Читать книгу – Добро пожаловать в дурку, уроды! - Элисон Солодова Суббота - Страница 1

В тексте присутствуют вещи, недопустимые по культурным нормам. Автор не пропагандирует психотропные вещества, антисоциальное поведение и т.д.

Мир произведения полностью вымышлен. Разные детали взяты из разных стран. География и условия проживания созданы, как нравится мне, я не собираюсь полностью копировать реальность.

========== 1. Наказание для проблемных подростков ==========

Действие происходило в стране Нориэ́лтта, в городе Лэ́ннэр.

Третье мая.

Директриса, Раэ́лла Шмидт, сидела за столом в кабинете, пару минут назад вызвав неприлежного ученика. Хулиган явился и в тот момент вальяжно крутился на стуле перед Раэллой, откинувшись на спинке и по-царски разложив руки. Это был немного худой, но подтянутый парень семнадцати лет, Оливьé Лони́сто. Он учился в одиннадцатом, выпускном классе на оценку «удовлетворительно». Лонисто далеко не самый глупый и ленивый юноша, но однако поведение оставляло желать лучшего. На светлой коже красовались последствия школьной драки: раны на щеке и ключицах, синяки на шее и лбу – но они были не столь серьезными, не опухали, не воспалялись.

Ученик смахнул с овального лица кудрявый локон насыщенно-рыжих волос и, не обращая и малейшего внимания на Раэллу, открыл банку энергетика и отхлебнул.

– Что ж, начало оставляет желать лучшего. Энергетики запрещены в школе, – Раэлла поправила очки. – Имей совесть и хотя бы здесь не пей.

– Лады, – хулиган поставил наполовину полную банку рядом с Раэлой. Та закатила глаза, взяла её и выбросила.

– Другой мне потом купите, – ученик с обидой хмыкнул прямым носом, скривил пухлые губы и свел к переносице темные брови, мимика у него была достаточно хорошо развита.

Оливье расслабился и сосредоточился на директрисе – тридцатилетней плотной женщине с белыми волосами, затянутыми в пучок, потом бегло осмотрел грамоты, висящие позади нее на стене, и награды, расставленные в шкафу. Директриса состроила каменную мину и по-деловому сложила руки на столе.

– Лонисто, я действительно прошу отнестись к данной дискуссии резонно, при ином раскладе мне придется тебя исключить. Меня оповестили о вашей очередной драке с Джоном Уайтом. Ты ведь понимаешь, что это повод привлечь к уголовной ответственности?

Директриса утверждала в настолько официальном тоне, что казалось, будто она всю жизнь готовилась.

– Ну, я не виноват – каждый раз, как я вижу его рожу, на ней загорается «набей меня»! – воскликнул Оливье, словно фраза его полностью оправдывала.

Раэлла с унынием закрыла лицо документом. Пускай и не собеседница это говорила, она всë же постыдилась.

– Мне бы хотелось встретиться с твоим отцом, потому что дальше я не собираюсь терпеть твои выходки. Я пару раз вызывала его в школу, но он постоянно не находит время. Не волнует будущее ребенка?

– Может, лучше мать? – предложил Оливье и показал на пустое пространство рядом: – Вот же она!

– Не надо шутить над чьей-то смертью, тем более родителя – это очень низко. Я была с Катти́ знакома, она хороший человек.

Мать умерла полгода назад.

– Ну да, она при жизни успела наплевать мне в уши, что вы её задолбали. Вы знали мою мамку не так хорошо, как я. Не знали, в какого тирана она превращалась дома, какими оскорблениями меня крыла.

– С таким сыном ей простимы любые недостатки, ты невыносим.

– Господь, должно быть, уже простил, не переживайте.

– Ты скоро вступишь во взрослую жизнь, но по-прежнему дерзкий мальчишка, не готовый к самостоятельности.

– Вау, – Оливье выставил большой палец, одобрительно кивнул: – Сильно сказано, вы репетировали?

– Тебе не наскучило кривляться? Не пора ли повзрослеть и стать серьезнее?

– И типа вас сурово морали зачитывать? А повторите их, но с улыбкой, а лучше сарказмом! Обещаю, понравится же. Я однажды попробовал, теперь никак не остановлюсь.

– А стоило бы. Как насчет поменяться, начать жить правильно? Из тебя же может вырасти кто-то нормальный, даже успешный. Всё зависит исключительно от твоих стараний. Одумайся, пока не поздно. Приложи усилия. Мы сами строим себя. Не закапывай личность.

– Я живу правильно. Клянусь, положив руку на сердце, что учу уроки десять часов в сутки, занимаюсь волонтерством и помогаю инвалидам-колясочникам переходить дорогу, – и ухмыльнулся. – Пф-ф, самому смешно.

Раэлла забыла о прежнем официозе, не сдержалась, и у нее вырвалось шепотом неприличное «бля-я…». Уловив мат за собой и то, что школьник распознал его, женщина сразу неловко прикрыла рот документом и на миг отвернулась.

– Не парьтесь, свои-свои, – усмехнулся Оливье, директриса продолжила беседу в прежней манере:

– Ходят слухи, что ты стал употреблять наркотики. Стоит ли дискуссировать о вреде, и что это – незаконно? Они никогда не приводили ни к чему хорошему, наоборот губили тысячи людей. Но самое главное – наркоман испортит репутацию нашей академии. Хочу услышать правду от тебя.

– Как гласили умные аккаунты в интернете, – Оливье сперва ораторствовал, но потом потерял красивость и процитировал: – «Неважно, что трындят крысы за спиной у кисы». Слухи – они и есть слухи.

– Что ты пытался продать одноклассника в рабство – тоже слух?

Ранее.

Посреди тротуара стоял Оливье с озорной улыбкой, громко завлекал покупателей. На асфальте лежал связанный блондин того же возраста, что и горе-продавец. Одноклассник ворочался и скулил, но вскрикнуть ему мешала тряпка в губах, что сдавила зубы и явно вызывала боль. Наверное, в те минуты он отчаянно матерился и проклинал Оливье на чëм свет стоял.

Люди в спешке проходили мимо, пялясь на двух ребят как на умственно-отсталых. Серьезно никто ситуацию не воспринимал – два подростка нестандартно дурачились, ни у кого не находилось времени разбираться.

– Кому нужен домашний раб?! – объявлял «рабовладелец». – Идеальный помощник – мусор в духовку, курицу на свалку! То есть наоборот! Сто тридцать баксов и делайте с ним всё, что угодно! Договоримся о скидке?!

***

– Что вы! – с отрицанием повертелся Оливье: – Никаких наркотиков и бизнеса! Особенно второе, ох уж эти мерзкие деньги!

– Надеюсь на то, что ты сейчас честен. Изучи статистику – миллионы людей каждый день умирают от передоза, и столько же лишаются работы, убивают ментальное и физическое здоровье.

– Да-да.

– Недавно ты курил в школе и специально надымил, чтобы сработала пожарная тревога. В результате сорвал уроки.

– Да там контрольная по физике была. Я нуждался в хорошей оценке, но подготовиться не успел. Вот и пришлось вынудить учителя перенести.

– По-твоему это адекватно?

– Да порядок, многие обрадовались – благое дело.

– А что по поводу унижений окружающих? Черный юмор стоит держать при себе, как и… «стеб» над людьми.

