Читать книгу Меланиновый синдром - Эрвина Ловелл - Страница 1

Ангелина резко распахнула глаза и тяжело, натужно задышала, лежа прямо на дороге, лицом вниз. В голове было пусто, поэтому она даже не сразу осознала, где, в каком положении находится. Да и что, собственно говоря, вообще происходит, поняла не сразу.

«Я же вроде только два стаканчика пива выпила… И еще чуть-чуть вина, кажется… Да, точно. Может, из-за того, что намешала, так окосела? Или из-за того, что алкоголь попробовала впервые, если не считать по бокалу шампанского каждый Новый год с родителями?.. Бли-и-ин, родители! Теперь перед ними точно спалюсь, до самых экзаменов придется дома сидеть», – это первое, что стало ее более-менее адекватной, внятной мыслью.

Когда Ангелина повернула голову набок, чувствуя, как давно пошедший трещинами асфальт царапает щеку, то моментально сощурилась и инстинктивно сжалась – белый, нестерпимо яркий, холодный свет ударил ей прямо в лицо, больно резанув по радужке. Ангелина не поняла, отдаляется, приближается или же стоит на месте этот неизвестный источник света, в котором начали угадываться серебристо-голубые проблески, но в итоге решила, что на нее кто-то направил чрезвычайно мощный фонарик. Слишком мощный…

Проморгавшись, Ангелина попыталась сфокусировать зрение хоть на чем-нибудь, но почти сразу пришлось снова зажмуриться. Наверное, это из-за играющего в крови алкоголя органы чувств так обостренно реагируют на любые внешние раздражители, потому-то и создается мнимое ощущение, что на нее светит не какой-то там луч ручного фонаря, а что она смотрит на полуденное солнце без темных очков. Причем, в упор. И через телескоп.

Кто это делает? Что ему надо? Так ведь и ослепнуть недолго.

А вдруг это кто-нибудь из соседей? Вот позор тогда будет! Точно родителям расскажут! А через пару дней вообще все Правообское будет знать о том, что она напилась и уснула на дороге – в этом Ангелина была на все сто процентов уверена. Хоть и их горе-деревушка официально считается поселком городского типа и, по идее, должна своими размерами стремиться к пусть маленькому, но городу (вон, даже дороги в прошлом году заасфальтировали! И хотя некоторые участки дорожного полотна уже отсутствовали целыми кусками, растаяв по весне вместе со снегом, цивилизация медленно, но верно приближалась и к этому месту тоже), на деле, к сожалению, – к очень большому сожалению! – все обстоит совсем иначе. Здесь все друг друга знают, и сплетни разносятся со скоростью, которой бы даже Eminem позавидовал. Как говорят: «На одном конце поселка пернул, на другом – уже обосрался». Звучит несколько грубо, но донельзя верно характеризует местное «сарафанное радио».

Ангелине даже стало самой смешно от того, что, находясь в таком положении и совершенно не помня, как вообще умудрилась уснуть чуть ли не посреди дороги, она в первую очередь думает о том, что о ней скажу люди, а не о том, как благополучно доползти до дома, до которого оставалось буквально метров сто. Однако этот приступ нервного веселья очень быстро сошел на нет, уступив место постепенно возвращающемуся рассудку и нарастающей паники. Действительно. Нужно попытаться встать и дойти до дома.

До дома… По воспоминаниям ее проводили прямо до дома, до калитки. Точнее, довезли. Да, точно. Одноклассник довез ее до самой калитки, поэтому оставалось загадкой, как она в итоге умудрилась оказаться здесь, на обочине. Тут два варианта: либо память подводит, либо под влиянием высокого градуса в голову взбрело пойти прогуляться и… Прилечь отдохнуть прямо там, где стоит. И оба этих варианта для Ангелины казались невозможными и бредовыми.

