Читать книгу Дело о секрете падчерицы - Эрл Стенли Гарднер - Страница 1

Приблизительно без четверти одиннадцать Делла Стрит стала нервно поглядывать на свои часы.

Перри Мейсон прекратил диктовку и с улыбкой посмотрел на нее:

– Делла, ты вертишься, как кошка.

– Ничего не могу с собой поделать, – призналась она. – Как только вспомню, что мистер Бэнкрофт просил назначить встречу на самый ранний час – и этот его голос по телефону!

– А ты ответила ему, что он может приехать к одиннадцати часам, если только успеет вовремя, – сказал Мейсон.

Девушка кивнула:

– Он сказал, что для этого ему придется превысить все пределы скорости, но он сделает все, что в человеческих силах.

– В таком случае, – заметил Мейсон, – Харлоу Биссинджер Бэнкрофт будет здесь ровно в одиннадцать. Этот человек ценит свое время. Он планирует свой бизнес по часам, и у него на счету каждая минута.

– Но зачем ему понадобился адвокат, который занимается уголовными делами? – спросила Делла. – Я слышала от судейских секретарей, что у него больше корпораций, чем у собаки блох. В его распоряжении целая армия адвокатов, которым больше нечего делать, как только заниматься его делами. Насколько я знаю, семь человек сидят в одном только отделе по налогам.

Мейсон взглянул на часы:

– Подожди еще одиннадцать минут, и ты все узнаешь. Я думаю, что…

Его прервал телефонный звонок.

Делла Стрит подняла трубку и сказала телефонистке:

– Да, Герти… одну минутку. – Она прикрыла ладонью микрофон и обратилась к Мейсону: – Мистер Бэнкрофт уже в офисе, он говорит, что приехал немного пораньше и подождет до одиннадцати, если вы не можете принять его сейчас, но вопрос времени для него весьма важен.

Мейсон заметил:

– Похоже, дело даже более срочное, чем я думал. Впусти его, Делла.

Делла Стрит живо захлопнула свой блокнот, вскочила с места и бросилась в приемную. Через несколько секунд она вернулась вместе с мужчиной пятидесяти с лишним лет, у которого были коротко подстриженные седые усы, подчеркивавшие твердые линии рта, глаза цвета серой стали и властная манера держаться.

– Мистер Бэнкрофт, – произнес Мейсон, вставая и протягивая руку.

– Мистер Мейсон, – отозвался Бэнкрофт. – Доброе утро – и спасибо, что приняли меня сразу.

Он повернулся и взглянул на Деллу Стрит.

– Делла Стрит – мой доверенный секретарь, – пояснил Мейсон. – Я предпочел бы, чтобы она присутствовала при разговоре и делала заметки.

– Дело очень конфиденциальное, – бросил Бэнкрофт.

– А мисс Стрит – весьма компетентное и надежное хранилище чужих секретов, – ответил Мейсон. – Она знает все обо всех моих делах.

Бэнкрофт сел. В следующий момент решительное и уверенное выражение исчезло с его лица. Казалось, будто он растекся внутри своей одежды.

– Мистер Мейсон, – начал он. – Я на грани катастрофы. Все, что я сделал за всю свою жизнь, все, что удалось мне построить, рушится на моих глазах, словно карточный домик.

– Трудно поверить, что дело обстоит настолько серьезно, – поднял бровь Мейсон.

– Тем не менее это так.

– Расскажите, что вас беспокоит, – предложил Мейсон, – и мы посмотрим, что можно сделать.

Бэнкрофт почти патетически протянул вперед обе руки.

– Вы видите их? – спросил он.

Мейсон кивнул.

– Все, что я создал в своей жизни, я создал вот этими руками, – промолвил Бэнкрофт. – Они были моей единственной опорой. Я работал поденщиком. Я трудился и боролся изо всех сил, чтобы выбиться наверх. Я влезал в долги, пока не становилось ясно, что нет никакой возможности расплатиться с банками и достичь финансовой стабильности. Я не терял головы, когда мне казалось, что моя империя вот-вот обрушится и превратится в прах. Я выходил из самых трудных ситуаций и сражался с врагами, не имея в колоде ни одного туза, но я блефовал и все равно выигрывал. Я пускался в рискованные предприятия и покупал в такие времена, когда другие в панике все распродавали, – и вот теперь мои собственные руки губят меня.

