Читать книгу Дневник Софи - Эмбер Даст - Страница 1

Пролог

«Господи, за что ты так со мной? Разве я это заслужила? Ты же знала, ты все прекрасно знала. Ты просила меня открыть тебе душу, и я открыла. Но зачем? Чтобы избавиться от своей боли, причинив боль мне?» – вереница мыслей кружит в моей голове, жаля воспаленное сознание, словно пчелиный рой, отчего ощущение собственной никчемности становится все отчетливее.

Я бегу по темной улице, совершенно не разбирая дороги. Холодные, острые, словно лезвие ножа, капли дождя полосуют мое лицо, заставляя меня хотеть, чтобы этот чертов ливень смыл меня с лица земли, чтобы я больше не чувствовала, не страдала, не впадала в отчаяние, не… любила.

Я останавливаюсь от очередного удара горечи и боли, направленного прямиком в мое сердце. Сил больше нет, и я просто сажусь на бордюр. Сейчас мне совершенно наплевать, что я промокла до нитки, что меня бьет крупная дрожь, а зубы стучат настолько сильно, что я всерьез задумываюсь о возможности того, что они просто потрескаются и сломаются. Но мне плевать. Я обхватываю себя руками, имитируя жизненно необходимые мне сейчас объятья человека, который только что смешал мои чувства с грязью. Я держусь изо всех сил. Правда. Но рыдания все же вырываются наружу, разрывая мою грудную клетку, парализуя мозг.

Она сейчас сидит дома, в тепле, наверняка даже не придает значения разговору, только что произошедшему между нами. Скорее всего, она захлопнула за мной дверь, с равнодушным видом плюхнулась обратно на диван и просто продолжила смотреть очередную серию какого-нибудь глупого комедийного сериальчика. Все просто. Для кого-то трагедия, а для кого-то пустой звук.

Когда последние следы чумной лихорадки в виде непрекращающихся слез исчезают, я неожиданно для самой себя твердо встаю на ноги и принимаю четкое, осознанное решение. Я больше никогда никого не полюблю. Никогда. И никого. И эта безмолвная клятва, принесенная мной перед лицом самой стихии, посвящается тебе, Келси Харпер. Я официально заявляю – ты сломала меня. Но это уже не важно.

Глава 1

Первый год в университете стал для меня самой настоящей школой жизни. Столько испытаний мне пришлось пройти, столько ценных уроков извлечь для себя. Жизнь изменилась кардинально. Настолько кардинально, что, если бы кто-то еще год назад сказал мне, что все будет именно так, я бы не поверила своим ушам.

Во-первых, все, что произошло в жизни моей лучшей подруги Эмбер Дастин, стало для меня настоящим потрясением. Весь последний год в школе Эмбер провела в страданиях по Элле, когда та благополучно свалила из города по указке своего чокнутого папаши.

Никто не мог привести ее в чувства. Она словно закрылась в себе, стала призраком, все еще хранящим воспоминания по давно прошедшим моментам счастья. Я знаю Эмбер ближе, чем кто-либо, и могу сказать, что она никогда не была веселушкой-хохотушкой, но эта ее полная потерянность и отторжение окружающего мира превратили ее в тень.

Очень скоро нам всем, и мне, и Алексу, и семье Эмбер, стало ясно, что лучше на какое-то время оставить ее в покое. Именно в этот момент моей жизни, когда мне пришлось проходить через все невзгоды жизни самой, ведь Алекс парень, и многими вещами с ним не поделишься, произошло то, что я с радостью стерла бы со страниц своей истории. Но я не всемогущая богиня, и мне придется вновь и вновь вспоминать те события и краснеть за себя.

Келси Харпер. Лучшая подруга старшей сестры моей лучшей подруги. Звучит бредово. Этот ее «титул» вполне может сломать мозг человеку, не знающему всей истории.

Я всегда знала лишь одно. Келси Харпер и Хейли Дастин познакомились еще в университете и сошлись как два идеально подходящих друг другу кусочка пазла. Я частенько бывала дома у Дастинов, как и Келси. Там мы когда-то и познакомились.

Когда я была помладше, Келси произвела на меня неизгладимое впечатление. Взбалмошный, суматошный ураган, несущий в себе постоянные шутки, смех, подколы и просто непреодолимую энергию и силу. Она напоминала мне саму жизнь. Такая же ни с чем несравнимая стихия, способная рушить многовековые скалы.

Мне было одиннадцать или двенадцать, когда мы познакомились, и я ужасно испугалась ее. Я приняла решение, что, хоть это и лучшая подруга Хейли, которую я всегда любила так же, как и Эмбер, я буду всеми силами избегать ее.

Таким образом, проходили года. Каждый раз, когда Келси приезжала к Хейли, и там была и я, я сразу находила тысячу причин, чтобы поскорее уйти домой.

А потом… Я просто влюбилась в Эмбер. Да, да. В свою лучшую подругу, которая была без ума от СтервЭллы. Она делилась со мной своими переживаниями и искала во мне поддержку. И когда это произошло, когда мое глупое сердце подвело меня, я забыла обо всем на свете. И о Келси в том числе. Она стала одной из тех блеклых, незначительных деталей жизни, которые больше не имели для меня значения.

Келси вновь ворвалась в мое сознание и в мою жизнь в тот самый вечер, когда мы решили устроить девичник. Мне не спалось, и я все никак не могла выкинуть из головы мысли о том, что у Эмбер и Эллы действительно есть все шансы на то, чтобы быть счастливыми, любить друг друга и просто быть вместе.

В ту ночь я пришла на кухню и нашла там Келси. Каково было мое удивление, когда я увидела, что она плакала. Келси Харпер, та, что сильнее многих, лила отчаянные, горячие слезы прямо на кухонный стол. Я собиралась оставить ее наедине со своими мыслями, но было слишком поздно, она заметила меня. Она ни с того ни с сего вылила на меня все свои беды. А ведь я даже не собиралась узнавать, что у нее произошло.

Я была потрясена услышанным. Такая верная и надежная подруга Хейли. Такая живая и яркая, всегда способная поддержать Хейли и в беде, и в самой бредовой авантюре, на самом деле оказалась глубоко несчастным влюбленным по уши человеком. Влюбленным в Хейли Дастин. Она рассказала мне, как это было. Как они начали дружить буквально с первого дня. Как на первых же неделях переспали по пьяни. Вот только Хейли спокойно забыла об этом и пошла дальше по своему беззаботному жизненному пути, а Келси окунулась в море боли и безнадежности.

Она не страдала молча. Нет. Она пыталась добиться Хейли. Но Хейли это было просто неинтересно. На все самые громкие признания и самые нежные взгляды, Хейли отвечала виноватой и грустной улыбкой и легонько отталкивала Келси от себя, не давая ни единого шанса.

А затем начался ад. Келси пришлось все эти годы наблюдать за тем, как Хейли строит отношения с парнями, как она счастлива, как она окрыленная возвращается со свиданий и спешит все рассказать подруге. Келси выслушивала все: от «о боже, он просто идеал, он бог» до «знаешь, что он творит в постели». И именно Келси была рядом в моменты, когда ванильная иллюзия рушилась об острые камни реальности, когда Хейли рыдала навзрыд, твердя «я думала, он тот самый».

Келси стискивала зубы, сдерживаясь, чтобы не убить всех и каждого, кто вызвал эти слезы на лице любимой, а мысленно твердила, что именно она могла бы быть той самой.

Я слушала ее всю ночь до самого утра. И под конец моя жалость сменилась полным пониманием. Мы с ней оказались в одной лодке. Обе безнадежно влюблены в сестер Дастин.

В ту ночь произошло кое-что еще… Я так до сих пор и не могу понять, как так вышло. Но в какой-то момент я вдруг содрогнулась от мысли о том, насколько же она прекрасна. Да, с красными, заплаканными глазами, да, разбитая и опустошенная. Но в тот момент ее образ буквально ослепил меня.

После этого мы начали общаться. Я была рада, что мы обе, наконец, обрели кого-то, кому можно открыть душу в случае, когда лучшая подруга и есть твоя самая большая боль.

Я и не заметила, как мои болезненно-романтические чувства к Эмбер, которые, как мне казалось на тот момент, будут всегда со мной, испарились, а на их место пришли новые – слепое восхищение и горячий восторг по отношению к Келси.

Я списывала эти чувства на то, что я просто восхищаюсь ей, как человеком. До определенного момента.

До момента, когда все перевернулось с ног на голову.

Мы с Алексом поступили в один и тот же университет, и, признаться, я была безумно этому рада. Ведь мне не пришлось проходить через пытку новых знакомств и ощущения собственной ненужности и бесполезности.

Оказалось, что Келси живет совсем неподалеку от нашего кампуса. Это стало для меня приятной неожиданностью. Мы начали видеться чаще, проводить вместе все больше времени. И…

– Скажи, Софи, тебе ведь так и не удалось перейти с Эмбер к чему-то большему, чем дружба, так?

– Эм… Если не считать моего чистосердечного признания в чувствах, моих истерик по поводу их отношений с Эллой и нашего единственного поцелуя, который произошел лишь потому, что Эмбер взбесилась на Эллу и таким образом решила отомстить, то да, ни к чему мы не перешли. И я даже рада такому раскладу. Не так больно.

– Но ты и не осознала до конца одну вещь.

– Какую?

– Только ли дело в Эмбер, или тебе действительно нравятся девушки.

– Я не знаю… Мне никогда не приходилось больше ни с кем…

Она оборвала меня самым горячим и одновременно до безумия нежным поцелуем. Все мои мысли мгновенно спутались в один комок, а сердце подпрыгнуло так высоко, что больно ударило мозг и отключило его.

С того дня никто из нас не останавливался. Разговоры сошли к минимуму, а поцелуи и объятья – к максимуму. Она каждый раз сжигала меня дотла.

Надо ли говорить, что я была на седьмом небе от счастья? Нет, слова тут излишни. Я влюблялась в нее все больше день ото дня. И вот она уже затмила собой все.

Я даже ни капли не сомневалась в своем выборе, когда решила пойти с ней до конца. Она была так нежна и так горяча.

Я уже начала с радостью мечтать о том, что и мне повезло так же, как и Эмбер когда-то с Эллой. Я даже стала задумываться о том, как рассказать всем о наших отношениях. Вот только Келси почему-то всегда была категорически против того, чтобы открыть миру правду о нас с ней. На тот момент меня это не смутило. Вот же наивная идиотка.

Меня не смутил и тот факт, что на самом деле Келси никогда и не говорила о наших отношениях, ничего мне не обещала и не клялась в любви.

Все оказалось до боли просто. Мы и не были ни в каких отношениях.

– Ты пойми, котенок, нам ведь хорошо вместе, мы круто проводим время. А что еще нужно? Зачем все эти рамки и шаблоны? Ты прекрасно знаешь, что мое сердце все еще занято, я никогда этого не скрывала. Только не обижайся и не ненавидь меня. Я просто хочу, чтобы между нами не было недопонимания. Мы с тобой… просто проводим время. Как бы это сказать… Без обязательств. Понимаешь, насколько это круто? Никто никому ничего не должен, никаких сложностей, никаких проблем. Да это же идеально, Софи. Либо пойми и прими это, либо нам с тобой, к сожалению, не по пути.

И я приняла. Не поняла. Но приняла.

А что еще мне оставалось делать? Я так отчаянно не хотела терять ее. Я осознала всю сложность ситуации, когда поняла, что готова на каждом углу кричать о своей любви.

И вот я снова в той же ситуации. Я считала, что именно Келси способна показать мне другую сторону любви – когда оба человека по-настоящему одержимы друг другом и забывают обо всем на свете, смотря в глаза своей половинки. Но она лишь в очередной раз укрепила такую ненавистную мне мысль – Софи Майер останется в гордом одиночестве до конца своих дней, и никто ее не полюбит.

Неужели мне действительно суждено лишь отдавать, ничего не получая взамен?

Настоящий ужас начался, когда Келси, по-видимому, стало мало меня одной. За весь год я видела ее в объятьях не одной девицы. А когда мои нервы не выдерживали, и я закатывала по этому поводу истерику, то получала лишь один ответ «Не нравится – ты знаешь, где дверь».

Я стала настоящей заложницей собственной глупости и наивной веры в то, что Келси любит меня. Что скоро все это закончится, она остепенится и поймет, что ей никто кроме меня не нужен. Ведь когда я все же набиралась сил и уходила, игнорировала ее целыми днями, старалась думать о чем угодно, только не о ней, она со всех ног бежала за мной и с легкостью возвращала меня назад.

Я так запуталась и так устала. Нужна ли я ей? Или я просто ее любимая игрушка? Просто лучшая из всех ее безвольных марионеток, которым никогда не обрести лица Хейли Дастин.

Первый год моей учебы я назвала так: Лихорадочные конвульсии. Метания к Келси и от нее.

В конце лета, перед самым началом второго курса, в моей голове будто что-то щелкнуло. Наверное, сказалось то, что Эмбер и Элла стали настолько крепкой парой, что вообще больше не разлучаются, что пережили все, что можно было пережить, и что пережить было сложно. Я вижу их счастье каждый день на страничках в соцсетях, я слышу по телефону голос подруги, полный абсолютного, искреннего счастья. И я поняла – хватит. Хватит быть куклой. Пора стать живым человеком, который тоже заслуживает быть счастливым.

Вымокшая под беспощадным дождем, вздрагивающая от все еще накрывающих мое обессиленное тело рыданий, но такая довольная тем, что только что высказала ей все, я прихожу обратно в свою комнату, открываю толстую тетрадь, на обложке которой красуется яркая надпись «Дневник Софи» и на первой же странице старательно вывожу:

Я ненавижу тебя, Келси Харпер.

Глава 2

Чертов будильник. Чтоб его. Адское изобретение. Звонит именно тогда, когда ты проваливаешься в самые приятные и сладкие сновидения. Хотя в последнее время приятными сновидениями я не страдаю. Так что, наверное, не велика потеря.

Я встаю с постели, меня пробирает озноб. Только не это. Если я умудрилась простыть в первый же учебный день, то я возненавижу себя. Как ни странно, я обожаю учебу.

Безразличие отца к выбору моей будущей профессии вызвало во мне двоякое чувство. С одной стороны было обидно, что ему совершенно плевать, кем станет его дочь «когда вырастет». С другой – я привыкла к тому, что его никогда не волновала моя судьба. Это ведь не так уж плохо, учитывая, что мне удалось избежать извечной проблемы родителей и детей, когда речь заходит о будущем ребенка. Я просто выбрала факультет и осталась довольна своим выбором.

Почему я не последовала за Эмбер? Почему не исполнила нашу самую большую школьную, детскую мечту – всегда и везде быть вместе, поступить в один университет, потом жить по соседству. Мы с ней даже когда-то мечтали о том, что выйдем замуж за братьев, чтобы стать семьей. Наверное, потому что я просто в какой-то момент решила, что нашей дружбе не помешает, а даже наоборот укрепит ее, некое отдаление друг от друга.

Выбранная мною специальность это, конечно, пока что моя самая большая гордость и отрада. Я решила заниматься тем, о чем всегда мечтала – музыкой. Именно Эмбер когда-то говорила, что я настоящий талант, что когда-нибудь стану самой яркой звездой, срублю популярности и деньжат и больше ни в чем не буду себе отказывать. Отчасти это правда. Я действительно считаю, что у меня есть слух и неплохой голос. Я обожаю свою гитару и могу часами зависать, перебирая струны и напевая незамысловатые мотивы.

Когда я пою, я и вовсе уношусь в совершенно другой мир и забываю обо всех проблемах. Это мой личный способ эскапизма.

Алекс тоже пророчит мне славу и признание. Он постоянно сидит и неотрывно наблюдает за мной, слушая мое пение. И не надоедает же. Никогда не замечала за ним стремления к искусству.

Первый курс я закончила успешнее некуда, прослыв лучшей студенткой на курсе, что не могло не вселить в меня еще большую уверенность в своих силах и таланте. Если так пойдет и дальше, то я действительно задумаюсь над тем, что лучи славы могли бы пасть и на мою скромную персону.

Кстати о скромности. Вот скромностью то я итак никогда не отличалась, а теперь, со всеми этими похвалами и восторженными вздохами и взглядами в мою сторону, я еле сдерживаюсь, чтобы не задрать нос.

Чертова Келси совсем свихнулась, если до сих пор не понимает, что теряет. Вернее, кого.

Я провожу у зеркала почти полтора часа – крашусь, заплетаю волосы в классную косу, которой научилась буквально пару дней назад по видео в интернете – получилось очень даже неплохо – надеваю новое светлое платье с легким цветочным принтом, дополняю образ джинсовой курткой и ботинками, чтобы слегка разбавить милый образ и добавить контраста.

В последний раз окидываю взглядом свое отражение, пробегаюсь по каждой детали образа и понимаю – красотка. Несмотря на ужасный вчерашний вечер, я выгляжу просто отпадно.

Я спускаюсь вниз и уже слышу сотрясающие стены звуки песен очередной полюбившейся Алексу рок-группы.

Мы с Алексом пожили каждый в своем общежитии буквально первые пару месяцев, а затем четко осознали, что это не для нас, и решили жить вместе. Не самый большой повод для гордости, ведь это не наша личная заслуга, но, тем не менее, отец Алекса, ходячий мешок с деньгами, запросто согласился снять для сына отдельный дом. Я кое-как уговорила Алекса, что буду платить хотя бы за продукты и другие мелкие расходы.

– Доброе утро! – кричу я, стараясь перекрыть душераздирающие вопли солиста, который, наверняка, выплюнул гланды, после того, как исполнил эту песню пару раз, – Ты собираешься оглохнуть и оглушить еще и всех соседей в радиусе пяти километров?

– Что? – с явным непониманием кричит Алекс в ответ.

Он уже нахимичил что-то похожее на завтрак. За что ему огромное спасибо. Я слишком долго прокопалась за сборами, поэтому не оставила ни капли свободного времени на приготовление завтрака.

Я нахожу источник дьявольской музыки и, на счастье моим барабанным перепонкам, вырубаю ее.

– Доброе утро, – повторяю я с улыбкой.

– О, да. Доброе. Не очень, – отвечает Алекс, тут же состроив нарочито угрюмый вид, – Снова эта дурацкая учеба. Я ненавижу юриспруденцию больше, чем что-либо в этой жизни. К последнему курсу я просто разыщу и сожгу конституцию и все кодексы.

– Если доучишься до последнего курса, – я хватаю бутерброд и активно жую его, поглядывая на время.

– Очень смешно, – вздыхает он, – На самом деле, мой отец сделает все, чтобы я доучился. Даже если ему придется платить преподам за то, чтобы они сдавали все экзамены за меня.

– Было бы круто на это посмотреть, – говорю я с набитым ртом.

– Да уж…, – он бросает на меня полный интереса взгляд, – Свидание?

– Ага, – я делаю глоток апельсинового сока, – С любовью всей моей жизни.

– Правда? – думаю, мне показалось, что в его голосе промелькнули нотки разочарования. Мой мозг сходит с ума. Ха. Мозг. С ума. Отлично сказано.

– Да. С музыкой. В отличие от тебя, я люблю то, чем занимаюсь.

– Ну, конечно, – Алекс скрещивает руки на груди и кидает на меня хитрый взгляд, – Это ненадолго. Шоу-бизнес жестокая штука. В нем никто никогда не будет самым лучшим. Вот и ты порхаешь только до тех пор, пока тебе на смену не пришел кто-то другой.

Я лишь фыркаю ему в ответ и направляюсь ко входной двери.

– Хорошего первого дня, зазнайка, – кричит он мне вслед.

Я выхожу на улицу. Отличный осенний денек, все еще хранящий атмосферу лета, особенно после грозы. На еще зеленых листьях, словно наполненных новыми силами и жизнью, сверкают и переливаются капельки прошедшего дождя. И все вокруг так пышет энергией лета, что создается ощущение, будто вместо осени пришла новая весна. Может, это знак? Может, это моя новая весна?

Пусть так. Глубоко вздохнув, я делаю шаг навстречу новому началу. Надеюсь, мое предчувствие меня не подведет, не смотря на все сказанное Алексом.

Я совершенно не боюсь конкуренции, а даже наоборот, была бы рада достойному сопернику, а то мне весь год казалось, что все успехи достигались мной с какой-то легкостью, мне даже не приходилось бороться.

И даже если кто-то окажется лучше меня, то это ведь отличный повод начать стремиться к тому, чтобы и самой стать чуточку лучше. Поэтому я и люблю здоровую конкуренцию. А войны на почве «кто тут лучше, а кто хуже» не для меня. Это глупо. Миллионы лет эволюции ведь должны были научить нас честной борьбе и уважению к конкуренту.

С другой стороны – тут уже ярче разгорается пламя моей внутренней гордыни – кто там может быть лучше меня? За весь первый год обучения никто не появился, с чего бы кому-то появиться сейчас?

Изрядно подбодрив себя и укрепив веру в свои силы, я твердыми шагами спешу к кампусу.

Мой дух, мое тело, мое сердце, мой мозг так истосковались по деятельности, что сейчас во мне все буквально кипит от предвкушения. Будут новые задачи, новые победы. Как же я скучала. Каждый уголок кампуса сейчас кажется мне таким родным, а студенты, тоже спешащие на первые занятия в году, будто смотрят на меня с особой теплотой.

Этот день обещает быть потрясающим. И таких будет еще около трехсот.