– Я, когда людей унижаю, иногда добавляю «без обид», это меня полностью оправдывает.

– Прошлая директриса предупреждала, что ты сложный ребенок, но я и не предполагала в первые дни работы, что настолько… Хочу сообщить, что тебе придется исправляться в обязательном порядке. Еще ошибка – ты не только вылетишь со справкой, но и будешь отвечать, сам соображаешь, каким должностям. Дотерпи, скоро экзамены и конец школы.

– Я паинька, – заверил Оливье, хлопая «невинными» глазками цвета черного янтаря.

Молодая директриса устроилась на работу менее полугода назад и ещё не привыкла к разборкам с учащимися. Раэлла общалась с ними мягче, чем требовала профессия – искала мирный способ решения проблем и верила в чудесное улучшение неприлежных.

Уставшая директриса откинулась на спинке стула и потребовала:

– Застегни рубашку, ты находишься в учебном учреждении, а не у себя дома.

Ученик застегнул пуговицы серой рубашки и заправил в джинсы того же цвета.

– Просто в школе очень жарко, май всё-таки, – и с ярким самодовольством усмехнулся. – Или дело во мне?

Оливье встал из-за стола и двинулся к выходу из кабинета, безмятежно щелкая пальцами.

Тем временем.

В школьном туалете напротив широкого зеркала любовалась собой ученица семнадцати лет – Эльвира Ди́асс.

Она расчесала длинные волосы абрикосового оттенка, чуть взлохматившееся за прошедших пять уроков. Подтянула фиолетовое платье, хорошо сидящее на стройной спортивной фигуре, поправила золотые сережки, за которые чуть было не зацепился розовый маникюр. Повезло, что на бежевом округленном лице с курносым носом, полными губами и сапфировыми глазами, едва заметный макияж не нуждался в коррекции.

Эльвира считала себя красивой девушкой с прелестным вкусом в одежде, выбор которой доставлял удовольствие. Никогда нельзя было эту девушку встретить в школьной форме и в туфлях без каблуков, за исключением урока физкультуры. Вероятно, не будь Эльвира богатой и уважаемой ученицей, учителя бы делали замечания её внешнему виду.

Рядом, увлеченно посмеиваясь и жестикулируя, разговаривали две девушки из параллельных классов, Эльвира обратила внимание на беседующих. Она оценила внешность одной – шатенки, одетой в голубую толстовку с рисунком инопланетян, коричневую длинную юбку, зеленые кроссовки, что, по мнению Эльвиры, вовсе не сочеталось.

– Отстой, – буркнула она о вкусе незнакомки, и, хоть и тихо, обсуждаемая уловила шепот.

– Извини, ты что-то сказала? – уточнила девушка, но та молча ушла.

Во всей школе раздавался гам. На подоконниках сидели ученики, готовящиеся к уроку. По коридорам бегали младшеклассники, их удерживали дежурные. Некоторые дети послушно останавливались, некоторые игнорировали указания и в наглую проносились мимо.

Оливье двигался к кабинету химии, покуривая электронную сигарету. У входа встретил одноклассницу – Эльвиру, читающую учебник по биологии. Приятельница нравилась давно – характером, умом, внешностью, но осознал влюбленность он меньше недели назад после случая в поезде… Соученица частенько казалась, так называемой, «стервой», но это прибавляло ей определенный шарм. Многие учащиеся недолюбливали Диасс, однако, среди учителей она имела положительную репутацию. Эльвира входила в десяток самых сильных учащихся и разбиралась как и в гуманитарной сфере, так и в точных науках.

Оливье решил сделать первый шаг к отношениям с приятельницей, и, светясь самоуверенностью, твердой походкой устремился к ней, а как только приблизился, оперся рядом на стену. Он являлся парнем высоким и превышал ростом на полголовы.

– Тут такое дельце… ты мне начала нравиться. Точнее, ты всегда была девушкой шикарной и интересной, но теперь, когда я смекнул, я уж точно не намерен такую упускать, – Оливье с хитринкой ухмыльнулся. – Сходим сегодня в кино после уроков?

– Дай-ка подумать, – беседница наигранно состроила задумчивую физиономию, а спустя миг бросила: – Вряд ли.

Эльвира считала парнишу красивым, а в какой-то степени харизматичным и интересным – за одиннадцать лет учебы привыкла к однокласснику. По крайней мере, благодаря нему в школе не бывает скучно. Также учителя пару раз давали им общий проект, вероятно, зная, что отличница с грубыми нравами кого угодно заставит трудиться. Что и произошло – ей удалось убедить этого бездельника принять участие и выполнить положенную половину. Однако романтической симпатии не было. Впрочем, Эльвира на тот момент ни к кому её не испытывала.

– Тебе что ль кудрявые парни не нравятся?

Эльвира закатила глаза и зашла в класс. На пороге она борзо плечом отпихнула другого одноклассника, который тоже заходил в помещение и перекрыл дорогу. Оливье последовал за избранницей, и от него однокашник шарахнулся в сторону сам.

– О, у нас урок химии. Что по поводу нее… Я, в общем, слыхал когда-то, что все чувства – какая-то там химия в мозгу, еще что неясное. Так вот, твоей химии я нравлюсь, я прочухал. Ты пока просто отказываешься верить в то, что сулит тебе судьба через мозг.

– Теперь ясно, почему у тебя отстойные оценки.

– Кстати, я видел, что ты выставила фотки, какой маникюр ты сделала кому-то, – Диасс подрабатывала мастером по ногтям. – У меня подруга тоже хочет. Можно она к тебе запишется? Только я с ней приду. Без нее. В кино. Или еще куда. Где тебе удобнее?

– Передай ей, что нигде, – с язвитостью ухмыльнулась Эльвира и подошла к одноместной парте, но её уже заняла одноклассница.

– Быстренько свалила, – Быстренько свалила, – потребовала дерзословка, и та молча поторопилась взять рюкзак и освободить место. Эльвира присела, ухажер навис на ней. Она, отложив школьную сумку и недовольно цокнув, развернулась и чуть громче, настойчивее продерзила: – Нарываешься что ли?

– Да, – честно кивнул Оливье.

– И на что же?

– На поцелуй, очевидно.

– Переживешь без него.

Оливье ушел к последним партам, но заметил, как Эльвира на секунду по-доброму усмехнулась, забыв о наглости секунду назад.

Урок.

Оливье сидел за партой среди двадцати одноклассников, как и он выбравших гуманитарный профиль. Одиннадцатиклассник наблюдал за учительницей, женщиной сорока лет. Она объявляла результаты контрольной работы, которую благополучно большинство провалило. Слышал преподавателя Оливье чуть ли не через слово – мешала музыка, играющая в беспроводном наушнике.

Учительница бушевала, указывая на доску с правильным решением задачи. В ней, конечно, все символы были учащимся абсолютно знакомы, но для многих в классе они всё равно казались древними иероглифам.

– Десять двоек на двадцать двух человек, каким образом?! Я для кого пять раз из класса выходила?! Чтобы вы даже не списали?!

Слушатель скучающе стучал пальцами по поверхности стола, мерещилось, что на уроке время идет не вперед, а назад. И, решив, что на тот день учебы хватило, Оливье обратился к учительнице:

– Можно выйти?

– Хорошо, Лонисто, – позволила учительница и предупредила: – Вещи в классе оставь, а то опять уйдешь и не вернешься.

