Читать книгу Рукопись несбывшихся ожиданий. Теория смерти - Элтэнно. Хранимая Звездой - Страница 1

Если бы Поль, едва он встал с постели, не вспомнил, что не подготовил к предстоящему практикуму седьмого курса все материалы, он не покинул бы свой дом на час раньше положенного и оттого вот уж точно не столкнулся бы с лер Свон. Гадкая студентка шла по запорошенной снегом тропинке словно во сне и при этом волочила за собой мешок, за которым оставался хорошо видимый в свете фонарей кровавый след.

«Нет, вот теперь это точно не голуби», – побледнел Поль, с тревогой оглядывая огромный мешок. В такой запросто бы мог поместиться ребёнок.

– Эм-м, лер Свон.

Он был готов проклинать всё и вся, но совесть настойчиво требовала выяснить подробности, а потому пройти мимо Поль просто-напросто не смог.

– Да? Что вы хотели, мэтр Оллен? – хрипловатым голосом спросила лер Свон, поворачиваясь к нему лицом, и от выражения её грязной мордашки преподавателю вмиг сделалось не по себе. Молодые женщины априори не должны смотреть так холодно и так безжалостно.

– Меня настораживает, – Поль замялся и наконец уставился на мешок, – вот это. Что у вас там?

– Несколько свежих собачьих шкур, – спокойно сообщила студентка. – И не думайте, это не еда. На этих шкурах толком не осталось мяса, я его хорошо счистила.

– Что?

Полю сделалось чрезвычайно дурно. Он не понимал как такое возможно. Ладно там голуби, крысы, кролики, кошки, в конце концов. Но собаки?

– Я говорю, что старалась не оставить мяса. Сами понимаете, еду бы я не смогла пронести в академию. Питаться мне здесь, судя по всему, строго запрещается.

– Знаете, я слышу в вашем голосе претензию, а потому вынужден напомнить вам насколько она не обоснована. Столовая – это не аудитория, где вы обязаны находиться. Руководство столовой может само решать, как ей лучше обеспечить студента положенной ему порцией еды, раз этот самый студент не желает вести себя по-человечески.

Поля порядком взбесило спокойствие лер Свон, и только поэтому он позволил себе высказать ей такое. В целом, он был достаточно уравновешенным человеком, чтобы в лицо комментировать чужое поведение. Более того, его аристократическое воспитание само по себе не соотносилось с тем, чтобы учить элементарной нравственности всякое отребье.

– Ха, – вдруг хрипло хохотнула молодая женщина (это она поняла, что её преподаватель по целительству не в курсе того, отчего ей по-настоящему в столовую ходить запретили), а затем, ненадолго задумавшись, Мила вдруг начала выть по‑волчьи. – У-у-у-у!

– Лер Свон, а ну прекратите! – искренне перепугался за свою жизнь Поль. Он даже подготовил заклинание молнии, чтобы в случае чего отбиться от сумасшедшей.

– А вы будьте осторожнее, – пристально и зло поглядела она на него. – Я не умею вести себя по‑человечески, и потому могу оголодать настолько, что всех вас сожру. Всех вас, р-р-р!

Ненормальная студентка звонко клацнула зубами, и вусмерть перепугавшийся Поль даже отшатнулся от неё. Он вмиг понял, что ну никак не хочет продолжать в новом году курсы для группы, в которую входит лер Свон. А молодая женщина тем временем двинулась дальше по дороге и вскоре свернула на дорожку, что вела к кафедре некромантии. Тяжёлый мешок она при этом едва волочила.

Перестав с осуждением смотреть на лер Свон, Поль двинулся по освещённой фонарями дороге дальше. Снег скрипел под его утеплёнными сапогами, с губ у него то и дело срывались облачка пара. Пожалуй, если бы он перед приездом в академию не сбрил свою бородку, на ней бы образовались кристаллики льда. Поль хлюпнул носом. Он не был простужен, но его организм часто реагировал на холод свежей порцией соплей. По этой причине этот мужчина не любил зиму. И, кажется, предосудительно начал он относиться ко всем студентам с факультета Чёрной Магии тоже.

