знаю, Олег мне понравился.

– Ура! Значит, я ему говорю, что ты согласна.

– Не надо ему ничего говорить. Я пока точно не решила. Мне как-то не по себе.

– Ой, ну что тут думать, смотри, как он выглядит!

– Мне и с тем, другим, было неплохо, – тихо сказала я.

– Забудь, – отрезала подруга.

– Наташ, а если это ошибка, если я потом пожалею?

– О ком жалеть? О Нём? Не смеши меня. Если бы я была на твоём месте, я бы выбрала Олега.

– Ты не на моём месте. По-моему я влюбилась в Него. Что мне делать?

… – Не делай этого! Не выйдет ничего хорошего! – заявила моя подруга и отключилась.

Я ей перезвонила:

– Наташ, Он заходил ко мне на страничку в Одноклассники, я Ему написала. Написала первая.

– С ума сошла?

– Наташ, прошло двадцать лет, у меня чисто спортивный интерес.

– Твой спортивный интерес всегда заканчивается какой-нибудь трагедией. Напомнить?

– Ну что такого случилось? – занервничала я. Но Наталья твердо стояла на своём, словно чувствовала то, что я в этот момент чувствовать не могла.

– Случится. Включи память, и мозг на всякий случай, – сказала она и снова отключилась.

Перезванивать больше я не стала, но мне очень не понравилось то, что она предрекла. Я действительно не видела ничего плохого в том, что бывшие одноклассники станут переписываться. Когда я потом ей сказала эту фразу, подруга рассмеялась и резюмировала:

– Вот именно, одноклассники, а не вы с ним. Ты когда-нибудь думала, кто он для тебя? Или у тебя до сих пор игрушки? У него семья! Он живет в другой стране! Не трогала бы ты его! Раньше надо было думать!

После этих слов мне стало совсем грустно.

– Да? Что-то ты Его так не оберегала раньше, – резко ответила я.

– Оставь человека в покое! Не помнишь, чем закончилась Его вселенская любовь к тебе? Хорошо, что спасли! Жила бы с этим всю жизнь!

– Я давно оставила Его в покое. И то, что случилось, я тоже хорошо помню. Меня этот случай всю жизнь мучает. Стыдно и страшно, но это было, я ничего с этим не могу поделать.

– Лен, не пиши! Не отвечай! Не развивай тему! Ты пожалеешь, запомни это.

– Мне сорок лет, и я давно уже никому не нужна, – напомнила я Наталье. – И ему в том числе. Мне просто интересно, как у него сложилась жизнь, почему он живет в другой стране, как туда попал.

– Ты хочешь, чтобы Он тебе это рассказал за чашечкой кофе? – съязвила Наталья.

– Нет, чтобы написал, – я сделала вид, что не заметила, на что она намекает.

– Кстати, по поводу сорока лет, тебе кто-нибудь дает столько? Посмотри на аватарку. Серёжка у меня недавно спросил: «Какого года у Ленки фото?» Когда я сказала, что ты вчера фотографировалась, он ответил: «Бомба! Она на какой диете?»

– На специальной, – ответила я словами из любимого фильма.

Мы так и не пришли к консенсусу.

– Иди в свою школу, отвлекись и не майся дурью, – завершила свою сокрушительную речь подруга.

Мне очень хотелось с Ним переписываться. Я вспомнила Наташкины предостережения, но в тот момент мне было всё равно. Я Ему послала «поцелуй» и отключилась. Мы только что начали переписку. Жаль было уходить. Интерес вспыхнул с неимоверной силой.

Когда я вернулась с собрания, первым делом зашла в Одноклассники. Сообщение было одно, но оно меня порадовало. «Ты не представляешь, как мне хорошо от того, что ты меня поцеловала, словно на 20 лет назад откинуло».

