Читать книгу Обход - Энджи Эфенди - Страница 1

Глава 1

Изломанные чёрные тени на стенах напоминали сбившийся вместе табун чёрных лошадей, которых изобразил бы художник-авангардист. Свет от масляной лампы на столе сливался с оранжевыми островками свечей, а потом резко спотыкался о кривые линии висящих на стене марионеток, оставляя на стенах причудливые пятна теней.

В студии всегда царил полумрак, и любой посетитель удивлялся, как мастеру удаётся работать в этих условиях, но и сам мастер-кукольник намного больше принадлежал теням, чем свету. Хотя стоял день, и помещение освещали лампа и свечи, всё равно создавалось ощущение сумрака. Впрочем, человек со стороны и не смог бы догадаться, что это помещение служит студией. Пусть комната была большой, но эта была всего лишь самая обычная комната в самой обычной московской квартире. На полу не лежало ковров, и вздувшийся старый паркет был запачкан следами тысяч ног. На одной из стен не разглядеть было слегка засаленные светлые обои из-за сотен развешанных марионеток.

Рядом с мастером высилась уже небольшая стопка набросков его новой модели. На столе были разбросаны часы-луковица, кожаный кошелёк, красная табакерка. Темноволосый высокий натурщик сидел напротив в глубоком кресле. Он рассматривал носки ботинок, вздыхал, иногда улыбался самому себе. Определённо ему было скучно, но он не капризничал.

Мастер торопился, стараясь запечатлеть модель в разном настроении и с разным освещением, понимая, что второго сеанса позирования может и не быть. Внезапно взгляд натурщика стал более пристальным, обращённым куда-то за спину художника. Мастер оглянулся.

Одна из марионеток, Панч в красном наряде, дёргалась, пытаясь сдёрнуть собственные нити с гвоздя.

– Это ты управляешь куклой? – натурщик положил локти на колени и подался вперёд, пристально наблюдая за Панчем.

– Вроде бы нет, – мастер неуверенно улыбнулся, словно и сам не был уверен, не подчиняется ли кукла его бессознательной воле.

За это время Панч сумел сдёрнуть свои нити с гвоздя и шлёпнулся, издав какой-то влажный звук, странный для деревянной модели, а затем распластался на полу. Некоторое время он полежал плашмя, не подавая признаков жизни, затем зашевелился снова. Он поднимался неестественно, словно кто-то тянул его за ту ниточку, что была привязана к пояснице.

Марионетка, чуть пошатываясь, подошла к столу, ухватилась за угол и подтянулась. В голове у натурщика при этом мелькнула мысль, что, возможно, у этой ожившей куклы есть какие-то рудиментарные мышцы.

Забравшись на стол, кукла упала, накрыв собой простой карандаш и так замерла. Мастер попытался пошевелить Панча указательным пальцем, но тот не двигался. Мастер присел на корточки, поднял левую руку, пальцы его шевелились, он хотел сотворить заклинание и взять взбесившуюся марионетку под контроль. Натурщик только увидел, как Панч приподнялся и совершил некое молниеносное движение. Мастер издал сдавленный звук и отступил на пару шагов. Парень напротив вскочил, глядя на куклу, которая теперь лежала комком грязи и ткани. Он даже не сразу понял, что художник пятится к стене и корябает собственное плечо, словно не может дотянуться сразу к горлу. Сперва натурщик увидел кровь, а только потом разглядел карандаш, который Панч воткнул в глаз кукольному мастеру.

Первым побуждением натурщика было позвать на помощь: даже для человека такое ранение могло быть несмертельным. Но мастер уже вытащил из-под одежды то, что скрывал на шее. Он сказал несколько слов и начал оседать. В пару шагов парень оказался рядом и подхватил художника. Дыхание у того затихало. Натурщик снял с шеи умершего приятеля украшение и тихо положил его тело на пол.

Автоматический замок лязгнул за ним. Кукла продолжала лежать неподвижно.

Киря с самого детства знал, что некоторые вещи замечать нельзя. Существовало то, что можно обсуждать, и то, что обсуждать не стоило. Ни с кем. В первую очередь с родителями. Он не смог бы вспомнить запрещения обсуждать это и с друзьями, но оно как бы предполагалось.

Нельзя было замечать слишком быстрые тени в сумерках. Шёпот, исходящий ниоткуда, по ночам. И нельзя расспрашивать отца о его работе.

Было и ещё одно воспоминание, и он не знал, можно ли его обсуждать или нет, хотя его суть явно лежала в области запрещённого. Когда Кире было пять лет, он сидел ночью в темноте на своей кровати, обняв свои колени, и слышал, как кто-то очень быстрый перемещается по полу, стуча крохотными ногами, и заливаясь, время от времени, тонким смехом. Между этим воспоминанием и обычной жизнью существовал провал темноты, забвения. И где-то там, в этом провале находился ответ на вопрос, кто это был, и что случилось в ту ночь.

Некоторым чувствам нельзя было давать воли, давать названия. Даже тому беспокойству, которое охватывало, когда отца долго не было дома. Киря не смог бы объяснить, чего именно боится, потому что не знал, чего именно стоит опасаться. А самым страшным страхом является ужас перед неведанным.

С матерью у них установилось определённое перемирие, когда она прекратила его спрашивать, почему в некоторые моменты он неприкаянно ходит по квартире, а он не пытался больше задавать вопросы о работе отца. Но, честно сознаться, по-настоящему беспокойство его охватывало обычно, когда дома никого не было. Мать могла пойти по магазинам, в фитнесс-центр, а в доме воцарялся странная, жужжащая тишина.

Двадцать первого июня отца дома не было. И Киря понимал, что он находится где-то там, о чём вопросов лучше не задавать. В дни солнцестояний отец обычно бывал дома. Он прохаживался медленно по квартире, заткнув большие пальцы за пояс домашних брюк. В этот день он не выходил даже в магазины или во двор. О том, что сидение отца дома приходится на дни солнцестояний, Киря выяснил ещё лет в семь, но это было тоже одной из запретных тем. Официально в семье считалось, что «папа устал и должен отдохнуть». Но отец не выглядел усталым, он выглядел тигром, запертым в клетке. Раздражённым и злым. Как правило, он отсиживался дома дня два-три, потом снова «уезжал в рейс», возвращался весёлый, энергичный. Это было первый раз на памяти Кири, когда отца не было дома двадцать первого июня. Мать тоже была нервной. Она сказала, что пойдёт «в город» (выражение, которое, наверное, сохранилось с момента, как люди жили в деревне), чтобы развеяться. Это означало, что она поедет по торговым центрам, может, даже сходит в кино.

Кирю никто не заставлял сидеть дома в одиночестве. И он бы пошёл гулять, если бы было с кем. Некоторое время он списывался с друзьями в сети, но на него стала давить тишина. В наушниках играла джем-подборка клипов с Ютуба (рок-баллады), но тишина в комнате прорывалась и сквозь звук. Всегда кажется, что звук сильнее тишины, но это не так, иногда звук существует как бы сопровождаемый со всех сторон тишиной, словно где-то отключили второй звуковой канал. И напряжение в воздухе прорывается в звучание любой музыке.

Часам к двум Кире это надоело, он отложил наушники и сам пошёл в обход квартиры, словно это был ритуал, который должен был отпугнуть тяжесть. Ещё он отключил часы. В принципе, все пользовались часами на телефонах, потому квадратный циферблат на кухне был скорее данью традиции, чем необходимостью. Часы часто останавливались, так как у них забывали поменять батарейку. Киря просто слегка сдвинул батарейку, чтобы она не касалась контактов. Тишина, из которой исчезло тиканье, стала менее напряжённой. Будто отключили какой-то электроприбор. Холодильник временами начинал тихо порыкивать или же замолкал, но он никак не влиял на разлившееся по дому напряжение.

Киря сел за кухонный стол, бездумно уставившись в окно. Ему хотелось выключить что-то и в самом себе, ощущение паники, беспокойства. Он бы считал, что у него экстрасенсорные способности, но это беспокойство в его душе было чем-то иным, не предчувствием, а деятельностью, словно он должен был удерживать в голове некую мысль, неосознанную, которая должна была защитить его семью.

Как-то в период ссоры Киря напомнил матери про существ, которые бегали по полу его комнаты. Она осеклась. Если судить только по выражению её лица, он не сомневался, что она смутилась. Но затем она нашла убийственный аргумент. Ничего подобного не было, сказала она, возможно, Киря просто сходит с ума.

Беспричинное беспокойство, навязчивые идеи, мессианский комплекс, то есть уверенность, что все ждут спасения и именно от него. Киря сидел за столом, вытянув руки и сосредоточив взгляд на ногтях своих больших пальцев. Возможно, я действительно просто схожу с ума, мысленно сказал он самому себе.

Потом закрыл глаза. Если я схожу с ума, решил он, то у всех моих состояний нет никаких оснований и подтверждений. Что я чувствую? Где сейчас источник моего беспокойства? В шкафу, ответил внутренний голос. В первую секунду Киря подумал о платяном шкафе в большой зале, но потом он развернулся и посмотрел на кухонный шкафчик.

Он сам не знал, что надеялся там найти. Запрещёнку, которой барыжит отец, уговаривал Киря сам себя. Никакой запрещёнки там не было. Были сахар, кружки, которые никто не использует (большей частью сувенирные), коробка чая в пакетиках, мука, две банки варенья – одно ореховое, второе из лепестков роз. Ничего нет, я схожу с ума, сказал он себе. И перерыл шкаф второй раз. В этот раз улов был получше: на внутренней стороне крышки чайной коробки был записан синей шариковой рукой чей-то мобильный телефон.

Он прошёлся по квартире. Какое-то жужжание, неслышное, существующее, возможно, только в его собственном сознании.

– К чёрту, – пробормотал он, потом быстро набрал номер. Тишина. Тишина с шорохами, смех, где-то далеко-далеко, смех высокий и затихающий. Никаких гудков. Он прервал звонок. Но сразу телефон завибрировал в его руке. Тот же самый номер. Он опасливо нажал на приём.

– Алло?

–…и был тот Полоз царем среди гадов, длинно его тело, потому что всю землю он опоясывает. Ходит он на брюхе своём, видели его строители метрополитена, кто видел, тот и умирал вскорости. Потому как хотели клад его отыскать…

Голос был женский, равнодушный, далёкий и со статическими помехами, будто это запись по радио. Голос затих и снова раздался безумный высокий смех, на этот раз гораздо громче и ближе. Киря дал отбой и уставился на телефон, но тот молчал.

Он подошёл к окну и стал глубоко дышать жарким июньским воздухом. Ничего не происходит, сказал он себе, я просто схожу с ума. В моём возрасте такое бывает. Гормоны там всякие. Мне четырнадцать, в шестнадцать всякое такое должно пройти. Или меня заключат в сумасшедший дом. Мама снова не захочет признавать, что происходит что-то странное, и отправит меня подлечиться на годик в психдиспансер. Вряд ли это поможет с поступлением в универ, но и в армию вряд ли попаду.

Тогда просто открой список исходящих и входящих звонков, убедись, что тебе всё привиделось.

Это посоветовал внутренний голос. Он был взрослее, злее, чем тот, что озвучивал мысли Кири. И обычно Киря называл сам себя «я», а тот, второй голос, издевательский, обращался к нему «ты». На пару секунд он позволил себе поверить, что это не его голос, что кто-то злобный пробрался в его голову. Но это было неправдой. Это был он сам. Издевающийся сам над собой, презирающий сам себя. За страхи. За то, что ему не хватало сил пойти сейчас в торговый центр и бездумно помотаться по магазинам. За то, что ему не хватало душевных сил бросить вызов родителям, заставить их поделиться тайнами, что он принял их правила игры, что позволил им внушить ему чувство вины и даже страх перед тем, чтобы лезть в их тайны глубже. И он знал, что так будет всегда.

Они жили на первом этаже, при этом решёток на окнах не стояло. «Я могу выбраться из окна», в который раз подумал он. Смысла в этом не было, он мог бы точно так же выйти из квартиры, не соблазняя воров открытыми окнами. Но это был символ его побега. И звуки со двора прогоняли беспокойство и тишину. Из соседнего двора доносились крики, там играли в мяч на стадионе-коробке. Можно пойти к тем парням и попросить принять в игру. Сосед мыл машину. Ему сотни раз делали замечание, так как двор был засажен деревьями, но тому было плевать. Это было реальностью. А тайны его родителей были безумием. Их безумием, не кириным. И он имел право не погружаться в него.

Он вернулся к компьютеру. Жарко. Самое жаркое лето из тех, что он помнил. Включил вентилятор. Включил компьютерную игру. ДжРПГ – японская ролёвка. Громадные миры, куда можно погрузиться полностью. Погрузиться для того, чтобы забыть, кто ты сам такой. Если бы отец занимался чем-то нормальным, успел подумать Киря, он бы уже стал привлекать меня как помощника, а он работает только со своим братом, который как-то сидел. Мать с отцом считают, что оберегают меня, скрывая правду. А потом он убедил себя, что его тут нет. Нет жары и духоты. Есть только персонаж на экране.

К семи пришла мать. Положила перед Кирей коробку с порцией суши – летом в семье пренебрегали готовкой пищи, предпочитая покупную. А к восьми приехал отец. Живой и весёлый.

А ещё он привёз подарки. Это было необычно и странно. И Киря снова ощутил какой-то холод в животе.

Он перебирал массу предметов, рассыпанных на столе: красная табакерка, несколько старых книг, часы-луковица, пара перстней, фиолетовый галстук с рисунком из концентрических кругов, маленькая метёлка, пустой кожаный кошелёк. Под ворохом вещей лежала тряпичная кукла. Забери её, что-то толкнуло Кирю под дых. Не голос, что-то более жёсткое и… реальное.

– Откуда это всё, пап?

– Наследство. Друг умер.

Отец отозвался пусть слегка напряженным, но весёлым голосом, который совсем не подходил тому, кто недавно потерял друга. Он тихо разговаривал с матерью, передавая ей несколько пачек денег, при этом пытаясь скрыть это от Кирилла. Пока они были заняты, Киря тихонько взял куклу, развернулся так, чтобы со спины родители не видели, что он несёт, и пошёл в свою комнату.

Чувство вины снова навалилось на него. То, чем занимался отец, следовало назвать магией. Киря и раньше произносил про себя это слово и при этом до определённой степени не верил самому себе. Ему казалось, что надо пойти и положить куклу к остальным вещам: вдруг похищение приведёт к проблемам у родителей? Но при этом он сидел на кровати, не зажигая света, при отсветах поставленной на паузу компьютерной игры, и смотрел на куклу. Она запросто могла быть одной из «проклятых» кукол. Глаз у неё не было, на кукольном лице было два тёмных провала, словно вдавленных пальцем. Оранжевые нитяные волосы, зелёное в белый горох платье и широкий, вышитый красной ниткой рот. Резким движение Киря спрятал куклу под ворох своих вещей, чтобы не видеть её лишний раз.

