Читать книгу Серая Дымка - Элла Чак - Страница 1

Глава первая

«Он не нормальный, пишется раздельно».

Белая ночная бабочка билась возле щелки приоткрытой форточки. Шмякнется на подоконник и снова перебирает мохнатыми лапками вверх по стеклу. «Тррр» шуршат ее крылья по скользкой глади. Шмяк… тррр… шмяк… тррр…

Шорох насекомого разбудил Галю от беспокойного сна. Она обернулась к окну. Кроме бабочки… там за стеклом было и что-то еще… Какое-то движение за занавесками… На тонком голубом поручне балкона с облупившейся краской передвигалось что-то невесомое. Шторы в детской комнате легонько колыхались в тихом июльском сумраке. Галя, кажется, задремала напротив кроватки своего трехлетнего сына. Она щурилась сквозь остатки сна, стараясь лучше разглядеть… что это шевелится на поручне балкона?.. Может просто голубь вспорхнул? Но нет… тень продолжала подергиваться. Сгусток чего-то воздушного… серого.

Поднявшись с дивана, Галя приблизилась к балкону, распахивая занавеси в противоположные стороны. Теперь она видела серое облачко очень отчетливо, – Боже, что ты тут делаешь!? Сорвешься! – она замерла, не решаясь тронуться с места. Квартира находилась на двадцатом этаже. Одно неловкое движение или звук испугают незваного гостя, что смотрел на нее с балконного поручня. Тот, в свою очередь, вел себя завсегдатаем, мягко ступая по облупившейся краске перил. – Нет, не двигайся! – вздернула руки Галина, решив все же подкрасться и забрать глупыша от опасной пропасти, – стой, котяра! Стой, где стоишь! – Огромный серый кот вылупил свои желтые глаза и послушно сел, окутав лапки богатым меховым хвостом. – Спокойно! Вот! Так и сиди! Сейчас я тебя заберу! – Ветер трепал распущенные светлые волосы Гали, челка застилала ее зеленые глаза. Ступая босыми ногами, она медленно подкрадывалась к перилам. Галя бросила взгляд в пропасть этажей высоток, и мурашки побежали по ее спине. Если кот сорвется, его девять жизней испарятся где-то на уровне шестого или пятого этажа! Еще чуть-чуть и она до него дотянется! Вроде, кот не из пугливых. Домашний и упитанный, даже породистый. – Ага, ну все! Держу тебя! – Сгребая в охапку увесистого кошака, Галя поспешила занести его в комнату подальше от опасной высоты.

Серый кот ласково урчал, совершенно не собираясь препятствовать теплым человеческим рукам.

– Миша?.. – Удивилась Галина, видя, что ее трехлетний сын сам выбрался из кроватки. Мальчик замер посреди комнаты, наблюдая за мамой и ее новым другом, – Мишка, посмотри какой у нас сосед! Дымчатая порода! Назовем его… Дымка, а? Словно легкий дымок от костра поднимается! Нравится? – она села на корточки возле ребенка, давая ему потрогать пушистую шерстку. Кот сидел на голых коленях Галины, и она чувствовала, что тот выпускает когти, стоит только ребенку прикоснуться до его шёрстки. Галя водила рукой мальчика по серой шубке сама. Ребёнок словно отсутствовал, не обращая внимания на животное. – Миш, ну что с тобой?.. – мама пошатала малыша за плечо. Он не реагировал. Не слышал голоса матери и не воспринимал ее слова. – Тебе разве не нравится наш Дымка? На, подержи его сам! – Галина поднимала кота за лапки, пытаясь хоть как-то расшевелить ребенка. Но кот ощерился в сторону мальчика, забился и спрыгнул с колен Гали, оцарапав ее до крови, – Ай! – взвизгнула она, – а ну, брысь! – Разозлилась Галя. Она видела, это снова происходит с ее сыном! Опять… Как ей хотелось, чтобы ей показалось… померещилось… привиделось… зачастившая особенная странность, что стала происходить с Мишей все чаще. – Очнись! – затрясла она сына сильнее, – ты меня слышишь!? Умоляю, посмотри на меня! – глаза Миши заволокла остекленевшая пелена. Он был не в себе, не моргал, уставившись куда-то в пустоту. Мальчик повернул голову к потолку, улыбнулся и помахал рукой, – Миша, это астйал! – Он поднял игрушечный поезд, ставя его колесами вверх, показывая кому-то над ним… то есть на потолке…

– Что?… – Галя смотрела туда же, куда уставился ее ребенок. – С кем ты говоришь, сынок?

– С собой… – равнодушно ответил он. Мальчик дышал, двигался, но в его голове не было самого Миши. Что-то овладевало им, но что!? Галя не знала! И она не хотела верить. Она боялась, что ее ребенок ненормальный! Галя рухнула на колени, закрыв лицо руками, она разрыдалась. Серый кот продолжал гнуть спину и щериться в углу комнаты.

– Селая Дымка, мама, это совсем не кот. – Уверенно заявил мальчик, поворачивая строгое лицо к матери, – я знаю, что она такое на самом деле. Ты сама обязательно поймешь, что бояться нужно не меня. А её. Она пйидет… Она уже идет за тобой…! БОЙСЯ СЕЛУЮ ДЫМКУ! – Выкрикнул Миша, и Галя, сидевшая рядом на поджатых под себя коленях, шарахнулась назад от раздирающего душу вопля ребёнка.

Она даже не поняла смысла его слов. Размышляя, как трехлетка способен на столь осознанную речь? Галя перестала реветь, продолжая хлюпать носом, – что? Что ты там говорил, малыш?.. Чего мне нужно бояться?..

– Иглать! – часто-часто заморгал Миша, – ма! Иглать! – заверещал снова по-детски мальчик своим звонким голоском, протягивая игрушечный поезд. Малыш бегал вокруг Гали, смеясь и подбирая с пола вагоны поезда. Он ставил их неправильно, на крышу колесами вверх. Галя машинально исправляла, переворачивая поезд. Миша начинал плакать, упрямо возвращая поезд опять на крышу. Рельсы он клал сверху. Он делал так со всеми игрушками. Со всеми предметами, что попадались ему под руку. Ставил их, перевернув вверх ногами.

Глаза ребенка прояснились. Остекленевшая пленка исчезла. Они были вновь зеленого оттенка, чистые и ясные. Без примесей серого или черного, какими становились в периоды приступов. О происходящем с малышом, Галя умалчивала. Она не осмеливалась признаться своим родителям, а тем более свекрам, что у нее особенный ребёнок. Даже мужу лишь намекала, мол «Миша сегодня выдал что-то такое!… Он иногда говорит слишком осознанно». «Вот и радуйся!» – отвечал ей муж Вадим, «гения воспитаем!»

Если и гения, соглашалась в мыслях Галина, то другого. Своим материнским сердцем она предвидела многие дни, что еще заставят ее семью беспокоиться о Мише. Больше, чем дней с приступами Миши, Галя боялась наступления ночей. Ночные приступы проявлялись чаще. Именно тогда творил странное, необъяснимое и пугающее маленький Михаил Буряков.

Возможно, впервые Галина забеспокоилась, когда Мишеньке стукнуло ровно три года. Она гладила его по светлым волосам, точно таким же как у нее самой, пока мальчик спал. Галя часто наблюдала, как сын во сне проявляет эмоции. Он мог смеяться, плакать, с кем-то играть. Его тело отражало все то, что он видел во сне. Лёжа, он бегал, ловил невидимый мяч, внимательно следил за чем-то, вертя головой. Но все это происходило там, в его грезах. Галя с Вадимом уже дважды меняли выбитые его ударами ограждения детской кроватки, пока не заказали индивидуальный барьер. Снаружи дерево и мягкая ткань, а внутри армированные прутья. Только они выдерживали через чур активный сон ребенка и его физическую силу.

Осенью Галина впервые отвела сына в детский сад. Весь первый день, что он провел в группе, она провела на лавочке недалеко от садика. Оставив свой номер, обещала воспитателям явиться через пять минут, случись чего… Те подумали, очередная мамаша переживает за свою кровиночку, как бы того не обидели. Обычный домашний избалованный карапуз! И Гале никто не позвонил. Ни в первый день, ни на второй, ни даже через неделю.

– Ваш Мишенька просто чудо и моё спасение! – рапортовала воспитательница детского сада в группе Бурякова, передавая Галине ее сына, – он так положительно влияет на деток!

– Надо же!?.. – радовалась Галина, помогая сыну пропихнуть варежки на резинке через рукава куртки, – а днем как спит? Не вскакивает?.. Ничего не происходит с ним?..– припомнила она эпизоды ночного блуждания по квартире ее малыша.

– Наоборот! В те дни, что вы приводите Мишу все мои сорвиголовы спят мертвым сном! – на этих словах воспитательницы, Галина непроизвольно вздрогнула. Кажется, оборот речи молодой нянечки со словом «мёртвым» напугал ее, – вы хотели сказать крепким сном, да?

– Ну да! Никто не бегает, не балуется, одеяла друг с друга не стаскивают, на горшки не просятся! Лягут, да и спят через минутку, как ангелочки! Я половину своей дипломной работы написала за этот месяц! Такими темпами погашу задолженности в срок! – Воспитательница протянула Мише шапку на тугих завязках под подбородком. Тот ненавидел этот мучительный момент, надевать шерстяную колючую шапку, да еще и стягивать голову и кожу врезающимися тесемками! Он смотрел, как красная шерстяная огромная вязаная шапка приближается к его голове все ближе и ближе. Уставившись спокойным взглядом на мать, а потом и на воспитательницу, Миша произнес одно слово, – неть.

Мать убрала шапку в сумку, – на улице не холодно, пусть голова подышит!

– Верно-верно! – вторила воспитательница, провожая своего любимца, – до завтра, Мишутка!

– Неть, – обернувшись к ней прошептал мальчик. Он знал завтра они не встретятся. Прогулки в ноль градусов обернуться отитом обоих ушей, и Миша проваляется дома с мультиками пару недель. Воспитательница так и не сможет вовремя сдать свою дипломную работу, прибавив к списку своего заочного образования новую задолженность.

В отличии от дневного сна, ночной сон Миши стал для Гали особым испытанием. Она часто просыпалась посреди ночи, слыша шорохи из кухни, поскрипывания старого кожаного дивана от чьих-то прыжков, звяканье столовых приборов, плеск воды за шторкой душа. Продолжая лежать в кровати, она не решалась вставать, зная, что все это ей только кажется! Просто сквозняки или соседи. Стены-то в новостройке панельные. Чихнешь, а тебе сосед «будьте здоровы» уж кричит…

Но сегодня все шло иначе. Галя узнала звук, что раздавался из зала. Она его ненавидела. Будь ее воля, уничтожила бы те ящики и все, что внутри них… Ей хватало ночных слез матери, под которые она засыпала все свое детство. Став взрослой, Галя перестала спать от ночного смеха и игр сына.

Скрипучий порывистый и нудный звук выдвигаемого ящика из огромного шифоньера не прекращался десять минут. Ящик был огромный, тяжеленный. Даже Вадим и Галя с трудом вытягивали его. Короткий скрип, пауза… и потом длинный протяжный, как у расстроенной струны гитары «скриииииип». Тишина, словно напугавшая саму себя, и снова, скрип… скрип… скрип… с одинаковым интервалом. Дерганные поскрипывания ящика со старыми фотографиями заставили Галину подняться с постели. Нащупав тапочки босыми ногами, она размышляла про шкаф. Почему он скрипит? Может, и не шкаф вовсе, а что-то другое… а она просто себя накручивает! Галина сама выбрала произведение мебели с безумно неудобными ящиками и ручками. У самого пола вверх вздымались друг над другом четыре метровых увесистых ящика. Они ломились от переполняющих их старых фотографий, документов, каких-то рукописных конспектов мужа, сохраненными «на всякий случай».