«Нет, больше никогда я не выйду на час раньше положенного!» – мысленно простонал Поль, глядя на то, как ещё один первокурсник в серо-чёрной форме ведёт себя подозрительно и недостойно. Смуглый тип с наглой рожей ухватил за грудки слушателя воздушного факультета и что-то тихо, но зло выговаривал ему.

Остановившийся Поль намеренно кашлянул, чтобы привлечь к себе внимание. Студенты скосили на него взгляды и первокурсник факультета Чёрной Магии благоразумно разжал хватку.

– У вас всё в порядке? – уточнил Поль у воздушника.

– Да. Всё в порядке.

– Мы это по-дружески, – широко улыбнулся смуглый студент, хотя глаза его нисколько не улыбались. Взгляд у него был похож на приставленное к горлу лезвие ножа. – Просто кое‑что не так давно произошедшее обсуждаем. Мы на одни курсы по стихии огня ходим и вот… сдружились. Ведь мы нашли общий язык, правда?

– Да-да, правда, – испуганно зашептал другой студент.

– Я бы хотел узнать ваши имена, – решил не отступать Поль, хотя что-то внутри него настойчиво советовало ему пойти по своим делам и не вмешиваться в чужие.

– Лер Вигор Рейн. А это мой приятель, – потрепал смуглый воздушника по плечу, – лер Свен Сайфер.

– Я запомню, – предупредил Поль как можно строже, перед тем как ушёл. При этом мысли о том, что ему надо подготовить для занятий, окончательно покинули его голову. Поль думал только про то, что в его бытность студентом такой жути в стенах академии не происходило.

«Или всё это было, но я этого нисколько не замечал, – пришло к нему другое объяснение. – Ведь тогда я был сосредоточен на Амалии и собственной учёбе».

Пройдя ещё несколько шагов, Поль обернулся. Он хотел убедиться, что некоему леру Сайферу его помощь действительно не нужна. Однако, ни того, ни другого студента он уже не увидел. Они словно сквозь землю провалились. Оба.

***

Многих при близком знакомстве удивляло, что Люций Орион избрал для себя такую жуткую специализацию. Это был беззлобный и флегматичный ко всему человек, которого в силу векового преподавательского стажа в Первой Королевской Академии магических наук, казалось, уже невозможно вывести из себя. Ещё, несмотря на свой солидный возраст, он был по-юношески долговяз и крепок, примесь седых волосков в его светлой льняной шевелюре не привлекала внимание, а голубые глаза не утратили ясности. Наверное, столь долгой юности Люция Ориона способствовало его положение холостяка, так бы давно такому миролюбивому мужчине некая мадам плешь проела…

Но речь не о том. Уже понятно, что в силу спокойного характера этому человеку были свойственны самые банальные привычки. Например, в свои выходные дни, прежде чем закончить утренний туалет, Люций Орион всегда спускался на кухню в одном халате. Там он, напевая себе под нос, неторопливо заваривал терпкий чай, а после садился в стоящее в гостиной кресло. Оно располагалось напротив огромного окна, и Люций Орион мог отрешённо созерцать мир, наслаждаясь приятно горячим напитком. Так он сидел около получаса, наблюдая и размышляя, и только после этого занимался прочими намеченными на день делами.

Собственно, так как нынче была среда, Люций Орион именно что восседал в своём кресле и именно что пил чай. При этом он смотрел не столько на улицу, сколько на небо. Солнце заволокли плотные низкие тучи. Снег срывался с этой перины пышными хлопьями, и всё было тихо, мирно, как вдруг…

Тук-тук-тук.

Тук!

Тук-тук.

– Кто это ещё там такой настойчивый? – ворчливо произнёс Люций и, отставив чашку на столик, вынужденно подошёл к окну так, чтобы ему была видна входная дверь. На пороге топтался хорошо знакомый старшему преподавателю кафедры сглаза и проклятий охранник Билл Блум. Причём этот мужчина несмотря на то, что Люций скрывался за шторой, заприметил хозяина дома и, улыбнувшись, приветливо замахал ему рукой.