До ночи он запойно играл в компьютер, ожидая, что сейчас его кража обнаружится. К вечеру, в самом деле, в комнату вошёл отец.

– Слушай, ты на Кипр не хочешь съездить?

Киря оторвался от игры.

– Так ведь вакцинироваться надо будет ихней вакциной.

– Ну, придумаем что-нибудь.

Отец стоял, пустив руку по дверной раме и прислонившись к ней всем телом. Несмотря на это, его всё равно немного покачивало. Отец пил редко, и осознание, что ещё и это добавилось к общим странностям дня, заставило Кирю ощутить, как сжимается желудок.

– Так о чём мечтал, сын? Куда поедем?

Киря поднял левое плечо, словно стеснялся пожать обоими плечами.

– Где серфинг куда-нибудь. И чтобы туда с нашими вакцинами пустили.

– Вакцины да… Серфинг… Поедем. Папа обещает.

Отец ещё раз хлопнул рукой по раме, неловко развернулся и вышел из комнаты.

Как считаешь, что могло произойти?

Дядя Гена. Геша. Все неприятности от него. Всегда так было, всегда так будет.

Потому что сам твой папа ничего плохого совершить не может?

Потому что дядя Гена долбанный социопат, который ничего не боится и ни к кому не привязан.

Киря поставил компьютер выключаться и подошёл к окну. Жара и не думала спадать. Соседей во дворе не было. Рыжий кот, чей окрас можно было разглядеть в беспокойном свете фонарей, шёл по крыше одноэтажного кафе, чья задняя часть ограничивала двор справа. Около большого раскидистого дерева в самом углу возился человек. Киря вгляделся. Одежда на человеке висела лоскутами. Внезапно он обернулся и посмотрел прямо на Кирю. Парень отшатнулся от окна.

Я не мог видеть его глаза, сказал он сам себе, было слишком темно и далеко. Но память упорно рисовала пристальный взгляд.

Окна он захлопнул и задёрнул шторы, не выглядывая наружу.

Глава 2

Он стоял у окна, выглядывая сквозь прорезь в ставени. Кто-то сзади в избе опять зашипел, чтобы он отошёл от окна, но он вновь не послушал. Внутри у него была такая же темнота, как и снаружи. Молча он спокойно продолжал гладить белого котёнка, уснувшего у него на руках.

Осип, наверное, уже мёртв, так же спокойно думал он. Подчиняясь безумной логике сна, Киря развернул собственные воспоминания и понял, что Осипом звали мальчика-сироту, которого обрядили в боярские одежды, чтобы выдать его за сына хозяина дома. Настоящим же наследником был он сам, гладящий котёнка, скрывающийся в крестьянской, пусть и богатой избе, гладящий подобранного тут же котёнка. Уже полчаса как из боярского дома не было слышно звука пирушки, которую устроили незваные гости.

И вновь логика сна взяла своё. Стоило подумать об усадьбе, как оттуда послышался громкий горловой клич, а ответом ему послужило взвившееся над крышей пламя. Вот и родители сгинули, так же спокойно подумал боярский сын, руки его столь же безмятежно продолжали гладить котёнка. Один из охранников отца, который и привёл наследника в избу, попытался оттащить его от окна. Но стоило ему положить руку на плечо юноши, как тот ожёг его таким взглядом, который охранник разглядел даже в лишённой света избе, что бедняга сразу отпустил плечо нового хозяина и скрылся в тенях избы. Наследник снова повернулся к ставени, разглядывая полыхающую усадьбу.

Оттуда продолжали раздаваться крики. Только это почему-то были не крики жертв, возможно, всю челядь умертвили раньше, возможно, и ядом. Несколько голосов нестройно пытались запеть, не в лад. Потом раздался хохот и пьяные крики. Раздался топот копыт, всадников двадцать проскакало по деревне. Один из них остановился напротив дома, где прятался наследник. Всадник оглядывался, словно чуя возможность продолжения потехи. В руке у него был факел, который освещал молодое дикое лицо, с короткой чёрной бородой, обрамлённое тёмными же волосами. Наследник впитывал эти черты, запоминал их, уверенный, что пронесёт их в душе вечно. Котёнок завозился и полез на плечо, наследник, ласково поглаживая, удержал котёнка от прыжка на пол. Наконец чернобородый всадник захохотал, закинув голову. Он не был пьян, в отличие от остального сброда, разве что его пьянила скачка и совершённые злодеяния. Факел разрастался, грозя поглотить сознание наследника. Снова раздался топот копыт…

Дышать было почти нечем. Вентилятор натужно завывал. Из-за того, что на окнах не было решёток, летом ночью окна всё равно держали закрытыми, оставив только форточку. Москва раскалилась как сковорода. К чёрту серфинг и Австралию, думал Киря. Он не встал с кровати, не слез, а просто перекатился через край, вовремя выпрямив ноги, чтобы приземлиться на ступни. Не надо серфинга, надо попросить отца поставить кондиционер.

Шлёпая пятками, Киря добрёл до туалета, а после принял прохладный душ. Смывая с себя липкие капли ночного пота, он вяло перебирал в уме приснившийся сон. Сон был ярок и необычен. С одной стороны, он показывал Кирю с творческой стороны, с другой – Киря не представлял, как можно этот сон превратить в сюжет. В нём не хватало главного – той самой мести наследника. А мозг подсказывал только самые избитые повороты для сюжета.

После душа стало полегче. Несмотря на жуткую жару, в воздухе словно исчезло вчерашнее напряжение. Мысли о вчерашнем дне напомнили и о странном «наследстве», и о спрятанной кукле. Хорошее настроение от художественного сна испарилось. Он медленно убирал сбитые одним комом одеяло и простыню, когда во входную дверь раздалось два коротких звонка.

Ты знаешь, что это означает.

Он оборвал сам себя. Никаких «ты», я знаю, что это означает. Я сам выдумал укоряющего меня внутреннего судью. Я недолжен обращаться к себе на «ты».

Ты просто пытаешь отвлечься и не думать о том, кто пришёл.

Пришёл дядя Геша. Дядя Геша и папа Кеша. Дядя любит повторять эту шутку и сам первый смеётся, будто произнёс нечто шедевральное.

Киря натянул футболку и шорты. Дверь на кухню была закрыта.

Ты должен подслушать.

Никаких «ты». Я должен подслушать.

Дверь была тонкой, но отец с братом говорили тихо. Киря успел услышать что-то вроде «это уж ты сам».

– Ну-ка отошёл.

Сзади стояла мать.

– Живо-живо, иди в свою комнату.

В свою комнату Киря не пошёл, остался в зале. Минуты через две дверь в кухню отворилась. Вышел дядя Геша, отворачиваясь от стоящей в коридоре матери Кири, тем самым и от взгляда самого Кири, но он успел разглядеть, что нос заклеен у него двумя полосками. Сердце на секунду захолостнуло: где они с отцом были и что делали, когда вчера получали «наследство»? Вторая мысль стала ещё более страшной: дядя на свою долю мог попытаться сделать пластическую операцию. За такое время мало, что успеешь, но…

Отец закрыл за братом дверь и повернулся к жене и сыну с деланной улыбкой.

– Значит так, семья, выезжаем сегодня. Едем отдыхать, у нас каникулы, у всей семьи, исполнение всех желаний!

– Куда это мы едем? – голос матери зло дрожал.

Улыбка мгновенно исчезла с лица отца.

– Если сказал едем, значит едем.

Мать набрала в лёгкие воздуха, потом оглянулась на Кирю.

– Кирилл, сходи пока в магазин, купи молока.

Он посмотрел исподлобья.

– Никто молоко в доме не пьёт и незачем в дорогу. В тэцэ схожу.

Он метнулся в свою комнату. Быстро одеваясь, он схватил повседневный рюкзак, из чёрной джинсовой ткани с рисунком барда, играющего у костра, и засунул туда куклу. Натянул кеды. Быстро оглядел комнату. Они должны пуститься в бега. Такого ни разу не было. Но было ясно, что такое должно случиться. Что ещё взять с собой? Мобильник? С собой. Паспорт? В рюкзаке. Он выскочил из комнаты, пересёк залу, стараясь не слушать звуки ссоры из комнаты родителей.

В торговый центр он не пошёл, развернулся, обогнул дом и оказался во дворе. Двор был окружён с трёх сторон – их дом, кафе и гаражи. С четвёртой стороны дорога, а за ней большой двор, огорожённый длинными домами. Потому их двор напоминал небольшой закуток, практически необустроенный, кусочек парка.

В углу, где вчера возился незнакомец с пронзительным взглядом, не было никаких видимых следов, кроме чуть сдвинутой крышки канализационного люка. Киря ещё раз обошёл дерево, стараясь помнить о хлипкой крышке люка. После второго осмотра, он заметил яркое пятно среди ветвей. К одной из нижних веток, хотя Кире пришлось стать на цыпочки, чтобы дотянуться, был привязан бирюзовый шейный платок.

Если бы у тебя были мозги, ты бы оставил всё, как есть.

Но мозгов у меня нет. Киря отвязал платок и запихнул его в карман джинсов. На ту же ветку он посадил безглазую куклу. Почему-то на душе стало легче.

Да, мозгов у тебя точно нет.

Он зашагал по улице, насвистывая. Купил шоколадный батончик в ближайшем продуктовом.

Дома повисла напряжённая тишина, после скандала родители не разговаривали друг с другом, лишь мать бросила Кире:

– Иди, собирай вещи, выезжаем сегодня, до сентября будем в поездке.

Вещи Киря собрал в дорожную сумку на колёсиках. Собирались все быстро и уже через полчаса грузились в тёмно-синий фольксваген. Отец был мрачен и с матерью они практически не говорили, но Киря понимал, что причина напряжения в воздухе не скандал, а причина, по которой они уезжали – это было бегство.

Никто не говорил, куда они собираются поехать. Мысленно Киря мог даже разыграть диалог с матерью, если он осмелится задать вопрос: «Приедешь – увидишь», «Тебе сказали, на отдых». Скорее всего, родители и сами не знали, куда поедут.

Они могли бы тебя предупредить.

Они могли бы меня предупредить. Я бы взял харддиск с компьютера, ведь, кто его знает, мы можем и не вернуться.

Киря смотрел в окно, почти не замечая проплывающих мимо улиц севера Москвы. Внутри у него поднималась кислая волна раздражения на родителей, которые всё всегда пытались решить за него. Потом чувство неполноценности: если бы он вёл себя более по-взрослому, возможно, они не обращались бы с ним, как с ребёнком.

Дмитров, Санкт-Петербург, Ярославль? Скорее всего, отец поедет в Питер. Оттуда, возможно, они попытаются ухать в Финляндию, говорят, что туда визы получать легко так же, как и до пандемии. Если только их не найдут раньше те, кто за ними гонится. Кто бы они ни были. Киря даже мысленно не называл то, на что намекали обстоятельства, но позволил себе мысленно связать пачки денег, которые передавал матери отец, и утренний визит дяди. «Он тебя постоянно втягивает в неприятности», – постоянно повторяла мать отцу и, видимо, была права.

– Кеша, где мы сейчас? – подала с переднего сидения голос реальная мать.

– Где-то за Икшой, посмотри по GPS.

– Как-то безлюдно, – в голосе матери слышалось странное напряжение.

Кирилл вгляделся в окружающий пейзаж. Вокруг тянулись поля, только справа за полем стояло серое здание двухэтажного торгового центра, с большим экраном над входом, по которому демонстрировалась видеореклама.

– У меня GPS не работает, дай свой телефон.

Не отрываясь от дороги, отец достал и протянул телефон. Мать нервно схватила его. Тишина. Она не сказала, что и этот телефон сломан, просто промолчала. На экране шла реклама зубной пасты, трейлер какого-то незнакомого фэнтези-фильма с героем, у которого лицо было синеватового оттенка, сцена бури на море, которая прерывалась появлением морского бога и кадрами, как Нептун рекламирует почему-то соковыжималку, затем залитое белым лунным светом поле с разрушенным замком и кадр, предлагающий покупать квартиры в жилом комплексе Bedtime. Хотя центр был километрах в двух, экран был достаточно большим, чтобы Киря мог видеть рекламу. Больше смотреть тут было не на что. Он просмотрел блок из четырёх роликов ещё дважды, затем подал голос.

– Ни одной машины вокруг. Нас никто не обгоняет и мы никого. И на встречке никого нет.

С передних сидений сперва было только молчание, потом отец отозвался.

– Будний день, да и жарко. Сейчас въедем в лес, станет попрохладней, там будет оживлённей.

Киря сместился в середину сидения и посмотрел сквозь лобовое стекло на совершенно пустую дорогу. Никакого леса впереди не было, только пустые поля слева и справа. Не было даже рекламных баннеров и дорожных знаков по краям дороги. Киря снова переполз к правой дверце, рекламные ролики продолжали сменяться. Семья с белоснежными улыбками, которая радостно вскакивает с утра, чтобы почистить зубы; синеватое лицо размахивающего мечом пожилого мужчины и название фильма, похожее на «Элрик», только записанное странным шрифтом, похожим на руны; корабль разбивается о грудь Нептуна, а тот улыбающийся оказывается на лиловом фоне и протягивает вперёд соковыжималку; тёмное поле с бродящими тенями… Раз рекламный блок, два, три, четыре…

– Этот торговый центр уже минут пятнадцать от нас на одном и том же расстоянии, пап.

Молчание.

– Пап, бензин тратится, пока ты едешь?

Молчание наконец прерывается.

– Пока сложно судить…

– Тратится?

– Нет.

Все молчали, мотор ревел, поле проносилось мимо, но торговый центр стоял на месте. «Интересно, сколько времени им понадобится, чтобы признать неизбежное?», – подумал Киря. А ещё: «Интересно, мама будет скандалить, если я первым озвучу то, что все мы думаем?».

– Кажется, пап, они тебя нашли.

Ещё минуту все ехали в молчании, потом отец затормозил. Несмотря на то, что дорога была пуста, он всё равно аккуратно съехал на обочину. Открыл дверцу, но не вышел, просто повернулся в сторону дороги, глубоко втягивая воздух.

– Кеш, чего ты молчишь? – не выдержала мать. Она не умела ждать, ей постоянно требовалось действовать, чтобы заглушить беспокойство. – Давай мы возьмём вещи необходимые и пойдём через поле в другую сторону.

Отец сидел сгорбившись, положив локти на колени. Он улыбнулся уголком рта, и Киря вдруг подумал, что вне семьи отец совсем иной: харизматичный, сильный, знающий. Потому он работает с… с ними. Кто бы они ни были.

