Читать книгу Дело о рождестве - Elza Mars - Страница 1

Оглавление

ПРОЛОГ

“К службе допущена”.

Шейла смотрела на экран смартфона и не верила. Магические слова.

Хорошие новости. И одновременно плохие. Отличные потому, что последнее время она волновалась, как бы не застрять на этом пляже навечно. Не то чтобы пляж был плохим, или она не верила в правоохранительную систему и в исход текущего процесса – было бы странно, сомневайся специальный агент ЦРУ в торжестве справедливости. Однако обстоятельства дела Феллини были довольно сложными. Либо стали казаться сложными Руководительному Управлению, лишь семейство Феллини подало встречный иск. Конечно, она волновалась. Фактически, чем дольше длился административный отпуск, тем сильнее росла тревога, что она – или во всяком случае, её карьера – окажется всего-то сопутствующим ущербом, принесённым в жертву внесудебному урегулированию. Но с этим тоже ничего нельзя поделать. Она составила рапорт, рассказала правду, дала доскональный отчёт о фактах… И с каждым прошедшим днём тошнотворное осознание, что это всё равно ничего не изменит, лишь усиливалось. Семья Феллини была абсолютно уверена, что именно Шейла украла самурайский меч пятнадцатого века, возвращённый в ходе спецоперации, которой она руководила в январе. Помимо факта, что прадед Шейлы, ветеран Второй мировой войны, владел сомнительного происхождения коллекцией японского оружия, оснований для подозрений не было. Её служба в отделе по борьбе с преступностью в области искусства была безупречна, карьера стремительно продвигалась, но знание азиатских древностей не являлось её сильной стороной. Тем не менее Феллини всё равно подозревали Шейлу и верили, что меч Яшимитцу находился среди захваченного груза. Подозрение базировалось исключительно на словах Дэлайлы Грин, одной из обвиняемых по делу. За Грин числились два обвинения в краже со взломом, а сама Шейла не отличила бы катану от Климта, но семейству удобнее было верить, что меч находится у неё, потому что в таком случае существовал шанс, что оружие в конце концов вернётся к ним. Но меча в грузе не было. Никогда. Но Шейла уже стала задаваться вопросом, будет ли это иметь хоть какое-то значение.

Месяц ожидания. Четыре недели ада – последние две прошли сносно лишь благодаря Нори. И вдруг, вот так просто, её дело оказалось закрыто, а Шейла призвана на службу. Шейла прикрыла глаза, прячась от бликов весеннего солнца, отражавшихся от белого песка и белоснежных корпусов лодок, качающихся на неспокойных волнах залива Авалон острова Святой Каталины. Над головой кружились, жалобно мяукая, голодные и полные надежд чайки. Звон корабельного колокола разнёсся над сверкающей на солнце водой. Полдень. Эти приятные новости, пришедшие в понедельник, значили, что она возвращается назад в Сан-Франциско. Весенние каникулы заканчиваются. По-хорошему, стоило забронировать билет на самолёт на сегодня. Но если отложить до пятницы, то останутся целые выходные, чтобы подготовиться к работе, к тому же она сможет провести лишних два с половиной дня с Нори, которая… уже должна быть тут. Шейла бросила взгляд на смартфон. Сообщений нет, и да, Нори определённо опаздывает. На неё это было не похоже. Неряшливая и бесцеремонная – да, но Шейла никогда не замечала за ней неорганизованности. И Нори точно не страдала забывчивостью. Может, Шейла что-то неправильно поняла. Возможно, они собирались пообедать, а затем поплавать под парусом? Либо она просто опаздывала. Да, скорее всего, так и есть. Тут было легко задержаться. Это называлось “островным временем”. И к нему оказалось довольно легко привыкнуть. Отвернувшись от пляжа, Шейла всмотрелась в проспект Полумесяца, заполненный пассажирами круизного лайнера, бросившего якорь возле входа в залив. В марте плавучие города прибывали по понедельникам и вторникам. Наверное, лучше вообще пропустить морскую прогулку и поговорить. Пора сказать правду. Видимо, время пришло, учитывая шутки Нори о том, каково быть международной похитительницей предметов искусства. Нори не любила говорить о личном, как и Шейла, и она это уважала. Ей случалось задумываться о дневной работе Нори. Не было похоже, что та ощущает недостаток наличности. А значит Нори не зарабатывает на кусок хлеба с маслом в качестве художницы – хотя бы потому, что художница из неё некудышная. Возможно, Шейле следовало задуматься об этом в первую же ночь, но по опыту она знала, что аббревиатура “ЦРУ” оказывает охлаждающий эффект на потенциальную романтику. Не то чтобы на уме у неё была романтика, когда она в первый раз увидела Нори на верхней палубе “Эль Галеона”. Лишь секс, чистый и незатейливый. Однако тринадцать дней спустя – и большую часть этого времени они почти не расставались – она задолжала девушке правду. И если Нори всё ещё хотела… выбрать другой вариант, Шейлу это устраивало.