– Окей, – пообещал лгун, в мыслях сознавшись: «Я без них».

***

Мужчина развалился на диване у телевизора. Его нестиранная одежда, неумытое лицо и нездорово толстое телосложение намекали, что он давно за собой не следит. Среди песочных волос выступали седые, щетина на подбородке росла неравномерно, но мужчина не торопился побрить. На столе валялись несколько бутылок недорогой водки, и он выпивал очередную, переключая каналы в поиске чего увлекательного.

Оливье находился рядом, в мимике ярко читалась жалость к отцу – жалость в её самой мерзкой степени, он указал на бутылки и пересчитал их:

– Три, четыре, пять… – и в насмешку похвалил, поставив руки на бока: – Ух, молодец, идешь на рекорд.

Оливье помахал пакетиком с наркотиком «экстази»:

– Я тут у тебя украл кое-что, ты не в обиде?

– Что тебе, бля, надо?!

Сын не успел набедакурить, но отец впал в ярость. Отец посмотрел на сына стеклянным взглядом, в нем не читалось ничего осознанного, кроме ненависти.

– Тебя в школу вызывают. Опять соврать, что ты занят?

В речи мелькала обида. Вероятно, Оливье и не против, если родитель хоть раз сделает ему замечание, побеседует с учителями… это лучше, чем полное равнодушие.

– Да, не хочется разбираться с уебаном, вроде тебя. Я жду-не дождусь, когда тебе стукнет долбаные восемнадцать, и ты к пизде свалишь отсюда. Охуенно, что осталось всего шесть месяцев.

– Три. У меня двадцатого августа день рождения.

– О, заебись, что ж ты раньше не сказал?

Оливье вновь убедился, насколько родной – чужой. Впрочем, давно смирился и перестал гадкие отношения с отцом воспринимать как проблему. Да, досадно, да, печально, но не больно. Не осталось нужды в любви родителей.

Оливье подхватил с вешалки кожаную куртку, двинулся на выход из дома, и, осознавая, что отцу он безразличен, всё же автоматически предупредил: «Я на всю ночь».

– Не хочу слышать тебя, – мужчина лег на диван и моментально провалился в сон.

Оливье расселся на скамейке, закинул пару «колес» и испытал экстаз, некую особенную расслабленность. Впрочем, и без наркотиков веселое настроение чужим не являлось. Однако, с ними наступало приятное ощущение легкого дурманящего транса. Забылось происходящее в прошлом. Вот что на самом деле называлось «жить настоящим» без метафоричности.

Город окутала тьма, стукнуло два часа ночи. Машины появлялись крайне редко, а пешеходы не проходили практически совсем. Оливье жил в поселке городского типа, местность не являлась многолюдной. Многоэтажные здания в основном состояли из четырех-двенадцати этажей, не больше.

Оливье наслаждался мобильной игрой на внимательность и скорость. Он проходил уровень, что сутки одолеть не мог, но из-за «экстази» стал чуть проворнее, и, наконец, дошел до финиша. На сей раз без несдержанного мата, раньше звучащего при прохождении на сложных местах.

Оливье на глаза попалась Эльвира, проходящая мимо за десяток метров, и он перешел дорогу и направился за ней, та шла в наушниках и через музыку не уловила шаги позади. Только преследователь приблизился, как моментально остановил приятельницу, когда со спины закрыл ей ладонями глаза в известную шутку. Но обернулась ситуация неожиданно, ведь Эльвира не стала гадать, кто же это, а с разворота ударила неудачного кавалера локтем. Действие явно вышло на рефлексе, а не спланировано.

Оливье с болью попятился назад и отпустил её, она машинально вынула наушники.

– Воу, – Эльвира, узнав знакомца, засмеялась. – Ну, доприкалывался?

– Реакция что надо, – у него до сих пор противно звенело в ушах и слегка кружилась голова. – Вообще-то я планировал предложить проводить до дома. А то вечер, как-никак, а ты красивая девушка. Но, конечно, уже просёк, что с самозащитой проблем у тебя нет.

– Угадал.

– Но кто тебя спасет от скуки, кроме как не я? Так что предложение актуально.

– Вынуждена с горестью отказаться, – после сарказма, Эльвира продолжила идти по тротуару, Оливье не стал догонять, но вслед сказал: «Ну-ну».

Спустя десять минут.– Молодой человек! – удобно откинувшись на той же скамейке, уловил Оливье незнакомый женский голос. – Подойди!

Оливье повернулся и увидел неподалеку в инвалидной коляске позвавшую его старушку. Он встал и любезно выполнил просьбу, встав рядом с женщиной. Ей было, скорей всего, за восемьдесят, что выдавали хриплый голос, горбатость, лысина и сморщенное белое лицо. Пожилая поведала:

– Моя неблагодарная дочь кинула меня здесь! Посреди дороги! Из-за ссоры! Родную мать! Не поможешь доехать до дома? Мне в ту сторону… – она махнула вперед.

Не совсем тактичный помощник схватил ручки коляски и помчался, но бабушка не сопротивлялась. Частенько она подпрыгивала вместе с креслом, но это её не это не смущало.

– Давненько на аттракционах не катались, да, бабусь? Ничего-ничего, довольствуйтесь. Держите в курсе, если выпадете.

– Ты знаешь, что наркотики – зло? – в какой-то момент неуместно выдала бабка, Оливье приубавил скорость.

– А откуда вы знаете, что я их принимаю?

Он удивился, ведь никто не засёк, как он употреблял «зло». К тому же, в манере речи собеседницы мелькнула частичка непонятной угрозы. До этого она изрекала тихо, медленно, дружелюбно, теперь же более звонко и напряженно.

– Мне многое известно о твоем аморальном образе жизни, Оливье Лонисто. О том, как много драк ты устраивал, как много проблем дарил окружающим. Об остреньком языке, который людей, вроде тебя, всегда вел к петле, – хрычовка усмехнулась, и смешок звучал безумно из-за специфической загадочности. – Даже нормально пожилого человека довезти не можешь.

– Соррян.

«Волонтер» отпустил инвалидную коляску, и та поехала вместе со старухой. Ей повезло, что впереди расстилался тротуар, и она ни во что не врезалась.

– Я домой.

Оливье встревожился и поспешил уйти, поскольку ему вовсе не нравилось, что незнакомка знает о нем так много фактов и желчно предъявляет их.

– Дома тебя не ждут, – вновь поражала она. – Тебя нигде не ждут.

– Да-да, плачевно, тогда посплю в какой-нить закрытой столовке, – откликнулся Оливье. Он сперва не собирался оборачиваться…

Но чёрт потянул его…

Инвалидная коляска испарилась, а «инвалидка» уже стояла, похоже, никогда и не нуждаясь в помощи передвигаться. Но вид бабки сильно изменился и перестал походить на человеческий:

Кожа стала мертвенно бледной, седые волосы выпадали, женщина лысела окончательно. Сохранилась пара локонов, что сменили цвет на черный. А оскал пугал больше всего. Есть фразеологизм «улыбка от уха до уха», но тогда он принял прямое значение. Она удлинилась. Торчали острые клыки, словно дикого зверя. Желтые, окровавленные, гнилые. Дëсны отходили от зубов, что, необъяснимым образом, не выпали.

– Жесть. Я же слегка постебался, а шуму столько, будто я вам компот хером помешал… – ошарашенно пробормотал Оливье. – У вас какая-то стремная и чересчур бурная реакция.