Поняв, что сделать вид, будто он ещё спит, не получится, Люций обречённо подошёл к входной двери, однако открыл он её не сразу. Сперва преподаватель глянул в зеркало, и только потом, запахнув халат получше, отодвинул маленький засов в сторону и открыл дверь. В лицо ему тут же пахнул холодный свежий воздух.

– Доброе утро, мэтр Орион, – сказал охранник и тут же зябко поёжился. Варежек и шапки на нём не было, как если бы он вышел на улицу в спешке.

– И вам, мистер Блум. Что привело вас ко мне в такое время и погоду?

– Наша дружба, – резко посерьёзнел тот. – Думаю, мне стоит кое-что рассказать вам прямо сейчас. Быть может, так у вас получится избежать неприятностей.

Люций не мог назвать Билла Блума своим хорошим приятелем, они всего-то некогда учились на одном потоке, но сказанное заставило его резко забыть про собственное недовольство утренним визитёром. Он вмиг нахмурился и пропустил запорошенного снегом мужчину в дом.

– Что произошло? – негромко осведомился Люций, как только прикрыл дверь.

– Я едва заступил на утреннюю смену на воротах, – хрипловато зашептал Билл Блум, – как подошла некая лер Свон. И всё бы ничего, она имела право быть в городе, и в правильное время в академию вернуться решила, но…

– Что «но»? – засосало под ложечкой у Люция и не зря, вскоре его глаза округлились, как блюдца.

– При ней был мешок. Весь в пятнах кровавых.

– Эм-м, а вы проверили, что в нём?

– Разумеется. И вот верите, ну не запрещают правила академии такое проносить, а потому пришлось пропустить мерзавку. У этой лер Свон там несколько свежих собачьих шкур лежало. Освежевала где-то в городе, значит.

Жизненный опыт не позволил Люцию прикрыть лицо рукой и застонать, он остался стоять с прежним серьёзным видом, хотя мысли его лихорадочно метались. Будучи куратором группы, он нёс ответственность за поступки нынешних первокурсников, а потому вовсю обдумывал в какие проблемы может вылиться такое вот происшествие. Однако, размыслить всё до конца он не успел, Билл Блум продолжил:

– Понимаете, мэтр Орион, мне сразу показалось это подозрительным. Но что я мог поделать? Пропустил. Решил, что потом вам про всё доложу. А там всего-ничего по времени прошло, и ещё один к нам посетитель пожаловал. Только уже следователь. Сказал, что к ректору по делу важному, срочному и касаемо убийства. Поэтому…

Тут Билл Блум замолчал, но его взгляд говорил о многом.

– Спасибо за предупреждение, – поблагодарил побледневший Люций. – Действительно спасибо!

– Да не за что. Не хочется мне, чтобы вы из-за такой дряни проблем заимели, поэтому и пост свой покинул. Вы уж там держите ухо востро.

На этих словах Билл Блум попрощался кивком головы и поспешил обратно к воротам. Люций, настроение которого резко испортилось, понял, что его чаепитие не состоялось. Перескакивая через ступеньки лестницы, он вернулся в свою спальню, поспешно оделся в учительскую мантию и быстрым шагом направился на кафедру некромантии узнавать все подробности из первых рук.

***

Покуда Люций Орион общался с Биллом Блумом, Мила наконец-то закончила разжигать огонь в очаге. Она очень устала за ночь, но сперва хотела согреться, а потому пошла на кухню, а не в свою комнату. Спальни не протапливались, их можно было обогреть только принеся в них специальный глиняный горшок, в который помещались горячие угли. Так себе обогрев, через часа два его следовало обновлять, однако не про убогость своего жилья нынче Мила думала. Все её мысли занимали два обстоятельства – как бы поскорее смыть с себя всю эту грязь, весь этот мужской пот, запах и… как же такое с Питрином произойти могло.

Подвесив на специальный крючок чайник, молодая женщина жалобно хлюпнула и тихо прошептала:

– Бедный Питрин.

Мысли о безжалостно разрезанном на куски друге возобладали над мыслями о собственном несчастье. Мила горько заплакала, повторяя раз за разом имя Питрина. А там вода в чайнике забулькала, крышечка его начала подпрыгивать, из носика потянулся пар. Поэтому Мила взяла в руки полотенце и, ухватив тяжёлый чайник за дужку, поставила его на дощатый стол. Обстановка на кухне была совсем простой.