На ящиках слева и справа у самых границ торчало по крошечному золотому штырьку, названных дизайнерами комода, ручками. Даже пальцы взрослой Гали скользили по штырям, не справляясь с весом небитого в них скарба. Что уж говорить о ребенке… Щелкнув выключателем, Галя зажмурилась, видя, как трехлетний Миша роется в двух открытых ящиках, вытащенных полностью, на всю их глубину.

– Миша! Как ты сюда… как ты вытащил их!? – заволновалась она, не завалялись ли в комоде какие-нибудь таблетки или иголки, опасные для ребенка. Миша поднял на нее огромные остекленевшие глаза с черными зрачками, откладывая в сторону фотографию. – Что ты можешь разглядеть в этой темноте? – она подхватила малыша на руки, опускаясь с ним в обнимку на корточки. Под ногами Гали возлегли пять кучек с фотографиями. В первой все снимки из поездки Галины с мужем Вадимом в Сочи на медовый месяц, во второй черно-белые фотографии со свадьбы ее родителей, в третьей крестины племянницы, в четвертой фото собаки Лорда немецкой овчарки, что жила у маленькой Гали в деревне. – Вадим их что-ли решил рассортировать? Просила же его ничего здесь не трогать. – Хмурилась она, что муж оставил настежь распахнутый шкаф.

– Неть! – отозвался Миша на ее руках.

– Что нет, сынок? Не папа?

– Неть!

– Ну а кто? Фея или Дедушка Мороз!?

– Неть! Это ты!

– Что я?.. – Галина несла малыша в его детскую кроватку, включая музыкальную крутилку с мягкими жирафами.

– Мама, ты откйыла ясики! Ты иглаешь с ней в пйятки… А она хочет, чтобы мы ее нашли! – Миша пытался дотянуться до раздражающих его жирафов и пнуть их, чтобы те замолчали.

– Я открыла?.. Сынок, но я же спала. Тебе приснилось, вот и все…

– Ты не спала, мама! Это я спал!

– И ты спал, и я спала, и папа спит.

– Неть!

– Да что нет!? – Галину начало раздражать и выматывать поведение собственного ребенка и его постоянные «неть».

– ПАПА НЕ СПИИИИИИТ! – заорал во все горло Миша, ударяя со всей силы по ненавистным жирафам. Игрушка не выдержала мощного удара, отрываясь с держащей ее прищепки. Дурманящая полифония ненавистной зомби-песни наконец-то прекратилась.

– Что здесь у вас случилось? – в дверях детской, потирая глаза и щурясь на циферблат часов, остановился Вадим, – малой буянит? – Вадим потрепал ребенка по белым волосам, опускаясь к нему ближе. Сын как две капли воды походил на мать. А еще больше на бабушку Свету. Зеленые глаза достались по наследству третьему поколению. Чуть раскосые, как и милые ямочки на щеках. От Вадима, как полагал он, сын получил не внешнее, а внутреннее наследство. Упрямство, силу воли, да и силу вообще. Вон как шандарахнул по ненавистным жирафам. – Да, сынок, меня тоже эта му́зычка раздражала!

– Вадь, это ты в зале оставил открытым ящик с фотографиями!? Я, кажется, просила не трогать их… – Галя подбирала отлетевшую к противоположной стене музыкальную карусель, – ты их отсортировать решил? Забудь. Оставь, все как там лежит…

– Не трогал я те залежи! Шутишь, как их вообще возможно разобрать!? Тысячи перемешанных фоток! Кстати, большинство твоих предков! И чего ты их утащила в новую квартиру?

– Пусть лучше у меня будут!.. Идем…! Сам посмотришь, что у нас в зале творится! – Галина вытолкала его в комнату, демонстрируя натюрморт, – я вошла сюда, а Миша сидит у ящика в полной темноте и раскладывает их по кучкам!

– Да ладно тебе! Он кота от зайца отличить не может! Не то, что моих тестей от твоих кумов, деверей и золовок!

– Сам проверь! Все без ошибок! Если не он, то кто их разложил? Не я и не ты, значит Миша.

– Он бы ящик с места не сдвинул. Весит килограмм тридцать, поди!

Галина решила умолчать, что по словам сына ящик открыла она, – …ладно идем спать. Тебе завтра хотя бы в офис, а мне… вот это всё…

– Ты опять, Галчонок? Я сто раз говорил возьмем няню! У других детей они есть. Ничего, растут! Ты сможешь переключить внимание, ходить на спорт или с подружками в кафе. Ты себя загоняешь!

– Он мой ребенок, а не няни! Я его воспитываю, а не какую-то рассаду ращу!

– Начни с часа. С двух! – не сдавался муж, – оставляй его с няней на пару часиков, а сама побегай в парке, пройдись по магазинам. – Вадим взял в руки холодные ладони жены, – я же вижу, ты устала. Завтра я спрошу у Крылова в каком агентстве они себе няню брали. Уверен, для нас там тоже подберут! – он поцеловал ее в щеку, – ну, идем спать. Пять утра на часах. – Родители, обняв друг друга за талию, последовали в спальню. Из холла в настежь открытую дверь детской врывался луч потолочной люстры. Прямо на границе, где белое свечение поедалось тьмой, стоял и слушал своих маму и папу маленький Миша. Никто его не увидел, никто его не услышал, и он смог вернуться в зал, продолжая разбор фотографий. Прихватив свои детские рисунки, он продолжил искать одно фото из давно забытой всеми истории… Снимок однажды отыщется… Он где-то там! Запрятан в четыре ящика, задвинут глубоко к стене… Чтобы никто не отыскал! Никто случайно не обнаружил… Всего одна фотография… Доказательство, что она существует…!

– Хи-хи-хи….! – рассмеялся покатистым эхом мрак вокруг мальчика с остекленевшими глазами.

Галина сопротивлялась появлению в семье няни не дольше недели. Спустя три дня после эпизода с фотографиями, ночные загадки поведения сына повторились. В этот раз Галя проснулась от смеха. Детский смех, хихиканье, что разносилось плавными волнами по квартире. Смех то приближался, то исчезал в далеких уголках кладовой. Веселый, отрывистый и звонкий. Это был смех Миши и второго ребенка рядом… Словно он играет в салочки и радостно вскрикивает стоит кому-то схватить его щекотно под ребрами.

Откинув одеяло, Галя распахнула дверь спальни. Она пыталась сохранять хладнокровие и боевой настрой. Это ее дом! Ее сын! Что здесь вообще происходит!?.. Но вокруг не происходило ничего. Чернота комнат, тишина и безмолвие, – Миша…? – аккуратно позвала она сына. Галю поглотила такая глубокая тишина. Она слышала, как на противоположной стене на электрическом камине стучит секундная стрелка ее наручных часов. Галина сделала шаг назад и прижалась спиной к стене, чувствуя какую-то защищенность, стоя здесь в этом вакууме безмолвия. – Я тебя слышала… Миша… С кем ты играешь!? – озиралась она по сторонам не в силах сдвинуться с места.

– МАМА! – схватил ребёнок ее холодной рукой за голую коленку.

– БОЖЕ!!! – вскрикнула Галя, хватаясь руками за стену позади себя и рыская в поисках выключателя. Когда свет вспыхнул, она увидела внизу у своих ног Мишу. Только он был абсолютно белый, бесцветный. Белое лицо, белые волосы! – ААААААА! ЧТО ЭТО!? – орала она, закрывая руками лицо и отползая по стенке прочь. На шум из спальни выскочил Вадим, – Галя… ты чего?… – он опустился к ребенку, стряхивая с того пару килограмм муки, – Галь, это только мука! Опять малой выбрался в ночные приключения! – Вадим поднял ребенка на руки и отправился с ним на кухню. Она услышала голос мужа, – тут все засыпано! Видимо, с размаху бил по пакетам! – Миша начал вновь яростно смеяться, щурясь, когда папа принялся сдувать с его ресниц белые воздушные щепотки муки. Заставив себя подняться с пола, Галя смотрела как Вадим теперь месит тесто на волосах Миши, поставив его под душ.

– Я так больше не могу… Я согласна на няню и, кажется, на психолога… Мне нужна помощь, Вадь…

Тот трижды нанес шампунь, но тесто с волос смываться отказывалось. – Галчонок, – он хотел подбодрить ее, поддержать. – Возьмем няню, потом садик подключим почаще! Не как сейчас, а каждый день!

– У него только недавно прошел двусторонний отит. Еще рано. Сам знаешь, как там с чужими детьми! Врач сказала, чтобы так простудиться он должен был час по улице бегать без шапки! Не уследила воспитательница! Вот тебе и весь садик! У меня он никогда без шапки не выходит на улицу!

Вадим не нашелся, что сказать, и только Мише нравилось баловство и его шалость с мукой. Шлепая по дну душевой, он вскинул руки к матери, – мам, кидай еще муку!!! Иглать!!! Иглать с тобой весело!!! Я хочу в пйятки! В пйятки, мама! Пйячься!!! Вика тебя нашла!!!

Глава вторая

«Бабочка из занавески»

К субботе Галина обзвонила шесть нянь. С пятью поговорила по скайпу, двух пригласила на интервью и живую встречу с Мишей. Последние четыре ночи она ложилась спать, выпивая таблетку снотворного. Она никогда раньше не имела проблем со сном, но то, что говорил Миша… Что если это не у сына проблемы, а у нее? Галя стала делать перед сном странную вещь, нашептывая «да уж.. по мне точно психушка плачет»…

Когда Вадим засыпал, она привязывала свою руку капроновыми колготками к батарее. Если у нее приступы лунатизма, о которых она забывает, привязав себя Галя не сможет бродить ночами по квартире. Тем более с Мишкой баловаться и играть в разбросанную муку… помогать ему выдвигать ящики с фотографиями. Вадим ничего не замечал. К утру по будильнику, Галя успевала отковать себя. Ее нехитрый прием позволил их семье спокойно спать все ночи до выходных.

Первой на собеседование пришла молодая женщина тридцати шести лет. Высокий черный хвост длинных волос, миндалевидные яркие голубые глаза. Такие яркие, что сливались с цветом неба. Катя Белкина закончила педагогический. Пятнадцать лет она работала учительницей младших классов, но попала под сокращение, а частным няням платили больше и график легче.

– Я сама первый ребенок из пяти, так что вожусь с малышней с самого детства! – Катя сидела на полу помогая Мише складывать фигуры по вырезанным в дереве выемкам.

– Наверное, у вас как такового детства и не было? – посочувствовала Галя, – когда в три года начинают говорить, что ты взрослая, ты старшая?

– Детства не было, – грустный взгляд ее встретился с Галей, – взрослой я стала в возрасте Миши. Катала коляски по двору и держала бутылочки родившемся после меня близнецам. А он у вас смышлёный парень! Ни разу не ошибся в фигурах. – Катя смотрела, как Миша ловко разложил деревяшки, особо на них не глядя. Куда внимательнее он рассматривал свою возможную будущую няню, улыбаясь ей, принося все новые и новые игрушки. Закончив первую, он перевернул ее вверх ногам, словно блин на сковородке.

– Опять игра на логику? – Взяла Катя очередную коробку с пятью десятками перемешанных пластиковых животных, – ну давай! Здесь нужно зверей в зоопарке разделить по клеткам.

– Одна из его любимых, – кивнула Галя. – Мы ищем человека на несколько часов в день. Чтобы я могла отлучаться по своим делам. С двенадцати до четырех, с понедельника по пятницу. Вас бы устроил такой график?

– Даже очень! Я живу в домах напротив. К вам мне пешком ходить, удобно и быстро.

Закончив сортировать копытных, кошачьих, птиц, рептилий, рыб и насекомых, снова без единой ошибки, Миша побежал провожать Катю. Обняв ее вокруг шеи, пока та сидела на корточках, он долго ее не выпускал. – Какие у него бесподобные глаза! Я только сейчас заметила… Зеленые с россыпью тысяч карих вкраплений…

– При особом освещении у него такое бывает. Иногда они мне полностью… карими… кажутся. – Не стала Галя произносить слово «черными».

– Малыш у вас просто чудо, Галина! Буду рада, если вы со мной свяжитесь. –Пожав ей руку, Катя широко улыбнулась. Она помахала Мише и тот ринулся за матерью, провожать няню до самого лифта.