Больше чем устраивало, если быть честной. Это даже удивительно, учитывая, что Нори со своим глупым чувством юмора, лохматыми тёмными волосами и свободными футболками была совсем не во вкусе Шейлы. Да ради всего святого, в ноздре у Нори висело колечко в пиратском стиле. И она носила шлёпанцы. Её “картины” были похожи на мазню дошкольницы, одержимой демоном. Она постоянно шутила на тему контактов с преступным миром. Тем удивительнее то, что Шейла – амбициозная и собранная – ни разу не заинтересовалась каким-либо другим вариантом, кроме ближайшего и очевидного. Но что есть, то есть: Нори была другой. Настолько другой, что Шейла находила это тревожным и одновременно волнующим. И совсем сбивающим с толку. Дело было не в том, что она задолжала Нори правду, а в том, что Шейла сама хотела поделиться новостями. И услышать ответ. Шейла пробралась через толпы экскурсантов, тянущих за собой тележки с чемоданами и поедающих мороженое. Как много посетителей в панамах и шортах. Жёлтые, голубые и красные пятна зонтиков усыпали пляж, где туристы развалились поджаривать свои тела. В конце концов, март ведь на дворе. Несмотря на яркое солнце, с океана дул холодный ветер, а тени, отбрасываемые пальмами и прибрежными домами были довольно глубоки.

Шейла про себя прогоняла возможные сценарии, сворачивая на Кларисс-авеню.

“У меня хорошие и плохие новости. Какую хочешь услышать сначала? В общем… Помнишь, в ту ночь ты сказала, что ненавидишь полицейских? Это твёрдая убеждённость или просто стойкая неприязнь?”

Либо можно было начать с классического:

“Ты когда-либо состояла в коммунистической партии?”

Да уж, совсем не та беседа, к которой она стремилась. Но Шейла знала, что эта связь, это электричество ей не привиделось. Кинетическая энергия.

Что-то заискрило между ними в ту первую ночь и становилось сильнее с каждым днём. Так что они поговорят. По-настоящему. Она надеялась, что это сработает. Она хотела, чтобы сработало. Нори арендовала белый двухкомнатный коттедж через улицу. На фасаде дома были нарисованы два светло-голубых дельфина. Ни о каком дворе речь не шла, зато на кирпичной дорожке росло апельсиновое дерево. Флюгер в виде подзорной трубы нерешительно колебался на ветру. Шейла встала по двум ступенькам до двери, выкрашенной в красный цвет. Жалюзи на окне опущены и плотно закрыты, странно. Что ж, они неплохо выпили накануне, и Нори утром говорила, что у неё болит голова. Шейла постучала в дверь. В бунгало справа мужчина стоял и курил. Шейла вежливо кивнула. И постучала вновь. Сильно и отрывисто. Тишина. Мужчина затушил сигарету и облокотился на перила крыльца.

– Уехала, – сообщил он.

– Что? – отозвалась Шейла в полной уверенности, что ослышалась.

Мужчина, лет семидесяти, толстый и в домашней одежде, повторил:

– Она уехала. На восьмичасовом пароме.

– Вы хотите сказать… – Шейла тянула время, потому что не знала, о чём спросить.

Вчера вечером Нори не упоминала, что собирается на материк. Прошлым вечером? Да они всего лишь пару часов назад ещё лежали в кровати Шейлы.

Собирались поплавать, пообедать и вернуться в её коттедж. Либо к Нори.

Неважно куда. Имело значение лишь то, что будет потом. И продолжение всегда было приятным.

Не подумав, Шейла сдуру ляпнула:

– Но она ведь вернётся, да?

Мужчина пожал плечами.

– Она ничего не сказала. Но забрала весь свой багаж.