– Если мы пойдём пешком, всё равно выйдем к машине. Или к тому зданию. Смысла никакого. Вы здесь оставайтесь, я сам туда пойду.

– Я тут не останусь! – мать испуганно оглядывалась.

По-прежнему стояла жара, небо было чистым, но при этом что-то определённо происходило, в воздухе стояла какая-то дымка, словно туман.

Киря перегнулся вперёд между сидений.

– Пап, мама права. Они нас не выпустят, если даже ты один к ним придёшь.

Отец вздохнул. Он глядел куда-то далеко, в то пустое поле, где не было странного здания, словно надеялся, что выход найдётся и можно будет сбежать. Потом резко хлопнул в ладони, подводя черту под происходящим:

– Тогда в машину все.

Он закрыл дверцу, некормленым зверем снова заурчал мотор. Они не проехали и двадцати секунд, как увидели уходящую вправо асфальтированную дорогу, на которую и свернул отец. Киря снова переместился в середину сиденья и смотрел, как приближающаяся реклама на экране отбрасывает на автомобиль быстро сменяющиеся цветные отблески.

Глава 3

В торговом центре было шумно. Завывали игровые автоматы, из скрытых колонок доносилась какая-то рок-н-ролльная мелодия. Народа тоже было полно. На первый взгляд они выглядели людьми. Разве что Киря не мог сосредоточиться, чтобы разглядеть нормально хотя бы одного. Кажется, большинство из тех, кто находился в центре, было молодо, в современной, слишком блестящей одежде. Они провожали семейство Кири взглядами. Глаза можно было разглядеть, наклон головы, улыбку, но всё это не складывалось в общую картину.

Киря всегда понимал, что работа отца является чем-то, что стоило бы назвать «потусторонним». Он читал книги, читал статьи в интернете, он исходил массу сайтов, начиная серфинг с википедии и заканчивая даркнетом. Потому Киря знал, как называется магия, когда ты не можешь разглядеть кого-то – «отвести глаза». Но сталкивался он с этим впервые. Как и со всей той, второй жизнью отца. Он пытался смотреть на кого-то прямо, но черты лица напротив расплывались, на секунду он забывал, что хотел сделать, а потом уже пытался сосредоточиться на ком-то ином.

Зато он мог рассмотреть помещение. Влево и вправо тянулись длинные коридоры, заставленные игровыми автоматами. Света было мало, светильники были скрыты, только впереди стоял столп света. Они шли вперёд, немного сжавшись, хотя их никто не толкал. Левой рукой Киря вцепился в рамку рюкзачка, который не решился оставить в машине, брошенной на пустынной стоянке. За правую руку его взяла мать. Сперва он хотел отдёрнуть ладонь, потом понял, что ей не столько надо успокоить его, сколько получить поддержку самой.

Они шли в сторону света, который имел белый, холодильный оттенок. Они оказались в просторном помещении, какое часто бывает в гипермаркетах – нечто вроде площади в большом городе. Посредине стояла небольшая сцена, похожая на любую из тех, что создаются для выступления аниматоров. С момента эпидемии такие сцены отовсюду убрали и даже этим летом, когда ограничения стали снимать, подобных массовых развлечений ещё нигде не проводилось. Рядом со сценой стоял прожектор, который вспыхивал белым светом слепого бельма, а потом гас. Хотя периоды света и тьмы длились секунды по три, всё равно создавалось ощущение постоянного, вызывающего тошноту мелькания. Крыша была стеклянная и тот столб света, который был заметен из коридора, лился с потолка, но при этом каким-то образом не освещал сцену в моменты, когда прожектор гас.

Отец направился вперёд, бросив на ходу:

– Оставайтесь здесь.

Постепенно помещение заполнялось народом. Кирю оттёрли от матери, он попытался снова найти её ладонь, но вместо этого ощутил, как ему в ладонь пихнули что-то квадратное и твёрдое. Он сдёрнул рюкзак с плеча, пока ещё толпа давала ему эту возможность, и даже не рассмотрев приобретение, сунул его в рюкзак.

Это может быть улика, тебе её специально подбросили.

Заткнись. Никто не пихает улики в руки, если бы надо было меня подставить, сунули бы в рюкзак, пока я не вижу.

Где мать, он рассмотреть не мог, но отец уже взобрался на сцену, тяжело при этом опершись рукой. Вспышка и черты отца, который стоит к залу боком, становятся чёткими и слишком белыми, как на засвеченной фотографией, полумрак – и всё скрывается в тенях, к которым зрение не успевает привыкнуть, так как через пару секунд сцену заливает свет. В одну из этих вспышек Киря увидел, что рядом с отцом стоит ещё кто-то в белом. Вернее, сперва он считал, что из-за постоянных вспышек ему показалось, но и в темноте он увидел, как рядом с отцом стоит высокая белоснежная фигура.

Зрителям тоже потребовалось время, чтобы сообразить, потом раздалось приветственное улюлюканье. Прожектор стал вспыхивать быстрее, кто-то ещё образовывался на сцене, существа бледные, которых было очень сложно разглядеть. Прожектор ярко вспыхнул, а потом не погас, но стал медленно-медленно снижать яркость, даже свет из белого стал более привычным для электрических лампочек желтоватым.

Белая высокая фигура оказалась женщиной в белой простыне.

Это не простыня, это саван.

Киря никогда не видел саван, привидений принято изображать в каких-то ночнушках, а современных мертвецов хоронят в платьях и костюмах. Но саван он при этом узнал как-то интуитивно. И почувствовал жуткий, холодящий ужас, от которого верхняя часть бёдер стала слабой и дрожащей. Женщина была высокой, более двух метров, бледное лицо, не красивое, но волевое и жёсткое. Волосы её тоже были белыми, но не стояли над головой сухими, ломкими волосками, как у седых старух, а спускались на плечи гладкими, блестящими здоровьем волнами.

За ней стояли мужчины и женщины. Они были одеты вполне обычно и современно, разве что одежда была у них чуть бледнее обычного, словно заношенная. Или словно из них выпили краску. Они все смотрели на отца Кири, но взгляды их были отсутствующими.

Женщина откуда-то из складок савана вытянула руку, взяла отца Кири за подбородок и заставила его поднять взгляд.

– Здравствуй, Кен. Ты знаешь, кто я?

Мужчина молчал. Киря стоял от сцены метрах в двадцати, и его оттирала толпа, но и так он сумел увидеть, как мужчина сглотнул. Кто-то в толпе засвистел, видимо, раздражённый ожиданием. В толпе тут и там раздавался свист или улюлюканье. Женщина слегка улыбалась и, кажется, была ждать столько, сколько понадобится.

– Да, – сказал он после пары минут молчания.

– Тогда назови моё имя.

Женщина не сводила взгляда с отца. Что-то происходило, какая-то магия. Киря слышал про магию имени, когда ты заклинаешь того, чьё настоящее имя ты знаешь, но здесь происходило нечто противоположное. Когда отец произнесёт имя женщины, она получит над ним власть.

– Мара, – наконец сказал он.

Женщина улыбнулась, отпустила подбородок отца и выпрямилась. Один из её клевретов подошёл к краю сцены:

– Суд! – выкрикнул он.

– Суд! Суд! Суд! – подхватила толпа.

Киря почувствовал, что плачет. Он не знал, что делать, как сбежать и помочь сбежать отцу. Он врезался в толпу, стараясь пробраться ближе к сцене. Если он будет рядом, то можно схватить отца за руку, попытаться пробиться наружу. Или хотя бы разбить стеклянную крышу, быть может, солнечный свет прогонит всех собравшихся тут тварей. Эти твари и так спокойно стояли в тех лучах (мало напоминающих солнечные), что лились сверху, но Киря не разрешал себе задуматься об этом.

– Ты знаешь, что ты натворил? – обратилась Мара к отцу.

Киря, уже пробившийся почти к сцене, увидел у её ног те вещи, которые вчера отец вытряхивал на стол.

– Я украл ваши вещи, – отец как-то сгорбился, немного помедлил, – и деньги.

– Ты убил Триста, – Мара с холодным презрением смотрела на отца. Тот, не поднимая взгляда, отрицательно мотнул головой.

– Нет, когда мы… я там был, мужчина уже был мёртв. Я не должен был брать вещи и готов понести наказание.

– Ты лжёшь. Неделю назад, когда ты был у Триста, ты похитил талисман, через который стал управлять марионетками Триста. Потом ты убил его и лишь затем пришёл ограбить.

Отец вскинул голову.

– Что?! Вы с ума посходили? Вы же можете отличать правду от лжи! Я никого не убивал! Я видел мертвеца, но я понятия не имел, куда надо обращаться, если кого-то из ваших убьют. Меня никто ни о чём не предупреждал! Я взял деньги, был уверен, что ему не нужны. Деньги только для лоутов! Никто бы не хватился, посчитали бы, что он всё потратил!

Из савана снова выплыла белая рука.

– Талисман! Дай то, чем ты управлял марионеткой. Если управлял не ты, это будет ясно.

Отец хлопнул себя по бёдрам, проверяя карманы, видимо, готовый выполнить требование, но не сразу сообразивший, что сделать этого не в состоянии.

– Как выглядит талисман?

Возникла пауза, по толпе прошли шепотки. Кто-то прошептал на ухо Кире «Согласись на Обход». Он обернулся, но снова все лица оказались смазанными. В это время на сцене прозвучал новый голос. Один из мужчин из свиты Мары сделал полшага вперёд.

– Трист управлял марионетками посредством кукол. Талисман должен выглядеть как тряпичная кукла.

– У меня нет тряпичной куклы! Проверяйте что хотите! – отец выкрикивал яростно, но при этом с лица его сошла озабоченная гримаса, словно теперь он был уверен, что получит оправдание. Возникло замешательство. Киря тоже ощутил, как напряжение стало меньше. Что бы ни происходило, кажется, отец получит оправдание. Какая-то часть мозга, которая не была занята созерцанием происходящего, пыталась выстроить логическую цепочку. Отец не знал о том, что кукла была, он не видел, как Киря спрятал её, значит отец был уверен, что никакой куклы никогда не было или что её, по крайней мере, не было среди вещей.

Пальцы Мары шевелились, происходило какое-то заклинание, но потом рука опять скрылась в саване.

– Так значит, ты не убивал? – голос её был даже мягким.

– Нет, я же говорил! Давайте эти ваши штуки, вы же знаете, когда вам лгут!

Выражение лица Мары не менялось. Но Киря снова ощутил холод. Что-то было не то. Вся выстроенная защита отца рушилась. Позади сцены возникла тень. Она была с синеватым отливом и рябила в желтоватом свете прожектора. Тень была квадратной и становилась… глубже. Как коридор. Кто-то двигался в этой тени, словно медленно, чуть подволакивая ноги, поднимался по коридору откуда-то из-под земли.

Постепенно вырисовывалась фигуру идущего. И где-то через минуту он вышел из тени. Зал глубоко вздохнул, словно у него была одна глотка на всех. Это был бледный мужчина с чёрным хвостиком за спиной. Из его левой глазницы указующим перстом торчал карандаш.

– Так кто убил тебя, Трист?

Голос женщины раздался над залом. Тот медленно обернулся, поднял руку и указал на отца Кири. Тот стоял побледневший, потрясённый, не в силах отвести взгляда от видения.

– Это неправда! Неправда!

Крик был отчаянный и Киря даже успел отметить, что у кричащего какой-то чересчур высокий голос, лишь потом он понял, что кричит он сам. Поднялся шум, аплодисменты, проклятия. И хотя голос Кири прозвучал первым, память о нём потонула в криках зрителей. Рука мертвеца упала, но он продолжал стоять, повернувшись и немо уставившись единственным видящим глазом на предполагаемого убийцу.

– Молчание!

Теперь две руки Мары были направлены в сторону кириного отца. Тот прикоснулся к своему горлу, но руки его сразу безвольно упали.

– За убийство ты поступаешь в мою свиту навечно.

Бледные мужчины и женщины на сцене зааплодировали, овации были такими вялыми, что были практически беззвучными.

– За воровство на семь лет твоя жена поступит в мою свиту.

Из зала раздался крик, который быстро оборвался. Толпа расступилась, мать Кири медленно шла к сцене. Его отец развернулся и смотрел с ужасом на действия жены.

«Обход», – снова шепнули на ухо Кири. А затем «Встретимся в Марфино».

– Обход! Обход! – заорал Киря.

Мара поднял руку, успокаивая толпу, но кирина мать продолжила движение, муж уже помогал ей забраться на сцену.

– Обход! – снова закричал Киря. – Я согласен на обход!

В голове мелькнуло, что надо сказать про Марфино, чем бы оно ни было, и про куклу, которую он спрятал, но он себя оборвал. Не было времени раздумывать, но почему-то открыть эту правду было бы сейчас неправильным.

– Ты понимаешь, что если ты будешь совершать Обход, но твой отец всё-таки виновен, ты погибнешь?

Мара смотрела прямо на Кирю.

– Отец невиновен! Что надо делать? – заорал он, даже не очень понимая смысла обращённого к нему вопроса.

– Совершить Обход, связать свою кровь. Времени до первого августа. Иначе приговор вступит в силу.

Мара обернулась к отцу.

– Если ты виновен и солгал, то совершив Обход, твой сын погибнет. Надеюсь, эта мысль будет мучить тебя.

Чёрная тень стала чуть выше, Мара направилась в неё. Снова вспыхнул и погас прожектор. Отец и мать попытались соскочить со сцены, потом схватились за шеи, их тянули словно на верёвке. Свита Мары уходила в тень. И родители Кири вместе с ними.

Не зная, что делать, Киря обернулся, пытаясь понять, стоит ли бежать ему самому в тень-дверь или выйти из торгового центра. Но центр вокруг уже растаял. Киря стоял на парковке, залитой самым обычным, хотя и аномально жарким июньским солнцем.

Глава 4

Первое, что поразило Кирю, был шум. В том дворце, где он был и который притворялся торговым центром, тоже было шумно, но это был какой-то неправильный шум, более эпичный, имеющей нечто, похожее на эхо. А вокруг него теперь стоял самый обычный бытовой шум, который складывался из шума моторов, громкой болтовни и где-то, совсем на заднем фоне – звука природы, которая продолжала жить, невзирая на все усилия человека подчинить её себе. Перед Кирей открывался вид на стоянку машин, он поискал глазами, но их фольксвагена видно не было, должно быть, он остался в ином мире. На углу стоянки располагался киоск, где торговали кофе и пирожками, рядом разноцветный магазин, большие стилизованные петарды на крыше которого не оставляли сомнений в том, чем там торгуют. Киря сделал несколько шагов вперёд и обернулся. Да, это тоже был торговый центр, но совсем иной. Облицовочная плитка сделала его верхнюю часть изломанной, а наличие лампочек указывало, что вечерами здесь немало подсветки. Над входом также был телеэкран, но на нём шла иная реклама – магазина «Книжный лабиринт», «Пятёрочки».