Когда мы вновь начали общаться спустя 20 лет, мы договорились написать о себе всё, что с нами происходило после расставания. И тут я начала замечать за собой странные вещи. Например, меня раздражало в нашей переписке, что Он иногда упоминал женщин, которые появлялись в Его взрослой жизни. Об одной Он даже говорил с особой нежностью. Ревность? Я не имела права Его ревновать. Да и теперь это было глупо. Я всё понимала и удивлялась, какое я вообще имею право предъявлять претензии к Нему? Кто я? Я отказалась от Него в той жизни, я Его предала. А Он ненавидел предательство больше всего. Чем больше Он мне писал, тем больше я понимала, насколько непростой была Его жизнь. Он выплескивал на меня массу событий, которые произошли без моего участия. Он раскрывал мне свою душу. Многие Его письма я перечитывала по десять раз. Чем больше я с Ним общалась, тем больше тосковала. Всплыли в памяти все события в подробностях. Я тосковала по нашей молодости. Не в силах справиться с проблемами одиночества, мне захотелось полностью погрузиться в воспоминания. У меня начиналась депрессия.

… Разочарование в профессии настигает внезапно. Обратного пути нет. И вот уже депрессия – ваше второе имя. Вы постоянно ощущаете, что сил не осталось, эмоций тоже нет, а то, что вы делаете – делаете по инерции. И посещают мысли: не дай Бог, опять на вас обрушится любовь воспитанников! Почему «не дай Бог»? Потому что ответить уже нечем. Иссякло. Вы ясно понимаете, что педагогика априори неблагодарное занятие. Дело это незаметное, простое, служивое. И перед вами встает выбор: либо вы просто и незаметно служите, либо убегаете из школы со словами: «И не надо поздравлять меня с Днем учителя!»

Было время, когда я ходила на работу, как на праздник. Каждый день я словно на крыльях летела в свой уютный кабинет и с отличным настроением начинала вести уроки. Мне нравилось учить детей. Я наслаждалась процессом. Я никогда за всю педагогическую практику не испытывала серьезных проблем с классами и даже с отдельными личностями. Конечно, было всякое, но глобальных конфликтов не было. Гораздо тяжелее мне давалось общение с коллегами. Женщины остаются женщинами.

«О своих коллегах говорят либо хорошо, либо очень хорошо. И ни с кем вслух не обсуждают недостатки коллег. Тем более их не обсуждают с родителями или учениками. А если на родительском или классном собрании только назревает конфликт, то его следует сразу же погасить, не дав разгореться» – эти принципы отношений между коллегами, прописанные в предмете «Педагогическая этика», утопия для современных учебных заведений.

Много раз я задавала себе вопрос – а чем, собственно говоря, вызван негатив, направленный на меня? Я никого не трогаю, кланы не создаю, сплетни не собираю. А вот любой эмоциональный «всплеск» в мою сторону я болезненно принимаю близко к сердцу.

Мне всегда было тяжело работать в школе. Я выдержала столько трудностей, что не каждый человек на такое способен. В начале моей педагогической деятельности коллеги надо мной открыто издевались. Они приходили ко мне на уроки только для того, чтобы найти всё плохое, что только можно было найти. Причем никто о посещении не предупреждал. Просто открывалась дверь, и учителя ставили меня перед фактом: «Мы пришли к Вам на урок». В то время я не знала, что никто не имеет право приходить ко мне на уроки без предупреждения, даже администрация, не говоря уже обо всех остальных. На обсуждении урока, после моего самоанализа, коллеги, закрывая глаза от удовольствия, проговаривали мои недочеты и промахи. Нет, они не учили меня, они пытались проучить. За то, что я им так не нравилась, так сильно их не устраивала. И чтобы впредь никуда не высовывалась. Это была самая настоящая травля. Мой диплом магистра и диссертация не давали никому покоя. Однажды ко мне в кабинет зашли все «англичанки» нашей школы, протянули мне листы всероссийской олимпиады и сказали: «Елена Владимировна, сделайте срочно, нам ответы нужны будут уже после обеда, сказала руководитель методического объединения». Остальные стояли рядом и загадочно улыбались.