На колокольне с видом на Сахарную Голову куранты серебристо прозвонили час дня.

ГЛАВА 1

Шёл дождь, когда Шейла садилась в “Каталина Экспресс”. Отличные новости для острова и плохие для неё. Она не взяла с собой дождевик. В конце концов, стояла середина засушливого сезона, а решение провести Рождество на Каталине Шейла приняла под влиянием импульса, который никто не принял всерьёз, судя по тому, что смартфон стал разрываться, стоило лишь самолёту приземлиться в аэропорту Лос-Анджелеса. Когда Шейла катила чемодан по скользкой дорожке мимо теннисных кортов и бронзовой статуи морского льва, известного под именем Старый Бен, смартфон зазвонил вновь. Шейла выругалась, поставила чемодан и нашарила мобильник.

Скривилась, увидев на экране изображение своей младшей сестры Шери, и ответила грозным тоном:

– Агент Донован.

– Передо мной можешь не корчить из себя Джи-вумэн, – сказала Шери. – Где ты?

– В Авалоне.

– Мне казалось, мы пришли к согласию, что это плохая идея. И договорились, что ты проведёшь Рождество, восстанавливаясь в гостях у папы.

– Это ты договорилась. А я сказала, что Рождество проведу на Каталине. И следую своему плану.

– Этот план негоден, – заявила Шери. – Ты должна быть дома с семьёй во время праздников, а не болтаться одной где попало. В твоём бунгало хоть электричество есть?

– Это пляжный дом, и – само собой – в нём есть электричество.

– Последнее, что тебе нужно – это сидеть и думать о всякой ерунде.

– Я не думаю!

– А не помешало бы. Нельзя так обращаться с отцом, – она вроде бы и шутила, а вроде и нет. – Я не шучу, Шейла. Это первое Рождество за много лет, когда мы все трое можем быть дома одновременно, и ты решила именно в этот раз отпраздновать одна?

Шейла смотрела, как буруны накатываются и разбиваются об коричнево-серые скалы вдоль причала. Брызги взмывали вверх, ледяными кристаллами сверкая на фоне мрачного неба.

– Мне просто… Необходимо чуток побыть одной.

– Ты и так живёшь одна, – напомнила сестра без всякого сочувствия. – Сколько ещё тебе нужно времени? Это безумие какое-то. Тебя только что выписали из больницы. И ты должна находиться тут, чтобы папа и Сильвестр могли связать тебя по рукам и ногам, чего им просто до смерти хочется.

– Ты не меньше Сильвестра хочешь меня спеленать. А мне это не нужно. Я в полном порядке. Просто хочу несколько дней побыть одна и подумать кое о чём.

– Отклонено, – заявила Шери. – Думать, о чём бы то ни было – последнее, что тебе сейчас требуется, сестричка.

– Знаешь, пользоваться мозгами не особо опасно, если занимаешься этим регулярно.

– Ты прямо семейный комик. На этом острове хоть какие-то медицинские учреждения есть? – Шери была “морским котиком”.

Ей целый мир представлялся одним большим объектом для спасательной операции.

– Наверняка, есть. Это ведь курорт, а не пограничная застава. Если и нет, то до Лос-Анджелеса всего сорок минут, если вдруг понадобится медицинская помощь. А она мне не требуется. И не потребуется.

– В твоём животе пятьдесят одна скобка.

– Ничего подобного. Вчера их сняли. И доктора… В общем, чтобы ты знала, я не крала одежду у соседки по палате, чтобы сбежать. Меня официально выписали.

– Веря, что ты поедешь домой и будешь спокойно восстанавливаться в окружении семьи.

Это раздражало, потому что отчасти было правдой.

– Тут я отдохну и расслаблюсь лучше. Я захватила с собой несколько книг, до которых давно хотела добраться, а в коттедже полно всякой еды. Буду есть, спать и читать. И никаких самокопаний.

На том конце провода повисла многозначительная пауза, а потом:

– Эй, тут нечего стыдиться, – преувеличённо заботливо сказала Шери. – Такое происходит со многими женщинами. С вашей-то работой. Мне так кажется.

– Очень смешно, – ответила Шейла. – Так смешно, что сейчас пятьдесят один шов разойдётся.

– Вот именно поэтому ты должна тащить свою задницу на корабль, плыть до Лос-Анджелеса и первым же рейсом лететь домой.