Кире засигналили, он не заметил, что оказался на той дорожке, по которой выезжали автомобили, а также сворачивали другие, с трассы, чтобы завернуть за угол под вывеску «МакАвто». Словно проверяя сам себя, Киря зашёл в этот ТЦ, только для того, чтобы убедиться: странный дворец исчез.

Он машинально залез в рюкзак и сжал деревянную коробку, но не решился вытаскивать, не был уверен, что за ним никто не наблюдает, а вещь ему отдали тайно. Следовало использовать другой подарок – слово. Он снова обвёл глазами стоянку. Семья из четырёх человек, кажется, собиралась выезжать. Отец за рулём уже заводил мотор. Киря махнул рукой и подбежал к водительскому сиденью.

– Извините, пожалуйста, отсюда до Марфино далеко?

Водитель был в очках, высокий лоб с залысинами. Ему явно не нравилось, что подбежавший мальчишка хочет о чём-то попросить. Прежде, чем ответить, он издал полузаметный вздох.

– Минут двадцать. Тебе туда зачем?

На пару секунд Киря потерял нить разговора. Он ожидал вопроса «На какую тебе там улицу?». Трасса, они были где-то около Икши, это минут сорок от Москвы. Что-то всё равно было неправильным.

– Меня там папа ждёт, – выдал он заготовленную ложь и помахал в воздухе телефоном как бы в подтверждение.

– Ну, это на автобус тебе надо, там дальше остановка. Тебе ведь в усадьбу Марфино, так? – вмешалась в разговор женщина.

– Да, – Киря тупо кивнул. Застывший мозг медленно снова начинал работу. Не район Москвы Марфино, а какое-то топографическое название, конкретная усадьба, вот, куда его позвали.

Мужчина и женщина на передних сиденьях тихо переговаривались, Киря посмотрел вглубь машины, где на задних сиденьях располагались мальчик и девочка лет десяти. Они сами с интересом рассматривала Кирю, из-за чего тот ощутил какую-то неловкость и сильнее вцепился в лямку рюкзака. Девочка ела мороженное в вафельном конусе и одна белая капля уже ползла по рожку, рискуя упасть и запачкать её синие шорты.

– А отец тебя встретить не может? – снова обратился к нему водитель.

– Не-а, сейчас позвонил, сказал, что машина сломалась. Чтобы я сам доехал, только не садился бы в машину, к кому попало. Я заплачу.

– Ладно, садись, – водитель кивнул головой в сторону заднего сиденья, – небольшой крюк сделаем. Деньги платить не надо.

Мальчишка на заднем сиденье сдвинулся ближе к сестре. Детских сидений в машине не было. Киря нырнул на сиденье, устроился на краешке, вжавшись в дверцу и успев пробормотать «спасибо».

Так как он был вжат в левое сиденье, то мог смотреть над плечом водителя, глядя, как тот разворачивает машину на одной из развязок, видимо, семье действительно пришлось сделать крюк, чтобы помочь незнакомому мальчишке.

– Тебя как зовут? – раздалось с переднего сиденья.

– Кирилл. Кирилл Овсянников.

Бонд. Джеймс Бонд.

– Тебе хоть двенадцать есть?

– У меня просто рост небольшой, мне четырнадцать. У меня даже паспорт с собой.

Он даже успел залезть в рюкзак, вдруг при этом осознав, что все остальные его вещи остались в машине, машина в ином мире.

– Тебя часто так отец бросает?

– Вроде нет. Он сегодня вообще меня с собой впервые взял.

– А вы там отдыхаете в Марфино?

– Нет, отец там встречается с кем-то по работе, меня оставил в торговом центре подождать. А теперь позвонил, сказал, что машина сломалась, мне к нему приехать надо, – ложь давалась ему на редкость легко.

– Сам он не захотел такси взять и тебя забрать?

Киря пожал плечами.

– Нет, не захотел.

Лица мужчины за рулём он не видел, его жена не обернулась к Кире, он видел только профиль, и даже так на её лице читалось недовольство.

Отец забрал бы меня, если бы случилась такая ситуация, или велел бы разбираться самому?

У тебя паршивые отношения с родителями.

Машина минут пять петляла по тому, что сам Киря назвал бы улицами городка или посёлка, наконец, остановилась около больших распахнутых ворот, преграждённых шлагбаумом.

– Приехали.

Киря снова пробормотал слова благодарности, потянулся в карман джинсов, чтобы отдать деньги (у него была только одна пятисотка), но ему было достаточно взгляда на лицо мужчины, чтобы большим пальцем просто пихнуть купюру глубже в карман. Девочка уже доела мороженное, а её шорты украшало несколько пятен. Её брат сразу занял освободившееся место, когда Киря вышел. Мужчина развернул машину, слегка взвизгнув шинами по асфальту, машина уехала, Киря неуверенно поднял руку вслед автомобилю. Внезапно на него навалилось сознание того, что он один, что ему надо решать свои проблемы самостоятельно.

Шлагбаум начинался от кабинки проходного пункта. Внутри были вертушки, но лампочки на них не светились, так что Киря понадеялся, что проход свободен. Но сбоку раздался высокий голос:

– Молодой человек, вы куда собрались?

Киря неопределённо махнул рукой вперёд.

– Меня там в усадьбе родители ждут.

Сквозь мутное стекло он видел охранника. Тот был в зелёной потёртой форме, полный и пожилой. Зачем-то он тянул время, видимо, наслаждаясь тем, что сейчас разоблачит враньё.

– А документы на проживание есть?

– У родителей.

– Вот пусть они подойдут к проходной с документами. Или вон позвоните.

Киря обернулся и обнаружил, что охранник кивает на древний дисковый телефон.

– Я сейчас позвоню.

Киря вышел из проходной, приложив к уху свой смартфон и имитируя звонок. За шлагбаумом начиналась широкая дорога, обсаженная клумбами, которая метров через триста упиралась в бежевое двухэтажное здание, видимо, ту самую усадьбу. Над шлагбаумом была сетка с надписью «Санаторий Марфино». Можно было поднырнуть под шлагбаум. Но охранник уже следил за ним, незаметно это сделать не удастся. Можно проскочить и побежать куда-нибудь вбок. Охранник пожилой. Но знает местность. И может связать по рации с другими охранниками на территории.

Продолжая имитировать разговор, он пошёл дальше от ворот. Так он терял здание из виду, зато мог попытаться найти дырку в бетонном ограждении. Шёл он туда, куда было проще – куда-то вниз. Это была асфальтовая дорога, засаженная по бокам сплошняком деревьями. Внизу справа виднелась церковь.

Киря уже давно спрятал телефон обратно в рюкзак. Если потеряет рюкзак, останется без всего. Вообще. Он шёл быстро, временами заходя в лес около ограждения в поисках дырки в заборе. Дошёл до церкви.

Кто назначил тебе там встречу? Ты уверен, что правильно понял?

К чёрту сомнения. Он даже зашёл в церковь, осенил себя знамением. Там было тихо и сумрачно. На что он надеялся? Что услышит разговоры, как именно можно проникнуть на закрытую территорию. В компьютерной игре так бы и было. Дальше.

Он почти бежал. В конце дорога упиралась в реку. Справа был мост, ведущий в сторону от территории усадьбы, слева какие-то заграждения из рабицы, впереди – река. Налево пойдёшь… Он пошёл налево. Достаточно тощий, он протискивал себя сквозь узкие проходы. Если кто-то так хорошо загородил сюда проход, значит, он ведёт к чему-то нужному. И он вышел туда, куда хотел – большая пустая площадка, которая ведёт к мосту, перекинутому через свернувшую речку. Мост был старый из красного кирпича, а за ним крытая галерея как в исторических рыцарских фильмах. А ещё мост был перегорожен железной решёткой. Она оканчивалась прямо над водой, метрах в двух от поверхности реки.

Киря не раздумывал. Он снял рюкзак с плеча и просунул обе руки в лямки. Взялся за крайний прут решётки. Чтобы обогнуть её со стороны реки, требовалось на пару секунд повиснуть прямо над водой. Если тут мелко, я могу погибнуть, успел подумать он, но при этом он ощутил не страх или чувство вины, а освобождение. Рыцарь столкнулся с испытанием. Рыцарь преодолел испытание.

И на мосту, и в галерее было полно похабных рисунков на стенах. Кто-то всё-таки проникал на территорию, спеша при этом по-своему увековечить память о своём присутствии.

На некоторое время он застыл, глядя с моста в сторону санатория. Скорее всего, то белое здание было административным зданием. Или новым корпусом. Но точно не было усадьбой. Даже то, что он видел перед собой не могло называться усадьбой. Более всего красное здание походило на европейский замок. Громадные стрельчатые окна в центральной части здания, которое представляло собой нечто схожее с двумя башнями и крепостной стеной между ними. От основной части разбегалось два крыла, в которых на равном расстоянии возвышались декоративные башни. От замка вниз, уступами, спускалась белая дорога, оканчивающаяся лестницей, спускающейся прямо в пруд. Эту последнюю лестницу охраняли два каменных грифона.

Начиналась вторая половина дня, солнце уже не было таким ярким, а от предметов потянулись длинные тени. Пустое безоблачное небо словно служило фоном этой сказочной картине.

В галерее при этом было грязно. На полу валялись пустые пачки из-под сигарет, картонки из-под сока, одна пивная банка. Почему-то это не рушило ощущение сказки, чуда, напротив – создавало ощущение реальности, вещности. Почти перед выходом лежала грязная кипа бумаги в твёрдой картонной обложке. Киря поднял её, несколько брезгливо, одними кончиками пальцев. Это оказалось книгой, книгой, о которой он знал, хотя не имел своего экземпляра – «Царство иллюзий Вивиан». Это тоже казалось чем-то правильным и своевременным. Он сунул книгу в рюкзак, быстро отметив мысленно, как хорошо, что у него нет там еды, которую не хотелось бы класть рядом с таким количеством грязи.

Это было не то ощущение, которое гнало его искать, куда запропостился отец, и не то, которое заставило его спрятать тряпичную куклу. Скорее, это было чувство чего-то прекрасного, он ощущал себя героем фэнтези-фильма. И как герой этого фильма, он не должен был идти к замку напрямую, топча лужайки, он должен был пройти весь путь прямо от озера, словно сам только что вышел из подводного царства на встречу с правителем этой земли.

Он снова перевесил рюкзак на одно плечо. Никто не обращал на него внимания, да людей было не очень много, хотя у пруда медленным, прогулочным шагом прохаживались отдыхающие, как правило, среднего возраста.

От пруда, а тем более с начала этой дорожки около грифонов, замок выглядел величественно. Он походил на санаторий ещё меньше, чем на усадьбу русских аристократов. В нём чувствовалось нечто вроде тайны, шика, обещания.

Твоих родителей забрали в рабство, идиот.

Киря старался отключиться от мыслей. Даже не думать о том, что ждёт его в замке. Он обошёл крохотный фонтан и поднимался, поднимался по белоснежным лестницам, пока его не окликнули:

– Эй, я уже не верил, что ты доберёшься.

Стеклянная дверь вела в холл, который был украшен рыцарскими флажками, и стоило протянуть руку, чтобы оказаться внутри. Но тот, кто ждал его, находился снаружи. Киря медленно преодолел гипнотическое притяжение замка и повернулся к говорящему. Это был молодой парень весь в чёрном кожаном прикиде. Он сидел на перилах последнего, самого высокого уровня. Казалось, что ему подошло бы курить, но в руке у него была пластиковая бутылка кока-колы. Волосы висели у него какими-то острыми клоками, глаза были подкрашены тушью.

Киря неуверенно подошёл к парню:

– Мы знакомы?

Тот хлопнул себя по груди.

– Я Аркан. Помнишь, я тебе комменты под фанфами писал?

Сперва Киря не понял, о чём тот говорит. Сны, побег, богиня в саване, похищение родителей, сложный поход к волшебному замку, парень, одетый как рок-певец… Всё это создавало свой антураж, свой контекст. В который то, о чём говорил парень, никак не вписывалось.

– Комменты хвалебные, под фанфиками, – наконец выдавил из себя Киря.

– Ага, – парень поднял бутылку с колой, словно произносил хвалебный тост, – клёвые у тебя фанфы, про привидений и заклятья. Я вообще ориджиналы люблю.

– Ты поэтому мне помогаешь, потому что тебе фанфики мои нравятся?

– Ну! Ты же сын лоута, своим надо помогать. Насчёт хвалебные отзывы оставить там на фикбуке или напомнить про Обход и всё такое.

Где-то в глубоком, начинающем темнеть небе, пела какая-то птица. Всё ещё могло оказаться ошибкой. Помог в зале мрачного дворца Кире кто-то другой, а этот парень просто перехватил его по дороге, не даёт ему войти в волшебный замок…

Аркан по-своему истолковал взгляд Кири на стеклянную дверь.

– Мы там сегодня выступаем. В принципе, это тупо, сегодня вторник, даже не пятница или воскресенье. Но у них какое-то торжество, не то день рожденья, не то свадьба. Если свадьба, то странную дату выбрали – восемьдесят лет начала войны. Если хочешь, проведу на выступление, у нас своя группа, я там пою, прикинь.

– Кто такие лоуты? – перед глазами Кири стало лицо отца, кричащего, что никто не хватился бы денег, деньги для лоутов.

– Ну, те, кто работает на Первых, – Аркан как-то выделил тоном слово так, что стало понятно, «Первые» – это название.

– Ты тоже лоут?

– Не. Я как раз Первый. Тебе отец ничего не рассказывал?

Киря продолжал смотреть на стеклянную дверь, по холлу прошла парочка, распахнула дверь и вышла на улицу. Женщина лет за тридцать с крашенными в какой-то неестественно-рыжий цвет волосами и полный пожилой мужчина с лысиной. Женщина пронзительно засмеялась, потом поняв, что они с ухажёром не одни, они отошли подальше от беседующих парней и закурили.

Киря обернулся к Аркану.

– Нет. Отец вечно скрывал. Считалось, что он посредник по сделкам. Но вечно о происходящем родители говорили такими словами, будто он дальнобойщик, то есть когда уезжал, то «уходил в рейс».

Аркан отпил из бутылки, словно пытаясь осознать новую информацию.

– Лоуты – это смертные, которые служат Первым. Первые – это разные народы. Их называют по-разному: чудь. Сихиртя.

– Фэйри, – подвёл итог Киря.

Аркан пожал плечами.