Я так затерялась в собственных красочных лабиринтах мечтаний, что чуть не потеряла сознание от ужаса и неожиданности, когда из зеленой, живой изгороди прямо на меня вывалилось чье-то тело.

Кажется, мой крик, точнее даже пронзительный писк, услышал весь кампус, если не весь город.

Фух. Слава богу, оно живое. Что за… Мои руки моментально путаются в чем-то… ярко… сиреневом.

– О, прости, киска, – слышу я не самый трезвый женский голос, – Я просто искала дргу… ну… это… путь я искала.

Она откидывает волосы с лица, а я все никак не могу отвести от них взгляд. Надо же. Всегда считала, что это круто, просто выкрасить волосы в яркий цвет, но никогда не решалась сама, боясь остаться лысой. У девчонки, еле стоящей на ногах, они еще и длинные, ниже лопаток, корни черные, а потом идет плавный переход в сиреневый, который становится все ярче и глубже к кончикам волос.

Я перевожу взгляд на лицо девушки. Светлая, словно фарфоровая, идеальная кожа, точеные скулы, придающие лицу особую остроту и притягательность, чуть вздернутый нос, с левой стороны которого красуется серебристое колечко, и пронзительные темно-карие глаза, кажущиеся черными, вонзающиеся, словно пропитанный сладким ядом кинжал из черной стали, прямиком в твое сердце. В моем мозгу над ее образом сразу же появляется табличка с надписью «модель». Потому что, черт возьми, она просто красотка.

Я всегда считала самой красивой девушкой своего окружения, как бы это сейчас странно не прозвучало, СтервЭллу. У нас с ней непростые отношения и по сей день, но я не могу поспорить с тем фактом, что она очень красивая девушка. Точнее, не могла поспорить. Теперь спокойно поспорю при первом же удобном случае, ибо я встретила настоящую принцессу. Пьяную в стельку принцессу.

Я понимаю, насколько невежливой я сейчас могу казаться, но мои глаза словно приросли к ее образу. Я как ненасытная пташка все продолжаю пить живительную воду из птичьего фонтанчика, и мне все мало.

Девица тем временем, поправив разодранные джинсы, и это совершенно точно не декоративные дырки, а скорее результат неоднократной встречи с асфальтом, устремляет на меня дерзкий, развязный взгляд, кричащий о том, что его обладательница на редкость самоуверенная, дерзкая стерва. Но красивая стерва.

Ее аккуратные чуть пухлые губы растягиваются в улыбке, обнажив ряд ровных сверкающих зубов.

– Ты смешная, – сбивчиво произносит она и заливается самым мелодичным смехом, который я когда-либо слышала, – Мне пора. Классно поболтали, – заплетающимся языком говорит она и делает несколько нетвердых шагов прочь.

Я тут же разворачиваюсь, чтобы посмотреть ей вслед. Она точно где-нибудь снова шлепнется. К гадалке не ходи.

Я стою так еще добрых пару минут, пока прекрасная незнакомка не скрывается за ближайшим углом, а затем, спохватившись, продолжаю свой путь, но уже бегом.

Не уверена, бежала ли я, потому что боялась опоздать или же, потому что хотела убежать от внезапно охватившей меня от встречи с этой чокнутой девицей паники и крайней степени беспомощности? Вот только на протяжении всего пути ее дерзкий, грубый, самоуверенный взгляд неотступно, тенью следовал за мной.

Глава 3

Я добираюсь до аудитории, в которой будет проходить первая лекция, настолько быстро, что у меня в запасе остается целых десять минут.

Я с опаской оглядываюсь по сторонам, как будто пьяная, еле стоящая на ногах, девчонка, которая к тому же скрылась в противоположном от меня направлении, могла за мной последовать. Я мысленно одергиваю себя. Какая же я трусиха. Испугалась обычной надравшейся в стельку студентки. Это же университет, тут такое не редкость. Тем не менее, я не могу избавиться от мысли, что ее пронзительный взгляд вызвал во мне немалый трепет.

Немного успокоившись, я быстро нахожу этому объяснение. Ну конечно. Я ведь могу показаться довольно уверенной в себе и в своем обаянии девушкой, однако, на самом деле у меня, как и у любой девчонки моего возраста, куча комплексов. А тут на тебя буквально падает девушка, которая даже в таком ужасном состоянии выглядит, как только что сошедшая со страниц глянца модель.

Я прислоняюсь спиной к стене и мысленно погружаюсь в детали ее образа. А ведь она довольно странная, если вдуматься. Первым делом взгляд падает на ее точеные черты лица и пухлые, аккуратные губки, которые делают ее ошеломляюще прекрасной. Но если проанализировать ее облик глубже, то можно понять кое-что очень интересное.

Она неформальна. Ее волосы, колечко в носу, тату на кисти, которое наверняка простирается до самого плеча – я не разглядела, на ней была черно-серая фланелевая рубашка в клетку – все это добавляет дерзости ее образу.

Кстати об одежде, она-то как раз выдает в ней пацанку, если так можно выразиться. Единственное, что можно было с натяжкой назвать женственным в ее образе, это простая, черная, обтягивающая майка с тонкими бретельками под рубашкой. И все. В остальном – рваные джинсы, хоть и прекрасно обтягивающие и подчеркивающие одну из самых интересных частей ее тела, и красные кеды. Ни одного украшения. Да они ей и ни к чему. Такая девушка сама себе украшение.

Чем больше я мысленно углубляюсь в ее образ, тем больше нахожу его интересным и притягательным, нежели просто красивым.

Вот чем она отличается от СтервЭллы. Элла просто красива, даже ослепительно красива. Она женственна, у нее прекрасная фигура, всегда подчеркнутая элегантной одеждой, по большей части платьями и юбками. Каблуки – неотъемлемая часть ее гардероба. И без того прекрасные черты миловидного, ангельского личика всегда выгодно выделены косметикой. Все ее жесты, ее речь, ее походка, ее взгляд выдают в ней непоколебимую стать и чуть ли не королевское воспитание. Она не огонь, не пламя, небрежно горящее в ночи, жаждущее смести все на своем пути, оставить после себя лишь пепел. Она скорее твердая, могучая сталь. Ее практически невозможно прогнуть, но сама она спокойно сломает кого угодно. Вот только это стальное спокойствие и выдержка наводили бы на меня скуку, будь я на месте Эмбер.

А эта девчонка спокойно могла бы встать в один ряд с Эллой по красоте, но в остальном точно превзошла бы ее. Этот дерзкий взгляд, сам по себе, одним своим существованием бросающий тебе вызов, этот вздернутый нос, нахальная, но такая обворожительная улыбка. Все в ней кричит – «Осторожно! Пожар!». Я начинаю невольно понимать, почему она меня так испугала. Я всегда была хоть и бойкой и энергичной, но хорошей девочкой – положительной, милой, избегающей неприятностей. А эта девица не несет в себе неприятности, она и есть одна большая ходячая беда. Я почувствовала это сразу. Потому что все мое нутро подсказывало мне, что от таких, как она, нужно держаться подальше.

Интересно. А она… по мальчикам?

Черт! И зачем мне вообще думать о ней? Мы столкнулись всего раз. Она напугала меня до смерти, изрекла какой-то пьяный бред, в то время как я вообще не смогла выдавить из себя ни слова, и ушла прочь. Вероятнее всего, мы больше даже и не встретимся никогда.

Так ведь оно и к лучшему. Я четко понимаю, что никогда в жизни не хотела бы иметь дело с такими, как она.

Словно пытаясь вырвать меня из смутных раздумий, мой телефон начинает разрываться от звонка.

Келси.

Я пялюсь на экран, не зная, что именно мне предпринять. Она поступает ровно так, как поступала со мной всегда. Я нужна ей только тогда, когда она понимает, что я не намерена больше играть в ее игры. Я уже знаю наперед, что будет дальше. Я прощу ее. Я вернусь к ней. Пару дней, а может даже недель, как повезет, мы будем, как и раньше, упиваться друг другом, а потом ей снова наскучит, и она решит пуститься в новую авантюру. И пускай. В этот раз она попыталась увлечь в эту авантюру и меня… А этого я уж терпеть не стану. Я все же придерживаюсь того, что втроем постель не делят.

Экран гаснет, а телефон замолкает. Я выдыхаю, но через несколько секунд он снова вибрирует в моей руке. Новое сообщение.

«Не веди себя как идиотка, Софи. Мы обе знаем, что ты долго не выдержишь. Так зачем же терять драгоценное время на пустые обиды, когда можно заняться чем-то более полезным? ;)»

Я кривлюсь от презрения, и сама же удивляюсь этому. Никогда раньше Келси не вызывала во мне смесь презрения и омерзения. Я боготворила ее. Может, всему виной то, что она предложила мне.

– Софи! – слышу я радостный крик в паре шагов от меня, поворачиваюсь и не успеваю даже ничего толком рассмотреть, как на меня набрасываются с объятьями, – Я так соскучилась по тебе, милая! – но я узнаю этот голос.

– Привет, Лили, – я крепко обнимаю ее в ответ.

Я и по сей день считаю, что первое место на пьедестале моих подруг всегда будет занято Эмбер Дастин, но я не смогла не полюбить Лили. Эта милая зеленоглазая коротышка покорила меня буквально сразу. Одни ее веснушки могут растопить любое самое черствое сердце.

– Господи! После занятий ты просто обязана пойти со мной по магазинам, – воодушевленно говорит она, схватив меня за руки, словно она тонет в морской пучине, а я ее спасательный круг, – И ты расскажешь мне все про свое лето. Мое было унылым, хоть послушаю, как его провела ты. Пожалуйста!

– Конечно, – ну как можно отказать этим щенячьим глазкам.

– А ты чего здесь стоишь? Осталось две минуты. Идем! – не дожидаясь моего ответа, Лили тащит меня в аудиторию.

Мы садимся на первый ряд, и пока Лили обменивается приветствиями с остальными ребятами, я, стиснув зубы, набираю сообщение:

«Все кончено, Келс».

В течение дня Келси предпринимает еще две попытки позвонить мне и успокаивается на этом. Может быть, в этот раз она решит, что пытаться больше не стоит. Какую бы обиду по отношению к ней я не испытывала, я все равно понимаю, что вполне могу снова сорваться и прибежать к ней, как я и делала раньше.

Ей наплевать на мои обиды, она никогда не извинялась и, более того, даже не считала себя виноватой. Боже, какой же тряпкой я была все это время. Эта мысль отрезвляет, но этого все равно не достаточно, чтобы погасить внутреннюю боль, нехватку Келси и тягу к ней.

– О чем задумалась, красотка? – Лили с легкой улыбкой заглядывает в мои глаза.

Я благодарна ей за то, что за весь год моих страданий, даже в те моменты, когда я вела себя как одержимая бесом, она ни разу не влезла в мое личное пространство. Лили словно понимала, что на тот момент мне это было нужно меньше всего. Алекс, напротив, то и дело пытался устроить разговоры по душам, от которых мне становилось тошно. Я понимаю, что он беспокоился за меня, но я просто не могла выложить ему всю правду. Ни ему, ни кому бы то ни было еще. Это мое бремя.

– Да так, ни о чем, – рассеянно отвечаю я, потягивая карамельный латте мелкими глотками.

Я была не в настроении покупать что-либо, поэтому прошлась с Лили по магазинам просто за компанию, а когда она предложила выпить кофе, выдохнула, наконец, с облегчением.

Мы обсудили прошедшее лето и сошлись на мнении, что ни у меня, ни у нее оно не было особо увлекательным.

– Я так по всем скучала. Даже по преподавателям. Особенно по Хайнцу. Он просто бомба, – радостно щебечет Лили.

Мистер Хайнц наш преподаватель по вокалу, и он просто потрясающий. Совершенно чокнутый, но видимо, все настоящие гении немного не в себе. Однажды он пришел на занятия босиком, а на все вопросы отвечал лишь удивленным взглядом, словно в обществе абсолютно нормально время от времени отказываться от обуви, а в другой раз он вместо занятий по вокалу привел нас в батутный центр, где заставлял петь, прыгая при этом на батуте. Было весело, я нахохоталась так, что на утро проснулась с болью в прессе.

– Он сегодня был какой-то мрачный, – отвечаю я, вспомнив, как он на добрых пятнадцать минут с задумчивым и даже меланхоличным видом завис у окна, никого и ничего не замечая вокруг, в то время как мы ждали от него заданий.

– Говорят, жена ушла от него этим летом, – немного погрустнев, произносит Лили, – И как можно? Он ведь настолько крут.

– Знаешь, он человек искусства. Таких людей бывает очень сложно понять. А когда человек не пускает тебя в свой внутренний мир, ты начинаешь чувствовать себя лишним звеном в его цепочке жизни, – говорю я, и сердце пронзает новый приступ обиды.

– Да уж. Но я все же придерживаюсь мнения, что его жена была просто глупой стервой, – нахмурившись, говорит Лили и напоминает мне в этот момент нахохлившегося воробушка. Я не могу сдержать улыбку, а Лили добродушно улыбается мне в ответ, – А еще говорят, что на занятиях по вокалу с Хайнцем к нам должны присоединиться еще два студента.

– И откуда ты все знаешь? – я бросаю на нее взгляд, полный недоумения.

– Просто случайно услышала разговор декана и Хайнца. Говорят, это ребята, которые брали академический отпуск.

– Ну, знаешь. Мне все равно, – я равнодушно пожимаю плечами и откидываюсь на спинку стула.

– Ты так говоришь, потому что ты итак королева этого курса.

– Нет. Это не правда. Я королева университета, – я наигранно задираю нос, и мы обе от души смеемся.

– Как дела со Стэном? – спрашиваю я, вспомнив, что подруга еще ни словом не обмолвилась о своем парне, от которого была без ума весь первый курс.

Они начали встречаться еще летом на университетских подготовительных курсах, и я не раз по-доброму завидовала им, когда они могли просто часами сидеть и самозабвенно любоваться друг другом.

– Все хорошо, – уж слишком спокойно отвечает она, и я, вопросительно изогнув бровь, вглядываюсь в ее лицо, – Ну вроде как. Просто мы стали чаще ссориться. С тех пор, как его взяли в университетскую сборную по футболу, он почти все свое время проводит либо на тренировках, либо на вечеринках братства, аргументируя это тем, что он просто обязан влиться в коллектив, иначе его будут гнобить.

Лучезарное лицо Лили искажается печалью, и я беру ее руку и легонько поглаживаю ее.

– Все образуется, Лили, вот увидишь. Вы самая сладкая парочка в мире. Случится апокалипсис, если вы не будете вместе.

– Надеюсь, ты права, – с грустной улыбкой отвечает она.

Я возвращаюсь в пустой дом на удивление уставшая. Алекса нет. И где его черти носят?

Не так я представляла себе первый день. Вот так всегда. Все самые высокие и радужные ожидания превращаются в горстку унылого пепла.

Я думала, это будет праздник, а не день, а в итоге он просто стал очередным моментом моей жизни, полностью отражающим атмосферу, царящую в моем сердце.

Я долго пишу в дневнике про мистера Хайнца, размышляя на тему того, есть ли на свете та самая вечная, побеждающая все на своем пути, любовь. Или же это все просто выдумки дураков, которые просто хотели бы верить в сказку?

А Лили и Стэн. Неужели так все и бывает? На месте настоящего взрыва чувств остается лишь комок повседневных проблем и склок из-за отсутствия внимания с чьей-либо стороны.

Маленькая Софи, которая в детстве так старательно буквально каждый день водила своих барби и кена на свидание и воображала, что он жить без нее не может, а она в свою очередь не может им надышаться, с грустью вжалась в самый темный уголок моей души, вдруг осознав реальность мира в полной мере. Любовь бывает только в сказках. А жизнь это полотно, сотканное из разбитых сердец.

Я ненавижу тебя, Келси Харпер.

Глава 4

И снова дождь. Тревожные тяжелые капли разбудили меня посреди ночи, отбивая четкую дробь по карнизу. Я нехотя встаю с кровати и плетусь к окну, чтобы закрыть его, пока весь подоконник не залило водопадом-предвестником осени.

Я уже было схватилась за ручку, но ни с чем несравнимый аромат свежести обдал меня с легким, влажным дуновением ветра. Все-таки я люблю дождь, несмотря на то, что в моем мозгу он стал четко ассоциироваться со слезами, столь беспощадно пролитыми по той, которая вытирает ноги об мою душу, как об плешивый, старый коврик, и идет дарить свое внимание другим.

Я тяжело вздыхаю и обращаю взгляд на улицу. Мягкий, золотистый свет фонаря падает на дрожащие на ветру, все еще обладающие силой сопротивляться напору осени, ветви деревьев, создавая атмосферу магического уюта, не взирая на разбушевавшийся дождь. Бодрые, но редкие капли, словно призвав подмогу свыше, уже целым роем беспощадно жалят асфальтовую дорожку, на которой быстро образуются лужи, отражающие волшебный свет фонаря. И вот где-то там, в небесном царстве, сотрясая спокойствие ночи, раздается первый раскат грома.

Моя кожа покрывается многочисленными мурашками, что заставляет меня поежиться и обнять себя за плечи. И снова всепоглощающее, скребущее острыми когтями душу чувство горечи накатывает на меня, заставляя вспомнить о своем безнадежном одиночестве. На месте моих рук сейчас могли бы быть другие, нежно обнимающие меня, согревающие, заставляющие почувствовать себя важной. Я морщусь, пытаясь заменить желание разреветься злостью.

И тут мой взгляд приковывает неизвестно откуда взявшийся силуэт, в котором я сразу же распознаю девушку. Она вихрем несется вдоль по дороге перед моим домом. У меня создается ощущение, что своими стремительными шагами она вот-вот пробьет асфальт. Если бы не шум дождя, я бы наверняка услышала ее топот. Она будто вкладывает всю силу в каждый шаг. И тут я улавливаю положение ее рук – они плотно сжаты в кулаки. Ого. Кажется, у кого-то выдалась не самая лучшая ночка.

Я старательно пытаюсь разглядеть ее, и скоро, по мере ее приближения, понимаю, что она очень легко одета – джинсы и футболка. Она наверняка промокла до нитки. Мокрые волосы наполовину закрывают ее лицо, но мне все равно удается разглядеть перекошенную гримасу ярости.

Я не успеваю не то что моргнуть, а пропустить через себя хотя бы одну мысль, как девушка подлетает к дереву, а уже в следующий момент ее кулак врезается в его ствол.

Мои глаза расширяются от легкого страха и неожиданности, а она тем временем, словно мельница наносит по дереву удар за ударом, пока не упирается в него обеими руками, а затем и лбом.

Не могу сказать, сколько времени прошло, но мне показалось, что это была целая вечность, в которой, как в воронке, утонули двое – разъяренный, отчаянный боец с древесиной и безмолвный, напуганный свидетель ужасного преступления против дубового народа.

В какой-то момент девушка, наконец, подает признаки жизни и, не спеша, переворачивается, прислонившись к дереву спиной и предоставив моему взору руку, до плеча забитую татуировками. Мои глаза медленно следуют вверх по ее образу, не без труда улавливают сиреневый оттенок мокрых длинных волос, а затем достигают лица и встречаются с обращенными в мою сторону глазами.

Ровно секунда. Удивительно, как в таком коротком временном промежутке смогло уложиться столько всего. Ровно секунда ушла у меня на то, чтобы осознать всю неловкость ситуации и молниеносно отлететь в сторону от окна. Но за эту секунду, когда встретились наши взгляды, я уловила целый спектр эмоций, целый букет черных роз с огромными острыми шипами. Немая злость, отчаяние, бессилие, боль, осознание собственной слабости и никчемности. Все это словно прошло через меня, вызывая внутри желание взвыть от жалости к ней.

Что ж. Я думаю, в таком случае дерево, пожалуй, переживет парочку ударов.

Остаток ночи прошел вполне спокойно. Я думала, что впечатления от увиденного вряд ли позволят мне заснуть, но, похоже, тело было со мной не согласно, и как только я коснулась мягкой постели, то тут же провалилась в сон, напрочь лишенный сновидений.

Однако утро наступило слишком рано. Раньше, чем мне того хотелось. Даже раньше, чем распорядился будильник.

Из сна меня вытаскивает стук в дверь и приглушенный голос Алекса.

– Софи, ты спишь? Тут кое-кто хочет поговорить с тобой.

Я кидаю сонный взгляд на часы, и во мне тут же просыпается недовольство. Пять утра. И он еще спрашивает, сплю ли я. Какого черта? Кого к нам принесло в такую рань?

Я сажусь на кровати и недовольно потираю глаза, как вдруг странная мысль поражает меня. Что если это та девчонка, которую я увидела ночью из окна. Она ведь заметила, что я следила за ней, и теперь хочет выбить из меня всю дурь за это. Желудок сводит от этой крайне неприятной мысли, и я корчусь.

Я медленно подхожу к двери, приоткрываю ее и вижу такое же сонное, недовольное лицо Алекса.

– Кто там? – хриплым голосом спрашиваю я.

– Я. Не узнаешь что ли? – раздраженно отвечает он.

– Идиот, – тихонько выругиваюсь я, откашливаюсь и говорю уже громче, – Кто ко мне пришел?

– Спустись вниз и узнаешь, – бормочет он сквозь зевок.

Черт бы его побрал. Вот же придурок. Сон как рукой сняло, а на его место пришло раздражение и крайней степени недовольство от того, что я теряю целый час бесценного сна.