Старуха бросила пристальный взгляд красных глаз, они сверкали ярче фонаря, и она заговорила, но не прошлым голосом, а басом:

– Ты нуждаешься в исправлении.

Оливье и она находились на улице, тем не менее, всюду раздалось эхо, словно в замкнутом пространстве, и мощно ударило по ушам, вызвав звон. Создалась иллюзия, что в унисон повторяла сотня человек. Но вокруг никого. Совсем. Не проезжали машины, не проходили пешеходы, а в многоэтажках пропали людские силуэты в окнах. Недавно же всё это было. Почему исчезло?

– Да нет, вроде, – как ни в чём не бывало пожал плечами Оливье. Он с шоком и, одновременно, отвращением скривил физиономию. – Как там?.. «Бабушка, почему у тебя такие большие зубы?»

Всё внезапно погасло.

***

Темнота. Какая-то капля упала на лоб Оливье и растеклась по щеке. Затем новая.

Он открыл глаза, в них больно ударил свет. Эти капли оказались водой. Взор был замылен, но постепенно приобретал четкость. Серый каменный потолок, что, казалось, скоро обвалится, стал первым, что очнувшийся различил в серости. На стенах с квадратной текстурой виднелась засохшая красная жидкость. Кровь? Но откуда?

Оливье лежал на белой жесткой койке, скрипящей от малейшего движения. Тело болело, утомление пытало, как не после сна, а активного бодрствования. Эффект от наркотиков прошел. Или наоборот бушевал в полной мере, оттого вся чушь и мерещилась. Но эта «чушь» слишком реалистичная…

По другую сторону стояла такая же белая кушетка и две двери: железная – по логике, выход, и деревянная. Здесь не было окон. Тусклая маленькая лампа на потолке освещала, скорей всего, палату психбольницы или камеру тюрьмы.

«Не стоило со старушкой шутить», – подумал Оливье.

Внезапно кто-то стукнул его по носу, что вынудило рефлекторно вскочить, дыхание ускорилось, и волна мурашек пронеслась по коже. Оливье встретил сидящую рядом Эльвиру Диасс, которая и злобно, и ошарашенно пялилась на него и держала руки сжатыми в кулаки. Она обвинила:

– Как мы тут оказались?! Что это за место?!

Эльвира оказалась в загадочном помнии так же неожиданно, как и Оливье, и была напугана по весьма понятным причинам, к тому же абсолютно не осознавала, что вообще произошло. Он не знал больше её, но сохранял уравновешенность.

– А я в теме, по-твоему?! – но тут кончики губ расползлись в улыбке, и он не упустил шанса заигрывать, невзирая на «чëртичтопроисходит»: – Но я рад оказаться здесь с великолепной девушкой.

– А я не очень рада оказаться здесь, и плевать, с тобой или без тебя!

– Признай, со мной не страшно.

Эльвира сперва ухватилась за ручку двери и дернула, железяка не пошатнулась, потом отчаянно ударила ногой по ней, отчего должно было стать больно, но тогда боль не ощутилась – волновало другое.

– Выпустите нас!

Оливье достал из кармана телефон, но сокамерница обезнадежила: «Не пытайся, здесь связи нет».

– Зато зафоткаю, будет, что знакомым показать.

Оливье казалось, что оказался в фильме, а он часто представлял себя на месте различных героев. Если для Эльвиры это место – безысходность и жуть, то для её знакомца – любопытство и игра. Он мало, что воспринимал серьезно, вероятно, потому что пережил много приключений и готов к новым.

Оливье решил узнать, что за второй дверью, поэтому спустя пару секунд поспешно, даже без осторожности, раскрыл её. Предстала блеклая душевая комната: душ, расколотая раковина, мыло и, стеклянная банка с шампунем и, как самая яркая деталь, кровь на полу.

– Какая ж забота о нас…

Со скрипом дверь открылась, и подростки встретили ту же женщину, которую ранее вез на коляске Оливье. Она накинула серый плащ до пола, капюшон накрывал лысину. Монстр прошипел гневно, скривив рот, точнее, пасть:

– Добро пожаловать в дурку, уроды!

– Ты чего нас обижаешь? Не уроды, вообще-то, – с обидой оспорил Оливье. – Вполне себе красивые парень и девушка, разве нет?

– Ты! – Эльвира яростно указала на нее и заорала, не жалея голос: – Мы что ли здесь из-за тебя?! Что за херня вообще?! Это… это незаконно! Из-за тебя мы здесь, почему ты не боишься полиции, психованная карга?!

Старуха оскалилась, показав клыки, глаза сверкнули ослепительным как лазер красным. Зубов у нее, судя по всему, насчитывалось больше, чем у человека. На светло-серой коже выступили темно-синие сосуды, шрамы. Появились ожоги – некоторые из них пятна, некоторые гниющие дыры. На худых костлявых пальцах выросли длинные острые когти – толстые, явно прочные, как у орла.

Предстал труп. Живой труп.

Увидев преображение, Эльвира вновь взвизгнула, отстранившись назад так резко, что случайно споткнулась ногой о вторую и упала на пол:

– Что за…?

Воспоминания ограничивались отказом помочь пожилой женщине на улице, а теперь этот отказ обернулся заточением в психбольнице. Эльвира, конечно, догадывалась, что замешана мистика, но отказывалась верить в чертовщину, теперь же пришлось отбросить скептицизм. Вся жизнь вмиг перевернулась, отныне Эльвира никогда не сумеет больше оценивать мир по-прежнему. Она оказалась пленницей зомби, с кем сталкивалась раньше только в фантастике.

– Оу, ты не видела её перевоплощения?! Мне-то она фокус еще до попадания сюда представила.

– А мне нет! – Эльвира дрожала и таращилась то на старуху, то на Оливье. Тот в своей манере предложил с ухмылкой:

– Зацени по десятибалльной шкале!

– Что за монстр?!

– Ваши души куда страшнее, чем мое преображение.

– А, это подколочка такая? – спросил Оливье, затем показал на Эльвиру и искренне отметил: – А ты не глупенькая, компанию мне выбрала хорошую.

– Вы – мерзкие подростки, несущие сплошь проблемы правильным людям, – упрекала старуха громким тенором, противно бьющим по ушам. Чуть потерпеть, и от него могли бы лопнуть перепонки. – В моей психиатрической больнице вас исправят, вылечат, выбьют всю дурь.

– Не старайся, я найду еще, – назло оборотню буркнул Оливье. – И вообще, отвечаю, наши знакомые узнают обо всём, и хана твоей больничке!

– Так утверждаешь, словно у вас двоих есть люди, кому не плевать на ваше состояние. Лонисто, ты действительно веришь, что твои знакомые, что не ближе, чем собутыльники на раз, помогут?

– Тебе почем знать? Я имею полно товарищей, – вверял Оливье, а потом поморщился и вздохнул: – Ну, ладно, тут ты попала в яблочко…

– У меня нет близких, зато есть те, кому невыгодно мое отсутствие, – вмешалась Эльвира. – Родители наймут десяток детективов.

– Считаешь, я боюсь?

Тут подростки замолкли.

Бабка, уходя, пригрозила «За непослушание вам грозит смерть», и с хлопком закрыла дверь.

– Эй, а здесь еда-то будет?! – проорал ей вслед Оливье.