– Каким образом? – спросил Мейсон.

– Из-за отпечатков пальцев, – ответил Бэнкрофт.

– Продолжайте. – Глаза Мейсона сузились.

– Я из тех людей, про которых говорят, что они сами себя сделали, – продолжал Бэнкрофт. – Я сбежал из дома, если это можно было назвать настоящим домом. Позже связался с довольно скверными людьми и узнал множество вещей, о которых мне не следовало бы знать, научился замыкать контакты зажигания, чтобы угнать машину, и зарабатывать себе на жизнь, свинчивая колпаки с колес и воруя запасную резину. В конце концов меня поймали и послали в исправительное заведение, что было самым лучшим из того, что могло со мной случиться.

Когда я попал туда, то был озлоблен на весь свет. Я считал, что меня поймали только потому, что я был неосторожен, и решил, что в следующий раз буду похитрее, чтобы, как только меня отсюда выпустят и я вернусь к своим занятиям, меня не смогли схватить снова. В заведении был тюремный священник, который заинтересовался мной. Не могу сказать, что он обратил меня в веру, потому что на самом деле ничего такого не произошло. Но он научил меня верить в себя и в других людей и открыл мне божественный порядок Вселенной.

Он показал мне, что жизнь слишком сложна, чтобы возникнуть случайно, и что мир, который мы знаем, был создан согласно плану; что птенцы вылупляются из яиц, растят перья и садятся на край гнезда, желая лететь, благодаря инстинкту и что инстинкт есть не что иное, как божественный план и средство, с помощью которого архитектор, создавший этот план, общается с живыми существами.

Он предложил мне обратиться к своим собственным инстинктам – не к эгоистическим желаниям, а к тем чувствам, которые возникают, когда удается отвлечься от всего, что тебя окружает, и слиться с гармонией Вселенной. Он призвал меня отдаться ночному одиночеству в огромном сердце Вселенной.

– И вы это сделали? – спросил Мейсон.

– Я это сделал, потому как он утверждал, что я не решусь на это, и мне хотелось показать ему, что это меня не пугает. Я решил доказать, что он не прав.

– И он не ошибся?

– Что-то вошло в меня – я не знаю, что это было. Какое-то понимание, желание что-то сделать, чего-то добиться. Я начал читать, учиться и думать.

Мейсон посмотрел на него с любопытством:

– С тех пор вы далеко ушли, мистер Бэнкрофт. Ваше прошлое вам не мешало?

– К счастью, – ответил он, – в те времена у меня хватило ума не пользоваться своим настоящим именем. То имя, под которым меня знали в исправительной тюрьме и которое я носил в годы своей преступной жизни, было совсем не тем, которым меня крестили в детстве. Впоследствии это мне помогло.

– А как насчет отпечатков пальцев? – спросил Мейсон.

– В том-то все и дело, – с досадой проворчал Бэнкрофт. – Если кто-нибудь возьмет у меня отпечатки пальцев и отошлет их в ФБР, через несколько минут всем станет известно, что Харлоу Биссинджер Бэнкрофт, великий филантроп и финансист, на самом деле уголовный преступник, который четырнадцать месяцев провел в тюрьме.

– Понятно, – сказал Мейсон. – Очевидно, кто-то раскрыл секрет вашего прошлого.

Бэнкрофт кивнул.

– И он угрожает сделать его достоянием общественности? – спросил Мейсон. – У вас вымогают деньги?

Вместо ответа Бэнкрофт вытащил из кармана листок бумаги и протянул его Мейсону.

Послание было напечатано на пишущей машинке: «Приготовьте полторы тысячи долларов десяти– и двадцатидолларовыми купюрами. Положите их и еще десять долларов серебром в красную банку из-под кофе. Плотно закройте крышку и ждите по телефону инструкций, куда и в какое время принести банку. Вместе с деньгами положите и эту записку, чтобы мы знали, что полиция не пытается выследить нас по печатному шрифту. Если вы последуете этим инструкциям, вам нечего бояться, иначе все узнают, где и почему находятся известные вам отпечатки пальцев».