– Один вопрос, – я хватаю Алекса за локоть, когда он разворачивается и направляется к своей комнате, – У нее сиреневые волосы?

– Что? – Алекс обращает на меня полный непонимания и удивления взгляд, – А с чего ты взяла, что это девушка?

– А кто еще ко мне может прийти? – мое раздражение все набирает обороты. Если он решил поиздеваться надо мной, то явно выбрал не лучший момент, – Я спрашиваю еще раз…

– Нет, нет. Господи, нет. У нее не сиреневые волосы, только прекрати сжимать мою руку, – скулит Алекс.

Я отпускаю его, закрываю дверь и подхожу к своему зеркалу. Если это не та полоумная, которая пыталась уничтожить дерево посреди ночи, то бояться мне нечего. Я собираю растрепанные волосы в хвост, надеваю толстовку поверх слишком открытой ночной майки, сую ноги в пушистые тапочки и спешу навстречу своему гостю, готовая прямо с ходу убить его за столь ранний визит.

Я уже собираю всю ярость в кулак, но как только поднимаю глаза на того, кто ждет меня в гостиной, вмиг немею.

– Доброе утро, малыш. Прости, что так рано, – до боли знакомый голос, пропитанный нотками сожаления и нежности, ранит мои органы восприятия, а наполненные виной и искорками теплоты глаза добивают мое сердце.

– Келси? Что ты тут делаешь? – шепчу я, потому что громче говорить просто не способна.

– Я… Ты не отвечаешь на мои звонки, – она делает пару медленных шагов в мою сторону.

– Зачем? Мы все выяснили. И мне больше нечего тебе сказать. Как и тебе.

– Не говори за меня. Ты не можешь знать, – серьезным тоном отвечает она.

Ее присутствие и напряженность ситуации разом выбивают из меня остатки сна.

– Келси, ты прекрасно знаешь, чего я хочу. А я отлично понимаю, что нужно тебе. И наши желания не сходятся. Увы. Я хотела бы быть счастлива с тобой. Только ты и я. Вместе. Но тебе это не нужно. Ты до сих пор страдаешь по той, которой плевать на тебя, и лечишь свою боль в объятиях тех, на которых плевать тебе. Я не хочу быть заменой. Не хочу. Я хочу быть той самой. Единственной. Понимаешь? – я поднимаю глаза и осознаю, что она успела подобраться ко мне слишком близко.

– Понимаю. Я все понимаю, детка, – она понижает тон и впивается своим соблазнительным взглядом в мои безоружные глаза, – Я никогда не обещала тебе великой любви, и ты это прекрасно знаешь, но мне хорошо с тобой. Хорошо, как ни с кем другим. И я не готова это терять. Ты никак не хочешь дать мне время. Ты ведь должна понимать, как это сложно – забыть кого-то, кто завладел твоей душой без остатка.

Кончиками пальцев она касается моей щеки, и мой мозг вдруг отказывается от борьбы. Я закрываю глаза и подаюсь вперед. Келси не медлит ни секунды, она сразу же завладевает моими губами – горячо и грубо. Я пропускаю вдох и покоряюсь ее напору. Ее руки обхватывают мою талию и прижимают к себе, а затем, не давая мне шанса реабилитироваться, пробираются под толстовку и майку. Кожу пронзают тысячи иголок от прикосновений ее рук. Она уверенно движется вверх и сжимает мою грудь, одновременно с этим проникая жгучим языком в мой рот.

– Мне тебя не хватало, малышка, – шепчет она напротив моих губ и снова накрывает их развязным поцелуем, от которого к моим щекам приливает кровь, а телу становится невыносимо жарко.

Она покрывает мою шею жадными поцелуями, а затем, подобравшись к уху, шепчет:

– Я хочу тебя прямо сейчас. Я так хочу тебя. Я доведу тебя до сердечного приступа, поверь мне.

Мои ноги подкашиваются, и я уже не в силах противиться. Ее рука смело скользит в мои шортики, а затем и под трусики, и медленно, но настойчиво ласкает меня.

– Ого, да ты тоже по мне соскучилась. У тебя там целый водопад, детка.

Я лишь киваю, не в состоянии извлечь из себя ни слова. Келси подталкивает меня к дивану, а затем бережно опрокидывает меня на спину. Она сдирает с меня толстовку, резким движением задирает мою майку и припадает губами к моему соску. Я выгибаю спину и огромным усилием воли сдерживаюсь, чтобы не застонать.

– Келси, тут Алекс, – жалобно пищу я.

– Мне наплевать. Он большой мальчик. Он, наверняка, все это уже видел на своем любимом порно-сайте.

Она устраивается между моих ног, и я уже готова забыть обо всем на свете, как вдруг своим самым интересным местом я чувствую сильную вибрацию. Пару секунд проходит, прежде чем я понимаю, что это ее телефон.

– Не ответишь? – спрашиваю я.

– Нет. Мне немного некогда, если ты не заметила, – отмахивается она и тянется к моим губам, но я отстраняюсь.

– Вдруг что-то важное, – я и сама не знаю, какая муха меня вдруг укусила.

– Черт, Софи, да какая разница, – она снова тянется ко мне, но ничего не получает в ответ.

– Кто тебе звонит?

– Софи, ты сейчас ведешь себя как полная дура, – ее голос обретает грозные нотки, но меня это не пугает. Я выжидающе смотрю то в ее глаза, то на карман ее джинсов, из которого торчит телефон.

Келси не двигается. Кажется, она решила поиграть в игру на стойкость. Вот только я проворнее, и я убеждаюсь в этом, когда мне с легкостью удается выхватить телефон из ее кармана и, оттолкнув ее, вскочить на ноги, давая себе шанс увидеть, кто ей звонил.

Реальность ударяет по мне сильнее, чем метеорит по Земле, который когда-то убил всех огромных ящеров. Один звонок и одно сообщение. Имя – Зои. Текст сообщения – «Просто хотела сказать спасибо за вчерашнюю ночь. Это было просто восхитительно. Давно так не кончала. Надеюсь, скоро повторим».

– И что ты делаешь, позволь спросить, – Келси встает рядом со мной и раздраженно смотрит на меня, но не пытается отобрать свой телефон.

– Да так. Ничего. Ты пропустила действительно важный звонок, – произношу я, пытаясь проглотить горький комок, застрявший в горле.

– Правда? – Келси с удивлением смотрит на меня, – Что там?

– Зои так сильно хотела поблагодарить тебя за потрясный секс прошлой ночью, а ты проигнорировала. Не стыдно? Она так искренне счастлива, а наткнулась на отсутствие ответа с твоей стороны. Жаль ее.

Я швыряю телефон Келси, подбираю толстовку и иду ко входной двери. Я широко распахиваю ее и указываю Келси на выход.

– Вон! И больше не смей здесь появляться, лживая идиотка, – рычу я, а сама борюсь со все возрастающим желанием утопить себя в слезах.

– Как скажешь, – Келси останавливается передо мной, – Но мы обе прекрасно знаем, что долго ты без меня не протянешь, красотка, – она пытается прикоснуться к моей щеке, но я отворачиваюсь. Келси вздыхает и издает горький смешок, а затем выходит.

Я со всей силы захлопываю за ней дверь и лечу в свою комнату оплакивать свой вновь рухнувший мир.

Глава 5

Удивительно, но как только я вихрем залетаю в свою комнату, уверенная в том, что сейчас разорвусь от потока слез, я просто замираю на месте и ощущаю лишь опустошенность. Каждый новый подлый поступок Келси будто высасывает из меня остатки чувств, эмоций, энергии, да и желания продолжать надеяться и хотеть быть с ней. Как если бы мои чувства к ней были охапкой разноцветных воздушных шаров, а она каждый раз с нахальной, злой улыбкой лопала бы по одному шарику острой иглой, пока от них не останется ничего, кроме кучки резиновых ошметков. Настолько отчетливо, как сейчас, я этого никогда не ощущала. Стало быть, всему есть предел, даже если влюблен настолько отчаянно, что чувства ломают тебя изнутри, рано или поздно наплевательское отношение разрушает все.

Из зеркала на меня смотрит растрепанная бледная девчонка с печальными потускневшими глазами. Я подхожу ближе и пристальнее вглядываюсь в свое отражение. Неужели это я? Как я стала такой тусклой?

В детстве из-за моей гиперактивности, неумения сидеть на одном месте, желания постоянно осуществлять какую-нибудь деятельность, меня прозвали Ракетой. Это прозвище так крепко привязалось ко мне, что даже в старших классах меня время от времени так называли. Если бы вы попросили кого-нибудь из людей, знакомых со мной, описать меня, то первым делом бы услышали что-то вроде «бойкая, боевая».

И куда все это делось теперь? Раньше я была готова броситься в бой за любую самую незначительную для других мелочь, если это было важно для меня, я насмерть стояла за свое мнение, а любое проявление несправедливости моментально приводило меня в движение. Я всегда ощущала неугасаемый огонь внутри. Отец частенько говорил, что лучше бы мне его поумерить, иначе я наделаю каких-нибудь глупостей, а потом ужасно пожалею. Я и сама это осознавала и признавала тот факт, что зачастую пускалась в бой прежде, чем хорошенько подумаю над ситуацией. И да, мне порой бывало стыдно и неловко за свои необдуманные поступки и скоропалительные выводы. Я попадала в неприятности и даже пару раз вовлекала в эти неприятности свою подругу. Но, по крайней мере, я была… живой.

Это последняя капля. Ни один человек на свете не имеет права разрушать мое истинное я. Я должна оставаться верной себе. Я совершенно точно больше не хочу вот так смотреть в зеркало и не узнавать в отражении себя. Выход только один – забыть о Келси. Три простых слова, заключающих в себе титанический труд.

Я нехотя собираюсь на занятия, пытаясь перебороть желание наплевать на все и просто остаться сегодня дома. С таким настроением, как у меня сейчас, можно забыть о хорошем, удачном дне. Я задумываюсь о предстоящем занятии по вокалу с Хайнцем, и внутри сразу становится теплее. Ничто так не радует меня, как мои любимые занятия по вокалу. Я всегда руководствовалась правилом – если чувствуешь, что мир вокруг рушится, просто пой, и ты сразу же почувствуешь себя намного лучше.

Я спускаюсь вниз, где сталкиваюсь с пристальным взглядом Алекса.

– Зачем приходила Келси? – а он не медлит.

– Да так… У нас с ней были кое-какие незаконченные дела, – задумчиво отвечаю я, – Но сегодня я поставила во всем этом точку.

– Эм… Ясно, – неуверенно говорит Алекс, не сводя с меня взгляда, полного подозрений, – Слушай, ты бы не хотела пойти со мной сегодня на вечеринку? Парни решили закатить тусовку в честь начала нового учебного года.

– Что? – у самого порога я оборачиваюсь, – Среди недели? Это глупо. Я бы хотела хотя бы в начале года высыпаться и приходить на лекции отдохнувшей.

– Ой, да ладно тебе. Можем зайти ненадолго, выпить, расслабиться, потанцевать и пойти домой. Как тебе? – Алекс лучезарно улыбается мне. Ох уж эта его улыбка, перед ней всегда так сложно устоять.

– Если только ненадолго, – собрав всю серьезность и твердость в кулак, отвечаю я.

– Класс! – выкрикивает он, – Тогда встретимся дома после занятий, ладно?

Его воодушевленность обезоруживает меня, и я с легкой улыбкой киваю ему в ответ и выхожу из дома.

– Это он. Помнишь, я говорила тебе про новеньких? Так вот, это один из них, – шепотом тараторит Лили, яростно сжимая мое предплечье, – Какой красавчик, боже.

Я устремляю удивленный взгляд на подругу, но она, как ни в чем не бывало, настойчиво кивает головой в сторону парня, одиноко сидящего у окна, в стороне ото всех, пропускающего мимо ушей восторженные возгласы девчонок. Наверное, в общепринятом смысле он симпатичный, но по мне так вполне обычный парень. Высокий, худощавый, игривости и шарма ему придают русые вьющиеся волосы, небрежно спадающие на лоб. Интересно, я одна замечаю, что ему крайне некомфортно от всего этого чрезмерного внимания – его милое личико поминутно так и кривится в гримасе неудовольствия. С другой стороны, как показала практика, ему это только на руку, девочки ведь любят угрюмых, или как они это называют «загадочных».

– Быстро же ты переметнулась, – ворчу я, пытаясь вырваться из ее хватки.

– О чем ты? – Лили невинно хлопает ресницами.

– У тебя есть парень, – твердо отвечаю я.

– Я знаю. Но глазам не прикажешь. Стэн тоже пялится на короткие юбчонки болельщиц, – нахмурившись, бурчит Лили.

– Ох, Лили, – я мотаю головой и, наконец, вырвавшись из ее цепких лапок, направляюсь к своему месту.

Еще пять минут пыток, малыш, и они отстанут от тебя. Я мысленно усмехаюсь. Бедняга. Откуда он мог знать, что попадет в логово изголодавшихся девиц, которые целый год отучились бок о бок с занудами и очкариками.

Все спешат на свои места, как только в дверях появляется мистер Хайнц. Задумчивый и отстраненный. Такое чувство, будто он производит каждое движение на автомате, даже не задумываясь лишний раз. Кажется, внутри у него происходит куда более серьезная битва, превращающая все обстоятельства реального мира в жалкие, незначительные мелочи.

– Доброе утро, мои дорогие ученики, – холодным, отчужденным тоном произносит он и ставит свой портфель на стул, а затем обращает взгляд куда-то вдаль. Я оборачиваюсь и понимаю, что там лишь задняя стена класса, но, кажется, мысленно Хайнц уже давно обогнул ее и блуждает призраком сознания где-то далеко отсюда, где-то там, куда так стремится его израненная душа.

Болезненный укол пронзает мое сердце. И почему? Почему такие замечательные, талантливые люди как он обречены на страдания?

– Эндрю, – вдруг выпаливает он, нарушая гробовую тишину, – Рад снова тебя видеть. Надеюсь, ты решил все свои проблемы и теперь станешь неотъемлемой частью нашего дружного полка.

Все как по команде обращают взоры на нового студента, а тот, слегка покраснев, бормочет неловкое «Да, спасибо» и отводит взгляд в сторону.

Хайнц снова замолкает, но на этот раз на его лице блуждает неясная, еле уловимая улыбка, просветление, будто лучик солнца, внезапно пробившийся на пару секунд сквозь тяжелые серые тучи. Профессор обводит взглядом всех нас, а затем, уперев руки в бока, выдает:

– А давайте-ка мы с вами немного расслабимся. Да? – его взгляд, словно маленькая шустрая птичка, начинает порхать от одного человека к другому в поисках поддержки, – Я знаю, что я как старый телевизор немного вышел из строя, чем крайне расстраиваю многих из вас, но это лишь временные неурядицы. Поэтому нам с вами нужно немного отвлечься, – на минуту он снова впадает в раздумья, поток лихорадочных мыслей и импульсов так и сквозит в его глазах, – Так. Встаем.

Счастливые от того, что Хайнц, наконец, становится хоть чуточку похож на самого себя, мы как пружинки вскакиваем со своих мест.

– Давайте просто споем, – с теплой улыбкой произносит он, – Но только с одним условием. Каждый из вас сейчас по очереди исполнит ту песню, которая наиболее точно описывает ваше душевное состояние. Идет?

– Да, – хором отвечаем мы.

– Я начну, – говорит профессор, опускает взгляд в пол и уже через пару секунд выдает первые протяжные, тоскливые ноты композиции, от которой явно веет шестидесятыми.

Мы молча наблюдаем за ним, поглощая каждую удачно взятую ноту, каждый перелив его прекрасного тенора.

Моя душа отзывается грустью и состраданием, а в носу сразу начинает щипать от непролитых слез сожаления и понимания.

– Я передаю эстафету…, – внезапно прерывается Хайнц и указывает пальцем на девчонку, стоящую напротив него, – Маргарет. Твоя очередь.

Пришлось немного пострадать от жизнерадостного исполнения раннего творчества Джастина Бибера. Мы с Лили переглядываемся с явным отторжением на лицах. Тем не менее, это ведь какое-никакое творчество, а любое проявление творчества – это прекрасно.

Так, один за одним, мы в узком кругу единомышленников делимся состоянием своих душ, своим настроением, чувствами и эмоциями и, кажется, в этот миг становимся очень близкими друг другу людьми, а простая игра превращается в собрание тайного общества.

Новенький, Эндрю, хоть и безо всякого желания, но тоже поддержал нашу затею и исполнил пару строчек припева песни одной из известных рок-групп. Ничего выдающегося в его мини-выступлении я не увидела, а вот остальная женская часть нашего коллектива глаз не могла оторвать от него и как завороженные глотали каждую его фальшивую нотку.

Удивительно, либо меня на самом деле настолько не любят за мои успехи, либо просто оставили на десерт, но, в конце концов я становлюсь последним, замыкающим звеном нашей музыкальной цепочки.

– Софи, твоя очередь, – говорит Лили.

Ну, наконец-то. Мысленно я с горящим сердечком потираю ладошки в предвкушении второго, после Хайнца, лучшего выступления. Жаль, под рукой нет моей любимой гитары.

Я начинаю петь. На зависть всем тем, кому не нравится, как я это делаю, да и в принципе на зависть тем, кто когда-либо говорил, что у меня ничего не выйдет. Черт. Придется перестать отрицать факт самолюбования, потому что с первых же нот, я влюбляюсь в свое собственное исполнение, а гордость переполняет меня настолько, что все тело наполняется приятным теплом.

Счастье мое длится недолго – ровно до тех пор, пока я не осознаю, что за песню я пою. Любимая песня Келси. Строчка «зачем же ты меня постоянно обманываешь?» была словно горсть песка, брошенная в мои глаза. Я судорожно пытаюсь взять себя в руки, но голос предательски дрожит там, где должен звучать сильно, и вот я уже ловлю на себе многочисленные удивленные взгляды.

Я допеваю куплет до конца и замолкаю. Как ни странно, на душе вдруг становится легче. Кажется, Хайнц не зря все это затеял. Несмотря на мое почти фиаско, в классе царит атмосфера всеобщего удовлетворения от проделанного упражнения. Видимо, не только мне и Хайнцу было необходимо излить накопившиеся внутри избыточные чувства.

Довольная улыбка на моем лице быстро меркнет, когда краем глаза я улавливаю знакомый оттенок волос. Я медленно перемещаю взгляд туда, где мной был замечен чарующий сиреневый отблеск. У двери стоит она, мои глаза меня не обманули. Прислонившись к стене, девушка с ухмылкой окидывает всех нас взглядом из-под черных стекол массивных солнцезащитных очков.

Это она. Хоть я и видела ее всего два раза, но оба эти раза настолько запали в душу, что мне кажется, я узнала бы ее среди тысяч других.

Внутри меня, откуда-то из самых недр души, пробивается холод, моментально убивший такое мимолетное счастье от пения.

Остальные ребята тоже устремляют на нее любопытные взгляды. Ну еще бы. Ее трудно не заметить. Яркое пятно среди серой массы. Наверняка, именно так она с гордостью про себя и думает.

Хайнц оборачивается и сразу же расплывается в приветливой улыбке.

– Ханна, рад тебя видеть. Прошу, проходи, – говорит он и жестом руки приглашает ее присоединиться в наш круг.

– Я опоздала, – скучающим тоном отвечает она, лениво плетется к Хайнцу и становится рядом с ним.

– Ничего страшного. Учиться прекрасному никогда не поздно, Ханна, – жизнерадостно провозглашает он и вопреки всем попыткам девчонки возмутиться, ловким движением срывает с нее очки и прячет в карман, – Это лишнее, милочка. Заберешь после занятия.

И откуда такие резкие перемены? Он только что был унылым призраком, а теперь в одночасье воспрянул духом, и все из-за появления этой алкоголички?

– Прошу любить и жаловать. Ханна Джордан, – продолжает Хайнц, обвив плечи девчонки рукой, – Ваш новый компаньон на нелегком пути музыкальных наук и по совместительству моя сводная сестричка. Но не волнуйтесь, привилегий у нее не будет. Она и сама рада не будет этому обстоятельству, верно, Ханна?

Девушка раздраженно скидывает с плеча его руку и отступает на шажок в сторону, в то время как по классу прокатывается поток шепотков.

Сводная сестра… Что, мать вашу?! Эта запойная особа сестра великолепного Хайнца? Да этого просто быть не может. Хоть и сводная, не родная, но в моем подсознании пропасть между двумя этими людьми настолько велика, что я едва сдерживаю истерический смех, который зародился где-то в груди. Это все равно что сравнить прекрасного сильного тигра и ленивца, неуклюже свисающего с ветки.

– Твою же мать, – шепчет обескураженная Лили, во все глаза пялясь на кроп-топ, рваные джинсы и полностью покрытую татуировкой руку этой девчонки.

Что может быть хуже? Я надеялась никогда больше не столкнуться с ней, а теперь она будет со мной в одном классе по вокалу? С другой стороны, с этим можно жить, верно ведь? Ну столкнулись мы пару раз, ну и что с того? Просто будем вместе заниматься вокалом под чутким руководством мистера Хайнца и, возможно, даже никогда не заговорим.

Окрыленная этой мыслью я поднимаю взгляд и сразу же сталкиваюсь с черной пучиной, с тем самым омутом, в котором водятся знаменитые черти. Она без стеснения пилит меня взглядом.