А еще бредовее – тот факт, что она способна вообще напиться до такой степени, при которой мозг выключается и все тормоза срывает напрочь. Ну не помнит Ангелина ничего такого за собой, в тот вечер в том числе, и все тут! Не помнит, чтобы вела себя даже хоть сколько-нибудь неадекватно, все шло нормально, а потом… Потом… Неясно, что было потом, но все это точно на нее не похоже.

Интересно, который час? Сколько она пролежала здесь? И успели ли ее хватиться родители? Оставалось надеяться, что прошло немного времени. Ангелина прикинула: в мае светает рано, но пока что на горизонте рассветом и не пахнет, поэтому можно судить, что сейчас глубокая ночь, часа два где-то. Это нельзя назвать критичным опоздание – в конце концов, ей случалось и раньше так задерживаться, например, на праздничные дискотеки, – если бы не состояние, в котором придется ввалиться в квартиру. Конечно же, родители давно спят, и есть небольшой шанс тихонько пробраться в свою комнату и лечь спать. Возможно, ее появление никого не разбудит, в чем Ангелина очень сомневалась. Градус сделал свое дело, напрочь лишив неподготовленный организм чувства координации, времени и пространства.

Как чувствовала – нужно было дома оставаться и потратить вечер субботы на просмотр сериала, который давно собиралась посмотреть, или поготовиться к ЕГЭ, в конце концов. Экзамены-то совсем не за горами. Не хотела ведь идти!

Несмотря на почти невыносимую слабость, Ангелина собрала всю свою волю в кулак и, уперевшись ладонями в асфальт под собой, с усилием приподняла верхнюю часть туловища над дорогой; затем, пока не грохнулась обратно, быстро встала на четвереньки. Все тело ужасно ломило и лихорадило, как при гриппе. Нужно было хорошенько отдышаться, прежде чем совершить новый подвиг, а именно – принять вертикальное положение.

За этим занятием как-то упустился из внимания тот момент, когда неизвестный источник света погас. Теперь улицу освещали только редкие фонари. Ангелина подсознательно порадовалась этому факт, однако радоваться было больше нечему – стоило ей встать на ноги, как ее начало штормить из стороны в сторону. А спазмы в пищеводе стали настолько мучительными, что еще чуть-чуть, и желудок просто вывернет наизнанку. Что, может быть, к лучшему. Быстрее протрезветь удастся.

– Больше ник-когд… Ик! Н-никогда пить н-не б-буд-ду! Ик! – зареклась Ангелина. Ей казалось, что ее череп был разбит, как пасхальное яйцо, ибо у нее никогда в жизни голова не раскалывалась так сильно, как сейчас. Даже думать было больно.

Впрочем, мыслительная деятельность и без того давалась не слишком. Пожалуй, это одно из худших положений, в котором только может очутиться несовершеннолетняя девушка, еще школьница. По крайней мере, Ангелина не могла припомнить, что когда-нибудь просыпалась валяющейся на дороге. А сегодня… Полный провал. Как в памяти, так и во всем остальном.

Неужто немного алкоголя способно сделать с организмом такое?

Худо-бедно восстановив положение в пространстве, Ангелина мысленно посетовала на то, что, кроме забора, до которого еще надо умудриться совершить несколько героических шагов, ухватиться было больше не за что, и поплелась в сторону дома. Хоть и перед глазами все расплывалось, несложно было разглядеть, что свет в доме не горит, все квадраты окон абсолютно черны. Значит, родители спят. Это хорошая новость.

И все-таки, который час?

Ангелина вдруг спохватилась, но, видимо, поздно. Она хлопнула себя ладонью по лбу и принялась второпях шарить по карманам – да так лихорадочно, что чуть снова не сверзилась на дорогу. Класс. Телефон посеяла, рюкзак, походу, тоже. Припрется домой просто никакая, без личных вещей, да еще и наверняка табаком за километр несет!

«Зачем, зачем я согласилась покурить? Я ведь не курю! Зачем?!»