В Кате все было прекрасно: ее опыт, как здорово она поладила с Мишей, но и сама Катя была чрезмерно прекрасной. Белые зубы в овале пухлых губ, струящиеся черные волосы, убранные в идеальный конский хвост на макушке, опускался до пояса. Разумно ли было пускать в семью столь красивую няню? Галя себе в общем-то нравилась, не сказать, что у нее были комплексы. Прямые волосы цвета пшеницы Миша унаследовал как раз от нее. Конечно, талия после родов расползлась, но она вот-вот начнет ходить в зал, благодаря няне, и быстро вернет себе форму. Только как бы к тому времени не пришлось возвращать еще и мужа!

Через час после первой няни, в домофон позвонила вторая претендентка Любовь Ооловна.

Няня первым делом поправила Галю, когда та назвала ее Любовь Олеговна.

– Нет-нет, дорогуша, Ооловна, а не Олеговна! Такое национальное тувинское отчество!

Почему-то Галина сразу вспомнила мультик про пингвинят Ло-Ло и Пе-Пе. Ооловна походила чем-то на большую бабушку-пингвина. Седая маленькая голова на короткой шее, что скрывалась в черной широкой кофте трапеции, застегнутой на одну верхнюю пуговицу. Белая блузка с широким жабо, широкая юбка колоколом до пола. В отличии от современной Кати в джинсах и красном пуловере, Ооловна больше походила на добрую бабусю из детских книжек. Улыбчивая, морщинистая, в очках, любяща обниматься и печь пироги.

Но Миша не кипел желанием подружиться с няней номер два. Он себе уже выбрал! Приятно пахнущую жасмином, влажноокую амазонку Катю. В ней он сразу распознал схожесть, роднящую их души. Пусть мама ничего не замечает в людях дальше, кажется, она вообще давно ничего не видит…

Как только Любовь Ооловна не пыталась заинтересовать собой маленького «Медвежонка», тот вырывался из ее ухватистых цепких рук, начинал ныть и реветь.

– Ну не плач, мое солнышко! Успокойся, моя радость! Мой сладусик-карапузик! – Кудахтала Любовь Ооловна или какие там звуки издают бабушки-пингвины.

– Он не любит… когда с ним сюсюкают, Любовь Ооловна! – Подсказывала Галя, – считает себя взрослым. Миша, иди подготовь в детской прописи и заправь перьевую ручку чернилами. Я скоро приду. – Отправила его Галина, прекращая экзекуцию сюсюканьем.

– Чернилами!? – всплеснула руками няня, – он же их разольет или выпьет! Вы что, ему же только три с половиной годика!

– Он развит сильнее сверстников… Умеет читать и писать. Вот, полюбил использовать перьевые ручки, какими писали в девятнадцатом веке. Хотел гусиное перо и ножик, чтобы их затачивать, но я… – тут она заметила распахивающиеся вопреки всем законам гравитации морщины век няни, и сменила направление беседы, – Я здесь ни при чем! – Поскорее открестилась она от немых вопросов о новомодном воспитании и пичканье в детей трех иностранных языков вместо агуканья, – он таким родился! Конгениальным, если хотите! У него все получается с первого раза.

– Кон?… кон… гениальным?… – на этих словах молодой прогрессивной матери, Любовь Ооловна поспешила в холл обувать свои сапоги, – Галина, дочка, я, очевидно, вам не подойду! Все эти современные мето́ды не моё! Прочих я на Колобке и Курочке-Рябе баюкала, а ваш… Нужна ли ему вообще нянька-то, столь одаренному?

– А за тройную плату!? С понедельника по пятницу, с двенадцати до четырех? – Галя не была готова расстаться с Ооловной и заменить ее красоткой Катей.

Няня колебалась две секунды. За тройную плату она убаюкает гениального Мишу Бурякова под чтение пятого тома термодинамики! – Выйду в понедельник!

– Мы с вами свяжемся! – с облегчением вздохнула Галя.

Вечером она поделилась с мужем итогами встреч, и что приняла решение нанять Любовь Ооловну, – выговаривать ее имя отчество, пожалуй, самое сложное для меня! В остальном, она как бабушка для внучка!

– У твоего внучка четверо своих стариков! Выбирай любого по одному на все дни недели!

– Они же у нас работают. Моя мама преподает. Твои врачи тем более на пенсию не отправятся. Они всем нужны! Всем людям на планете.

– А что Катя? И звать легко: Кать да Кать, всего-то один слог!

«Размечтался!» приревновала в мыслях Галина, – слишком… молоденькая!

– Ей тридцать шесть лет, Галя! Она старше тебя на целых десять!

– Молоденькая для няни! Она учительницей работала, а не с дошколятами возилась.

– Но наш-то парень развит покруче первоклашки! Всё мои гены, да? Ну, признай! В мой род он такой башковитый! – Вадим заметил очевидные признаки недовольства: поджатые губы Галины, ее протяжные вздыхания и устремленный к окну взгляд. Потому поспешил прекратить неважный спор. Выбрала няню, уже маленькая победа.

– Как скажешь, Галчонок, ты в этом лучше понимаешь! Главное, что определилась, да, малой!? – Вадим качал на коленке сына. Сегодня тот на радость родителей и особенно матери вел себя как обычный трехлетний ребенок. Его взгляд был игрив и азартен, и он не смотрел на мать тем своим непогодам мудрым выражением лица, которое пугало Галю. Может, у них в семье подрастает маленький Эйнштейн? Лишь эта мысль согревала ее перед сном. Тем ни менее, она не прекратила наматывать колготки вокруг запястья каждую ночь, привязывая себя к батарее.

Утром в понедельник ровно в девять утра раздался телефонный звонок, – алло, Галина, доброго утречка! Боюсь, я не смогу работать с вами, – тараторила Любовь Ооловна, – мне… предложили другой вариант, он проще, и я…

– Стойте, что значит не сможете!? Мы же договорились!!!

– Простите милочка, я отказываюсь!! Всех благ!!

– Да что происходит-то!? – но в трубке загудели короткие сигналы отбоя, – трубку бросила..! – раскраснелась Галя, оборачиваясь на мужа, – она нас кинула, представляешь!? Наша Ооловна!! А у меня уже столько назначено на сегодня!

Вадим отставил чашку кофе, уворачиваясь с ней подальше от вытянутых рук Миши, – роднуля, ну вызови ту Катю! Потом другую подберешь! Сама говорила, она Мише понравилась! Нет, сын, – Вадим залпом допил кофе, – тебе еще рано получать энергию из кофеина! И без того шаловливый!

– Ладно… ладно! Только потому, что нет другого выбора. – Галя звонила секси няне, снова поймав на себе тот вдумчивый взгляд своего ребенка. Миша перестал баловаться и пытаться дотянуться до кофе. Наверное, он сидел против света… или как объяснить, что его глаза вновь показались Гале карими.

– ВИКА!!! – выкрикнул Миша и потянулся к маме. – Не смей!!!

– Что…? – Галя как раз договаривалась с Катей, которая с радостью согласилась на работу. Отец поправлял малыша, – нет, не Вика, а мама Галя. Скажи Га-Ля! Ты же вчера писал под диктовку отрывок из Войны и Мира! Галь, это ведь он писал? То, что ты мне показала?

– Ну не я же… Конечно он…

– Вика, Вика, Вика, Вика, Вика, Вика, Вика, Вика, Вика, Вика, Вика, Вика,…. ВИКА!!!!!! – завелся Миша, вырываясь из рук отца, неистова выкрикивая одно и тоже незнакомое имя. Галя повесила трубку, и даже Вадим выглядел ошарашенным, – что он говорит? Какая еще Вика?… – Отец редко становился очевидцем припадков ребенка, о которых время от времени рассказывала жена.

– У него истерика, не видишь!? – Галя пыталась успокоить сына и взять его на руки, но тот с силой хлопнул мать по лбу. Рука у него была знатной, как у взрослого. В глазах у Гали потемнело. Она потеряла ориентацию в пространстве. Повалившись с корточек на спину, Галина ударилась затылком об открытую дверцу посудомойки.

– Уходи Вика! Уходи!!! Уходи!!! Пошла плочь!!! – отбрыкивался Миша в руках еле удерживающего его отца, пытаясь дотянуться ногами и лягнуть его по коленкам или боднуть головой в нос.

– Прекрати!! Хватит я сказал!! – Вадим не мог совладать с сыном. Он опустил его на пол и волоком потащил за руки в детскую, захлопнув за ним дверь. Тяжело дыша, Вадим помедлил секунду. Ни единого звука из детской больше не донеслось. Он вернулся на кухню, помогая жене подняться с пола. На лбу от кулака Миши у нее проступил синяк и шишка, а с затылка за шиворот блузки текла кровь, – сейчас придет нянька и я отвезу тебя ко врачу! – Он сорвал чистое кухонное полотенце, протягивая ей.

– Думаешь, мне поверят, что мой трехлетка сын сделал это, а не ты?…. – Галя прижимала к ране полотенце, когда раздался звонок в домофон. – Открой, это Катя.

На бегу натягивая кроссовки, Вадим жал кнопку открытия домофонной двери, но та не срабатывала. – Что ж за день такой! – Он поспешил к лифтам, прыгая на одной ноге в кроссовке, думая встретить Катю внизу, но та уже появилась на лестничной клетке, – доброе утро, я Катя! – широко улыбалась тоненькая брюнетка с длинным черным хвостом волос на макушке, – все в порядке? – уточнила она, уставившись на расстроенного и запыхавшегося Вадима. На его майке она заметила капли свежей крови.

– Да… да, конечно, проходите! Мы просто спешим очень! Уже убегаем! Я и Галя… нам нужно бежать!

В квартире стояла тишина. Катя вошла в холл, а Вадим скрылся на кухне. Няня озиралась по сторонам, – а где Мишутка? – снимала она туфли и переобувалась в захваченные с собой тапочки, как сделала перед собеседованием, чем очень обрадовала Галю. Внимательная к мелочам и чужому быту женщина. Даже свои тапочки захватила.

– В детской! Проходите! – крикнул с кухни Вадим, – мы с Галиной отъедем ненадолго, а вы располагайтесь! Делайте, что нужно! Если что звоните, там на холодильнике все наши телефоны! – Катя проследовала за Вадимом на кухню. Ее взгляд задержался на размазанной красной полоски у основания металлической дверцы посудомойки. Она поспешила отвезти взгляд, пока не заметил Вадим. Мало ли… люди курицу разделывали или просто сок от мяса? Это же посудомойка, а не циркулярная пила! Из ванной подала голос Галина, попросив мужа принести ей обувь и шапку. Катя удивилась, ведь на улице в конце сентября устаканилась теплая погода бабьего лета до плюс восемнадцати.

– Катя, здравствуйте… Я позже вам позвоню!

Няня уставилась на Галину и ее бледное бескровное лицо, – хорошо… – «Что же у них тут случилось?» – …Я пойду к Мише в детскую, звоните. – Она скрылась за дверью. Вадим и Галя прислушивались, переглядываясь, но из-за дверей не донеслось ни звука. По крайней мере устрашающего. Миша не плакал и не кричал, не звал никакую Вику.

– Идем, – потянула Галина мужа прочь из дома.

Именно тогда, в то утро понедельника, впервые оставив сына с няней, Галя произнесла те самые пугающие слова, – Вадим, наш сын!.. Послушай меня очень внимательно! Он не нормальный ребенок. Не пробел нормальный! Понимаешь!? Нам нужна помощь, пока все не зашло слишком далеко! – они спускались в лифте на первый этаж.

– Помощь? Какая? Экзорциста что-ли? У него кризис трех лет! Ты же мать!! Ты должна знать о таком!! Не дьявола же нам из него выколачивать подожжённым веником полыни!!