Спустя некоторое время.

Прошло, может, десять минут, может, двадцать, может, тридцать… подростки не знали точно, от «нервотрепки» сбились во времени.

Эльвира и Оливье проводили его молча, каждый на своей койке. Он хотел вступить в диалог, но понимал – ей нужна тишина, чтобы собраться с мыслями, а попытка разговора вызовет только раздражение. Потому он ждал, пока Эльвира успокоится.

У них в разуме крутились одинаковые вопросы: как им выбраться из проклятого места? Как не сойти теперь с ума? Как вообще остаться в живых? Это сон? Но ответ пара знала только на последний – нет, не сон, а ужасная реальность.

Оливье удобно лежал на кушетке, закинув ногу на ногу и подложив руки под затылок, минутами смотря в точку на потолке – других занятий не нашлось. Когда подметил, что Эльвира уже не бесилась, не била дверь для выпуска пара, не кричала, а была готова к взаимодействию, Оливье пересел к ней.

– Холодно, – пожаловалась Эльвира, он приблизился.

– Давай я тебя обниму, так теплее?

– Лучше замерзну.

Оливье вспомнил про «козырь в рукаве», о чëм известил и сокамерницу:

– Я кое-что взял у бати, оно нам поможет.

После чудесного заявления, Эльвира пихнула его в плечо, но без агрессии, а наоборот с радостью, воскликнула с надеждой:

– Почему ты сразу не сказал, что у тебя есть план, как нам отсюда выбраться?!

Она стала ожидать, что же достанет Оливье, и тот полез в рюкзак, который старуха, на везение, не отняла по неизвестной причине. Но когда соузник достал фляжку коньяка, Эльвира разочарованно ударила ладонью по лбу, а-ля «рукалицо».

– А я то надеялась…

– Что за недовольства? Ты оскорбляешь чувства алкоголя, – Оливье вновь вернулся на место, открыл фляжку. – Не хочешь – твои проблемы.

– Я не пью, празднуй заточение один, – она снова толкнула его кулаком в предплечье, но уже дерзко. – Мы же тут вовсе не в опасности, вперед, отрывайся!

Оливье сделал глоток коньяка, которого раньше не пил, ведь довольствовался пивом, коктейлями, шампанским и прочим менее крепким алкоголем, а теперь решил исправляться. Напиток обжег горло. Эльвира завистливо наблюдала, а чуть далее без предупреждения выхватила фляжку.

– Ну, будет не так жутко в дурке… – она отхлебнула немного и пренебрежительно скривилась.

– Фу, – несмотря на негативное мнение, Эльвира вновь припала губами к фляжке и отпила еще. Тут Оливье внезапно усмехнулся, а когда собутыльница недоуменно приподняла брови, он пояснил:

– Мы с тобой бухаем в психушке, где нас обещали довести до идеала.

Он забрал фляжку у Эльвиры, и та тоже нашла в себе силы засмеяться при всей жести.

Когда фляжка опустела, Эльвира и Оливье были пьяны в стельку. Если бы старуха застала их в том состоянии, явно бы ужесточилась.

– Назло давай с демоном танцевать? – Оливье по-пьяни построил предложение неправильно, но заметил и поправил: – Точнее, демону танцевать назло, тупой ведьме. У телефона заряжен меня, музыка закачена, без интернета заработает…

Страха не осталось совсем, на смену явился его антоним, совместно с безумием и веселым настроем. Что Оливье, что Эльвира, старались держать себя под контролем здравого разума. Но в мыслях переполох, язык заплетался, а голову приятно кружило. Они осознавали бред происходящего, что, если мягко, нестандартно плясать в психбольнице, но подыгрывали эмоциям и дурным затеям, а не отказывались от них.

– Давай. Пошла к Дьяволу эта мистическая падаль, – согласилась сокамерница. – Или она «у Дьявола», и мы тоже здесь…

Оливье поднялся с койки Эльвиры и направился к своей, где лежал телефон.

– Нравится тебе что?

Пока владелец тыкал на экран, он расплывался, что затрудняло поиск музыки.

– Всякое. Часто рок.

– Чудно, – Оливье включил музыку в таком жанре, и повысил громкость на половину. Он приблизился к партнерше, протянул ладонь, та подхватила её. Товарищи стали кружиться по палате. На танец это слабо походило, да и вообще на что-либо адекватное. Каждое движение было шатким, иногда кто-то из парочки едва ли не падал, но второй любезно удерживал. На лицах сияла странная задорная улыбка, частенько звучал смех.

Прошла, возможно, пара часов.

Долгое время Оливье и Эльвира танцевали и несли чушь, оставшееся устало лежали на койках, пока действие алкоголя спадало. Головная боль и ломкость в теле доставляла дискомфорт, хорошо, что не мучительный.

Дверь резко открылась, с грохотом врезавшись в стену так гулко, что Эльвира и Оливье вздрогнули и разом полностью протрезвели. Паника, забытая на время, заново заняла свое родное место в рассудке. В палату ступила старуха, не скрывая нечеловеческое обличие, но её голос сменился обратно на визгливый женский:

– Выйдите из палаты в общую комнату. Там сейчас произойдет казнь непослушного подростка, возомнившего, что он имеет право ослушаться и напасть на меня.

Эльвира и Оливье удивленно обернулись друг на друга, одновременно поднялись и вместе поспешили в коридор. Они предвкушали кошмар – предсказывало пугающее слово «казнь».

Коридор – темный, длинный настолько, что казался бесконечным, и не столь из-за расстояния, сколько атмосферы. С каждым шагом всё сильнее раздавался шум, болтовня людей, судя по всему, тоже заключенных. Помимо палаты Эльвиры в коридоре находились двери еще двух, но там пустота.

Напряженно смотря вперед и предвкушая вовсе не «свет в конце туннеля», а наоборот полнейшую тьму, Оливье не заметил, как нога наступила на что-то твердое, и некто на полу болезненно зашипел. Оливье вздрогнул, сердце чуть в пятки не ушло.

Он резко в недоумении опустил голову. Внизу лежал мужчина в плачевном состоянии: он лежал в луже своей крови, вытекающей из множества ран, покрывающих каждый дециметр тела. Похоже, его били острием, но маленьким, чтобы не убить, а только доставить неимоверные муки. Бедолага был одет в порванные рубашку и штаны, больше похожие на тряпки. О возрасте мужчины догадок не возникло – где-то между двадцатью и шестьюдесятью. Скорей всего, он тоже запертый клиент.

Подростки предугадывали кровавые зрелища, но, тем не менее, ожидание не понизило степень отвращения и страха. У Оливье ком подкатил к горлу, после прикосновения раненого создалась огромная тяга принять ванну и не вылезать из нее сутки. Оливье брезгливо поспешил убрать ногу, но мужчина ухватил её руками, побледневшими до трупного оттенка, по итогу случайно на лежащего наступил и с омерзением поморщился.

Бедолага захрипел, но отпускать стопу не стал, старался что-то шептать, но выходило неразборчиво.

– Дядь, отвали… – просил Оливье, пытаясь вырвать ногу из хватки, крепкой для столь немощного тела.

Удивленная Эльвира попятились назад, подальше от настырного заключенного, правда, её приятель поступить так же не мог. Она отвернулась, не находя силы произнести хоть словечко, Эльвира тянулась вернуться домой, что она не особо любила, но лучше быть там, чем в этом здании.