– Ну как тебе? – Хайнц прерывает наши гляделки, – Скучала по всему этому?

– О да, – то ли серьезно, то ли саркастично отвечает она, – А этот курс, кажется, слабее, чем тот, с которым должна была учиться я.

Я не верю своим ушам. О чем она говорит? Все преподаватели говорят, что у нас очень сильные ребята. Все способные и трудолюбивые, а главное талантливые.

– А ты слышала всех? – удивленно спрашивает Хайнц.

– О, нет. Только последних двух, – Ханна кидает беглый взгляд сначала на Лили, а потом и на меня, – Но мне этого вполне хватило. Предпоследней скорее всего медведь ухо отгрыз совсем, а последняя ну такая посредственная. Таких голосов миллионы.

Все ребята как один ахают от изумления. А я чувствую, как внутреннее недовольство плавно перетекает в такой знакомый, но забытый еще когда-то на школьной скамье, жар, который пробуждает желание без лишних вопросов ринуться в бой. Поджилки трясутся с непривычки, но внутри вдруг появляется такая легкость, словно я действительно сейчас оттолкнусь от пола и одним прыжком наброшусь на обидчика.

– Да? – я делаю уверенный шаг в ее сторону и словно хищник впиваюсь в ее глаза, стараясь продлить этот смертельный танец четырех горящих всепоглощающим пламенем глаз, – Может быть, ты можешь лучше?

Я бросаю ей вызов дерзким отрывистым кивком головы, сопровождая его сладкой ухмылкой.

– Я? – она отбрасывает копну ярких волос за спину, – Без проблем. Но предупреждаю тебя, выскочка, после этого ты вообще рот не захочешь открыть под музыку.

– Дерзай, – цежу я сквозь зубы.

Ханна усмехается и щелкает пальцами. Затем еще раз и еще. Пока не устанавливает ритм…

Я держалась очень уверенно, клянусь. Я почти не показала виду…

… что ее голос был действительно лучшим, что я когда-либо слышала.

Глава 6

Словно нетерпеливый секундомер я мысленно отсчитываю минуты в ожидании окончания этой пытки, пропуская мимо ушей все, что происходит вокруг, и, когда мистер Хайнц, наконец, объявляет о том, что мы все можем быть свободны, я стрелой мчусь на выход, снося все на своем пути.

Знаю, это так глупо, так по-детски – трусливо прятаться в туалете, но именно это я и делаю. Я больше никогда не выйду отсюда. Ну почему судьба распорядилась так, что эта девчонка вновь появилась в моей жизни? Да еще как появилась! Фееричнее некуда. Просто втоптала меня и мой талант в грязь.

А закон подлости то тут как тут. Я ведь действительно сегодня пела хуже некуда. Просто отвратительное выступление. Я и сама это знаю. Я могу гораздо лучше. Но Ханне ведь нужно было появиться именно в тот день и в тот момент, когда я облажалась по полной программе.

Я стою в кабинке туалета и пытаюсь продырявить потолок жалобным взглядом, полным стыда и мольбы о том, чтобы небеса раздавили меня как букашку прямо сейчас.

Я слышу, как двери шумно распахиваются, а помещение сразу же наполняется веселым щебетом и смехом девчонок. В их голосах я узнаю своих однокурсниц.

– Да ты видела ее лицо? Чеееерт. У нее был такой взгляд, – восторженно говорит одна из них.

– Еще как! Я целый год ждала этого момента. Наконец-то она осознала, что она не богиня. Чертова зазнайка получила по заслугам, – пропитанным ядом голосом отвечает ее подруга.

– А Ханна крута. У нее такой сильный голос. Меня пробрало до мурашек. Сразу чувствуется разница. Это тебе не слащавые попсовые песенки Золотой Софи, – продолжает щебетать девушка.

– Золотой? Да о чем ты, Клэр? – усмехается вторая, – Она теперь как максимум Серебряная.

– Как минимум Никакая, – восклицает эта Клэр, и обе разражаются смехом, а затем еще пару раз повторив «Никакая Софи», выходят из туалета.

Звенящая тишина давит на мои ушные перепонки, а внутри образовывается щемящая пустота, перекрывающая все остальные чувства. Как они могут… так… жестоко? Почему? Что я им сделала?

Меня все ненавидят? Но я ведь думала, что меня уважают, что меня считают лучшей. Меня называли Золотая Софи, и я считала, что это комплимент, а на деле выходит, что это просто насмешка. Получается, что меня весь год высмеивали и тихо ненавидели, выжидая момента, когда я оступлюсь. И я оступилась.

Звери. Настоящие животные. Таятся в засаде, поджидая, когда жертва ослабеет, чтобы нанести смертельный удар.

Приступ тошноты сотрясает мой желудок, голова идет кругом, а кожа покрывается липкой, холодной испариной.

Я одна. Совершенно одна среди монстров. Как внезапно все меняется. Яркие краски моей бурной жизни, наполненной вереницей искрометных воспоминаний, сгущаются, каждое мгновение, каждая победа, каждая моя заслуга блекнут, а живые мгновения превращаются в статичные серые скульптуры, затем трескаются и рушатся на моих глазах.

Я медленно опускаюсь на холодный пол, закрываю лицо руками и погружаюсь во тьму. Мой организм сейчас реагирует, как большое здание, окна которого горели ярким светом и жизнью, в котором вдруг происходит короткое замыкание, свет гаснет, а недоумевающие жильцы застывают в страхе и непонимании.

Из темноты меня вырывает встревоженный голос Лили.

– Софи, ты здесь? Прошу, Софи. Я ищу тебя уже полчаса.

– Я… здесь, – мрачно бормочу я, пошатнувшись, встаю, открываю дверь и делаю шаг навстречу подруге.

– О, милая, – она кидает на меня наполненный состраданием взгляд и заключает в крепкие объятия.

Разбитое вдребезги сердце твердит, что нужно бы утонуть в ее теплоте и разрыдаться, но бдительный разум тут же восстает против этой идеи, оглушительным ревом крича лишь одно слово «Стоп».

Стоп. Что со мной такое? Я ведь сильная и стойкая. Всегда такой была. Меня никогда нельзя было так просто сбить с ног. Где мой огонь? Огонь, которым было объято мое сердце, огонь, который согревал холодные струны души. Где он?

Да вот же он, глупая. Ты хотела боя. Ты хотела достойного противника. Ты умирала от скуки и отсутствия конкуренции. А теперь, при первом же поражении бежишь в кусты с поджатым хвостиком. Ну уж нет.

Я выпрямляюсь и бросаю на Лили дикий взгляд, от которого та испуганно вздрагивает.

– Софи, ты чего? Тебе нехорошо? – осторожно спрашивает она.

– О, нет. Мне очень хорошо, – отвечаю я и, расправив плечи, мчусь на такую желанную битву.

Но поле боя уже давно остыло, а противник с высоко поднятой головой вышел с него победителем.

Новое поражение не заставило себя долго ждать. Из-за своего глупого нервного срыва я пропустила важную лекцию по истории, пропускать которую никто из моих однокурсников не решился бы даже под страхом смерти. Суровая профессорша с жестким, свирепым взглядом и серебряными ниточками мудрости в идеальной прическе не прощает никого за «неуважительное отношение к ее предмету» в виде пропусков и невыполненных заданий.

– Софи, она любит тебя, как и все. Она не будет так жестока с тобой, – Лили кладет голову мне на плечо. Любит, как и все. Да, как же. Я уже поняла, насколько сильно меня здесь все «любят». Я больше так не обманусь. Пора положить конец моей наивности.

– Миссис Соул ненавидит нас всех одинаково, – равнодушно отвечаю я, – А почему ты так спокойна? Ты ведь пострадала даже не по своей вине.

– Ну, мне плевать на нее и ее злобу. Я просто рада, что ты в порядке. К тому же мне не привыкать к ее выпадам в мою сторону. Тут ты, кстати, не права. Она не всех ненавидит одинаково. Меня она ненавидит особенно сильно, – Лили горько усмехается.

– Не преувеличивай. Ты просто попадаешь под горячую руку, детка, – пытаюсь успокоить я подругу.

– А эта новенькая… что-то с чем-то, – произносит Лили после минутного молчания, – Такая… странная.

Я напрягаюсь, и Лили это чувствует, поэтому спешит замолчать, а ее взгляд судорожно бегает из стороны в сторону, как отражение лихорадочных попыток найти другую тему для разговора.

– Она ничего, – я стараюсь произнести эту фразу максимально нейтрально, – Талантливая.

– Она и вправду талантлива. Прости, Софи. И такая красотка… Прости, прости! – Лили хватает меня за плечи и виновато заглядывает мне в глаза.

– Ничего. Я ведь не слепая и не глухая. Я прекрасно знаю, что она далеко не серость, – я высвобождаюсь от Лили и, скрестив руки на груди, устремляю взгляд на закрытую дверь аудитории, откуда доносятся приглушенные звуки голоса злыдни-исторички.

Оставшиеся до конца лекции пятнадцать минут мы с Лили проводим в гробовом молчании. Я ощущаю ее неловкость от того, что она затронула тему новенькой, но все равно не могу пока выдохнуть и воспринять все, связанное с ней, хотя бы наигранно спокойно.

Наконец, дверь распахивается, и неугомонный, галдящий поток студентов устремляется в коридор, спеша поскорее скинуть оковы скучной лекции и забыть надменный тон миссис Соул.

Мы с Лили встаем и не спеша подходим к двери, вежливо пропуская выходящих студентов. Когда толпа рассеивается, я аккуратно заглядываю в класс и вижу ее. Ханна с каменным спокойствием и миролюбивой улыбкой выслушивает преподавательницу, пока та распаляется по поводу бесполезности академических отпусков, и что ими пользуются только лентяи.

– Я считаю, это вздор. Такое давно нужно запретить. Если человек действительно чего-то хочет, он найдет тысячу возможностей, а если не хочет – тысячу отговорок. Если бы вы, лентяи, хотели учиться, нашли бы способ. А уйти в академический отпуск ведь самое легкое решение. Тут и думать не нужно, – Соул в десятый раз гневно поправляет постоянно скатывающиеся на кончик носа очки и теребит прищуренным взглядом Ханну.

– Я понимаю, – Ханна делает пару уверенных шагов к месту, где сидит разгневанная преподавательница, кладет обе руки на стол и всем телом подается вперед, – Но я подошла к Вам только лишь для того, чтобы Вы вписали меня в свой список студентов, а не для того, чтобы выслушивать маразматичный бред. Ханна Джордан. Всего хорошего.

Ханна резкими движениями выводит на листке свое имя, передает его ошарашенной преподавательнице и, закинув на плечо кожаный рюкзак, устремляется прочь.

– Я знаю, кто ты. Мерзавка, пользующаяся положением старшего брата. Но знаешь что? – соскочив со своего места, визжит Соул, – Мне плевать на тряпку Хайнца. Он не способен даже за себя постоять.

Ханна замирает на месте, затем медленно разворачивается. Я вижу знакомый жест – ее ладони, как и тогда ночью, сжимаются в кулаки, отчего сбитые костяшки белеют.

– Можете поливать грязью кого угодно, миссис Соул. Даже меня. Я стерплю. Но еще одно кривое слово в адрес моего брата, и Вы отправитесь на давно необходимую Вам пенсию намного быстрее, чем Вам хотелось бы, – холодным, вкрадчивым, но таким строгим и пронзающим насквозь тоном говорит Ханна.

Моя нижняя челюсть медленно скользит вниз, а Лили тем временем снова сжимает мою руку.

– Как ты смеешь мне угрожать, мерзавка! – рявкает Соул, – У тебя будут огромные проблемы, ты вылетишь отсюда быстрее, чем успеешь спеть похоронный марш. Я тебе обещаю!

Ханна заливается смехом, но затем таким же уверенным, ледяным тоном добавляет:

– Я вас предупредила, а дальше Вам решать.

В одно мгновение Ханна оказывается в дверях, а мы, сраженные развернувшейся сценой наповал, не успеваем даже на полшага отойти.

Мои глаза упираются в раскаленный, искрящийся металл ее взгляда. В нем бушует самый настоящий ураган, способный уничтожить планету в один миг, создать хаос, не пустяковая ярость, а осознанный гнев, который приводит к сокрушительным последствиям. Я содрогаюсь.

Уголок ее губ приподнимается в насмешливой ухмылке, она смеряет меня взглядом, а затем вихрем проносится мимо.

– Жуть, – одним словом Лили удалось описать все, что только что произошло, да и саму виновницу происшествия.

Жуть. Самая настоящая.

Бойся своих желаний. Я так хотела соперника, а получила хитроумную, разъяренную тигрицу, готовую растерзать любого – от дерева до самой строгой преподавательницы факультета.

Глава 7

Разбитые в пух и прах. Униженные. Оскорбленные. Поникшие. И еще тысячу других описаний, передающих атмосферу полного краха, можно было бы применить к нам с Лили после разговора с итак кипящей, словно котел с отравляющим зельем, преподавательницей. Не успев вылить всю ярость на Ханну, миссис Соул с огромным удовольствием набросилась на нас.

В абсолютном молчании мы обе выходим на улицу, поверженные в самый сильнейший шок, мы даже не в силах какое-то время посмотреть друг на друга.

Однако Лили начинает первой:

– Нет, ну ты это видела? – бубнит она, – Как такое вообще возможно? Я более чем уверена, что завтра Ханна Джордан уже не появится в этом университете.

– Не думаю, – задумчиво отвечаю я.

– Что? Почему? Ты же сама все видела и слышала, – Лили устремляет на меня ошарашенный взгляд своих ясных зеленых глаз.

– То-то и оно, – сдержанно говорю я, поднимая взор к небу, словно ища в нем сил, – Я все слышала и видела. Злобная старуха оскорбляла ее и ее брата. У Ханны несомненно козырь в руках.

– Думаешь, против Соул вообще существует какой-то козырь? – в конце предложения Лили взвизгивает от удивления, и я обращаю на нее туманный взгляд.

– Ох, даже не знаю, кто раздражает меня больше, – скулю я и плюхаюсь на скамейку.

– Зачем пытаться это понять? – Лили устраивается рядом со мной, – Я вот приняла решение, что отныне ненавижу их обеих.

– Ты же вроде как говорила, что она талантливая красотка и все в этом духе, – я недоверчиво смотрю на подругу.

– Говорила, – Лили утвердительно кивает головой, – И до сих пор так считаю. Но это не оправдывает ее хамского поведения. Соул, конечно, стерва та еще. Но она ведь профессор, а значит, заслуживает хоть каплю уважения, а не хамские выкрики со стороны какой-то соплячки.

Я замолкаю, мысленно соглашаясь с Лили. Она права. Абсолютно права. Девчонка явно не обучена манерам. Она сводная сестра Хайнца. Да, сводная, но они все же одна семья. Почему Хайнц всегда такой положительный, тактичный и веселый, а его сестра – ходячая угроза?

Я в задумчивости перевожу взгляд в сторону, и буквально в этот же момент по моим глазам ударяет болезненно-яркий сиреневый оттенок. Я в тот же момент распознаю уже знакомый образ, так едко впечатавшийся в мое сознание.

Ханна, выпуская клубы дыма, стоит в окружении других девчонок из нашего класса по вокалу, которые в свою очередь смотрят на нее как преданные овечки на своего пастуха. Они наперебой закидывают ее восхищенными изречениями, а она лишь с холодной ухмылкой равнодушно затягивается сигаретой. Нахалка ведет себя так, словно восхищение и слепое обожание это что-то постоянно сопутствующее ей.

Я машинально стискиваю зубы. На это больно смотреть. Больно от того, что я весь год считала, что это я вальяжно расположилась на этом пьедестале, а на самом деле на него в первый же день плюхнулась эта стерва.

Ханна медленно переводит острый взгляд своих черных, зловещих глаз на меня. Но я за секунду беру себя в руки и достойно встречаю ее ядовитый взгляд непоколебимым спокойствием, хотя чувствую, что откуда-то изнутри рождается предательская дрожь. Мне становится мерзко от своей трусости и слабости, но я не отвожу взгляда даже тогда, когда Ханна кидает презрительную усмешку мне в лицо.

– Софи? – тревожный голос подруги разрывает наше противостояние, – Софи, что такое? Что ты там увидела?

Лили, взмахнув копной рыжих волос, оборачивается и тут же, осознав ситуацию, замолкает в нерешительности.

– Идем, Софи, – жалобно произносит подруга, аккуратно коснувшись моего плеча, – Нам здесь делать больше нечего. Слышишь?

Ханна срывается с места и медленно, грациозно, завладевая всем пространством вокруг себя, направляется в мою сторону. Я стараюсь держаться из последних сил, пытаюсь мысленно доказать себе, что мое терпение не на грани прыжка в омут отчаяния. Это словно пытаться не уронить тяжелую вещь, когда твои ладошки уже промокли насквозь от волнения. Рано или поздно ты либо донесешь эту вещь до пункта назначения, либо с грохотом уронишь.

Ханна слишком быстро оказывается прямо перед нами. Я знаю, что Лили любит меня, что она всегда поддержит, но еще я совершенно точно знаю, что она безнадежная трусиха, которая даже сейчас в ужасе вжалась в спинку скамейки. Я же непонятно откуда взявшейся силой заставила себя встать и предстать перед лицом ходячей угрозы.

– Смотри, да, смотри на меня, – вдруг с улыбкой говорит она, – И созерцай в моем лице все то, чего тебе не дано. Талант, – она подносит руку прямо к моему лицу и начинает загибать пальцы, – Смелость. Неординарность. Сила.

Я отчетливо ощущаю, как что-то внутри буквально рвется наружу, как подпрыгивает мое сердце при каждом ее слове, как мой разум вдруг высвобождается из оков страданий и всеми силами мчит навстречу свободе, желанию говорить и делать то, что хочу я.

– Да, Ханна, – спокойно отвечаю я, – У тебя, бесспорно, талант. Я признаю. Смелость? О, да. Ведь нужно быть очень храбрым и отважным человеком, чтобы накричать на престарелую профессоршу, которая уже давно страдает маразмом и не ведает, что несет. Это заслуживает уважения, – вокруг нас собирается кучка наших товарищей по классу вокала, они внимательно прислушиваются к каждому слову, и я уже точно знаю, что я либо донесу груз, либо уроню его на глазах у всех, – Неординарность? Ну да. Очень необычно – забить руку глупыми узорами, вставить в нос колечко и выкрасить волосы в едкий цвет. Ты буквально первая, кто так сделал. Никто никогда бы не догадался так выглядеть. Ты первооткрыватель гребанной неформальности. Поздравляю. Сила? – я усмехаюсь ей в ответ, – Точно. Сила. Нужно иметь немереную силу, чтобы как сопливая девчонка под дождем в слезах молотить кулачками по дереву.

Я не успеваю остановиться. Я даже не успеваю мысленно осечься, когда последние слова слетают с моих губ.

Удивление, смешанное с крайней степени раздражением на секунду промелькивает в ее взгляде, но потом она издает смешок и, подойдя ко мне почти вплотную, так, что я ощущаю ее горячее, дерзкое дыхание на своей щеке, едко произносит:

– Тирада завистливой бесталанной трусихи. Вот что это только что было. Год обещает быть интересным.

– Ты не более чем комок злости, Ханна Джордан.

– О…, – замешательство отражается на ее лице, прежде чем она пытается ответить мне, – А я ведь даже не знаю твоего имени.

По толпе окруживших нас людей прокатывается гул смеха.

– Но это и неважно. Я не запоминаю имена тех, кого разношу в пыль.

– Софи. Майер, – отчеканиваю я каждый звук, – Это имя станет твоей новой татуировкой. В знак твоего сокрушительного поражения.

Я отталкиваю ее от себя и спешу прочь, абсолютно наплевав на то, успевает ли Лили за мной. Удушающая ярость захлестывает меня, бурлит во мне, пока не сменяется сокрушающей тоской. В этот момент мне так хочется зарыться в объятьях единственного человека на этой планете, просто спрятаться, забыть обо всем, что было до этого дня. Глаза начинает щипать от накативших слез.

Келси. Келси. Келси.

Черт возьми, как же ты нужна мне сейчас. Дай мне спрятаться у тебя на груди и забыть обо всем на свете.

Сама не понимаю как, но я вдруг оказываюсь у ее дома. У меня едва получается усмирить участившееся дыхание. Кажется, в какой-то момент я сорвалась на бег и просто домчала до дома Келси.

Я судорожно приглаживаю растрепавшиеся волосы руками, одергиваю платье, все еще желая верить, что выгляжу не так ужасно, как чувствую себя. Ноги не слушаются, и я почти падаю на крыльце перед дверью. Дверью в мой рай. Туда, куда сейчас так стремится мое сердце.

Моя рука тяжело падает на дверной звонок. Мне начинает казаться, что я так смертельно устала, что больше просто не сдвинусь с места. Только бы поскорее увидеть ее. Только бы обнять ее.

После целой вечности и раздражающе скрипучей тирады дверного звонка, дверь, наконец, распахивается. Я, окрыленная радостью, словно только что сбросила весь груз ненависти и досады, протягиваю руки, но, прежде чем слепо заключить ее в объятья, все же поднимаю взгляд и сталкиваюсь с…

Стоп. Что? Это не Келси. На пороге меня встречает худая блондинка в одной футболке. Я начинаю пялиться на ее голые стройные ноги.