– Мать!? Да, я мать! А ты отец! Я с ним сутки напролет! И я люблю его! Но теперь еще и… боюсь… Я боюсь собственного сына! Он становится сильнее физически. Он говорит о вещах, которых нет! С кем-то… играет по ночам..! Зовет эту Вику… Он сказал мне, чтобы я боялась какой-то «серой дымки»…

– Какой еще дымки?

– Я ничего не нашла об этом! Искала в интернете ничего кроме костров, названия тканей или краски не выпадает. Но когда он становится другим, его глаза чернеют! Иногда они неподвижные и окоченевшие, как стекло. А сегодня… Еще немного, и я бы убилась на смерть!..

– Это был несчастный случай! Меньше ему телевизор позволяй смотреть. Следи за ним! С ума сошла, бояться своего трехлетку!? – Вадим резко тормознул перед машиной и их обоих швырнуло вперед. – Что б тебя! – ударил он руками об руль. Из глаз Галины потекли слезы, – ты это видел!? – она закатала рукава своего тренча, демонстрируя бордовые борозды вокруг запястий.

– Что это? Кто тебя так?.. – Он прикоснулся пальцами к глубоким коричневым пролежням.

– От колготок, которыми я приковываю себя к батареям ночью! Чтобы не… Вдруг, это я ходила с ним по ночам? Вдруг, это я открыла ящики с фотографиями, а потом играла с ним кидаясь мукой на кухне! Только я этого не помню…

– Знаешь, что, Галя, – помедлил Вадим, но все-таки произнес, – если наш сын и слетает с катушек, то это у вас семейное… Как твоя мать, она ведь тоже отличалась… Пол жизни по ночам проревела над какой-то коробкой…

– Замолчи! Ты ничего не знаешь про мою маму! И не смей вспоминать ту коробку! Я ее уничтожила!!! Её больше нет….

– Ты опять мне ничего не расскажешь!? Может, все-таки зря уничтожила? – машину швыряло по сторонам на неаккуратных маневрах Вадима. Держась за ручку над головой, Галя не могла дождаться какого-нибудь красного светофора. – Абонемент к психиатрам пора брать! Тариф семейный…! Сезонная скидка за опт!

– Я тебя ненавижу!!! – Она рванула дверную ручку и побежала прочь. Муж пытался удержать ее, но Галя вырвалась. Вадим сигналил и что-то кричал, но она не обернулась. Уворачиваясь от гудящих машин, она добежала до пешеходки и, скрываясь в толпе, нырнула в подземный переход метро.

Добравшись до травм-пункта врачи первым делом спросили у гражданки Буряковой, не стоит ли им вызвать полицию и составить акт избиения? Травмы Гали походили на следствие домашнего насилия. И в тот момент Галине очень хотелось оклеветать своего благоверного. Но она не может вот так все потерять… Трудный ребенок, но, если еще и Вадим уйдет… что у нее останется? Батарея и колготки вокруг запястья?

– Я просто упала спиной, а в лоб меня стукнул ребенок… случайно.

– И чем же, скалкой? С размаха?

– Телефонной трубкой… кажется. – Придумывала она на ходу.

– Да? А вашему ребенку восемнадцать? Если бы он попал вам в глаз, вы бы ослепли на левый. Удар неимоверно сильный. Так малыши не дерутся.

– Можете проверить в паспорте. У меня только трехлетка. Мы поругались с мужем, стали отталкивать друг друга. Ребенок был у него на руках. Просто несчастный случай, стечение обстоятельств. А потом я ненадолго потеряла ориентацию, оступилась и упала на дверцу посудомойки.

– Так, может, вашему ребенку опасно находиться в такой семье? – забеспокоился врач о трехлетке.

– Скорее… это нам с ним опасно, – пробубнила Галя себе под нос, надеясь, что врач ее не расслышит.

Седой травматолог в белой шапочке крутил в руках бланк жалобы в опеку, но еще раз посмотрев на пациентку, убрал заявление в сторону.

– Вам дважды повезло. Что не ослепли, и что не ударились виском, – врач открыл тумбочку, роясь руками внутри, – сегодня вы могли бы загреметь в морг, а не в травму. – Он протянул ей чуть искомканною визитку, – вот, возьмите это. Он очень хороший специалист по психозам и девиантному поведению.

Галя взяла карточку, – а с малышами работает? Трех-пяти летними?

– Но у вас же точно не только трехлетка?

– Да… – соврала она, – но у младшего… кажется те же симптомы…

Врач смотрел на бледную женщину с размазанной тушью. Ей наложили на затылок пятнадцать швов. Руки подрагивали, а вокруг одной кисти он успел заметить пролежни, словно от наручников или веревок. – Профессор Слаква работает с пациентами всех возрастов. И со взрослыми тоже. Поезжайте всей семьей. Мужа первым делом берите. – Травматолог частенько подлатывал женщин, пострадавших от потасовок с мужьями и сожителями. Чаще те были из неблагополучных семей, но в этой пациентке по имени Галина Бурякова было что-то особенное. Брендовый тренч, стоимостью в десять минимальных окладов. Обручальное кольцо с бриллиантом в миллион рублей. Дамочка явно не бедствовала, но пришла в городскую травму, снимая с головы пропитанную кровью детскую шапку.

Весь обратный путь в метро Галина комкала визитку. Она выучила цифры номера наизусть. Выскочив на первой попавшейся станции, Галя понеслась по эскалатору вверх. Она купила телефонную карточку в таксофон и набрала номер с визитки.

– Приемная профессора Артура Слаквы, вас слушают! – Прозвенел мелодичный голос секретарши.

– Мне… дали визитку… тут только телефонный номер. А куда я позвонила?

– В клинику профессора Слаквы!

– Он психолог?..

– Психотерапевт.

– Так это… психушка? Все понятно…

– Мы не психушка, мы частный санаторий для людей с особенностями восприятия жизни. У нас нет электрических стульев и ледяных ванн! Лишь покой, прогулки, разговоры, тренинги, уроки самовыражения и поиска того, кто ты. Почему одни вещи нашим гостям даются сложнее, чем другим. Кто-то не может произносить слова с буквой «а». Есть гости, считающие себя недостойными жить. Есть те, кто страдают расстройствами сна и перепадом настроения.

– Что, расстройствами сна и настроения? – Оживилась Галя. Сны и их расстройства, как раз ситуация ее сына.

– Данные симптомы закольцованы. Ритмы сна и нахождение на волнах, излучаемых во сне, влияют на каждый ваш поступок и выбор, когда вы проснетесь.

– Вы столько знаете об этом…

– Давно работаю! Когда-то и сама была пациенткой доктора Слаквы. Хоть он не любит слово «пациент». Говорит, никто из нас не болен. Просто мы сильнее чувствуем. Подумайте и запишитесь на прием.

– Нет… нет… нам это пока не нужно! Извините!.. – и Галя повесила трубку.

Тем днем Галина вернулась лишь в шесть вечера. На два часа позже, чем они обсуждали с няней. Выудив из ящика в спальне три тысячи и две сверху, она потянула деньги няне, – Катя, извините, что задержалась. – Но няня не взяла оплату, – не нужно! Расплатитесь в конце месяца со мной. Вы сами-то как, в порядке? – Она смотрела своими раскосыми глазами прямо в душу Гали. Внешний вид той тоже желал лучшего. Волосы слиплись в коричневых сосульках. Под глазами синяки. На лбу огромная шишка и гематома.

– Кажется, да. Спасибо, – Галя рухнула на кровать, тут же засыпая. Ей было все-равно на няню, на Вадима и на Мишу. Ничего не существовало для ее измотанного тела, потерявшего сегодня литр крови. Кажется, она спала целую вечность, пока не зазвенели колокольчики…

– Колокольчики… – прошептала Галя, – звук был такой, словно к камышам, колышущимся на ветру, привязали тоненькие алюминиевые плашки. И теперь те, развиваясь на ветру, ударяются друг о друга, издавая мелодичные трели. Нежные, чуть уловимые, словно песнь сказочных эльфов. Часто заморгав, Галина распахнула глаза. Она тут же метнулась рукой к запястью, понимая, что колготок на руке нет. Слева от нее посапывал Вадим. Сапоги Гали стояли около кровати. На ней оставалась дневная одежда. Муж только накрыл ее тонким пледом.

– Опять что ли лунатизм?… – Галя продолжала слушать чудесный перелив, идущий из холла, а может из гостиной или с кухни? Она поднялась на ноги, приоткрыв дверь спальни. Мелодия стала более явной. Никакой инструмент не приходил Галине в голову, что мог рождать столь волшебную музыку! «Лик-лик-лик-лик» дребезжали колокольчики. И потом быстрее «тррррлииииик».

Галя прошла через зал. У потолочной люстры бился десяток ночных мотыльков. – Вадим окно не закрыл на ночь… – удивилась она обилию насекомых. Галя двигалась на звук, проникающий прямо в ее душу. Белые занавеси балконной лоджии манящими пухлыми парусами изгибались навстречу. Концы штор, словно звали в свои объятия «подойди… обними … тишшшше…. Тишшшше ступай» шептали они в голове Галины. И она, загипнотизированная мелодией и шепотом занавесок, приближалась, желая укутаться в нежный шелк, забыться, оказавшись в коконе. Она шагнула на подоконник и шелковые белые шторы обвились вокруг Галины, чтобы переродить ее из куколки в прекрасную бабочку. Занавеси сомкнулись вокруг Гали. Внутри кокона стало, наконец, тепло, тихо, мягко и грезы забирали ее прочь из реальности. Она задремала, как, вдруг, белый кокон задрожал и напрягся. Вытянув в стороны руки, Галина сбросила оковы и не поверила своим глазам. Четыре трехметровых крыла расправились из-за ее плеч, взмывая выше головы и падая к ногам. Прекрасные крылья тропической бабочки с переливами изумрудного на белой мантии. Коснувшись чешуек на крыльях, Галя почувствовала запах мандарин, корицы и океанской воды. Оставалось сделать лишь шаг, прочь из ненавистного ей дома, чтобы взлететь выше облаков, чтобы отправиться странствовать, куда только пожелаешь!

– Галя… Галя не двигайся, прошу… Замри на месте… – Вадим остановился в дверях зала в десяти метрах от жены, стоящей на подоконнике. Та окутывала себя белыми шторами, делая взмахи руками, – галчонок, ты меня слышишь? Посмотри на меня! Прошу, обернись! – Он не знал, прыгнет ли жена если он подойдет ближе, потому крался очень медленно, – не делай этого, Галя! Все хорошо, я люблю тебя, дай мне руку! Галя! – Но та не поворачивалась и не реагировала на слова, продолжая резче взмахивать руками вверх-вниз. Ее оплетали длинные белые занавески. Ветер из распахнутого окна трепал слипшиеся сосульками волосы.

…Галина разрабатывала свои крылья. Какие же они тяжелые и одновременно мощные! Какие вихри летят из-под них! Как же ими управлять? Нужно прыгнуть и в полете все произойдет само! Она научится летать в полёте!

Из-за спины Вадима раздался шорох, дверь в детскую открывалась, – Миша! Иди спать! Иди к себе! Папа сейчас придет! Не входи сюда!.. – выставил перед ним руку отец, пытаясь закрыть обзор сыну.

Ребенок уставился на мать, размахивающую руками на подоконнике и отца посреди комнаты.

– ВИИИИИКААААААА! – заорал малыш во все горло, после чего посмотрел на отца, произнося взрослым голосом. Даже в этом мраке отец видел темно карие глаза сына, или они были черными? – Лови маму, не дай ей снова упасть! – Произнес ребёнок. Словно в замедленной съёмке Вадим смотрел как два тела одновременно падают. Миша рухнул в беспамятстве не ковер, а Галя, делая шаг с двадцатого этажа, повисла, запутавшись в длинных шторах. Если бы не занавеси, она рухнула бы в пропасть. Ее голова, тело и руки перевесились в опасную высь двадцатого этажа. Сама она была в отключке. Крючки штор начали отскакивать со звонкими мелодичными трелями колокольчика «лик…лик…лик…тррррлииииик, тррррлииииик». Вот, что это было! То, что услышала Галина. На самом деле то был звук, отрывающихся с карниза металлических прищепок, которые из последних сил удерживали сейчас неродивую бабочку перед ее стремительным полетом к неминуемой гибели! Многие бабочки живут лишь сутки. Галина вот-от побьёт их рекорд, став бабочкой, прожившей пять секунд.

