Читать книгу Прыжок в высоту - Элизабет Гросс - Страница 1

Словно цуцик замерзшая, я стояла на вокзале Хельсинки в ожидании своего поезда. Моя короткая, но яркая поездка в Финляндию на концерт любимых The Killers[1] почти завершилась. От дома меня отделяли почти четыре часа пути. Февраль был на исходе, и весна уже зарождалась в моем примерзшем к грудной клетке сердце. Признаюсь, я никогда не любила тепло одеваться. Привычная кому-то многослойность – рубашка, свитер, сверху пиджак или еще что-нибудь – в моих глазах выглядела как настоящее испытание. Будто все эти слои одежды отнимут у меня свободу перемещения, как сломанная нога, для которой не нашлось подходящих костылей.

Поезд наконец-таки подъехал к перрону, и я вошла в вагон. Вещей у меня было совсем немного – полупустой рюкзак зеленого цвета, который напоминал о неизбежности лета. Скользя взглядом по рядам, я увидела обритую налысо голову какого-то парня, сидящего ко мне спиной. Молодой человек занимал крайнее место в «четверке со столом». Так я называю места в поезде, когда парные кресла в вагоне располагаются друг напротив друга, а объединяет их стол. Если честно, к сидящим в проходе я всегда относилась как к малость «обделенным». Ведь им не понять мечтающих и сладко сопящих пассажиров у окна.

Я села напротив лысой головы, только у окна. Парень с интересом посмотрел на меня, на что я ответила полуулыбкой. Ну такой, слегка загадочной, как у Моны Лизы. Кстати, я ведь тоже Лиза. Точнее, Элизабет Гросс.

Еще один момент, чтобы не осталось между нами недосказанности. При знакомстве с иностранцами я люблю начинать беседу на немецком, хоть он уже и подхрамывает. Ведь английским в наше время никого не удивишь, и он у многих в рабочем режиме по умолчанию.

– Hallo.

– Hallo.[2]

Слышу у парня очевидный русский акцент, понимаю, что прикидываться немкой нет смысла. Мое произношение сразу меня выдает.

Я закинула свой рюкзак на верхнюю полку и села. Смущенная от пристального взгляда незнакомца, я начинаю ощущать, как тепло приливает к лицу. Он смотрит очень внимательно, словно пытается вытащить из меня важную для него информацию.

– Wo und wie lange hast du eigentlich Deutsch studiert?

– Ich habe als Au-pair-Mädchen 9 Monate in München gearbeitet.

– Ach so! Und wie war es? Hat’s dir gefallen?

– Es war langweilig![3]

– И почему? – перешел вдруг парень на русский.

– Да потому, что работа с детьми очень нервная и не всегда интересная, – ответила я.

– И ты вернулась, не было возможности остаться?

– Возможность была, а цели такой не было.

По моей интонации попутчик понял, что лучше оставить эту тему.

– Я Марк, – представился парень, показав белую линию ровных зубов, и протянул мне руку.

– Лиза, – ответила я.

Рукопожатие было очень крепким, рука Марка оказалась твердой и сильной. Такое ощущение, что он напряг ее настолько, насколько смог. Честно сказать, я всегда слегка оцениваю парней по рукопожатию. Если оно вялое и неубедительное, то не стоит и связываться: ничего путного из этого знакомства не выйдет.

Помимо бритой головы во внешности Марка выделялись большие зеленые глаза, чувственные пухлые губы и крупный нос, не заметить который было очень сложно. В целом, Марк обладал ярко выраженной еврейской внешностью, поэтому его фамилия Фельдман ничуть меня не удивила. Он не был красив и вообще не относился к типажу парней, которые меня обычно привлекают. Но он обладал особым мужским обаянием, которого напрочь лишены вылизанные смазливые парни. Кроме этого, у Марка был очень необычный взгляд: он говорил одновременно и о самоуверенности, и об одиночестве. Марка определенно хотелось рассматривать и узнавать ближе. Он заметил, что вогнал меня в краску окончательно, и в конце концов перестал таращиться.

Через какое-то время к нам подсели парень и девушка в типично туристическом прикиде. Спортивные куртки, яркие шапки с помпонами, огромные рюкзаки. Парня от очевидного туриста отличали лишь бордовые вельветовые штаны, любовь к которым питают многие иностранцы. В России молодого человека в таком виде редко встретишь. Марк был одет в черные потертые джинсы, желтые ботинки хорошо всем известной американской марки. Воротник темно-зеленой рубашки слегка прикрывал видневшуюся татуировку. Парень и девушка с рюкзаками оказались датчанами, которые тоже были на концерте в Хельсинки, а теперь ехали в Петербург за барным весельем, эрмитажными картинами и настоящей русской зимой с блинами.

– Ты из Петербурга? – спросил меня Марк.

– Да, а ты?

– Тоже. Но я несколько раз переезжал.

У тридцатидвухлетнего Марка за плечами оказались и Германия, и Англия. В первой он прожил десять лет, после чего учился в Лондоне. Отец Марка – уважаемый в научных кругах математик, которому удалось в 90-е уехать с семьей, чтобы преподавать в Техническом университете в Берлине. В столице Германии Марк закончил школу, а потом, уже один, переехал в тусовый Лондон. Мой новый знакомый очень бегло и уверенно говорил на двух иностранных языках. Его английский, идеальное звучание которого, словно одна фальшивая нота, нарушал лишь русский акцент, мне удалось услышать в беседе с датчанами.