– Так тоже можно. Только это название очень обязывающее. У каждого народа всё равно есть самоназвание. Народов масса, я только в Москве штук двадцать знаю. Кто-то много общается со смертными, кто-то не очень. Для последних требуются лоуты, посредники со смертными. Покупки там всякие. Кто-то плохо к лоутам относится, но я считаю, что это фигня какая-то, лоуты же почти как мы. Слушай, насчёт отца… Обход – это круто и всё такое, но раз сам убитый на него показал, это уже без вариантов. Мара, конечно, сказала, что ты умрёшь, если отец виновен, но если ты не начнёшь Обход, то всё норм будет.

– Отец не убивал, – Киря сел на перила рядом с Арканом.

– А кто тогда?

– Думаю, его брат, мой дядя. Он вечно подбивал отца на авантюры. Мать дядю терпеть не может. Скорее всего, он убил, а потом привёл отца, как-то сделал так, что тот запачкался в этом убийстве. Я не очень разбираюсь в том, как это можно сделать магически, но, видимо, ему удалось. Что такое Обход, как его совершить?

– Слушай, парень, я понимаю, что ты веришь отцу, но твой дядя не смог бы сделать так, чтобы даже убитый на твоего отца указал. Твой дядя всё-таки тоже лоут.

Парочка вернулась в замок. Оттуда донеслась музыка.

– Что такое Обход? – усталость наваливалась на Кирю волнами. Иссушивающая, жестокая.

– Ты должен связать свою кровь с Москвой. Ты сам станешь, как один из Первых… из фэйри. Ты будешь чувствовать, если что-то в городе происходит. Вряд ли сумеешь уехать навсегда.

Киря повернулся к фэйри-певцу.

– Кровь свою что ли надо куда-то вылить?

– Нет, обойти Москву по маршруту определённому. У каждого он свой, но смысл в том, что как бы по кругу идёшь, и круги сужаются.

– А конец пути на Красной площади что ли?

Аркан не улыбнулся в ответ, немного криво пожал плечами.

– Типа того. Где-то в центре города для каждого.

– А маршрут как я свой узнаю?

– Будут улицы светиться серебром с золотом. Так говорят, по крайней мере. Ты можешь покидать маршрут, но не дольше, чем на сутки, иначе придётся начинать заново.

Киря опёрся руками о перила и выгнулся назад, уставившись в небо.

– Обойти до первого августа всю Москву миллиард раз и стереть ноги до ягодиц.

– Или умереть, если отец виновен.

– И умереть, если отец окажется виновен.

Они немного посидели в тишине.

– Так ты как, пойдёшь к нам на концерт? Мы с восьми до одиннадцати играть будем.

– Я ведь заночевать тут не смогу?

– Я не знаю даже…

– Не, я домой поеду, отсюда транспорт какой-нибудь есть?

– Да, давай на автобус отведу, они вроде до девяти ходят.

Ещё молчание.

– Слушай, ты серьёзно уверен, что твой дядя убил Триста?

– Нет. Просто предполагаю.

– Если дядя, то как бы норм, вряд ли он тебя найдёт. Или он маг великий, а ты не знаешь. Но если не дядя и не твой отец, то ведь есть ещё настоящий убийца. И ему не захочется, чтобы ты доказал невиновность отца.

Небо становилось фиолетовым и от этой нестерпимой красоты становилось больно внутри. Сейчас всё было далеко – родители и их проблемы, мертвецы, выходящие из тени, а также их убийцы, даже дядя с искривлённым носом, который втянул их семью в эти неприятности. Из стеклянных дверей донеслась музыка. Даже не эстрада в полной мере, что-то вроде шансона (красивое название для блатняка) под гитару. Киря кивнул на двери.

– Это вы такую музыку играете?

– Нет, ты чего. У нас фолк-рок. Это они пока магнитофон врубили. Перепьются и на нормальную музыку их уже не хватит, будут только медляки крутить и просить сыграть They called me the wild rose1, вот ещё никого не встречал, чтобы тот знал, что это не любовная баллада. Но, знаешь, когда не кастуешь, а тебя всё равно зовут выступать, это круто. Не музыкальный зал, но зато тут красиво. Кстати, ты шкатулку Лемаршана не потерял?

– Что не потерял?

– Шкатулку. Мы, ну, точнее Орес, это басист в группе, тебе шкатулку в руку сунул там в зале. Её называют шкатулка Лемаршана, ну, как из фильма этого2…

Киря не знал, о чём тот говорит, но скинул рюкзак и вытащил из него ту деревянную коробку, которую так и не успел рассмотреть. Вот сейчас и выяснится, является ли Аркан тем, кто давал ему подсказки, или же это враг, который хочет выманить у него артефакт от неизвестного благодетеля. Это в самое деле напоминало шкатулку, деревянный кубик с большим количеством орнамента на каждой грани. Но Аркан не прикоснулся к ней.

– Вещь твоя, не потеряй. Ты спрашивал, почему я тебе помогаю. Я твои фанфы читал, а потом понял, что у меня есть вещь, которая тебя выбрала хозяином. Ну, я понимаю, что это не обоснование, почему я ещё и помогать тебе должен, но это логично вроде как. Я тебе отдаю артефакт и помогаю. Хотя да, лан, наверное, ни фига логичного в этом нет… В общем, вертишь в руках и она открывает тот мир, в который тебе надо сейчас попасть. Вернее, других миров не так много, есть «кармашки», не столько миры, сколько куски миров.

Киря повертел шкатулку в руках. Она была твёрдой и холодной. Непочтительно он кинул шкатулку обратно в рюкзак и вытащил кипу бумаги.

– А это не твоё?

Аркан обрадовался.

– Да ладно, это же «Книга иллюзий», да? Ты её нашёл?

– Да, на мосту.

– Хороший знак! Книга для тех, кто отправляется в дорогу. Я свою главу для книги тоже писал.

Он взял книгу и перелистнул.

– Нет, у меня другой экземпляр был. Я в зелёный конверт положил главу, а тут только бежевые конверты и все пусты. Ты знаешь, что вытаскивать чужие главы из конвертов – плохая примета? А эту книгу кто-то разорил и выкинул, идиот. Будет твоей личной, сам конверты заполнишь. Я одно время увлекался, версии три прочитал и фанфов громадное количество. Но всё-таки стезя не моя, я больше музыку люблю, это ты пишешь, тебе и примета.

Он протянул книгу обратно, и Киря спрятал её в рюкзак. Соскочил с перил.

– Объяснишь, как пройти на автобус?

– Здесь далеко, лучше провожу.

Кире хотелось снова спуститься к воде, но Аркан дёрнул его за руку, сказав, что выход с другой стороны. Напоследок Киря бросил взгляд на волшебный замок. Уже зажглись окна, играла музыка. Да, музыка была кошмарна, но она могла бы быть и другой. И вдруг он понял, что он и так будет находиться снаружи. Возможно, для него открыто много миров, но не этот, не мир богатства. Да, он будет видеть, впитывать в себя красоту, но не сможет бездумно владеть ей.

Они обогнули «замок», прошли мимо бежевого здания, которое Киря видел из-за ворот. Им пришлось пройти весь тот путь, который Киря уже проходил сегодня, разве что они миновали церковь и пошли по открытому мосту. По пути Аркан болтал о фанфиках, которые прочитал. Что ему в них нравится и что ему нравится в рассказах Кири.

– Ты давно фанфиками занимаешься? – спросил Киря.

– Достаточно, – беззаботно отозвался парень.

– А тебе лет много?

– Достаточно, – всего одно слово, но голос его изменился, стал взрослее, глубже, лишился псевдоподростковых интонаций, приобрёл слегка циничное, насмешливое звучание.

На остановке, до которой они наконец дошли, было уже темно. Аркан предложил подождать автобус вместе, но Киря отказался. Аркан настоял и не слушал кириных возражений, что тот должен успеть на выступление. Они продолжали болтать про фанфики и музыку. Вернее, Аркан старался не болтать о музыке постоянно, так как тема его увлекала. Автобус пришёл минут через пятнадцать. Киря махнул Аркану и сел в совершенно пустой автобус.

Когда автобус выехал со стоянки, окружённой деревьями, на открытое место, стало ясно, что июньский вечер ещё не потемнел окончательно. Через реку снова стало видно замок, залитый огнями. Киря опёрся о спинку переднего сиденья локтем и положил лоб на руку так, что лицо свисало в тёмный провал.

Он кусал левый кулак, чтобы всхлипывание его не были громкими. Он рыдал не о родителях. Не о самом себе. Жуткий вой рвался из его груди потому, что сказки, которую ему пообещали, не было. Его отца обвиняли в убийстве, а мать попала под наказание практически случайно. Не было зла и добра, Киря не был рыцарем. Надо было преодолевать обстоятельства. Мир за гранью, мир в шаге от смертного мира, был сказочно красив и даже манил к себе, но всегда, всегда оставлял грань между собой и призванным. Не было цели, не было высшего блаженства. Были только проблемы, сегодняшние, бесконечные, которые придётся решать на протяжении всей жизни. Те или иные. Волшебство всегда будет таким же обыденным, как и мир вокруг. Ничего нет. И ничего никогда не было.

На Тройке было денег на пару поездок, а автобус подъехал прямо к метро, так что он легко доехал до дома. Правда, пришлось пересаживаться на другую ветку в центре. На него косились. Даже в четырнадцать лет не так часто детей отпускали одних вечером, а щуплое телосложение Кири и невысокий рост заставляли думать, что он гораздо моложе.

Ему хотелось мороженного. Он вспоминал вафельный рожок девочки в машине и думал, что заслужил сладкое. Но по пути домой не было киосков (он уже давно не видел киосков с едой, тем более на крупных улицах), так что дома он вместо мороженного заварил Доширак. Это не было равным обменом. Он стоял около окна, прислонившись к раме, и глядел на ночной двор.

«Радуйся тому, что ключи от дома были в рюкзаке», – старался он подражать внутреннему ехидному голосу. Но радости не было. Он смотрел туда, где спрятал куклу. Ехидный голос порывался включиться, но умирал от того аргумента, что куклу специально подкинули в вещи отца, чтобы она стала ещё одной неопровержимой уликой.

Сзади раздался звук упавшего пульта от телевизора. Не оборачиваясь, Киря мог различить, как разлетелись батарейки по полу. А потом он услышал покашливание. И попытался заорать, так и не посмев обернуться, прямо в закрытое окно.

Глава пять

Всё, что вышло из его горла, было шипением, как из проткнутого воздушного шарика. В стекле он видел, как двигалось отражение. Медленно он развернулся, ощущая, что сейчас не выдержит мочевой пузырь, и он доставит немало развлечения незваному гостю, обмочив джинсы.

Он, оказывается, неплохо разглядел того странного незнакомца, что прошлой ночью прятал шейный платок под кириными окнами. Одежда на нём висела будто клочьями, движения были нервными, а лицо каким-то висящим, будто старческим.

– Отличная идея, так я себе и сказал, отличная идея спрятать улику там, где она защищена моей магией. Помогло это твоему отцу, а, помогло?

В руках незнакомца вдруг оказалась та самая тряпичная кукла. Но Киря почти её не замечал, уставившись незнакомцу в лицо. Дикий страх сменился не менее дикой яростью.

– Вы какого чёрта тут делаете?

Он сделал шаг вперёд и сильно пнул кресло около компьютерного стола, оно проехало полметра, а потом завалилось набок прямо у ног незнакомца. Колёсико у кресла продолжало бешено вращаться. Киря соображал почти мгновенно, он развернулся, метнулся к шкафу и схватил утюг. Взялся за шнур где-то в середине, утюг угрожающе закачался. Страх закончился. Незнакомец мог справиться с Кирей посредством магии или обычной силы, но Киря чувствовал уверенность потому, что мог сопротивляться. Он представил, как раскрученный утюг летит вперёд и сносит незваному гостю половину головы.

Что-то, видимо, отразилось на Кирином лице, так как незнакомец сделал полшага назад.

– Эй, приятель, у тебя кое-что моё.

– А у тебя моя чёртова кукла. Что дальше, ты, придурок?

Постепенно он увеличил амплитуду раскачивания утюга. Говорят, у людей есть генетическая память или память прошлых жизней. Кто знает, что именно сейчас прорвалось в Кире, быть может, тот самый взрослый, который рос в его теле и сознании, сейчас словно прорвал кокон, и этот взрослый точно знал, как действует оружие наподобие цепа. Раскручивать утюг было почти смешно, но при этом Киря чётко просчитывал толщину шнура, который выдержит практически любой удар, острые поверхности утюга и то, что при хорошем разгоне утюг практически нельзя остановить.

– Я тебя сопляка раздавлю как козявку.

Тот же холодный новый разум Кири уловил в голосе незнакомца неуверенность. У него не было времени осознать и расписать себе происходящее, но вдруг он понял, что циничный голос в его голове умер, теперь все те взрослые мысли, которые озвучивал тот воображаемый негодяй, вдруг стали его собственными. И они теперь подчинялись ему, а не он им.

– Не посмеешь, – бросил он. И только потом понял, почему тот не посмеет напасть на него: было бы иначе, кукла уже отправилась в тот аналог «хранилища улик», которым пользуются эти существа.

– Верни мою вещь! – заорал незнакомец, и Киря понял, что выиграл. Хотя это звучало как угроза, по сути было просьбой, так как альтернативы незнакомец не предлагал.

– Да не вопрос, – Киря бессознательно добавил ругательство, – только на пару шагов назад отойди, пока я в вещах рыться буду.

Незнакомец не сразу подчинился, но потом всё-таки, пятясь, сделал пару шагов назад. Не сводя с него взгляда, Киря нащупал рюкзак и запустил в него правую руку. Чёрт, значит утюг в левой, а он сам правша. Будет ли удар утюгом при этом достаточно сильным и точным?

– Двумя руками рыться не удобнее будет? – ехидно поинтересовался незнакомец.

– На фиг сходишь. Если торопишься, я тебя не держу, зайди как-нибудь на неделе, а я пока найду, как твою тряпку использовать.

Наконец он нашёл этот чёртов шарф. Рюкзак приключенца, всё тащит на себе, включая ряд квестовых артефактов. Он швырнул шарф в незнакомца.

– Подавись!

– А взамен что хочешь?

– Это твоя вещь! В общем, приношу извинения, что забрал, что там ещё от меня требуется по вашим законам? Взамен ничего не надо, убирайся только. И как ты вошёл? Вы же без приглашения не можете входить к людям в дома.

– Это вампиры, – невозмутимо заметил незнакомец, повязывая на горло шарф, – а у меня ещё и отмычка. Кукла тебе не нужна? Могу и Маре отнести.

Киря не слишком цензурно прокомментировал, как именно незнакомец может использовать куклу. Пожелание не слишком соответствовало физиологии и строению гуманоидов, зато обладало экспрессией и точно отображало эмоциональное состояние подростка, чей день несколько затянулся.