Сильные руки Вадима обвили плечи и руки жены. Он втащил обмотанную шторами Галю обратно в комнату, упав вместе с ней на колени. Она лежала перед ним в беспамятстве, раскинув руки. Вадим аккуратно приподнял голову жены, чувствуя тугие стяжки жестких ниток от швов на ее затылке, – очнись! Очнись, Галя! – он перевел взгляд на сына, но не увидел его. На том месте, где упал Миша, прошептав «лови маму» больше никого не было. – Прости меня, умоляю прости, что орал в машине этот бред! Галя, прости! – он уткнулся носом в ее волосы, чувствуя аромат мандаринов, корицы и океана.

Глава третья

«Прикоснуться к няне»

Няня Катя продолжала приходить в семью Буряковых всю неделю. В доме недавно активной и счастливой семьи поселилась тишина, безмолвие и некая аккуратность жизни. Каждый шаг домочадцев происходил под пристальным вниманием каждого. Галя следила за сыном, Вадим за Галей, а Миша за ними обоими. Устремленный взгляд с вопросом об оторванном карнизе с занавесками, Галя пояснила няне так, – ремонт хотим делать. Бесят меня эти шторы. – Она успокоилась, видя, что муж не обращает никакого особенного внимания на привлекательную Катю. Нравилось Галине в своей помощнице и то, что она приходила в форменной одежде. Всегда в джинсах и красном свободном пуловере, волосы в высоком хвосте на макушке. Идеальный вид для наёмного персонала.

Галина уходила в тренажерный зал, наматывая по тридцать километров на беговой дорожке. Она по долго сидела в сауне, чувствуя, как вместе с жаром и потом, из ее кожи уходят токсины. Все так говорят, мол, сауна полезна. Поговорив с мужем, они решили, что Галя обязательно найдет для себя специалиста, семейного психолога или психотерапевта. Недавно она сама мечтала об этом, но теперь поняла, что это не депрессия, а какой-о маниакальный психоз. И у нее, и у сына. Странная одержимость… Чем-то сродни депрессии бабушки Светы, мамы Галины. Все детство маленькая Галя, случайно встав ночью, замечала плачущую над старой коробкой мать. Каждую ночь…

И теперь Галине с Мишей светят транквилизаторы, антидепрессанты и принудительное лечение. И Галя стала находить оговорки и открещиваться от походов по врачам.

В пятницу, выйдя из спортзала, Галя направилась в фруктовую лавку. Она выбирала апельсины и яблоки, когда заметила метнувшийся в очереди высокий черный хвост волос на макушке.

– Катя?.. Они, что погулять с Мишей вышли? – Галя протискивалась между рядов, пытаясь догнать девушку, – Катя! – окрикнула она свою няню. Та обернулась. На ней был просторный белый свитшот и розовые брюки. Совсем другая одежда. Не та, в которой няня пришла утром. – Катя, что случилось? А где Миша?

– Кто? – переспросила девушка, ставя на весы связку бананов.

– Мой сын Миша! Ты ведь с ним осталась!

– А, Миша! Вы Галина, я вас помню! Но вы мне так и не перезвонили. Я устроилась работать в другую семью. – Катя отступила на пару шагов от странной бледнеющей девушки, – Галя, а с кем ваш сын? Что-то случилось?

– Мне… мне нужно бежать! – выронив пакет апельсинов, расталкивая толпу, Галина рванула прочь из лавки. Адреналин разрывал гормональную систему Гали, дав ей силы просто рвать бегом через все этажи и лестничные клетки. Она вбежала на двадцатый этаж и вытянула руку к двери. Сердце колотилось в горле, готовое вот-вот выпрыгнуть из груди. С лица и лба ручьями тек пот, – кто же ты?… – Галина отдернула руку, понимая, что еще одного скандала и припадка с ее стороны Вадим ей не простит. Он заберет сына и переедет жить к родителям.

– Алло, Вадим, срочно приезжай домой! У нас… пожар в квартире! Я уже вызвала пожарку, приезжай! – выкрикнула она, повесив трубку. Прокравшись к лестничной клетке, Галя села на ступеньки между двадцатым и девятнадцатым этажами и стала ждать.

Вадим явился через полчаса. Лифт распахнулся, и он врезался в свою жену.

– Вадим! Пожара нет! Знаю, ты считаешь, что я схожу с ума или уже полностью… помешалась! Сейчас поверь мне, идем домой, идем!!… Нам нужно войти в квартиру, подойти к няне и прикоснуться к ней! Понял!?

– Коснуться няни!? Галя, ну что же с тобой такое!!?? – Он рухнул на корточки к ее коленям, утыкаясь головой в ноги. – Я… я так больше не могу! Что ты творишь!? Ты вообще слышишь себя!? Врешь про пожар! Срываешь меня с конференции! Теперь этот бред «потрогать няню»!!

– Встань! – приказала Галя. Откуда-то из глубин она еще черпала силы, чтобы бороться. – Всё это он делает со мной! Наш сын! Миша управляет мной, заставляя играть с ним в муку или открывать те ящики с фотографиями!

– Прошу, остановись, Галя! Замолчи!! – Вадим мешал жене открыть дверь квартиры, выхватывая из ее рук ключи. На мобильнике он набирал экстренный номер вызова скорой, – прости меня, я должен сообщить им!! Ты навредишь кому-то рано или поздно!! Ты или себя убьёшь, или его! Тебе требуется лечение, нам нужна помощь.

Галя с силой оттолкнула мужа, выбивая мобильник из его рук. Наконец, ей удалось провернуть ключ в двери. Перестав бороться, Вадим подобрал разбитый смартфон и начал диктовал скорой их домашний адрес. – Приезжайте скорее! У моей жены припадок! Маниакальный! Я боюсь, что она навредит нашему сыну!

– Катя! Катя подойдите к нам, пожалуйста!! – Как можно более спокойным тоном попробовала позвать она няню. – Катя, вы дома? Это Галя!

– Конечно, я здесь! – к ним вышла девушка в джинсах и красном свитере. Их няня, что уже неделю каждый день сидела с ребенком.

– Мы хотим вас отблагодарить, Катя! Вы такая… – и Галя не договорила, бросившись девушке на шею, чтобы обнять ее. Та увернулась прочь от странной нанимательницы с горящими глазами, смазанным макияжем от пота и порванной в борьбе с Вадиком рукавом куртки, – что вы делаете, Галя!? Не трогайте меня! Вадим, что происходит!? – позвала няня главу семейства, – помогите мне! – она юркнула за его спину.

– Коснись её, Вадим!!! ДОТРОНЬСЯ ДО НЕЕ!!! Ты же не разу ей даже дверь не открыл!! Домофон!! – орала Галя странное, – домофон всегда не работал, когда она приходила!! Мы ни разу не открыли ей дверь через домофон!! Потому что ты слышал вызов домофона в своей голове! – долбила Галя пальцами себе по вискам. Сейчас она идеально походила на сумасшедшую. – А она, эта няня, просто входила в дверь!! Или стояла у лифта! Все, что уже видел Миша!! Она является нам! Она нереальная!! ГИПНОЗ!! – громко шипела Галина, вылупив глаза на напуганную девушку.

Вадим и Катя забились в угол от несущей ахинею молодой матери. На шум вышла соседка. Та, что жила слева. Пенсионерка Клавдия Федоровна чуть не упала в обморок, видя озверевшее лицо Буряковой Галины, кидающейся на мужа в попытках дотянуться до няни. Руки Галины были вытянуты вперед. Она сжимала пальцы, как дикая кошка, стараясь зацепить жертву острыми когтями.

– Клавдия Федоровна! – завопил Вадим, – принесите воды! – Та понеслась скорее домой, прихватив с полки у иконостаса бутыль со святой водой. Она щедро опрыскала голову Гали, вода потекла по ее лицу, холодные струи стекали за шиворот. Галя обернулась и выхватила стеклянную тару из рук Клавдии. Вадим как раз отошел от няни и Галине хватило времени, чтобы сделать замах. Со всей силы она швырнула увесистую стеклянную бутыль в няню Катю. Девушка не успела закрыться руками. Бутыль летела ей прямо в голову. Еще мгновение, и на стену прыснет не святая вода, а серое вещество из раздробленного черепа Катерины.

Бутыль врезалась в окно лестничной клетки за спиной девушки, разбивая вдребезги стекло. Священный сосуд прошел на вылет… и через окно, и через голову няни. Волнообразное колыхание образа Кати вновь предстало перед Вадимом, Галей и Клавдией Федоровной. Галя попала точно в цель. Бутылка прошла через няню, как через пять дэ модуляцию и разбилась об асфальт на проезжей части. Следующей на плитку лестничной клетки шлепнулась в обморок Клавдия Федоровна. Подойдя теперь к няне, Вадим коснулся ее руки, и та прошла навылет.

– Роботизированная голограмма?.. – оборачивался он по сторонам, ища поддержки у каких угодно свидетелей, кроме своей семьи.

– Нет, она только в твоей голове! В моей голове! В голове соседки Клавдии! Она визуализация посланного нам образа. Ее здесь нет.

– Кем послана?.. Зачем?..

– Наш сын послал нам образ няни в головы! Именно такой он запомнил ее! Она приходила на собеседование в этой одежде и каждый день мы видели ее одинаковой! Только что после спортзала я встретила Катю в магазине. Она никогда у нас не была. Потому и деньги ни разу не взяла. Она не могла передвигать предметы и вступать в контакт с физическими объектами…

Их разговор прервал шум в лифте и показавшиеся на лестничной клетке врачи скорой. Один из низ тут же ринулся к соседке, лежавшей на полу, – что у нее? Сердце? Был вызов про маниакальное поведение?

– Кажется, сердце… – пятилась Галина к мужу, подтягивая оторванный рукав к плечу, – она что-то говорила про девушку из… света. Если вам скажет, не верьте. Померещилось, наверное. – Никакой няни Кати за спинами Вадима и Гали уже не было.

– Мамаша, вы хоть детку свою уведите! Чего малышу на такое смотреть?

Только сейчас Вадим и Галя заметили стоящего у двери в квартиру Мишу. Его черные глаза впивались в родителей со спокойной улыбкой на мудром личике.

Глава четвертая

«Сомнолог»

После случая с гипнозом, наваждением, проекцией или еще Бог знает чем, Галя рассказала мужу о телефоне психотерапевта с визитки. Что там особый санаторий, а не психушка. Почему бы не попробовать? «Ну что мы теряем!? Нам уже нечего терять».

Они собрались в дорогу следующим же утром, проведя бессонную ночь в детской Миши. Спать решили поочередно, по три часа, сменяя друг друга. Разложив гостевые раскладушки коротали ночь за просмотром киношек и чтением всякой ерунды в интернете. А с наступлением утра, покидали первую попавшуюся одежду, если придется остаться на ночь. Санаторий находился за московской областью, более ста пятидесяти километров в дороге. Вадим предупредил по почте коллег, что простудился и берет больничный.

Прибыв в указанное место, Буряковы сворачивали от одной деревни к другой, промахнувшись с нужными поворотами пять раз, пока не выехали к постройке, напоминающей частную виллу. Резные ворота из витого чугуна высотой в шесть метров открылись электрическим приводом. Санаторий – вилла был выстроен из красивого белого камня, отделанный скандинавскими плитами, имитирующими природный износ с зеленоватой патокой. Крыша с башенками и ветренными флигелями, ухоженные газоны посреди соснового леса. Психушка напоминала дорогой отель с ухоженной территорией, альпийскими горками, фонтанами и беседками.

Минуя центральный вход, Буряковых встретила одна из администраторов. Она взяла их документы и подготовила договор. Кофе – леди сервировала чай с зефиром в шоколаде у гостевых диванов на золоченом столике. Через двадцать минут ассистентка проводила напуганную притихшую семью к кабинету Слаквы.