– Идемте дальше, – словно не происходило ничего особенного (впрочем, для нее так и было), заявила бабка и дальше двинулась по коридору. Эльвира даже предпочла её компанию, лишь бы не мученика.

– Да как идти дальше-то?! – толкнув мужчину, который, видимо, искал помощь, вот и зацепился за первого попавшегося, Оливье обратился к подруге: – Эльвира, помоги!

– Ну-у… – она остановилась и покачала головой по сторонам, – неохота мне касаться этого типа, так что нет, извини…

– Ой, вот, значит, как, – возмутился Оливье. – Сейчас вообще его к тебе перенесу!

Он тряхнул ногой, но, смирившись, что просто не вырваться, стал пытаться шагать дальше, потащив по полу и пленника, тот недовольно крякнул, но не сумел помешать. Оливье это стало не столько пугать, сколько раздражать, и он не сдержался и пнул мужчину со всей силы со словами: «Да отстань ты!». Когда «пиявка» наконец отпустила, Оливье ускорился и с облегчением отбежал, а раненый остался валяться на полу и, сжавшись, печально захныкал.

Оливье, Эльвира и старуха дошли до конца коридора. Предстала большая деревянная дверь, что казалась порталом в ад. За ней голоса. Разные. Очень многих людей.

– Кто осмелится открыть? – дала бабка задачу. Оливье решил играть в храбреца, поэтому слегка приоткрыл дверь и через образовавшуюся щель изучил помещение.

В общей комнате расположилась большая компания, а точнее стая одичавших людей. А одичавшие люди куда хуже любого одичавшего зверя.

Кто-то вел диалог (монолог) с собой. Кто-то вырывал собственные волосы. Кто-то резал себя, и рядом с раной образовывался гной. Парень избивал другого на полу, тот оставался живым, но с вывернутой в обратную сторону рукой, где выступили жилы.

Оливье закрыл дверь и замер перед ней на миг, не убирая руку с ручки и пытаясь смириться с увиденным. Он обернулся к колдунье и предупредил: «Я обратно в палату».

Деревяшка резко содрогнулась. Оливье до этого опирался на нее, и теперь от неожиданности упал на плитку.

Оливье, лежа на спине на ледяном полу, посмотрел верх. Над ним стоял молодой парень.

– О, салют, – Оливье наигранно улыбнулся и, как ни в чëм не бывало, приветливо поздоровался: – Я здесь новенький. Оливье Лонисто. Как тебя звать?

Пока заключенный тихо таращился, он поднялся на ноги и отряхнулся.

– А ты не очень разговорчивый, да?

В ответ пленник открыл рот, продемонстрировав причину молчания – внутри не торчало ни единого зуба. Все вырвали.

– Ого… дать номер стоматолога?

– Жесть… – послышался голос ошеломленной Эльвиры, и Оливье вернул внимание остальной шайке.

Каждый пленник надел одинаковые зеленые рубашки и штаны. На них одежда была не рваная, почти чистая, что не подходило к общей атмосфере. Видимо, старуха позаботилась о внешнем виде арестантов и заставляла их переодеваться в новое. Также она следила за порядком и комфортом, должно быть, собственным, поэтому по углам зала располагались крупные освежители воздуха. В общей комнате было еще холоднее, чем в палате. Только благодаря этим двум факторам в помещении можно было находиться без слёз, ведь тошнотворный запах не полностью, но исчезал. Разумеется, аромата не было, тем не менее, терпимо.

К Оливье и Эльвире подошла лохматая раненая женщина, державшая мертвую крысу. Девушка познакомила новеньких с крысой, с доброй улыбкой осведомила: «Моя дочурка Лили».

– Отвратительно, – честно нагрубила Эльвира. – Держитесь от меня со своим «чудом», пожалуйста, на расстоянии, спасибо.

– Оу-у, Лили, значит… У вас очень милая дочь, – не упустил шанс подшутить Оливье, но когда безумная поднесла крысу к нему, тот уже не выдержал и отдернулся: – Не-не, спасибо.

– Меня бы так любили родители, как она эту гребаную дохлую крысу.

С гадливостью Эльвира осмотрела остальных заключенных, с кем подросткам теперь разрешили контактировать, а также выходить из палаты. Узники измучились, притом, судя по чертам лица, телу и прочим аспектам внешности, больным насчитывалось по двадцать-тридцать лет, но подростки оставляли вероятность ошибиться в предположении.

Всего маньяков находилось человек двадцать. Но некоторые создавали впечатление более самоуверенных, сильных и невозмутимых. Такие сохраняли неприкосновенность и не позволяли другим причинить им боль. Вокруг них сидели несколько других пленников – зажатые и вредящие себе. Первые, скорей всего, местный авторитет. А двое трупов на полу, точнее, их куски, валяющиеся в разных частях комнаты – не угодившие им. Как, впрочем, и раненые живые.

– Тут разбросаны куски тел, но нет ни червей, ни мух, ни мышей… – рассуждала Эльвира. – Должно быть, у трупоедов нет возможности заползти сюда с улицы.

– А что по поводу «дочери» той мадам? – вмешался Оливье.

– Это её домашний питомец, – откликнулась старуха.

– Лучше бы я не спрашивал…

– Но ты, Диасс, в чём-то права. Животные действительно не могут сюда попасть.

Затем оборотень объяснил:

– Перед вами те, кто когда-то тоже были придурочными подростками. Они здесь на всю свою жалкую жизнь. Но их не убивают, в отличии от…

Из другой палаты два пленника вывели Джона Уайта – школьного врага Оливье, с кем он дрался на постоянной основе, парни год пытались испортить друг другу жизнь.

– Джон?! – поразился Оливье. Два дня назад он бил Уайта по носу кулаком, а теперь его собирается убить воскресший труп. Джон тщетно старался оттолкнуть державших его, хрипел от боли, а те скручивали ему локти за спиной. Одноклассник узнал Оливье и с ненавистью заорал:

– Ах ты сукин сын, я и перед смертью вижу твою рожу! Это что ли ты виноват?! – он дергался, махал головой. – Да чтоб ты сдох здесь, а эти отбитыши обглодали твои кости, мразь!

Джона насильно поставили на колени, а Оливье продерзил с ответной ядовитостью:

– Иди ты! Тебя вообще сейчас убьют, а ты понтуешься!

– А ты и доволен, да?!

– Да, стою любуюсь!

На самом деле Оливье не радовался казни, в нем играли непонимание происходящего и вражда с Джоном. Старуха стала разрывать парню голову пальцами, словно тонкий мячик. Тогда от неприязни к сопернику и следа не осталось, и Оливье без прошлой уверенности с ужасом заорал, Эльвира тоже. Они забыли как моргать, как шевелиться, поскольку уставились на кошмар не в силах отвернуться.

Оливье, даже не совсем контролируя себя, скорее подчиняясь эмоциям, встал рядом с Эльвирой и крепко, с заботой, сжал её ладонь, успокаивая и себя, и подругу, а она, так же не заметив того, проявила взаимность.

Колдунья голыми руками проламывала Джону череп, разошлись трещины. Она разделила мозг на две равные части. Кожа, будто ткань, пошла «по швам», клочки волос попадали на пол. Вылезли наружу покрасневшие глазные яблоки с выступившими синими сосудами. Когтями старуха рассоединила верхнюю челюсть, дёсна налились кровью, а осколки зубов полетели на пол. Нижняя челюсть отвисла. Бабка отбросила изуродованный труп.