Я увидела, что это олимпиада для 9-11 классов. У меня по расписанию было ещё три урока. Я лихорадочно соображала, что мне делать. Эти задания не для третьего класса. Сделать быстро их невозможно. Я растерялась и ответила отказом, сказав, что у меня плохое самочувствие, и я не смогу сейчас сидеть с этими заданиями.

На следующий день все в школе говорили, что я не смогла сделать задания олимпиады. И только спустя два года я узнала, что ключи к заданиям всегда прилагаются, откуда бы эта олимпиада ни спускалась. Надо мной просто хотели поиздеваться. Доказать, что я не способна сделать это.

Замечаний в свой адрес я слышала неимоверно количество за мою педагогическую деятельность.

«Все люди, как люди, а ты с планшетом», – услышала я после того, как посидела с компьютером на одном из совещаний. Педсоветы я не любила. Меня раздражало то, что учителя демонстративно усаживались перед администрацией школы и начинали «работать». Заполняли классные журналы, проверяли тетради и т.д. Я всегда задавалась вопросом: «Почему директор молчит? Это же просто невежливо, в конце концов!» Поэтому, когда я проводила семинары, я просила убрать их многочисленные дела в сторону и просто ждала, когда они все это сделают. Потом начинала говорить. Учительская привычка притягивать внимание срабатывала и тут. Коллеги меня не любили. У ненависти ко мне было несколько пунктов. Модная одежда 44 размера, красивая фигура и внешность. Моя одежда раздражала абсолютно всех. Много раз мне приходилось скрывать, что юбка куплена в Испании, а брюки в Париже. Не хотелось вызывать огонь на себя. Во втором пункте я бы поставила необъяснимую тягу детей ко мне. Даже «чужие» приходили со мной советоваться. Да, они не шли к своим классным руководителям, а просили меня помочь им в делах школьных и сердечных. По своей неопытности я наделала много ошибок. Я не знала «устава монастыря». Теперь я это понимаю. Раньше не понимала. Я выслушивала всех, меня радовало, что ко мне идут за советом, я нужна детям. И абсолютно забывала, что у этих детей есть свои классные мамы. И что им это не понравится.

Третий пункт – мои достижения. Победы в конкурсах, научно-практических конференциях, новая должность и многое другое приводило в бешенство моих коллег. Часто я задавала себе вопрос: «А не бросить ли мне это все?»

…Бросить работу мне хотелось тысячу раз. Несправедливость – это то, что я ненавижу больше всего в жизни. Первый раз я серьезно задумала расстаться с профессией, когда моя дочь пошла в пятый класс.

Выпускной вечер в четвертом классе прошёл так, как никогда не проходил и ни у кого. Это был праздник праздников. Я была классным руководителем у класса, где училась моя дочь Яна. Но сначала я была просто сумасшедшей мамашей и более чем активно помогала Ирине Валентиновне, классному руководителю Яны. Она всегда ко мне обращалась за помощью, уяснив, что я ни в чем ей отказать не могу. Ирина была в то время лучшим учителем в начальной школе. К ней попасть было очень трудно. Детей отбирали. Яна, скорее всего, попала к ней только потому, что в чтении ей равных в то время не было. Читала она бегло и грамотно. Ирина просто взяла себе не блатную, но перспективную ученицу. Но через три года нашему учителю предложили должность завуча, и она не смогла сочетать эти две должности. Я в то время уже заканчивала свою Академию Педагогики. Как-то меня пригласили в школу для разговора. Директор просил меня взять классное руководство и некоторые часы. Класс я любила и знала. Но так как математику и русский я не могла вести, пригласили ещё одного учителя. Итак, нас стало трое на один класс 4 «М»! Это был великолепный год. Дети получили отличного учителя и отдельного классного руководителя. Я вела у них два предмета: риторику и историю. Всё было в новинку. Такой предмет как риторика преподавался в школах впервые, да и то, я думаю, что не во всех школах это новшество было. Учебники были современные, яркие и очень интересные. Я сама их покупала на весь класс в Олимпийском, куда мы очень часто ездили в выходные с родителями.