– Ха-ха. Поцелуй за меня папу и Сильвестра. Позвоню через несколько дней, – и Шейла отключилась.

Это был практически единственный способ оставить за собой последнее слово в разговоре с сестрой или братом. Она была немного зла, но, через силу улыбнувшись, продолжила путь. Чёрный чемодан шумно прогромыхал по влажному бетону, а потом по неровному кирпичу тротуара. Заморосил дождь. Белое Рождество, как же. Может, мокрое Рождество? Выглядело всё именно так. Оставалось надеяться, что крыша коттеджа не протекает.

Пальмы, увешанные рождественскими гирляндами, витрины магазинов и кафе, залеплённые искусственным снегом. Шейла никогда не бывала на острове в это время года. В летний период курорт принимал миллион туристов, но постоянно здесь проживало примерно четыре тысячи человек.

Этим утром Авалон был поразительно тих и похож на одну из рыбацких деревень, раскиданных вдоль побережья Калифорнии. Ясно, если учесть, что экономика Каталины почти на сто процентов зависела от туристического бизнеса. К тому времени, как Шейла добралась до Кларисс-авеню, она окончательно вымокла в смеси дождевой воды и пота и чувствовала себя до нелепости слабой. Настолько, что почти пересмотрела своё решение провести отпуск в одиночестве. Вот что происходит с человеком после недели в госпитале. Либо после того, как тебя едва не убивают. Когда Шейла увидела свет в белом коттедже через дорогу, сердце пропустило удар.

Забавно, как спустя два года свет в окне цепляет за живое. После Нори много туристов снимало этот домик, но Шейла по-прежнему считала этот коттедж её. Это было… Шейла мотнула головой, протащила чемодан по короткой дорожке к входной двери и вытащила ключи. Коттедж был построен в двадцатых годах прошлого века, и хотя в девяностых в нём проводился капитальный ремонт, в основном – что очень мудро – касающийся водопроводной и канализационных систем. Узкие двери, окна со сквозняками, слегка шаткая терраса на втором этаже остались оригинальными. С карниза падала вода, шальная холодная капля стекла по затылку. И Шейла наконец-то открыла дверь и затащила чемодан внутрь.

Коттедж был тёмным и холодным. Пах застоявшимся воздухом, сыростью, неприветливостью. Последний раз Шейла приезжала сюда из Сан-Франциско в мае, девять месяцев назад. Она по-прежнему прилетала на остров так часто, как получалось, ей всё ещё нравилось нырять в этих водах с высокими лесами ламинарий, затонувшими суднами и разбившимися самолётами, но в этот раз у неё не будет столько свободного времени. Неприятным напоминанием потянуло в боку. Неважно насколько чиста вода и обильна подводная жизнь, она не смогла бы поплавать или понырять, даже будь погода менее зловещей. Шейла открыла жалюзи, оставила открытой дверь, чтобы проветрить коттедж, и покатила чемодан по кафельному полу к короткой лестнице. Она взяла с собой не много вещей, но всё равно успела катастрофически ослабнуть, пока тащила чемодан от проспекта Полумесяца до Кларисс-авеню. Шейла оставила чемодан на нижней ступеньке и, зайдя в маленькую гостевую уборную, задрала водолазку, осмотрев аккуратную белую повязку на животе. Она выглядела надёжно закреплённой, без кровавых подтёков, так что… Похоже, обошлось без лишних повреждений.

Шейла опустила водолазку. Женщина в зеркале – длинные светлые волосы, зелёно-серые глаза – скривилась. И опять тот же меч, что и два года назад.