– Ты кто? – вдруг выдаю я, прекрасно понимая, что это невежливо. Но вежливость здесь сейчас не к месту.

– Зои. А кто тебе нужен? – нагло отвечает блондинка.

Зои. Это имя всплывает в моей памяти, и я морщусь. Еще один удар под дых. Болезненное ощущение где-то в районе сердца усиливается, а пульс с каждой секундой все больше оглушает меня. Я в изнеможении схожу с крыльца и просто спешу убраться поскорее.

Наивная дура. Какая же идиотка! Да как я могла подумать, что она ждет меня? Слезы все никак не хотят вылиться из глаз из-за ярости, все сильнее затягивающей свою смертельную петлю у меня на шее.

Я так нуждалась в ней сейчас. Я бежала к ней, готовая наплевать на все свои обиды, готовая забыть каждый ее промах. Она, черт возьми, была единственным светом в этой ядовитой тьме. Но свет оказался не живительным лучом, а жалким отблеском дешевого фонарика.

Ханна права. Все правы. Я слабая и трусливая. Я ничтожна и глупа.

И я ненавижу себя, но тебя, Келси Харпер, я ненавижу больше.

Глава 8

– Я готова, – заявляю я, спустившись в гостиную, где меня уже битый час ждет Алекс.

– Ого, – он окидывает меня восторженным взглядом, что заставляет меня немного смутиться, – Софи, ты выглядишь просто потрясающе. Я теперь чувствую себя нелепо рядом с тобой.

– Брось, – отмахиваюсь я от его комплиментов, – Я просто накрасилась ярче обычного, уложила волосы, надела платье и каблуки. Вот и весь фокус.

– Ага, – с досадой бормочет он, – А мне весь вечер придется отгонять от тебя похотливых уродов.

– Я сама за себя постою. Поверь мне, – уверенно отвечаю я, еще раз покрутившись перед зеркалом, прежде чем выйти из дома.

Поход на вечеринку изначально был не самой лучшей идеей. Середина недели – завтра нужно идти на занятия. Но я ведь пообещала, да и к тому же мне сейчас просто необходимо отвлечься, иначе я утоплю себя в боли и обиде.

Пока Алекс пытается найти свободное парковочное место, я с ужасом взираю на дикий балаган, развернувшийся в огромном доме. Музыка грохочет так, что я могу себе только представить, что творится внутри. Какие-то парни танцуют топлес на газоне перед домом, а две изрядно выпившие девушки устраивают шоу, показушно целуясь на радость окружившим их парням.

– Какой ужас, – шиплю я.

– Добро пожаловать на студенческую вечеринку, – бодро говорит Алекс, обхватив меня за плечи, и ведет к дому.

Когда мы входим, я понимаю, что снаружи все выглядело еще более или менее прилично. И когда люди успели так накидаться? Я думала, мы приедем одними из первых.

Из-за отдающих в самый мозг звуков ритмичной танцевальной музыки я едва слышу свои собственные мысли.

– Хочешь чего-нибудь выпить? – кричит Алекс рядом с моим ухом.

– Нет, спасибо, – выкрикиваю я и подкрепляю свои слова энергичным мотанием головой в знак отрицания.

Не проходит и пятнадцати минут, как Алекс тащит меня к столу, окруженному толпой студентов, яро поддерживающих игроков в пиво-понг. Я скептически смотрю на все это зрелище. Надо же, людям уже стало скучно пить просто так? Поэтому они выдумали эту глупую игру, в правила которой я даже вникать не хочу. Я кошусь на стоящего рядом Алекса и понимаю, что он чуть не подпрыгивает на месте от перевозбуждения и желания присоединиться к игре. Я закатываю глаза, тяжело вздыхаю и касаюсь его плеча. Он устремляет на меня свои ясные глаза, в которых, клянусь богом, я вижу отчетливое отражение шарика для пинг-понга, с плеском падающего в пластиковый стаканчик с пивом.

– Иди поиграй, – говорю я и чувствую себя мамочкой, разрешившей ребенку еще немножко поиграть на детской площадке.

– Софи, идем со мной, будет весело, я обещаю, – воодушевленно восклицает мой друг.

– О, нет, спасибо. Я воздержусь, – говорю я, выставив руки перед собой и всем видом показывая свое пренебрежение к этой игре.

– Я ненадолго, – говорит он и вдруг принимает серьезный вид, – Только ты оставайся здесь и будь у меня на виду, ясно?

Я снова тяжело вздыхаю и со скучающим видом отвечаю:

– Ясно, ясно.

Алекс протискивается сквозь толпу, затем присоединяется к парню, который как раз был в поиске напарника. Они пожимают друг другу руки. Я вглядываюсь и понимаю, что его лицо мне знакомо. Кажется, я видела его пару раз у нас в доме. Неудивительно, такой общительный парень, как Алекс, знаком чуть ли не с каждым студентом кампуса.

Я пытаюсь пробраться поближе, чтобы увидеть вторую команду, потому что Алекс со своим товарищем перешептываются, бросая серьезные взгляды в противоположную сторону.

Когда мне, наконец, удается встать так, чтобы в поле моего зрения попали игроки из второй команды, я замираю как вкопанная, и чувствую, как по телу пробегает неприятная, колкая дрожь.

– Здарова, сопляк! Что, ты следующий в очереди, кому надо хорошенечко навалять? – дерзкий взмах копной густых, длинных сиреневых волос, – Я не против. Меня на всех хватит.

Чертова Ханна! Против моей же воли мой взгляд падает на короткий топ-бюстье, подчеркивающий идеальную, упругую зону декольте, а затем скользит вниз и натыкается на привычные рваные джинсы, облегающие стройные, длинные ноги.

Ярость снова закипает во мне, но я стою на месте и словно зачарованная пялюсь на дерзкую красотку, почти позабыв, что ее внутренний мир прогнил до самого основания.

Надолго меня не хватает. Я срываюсь с места сразу же после того, как выкрики толпы и раздосадованные лица Алекса и его друга дают мне понять, что Ханна не бросала слов на ветер, когда говорила о том, что сейчас наваляет всем.

Только истинная алкоголичка может быть так хороша в таких играх. Скорее бы она схватила алкогольную интоксикацию и ушла в еще один академический отпуск. Темная, злорадная часть меня довольно потирает ладошки от этой мысли.

– Софи, – кто-то бережно, но крепко хватает и удерживает меня за предплечье.

Я резко оборачиваюсь и сразу же натыкаюсь на виноватый взгляд слишком знакомых мне глаз. Я вырываю руку и спешу продолжить путь. Только Келси мне сейчас не хватало. Они что издеваются надо мной?

Но Келси, как и всегда, не сдается без боя. Она обгоняет меня и становится прямо передо мной так, что я почти врезаюсь в нее.

– Нам нужно поговорить, – твердо произносит она.

Я горько усмехаюсь и предпринимаю новую попытку сбежать, но ее руки ложатся на мои оголенные плечи и медленно скользят вниз. Сердце пропускает удар.

– Софи, Зои просто зашла поболтать, – слышу я нелепую отговорку.

– Да? Без штанов? Интересные у вас разговоры, – раздраженно бурчу я.

– Котенок, прошу тебя. Я скучала по тебе, – она пытается поймать мой взгляд, но я понимаю, что если это случится, то она завладеет мной и моим вниманием, – Мне тебя жутко не хватало, а тут – Зои. Честное слово, она настаивала на продолжении, но я даже не ответила ей, потому что в тот момент хотела только тебя.

– В тот момент? – раздражение нарастает.

– Да.

– Только в тот момент? А в остальные моменты? Кого ты хочешь в остальные моменты, Келс? – выкрикиваю я, не в силах больше сдерживать эмоции.

– Черт, Софи, не начинай, – Келси закрывает глаза и делает глубокий вдох, а затем выдох.

– Келси, я люблю тебя, – я знаю, как остро она реагирует на эту фразу, но я должна высказаться, – Я люблю тебя, и хочу, чтобы мы были вместе. Только ты и я. Без всех этих развязных девиц и перепихонов на одну ночь. Я все еще хочу, чтобы ты смотрела на меня так же, как порой смотришь на фотки Хейли. Ты думаешь, я не замечаю? Я вижу все. Но… Кажется, этому просто не дано случиться. Я больше не хочу быть твоей игрушкой. Если ты позволила своей жизни рухнуть из-за безответной любви, то я этого не хочу. Я хочу уже, наконец, вздохнуть свободно. Оставь меня, Келси. Правда. И развлекайся, сколько влезет без моих постоянных капризов и упреков. Удачи тебе.

Огромным усилием воли я выдираю руки из ее хватки и спешу прочь. К счастью, она не преследует меня.

Я бы сейчас так хотела забыться. Но я ненавижу алкоголь. Черт, как же я хочу сейчас просто отключиться от этого гребанного мира.

– Золотая Софи! – я торможу, услышав свое прозвище из микрофона. Мне становится горько. Это ведь всего лишь насмешка, которую я весь год принимала за чистую монету, – Эй! Стой! Покажи нам класс.

Я оборачиваюсь и вижу, как парень с микрофоном указывает на меня, а толпа собравшихся около импровизированной сцены людей во всю таращатся на меня. Я смотрю по сторонам, картинка начинает складываться. Караоке. Хах. Ну, конечно.

Я решаю отвернуться и идти дальше, вот только одна маленькая, но такая бойкая мысль заставляет меня сжать кулаки и шагнуть навстречу сцене: «Да пошло оно все!».

– Ребята, сейчас будет круто. Приготовьте ваши ушки и сердца, – победным тоном заявляет парень и передает мне микрофон.

Я выбираю песню с названием «Холодна как камень», которая, тем не менее, наполнена очень крутыми эмоциями и нотами. Вот сейчас я разгуляюсь.

Первые же строки я исполняю так, будто готова выплюнуть осколки собственного сердца, по которому прошлась жестокая стерва. Когда песня кончается, я не сразу осознаю, где нахожусь, настолько я унеслась по волнам собственной боли, облаченной в музыку.

Взрыв аплодисментов, словно теплые дружеские объятья, захлестывает меня, но я не могу выдавить даже самую маленькую улыбочку.

Мне так хочется, чтобы она сейчас стояла там, в толпе, среди прочих, и слышала в моем исполнении все. Слышала каждую слезинку, скатившуюся по моей щеке из-за ее очередного небрежно брошенного слова, каждую бессонную ночь, проведенную в мыслях о ней, каждую мурашку, пробежавшую по моему телу от осознания того, что она никогда не будет моей, каждую новую царапину на моем сердце. Но я тщательно вглядываюсь в каждый силуэт и не нахожу ее. Ей плевать. Как и всегда. Как и всегда, она попыталась вернуть меня, у нее не вышло, и она с легкостью ушла искать мне замену.

Мой взгляд, все еще безнадежно блуждающий по лицам присутствующих, вдруг сталкивается с твердым черным омутом с отблеском холодной горечи. Интуитивно я нахожу и серебристое колечко в гордо вздернутом носу, и светлую фарфоровую кожу, выгодно оттеняемую сиреневым каскадом.

Ханна задумчиво смотрит на меня, не скрывая горечи. Всепоглощающая тьма ее глаз обволакивает мое лицо, пока она медленно и терпеливо исследует его, и, в конце концов, останавливается на губах. Мысли путаются, и мне не удается понять, что именно вызывает во мне этот странный взгляд. Но… во мне вдруг просыпается желание. Желание того, чтобы она не отводила глаз, чтобы безлунная, глубокая ночь ее взгляда поглотила меня полностью.

Я хмурюсь, вручаю микрофон тому парню и спрыгиваю со сцены.

Хватит с меня этой дурацкой вечеринки. Пошло все к черту.

Глава 9

Нужно найти Алекса и сказать ему, что я больше не намерена здесь присутствовать. Нужно просто найти Алекса. Скорее.

Я бегу к месту, где стоял стол для этой дурацкой игры. Ведь если Ханна была в толпе и слушала, как я пою, и, скорее всего, снова насмехалась надо мной, а иначе, откуда эта горечь в ее взгляде, то игра уже закончилась, и Алекс, возможно, тоже ищет меня. Похоже, он будет вне себя от того, что я все-таки ушла, не смотря на данное мной обещание.

Я подлетаю к столу, но там уже другие ребята, во всю увлеченные игрой. Они устремляют на меня удивленные взгляды.

– Эй, красотка, не хочешь присоединиться? Мне как раз нужен напарник, – прежде чем я успеваю впитать смысл сказанных слов, я чувствую, как мерзкая рука обхватывает мою талию и настойчиво притягивает к себе.

Я поднимаю глаза и вижу перед собой нахально ухмыляющегося придурка с длинными, спадающими до плеч, засаленными волосами и маленькими, хитрыми глазками. Меня передергивает от отвращения. Но когда я пытаюсь вырваться из его отвратительных объятий, он лишь крепче прижимает меня к себе. Всем телом я ощущаю, что он довольно крепкий, физически развитый парень. Мне становится не по себе.

– Да ладно тебе, сыграй со мной, – он приближается ко мне, и я ощущаю запах пива из его пасти, от чего меня снова передергивает.

Я быстро озираюсь по сторонам. У меня просто в голове не укладывается, что нас окружает столько парней, и, мало того, что никто из них даже не пытается меня защитить, так они еще и смеются и с интересом наблюдают за происходящим.

– Я не пью, – отрывисто произношу я.

– Все когда-то случается впервые, кисонька, – выговаривает он каждое свое мерзкое слово.

Я снова предпринимаю попытку вырваться, но тело как будто оцепенело. Я кидаю отчаянный взгляд на окружающую нас толпу. Вы что, черт возьми, прикалываетесь все? Домогательства посреди вечеринки при куче свидетелей это нормально?!

Но нет. Я не получаю никакой реакции, кроме сдавленных смешков и любопытных взглядов.

– Я тут с парнем, – как можно строже и увереннее говорю я.

Гад пару секунд смотрит на меня тупым, мутным взглядом, а потом разражается смехом, от которого по моей спине пробегает целый рой колких мурашек.

– И где он? – он наигранно щурит глаза, как бы пытаясь разглядеть кого-то в толпе, – Нет. Не вижу никого. Давай-ка ты сегодня побудешь моей подружкой.

Его рука перемещается на мою пятую точку, возмущение восстает во мне стеной, но я все равно ничего не предпринимаю. Не знаю, на кого я злюсь сейчас больше – на этого урода или на себя.

– Прекрати, – молю я его, снова стараясь вырваться.

– Да тебе же нравится, – он ближе склоняется к моему лицу, и меня уже почти тошнит от запаха алкоголя в его дыхании.

Его рука сжимает мой зад. Мысли об Эмбер и о том, что произошло, точнее почти произошло с ней, заволакивают мой разум, и от этого становится настолько жутко, что я чувствую, как мне начинает не хватать воздуха. Мне уже плевать, что мы в людном месте. В моем сознании мы сейчас вдвоем, и он может в любой момент сделать все что угодно.

– Эй, Арон! – грозный крик, раздавшийся как будто над самым моим ухом, вытягивает меня из пучины жуткого, липкого страха и отчаянной беспомощности, – Кажется, девушка не хочет даже в радиусе ста километров видеть твою противную задницу.

Я поднимаю глаза, которые все это время прятала, чтобы не видеть лицо этого гада, и вижу нечто невероятное.

Возможно, воспаленное сознание так отреагировало. Но это совершенно точно была не Ханна Джордан. Это была воинственная валькирия с грозным взглядом. Каждая мышца ее тела была напряжена словно перед смертельным броском кобры, а глаза… Боже. Ее глаза горели таким яростным огнем, который просто затмевал все источники света в комнате, что еще удивительнее, ведь у нее черные глаза. Я готова поклясться, что в этот момент ветер ворвался в комнату и эффектно разметал ее волосы по плечам.

– Отпусти ее. Ты же знаешь, я не повторяю дважды, – отчетливо выговаривает она, напряженно глядя на урода, который все еще сжимает меня в своих потных ручонках.

– Поищи другую сучку, Ханна, – усмехается он и снова обращает на меня свой похотливый взгляд.

Я не успеваю даже отреагировать, лишь приглушенный писк вылетает из моих уст, когда парень падает на колени и корчится от боли. Ханна хватает его за волосы и поднимает его голову так, чтобы он смотрел на нее.

– Я, мать твою, не повторяю дважды, сучок, – цедит она сквозь зубы и отталкивает его.

Ханна, не удостоив меня и взглядом, разворачивается и направляется прочь, как вдруг придурок, корчившийся на полу от боли, издает громкий смех и нахально произносит:

– Решила побороться за киску, так борись как мужик, Ханна.

Под всеобщее оханье и аханье Ханна резко останавливается и медленно поворачивает лишь лицо, словно не желая развернуться к такому ничтожеству полностью. Мой взгляд приковывает хищная улыбка, появившаяся лишь на пару секунд на ее сочных губах, перед тем, как ее лицо снова принимает ожесточенное выражение.

– На улицу, сопляк. Живо! – спокойно говорит она, резко выкрикнув лишь последнее слово.

Меня охватывает ужас. А затем мои глаза и вовсе лезут на лоб, когда я осознаю, что эта сволочь встает и направляется следом за Ханной. Он не шутил?! Вся толпа с азартом спешит за ними. Я пытаюсь прорваться сквозь это стадо тупоголовых, пьяных придурков и догоняю Ханну уже на улице.

– Стой, что ты делаешь? – скороговоркой выпаливаю я, во все глаза смотря на нее.

Эта пылающая ярость делает ее прекрасной, ее воинственный взгляд выдает ее силу и решимость. Ханна, изогнув бровь, смотрит на меня, но, ничего не ответив, лишь завязывает волосы в пучок.

– Даю право первого удара, сопляк, – эта резкость в ее голосе пронзает меня насквозь.

Я снова срываюсь с места и подлетаю к ней.

– Стой! Нет! Не надо, Ханна, – я с мольбой заглядываю в ее пылающие яростью глаза, и моя жалкая мольба за считанные секунды сгорает в этом огне.

– Софи, – с жесткой ухмылкой начинает она, и я уже понимаю, что это не сулит мне ничего хорошего, – Иди-ка лучше и дальше развлекай толпу своей бездарностью, ладно?

Вот же… Ее слова больно ударяют по моему эго, я сжимаю кулаки, бросаю на нее злобный взгляд (уверена, что в этот момент мы выглядели как грациозная пантера на охоте и взъерошенный воробушек, у которого отобрали последнюю крошку, причем, пантера не я) и против своей воли выкрикиваю:

– Сдохни!

Переполненная диким непониманием того, почему я это сказала, и как я вообще могла сказать такое живому человеку, я со всех ног бросаюсь обратно в дом. Последнее, что я слышу, перед тем, как закрываю за собой дверь, это взрыв рева толпы, собравшейся поглазеть на то, как коренастый мужлан побьет девушку. И куда катится наше общество?

Она не видит. Она просто не видит. Я еле сдерживаю нервный смех от того, насколько комичной, несмотря на болезненность, смотрится вся ситуация.

Как только я попадаю внутрь, я дважды оббегаю весь дом, но Алекса так и не нахожу. В итоге, чтобы вновь не попасть в лапы извращенцу, я просто останавливаюсь в укромном уголке под лестницей. Темное, скрытое от глаз остальных пространство, в котором даже музыка звучит немного более приглушенной. На свое счастье я отыскиваю под лестницей маленькое уютное креслице и забираюсь в него с ногами, словно пытаясь сжаться в комочек, чтобы никто не смог меня найти.

Не знаю, сколько я так просидела, но мои ноги затекли трижды, и трижды мне приходилось менять положение.

Было тихо и спокойно, пока я не поняла, что рядом совершенно точно кто-то есть. Мое убежище так выгодно скрыто от глаз, что со стороны кажется, будто тут просто стена, а на самом деле небольшая «пещерка», так что я не боялась, что меня кто-то заметит.

Я быстро распознаю, что голоса принадлежат двум девушкам. Я тихонько подбираюсь как можно ближе, и сразу узнаю один из голосов. Я бы не спутала его ни с каким другим – столько сладкой лжи было сказано мне этим голосом. Как только я пытаюсь прислушаться к сути разговора, они вдруг замолкают. Кажется, меня заметили.

Я осторожно выглядываю из своего укрытия и вижу то, о чем знала, но чему никогда не была свидетелем. До сегодняшнего вечера.

Перед моими глазами предстает Келси, страстно целующая ту тощую блондинку, которая открыла мне дверь, когда я мчалась к моей Келси, как кораблик к спасительному маяку во время ужасного шторма.

Я прирастаю к стене, не в силах пошевелиться, и просто пялюсь на то, как они жадно целуются. Я не могу, просто не могу поверить в то, что происходит прямо передо мной.

Грязная потаскуха. В тот же самый вечер, когда она попыталась вернуть меня, она просто идет и сует свой язык в рот этой блондинке, находящейся на грани истощения?

Я была уверена, что разрыдаюсь, как и тысячу раз до этого, но нет. Это жаркое зрелище отразилось в моем сердце острой болью, но лишь на несколько секунд. А потом мне просто стало интересно, что же будет дальше.

Я смело выхожу из своего укрытия и прислоняюсь к стене, со скучающим видом наблюдая за тем, как Келси атакует рот своей пассии, в то время как ее рука уверенно проникает под непозволительно короткую юбку девушки.

Я бы посмотрела, что будет дальше, но мой мочевой пузырь вдруг дает мне понять, что есть дела гораздо важнее того, чтобы стоять и пялиться на то, как твоя бывшая любовь в очередной раз придает вашим отношениям значения не больше чем пылинке.