Мейсон внимательно прочитал бумагу.

– Вам прислали это по почте?

– Не мне, – ответил Бэнкрофт, – а моей падчерице, Розине Эндрюс.

Мейсон вопросительно поднял брови.

– Семь лет назад я женился, – пояснил Бэнкрофт. – Моя жена была вдовой. У нее есть дочь Розина, которой тогда было шестнадцать. Теперь ей двадцать три. Очень красивая, энергичная молодая женщина. Она помолвлена с Джетсоном Блэром из уважаемой семьи Блэр.

Мейсон задумался:

– Почему они обратились к ней, а не к вам?

– Я думаю, – ответил Бэнкрофт, – они хотели дать понять, что она более уязвима, чем я, особенно сейчас, во время своей помолвки.

– День свадьбы уже назначен? – спросил Мейсон.

– Официально это не объявлено, но они собираются пожениться через три месяца.

– Как попало к вам письмо? – спросил Мейсон.

– Я заметил, что моя падчерица чем-то сильно встревожена. Она вошла в комнату с конвертом в руке, и лицо у нее было белым, как эта бумага. После обеда она собиралась идти купаться, но вместо этого позвонила Джетсону Блэру и отменила встречу, сказав, что плохо себя чувствует. Я понял – что-то случилось. Розина извинилась, сказав, что должна уехать в город. Мне стало ясно, что она хочет повидаться со своей матерью, которая две прошедших ночи провела в нашей городской квартире. Она уехала сегодня утром. Так вот, мистер Мейсон, как только она ушла, я отправился к ней в комнату. Я нашел это письмо под промокательной бумагой на ее столе.

– Давайте все проясним, – попросил Мейсон. – Вы говорите, что она поехала в город, и вы решили, что она хочет повидаться с матерью.

– Да, ее мать сейчас в городе, она занимается устройством благотворительного базара. Последние две ночи она провела в нашей городской квартире. Я оставался на озере с Розиной. Сегодня вечером мать Розины должна приехать на озеро. Вот почему я хотел встретиться с вами как можно раньше. Я хочу вернуться на озеро и положить это письмо на место раньше, чем там появится Розина.

– Вы что-нибудь рассказывали жене о своем криминальном прошлом? – спросил Мейсон.

– Боже милосердный, нет, – ответил Бэнкрофт. – Знаю, что я должен был это сделать. Тысячу раз проклинал себя за собственную трусость, но слишком ее любил. И я знал, что, как бы ни любила меня Филлис, она не станет рисковать положением своей дочери, выходя замуж за человека с уголовным прошлым. Теперь, мистер Мейсон, вы знаете мою тайну. Единственный из всех живых людей.

– Не считая того или тех, кто послал это письмо, – заметил Мейсон.

Бэнкрофт кивнул.

– У Розины достаточно денег, чтобы выполнить эти требования? – спросил Мейсон.

– Конечно, – ответил Бэнкрофт. – У нее открыт собственный счет на несколько тысяч долларов, и, кроме того, она всегда может обратиться ко мне и получить столько, сколько захочет.

– Как вы думаете, она собирается отклонить эти требования или согласиться с ними?

– Уверен, что согласится.

– В таком случае, – заметил Мейсон, – это будет только первый взнос. Шантажисты никогда не останавливаются.

– Знаю, знаю, – ответил Бэнкрофт. – Но ведь потом, после этих трех месяцев – я хочу сказать, после того, как состоится свадьба, – это будет уже не так важно.

– Для нее, может быть, и нет, – согласился Мейсон. – Но это будет важно для вас. Как вы думаете, она о вас уже знает?

– Наверняка, – сказал Бэнкрофт. – Они должны были позвонить ей по телефону и сообщить достаточно сведений, чтобы она могла понять, что ей угрожает. Я не сомневаюсь: ее посвятили в суть дела.

– Вы говорите, что живете на озере?

– Да, на озере Мертичито, – ответил Бэнкрофт. – У нас там летний домик.