В пятый класс моя дочь и остальные ученики 4 «М» пошли в единственную тогда среднюю школу в нашем городе, в народе именуемой, как «белая». Классным руководителем моего бывшего класса стала Нина Андреевна, учитель математики. Это была пожилая женщина, не очень любившая младшие классы и, как мне показалось, без чувства юмора. Она была прекрасным математиком. Но по темпераменту не очень подходила под статус классного руководителя пятого класса, с которым я была как нянька и вторая мама одновременно. Родителей она встретила сухо и сразу поставила всё на свое место. Я иногда спрашивала её: «Как там моя дочь?» Она строго из-под очков смотрела на меня и говорила: «Ну что я могу сказать – не математик!» Этой характеристикой обычно весь наш с ней разговор о моей дочери заканчивался. (Было весело вспоминать, когда мой «не математик» решала за пол группы в колледже сложные контрольные работы).

Скоро мой маленький народ начал грустить. Они прибегали ко мне и жаловались на Нину Андреевну. Я пыталась их успокоить, как могла. Но я знала, что ничего не изменится. Я потихоньку втянулась в процесс и стала помогать, как я привыкла, но я видела, что моя инициатива Нину Андреевну не радует. Мы с родителями устраивали вечера и помогали детям в школьных мероприятиях. Они выигрывали один конкурс за другим. Нина Андреевна светилась от счастья на сцене, когда их поздравляли, но я чувствовала, что она недовольна.

Новый год был шикарен. Мы поставили интересную сказку с детьми. Костюмы, музыка, песни, интересный сценарий. Всё это завораживало. Нашу сказку даже показывали для младших классов. После очередного показа Нина Андреевна подошла ко мне и недовольно спросила: «Елена Владимировна, Вы не считаете, что это всё сильно отвлекает детей от учебного процесса?»

Больше я в школе не появлялась. Хотя у меня состоялся с ней ещё один неприятный разговор.

Я заканчивала своё обучение в университете. Диссертация отнимала много времени и требовала разнообразной деятельности. Кстати, в моем МЭГУ огромное внимание уделялось психологии, и мне приходилось практически защищать параллельно и диплом психолога. Одна курсовая следовала за другой. Для того чтобы сделать практическую работу, нужно было проводить психологическое исследование с детьми. В школе я пока не работала, так что «достать» детей я смогла только в своем бывшем классе, у Нины Андреевны.

Я пришла с утра и заглянула в класс.

– Здравствуйте, Нина Андреевна.

– Доброе утро. Вы ко мне?

– Я хотела попросить Вас о помощи. Можно раздать детям листочки с заданиями? Мне очень нужно.

– У меня нет времени с этим возиться, – ответила недовольным тоном Нина Андреевна.

– Ну, можно я тогда сама им раздам? Я быстро.

Я вошла в класс, раздала листочки и сказала, что завтра их соберу обратно. Дети сияли от счастья, обнимали и целовали меня.

Нина Андреевна стояла и наблюдала эту неприятную для неё картину.

В результате на меня обрушились все родители класса с требованиями отдалиться от детей. Не приходить, не общаться и не лезть в этот класс вообще.

Было смешно и грустно одновременно. Я четыре года отдала этим детям. И раньше родители не возражали, когда я моталась в Москву за учебниками, за методическими пособиями, за подарками. Когда я устраивала праздники с презентами, которые покупала сама. Нет, их всё устраивало, что нашлась такая полоумная мамаша, да ещё и впоследствии классный руководитель, что взвалила на себя абсолютно всю работу. В работе с классом мне помогали единицы. Бабушка одного мальчика и впоследствии ставшая мне близким человеком, соседка, с дочкой которой Яна выросла и очень тесно дружила.