Я громко вздыхаю и делаю шаг вперед. Страстная парочка расцепляет свои жаркие объятия. Я ловлю взгляд Келси, который тут же наполняется виной и сожалением. Тот самый взгляд, который я видела сотню раз, и за который прощала все, теперь вызывает во мне лишь отвращение.

В голове промелькивает образ Ханны Джордан. Ее надменный взгляд, ее презрительная улыбка, ее поведение хищника, победителя, которое уже унижает тебя. Поразмыслив лишь миг, я вдруг изо всех сил стараюсь скопировать ее поведение. И…

Кажется, это начинает работать. Ведь Келси в одночасье бледнеет и смотрит на меня в ужасе, словно видит перед собой сумасшедшую. Выражение ее лица сейчас полностью отражает мои ощущения от нашей первой встречи с Ханной.

– Прошу прощения, – все мое нутро содрогается перед коронной фишкой – кривоватой презрительной ухмылкой, которую я кидаю им напоследок, как кость бездомным блохастым псам, прежде чем оставить их наедине.

Как только я оказываюсь на втором этаже, меня тут же захлестывает злость на саму себя. Я должна быть лучше, чем Ханна Джордан, а не стараться быть ее жалкой копией. Конкурентов не копируют, над ними одерживают победу.

От немой злости на саму себя я крепко ударяю кулаком в стену, в чем сразу же раскаиваюсь, ведь боль полностью пронзает мое тело.

– Черт! – тихонько выругиваюсь я, зажимаю ушибленную руку второй рукой и следую дальше по коридору.

Бинго! А вот и туалет. Я спешу к заветной двери и уже хватаюсь за ручку, как вдруг вижу знакомые сиреневые пряди.

Боже мой, да она что, везде будет меня преследовать? Она мое личное наказание? Какие такие грехи я совершила, чтобы заслужить это?

Дверь в туалет не закрыта настолько, что, приблизившись, я могу сквозь щель рассмотреть все, что там происходит.

О нет, не подумайте! Я не извращенка, и я в жизни не стала бы подглядывать за писающей Ханной Джордан. Я уже хочу развернуться и отойти в сторонку, чтобы спокойно дождаться своей очереди, когда слышу это – сдавленный стон и тяжелое частое дыхание. А затем и вижу то, что там происходит.

На банном столике сидит эффектная брюнетка, сжимающая ногами талию Ханны, которая в свою очередь неотрывно покрывает шею девушки частыми поцелуями.

Меня словно клеем приклеили к двери. Злость на саму себя уже достигает неимоверных масштабов, но я почему-то ничего не могу поделать с собой.

Девушка, запрокинув голову, жадно втягивает воздух. Ловким движением пальцев Ханна сбрасывает бретельку платья с плеча девушки, а затем и оголяет ее небольшую грудь и тут же сжимает ее. Вторая бретелька также скользит с плеча девушки, отчего платье слетает, полностью обнажив торс девушки, покрытый цветными татуировками. Ханна спускается между грудей девушки, ее рука ласкает стройную ногу брюнетки от самой щиколотки и до края задравшегося платья. Ханна останавливается над соском девушки. Она медлит. А брюнетка умоляюще смотрит на нее, отчаянно сжимая ее талию между своих ног. Ханна хищно улыбается ей, а затем медленно и так вальяжно проводит языком по соску девушки. Затем еще раз. И еще. А потом замирает над ним. Она словно испытывает девчонку на прочность. Ханна легонько дует на влажный сосок брюнетки, а та выгибается ей навстречу. Их лица встречаются. Ханна жадно хватает ее губы, их языки соприкасаются. Я отчетливо вижу каждое движение, каждый жест.

Мое тело охватывает огонь, от каждого действия Ханны я содрогаюсь. Она вдруг становится такой близкой. Словно она целует и касается меня, но через стеклянную стену. Я почти чувствую ее прикосновения. Мозг отключается, а вместе с ним пропадает и вся ненависть. Остается лишь огонь. Разрушительный огонь, обжигающий мои нервные окончания.

– Скажи-ка, – вдруг начинает Ханна хриплым голосом, – ты ведь хочешь, чтобы я трахнула тебя?

Девушка тянет к ней руки в попытке обнять ее, но Ханна резко, и даже слишком жестко убирает руки девчонки ей за спину, туда, где они все это время и были.

– Скажи мне. Трахни меня, Ханна, – снова мурлычет она и проводит языком по нижней губе брюнетки. Я почти вижу, как она дрожит, как она изнемогает.

– Трахни… меня… Ханна, – отрывисто произносит девушка дрожащими губами.

Ядовитые губы Ханны расплываются в победной улыбке, и она вновь припадает к шее девушки.

Я делаю судорожный вдох, и в этот момент попадаю в плен резко устремившихся на меня опасных черных пучин глаз Ханны. Она проводит языком по шее брюнетки, впившись в меня голодным взглядом. Ее рука решительным жестом задирает платье девушки, а затем стягивает с нее трусики.

«Трахни меня, Ханна» – ее фраза, произнесенная хриплым сексуальным тоном, словно на повторе крутится в моей голове, заставляя меня изнывать еще больше.

Словно ушат ледяной воды, обрушившейся на мою горячую голову, на мое плечо ложится чья-то твердая рука.

Глава 10

– Софи, где тебя черти но…, – я затыкаю Алексу рот ладонью, прежде чем он успевает продолжить фразу.

Я хватаю его за руку и изо всех сил тяну прочь. Мы сбегаем по лестнице, проталкиваемся сквозь толпу веселящихся, пьяных студентов и, наконец, оказываемся снаружи.

– Бог ты мой, Софи! – Алекс в изумлении устремляет на меня взгляд своих голубых глаз, – Где ты была? Я обыскал все.

Мои губы кривятся в усмешке, когда его язык пару раз заплетается, а взгляд, на секунду прояснившийся, снова мутнеет.

– Да, конечно, Алекс. Когда конкретно ты меня искал? – я упираю руки в бока и серьезно смотрю на него, – В промежутках между выпивкой с твоими придурками-друзьями?

– Черт, Софи, – он виновато косится на меня исподлобья, – Стоп. А ты что, подглядывала? Там, наверху.

Мы с минуту просто таращимся друг на друга – Алекс в ожидании ответа, а я в полном неведении, что именно ему сказать.

– Нет! – вскрикиваю я, наконец, так, что Алекс вздрагивает, – Конечно, нет, идиот! Я ждала своей очереди.

– Ха-ха, – мой друг издает пьяный смешок, отчего мне хочется просто ударить его, – Ты бы долго ждала, Софи. Мне было совершенно ясно, чем конкретно там занималась эта парочка. Ха-ха.

– Я… ничего не заметила, – судорожно выпаливаю я, – Пора домой. Я ухожу. А ты можешь и дальше оставаться со своими дружками и пить до потери сознания.

Я срываюсь с места и широкими шагами направляюсь прочь. Алекс догоняет меня и, шатаясь, словно осинка на ветру, встает прямо передо мной.

– Стой, я и вправду обыскал весь дом. И не один раз. Мне сказали, что придурок Арон Лоуренс домогался тебя. Я был так зол, так зол, Софи, – я еле сдерживаю улыбку, когда лицо Алекса искажает гримаса ненависти и отвращения, а его кулаки сжимаются, – Но потом… Представляешь, что было потом? Ты офигеешь, когда я расскажу.

Немного бессвязная тирада Алекса прерывается громким приступом икоты. Я испытующе смотрю на него в ожидании, когда икота отпустит его. Спустя пару минут он набирает воздух в легкие и продолжает:

– Я побежал искать его, чтобы убить прямо на месте…

– Искать его. А не меня. Отличный ход, чувак, – подначиваю я его.

– Подожди, прошу, Софи. Сейчас я трезвее, чем был тогда. Алкогольные игры сведут меня в могилу, – Алекс возносит глаза к небу, словно ища поддержки откуда-то свыше, – Так вот. Я его не нашел. Но от парней услышал, что его отмутузила девчонка. Девчонка, Софи! Та, с сиреневыми патлами, фигурой модели и хваткой мастиффа.

– Мастиффа, – я усмехаюсь, – И что?

– Да ничего. Бедняга Арон просто сбежал. Это и понятно. Я бы на его месте не вынес позора.

Я тяжело вздыхаю, закатываю глаза и решаю продолжить путь, но Алекс вновь нагоняет меня.

– Софи, прошу, не обижайся.

– Не обижаться? Алекс, о чем ты? Ерунда. Я даже и не думала злиться, – я натягиваю улыбку.

– Правда? – он с надеждой смотрит на меня.

– Ну, конечно. Ты же просто оставил меня одну с придурками, и никто не знает, чем это могло бы закончиться, если бы не этот сиреневый мастифф. Ты просто пропал с поля зрения. И да. Ты не искал меня. Я сама прочесала дом не один раз, но тебя нигде не было. Это последний раз, когда я иду с тобой на твои дурацкие тусовки. Больше даже не заикайся об этом. Меньше всего на свете хотела бы оказаться в потенциально опасном месте с человеком, на которого даже положиться не могу.

Лицо Алекса сначала принимает серьезное выражение, а затем и вовсе изумленное, пока он громко не усмехается.

– Что? Ты сейчас серьезно? Софи, я сказал тебе никуда не уходить, быть рядом со мной. Помнишь такое? Помнишь? – он начинает повышать голос, шок сражает меня, ведь никогда прежде Алекс еще не вел себя так со мной, – А куда делась ты? Мы закончили игру, точнее нас разгромили в пух и прах, но это не важно, а тебя не было. Нигде. И ты делаешь виноватым меня? Я тебе не воспитатель в детском саду, Софи, чтобы следить за каждым твоим шагом. Я считал, что ты взрослая девочка, и одного предупреждения о том, чтобы ты никуда не уходила, будет более чем достаточно. Но кто же знал… А погодите-ка, я ведь должен был знать, ведь у Золотой Софи на все и всегда свое мнение, и слушать никого она не желает.

– Угомонись, черт возьми. И хватит на меня орать! – выдаю я, стараясь перекричать не на шутку взбесившегося друга, – Я просто хочу домой. Это был паршивый вечер, Алекс, паршивый.

Я предпринимаю уже третью попытку уйти, но когда я делаю пару шагов, за моей спиной вдруг раздается спокойный голос Алекса:

– Паршивый почему? Потому что твоя подружка снова тебя отшила?

Я останавливаюсь и медленно поворачиваюсь назад. На губах Алекса блуждает горькая усмешка.

– Ты понятия не имеешь, о чем говоришь, – рычу я, подскочив к нему вплотную и ткнув его пальцем в грудь, – Слышишь меня? Ты, черт возьми, вообще ничего не знаешь.

– Так ли это, Софи? – на лице Алекса вдруг появляется тоска, смешанная с какой-то усталостью, словно он целый день работал, а теперь вот стоит передо мной и пытается поговорить, – Ты действительно думаешь, что я ничего не знаю? Ты спишь с Келси Харпер! Спишь. И только. Я говорил с ней.

– Что? – я чувствую, как руки немеют.

– Да, да. Мы разговаривали. И знаешь, что она мне сказала, Софи? Знаешь? – он снова повышает голос, – Она сказала, что просто трахает тебя, когда ей становится скучно.

Мне казалось, я излечилась. Мне казалось, что Келси Харпер больше ничего для меня не значит. Но тогда почему слова Алекса стальной занозой вонзаются в мое сердце? Я все это время была для нее ничем. Развлечение. Кукла. Игрушка. Возможно, самая лучшая игрушка. Но все же игрушка.

И так всегда. И во всем. Я считала, что я лучшая на курсе. Но оказалось, что я просто посмешище, окруженное стаей гиен, которые только и ждут моего промаха. Я считала, что хоть сколько-нибудь нужна Келси. Но оказалось, что она с легкостью может найти мне замену в лице худющей, длинноногой блондинки.

Неужели в мире не осталось ни одного человека, который бы любил меня? Эмбер я больше не нужна. Все ее внимание сосредоточено на Элле. Алекс. Да черт его знает вообще. Этот повеса вообще никогда и ни о чем не говорит серьезно. Отец. Отцу всегда было на меня плевать. И если бы меня прямо сейчас сбил грузовик, его жизнь стала бы в разы лучше. Я всегда была ему в тягость.

Боже. Кто же я? Что же я такое? Никому не нужное существо.

– Эй, Софи, – Алекс аккуратно касается моей щеки, – Не плачь, умоляю.

Я устремляю на него удивленный взгляд, но вдруг осознаю, что он стирает с моих щек целый каскад слез. Я даже не заметила, как мои мысли вылились в поток горечи.

– Я… Прости меня, ладно? – он сжимает меня в объятьях, но я не двигаюсь, я молчу, я просто как будто и не существую в этот миг, – Идем домой, хорошо?

Он берет меня за руку, и я как послушная тень следую за ним, пока чей-то взгляд прожигает мою спину. Но я слишком устала от этого вечера, чтобы снова с кем-то столкнуться. Даже взглядом. Поэтому я не оборачиваюсь.

Дома мы оказываемся даже быстрее, чем я думала. Я сразу же бегу в свою комнату, не сказав Алексу ни слова. Сейчас мне поможет только горячий душ, теплая постель и хороший, крепкий сон.

Теплые струи воды сразу же расслабляюще действуют на мое тело, и я позволяю себе понежиться под ними дольше, чем обычно.

Мне уже почти начало казаться, что я смыла с себя этот ужасный вечер. Но не тут-то было. Отвратительные воспоминания накатывают волной. Начиная домогательствами этого придурка Арона и заканчивая горячей сценой под лестницей с участием моей Келси. Моей? Стоп, Софи. Пора отвыкать называть ее своей. Она твоей никогда не была и не будет. Сердце снова вспыхивает при воспоминании о сказанных Алексом словах.

Я выхожу из душа и обессиленно плюхаюсь на кровать. И тут одна мысль просто пронзает мой мозг.

«Сдохни!»

Я выкрикнула это в адрес Ханны. Я серьезно сказала это? Боже, какой ужас. Я закрываю лицо руками. Так нельзя. Просто нельзя. Никто, абсолютно никто в мире не заслужил такой реплики в свой адрес. Даже если ты противная, заносчивая, самовлюбленная девица, страдающая высшей степени нарциссизмом. И как я могла? Я никогда в жизни никому не говорила настолько ужасных слов. На ум сразу приходит Элла. Мы ругались. Мы очень много ругались в свое время. Но даже она никогда ничего подобного от меня не слышала.

Что же делать? Извиниться? Но если я это сделаю, то Ханна лишь посмеется мне в лицо, тем самым одержав очередной триумф. Но что, если это все же обидело ее? Ведь никогда не знаешь, у кого какое слабое место. Вдруг у нее совсем недавно кто-то умер. А я такое сказала.

Я начинаю путаться в собственных мыслях, разрываясь между двумя вариантами исхода событий – принести Ханне свои извинения или послать все куда подальше.

Я задумываюсь о Ханне. В сознании невольно всплывает недавно увиденная мной сцена в туалете. Меня вновь и вновь пронзает ее хищный, голодный, горящий огнем страсти взгляд. По телу одна за другой пробегают теплые волны возбуждения. И весь здравый смысл, который пока еще остался в моей голове, идет против меня войной. Я не должна испытывать ничего такого по отношению к конкурентке. А она моя конкурентка. Я ненавижу ее, я ее презираю, она противна мне. Как она посмела высмеять мой талант. Никчемная, жалкая неудачница.

Мне становится легче. Внутренний баланс восстановлен. Я снова презираю ее, но вспоминать ту сцену в туалете вновь все же не решаюсь, чтобы не потерять такую хрупкую внутреннюю гармонию.

Рука тянется к дневнику. Я последовательно описываю все события вечера, как-то беспристрастно, словно пишу отчет о проделанной работе.

В конце страницы я старательно вывожу неизменную фразу

Я ненавижу тебя, Ханна…

Стоп, что? Нет же. Я зачеркиваю имя Ханна и буквально выдавливаю на бумаге имя Келси Харпер.

Хотя… Может быть, из одной фразы пора сделать две? Разделить свою ненависть на двоих? Надо подумать над этим.

От размышлений меня отвлекает тихий стук в дверь.

– Софи, – нежно говорит Алекс, – там к тебе гостья.

Гостья? О. Ну, конечно. Я знаю, кто это. Я набираюсь боевого настроя из той жалкой кучки сил и самообладания, которые остались после сегодняшнего вечера, скидываю с себя полотенце, натягиваю свободную футболку и леггинсы и спешу вниз.

А вот и ты, Келси Харпер. Пора сказать тебе в лицо ту самую фразу, которую я вывожу в своем дневнике каждый вечер.

Я буквально влетаю в прихожую и замираю на месте, удивленная. Передо мной предстает вовсе не Келси.

Глава 11

Горестно всхлипнув, моя подруга Лили бросается в мои объятья и разражается слезами. Я крепко обнимаю ее, тихонько поглаживаю по спине, стараясь хоть чуточку успокоить ее, чтобы она смогла, наконец, сказать, в чем дело. Хотя я уже догадываюсь.

Я усаживаю ее на диван в гостиной, а сама спешу подать ей стакан воды. Лили делает глоток и всеми силами старается восстановить самообладание.

– Стэн мне изменяет, – дрожащим голосом произносит она.

Я с минуту смотрю на нее, не в силах извлечь из себя хотя бы слово.

– Парни такие козлы, – дрожащие губы Лили сжимаются, а взгляд наполняется горящей яростью.

– Стой, Лили, – как можно более спокойным тоном начинаю я, – С чего ты взяла? Ты уверена в этом?

– Да, черт возьми, – отвечает подруга и с грохотом ставит стакан на журнальный столик, – Я, черт возьми, уверена в этом. Я ведь не дура, Софи. Я не дура. Но он этого не знает. Он думает, я ничего не узнаю. Так вот, нет. Я не дура. Не дура!

– Тише, тише, – я кладу ладонь на ее руку в успокаивающем жесте, – Успокойся, ладно? Давай разберемся во всем по порядку. Что случилось?

Мне не приходится уговаривать ее рассказать обо всем. Лили набирает воздух в легкие и начинает свою тираду.

– Сегодня была вечеринка. Та, на которую вы с Алексом пошли. Я не пошла. Ты сама знаешь, мне нужно работать. Карла снова простудилась, и мне приходится ее заменять. Ты звала меня пойти с тобой и Алексом, но Стэн… Стэн ведь ни разу не заикнулся. И я подумала, что он тоже не пойдет, у него ведь тренировки и все такое. Но. Софи. Он был там! Этот идиот выложил фото. И там был явно не спортивный стадион.

Лили замолкает и переводит тоскливый взгляд на свой телефон, словно именно он является источником всех ее бед. Я выжидающе смотрю на подругу, стараясь мысленно убедить себя в том, что она просто не так все поняла. Я не выгораживаю ее парня, но мне так не хочется, чтобы такое прелестное создание как Лили страдало.

– Он был на этой чертовой вечеринке, – сквозь зубы проговаривает она, – Ты видела его, Софи? Он был там?

– Честно, там столько всего произошло, что я и не заметила, чтобы…

– Не важно, – обрывает меня Лили, и я послушно замолкаю в ожидании продолжения ее истории, – Я начала звонить ему, писать, позвонила его другу. Но никто, абсолютно никто, не ответил ни на единый чертов звонок.

– Там была очень громкая музыка, поверь, – аккуратно возражаю я.

– О, я верю. Я знаю, что такое вечеринка. Я успокоилась. Подумала, что он сам увидит пропущенные и перезвонит. В итоге я не сдержалась и набрала его снова. Он ответил. Точнее не он. Ответила какая-то девка! Я сказала, чтобы она передала телефон владельцу, но она сказала, что хозяин телефона слишком занят ей! Представляешь? Не успела я прийти в себя, как она бросила трубку. А когда я позвонила снова, телефон уже был выключен.

Лили замолкает. Я пытаюсь найти хоть какое-то оправдание, но что-то внутри меня упорно твердит мне о том, что дело дрянь.

– Софи, я не могу. Я… можно я останусь у тебя сегодня? – подруга жалобно заглядывает в мои глаза.

– Конечно, о чем речь.

Я провожаю Лили в свою комнату, а сама пытаюсь придумать слова утешения и поддержки. На ум приходит только одно. Рассказать ей правду. Тогда она точно поймет, что она не одна, что я знаю, каково ей приходится.

Лили обессиленно опускается на мою кровать и устремляет пустой взгляд в стену. Я сажусь рядом и сжимаю ее ладонь.

– Лили, я должна тебе кое в чем признаться. Только… это нелегко для меня. Я пойму, если ты отвернешься от меня, – тихонько говорю я, а Лили непонимающе смотрит на меня, – Это будет очень обидно, но я все равно пойму. И все же, я буду рада, если ты поддержишь меня. Хотя бы примешь, – я делаю паузу перед тем, как выстрелить, – Я лесбиянка.

Я замолкаю, уставившись в пол. У меня возникает чувство, будто огромный камень сомнений сейчас придавил меня сверху и не дает мне даже взглянуть на реакцию подруги.

– Я знала, Софи, – шепчет Лили.

Я перевожу на нее взгляд и вижу, что она нежно улыбается, смотря на меня.

– Знала? – в недоумении переспрашиваю я.