Понятное дело, в тот раз её всего-то подозревали в краже. И никто не пытался зарезать. Пытался? Это была не просто попытка, хотя и не смертельная рана, которую планировала нанести Эфа Шрайдер. Шейле повезло выжить и не выйти из строя навсегда. Всего на несколько сантиметров повезло, как сказали доктора. Не удивительно, что она чувствовала, что ей есть над чем поразмыслить. Нет, она не лишилась самообладания, как, вероятно, подумала Шери, но было такое чувство… В общем, с того события двухлетней давности она не ощущала такого разочарования. И это было странно, потому что опыт балансирования на краю смерти должен был произвести противоположный эффект. И Шейла была благодарна и чертовски рада тому, что осталась живой и целой. Но потом навалилась эта странная депрессия. Она не знала из-за чего. Не было никаких предпосылок. У неё имелась любимая работа, куда она вскоре должна была вернуться, превосходный дом, загородный коттедж, любящая семья, друзья, поддерживающие её. Но чем дальше, тем отчётливее она понимала – что-то не так. Нет, будто она что-то упустила. Возможно – скорее наверняка – это простая реакция на то, что она едва не погибла. Это нормально. Вполне ожидаемо. Девушки, поймавшие пулю, проходили через то же самое. Правда, ножевой удар от воровки антиквариата накладывал на ситуацию оттенок абсурда. Как и… то, что она до конца жизни останется объектом острот про неудачное фехтование, во всяком случае до конца своей карьеры точно. Ну и что с того? Она вполне в состоянии пошутить в ответ. На самом деле, она сама является автором большинства из этих шуток. Нет, просто требуется немного времени, чтобы разобраться в себе. Шейла прошла в кухню и открыла буфет, хотя прекрасно знала, что там увидит. Она немного преувеличила, рассказывая Шери, как прекрасно оборудована кухня. О, безусловно, тут было полно консервов, если вы не против жить на сердцевинах артишоков, грибном суп-креме и малиновом желе. Лучше всего начать с поездки в супермаркет. Надо бы наполнить холодильник, может, даже купить бутылку хорошего спиртного – через дорогу от супермаркета находился приличный винный магазин – вернуться и лечь в постель, чтобы как следует выспаться. Да, хороший план. Особенно в части сна. Если что и любила Шейла, так это хорошо продуманные планы. Памятуя о том, что покупки придётся самой тащить до дома, сначала Шейла проявляла покупательскую сдержанность. Купила стейк, несколько картофелин, упаковку салата… Затем вспомнила, что ещё ей понадобятся такие продукты первой необходимости как масло, хлеб, молоко, яйца и абрикосовый сок. В это мгновение, она решила послать всё к дьяволу, схватила две бутылки вина, коробку шоколадных конфет, пачку дешёвых и безвкусных “традиционных рождественских крекеров” и ёлочку размером с домашний цветок. Покупок получилось много, намного больше, чем ей разрешалось поднимать, но мысль о ещё одной поездке приводила в уныние. Ей бы не помешал гольфкарт, на которых ездили все вокруг, поскольку на Каталине обычные машины были практически запрещены, но она не так уж часто и не так долго бывала на острове, чтобы расходы на средство передвижения оправдались.

Плюс, в обычных обстоятельствах она предпочитала ходить пешком. Ливень прекратился, и Шейла протащилась по проспекту Полумесяца, мимо витрин с гирляндами и красными бантами, потом по Кларисс-авеню, мимо необычных маленьких домов, украшенных рождественскими огнями, с венком на каждой второй двери и объявлениями о сдаче коттеджа на остальных. По дороге она пыталась угадать, отчего намокла кофта – от испарины или крови, и уже почти равнодушно думала о том, что может умереть в своей гостиной на полу, когда заметила, как на другой стороне улицы отдыхающая, балансируя на стремянке, цепляет красные огоньки на скат крыши. Для обычной арендаторши, приехавшей на праздники, она выглядела слишком трудолюбивой, хотя некоторые люди и правда относятся к Рождеству очень серьёзно. Но не Шейла. Что тут скажешь, ей нравились праздники, она любила свою семью, любила доводящие чуть ли не до комы пиршества, любила подарки, изредка ей даже нравилось их покупать, но положа руку на сердце, не могла вспомнить, когда последний раз покупала ёлку (не считая растения в горшке, оттягивающего руку) или писала поздравительные открытки. Многие годы она была слишком занята, чтобы открыть хотя бы те, которые присылали ей. Девушка на лестнице имела чистое лицо без макияжа и светлые длинные волосы. Высокая и мускулистая – подтянутое, тренированное тело – в облегающих штанах и полосатой футболке. У Шейлы, конечно же, имелись проблемы со здоровьем, но ей надо было бы умереть, чтобы не заметить такое красивое тело. Она выровняла дыхание, перестав дышать, будто маньяк в трубку телефона, и попыталась выпрямиться под грузом праздничных припасов. Женщина на лестнице повертела головой, кинула взгляд на Шейлу и, оглянувшись, опять едва не упала.

– Эй, осторожней, – подала голос Шейла. – Помощь нужна? – она надеялась на “нет”, потому что как бы привлекательна не была девушка, Шейле требовалось как можно скорее прилечь.