Итак, ко мне прибыла целая делегация родителей, которая предъявляла мне претензии за вмешательство в дела класса. Глаза были опущены, видимо потому что всё же было стыдно. Я клятвенно пообещала родителям на пушечный выстрел не подходить к классу и одновременно к профессии учителя. Некоторые звонили мне позже и извинялись за то, что им пришлось идти на поводу у большинства. На следующее утро после разговора с родителями я взяла все свои бумаги по написанию курсовой и показала Нине Андреевне, сказав, что анкеты были даны детям не для того, чтобы настроить их против нового классного руководителя, а для собственной выгоды и написания диссертации. Она стояла, склонив голову набок, и слушала меня. Но не слышала.

В последний раз я увидела её при прощании с ней у школы, у её школы, где она работала. Гвоздики в моей руке нервно тряслись. Сзади я услышала слова ее подруги: «Нина Андреевна просила меня передать всем, кому она вольно или невольно сделала плохо или обидела, что она просит прощения».

И тут я не выдержала, слезы полились рекой. Я положила цветы в гроб и быстро пошла по направлению к дому. Я помню, что позвонила Яне и долго сквозь слёзы ей рассказывала о том, как прошло прощание с её бывшим классным руководителем. Яна молчала. Я поняла, что она тоже плачет.

…Ее слезы. Их было много. Сейчас я не понимаю, как я выдерживала такой стресс, на чем держались мои духовные и физические силы.

– Семен Витальевич, отпустите меня завтра в Москву, – осторожно начала я, предвкушая встречу с Ним в столице.

Директор снял очки и спросил:

– Это важно?

– Да, это важно.

– Хотите с Яной встретиться?

– Нет, Яна занята завтра, работает весь день. Мне по личному вопросу очень нужно быть в Москве.

– Хорошо, напишите заявление и предупредите завучей, что Вас завтра не будет.

Он вообще всегда мог входить в «важные» дела учителей нашей школы. Вот только в одно «важное» дело он так и не смог вникнуть.

Это было в тот год, когда моя дочь заканчивала 9 класс. Уже тогда начиналось «профильное движение». Профильные классы ежегодно открывались в том или ином среднем общеобразовательном учреждении. Наша школа не стала исключением. И всё чаще можно было услышать от педагогов, от классных руководителей о том, что в школе в 10-11 классе открываются классы гуманитарные или математические, исторические, биологические, спортивные. Наша школа пошла «впереди планеты всей» – у нас уже в 2003 году открывали даже «предпрофиль». А первые старшеклассники, которые пришли в новую школу в 2001 году, гордо именовали себя «юристами», так как этот класс углублялся в историю и обществознание и имел название «юридический».

Итак, два девятых класса умных детей поделили своё внимание на гуманитарную жизнь и алгебраическую. Дочка сначала сидела над пятью учебниками алгебры, борясь с формулами, потом, не выдержав, попросилась в гуманитарный класс. Я понимала, что есть ещё одна причина. Яне очень легко давалась любой предмет. Алгебра была только предлогом. С малых лет моя девочка влюбилась в очень приятного и красивого паренька со звучной и великой фамилией Чехов.

Именно он и являлся причиной её тяготения к «А» классу. Сначала я была против перевода, но уже через неделю после этого разговора, она сидела с Чеховым за одной партой. Если бы я знала, что из этого всего выйдет!

Из Яниной затеи перейти в другой класс и действительно не вышло ничего хорошего.

Теперь классным руководителем Яны стала Молчанова Нина Николаевна – учитель истории. В нашей школе она была «звездой». Предполагалось, что она безукоризненно знала свой предмет и преподавала на высоком уровне. Была она очень милая в общении женщина, приятной внешности. Историки в то время были в дефиците, так что в школе правила балом только она. Правда через год после открытия средней школы к нам пришли ещё две женщины, преподававшие историю, но очень быстро ни одной, ни другой в школе не оказалось. И только через несколько лет я узнала тайну их исчезновения из нашего «дружного» коллектива. Догадаться легко. Молчановой не нужны были конкуренты.