– Да. Ну вообще, я скорее догадывалась. Я не спрашивала тебя об этом напрямую, я думала, что ты либо сама скажешь, когда посчитаешь нужным, либо же ты относишься к этому совершенно обыденным образом и не считаешь нужным рассказывать об этом, как о чем-то из ряда вон выходящем, – она делает паузу, вздыхает и легонько касается моей руки, – Келси, да?

В нависшей над нами тишине это имя звучит как гром среди ясного неба. Точнее, как скрежет ржавого гвоздя по стеклу. Я морщусь.

– Я видела, как ты смотришь на нее. Совершенно особенным образом. Так не смотрят на друзей, – Лили снова замолкает, – Софи, все хорошо, черт возьми! – я вздрагивают от внезапной перемены ее голоса с нежных нот на энергические, – Я не гомофобка. Как ты могла подумать, что я стану относиться к тебе как-то иначе. Я рада, что ты призналась мне.

Я осмеливаюсь поднять на нее взгляд и тут же не удерживаюсь и улыбаюсь. Лили тянется ко мне и заключает меня в крепкие и такие важные для меня сейчас объятья. Огромный камень сомнений дает трещину и разлетается в пыль.

– А ты…, – начинает подруга, выпустив меня из объятий, – Когда-нибудь думала обо мне?

Я ошеломленно смотрю на нее, часто моргаю и выдаю:

– Боже, нет! Ну конечно, нет, Лили, – пытаюсь я оправдаться.

– Очень даже жаль, – произносит она, надув губы, – Парни такие козлы.

– Ох, Лили, ты даже не представляешь, о чем говоришь. В скотском поведении нет половых различий. Все люди, независимо от пола, делают больно.

Меня прорывает. Я рассказываю Лили обо всем, утаив некоторые пикантные подробности. Лили не перебивает меня, она лишь сочувственно вздыхает и крепче сжимает мою руку, когда чувствует, что мне особенно тяжко рассказывать о чем-то.

Мы проговорили полночи, а когда уже собирались идти спать, мой телефон вдруг разрывается от звонка. Я гляжу на экран, и меня тут же пронзает стрелой раздражения. Я оборачиваюсь и понимаю, что Лили в ванной. Подойдя к окну, я нажимаю кнопку «Принять».

– Да, пап, – мрачным голосом говорю я.

– Привет, Софи, – слышу я его голос на другом конце.

Мы молчим с минуту. Мне нечего ему сказать. Я никогда не знала, о чем говорить с ним. Такой родной по крови человек и такой чужой на деле.

– Как ты? – наконец, произносит он.

– Я в норме, – я сжимаю в руке край шторы, словно этот кусочек ткани способен вытянуть меня из омута нежелательного полуночного разговора.

– Просто… ты не звонишь. Я хотел узнать, все ли у тебя в порядке.

Серьезно? Да какое ему дело, мать его?! Все внутри закипает, но я не даю эмоциям выхода.

– Я была немного занята. Учеба и все такое. Сам понимаешь.

– Угу.

– Ну а ты? Как твои дела? – нехотя спрашиваю я, уже готовая получить стандартное «нормально» в ответ.

– Да все… по-старому, – отвечает он, – Ты не планируешь приехать в ближайшее время?

– Не особо, – растерянно говорю я, крайне удивленная таким внезапным вопросом, – А что?

– Да так. Давно не виделись, и я… ну… немного… в общем… скучаю.

От удивления я теряю нижнюю челюсть. Что он только что сказал? Я теряюсь, моя комната вдруг становится бермудским треугольником для моих спутанных мыслей.

– Оу, ну…, – а мы с отцом определенно похожи, когда дело доходит до выражения своих чувств и мыслей, – Я тоже, пап. Я посмотрю, что можно будет сделать. Если в ближайшее время я буду не так загружена учебой, я обязательно выберусь домой на выходные.

– Да, будет здорово, – я слышу в его голосе легкую улыбку, и это еще больше потрясает меня, – Прости за поздний звонок. Просто не мог уснуть, хотел узнать, все ли в порядке.

– Ничего, я еще не ложилась.

– Среди недели? Поймала дух студенческого бунтарства?

Я смеюсь, и папа подхватывает мой смех. Он удивляет меня все больше с каждой минутой. Я уже и не помню, когда в последний раз слышала его смех.

– Но я все же пойду спать, ладно?

– Конечно, дочь, – уже серьезно отвечает он.

– Я… еще позвоню тебе, – неожиданно для самой себя выдаю я.

– Конечно. В любое время, – папа глубоко вздыхает, – Спокойной ночи.

– И тебе тоже. Пока.

Я кладу трубку, а затем понимаю, что на моих губах застыла улыбка. Как же мне все мое детство не хватало его. Я бы забыла все свои обиды, если бы он почаще пересиливал себя, свою гордость, горечь, и просто говорил со мной. Даже вот так, как сейчас. Даже пять минут. Этого было бы уже достаточно для того, чтобы растопить мое раненное еще в детстве сердечко.

Улыбка медленно сползает с лица, когда мой взгляд падает на могучий ствол растущего через дорогу от нашего дома дуба, а точнее на силуэт мужчины, скрывающегося за деревом. Словно почувствовав, что я сосредоточила на нем все свое внимание, он мгновенно полностью скрывается за деревом.

Черт. Он смотрел прямо сюда. Меня прошибает холодная дрожь, мозг дает вязкие сигналы занемевшему телу, но все бесполезно, я будто приросла к месту.

– Софи? Ты идешь спать? – я даже не услышала, как Лили вышла из ванной, – Что там?

– Ничего, – я мгновенно прихожу в себя, хотя жутковатые импульсы все еще простреливают мое сознание, – Ничего, просто разговаривала с папой по телефону. Уже действительно очень поздно. Нужно спать.

Лили разглядывает мое побледневшее лицо, но, в конце концов, видимо решает не допытываться. Она ныряет под одеяло, а я, одержимая параноидальными мыслями, вызванными увиденным, по десять раз проверяю, закрыты ли окна и дверь.

Когда я, наконец, успокаиваюсь и убеждаю себя, что это просто один из пьяных в стельку студентов, я безнадежно путаюсь в сетях сна. Откуда-то из глубины моего сознания звучит фраза:

Я ненавижу тебя, Келси Харпер.

Глава 12

Остаток недели проходит вполне спокойно и даже немного вяло. Студенты начинают входить в колею, набираясь терпения на ежедневную каторгу в виде многочасовых скучных лекций.

Я стойко выдерживаю занятия, на которых мое внимание машинально рассеивается в мыслях, уносящих меня куда-то вдаль, в мечты о чем-то нежном, теплом и воздушном, но таком недосягаемом. Каждый день, заходя в класс по вокалу, я с горечью вспоминаю о том, какой счастливой меня раньше делали часы, проведенные здесь. Часы? Да для меня это время пролетало как единый миг. Моя уверенность в себе сильно пошатнулась. Даже и не думала, что все может так кардинально измениться за каких-то пару дней. В казавшихся мне раньше восхищенными взглядах однокурсников я четко вижу насмешливые отблески осуждения. Мистер Хайнц плавно спустился с моего пьедестала лучшего преподавателя в мире, ведь теперь в моем сознании рядом с его образом враждебно мелькают сиреневые локоны.

На следующий же день после вечеринки я четко решаю для себя, что просто обязана извиниться перед Ханной. Однако на уроке вокала я застаю ее в крайне мрачном и отрешенном настроении. Она сидит в полном одиночестве, обхватив себя руками и задумчиво глядя в окно. Я лишь на секунду ловлю ее взгляд, но сразу же замечаю в нем оттенки горечи. Она словно посылает окружающим импульсы о том, что не хочет, чтобы ее кто-то беспокоил. Всю неделю она была молчалива. Ей удавалось слиться с обстановкой настолько, что все остальные студенты и вовсе забывали об ее присутствии.

Но не я.

Я не могла унять свои мысли. Навязчивые картинки, связанные с той сценой в туалете на вечеринке, атаковали меня как назойливые комары в летнюю ночь. Ее руки, скользящие по ногам девушки, ее губы, атаковавшие тонкую, нежную кожу шеи той брюнетки, яркими огоньками вспыхивали в моей памяти.

Пару раз я поймала себя на мысли о том, что мне хотелось бы, чтобы она посмотрела на меня, чтобы ответила на мой взгляд. Но она не замечала никого вокруг и лишь все дальше уносилась по волнам собственных мыслей и переживаний.

Ханна будто стала зачинщиком всеобщего состояния покоя и даже какого-то полусна. Следующая неделя стала еще невыносимее. А ведь это только начало года. Я озиралась вокруг и повсюду наталкивалась на признаки развернувшегося в коридорах университета сонного царства.

Лили так и не помирилась со Стэном. Она с замиранием сердца ждала, что он все объяснит и извинится перед ней. Я сразу поняла, что ей бы этого было вполне достаточно, чтобы простить его и принять. Но этого не случилось. Вместо того чтобы вымаливать ее прощение, Стэн просто стал игнорировать и избегать ее. И тогда Лили окончательно поникла, сказав мне только одну фразу: «Это конец».

Однако в один день все круто изменилось. Университет всколыхнуло одно ужасное событие. Наверное, в каком-то жутком и своего рода судьбоносном смысле это было началом конца.

Это была пятница. Уже утром я четко решила, что поеду домой на выходные. Для меня было невыносимо погружаться в эту непонятную дрему каждый будний день, а потом провести так еще и выходные. Я думала об этом две недели с той ночи, когда позвонил отец. И вот, наконец, решилась.

Довольная собой я выхожу из дома и спешу на первое занятие. По пути к кампусу я глубоко погружаюсь в мечтания о том, как приеду домой, как увижу родные места. Даже встреча с отцом теперь не кажется мне чем-то напрягающим, а даже наоборот, я с нетерпением жду и этого. Возможно, наши отношения, наконец, наладятся. Боже, я так хотела бы этого.

От радужных мыслей меня отвлекает интересная сцена. Прямо у входа в главный корпус стоит целая группа полицейских. Я вглядываюсь и понимаю, что они ведут крайне напряженный разговор с представителями руководства университета.

Но что могло случиться? Неужели, что-то серьезное?

– Привет, – увлеченная всем происходящим, я даже не заметила, как рядом со мной оказалась Лили.

– Привет, – бормочу я, – Интересно, что тут происходит.

– Интересно? – Лили выступает немного вперед, чтобы заглянуть мне в лицо.

– Ну… Да. Наверное. Впервые вижу, чтобы полиция приезжала прямо в кампус.

– Потому что дело крайне серьезное, – мрачно отвечает подруга.

– Так. Погоди-ка. Ты что, уже в курсе? – я вглядываюсь в ее лицо в поисках ответа.

– Конечно. Университет ведь как большой улей. Если где-то прозвучал хотя бы один звук, то весь этот улей начнет греметь. Эрин Ливингстоун пропала. На прошлых выходных ушла, но так и не вернулась в общежитие. Ее родители подняли тревогу, теперь полиция рыскает по универу, пытаясь что-нибудь вынюхать.

Эрин? Я помню ее. Милая светловолосая худышка. Мы вместе ходили на лекции по литературе. Я постоянно думала, что она отучилась в школе по ускоренной программе, настолько юной и хрупкой она всегда мне казалась.

По коже пробегает холодок, и что-то очень вязкое и противное облепляет сердце. Тревога. Эрин была образцовой студенткой. Такая типичная правильная девочка, которая никогда не ступила бы на кривую тропинку. Она никогда не ходила на вечеринки, даже студенческие развлекательные мероприятия, организованные руководством, посещала через раз. Когда мы как-то раз перекинулись с ней парой слов, я сразу поняла, что она до жути стеснительна.

Но что могло пойти не так?

– Черт, – выдыхаю я, – А что-нибудь уже известно?

– Не-а. Ее соседка по комнате говорит, что вечером в воскресенье она вышла на пробежку. Соседка уснула, не дождавшись ее, а утром в понедельник поняла, что Эрин так и не вернулась. Это так жутко. Я думаю, она мертва, – заключает подруга, бросив на меня переполненный страхом взгляд.

– Да ты что! Не говори так, – вспыхиваю я, – Я думаю… Наверняка, этому всему есть объяснение. Знаешь, ведь в тихом омуте… Вот и она…, – я теряюсь в тщетных попытках изобрести хоть какое-нибудь логическое объяснение. Целый шквал мерзких мурашек атакует меня, словно черная мрачная стая ворон.

На протяжении целого дня меня не покидали тревожные мысли. На каждом углу университета то и дело звучало имя Эрин, и каждый раз я невольно вздрагивала и погружалась в размышления. Студенты уже вовсю взялись за эту историю и изобретали самые разные сценарии произошедшего.

– Наверняка, эта тихоня просто нашла крутого парня, который предложил ей бросить эту бренную жизнь и укатить с ним на байке в закат.

– Да по ней было видно, что у нее какие-то психические проблемы. Она где-то просто покончила с собой. Но никто пока не может ее найти.

– Я уверен, что у нее жутко строгие родители, которые буквально плетями заставляют ее быть прилежной девочкой, вот она и решила сбежать.

– Она же на пробежку ушла? Вот, наверное, марафон и бегает. Правда, он уже немного затянулся.

Под конец дня мне стало тошно от всех этих пересудов и сплетен. Особенно отличились парни, которые всеми способами пытались свести произошедшее к шутке, хотя смешного в этом было откровенно мало. Если девушка пропала без следа, никому не сообщив о том, куда идет и зачем, значит, это уже попахивает чем-то скверным.

Хайнц появился в классе в крайне приподнятом расположении духа. Признаться честно, никто не ожидал увидеть его таким. Когда я увидела его давно забытую всеми озорную улыбку, то почувствовала, что где-то внутри зародился маленький, но теплый огонек надежды на то, что любая боль, причиненная другим человеком, рано или поздно проходит, и ты сможешь улыбнуться новому дню.

– Друзья, у меня для вас задание, – начинает он прямо с порога, – Я хочу, чтобы вы сейчас прослушали одну мелодию.

Хайнц химичит с оборудованием под нашими пристальными взорами, пока из колонок не начинает звучать спокойная мелодия. Звуки фортепьяно завораживают меня, эти легкие звонкие переливы пробуждают мое воображение, и в голове уже предстает картинка – мелкие капельки теплого весеннего дождя постукивают по карнизу, переливаясь всеми красками бушующей свежести природы. Пышущая жизнью зелень наполняет мой разум, и я почти ощущаю легкие сладковатые ароматы распускающихся бутонов цветов.

В один миг мелодия стихает. Пространство, которое только что было наполнено самыми живыми и яркими красками, мрачнеет. Тревожные нотки набирают силу. И вот пейзаж в моей голове сменяется, красочно нарисованное моим воображением ясное небо затягивают тяжелые серые тучи. Все стихает в ожидании чего-то невыносимо тяжелого и устрашающего. Что-то неуловимое сквозит в каждой тени, отбрасываемой ветвями деревьев. Но ничего не происходит. Ожидание повисает в воздухе, пока в классе звучат последние нервные нотки.

Я кидаю небрежный взгляд на остальных студентов. Абсолютное молчание. В одних лицах я вижу испуг, в других угрюмую задумчивость, а в некоторых и вовсе тоску.

– Отлично, – преподаватель разбивает своим бодрым голосом повисшее в классе молчание, – Теперь мы разделимся на группы и обсудим то, что только что услышали. Главное правило. Мы не обсуждаем музыкальные нюансы этого произведения, мы делимся лишь чувствами и эмоциями. Идет? – мы киваем в знак согласия.

Пока Хайнц делит людей на произвольные группы по понятному только ему принципу, я замираю в предвкушении того, чтобы уже поделиться с кем-то той прекрасной, хоть и под конец ставшей мрачной картиной, которая возникла в моем сознании.

– Ну и наконец… Софи, – я перевожу на него взгляд, – Тебе достается лишь один человек.

Черт. Я все пропустила мимо ушей, пока размышляла над тем, как уложу свои ощущения в слова. Кто остался? Я озираюсь вокруг и натыкаюсь на взволнованные перешептывания. Что такое?

– Ханна, – такой мягкий и бодрый голос мистера Хайнца в этот момент звучит как смертельный приговор.

Я быстро отыскиваю ее глазами. Чертовка и бровью не ведет. Она сидит, скрестив руки на груди, и смотрит прямо перед собой. Кажется, ей абсолютно все равно, с кем обсуждать услышанную мелодию. Да и слушала ли она ее вообще?

В классе воцаряется гул и суета, пока ребята усаживаются группами. Я выжидающе гляжу на Ханну, но она продолжает неподвижно сидеть на месте с застывшей на губах туманной ухмылкой. Я закатываю глаза, встаю и медленно двигаюсь в ее направлении. В этот момент я, наверное, была похожа на преступника, идущего на эшафот.

Я присаживаюсь за стол напротив нее и быстро теряюсь в охватившем меня чувстве крайней неловкости. Мне с ней жутко некомфортно. Даже просто сидеть за одним столом.

Ханна медленно переводит напряженный взгляд в мою сторону, и когда я уже готова выслушать поток колких замечаний в свой адрес, она издает лишь короткий усталый вздох. Она выпрямляется и немного подается вперед. В ее взгляде вдруг отражается крайняя заинтересованность. Но она не говорит ни слова. Просто сидит и медленно и мучительно изучает меня. Ее темные глаза запускают в меня электрические искры, происхождение и назначение которых мне абсолютно неясно. Мне быстро надоедает этот процесс, и я беру инициативу в свои руки.

– Начнешь первая? Что ты думаешь по поводу этой композиции? – ровным тоном начинаю я, но в конце фразы голос все же предает меня, мерзко дрогнув.

– Круто отожгли, – с наглой улыбкой отвечает она, все еще держа меня в тесных оковах своего хищного взгляда. Между нами стол, он ведь должен служить некоей преградой, но такое ощущение, будто Ханна совсем рядом, словно она сидит в паре сантиметров от меня. Она захватывает собой все пространство, и я не знаю, куда деть глаза, чтобы не смотреть на нее. Каждый раз, когда я пытаюсь отвернуться, она ловко перехватывает мой взгляд.

– Давай посерьезнее, – бурчу я.

– Давай нет, – тут же отвечает она, – Что в этом серьезного? Это не ново.

– Не ново? – переспрашиваю я.

– Только не говори мне, что тебя эта мелодия впечатлила настолько, что тебя пробили мурашки восхищения.

Ханна испытующе смотрит на меня, но я молчу, загнанная в тупик, не зная, что ответить на это. Ведь это правда. Меня действительно приятно поразило это произведение.

– Ох, – Ханна вздыхает и откидывается на спинку своего стула. Она отрывает от меня свой взгляд, и я тут же внезапно ощущаю пустоту и холод. Что, черт возьми, это значит? Мне совсем не хочется ее взглядов. Ну, ладно. Хочется. Но не настолько сильно.

– Все до банальности просто, – вальяжно растягивая слова, продолжает она, – Сначала все так мило и ванильно, ничего не предвещает беды. Птичка радостно и живо плещется в птичьем фонтанчике. Но это было бы слишком, верно? Нужен драматизм. Зашкаливание эмоций. Чтобы слушатели повставали с мест и проскандировали «браво, какой неожиданный поворот!». Поэтому нужно создать контраст. Добавить трагичные ноты. Приходит охотник и вскидывает ружье, он целится в птичку. Мы уже предвкушаем, что будет дальше. Бах! Выстрел, и птичка упадет. Но нет. Тут нужно что-то еще. О, точно! Нужно просто оставить все так, как есть. Открытый финал. Никто не знает, что будет дальше. Логического завершения нет. Лишь ветер знает ответ. И вот тут происходит настоящее вау. Как гениально, как небанально, как ново. Так? Это ты хочешь услышать?

Я часто моргаю, все еще пытаясь до конца переварить ее тираду.

– Что? – наконец, выдаю я, – Что ты несешь, Ханна? Признаться честно, я ничего от тебя не хотела бы слышать до конца своих дней. Но это долбанное задание, и мы, мать твою, должны его выполнить! – я привстаю с места и рявкаю на нее.

Все замолкают, устремив на нас удивленные взгляды. Я спохватываюсь и быстро сажусь на место. А эта стерва самодовольно улыбается, снова глядя прямо мне в душу. Она просто издевается надо мной.

– Ты вообще умеешь нормально себя вести? Нор-маль-но, – проговариваю я по слогам, сердито уставившись на нее, – Я не виновата, что нам пришлось работать вместе.

– Да с чего ты вообще взяла, что я веду себя ненормально. Ты сейчас транслируешь поведение слабого, закомплексованного человека. Огрызаешься сразу, даже если причины для этого еще нет. Я ведь тебя даже не оскорбила ни разу.

– О. Какое достижение, – ворчу я.

– Ты задала вопрос, я ответила, – продолжает она, – В чем проблема?

– В твоем поведении. Ты говоришь нормальные слова, но ведешь себя так, будто ты самый ценный экземпляр общества.

– Экземпляр общества. Боже, – Ханна морщится, – Чем ты руководствуешься в выборе слов?

– На себя посмотри! Ты вообще только что рассказывала про птичку и охотника. К твоему сведению, я совершенно не это себе представила.

– А что ты представила? – Ханна понижает голос, ее губы растягиваются в соблазнительной полуулыбке, глаза вспыхивают обжигающей искрой, от которой мое тело невольно содрогается. Я хоть и морщусь, но абсолютно теряюсь под ее взглядом. Это начинает бесить меня.