Бок дико разболелся, и стало ясно, что где-то между перетаскиванием чемодана с причала и переноской сумок из магазина она порядком перенапряглась. Если Шейла считала, что семья к ней придирается, то этому никогда не сравниться с симфонией позора, которая свалится на неё, если она загремит назад в госпиталь.

– Э-э, нет, – ответила девушка в бело-синей футболке. – Нет, благодарю, – она не смотрела на Шейлу, её голос звучал приглушённо, странно, но очень знакомо.

Шейла дошла до своего коттеджа, наощупь открыла дверь и бросила пакеты с покупками на диван. Руки её тряслись.

– Ты спятила, – пробормотала она.

Спустя два года она просто не может помнить, как звучал голос Нори. Сердце билось так сильно, что Шейлу замутило.

– Она даже не похожа, – возразила она сама себе, подошла к окну и, подняв жалюзи, выглянула на улицу.

У дома на другой стороне улицы, женщина на лестнице смотрела на коттедж Шейлы. Она не выглядела как Нори. Не такие волосы – волосы Нори всегда напоминали лохматый тёмный куст. Тело было… Нори всегда носила одежду свободного покроя… Шлёпанцы, кольцо, бусы… Но она была высокой и хорошо сложенной. Как девушка через улицу. Её лицо… Шейлу беспокоило, что ей трудно вспомнить, как выглядела Нори. Особенно потому, что её учили запоминать лица. Но всякий раз при попытке вспомнить черты лица, картинка получалась расплывчатой. Внешность Нори была обычной.

Привлекательна, но эта привлекательность ничем особым не выделялась. У неё была красивая улыбка, и она всегда делала гримасы, когда шутила.

Выразительное лицо, вот и всё. Настороженно-внимательный взгляд, бойкий нрав. Пластичные черты лица. Женщина продолжала смотреть на коттедж Шейлы, не двигаясь и не улыбаясь, на самом деле, она могла смотреть из-за того, что Шейла сама за ней наблюдала. Замкнутая? Либо Шейла сама это придумала? Но да, в миг тревоги либо неверия именно такое выражение лица – или, скорее, отсутствие выражения – у Нори и было бы. Закрыв жалюзи, Шейла вышла на улицу. Женщина на лестнице смотрела, как она переходит улицу. Движения на дороге не было. Ни гольфкартов, ни пешеходов. Никого в это туманное, серое утро, кроме Шейлы и… Этой девушки, кем бы она ни была. Шейла остановилась возле калитки в белом заборе, окружавшем коттедж Нори.

– Надо же, – сказала она. – Какой сюрприз.

– Да? Неужели? – огрызнулась женщина на лестнице.

Так и есть, голос определённо принадлежал Нори.

– Минуту назад ты выглядела удивлённой. Что ты тут делаешь?

– Я тут живу.

– Нет, не живёшь.

Взгляд синих глаз – как она могла забыть, что глаза Нори были ледяными и прозрачно синими? – стал жёстким.

– Не всё время, ясное дело. Я снимаю этот дом весной и летом.

Шейла слушала, но не слышала. Она была занята своими мыслями, изо всех сил пытаясь сдержать вулкан чувств, грозящий вырваться наружу. Она чувствовала себя… странно. Эмоциональной. Она была смущена и зла, хотя не понимала причины. Обычно она была рациональна и прекрасно держала себя в руках. Это ей в себе и нравилось. Шейла верила, что именно такие черты характера делают из неё отличного агента. Цивилизованный человек.

Взрослая женщина. Но сейчас весь контроль испарился. Она чувствовала… что у неё вот-вот взорвётся голова. Словно раскалённые камни сейчас проломят череп и разлетятся по округе, круша окна в домах.

– Это ведь ты, да? – спросила она. – Нори?

Если это не была Нори, значит её близняшка. Или двойник. Женщина напротив помолчала, словно решая, что стоит говорить, и, по неизвестной Шейле причине, это вызвало ещё больший гнев.

– Я хочу сказать, что знаю – Нори не твоё настоящее имя. Это я поняла давно. Было бы неплохо узнать и всё остальное.

“Неплохо” не очень подходящее слово. Нори, вернее, не Нори сощурила глаза.

– Что ещё, по твоему мнению, ты поняла?

