Оглавление
Эрик Хобсбаум. Эпоха крайностей. Короткий двадцатый век (1914–1991)
Предисловие
Двадцатый век: взгляд с высоты птичьего полета. Двенадцать мнений о двадцатом веке
Часть первая. Эпоха катастроф
Глава первая. Эпоха тотальной войны
I
II
III
IV
Глава вторая. Мировая революция
I
II
III
IV
V
VI
VII
Глава третья. Погружение в экономическую пропасть
I
II
III
Глава четвертая. Падение либерализма
I
II
III
IV
V
Глава пятая. Против общего врага
I
II
III
IV
V
VI
VII
VIII
Глава шестая. Искусство 1914–1945 годов
I
II
Глава седьмая. Конец империй
I
II
III
IV
V
Часть вторая. Золотая эпоха
Глава восьмая “Холодная война”
I
II
III
IV
V
Глава девятая. Золотые годы
I
II
III
IV
V
Глава десятая. Социальная революция 1945–1990 годов
I
II
III
IV
Глава одиннадцатая. Культурная революция
I
II
III
IV
Глава двенадцатая. Третий мир
I
II
III
IV
V
VI
Глава тринадцатая “Реальный социализм”
I
II
Часть третья. Обвал
Глава четырнадцатая “Десятилетия кризиса”
I
II
III
IV
V
Глава пятнадцатая. Третий мир и революция
I
II
III
IV
V
Глава шестнадцатая. Крах социализма
I
II
III
IV
V
VI
Глава семнадцатая. Конец авангарда – искусство после 1950 года
I
II
Глава восемнадцатая. Чародеи и их ученики: естественные науки во второй половине двадцатого века
I
II
III
IV
V
Глава девятнадцатая. На пути к третьему тысячелетию
I
II
III
IV
V
VI
VII
Библиография
Дополнительная литература
Список иллюстраций
С 1914 года до распада СССР
Отрывок из книги
Историю двадцатого века нельзя писать так же, как историю какой‐либо другой эпохи, хотя бы только потому, что невозможно говорить о том времени, в котором живешь, как о периоде, знакомом лишь со стороны, из вторых рук, по результатам позднейших исторических исследований. Моя собственная жизнь по времени совпала с большей частью эпохи, о которой говорится в этой книге, и почти всю ее, начиная с подросткового возраста и по сей день, я интересовался жизнью общества, т. е. впитывал в себя все взгляды и предрассудки эпохи как современник, а не как ученый. Это является одной из причин, почему, будучи историком, большую часть своей жизни я избегал работать над периодом времени после 1914 года, хотя в некоторых работах и писал о нем. Моя специализация – девятнадцатый век. Я считаю, что сейчас уже возможно взглянуть на “короткий двадцатый век”, длившийся с 1914 года до конца советской эпохи, в определенной исторической перспективе, однако перехожу к этому вопросу без знания научной литературы, за исключением лишь небольшого числа архивных источников, собранных историками двадцатого века, коих наблюдается огромное количество.
Вне всякого сомнения, один человек не может знать всю историографию двадцатого века, даже историографию на каком‐либо одном из основных языков, в отличие от специалиста по классической античности или истории Византийской империи, который знает не только всю литературу, написанную в эти периоды, но также и более позднюю литературу о них. Мои познания в этой области в сравнении с нормами исторической эрудиции неглубоки и разрозненны. Самое большее, что я был в состоянии сделать, – это бегло просмотреть литературу по наиболее сложным и спорным вопросам, например по истории “холодной войны” или по истории 1930‐х годов, чтобы убедиться, что взгляды, выраженные в этой книге, не противоречат логике исследований. Хотя, вероятно, имеется ряд спорных точек зрения, а также вопросов, в которых я показал свое невежество.
.....
“Великие державы” Европы образца 1914 года исчезли, как исчез СССР, наследник царской России, или были низведены до регионального или провинциального статуса, возможно за исключением Германии. Сама попытка создать единое наднациональное “европейское сообщество” и возродить чувство европейской самобытности, чтобы заменить им старые привязанности к историческим нациям и государствам, продемонстрировала глубину этого упадка.
Имела ли эта перемена важное значение для кого‐либо, кроме историков политики? Вероятно, нет, поскольку она повлекла за собой лишь незначительные изменения в экономической, культурной и интеллектуальной конфигурации мира. Еще в 1914 году США являлись главной промышленной державой и главным инициатором, моделью и движущей силой массового производства и массовой культуры, покоривших мир в течение “короткого двадцатого века”. США, несмотря на свою самобытность, были заокеанским продолжением Европы и ставили себя в один ряд со Старым Светом в рамках западной цивилизации. Независимо от своих планов на будущее США оглядывались назад из 1990‐х годов на “американское столетие” как на эпоху своего расцвета и триумфа. Группа государств, индустриализация которых осуществилась в девятнадцатом веке, оставалась основным средоточием богатства, экономического и научно-технического могущества на земном шаре, а уровень жизни их населения был выше, чем где бы то ни было. В конце двадцатого века это с лихвой возмещало деиндустриализацию и перемещение производства на другие континенты. В этом отношении впечатление полного упадка старого европоцентрического западного мира было лишь кажущимся.
.....