– Насколько я знаю, – заметил Мейсон, – это очень дорогое место, стоимость участка составляет несколько сотен долларов за фут.

– Верно, – согласился Бэнкрофт, – хотя есть и более дешевые участки, на южной стороне озера. Там находится общественный пляж, и некоторые из его обитателей порой причиняют нам неприятности. На пляже есть лодочная станция, пристань, где можно нанять лодку, и… В общем, обычно люди ведут себя прилично. Тем не менее бывают нежелательные инциденты. Время от времени кто-нибудь заплывает на лодке в озеро и создает неудобства местным жителям. Разумеется, частная собственность распространяется на прибрежную зону, и мы не допускаем на свою землю чужих. Однако озеро идеально подходит для водных лыж, и подчас эти пришельцы представляют для нас проблему.

– Пляж находится в собственности штата? – поинтересовался Мейсон.

– Нет, это частное владение.

– Тогда почему бы другим собственникам не объединиться и не выкупить этот участок?

– Потому что в документе, обеспечивающем право на владение этой землей, есть один необычный пункт, – объяснил Бэнкрофт. – Земля передана в наследство под опекунский совет с условием, что в течение десяти лет она будет открыта для публичного пользования по таксе, установленной советом опекунов. Хозяином этого участка был какой-то патриотичный землевладелец, который считал, что все побережье захватили богачи, а простому люду ничего не осталось.

– И как управляется эта собственность? – спросил Мейсон.

– В высшей степени добросовестно, по крайней мере до сих пор. Владельцы сделали все возможное, чтобы исключить проникновение нежелательных элементов. Однако пляж открыт для публики – со всеми вытекающими последствиями.

Мейсон кивнул на телефон.

– Вы знаете, где находится банк вашей падчерицы, – сказал он. – Она в городе. Сейчас одиннадцать часов утра. Позвоните в банк и попросите к телефону человека, отвечающего за ее счет. Скажите, что вы не хотите, чтобы об этом звонке кто-нибудь узнал, назовите свое имя и попросите сообщить, не сняла ли ваша падчерица со своего счета полторы тысячи долларов в десяти– и двадцатидолларовых купюрах.

Бэнкрофт на мгновение заколебался, потом взял телефон, протянутый ему Деллой Стрит, позвонил менеджеру банка, назвал свое имя и сказал:

– Мне нужна строго конфиденциальная информация. Я хочу, чтобы о моем звонке никто не знал и чтобы в связи с этим ничего не предпринималось. Меня интересует, не снимала ли моя падчерица этим утром деньги со своего счета… Да, я подожду на линии.

Бэнкрофт держал трубку еще пару минут, потом сказал:

– Слушаю… да… понимаю… Большое вам спасибо… Нет, не надо ничего говорить… Никто не должен знать, что я звонил, и забудьте об этом деле.

Бэнкрофт повесил трубку, повернулся к Мейсону и кивнул.

– Она получила по чеку полторы тысячи долларов наличными, – сказал он, – оговорив при этом, чтобы деньги были выданы банкнотами в десять и двадцать долларов. Кроме того, попросила дать ей десять серебряных долларов.

Мейсон минуту раздумывал, потом сказал:

– Позвольте дать вам один совет. Хотя, возможно, вы не захотите ему последовать.

– Какой совет?

– Тот тюремный священник, который вам помог, – он еще жив?

– Да. Теперь у него довольно большая церковь.

– Сделайте значительное пожертвование в пользу этой церкви, – сказал Мейсон. – После этого публично объявите о своем долге перед этим священником, объясните, что вы человек, выбившийся из низов, и что в ранней юности вы совершили некоторые ошибки. Иными словами, сбейте шантажистов с ног, воспряньте духом и гордитесь тем, чего вы достигли.

Бэнкрофт побледнел и покачал головой:

– Я не могу этого сделать, мистер Мейсон. Это убьет мою жену. В такой ситуации это ее просто убьет. А Розина окажется в совершенно невозможном положении.

– В таком случае, – сказал Мейсон, – будьте готовы платить, платить и платить.

Бэнкрофт кивнул:

– Я так и думал.