– Милка, это ты там шебуршишься? – вдруг услышала она знакомый голос.

Мгновением позже на кухню вошёл Саймон. Вид у него был сонный и даже какой‑то недовольный. Пожалуй, он хотел бы поспать ещё немного, но красные глаза Милы вмиг насторожили его.

– Эм-м, – задумчиво промычал он. – Что-то случилось?

– Да, – шепнула Мила и, сев на скамейку, уткнула лицо в ладони. Молодая женщина не смогла удержаться от череды долгих всхлипов, но поданный Саймоном платок помог ей успокоиться. Она вытерла слёзы и, начиная мять платок в руках, рассказала другу про ночь, улицу, бочку, мёртвое тело… От того, что она рассказала, сонливость слетела с Саймона моментально.

– Быть не может, – наконец, произнёс он и, с неподдельной тревогой посмотрев на Милу, уточнил. – Ты уверена, что это был Питрин?

Молодая женщина кивнула и, встав со скамейки, бросила на дно кружки немного сушёной ромашки.

– Я всё равно не верю, – замотал головой ошарашенный новостью Саймон. – Ну никак поверить не могу.

– Умом я тоже не могу поверить, но… Я вот этими самыми глазами его мёртвое лицо видела. Это был он. Это был Питрин!

Понимая, что так она на истерику сорваться может, Мила отвернулась от Саймона и налила в кружку кипяток. Кухню тут же наполнил солнечный аромат ромашки. Он мог бы подарить спокойствие, ощущение лета… Мог бы, если бы не произошедшая трагедия.

– Знаешь, Саймон, я всё никак не могу выкинуть из головы, что Питрин не должен был в Вирграде задерживаться.

– Да уж, не стоило ему, – грустно вздохнул купеческий сын и даже осунулся. Он не смотрел на Милу, а потому от её последующих громких слов вздрогнул.

– Я про другое!

– Эм-м? – непонимающе уставился он на внезапно разгорячившуюся девушку, в чьих глазах вовсю плясал огонёк ярости.

– Питрин покинул академию где-то в четыре часа по полудни. Он должен был пройти Вирград насквозь, чтобы до наступления позднего вечера добраться до вдовы, о которой я ему рассказывала. А там, даже если она ему отказала в ночлеге, смысла возвращаться в город я для него не вижу. У него не было ни паданки1, чтобы искать кров на каком‑либо постоялом дворе.

– И что?

– Да как это что? – удивилась на друга Мила. – Из-за этого выходит, что он не успел даже покинуть Вирград. Кто-то остановил его по дороге. Остановил и убил, вот.

– То, что Питрина убили в Вирграде, ежу понятно, – кисло морщась, ответил Саймон. – Кому ж это надо из пригорода в город тело тащить, чтобы его в местной бочке прятать?

– Да, но, согласись, что Питрин не из тех ребят, кто проблему на ровном месте словить может.

Несомненно, Саймон был согласен со сказанным. Однако, он промолчал и ненадолго уставился себе под ноги, как если бы всерьёз обдумывал что-то. Вид у него сделался на редкость задумчивый и хмурый, а потому Мила вздрогнула, когда друг снова посмотрел на неё.

– Саймон, ты чего? – даже испуганно прошептала она, настолько его лицо показалось ей чужим. Но наваждение прошло быстро. Всего миг, и жуткий Саймон стал прежним Саймоном.

– Пытаюсь сообразить, не дурак ли я.

– Что?

– Да по тебе, Милка, видно, что у тебя в голове всё сложилось, как два плюс два. Но не знаю, то ли раннее утро тому виной, то ли ты мне землю из-под ног своим известием выбила, а только что-то я твою мысль нисколько не улавливаю. Пусть Питрин не из бедовых ребят, но к чему ты клонишь?

– Я говорю про то, – выразительно уставилась она на него, – что за время пути от академии до городских ворот такой тихоня и оборванец как Питрин не смог бы привлечь к себе внимание какого-либо головореза. Он был бы жив, если бы некто не высматривал его намеренно.