– Ничего. Вернемся к теме, – произношу я серьезным тоном.

– Так мы итак по теме беседуем, разве нет? – она насмешливо ухмыляется, а я почти закипаю от раздражения, – Что ты почувствовала, Софи?

Она вкрадчиво произносит каждое слово, словно делает ударение на каждый звук, наполняя свои фразы совершенно иным смыслом. Я отчетливо понимаю, что ее слова полны намеков.

– Какие эмоции ты испытала? – она наступает на меня снова и снова, – Расскажи о своих чувствах.

– Отвали, – бормочу я, густо краснея на радость этой садистке.

– Отвалить? – я отчетливо ощущаю ее усмешку прямо у своего лица, хотя вновь и вновь убеждаюсь, что она сидит достаточно далеко от меня, – Почему же ты не отвалила? М?

– О чем ты? – я пытаюсь сделать вид крайней растерянности, но на деле я прекрасно понимаю, о чем речь.

– Это гораздо интереснее, чем обсуждать сраную музыку. Верно?

Ее голос. Я ощущаю, как он проникает под мою одежду, обжигает мою кожу, а затем проскальзывает в мою голову, испепеляя мои мысли. Я перевожу взгляд на ее руку, которая спокойно покоится ладонью вниз на середине стола. Она так близко от меня. Так мучительно близко. Она могла бы коснуться меня. Прямо сейчас. Эти пальцы могли бы ласкать меня.

Стоп!

Волна раздражения сотрясает мое тело. Но я не могу произнести ни слова.

– О чем ты думаешь, Софи? – ее голос снова поражает меня горячей стрелой. Почему он сейчас такой сладкий и такой нежный? Мне хотелось бы утонуть в нем, хотелось бы, чтобы она говорила со мной, чтобы шептала мне на ухо что-нибудь… да не важно, что! – Скажи мне.

– Я хотела извиниться, – выпаливаю я совершенно неожиданно для нас обеих, и от ее замешательства наша связь рвется, а мне становится значительно легче, – Извиниться.

– За что? – Ханна возвращает себе привычный презрительный взгляд, и от ее жара не остается и следа.

– За то, что нагрубила. Я сказала, что хочу, чтобы ты сдохла. Но…, – мысли путаются, все мои попытки взять себя в руки разбиваются о грохочущий пульс, о том, чтобы посмотреть на Ханну, нет даже и речи, – Это не так. Я не хотела этого. Так что прости.

Она молчит. Повисшая в воздухе пауза становится настолько невыносимой, что я поднимаю на нее взгляд. В ее глазах отчетливо читается непонимание.

– Забей, – отвечает она и устремляет взгляд в окно, – Я слышала в свой адрес вещи и похуже.

Мы снова замолкаем. Я смотрю на нее и никак не могу запретить себе восхищаться ее красотой, а она смотрит в окно. Все ее лицо снова приобретает оттенки той грусти, во власти которой она находилась все это время.

– Откуда ты знаешь, – начинаю я, чтобы хотя бы попробовать разрядить обстановку, – Точнее, откуда взялась эта картинка с птичкой и охотником?

Ханна медленно отводит взгляд от окна и устремляет его прямиком на меня.

– Все просто. Птичка это мой брат. А охотник это жизнь.

– Что, прости? – я во все глаза смотрю на нее в ожидании ответа.

– Эта мелодия чушь собачья. И все это, – Ханна встает и обводит пальцем всех окружающих, – тоже чушь.

Она хватает свои вещи и спешит к выходу. Перед тем как сделать шаг прочь из класса, она сталкивается взглядом с Ханцем и шепчет ему что-то одними губами. Я более чем уверена, что она прошептала «Проснись уже».

Тишину класса, словно лист бумаги ножом, разрезает хлопок двери, закрывшейся за Ханной.

Глава 13

Так. Давайте-ка кое в чем разберемся. Начнем с простого. Я ненавижу Ханну Джордан. Всем своим существом ненавижу эту девчонку. Терпеть ее не могу. Я презираю все, что хоть как-то связано с ней. Почему? Разве дело только в том, что она лучше меня в области, в которой, как мне казалось, мне нет равных? Я долго думала над этим. Ну разве я не хотела конкуренции? Вот же она, Софи, держи и наслаждайся.

Но не такого я хотела. Я была бы рада, если бы в моем окружении появился человек, который составил бы мне здоровую конкуренцию. Я не хочу воевать. Я просто хочу немного посоперничать. Научиться чему-то, побороть себя, и научить другого человека чему-то новому. Я не хочу ненавидеть своего конкурента, я хочу уважать его.

Ханна слишком беспардонно ворвалась в мою жизнь. Слишком нагло и болезненно. До ее появления я считала свою университетскую жизнь почти идеальной, но она словно острым скальпелем вскрыла гнойный прыщ, и я увидела, как на самом деле выглядит все, что меня окружает. Рада ли я, что узнала о себе правду? Или мне легче было бы находиться в таком приятном неведении? Может быть, именно поэтому я так ненавижу ее. Потому что она разрушила единственное хорошее, что было в моей жизни.

А может быть, потому что она просто взбалмошная нахалка.

С ненавистью немного разобрались. Тут все довольно логично. Но что делать с обратной стороной луны? С темной стороной, где воцарилось непреодолимое желание. От бессилия я готова до потери сознания лупить себя кулаками. Но это не поможет, я это знаю. Здесь я тоже нахожу логическое объяснение. К диагнозу «взбалмошная нахалка» прибавляем «обаятельная, самоуверенная, соблазнительная». Над ней веет аура профессиональной соблазнительницы, которая точно знает, что и как нужно говорить и делать, чтобы заполучить желанный объект. Она настоящая хищница в джунглях, полных добычи. От нее хочется бежать, но все чаще во мне просыпается желание поддаться ей.

О чем это я?! Нет и нет. Логика всегда на первом месте, Софи. И если вернуться к логическому рассуждению, то можно заключить, что она действительно просто такой тип людей. Хищник. Я помню, как Эмбер рассказывала мне что-то подобное про Эллу. Якобы Элла гипнотически действует на людей, заключает их в свою власть. Признаться честно, никогда такого не замечала в СтревЭлле. Я видела только то, что она смазливая кисонька. Не более. Тем не менее, теперь я понимаю, о чем говорила подруга. Выходит, я встретила свою «Эллу Харрис». Стоп! Да нет же! Эмбер влюбилась в Эллу. Она никогда не испытывала к ней ненависти, даже в те злополучные моменты, когда весь мир оборачивался против их пары. Эмбер всегда безгранично любила Эллу, а Элла отвечала ей еще большим обожанием.

Притаившаяся в тени зависть нападает в самый неожиданный момент и совершает свой молниеносный укол в самое сердце. Я снова понимаю, что Эмбер и Элла такие одни на миллион. Встретили друг друга, нашли среди прочих, незначительных лиц, как две реки слились в один поток. А я… Мне этого просто не дано. Вместо этого мне придется нести на себе крест ненависти. Ненависти к Келси, к Ханне… Я постоянно кого-то ненавижу. Может быть, я просто не могу жить, никого не ненавидя?

– … на вокальном конкурсе, да? – Лили вовремя спасает меня беззаботным щебетом, пока мои размышления из энергично-разъяренных не превратились в уныло-депрессивные.

– Эм, да, – отвечаю я на автомате.

– А если Ханна Джордан решит в нем участвовать, то ты ведь не откажешься? – Лили с мольбой смотрит на меня, – Я не смогу отказать себе в роскоши услышать твой чудесный голос, поэтому буду всячески уговаривать тебя, Софи.

Вы только посмотрите. Я заглядываю в эти милые щенячьи глазки, и, кажется, грозовая туча плохого настроения начинает медленно отступать. В этом кампусе есть хотя бы два человека, которые действительно считают меня талантливой. Алекс и Лили. Что ж, все не так плохо.

– О чем речь, Лили? Я не позволю какой-то Ханне испортить мой боевой настрой, – отчеканиваю я, стараясь, по большей части, убедить в этом себя, – Я начала готовиться к этому конкурсу еще с лета. И в этом году я точно сделаю все от меня зависящее, чтобы победить.

– Подсыплешь Ханне снотворное накануне конкурса?

– Что? Ну, конечно нет! – восклицаю я, но тут же задумчиво добавляю, – Хотя идея неплохая.

Лили добродушно смеется.

Мы подходим к корпусу общежития, в котором живет подруга. Я уговаривала ее жить с нами, но Лили наотрез отказывалась. Иногда ее страх причинить людям дискомфорт доходит до абсурда. И я, и Алекс, оба любим Лили, и мы были бы рады, если бы она поселилась с нами. Так было бы гораздо веселее. Но второй аргумент Лили был, пожалуй, неопровержим – «Живя в общежитии, в паре минутах ходьбы от университета, я умудряюсь опаздывать, что будет, если я буду жить за пределами кампуса?». Да уж, иногда мне кажется, Лили просто не может спокойно прожить и дня без опозданий.

– Софи, мне кажется, лед начинает таять, – с загадочной улыбкой говорит подруга.

– О чем ты? – я устремляю на нее взгляд, полный искреннего непонимания.

– О нас со Стэном. Мы вчера проговорили всю ночь, – отвечает она, и я вижу отблеск неимоверного счастья в ее глазах.

– Теперь ясно, почему ты весь день как вареная ходишь. Он приходил к тебе?

– Нет. Мы болтали по телефону, – смущенно говорит подруга. Вот трус. Даже не смог поговорить с ней лично, – Все было как раньше. Вчера я говорила с тем Стэном, с которым когда-то познакомилась, и от которого весь год сходила с ума. Он сказал, что совсем запутался. Влияние его друзей так на нем сказалось. Ты же сама знаешь этих футболистов – вечные тусовки, куча девушек рядом. Он просто потерял голову. Он не изменял мне, он даже не целовал ту девчонку. Они просто…, – Лили немного морщится, – Просто общались. Он любит меня, и вчера я в этом убедилась.

Я с жалостью смотрю на подругу, а где-то внутри словно снежный ком набирает обороты мое негодование.

– Лили, ты же не простила его еще? Нет? – с надеждой спрашиваю я, – Он ведь должен доказать тебе, как ты ему важна. Доказать по-настоящему, а не обычным разговором по телефону.

– А что ты предлагаешь? – раздраженно спрашивает она, – Чтобы он спрыгнул с крыши ради любви ко мне?

– Конечно, нет. Не надо утрировать, Лили. Просто… Нельзя же так. Взять, растоптать доверие человека, затем две недели кряду делать вид, что тебя не существует, а потом взять и появиться, поняв, что ты больше никому не интересен, кроме глупышки Лили.

– Глупышки? Глупышки?! – милые глазки вспыхивают огнем раздражения, – Знаешь, Софи, натуралка, лесбиянка, да хоть инопланетянка! Но это не твоя основная проблема. Проблема в том, что ты просто не знаешь, каково это – любить кого-то и прощать ему все.

Я вспыхиваю. Секундная искра злости сменяется невыносимой тоской и обидой.

– С чего ты взяла, что мне никогда не приходилось любить? – тихо бормочу я, – Келси…

– Келси было плевать на тебя! – выпаливает Лили, прежде чем осознает, что сказала.

– Я знаю. Спасибо, что напомнила.

– Прости, прости, – Лили хватает меня за руку и притягивает к себе, – Прости, Софи. Я просто сама не своя. Стэн действительно доводит меня до крайностей своими поступками. Ты думаешь, я не понимаю, что он поступил дерьмово, и что телефонного разговора маловато, чтобы загладить вину? Но мне так хочется вернуть все, так хочется, чтобы все было как прежде.

Я сжимаю подругу в объятьях, вдруг осознав, что понимаю, к чему ведет ее безрассудная любовь к этому придурку – она окажется на моем месте. Девушка, которая не нужна, которой легко можно найти замену. Мое сердце сжимается, и я всеми силами стараюсь унять мысли о том, чтобы сломать этому идиоту лицо.

– Было так очевидно, что Келси плевать? – робко спрашиваю я.

– Не всегда. Иногда она была крайне нежна и внимательна к тебе. Именно тогда во мне зарождались догадки. Но в остальное время я видела лишь твое обожание.

– Ясно, – тихо отвечаю я, пытаясь убедить себя в том, что мне плевать. Но разве мне плевать, если я до сих пор задаю такие вопросы?

– Не вешай нос, Софи. Мы с тобой обе обязательно будем счастливы. Ты найдешь того, кто позаботится о твоем сердце. А я надеюсь наладить отношения со Стэном. Я люблю его.

Я тяжело вздыхаю и нехотя принимаю позицию подруги.

Немного поболтав еще о надвигающемся конкурсе, мы расходимся. Погруженная в размышления, я медленно бреду к дому. Где-то на задворках сознания снова всплывает лицо Эрин. Боже, пусть она найдется. Живая.

Добравшись до дома, я осознаю, что ярое желание поехать домой немного поутихло. Наверное, это лишь из-за того, что Лили удалось подпортить мне настроение. Я хватаю рюкзак с небрежно уложенными в него вещами, пишу Алексу сообщение о том, что вернусь в воскресенье вечером, и выхожу из дома.

На автобусную остановку я прихожу за целых полчаса до отправления автобуса до моего города, поэтому решаю прогуляться до ближайшего магазинчика.

Я придирчиво осматриваю витрины с лежащими там пыльными шоколадками и чипсами и, взяв только бутылку воды, направляюсь на кассу.

– Какого черта, чувак? Я что выгляжу как мелкая школьница!? – слышу я знакомый, полный ярости голос.

– Нет. Но есть правила, по которым я не имею права продавать табачные изделия лицам младше восемнадцати лет, – спокойно отзывается мужчина на кассе.

– Так я повторю свой вопрос. Я что, мать твою, похожа на мелкую соплю? – я выворачиваю из-за угла, и мой взгляд, наконец, падает на обладательницу пронзительного, яростного крика, сотрясшего стены магазинчика.

Разъяренная Ханна Джордан нависает над продавцом, уперев обе руки, сжатые в кулаках, в прилавок. На ней черные джинсы, черные ботинки и джинсовая куртка, ее волосы собраны в высокий конский хвост. Я тут же замечаю, что в мочке ее уха красуются несколько сережек-колец. Она серьезно собралась скандалить с продавцом из-за пачки сигарет?

– Я не знаю, – растерянно отвечает мужчина. Боже, это выглядит ужасно глупо. Взрослый мужчина напуган как котенок, и причина его испуга это обычная девчонка, – Предъяви документы и докажи, что тебе есть восемнадцать.

Я останавливаюсь в паре шагов от прилавка, внимательно наблюдая за разворачивающейся картиной.

– У меня их нет! – орет Ханна, – По-твоему, если бы они у меня были, я бы распиналась так?

Ханна и продавец молча сверлят друг друга глазами, и первой не выдерживает она.

– Пошел ты, ублюдок, – она швыряет в него деньги, хватает бутылку колы и направляется к выходу, – Береги витрину. Я разобью ее сегодня ночью.

Продавец бледнеет, но не говорит ни слова. Я молча плачу за воду и спешу прочь. Даже не знаю, кто разозлил меня больше. Несносная Ханна, которая устроила скандал из ничего, или же слабак продавец, который будучи взрослым, сильным мужчиной, не смог совладать с орущей на него девчонкой. Он мог бы просто вызвать полицию, черт возьми.

В горле мгновенно пересыхает от удушающего раздражения. Кто вообще дает ей право вести себя так с людьми? Я открываю бутылку и делаю глоток.

– Куда-то собралась? – слышу я позади себя уже спокойный голос мерзавки.

– Какое тебе дело? – я оборачиваюсь и сталкиваюсь с ее насмешливым взглядом и кривой ухмылкой.

– Просто хотела бы надеяться, что довела тебя настолько сильно, что ты решила больше не возвращаться.

– Довела? Я тебя умоляю. Все твои действия просто детский лепет.

– Правда? – она стремительно приближается ко мне и останавливается лишь тогда, когда между нами едва остается пространство, чтобы сделать вдох, – Детский лепет, говоришь? Ты еще поплачешь из-за меня.

– Ты свихнулась? Мне плевать на тебя, – безразличным тоном отвечаю я, – Ты просто надоедливая муха, которая не способна даже укусить, просто жужжит над ухом и бесит.

– От моего укуса ты не оправишься никогда, – понизив голос, говорит Ханна, – Это я тебе гарантирую.

Ее прекрасные глаза сверлят меня насквозь, но я ухватилась за краешек своего самообладания и делаю все, чтобы не выпустить его из рук.

– Конечно. Очевидно, ты чумная. Мне придется объездить всю страну в поисках доктора, который мог бы помочь, – я бросаю на нее нахальный взгляд.

Ханна усмехается. Я уже почти радуюсь тому, что одержала победу, пока не ощущаю, как ее рука ложится на мое горло. Я начинаю паниковать, но она не сдавливает мою шею, она просто легонько притягивает меня к себе, а затем я чувствую ее горячее дыхание над своим ухом.

– Я трахну тебя, Софи, – шепчет она, – И я имею в виду не секс.

Тугой комок напряжения разрастается где-то внизу живота, я невольно сжимаю бедра, чтобы унять это болезненно-щекочущее чувство.

Она заглядывает в мои глаза, переводит взгляд на мои губы, сглатывает ком в горле и слегка облизывает свою нижнюю губу. Тысячи иголок пронзают мое тело. Мне хочется накричать на нее, сорваться и просто наговорить ей кучу дерьма. Затем откуда-то изнутри восстает желание поцеловать ее. Поцеловать до боли, искусать ее губы. Я мотаю головой, чтобы отогнать мерзкие мысли.

– Эй, детка, ты идешь или как? – раздается в паре метров от нас писклявый женский голосок.

– Да, конечно, милая, – отвечает Ханна, не отводя от меня томного взгляда.

Она убирает руку, улыбается, оголив блестящие белые зубы, настоящий оскал хищника, и произносит:

– Готовься к конкурсу, Софи Майер.

Ханна круто разворачивается и спешит к той самой аппетитной брюнетке, с которой была на прошлой вечеринке.

Я стискиваю зубы, не совсем понимая, чем вызвано мое недовольство. Словами Ханны или же тем фактом, что эта размалеванная курица снова получит полную порцию Ханны Джордан сегодня ночью.

Глава 14

Дом. Милый дом. Я провела здесь летние каникулы, и это было не так уж давно, но у меня все равно складывается ощущение, что прошла уже целая вечность с тех пор, как я в последний раз переступала порог этого дома.

В голове невольно проносится вереница детских воспоминаний, счастливых и не очень. От одних воспоминаний веет теплом и безмерным детским счастьем, другие же насквозь пропитаны слезами и горем. Я легко отгоняю их от себя, ведь я уже давно приняла для себя решение, что я взрослая, и мне не нужно постоянно держаться за то, что было так давно.

Боже. Кажется, этот дом никогда не меняется. Отец не сторонник ремонта. Он занимается им только тогда, когда что-то ломается или приходит в негодность, но не тогда, когда появляется необходимость освежить вид дома.

– Ну вот, – отец останавливается в дверях моей спальни, не решаясь пройти вслед за мной, – Тут ничего не изменилось с твоего отъезда. Я в твою комнату даже не захожу. Так что…

– А. Хорошо, – бормочу я, и мы оба принимаемся рассматривать стены и потолок моей комнаты, чтобы хоть чем-то заполнить неловкое молчание, повисшее в воздухе.

Я перевожу взгляд на папу. И когда он успел так постареть? Только сейчас я с ужасом понимаю, что время так неумолимо быстро летит вперед, не оставляя ни единого шанса на то, чтобы хотя бы на секунду притормозить и отдышаться. Он почесывает затылок, переводя беглый взгляд то на один, то на другой предмет в моей комнате, откашливается, и, наконец, выдает:

– Сегодня к нам на ужин приедет мой друг. Ты же не против? – он кидает на меня полный волнения взгляд.

– О. Нет. Конечно, нет, пап, – я выдавливаю из себя жалкую улыбку.

– Просто… если тебе это как-то… ну, мешает, – он словно пропустил мимо ушей мой утвердительный ответ, – То я, конечно же, позвоню и все отменю. Ты только скажи.

– Пап, я же сказала, нет. Все хорошо, – его волнение начинает передаваться и мне, – А что за друг?

Отец останавливает растерянный взгляд на моем лице. У него сейчас такой вид, словно я задала вопрос по теме ядерной физики. Я пару раз прокручиваю в голове свои слова и не нахожу ничего странного.

– Ну… Эмм… Это друг. Вы не знакомы. Пока что, – наконец заключает он и шумно выдыхает в конце фразы, будто только что прошел через тяжелейшее испытание в жизни.

– Круто, – все, что я могу ответить.

Отец еще пару секунд стоит в нерешительности, но затем, не сказав больше ни слова, удаляется.

Впервые за очень долгое время, возможно, даже впервые за всю мою жизнь, я трезвым взглядом оцениваю наши с ним отношения и прихожу в ужас. Нам неловко находиться в компании друг друга. Мы совершенно чужие люди. Что я о нем знаю? Кроме того, что он мой отец. Он ведь устроился на новую работу год назад, но я даже не знаю, где он работает и на какой должности. Я не знаю никого из его друзей, кроме Чарли Дастина, отца Эмбер. Да и, признаться честно, мне кажется, что у него и вовсе не осталось ни единого друга после того, как он ушел в многолетний запой. От него просто-напросто все отвернулись.