Не считая того, что ее вырвало прямо на крыльцо, до дома Ангелина добралась относительно благополучно. После того, как желудок освободился от какой-то отвратительной жижи (которая, к слову, не очень напоминала коктейль из пива и вина, от нее даже привкуса и запаха алкоголя не чувствовалось), стало и вправду легче. Удалось даже не споткнуться на ступеньках. Но как только Ангелина подергала за ручку двери, то занедоумевала, и это заставило ее окончательно прийти в себя (или же ей просто так показалось). Родители ведь знали, что она вернется домой не раньше половины первого ночи, поэтому не должны были закрываться изнутри. Они никогда не закрываются, когда она гуляет с одноклассниками и задерживается допоздна. Опасаться некого, соседи все нормальные. А Ангелина девочка взрослая, в выпускном классе учится как-никак, поэтому, приходя домой (не позже часа!), всегда запирает за собой дверь.

Может, на автомате закрылись?

«Черт, и позвонить не получится! Вот за телефон меня точно убьют! Надеюсь, найдется. Скорее всего, он в рюкзаке, который я, походу, тоже где-то посеяла. Может, я его на "Белке" оставила? Хоть бы это было так. Тогда завтра, то есть уже сегодня, зайду за Светой и Машей и сходим, поищем. Если меня, конечно, под домашний арест не посадят», – еще около минуты Ангелина стояла перед запертой железной дверью и переминалась с ноги на ногу. – «И че мне теперь, в окно стучаться, что ли?»

Но рассуждать долго не пришлось. Ангелина вздрогнула, услышав, как с характерным скрипом открывается входная дверь – не уличная, а домашняя; на веранде включился свет, и раздались приглушенные голоса. Что она скажет родителям? Что скажут они, увидев ее всю в грязи и шатающуюся даже на месте?

Когда открылась и уличная дверь, Ангелина выпрямилась и зажмурилась, будто в ожидании удара. Но надолго ее не хватило. С протяжным «ой!» она шваркнулась прямо за порог, после чего, со стоном хватаясь за ушибленную голову, услышала:

– О, боже! – голос был женским, но явно не принадлежал ее маме. – Юра, помоги ей!

– Во бля! Щас я… – прокомментировал мужской голос.

«Юра?! Что еще за Юра? Нет, я, конечно, в хламину, но не могла ошибиться домом, это нереально! Да и не помню я среди соседей никакого Юру», – Ангелина не сопротивлялась, когда ей помогали встать. Не смогла бы даже при всем желании. Она еле переставляла ноги, когда ее с обеих сторон подхватили под руки и потащили в дом.

Усадили на диван. Аккуратно поддели подбородок пальцами, вынуждая приподнять голову и посмотреть на того, кто находится перед ней. Но у Ангелины никак не получалось сфокусировать взгляд на чем-то конкретном. Всякий раз, когда она пыталась всмотреться в лицо напротив, окружающий мир то превращался в калейдоскоп, то темнел, то просто расплывался, будто бы на свеженаписанную картину вылили стакан воды. Голоса становились до боли отчетливыми, а уже через мгновенье доносились откуда-то издалека, словно те, кому они принадлежат, говорят из соседней комнаты или сквозь толщу воды.

Ангелина резко уронила голову на грудь и сползла с дивана, медленно оседая на пол и утыкаясь лицом в подтянутые к животу колени. Как же невыносимо тянет на рвоту…

– Т-тошн-нит… – только и смогла выдавить она, едва шевеля пересохшими, потрескавшимися губами.

– Юра, принеси воды! Быстрее! – буквально парой секунд позже женщина начала тыкать в лицо Ангелины стакан с холодной водой, но та постоянно отворачивалась от его и, невзирая на слабость, пыталась отпихнуть чужие руки от себя. Горло мучительно сушило, пить хотелось до невозможности, но Ангелина чувствовала, что если сделает хоть глоток, то ее точно вывернет наизнанку. Пускай и желудок теперь уж точно был абсолютно пустой. – На, попей водички, – все продолжала настаивать женщина, и Ангелина, в конце концов, сдалась. Она отпила совсем немного и сразу отпрянула, задыхаясь в приступе болезненного кашля. Конечности не слушались из-за усиливающегося тремора; все тело начало трясти, как в припадке.