– Если только вы не захотите, – добавил Мейсон, – дать мне полную свободу действий.

– Разумеется, я этого хочу, – сказал Бэнкрофт. – Потому я и здесь.

– Иногда шантажисты бывают уязвимы, – объяснил Мейсон. – Их можно посадить в тюрьму по какому-нибудь другому обвинению, и, конечно, если вы обратитесь в полицию, то можете рассчитывать на самое активное сотрудничество…

– Нет, нет, нет, – сказал Бэнкрофт. – Мы не можем обращаться в полицию. Они не должны узнать… По крайней мере, не сейчас – все это кончится чудовищным скандалом.

– Ладно, – согласился Мейсон, – я собираюсь сэкономить вам немного денег. Это будет смело, изобретательно и, полагаю, достаточно умно – одурачить ваших шантажистов.

– Что вы имеете в виду? Вы что-нибудь придумали? – спросил Бэнкрофт.

Мейсон ответил:

– Давайте внимательней посмотрим на это письмо. Деньги должны быть положены в большую банку из-под кофе с плотно закрытой крышкой. Туда же следует положить десять долларов серебром. Что все это значит?

– Этого я как раз не понимаю, – развел руками Бэнкрофт.

– Для меня это значит только одно, – продолжал Мейсон. – Шантажисты не хотят показываться на глаза. Они не желают себя обнаружить. Поэтому банку необходимо опустить в воду и позволить ей плыть, пока шантажисты не выловят ее. Десять долларов серебром создадут балласт, благодаря которому банка будет держаться вертикально.

– Да, это логично, – согласился Бэнкрофт, подумав некоторое время.

– Вы живете на озере. Ваша падчерица, наверное, много занимается плаванием и водными лыжами?

Бэнкрофт кивнул.

– Хорошо, – подытожил Мейсон, – значит, надо попытать удачи. Я собираюсь нанять детектива, который будет следить за вашей падчерицей с помощью бинокля. Когда банка окажется в воде, подготовленный мной человек, который будет делать вид, что просто плавает по озеру или рыбачит, вытащит банку, откроет ее и передаст все дело в руки полиции.

– Что! – воскликнул Бэнкрофт, подскочив на месте. – Но это как раз то, чего я хочу избежать. Это…

– Минуточку, – остановил его Мейсон. – Посмотрите, что у нас получится. В письме нет никаких указаний на то, кому оно было отправлено. Если человек, который выловит банку, сделает вид, что он всего лишь рыбак, случайно нашедший деньги и записку и передавший их в полицию, полиция обнародует все это дело, шантажисты запаникуют и начнут искать другие пути, чтобы начать все дело заново. Им придется обороняться, и при этом они не смогут предъявить никаких претензий своей жертве. Они подумают, что им просто не повезло. Деньги окажутся в руках полиции. Шантажисты будут думать о собственной безопасности.

– Они нанесут ответный удар, – сказал Бэнкрофт. – Они опубликуют информацию обо мне…

– И убьют курицу, несущую им золотые яйца? – перебил его Мейсон. – Ни в коем случае.

Бэнкрофт еще раз все обдумал.

– Это рискованно, – сказал он.

– Невозможно жить без риска, – ответил Мейсон. – Если вам нужен адвокат, который никогда не рискует, поищите кого-нибудь другого. Но это оправданный риск. Это хорошая ставка.

Бэнкрофт вздохнул:

– Хорошо. Я передаю все в ваши руки.

– Тогда, – продолжал Мейсон, – я собираюсь сделать еще одну вещь, с вашего позволения конечно.

– Какую?

– Судя по этой записке, шантажист действует не один. Я собираюсь разрушить их планы.

– Каким образом? – спросил Бэнкрофт.

– У меня в голове вертится один план. Мне еще надо как следует обмозговать его, – ответил Мейсон. – Когда приходится иметь дело с шантажистом, инициатива почти всегда в его руках. Это он звонит вам по телефону. Он говорит вам, что вы должны делать, сколько он хочет получить, куда нужно принести деньги, когда это следует сделать, какими купюрами платить. Вы тянете время и сопротивляетесь, но в конце концов проигрываете.

Бэнкрофт кивнул.