– Поняла, что ты какая-то следователь. Тебя наняло или Расследовательное Управление или семейство. И я даже догадываюсь, какое. Феллини. Чтобы следить за мной.

– Всё правильно, – ответила не Нори. – Я работала на “Метрополитан Мутуал”. Страховую компанию Феллини. И, как тебе известно, сняла с тебя все подозрения в нарушении, и ты получила обратно свою работу. В общем… На здоровье.

– Н-на здоровье! – даже заикнулась Шейла. – И всё? Это всё, что ты скажешь?

Не Нори нахмурила брови.

– А что ты хочешь, чтобы я сказала?

Вот блядь. Убедительно.

– Для начала, что ты тут делаешь? Ты не занимала этот дом два года.

– Не занимала. Я купила его в прошлом году.

– Почему?

Не Нори растерялась.

– А почему нет? Я подыскивала себе место для отдыха на побережье, а Каталина мне нравится. По весне я отлично провела тут время.

– Отлично провела время!

В секунду не Нори стала ещё мрачнее и настороженнее. Какой-то сюр. Нет, это больше, чем сюрреализм. Фантастика? Глюк? Должно же быть подходящее слово. Невероятно, насколько эта женщина напоминала Нори и в то же время была совсем другой.

– Слушай, – продолжила не Нори, – я что-то не пойму, в чём проблема? Два года назад у нас произошёл неплохой роман. Так? Я ничего не пропустила? Ты получила назад свою работу. Я помогла тебе получить её назад.

Появилось ощущение, что они – пришельцы из далёкого космоса, и языки жестов на их родных планетах кардинально отличаются. Не Нори, похоже, казалось, что она изображает знак мира, а Шейла была уверена, что её послали. Не единожды. И с сильным акцентом. Наверное, это было связано с тем, что она совсем недавно вышла из госпиталя или что-то вроде этого, потому что Шейла почувствовала, что становится эмоциональной и расстроенной, что, в свою очередь, расстраивало ещё сильнее. Это было на неё не похоже. Вообще. Она вела себя, как… Уж точно не как не Нори, которую вполне устраивал “небольшой роман два года назад” и которая о Шейле даже не вспоминала. Правда, известная Шейле давно. Это было очевидно по тому, как всё закончилось. Так к чему такая драма? Она пару лет признавала, что время пропажи не Нори не являлось совпадением. С этим Шейла разобралась давным-давно. Не Нори обязана была оказаться следователем, работавшей на Феллини. Либо она и правда была международной похитительницей предметов искусства и просто выяснила, чем Шейла зарабатывает на жизнь. Боже. Да. Каким бы нелепым не казался второй сценарий, он много раз приходил на ум Шейле. На самом деле, в дальнем уголке души теплилась надежда, что второй сценарий окажется правдой, ведь в таком случае у не Нори просто не было выбора. А значит, Шейла не была для неё… Просто работой. Но нет, всё же Шейла оказалась очередным заданием. Это ясно читалось в том, как не Нори смотрела на неё. Словно Шейла вела себя непредсказуемо и надоедливо. Шейла почувствовала себя глупо… Глупее, чем когда-то в жизни. И окончательно смутилась. Потому что стояла на улице и орала во всеуслышание о том, что её кинули. Два года назад. А поскольку Шейла и сама не была изящна в прекращении отношений, была в этой ситуации некая поэтическая справедливость. Либо что-то столь же кошмарное.

Взяв себя в руки, она холодно сказала:

– Ты права. Никаких проблем. Счастливых праздников.

Развернулась, перешла дорогу и вошла в свой коттедж. Тихо прикрыв дверь, равнодушно посмотрела на диван, заваленный продуктами, и повернулась к окну, выходящему на улицу, как раз вовремя, чтобы увидеть, как не Нори бросила нитку с огоньками, выругалась и спустилась с лестницы. Сев, Шейла опустила голову на руки. Её всё ещё трясло – и пусть это был только адреналин, бесило от этого не меньше – и сделала пару глубоких, успокаивающих вдохов. И стало понятно, что всё это бред собачий, потому что Шейла помнила момент, когда не Нори заметила её, узнала и едва не навернулась с лестницы. Это была реакция на неожиданную встречу… К сожалению, трудно сказать, что это была за реакция. Удивление, скорее всего, и, похоже, тревога. Так, по крайней мере, Шейле казалось. Вина.

Дело о рождестве

Подняться наверх