Ангелине тут же помогли улечься обратно на диван, рядом с которым поставили тазик.

– Юра, вызывай скорую!

– Н-не н-над-до ск-к… Кха-кха-кха! Ск-кор-рую. Гд-де м-мама? Поз-зовит-те м-мам-му… Кха-кха-кха! – с каждой минутой ей становилось только хуже, в речи едва угадывались отдельные слова. Даже когда она лежала пластом на дороге, лицом в асфальт, она не чувствовала себя настолько ужасно. А сейчас в нее будто за раз влили столько алкоголя, сколько они выпили с одноклассниками за вечер все вместе взятые.

– Девушка, вы можете сказать, как вас зовут? – взволнованный, на грани паники голос женщины заставлял Ангелину удерживать ту последнюю нить, соединяющую ее с реальностью. Она все время вскидывала голову на звуки голоса, чтобы моментом позже снова уронить ее на грудь; Ангелина уже опять была близка к тому, чтобы потерять сознание и, возможно, заполучить новый провал в памяти. На заднем плане слышалось, как мужчина не менее взволнованно тараторит в трубку, видимо, объясняя местному фельдшеру, что произошло. Размазанный силуэт Юры – или как его там? – мерил шагами комнату, расхаживая из стороны в сторону; вскоре отложив мобильник на стол, мужчина схватился за голову, начал что-то бормотать своей супруге (ну если они друг другу не муж и жена, то кто?) и периодически выругиваться. – Девушка? – закрывающую глаза Ангелину слабо похлопали по щекам, осторожно потрясли за плечи. – Кто ваши родители? Мы купили этот дом и переехали сюда почти три года назад, но не знаем вас. Вы не здешняя? Вы можете сказать, как зовут ваших родителей? Девушка? Девушка? Вы меня слышите?

«Мы купили этот дом и переехали сюда почти три года назад, но не знаем вас», – эти слова засели в голове и начали прокручиваться, как заезженная надоедливая песня, хоть и Ангелина уже была не в состоянии вникнуть в их смысл. Она решила больше не бороться, так как каждая минута, проведенная в сознании, стоила ей все больших мучений.

– Юра… Юра! У нее кровь из носа пошла! – едва не рыдая, восклицала женщина. У Ангелины на тот момент перед глазами уже была чернота, но она все еще могла различать голоса, которые ей были совершено незнакомы и больше почти не воспринимались как нечто осмысленное. – Где скорая? Ты позвонил? Что они сказали? Когда приедут?

– Да откуда я знаю! Должны быстро приехать, – мужчина, такой же испуганный, как и его супруга, вновь схватился за голову и выматерился.

– Ей все хуже!

– Ну а я что могу сделать?! Сейчас приедут… Катя, ты-то чего ревешь?

«Мы купили этот дом и переехали сюда почти три года назад, но не знаем вас», – смысл этих слов, маячащих на задворках гаснущего сознания, улавливался слабо. Однако, даже будучи в предобморочном состоянии, Ангелина понимала, что происходящее все больше начинает напоминать какую-то феерию абсурда.

Что-то не так.

Но что именно? Здравый смысл подсовывал кое-какую догадку, но она была настолько бредовой, что мозг даже не брал ее в расчет.

«Это мой дом. Я у себя дома – это сто процентов. Так какого фига происходит? Кто эти люди? Какого фига они здесь делают?» – это было последнее, что помнила Ангелина, перед тем, как окончательно провалиться в забытье.

Но на этот раз она провалилась не в темноту. Под сомкнутыми веками, под дрожащими ресницами радужку сдавливал этот белый, с прорезями серебристо-голубого, нестерпимо яркий свет – сначала статичный, а потом приходящий в движение, что давало понять: этот свет существует не сам по себе, у него есть некий источник или источники. Кроме того, он кажется знакомым.

До боли знакомым.