– Намеренно? Ха, Милка, да кому бы это могло понадобиться?

– Я точно знаю кому, это мне так скотина Грумберг отомстил!

Они смотрели друг другу глаза в глаза, но было видно, что Саймон всё равно не может поверить. По лбу его пролегла хмурая складочка, она всегда возникала, когда он всерьёз размышлял над чём-то, что вызывало у него сомнения.

– Нет. И, знаешь, даже слышать твои предположения не хочу, отчего ты именно лера Грумберга обвиняешь.

– Но почему?

– Да потому, что тут произойти могло что угодно! – грозно прикрикнул Саймон. – Самое простое, идя по улице Питрин мог ненароком ублюдка какого-либо плечом задеть. Сталкивалась с такими уродами али не?

– Нет.

– А у меня так, было дело, знакомого среди белого дня зарезали. Из-за такой вот ерунды.

– И такое возможно, но, Саймон, Саймон! – вдруг выкрикнула Мила имя друга, прежде чем начала говорить сквозь набежавшие слёзы. – Саймон, да если бы ты знал, что со мной произошло в городе, то сомнений бы у тебя не имелось. Пойми, этот урод Антуан Грумберг может быть каких угодно благородных кровей, но благородства в нём самом отродясь не было. Это всё он, он!

– А что ещё произошло с тобой в городе? – вкрадчиво осведомился Саймон, хмурясь ещё сильнее.

– Ничего.

– Мила, мне ты можешь рассказать. Сама знаешь.

– Ни-че-го! – гневно выкрикнула она по слогам и, с трудом унимая щипание в глазах, процедила сквозь крепко стиснутые зубы: – Но помяни моё слово, этот сукин сын однажды поплатится за всё то, что он сделал. Закон – он для всех писан. А уж коли не закон, так возмездие сама судьба совершит. Жизнь шельму метит.

Саймон не стал докапываться. Он всего лишь мрачно посмотрел на разгорячившуюся молодую женщину и сделал про себя некие выводы. Не в характере этого человека было лезть туда, куда не просят, а конкретно сейчас в чужую душу. Поэтому спустя время купеческий сын с присущей ему рациональностью рассудил совсем о другом.

– Будь Питрин ещё слушателем, то его смерть вызвала бы серьёзное разбирательство. Но теперь сомнительно, что так будет, прав своих он лишился вместе с отчислением. Кроме того, если его тело никто не опознает, то отправят его с прочими никому не нужными мертвецами в крематорий и всё на этом. Да, начнут беспокоиться куда же бывший студент, свои долги не оплатив, пропал. Ну, так это обычная история, отличающаяся от прочих только тем, что следствие зайдёт в тупик. А почему? Да потому, что никто не свяжет труп в бочке с именем некоего Питрина Пипы. Никакого толкового расследования не получится. И по этой причине, даже если виноват именно твой сукин сын, Милка, то он ни за что и никогда не заплатит.

– Ну как ты можешь так говорить? – неподдельно возмутилась Мила и даже кружку с чаем отставила. – Питрина непременно будут искать так, что правда вскроется. Не может быть иначе, он же столько денег академии должен. Да его из-под земли следователи достать должны.

– Много – это только таким беднякам, как ты, кажется. Уж поверь, не такое состояние он академии задолжал, чтобы некоему следователю усложнять себе жизнь. В конце концов, где ты видела, чтобы оно всё по-честному было?

– Мало где, Саймон, но одно я точно знаю – если вопрос касается денег, то тут любого в хвост и в гриву ни за что ни про что отделают, нежели с чужой монетой позволят уйти. Следователь, может, и не захочет себе жизнь усложнять, но от него потребуют работать добросовестно. Да-да, будь уверен.

– Угу, как же, – скептически хмыкнул мужчина. – Если к этому убийству лер Грумберг или кто-нибудь другой из благородных руку приложил, дело в принципе хода не получит. И на нашего ректора ты тут не надейся. Думаешь, ему нужны всякие неприятные сплетни? Вон, вспомни как он после случая в зверинце из кожи вон лез, чтобы всё замять. Поэтому не, про убийство Питрина афишировать он не станет.