– И данную истину обязаны запомнить все! Я – Главная! – «скромно» заявляло чудовище. – Я – спасение заблудших душ; правильный образ жизни! Любой, кто не подчиняется – не достоин существовать на планете. Её настигнут изменения благодаря мне, и вы не в состоянии помешать, – бабка указала на труп Джона. – Этот потерянный нарушил правила и напал на меня, но его поражение – доказательство, насколько я властнее вас, смертных.

Оливье наклонился к Эльвире и тихо оскорбил Главную:

– Вот насмотрятся бабушки всяких молодежных киношек, по итогу пафосные речи качают.

Старуха кинула Оливье Эльвире в ноги ключи, по логике нужные, чтобы закрываться в палате от безумцев, и она же подтвердила:

– От вашей палаты.

========== 2. Провести лоботомию ради исправления ==========

До заключения в психиатрической больнице.

Поздним вечером возвращалась домой из школы Эльвира, представляя, как она ляжет на кровать и наконец отдохнет после довольно тяжелого дня. Карман кожаных штанов сжимал телефон, в наушниках били басы музыки. Недавно Эльвира встретила Лонисто, которого неспециально ударила локтем, и, хоть ей и было немного стыдно, так и не извинилась.

Тут Эльвира почуяла чье-то присутствие рядом и на рефлексе обернулась, вынув наушники. Позади стояла сутулая старушка, державшая два синих плотных пакета. Бабушка выглядела стандартно: короткие темно-серые волосы; невысокий рост; худощавое тельце в коричневой одежде; серые прищуренные глаза; бледная кожа с маленькими шрамами – внешность не внушала опасения, но она, как известно, бывает обманчива.

– Помоги донести до дома, девушка, – с доброй улыбкой попросила пожилая женщина и протянула пакеты.

– Ох, я и без того устала, попросите кого-нибудь другого.

Эльвира планировала пойти своей дорогой, но её ударили по коленям пакетами. В них, похоже, находилось что-то крупное и железное, явно не по силам бабки. Она практически приказала:

– Помоги пожилому человеку!

Её физиономия исказилась в гневе, выступили морщины, вставленные золотые зубы заскрипели, старуха возмущенно сжала кулаки. Обидчица карги вновь отмахнулась:

– Себя долбани шмотками.

До сих пор ощущая боль в ноге, которая даже покраснела, недовольная Эльвира потелепалась своей дорогой, с испорченным настроением прошипев: «Чокнутая хрычовка».

– Вечно богатенькие детишки слишком много мнят о себе, – доносился звук, похожий на рычание, позади, – Диасс, зря ты наглеешь.

Рассерженная Эльвира обернулась, решив изложить бабке абсолютно все свои негодования. Но никого не было…

Это было последнее, что помнила Эльвира перед тем, как очнулась закрытой в палате.

***

– То есть тебя засадили сюда за то, что ты бабуське не помогла донести до дома пакеты?

Оливье лежал на койке рядом с сидящей Эльвирой, поведавшей историю. Он внимательно слушал её, прикусив губу. Редко, когда чья-либо речь заинтересовывала его, но собеседница попала в «редко». И не только потому что психбольница и причины заточения в ней в целом были любопытны…

– Похоже на то, – пожала плечами Эльвира и с возмущением заверила: – Я не нахожу других причин считать меня ужасным подростком, нуждающимся в исправлении.

– Точно не находишь?

– Нет, не точно…

Она вспомнила о несправедливости по отношению к другим людям:

– Я постоянно унижала окружающих, никогда не позволяла приближаться близко к себе, даже если человек мне интересен. Многие стали изгоями, потому что я их публично оскорбила, а другие поддержали.

– Ой, так открываешься, будто я за всем этим не наблюдал.

– Ну, надо же высказаться. Да и вдруг я здесь из-за излишней дерзости? Мне, если честно, неловко перед Катриной.

– О, новенькое. И что же с ней произошло?

– В шутку назвала её отрепьем никому не нужным, а выяснилось, что она сирота. И ведь у меня тоже проблемы с родителями, низко как-то давить на Катрину.

– Да забудь, вдруг она просто на жалость давила.

– По-моему, нет.

– Мамой клялась?

– Какой ты злой.

– Чтобы тебе полегчало. На фоне меня не так стыдно.

– Мне поблагодарить?

– К тому же, я ведь тоже наполовину сирота, так что шутить над своими могу.

– А тебе не тяжело морально?

– Не переживай, я ж смирился. Когда привыкаешь – ко всему относишься проще.

– Наверное.

– А поделись-ка со мной какой-нить дикой выходкой, которую я тоже не знал.

– Ну… – Эльвира припомнила инцидент и поделилась: – Помнишь в прошлом году в нашей школе был новогодний конкурс? Я готовилась к нему, репетировала песню, которую должна была исполнять, но в итоге учительница решила уступить место моему врагу.

– Но вроде от класса выступала Джоанна.

– Именно. Эта стерва еще и насмехалась надо мной. Я ей в напиток перед выступлением подлила виски, чтобы Джоанна опозорилась по полной программе.

– По-моему пьяной была не Джоанна… – недоумевал Оливье, но скоро осознал, в чём дело, и засмеялся. Эльвира всё же объяснила:

– Да, рядом с её бутылкой лимонада стояла другая, принадлежащая женщине из жюри. Они как назло рядом на столике у сцены стояли.

– Да, я помню, та женщина в итоге сама запела на весь актовый зал. Ох, по мне – лучший час за всю историю школы. А на втором месте, как ты Джоанне на следующий день портфель из окна выбросила.

– Слабенькая женщина, я ведь немного налила, но её вынесло с пары глотков.

– Не пьешь ты, святая простота, не разбираешься в алкоголе. Он с лимонадом на голодного человека быстрее действует.

– Только судью в конечном итоге уволили… На самом деле как-то подпортило комедию, – и продолжила, – то, что Джоанна победила в итоге.

– Жизнь – несправедливая штука.

– На самом деле я даже не против искупить любые проступки в прошлом, лишь бы выбраться отсюда.

Эльвира печально усмехнулась и, сжав губы, опустила голову. Она смахнула с глаза предательски выступившую слезу, так как не могла позволить ей прокатиться по лицу.

– Эй, – Оливье ласково потянул Эльвиру за щеку и потрепал, подруга неловко отстранилась. – Не забывай, что нас заперли здесь вместе, а мы, между прочим, далеко не плохи. Вот взять тебя – я и в школе считал тебя выносливой и целеустремленной.

– Но мы имеем дело вовсе не с обычной бабушкой, ты разве не понял?!

– Тьфу! – махнул успокоитель, демонстрируя уверенность в своей правоте. – Её сила в том, что нечисть сейчас в моде, а в остальном проклятая чушь проигрывает.

– Ты, конечно, чаще всего несешь бред, но поднимаешь настроение.

Эльвира уважала соратника с каждой минутой сильнее и сильнее. Правильно утверждают – общая беда сближает людей. Также Эльвире, несомненно, нравилось, с каким увлечением её слушал Оливье, что он наслаждался времяпрепровождением с ней даже в столь адском здании.