Незнакомец немного покивал головой, так кивают учителя, когда ученики полностью отвечают поставленным ожиданиям, как правило, негативным.

– Ходит слух, птички щебечут, что ты завтра Обход начинаешь? – довольно вежливо поинтересовался он, когда кирина тирада была окончена.

– Как можно от тебя избавиться? Я пока думаю над тем, чтобы напасть на тебя, а потом похоронить в том месте, в котором магия найти не может. Пока что меня останавливает только то, что человеческие соседи увидят, но если ты не уберёшься, я рискну.

– Хочешь помощи с Обходом, приходи завтра к тайнику к полудню, – голос незнакомца напомнил Кире реплику Аркана, сказанную в темноте, из голоса незнакомца исчезла скрипучесть, он стал глубже и чище.

– Чего ты взамен захочешь?

Вместо ответа незнакомец направился к выходу, обернулся от двери комнаты.

– Завтра и узнаешь. Сегодня ты защищён от убийцы, но завтра уже не будешь. Сегодня к тебе зашёл я, завтра сюда войдёт тот, которого ты не прогонишь утюгом. Или магией. Или своей душой.

С драматическим эффектом, соответствующим уровню провинциального театра, незнакомец повернулся на каблуках и вышел из комнаты. Киря метнулся за ним, не забывая раскачивать утюг. Хлопнула входная дверь, Киря подскочил и распахнул её. Незнакомец в самом деле спускался по короткой лестнице первого этажа. Хотя он не мог не слышать, что кирина дверь открылась, он отреагировал на это только тем, что чуть выше вздёрнул голову. Наконец он вышел из подъезда.

Киря запер входную дверь.

– Чёртов псих, – пробормотал он.

Минуту он простоял, прислонившись лбом к двери, потом отошёл на пару шагов, раскрутил утюг и ударил им по двери. Дерматин, которым была обита дверь, смягчил удар, и утюг не разломался, только нижняя часть погнулась и прогнулась на бок. Дерматин на двери порвался, и на железной двери была большая царапина. Человека такой удар бы убил.

Дверь железная…

Мысль начал озвучивать тот холодный противный голос, но осёкся, растаял. Дверь железная, подумал Киря, возможно отец давно опасался нападения. Я раньше об этом не задумывался.

Он подпёр дверь двумя стульями, которые притащил из залы. Окна оставались уязвимыми. Быть может, на них не ставили решётки не потому, что не боялись нападения через окна, а потому, что планировали убегать через них самим. На подоконники Киря поставил бокалы из серванта. Не гарантия, но есть надежда, что если кто-то залезет сквозь окно, то поднимет большой шум. С подоконника своей комнаты он забрал пустую миску из-под быстрорастворимой лапши. Мысли о пережитом приключении почему-то вызвали усталость в позвоночнике. Больше всего он хотел упасть спать. Но и понимал, что рискует не уснуть.

Потом он принимал горячий душ, плотно закрыв дверь в ванную, а также положив рядом с собой не только утюг, но и кухонный секач.

А совсем поздно он погасил свет в своей комнате и стоял у окна. На одном из деревьев (не том, где был тайник) сидела сова. Её было сложно разглядеть, но когда глаза привыкали к темноте, сомневаться не приходилось. И он знал, что сова прилетела к нему. Друг это был или враг, сказать было сложно.

Было жарко, открывать окна он опасался, потому ощущал, как тело опять покрывается каплями липкого пота. Он прикинул, чем его история отличается от точно такой же, если бы отец просто связался с криминалом. Ну, прежде всего, четырнадцатилетнего пацана вряд ли бы стали слушать, что бандиты, что полиция, если бы у него не было чётких доказательств невиновности отца или его вины. Ему же выдали возможность спасти отца и мать каким-то магическим способом. Второй немаловажный момент – он понятия не имеет о правилах этого мира. Вернее, имеет, но явно, что правила, записанные в легендах, и те, что на самом деле, различаются кардинально. Либо же, что на то похоже, имеют буквальное прочтение там, где все читают нечто символическое, и наоборот. А ещё убийца идёт за ним. Потому что если он докажет, что отец невиновен, то начнётся поиск настоящего убийцы. И у него месяц, чтобы обойти Москву каким-то странным маршрутом. Минус ноги. И это как минимум.

Он лёг в постель, но, что неудивительно, почувствовал, что не может заснуть. Мучила жара. Нервы были на пределе, и он постоянно ждал нападения. Иногда он впадал в забытьё и понимал, насколько оно было глубоким только в момент, когда снова выныривал на поверхность.

Он продержал себя в постели до девяти утра, до момента, как глаза перестали слипаться. Потом минут двадцать стоял под холодным душем. Следом прошёлся по квартире. Возможно, вернуться действительно не придётся, так что надо выбирать, что взять с собой. Явно, что не что-то тяжёлое, ему придётся много ходить пешком. Скорее всего, езда на машине или даже на велосипеде по маршруту «смешай кровь» не предусмотрена. В какие-то моменты тишина наваливалась на него, его новая, «взрослая» личность шла рябью, и хотелось перевесить свои проблемы на родителей. Что на самом деле теперь было невозможно.

Планшет отпадал, он в отличной твёрдой и легкой коробке был упакован в дорожную сумку. Дорожная сумка в машине. Оставался телефон, на всякий случай он нашёл к нему вторую подзарядку. Безлимитный интернет на телефон оплачен до конца года. Абонентскую плату вроде бы тоже вносили на год вперёд, в любом случае много болтать по телефону ему было не с кем.

Минут двадцать он потратил на то, чтобы тупо стоять около окна в зале и смотреть на ряд домов. В одном из них жил Игорь, одноклассник. В другом – Семён, приятель на пару лет старше, с которым вместе играли в школьном выпускном спектакле. Можно отсидеться у них. Можно поехать в Калининград к родителям матери. Можно спастись сотней способов. Но за счёт жизни родителей.

Вытаскивать харддиск из компьютера он не стал, просто пока ходил по квартире, сперва списал на флешку всё, что ему было нужно, включая черновики своих рассказов и фанфиков. А потом отформатировал харддиск. Скачанные фильмы, игры, книги, мемы… Всё растворилось. Разве что две сохранки с достигнутым в играх результатом на флешке. Идейный парень не стал бы сохранять и их, но Киря идейным не был.

Ему предстоял не такой уж сложный квест. Если бы за ним не гнался убийца. Маршрут, по которому надо идти, можно покидать, если возвращаться к нему до истечения суток. Можно ходить с десяти утра до десяти вечера, а потом ехать домой и отсыпаться. Если бы он был уверен, что дома не будет ждать убийца.

Скорее всего, за этот месяц он домой не попадёт. Если вообще ему суждено вернуться когда-нибудь потом. Он взял с собой четыре смены трусов, носков – в два раза больше (много ходить!). Вторых джинсов не было, вернее, единственная смена осталась в дорожной сумке. На пару секунд он запаниковал, но потом взял вместо запасных джинсов джинсовые шорты до колен. По такой жаре они пригодятся явно сильнее, чем джинсы. Вопрос с обувью был решён сразу же: чёрно-белые бразильские кеды. Единственным их недостатком было то, что у них была небольшая, но заметная платформа. Как все невысокие люди, Киря стеснялся пользоваться заметными приспособлениями, увеличивающими рост. Но сейчас ему было всё равно. Кеды были мягкими, практическими неубиваемыми и приходилось надеяться, что они переживут предстоящие адские нагрузки. В любом случае заменить их было не на что. Киря поискал по всем тайникам, по всем карманам. К его пятисотке прибавилась ещё одна из серванта и двести рублей из старого плаща матери. В этот момент сердце у него пропустило пару ударов. Еда. Этой суммы не хватит на месяц. Весь общественный транспорт теперь напрочь отпадает. Внезапно захотелось заплакать. Он тщательно избегал мыслей о том, где будет спать, но теперь к одной проблеме прибавилась и вторая, ещё более неразрешимая. Он сунул деньги в карман. Плевать. Прорвёмся. Решимость, которую он изображал, не помогала, хотелось плакать, он чувствовал себя проигравшим до того, как начал сражение. Потому он дотащился до зеркала в ванной. Посмотрел себе в глаза. И дал себе пощёчину. Ещё одну. Третью. Щёки пылали. Но мысли о поражении исчезли, мозг был слишком занят тем, чтобы послать в сошедший с ума участок импульсы, заставляющие прийти в себя и перестать калечиться.

Три бэпэхи, он любил по утрам завтракать быстрорастворимой лапшой. Самым тяжёлым предметом в рюкзаке была «Книга иллюзий». Но доставшаяся в таком необычном месте в такое необычное время, она стала его талисманом. Он ещё разок повертел в руках «шкатулку Лемаршана», причём мозг привычно оценивал вес предмета и на этой основе решал, стоит ли брать предмет с собой. В принципе, ничего более идиотского, чем выложить артефакт, который и стал причиной того, что он теперь должен совершить действие, спасающее отца и мать, представить было сложно. Впрочем, шкатулка в самом деле была лёгкой. Он завернул её в футболку, чтобы острые углы шкатулки не впивались ему в тело через ткань рюкзака. Всего футболок он взял три. Рюкзак не особо раздулся, но всё-таки стал более пухлым. Киря напомнил себе, что в рюкзаке придётся таскать и еду. И что постирать одежду, скорее всего, будет нельзя, а она быстро пропитается потом. Эта проблема была неразрешима, потому он поступил с ней так же, как поступал раньше с холодным голосом – просто выкинул из головы. Будем решать проблемы по мере их поступления.

Он был у тайника уже без десяти двенадцать. Внутри Киря чувствовал какой-то холод. Он не удивился тому пути, который избрал незнакомец, чтобы появиться – он вылез из канализационного люка.

– Приветик, – Киря бросил приветствие раньше, чем тот успел выбраться полностью. Среди всех приготовлений, одной вещи Киря не смог взять с собой – оружия. Любой из кухонных ножей мог стать поводом, чтобы Кирю задержали, а попасть в полицию, значит распрощаться с Обходом, его явно запрут, пока будут искать родителей или опекунов. Утюг, который показал себя вчера так хорошо, был слишком тяжёл. Слезоточивого баллончика у Кири не было. Всё, что у него было, это дикая решимость.

Неряшливый незнакомец некоторое время посидел на краю люка, по-детски болтая ногами в яме, и хитро снизу вверх поглядывая на Кирю.

– На твоём месте я бы не пришёл, – наконец заключил он.

– Наверное, поэтому ты никогда и не был на моём месте, – отозвался Киря.

Незнакомец довольно ловко выбрался из люка. Киря подумал о многоэтажке за его спиной, глазевшей на них десятками окон. А потом вспомнил про то, как Первые умеют отводить глаза.

– У меня был друг, – сказал уже не совсем незнакомец, – который попал в похожую историю и понятия не имел, кому стоит доверять, а кому нет.

Грязный мужик (или как стоит называть волшебных существ?) был совсем немного выше Кири, жутко тощий и постоянно движущийся, как персонаж старой компьютерной игры.

– По самой логике истории, твой приятель умер в мучениях, так как доверился не тому. И сейчас ты сообщишь мне, что и тебе доверять не стоит.

Киря чувствовал, что его тон слишком дерзкий, ему было страшно, но он не собирался этого показывать. Убьют – так убьют. Зато он явно успеет послать этого тощего гоблина куда подальше перед смертью. Но взамен этого мужик вперил в грудь Кири грязный палец с обгрызенным ногтем.

– Точно. Мне доверять нельзя. Да и никому нельзя. Ты ведь уже знаешь, кто убил на самом деле Триста?

Озвучивать свои подозрения насчёт дяди перед гоблином, живущим в канализации, который вчера залез в его квартиру, Киря не собирался. При этом тот, второй, взрослый и холодный его двойник успел подумать о том, что каким бы этот гоблин не выглядел жалким, он сумел создать или воспользоваться тайником, который не смогла обнаружить Мара. А если она проводила суд, то явно не была последним существом в нынешней иерархии.

– Я для того и встретился, думал, что ты мне убийцу назовёшь.

Палец мужика оторвался от кириной груди и сперва мужик помахал им в воздухе перед кириным носом, а затем застыл, указывая куда-то на небо.

– Убийца! Все хотят знать убийцу!

Потом мужик взял театральную, драматическую паузу, которую Киря бесцеремонно прервал.

– Это замечательно, но я, наверное, пойду. Не в обиду, но пока у меня ощущение, что я трачу время в сумасшедшем доме.

Палец снова указал на него.

– Я не знаю убийцу. А вот Лина может знать.

Гоблин (Киря решил так его называть) развернулся и куда-то направился.

– Клёво, – сказал Киря, не двигаясь с места.

Тот остановился в паре шагов и уставился на него.

– Ты не хочешь узнать имя убийцы?

– Имя убийцы знает убийца. И каким-то образом этому человеку или существу удалось обмануть массу волшебных существ и даже самого убитого. После чего ко мне вламывается какой-то гоблин и обещает отвести к кому-то, кто мне это имя назовёт. Плату при этом никто не называет. Уже бегу, шнурки отглажены, волосы назад.

– Молодец, не доверяешь первым встречным!

– Точно.

Киря продолжал стоять как приклеенный. Гоблин смешался. Они достигли какого-то равновесия. Цугцванг – вспомнил слово Киря, положение в шахматах, когда каждый ход может только ухудшить положение. Гоблину было нужно, чтобы Киря куда-то с ним пошёл. Киря продолжал стоять на месте.

Гоблин сделал шаг ему навстречу.

– Есть кое-кто, кто заинтересован, чтобы найти настоящего убийцу.

Он быстро посмотрел на небо, что Киря решил запомнить – этот взгляд мог относиться к благодетелю, к убийце или же специально запутывать дело.

– И этот кто-то меня ждёт?

Гоблин отрицательно мотнул головой.

– Нет. Лина поможет тебе на пути, а тот, кто хочет распутать убийство, хочет проверить: сумеешь ли ты выжить. Зачем на тебя тратить ресурсы, если ты и так погибнешь, а ещё сдашь убийце имя покровителя?

Логика этого заключения поразила Кирю.

– А почему покровитель не боится, что ты сдашь убийце его имя?

Гоблин расплылся в улыбке.

– Кто рискнёт нападать на короля? Так ты идёшь? Если не хочешь, я передам, что ты отказался.

Киря слегка сощурился.

– Ваше величество?

Тот сделал какое-то странное движение кистями рук: не то аристократ восемнадцатого века, не то вкручивает лампочки.

– Король Фрике, владыка обитающих под землёй!

– Это червей что ли?

Фрике сделал вид, что не слышал и ещё немного покрутил кистями рук, что, видимо, должно было символизировать его величие.

– Как я и сказал, можешь оставаться здесь, не так сильно ты и нужен.