– А вы у нас семья Буряковых! Давайте знакомиться, – протянул руку высокий мужчина в костюме. Ему было около сорока. Голова круглая с небольшими проплешинами от седых висков. Он говорил неторопливо и вкрадчиво, видимо, как все психологи. Желая оставаться для каждого своего пациента, другом, соратником, жилеткой для слез, подушкой для объятий, священником для исповеди. – Меня зовут Артур Артурович Слаква, главный врач, профессор психиатрии. Со всеми первичными посетителями предпочитаю встречаться лично. Прошу в мой кабинет, проходите. – Слаква жестом пригласил встревоженную семью проследовать за резную дверь со стеклянным витражом. Цветная мозаика стекла светилась на солнце и, если как следует приглядеться, обязательно увидишь в узоре диких орланов, парящих над прериями.

Проходя в кабинет Слаквы, Буряковы продолжили рассматривать лепнину потолка в стиле барокко, золотые канделябры люстр, высоченные окна от пола до потолка с видом на сосновый лес. Стены сплошь покрывали светильники: от крошечных до огромных. Больше пятидесяти и все они были включены, несмотря на середину дня. Обстановка кабинета тоже была странной. Галя заметила, что все фотографии и картины висят на стенах вверх ногами. Такая же ситуация с часами и любым предметом, что можно было устойчиво поставить. Они стояли перевернутыми: сервизные чашки, покрыты на перевернутых днищах блюдцами; телевизор без звука с рекламным роликом санатория. Теперь Галина поняла, что и витраж в двери был сложен так же неправильно. И то были не белые орланы, а льдины посреди океана. Слаква пояснил, – такая обстановка заставляет активнее работать мозг. Все, что для головы непривычно, обрабатывается иначе, пока не станет обыденным.

– Наш сын так делает! Все предметы ставит вверх ногами… Почему?.. И у вас здесь так же… Это особый диагноз? – взволнованно начала разговор Галя охрипшим от вчерашнего ора на лестничной клетке голосом.

– Скорее особый сигнал миру. – Подумав, ответил врач.

– Какой сигнал? Что пора пациентом в дурку! Теперь в этом окружении и он стал бы нормальным. – Ерничала Галина.

– Мы здесь никого не называем пациентами. А то, что для вас кажется непривычным, для наших гостей норма. Или вы принимаете их мир, или они ваш.

– А ваш? – Не унималась Галя, – у вас мир, разве не такой, как у нас или у них?

– Мой мир всегда где-то между. Я нейтральный рефери. Никого не сужу, и не принимаю ничью сторону, только констатирую увиденные мною факты. Прошу, располагайтесь на диване, – Слаква уселся в кресло на тонких золотых ножках. Кресло было выполнено из красного бархата с широким подголовником. – У нас повсюду постелены ковры из шерсти альпак. Малыш может разложить свои игрушки рядом с вами, если вы не захотели оставить его в детской комнате.

– Он не будет играть, спасибо, – ответила Галя.

– Вы, значит, Галина, – кивнул врач. Профессиональным зрением он уже заметил пролежни от каких-то стяжек на ее запястье, заживающую шишку и симптомы недавней травмы головы. Глаза расфокусированы, сетка красный подтёков внутри глаза только начала проходить. У нее на макушке остались темные солнечные очки. Которые она пару раз опустила на глаза, но потом снова вскинула поверх волос. Женщина выглядела бледной, как и ее муж, – а вы Вадим, – перевел теперь взгляд Слаква на молодого мужчину. – Что ж, первое, что я могу сказать, это слово «испуг». – Буряковы синхронно вздрогнули, – вас обоих что-то очень сильно напугало. Что с вами произошло?

– Мы… – начала еле слышно Галина, – мы замечаем много странного в нашем сыне. Ему три с половиной года, но он развит словно бы ему двенадцать, а иногда… иногда я смотрю на него, как на взрослого… Словно это не ребенок, а взрослый мужчина.

– Вы его обучали или такое быстрое развитие произошло естественно? – Слаква взял блокнот, делая какие-то пометки.

– Естественно. Он сам таким становится и… и с нами что-то творится, когда он рядом. Мы видим образы… Доктор Слаква, вы нас явно в дурку должны запереть!!! Мы… Мы неделю отставляли его с няней, которой не было!… Что это!? Что за массовый психоз!? Я и муж, и соседка смотрели на девушку Катю, как смотрим на вас… а она была лишь проекцией в наших головах.

– И образ Кати вам послал трехлетний Миша, – резюмировал врач, заканчивая фразу не вопросом, а утверждением. – Откуда у вас следы стяжек, Галина? Вы приковываете себя по ночам?

– Как вы узнали?… – схватилась она за руки.

– Галлюцинации, лунатизм, управление сознанием, гипноз… вы переживаете Внедрение. В ваш мозг, в мозг вашего мужа, соседки и любого объекта происходит внедрение из вне. Это, видимо, и делает ваш сын. После внедрения память объекта стирается. Человек может все забыть.

– Какое еще внедрение!? Это же не голливудский низкокачественны ужастик!? – фыркнул Вадим.

– Боюсь, это хуже фильма. Это жизнь. И чтобы узнать больше о способностях Миши, я советую вам оставить его здесь.

– Каких еще способностях? Что вы имеете ввиду? – Вадиму все больше хотелось поскорее уехать из санатория, где его сыну вот-вот поставят диагноз одержимого шизофреника.

– О способностях сомнолога. Есть такая наука сомнология. Она изучает все, что связано со сновидениями. Специалистов теоретиков довольно много. А вот практиков… Их можно встретить очень редко. Особенно сомнологов, у которых есть способность выходить в осознанные сновидения. В астралы. Помимо этого, сомнолог может внедряться в голову любого человека, посылать галлюцинации, усыплять, стирать память.

– ….А вы точно профессор? Вам лет сорок? Не рано ли?… – усомнился Вадим в компетентности врача.

– Не рано. Я особо не спешил защищать диссертацию.

– Он трехлетка!? Доктор Слаква, как это возможно!? Какой еще сомнолог?

– Как это прекратить? – подала голос Галина, – ребенок неуправляем! Я дважды была на волосок от смерти! И все это за пару недель! Мы боимся отстаиваться с нашим сыном или подпускать к нему кого-то…. Дайте таблеток, чтобы это прекратилось.

– Это не остановить. Он учится.

– Чему!? – спросили хором Вадим и Галя.

– Ваш сын учится управлять и использовать свои способности сомнолога, – Слаква поднялся из-за стола, прохаживаясь теперь вдоль открытых настежь балконных дверей. – Он еще слишком маленький, но, однажды, ваш сын разберется, что к чему. И еще, – Слаква резко обернулся к ним, – не думаю, что он желает причинить вам всё это зло. Он ваш крошечный сынок и умеет только любить вас. Он был рожден с одной только любовью к своим родителям, как всякий младенец.

– Тогда что же он делает? – покосилась Галина на мальчика.

– Защищает. – Спокойно ответил Слаква. – В вас внедряется кто-то еще. В вас Галина, видимо, проще. Вы восприимчивы, может быть, наследственность. Это одно из качеств вашего чуткого сна, полагаю. Сновидения у вас яркие и эмоциональные, вы передали эту особенность сыну. Миша чувствует внедрения в вас. Иногда, он сам становится объектом.

– В меня внедряется сомнолог? Зачем? Кому это нужно? – не понимала Галина и половину слов психолога.

– Как я уже сказал сомнологи управляют снами. Внушают нам любые идеи. Они могут ходить в гости в головы людей, как мы с вами в булочную. Человек спит, а им в это время управляет сомнолог. Для всех окружающих он обычный. Ходит, говорит, делает, но все то, что передает ему сомнолог. У вашего сына такой же дар. И такую силу за все свои годы практики я встречал только раз. – Слаква с любопытством смотрел на маленького мальчика, уставившегося в книжку с рабочего стола Слаквы. – Он нас слышит и понимает каждое наше слово. Вы должны всегда знать об этом, потому что ваш сын или пустит свой дар во благо, или же сможет творить ужасные страшные вещи. Он будет внушать людям прыгать с крыш и стрелять себе в головы, танцевать на перилах моста, переходить двадцать полос МКАДа с черной повязкой на глазах… Он сможет управлять поступками, получать желаемое. Никто не знает, во что выльется его способности.

– Этого не может быть, доктор!!! – подскочила Галя с дивана, – ему не нужен такой дар! Пропишите лечение! Таблетки! Любое вмешательство, чтобы это прекратить! – Галина, вдруг, попятилась от сына, – Господи, он опять это делает!… Его глаза опять темнеют!… Вадим… ты видишь? Помогите мне! Помогите! Я сейчас снова захочу себя убить… – Галина пятилась к двери, – в прошлый раз он послал мне видение перерождения в бабочку, и я чуть не сиганула с двадцатого этажа!!! – она уперлась спиной в дверь, – спрячьте меня, умоляю!!!

– ВИИИИКАААААА!!!!! – заорал Миша. От неожиданности и мощности голоса ребёнка Слаква вздрогнул. – ВИИИИИИИИКАААААААА!!!!! ВИИИИИИИИКАААААААА!!!!! ВИИИИИИИИКАААААААА!!!!!

– КОГДА ОН КРИЧИТ ЭТО ИМЯ СЛУЧАЕТСЯ СТРАШНОЕ! – Пытался перекричать сына Вадим. – Галя, подожди! Оставайся у меня на виду!

– ВИИИИКАААААА!!!!! ВИИИИКАААААА!!!!! ВИИИИКАААААА!!!!! ВИИИИКАААААА!!!!! ВИИИИКАААААА!!!!! ВИИИИКАААААА!!!!! ВИИИИКАААААА!!!!! ВИИИИКАААААА!!!!! ВИИИИКАААААА!!!!!

ВИИИИКАААААА!!!!!

Стекла в кабинете психолога вылетели фейерверком тысячи мелких осколков наружу. Прекрасный витраж ударил кусочками мозаики с рисунком орланов-айсбергов в лицо Галине, исполосовав его до крови. Выдернув из щеки особо крупный кусок с изображением когтей орлана, Галя побежала прочь! Прочь из санатория, прочь от Слаквы, прочь от своего сына!

– Не могу… я больше не могу!!… – она пресекла выстриженные газоны и выскочила на опушку, убегая дальше в лес, – пожалуйста, пусть это прекратится… Умоляю, хватит!! – спотыкаясь о корни, переваливаясь через стволы поваленных сгнивших деревьев, она падала в болотистые лужи. Хлюпая полными болотной тины кроссовками, продолжала бежать, пытаясь просто исчезнуть, раствориться, перестать быть частью ужаса, поселившегося в ее ребенке-монстре. Беглянка, предательница или жертва, истязаемая собственным сыном? Галя не знала, кто она?

Вымотав себя до потери сознания спустя пять часов бега, она упала лицом в прохладный мох, желая быть поглощённым им. Куковала кукушка. Звук. Кукушка. Галина еще может слышать, значит, она еще была в сознании, значит была жива. Треск ветки. Ей было наплевать, хоть медведь, хоть волк, пусть терзают ее тело! Пусть остановят агонию ее страха.

– Кто здесь?… – прошептала Галя, продолжая лежать лицом вниз, уткнувшись в прохладный мох.

– Это я, – ответил ей лес.

– Кто ты?..

– Вика, – произнес детский девчачий голосок.

– Ты моя галлюцинация… Что ты такое!?

– Пйосто Вика, – пожала та плечами. Галя лежала лицом вниз и не видела девочку.

– Ты никогда не оставишь меня в покое..?

– Неть… Я пйишла, чтобы как йаз отпйавить тебя на покой, – спокойно ответила девочка, рассмеявшись густым оглушающим смехом, – хи-хи-хи! Тебе пойа возвлащаться! Пйощай, Галя.

Кукушка больше не куковала.

Глава пятая

«Подарок на двенадцать лет»

Галину объявили в официальный розыск спустя сутки после того, как она не вернулась из леса.