Приняла Молчанова моего ребенка в свой 9 «А» класс нежно и с удовольствием. Но не прошло и двух месяцев, как случилось то, что забыть невозможно.

– Елена Владимировна, помогите мне, Вы же член родительского комитета, – обратилась ко мне Молчанова.

– Да, Нина Николаевна, я Вас слушаю, что нужно сделать? – я привыкла помогать классным руководителям моей дочери с первого класса и не видела в этом ничего страшного. Наоборот, мне было очень интересно. Мы сидели с ней в школьной столовой и пили мерзкий столовский чай.

– У нас КВН новогодний намечается, Вы – человек творческий, помогите со сценарием, я хочу, чтобы мой класс победил, – сказала Нина Николаевна.

Мне понравилась идея, я написала сценарий буквально за сутки, и мы даже ещё не начали репетировать, как грянула буря.

Я помню красное разгорячённое лицо, искажённое от ненависти ко мне. Это лицо выкрикивало оскорбления в мою сторону, молниеносно перейдя на «ты»:

– Ах, ты какая! Ты класс у меня забрать хочешь! Вот почему согласилась мне помочь! Говорили мне, что ты за птица! Нет, не птица, ты – паук, ты всех обработала! Оплела паутиной всю школу!

В её эмоциональную речь я не могла вставить ни одного слова.

– Рассказали мне, какие беседы ты ведёшь с моими учениками! Я сделаю всё, чтобы ты тут больше не работала и дочь твою выгоню! Дорогу забудете сюда!

Я просто попросила её уйти в тот день. Больше ничего не смогла сказать.

С этого момента для меня и моей дочери в школе началась совсем другая жизнь, началась травля. Все члены коллектива в одну шеренгу встали на сторону Молчановой. Многие, отводя глаза, говорили мне: «Нина Николаевна во всём права, а Вы нет».

Права? От обиды хотелось выть волком. Я не обижалась на многих моих коллег в нашей школе, они не знали толком ни меня, ни мою дочь. Но были люди, которые были близкими, как мне казалось. Но и они предали меня. Завуч школы, Ирина Валентиновна (Янина первая учительница) подолгу беседовала со мной, но мне это не помогало.

Начались тайные собрания. Директор вызывал по очереди всех учителей-предметников, учивших Янку, и спрашивал: «Что плохого вы можете сказать об этой девочке?» Причём, вопрос ставился именно таким образом. Он хотел, чтобы Молчанова оказалась права, чтобы хоть кто-то сказал, что моя дочь плохо учится, прогуливает уроки или дерзит. Но никто, даже те, кто дружил с Молчановой и хотел бы стать на её сторону, ничего не могли сказать плохого о моей дочери. Как-то в очередной раз пригласили на это тайное собрание и меня.

Директор подождал, пока стих гул учителей, обсуждавших нашу проблему, и сказал:

– Мы собрались сегодня опять по вопросу, который обсуждаем уже не первый день. Давайте уже придём к какому-то решению.

Молчанова сидела с гордым видом, глаза блестели, она оглядывала всех с улыбкой. Когда её взгляд останавливался на мне, в её глазах читались отвращение и ненависть.

– Нина Николаевна утверждает, что Яна прогуливает уроки, не учит её предмет и делает непозволительные вещи.

– Ну, что касается прогулов, это Вы, Нина Николаевна, обманываете. Никогда Яна не прогуляла ни одного урока, она даже больная в школу ходит! А вот позвольте спросить, какие непозволительные вещи она делает? Заинтриговали, – сказала Анна Николаевна, учитель русского языка, которая обожала Янку.

– У нее пирсинг! А это делают только проститутки, – взвизгнула Молчанова.

Слово прозвучало, как гром среди ясного неба. Мне показалось, что я сейчас потеряю сознание.

– Ой, да ладно! В Ваших ушах, Нина Николаевна, знаете, тоже пирсинг. Вас тоже можно так назвать?– нашлась Анна Николаевна. Она никогда никого не боялась, всегда говорила правду и терпеть не могла несправедливость.