Киря пожал плечами.

– Ладно, пошли.

Они углубились в цепочку дворов. Питерские дворы-колодцы описывали много раз, но мало кто пробовал описать московские дворы и дворики. Некоторые из них перекрыты школами, детсадами и бывшими дворцами пионеров. Можно ходить прямо по проезжей части, но при этом помнить, что даже сквозь закрытые дворы постоянно кто-то въезжает и выезжает, обдавая окружающих парами бензина. Маленькие магазинчики прячутся во дворах от монстров сетевых магазинов. Там же находили себе приют маникюрные салоны, зубоврачебные кабинеты, даже тренажёрные залы. Москву видят как большой суровый город, перемалывающих всех, кто слаб, но там, во дворах можно увидеть другую Москву, где есть место для маленьких людей и их маленьких бизнесов. Если улицы Москвы – это суровой бизнесмен, в сером костюме деловых зданий, то дворы Москвы – это его хлебосольная жена, которая и знать не хочет про большие дела и многомиллионные договора.

Гоблин, называющий себя королём, двигался легко, раскланиваясь с видимыми и невидимыми. Заметив, что Киря не видит и половины встреченных ими, Фрике небрежно протянул ему выуженные откуда-то из глубин своих лохмотьев очки-гогглы с фиолетовыми стёклами. Сквозь очки здания не изменились, но изменились прохожие. Даже волшебные существа выглядели, как правило, как люди, разве что их было не разглядеть без очков. Но иногда встречались и исключения. Призраки. Люди, бредущие куда-то, совершенно ничего не видя. Гоблин в таком случае дёргал плечом и как бы случайно обходил их.

Они пролезли свозь дырку в ограждении и миновали рельсы МЦК, некоторое время шли мимо железных сараев, а потом снова проскользнули в щель в заборе. Киря полностью потерялся в этой цепочке поворотов и незаконных проникновений. Как-то они залезли по лестнице и прошли немного по крыше двухэтажного здания. А потом спустились на бывший заводской двор.

Как и многие московские заводы, этот сдавал свои помещения в аренду. Гоблин нырнул в дверь, на которой красовалась надпись, распечатанная на розовой бумаге и приклеенная скотчем «Таро. Эзотерический салон». Киря думал, что сейчас они пройдут насквозь, но это оказалось целью их путешествия.

Вокруг было темно, и витал острый запах ароматических индийских палочек. Киря сдвинул очки на лоб, чтобы было лучше видно. Посредине помещения неустойчиво стоял деревянный круглый стол, покрытый синей бархатной скатертью. На таких обычно изображают хрустальный шар в центре, но тут стояла пара узких церковных свечей в посеребрённых подсвечниках. В стеклянной пепельнице дымилась ароматическая палочка, чей дух и заполнил собой всё помещение. Лежала раскиданная колода: не Таро, а самые обычные игральные карты, некоторые из них сильно погнутые. Через минуту становилось очевидно, что к запаху сандала примешивается и доносящийся откуда-то аромат рыбного супа.

– Иду, иду! – донеслось откуда-то. Звякнула штора из бусин в углу, в помещение вошла невысокая женщина. Даже будь она человеком, Киря затруднился бы сказать, сколько ей лет. Узкий разрез тёмных глаз указывал на азиатские крови, широкое лицо и очень острые скулы. Тёмные волосы уже начали седеть. Одета гадалка была слишком по-домашнему, в синий байковый халат.

– Эншанте! – проблеял Фрике. – Эншанте!

Он изогнулся, огибая стол, схватил руку женщины и присосался в несколько гротескном поцелуе пальцев. Женщина, заметив «короля», едва заметно вздохнула и наклонила голову. Нет, это не был небрежный кивок, это был поклон, довольно вялый и в котором участвовали только шея и подбородок, но поклон. Как бы глупо ни выглядел «король», видимо, на какое-то величие он и в самом деле имел право. Хотя далее гадалка отмела одним жестом его велиречивые не слишком внятные уверения, как счастлив он припасть (он так и выразился «припасть») к мудрости несравненной мадам Лины.

Она села за стол, указала Кире на стул напротив. «Король» притащил от стены ещё один стул и сел сбоку и от Кири, и от гадалки, никак не в состоянии при этом замолчать и перестать рассыпаться в комплиментах, в которые не пытался вслушиваться никто из присутствующих. Когда «король» наконец замолчал, гадалка заговорила:

– Мне очень жаль твоих родителей, – обратилась она к мальчику.

Тот кивнул, но увидев, что та ждёт продолжения, добавил:

– Надеюсь, что их судьбу я смогу изменить.

Та кивнула и застыла, прижав подбородок к груди, словно прислушиваясь к звучанию его слов. Глаза её закрылись. Когда она внезапно заговорила, не поднимая головы, Киря вздрогнул, её голос звучал глухо, как из подвала.

– Убийца человек. Вот, что всех удивило. От заклятья воняло человеческой магией. Кена осудили даже не потому, что он ограбил квартиру Триста, а потому, что знал, когда там надо появиться. Он либо сам убийца, либо связан с убийцей. Но раз он не назвал виновного, потому виновным признали его.

Она молчала достаточно долго, чтобы Киря решился задать вопрос.

– Папа явно не единственный лоут. Почему заподозрили именно его?

Она медленно подняла голову и её чёрные глаза уставились на него.

– Потому что он единственный получил выгоду. И он прибыл через полчаса после убийства. Он замаскировал свой приход от проверки магией, но не подумал о том, чтобы как-то стереть видеозапись с камер наблюдения у магазина напротив.

– А хоть какие-то факты в его пользу есть?

– Один свидетель считает, что мотивом преступления было не ограбление.

Это требовалось обдумать, и Киря принялся мять пальцам нижнюю губу, пытаясь сообразить, что всё это означает.

– Это ведь этот свидетель заставил нас встретиться, он и помогает мне? – наконец предположил он и, не успев сдержаться, добавил и то, как именно пришёл к этому выводу. – Вы единственная, кто упомянул, что есть свидетель.

Гадалка согласно медленно на пару секунд сомкнула веки. Киря снова задумался.

– А если свидетель скажет, что именно видел, то он боится, что убийца погонится за ним?

– Не так, у него есть причины, чтобы никто не знал, что он был там тем вечером.

– Но если он уверен, что мой отец не убивал…

– Он не уверен.

Киря снова замолчал. Было очевидно, что это тоже испытание, помогать ему будут только в случае, если он покажет себя достаточно умным, чтобы задать правильные вопросы на этой встрече.

– Если убил отец, – неуверенно начал он, – то он мог действовать по чужой наводке. Например, кто-то дал ему куклу, показал, как выполнить заклятье и уверил, что для лоутов наказание за убийство меньше, чем для Первых…

– Тогда почему на суде Кен не сдал подельника?

– Потому что тогда наказание было бы больше?

– Если бы он сумел доказать, что не знал, что творит, то вряд ли.

Какого чёрта отцу вообще пришло в голову грабить убитого? Не приходилось сомневаться, что этот грех он реально совершил, так как практически сознался в этом на суде.

– Я не верю, что папа мог убить, – наконец сказал он. – Он не идиот, и вряд ли бы стал воровать, если бы его направил в квартиру кто-то, кому он не доверял. Если я назову имя убийцы сейчас, родителей отпустят?

– Кто же убийца?

Кире не хотелось произносить этого, но если человек не спас собственного брата, то не стоило его жалеть.

– Думаю, это мой дядя, Геннадий Овсянников. Он мог убить и попросить отца забрать вещи из квартиры. Возможно, разыграл испуг и просил забрать и вещи, и улики. Отец помог брату, думал, что заодно и разбогател. Скорее всего, дядя просил папу забрать все вещи, какие найдёт, а деньги якобы отец оставит себе.

Пока он произносил версию, каждое слово ему казалось правдой. Иннокентий всегда благоговел перед старшим братом, а тот часто втягивал его в неприятности. Но мадам Лина только медленно отрицательно мотала головой. Надо было срочно понять, что именно не так.

– Мотив, – выпалил Киря. Если деньги оставались у отца, а теперь конфискованы (или как там это называется у фэйри), то у дяди не оставалось мотива для убийства. – Он приходил с утра, мог забрать что-то у отца. Убийство было совершено ради этой вещи, а отцу оставили деньги.

Гадалка ждала чего-то ещё. Её фраза мало походила на подсказку.

– Твой дядя просто лоут.

Вряд ли это относилось только к тому, что он не мог владеть какими-то магическими артефактами. Значит что-то ещё.

– Убитый, – наконец тихо сказал Киря. – Почему он указал на отца? Мара не могла сама убить и заставить убитого клеветать против отца?

Гадалка отрицательно мотнула головой, от чего её сухие волосы взметнулись.

– Папу как-то использовали. Скорее всего, он сам не понимал, что делает. Да, каждый ребёнок будет защищать отца, но я пытаюсь докопаться до истины. Если папа виноват, я должен искать возможность смягчить наказание, а я считаю, что он невиновен, потому что папе просто не хватит решительности. Может, заставили подержать куклу, не объясняя причин. Я… мне просто сложно представить, что дядя всё это задумал только для того, чтобы подставить отца и всю его семью, маму, меня…

– Если твоего дядю использовали, – сказала гадалка, – то у него шансов выжить ещё меньше, чем у тебя. Потому что он может знать, кто именно затеял всю интригу.

– Как я буду всё это распутывать? Я даже не разбираюсь во всех ваших народах и прочем. Я даже не знаю, кто и зачем рвётся мне помогать.

– Никак. Сейчас твоя задача – совершить Обход. По твоим следам явно пустят убийц.

– А это не будет доказывать, что отец невиновен?

– Нет. Если ты даже докажешь, что по твоим следам идёт убийца, ты не сможешь доказать, что его послал реальный убийца, а не кто-то мстит за смерь Триста.

Киря беспомощно пожал плечами.

– У Триста могло быть врагов, как мух в столовой. Как можно расследовать дело, когда не ясно даже кем была жертва и с кем он ссорился?

Фрике и Лина быстро переглянулись между собой. Лина заговорила:

– Тут сложно что-то посоветовать. Я сама знаю только слухи. В последнее время у Триста появилось много магии. Он мог попытаться подчинить себе кого-нибудь, а в ответ его убили.

– Но версия не слишком правдоподобная, – перебил Король, – надо предположить, что Трист кого-то подчинял, кто-то хотел мстить, слишком много предположений.

Киря быстро перевёл с одного собеседника на другого, но промолчал. Лина кинула Королю.

– Оставь ему эти очки, пригодятся. Сколько мальчик знает про Первых?

Киря подал голос раньше, чем Король успел поставить диагноз его знаниям.

– Да как-то не очень много знаю. Много мифологии читал, но вчера столкнулся впервые реально.

Лина вздохнула, встала и отправилась в другую комнату, вернулась секунд через десять и положила перед Кирей планшет. Тот поднял и сразу понял, что это не планшет, а электронная читалка.

– Батарейку подзаряжать не надо, не разрядится, не спрашивай, как это сделано, сама не знаю. В каждом книжном магазине есть сведения, которыми обмениваемся между собой. Иногда это сплошная графомань, но обычно в таких файлах содержится то, что Первый сам знает о себе, сведения о своём народе, легенды и так далее. Многие целые библиотеки собирают. Где-то сведениями и обмениваются, но где – не знаю, а знала бы – не сказала. Ты пока человек со стороны. Но свою коллекцию сам соберёшь. Файлы выглядят как книги в светящихся фиолетовых обложках. Книги обычно тонкие, сворачиваешь и вот в это отверстие просовываешь.

Она показала на круглое отверстие в корпусе, какое было на старых мобильниках для подзарядки. Киря недоумённо повертел дивайс.

– Как может книга, даже тонкая, поместиться в читалке?

Лина издала глубокий вздох, и Киря ощутил, что краснеет.

– Это магия, – снова вмешался Король таким тоном, словно выдал единственное и идеальное объяснение.

– В общем, многие, кто в Обход пускается, собирают файлы в книжных магазинах, говорят, это развлекает, да и сведения тебе понадобятся. Ладно, тебя бы подарками и Фрике снабдил, ведь это ему надо, чтобы ты Обход завершил. Тебя сюда привели, чтобы через тебя я посмотрела, вдруг так увижу убийцу. Подними-ка любую карту со стола, только долго не выбирай.

Хотя Киря предполагал, что следует выбирать, не задумываясь, он всё равно пробежал глазами по картам, и быстро выбрал карту с вальтом червей. Лина приняла её, положила на стол, а сверху – свою ладонь. Она прикрыла глаза. Воцарилась тишина.

– Всё, что вижу, – наконец сказала она, не открывая глаз, – это много крови. Преступления совершаются, чтобы совершать преступления, и конца и края этому не видно. Если только тебе не повезёт поставить точку.

Глава шесть

Впервые Киря задумался: а не связана ли аномальная жара с происходящим с ним событиями? Быть может, так природа реагирует на то, что настоящий убийца так и не был найден. Или ему просто хочется выдавать желаемое за действительное. Кроссовки шлёпали по раскалённому асфальту, который грозил скоро начать плавиться и прилипать к подошвам.

После предсказания Лины, они быстро распрощались. Как ни странно, Король продолжал составлять ему компанию. Он шёл впереди, ловко вписываюсь в повороты бывшей промзоны, которая теперь была отдана в аренду мелким фирмам.

После того, как они миновали проходной пункт, Король резко остановился.

– Ты всё-таки не раздумал в Обход идти?

– Не-а. Только не знаю, с чего начать.

– Для тебя начало на Речном вокзале, парк Дружба.

Теперь, когда они не враждовали, Киря с трудом подавлял желание начать называть Фрике на «вы».

– Откуда знаешь?

– Я тебя знаю. И твою семью. Мне всякие карты, чтобы понять, где именно для тебя заготовлен Обход, не нужны. Ты умрёшь ради родителей, а они тебя любят?

Киря пожал плечами.

– Любят. Как умеют. Понимаю, что умеют так себе, но и я не подарок. Умный – это да, но друзей мало, вообще странноватый. Они всё думают, что если буду вести себя со мной, как с несмышлёнышем, всё само исправится, я стану стандартным, всё вокруг станет стандартным, даже Волшебный мир. А всё-таки, что за подземные обитатели? Ты Король подземных мутантов?

– Крыс, – Фрике криво улыбнулся. – Будешь под землёй, ищи знак – треугольник с тремя точками, как крысиная мордочка. Поскребёшься, и я тебя найду. Тот, кто попросил за тобой присмотреть, хочет, чтобы ты дошёл до конечного пункта, тогда точно станет ясно, насколько твой отец виноват. У тебя окна прямо на то место, где магический тайник. Ты наблюдаешь за тайником, а я за тобой и твоей семьёй. Я знаю не так много, но счастливой и благополучной вашу семью не назовёшь. Задавать вопрос тебе не буду, сам для себя ответь: если даже родители тебя любят, сам-то ты их любишь?