– Есть четыре способа бороться с шантажом, – сказал Мейсон и стал загибать пальцы. – Во-первых, вы можете просто заплатить деньги, надеясь, что после этого вымогатель от вас отстанет. Но это то же самое, что гнаться за миражом в пустыне. Шантажисты никогда не останавливаются. Во-вторых, вы можете пойти в полицию. Чистосердечно рассказываете всю историю, устраиваете ловушку для вымогателя и сажаете его в тюрьму, а полиция гарантирует вам анонимность.

Бэнкрофт решительно покачал головой.

– В-третьих, – продолжал Мейсон, – можно заставить самого шантажиста обороняться, чтобы у него не было возможности донимать вас звонками и указывать, что и когда вы должны делать. Суть в том, что вы не даете ему расслабиться. Если я берусь за это дело и мне заказан путь в полицию, то это будет наилучший выход.

– Но это опасно? – спросил Бэнкрофт.

– Разумеется, опасно, – подтвердил Мейсон. – Однако в таких делах нельзя и шагу ступить без риска.

– А четвертый способ? – спросил Бэнкрофт.

– Четвертый способ, – ответил Мейсон, сухо улыбнувшись, – заключается в том, чтобы убить шантажиста. Некоторые так поступают, и даже с положительным результатом, но я вам этого не рекомендую.

Бэнкрофт минуту подумал и сказал:

– Вам лучше знать. Попробуйте третий путь. Но сначала мы заплатим. Это позволит нам выиграть время.

– Это все, что вам удастся выиграть, если вы заплатите, – сказал Мейсон. – Время.

– Сколько вам нужно денег? – спросил Бэнкрофт.

– Для начала, – ответил Мейсон, – мне нужно десять тысяч долларов. Я собираюсь нанять Пола Дрейка провести расследование, выяснить, кто эти вымогатели, а затем загрузить их таким количеством проблем, что у них не хватит времени заниматься вами и вашей падчерицей.

– Звучит прекрасно, – буркнул Бэнкрофт, – если только вы сумеете это сделать.

– Понимаю, – согласился Мейсон, – что «если» довольно весомое. Но это единственный способ, которым мне остается действовать, если вы не хотите, чтобы я пошел в полицию и рассказал им всю историю.

Бэнкрофт с силой потряс головой:

– Я слишком известен. Об этом узнают.

– И пусть узнают, – махнул рукой Мейсон. – Объявите об этом на всех перекрестках. Покажите, что вам нечего скрывать. Что вы стали другим человеком и можете этим гордиться.

– Нет, только не сейчас, – сказал Бэнкрофт. – Последствия для моей падчерицы будут катастрофическими. А жена не простит мне этого до конца жизни.

Бэнкрофт вытащил чековую книжку и выписал чек на десять тысяч долларов.

– Будем считать это предварительным гонораром, – бросил он.

– И покрытием начальных расходов, – добавил Мейсон.

Он открыл ящик стола, вынул маленькую фотокамеру, навинтил на объектив дополнительную линзу, положил на стол письмо, закрепил камеру на треноге, сделал три снимка, заметив при этом: «Думаю, этого хватит», снова сложил письмо и вернул его Бэнкрофту.

Бэнкрофт сказал:

– Вы не представляете, какой груз вы сняли с моих плеч, Мейсон.

– Пока еще не снял, – ответил Мейсон. – И до тех пор, пока я этого не сделал, возможно, вы еще не раз будете меня проклинать.

– Ни в коем случае, – возразил Бэнкрофт. – Я слишком много знаю о вас и о вашей репутации. Ваши методы смелы и необычны, но они работают.

– Я сделаю все, что смогу, – сказал Мейсон, – но это единственное, что я могу вам обещать. А теперь вы должны положить это письмо обратно, чтобы ваша падчерица нашла его, когда вернется домой с деньгами.

– Вы правы, – ответил Бэнкрофт.

– И что дальше?

– А дальше я целиком и полностью передаю это дело в ваши руки.

– Прекрасно, – сказал Мейсон. – Попробуем перейти в атаку и посмотрим, удастся ли нам поменяться ролями с шантажистами.