В тот же день, как в лесу потерялась Галя, Вадим оставил Мишу в санатории на попечении доктора Слаквы. Он изредка навещал сына по выходным, занимаясь неистовыми поисками жены.

Скоро Галя числилась пропавшей без вести уже семьдесят дней. Вадим стал навещать сына раз в месяц. Наступила зима. Располосованные черным и желтым ленты поисковых троп развивались посреди белых холмов снега, указывая путь в никуда. К весне Вадим набрал волонтеров и очистил деревья и кустарники. Никаких следов Гали обнаружено не было.

Спустя три года, Вадим остановил оплаченные коммерческие поиски своей жены или ее тела. Перестал ходить по гадалкам и снял с контрактов наемных сыщиков. Теперь он приезжал к Мише только раз в году на летних каникулах.

Еще через шесть лет Вадиму предложили оформить документы и получить свидетельство о смерти своей жены. Звонок с этим предложением поступил двадцать третьего июня в день рождения сына Миши. Сегодня тому исполнилось двенадцать.

– Видела бы ты, каким он стал, Галчонок, – разговаривал Вадим с фотографией своей супруги, пока ехал в санаторий Слаквы. – Заматерел, вытянулся. И воспитанный. Умный… Мне так больно смотреть на него и видеть тебя… – Вадим испытывал и вину, и стыд. Он не мог принять решения девять лет оставить сына или забрать? – Слаква его обучает на совесть. У него твои светлые волосы. Он делает такой смешной хвостик сверху, а внизу на затылке состригает коротко. У молодежи, видимо, теперь модно. И твои зеленые глаза… Он стал нормальным. Нормальным… как мы с тобой хотели, как мы мечтали… Только ты не дождалась. В санатории ему помогли, научили сдерживать силы сомнолога, контролировать их и не применять во вред. Он у нас скрипач! Что угодно может сбацать! – задержал Вадим долгий взгляд на фотографии с потертым уголком, – как он ненавидел те музыкальные колыбельные с дешевой полифонией из пластика, помнишь? У него ведь совершенный слух, – улыбнулся Вадим. – Где бы ты ни была, Галчонок, я тебя не забываю…

Припарковав машину, Вадим направился к отдельно стоящим домикам, где проживали на постоянной основе некоторые гости (пациенты) доктора Слаквы.

– Пап, проходи, – открыл дверь в свою комнату Миша, не дожидаясь пока отец постучит, – я увидел тебя в окно, – спешил объяснить Миша, что не рылся в мозгах отца.

– Здравствуй, сын! Я к тебе без подарка… Точнее, он есть, но не материальный. Скажи, – Вадим решил не медлить и оттараторил свое предложение с порога, – как ты смотришь на то, чтобы вернуться жить домой, ко мне? Прямо сейчас! Ты бы хотел?.. – Вадим не знал, где его сыну лучше в закрытой школе или среди нормальных сверстников?

– У меня здесь все неплохо, пап. И друзья есть. – Пожал плечами Миша.

– Да, но они все взрослые! Семёну Дмитриевичу почти семьдесят, – припомнил Вадим вечно хмурого деда. Тот был отправлен в санаторий за тридцать попыток взлететь с печной трубы своего дачного домика прямиком на луну. Старик утверждал, что способен управлять отрицательной гравитацией и нашел способов перемещения в пространстве.

– Его бред не такой уж и бредовый, пап. Есть в его зарисовках ценные наблюдения и формулы о временной запутанности.

– Ну, он же профессор физики в прошлом. Что-то да помнит про квантовое бессмертие. Ну а друзья твоего возраста? Или девочки? Тут ведь нет ни одной подружки!

– Девчонки…! Они все глупые и думают о сериалах, фейсбуке и селфи, ты о чем вообще? Мне никогда не будет интересна девочка-ровесница! Вот, Белла Сургут куда как больше подходит.

– Мадам Белла? Ей же сорок! Учти, сын, не законно сорокалетней крутить амуры с тинейджером! Ее посадят за такое в тюрьму.

– За стихи в тюрьму не сажают. А я главный герой в ее лирике, это-то законно?

– Главный герой… а с какой особенностью она здесь? Что-то, вроде, с неудачным гипнозом в ее анамнезе?

– Да, она хотела похудеть. Весила сто шестьдесят при росте в сто пятьдесят пять. Пошла к какому-то умельцу, распиаренному у себя в Брянске. Так хорошо ей промыли мозги, что есть перестала! Теперь борется с анорексией. У нее специальные майки под одеждой с внутренними карманами для свисающей лишней кожи. Белла похожа на оплавившуюся свечку. Фитиль, который таскает повсюду за собой былой воск.

– Мама бы хотела, чтобы ты рос в социуме. Бегал с пацанами по макдональдсам и киношкам, целовался с какой-нибудь Леночкой или Олечкой с соседней парты! Она бы не желала тебе навечно скрываться от людей.

– Ты знаешь, – отвернулся Миша. Воспоминания отца о матери вгоняли его в ужас. Сам он пытался не вспоминать ее, – это я виноват в том, что она пропала.

– Не говори так. – Вадим обогнул сына, разворачивая его к себе, – ты был ребенком! И не умел контролировать свои силы. – Он медлил, – ты молчишь до сих пор и не сознаешься ни мне ни Слакве, что это была за «Вика», которую ты постоянно звал. Ты решил скрыть информацию о ней, ведь так?

– Я ничего не могу вспомнить про нее… Это правда. Обрывки, куски ощущений, не помню, что она значила для меня! Вика стерла мне память. И она еще объявится, отец.

– Что?

– Конечно, объявится! Думаешь, она оставит меня в покое? Я только и делаю здесь, что тренируюсь блокировать. Блокировать сон, блокировать мысли, блокировать мечты. Я скоро заблокирую способность дышать, чихать и моргать! И ты хочешь, чтобы я снова оказался рядом с тобой? Надолго ли отец? До очередного моего приступа со стеклянными глазами!?

– Вика уже получила, что хотела. Разрушила нашу семью! Я один. Ты заперт. Мать пропала, скорее всего умерла. Если она выбрала нас, чтобы издеваться, то добилась чего желала.

– Я поеду с тобой, отец, но только если ты признаешься!

– Признаюсь, но в чем?

– Вы что-то сделали, да? Причинили кому-то боль? Вике или той, что прикидывается ею? Ты должен мне все рассказать, чтобы я был готов, появись она снова!

– Но мы с твоей мамой не причиняли никому зла! Нонсенс! Она даже шубу не хотела, чтобы я дарил! Жалела зверушек. А на новый год ни разу у нас не было спиленной елки.

– Это не случайный выбор… Кем бы не была Вика, она чего-то добивается! Что если ты тоже забыл? – Миша сел на свою кровать, накинув на голову капюшон, – если ты мне доверяешь, сядь рядом.

– Зачем?..

– Если я отключу тебя прямо сейчас, ударишься головой, расшибешься еще. А на кровати отрубиться мягче.

– Ты хочешь влезть мне в голову?

– Блокировать я умею, но и кое-что другое тоже.

Вадим сомневался, стоит ли ему ворошить былое? А, вдруг, и правда они с Галиной совершили страшный грех… за что и расплачиваются…

– Хорошо! Делай сын! – согласился он, запирая дверь комнаты на ключ, – делай, что считаешь нужным! Сегодня мне предложили оформить свидетельство о смерти на маму. От того, что ты увидишь зависит это решение! – Он сел на кушетку, заметив лишь карие глаза сына, которые становились все темнее и темнее. Тот даже не коснулся отца, лишь смотрел, отправляя его в страну Морфея. Миша тут же и сам последовал за ним. Как во всех своих выходах в астрал, он плавно коснулся ногами все той же комнаты, где они были с отцом. Выглядела она теперь сотканной из плотного серого дыма. Ноги Миши утопали в нежной серой дымке по колено. Серый цвет был единственным оттенком всего, что окружало Мишу. Даже его отец был проекцией здесь. Только сомнологи не менялись, прибывая внутри. Они управляли астралами, создавали их, а потому отражались в ней такими, какими были в жизни. Как минимум «цветными».

Стоило Мише войти в дымку, и его окликнул голос старой знакомой Киры Берестовой, с которой Миша познакомился несколько лет назад, путешествуя по астралам. Он выбирал головы наугад, желая найти тех, кто занят чем-то интересным. Внедряясь в их явь, превращал объект в ходячего лунатика. Так Миша изучал планету. Он прогуливался по великой китайской стене, опускался под воду в батискафах Мир, ночевал в гранд каньоне. Однажды, ему выпал шанс забраться в сны космонавта, но неожиданно Миша оказался выбит из сна вон! Он чуть не проснулся от неожиданности, удерживая себя в сером мире тумана и дыма.

– Ты кто? – уставился он на курносую конопатую девочку, что вышибла его из такой интересной головы.

– Это мой космонавт! Поищи себе другого! – ответила ему дерзкая девочка. Лицо ее было в веснушках, а длинные каштановые волосы убраны в высокую прическу а-ла мадам Помпадур.

– Откуда ты взялась только?.. Из позапрошлого века? – на ней было длинное золотистое платье в рюшах, белые колготки и смешные золотые туфли на толстом каблуке. Просто копия девочки с картины «Менины». Только повыше.

Девочка рассматривала Мишу. Она и сама раньше не натыкалась на другого астральщика. – Меня зовут Кира Берестова, мне шесть! А тебя? Погоди, я сама все узнаю из твоей головы, не подсказывай!

– Я и так во сне! Ты усыпишь меня прямо здесь? – но он не договорил, как рухнул в клубящуюся у ног дымку. Очнулся он, только когда ему позволила Кира. Она сидела рядом и гладила его по спине, – мне жаль, Миша. Жаль твою маму.

– А, что?.. – не понял он, как это у девчонки получилось усыпить его в собственном сне!?

– Как ты это делаешь?

– Не знаю! Оно само получается! – захихикала Кира, – знаешь, я тебе его дарю! Космонавта! Иди, полетай вокруг орбиты! А я завтра! – и она легко провалилась в серый туман, закручивая золотыми юбками длинного платья серый водоворот.

– Что за сомнологша еще на мою голову? – не понял Миша, но с тех пор Кира стала его другом в астральных забегах по планете. Она всегда выглядела и одевалась как-то необычно. Волосы в сложных прическах или тугих локонах. Белые колготки с лакированными босоножками. Объемные платья с пышными бантами на поясе.

Сегодня, почувствовав Мишу на серой стороне, Кира нашла укромное место в коттедже своих родителей и уснула, чтобы выйти в астрал.

– Миш, ты чего решил астралить в час дня? Ночи тебе не хватает? Ой, а это кто с тобой? – кивнула она на лежащее на серой кровати тело.

– Мой отец. Я думаю, кто-то подтер ему память. Сильный сомнолог. Тот, что называет себя «Вика».

– Зачем Вике стирать ему память?

– Отец с мамой могли совершить какой-то ужасный поступок, за что Вика им мстит! Она издевалась над мамой, внедряясь в мой разум с тех пор, когда мне было три года! Я боролся, как мог, но всякий раз проигрывал. А потом… мама исчезла. И мне нужно узнать, чего хотела Вика?

– Твою маму не нашли…

Миша покачал головой, – такой подарок на день рождения. Свидетельство о смерти матери, – он зажмурился, отворачиваясь от Киры. Вот-вот из его глаз хлынут слезы. Приблизившись к мальчику, Кира коснулась его плеча своими тонкими музыкальными пальцами, – не делай этого, Миш. Оставь папу в покое. Неважно, что было в его прошлом, главное, что вы есть друг у друга сейчас. А та Вика давно пропала из ваших жизней.

– Он… Он хочет, чтобы я снова стал жить с ним, – Миша не хотел шевелиться, чтобы не спугнуть ее робкую руку со своего плеча, – говорит, пойду в обычную школу, найду обычных друзей, а не нынешних с прибамбасами… как у меня самого.