Фрике не стал дожидаться какой-то кириной реакции, махнул рукой и быстро зашагал по дороге. На секунду скрылся тени дерева, но так и не появился из тени, исчезнув среди остальных невидимых обитателей Москвы.

До Речного вокзала Киря решил пройти пешком, тем более это было не так далеко. Но не выдержал всей дороги, ему хотелось рассмотреть всё то, что теперь можно было смело счесть экипировкой. Разумеется, ему, прежде всего, хотелось открыть шкатулку. Он скрылся в одном из дворов в районе Водного стадиона, спустился по ступенькам к запертым наружным дверям подвала, в этой яме вряд ли он будет хоть кому-то заметен. А затем провёл пальцами по узорам шкатулки и сдвинул их.

Кире не так часто приходилось видеть древнерусские палаты и хотя то, что он видел, мало напоминало старые исторические фильмы и экскурсию в Кремль в пятом классе, он знал, что это царский дворец. Всё это напоминало сон, где любой предмет обладает собственной информацией о себе, стоит только на нём сосредоточиться. Какая-то часть души Кири знала, что так выглядит для человека мир после смерти – громадный кладезь чужих эмоций и чужой информации, где можно легко потерять себя. Но эта мысль его не пугала, она была приятным дополнением к происходящему, метатекстовой сноской в книге, титром в киноленте – видимым зрителю, но не персонажам.

Стены помещения были забраны тёмно-красной парчой с золотыми узорами, созданные явно под восточным влиянием. В зале стояло кресло-трон, неудобное с деревянной спинкой, пусть и с красивой резьбой, представляющей собой гоняющихся друг за другом оленей и единорогов. На троне сидел тот, кто явно был правителем в этом дворце. Он весь подался вперёд, явно в предвкушении предстоящего развлечения. К облику царя подходило определение «хищный». Словно существовала некая точка, к которой стремились его черты лица, стремясь вытянуться и превратиться в клюв. Острые скулы, прямой нос. Но самым примечательным в его лице был взгляд. Он словно буравил пространство впереди себя, он и создавал ту точку, к которой стремился. Дух его был сильнее его тела, душа создавала некий идеал, которому тело слепо подчинялось. Но этот идеал был вне пределов личности царя, где-то всегда впереди, всегда некая цель, к которой летел он сам, и увлекая в этом безумном стремительном вихре в погоне за недостижимым весь двор.

Киря попытался сосредоточиться на царе, но смесь эмоций этого человека от единственного прикосновения откинула его в сторону. То, что испытывал царь, не было в полной мере ненавистью. Скорее, пламенем, постоянно изменяющимся, бушующим, и требующим себе всё новых жертв. Пламя просачивалось наружу, оставило рыжие отблески в тёмно-русых волосах и бороде царя, зажгло его глубоко посаженные чёрные глаза, играло блёстками в перстнях. Пламя давало царю силы, но не было ответа на вопрос, кто из них с пламенем сумел подчинить второго.

В зале собралось человек десять мужчин. Киря не замечал, чтобы они переговаривались друг с другом, но в зале стоял очень тихий и несмолкающий гул. К царю приблизился мужчина с большой светлой бородой, одетый почти неряшливо и бедно. Единственное слово, которое Киря знал для обозначения крестьянской одежды, было «армяк». Распахнутый потёртый камзол, под которым виднелась чёрная простая рубаха, грубые брюки и сапоги – ничто не могло ассоциироваться со словом «армяк», которое прочно ассоциировалось у Кири с чем-то извозчицким, скорее, с этим словом сочетался сам мужик, которому Киря и дал это имя. Что-то в нём было хозяйское, уверенное в себе, отсутствие подобострастия перед царём, что и выводило его за пределы царской немилости. Словно он сам давал повод для своей казни, что и заставляло царя не пользоваться этой подачкой от холопа. Армяк склонился к уху царя, и они о чём-то зашептались, причём царь в это время обводил взглядом подданных, чему-то скупо улыбаясь.

А где я сам?

Но мысль, которая должна была бы вытащить его из этого места, дать почувствовать, что он просто спит, внезапно растворилась, исчезла. Самого Кири не было. Было немного сознания, годного лишь для того, чтобы делать выводы и вспоминать что-либо схожее, а ещё было зрение. Это был фильм, куда ты погружаешься с головой, живёшь, но практически теряешь себя. И расслышать шёпот царя не входило в возможности этого фильма. Вместо того Киря рассмотрел лица челяди. Они нервничали. И это тоже было информацией, которую Киря получал без всякого усилия со своей стороны. Ему не нужно было замечать побелевшие лица, капли пота на линии волос, расширенные глаза. Напряжение и страх стояли в воздухе ощутимо, словно запах или колеблющийся воздух, который становится видно во время жары.

Армяк поклонился и вышел за дверь. Царь в это время жестом подозвал к себе одного богато одетого боярина, стоящего у стены. Тот шёл, странно не сгибая коленей, уже осознав, что именно он станет главным объектом забавы царя.

– Иди, иди, Алёша, что же ты меня боишься?

Голос царя был мягким, бархатистым, при этом слова не точно попадали в движение губ. Да, это фильм, фильм, который сняли на иностранном языке, а потом переозвучили. Мысль мелькнула, а затем Киря снова погрузился в происходящее.

– Что же ты меня боишься, Алёша? Или вину какую за собой знаешь?

Боярин повалился на колени.

– Нет за мной вины, великий государь!

– Ну же, полно, полно. Вставай. Знаю, люди злые пускают слухи дурные. Я так вот Грише сейчас и сказал: «Что за радость слушать чужие слова тёмные? Кто-кто, а Алёша никогда нас не предаст». Правда ведь, Алёша? Ну, поднимись с колен.

Тяжело опершись на посох, с заметным усилием царь поднялся с кресла.

– Ну же, кто возьмётся поручиться за Алексея? Предан он государю?

«Предан», «предан», – послышалось из толпы. При этом было странно, как тихо произносят придворные это слово. Ещё они как-то незаметно сделали несколько шагов вперёд и теперь стояли полукругом вокруг кресла, не давая боярину убежать, если тот захочет. Не менее тяжко, а, возможно, и притворяясь, что ему настолько же сложно подниматься, как и царю, вельможа встал. Но сразу преломил поясницу в земном поклоне царю.

– Вставай, вставай, Алексей, повернись к друзьям моим, к войску моему, которое не я избрал, которое Господь избрал!

Царь положил руку на плечо вельможи и развернул его лицом к немногочисленным боярам вокруг. Вельможа стоял, плотно сомкнув губы и обводя окруживших их с царём мрачным взглядом человека, готового устроить неприятности любому, кто подойдёт слишком близко. Все молчали и следили за царём. Губы придворных чуть-чуть поднимались, чтобы успеть повторить хохот царя, как только экзекуция будет закончена, и вельможе велят ступать восвояси, либо же кликнет царь охрану и опального приближённого отправят в ссылку или тюрьму.

Скользнув пальцами по спине Алексея, царь снова сел, вцепившись одной рукой в подлокотник кресла, другою – в посох. При этом забава, в чём бы она ни заключалась, только начиналась.

– Знаю, что ты мне предан. Что жизнь готов положить за мои интересы. Разве давал мне Алексей повод сомневаться, скажите мне? Вот если будет спор между человеком, что под его началом, и опричником, разве отдаст Алексей предпочтению тому, кого сочтёт своим? Не стесняйся, Алёше, повернись ко мне и ответь.

Вельможа развернулся и снова отвесил земной поклон царю (повернувшись при этом к остальным задом, отметил Киря).

– Тому отдам предпочтение, Великий Государь, на чьей стороне справедливость будет, да кто не нарушал воли царской, так как в справедливости и воле царской – Божья благодать и Божье благоволение.

– Божья благодать да Божье благоволение…

Взгляд царя не отрывался от дверей, которые в этот момент распахнулись, и вошёл молодой мужчина в чёрном, а за ним следовал Армяк. Царя это явно обрадовало, он выпрямился в кресле, голос его стал более крепким, и жестокая забава продолжилась.

– Хороший у тебя род, Алексей! Вот и сын твой вечно предан мне был. Подойди и ты сюда, Фёдор. Гриша, подведи-ка к нам Фёдора. Скажи, предан ли отец воле и интересам государства?

Содействия Армяка, названного Гришей, не потребовалось, мужчина подошёл сам и отвесил низкий, хоть и не земной поклон. В нём была то же, что и в Армяке, отсутствие подобострастности. Движения, гордая посадка головы, он вёл себя как принц, случайно попавший в плен к варварскому правителю, вынужденный отдавать почести более сильному воину.

– Никогда не замечал, чтобы готов был предать тебя мой родитель, Великий Государь. Ни делом, ни словом никогда он воли царя не перечил и меня тому учил.

Уже двумя руками царь вцепился в посох и не отрывал взгляда от новоприбывшего.

– А ты, Фёдор, предан царю? Готов бы был жизнь за меня положить?

Фёдор смотрел на царя совершенно спокойно, словно уже привыкший к подобным развлечениям, которым его подвергали.

– Ни мига бы не поколебался.

Только сейчас Киря опознал в этом мужчине того молодого парня, который заливался хохотом при свете факела. И это узнавание как-то изменило восприятие. Спокойствие Фёдора уже не казалось взвешенным и гордым, оно было проявлением безумия, которое проявилось наводящей жуть сдержанностью.

– А душу, душу отдал бы за царя? Коли мне ад бы грозил, взошёл бы сам в пламя вечное, чтобы меня оттуда вытащить?

Фёдор пожал одним плечом и продолжал молчать, легко улыбаясь. Так продолжалось почти минуту. Наконец, подняв одну бровь, словно сам себе удивляясь, Фёдор заговорил.

– А на что мне душа, да её спасение, коли не могу отдать её за человека, без которого и страна наша сгниёт аки забытый на поле колос, без которого вера в сердцах зачахнет? Коли велит Великий Государь, так и в аду побуду, а, может статься, и диавола оттуда выволоку нам на потеху.

Сзади раздались одобрительные выкрики. Казалось, воздух разрядился, в чём бы ни заключалось испытание, Фёдор его выдержал. Но царь поднял одну руку, и снова наступила тишина. В этот раз ещё более тяжёлая, так как царь зачем-то тянул время, пока не остался только треск свечей на деревянном ободе под потолком.

– А скажи мне, Фёдор, кто более предан государю: ты или твой отец?

Фёдор отвёл взгляд в сторону, он молчал и продолжал тихонько улыбаться. Царь, хохоча, откинулся на спинку кресла.

– Что? Обманешь государя? Будешь ложь в уши вливать помазаннику Божьему? Скажешь, что оба преданы одинаково? Я ведь казню того, кто предан менее. Хочешь жизнь свою и за отца положить, Фёдор? Или уже мне жизнь свою и душу отдал?

Фёдор продолжал молчать, он опустил голову и хмыкнул. Потом снова посмотрел на государя, чуть запрокинув голову назад, словно надеясь впитать в себя облик хохочущего царя.

– Ну же, Алёша, скажи мне, ты мне предан более или сын твой? Кого казнить мне первым? Держи его, Гриша, отпускать не смей. Пусть даёт ответ.

Но вельможа, которому Армяк заломил руки за спину, повалился на колени и из-за своего веса, который не смог удержать палач, освободился. Но воспользовался этим только для того, что повалиться ниц, громко завывая:

– Помилуй меня, царь народов! Милостью Божией, помилуй меня!

– Подними его на ноги, Гриша, и более отпускать не смей! Ну-ка, помогите царёвому советнику эту тушу поднять, да ко мне притащить.

Царь снова вскочил, в этот раз эмоции дали ему силы вставать резко и быстро, будто молодому. Улыбки у него уже не было, только неконтролируемая ярость на лице. Несколько человек подскочили к Алексею, силком поднимая его на ноги, начался шум, кто-то свистнул. Алексея вновь поставили перед царём.

– Так чью жизнь выберешь Алексей? Свою или сына своего? Кого мне помиловать? Кто более мне предан – ты или сын твой?

Алексей, чью голову силком подняли и кто-то держал его сзади за волосы, чтобы он смотрел прямо на царя, был словно под гипнозом от того, что лицо его так близко оказалось от царёва.

– Я, – наконец прошептал он.

– Отпустите его! – прикрикнул царь. – Ну же, вот мой самый преданный воевода, сына за меня не пожалел. А ты, Федя, небось скажешь, что ты более, чем отец мне верен?

Фёдор, которого оттёрли в суматохе, и не думал сбежать. Он стоял всё такой же задумчивый, глядя в пол, всё так же странно улыбаясь.

– Ну, Фёдор, раздумал уже жизнь за меня отдавать? Страшит тебя смерть?

– Страшит, – наконец сказал Фёдор. Голос звучал его как-то странно, словно на иной звуковой волне, от чего, несмотря на шум в зале и его тихий тембр, его было отлично слышно.

– Передумал душу отдавать за меня, а, Фёдор? Давай же, скажи, что смерти страшишься, на том и порешим сегодня, на пир пойдёшь, десять чарок за моё здоровье выпьешь.

Фёдор наконец снова поднял голову. Он продолжал оставаться тихим и спокойным, но в нём появилось то безумие, до которого пламени царя было далеко. От Феди исходил хаос кружащихся в вечной тьме осколков планет и звёзд, потерявших центробежную силу Большого Взрыва и охраняющие способности собственной гравитации.

– Страшусь смерти, Великий Государь, – всё так же тихо и смиренным тоном ответил Фёдор, – но отдавать жизнь или душу свою не раздумал. Скажешь слово, тут же жизни лишусь или в ад последую.

Шум стал тише. Улыбка на лице царя увяла. Смысл игры стал понятнее. Царю зачем-то надо было сломать Фёдора, насладиться его унижением, дать себе повод презирать подданного. Но в этой игре Фёдор ловко вырывал раз за разом победу из рук царя. Царь обвёл взглядом двор, словно ожидая, что они подадут ему идею, что же делать.

– Вот же незадача, и Алексей, и сын его готовы жизнь за меня отдать. И ведь, заметьте, не за чины, не за награды мои! Если я попрошу их всё пожалованное царём отдать, мигом всё вернут. Вот, что значит верность. Если бы все под пятою моей были бы столь же верными, не земное бы царство я строил, а Иерусалим бы небесной тут бы под солнцем был. Как же проверить мне их? Ведь если соврали они царю, то будут души их прокляты вовеки. Но и то правда, не могут они оба друг друга преданней быть. Поединком спор и решим. Кто более мне верен, тот и победителем будет. Дайте им оружие, да смотрите, чтобы из залы уйти они не смели.