Молчанова, явно не ожидавшая такого разворота событий, снова взвизгнула:

– У нее в пупке!

– А зачем Вы заглядывали к ней под кофту? – спросила бывший классный руководитель Яны.

Молчанова побелела от злости. Собрание явно сегодня не становилось на её сторону.

Ох, боже, пирсинг. Я была против, но бабуля не смогла устоять перед Яниным желанием, и на день рождения у дочери в пупке красовалась маленькая серёжка.

Вот её Молчанова и узрела как-то.

– Ну а Вы, Елена Владимировна, что скажете?– вдруг обратился ко мне директор.

– Если честно, я не понимаю, что вы все хотите от меня услышать! Что моя дочь Вам всем сделала?

–А кого Вы слушаете? Что её спрашивать? Её гнать из школы надо с подвальным дипломом! – закричала Молчанова.

– А что не так с её дипломом? – спросила учитель географии.

– Он либо купленный, либо полученный в подвале какого-нибудь коммерческого вуза без государственной аккредитации! Тоже мне магистр! Да что это такое? Проверять нужно дипломы перед тем, как брать на работу! – разошлась Молчанова, обращаясь к директору.

– Что такое «магистр»? И правда, что-то странное, – поддержала Молчанову учитель географии.

В то время, в 2000 году, слово «магистр» в школах было, как красная тряпка для быка. Почти каждому, кто интересовался, я объясняла одно и то же: «Магистратура – это второй уровень двухуровневой системы высшего образования, созданной в процессе реформирования российской образовательной системы, согласно Болонскому процессу».

В современной России магистерские программы начали создаваться примерно 15 лет назад. Я попала как раз в самое начало этой программы. Это было отражением общемировой тенденции, направленной на унификацию программ и дипломов высшего образования. Никто из руководства школ не собирался признавать, что люди, выходящие из стен высших учебных заведений, становились не просто «специалистами». Защитив диссертацию на соискание ученой степени, они получали академическую степень и назывались «магистрами». В моем дипломе стояли две печати – «имеет право преподавать в любой точке земного шара» и «имеет право на ношение мантии». Мой диплом ходили все рассматривать, как диплом из Хогвартса, из вымышленного учебного заведения в книгах о Гарри Поттере.

…Как меня и учили в моём учебном заведении – «старая» педагогика боролась с «новой». Кто-кто, а я на себе это прочувствовала сполна.

Анна Николаевна встала и сказала:

– Я не собираюсь в этом участвовать! Оставьте ребёнка в покое! Таких учениц, как Яна, у меня за всю педагогическую практику было всего несколько, на пальцах одной руки пересчитать! А Елена Владимировна – хороший педагог, которого любят дети. Что касается её диплома – это не ваше дело!

Вслед за Анной Николаевной вышла из кабинета директора и я.

– Не плачьте, Елена Владимировна, – попыталась успокоить меня коллега. – Молчанова всегда была стервой. Ещё в той школе издевалась над неугодными. Меня сразу предупредили, что с ней лучше не общаться, а если и приходится общаться, то это нужно делать очень и очень осторожно. Вы не представляете, я тоже однажды стала её жертвой. Мы как-то отмечали в школе День Учителя, позже пошли погулять по улицам. И тут всем захотелось кофе. Я жила ближе всех и пригласила зайти ко мне и выпить по чашечке. У меня не было идеального порядка в доме на тот момент, я не ждала никого и не собиралась приглашать. Так получилось. Когда мы расселись на кухне, я налила в чашки кофе, мы выпили и разошлись по домам. На следующий день я услышала, что у меня дома жуткий бардак, и все чашки, из которых мы пили кофе, были грязные. Молчанова возмущалась на каждой перемене, и всем говорила одно и то же: «Как можно так жить? Такая грязь дома! Ещё и в гости нас позвала!»

– Я не удивлена, – сказала я.