– Одна живешь или как?

Я особенно ждала этого вопроса, и вот почему. Чуть больше года назад я наконец-таки съехала с родительской квартиры и снимала небольшую студию на севере города. Много раз, беседуя с иностранцами в очередной поездке, мне было неловко говорить, что я до сих пор живу с отцом. А тут мне представилась возможность заявить миру о своей самостоятельности и независимости. И я четко ответила:

– Да!

Марк снимал комнату на Васильевском острове с двумя студентами и признался, что соседи его ничуть не смущают, а даже наоборот, он любит с ними общаться. Вдобавок парни увлекались музыкой, и темы для разговоров находились всегда.

– Чем ты занимаешься? – спросил меня Марк.

– Я журналист-фрилансер. Если быть точнее, пишу о моде, освещаю культурные городские события, хожу на мероприятия для прессы, чаще всего это презентации чего-нибудь, реже – кинопремьеры и театральные постановки.

– Я барабанщик, – не дождавшись встречного вопроса, произнес Марк. – Играю джаз в группе Vagabrothers.[4]

Фельдман получал все больше очков в моих глазах. Он имел «иностранное» прошлое, владел двумя языками, играл джаз и, в конце концов, он был евреем, к которым я питала особую симпатию.

– Где ты учился в Лондоне?

– В Королевской академии музыки. После мне предложили место в одном джазовом ансамбле, где я проработал год. А потом взял и вернулся в Петербург, в котором родился и прожил первые восемь лет своей жизни.

– Почему ты не остался в Лондоне, что было не так?

– В какой-то момент я понял, что музыка, которую я играю, перестала быть «настоящей», в ней не было той энергии, ради которой люди идут на концерт. Такой джаз не заряжал и меня самого. А что твои статьи, тебе нравится этим заниматься?

Я отвела взгляд в сторону и протянула:

– Ну, как тебе сказать…

Дело обстояло следующим образом. Писать я очень любила и только в этом занятии видела себя, но мне так надоели все эти модные тренды, актуальные цвета сезона, одни и те же лица на каждом мероприятии, куда меня приглашали. Попросту хотелось перемен. Чего-то такого, что встряхнет меня и покажет жизнь с другой стороны: яркой, динамичной, насыщенной, полной эмоций и интересных людей. Я давно остыла к тому, о чем писала, и изо дня в день только и думала о поездке в Южную Америку. Я быстро прокрутила все эти мысли, пока Марк ждал ответ. Мне не хотелось выдавать ему всю подноготную, но и врать тоже не хотелось.

– Я вполне довольна тем, что делаю. Правда, как и многим, хочется разнообразия и ощущения, что жизнь не стоит на месте, а движется вперед. У тебя бывает чувство, будто ты иногда буксуешь?

– Определенно! И это состояние резко приходит на смену активности. У меня случается какой-то ступор, я могу неделями не выходить из дома и ничего толком не делать. Тогда на помощь приходят соседи и друзья по группе, которые как-то умеют меня расшевелить и вернуть к жизни.

Откровенность Марка меня удивила. Он так легко признался, что страдает депрессиями, а говорил он явно о них, что мысленно я поставила ему еще один балл за честность. В круговороте историй, которыми мы делились друг с другом, я смотрела на Марка все с большим интересом. Образованный и начитанный, он абсолютно этим не кичился, чтобы произвести на меня впечатление. Речь его была складной и ровной, хоть местами и слишком быстрой. Матерные словечки, которые он иногда использовал, входили в наш разговор очень органично и своевременно. Он отпускал шуточки, широко улыбался и выглядел как настоящий победитель по жизни. От него исходила какая-то особая энергия, которая притягивала и влекла меня. В целом я находила его вполне привлекательным и даже немного артистичным.

Мы оказались на Финляндском вокзале, народ зашевелился и поспешил к выходу. Марк молча взял свой рюкзак, до этого он успел вызвать такси через приложение. Пока мы толкались в проходе, он слегка прикоснулся к моей ладони, будто нечаянно ее задел. Я стояла спиной и благодарила Бога, что Фельдман не видит моего ликования. Мысль о возможном свидании молниеносно проникла ко мне в голову. Мы вышли на улицу, прошли до метро, и я увидела ждущую его белую машину. Крупный снег и мерцание фонарей придавали этой ситуации столько романтики, сколько ее можно было сюда вместить. Мы остановились рядом с машиной, и Марк пристально на меня посмотрел. Его большие глаза были слегка прикрыты, подбородок задран вверх, а на губах играла легкая улыбка. Он взял мою руку и крепко сжал ее, отчего мне стало немного больно.

– Поедешь ко мне?

Я стояла в ступоре и не могла ничего ответить. Его взгляд словно гипнотизировал и прожигал меня, отчего ноги стали ватными. Я была готова долететь до Южной Америки и вернуться обратно, лишь бы он пригласил меня на свидание после нашей первой ночи. Но гарантии, что это произойдет, никто дать не мог. Поверни я сейчас в сторону, у меня появлялся крохотный шанс, что мы все-таки увидимся вновь. Пересилив свое влечение, пересохшим во рту языком я выдавила из себя:

– Heute nicht.[5]

– Ну как хочешь, – с насмешкой ответил Марк, отпустил мою руку и сел в машину.

Он даже не взглянул на меня из окна! Выдуманное мною свидание только что лопнуло как мыльный пузырь, по которому хлопнула дверь такси. Посмотрев вслед отъезжающей машине, разочарованная, я побрела в метро.