– Здорово как! Обязательно соглашайся! – Кира обошла его со спины и теперь смотрела прямо в зеленые глаза своего друга, – я тебе завидую!.. Очень!.. Мои родители не позволяют мне покидать коттедж из-за болезни. – Миша знал об этом. К сожалению, Кира страдала приступами удушья и страшной аллергией на пыль. На обычную пылюгу, что роится всюду! Врачи говорили, что она не проживет и дня за пределами стерильного дома. Задохнется от отека горла через несколько часов. Потому девочка жила в изолированном поселке, в частном трехэтажном коттедже с штатом персонала в десять человек. Они безостановочно мыли, терли, драили и отчищали комнаты, по которым было дозволено бегать Кире. К ней приходили педагоги по школьным предметам. Каждого сотрудника облачали в защитный костюм с капюшоном, маской и перчатками. Гувернантка обучала этикету и хорошим манерам, что ценили ее родители в своей дочке. Учительница игры на фортепиано тренировала Киру, клацая по клавишам пальцами в прозрачных клеёнчатых перчатках. Преподавательница вальса Серафима облачалась в безразмерный комбинезон с пластиковым колпаком-шлемом и крутила в нем свои квадраты.

До девочки никто не мог прикоснуться и ей самой было строго на строго запрещено это. Никогда в жизни она не держала за руку другого человека. Своей собственной рукой. Только через ощущения тел людей, в которые она внедрялась.

В астрале серой дымки Кира и Миша являлись самими собой. Они управляли дымкой, могли ее контролировать. Другие усыпленные, как сейчас отец Миши, проектировались в дымку сгустком серого тумана. Человек оставался собой только становился бесцветно-серым в бесцветно серой вселенной астрала.

Миша с Кирой давно договорились не внедряться в разум друг друга пока они бодрствуют. Он даже научил Киру, как блокировать свой разум от посторонних сомнологов, о которых они только слышали, но никогда не встречали. Либо те осознанно избегали детей, храня свои способности в тайне. Либо в мире так мало умельцев, подчиняющих себе сновидения, что бескрайних просторов серой дымки хватало на всех с избытком.

Как-то раз Кира разрешила Мише посмотреть на мир ее глазами. Он долго смеялся над преподом математики, роняющим маркер, удержать который тугой белой варежкой скафандра не так-то просто! Первые выходы в осознанные сновидения – в астралы, начались у Киры в возрасте пяти лет. Она видела по телевизору передачи, в которых показывали других людей. И детей. Таких же маленьких, как она. Кире безумно хотелось узнать, кто же они такие? Но родители объяснили, что Кира никогда не сможет поговорить с настоящим ребенком на детской площадке, не сможет бегать в догонялки по двору, не сможет пойти зимой на каток, а летом на речку. Вся ее жизнь здесь, на пятистах квадратных метрах загородного коттеджа. И счастье еще, что ее родители были обеспечены и могли позволить себе подобные условия для дочери. Иначе жила бы она всю жизнь в пластиковой сфере, внутри шарика в закрытой больнице.

После признания родителей Кира ушла в себя. Находясь в шоке, пробившись в истерике и голодовке пять дней, в одну из ночей Кира проснулась на своей кровати. Она огляделась и не поняла, почему ее зрение потеряло все краски? Комната выглядела серой, а вся мебель, стены, игрушки, письменный стол, ее тапочки под ногами были сотканы из тонкого струящегося дыма. – Что происходит?… – коснувшись ногами пола, девочка почувствовала его мягкость, обтекаемость, воздушную нежность. Она провела рукой по некогда плюшевой лошадке-качалке на деревянных полозьях, и та задергалась в такт ее прикосновения. На руке Киры остался клубиться небольшой водоворот серой дымки. – Вот это да!… – прошептала Кира, рискнув подойти теперь к окнам, трогать которые было строго на строго запрещено. Щеколда отсутствовала, окно закручено намертво. Его в добавок залили еще и цементом. Окна в доме Киры никогда не открывались.

Девочка уставилась на небольшого белого ночного мотылька, что бился о стекло. Он был бы белом в реальности, а здесь цвет его стал таким же серым. Ночная бабочка размахивала плотными крыльями, создавая новые и новые завихрения вокруг себя. Как только мотылек пробрался в вакуум их коттеджа?

– Я велю тебе дым, открыть мне окно… – робко попросила Кира о самом сокровенном желании. И оно моментально исполнилось! Распахнулись настежь все шесть створок на трех окнах в ее детской. Серый мотылек выпорхнул прочь, зовя за собой девочку. – Работает! Волшебство какое-то! Тогда… тогда я хочу потрогать белого медведя в Антарктике! – произнесла Кира совсем неправдоподобное желание. В этот момент она перестала ощущать под ногами облачную дымку, проваливаясь в нее с головой. Падать было приятно, недолго и так вкусно пахло! Серый дымок имел необычно знакомый аромат… он пах мандаринами и корицей и еще чем-то свежим, что Кира определить не могла. Намного позже она узнала, что так пахнет океан. В своей пижаме с розовым зайцем Кира стояла теперь напротив дикого полярного медведя. Он был соткан из серой дымки, и она наяривала ему между ушей, лохматя руками тугой жесткий мех.

С той самой ночи Кира не могла дождаться наступления времени сна. Она вышла из своей детской депрессии, с аппетитом кушала, играла, обучалась, не переставая расспрашивая педагогов о самых недоступных местах на планете. Сейчас к своим двенадцати годам, Кира посетила каждый уголок планеты. Она каталась на всех существующих аттракционах. Сначала используя их проекции в серой дымке, а потом, научившись внедряться в разумы бодрствующих, переживала эмоции в телах других детей. Кира находила уставшее сознание ребенка. Тот уже получил массу впечатлений или просто не выспался. Пока ребенок думал, что я типа так… просто долго моргнул, Кира ловила его разум, усыпляя. Теперь ребенок спал, а в его голове существовала она. Она могла бегать, играть и делать в захваченном теле, что ей только вздумается! Родители такого захваченного ребенка больше не могли его контролировать. Он переставал слушаться, не отзывался на имя, совершал странные поступки. Короче, выглядел полным лунатиком. Распознать внедренного можно лишь по остекленевшим глазам, которые переставали моргать.

Но завести друзей или остаться в захваченном теле надолго Кира не могла. Ее астралы заканчивались с наступлением утра. Сбитый режим сна Киры стал нормой ее жизни. Перезагружая свой собственный мозг, активно работающий ночи напролет, Кира стала кемарить на уроках и после каждого приема пищи. Родители и врачи закрывали на это глаза. Все-таки она была не очень нормальной девочкой. Но по крайне мере, она выглядела счастливой, любознательной и здоровой.

Единственным другом Киры в сером мире стал ее ровесник, двенадцатилетний мальчик Миша. Тот ничем не болел. Но тоже был особенным. Он пережил трагедию, потерял мать, остался жить в санатории для людей с психологическими особенностями, редко видя отца и сверстников. А теперь, когда папа готов забрать его домой! Он получит шанс прожить все то, чего никогда не сможет прожить Кира. Прожить жизнь по-настоящему, а «не проспать» ее.

Кира только надеялась, что не запрет свой разум от нее навсегда… Кроме серой дымки и друга Миши у нее больше никого не было. Даже родителей, которых она не обняла ни разу за свою жизнь.

Запирать свой разум от внедрения было несложно. Профессор Слаква обучил нехитрому приему Мишу давным-давно, чуть ли не с первого дня, как он поселился в санатории. Пары месяцев, а уж тем более года, Мише хватило бы сполна, чтобы разобраться в сомнологи. Он прожил в санатории уже девять лет. Поначалу отец все силы бросил на поиск мамы. Со временем он привык жить один, да и боялся… Боялся… как бы все не началось сначала. Вадим смирился и признал, что его сын сомнолог. Он родился с даром управлять сновидениями. Но как воспитывать сомнолога? Разве есть такие учебники? Или садики для детей со сверхспособностями? Или школы?

– Ваш сын, кто? Телепат? Он хотя бы мысли читать-то умеет? – разыгрывал в воображении Вадим сценарии родительской болтовни на собраниях и выпускных огоньках. – Что говорите? Он у вас сомнолог… Всего-то! А вот мой через стены проходит и уменьшается до размера комара! А у Игнатенко дочка, та вообще умница! Все пятерки получила по скоростному чтению мыслей, киданию силой разума бейсбольного мяча за километр и точному расчёту до минуты графика землетрясений на севере Австралии! – ответила бы ему румяная гордая мамаша, сжимая в руках кубок «лучшему провидцу года». И Вадим бы радовался за юных провидцев, чтецов, телепатов и знахарей. Главное, что его сын был бы счастлив. Он жил бы в своей среде. Вреди других одаренных. Но таких школ не существовало. Такой жизни не существовало. Дурдом или санаторий, который Буряковым посчастливилось найти, вот и все варианты для Миши. Профессор Слаква и сотрудники центра обучали Мишу по домашней программе. Еще и получше стандартной школьной. Вадим не вмешивался, он только знал, что сын сдает заочно все экзамены онлайн и получает максимальные баллы.

Кира смотрела на проекцию отца Миши из серого тумана, – чтобы ты не нашел в его голове, твою маму не вернуть. Вика давно про тебя забыла… Она не появлялась девять лет… Подумай, хочешь ли ты лезть в его мозги и ворошить старые тайны?

– Чтобы найти там какую-нибудь фигню и не вернуться домой… – Вздохнул он. – Я бы хотел попробовать пожить с ним. В реальном мире.

– Поезжай! Ты ведь разрешишь мне разок внедриться в твою голову на уроках или переменках? – улыбнулась Кира, – мне так хочется увидеть настоящий школьный класс твоими глазами, а не мою белую пластиковую доску с черными маркерами.

– Конечно, Кир, тебе разрешу! – он перевел взгляд на серую дымку тела отца, – спасибо, ты всегда была умнее, чем я! Не буду копаться в его памяти, просто начнем все сначала!

– Удачи, Миша! – она вытянула руки и не дожидаясь первого шага Миши, прильнула к нему, тесно сжимая в объятиях. Кира много раз тренировалась обниматься на внедренных. Дети с остекленевшими глазами, вдруг, начинали вешаться на шеи, руки и колени прохожих, других детей, своих или чужих мам. Кира тискала любого, кто попадался на пути. Она набила в обнимашках руку, желая, однажды, обнять так Мишу. Ведь никто не научил ее прикосновениям. А Кира знала, что даже прикосновения имеют память. Сама она помнила только одно, самое первое… как ее мама держит новорожденную дочку на руках… Совсем недолго… всего одну ночь.

Сейчас был идеальный момент, чтобы обнять Мишу. Вздрогнув от неожиданности, он обнял ее в ответ, уткнувшись носом в ее плечо и распущенные длинные волосы с запахом мандаринов и корицы.

– Давай вместе, – прошептала она. И обе фигуры, крепко сжимающие друг друга, провалились в водоворот серого дыма. Миша открыл глаза, проморгался, возвращаясь в реальность. – Пап, – шевельнул он за руку отца, – проснись. – Миша посмотрел на часы. Особенная черта астралов – это время. Пять минут проведенные в них равнялись часу здесь. Кажется, в этот выход они с отцом продрыхли три часика. Заерзав, Вадим поднялся на койке сына. Он растирал затёкшую шею, – ну что там, сынок?… Что за грехи на нас с матерью такие?.. Кого-то… мы того…? Или нет?

– Я не стал смотреть, па, того вы или кого, – честно признался Миша, – давай просто начнем жить сначала. Вместе. Исправить случившееся нельзя. Можно только помнить и продолжать.

– Продолжать?

– Двигаться вперед. Хорошо бы двинуться вперед из санатория прямо сейчас! – Улыбался Миша. Вадим не мог вспомнить, видел ли он когда-нибудь сына счастливее, чем сейчас. К своему стыду… он слишком долго избегал своего ребенка.

Вадим был рад решению сына. Да, они не могли вернуть маму, изменить прошлое, которое пережили, но могли помнить о ней, продолжая идти вперед.