– Так что не расстраивайтесь, у Вас великолепная дочь! И Вы – хороший учитель! А достижения у Вас впереди! Ещё эту «звезду» перещеголяете!

…Самым главным своим достижением я считала победу в конкурсе «Лучший учитель России», приоритетный национальный проект «Образование». Два трудных года я готовилась к участию в этом конкурсе. Когда я собрала, наконец, документы и свои заслуги, в Калуге моя папка не прошла проверку. Мне сказали, чтобы я сократила список достижений на двадцать листов. Дело в том, что допускается к рассмотрению только тридцать печатных листов достижений. У меня было пятьдесят два. Долго думала, как сократить то, что наработала своим тяжким трудом. Сократила до сорока.

Я снова приехала в Калугу, чтобы сдать свою папку. Женщина, принимающая документы, сказала:

– Ужас! Столько достижений не бывает! Сократить!

– Я не могу больше сокращать, потому что не понимаю, что выкинуть из папки достижений. Вдруг то, что я выкину, для комиссии будет как раз важным.

– Как хотите, – сказала мне она. – Только вот, что я Вам скажу. Если у кого-то будет столько же баллов, сколько и у Вас, а у этого человека с количеством листов в папке будет порядок – выкинут Вашу папку!

Но я так и не стала ничего сокращать в третий раз и подала документы так, как есть.

Время тянулось медленно. Я ждала результатов конкурса. По десять раз на день открывала сайт Министерства Образования, чтобы убедиться, что результаты ещё не выставили. Но в очередной раз, когда я открыла страницу с результатами, я увидела заветную новость – «Итоги конкурса «Национальный проект «Образование». С волнением я открыла документ … и не увидела себя в первой «шестерке». Я опустила глаза дальше. Увидев свою фамилию на двенадцатом месте, немного пришла в себя. По итогам конкурса я входила в число победителей. Но не «путинского» масштаба, а «аникеевского». Аникеев Александр Сергеевич – министр образования Калужской области, который клятвенно заверил учителей, что вторая шестерка тоже станет победителями. Но меня удивило то, что в документе было выделено только первые шесть учителей-победителей. Я набрала номер куратора конкурса:

– Добрый день, я звоню по поводу итогов конкурса. Скажите, пожалуйста, те, кто попали во вторую шестерку, считаются победителями? По положению конкурса, во всяком случае, так должно быть.

Её ответ меня убил:

– Нет, выиграли только первые шесть учителей, в области денег нет, поэтому в этом году будут только «путинские».

Я отключилась и разревелась. Деньги мне бы конечно не помешали, я влезла в большие долги из-за ремонта своей квартиры. Но дело было далеко не в деньгах. Меня поймут только амбициозные учителя. Я хотела выиграть для себя, для родителей, даже для школы. Хотела, чтобы мною гордились. Несколько недель я об этом даже не вспоминала. Но как-то, сидя за компьютером, я наткнулась на приёмную министра он-лайн. У меня сразу возникла мысль задать вопрос. Зачем же ещё такие приемные создаются?! Я, недолго думая, сочинила вежливое сообщение и нажала «отправить».

Через день я получила на сайте ответ. Министр вежливо сообщил мне, что все «аникеевские» победители таковыми считаются и получат свои сто тысяч.

Пока мы с ним вежливо переписывались, он вызвал «на ковер» нашего руководителя отделом образования и, я думаю, уже не очень вежливо задал ей вопрос о том, почему её подопечные ничего не знают о результатах конкурса?

На следующий день в школе меня пригласил директор:

– Елена Владимировна, почему Вы не посоветовались со мной прежде, чем общаться с министром?

Его тон мне не понравился.

– А почему я должна спрашивать у Вас, с кем мне вести переписку? Мы живем в свободной стране, министры открывают линии общения в интернете. Зачем? Правильно – чтобы мы могли задать им вопрос. Я в Твиттере могу с кем угодно пообщаться в комментариях. Общалась с Соловьевым, Канделаки, Кадыровым и т.д. Чем министр образования Калужской области хуже?