– Ну, здесь сидят такие же люди, как и мы, а не как та дама-труп. Люди! Немного психически сплющенные, правда, но люди! Мы объединимся!

– Ты думаешь, мы сумеем до них достучаться? До этих… отбитых сливок социума, мягко выражаясь?!

Оливье схватил Эльвиру за руку и потянул за собой в общую комнату.

Подростки пришли в зал, и Эльвире оставалось только догадываться, что Оливье задумал. Но зная его – ничего хорошего.

Та же картина маслом. Неизвестный психопат бил другого об стол, но тот смог вырваться и в истерике побежал к лестнице наверх, будто напуганная собачка. Неизвестная девушка молча вылупилась в стену и сидела бездвижно. Всё по светским традициям.

В зале располагалось человек двадцать, некоторых из них Эльвира и Оливье раньше не встречали. Например, парня, который вырезал на ладони подобие лица и делился с ним, должно быть, увлекательной историей. Вероятно, остальная часть заключенных находилась на втором этаже.

– Трупы, валяющиеся раньше, убрали. Главная постаралась. Ей, походу, не чужда педантичность или что-то в этом духе, – проанализировала Эльвира. – И зачем ты меня сюда привел?

Оливье обернулся к подруге, поправил темно-зеленую рубашку и того же цвета штаны. В эту одежду его заставила переодеться бабка, как и остальных пленников.

– Я выгляжу внушающе?

– Не особо…

Проигнорировав негативное мнение, храбрец решительной походкой двинулся к компании арестантов. Эльвира и две буквы проговорила, а он уже на стол поставил ногу, затем и вторую, вызывающе развел руки, привлекая внимание.

– Дьявол, да что Лонисто творит?! – вырвалось у Эльвиры. Она испытала искреннее волнение, что Оливье пострадает, хоть и переживания за другого являлись для нее, в какой-то степени, новыми.

– Что ж… я знаю, что.!

Не успел оратор закончить, да и начать, как крупный парень грубо столкнул его со стола, из-за чего тот чуть было не упал на лицом в пол, но стойко удержался на ногах. Так пленники недвусмысленно намекнули, что не собираются слушать, что тут же подтвердил хам, пихнувший его:

– Завались, щенок! – прорычал он сквозь зубы. Видимо, он являлся местным авторитетом. – Ты кто вообще такой?! Что забыл в нашей компании?! Ты же жалкий ездюк, вряд ли можешь кого-то прибить! А еще и лезешь к нам!

– Я… – выкручивался Оливье, выдумывая, пусть и нелепую, зато подходящую зэкам историю на ходу, – пью кровь младенцев вместе с их отцами на глазах рыдающих матерей, под пивко могу наоборот.

Заметив грозные рожи, непринятый артист решил не повторять попытку достучаться до отбросов. Он устремился к палате, а за ним пошла Эльвира, которая с облегчением выдохнула, убедившись, что ему ничего не угрожало. По крайней мере, пока.

– Они бы скорее твоей головой в футбол сыграли, чем поддались на твою дочëрта пафосную речь! На что ты вообще надеялся, идиот?!

Она по плечу стукнула Оливье, а потом и второй раз.

– Найти помощников и впечатлить тебя, и я уверен, что второе удалось, – подмигнул тот, затем открыл дверь палаты и шагнул внутрь. Он вел себя безмятежно, словно и не рисковал минуту назад здоровьем.

– Ты запал в меня из-за поездки?

– Вообще-то давно, но, в принципе, угадала – заметил симпатию к тебе я после той самой обязательной поездки в музей. Помнишь же, что случилось? Счастье так и валится на голову, верно?

– Ох, блин, не забыть…

– А то.

Неделю-две назад.

Сентябрь, начало одиннадцатого класса. Оливье располагался в закрытом купе поезда, двигающегося в другой город. Школьный ученический совет настоял, чтобы абсолютно каждый ученик съездил в музей, угрожая незачетом в случае отказа по неуважительной причине. У Оливье, по словам учителям, то дедушка (которого у него не было) в деревне умер; то он из гроба сбежал; то паспорт потерялся; то срочный переезд запланировался; то другие беды вылезли, вплоть до обещанного по новостному каналу конца света в день экскурсии. Но преподаватели, к сожалению, не поверили.

В поезде выключили свет, ведь большинство учеников уже легли и накрылись одеялом. Оливье тоже, однако лечь – не равно спать, и уснуть он не мог: покачивание, стук колес и непривычная обстановка не позволяли. Оливье смотрел в окно, где мелькали огоньки фонарей, фар машин, витрин зданий, создавая слитную полосу различных цветов.

Он увидел, как с верхней полки опустилась рука спящей Эльвиры. Их учителя посадили в одно купе, потому что они – единственные, кто не нашли компанию в поезде. Одноклассница переместилась к краю.

Грохот.

Эльвира полетела с верхней полки, грохнулась сперва спиной на стол, свалив с него бутылку лимонада, потом перекатилась на Оливье. Она навалилась на его тело, но особенно болезненным это пришлось для лица и ребер. Оливье хмыкнул: «Ай!», пока на нем лежала Эльвира, уткнувшись рядом в подушку и на миг застыв из-за шока.

– Говорил же «давай я на верхней полке?», так нет, полезла, – пробурчал Оливье, которому повезло, что соседка не сломала ему и себе косточки.

– Заткнись.

В интонации Оливье подметил стеснение и досаду, впрочем, логично, что Эльвира до жути стыдилась столь глупого поворота событий. Она попыталась шевельнуться, но выходило с затруднением.

– И это вместо «пардоны-сорряны»? Свалилась на меня, еще и обижает!

– Нет, «пардон-соррян» не будет.

Эльвира нашла силы приподняться и собиралась было слезть с Оливье, но тот из вредности обнял её и прижал обратно.

– Тогда не отпущу.

Эльвира хотела его ударить, но из-за временной слабости не могла. Судя по тому, как она шипела при попытке выгнуться, у нее болела спина. Впрочем, после падения на стол это немудрено.

– Будем валяться пока не извинишься, сама напросилась.

– Пусти, дебил, – ворчала Эльвира, пытаясь выбраться из объятий Оливье, но не получалось, тот крепко ухватил. – Да чтоб тебя…

– Не-не, ты неправильные слова подобрала, – и усмехнулся, Эльвира почувствовала дыхание у уха. – Ладно, сейчас как закричу, придут учителя и засекут нас вот так. Смешно будет, – и придумал. – О, заявлю, что ты пыталась меня изнасиловать посреди ночи, вот такая ты извращенка и маньячка.

– Серьезно?..

– …Да, история неправдоподобная, ну и что?! – он похлопал Эльвиру по затылку. – Хорошо лежим.

– Да пошел ты, – и через силу буркнула не совсем искреннее извинение, лишь бы наконец подняться, – и прости, кретин.

– Спорное извинение, но я доволен.

Оливье отпустил приятельницу, и та, хрипя, медленно села рядом и потянулась. А он поймал себя на мысли, что ему понравилось обнимать Эльвиру, что эта странная ситуация принесла больше веселых эмоций, чем неудобства.

– Может тебе массаж сделать, хах? – предложил Оливье, наблюдая за Эльвирой, старающейся размять спину.

– Если всей душой мечтаешь сам со всей дури удариться о стол позвоночником. И, в отличии от меня, уже сломать его.

Оливье усмехнулся.

– Меняемся полками, значит?

***