– Ну как же это, Саймон? Ведь деньги…

– Мать твою, да что ты к этим деньгам привязалась? – вдруг с раздражением посмотрел ей Саймон прямо в глаза. – В конце концов, у Питрина есть родственники, на которых его обязательства можно переложить.

– Плевать! – насупилась Мила. – Плевать, я всё равно выступлю на суде. Я всем сообщу, что это был этот проклятый Антуан Грумберг! Уж поверь, мне хватит смелости.

– Ха, верю, что смелости тебе хватит. Тебе бы ещё ума хватило предположить, что убийцей мог оказаться, к примеру, тот же профессор Аллиэр, – с абсолютным спокойствием осадил девушку Саймон. – В отличие от лера Грумберга он-то точно к неким убийствам причастен, это ты собственными глазами видела. Или что, уже запамятовала?

– Нет, ни разу, – поморщилась Мила.

– А ещё он достоверно знал, что Питрин отчислен и его на процедуру запечатывания дара ждут. Он знал всё. И, согласись, уж его бы Питрин по-любому вопросу послушался. Наш декан запросто мог приказать Питрину по какому-либо адресу в городе явиться, чтобы в этом месте преспокойно убить его. Он ведь всех нас ненавидит, Мила. Или что, скажешь, что мы ему не как бельмо на глазу? Он дроу, а дроу по всем легендам присуща исключительная мстительность.

Вынужденно Мила крепко задумалась. Её ярость была так сильна, что для неё было сложно принять факт – вина действительно могла лежать на ком-то другом, а не на Антуане Грумберге. Однако, спокойствие и рассудительность Саймона сделали своё дело. В душу Милы всё же проникли сомнения, а потому она от испытываемой ею злости пнула мешок со шкурами.

– И что же тогда делать? – наконец спросила она тихо-тихо.

– Честно? Лучше нам забыть обо всём этом. Сделаем вид, что мы ничего не знаем.

– Саймон, ты иногда как скажешь… – ненадолго Мила прикрыла глаза, но идея как мягче донести до друга то, что ей хочется сказать, так и не пришла к ней. Поэтому молодая женщина с возмущением уставилась на приятеля и затараторила. – Демоны тебя побери, да как ты такое произнести смог? Не, я понимаю, отчего ты решил остаться в стороне, когда я рассказала тебе про ту утопленницу. Ни ты, ни я не знали её лично, чтобы рисковать собственным будущим. Мы сделали вид, будто ничего никогда не было и живём с этой ношей по сей день. Но разве Питрин не был тебе другом, а? Как можно быть таким отрешённым, когда ты сам говорил…

– Милка, – в резком тоне перебил её Саймон. – Раз останки Питрина больше не скрывает снег, то их с минуты на минуту найдут. Если уже не нашли. И если его опознают, то первым делом следователь придёт куда? Ну же, куда?

– В академию, – непонимающе захлопала Мила ресницами.

– Вот-вот. А опрашивать он будет кого?

– Преподавателей, студентов.

– В первую очередь – его друзей. И скажи, как ты и я будем выглядеть, если нисколько не удивимся известию о смерти?

– Паршиво мы будем выглядеть. Подозрительно, – спустя время прошептала молодая женщина, прежде чем с тревогой посмотрела на Саймона.

– Вот именно, – уставился он на неё не менее выразительно. – Поэтому повторюсь, лучше нам сейчас обо всём этом забыть. Только тогда, когда следователь уверится в нашей непричастности к убийству, можно будет нашептать ему предположения о том, кто на самом деле виновен. Лер Грумберг там или наш любимый декан…

– Нет, ну это же хрень какая-то! И как же мне от всего этого дурно.

Признавшись, Мила угрюмо поглядела на принесённый ею мешок и резкими движениями начала вытаскивать из него сырые шкуры. Саймон некоторое время смотрел на неё и на её приготовления к предстоящей работе, а затем отправился к себе в комнату. А там, практически сразу, к ним заявился мэтр Орион.

– Лер Свон! – рывком открывая дверь, гневно закричал он с порога.